Эксперимент зимбардо: Стэнфордский тюремный эксперимент назвали фейком
Стэнфордский тюремный эксперимент назвали фейком
Печально известный Стэнфордский эксперимент был инсценирован. К такому выводу пришел американский писатель, пообщавшись с узниками и надзирателями знаменитого опыта над студентами.
16 августа 1971 года запертый в подвале Стэнфордского университета 22-летний Дуглас Корпи c номером 1812 на тюремной робе долбил в дверь и кричал: «Я весь горю изнутри! Вы что, не знаете? Я хочу выбраться! Здесь творится какое-то дерьмо, я не могу здесь оставаться еще одну ночь!».
Это был один из ключевых моментов одного из самых известных и мрачных экспериментов, проведенных учеными в XX веке в области психологии. Знаменитый Стэнфордский эксперимент – психологический опыт, проведенный американским психологом Филиппом Зимбардо с 18 добровольцами в подвале Стэнфордского университета в 1971 году. Его целью было психологическое исследование реакции человека на ограничение свободы,
на условия тюремной жизни и влияние на человека социальных ролей.
Для эксперимента, в котором имитировались условия тюрьмы, были отобраны из числа студентов добровольцы, которым за участие было обещано 15 долларов в день. Сам эксперимент был рассчитан на две недели. Добровольцев случайным образом поделили на заключенных и охранников.
Зимбардо, сам участвовавший в эксперименте, настраивал охранников таким образом, чтобы они не причиняли физического вреда узникам, но при этом заставили бы тех чувствовать себя абсолютно беспомощно.
Надзиратели издевались над заключенными, лишали их сна, не выпускали в туалет. Одни узники пытались поднять бунт, другие впадали в истерики. Заключенные были вынуждены носить плохо подобранные халаты без нижнего белья и шлепанцы, называли их не по фамилии, а по номерам, пришитым на одежду.
Помещение тюрьмы вскоре стало мрачным и грязным, заключенным запрещали помыться, иногда заставляли мыть туалеты голыми руками, спать на бетонном полу. Эксперимент вскоре вышел из-под контроля. Узники испытывали оскорбительное отношение со стороны охранников, многие из которых стали демонстрировать садистские наклонности. Уже на второй день в тюрьме возник бунт, после чего охранники вышли на сверхурочную работу.
Зимбардо прервал эксперимент на шестой день, после возмущения, которое выразила его невеста Кристина Маслах.
«Я догнал ее, и мы начали ссориться. Она говорила, что я ужасно поступаю с этими мальчиками: «Как ты можешь видеть все это и не чувствовать того, как они страдают?» Но в те дни я уже не мог посмотреть на ситуацию ее глазами. Именно в этот момент я и осознал, что исследование трансформировало меня из ученого в начальника тюрьмы. Тогда я сказал: «Ты права, необходимо остановить эксперимент», — вспоминал Зимбардо.
Благодаря этому опыту Зимбардо стал всемирно известным, его исследование вызвало большой общественный интерес. Многие упрекали его в бесчеловечности и неэтичности, сам же ученый говорил, что не мог предугадать столь жестокого поведения охранников.
Об этом эксперименте сняты документальные фильмы, написаны книги, а среди его участников до сих пор ведется жесткая полемика.
Однако на днях американский писатель и ученый Бен Блюм заявил, что весь эксперимент был на самом деле фейком. В своей статье, Блюм заявил о записях, найденных им в архивах Стэнфордского университета, из которых следует, что поведение некоторых участников не было естественным, а сам Зимбардо заставлял охранников обходиться грубо в заключенными. И как минимум один из узников заявил, что его «сумасшествие» было наигранным.
«Стэнфордский тюремный эксперимент часто учит нас, что наше поведение глубоко определено социальными ролями и ситуациями, в которых мы оказываемся, — пишет Блюм. – Но его более глубокое, более значимое воздействие заключается в том, что все мы имеем неиссякаемый источник потенциального садизма, скрывающийся в нас, ждущий возможности вырваться наружу», — пишет Блюм.
Блюм, имеющий степень компьютерных наук в Университете Беркли, обратился к ранее неопубликованным записям профессора Зимбардо и проинтервьюировал некоторых его участников. Одним из них был Корпи, которому сейчас 57 лет,
он признался, что симулировал свой припадок, чтобы побыстрее закончить эксперимент, вернуться домой и продолжить подготовку к экзаменам.
«Любой врач понял бы, что я притворялся. Я плохо играл. Я имею в виду, что сделал неплохо свою работу, но это было больше истерика, чем психоз», — рассказал он. По словам Корпи, он в какой-то мере испытывал удовольствие от эксперимента, поскольку не чувствовал угрозы со стороны охранников, ведь он знал, что им не позволено причинять вред узникам.
«Мы знали, что они не тронут нас, они не могли нас ударить. Они были такими же белыми студентами, как и мы, так что ситуация была достаточно безопасной. Это было, наподобие работы».
С другой стороны, расспросы «надзирателей» позволили Блюму сделать вывод о том, что их жестокость была не врожденной, а именно профессор Зимбардо заставлял их плохо относиться к заключенным, несмотря на то, что перед экспериментом он говорил: «Мы не можем их физически мучить или издеваться над ними. Мы можем создавать тоску. Мы можем создавать ощущение фрустрации. Мы можем создавать чувство страха, до какой-то степени..».
Один из охранников рассказал, что притворялся садистом, и действовал так, что позднее его действия были названы естественным проявлением жестокости. «Мне казалось, что это то, чего от меня ждали исследователи», — рассказал он.
По данным Daily Mail, ряд ученых уже высказали критические замечания по поводу вскрывшихся подробностей эксперимента. Так, Симин Вазир, психолог из Калифорнийского унирверситета в Дэвисе заявила, что жалеет, что в области психологии автор эксперимента воспринимается, как герой.
показывать: 1025 1—10 из 15
прямая ссылка 25 мая 2019 | 14:55
Вам дали право на жестокость, и вы бы им не воспользовались?
прямая ссылка 28 апреля 2019 | 19:59
прямая ссылка 17 августа 2017 | 08:21
«Мы стали частью эксперимента»
прямая ссылка 29 июля 2017 | 11:55
‘Доминируй-властвуй-унижай’ в природе человека. Стоит лишь дать полномочия.
прямая ссылка 17 января 2017 | 02:43
Лучшая экранизация эксперимента
прямая ссылка 14 февраля 2016 | 21:34
прямая ссылка 14 января 2016 | 15:31
Свобода — это роскошь, которую не каждый может себе позволить
прямая ссылка 30 декабря 2015 | 23:14
Повесть о том как власть меняет людей
прямая ссылка 16 декабря 2015 | 21:52
прямая ссылка 15 декабря 2015 | 22:46показывать: 1025 1—10 из 15 |
Вы не звери, господа – Hi-Tech – Коммерсантъ
В течение многих десятилетий Стэнфордский тюремный эксперимент был одним из столпов психологии. Психиатры, адвокаты, социологи, политтехнологи так или иначе использовали или имели в виду его главный вывод: любой человек в определенных обстоятельствах может превращаться в жестокое чудовище, упивающееся властью и получающее удовольствие от унижения других. Теперь этот вывод поставлен под сомнение.
На сайте Стэнфордского тюремного эксперимента гордо указано, что этот «классический эксперимент, вдохновил получивший награды фильм, книгу, ставшую бестселлером по версии The New York Times и документальный фильм». Под фильмом там подразумевают американский, 2015 года. Хотя куда более известным в мире стал знаменитый германский фильм «Эксперимент» 2000 года, получивший приз зрительских симпатий Европейской киноакадемии.
На самом деле это самое малое, что можно сказать об эксперименте 1971 года, проводившемся профессором психологии Стэнфордского университета Филипом Джорджем Зимбардо. Суть эксперимента проста. Профессор Зимбардо отобрал 18 студентов, предложив девяти из них стать заключенными, другим девяти — тюремщиками.
В этих ролях они должны были провести две недели. «Тюремщики» полностью контролировали порядок, условия жизни и саму жизнь «заключенных». Тем не менее эксперимент пришлось прекратить уже через шесть дней. По официальной версии, из-за того что «тюремщики» начали проявлять необъяснимую жестокость и, похоже, получали слишком большое удовольствие от своей работы.
Опасения за жизнь и здоровье «заключенных», как объяснял позже профессор Зимбардо, вынудило его вмешаться и остановить исследование.
Впрочем, главное было сделано.
Профессору удалось показать, что исключительные ситуации и социальные роли имеют огромное значение в раскрытии внутренних черт (особенно дурных) человека. Садистских — у одних, конформистских — у других.
Влияние эксперимента на все дальнейшее развитие науки переоценить невозможно. Эксперимент стал таким же краеугольным камнем психологии, как изыскания Юнга, Фрейда и великих психологов прошлого.
Его вспоминали всякий раз, когда нужно было объяснить нечто страшное и жестокое, что случалось с видимо нормальными, здоровыми и приятными людьми. Да и с тем, как потом люди, совершившие что-то жуткое, вновь превращались в обычных любящих женщин и мужчин. Специалисты по холокосту, по военным преступлениям, по событиям в Ираке и Ливии обращались к опыту и книгам Зимбардо если не для оправдания, то для объяснения.
Все это попытался одной публикацией перечеркнуть американский журналист Бен Блюм, проведший собственное расследование. Для этого он встретился с некоторыми участниками эксперимента как со стороны «заключенных», так и со стороны «тюремщиков».
Одним из самых ярких моментов эксперимента был жуткий нервный срыв одного из «заключенных». «Боже, я весь горю изнутри. Не понимаете? Я хочу на свободу! Я хочу выбраться из этого ада! Все внутри меня перевернулось! Я не проживу еще ночи тут! У меня нет сил терпеть!» Аудиозапись с криками заключенного 8612 известна так же, как и сам эксперимент. Жестокость «тюремщиков» довела его до нервного срыва буквально за 36 часов.
Теперь Дуглас Корпи, который и был тем самым заключенным 8612, открыто говорит, что истерику он изобразил. Ничего внутри не горело и не переворачивалось. Он вполне мог продержаться еще неделю или две.
«Любой клиницист понял бы, что я фальшивлю»,— говорит он. Свое поведение он объясняет тем, что решил — игра не стоит свеч, деньги деньгами, а ему нужно учиться и готовиться к экзаменам. «Я действительно боялся. Но боялся не тюремщиков, а того, что не перейду на следующий курс!» — заявил он Блюму.
Беседа Блюма с Корпи не то чтобы вовсе не оставляет камня на камне от эксперимента, хотя и заставляет задаться массой вопросов. Куда разрушительнее добытые журналистом доказательства того, что «тюремщики» зверели вовсе не сами по себе, а по наущению начальства. Ведь все участники эксперимента (кроме Зимбардо и его помощников) воспринимали происходящее как работу, как что-то, что они должны сделать, чтобы получить зарплату.
Блум нашел запись беседы одного из помощников Зимбардо с молодым человеком, игравшим роль «тюремщика»:
— Ты большую часть времени проводишь как-то в тени. В этом есть и моя вина…. Охранники должны понимать, что каждый из них должен быть, как мы это называем, «суровым охранником».
— Я недостаточно суров?
— Да. И вот нам тут надо с этим как-то поработать.
— Ну я даже не знаю…
— Ты должен быть жестким. Ты должен быть постоянно в действии. Это важно для эксперимента, потому что именно от поведения охранника зависит, получится у нас, чтобы это выглядело настоящей тюрьмой. А в этом весь смысл эксперимента.
Этот разговор полностью противоречит заверениям профессора Зимбардо о том, что охранники не получали никаких указаний ни от него, ни от его помощников.
Были и другие несовпадения или даже прямые противоречия. Самое невинное заключалось в том, что, по словам профессора, он оговорил с каждым из участников так называемое «слово безопасности», которое участник должен был произнести для того, чтобы немедленно покинуть эксперимент. Однако профессор чуть ли не силой удерживал участников опыта.
Впрочем, эти мелкие на фоне всего остального неувязки — не более чем фон. Расследование Блума ставит под сомнение выводы эксперимента и даже сам его статус.
Кажется, его следует называть теперь драматической демонстрацией, а не собственно исследованием.
Если раньше считалось, что эксперимент доказывает, что, оказавшись в положении сильного, человек становится более жестоким, то теперь представляется, что эксперимент лишь доказывает, что лицо, наделенное властью (профессор Зимбардо, к примеру), может уговорить другого человека («охранника») выполнять его приказы.
Эпитафию эксперименту написал в своем Twitter Джей Ван Бэйвел из Университета Нью-Йорка: «Публичные заявления (Зимбардо.— “Ъ”) заставили миллионы людей принять… лживый рассказ о Стэнфордском тюремном эксперименте».
Филипп Ночевка
Эффект Люцифера или «мама, человечество — это мое дело»? / Колонка социального психолога
| Филипп Зимбардо |
Одним из вопросов, который интересовал тогда исследователей, был вопрос о том, что заставляет хороших, обычных людей творить зло, и насколько непроницаемой является граница между добром и злом. Зимбардо, опираясь на результаты эксперимента, пришел к выводу, что эта граница очень даже проницаема. Преобразование характера обычного, нормального человека, происходящее в момент совершения им зла, исследователь назвал «эффектом Люцифера» (The Lucifer effect).
Именно этот эффект проявился, когда участвовавшие в эксперименте студенты повели себя в строгом соответствии с навязанной им системой ролью, причем впоследствии никто из них не мог понять, как такое могло произойти.
Интересной оказалась ситуация, когда в тюрьму пришел новый «заключенный» и повел себя необычно: он объявил голодовку. К этому времени остальные «заключенные» уже были эмоционально сломлены, и их миссия сводилась к тому, чтобы вместе с «охранниками» заставить его есть, и таким способом избежать санкций со стороны «охранников». То есть вместо того, чтобы стать героем для других «заключенных», он стал источником проблем и для тех, и для других. Теперь уже и «охранники», и «заключенные» объединили усилия, чтобы сломить сопротивление «бунтовщика».
Как отмечает сам Зимбардо, в процессе эксперимента и сами экспериментаторы привыкли к тому, что «каждый день оскорблений и насилия был основой для следующего». Ситуацию спасло то, что одна женщина (впоследствии – супруга Зимбардо), оценив происходящее, призвала к его прекращению. В итоге эксперимент, рассчитанный на две недели, пришлось остановить досрочно, и до сих пор к нему предъявляются претензии, связанные с соблюдением этических норм.
Ф.Зимбардо описал и семь основных социальных процессов, лежащих в основе «эффекта Люцифера»: первый бездумный маленький шаг в направлении зла, унижение других, отстранение от собственной личности, размытие личной ответственности, слепое подчинение приказам и групповым нормам, пассивное непротивление злу (бездействие или безразличие). Эти процессы могут быть запущены непривычной для человека ситуацией, ставящей человека перед выбором между добром и злом. Но ситуацию создает не сам человек: за нее ответственна обладающая властью система (в нашем случае – экспериментаторы, которые и сами не заметили, как стали частью своего эксперимента).
Однако все ли люди в одинаковых ситуациях ведут себя одинаково, и существует ли фактор, способный ему противодействовать? Зимбардо считает, что противоядием от зла является героизм, но при этом не надо думать, что герои – это какой-то особый вид людей со сверхъестественными способностями. Герои – обычные люди, и только сам факт героизма можно считать необычным. Одна и та же ситуация может сделать людей как носителями зла (в том числе и пассивными), так и героями: Стэндфордский эксперимент был остановлен обычной женщиной. Но для этого, как утверждает Зимбардо, нужно сказать себе вместо маминого, привычного с детства «не вмешивайся»: «мама, человечество — это мое дело».
