Любовь по мнению фромма: Искусство любить Эриха Фромма – краткое описание теории
Любовь у Фрейда, Фромма, Маркузе, Лакана, Ханны Арендт и Маши Макаровой • Расшифровка эпизода • Arzamas
У вас отключено выполнение сценариев Javascript. Измените, пожалуйста, настройки браузера.
КурсГлавные философские вопросы. Сезон 1: Что такое любовь?АудиолекцииМатериалыЛибидо, невроз, рассеянная эротика, хиазм, раздвоенное бытие и другие термины, которыми описывают любовь в XX веке
Автор Артемий Магун
Переходим в XX век в нашем очень беглом изложении. Вы понимаете, что я не претендую здесь на полноту. Здесь узловую роль в понимании любви сыграл, конечно, психоанализ. Школа, которая сначала была, в общем-то, школой преимущественно медицинской, терапевтической, но потом выросла до целого философского направления. Зигмунд Фрейд, который создал эту школу, поначалу был очень материалистически настроен и сводил любовь, по сути дела, к физиологическому половому импульсу. Не видя любви, он видит энергию либидо, полового желания.
Хотя, кстати, там тот же корень, что и в слове «любовь», —
Фрейд описывает эмоциональную жизнь человека как своего рода неврозы, то есть нервные напряжения, связанные с конфликтом влечений. Например, он выделяет истерию — ненасытимое желание, связанное с постоянным сомнением в другом; навязчивый невроз, или обсессию, когда, наоборот, объект постоянно с нами и мы даже иногда хотели бы от него отстроиться, но не можем. По сути дела, то, что мы называем любовью, Фрейд старается описать при помощи этих двух терминов. Кроме того, он выделяет полуневроз, которым является сублимация, сублимация полового влечения. Если твое половое влечение не удовлетворено, ты начинаешь писать стихи, раздумывать о смысле бытия — то есть это как бы такой перевернутый Платон.
Но шире говоря, конечно, весь Фрейд — о любви, поскольку он старается объяснить почти всю эмоциональную жизнь человека именно через либидо, то есть материально понятую любовь. Наряду с влечениями к «я», с любовью к себе, любовь к другому является двигателем всей жизни человека. И это не любовь к какому-то одному человеку, как в традиционной романтической любви: по Фрейду, человек вступает в слабое или сильное половое отношение почти со всеми, кто его окружает, начиная с отца и матери.
Отдельно Фрейд развивает интересное учение о влюбленности, по-немецки — Verliebtheit. Собственно, у него это не то же самое, что любовь, Liebe, но для нас эта влюбленность ближе как раз к тому, что мы называем любовью. Так вот, влюбленность — это очень сильное чувство, которое объединяет, во-первых, поклонение авторитету, связанному с идентификацией «я» и другого человека (то есть мы не столько любим, сколько проецируем себя) и, второе, — привязанность к внешнему объекту, к тому другому, к тому, что не мы, то есть традиционное либидо. Вот когда эти две самые сильные человеческие страсти соединяются на одном человеке, то есть один и тот же человек является для нас авторитетом и объектом, которого можно потрогать, которым можно завладеть, — вот это, считает Фрейд, в каком-то смысле ужас, потому что страсть здесь почти неостановима. Этим он объясняет, например, тоталитарные культы разного рода и феномен вождя. А шире говоря, он ухватывает здесь нечто важное для любви в целом: это и полурелигиозное восхищение другим человеком как личностью, и параллельно — странное желание его или ее потрогать, объективировать.
Как я уже сказал, на самом деле теория Фрейда, вопреки самому Фрейду, посвящена именно любовной жизни современного человека в ее прозаическом понимании. Можно сказать, романной жизни. Конечно, Фрейда не было бы без французского романа. Современный французский философ Ален Бадью называет психоанализ современной теорией любви. У него есть термин «родовая процедура», то есть процедура порождения истины в данной конкретной ситуации. То есть у тебя есть ситуация, ты пытаешься вывести наружу ее потенциал, понять, о чем она, сконструировать в ней что-то новое, какие-то новые возможности. Если эта ситуация у тебя бытовая, личная, то есть мы не говорим о политической революции, а именно о родовой процедуре любви. Любовь — это способ бытования истины, и психоанализ, по Бадью, — это как раз та традиция, которая была направлена на выявление этой истины.
