Любовь по мнению фромма: Эрих Фромм: «Любовь требует смирения, объективности и разума»

III. Философия любви Эриха Фромма:

основные положения,

изложенные в работе «Искусство любви».

По мнению самого автора, работа «Искусство любви», опубликованная в 1956 году, ставит своей целью показать, «что любовь — не сентиментальное чувство, испытать которое может всякий человек независимо от уровня достигнутой им зрелости. Она хочет убедить читателя, что все его попытки любить обречены на неудачу, если он не стремиться более активно развивать свою личность в целом, чтобы достичь прогрессивной ориентации; удовлетворение в индивидуальной любви не может быть достигнуто без способности любить своего ближнего, без истинной человечности, отваги, веры и дисциплины». Эрих Фромм. Искусство любви: Исследование природы любви. В серии: Новое в жизни науке, технике. Философия и жизнь. Вып. 1. М., 1990, стр. 12

Как пишет Фромм, первый и очень серьёзный шаг, который необходимо сделать, должен привести человека к осознанию любви как искусства, причём такого искусства, которое можно сравнить с искусством жить.

Если человек стремится к тому, чтобы научиться любить, то он должен поступать точно также, как он бы поступал, если бы хотел научиться любому другому искусству.

Проблема любви для подавляющего большинства людей заключается в том, чтобы быть любимым, а не в том, чтобы самому любить, научиться любить. Таким образом, для большинства сущность проблему в том, чтобы их любили, чтобы они могли вызывать чувство любви к себе.

Но несмотря на такое понимание проблемы любви, вопреки жажде любви, глубоко укоренившейся в человеке, почти всё остальное в нашей жизни принято считать едва ли не более важным, чем любовь. Мы стремимся к успеху, престижу, деньгам и власти. И именно чтобы научиться достижению этих целей, мы затрачиваем почти всю свою энергию, и почти никакой энергии не употребляется на обучение искусству любви.

Тот факт, что человек вышел из животного царства, является, по Фромму, существенным для всего существования человека. Выйдя из царства животных, человек тем самым вышел из «сферы инстинктивной адаптации» Эрих Фромм.

Искусство любви: Исследование природы любви. В серии: Новое в жизни науке, технике. Философия и жизнь. Вып. 1. М., 1990, стр. 17, он переступил границы природы. Обратной дороги у человека нет. Когда-то оторвавшись от природы, человек больше уже никогда не сможет к ней вернуться.

Поскольку человек одарён разумом, т.е. является сознающей себя жизнью, он способен осознать самого себя, своих ближних, своё прошлое и возможности своего будущего. Человек осознаёт краткость своего существования, осознаёт себя, как отдельное существо, причём существо, которое было рождено не по своей воле и умрёт вопреки своей воле. Осознание того, что он может умереть раньше тех, кого он любит, или они раньше него, не только усиливает осознание собственной беспомощности перед силами природы, собственного одиночества и отделённости, оно превращает его отчуждённое, разобщённое с другими существование невыносимой тюрьмой. Если бы человек не мог освободиться из этой тюрьмы, то он непременно сошёл бы с ума, и единственная возможность покинуть тюрьму человек видит в той или иной форме объединения с другими людьми и тем самым с окружающим миром.

Переживание человеком отделённости от других и от мира является причиной возникновения тревоги, стыда и чувства вины. По мнению Фромма, именно это переживание вины и стыда при осознании своей отделённости находит отражение в библейском рассказе об Адаме и Еве. С того момента, когда мужчина и женщина начали осознавать самих себя и друг друга, они пришли и к осознанию своей отделённости в своём различии из-за принадлежности к разным полам.

«Осознание человеческой отделённости без воссоединения в любви — это источник стыда и в то же время это источник вины и тревоги». Там же, стр. 18 «Таким образом, глубочайшую потребность человека составляет потребность преодолеть свою отделённость, покинуть тюрьму своего одиночества». Там же, стр. 19 Вопрос преодоления отделённости и достижения единства, поиск выхода за пределы своей собственной индивидуальной жизни и обретение единения с окружающим миром — именно это волновало человека на протяжении всей истории человеческого общества, во все времена и во всех культурах.

В разные времена разные народы избирали один из возможных путей достижения этой цели, который составляют все виды оргиастических состояний. Дело в том, что в трансовом состоянии экзальтации внешний мир перестаёт существовать, а, следовательно, исчезает и чувство отделённости от этого мира. В неоргиастической культуре индивид выбирает в качестве форм достижения своей цели алкоголизм и наркомания.

Фромм указывает, что все формы оргиастических состояний характеризуются тремя чертами:

Все эти формы очень сильны и даже бурны.

Они захватывают всего человека целиком.

Они, как правило, преходящи и периодичны.

Автор описывает также и прямо противоположный оргиастическим состояниям путь достижения всё той же цели, а именно, единство, которое основывается на приспособлении к определённой группе, её обычаям, верованиям и практике. Этот путь наиболее часто избирался людьми в качестве решения в прошлом, очень часто его можно обнаружить и в настоящее время. Подобное достижение единства осуществляется, как правило, за счёт утраты самого себя, своей индивидуальности. Цель человека на данном пути — слиться со стадом. Достигнутое путём приспособления не бывает ни сильным, ни бурным. «Оно осуществляется тихо, диктуется шаблонами и именно по этой причине часто оказывается недостаточным для усмирения тревоги одиночества». Эрих Фромм. Искусство любви: Исследование природы любви. В серии: Новое в жизни науке, технике. Философия и жизнь. Вып. 1. М., 1990, стр. 23 Среди достоинств стадного конформизма Фромм отмечает его стабильный характер.

Третий путь достижения единства автор видит в творческой деятельности. Независимо от вида творческой работы творческий человек делает попытку объединить себя со своим материалом, который в данном случае презентирует внешний мир. «… Во всех видах творческой деятельности творец и его предмет становятся чем-то единым, в процессе творения человек объединяет себя с миром». Там же, стр. 24 Однако Фромм оговаривает, что данное утверждение справедливо только для созидательного труда, в то время как в современном рабочем процессе от этого объединяющего свойства труда осталось чрезвычайно мало.

Только в том случае, когда человек сам планирует, производит и видит результат своего творчества, он приходит к единству с миром.

Однако, всё это лишь частичные ответы на проблему существования. Полный ответ Фромм видит только в межличностном слиянии, в единении с другим человеком, в любви.

По Фромму, наиболее мощным стремлением человека является желание межличностного слияния. Именно это желание является той силой, «которая заставляет держаться вместе членов человеческого рода, клана, семьи, общества». Эрих Фромм. Искусство любви: Исследование природы любви. В серии: Новое в жизни науке, технике. Философия и жизнь. Вып. 1. М., 1990, стр. 24

Рассматривая любовь как зрелый ответ на проблему существования, Фромм пишет и незрелые формы любви, которые он объединяет под названием симбиотических союзов.

Автор выделяет две формы симбиотических единств:

пассивная форма,

активная форма.

Пассивной формой симбиотического единства является подчинение, пользуясь клиническим термином — мазохизм. Невыносимое чувство изоляции мазохист пытается преодолеть, превращая себя в неотъемлемую часть другого человека, который полностью руководит им и защищает его.

В качестве активной формы симбиотического единства Фромм рассматривает господство или садизм. Тот факт, что садист делает другого человека неотъемлемой частью самого себя, может быть также объяснён его стремлением избежать одиночества и чувства замкнутости в себе. Вбирая в себя того человека, который ему подчиняется, садист как бы набирается силы. Однако, садист также зависим от подчинённого ему человека, как тот зависим от него, то есть ни один, ни другой не могли бы существовать друг без друга.

«В противоположность симбиотическим единствам зрелая любовь — это единение при условии сохранения собственной целостности, собственной индивидуальности. Любовь — это активная сила в человеке, сила, которая рушит стены, отделяющие человека от его близких; которая объединяет его с другими; любовь помогает ему преодолеть чувство изоляции и одиночества; при этом позволяет ему оставаться самим собой, сохранять свою целостность.

В любви имеет место парадокс: два существа становятся одним и остаются при этом двумя». Там же, стр. 26

На протяжении всего анализа феномена любви Эрих Фромм подчёркивает её активный характер. Активный характер любви в наиболее общем виде можно проиллюстрировать, используя утверждение о том, что любить, значит, прежде всего, давать, а не брать. Автор указывает на очень широкое распространение неверного мнения о том, что давать — это означает отказ от чего-то. Давать, согласно этому мнению, — стать лишённым чего-то, жертвовать. Но совершенно другой характер, другое значение имеет давание для продуктивного характера. «Давание — это высшее проявление силы. В каждом акте давания я осуществляю свою силу, своё богатство, свою власть». Эрих Фромм. Искусство любви: Исследование природы любви. В серии: Новое в жизни науке, технике. Философия и жизнь. Вып. 1. М., 1990, стр. 27

Пытаясь найти ответ на вопрос, что же один человек может дать другому, Эрих Фромм, пишет, что вопрос этот касается самой важной сферы давания, а именно, специфически человеческой сферы. Один человек даёт другому самого себя, то есть самое драгоценное из того, что имеет, он даёт свою жизнь. Однако это не обязательно должно означать, что он жертвует свою жизнь другому человеку. «Он даёт ему то, что есть в нём живого, он даёт свою радость, свой интерес, своё понимание, своё знание, свой юмор, свою печаль — все переживания и все проявления того, что есть в нём живого». Там же, стр. 28 Автор отмечает и то, что один акт давания порождает другой, так как давание вызывает в другом человека также стремление стать дающим.

Но помимо элемента давания есть ещё целый набор элементов, в каждом из которых становится очевидным действенный характер любви и которые являются общими для всех форм зрелой любви. Среди таких элементов Фромм особое внимание уделяет таким как забота, ответственность, уважение и знание.