При написании текста использованы материалы выступлений Ф.Зимбардо (Филипп Зимбардо: Как обычные люди становятся чудовищами… или героями и Зимбардо об эксперименте в «тюрьме»)
Татьяна Рябиченко,
выпускница магистерской программы
«Прикладная социальная психология»
Фильм Эксперимент (2010) описание, содержание, трейлеры и многое другое о фильме
Компания, которая занимается исследованиями человеческой психики, объявляет набор 26 добровольцев для участия в интересном эксперименте. В их задачу входит разделиться на роли охранников и заключенных, и провести две недели в настоящей тюремной обстановке. За участие в эксперименте, каждый из них получит 14000$ по прошествии двух недель – именно через это время эксперимент будет окончен. За всеми участниками будет наблюдать доктор Арчалета. Правила эксперимента достаточно просты: заключенные должны есть все, что им дают, они не имеют права воровать еду у охраны, и охранники должны наказывать заключенных за нарушения. В случае, если охранник проявит жалость и не накажет кого-либо, эксперимент будет окончен. Эксперимент будет окончен и в случае, если охранник превысит свои полномочия и проявил неприемлемую жестокость.
Трэвис, один из членов группы заключенных, попал в одну камеру с парнем по имени Бэнджи, больным сахарным диабетом, который занимается тем, что рисует графические романы. Одному мужчине из группы охранников, Баррису, неудачнику с заниженной самооценкой, удается стать лидером надзирателей. Вскоре, он стал проявлять действительно жестокие садистские наклонности, вовлекая в это всех остальных. Трэвису все это очень не нравится, и он пытается призвать к справедливости, однако, Баррис и его шайка связывают его и продолжают над ним издеваться. Даже после этого, эксперимент не был остановлен.
После всего этого, Трэвис понимает, что эксперимент должен быть окончен прямо сейчас, однако, его попытка связаться с доктором Арчалетой ни к чему не привела. Вскоре, Баррис убивает Бэнджи, а остальных заключенных приковывают наручниками. Трэвису удается сбежать, и помочь другим заключенным вырваться из оков. Заключенные сами нападают на охранников, и жестоко их избивают. Наконец, загорается красная лампочка, которая символизирует окончание эксперимента. Вскоре, после того, как заключенные вернулись домой, доктора Арчалету засудили за убийство Бэнджи.
Долговечность лжи / Хабр
Самый знаменитый психологический эксперимент всех времён оказался мистификацией. Почему мы не можем уйти от стэнфордского тюремного эксперимента?
Поздним вечером 16 августа 1971 года двадцатидвухлетний Дуглас Корпи, тощий, невысокий выпускник Беркли с копной бледных нечесаных волос, закрытый в тёмной комнате подвала стэнфордского департамента психологии, без одежды, за исключением тонкой белой рубахи с номером 8612, орал во всю глотку.
«Господи, да я весь горю! – кричал он, яростно пиная дверь. – Вы что, не понимаете? Я хочу выйти отсюда! Это полный капец! Я не выдержу ещё одну ночь! Я просто больше не выдержу!»
Это был определяющий момент того, что стало, возможно, самым знаменитым психологическим исследованием всех времён. Узнали ли вы о знаменитом «стэнфордском тюремном эксперименте» (СТЭ) Филиппа Зимбардо на вводном занятии по психологии, или впитали эту информацию из культурного эфира – вы, наверняка, слышали эту историю.
Зимбардо, молодой профессор психологии в Стэнфорде, построил имитацию тюрьмы в подвале Джордан-Холл и заселил её девятью «пленниками» и девятью «охранниками», молодыми мужчинами, откликнувшимися на объявление в газете, которым назначили роли случайным образом и платили по неплохой ежедневной ставке за участие. Основными «сотрудниками» тюрьмы были сам Зимбардо и несколько его студентов.
Исследование должно было продлиться две недели, но после того, как девушка Зимбардо через шесть дней навестила его на работе и увидела, в каких условиях содержат людей в «стэнфордской окружной тюрьме», она убедила его прекратить. С тех пор история о слетевших с катушек охранниках и перепуганных заключённых, доходивших до нервного расстройства один за другим, стала всемирно известной и превратилась в культурную веху, которую описывали в книгах, документальных и художественных фильмах – даже в одном эпизоде сериала Вероника Марс.
Этот эксперимент часто используют в качестве урока, говорящего о том, что наше поведение кардинально зависит от социальных ролей и ситуаций, в которые мы попадаем. Но более глубокое и неприятное его следствие состоит в том, что все мы обладаем скрытым, неиссякаемым источником садизма, который только и ждёт, когда обстоятельства позволят ему открыться. Его использовали для объяснения массового убийства в Сонгми во Вьетнаме, геноцида армян, ужасов Холокоста. И максимальный символ агонии, причиняемой человеком своим братьям – знаменитое психологическое расстройство Корпи, происшедшее всего через 36 часов после начала эксперимента, и вызванное жестокостью его товарищей.
Но есть одна проблема: расстройство Корпи было постановочным.
«Любой клинический врач сразу понял бы, что я притворяюсь, — рассказал мне он прошлым летом, в первом обширном интервью, которое он решил дать за много лет. – Если послушаете запись, это не так сложно заметить. Я не такой уж хороший актёр. Я имею в виду, что, наверно, неплохо справился, но там больше истерики, чем психоза».
Сейчас Корпи, работающий судебным психологом, рассказал мне, что его драматическое выступление в эксперименте было вызвано страхом, но не перед жестокостью охранников. Он волновался, что не сможет попасть в аспирантуру.
«Я согласился на эту работу, потому что решил, что смогу целыми днями готовиться к тесту GRE», — объяснял Корпи по поводу одного из видов экзамена в аспирантуру, который часто используется для приёма студентов, и добавил, что экзамен должен был начаться сразу по окончанию эксперимента. Вскоре после начала эксперимента он попросил дать ему его учебники. Сотрудники тюрьмы отказали ему в этом. На следующий день он снова попросил об этом. Не вышло. И тогда он решил, что, как он сказал мне, «в этой работе не было смысла». Сначала Корпи попытался притвориться, что у него болит живот. Когда это не сработало, он попытался симулировать психическое расстройство. При этом, как он говорит, он не испытывал никаких срывов, а развлекался вовсю большую часть нахождения в тюрьме – кроме эпизода драки с охраной из-за постели.
«Первый день был очень интересный, — вспоминает Корпи. – Бунт был интересный. Не было наказаний. Мы знали, что охрана не сможет сделать нам больно, им нельзя было нас бить. Это были белые студенты, такие же, как мы, так что ситуация была безопасной. Это была просто работа. Если послушать запись, можно услышать это в моём голосе: у меня была отличная работа. Я мог орать, кричать, устраивать истерики. Я мог вести себя, как заключённый. Я был хорошим наёмным работником. Было здорово».
Для Корпи самым страшным во всём эксперименте было то, что ему сообщили, что он не сможет покинуть его, вне зависимости от своего желания.
«Я был шокирован, — сказал он. – Одно дело – когда полицейский арестовывает меня, везёт в машине, заставляет переодеться в робу. Но то, что я не мог уйти – это был новый уровень. Я просто подумал: „о, боже мой“. Такое было у меня ощущение».
Другой заключённый, Ричард Йакко, вспоминает, как он был шокирован на второй день эксперимента, когда спросил сотрудника, как покинуть тюрьму, и узнал, что он не может этого сделать. Третий, Клэй Рамзи, был так потрясён, узнав, что оказался в ловушке, что начал голодовку. «Я относился к этому, как к настоящей тюрьме, потому что, чтобы выбраться оттуда, нужно было сделать что-то такое, что заставило бы их волноваться по поводу их ответственности», — сказал мне Рамзи.
Когда в мае я спросил у Зимбардо по поводу заявлений Корпи и Йакко, он сначала отрицал тот факт, что они обязаны были оставаться в тюрьме. «Это ложь, — сказал он. – Это ложь».
Но это уже не просто слово Зимбардо против их слов. В апреле французский учёный и режиссёр Тибо ле Тексье опубликовал книгу Histoire d’un Mensonge [История лжи], разобравшись в недавно опубликованных документах из архивов Зимбардо в Стэнфорде, чтобы рассказать совершенно другую историю эксперимента. После того, как Зимбардо сказал мне, что обвинения Корпи и Йакко были беспочвенными, я прочёл ему расшифровку, найденную ле Тексье, сделанную по записанному разговору Зимбардо со своими «сотрудниками» на третий день симуляции: «Интересная штука с этими ребятами, двумя парнями, которые пришли вчера, и сказали, что хотят уйти – я сказал им „нет“, — рассказал Зимбардо сотрудникам. Уйти можно только по двум причинам – медицинской и психиатрической. Я думаю, что они поверили, что не могут уйти».
«Ладно, хорошо», — поправился Зимбардо в телефонном разговоре со мной. Он признал, что в подписанных испытуемыми формах информированного согласия была указана специальная безопасная фраза: «Я покидаю эксперимент». Только эта точная фраза могла заставить отпустить их.
«Никто из них этого не сказал, — сказал Зимбардо. – Они говорили: „Я хочу выйти. Мне нужен доктор. Я хочу к маме“, и так далее, и тому подобное. Я, по сути, говорил: „Вы должны сказать: “Я покидаю эксперимент».
Но в формах информированного согласия, которые подписывали испытуемые, и которые теперь можно скачать с сайта самого Зимбардо, нет ни одного упоминания фразы «Я покидаю эксперимент».
В стандартном рассказе Зимбардо об эксперименте эмоциональная реакция заключённых даётся как доказательство того, насколько сильно на них повлияло неподобающее отношение охранников. Шок реального заключения в тюрьму даёт более простое и ни разу не революционное объяснение. Эксперимент мог привести к юридическим последствиям, если бы заключённые решили обратиться в суд. Корпи сказал, что величайшим сожалением своей жизни он считает то, что не сумел засудить Зимбардо.
«Почему мы не подали в суд на неправомерное ограничение свободы?» – спросил Корпи во время интервью. Это унизительно! Мы должны были что-то сделать!»
Согласно Джеймсу Кэхену, бывшему прокурору округа Санта-Клара, где расположен Стэнфордский университет, у Корпи вполне могло получиться дело: шести часов, после того, как Корпи заявил о своём желании покинуть эксперимент, большую часть которых он провёл в запертой комнате, достаточно для того, чтобы удовлетворить параметрам ограничения свободы в Калифорнии.
«Если он говорит: „Я не хочу это больше делать, я хочу поговорить с вами о выходе“, — сказал Кэхен, — а затем его запирают в комнате, и он в какой-то момент пытается выйти, просит его выпустить, чтобы пообщаться как наёмный сотрудник, или кто он там был, и он не в состоянии выйти из комнаты – это практически выходит за пределы информированного согласия и подходит к нарушению уголовного кодекса».
Хотя Зимбардо любит начинать историю эксперимента с воскресенья, 15 августа 1971, когда охранники начали изводить новоприбывших заключённых в «стэнфордской окружной тюрьме» – обставляя всё так, будто они перешли к жестокости сами по себе – честнее будет начать историю на день раньше, с координационной встречи с охранниками. Тогда Зимбардо, обращаясь к ним больше как к сотрудникам, нежели как к испытуемым, совершенно явно обозначил, что от охранников ожидают помощи в создании правильного настроения у заключённых, ощущения беспомощности и страха.
«Мы не можем применять физические наказания или пытки, — сказал им Зимбардо, как следует из записей, впервые выпущенных через пятнадцать лет после эксперимента. – Мы можем создать скуку. Чувство фрустрации. Вызвать у них страх до определённой степени. У нас в руках вся власть над ситуацией, а у них – нет».
Большую часть встречи вёл Дэвид Джафф, студент, игравший роль «начальника тюрьмы», чей вклад в эксперимент Зимбардо долго преуменьшал. Реально же именно Джафф и несколько студентов придумали идею симуляции тюрьмы за три месяца до этого, в качестве домашней работы, заданной классу, в котором преподавал Зимбардо. Джафф назначил некоторым своим соседям по общежитию в Тойон-Холл роли заключённых, а некоторым – охранников, и придумал 15 драконовских правил, которые охранники должны были насаждать, включая: «Заключённые должны обращаться друг к другу только по номерам», «Заключённые не должны описывать своё состояние такими словами, как „эксперимент“ и „симуляция“, или „Неспособность подчиниться любому из правил влечёт наказание“. Зимбардо так тронули драматические результаты двухдневного эксперимента Джаффа, что он решил попробовать его самостоятельно, на этот раз случайным образом выбрав охранников и заключённых, и продлив эксперимент на более длительный срок. Поскольку Зимбардо сам никогда не бывал в настоящей тюрьме, стандарты реализма определялись исследованием Джаффа и страшноватыми воспоминаниями Карло Прескотта, вышедшего на поруки из тюрьмы Сан-Квентин, с которым Зимбардо познакомился через Джаффа и пригласил в качестве консультанта. Джаффу дали чрезвычайную свободу в планировании эксперимента для воспроизведения предыдущих результатов. „Доктор Зимбардо предположил, что самым сложным будет заставить охранников вести себя, как охранники“, — писал Джафф в оценке эксперимента по его итогам. „Меня попросили предложить тактику на основе моего опыта как специалиста-садиста. На меня возложили ответственность по организации поведения “крутых охранников». Хотя Зимбардо часто утверждал, что охранники сами устанавливали правила, на самом деле большая их часть была напрямую взята из домашней работы Джаффа, и озвучена на координационной встрече в субботу. Джафф также предложил охранникам идеи того, как можно донимать заключённых, заставляя их, например, вынимать колючки из грязных одеял, которые до этого валялись на траве.
После начала симуляции Джафф напрямую исправлял поведение охранников, которые вели себя недостаточно круто, насаждая патологическое поведение, о котором Зимбардо позже заявит, будто оно появилось естественным путём.
«Охранникам надо было понимать, что все они будут играть роль, что называется, крутого охранника», — сказал Джафф одному из охранников (начиная с 8:35). «Надеюсь, что благодаря этому исследованию появятся очень серьёзные рекомендации по реформе… что мы сможем выйти с этим в СМИ, в прессу, и сказать: „Вот, что имеется в виду на самом деле“… Постарайтесь реагировать так, как вы представляете себе реакцию грязных полицейских».
Хотя большинство охранников играли свои роли без блеска, а некоторые даже выполняли небольшие просьбы заключенных, один из них с усердием взялся за дело: Дэйв Эшельман, которого заключённые прозвали «Джон Уэйн» за его южный акцент и изобретательную жестокость. Но Эшельман, обучавшийся актёрской игре в старших классах и колледже, всегда признавал, что его акцент был такой же подделкой, как нервный срыв Корпи. Его целью, как он сказал мне в интервью, было помочь удачно провести эксперимент.
«Я воспринял всё это как упражнение в импровизации, — сказал Эшельман. – Я считал, что делал то, что хотели от меня исследователи, и решил, что я буду делать это лучше остальных, притворяясь этим отвратительным охранником. Я никогда не бывал на Юге, но использовал южный акцент, взяв его из фильма „Хладнокровный Люк“.
Эшельман выразил мне своё сожаление тем, что он нехорошо относился к заключённым, добавив, что иногда обращался к собственному опыту, пережив несколькими месяцами ранее грубое отношение со стороны собственного брата. „Я перегнул палку“, — сказал он. Но Зимбардо и его сотрудники, вроде бы, одобряли его действия. По окончанию эксперимента Зимбардо особо выделил и поблагодарил его.
»Когда я шёл по коридору, — вспоминает Эшельман, — он специально подошёл ко мне и дал понять, что я прекрасно справился. Я реально решил, что достиг чего-то хорошего, что я сделал вклад в понимание человеческой природы».