Дальше в рамках психоанализа было в свое время очень много рассуждений как раз о любви.
Яркие интерпретации любви в психоанализе предложили Эрих Фромм и Герберт Маркузе, оба — члены так называемой Франкфуртской школы. У Фромма возникает моральная интерпретация любви: он говорит, что любовь — это здоровое чувство, хороший выход из всевозможных неврозов, которые у тебя могут быть, это функция, которая позволяет нам быть сосредоточенным не на объектах того или иного рода, не на владении, а на собственном существовании и существовании другого. То есть любящий — это тот, кто вступает в экзистенциальное, полноценное общение с другим индивидом как личностью и самоотверженно дарит себя ему. А если этого всего не получается, то начинаются неврозы по Фрейду.
То есть Фромм, грубо говоря, ставит Фрейда на голову и возвращается к более традиционной модели романтической любви или даже дружбы, а либидо уже не играет центральной роли — точнее, оно понимается как синоним настоящей любви. Вроде бы это более здравая модель — а с другой стороны, она очень банальна и моралистична.
Что же происходит, собственно, с нашими иррациональными влечениями — здесь непонятно.
Герберт Маркузе в чем-то здесь близок, но он идет другим путем. Он считает как раз половую любовь, эрос, совокупностью некоторых конструктивных, утвердительных желаний и страстей, которые у нас есть. Но, кроме того, у нас есть, естественно, и очень много негативного: вражда, ненависть, тревога, —которое в основном связано с тем, что общество (репрессивное, авторитарное) давит в нас конструктивные импульсы. То есть если поменять общество, если снять это давление, то предназначение человека — это любовь в смысле эроса. Любить надо, естественно, не одного человека, а многих. Присутствует некоторая рассеянная эротика, рассеянная сексуальность, которая дает выход в человеке именно тому, что нужно. Поэтому, скажем, революция 1968 года и всеобщая эмансипация сексуальности, произошедшая в 1970–80-е годы, а сейчас вроде бы заканчивающаяся на наших глазах, шла как раз под влиянием идей Маркузе.
Самый известный теоретик психоанализа — это французский философ Жак Лакан. Он тоже писал довольно много про любовь и, как и упомянутые авторы, трактовал ее гораздо более экзистенциально, одухотворенно, чем сам Фрейд. Любовь у Лакана — это не просто секс, не просто диалог «я — ты», а это, как он выражается, «дар того, чего у тебя нет, тому, кто этого не хочет». Такой парадокс. То есть это половое отношение, но оно осложнено тем, что Лакан называет «символической кастрацией», тем, что наше половое влечение и вообще жизнь наших влечений с самого начала отмечены некоторой нехваткой, некоторой фрустрацией.
В результате этого ты не можешь спокойно вступить в гармоничные отношения с другим человеком, но тебе нужно мыслить себя как объект и пытаться завладеть другим тоже как объектом. И вот эта игра «субъект — объект», неизбежная объективация друг друга и в то же время попытка принести себя в качестве объекта в дар, делает любовь похвальной, но достаточно бесперспективной и трагической практикой.
В XX веке любовь становится культовым предметом для масс, но, конечно, постоянно подвергается и философской рефлексии. Помимо фрейдистской традиции, много пишут о любви в современной французской метафизически ориентированной философии. В частности, в феноменологии. Феноменология — это такая философская традиция XX–XXI веков, которая пытается на основе опыта, в том числе эмоционального, перестроить наше представление о реальности — о реальности жизни, о нашем жизненном мире.
В частности, Морис Мерло-Понти, крупнейший французский феноменолог, создал теорию, которая очень много дает для понимания половой любви. Такая любовь представляет собой, говорит Мерло-Понти, хиазм, перекрест — от буквы Х, которая образует переплетение.