Любовь предполагает активную заинтересованность в жизни и развитии того, кого мы любим. Забота и заинтересованность приводят нас к другому аспекту любви: к ответственности. В настоящее время под ответственностью понимается, как правило, нечто налагаемое извне, какая-то навязанная обязанность. Однако ответственность в её истинном смысле это от начала и до конца добровольный акт. Фромм указывает на опасность вырождения ответственности в желание превосходства и господства при отсутствии такого компонента зрелой любви как уважение. Под уважением ни к коем случае не следует понимать страх или благоговение. Уважение представляет собой нечто совершенно другое, а именно, «способность видеть человека таким, каков он есть, осознавать его уникальную индивидуальность. Уважение означает желание, чтобы другой рас и развивался таким, каков он есть». Там же, стр. 30

Эрих Фромм указывает на очень тесную взаимосвязь между всеми компонентами любви. С одной стороны, невозможно уважать человека, не зная его; и забота, и ответственность были бы слепы, если бы их не направляло знание. С другой стороны, если бы в качестве мотива знания не выступала заинтересованность, оно было бы пустым

Однако автор отмечает, что знание имеет ещё одно, более основательное, отношение к феномену любви. «Фундаментальная потребность в соединении с другим человеком таким образом, чтобы мочь освободиться из темницы собственной изоляции, тесно связана с другим специфическим человеческим желанием, желанием познать «тайну человека»». Эрих Фромм. Искусство любви: Исследование природы любви. В серии: Новое в жизни науке, технике. Философия и жизнь. Вып. 1. М., 1990, стр. 31

Среди путей познания этой тайны Фромм указывает один, который он называет отчаянным путём. Это путь достижения полного господства над другим человеком. Такое полное господство сделает человека таким, каким мы хотим, оно заставит его чувствовать именно то, что мы хотим. На этом пути человек превращается в вещь, в собственность. Высшую степень такой попытки познания можно обнаружить в крайностях садизма, в желании и способности пытать человека, мучениями заставить его выдать свою тайну. Отсюда автор делает вывод о глубинных причинах жестокости. По Фромму, жестокость сама по себе мотивируется желанием познать тайну вещей и жизни.

Любовь — это другой путь познания тайны человека. Представляя собой активное проникновение в другого человека, любовь удовлетворяет наше желание познания благодаря единению. «В акте любви, отдавания себя, я открываю нас обоих, я открываю человека». Там же, стр. 32

Эрих Фромм — Ради любви к жизни. Может ли человек преобладать? читать онлайн

12 3 4 5 6 7 …129

Эрих Фромм

Ради любви к жизни

Павел Гуревич. В любви человек хочет стать богом

(об Эрихе Фромме)

У Фромма есть книга «Искусство любить». Она посвящена любви как специфически человеческому чувству. Может ли такой философский очерк, написанный несколько десятилетий назад, заинтересовать современного читателя? На книжный рынок выброшены сотни изданий об эросе и сексе. Многие обнаружили обостренное, пытливое отношение к физиологии, к технике секса. И вот размышление о духовной стороне любви… Не отдает ли викторианством, унылой архаикой?

Фромм понимал любовь как универсальное чувство. В нашем сборнике помещена другая работа Фромма — «Во имя любви к жизни». Автор полемизирует прежде всего с Фрейдом, но его стрелы достигают и современной традиции, которая абсолютизирует эротику, телесность, секс и глумится над романтикой любви. Но речь идет вовсе не о противостоянии здоровой чувственности и одухотворяющей сентиментальности. Американский философ рассматривает любовь как универсальное чувство, которое раскрывает человека во всем богатстве присущих ему физических и духовных свойств.

Фрейд видел в любви выражение или своеобразную сублимацию полового инстинкта. Он рассматривал половое влечение как результат мучительного напряжения, химического по своей природе, которое требует разрядки. Австрийский психиатр подчеркивал, что факт половой потребности у человека и животного биологи выражают в биологии тем, что у них предполагается «половое влечение». При этом допускают аналогию с влечением к пище и голодом. Соответствующего слову «голод» обозначения не имеется в народном языке; наука пользуется словом «либидо»[1].

Фромм возражает против такой концепции, согласно которой цель полового влечения — снять мучительное напряжение. Такой взгляд был бы оправдан, отмечает он, если бы половое влечение действовало на организм точно так же, как голод и жажда. С этой точки зрения половое влечение подобно зуду, а половое удовлетворение состоит в устранении этого зуда. По мнению Фромма, если встать на такую точку зрения, то идеальным способом полового удовлетворения был бы онанизм.

Фрейд действительно оставляет в стороне психобиологическую сферу сексуальности — противоположность мужского и женского — и желание преодолеть эту противоположность в соединении. «Общепринятая теория полового влечения, — отмечает он, — больше всего соответствует поэтической сказке о разделении человека на две половины — мужчину и женщину, стремящихся вновь соединиться в любви…»[2].

Фрейд исходил из патриархальной установки, согласно которой сексуальность — по существу мужское начало. «Удивительно большая часть навязчивых действий в виде скрытого повторения и модификации восходит к мастурбации, которая, как известно, этим единственным сходным по форме действием сопровождает самые разнообразные формы сексуального фантазирования»[3].

По мнению Фрейда, либидо имеет, как правило, «мужскую природу» независимо от того, у мужчины или у женщины оно возникает. Австрийского психиатра часто критиковали за пансексуализм. Фромм же спорит с Фрейдом вовсе не по поводу того, что тот переоценил роль секса. Фрейд сделал, по мнению Фромма, лишь первый шаг к раскрытию значения страстей между людьми. В соответствии со своими философскими установками он объяснял эти отношения физиологически.

Фромм же сознательно выделяет биологический и экзистенциальный аспекты человеческого общения. Он подчеркивает, что постоянное и напряженное удовлетворение чисто физических потребностей не приносит счастья. Оно порождает фрустрацию. Более того, именно личностное, духовное начало содействует более полному раскрытию эротики и секса. Это не столько полемический вывод, сколько итог обобщения обширнейшей эмпирики.

Но прежде чем говорить о человеческих потенциях, надо, судя по всему, ответить на вопрос: в чем проявляется сущность человека. В философской литературе понятия «природа» и «сущность» часто употребляются как синонимы. Однако между ними можно провести концептуальное разграничение. В принципе под «природой человека» подразумеваются стойкие, неизменные черты, которые присущи человеку разумному во все времена, независимо от биологической эволюции и исторического процесса. Несомненно, человеку разных эпох присущи какие-то общие задатки и свойства, которые выражают его особенность как живого существа. Раскрыть эти признаки — значит выразить человеческую природу. Но задача эта крайне сложная.

Перечисляя те или иные человеческие качества, философы приходят к выводу, что среди них есть определяющие, принципиально значимые. Например, разумность присуща только человеку. Раскрыть человеческое в человеке, то есть выявить его главенствующую черту, означает постичь сущность человека. У человека разумного могут быть постоянные признаки, но в какой мере они приоткрывают тайну человека? Следовательно, человеческая натура, проявляется в разном, но в чем-то, надо полагать, обнаруживается верховное, державное качество человека. Это и есть его сущность.

Однако какое качество можно считать специфически человеческим? Есть ли вообще в человеке какое-то внутренне устойчивое ядро? Философы отвечают на эти вопросы по-разному. Многое здесь зависит от общей мировоззренческой установки, то есть от того, что данное философское направление выдвигает в качестве высшей ценности.

Человек — прежде всего, живое, природное существо. Он обладает пластичностью, несет на себе следы биогенетической и культурной эволюции. Поэтому некоторые философы, указывая на способность человека изменять самого себя, приходят к выводу, что никакой, четко фиксированной человеческой природы нет. Они утверждают, что человеческая натура восприимчива к бесконечным пересотворениям, ее внутренне устойчивое ядро может быть расколото, разрушено, а изначальная природа преобразована в соответствии с той или иной программой.

Такая позиция характерна для тех философов, которые стоят на позициях социоцентризма, то есть отстаивают мысль об абсолютном приоритете культуры, общественных форм над природными предпосылками человеческого бытия. В частности, среди структуралистов бытует убеждение, что человек есть слепок формирующих его культурных условий. Отсюда вывод: хочешь проникнуть в тайну человека, изучай те или иные структуры культуры, ибо индивид отражает их изменчивые формы.

Фромм показывает, что человек — это животное, которое по сравнению с другими животными недостаточно оснащено инстинктами. Поэтому его выживание гарантировано лишь в том случае, если он производит средства, удовлетворяющие его материальные потребности, и если он разовьет свой язык и создаст инструменты. Человек, как и другие животные, обладает осведомленностью, знанием, которые позволяют ему использовать процесс мышления для достижения непосредственных практических целей.

Читать дальше

12 3 4 5 6 7 …129

Любовь у Фрейда, Фромма, Маркузе, Лакана, Ханны Арендт и Маши Макаровой • Расшифровка эпизода • Arzamas

У вас отключено выполнение сценариев Javascript. Измените, пожалуйста, настройки браузера.

КурсГлавные философские вопросы. Сезон 1: Что такое любовь?АудиолекцииМатериалы

Либидо, невроз, рассеянная эротика, хиазм, раздвоенное бытие и другие термины, которыми описывают любовь в XX веке

Автор Артемий Магун

Переходим в XX век в нашем очень беглом изложении. Вы понимаете, что я не претендую здесь на полноту. Здесь узловую роль в понимании любви сыграл, конечно, психоанализ. Школа, которая сначала была, в общем-то, школой преимущественно медицин­ской, терапевтической, но потом выросла до целого философского направления. Зигмунд Фрейд, который создал эту школу, пона­чалу был очень материалистически настроен и сводил любовь, по сути дела, к физиологиче­скому половому импульсу. Не видя любви, он ви­дит энергию либидо, полового желания. Хотя, кстати, там тот же корень, что и в слове «любовь», — Liebe. Фундаментально это то же самое, но вот эта энергия (он ее понимает материально) якобы подавляется обществом, поэтому возникают неприятные напряженные аффективные комплексы, в результате чего наше влечение переходит на того или иного субъекта или даже на объект.