Согласно Алексу Хасламу и Стефану Райкеру, психологам, совместно пытавшимся воспроизвести СТЭ в Британии в 2001-м, критическим фактором, заставляющим людей проявлять жестокость, является заявление их лидера о том, что они служат высшей моральной цели, с которой они себя отождествляют – к примеру, научному прогрессу или реформе тюрем. Нас учили, что охранники жестоко обращались с заключёнными в стэнфордской тюрьме из-за возможностей, предоставленных их ролью, но Хаслам и Райкер утверждают, что их поведение появилось из-за их отождествления не с целью, а с экспериментаторами, что Джафф и Зимбардо постоянно поощряли. Эшельман, описывавший себя в приёмной анкете, как «учёный в душе», возможно, усерднее других отождествлял себя с ними, но Джафф и сам в собственной оценке признавался: «Я поражён той лёгкостью, с которой я могу отключить свою восприимчивость и беспокойство за других людей ради „достойной цели“».
С самого начала Зимбардо добивался широкого освещения своего эксперимента в СМИ, позволив телекомпании KRON из Сан-Франциско снимать имитации арестов, и отправляя им периодические пресс-релизы по мере развёртывания событий. Но симуляция тюрьмы быстро привлекла больше внимания, чем он мог себе представить. К 21 августа, через день после преждевременного закрытия эксперимента, попытка радикального чернокожего активиста и автора бестселлера «Брат по Соледаду» (Soledad Brother) [Соледад – город в Калифорнии, известный своей тюрьмой] Джордж Джексон попытался совершить побег из тюрьмы Сан-Квентин, расположенной в часе езды к северу от Стэнфорда, что привело к гибели трёх охранников и трёх заключённых, включая и его самого. Мгновенно KRON организовала теледебаты между Зимбардо и помощником начальника тюрьмы Сан-Квентин. Через три недели преимущественно чернокожие заключённые исправительного учреждения «Аттика» штата Нью-Йорк подняли бунт, перехватили контроль над тюрьмой у преимущественно белых надзирателей, и потребовали улучшения условий обращения. По приказу губернатора Нельсона Рокфеллера вернуть контроль над тюрьмой силовыми методами, правоохранительные органы сбросили с вертолётов канистры со слезоточивым газом, после чего сотни полицейских и охранников тюрьмы начали стрельбу вслепую в клубах дыма, уничтожая как заключённых, так и их заложников.
Это происшествие, случившееся до наступления эры массовых расстрелов, ставших с тех пор нормой для заголовков американских новостей, было шокирующей резнёй – одной из самых больших по количеству смертей с самой Гражданской войны, согласно выводам специальной комиссии по «Аттике» штата Нью-Йорк. Страна отчаянно искала ответы, и эксперимент Зимбардо, казалось, давал их, размещая охранников и заключённых на одной моральной плоскости – как совместных жертв пенитенциарной системы – хотя на самом деле в Аттике большая часть убийств произошла по вине полицейских и охранников. История Зимбардо о том, как охранники выходили из под контроля и терроризировали заключённых впервые стала объектом общего внимания в специальном двадцатиминутном репортаже NBC, вышедшем в прайм-тайм. Ричард Йакко рассказал репортёру NBC, что ему и другим заключённым рассказывали, что они не могут выйти из эксперимента, но после того, как он не сумел подтвердить рассказ Зимбардо о том, как заключённые «органично влились» в свои роли, его вырезали из программы (но запись осталась).
В своей статье 1973 года для New York Times Magazine Зимбардо однозначно указывал на то, что срыв Корпи был настоящим. К середине 1980-х, когда он попросил Корпи поучаствовать в шоу Фила Донахью и в документальном фильме «Тихая ярость», Корпи уже давно внёс ясность в тот факт, что он притворялся, но Зимбардо всё равно захотел включить в описание эксперимента нервный срыв. Корпи пошёл у него на поводу.
«Если он хотел рассказывать, что у меня был нервный срыв, это казалось не столь важным, — сказал он мне. – Я не особо сопротивлялся. Я думал, что это было преувеличение, которое шло на пользу целям Фила».
В «Тихой ярости» Зимбардо представил драматическую аудиозапись «нервного срыва» Корпи, рассказав, что «он начал играть роль сумасшедшего, но вскоре роль стала слишком реальной, и он скатился до неконтролируемой ярости». Сегмент записи, в котором Корпи признаётся, что играл роль, и описал, насколько утомительно было делать это в течении стольких часов, был вырезан. Корпи сказал мне, что Зимбардо приставал к нему с просьбами и далее появляться в СМИ задолго после того, как Корпи просил его прекратить это, и давил на него периодическими предложениями профессиональной помощи.
«Мы убрали телефон из телефонной книги, а Зимбардо выяснил наш телефон, — сказал Корпи. – Это было очень странно. Я говорил ему: » Я не хочу больше иметь дела с этим экспериментом». «Но Даг, Даг, ты очень важен! Я дам тебе кучу рекомендаций!» «Да, я знаю, Фил, но я сейчас даю показания в суде, и мне стыдно за то, каким я был. Я не хочу, чтобы этот эпизод был большим и публичным». Но Фил не желал слушать о том, что я не хочу с этим связываться. И так продолжалось годами».
Зимбардо подтвердил, что давал Корпи рекомендации, но отказался раскрыть подробности.
СТЭ сделал Зимбардо, возможно, наиболее выдающимся из живущих психологов Америки. Он стал главным автором одного из самых популярных и долго используемых учебников, «Психология: основные концепции» [Psychology: Core Concepts], и хозяином телесериала 1990 года на PBS «Открывая психологию» [Discovering Psychology], который стал крайне популярным среди старших классов и студентов колледжа, и до сих пор появляется на ТВ. И там и там рассказывали про эксперимент. Но его популярность не ограничилась США. Польский философ Зигмунт Бауман, упомянувший этот эксперимент в книге «Современность и Холокост» 1989 года, был типичным примером растущей в Восточной Европе и Германии традиции обращаться к СТЭ за объяснениями феномена Холокоста. Во влиятельной книге 1992 года «Обычные люди» [Ordinary Men] историк Кристофер Браунинг полагался как на СТЭ, так и на эксперимент Милгрэма, ешё один знаковый психологический эксперимент, утверждая, что массовые убийства, совершённые фашистами, в частности, были результатом ситуационных факторов (другие учёные считают, что людей, следовавших идеологии нацистов, и считавших евреев врагами государства, вряд ли можно называть «обычными людьми»).
В 2001-м, когда Зимбардо выбрали президентом Американского психологического общества, вышел немецкоязычный фильм «Das Experiment», основанный на СТЭ, но поднимавший насилие до фашистского уровня, в котором охранники не просто жестоко обращались с заключёнными, но и убивали их и друг друга. Когда в 2004-м были обнародованы сведения о пытках заключённых в тюрьме Абу-Грейб, Зимбардо снова прошёлся по кругу ток-шоу, утверждая, что жестокости были не результатом присутствия нескольких «плохих» солдат, но «нормой среди них», а также давал экспертные показания в деле Эйвана «Чипа» Фредерика, старшего сержанта, начальника над военными полицейскими, практиковавшими пытки. С возвращением интереса к эксперименту Зимбардо опубликовал в 2007-м году книгу «Эффект Люцифера» [The Lucifer Effect], в которой содержалось ещё больше деталей, хотя и оформленных таким образом, чтобы не подвергать сомнению основу открытий. Книга стала национальным бестселлером.
И всё это время эксперты выражали сомнения по поводу работы Зимбардо.
Несмотря на канонический статус СТЭ в вводных классах по психологии по всей стране, его методологическая критика была быстрой и широко распространилась в годы, последовавшие за его проведением. Зимбардо со своими студентами отошли от научных правил, опубликовав первую статью об эксперименте не в научном журнале по психологии, а в The New York Times Magazine, не проходя обычной экспертной оценки. Знаменитый психолог Эрих Фромм, не знавший о том, что охранников специально просили быть «покруче», тем не менее, высказал предположение о том, что в свете очевидного принуждения к жестокостям, самое удивительное в этом эксперименте то, как мало охранников реально этим занимались. «Авторы считают, что это доказывает, будто одни лишь только обстоятельства способны за несколько дней превратить нормальных людей в покорных, смиренных личностей, или в безжалостных садистов, — писал Фромм. – Мне кажется, что если этот эксперимент что и доказывает, так только противоположное». Некоторые учёные утверждали, что это вообще был не эксперимент. Леон Фестингер, психолог, автор концепции когнитивного диссонанса, вообще назвал произошедшее «хеппенингом».
Струйка критики постоянно подпитывалась с годами, расширяя атаку на эксперимент до более технических проблем, связанных с его методологией – к примеру, подсознательное стремление испытуемых к соответствию их представлению об эксперименте [demand characteristics], недостаточное приближение условий эксперимента к реальным [ecological validity] и систематическую ошибку отбора. В 2005-м Карло Прескотт, вышедший на поруки из Сан-Квентина, бывший консультатом по проработке эксперимента, опубликовал op-ed в газете The Stanford Daily под названием «Ложь Стэнфордского тюремного эксперимента», раскрыв тот факт, что многие техники пыток заключённых были взяты из его собственного опыта в Сан-Квентине, а не изобретены участниками.
Ещё одним ударом по научной звезде эксперимента стало то, что Хаслам и Райхер попытались воспроизвести эксперимент, в котором охранников никто не наставлял, а заключённые могли в любой момент прекратить участие – и у них не получилось воспроизвести открытия Зимбардо. Заключённые, вместо того, чтобы испытывать срывы из-за усиливающегося жестокого обращения, объединялись вместе, получали дополнительные привилегии от охранников – последние же становились всё более пассивными и запуганными. Согласно Райхеру, Зимбардо очень плохо воспринял их попытку опубликовать своё исследование в журнале British Journal of Social Psychology.
«Мы узнали, что он частным порядком писал редакторам журнала, пытаясь не дать нам опубликовать работу, и утверждал, что мы пытаемся их обмануть», — сказал мне Райхер.
Несмотря на вмешательство Зимбардо, журнал решил опубликовать статью Райхера и Хаслама, вместе с комментариями Зимбардо, в которых он писал: «Я считаю, что это так называемое „исследование социальной психологии“ является мошенническим и не заслуживает одобрения сообществом социальных психологов в Британии, США, или где-то ещё, кроме как в медийной психологии».
«В итоге, — сказал Райхер, — мы обнаружили, что участвуем не в научных дебатах. Мы оказались в коммерческом соревновании. В тот момент он очень хотел снять фильм в Голливуде».
Многолетние попытки Зимбардо превратить свою работу в художественный фильм, наконец, принесли плоды в 2015-м году в виде фильма «The Stanford Prison Experiment», для которого он был консультантом (в фильме его играет Билли Крудап). Хотя по смыслу фильм критически описывает эксперимент, по сути он поддерживает историю Зимбардо, и не включает поощрение им охранников к «крутому обхождению» с заключёнными во время той субботней встречи, и совсем не упоминает роль Дэвида Джаффа. Персонаж, списанный с Корпи (Эзра Миллер), окружённый жестокими охранниками, начинает считать, что он не участвует в эксперименте, а находится в реальной тюрьме, и во время эмоционального пика фильма испытывает нервный срыв, выражающийся в крике. Его мания постепенно заражает других заключённых.
Каким-то образом ни письмо Прескотта, ни провал попытки воспроизведения эксперимента, ни множество критических отзывов от учёных пока что не смогли ослабить хватку истории Зимбардо на общественном сознании. Апелляции к СТЭ связаны с чем-то более глубоким, чем его научная обоснованность, возможно, потому, что он рассказывает нам историю о нас самих, в которую мы отчаянно хотим верить: что мы, как личности, не можем нести ответственность за предосудительные действия, которые мы иногда совершаем. Хотя принимать точку зрения Зимбардо на падшую человеческую природу и неприятно, это чувство одновременно и освобождает. Мы срываемся с крючка. Наши действия определяются обстоятельствами. Наша склонность к ошибкам ситуационная. Как Евангелие обещает избавить нас от грехов, если только мы будем верить, так и СТЭ предлагает нам некую форму искупления, специально созданную для научной эры, которую мы с готовностью принимаем.
Для учителей психологии СТЭ – надёжный способ понравиться толпе, который они обычно представляют вкупе со множеством неприятных видеоматериалов. В аудиториях на курсах введения в психологию, часто заполненных студентами других специальностей, противоречащее интуиции утверждение о том, что вера студентов в присущую им добродетельность в корне неверна, даёт яркое доказательство возможностей курса психологии по обучению их чему-то новому и удивительному, касающемуся их самих. Некоторые преподаватели, с которыми я говорил, считают, что это помогло внушить студентам мысль о том, что люди, совершающие плохие вещи, не всегда являются плохими людьми. Другие указывали на важность обучения студентов в нашей необычно индивидуалистской культуре тому, что на их действия сильно влияют внешние факторы.
«Даже, если наука и была необычной, — говорит Кеннет Картер, профессор психологии в Университета Эмори, соавтор учебника „Изучаем психологию“ [Learn Psychology], — или эксперимент как-то не так провели, я думаю, что в итоге всё равно хочу, чтобы мои студенты задумывались над тем, что они могут оказаться в крайне влиятельных ситуациях, способных изменить их поведение, как личности. Эта история больше просто науки».
Но если работа Зимбардо была настолько ненаучной, можно ли доверять тем историям, которые она пытается рассказать? Множество других исследований, таких, как знаменитый эксперимент Аша, демонстрирующий то, как люди игнорируют доказательства, видимые их собственными глазами, ради подчинения мнению большинства по поводу длин отрезков, иллюстрируют серьёзный эффект, который наше окружение может оказывать на нас. Гораздо более методологически надёжный, хотя и спорный эксперимент Милгрэма демонстрирует, насколько склонны мы к подчинению в определённых условиях. Уникальность и уникальная привлекательность истории Зимбардо по поводу СТЭ состоит в его предположении о том, что для превращения нас в энтузиастов-садистов всего только и требуется, что комбинезон, дубинка и разрешение доминировать над такими же людьми.
«От этого просто голова кружится, — пояснял ле Тексье. – Это типа „О боже мой, я бы мог быть фашистом. Я думал, что я хороший парень, а теперь я узнаю, что я мог бы стать таким чудовищем“. И одновременно это успокаивает, поскольку, если я и стану монстром, то не из-за того, что в глубине души я плохой, а из-за ситуации. Думаю, именно поэтому этот эксперимент так прославился в Германии и Восточной Европе. Нет чувства вины. „Ну, ладно, такая вот была ситуация. Мы все хорошие. Никаких проблем. Просто ситуация заставила нас пойти на это“. Так что это шокирует, но и успокаивает. Я думаю, два этих посыла эксперимента и сделали его знаменитым».
В опросах 2014 и 2015 года Ричард Григгс и Джаред Бартелс обнаружили, что почти во всех учебниках по введению в психологию имеется некритическое описание эксперимента Зимбардо. Мне стало интересно, почему же выбранные эксперты в этой области, вероятно, хорошо информированные о сомнительной истории эксперимента, решили, тем не менее, включать его в учебник, и я связался с некоторыми из них. Трое рассказали мне, что они сначала, в первых изданиях, не стали упоминать СТЭ, из-за опасений по поводу его научности. Но даже профессора психологии не могут противостоять силам социального влияния: двое добавили его под давлением экспертов и учителей, а третий – поскольку о нём так часто говорили в новостях после Абу-Грейб. Другие авторы, с которыми я беседовал, выражали более критическое отношение к эксперименту, по сравнению с тем, что было написано в их книгах, предлагая, тем не менее, множество причин, по которым они всё равно имеет педагогическую ценность.
Грег Фейст, соавтор учебника «Психология: перспективы и связи» [Psychology: Perspectives and Connections] сказал мне, что его личный взгляд на эксперимент изменился несколько лет назад, когда он наткнулся на op-ed 2005 года Карло Прескотта, и который он описал, как «шокирующий».