Здесь наше тело как бы наизнанку выворачивается в отношении с другим человеком — и буквально, и в переносном смысле, и мы, как на ленте Мебиуса, встречаемся с другим человеком внутри самих себя. Любящие — это те, кто таким образом переплетается. Уже непонятно, где кончается моя кожа и начинается твоя, где я тебя буквально проглатываю, — и так далее, по мере сил. И тем самым, собственно, человек, каждый из этих любящих, подключается к чему-то вне себя, происходит та самая желанная трансценденция. Потому что иначе мы были бы замкнутыми монадами, которые вообще не имели бы никакого контакта с внешним миром.
Еще один современный французский автор-феноменолог, который пишет о любви, — это Жан-Люк Марион, тоже очень знаменитый философ. Он написал книгу «Эротический феномен». Марион считает, что любовный опыт сродни религиозному. У него есть термин «насыщенный феномен», то есть феномен, который настолько богат всевозможными видами опыта, эмоциями, переживаниями, что ему невозможно поставить в соответствие внешний конкретный внешний объект.
Вот мы сейчас наблюдаем, допустим, Елену Петровну, мы очень любим Елену Петровну, и когда мы видим Елену Петровну — нас охватывает такое сильное чувство, что мы прямо не можем. То есть любовь, то, что мы ощущаем при виде Елены Петровны, больше этой Елены Петровны, оно не может быть сведено к наблюдению вот этой конкретной личности Елены Петровны. В этом феномене встает вопрос о самом бытии. Это чем-то похоже на стендалевскую кристаллизацию, но наоборот. Поэтому любовь, действительно, — это важнейший в нашей жизни феномен, абсолютно необходимый для бытия человека. Почему? Потому что через этот феномен происходит прежде всего удостоверение человека в значимости собственного бытия — и заодно бытия вообще. Он находит другого человека, который дает ему словесное признание, и весь комплекс переживаний, связанный с этим словесным признанием, и образует любовь. Он, повторяю, не сводится к взаимоотношениям с данным конкретным индивидом. Это такая развернутая и сложная теория, но суть ее достаточно понятная и, я бы сказал, местами тривиальная.
Я уже упоминал нашего современника, французского философа Алена Бадью — вот он уже не феноменолог. Даже затрудняюсь сказать, в какой он парадигме работает. В каком-то смысле он экзистенциалист, наверное. Он известен прежде всего своей политической теорией, теорией политического события, но он тоже написал небольшую книгу о любви, в которой любовь рассматривается (немножко вопреки Платону) как сущностное раздвоение бытия. То есть не то что это не единство, но это не полное объединение, это создание двоицы, раздвоенного бытия. И, соответственно, такая любовь растет из события встречи. Вот ты встретился, случайно или не совсем, с другим человеком, с той же самой Еленой Петровной, и у тебя появился двуединый субъект. Допустим, если ты Николай Иванович и тебе нравится Елена Петровна, то получается — Николай-Иванович-и-Елена-Петровна, как «Иван-да-марья» — это теперь какое-то время нераздельное такое двуединство, слияние. Вспомним вагнеровских Тристана и Изольду.
Но вся суть здесь в том, что они образуют двойной, не сводимый к одному объект. Ну а про встречу — мы видим, что здесь продолжается все та же традиция XIX века, традиция романа, где любовь — это результат какого-то случайного хаоса переплетений, интриг судьбы, приключений и так далее. Но здесь этому приключению придается какая-то романтическая сверхценность. И Бадью считает, что созданный в результате любви такой двойственный объект не может сам по себе существовать, без твоего постоянного вовлечения. Здесь любовь становится еще и субъективным отношением. Ты должен быть верным событию любви, ты должен быть верным этой двоице, ты должен постоянно доказывать и поддерживать любовь, иначе она пропадает. То есть тут немножко тоже как с религией. Можно сказать, что Бог, конечно, есть, но если ты не молишься Богу, то его и нет. Так же и здесь. Любовь — это не медицинский факт, не психоаналитическая «высокая болезнь», а некоторое событие, которое нуждается в постоянном подтверждении и утверждении.