Фрейд описывает эмоциональную жизнь человека как своего рода неврозы, то есть нервные напряжения, связанные с конфликтом влечений. Например, он выделяет истерию — ненасытимое желание, связанное с постоянным сомне­нием в другом; навязчивый невроз, или обсессию, когда, наоборот, объект постоянно с нами и мы даже иногда хотели бы от него отстроиться, но не мо­жем. По сути дела, то, что мы называем любовью, Фрейд старается описать при помощи этих двух терминов. Кроме того, он выделяет полуневроз, которым является сублимация, сублимация полового влечения. Если твое половое вле­чение не удовлетворено, ты начи­наешь писать стихи, раздумывать о смысле бытия — то есть это как бы такой перевернутый Платон. Если у Пла­тона ты дол­­жен подавить свое половое влечение и перейти к созерца­нию сути бытия, то у Фрейда это происходит с неудачниками, с теми, у кого так или ина­че не получилось. Общество репрессировало их половое влечение, и тогда они успешно зани­маются сутью бытия. Это издеватель­ская, немножко карна­валь­ная модель, но что-то в ней есть, как и в версии Платона. Фрейд понимает любовь как своеобразную сублимацию. Когда люди начинают говорить о люб­ви, то, вероятно, это значит, что они не удо­влетворены телесной, материаль­ной составляющей и хотят поэтому субли­мировать свои чувства.

Но шире говоря, конечно, весь Фрейд — о любви, поскольку он старается объ­яснить почти всю эмоциональную жизнь человека именно через либидо, то есть материально понятую любовь. Наряду с влечениями к «я», с любовью к себе, любовь к другому является двигателем всей жизни человека. И это не любовь к какому-то одному чело­веку, как в традиционной романти­ческой любви: по Фрейду, человек вступает в слабое или сильное половое отношение почти со всеми, кто его окружает, начиная с отца и матери.

Отдельно Фрейд развивает интересное учение о влюбленности, по-немецки — Verliebtheit. Собственно, у него это не то же самое, что любовь, Liebe, но для нас эта влюбленность ближе как раз к тому, что мы называем любовью. Так вот, влюбленность — это очень сильное чувство, которое объеди­няет, во-первых, поклонение автори­тету, связанному с идентифи­кацией «я» и другого человека (то есть мы не столько любим, сколько проеци­руем себя) и, второе, — привя­зан­ность к внешнему объекту, к тому другому, к тому, что не мы, то есть тра­ди­цион­ное либидо. Вот когда эти две самые сильные человеческие страсти соеди­няются на одном человеке, то есть один и тот же человек является для нас авторитетом и объектом, которого можно потрогать, которым можно завла­деть, — вот это, считает Фрейд, в каком-то смысле ужас, потому что страсть здесь почти неостановима. Этим он объясняет, например, тотали­тар­ные культы разного рода и феномен вождя. А шире говоря, он ухва­тывает здесь нечто важное для любви в целом: это и полурелигиозное восхище­ние другим человеком как личностью, и параллельно — странное желание его или ее по­тро­гать, объективировать. Настоящая любовь там, где нелегко соединяются оба эти регистра.

Как я уже сказал, на самом деле теория Фрейда, вопреки самому Фрейду, посвя­щена именно любовной жизни современного человека в ее прозаи­че­ском понимании. Можно сказать, романной жизни. Конечно, Фрейда не было бы без французского романа. Современный французский философ Ален Бадью назы­вает психоанализ современной теорией любви. У него есть термин «родовая процедура», то есть процедура порождения истины в данной конкретной ситуа­­­ции. То есть у тебя есть ситуация, ты пытаешься вывести наружу ее по­тен­циал, понять, о чем она, сконструировать в ней что-то новое, какие-то новые возможности. Если эта ситуация у тебя бытовая, личная, то есть мы не го­­­­­ворим о поли­ти­ческой революции, а именно о родовой процедуре любви. Любовь — это способ бытования истины, и психо­анализ, по Бадью, — это как раз та тра­диция, которая была направлена на выявление этой истины.

Дальше в рамках психоанализа было в свое время очень много рассуждений как раз о любви. Яркие интерпретации любви в психоанализе предложили Эрих Фромм и Герберт Маркузе, оба — члены так называемой Франкфуртской школы. У Фром­ма возникает моральная интерпретация любви: он говорит, что лю­бовь — это здоровое чувство, хороший выход из всевозможных невро­зов, которые у тебя могут быть, это функция, которая позволяет нам быть сосредо­точенным не на объектах того или иного рода, не на владении, а на собствен­ном сущест­вова­нии и суще­ствовании другого. То есть любящий — это тот, кто вступает в экзистенциальное, полноценное общение с другим индивидом как лич­но­стью и самоотверженно дарит себя ему. А если этого всего не получа­ется, то начинаются неврозы по Фрейду.

То есть Фромм, грубо говоря, ставит Фрейда на голову и возвращается к более традиционной модели роман­тической любви или даже дружбы, а либидо уже не играет центральной роли — точнее, оно понимается как си­ноним настоящей любви. Вроде бы это более здравая модель — а с другой стороны, она очень банальна и морали­стична. Что же происходит, собственно, с нашими иррацио­на­льными влече­ниями — здесь непонятно.

Герберт Маркузе в чем-то здесь близок, но он идет другим путем. Он считает как раз половую любовь, эрос, совокуп­ностью некоторых конструктивных, утвердительных желаний и страстей, которые у нас есть. Но, кроме того, у нас есть, естественно, и очень много негативного: вражда, ненависть, тревога, —которое в основном связано с тем, что общество (репрессивное, авторитарное) давит в нас конструк­тивные импульсы. То есть если поме­нять общество, если снять это давление, то предназначение человека — это любовь в смысле эроса. Любить надо, естественно, не одного человека, а мно­гих. Присутствует некото­рая рассеянная эротика, рассеянная сексуальность, которая дает выход в чело­веке именно тому, что нужно. Поэтому, скажем, революция 1968 года и всеоб­щая эман­си­пация сексуальности, произошедшая в 1970–80-е годы, а сейчас вроде бы заканчивающаяся на наших глазах, шла как раз под влиянием идей Маркузе. А они, в свою очередь, встраивались им в психоаналитиче­скую традицию.

Самый известный теоретик психоана­лиза — это французский философ Жак Лакан. Он тоже писал довольно много про любовь и, как и упомянутые авто­ры, трактовал ее гораздо более экзи­стен­циально, одухотворенно, чем сам Фрейд. Любовь у Лакана — это не про­сто секс, не просто диалог «я — ты», а это, как он выражается, «дар того, чего у тебя нет, тому, кто этого не хочет». Такой пара­докс. То есть это половое отношение, но оно осложнено тем, что Лакан назы­вает «символиче­ской кастрацией», тем, что наше половое влечение и вооб­ще жизнь наших влечений с самого начала отмечены некоторой нехваткой, некоторой фрустрацией.

В результате этого ты не можешь спокойно вступить в гармоничные отноше­ния с другим человеком, но тебе нужно мыслить себя как объект и пытаться завладеть другим тоже как объектом. И вот эта игра «субъект — объект», неизбежная объективация друг друга и в то же время попытка принести себя в каче­стве объекта в дар, делает любовь похвальной, но достаточно бесперспек­тивной и трагической практикой. По Лакану, мы обречены на взаимоне­пони­мание в любовных отношениях, но тем не менее они возможны и они выра­жают наше в каком-то смысле даже предназначение. Заметьте, что опять же здесь у Лакана есть преемственность по отношению к французской традиции, к француз­скому роману, достаточно скепти­ческому в отношении любви.

В XX веке любовь становится куль­товым предметом для масс, но, конечно, постоянно подвергается и философской рефлексии. Помимо фрейдистской традиции, много пишут о любви в современной французской метафизически ориентированной философии. В частности, в феномено­логии. Феноменоло­гия — это такая философская традиция XX–XXI веков, которая пытается на осно­ве опыта, в том числе эмоционального, пере­строить наше представле­ние о реаль­ности — о реальности жизни, о нашем жизненном мире.

В частности, Морис Мерло-Понти, крупнейший французский феноме­нолог, создал теорию, которая очень много дает для понимания половой любви. Такая любовь представляет собой, говорит Мерло-Понти, хиазм, перекрест — от бук­вы Х, которая образует переплетение. Здесь наше тело как бы наизнанку выво­рачивается в отношении с другим человеком — и буквально, и в переносном смысле, и мы, как на ленте Мебиуса, встреча­емся с другим человеком внутри самих себя. Любящие — это те, кто таким образом переплетается. Уже непо­нятно, где кончается моя кожа и начинается твоя, где я тебя буквально прогла­тываю, — и так далее, по мере сил. И тем самым, собственно, человек, каждый из этих любящих, подклю­чается к чему-то вне себя, происходит та самая желан­­ная трансценденция. Потому что иначе мы были бы замкну­тыми мона­дами, которые вообще не имели бы никакого контакта с внешним миром.