«Как только я обнаружил наличие этических и научных проблем у этого исследования, я, честно говоря, решил, что оно не стоит увековечивания», — сказал Фейст.
Но, тем не менее, вот он, в третьем издании его учебника, опубликованном в 2014-м: подробное общепринятое изложение стандартной истории Зимбардо, с краткой критикой, которая появляется только позже в этой главе.
25 октября 1971, все через два месяца после завершения эксперимента настолько напряжённого для Филиппа Зимбардо, что он сбросил за неделю пять килограмм, он отправился в Вашингтон О.К. по запросу Юридического комитета палаты представителей США [надзирает за работой судов, административных агентств и федеральных правоохранительных органов / прим. перев.]. В зале для слушаний Зимбардо сидел перед собравшимися конгрессменами подкомитета №3 и рассказывал величайшую ложь: что «охранникам» в его недавнем эксперименте «просто рассказали, что они попадут в ситуацию, которая может принять серьёзный оборот и стать немного опасной… Они сами устанавливали правила для поддержки закона, порядка и уважения». Зимбардо описал длинный список жестокостей, приведших к «острым ситуативным травматическим реакциям» у заключённых. Несмотря на то, что он так и не посетил настоящую тюрьму, он легко обобщил результаты своего исследования, которого не проверяли эксперты, никто не публиковал, и никто, по большому счёту, не анализировал: «Ситуация с тюрьмами в нашей стране гарантированно будет вызывать серьёзные патологические реакции у охранников и заключённых, унижающие их человечность, понижающие их чувство собственного достоинства, усложняющие возвращение в сообщество за пределами тюрьмы». Зимбардо стал хитом. Представитель Гамильтон Фиш из Нью-Йорка описал это так: «Вы определённо помогли мне прояснить некоторые события, которые мы увидели за последние несколько дней, и понять их».
По следам тюремных бунтов в Сан-Квентине и Аттике послание Зимбардо прекрасно ложилось на национальный дух времени. Критика системы уголовного правосудия, переносившая обвинения одновременно с заключённых и с охранников на некую «ситуацию», определённую настолько размыто, что она могла подойти практически к любой теме, предлагала кому угодно соблазнительный способ рассмотреть под микроскопом социальные проблемы современности. Либералы, настроенные на реформу, жаждали свидетельств того, что люди, совершившие преступления, поступили так под влиянием среды, в которой они родились, что поддерживало их мнение о необходимости систематической реформы для уменьшения количества преступлений в городах – продолжения «войны с бедностью» Джонсона – а не «войны с преступностью», которую рекламировал в своей предвыборной кампании Ричард Никсон. «Когда я услышал об этом исследовании, — вспоминает Фрэнсис Каллен, один из выдающихся криминалистов последнего полувека, — я подумал „Ну конечно, это правда“. Я отнёсся к этому некритично. Все отнеслись некритично». В области деятельности Каллена, СТЭ предоставил удобное свидетельство фундаментальной неработоспособности тюремной системы. «Это подтвердило то, во что верили люди – то, что тюрьмы по сути своей бесчеловечны», — сказал он.
Расовая динамика СТЭ, которую никогда не изучали адекватно, могла бы задержать реформаторов. Карло Прескотт, недавно перенёсший шестнадцать лет заключения, будучи чернокожим, играл важнейшую роль в построении архитектуры эксперимента. Раздосадованный недостатком чернокожих испытуемых, он постоянно вмешивался в процесс, пытаясь принести, как он сказал мне, «дух аутентичности ребятам, которым платили по $15 в день за то, чтобы они играли заключённых – все они были белыми, если вы помните (прим. ред. – один из заключённых всё же был азиатом). Одной из наиболее шокирующих вещей, после того, как твою свободу забрали, оказывается то, что контролировать тебя будут люди, которые уже заранее тебя ненавидят». Однако из описания «ситуации», порождающей жестокость, Зимбардо совершенно исключил расовый вопрос. ОН обычно использовал слово «нормальный» для описания участников, несмотря на то, что их вряд ли можно было считать нормальными представителями среды заключённых в то время. Анализ жестокости по отношению к заключённым как продукта «ситуационных сил», не различающих расу, устранило её глубокие корни, идущие из расового притеснения.
Тем не менее, СТЭ в результате оказал значительное влияние на американскую криминологию. Первая научная статья Зимбардо по поводу его результатов была опубликована в Международном журнале криминологии и пенологии [International Journal of Criminology and Penology], а не в психологическом издании. Год спустя Роберт Мартинсон, из команды социологов, назначенной штатом Нью-Йорку для оценки различных тюремных программ, выступил в программе «60 минут» с мрачным сообщением: в области реабилитации заключённых не работает ничего. Почти мгновенно «доктрина о неработоспособности» Мартинсона превратилась в общепринятое мнение в Америке. Её часто цитируют как причину широко распространившегося в 1970-х годах среди учёных и определяющих политику лиц отказа от идеи о том, что тюрьма может стать центром реабилитации. Каллен считает, что в этом сыграло роль и исследование Зимбардо.
«Стэнфордский тюремный эксперимент, — говорит Каллен, — говорит: тюрьмы не реформируют людей. Основной проблемой множества тюремных реформ, особенно среди академических криминалистов, стало то, что тюрьмы по сути своей негуманны, поэтому мы выступали за минимизацию использования тюрем, акцентировали внимание на альтернативах, на общественном исправлении».
В эру быстро растущего количества преступлений такая повестка дня оказалась политически несостоятельной. Консервативные политики не испытывали никаких колебаний по поводу того, чтобы использовать заключение исключительно для наказания людей, погрузились в длившуюся десятилетиями эру «закручивания гаек», непропорционально воздействовавшую на чернокожих американцев. Количество случаев заключения постоянно росло, и сейчас в пять раз превышает статистику в сравнимых странах: каждый третий чернокожий в Америке обязательно побывает в тюрьме.
Конечно, было бы несправедливо обвинять одного лишь Зимбардо в массовом заключении людей. Более точно будет сказать, что СТЭ со своими реформистскими идеями разделил мнения своего времени на два лагеря. Согласно опросу 2017 года, проведённому Калленом и его коллегами Терезой Кулиг и Трэвисом Праттом, 95% из множества криминологических работ, упоминавших СТЭ за все годы, придерживались его основного сообщения о том, что тюрьмы по сути своей негуманны.
«Позже меня поразило то, каким образом все мы потеряли свой научный скептицизм, — говорит Каллен. – Мы ударились в идеологию на манер людей, отрицающих изменения климата. Исследования Зимбардо и Мартинсона настолько хорошо ложились на интуицию, что никто не сделал шага назад и не сказал: „Ну, в принципе, это может оказаться и неверным“.
Большая часть сегодняшних криминалистов сходятся в том, что тюрьмы не настолько безнадёжны, как их описали Зимбардо и Мартинсон. Некоторые тюремные программы надёжно помогают заключённым улучшить их жизнь. И, хотя сравнивать разные страны довольно тяжело, норвежская тюрьма строгого режима Халден, где осуждённые убийцы ходят в обычной одежде, получают рабочие навыки, обедают вместе с невооружёнными охранниками, и весь день свободны гулять по красивым местам, среди сосен и кустов черники, подаёт определённую надежду. Норвежские заключённые редко участвуют в драках, и совершают повторные правонарушения реже, чем где бы то ни было ещё. Чтобы начать улучшение всех недостатков массового заключения, утверждает Каллен, необходимо изучить вопрос того, что делает некоторые системы управления тюрьмами лучше остальных, вместо того, чтобы просто отбрасывать все тюрьмы, как по сути своей жестокие, как это сделал СТЭ.
Тем временем, наследие работы Зимбардо распространяется гораздо дальше, чем наша проблемная система уголовного правосудия, и напрямую касается того, как мы понимаем нашу личную моральную свободу.
Солнечным августовским полднем 2006 года, на пике Иракской войны 19-летний рейнджер Армии США Алекс Блум подъехал на автомобиле с тремя другими рейнджерами к отделению банка Bank of America в г. Такома. Они выскочили из машины, и при помощи пистолетов и автоматов Калашникова совершили ограбление. Три дня спустя Алекса, который, по случайности, ещё и мой кузен, арестовали в нашем родном городе Денвер, шт. Колорадо. Алекс объяснял нашей семье, что он считал, будто участвует в тренировочном упражнении. После радикальной месячной дрессировки в рамках программы обучения рейнджеров, которую он недавно прошёл, он следовал за своим командиром, не задавая вопросов. На слушании дела Алекса его защитники пригласили видного эксперта, чтобы доказать, что он участвовал в ограблении не по своей воле, а под влиянием „ситуационного воздействия“. Экспертом был доктор Филипп Зимбардо. Алекса приговорили к невероятно мягкому наказанию, и Зимбардо стал героем семьи.
В октябре 2010 Зимбардо участвовал в специальном эпизоде ток-шоу Dr. Phil под названием „Когда хорошие люди делают плохие вещи“, используя историю Алекса для рассказа о том, что плохие поступки – результат обстоятельств, а не характера или выбора. Со своего места на трибунах студии я слушал, как Зимбардо описывает издевательства охранников над заключёнными, к которым их вообще никто не подстрекал. „Я ограничил охранников требование не использовать физическое воздействие, но они интуитивно знали, как воздействовать психологически“, — сказал он. Затем он использовал свои теории, чтобы объяснить пытки в Абу-Грейб, приводя те же самые аргументы, что он использовал для защиты Айвана Фредерика. Когда доктор Фил спросил у аудитории, кто из них считает, что в сходной ситуации также стал бы пытать заключённых, вся моя семья поднялась с места – и практически больше никто этого не сделал. Мы с гордостью поддерживали Алекса, и знали, что именно такой урок должны извлечь из работы Зимбардо.
Через несколько лет, решив написать книгу про Алекса, я обнаружил свидетельства того, что он не рассказал мне всей правды о своём участии в том деле. Когда я спросил его прямо в лицо, он признался, что его выбор в участии в ограблении был более свободным и информированным, чем он давал понять ранее. Принятие ответственности изменило его. Это освободило его от ощущения оскорблённой жертвы, которое он испытывал годами. „Ситуационное воздействие“ Зимбардо когда-то, казалось, позволяло моему кузену верить в то, что, по сути, он хороший человек, несмотря на совершённое им вопиющее преступление, но увидев его персональный рост, произошедший после моральной переоценки ситуации, я заинтересовался, а была ли ему польза от этого.
И уже после того, как я брал у Зимбардо интервью у него дома в Сан-Франциско для моей книги про Алекса, я начал глубже изучать историю его знаменитого эксперимента. Чем больше я находил, тем больше росла моя неуверенность. Вскоре после публикации моей книги я, к тому времени уже поговорив с несколькими бывшими участниками эксперимента, попросил Зимбардо об ещё одном интервью. Несколько месяцев я не получал от него ответа. Затем вышла книга ле Тексье, и Зимбардо внезапно согласился поговорить со мной, видимо, страстно желая ответить на обвинения. Мы поговорили по Skype вскоре после его возвращения с конференции по психологии. Его офис был забит книгами и бумагами, а телефон постоянно звонил где-то на фоне, пока мы говорили.
Годами слушая рассказы Зимбардо по поводу его эксперимента, я не ожидал услышать чего-то нового. Первый сюрприз случился, когда я спросил его по поводу заявлений Корпи и Йакко, утверждавших, что им говорили, что они не могут уйти. После того, как отбросив эти обвинения, как ложные, и заявив, что Корпи и Йакко просто забыли безопасную фразу „Я покидаю эксперимент“, Зимбардо поразил меня, признав, что он на самом деле просил своих помощников говорить заключённым, что они не могут уйти.
»Если заключённый сказал «Я хочу уйти», а вы ему говорите «Ок», тогда после их ухода эксперимент закончится, — пояснил Зимбардо. – Все заключённые просто сказали бы «Я хочу уйти». Чтобы они не уходили, должна быть какая-то причина. В их голове должно быть представление «Я заключённый в тюрьме», а не «Я студент колледжа в эксперименте. Я не хочу получить свои деньги, я покидаю эксперимент». Из тюрьмы нельзя уйти. В этом вся суть Пиранделлийской тюрьмы (прим. ред.: Пиранделло, Луиджи – итальянский драматург, чьи пьесы сочетали реальность с вымыслом). На каком-то уровне вы – студент в подвале, участвуете в эксперименте. На другом уровне, вы – заключённый, которого мучают охранники в окружной тюрьме».
Зимбардо подтвердил, что Дэвид Джафф разрабатывал правила поведения с охранниками, но пытался утверждать, что не лгал, когда говорил Конгрессу (и много лет спустя настаивал в споре с Лесли Столом в передаче «60 минут», что охранники выдумывали правила самостоятельно, поскольку Зимбардо в тот момент не было. Он скачала отрицал наличие каких бы то ни было политических мотивов у эксперимента, но после того, как я зачитал ему выдержку из пресс-релиза, распространённого на второй день эксперимента, в котором прямо заявлялось, что он нацелен на привлечение внимания к необходимости реформ, он признал, что, вероятно, написал его самостоятельно, под давлением Карло Прескотта, с которым он совместно вёл класс летней школы по психологии заключения.
«Во время того курса я начал видеть, что тюрьмы – это трата времени, денег и жизней, — сказал Зимбардо. – Так что да, я социальный активист, и реформа тюрем всегда была важна для меня. Это не было причиной проведения исследования».
В конце длинного и напряжённого разговора я спросил его, считает ли он, что книга ле Тексье изменит то, как люди представляют себе этот эксперимент.
«Не знаю, — сказал он устало. – В каком-то смысле, мне всё равно. На этом этапе проблема в том, что я не хочу больше тратить своё время. Люди могут говорить о нём что угодно. Это самое важное исследование в истории психологии на данный момент. Нет исследований, о которых люди говорили бы 50 лет спустя. Обычные люди знают о нём. Они говорят: „Чем вы занимаетесь?“ „Я психолог“. Это может быть таксист в Будапеште, владелец ресторана в Польше. Я говорю, что я психолог, и они говорят: „А вы слышали об этом исследовании?“ Оно уже живёт само по себе. Если он хочет называть его обманом, это его дело. Я не собираюсь больше его защищать. Его защита – его долговечность».
Зимбардо провёл большую часть последних пятидесяти лет, отвечая на вопросы о самых тёмных шести днях его жизни, в каком-то смысле став узником успеха собственного эксперимента. Когда я спросил, рад ли он, оглядываясь назад, что провёл это исследование, он говорит, что испытывает смешанные чувства. Своей наиболее важной работой он считает клинику застенчивости, расположенную в Пало-Альто, основанную им в 1975-м.
«Если бы не это исследование с тюрьмой, то вот таким было бы моё наследие», — сказал он.
«А какая-то ваша часть хотела бы, чтобы это было вашим наследием?» – спросил я.
«Да, конечно, — сказал он. – Естественно. Это нечто позитивное. В исследование тюрьмы минус состоит в том, что я был доктором Зло. Я создал эту недобрую ситуацию, как какой-нибудь Свенгали».
По словам Зимбардо он и сам стал жертвой обстоятельств – поддавшись своему окружению, как и все остальные.
«Я, постепенно, не осознавая, превратил себя в суперинтенданта тюрьмы, — сказал он. – Почему? На моём офисе висела табличка „Суперинтендант тюрьмы“. На офисе Дэвида Джаффа – „Начальник тюрьмы“. А потом мне приходилось иметь дело с родителями. Со слушаниями по условно-досрочному освобождению. С приходившим к нам священником. Люди обращаются ко мне не как к исследователю, а как к суперинтенданту тюрьмы, и просят помощи с их сыном, сидящем в тюрьме».