Если сейчас подводить итог, то, во-первых, любовь продолжает быть сверхценным явлением современной философии. В этом смысле Платон и христианство продолжаются. Не все, конечно, авторы пишут о любви, но все время от времени упоминают о ней с крайним пиететом. Если они ее и критикуют, то это во имя какой-нибудь высшей, бестелесной, но все равно любви. Из исключений мне известна разве что Ханна Арендт (не случайно женщина) — она выражает порой беспокойство по поводу того, что так много говорят о любви и тем самым отвлекают людей от публичной сферы, от сферы поступков, политических решений и выводят людей в интимность, которая характерна для любви, в их совместное одиночество. Но даже Арендт в конечном счете любви не противостоит: как я уже говорил, она пропагандирует «любовь к миру» в духе Августина.
Таким образом, что можно сказать в целом? Любовь — это очень древний миф и это действительно древняя сила взаимного влечения предметов, которая доходит до просто физической силы, всемирного тяготения, и эта сила придает инстинктивному поведению человека некий дополнительный сверхимпульс, какой-то избыток.
Она заставляет человека обращать особое внимание на людей, животных, вещи, которыми человек наслаждается. Он их не может полностью объективировать, есть что-то еще, и вот это еще — это любовь. Но при этом подлинная любовь все-таки включает еще и любовь к самому себе или к самой себе, то есть любовь к процессу собственного бытия.
Мне вслед за Аристотелем кажется, что на самом деле любовь, которая была бы полным самопожертвованием и растворением в другом, — эта любовь тоже не аутентичная. В любви должна быть любовь к любви, то есть к самому процессу, в котором ты встречаешься с другим человеком, к себе, который любит. Иначе любовь не сможет воспроизводиться. Но, конечно, любовь не работает сама по себе: как мы уже видели, здесь необходимы постоянные субъективные усилия. И здесь неизбежно постоянное вопрошание, постоянная неопределенность, постоянные сомнения. Но только на этих условиях нам с вами вообще дана способность к какому-либо отношению.
Дальше.
Важный феномен — любовь все-таки не единственная земная страсть. Есть же и другие аффекты. Есть еще как минимум ненависть, то есть полярная любви страсть. Что с ней происходит? Она априори подчинена любви, как, в общем-то, почти все философы считают, она вторична? Не знаю. Ненависть, сила расторжения, отторжения довольно фундаментальна. И, возможно, сила и пафос романтической любви обусловлены именно тем, что ей попутно, помимо позитивного отношения и симпатии, надо еще преодолевать неизбежную ненависть или страх, которые мы испытываем при виде чужого человека. А если это еще и человек другого пола, гендера или, не дай бог, другого возраста, другой национальности, то эта ненависть или страх неизбежно возрастают. Чтобы перебить ненависть, мы и говорим, что любовь — это задача, это сила, это постоянная тревога и усилия. Почему? Ну, видимо, потому, что, если она не придет на это место в отношении с другим человеком, туда очень легко может прийти ненависть. Ненависть тоже ведь может быть избирательной, это не обязательно ненависть вообще ко всему миру.
Более того, даже если не брать ненависть как отрицательное чувство отторжения, сама любовь с ее навязыванием дара, как мы упоминали, с ее желанием слиться в смерти, вообще с определенной навязчивостью, которую мы тоже упоминали, — она для вас позитивна, а для другого человека или для общества она может выступать как раз как очень даже негативный феномен, то, что называется сегодня «харассмент». То есть вроде как это не ненависть, не жестокая какая-то практика, не мучение другого человека, но сам факт того, что вы лезете к нему со своей любовью, может быть расценен как акт ненависти. Поэтому, учитывая этот взаимообмен, диалектику любви и ненависти, в том числе то, что любовь сама, с другой точки зрения, может быть рассматриваема как ненависть, здесь создается, вообще говоря, очень взрывоопасный клубок.
То есть либо ненависть и любовь могут иногда объединиться и ненависть будет подпитывать любовь, и тогда мы имеем какую-то всесжигающую мощную страсть, либо, наоборот, все позитивные силы любви на самом деле подключаются к всепобеждающей ненависти.