Еще один современный французский автор-феноменолог, который пишет о любви, — это Жан-Люк Марион, тоже очень знаменитый философ. Он напи­сал книгу «Эротический феномен». Марион считает, что любовный опыт сродни религиозному. У него есть термин «насыщенный феномен», то есть феномен, который настолько богат всевозможными видами опыта, эмоциями, пережи­ваниями, что ему невозможно поставить в соответствие внешний конкретный внешний объект. Вот мы сейчас наблюдаем, допустим, Елену Петровну, мы очень любим Елену Петровну, и когда мы видим Елену Петров­ну — нас охватывает такое сильное чувство, что мы прямо не мо­жем. То есть любовь, то, что мы ощу­щаем при виде Елены Петровны, больше этой Елены Петровны, оно не может быть сведено к наблюдению вот этой кон­кретной личности Елены Петровны. В этом феномене встает вопрос о самом бытии. Это чем-то похоже на стендалевскую кристалли­зацию, но наоборот. Поэтому лю­бовь, действительно, — это важнейший в нашей жизни феномен, абсолютно необходимый для бытия человека. Почему? Потому что через этот феномен происходит прежде всего удостоверение человека в значимости собственного бытия — и заодно бытия вообще. Он находит другого человека, который дает ему словесное признание, и весь комплекс переживаний, связан­ный с этим словесным признанием, и образует любовь. Он, повторяю, не сво­­дится к вза­имоотношениям с данным конкретным индивидом. Это такая развернутая и сложная теория, но суть ее достаточно понятная и, я бы сказал, местами тривиальная.

Я уже упоминал нашего современника, французского философа Алена Бадью — вот он уже не феноменолог. Даже затрудняюсь сказать, в какой он пара­дигме работает. В каком-то смысле он экзистенциалист, наверное. Он из­вестен прежде всего своей политиче­ской теорией, теорией политического события, но он тоже написал неболь­шую книгу о любви, в которой любовь рассматри­вается (немножко вопреки Платону) как сущностное раздвоение бытия. То есть не то что это не един­ство, но это не полное объединение, это создание двоицы, раздвоенного бытия. И, соответственно, такая любовь растет из события встре­чи. Вот ты встретил­ся, случайно или не совсем, с другим человеком, с той же самой Еленой Петровной, и у тебя появился двуеди­ный субъект. Допустим, если ты Ни­колай Иванович и тебе нравится Елена Петров­на, то получается — Николай-Иванович-и-Елена-Петровна, как «Иван-да-ма­рья» — это теперь какое-то время нераздельное такое двуединство, слияние. Вспомним вагнеров­ских Тристана и Изольду. Но вся суть здесь в том, что они образуют двойной, не сводимый к одному объект. Ну а про встречу — мы видим, что здесь продол­жается все та же традиция XIX века, традиция романа, где любовь — это резуль­­тат какого-то случайного хаоса переплетений, интриг судьбы, приклю­чений и так далее. Но здесь этому приключению прида­ется какая-то романти­ческая сверхцен­ность. И Бадью считает, что созданный в результате любви такой двойствен­ный объект не может сам по себе сущест­вовать, без твоего постоян­ного вовле­че­ния. Здесь любовь становится еще и субъективным отно­ше­нием. Ты дол­жен быть верным событию любви, ты должен быть верным этой двоице, ты должен постоянно доказывать и под­дер­­живать любовь, иначе она пропа­дает. То есть тут немножко тоже как с рели­гией. Можно сказать, что Бог, конечно, есть, но если ты не молишься Богу, то его и нет. Так же и здесь. Любовь — это не медицинский факт, не психоана­ли­тическая «высокая болезнь», а неко­торое событие, которое нужда­ется в постоян­ном подтвержде­нии и утверждении.

Если сейчас подводить итог, то, во-пер­вых, любовь продолжает быть сверх­цен­ным явлением современной филосо­фии. В этом смысле Платон и христиан­ство продолжаются. Не все, конечно, авторы пишут о любви, но все время от вре­мени упоминают о ней с крайним пиететом. Если они ее и критикуют, то это во имя какой-нибудь высшей, бестелесной, но все равно любви. Из исклю­­че­ний мне известна разве что Ханна Арендт (не случайно жен­щина) — она выра­жает порой беспокой­ство по поводу того, что так много говорят о люб­ви и тем самым отвлекают людей от публичной сферы, от сферы поступ­ков, полити­ческих решений и выводят людей в интим­ность, которая характер­на для люб­ви, в их совместное одиночество. Но даже Арендт в конечном счете любви не проти­востоит: как я уже говорил, она пропаган­дирует «любовь к миру» в духе Августина.

Таким образом, что можно сказать в целом? Любовь — это очень древний миф и это действительно древняя сила взаимного влечения предметов, которая дохо­дит до просто физической силы, всемирного тяготения, и эта сила при­дает инстинктивному поведению чело­века некий дополнительный сверх­импульс, какой-то избыток. Она заставляет человека обращать особое внимание на лю­дей, животных, вещи, которыми человек наслаждается. Он их не может полно­стью объекти­вировать, есть что-то еще, и вот это еще — это любовь. Но при этом подлинная любовь все-таки включает еще и любовь к самому себе или к са­мой себе, то есть любовь к процессу собственного бытия.

Мне вслед за Аристотелем кажется, что на самом деле любовь, которая была бы полным самопожертвованием и растворением в другом, — эта любовь тоже не аутентичная. В любви должна быть любовь к любви, то есть к самому про­цессу, в котором ты встречаешься с другим человеком, к себе, который любит. Иначе любовь не сможет воспроизводиться. Но, конечно, любовь не работает сама по себе: как мы уже видели, здесь необходимы постоянные субъективные усилия. И здесь неиз­бежно постоянное вопрошание, постоян­ная неопределен­ность, постоянные сомнения. Но только на этих условиях нам с вами вообще дана способность к какому-либо отношению.

Дальше. Важный феномен — любовь все-таки не единственная земная страсть. Есть же и другие аффекты. Есть еще как минимум ненависть, то есть полярная любви страсть. Что с ней происходит? Она априори подчинена любви, как, в общем-то, почти все философы считают, она вторична? Не знаю. Ненависть, сила расторжения, отторжения довольно фундаментальна. И, возможно, сила и пафос роман­тической любви обусловлены именно тем, что ей по­путно, помимо позитив­ного отношения и симпатии, надо еще преодолевать неизбеж­ную ненависть или страх, которые мы испытываем при виде чужого человека. А если это еще и человек другого пола, гендера или, не дай бог, другого воз­раста, другой национальности, то эта ненависть или страх неизбежно возра­стают. Чтобы перебить ненависть, мы и гово­рим, что любовь — это задача, это сила, это постоянная тревога и усилия. Почему? Ну, видимо, потому, что, если она не при­дет на это место в отношении с другим человеком, туда очень легко может прийти ненависть. Ненависть тоже ведь может быть избиратель­ной, это не обязательно ненависть вообще ко всему миру.

Более того, даже если не брать ненависть как отрицательное чувство отторже­ния, сама любовь с ее навязы­ванием дара, как мы упоминали, с ее желанием слиться в смерти, вообще с определенной навязчивостью, кото­рую мы тоже упоминали, — она для вас позитивна, а для другого человека или для общества она может выступать как раз как очень даже негативный феномен, то, что на­зы­­вается сегодня «харассмент». То есть вроде как это не ненависть, не жесто­кая какая-то практика, не мучение другого человека, но сам факт того, что вы лезете к нему со своей любовью, может быть расце­нен как акт нена­висти. Поэтому, учитывая этот взаимообмен, диалек­тику любви и ненависти, в том числе то, что любовь сама, с другой точки зрения, может быть рас­смат­ри­ваема как нена­висть, здесь создается, вообще говоря, очень взрывоопасный клубок.

То есть либо ненависть и любовь могут иногда объединиться и ненависть будет подпитывать любовь, и тогда мы имеем какую-то всесжигающую мощную страсть, либо, наоборот, все позитив­ные силы любви на самом деле подклю­ча­ются к всепобеждающей ненависти. Например, сегодня в американском обще­стве ненависть к Дональду Трампу, по-моему, приобретает именно такой масштаб.

С XIX по XXI век культивация любви крутится вокруг половой любви двух ин­ди­видов. Их объединение в семью само по себе непрочно, поэтому оно требу­ет постоянной аффективной под­питки. Конечно, это сила любви, это секуля­ризация христианской любви к Христу или к Мадонне — это все верно, но то, что каждый вообще должен кого-то любить, — это, можно сказать, результат принципа трансцен­денции и любви к иному, того, что мы должны выйти наружу. Но то, что мы требуем любви взамен, и то, что мы любим избранного индивида, выбираем его или ее, — это некоторое смещенное удвое­ние нашего собствен­ного нарциссизма, переплетение любви к «я» и любви к дру­гому, переплетение, я бы сказал, единства с одиночеством как высшего принципа. То есть принцип объединения всех и принцип единого как одного конкретного человека. Выбор моего возлюблен­ного — это возвращение на дру­гом материале ко мне же, к вопросу о моей собственной случайной и удиви­тель­ной экзистен­ции. Иначе мы бы просто симпатизиро­вали всем, любили всех, вступали бы в половые отношения со всеми, не сто­ял бы вопрос выбора этой конкретной личности. Поэтому, если немножко иронично формулиро­вать, романтическая любовь современ­ности — это некоторое компромиссное образование между человеколюбием и нарцис­сизмом.

Но остается, как мы видели, еще дружба. Она, как и в Древней Греции, явля­ется у нас неформальным цементом общества. Дружба создает риск прагма­тического использования любимого, мы об этом тоже говорили, но, с другой стороны, в ней меньше обременительной навязчивости, поэтому, может быть, она и является альтернативой вот такой сверхсильной страсти, которой явля­ется любовь. Далее, если даже дружба может показаться нам слишком избира­тельной и утилитарной, то остаются как минимум жизнелю­бие и человеко­лю­бие, то, что раньше называли словом «филантропия». Общество вряд ли мы­сли­мо без некоторой фоновой симпа­тии, без этой аристотелевской «филии», объединяющей людей.