Эта отговорка хорошо служила Зимбардо и всем остальным все эти годы, но её может быть уже недостаточно. Изучив некоторые свидетельства ле Тексье, автор учебников Грег Фейст сказал мне, что он рассматривает возможность занять более твёрдую позицию при выпуске следующего издания учебника «Психология: перспективы и связи».
«Узнав то, что мы узнали, я надеюсь, настанет тот момент, когда история Зимбардо погибнет, — сказал Фейст. К сожалению, это не скоро произойдёт, но, надеюсь, что произойдёт. Потому что я считаю, что это…»
Фейст прервался в поисках подходящего слова, а затем решил остановиться на простом варианте.
«Это ложь».
Стэнфордский тюремный эксперимент оказался фальсификацией
Знаменитый Стэнфордский тюремный эксперимент является фальсификацией – такое мнение высказал американский писатель Бен Блум в колонке на портале Medium.
Напомним, опыт над людьми провел психолог Филипп Зимбардо в 1971 году. Он отобрал 24 добровольца из числа студентов и разделил их на две группы. Первым предстояло стать заключенными, вторым – охранниками.
Зимбардо полностью воссоздал условия настоящей тюрьмы. Эксперимент должен был продлиться две недели, но завершился уже через шесть дней – «надзиратели» начали проявлять настоящий садизм, а у заключенных начались проблемы с психикой.
Таким образом Зимбардо доказал, что люди, получившие власть, будут жестоко доминировать над подчиненными, даже если ситуация этого не требует. Заключенные, напротив, быстро становятся пассивными и перестают сопротивляться.
Стэнфордский эксперимент вошел во многие учебники и труды по психологии. Однако спустя 47 лет его результаты поставили под сомнение.
Блум пишет, что один из добровольцев-«заключенных» симулировал симптомы психоза, чтобы побыстрее оказаться на свободе. Речь идет о Дугласе Корпи. В прошлом году мужчина дал интервью, где впервые рассказал об эксперименте. По его словам, он согласился участвовать в нем с одной целью – чтобы подготовиться к экзаменам в тишине и одиночестве. Однако «надзиратели» отказались выдать ему учебники. После неоднократных безуспешных просьб Корпи устроил истерику на камеру. Позднее Зимбардо использовал эту запись как доказательство изменившегося поведения участников. Сам же Корпи спустя много лет заявил, что считал ситуацию совершенно безопасной, а крики и буйство были для него всего лишь игрой.Внезапно проявившиеся садистские наклонности «охранников» также поставили под сомнение. Согласно официальной версии, им выдали подробные инструкции и предложили вызвать у заключенных чувства страха, одиночества и беззащитности. Но о психическом и физическом насилии речи не шло.
Блум же утверждает, что участникам напрямую рекомендовали применять подобные насильственные меры, причем это требование исходило от одного из студентов Зимбардо – Дэвида Джаффе. Следовательно, «охранники» вовсе не опьянели от безнаказанности, а действовали по указке других людей.
Правоту Блума подтверждает тот факт, что эксперименты, аналогичные Стэнфордскому, приводили к совершенно иным результатам. Похожий опыт поставили британские психологи Стивен Райхер и Александр Хазлам, но в их случае «охранники» не демонстрировали никакой жестокости.
Работу Зимбардо также критиковали за слишком маленькую выборку участников, из-за чего результаты можно трактовать как частный случай, а не основу для выведения общей тенденции.
Вызывал сомнение у экспертов и однообразный состав групп – это были белые студенты колледжей в возрасте от 20 до 25 лет. У Зимбардо была возможность набрать более разношерстный коллектив, взять людей разных рас и социальных слоев, но он почему-то ею не воспользовался.
Кроме того, в объявлении о наборе участников было напрямую указано, что речь идет об имитации «тюремной жизни», что изначально привлекло людей с высоким уровнем агрессии и низкой эмпатией. Зимбардо не проверил психологическое состояние участников перед началом эксперимента, поэтому нельзя с уверенностью сказать, что на их поведение повлияли именно изменившиеся условия, а не врожденные особенности.
Отметим, что сам Филипп Зимбардо отказался комментировать результаты этого расследования.
«Люди могут говорить все, что им вздумается. Но это самое знаменитое психологическое исследование на сегодняшний день», – заявил он.
Однако описание Стэнфордского эксперимента в обозримом будущем может исчезнуть из научной литературы.
Дополнительная информация — Стэнфордский тюремный эксперимент
В: Какова была цель Стэнфордского тюремного эксперимента?
A: Цель заключалась в том, чтобы понять развитие норм и влияние ролей, ярлыков и социальных ожиданий в смоделированной тюремной среде.
В: Кто финансировал эксперимент?
A: Исследование финансировалось за счет государственного гранта США.С. Управление военно-морских исследований по изучению антиобщественного поведения.
В: Как набирались участники?
A: Исследовательская группа разместила рекламные объявления в газетах Palo Alto Times и Stanford Daily, предлагая студентам-мужчинам по 15 долларов в день за изучение психологии заключения.
В: Что сказали студентам перед началом исследования?
A: Студентам сказали, что им будет поручено играть роль заключенных или охранников в исследовании тюремной жизни, что они будут наблюдать и снимать видео, и что они будут участвовать в полная продолжительность обучения (см. Описание исследования, предоставленного кандидатам).
В: Кто участвовал в эксперименте?
A: Из более чем 75 человек, откликнувшихся на объявление, было выбрано 24 студента: 12 заключенных для ролевой игры (9 плюс 3 заместителя) и 12 охранников для ролевой игры (также 9 плюс 3 заместителя) . У этих студентов не было ранее уголовных арестов, заболеваний или психических расстройств.
В: Как ученики были назначены на роль заключенного или охранника?
A: Задание выполнялось случайным образом, как при подбрасывании монеты, чтобы убедиться, что заключенные и охранники были сопоставимы друг с другом в начале эксперимента.
В: Проживали ли участники в тюрьме 24 часа в сутки?
A: Заключенные оставались в тюрьме днем и ночью, но охранники обычно менялись в три 8-часовые смены. Таким образом, девять заключенных обычно охраняли трое студентов.
В: Каковы были основные результаты?
A: Было много результатов, но, пожалуй, самым важным было просто следующее: моделирование стало настолько реальным, а охранники стали настолько оскорбительными, что эксперимент пришлось прекратить всего через 6 дней. чем запланированные две недели.
В: Чем фильм отличается от реального Стэнфордского тюремного эксперимента?
A: Хотя фильм «Стэнфордский тюремный эксперимент» был вдохновлен классическим экспериментом 1971 года, между ними есть ключевые различия. В реальном эксперименте охранникам и заключенным запрещалось совершать акты физического насилия, подобные тем, которые показаны в фильме. К тому же учеба закончилась иначе, чем у фильма. В самом исследовании бывшая аспирантка (и будущая жена) профессора Зимбардо Кристина Маслаш выступила против него и сказала, что, взяв на себя роль надзирателя тюрьмы, он стал безразличен к страданиям его участников.Затем он понял, что она права, и объявил, что закончит эксперимент на следующий день. В фильме показано это противостояние, но чтобы усилить драматизм, показано, как профессор Зимбардо возвращается к эксперименту и наблюдает, как охранники сексуально унижают заключенных, после чего он немедленно заканчивает исследование.
Внутренняя угроза | Журнал STANFORD
ЭТО НАЧАЛОСЬ С года нашей эры в объявлениях.
Студенты мужского пола, необходимые для психологического изучения тюремной жизни.15 долларов в день на 1-2 недели. Более 70 человек вызвались принять участие в исследовании, которое будет проводиться в фальшивой тюрьме, расположенной в Джордан-холле, на главном квадрате Стэнфорда. Руководителем исследования был 38-летний профессор психологии Филип Зимбардо. Он и его коллеги-исследователи отобрали 24 претендента и случайным образом назначили каждого в качестве заключенного или охранника.
Зимбардо побуждал охранников думать о себе как о настоящих охранниках в настоящей тюрьме. Он ясно дал понять, что заключенным нельзя причинить физический вред, но сказал, что охранники должны попытаться создать атмосферу, в которой заключенные чувствовали бы себя «бессильными».»
Исследование началось в воскресенье, 17 августа 1971 года. Но никто не знал, во что именно они ввязывались.
Сорок лет спустя Стэнфордский тюремный эксперимент остается одним из самых заметных и печально известных исследовательских проектов, когда-либо проводившихся. В течение шести дней половина участников исследования подвергалась жестокому и бесчеловечному обращению со стороны своих сверстников. В разное время над ними издевались, раздевали догола, лишали сна и заставляли использовать пластиковые ведра в качестве туалетов.Некоторые из них яростно восстали; другие впали в истерику или впали в отчаяние. Когда ситуация погрузилась в хаос, исследователи стояли и наблюдали, пока один из их коллег, наконец, не заговорил.
Очарование общественности SPE и его последствиями — представление, как говорит Зимбардо, «что эти обычные студенты колледжей могут делать такие ужасные вещи, оказавшись в такой ситуации» — принесло Зимбардо международную известность. Это также вызвало критику со стороны других исследователей, которые поставили под сомнение этичность подвергать студентов-добровольцев столь сильной эмоциональной травме.Исследование было одобрено Стэнфордским комитетом по исследованию людей, и Зимбардо говорит, что «ни они, ни мы не могли представить», что охранники будут обращаться с заключенными так бесчеловечно.
В 1973 году расследование Американской психологической ассоциации пришло к выводу, что тюремное исследование соответствовало существующим этическим стандартам профессии. Но в последующие годы эти руководящие принципы были пересмотрены, чтобы запретить моделирование людей, моделируемых на основе SPE. «Никакие поведенческие исследования, которые помещают людей в такие условия, больше никогда не будут проводиться в Америке», — говорит Зимбардо.
Стэнфордский тюремный эксперимент стал предметом множества книг и документальных фильмов, художественного фильма и названия по крайней мере одной панк-группы. В последнее десятилетие, после раскрытия злоупотреблений, совершенных американскими военными и сотрудниками разведки в тюрьмах Ирака и Афганистана, SPE преподала уроки того, как хорошие люди, помещенные в неблагоприятные условия, могут действовать варварски.
Эксперимент до сих пор вызывает споры и разногласия — даже среди тех, кто в нем принимал участие.Здесь, по их собственным словам, некоторые из ключевых игроков драмы размышляют о своих ролях и о том, как эти шесть августовских дней изменили их жизнь.
Суперинтендант Фил Зимбардо
Зимбардо поступил на факультет психологии Стэнфорда в 1968 году и преподавал там до выхода на пенсию в 2007 году.
Первоначально исследование было сосредоточено на том, как люди адаптируются к тому, чтобы оказаться в относительно беспомощной ситуации. Я интересовался заключенными и не особо интересовался охраной.Это действительно была единственная драматическая демонстрация влияния ситуации на человеческое поведение. Мы ожидали, что напишем несколько статей об этом и двинемся дальше.
Зимбардо. (Фото: любезно предоставлено Филом Зимбардо)
После окончания первого дня я сказал: «Здесь ничего нет. Ничего не происходит». Охранники придерживались антиавластного менталитета. Они чувствовали себя неловко в своей униформе. Они не входили в менталитет охранников, пока заключенные не начали восстать. На протяжении всего эксперимента существовал заговор отрицания — все участники фактически отрицали, что это был эксперимент, и соглашались с тем, что это тюрьма, управляемая психологами.
Не было времени на размышления. Нам приходилось кормить заключенных трехразовым питанием, разбираться с срывами заключенных, разбираться с их родителями, вести комиссию по условно-досрочному освобождению. На третий день я спал в своем офисе. Я стал начальником тюрьмы графства Стэнфорд. Вот кем я был: я вовсе не исследователь. Меняется даже моя осанка — когда я иду по тюремному двору, я иду, заложив руки за спину, чего я никогда в жизни не делаю, как генералы, когда инспектируют войска.
Мы организовали собеседование всех участников — заключенных, охранников и сотрудников — в пятницу с другими преподавателями и аспирантами, которые не принимали участие в исследовании. Кристина Маслах, которая только что защитила кандидатскую диссертацию, приехала накануне вечером. Она стоит возле каюты охранников и наблюдает, как охранники выстраивают заключенных в 10-часовой туалет. Пленные выходят, и охранники надевают им на голову мешки, сковывают ноги и заставляют класть руки друг другу на плечи, как цепная банда.Они кричат и ругают их. Кристина начинает плакать. Она сказала: «Я не могу смотреть на это».
Я побежал за ней, и мы поссорились возле Джордана Холла. Она сказала: «Это ужасно, что вы делаете с этими мальчиками. Как вы можете видеть то, что видела я, и не заботиться о страданиях?» Но я не видел того, что видела она. И мне вдруг стало стыдно. Именно тогда я понял, что тюремный кабинет превратил меня в тюремного администратора. В этот момент я сказал: «Ты прав.Мы должны закончить исследование ».
[Пока шло исследование], была попытка побега из тюрьмы Сан-Квентин, и [бывший Черная Пантера] Джордж Джексон был застрелен и убит. Через три недели после этого появляется Аттика. тюремный бунт [в Нью-Йорке]. В тюрьмах внезапно стало жарко. Два правительственных следственных комитета начинают слушания, и я вылетаю в Вашингтон, чтобы представить подкомитету Конгресса о природе тюрем. эксперт.Но я много работал, чтобы узнать больше. Я посетил ряд исправительных учреждений по всей стране. Я организовал для студентов Стэнфорда программу преподавания курса в тюрьме. В течение многих лет я вел активную переписку как минимум с 20 разными заключенными.
Это не был формальный эксперимент. Мои коллеги, вероятно, никогда не задумывались об этом. Но в результате тюремного исследования я действительно лучше осознал центральную роль власти в нашей жизни. Я стал больше осознавать силу своего учителя.Я начал сознательно делать что-то, чтобы свести к минимуму негативное использование силы в классе. Я призвал студентов бросить мне вызов.
Мне кажется, я стал более саморефлексивным. Благодаря этому опыту я стал более щедрым и открытым. Думаю, это сделало меня лучше.
Информатор . Кристина Маслах
Маслах, доктор философии ’71, стала профессором Калифорнийского университета в Беркли. Она и Зимбардо поженились в 1972 году. Они живут в Сан-Франциско.
Маслач.(Фото: предоставлено Кристиной Маслах-Зимбардо)
Я только что защитил докторскую диссертацию и собирался покинуть Стэнфорд, чтобы начать новую работу. Мы с Филом начали встречаться. Я никогда не собирался участвовать в тюремном исследовании. В течение первых нескольких дней эксперимента я слышал от Фила, но не во всех подробностях. Однако у меня было ощущение, что это превращается в настоящую тюрьму — люди не просто дурачились, но фактически попадали в ловушку ситуации.Но для меня все еще не было очевидно, что это могло значить.
Сначала Фил не отличался. Я не заметил в нем никаких изменений, пока не спустился в подвал и не увидел тюрьму. Я встретил одного охранника, который казался милым, милым и обаятельным, а потом я увидел его во дворе и подумал: «Боже мой, что здесь произошло?» Я видел, как заключенных вели в мужской туалет. У меня заболел живот, физически. Я сказал: «Я не могу это смотреть». Но ни у кого не было такой проблемы.
Фил пришел за мной и сказал: «Что с тобой?» Именно тогда у меня было такое чувство: «Я тебя не знаю. Как ты можешь этого не видеть?» Казалось, что мы стоим на двух разных скалах через пропасть. Если бы мы не встречались до этого, если бы он был просто еще одним преподавателем, и это случилось бы, я бы сказал: «Прости, я ухожу отсюда» и просто ушел. Но поскольку это был тот, кто мне очень нравился, я подумал, что должен это понять. Так что я продолжал.Я сопротивлялся и в итоге сильно поссорился с ним. Не думаю, что с тех пор у нас когда-либо были такие споры.