Например, сегодня в американском обществе ненависть к Дональду Трампу, по-моему, приобретает именно такой масштаб.
С XIX по XXI век культивация любви крутится вокруг половой любви двух индивидов. Их объединение в семью само по себе непрочно, поэтому оно требует постоянной аффективной подпитки. Конечно, это сила любви, это секуляризация христианской любви к Христу или к Мадонне — это все верно, но то, что каждый вообще должен кого-то любить, — это, можно сказать, результат принципа трансценденции и любви к иному, того, что мы должны выйти наружу. Но то, что мы требуем любви взамен, и то, что мы любим избранного индивида, выбираем его или ее, — это некоторое смещенное удвоение нашего собственного нарциссизма, переплетение любви к «я» и любви к другому, переплетение, я бы сказал, единства с одиночеством как высшего принципа. То есть принцип объединения всех и принцип единого как одного конкретного человека. Выбор моего возлюбленного — это возвращение на другом материале ко мне же, к вопросу о моей собственной случайной и удивительной экзистенции.
Иначе мы бы просто симпатизировали всем, любили всех, вступали бы в половые отношения со всеми, не стоял бы вопрос выбора этой конкретной личности. Поэтому, если немножко иронично формулировать, романтическая любовь современности — это некоторое компромиссное образование между человеколюбием и нарциссизмом.
Но остается, как мы видели, еще дружба. Она, как и в Древней Греции, является у нас неформальным цементом общества. Дружба создает риск прагматического использования любимого, мы об этом тоже говорили, но, с другой стороны, в ней меньше обременительной навязчивости, поэтому, может быть, она и является альтернативой вот такой сверхсильной страсти, которой является любовь. Далее, если даже дружба может показаться нам слишком избирательной и утилитарной, то остаются как минимум жизнелюбие и человеколюбие, то, что раньше называли словом «филантропия». Общество вряд ли мыслимо без некоторой фоновой симпатии, без этой аристотелевской «филии», объединяющей людей.
Можно обсуждать, насколько необходима и насколько неизбежна любовь к одному индивиду, любовь, которая нарушает нашу социальную ткань и ставит под вопрос нашу собственную личность, или предпочтительнее тоже упоминавшиеся мной публичные и более слабые формы любви, такие как дружба. Возможно, необходимо и то и другое. Но понятно, что любовь (как, по крайней мере, мы ее понимаем уже 2,5 тысячи лет) превышает свои предметы. За любовью к Елене Петровне или Николаю Ивановичу, за любовью к родителям, детям и так далее стоит что-то более фундаментальное, некоторая структура нашего существования, нашего отношения к миру. Я бы сказал, что нам надо всегда помнить и задумываться о любви как таковой. Не любви к чему-то, а любви, можно сказать, ни к чему. Можно сказать, что любовь нам ценна как минимум просто как имя. Не случайно в русском языке есть имя Любовь — не во всех языках, вообще говоря, такое имя собственное есть. Это что-то говорит о русской культуре. И есть такая замечательная песенка:
Либе, либе, аморе, аморе,
Либо, либо, любовь.
Вот она очень точно, мне кажется, отражает многообразие этого феномена и в то же время его зацикленность на вопросе о нем самом, на любви как таковой, вне какого-либо дополнительного смысла.
Изображения: Анри де Тулуз-Лотрек. Поцелуй. 1893 год Частное собрание / Arthive
Радио ArzamasСоветская скульптура: пропаганда или искусство?
Вера Мухина — гений? Почему в советских статуях так много хтони? И зачем Ленин раздавал деньги скульпторам? Обсуждаем в новом выпуске подкаста «Зачем я это увидел?» в связи с выставкой «17/37. Советская скульптура. Взлет» в Новом Манеже
Хотите быть в курсе всего?