Можно обсуждать, насколько необхо­дима и насколько неизбежна любовь к одному индивиду, любовь, которая нарушает нашу социальную ткань и ста­вит под вопрос нашу собственную личность, или предпочти­тельнее тоже упоминавшиеся мной публичные и более слабые формы любви, такие как друж­ба. Возможно, необходимо и то и другое. Но понятно, что любовь (как, по крайней мере, мы ее понимаем уже 2,5 тысячи лет) превышает свои пред­меты. За любовью к Елене Петровне или Николаю Ивановичу, за любовью к родителям, детям и так далее стоит что-то более фундамен­тальное, некото­рая структура нашего существования, нашего отношения к миру. Я бы сказал, что нам надо всегда помнить и задумываться о любви как таковой. Не любви к чему-то, а любви, можно сказать, ни к чему. Можно сказать, что любовь нам ценна как минимум просто как имя. Не случайно в русском языке есть имя Любовь — не во всех языках, вообще говоря, такое имя собственное есть. Это что-то говорит о русской культуре. И есть такая замечательная песенка:

Либе, либе, аморе, аморе,
Либо, либо, любовь.

Вот она очень точно, мне кажется, отра­жает многообразие этого феномена и в то же время его зацикленность на во­п­росе о нем самом, на любви как та­ко­вой, вне какого-либо дополни­тельного смысла. 

Изображения: Анри де Тулуз-Лотрек. Поцелуй. 1893 год Частное собрание / Arthive

11 слов, помогающих понять культуру Древней Греции

Кто такой идиот? Чем гетера отличается от порны? Как правильно пить вино по-древнегречески? Почему не стоит сопротивляться пророчеству? И принимали ли психоделические вещества участники мистерий? Читайте новый выпуск цикла про языки и слушайте курс о том, как жили обыкновенные люди в Древней Греции

Хотите быть в курсе всего?

Подпишитесь на нашу рассылку, вам понравится. Мы обещаем писать редко и по делу

Курсы

Все курсы

Спецпроекты

Аудиолекции

30 минут

1/4

Любовь у Платона, Аристотеля и неоплатоников

В чем разница между эросом, филией, агапэ, как связаны страсть и познание, очищение и забота, что такое платоническая любовь, любовь-нехватка, бывает ли дружба и почему любовь всегда выбирает одного

Читает Артемий Магун

В чем разница между эросом, филией, агапэ, как связаны страсть и познание, очищение и забота, что такое платоническая любовь, любовь-нехватка, бывает ли дружба и почему любовь всегда выбирает одного

10 минут

2/4

Любовь у апостола Павла, Августина, Фомы Аквинского, Боттичелли и трубадуров

Любовь у теологов, любовь вещей друг к другу, любовь Бога к нам — и как появился культ любви

Читает Артемий Магун

Любовь у теологов, любовь вещей друг к другу, любовь Бога к нам — и как появился культ любви

10 минут

3/4

Любовь у Гете, фон Клейста, Стендаля, Вагнера и Фейербаха

Любовь как приключение, мистическая любовь, романтическая любовь и любовь-катастрофа

Читает Артемий Магун

Любовь как приключение, мистическая любовь, романтическая любовь и любовь-катастрофа

23 минуты

4/4

Любовь у Фрейда, Фромма, Маркузе, Лакана, Ханны Арендт и Маши Макаровой

Либидо, невроз, рассеянная эротика, хиазм, раздвоенное бытие и другие термины, которыми описывают любовь в XX веке

Читает Артемий Магун

Либидо, невроз, рассеянная эротика, хиазм, раздвоенное бытие и другие термины, которыми описывают любовь в XX веке

Материалы

Философские размышления Псоя Короленко о любви

Квартирник филолога и барда — специально для Arzamas

Настоящее значение философских афоризмов

«Бог умер», «Бытие определяет сознание», «Я знаю, что ничего не знаю» и другие известные максимы

Философия Просвещения в одной таблице

Главные идеи и герои европейского, американского и русского Просвещения

О проектеЛекторыКомандаЛицензияПолитика конфиденциальностиОбратная связь

Радио ArzamasГусьгусьСтикеры Arzamas

ОдноклассникиVKYouTubeПодкастыTwitterTelegramRSS

История, литература, искусство в лекциях, шпаргалках, играх и ответах экспертов: новые знания каждый день

© Arzamas 2022. Все права защищены

Что сделать, чтобы не потерять подписку после ухода Visa и Mastercard из России? Инструкция здесь

5 видов любви и их характеристики

Какие 5 видов любви существуют? Чем платоническая любовь отличается от романтической?

В своей книге Искусство любить, Эрих Фромм описывает пять видов настоящей любви. Это родительская любовь, платоническая любовь, любовь к себе, романтическая любовь и духовная любовь.

Давайте рассмотрим характеристики каждого из пяти типов любви по Эриху Фромму.

1. Родительская любовь

Первый из 5 видов любви – это родительская любовь. По мнению Фромма, существует два архетипических типа родительской любви: материнская и отцовская. (Фромм дает понять, что это архетипы , а не описания того, как конкретная мать или отец в реальной жизни любит своих детей.) Однако родительская любовь — это уникальный случай, потому что ни материнская, ни отцовская любовь не являются подлинными сами по себе ; скорее, когда эти типы любви сочетаются, они создают у растущего ребенка способность к подлинной любви.

Чтобы понять это, нам нужно определить материнскую и отцовскую любовь. Фромм считает, что материнская любовь безусловна. Архетипическая мать любит своих детей просто потому, что они существуют, а не потому, что они совершают что-то конкретное или соответствуют каким-то внешним ожиданиям. По словам Фромма, такая любовь позволяет детям чувствовать себя в безопасности: они знают, что, какие бы ошибки они ни совершали, мать всегда будет их любить. Однако этот тип любви не является подлинным, потому что в основе своей он однонаправлен: ребенок никогда не сможет любить свою мать так бескорыстно, как мать любит ее.

(Краткое примечание: Фромм считает архетип безусловной материнской любви ценным, несмотря на то, что в реальной жизни любовь матерей к своим детям не всегда соответствует этому идеалу. Однако другие ученые не согласны: они утверждают, что этот идеал оказывает слишком большое давление на реальных матерей, которые могут не любить своих детей безоговорочно и должны быть выброшены Вместо этого они говорят, что мы должны сосредоточиться на видах условий, которые ставят матери, и на том, как они им ставят, стремясь сделать это максимально любящим способом. )

С другой стороны, Фромм считает, что отцовская любовь обусловлена. Архетипический отец любит своих детей ровно настолько, насколько они соответствуют его ожиданиям. Этот тип любви вдохновляет детей усердно работать, подчиняться и, в конечном итоге, преуспевать. Однако этот тип любви также не является подлинным именно потому, что он условен. (Краткое примечание: Фромм утверждает, что в воспитании детей есть место условной любви, но другие эксперты не согласны с этим, потому что условная любовь может иметь пагубные последствия для благополучия ребенка. Например, исследования показывают, что дети, которые испытывают условную родительскую любовь, менее самостоятельны. ценны и более склонны к деструктивному поведению.)

Хотя ни один из этих видов любви не является подлинным сам по себе, Фромм считает, что в течение типичного детства они объединяются, чтобы произвести настоящую родительскую любовь. Сначала очень маленькие дети ориентированы исключительно на материнскую любовь; его присутствие или отсутствие определяет их мир. Однако дети старшего возраста больше сосредоточены на попытках заслужить отцовскую любовь своим поведением и достижениями. Фромм утверждает, что детей, которые вырастают и становятся хорошо приспособленными взрослыми, учатся усваивать обе эти формы любви9.0016: Они считают себя безусловно достойными, но при этом возлагают на себя большие надежды.

(Краткое примечание: хотя Фромм отмечает, что маленькие дети больше сосредотачиваются на материнской любви, тогда как дети старшего возраста ищут отцовской любви, он не упоминает тот факт, что дети должны испытать безусловную любовь, прежде чем они смогут извлечь выгоду из любого вида обусловленных отношений. , Это потому, что безусловная любовь является основой надежной привязанности, и только дети, которые надежно привязаны, имеют прочную основу самооценки, необходимую им для получения условного одобрения без ущерба для их самооценки.)

Материнская и отцовская формы любви отвечают разным потребностям Зачем нам нужны материнская и отцовская, безусловная и обусловленная формы любви, чтобы чувствовать себя по-настоящему любимыми нашими родителями? Фромм не совсем понятен, но это может быть связано с двумя самыми основными социальными потребностями, общими для всех людей: потребностью принадлежать и потребностью чувствовать себя особенным. Психологи сходятся во мнении, что потребность принадлежать к группе является критической человеческой потребностью, которая уходит корнями глубоко в нашу эволюционную историю. Материнская безусловная любовь удовлетворяет эту потребность, потому что мы никогда не можем потерять безусловную любовь, поэтому мы уверены, что всегда будем принадлежать. С другой стороны, нам нужно не только соответствовать, но и выделяться и чувствовать себя особенными и важными по сравнению с другими людьми. Отцовская, обусловленная любовью любовь удовлетворяет эту потребность, потому что, по мнению Фромма, фигуры отца не удовлетворяют 9У 0005 есть , которые любят нас, поэтому, если они это сделают, это подтвердит нашу веру в то, что мы должны быть особенными и важными. Вот почему похвала от того, кто не любит вас безоговорочно, может казаться более весомой, чем похвала от любящей матери.

2. Платоническая любовь

Платоническая любовь – это форма неромантической любви, направленная на всех людей, будь то незнакомцы или друзья. Согласно Фромму, платоническая любовь — это любовь в ее самой фундаментальной форме, потому что это выражение признания того, что мы все являемся частью человеческой семьи. (Краткое примечание: в отличие от Фромма, в Четыре любви , К. С. Льюис утверждает, что любовь между друзьями является наименее фундаментальной или естественной формой любви, потому что она не является биологически необходимой для выживания вида в той мере, в какой необходима родительская или романтическая любовь.)