Я боялся, что если исследование будет продолжено, он станет тем, о ком я больше не заботился, больше не любил, больше не уважал. Интересный вопрос: если бы он продолжил, что бы я сделал? Честно говоря, не знаю.
Самым явным влиянием на меня исследование оказало то, что оно подняло несколько действительно серьезных вопросов о том, как люди справляются с чрезвычайно эмоциональными, трудными ситуациями, особенно когда это часть их работы — когда им нужно управлять людьми, заботиться о них или реабилитировать их.Итак, я начал брать интервью у людей. Я начал с некоторых тюремных охранников в настоящей тюрьме и поговорил с ними об их работе и о том, как они понимают, что делают. Сначала я не был уверен, что ищу. Я просто пытался слушать.
Я опросил людей, которые работали в больницах, в отделении скорой помощи. Через некоторое время я понял, что возникают ритм и закономерность, и когда я описал это кому-то, они сказали: «Я не знаю, как это называется в других профессиях, но в нашей профессии мы называем это« выгоранием ».«И поэтому я потратил значительную часть своей профессиональной жизни на разработку и определение того, что такое выгорание — что его вызывает, и как мы можем вмешаться и помочь людям справиться с этим более эффективно. Вся эта работа над выгоранием имела свои истоки. из опыта, который я получил в тюремном эксперименте.
Иногда ко мне подходят люди — на конференциях, или, может быть, это студенты, посещавшие уроки психологии, — и они говорят: «Боже мой, ты такой герой! Каково быть героем? »И это всегда немного удивляет меня, потому что в то время это не казалось героем.Тюремное исследование дало мне новое понимание того, что такое «героизм». Это не какая-то эгоцентрическая вещь, я собираюсь броситься в это горящее здание — это о том, чтобы увидеть что-то, что нужно решить, и сказать: «Мне нужно помочь и сделать что-то, чтобы это стало лучше».
Охранники
Дэйв Эшелман
Сын профессора инженерных наук Стэнфордского университета, Эшелман был студентом Чепменского университета во время эксперимента. Он был самым жестоким охранником тюрьмы, скопировав себя с тюремного надзирателя-садиста (которого изображал Стротер Мартин) из фильма «Холодная рука Люка».Сегодня он владеет ипотечным бизнесом в Саратоге.
Эшельман. (Фото: Тони Готье)
Я просто искал летнюю работу. У меня был выбор: делать это или работать в пиццерии. Я подумал, что это будет интересный и отличный способ найти летнюю работу.
Единственный человек, которого я знала, был Джон Марк. Он был еще одним охранником, и его даже не было в мою смену. Это было критически важно. Если бы там были заключенные, которые знали меня до того, как встретили меня, то я бы никогда не смог справиться с тем, что делал.Акт, который я разыграл, они бы сразу увидели.
То, что на меня нашло, не было случайностью. Это было запланировано. Я начал с четким планом, чтобы попытаться вызвать действие, заставить что-то произойти, чтобы исследователям было над чем поработать. В конце концов, чему они могли научиться у парней, сидящих без дела, как будто это был загородный клуб? Поэтому я сознательно создал эту личность. Я участвовал во всевозможных драматических постановках в средней школе и колледже. Это было то, с чем я был хорошо знаком: взять на себя другую личность, прежде чем выйти на сцену.Я проводил там свой собственный эксперимент, говоря: «Как далеко я могу продвинуть эти вещи и сколько жестокого обращения вынесут эти люди, прежде чем они скажут:« Прекрати? »» Но другие охранники меня не остановили. . Казалось, они присоединились. Они взяли на себя мою инициативу. Ни один охранник не сказал: «Я не думаю, что мы должны это делать».
Тот факт, что я усилил запугивание и психологическое насилие без какого-либо реального понимания того, причинял ли я кому-нибудь боль? Я определенно сожалею об этом. Но в конечном итоге никто не пострадал.Когда разразился скандал с Абу-Грейб, моей первой реакцией было, что это так мне знакомо. Я точно знал, что происходит. Я мог представить себя посреди этого и наблюдаю, как это выходит из-под контроля. Когда вы почти или совсем не контролируете то, что делаете, и никто не вмешивается и не говорит: «Эй, вы не можете этого сделать» — вещи просто продолжают обостряться. Вы думаете, как мы можем превзойти то, что сделали вчера? Как сделать что-то еще более возмутительное? Я почувствовал глубокое знакомство со всей этой ситуацией.
Иногда, когда люди узнают об эксперименте, а потом встречают меня, это типа: «Боже мой, этот парень псих! Но все, кто меня знает, просто посмеются над этим.
Джон Марк
Марк собирался поступить в первый год обучения в Стэнфорде. Он получил высшее образование в 1973 году по специальности антропология. Он живет в районе залива и последние 18 лет работал кодировщиком в компании Kaiser Permanente.
Марка. (Фото: Тони Готье)
Я провел второй курс в Стэнфорде во Франции и вернулся в кампус той весной.Это был один из самых поворотных моментов в моей жизни. В прошлом году на День Благодарения я поехал с другом в Амстердам. Вы должны помнить, что это 1970 год, в основном это были 60-е. Мы пошли в один из тех клубов, где можно было купить наркотики. Мы купили гашиш и привезли немного с собой, и меня поймали на французской границе. В течение нескольких часов французские пограничники сказали мне, что я собираюсь в тюрьму. В конце концов меня отпустили, но я определенно был до смерти напуган.
Когда я увидел эту историю о тюремном эксперименте, я подумал, что у меня есть жизненный опыт, который я могу привнести в него.Я чувствовал, что это будет важный эксперимент. Я рассказал им все о том, через что я прошел, и почему для меня важно быть заключенным. Было очень обидно быть назначенным охранником, но я сделал все, что мог.
Во время дневной смены, когда я работал, никто не делал ничего сверх того, чего можно было ожидать в подобной ситуации. Но Зимбардо изо всех сил старался создать напряжение. Такие вещи, как принудительное лишение сна — он действительно выходил за рамки возможного. Мне просто не нравилась сама идея постоянно беспокоить людей и просить их назвать номера заключенных в счет.Мне уж точно не понравилось, когда парня сажают в одиночную камеру.
В то время я был кайфом весь день каждый день. Я накурился до того, как пошел на эксперимент; Я получил кайф от перерывов и обеда. После этого я накурился. Я брал с собой косяки и каждый день хотел отдавать их заключенным. Я посмотрел на их лица и увидел, как они впали в уныние, и мне стало их жалко.
Я не думал, что это когда-либо должно было длиться полные две недели. Я думаю, Зимбардо хотел создать драматическое крещендо, а затем как можно быстрее закончить его.Я чувствовал, что на протяжении всего эксперимента он знал, чего хочет, а затем попытался сформировать эксперимент — по тому, как он был построен и как он закончился, — в соответствии с выводом, который он уже сделал. Он хотел иметь возможность сказать, что студенты колледжей, люди из среднего класса — люди будут нападать друг на друга только потому, что им дана роль и дана власть.
Основываясь на моем опыте, а также на том, что я видел и чувствовал, я думаю, что это было настоящим натяжением. Я не думаю, что реальные события совпадают с жирным заголовком.Я никогда этого не делал и не изменил своего мнения.
Исследователи
Крейг Хейни
Аспирант Зимбардо, Хейни, MA ’71, доктор философии ’78, JD ’78, отвечал за наблюдение за экспериментом и анализ данных, собранных в нем. Затем он стал профессором Калифорнийского университета в Санта-Крус, ведущим специалистом в области психологических последствий заключения и сторонником тюремной реформы.
Хейни.(Фото: Р.Р. Джонс)
Мы думали, что собираемся обнаружить, что со временем произойдут тонкие поведенческие изменения. В процессе принятия решения о том, стоит ли это делать, были моменты, когда мы колебались. Не потому, что мы думали, что это зайдет слишком далеко или будет слишком драматичным, а потому, что мы не были уверены, что что-то произойдет. Я помню, как однажды спросил: «А что, если они просто посидят две недели и будут играть на гитаре? Что, черт возьми, мы будем делать тогда?»
Люди говорили мне, что вы, должно быть, знали, что это должно было случиться.Мы этого не сделали — и мы не были наивны. Нас очень хорошо читали в литературе. Мы просто не ожидали, что такое случится. Это действительно был уникальный опыт — наблюдать, как человеческое поведение меняется прямо у вас на глазах. И я могу честно сказать, что стараюсь никогда не забывать об этом. Я провожу много времени с настоящими заключенными и настоящими охранниками, и, увидев то, что я видел тогда, будучи аспирантом, вселил в меня уважение к силе институциональной среды превращать хороших людей во что-то еще.
Я также понял, как быстро мы привыкаем к вещам, которые в один прекрасный день шокируют, а неделю спустя становятся обычным делом. В ходе исследования, когда мы решили переместить заключенных в разные части тюрьмы, мы поняли, что они собираются увидеть, где они находятся, и им напомнят, что они не в тюрьме — они просто в психиатрическом корпусе в Стэнфорде. Мы не хотели этого.
Итак, мы надеваем им на голову бумажные пакеты. Когда я впервые увидел это, это было шоком. На следующий день мы надеваем им на голову мешки и не думаем об этом.В реальных исправительных учреждениях это происходит постоянно. К этому привыкаешь. Я много работаю в одиночных камерах над психологическим воздействием сверхмощных тюрем. В таких местах, когда заключенные проходят так называемое терапевтическое консультирование, они содержатся в настоящих клетках. Я постоянно напоминаю себе, что нельзя привыкать к клеткам.
Заключенные, участвовавшие в этом исследовании, к концу его были забитыми людьми. Болели даже те ребята, которые не сломались. Это был действительно сложный опыт.И для меня это тоже был урок. Настоящие заключенные учатся маскировать свою боль и вести себя так, будто это не имеет значения. Тюремное исследование показало, что чувствуют люди, которые не научились носить эту неумолимую маску. Я пытаюсь поговорить с заключенными о том, какова на самом деле их жизнь, и не думаю, что пришел бы к такому виду сочувствия, если бы не увидел того, что видел в Стэнфорде. Если бы кто-то сказал, что за шесть дней вы можете взять 10 здоровых школьников с хорошим здоровьем и на пике жизнестойкости и сломать их, подвергнув их обычным и относительно мягким вещам по стандартам настоящих тюрем, — я » Не уверен, что я бы поверил этому, если бы не увидел, как это произошло.
Заключенный Ричард Якко
В то время Якко был студентом местного колледжа и помог спровоцировать восстание против условий содержания в тюрьме Зимбардо. Он был освобожден на день раньше из исследования после того, как у него появились признаки депрессии. После работы на радио и телевидении он сейчас преподает в государственной средней школе в Окленде.
В то время я обсуждал: если бы меня призвали воевать во Вьетнаме, что бы я сделал? Готов ли я сесть в тюрьму? Поскольку это было одним из соображений, я подумал, что тюремный эксперимент даст мне некоторое представление о том, на что это будет похоже.
Первое, что меня действительно отбросило, — это недосыпание. Когда они разбудили нас в первый раз, я понятия не имел, что это произошло после четырех часов сна. Только после того, как они подняли нас и мы сделали несколько упражнений, а затем они разрешили нам вернуться в постель, я понял, что они испортили наши циклы сна. Это было своего рода сюрпризом для первой ночи.
Yacco. (Фото: Тони Готье)
Я не помню, когда именно заключенные начали бунтовать. Я действительно помню, как сопротивлялся тому, что мне велел сделать один охранник, и готов был отправиться в одиночную камеру.Как заключенные, мы развили солидарность — мы поняли, что можем объединиться и оказывать пассивное сопротивление и создавать некоторые проблемы. Это была та эпоха. Я был готов пойти на марши против войны во Вьетнаме, я пошел на марши за гражданские права и пытался понять, что я сделаю, чтобы сопротивляться даже поступлению на службу. Так что в некотором смысле я проверял некоторые из моих собственных способов восстания или отстаивания того, что я считал правильным.
Мои родители пришли в гости. Их действительно волновало, как я выгляжу.Я сказал им, что они ломают нам сон, что у нас нет возможности принять душ. Моя внешность очень беспокоила обоих моих родителей, особенно маму.
Когда я спросил [команду Зимбардо], что я могу сделать, если захочу уйти, мне сказали: «Вы не можете уйти — вы согласились быть здесь для полного эксперимента». Тогда я почувствовал себя пленником. Я понял, что взял на себя обязательство в отношении чего-то, что теперь не мог изменить. Я попал в плен.
Я был условно освобожден «комиссией по условно-досрочному освобождению».«Они отпустили меня в четверг вечером. Именно тогда они сказали мне, что собираются закончить эксперимент на следующий день. Позже я узнал, что они выбрали меня [условно-досрочно] потому, что они думали, что я буду следующим парнем, который Я был удивлен, потому что никогда не думал, что у меня какая-то депрессия или что-то в этом роде. вы принимаете на себя характеристики этой роли? Я преподаю в средней школе в центре Окленда.Этим детям не нужно проходить эксперименты, чтобы стать свидетелями ужасных вещей. Но что расстраивает моих коллег и меня, так это то, что мы создаем прекрасные возможности для этих детей, мы предлагаем им большую поддержку, почему они не пользуются этим? Почему они бросают школу? Почему они приходят в школу неподготовленными? Я думаю, что большая причина заключается в том, что показывает тюремное исследование — они попадают в ту роль, которую их общество сделало для них.
Участие в Стэнфордском тюремном эксперименте — это то, чем я могу поделиться со студентами.Это была одна неделя в моей жизни, когда я был подростком, и все же вот она, 40 лет спустя, и это все еще оказало такое влияние на общество, что люди все еще заинтересованы в этом. Никогда не знаешь, чем ты займешься, что станет решающим моментом в твоей жизни.
Ромеш Ратнесар , ’96, MA ’96, — бывший сотрудник Государственного департамента и член редакционной коллегии Bloomberg View. Он живет в Вашингтоне, округ Колумбия.С.
Переосмысление печально известного Стэнфордского тюремного эксперимента
Летом 1971 года один из самых известных экспериментов в истории психологии был проведен в 35-футовой секции подвала Стэнфордского психологического факультета. Восемнадцать здоровых молодых людей были случайным образом назначены — бросок монеты — на роль заключенного или охранника для одно-двухнедельного эксперимента над тюремной жизнью. Полиция Пало-Альто «арестовала» заключенных в их домах и обвинила их в грабеже.У них сняли отпечатки пальцев, обыскали с раздеванием и установили новые личности.
Тем временем охранникам выдали деревянные дубинки, форму и солнцезащитные очки с зеркалами. В течение нескольких дней охранники начали применять психологическую тактику, чтобы контролировать и унижать заключенных, а некоторые охранники начали проявлять искренние садистские наклонности. Санитарные условия быстро ухудшились, когда охранники заставили заключенных мочиться и испражняться в ведре, помещенном в их камеру, и не позволили заключенным опорожнить его.
Жестокость охранников в конечном итоге заставила одного заключенного «вести себя безумно», в том числе кричать, ругаться и умолять освободить его. Когда другой заключенный объявил голодовку в знак протеста против жестокого обращения, его заперли в темном шкафу для «одиночного заключения». Жестокое обращение с заключенными продолжало нарастать до тех пор, пока эксперимент не пришлось немедленно остановить за несколько дней до запланированного завершения исследования.
Через несколько недель эти шокирующие результаты попали в прессу, и исследование быстро стало основным продуктом занятий по общественным наукам по всей стране.Молодой профессор, внесший изменения в эксперимент, Филип Зимбардо, стал ярким свидетелем свидетельских показаний в Конгрессе по самым разным вопросам, от беспорядков в американских тюрьмах до пыток заключенных в Абу-Грейб.