Подпишитесь на нашу рассылку, вам понравится. Мы обещаем писать редко и по делу
Курсы
Все курсы
Спецпроекты
Аудиолекции
30 минут
1/4
Любовь у Платона, Аристотеля и неоплатоников
В чем разница между эросом, филией, агапэ, как связаны страсть и познание, очищение и забота, что такое платоническая любовь, любовь-нехватка, бывает ли дружба и почему любовь всегда выбирает одного
Читает Артемий Магун
В чем разница между эросом, филией, агапэ, как связаны страсть и познание, очищение и забота, что такое платоническая любовь, любовь-нехватка, бывает ли дружба и почему любовь всегда выбирает одного
10 минут
2/4
Любовь у апостола Павла, Августина, Фомы Аквинского, Боттичелли и трубадуров
Любовь у теологов, любовь вещей друг к другу, любовь Бога к нам — и как появился культ любви
Читает Артемий Магун
Любовь у теологов, любовь вещей друг к другу, любовь Бога к нам — и как появился культ любви
10 минут
3/4
Любовь у Гете, фон Клейста, Стендаля, Вагнера и Фейербаха
Любовь как приключение, мистическая любовь, романтическая любовь и любовь-катастрофа
Читает Артемий Магун
Любовь как приключение, мистическая любовь, романтическая любовь и любовь-катастрофа
23 минуты
4/4
Любовь у Фрейда, Фромма, Маркузе, Лакана, Ханны Арендт и Маши Макаровой
Либидо, невроз, рассеянная эротика, хиазм, раздвоенное бытие и другие термины, которыми описывают любовь в XX веке
Читает Артемий Магун
Либидо, невроз, рассеянная эротика, хиазм, раздвоенное бытие и другие термины, которыми описывают любовь в XX веке
Материалы
Философские размышления Псоя Короленко о любви
Квартирник филолога и барда — специально для Arzamas
Настоящее значение философских афоризмов
«Бог умер», «Бытие определяет сознание», «Я знаю, что ничего не знаю» и другие известные максимы
Философия Просвещения в одной таблице
Главные идеи и герои европейского, американского и русского Просвещения
О проектеЛекторыКомандаЛицензияПолитика конфиденциальностиОбратная связь
Радио ArzamasГусьгусьСтикеры Arzamas
ОдноклассникиVKYouTubeПодкастыTwitterTelegramRSSИстория, литература, искусство в лекциях, шпаргалках, играх и ответах экспертов: новые знания каждый день
© Arzamas 2023.
Все права защищены
III. Философия любви Эриха Фромма:
Обзор некоторых работ Эриха Фромма.
Первая, опубликованная в 1941 году книга «Бегство от свободы» принесла Эриху Фромму широкую известность. В данной работе автор с психоаналитической точки зрения исследует фашизм как социальное явление. В этой книге Фромм впервые изложил основные положения своей социальной философии, которые он развивал во всех своих последующих работах. «Главная тема размышлений и теоретических поисков таких, например, широко известных его работ, как «Человек как он есть» (1947), «Разумное общество» (1955), «Искусство любви» (1956), «Концепция человека у Маркса» (1961), «Без цепей иллюзий» (1962), «Сердце человека» (1964), «Революция надежды» (1968), «Анатомия человеческой деструктивности» (1973), — это взаимодействие психологических и социальных факторов в процессе общественного развития, анализ различных путей его гуманизации».1
Уже в первой книге Эриха Фромма «Бегство
от свободы» как философская идея была
заявлена тема человеческой деструктивности.
Человек, по мнению Фромма, как правило,
старается подавить в себе иррациональные
страсти, такие как влечение к разрушению,
ненависть, зависть и месть. Как объясняет
учёный, в основе всех этих пагубных
комплексов лежат бессилие и изоляция
каждого человека. Только путём разрушения
окружающего мира человек может избавиться
от чувства собственного ничтожества.
«Это последняя, отчаянная попытка
конкретного человека не дать миру
расправиться с ним».2
Такая позиция американского исследователя свидетельствует, в первую очередь, о серьёзном отношении к феномену разрушительности. При рассмотрении этого феномена Фромм сознательно отказывается от общих метафизических абстракций и определяет деструктивность как отклик человека на разрушение нормальных человеческих условий бытия.