3 Любовь к себе

Фромм считает, что платоническая любовь должна распространяться на всех человеческих существ, включая нас самих. Он утверждает, что любить себя не значит быть эгоистичным: на самом деле эгоистичные люди действуют в своих интересах, потому что они нехватка любовь к себе. Поскольку они не любят себя по-настоящему, они пытаются искусственно создать чувства любви к себе и самоуважения, действуя эгоистично.

(Краткое примечание: Фромм устанавливает принципиальную разницу между любовью к себе и эгоизмом; однако, по мнению современных специалистов, иногда любовь к себе требует доли эгоизма. потребности перед потребностями других. Например, любовь к себе может потребовать от измученного родителя быть «эгоистичным» и брать полчаса на отдых, даже если это означает сказать «нет» играм со своим ребенком.)

4. Романтическая любовь

Согласно Фромму, настоящая романтическая любовь — это просто усиленная версия платонической любви. Это означает, что вы не можете воплощать настоящую романтическую любовь, не испытывая платонической любви к людям вообще.

Для Фромма романтическая любовь — это сочетание усилия (любить кого-то намеренно, посредством действия) и индивидуальной совместимости. Усилие — это то, что отличает подлинную романтическую любовь от простого сексуального желания или от чувства «влюбленности», которые не являются полностью реализованными формами подлинной любви.

Сопоставление Фромма с треугольником Штернберга Описание романтической любви, данное Фроммом, предшествовало треугольной теории любви психолога Роберта Штернберга. В модели Штернберга «непревзойденная любовь» (так он называет полную, здоровую романтическую любовь) состоит из трех компонентов: страсти, близости/приятности и приверженности. Как и Фромм, Штернберг утверждает, что если какой-либо из этих компонентов отсутствует, отношения не являются настоящей, непревзойденной романтической любовью. Точно так же Штернберг включает близость / симпатию (основу платонической любви) в качестве необходимого ингредиента романтической любви, вторя утверждению Фромма о том, что платоническая любовь является предпосылкой подлинной романтической любви.

5. Духовная любовь

Фромм рассматривает духовную любовь (или то, что он называет «любовью к Богу») как еще одно проявление человеческой потребности в связи, независимо от конкретной религиозной традиции, в которой она имеет место. (Краткое примечание: в книге The God Delusion антирелигиозный активист Ричард Докинз предлагает несколько иную интерпретацию человеческого стремления к духовной любви. Он утверждает, что тенденция заниматься духовной практикой проистекает не из общего желания общаться с другими людьми. , как утверждает Фромм, а из особого стремления подчиняться авторитетным фигурам. По мнению Докинза, если бы не было религиозных авторитетов, которых нужно было бы задабривать, у людей вообще не было бы потребности в духовности.)

Однако Фромм также считает, что разные религиозные традиции по-разному понимают духовную любовь. По его мнению, западные религии (такие как христианство и иудаизм) подчеркивают роль веры в своей духовной практике — путь к высшей духовной истине зависит от правильных мыслей. С другой стороны, восточные религии (например, буддизм и даосизм) делают упор на действие и ощущение. Для приверженцев этих религий духовная любовь больше связана с интуитивным опытом, а не с определенными убеждениями.

(Краткое примечание: хотя западные и восточные религии подчеркивают различных аспектов духовной любви, они не являются исключительными, и все основные религии включают как интеллектуальные, так и внутренние компоненты. Например, традиционные еврейские ценности авода (служение ) и d’veykut (связь с Богом) имеют более активный, интуитивный акцент, а не интеллектуальный. на правильных мыслях и убеждениях.)

Взгляд Эриха Фромма на любовь

 

Франкфуртская школа имела роскошную и несчастливую привилегию существовать в уникальное время. В межвоенный период (1918-1939 гг.) в самом сердце растущего фашизма невероятная группа академиков и ученых нашла друг друга в Германии с единой целью: проводить социальные исследования и достигать большего понимания. Таковы цели философии в двух словах. Эрих Фромм был частью этой группы.

 

Эрих Фромм и Франкфуртская школа: жизнь диссидента Портрет Эриха Фромма Джен Сердечной, 2018

 

Одним из главных ученых Франкфуртской школы был Эрих Фромм, интеллектуал, который, столкнувшись с ненавистью и получив клеймо политического диссидента, решил изучать противоположное тому, что он считал основной проблемой, стоящей перед всем человечеством: ненависть, сегрегацию, и разобщенность. Он решил изучать Любовь.

 

«Любовь не является чем-то естественным. Скорее это требует дисциплины, концентрации, терпения, веры и преодоления нарциссизма. Это не чувство, это практика».

(Эрих Фромм, Искусство любить, 1956)

 

Чтобы понять стремление и интерес Фромма к Любви, требуется немного перспективы. Эрих Фромм вырос и получил докторскую степень. из Гейдельбергского университета в Германии в 1922 году. Он написал свою последнюю диссертацию «О еврейском праве», как дань уважения своим еврейским родителям и корням.

 

Если вы разбираетесь в истории, то знаете, что это время межвоенного периода является одним из худших примеров преследований в истории человечества. Эрих Фромм имел дело с этой ненавистью в течение следующих 20 лет своей жизни, и его опыт является ключом к фундаментальной предпосылке его работы под названием «Искусство любить», опубликованной в 1956 году.

Вам нравится эта статья?

Подпишитесь на нашу бесплатную еженедельную рассылку новостей

 

Эрих Фромм был вынужден бежать из Германии во время фашистского переворота в 19 веке. 30 с. Сначала он отправился в Женеву, где в конечном итоге получил резидентуру в Колумбийском университете в Нью-Йорке (Funk, 2003).

 

В это время Фромм начал задумываться о том, что не так с человечеством.

 

Фундаментальная проблема человечества, согласно тому, что Фромм узнал от своих коллег из Франкфуртской школы, — это разобщенность. Что еще более важно, как сознательные и рациональные существа, мы замечаем, что мы фундаментально разделены. В результате мы сталкиваемся с глубоким экзистенциальным одиночеством, которое стоит за многими гуманитарными проблемами современности.

 

 

В поисках любви не в том месте Автомат Эдварда Хоппера, 2011 г., в Центре искусств Де-Мойна

 

Это экзистенциальное одиночество, которое влияет на человечество, происходит от нашей способности судить и осознавать свои собственные действия. Наш поиск племени или группы часто приводит к тому, что мы исключаем тех, кто не принадлежит к этому племени. Иногда племя, к которому мы хотим принадлежать, исключает нас, или, возможно, мы находимся внутри племени, но не чувствуем включения, которое, как мы думали, мы там найдем.

 

Тем не менее, Фромм заметил нечто неожиданное, работая над проблемой, стоящей перед человечеством. Все уже искали Любовь. Люди были одержимы этой идеей. Книги о любви снимались со всех полок в каждом книжном магазине. Клубы одиноких людей быстро становились популярными, а романтические объявления заполняли газеты (Friedman, 2016).

 

Так что же не так? Почему люди не находили Любовь необходимой для борьбы с этим чувством разобщенности? Это чувство породило раскол, который уничтожил нацию Фромма. Подобно пониманию того, что огонь не может бороться с огнем, Фромм понял, что чувства не могут остановить чувства. Фромм пришел к выводу, что Любовь должна быть своего рода практикой.

 

Разница между зрелой и незрелой любовью Поцелуй Эдварда Мунка, 1908 год, музей Мунка, Норвегия

 

«Незрелая любовь говорит: «Я люблю тебя, потому что ты мне нужен». Зрелая любовь говорит: «Ты мне нужен, потому что я люблю тебя».
Эрих Фромм

 

Под незрелой любовью Эрих Фромм подразумевает, что любовь возникает из точки нарциссизма. Наиболее нарциссическим аспектом этого типа любви являются деловые отношения. Примером этого является превращение любимого человека и самих отношений в товар.

 

Наше современное понимание любви и того, как мы находим любовь, подпадает под эту категорию, о чем свидетельствует использование нами сайтов приложений для знакомств, которые специально ограничивают количество совпадений, которые вы можете иметь, или профили, которые вы можете просматривать, в зависимости от уровня дохода и других фильтры. Фромм увидел бы в этом превращении в товар институционализацию Незрелой Любви, путь, который, несомненно, доводит экзистенциальное одиночество до новых пределов.

 

Многие из нас были частью отношений, основанных на Незрелой Любви. Нами пренебрегают наши родители, мы пренебрегаем нашими партнерами, нами движет нарциссизм. Как заметили коллеги Фромма из Франкфуртской школы, почти все наши любовные переживания заканчиваются неудачей.

 

Франкфуртская школа: позитивная свобода и негативная свобода Вандализм испанского художника Пежака, 2014, на сайте художника

 

Ответы на эти вопросы, связанные с любовью и одиночеством, можно найти во Франкфуртской школе и в другой крупной работе Эриха Фромма «Бегство от свободы» (1941). В этой работе Фромм описывает проблему, которую мы все еще можем наблюдать в современном обществе: Индивидуация. Эта происходящая индивидуализация возвращает общество обратно к проблеме любви и обособленности. Наше экзистенциальное одиночество заставляет нас принимать решения, которые временно устраняют это экзистенциальное одиночество. Мы стремимся освободиться от одиночества, хотя бы на время.

 

Негативная Свобода по Эриху Фромму — это «свобода из ». Этот тип свободы постепенно возрастал в обществе со времен племен охотников-собирателей, с которых зародилось человечество. Он представляет собой устранение вещей, которые могут полностью контролировать нас: свобода от голода, свобода от предотвратимых болезней. Все эти типы вещей, которые дало нам наше общество, являются негативными свободами (Fromm, 1941).