Урок, отраженный в бесчисленных лекциях, учебниках и нескольких полнометражных фильмах об исследовании, казался ясным: люди естественным образом переходят в социальные роли, подтверждая силу ситуации. Наряду с работой Стэнли Милгрэма о подчинении властям эти выводы сыграли ключевую роль в формировании общественного понимания психологии тирании и зла за последние полвека.
Но совершенно новые свидетельства из архивов пролили свет на это классическое исследование. Спустя почти полвека после первоначального эксперимента Стэнфордская библиотека сделала ряд материалов эксперимента доступными для анализа. В результате ученые, наконец, смогли прослушать аудиозаписи с заключенными, получающими инструкции от экспериментаторов. Эти материалы предлагают совершенно иное объяснение порочного поведения в первоначальном эксперименте.
Как мы объясняем в готовящейся к публикации статье в American Psychologist, , это новое свидетельство очень ясно показывает, что простое назначение людей на роль тюремных охранников не привело их к естественной жестокости .Вместо этого записи дают четкое свидетельство того, что экспериментаторы, отвечающие за «тюрьму», использовали психологическую тактику, чтобы убедить неохотно сопротивляющихся охранников принять агрессивный стиль во взаимодействии с беспомощными заключенными.
На одной записи тюремный надзиратель — член исследовательской группы — встречается с одним из охранников, который не хотел проявлять жестокость по отношению к заключенным. Охранник говорит: : « Сегодня утром мы заметили, что вы на самом деле не протянули руку… но мы хотим, чтобы вы были активными и вовлеченными, потому что охранники должны знать, что каждый охранник будет тем, кого мы называем жестким охранником.” Охранник неоднократно сопротивлялся давлению и заставлял жестоко обращаться с заключенными.
Здесь мы заметили новые доказательства того, что надзиратель в тюрьме использовал форму «личностного лидерства». В частности, он призвал охранника видеть себя разделяющим ту же миссию, что и экспериментаторы — культивировать общую внутригрупповую идентичность (и нас против них). Например, надзиратель использовал коллективные местоимения 57 раз во время короткой беседы (или один раз за каждую). 30 слов), чтобы развить чувство общей идентичности с охранником — сосредоточенное на жесткости по отношению к заключенным.Это тот же язык, который политики, победившие на выборах, с гораздо большей вероятностью будут использовать (используя их один раз на каждые 79 слов), чем проигравшие кандидаты (используя их только один раз на каждые 136 слов).
Затем суперинтендант сформулировал жесткость по отношению к заключенным как необходимую для достижения общей добродетельной цели — революционизировать тюремную систему. Он говорит: «Мы не пытаемся сделать это только потому, что мы садисты», а затем приводит доводы в пользу причинения вреда заключенным: «Если вам нужно оправдание, а я думаю, что большинство из нас действительно это делает, то это так, чтобы мы могли узнать, что происходит в учреждении в целом.… И мы хотим о них знать. Чтобы мы могли, мы можем войти в СМИ и, гм, и, и в прессу с этим. И, и, и сказать: «А теперь посмотри, о чем, о чем это на самом деле».
Но вам не нужно верить нам на слово. Процитированная аудиозапись доступна прямо в Интернете. Впервые люди могут летать по стене, чтобы узнать, что происходило за кулисами одного из самых известных экспериментов в психологии.
Другая новая статья Джареда Бартелса показала, что инструкции Зимбардо охранникам могли иметь такое же влияние.За день до начала эксперимента исследовательская группа провела инструктаж для охранников, на котором они рассказали о своих ожиданиях враждебности по отношению к заключенным. Бартельс показал совершенно новый набор участников, тот же сценарий почти 50 лет спустя и обнаружил, что люди ожидали враждебного и репрессивного поведения от Зимбардо и полагали, что этого ожидали от них самих, как от охранников. Таким образом, язык руководства однозначно санкционировал злоупотребления среди охранников.
В совокупности эти новые данные свидетельствуют о том, что принятие роли или участие в системе жестокости недостаточно для проявления жестокого поведения.Эти результаты совпадают с недавними исследованиями, показывающими, что лидерство на основе идентичности занимало центральное место в знаменитых исследованиях Милгрэма, посвященных подчинению авторитету и динамике тирании и жестокости за пределами лаборатории.
Действительно, если оценить роль лидера идентичности как в Стэнфордском тюремном эксперименте, так и в исследованиях послушания Милгрэма, основной урок становится очевидным. Вот как лидеры на протяжении всей истории подтверждали жестокость по отношению к меньшинствам или иммигрантам, сигнализируя, что они не принадлежат к группе и что цель оправдывает средства.Действия и язык лидеров имеют значение.
К счастью, это не вся история. Наш анализ также выдвигает убедительные доказательства того, что некоторые охранники активно сопротивлялись жестокости, сопротивляясь давлению со стороны руководства. От Оскара Шиндлера до Розы Паркс история полна людей, которые противостояли репрессивным авторитетам и жестоким системам. Это время не только для радикального переосмысления одного из самых влиятельных психологических экспериментов, но и для признания того, что наши самые известные исследования жестокости, подчинения и послушания содержат важные уроки, которые научат нас лидерству и сопротивлению.
Знаменитый тюремный эксперимент в Стэнфорде, признанный фиктивным
Стив Хорн
Это исследование, широко освещаемое в учебниках психологии для старших классов и колледжей, как яркий пример того, как, как сказал лорд Актон, «Власть имеет тенденцию развращать; абсолютная власть развращает абсолютно ». Это также исследование, результаты которого вполне могли быть представлены ложно.
Исследование — Стэнфордский тюремный эксперимент 1971 года, проведенное профессором Филипом Зимбардо — уже подвергалось сомнению на протяжении многих лет, но сохранило легитимность в господствующей психологии как знаковое исследование.Исследование Зимбардо вращалось вокруг имитации тюрьмы, созданной в Стэнфордском университете, в которой 24 студента случайным образом назначали роли «охранников» или «заключенных». Цель состояла в том, чтобы наблюдать психологическое воздействие на участников; Предполагалось, что он продлится две недели, эксперимент закончился всего через шесть дней из-за очевидной травмы, которую испытали некоторые из студентов.
Вывод, как во время проведения исследования, так и в том виде, в каком его впоследствии преподавали на протяжении десятилетий, заключался в том, что субъекты имитационного тюремного эксперимента быстро приняли отведенные им роли, причем «охранники» стали авторитарными и садистскими, а «заключенные »Принять оскорбительный авторитет охранников и пережить психологическую травму.Исследование финансировалось Управлением военно-морских исследований США.
Однако за последние 47 лет эксперимент подвергался критике как из-за отсутствия обобщения, так и из-за несовершенной методологии. Обобщаемость определяется как распространение результатов исследований и выводов от небольшой выборочной совокупности на более крупную генеральную совокупность.
Реклама «Тюремного исследования» с ошибками
Стэнфордский тюремный эксперимент подвергся критике за то, что в нем участвовали все белые мужчины, за исключением одного мужчины азиатского происхождения.В то время это также рекламировалось как «тюремное исследование» в тематических объявлениях, чтобы привлечь добровольцев. По мнению критиков, это привлечет людей, уже заинтересованных в авторитарном характере тюремных условий.
«Лица с высоким социальным доминированием могут быть привлечены к участию в тюремном исследовании в качестве добровольцев из-за явной иерархической структуры тюремной системы, и таких людей не волнует человеческая цена их действий», — пояснили психологи Томас Карнахан и Сэм МакФарланд Статья 2007 г. опубликована в научном журнале «Вестник психологии личности».
Не менее проблематичным, как утверждали другие, является проблема обобщения. То есть можно ли воссоздать тот же эксперимент в других условиях с использованием случайной выборки участников? В противном случае в мире социальных наук не следует делать выводы из такого мелкомасштабного исследования.
В этом случае участвовавшие студенты не представляли сплошного поперечного сечения из общей популяции из-за того, как рекламировался эксперимент. Таким образом, по мнению критиков, не следует делать общие выводы из результатов.
Обвинения в коучинге
Критика обобщения была сделана до последнего раунда возражений против исследования. Новейший поток критики сосредоточен вокруг реализации самого исследования. В то время как академические исследования обычно включают в себя подробное объяснение используемой методологии, профессор Зимбардо не был полностью прозрачен в отношении своих методов, и исследование не было рецензировано — золотой стандарт в академических кругах. Полный объем этих методов наконец раскрылся почти полвека спустя в виде аудиозаписей и другой документации в исторических архивах, хранящихся в Стэнфорде.
Первым, кто разыскал эти материалы, был Ле Тексье Тибо, французский академик и кинорежиссер, который описал свои открытия в книге под названием Histoire d’un Mensonge (История лжи). Его книга вышла в апреле 2018 года, но не стала популярной в США до июня, когда автор Бен Блюм написал в блоге обширный пост о выводах Тибо. После этого поста «притворство» исследования Зимбардо — как Блюм назвал его в своей статье — попало в заголовки международных газет.Статья под названием «Продолжительность жизни лжи» вышла за рамки архивных данных Тибо, взяв интервью у нескольких студентов, участвовавших в исследовании, а также самого профессора Зимбардо.
«Любой клиницист знает, что я притворяюсь», — сказал Блюму Дуглас Корпи, один из первых студентов-добровольцев. «Если вы послушаете кассету, она не будет тонкой. Я не так хорош в актерском мастерстве. То есть, я думаю, что делаю неплохую работу, но я скорее истерик, чем псих.”
Зимбардо обвиняли в том, что он говорил студентам, как действовать до и во время исследования. Это не была новая критика, поскольку она была озвучена в статье 2005 года консультантом Стэнфордского тюремного эксперимента, который провел 17 лет в заключении в Сан-Квентине. Но они приобрели новый уровень авторитета из-за того, что пришли через призму первичных архивных материалов и интервью, а не просто слухи.
Например, в записи, один из помощников Зимбардо, Дэвид Джаффе, слышал, как «охранник» должен быть жестче с «заключенными», что указывает на то, что участников тренировали.«Мы действительно хотим, чтобы вы были активными и вовлеченными, потому что охранники должны знать, что каждый охранник будет тем, что мы называем« жестким охранником », — сказал Джефф в записанном разговоре.
«Серьезное мошенничество»
Выбор времени для исследования профессора Зимбардо был важен, поскольку оно проводилось в 1971 году — в том же году, что и тюремные беспорядки в Аттике и Сан-Квентине. Его исследование предложило простое объяснение таких инцидентов: тюремная среда создавала монстров из всех участников, и виновата сама природа карцеральной системы.Вскоре после выхода его исследования Зимбардо был приглашен дать показания перед Конгрессом на специальном слушании в Сан-Франциско, применив свои выводы к недавним беспорядкам.
«После тюремных восстаний в Сан-Квентине и Аттике послание Зимбардо идеально соответствовало национальному духу времени», — писал Блюм. «Критика системы уголовного правосудия, которая перекладывала вину как с заключенных, так и с охранников на« ситуацию », определенную так расплывчато, что подходящую практически для любой повестки дня, предлагала соблазнительный взгляд на социальные беды дня почти для всех.”
Согласно академической статье 2017 года, 95 процентов криминологов цитировали исследование Зимбардо без скептицизма с 1971 года. Кроме того, Стэнфордский тюремный эксперимент часто преподается на большинстве курсов психологии и криминологии начального уровня с небольшой критикой, и как основополагающее исследование в поле. Он также стал еще более известным благодаря выпуску фильма «Тюремный эксперимент в Стэнфорде», который получил две награды на кинофестивале Сандэнс в 2015 году.
Коллеги Зимбардо в психологическом сообществе назвали недавнюю критику его исследований переломным моментом не только в академических кругах, но и для их влияния на психологические исследования в целом.
«Стэнфордская тюрьма [эксперимент] — как она представлена в учебниках — представляет человеческую природу как естественную приспосабливающуюся к репрессивным системам. Это урок, который выходит далеко за рамки тюремных систем и области криминологии, но это неправильно », — написал Джей Ван Бавел, профессор нейробиологии и психологии Нью-Йоркского университета.
Коллега Ван Бавеля из Нью-Йоркского университета, профессор психологии Дэвид Амодио, дополнительно исследовал реальные эффекты, которые оказало знаменитое исследование Зимбардо.
«Похоже, серьезное мошенничество произошло между Зимбардо и замешанной аудиторией в средствах массовой информации, политиками и широкой публикой. Зимбардо не смог убедить своих коллег-ученых в социальной психологии, поэтому он обошел эту область и пошел прямо к людям », — заявил Амодио. «Для меня это совсем другой вид мошенничества — дело не в нарушении научной практики, а в том, как наука передается и используется …»
Психолог из Университета Квинсленда Алекс Хаслам попытался воссоздать исследование в 2002 году, но испытуемые в его исследовании, которые взяли на себя роль «охранников», не стали жестокими или оскорбительными.«Мы не воспроизвели этот основной вывод» Стэнфордского тюремного эксперимента, — сказал он. «Стандартный отчет [исследования] сейчас не заслуживает доверия».
Ответ Зимбардо
Профессор Зимбардо, которому сейчас 85 лет, опубликовал пространное опровержение последнего раунда критики на веб-сайте исследования www.prisonexp.org/response.
«Несмотря на все его недостатки, я по-прежнему считаю, что Стэнфордский тюремный эксперимент способствует пониманию психологами человеческого поведения и его сложной динамики», — писал он.«Множественные силы формируют человеческое поведение: они внутренние и внешние, исторические и современные, культурные и личные. Чем больше мы понимаем всю эту динамику и сложный способ их взаимодействия друг с другом, тем лучше мы будем продвигать лучшее, что есть в человеческой природе ».
Возобновление дебатов о стипендии Зимбардо, если они выйдут за пределы академических кругов и в мир разработки государственной политики, может оказать глубокое влияние на будущее политики в отношении лишения свободы на долгие годы.
Источники: www.researchgate.net, www.static1.squarespace.com, www.psych.nyu.edu, www.psypost.org, www.tandfonline.com, www.vox.com, www.pitt.edu, www. .searchworks.stanford.edu, www.netflix.com, www.journals.sagepub.com, www.stanforddailyarchive.com, www.editions-zones.fr, www.threadreaderapp.com, www.globalnews.ca
Как цифровой подписчик на Prison Legal News вы можете получить доступ к полному тексту и загрузкам этого и другого премиального контента.
Подпишитесь сегодня
Уже подписчик? Логин
Стэнфордский тюремный эксперимент | Протокол
4.3: Стэнфордский тюремный эксперимент
Знаменитый и неоднозначный эксперимент Stanford Prison Experiment , проведенный социальным психологом Филипом Зимбардо и его коллегами из Стэнфордского университета, продемонстрировал силу социальных ролей, социальных норм и сценариев.
Социальные роли
Одной из основных социальных детерминант человеческого поведения является наша социальная роль — модель поведения, которая ожидается от человека в данной среде или группе (Hare, 2003).У каждого из нас несколько социальных ролей. Вы можете быть одновременно студентом, родителем, начинающим учителем, сыном или дочерью, супругом или спасателем. Как эти социальные роли влияют на ваше поведение? Социальные роли определяются культурными знаниями. То есть почти каждый в данной культуре знает, какое поведение ожидается от человека в данной роли. Например, какова социальная роль студента? Если вы осмотритесь в классе колледжа, вы, скорее всего, увидите, что студенты прилежно ведут себя, делают заметки, слушают профессора, читают учебник и тихо сидят за своими партами.Конечно, вы можете увидеть, как учащиеся отклоняются от ожидаемого прилежного поведения, например, отправляют текстовые сообщения на своих телефонах или используют Facebook на своих ноутбуках, но во всех случаях учащиеся, за которыми вы наблюдаете, посещают занятия — часть социальной роли учащихся.