 

Positive Freedom, с другой стороны, является своего рода «свободой от до ». Например, у нас есть возможность выбирать, чем мы будем заниматься. Если у нас есть «свобода», то мы не ограничены жизнью потребностей; мы не ограничены кастой, в которой можем родиться. У нас есть разумное количество товаров, чтобы прожить жизнь: еда, вода, кров и другие основные вещи, которыми мы должны обладать. Удовлетворив наши основные потребности, общество теперь предоставляет почти бесконечные возможности людям в обществе, имеющем позитивные свободы. Тем не менее, у нас все еще есть проблема.

 

Что нам нужно помимо позитивной свободы? Веселая компания на террасе Яна Стена, 1670, через The Met Museum

 

Те, кто находит эту «свободу» перед собой, могут негативно реагировать на возможность. Они могут увидеть эту возможность и свободу и пожелать более строгого образа жизни, жизни, в которой выбор заранее ограничен, а не груз бесконечных возможностей, которые они могут выбрать для себя. Фромм считал, что эти люди — садомазохисты.

 

Садомазохисты желают существования порядка или иерархии, ограничивающих доступ к позитивной свободе; им комфортнее, когда в обществе есть порядок и чины. Соглашаясь на этот чин, они подчиняются иерархии и ограничениям в жизни. Это мазохист в них. Садист в них — это та часть, которая использует свое положение в этой иерархии, чтобы контролировать тех, кто ниже их, с меньшей «свободой».

 

Здесь легко увидеть связь между философией, которую разработал Эрих Фромм, и жизнью, которую он прожил в Германии. Всех ученых Франкфуртской школы раздражало то, как его страна разрывается на части авторитарными принципами и людьми, сознательно подчиняющимися и использующими власть иерархического общества, чтобы чувствовать себя менее экзистенциальным одиночеством.

 

Заранее увидеть проблему «На свободу ». Бентон Спруанс, 1948 г., через Музей американского искусства Уитни

 

Это подчинение социальной иерархии легко увидеть в ретроспективе, но в то время, когда Фромм жил, это было намного сложнее. Эту идею о людях, уклоняющихся от свободы и склоняющихся к авторитарным принципам, выдвинул Эрих Фромм в конце 1920-х гг. Первоначальный аргумент Франкфуртской школы заключался в том, что если бы 15% населения были непреклонно демократическими и только 10% населения были непреклонно авторитарными, то в стране все было бы в порядке, поскольку в центре было бы 75% людей, на которых можно опереться. пользу демократических принципов. Это была примерно картина пейзажа Германии в межвоенный период.

 

Эрих Фромм утверждал, что если бы люди в обществе, входящие в 75% — нейтральную партию большинства — имели фундаментальное непонимание Любви и Свободы, что они и сделали, то эти 75% с большей вероятностью впали бы в авторитаризм. Это потому, что авторитаризм толкает вас в группу или, по крайней мере, в групповую роль. Быть частью группы всегда лучше, чем одиночество, с которым вы сталкиваетесь, когда вы одиноки, если только вы не чувствуете себя комфортно в одиночестве.

 

Решение: четыре аспекта любви Психея, оживлённая «Поцелуем Купидона» Антонио Кановы, 1793, Лувр, Париж

Психея, оживлённая «Поцелуем Купидона» , Антонио Канова, 1793, Лувр, Париж

 

Эрих Фромм считал, что решение проблемы такого поведения в обществе и вызывающего его экзистенциального одиночества одно и то же: эффективно любить. Поразительно, но идея Фромма для этого решения начиналась иронично: любовь должна начинаться с того, чтобы чувствовать себя комфортно в одиночестве. Чувствовать себя комфортно в одиночестве означает чувствовать себя комфортно с самим собой. Это признак личной силы, по мнению мыслителей Франкфуртской школы.

 

«Любовь к другим и любовь к себе не являются альтернативами. Наоборот, отношение любви к себе будет у всех тех, кто способен любить других. Любовь в принципе неделима в том, что касается связи между объектами и самим собой».
Эрих Фромм

 

Это утешение одиночеством и самим собой помогает нам увидеть, что все борются с одними и теми же проблемами. Каждая раса, пол, пол и все народы живут в обществе. Все в обществе борются с одиночеством и поиском места, где можно вписаться. Осознание этой истины — первый шаг к настоящей любви. Когда у нас будет смирение мы можем избежать эгоизма, от которого страдают большинство отношений, романтических или иных. Мы должны избегать превращения в товар как себя, так и другого человека, видя, что им не нужно оправдываться и доказывать свою ценность, чтобы избавиться от вашего одиночества. Это потому, что ваше одиночество — часть вас, а их одиночество — часть их. Это первый и самый важный аспект любви к Эриху Фромму.

 

Философская школа Нантакета Истмана Джонсона, 1887 г. , через Художественный музей Уолтера

 

Следующие два аспекта любви, необходимые для изменения нашего понимания, идут рука об руку: это мужество и вера. Мужество для Фромма, безусловно, является самым трудным из аспектов для достижения. Скорее всего вы и все мы являемся частью нейтральной группы общества, которая просто не желает подвергаться влиянию идеологических установок крайностей в обществе. Если затем вы попытаетесь изменить свое понимание любви и начнете видеть людей такими, какие они есть, вы начнете бескорыстно отдавать любовь всем, кого встречаете. Никому не нужно оправдываться перед вами и это создает атмосферу искренности; а искренность — это любовь. Что еще более важно, именно здесь для Фромма появляется аспект веры. Тот, кто дарит любовь всем, кого встречает, не превращает в товар своих товарищей по обществу и верит , что это понимание будет распространяться и приносить пользу всем, кто понимает его и участвует в нем.

 

Это понимание и практика, тем не менее, неизбежно столкнутся с негативной реакцией (Fromm, 1948). Люди будут бороться с этим, потому что это страшно. Наше общество и общество, частью которого была Франкфуртская школа в 1930-х годах, институционализировали коммодификацию людей внутри самих себя. Борьба с этой институционализацией требует мужества продолжать, даже когда вы сталкиваетесь с крайней ненавистью, как это сделал Эрих Фромм, когда его заклеймили политическим диссидентом и заставили бежать из своей страны.

 

Четвертый аспект Любви — это усердие , и это аспект, который поддерживает любовь и изменяет жизнь человека, а также общество, в котором он живет.

 

«Способность любить требует состояния интенсивности, осознанности, повышенной жизненной силы. Что может быть только результатом продуктивной и активной ориентации во многих других сферах жизни».
Эрих Фромм

 

Эрих Фромм: Любовь в наше время Любовь побеждает всех Роберта Эйткена, 1937 год, через Национальную художественную галерею

 

Многие описания, используемые Фроммом и Франкфуртской школой, имеют параллели с нашим сегодняшним обществом. Мы чувствуем себя все более и более одинокими в мире, который становится все более и более взаимосвязанным. Мы смотрим на жизнь друг друга способами, которые по своей сути являются товаром. Мы используем инструменты, помогающие нам стать более привлекательными, которые стоят денег, и придерживаемся «шлифованного» мышления, которое говорит нам, что вещи являются либо активами, либо пассивами, определяя всех вокруг нас по тому, что они могут нам дать и как мы можем их использовать. Такое мышление создает иерархическую систему ценностей, которую мы применяем к людям, и приводит к тому, что все большие и большие группы людей страдают от экзистенциального одиночества.

 

Ключом к успеху является уход от этого мышления, рассматривая Любовь не как чувство и товар, а как искусство. Занятие искусством требует мужества, чтобы продолжать, смирения, чтобы понять, что вы только начинаете эту практику, и веры в то, что, если вы будете практиковать с усердием, вы станете мастером своего дела. Становление мастером в ремесле Любви сделает любовь еще более ценной.

Искусство любить | в главе 16: секс, дружба и любовь

Искусство любить

Люди веками интересовались любовью, поэтому неудивительно, что самая современная книга по психологии любви была написана задолго до рождения большинства сегодняшних студентов. Это книга «Искусство любить » (1956) Эриха Фромма.

Фромм, умерший в 1980 году, написал 20 книг на разные темы, но « Искусство любить » — его самая известная работа. Это небольшой том, наполненный идеями, и один из немногих теорий любви. Один из биографов Фромма, Лоуренс Дж. Фридман, писал:

Том Фромма 1956 года, Искусство любить , был продан тиражом более двадцати пяти миллионов экземпляров по всему миру и сегодня является фаворитом среди моих гарвардских студентов, как и среди моих однокурсников. в Калифорнийском университете полвека назад. Из поколения в поколение это издание было тесно связано с личной и общественной жизнью читателей. (Фридман, 2013)

Решения проблемы человеческого существования

Фромм сделал известное заявление в «Искусство любить »: «Любовь — единственный разумный и удовлетворительный ответ на проблему человеческого существования». Для Фромма наша самая большая проблема как людей связана с нашим самым большим подарком: нашим осознанием того, что мы существуем . Мы — «жизнь, осознающая себя».

Какое известное высказывание сделал Фромм?

Это часть того, что делает человеческий опыт ценным. Но это также приводит к проблемам. Если вы осознаете, что существуете как отдельный человек, отдельная вещь, тогда у вас также есть способность чувствовать себя отдельным и одиноким во вселенной.

Экзистенциальное означает относящееся к существованию . Экзистенциальное одиночество — это чувство отрезанности или одиночества в своем существовании. Точно так же, как мы знаем, что существуем, мы можем знать, что умрем. Мы способны ощущать бесконечность или чувствовать себя крошечными пылинками во вселенной, незначительными и бесполезными.

Что такое экзистенциальное одиночество?

Вы можете быть окружены людьми и при этом чувствовать экзистенциальное одиночество. Студент колледжа вдали от дома впервые написал это эссе:

Фромм писал о том, что людям свойственно быть «экзистенциально одинокими» или отрезанными от остального мира. Эта тема действительно затронула меня, потому что в этом квартале я чувствовал себя более изолированным от остального мира, чем когда-либо прежде.

Я вырос в городе под названием Портал. Население Портала составляет около 700 человек, плюс множество кошек, собак и других домашних животных. У нас около пяти автозаправочных станций, банк, почта, три минимаркета и государственная школа, которую я посещал.

В школе было около 200 человек, и все всех знали. Большинство классов были разработаны таким образом, что если вы приложите хоть немного усилий, вы сможете пройти. Жизнь для меня в это время была простой. Никаких сложностей, просто «достаточно гладкое плавание».

Затем идет колледж.

Когда я учился в старшей школе, я слышал разные мнения об этой штуке, называемой колледжем, от очень сложных до умопомрачительных, до забавных, до «совершенно другой игры с мячом» и других описаний. Мое мнение с момента прибытия сюда: это все, и даже больше.

Учеба в колледже — это поистине ошеломляющий опыт. Есть так много вещей, которыми нужно заниматься, так много тестов для подготовки, так много людей, которых нужно встретить…

Колледж дал мне совершенно новый взгляд на смысл существования. Я пережил культурный шок, который оставил у меня болезненное чувство одиночества в мире.

Наверное, у всех первокурсников рано или поздно возникает это чувство. Мои родители говорят, что у них было то же самое, и это пройдет. Я искренне на это надеюсь, потому что я точно не могу жить с этим ужасным чувством следующие четыре года моей жизни. [Авторские файлы]

Как ученик чувствовал экзистенциальное одиночество?

Джозеф Хеллер, автор книги Catch 22, , просто сказал: «Исследуя человеческий опыт, я обнаружил, что одиночество — одно из величайших бедствий человечества». Наш современный образ жизни не обеспечивает общины и расширенных семейных связей древней деревенской жизни.

Фромм считал, что мощной и первичной мотивацией человека, столь же сильной по-своему, как побуждения голода и жажды, является потребность преодолеть одиночество, достигнув союза с чем-то вне себя . Фромм перечисляет четыре различных способа достижения этого союза.

Как способы преодоления экзистенциального одиночества, это были четыре «решения проблемы существования» в глазах Фромма. Четверо проявляются во всех различных обществах, образуя «панораму человеческой культуры», как выразился Фромм. Это оргиастических состояний, соответствие, творческая активность и любовь .

Что такое «мощная и основная мотивация людей», по Фромму?

Оргиастические состояния

На протяжении всей истории человечества люди принимали участие в групповых ритуалах, в которых они забывали себя, растворяя свое самосознание в толпе. Фромм описывает оргиастическое состояние как «аутоиндуцированный транс, часто дополненный наркотиками».

Что делают такие состояния? Они позволяют человеку забыть о своих проблемах, слиться с группой и стать частью чего-то большего (праздника, вечеринки, племени), чем он сам. В этом смысле оргиастические состояния действительно являются решением проблемы существования; они помогают людям преодолеть одиночество.

В каком смысле оргиастические состояния являются решением?

Пит Тауншенд, ведущий гитарист группы The Who, дал интервью после трагического концерта в Цинциннати, на котором 11 фанатов были убиты в погоне за местами. Он заметил:

Люди говорят о мобах. Но вся цель рок-концерта состоит в том, чтобы люди забыли себя, потеряли свое эго в толпе и исчезли — временное бегство. (Rockwell, 1979)

Недостаток оргиастического состояния как решения проблемы существования заключается в том, что потеря эго носит лишь временный характер (или, возможно, постоянный, если вас растопчут). Человек может на мгновение почувствовать себя единым с людьми на вечеринке или музыкальном представлении, но на следующее утро останется только воспоминание.

Какой недостаток оргиастического состояния, как решения?

Фромм также указывает, что оргиастические состояния могут вызывать чувство вины, если они противоречат воспитанию человека. Когда они встречают одобрение группы сверстников (как на древних общинных праздниках), оргиастические состояния не вызывают чувство вины.

Конформизм как решение

Второе решение, которое упоминает Фромм, — это конформизм — попытка перенять ценности, привычки и внешний вид других людей. Конформист стремится избежать беспокойства и одиночества к быть как все .

Давление посещения новой школы может привести к чувству незащищенности и внезапной необходимости соответствовать:

В прошлом году у меня был друг, который уехал жить в колледж. Когда она училась в старшей школе и все лето мы говорили о том, что все будет по-другому, когда ее не станет.

Она поклялась, что не пойдет в женское общество. Но потом я получил от нее письма, в которых говорилось, что у нее все хорошо и что она присоединилась к женскому обществу.

Однажды на выходных я пошел к ней в гости. Когда я увидел ее и поговорил с ней, ее отношение ко многим вещам изменилось.

Меня все это очень смутило. Наконец я набрался смелости спросить ее, почему она изменилась.

Она сказала мне, что, когда она впервые попала туда, у нее не было подруг и что с ней было трудно заводить друзей. Она также сказала, что ей нужен выход из стресса школьных занятий.

Этот магазин общался в женском клубе. Она хотела «вписаться», поэтому она изменилась. [Авторские файлы]

Почему Фромм говорит, что подчинение — тоже плохое решение?

Что такого ужасного в желании приспособиться? Ничего, но Фромм говорит, что конформизм — плохое решение проблемы достижения союза с чем-то вне эго. Он ошибочно принимает подражание других за союз с другими.

Конформизм используется как средство для достижения цели — способ вхождения в группу, обеспечивающую подлинную социальную поддержку. Но конформизм сам по себе не приносит удовлетворения, и он может дать человеку ощущение неаутентичности, жертвы своей индивидуальностью ради принятия групповой нормы.

Фромм иронично замечает, что конформизм имеет одно преимущество: его можно практиковать от рождения до смерти. Ваше рождение может пройти модно в настоящее время, вы можете расти, любя то же, что и все остальные дети, вы можете не отставать от Джонсов во взрослой жизни. У вас даже могут быть стандартизированные, утвержденные похоронные обряды, когда вы умираете.

Творческая деятельность

Третий способ достичь единения с вещами вне себя — через творческую работу . Художник часто теряется в своей работе. Ощущение обособленности и одиночества исчезает во время творческого акта.

Творческая деятельность не обязательно связана с искусством или музыкой, хотя это основные примеры. Все, во что человек «ввязывается», можно квалифицировать как творческую деятельность… от работы с автомобилями до игры в теннис и чтения.

Творчество как решение проблемы человеческого существования — хорошее решение по сравнению с первыми двумя. Но у него есть некоторые недостатки, как указал Фромм.

Во-первых, взрослые обязанности могут не оставлять времени для творчества, и даже высокооплачиваемая работа через некоторое время может стать рутиной. Во-вторых, творческая деятельность часто является одиночной деятельностью. Это может приносить удовлетворение, но может отрезать нас от других людей.

Возможные недостатки творческой деятельности как «решения»

Рассмотрим решение этого ученика.

Когда мы изучали книгу Фромма «Искусство любить », я узнал о творческой деятельности как о способе достижения союза с чем-то вне эго. Фромм сказал, что это может произойти с любой творческой деятельностью, такой как спорт, музыка или рисование. Я никогда не осознавал, что, когда я катался на лошадях, я участвовал в такого рода союзе.

Всякий раз, когда я расстроен, в плохом настроении или одинок, я иду в сарай и катаюсь несколько часов. Это сразу отвлекает меня от всех видов давления. Когда я работаю с лошадьми, я забываю обо всем и получаю удовольствие от того, что делаю в данный момент. Я чувствую себя единым целым с лошадью…

Большинству людей в одиночестве нравится общение, но все, что мне нужно, это общение с моей лошадью и спокойная прогулка по окрестностям. А когда я возвращаюсь домой, все мои проблемы исчезают; Я снова могу ясно мыслить.

К сожалению, здесь нет сарая, куда я мог бы пойти, когда мне плохо. Кроме того, у меня никогда не было времени на какие-либо занятия из-за моей загруженности. Но когда придет лето, я вернусь в сарай, чтобы расслабиться в своем собственном маленьком мире. [Авторские файлы]

У студентки есть хорошее «решение проблемы существования», но ее эссе также иллюстрирует две трудности, которые Фромм увидел в решении творческой деятельности. Творческая деятельность ученицы одинока (кроме лошади), и это то, что она не всегда может включить в свою все более насыщенную взрослую жизнь.

Творческая деятельность не обязательно должна быть уединенной, и она не должна быть такой артистичной или романтической, как верховая езда. Один студент написал:

Если и есть что-то в этом мире, что заставляет меня чувствовать себя хорошо, когда ничего не помогает, так это поднятие тяжестей. Это настолько же креативно, насколько я получаю, но мне это очень нравится. Веса служат многим различным целям.

Во-первых, это отличный способ трансформировать мою агрессию. Даже моя мама говорит мне, что если я пропущу тренировку, мне будет тяжело жить. Во-вторых, веса служат моей потребности каким-то образом стать лучше. Я думаю, может быть, это тяжелая работа и тяжелая работа ради результатов. Это определенно форма любви (любовь к деятельности).

Какое «единство» ощущает тяжелоатлет?

Нет ничего лучше, чем пойти в спортзал и потренироваться, а кто-то скажет: «Парень, ты хорошо выглядишь». В-третьих, в зале возникает единство с другими атлетами. Все там стремятся к одним и тем же основным целям, только с несколькими личными штрихами.

Есть общее чувство, объединяющее всех. Для меня поднятие тяжестей — это высшая форма творческой деятельности.