Социальные роли и наше поведение могут различаться в зависимости от ситуации. Как вы ведете себя, когда играете роль сына или дочери и посещаете семейное мероприятие? А теперь представьте, как вы себя ведете, когда выполняете роль сотрудника на своем рабочем месте.Очень вероятно, что ваше поведение будет другим. Возможно, вы более расслаблены и общительны с семьей, шутите и делаете глупости. Но на рабочем месте вы можете говорить более профессионально, и, хотя вы можете быть дружелюбным, вы также серьезны и сосредоточены на завершении работы. Это примеры того, как наши социальные роли влияют и часто диктуют наше поведение в той степени, в которой идентичность и личность могут варьироваться в зависимости от контекста (то есть в разных социальных группах; Malloy, Albright, Kenny, Agatstein, & Winquist, 1997).
Социальные нормы
Как обсуждалось ранее, социальные роли определяются общим знанием культуры о том, какое поведение ожидается от человека в конкретной роли. Это общее знание исходит из социальных норм — ожиданий группы в отношении того, что уместно и приемлемо для ее членов, — как они должны себя вести и думать (Deutsch & Gerard, 1955; Berkowitz, 2004). Как мы должны действовать? О чем мы должны говорить? Что мы должны носить? Обсуждая социальные роли, мы отметили, что в колледжах есть социальные нормы поведения студентов в роли учащихся, а на рабочих местах есть социальные нормы поведения сотрудников в роли служащих.Социальные нормы есть везде, в том числе в семьях, бандах и в социальных сетях.
Скрипты
Из-за социальных ролей люди склонны знать, какое поведение ожидается от них в конкретных, знакомых условиях. Сценарий — это знание человеком последовательности событий, ожидаемых в конкретной обстановке (Schank & Abelson, 1977). Как вы ведете себя в первый день в школе, когда заходите в лифт или в ресторан? Например, в ресторане в США, если мы хотим привлечь внимание сервера, мы стараемся смотреть ему в глаза.В Бразилии вы должны издать звук «psst», чтобы привлечь внимание сервера. Вы можете увидеть культурные различия в сценариях. Для американца произнесение «psst» серверу может показаться грубым, но для бразильца попытка установить зрительный контакт может показаться неэффективной стратегией. Сценарии — важные источники информации, которые определяют поведение в определенных ситуациях. Можете ли вы представить себя в незнакомой ситуации и не имея сценария поведения? Это могло быть неудобно и сбивать с толку. Как вы могли узнать о социальных нормах в незнакомой культуре?
Стэнфордский тюремный эксперимент Зимбардо
Летом 1971 года в калифорнийской газете было размещено объявление с просьбой к мужчинам-добровольцам принять участие в исследовании психологических последствий тюремной жизни.Более 70 мужчин вызвались добровольцами, и эти добровольцы затем прошли психологическое тестирование, чтобы исключить кандидатов, у которых были психиатрические проблемы, проблемы со здоровьем или в анамнезе были преступления или злоупотребление наркотиками. Количество добровольцев сократилось до 24 здоровых студентов-мужчин. Каждому студенту платили 15 долларов в день, и он был случайным образом назначен на роль либо заключенного, либо охранника в исследовании. Основываясь на том, что вы узнали о методах исследования, почему важно, чтобы участники были распределены случайным образом?
Имитация тюрьмы была построена в подвале здания психологии Стэнфорда.Участники, которым было поручено играть роль заключенных, были «арестованы» в своих домах полицейскими Пало-Альто, зарегистрированы в полицейском участке и впоследствии отправлены в имитацию тюрьмы. Эксперимент был запланирован на несколько недель. К удивлению исследователей, и «заключенные», и «охранники» рьяно взяли на себя свои роли. Фактически, на второй день некоторые из заключенных взбунтовались, и охранники подавили восстание, угрожая заключенным ночными дубинками. За относительно короткое время охранники стали беспокоить заключенных во все более садистской манере из-за полного отсутствия уединения, отсутствия элементарных удобств, таких как матрасы для сна, а также из-за унизительной работы по дому и ночных подсчетов.
Заключенные, в свою очередь, начали проявлять признаки серьезного беспокойства и безнадежности — они стали терпеть издевательства надзирателей. Даже профессор Стэнфорда, который разработал исследование и был главным исследователем, Филип Зимбардо, обнаружил, что ведет себя так, как если бы тюрьма была реальной, и его роль как тюремного надзирателя также была реальной. Спустя всего шесть дней эксперимент пришлось прекратить из-за ухудшения поведения участников.
Стэнфордский тюремный эксперимент продемонстрировал силу социальных ролей, норм и сценариев, влияющих на человеческое поведение.Охранники и заключенные разыгрывали свои социальные роли, проявляя поведение, соответствующее ролям: охранники отдавали приказы, а заключенные выполняли приказы. Социальные нормы требуют, чтобы охранники были авторитарными (такое поведение было усилено; см. Haslam, Reicher, & Van Bavel, 2018), а заключенные — покорными. Когда заключенные восстали, они нарушили эти социальные нормы, что привело к беспорядкам. Конкретные действия охранников и заключенных взяты из сценария. Например, охранники унижали заключенных, заставляя их отжиматься и полностью уничтожая конфиденциальность.Заключенные бунтовали, бросая подушки и громя их камеры. Некоторые заключенные настолько погрузились в свои роли, что у них появились симптомы психического расстройства; однако, по словам Зимбардо, ни один из участников не пострадал в долгосрочной перспективе (Александр, 2001).
Этот текст адаптирован из OpenStax, Psychology. OpenStax CNX.
Рекомендуемое значение чтения
Хаслам, С.А., Райхер, С., И Ван Бавель, Дж. Дж. (27 июня 2018 г.). Переосмысление природы жестокости: роль лидера идентичности в Стэнфордском тюремном эксперименте. https://doi.org/10.31234/osf.io/b7crx
Александр, М. (2001, 22 августа). Тридцать лет спустя Стэнфордский тюремный эксперимент продолжается. Стэнфордский отчет . Получено с http://news.stanford.edu/news/2001/august22/prison2-822.html.
Остерегайтесь Богоявленско-промышленного комплекса | WIRED
Вот уже почти 50 лет Стэнфордский тюремный эксперимент является доказательством того, насколько взрывоопасными могут быть личные взаимодействия, как узы человечества могут исчезнуть в мгновение ока.
Дизайн исследования 1971 года был довольно прост: случайным образом назначить девять «нормальных» студентов-мужчин в качестве тюремных надзирателей, одеть их в униформу, дать им дубинки и власть над воображаемой тюрьмой, расположенной в подвале университета, где еще девять « нормальных »студентов мужского пола приводили в качестве сокамерников.
Целью эксперимента, проведенного недавно принятым на работу молодым профессором психологии Стэнфордского университета Филипом Зимбардо, было изучение того, как власть используется в стенах тюрьмы.Однако вскоре это превратилось в жестокость и садизм. Охранники изрыгали словесные оскорбления, обращались с заключенными и требовали, чтобы они ходили в туалет в ведрах. Некоторые студенты / заключенные кричали, чтобы им разрешили выйти за дверь.
Ноам Коэн
Ноам Коэн (@noamcohen) — журналист и автор книги Всезнайки: Восстание Кремниевой долины как политической мощи и социального разрушения , в которой используется история компьютерных наук и Стэнфордского университета. чтобы понять либертарианские идеи, продвигаемые техническими лидерами.Работая в The New York Times , Коэн написал несколько первых статей о Википедии, биткойне, Wikileaks и Twitter. Он живет со своей семьей в Бруклине.Зимбардо планировал провести эксперимент две недели, но к шестому дню он насмотрелся. Из хаоса Зимбардо извлек жизненно важный урок: «Обычные студенты могут делать ужасные вещи».
Это открытие нашло плодородную почву в начале 1970-х годов. Восстание в тюрьмах Аттики и его насильственное подавление позже в том же году, казалось, подтвердили этот шокирующий, тревожный и убедительный вывод о том, что сами тюрьмы поощряют жестокое обращение, и люди быстро подчиняются тому, чего от них ждут.Зимбардо был приглашен дать показания перед Конгрессом о тюремной реформе. Был документальный фильм, основанный на шестичасовых видеозаписях эксперимента (с дополнительными 48 часами аудиозаписей).
Когда десятилетия спустя вспыхнули оскорбления заключенных в Абу-Грейбе, Конгресс снова вызвал Зимбардо, чтобы он объяснил это садистское поведение. В 2015 году был выпущен художественный фильм об эксперименте с плакатами, на которых охранники в солнцезащитных очках бросали сокамерников, одетых в больничные халаты и нейлоновые колпачки, к стене, прижав их предплечья к шее.Кто знает, какое зло таится в сердцах людей? Зимбардо знает.
За исключением того, что Стэнфордский тюремный эксперимент был признан как научное произведение фатально ошибочным. Статья, опубликованная в этом месяце в American Psychologist , рецензируемом журнале Американской психологической ассоциации, представляет собой отказ от эксперимента после многих лет острых вопросов со стороны других исследователей. Статья «Разоблачение Стэнфордского тюремного эксперимента» завершается описанием исследования как «невероятно ошибочного исследования, которое должно было умереть ранней смертью».
Автор статьи, Тибо Ле Тексье, французский исследователь, который провел годы, анализируя архивы, документируя тюремный эксперимент и опрашивая участников, документирует, как Зимбардо и его помощники приказали охранникам стать жестокими, и, более того, охранникам и заключенным одинаково знали, что Зимбардо пытался доказать, и стремились помочь.
Другими словами, садизм охранников и покорность заключенных в эксперименте раскрыли не скрытую тьму человеческой души, а скорее готовность студентов колледжа угодить профессору.
Де-факто поддержка утверждений Ле Тексье американскими психологами — помните, статья была рецензирована — может показаться ярким примером победы истины над ложью. Отвергая Стэнфордский тюремный эксперимент, Ле Тексье не связывался ни с одним старым исследованием, а, пожалуй, с самым известным проектом в области социальных наук. Тюремный эксперимент был одним из основных в учебниках психологии, а сам Зимбардо — бывший президент Американской психологической ассоциации. Но, как поспешил признать Ле Тексье в интервью из Парижа, его разоблачение эксперимента может быть связано с закрытием двери сарая после того, как лошадь убежала.
Стэнфордский тюремный эксперимент проник в культуру, вдохновив индустриальный комплекс прозрения, который развертывает исследования социальных наук в поддержку поверхностных утверждений о человеческой природе, государственной политике и межличностных отношениях. Есть выступления на TED и тематические исследования Freakonomics, онлайн-тесты личности, влиятельные книги и статьи, которые советуют, каких переломных моментов следует избегать или искать, как почувствовать себя лучше, выполняя силовые позы, и как стать счастливым.
Фил Зимбардо и 50 лет Стэнфордского тюремного эксперимента
«Я бионический человек — мне сделали замену одного колена, три замены бедра, две операции на туннельном туннеле — мое тело отказывается, — но мой ум остро.Так началась моя первая встреча с легендарным психологом и профессором Стэнфорда Филипом Зимбардо (Фил). Филу почти 87 лет, и он не собирается сбавлять обороты.
Когда я ехал к нему домой на знаменитую ломбардскую «кривую улицу» в Сан-Франциско, я одновременно нервничал и волновался. Это был человек, чей знаменитый Стэнфордский тюремный эксперимент (SPE) вдохновил на создание двух фильмов, последний из которых в 2015 году получил множество наград на кинофестивале Sundance. Шестьдесят книг Фила достигли миллионов читателей по всему миру.Фил — один из трех спикеров TED (остальные — Билл Клинтон и Эл Гор), на которых не было 18-минутного ограничения по времени. Пока я пишу это, 23-минутный доклад Фила на TED «Психология зла» посмотрели более 2 миллионов человек на YouTube и более 7 миллионов на веб-сайте TED. Филу разрешили превысить установленный срок, потому что его послание «героизм как противоядие от зла» было слишком важным, чтобы его нельзя было позволить продолжить.
Автор с Филом Зимбардо в своей резиденции.
VR ФерозаПрошло почти 50 лет с тех пор, как 14-20 апреля 1971 года был проведен Стэнфордский тюремный эксперимент (SPE), в котором 24 студента мужского пола были добровольно заперты в подвале психологического факультета Стэнфордского университета. Студенческая исследовательская группа под руководством профессора Зимбардо пыталась исследовать психологические эффекты воспринимаемой ситуативной власти, сосредоточивая внимание на борьбе за власть между студентами-заключенными и студентами-охранниками. SPE вскоре попал в заголовки газет в США и во всем мире.То, что люди все еще обсуждают это, и его книга, подробно описывающая это, The Lucifer Effect, , продолжает продаваться в десятках стран, является показателем глубокой природы эксперимента и его очень неожиданного результата.
Важно понимать контекст: эта эпоха была периодом расцвета энергии, и многие студенты были активистами за гражданские права и антивоенными активистами, протестовавшими против насилия со стороны полиции и войны во Вьетнаме. Поэтому больше студентов хотели разыграть роль сокамерников, чем тюремных охранников! Тем не менее, все студенты-добровольцы были случайным образом распределены по двум ролям, а Фил играл роль надзирателя тюрьмы.
Студенты быстро усвоили порученные им роли: некоторые охранники применяли авторитарные меры и в конечном итоге подвергали некоторых заключенных психологическим пыткам. Многие заключенные пассивно принимали психологическое насилие и по просьбе офицеров активно преследовали других заключенных, которые пытались его остановить. Ключевой посыл заключался в том, что хорошие люди, оказавшись в плохой ситуации, склонны вести себя плохо, а не превращать плохую ситуацию в хорошую. Мы должны быть чувствительны к уравнениям власти в ситуации, а не просто рассматривать людей, действующих в ней, как изначально злых.
SPE, рассчитанная на две недели, должна была внезапно закончиться на шестой день, потому что вышла из-под контроля. Это было остановлено, когда один из бывших аспирантов Фила с силой сказал ему: «Я не знаю, кто ты сейчас. Эксперимент изменил тебя, и я больше не отношусь к тебе как к личности ». Интересно, что Фил женился на той же бывшей студентке Кристине Маслах, которая уже 48 лет является его женой! Кристина известна своими исследованиями о профессиональном выгорании и является соавтором Опросника выгорания Маслаха.
Хотя SPE принесло Филу международное признание (хотя такой эксперимент сегодня можно было бы считать неэтичным), именно во время одного из своих выступлений он нашел свою следующую большую миссию. У него был момент «ага», когда один из слушателей спросил его: «Почему ты так много уделяешь изучению зла? А как насчет изучения героев? » Фил обнаружил, что ни один психолог никогда не изучал героизм. Это привело к созданию проекта Heroic Imagination Project (HIP) в 2001 году. В рамках этого проекта Фил и его команда посвятили себя созданию повседневных героев, обучая их социально-психологическим методам, предназначенным для преодоления различных негативных явлений, включая «эффект свидетеля», установки на данность и предрассудки.
Фил был для меня другом и наставником. Он также выступал в SAP Academy for Engineering, делясь своими жизненными уроками с той же страстью и юмором, что и 50 лет назад. Он считает, что миру нужно больше повседневных героев. Он призывает к глобальному сообществу, которое будет поддерживать силы, укрепляющие человеческие связи, начиная со справедливости, мира и любви. Он считает, что у каждого из нас есть способность изменить ситуацию к лучшему в улучшении условий жизни человека посредством ежедневных добрых поступков, щедрости духа и постоянного стремления принять других как своих родственников, особенно тех, кто не из нашего вида.
После нашего 90-минутного разговора Филипп устроил мне экскурсию по своему красивому дому, который является не чем иным, как музеем.