В «Бегстве от свободы» Фромм указывает
на колоссальный уровень обнаруживаемых
повсюду разрушительных тенденций. «По
большей части они не осознаются как
таковые, а рационализируются в различных
формах. Деструктивное тогда ещё не
оценивалось Фроммом как тайна.
Он
формулировал предельно просто:
разрушительность – это результат
непрожитой жизни. Человечество в принципе
может спастись от самоуничтожения.
Однако, возможно, писал учёный, пройдёт
тысяча лет, прежде чем человек перерастёт
свою дочеловеческую историю».1
Едва ли не самой лучшей работой Эриха Фромма некоторые учёные называют работу «Анатомия человеческой деструктивности» (1973).2 В данной работе Фромм обобщил все свои многочисленные попытки дать целостное представление о реформированном психоанализе и о специфике философско-антропологической рефлексии. Книга, как отмечает П.С. Гуревич, носит энциклопедический характер: автор предлагает читателю ознакомиться с широчайшей панорамой биологических, психологических и антропологических учений. Фромм философски переосмысливает разрушительное в человеке как проблему зла в индивиде, в социуме, в истории, в жизни человеческого рода.
Специфику данной работы, а также и
определённую сложность для анализа
концепции Эриха Фромма создаёт её жанр.
С одной стороны, жанр работы можно
определить как критический анализ
множества естественнонаучных концепций,
с другой стороны, это всё-таки философское
исследование.
Как уже отмечалось выше, тема человеческой
деструктивности рассматривалась Фроммом
уже в первой работе. Однако необходимо
отметить, что после опубликования работы
«Бегство от свободы» взгляды учёного
на эту проблему претерпели изменения.
Анализируя рассуждения Фромма в первой
работе, можно говорить о том, что в тот
период он вполне разделял общие
мировоззренческие взгляды западной
философии относительно изначальной
порочности человеческой природы. В
«Анатомии человеческой деструктивности»
Фромм делает совершенно другой вывод:
человеку совершенно незачем стремиться
к тому, чтобы перерасти дочеловеческую
историю. Человека ни в коем случае нельзя
рассматривать как разрушителя по самой
своей природе. Присущая человеку
деструктивность, его разрушительный
инстинкты – это благоприобретённое
свойство. Эти погромные и погибельные
страсти были порождены в человеке
историей.
Сам автор рассматривал «Анатомию человеческой деструктивности» как первый том задуманного им обширного исследования в области теории психоанализа.
основные положения,
изложенные в работе «Искусство любви».
По мнению самого автора, работа «Искусство любви», опубликованная в 1956 году, ставит своей целью показать, «что любовь – не сентиментальное чувство, испытать которое может всякий человек независимо от уровня достигнутой им зрелости. Она хочет убедить читателя, что все его попытки любить обречены на неудачу, если он не стремиться более активно развивать свою личность в целом, чтобы достичь прогрессивной ориентации; удовлетворение в индивидуальной любви не может быть достигнуто без способности любить своего ближнего, без истинной человечности, отваги, веры и дисциплины».1
Как пишет Фромм, первый и очень серьёзный
шаг, который необходимо сделать, должен
привести человека к осознанию любви
как искусства, причём такого искусства,
которое можно сравнить с искусством
жить.
Если человек стремится к тому,
чтобы научиться любить, то он должен
поступать точно также, как он бы поступал,
если бы хотел научиться любому другому
искусству.
Проблема любви для подавляющего большинства людей заключается в том, чтобы быть любимым, а не в том, чтобы самому любить, научиться любить. Таким образом, для большинства сущность проблему в том, чтобы их любили, чтобы они могли вызывать чувство любви к себе.
Но несмотря на такое понимание проблемы любви, вопреки жажде любви, глубоко укоренившейся в человеке, почти всё остальное в нашей жизни принято считать едва ли не более важным, чем любовь. Мы стремимся к успеху, престижу, деньгам и власти. И именно чтобы научиться достижению этих целей, мы затрачиваем почти всю свою энергию, и почти никакой энергии не употребляется на обучение искусству любви.
Тот факт, что человек вышел из животного
царства, является, по Фромму, существенным
для всего существования человека. Выйдя
из царства животных, человек тем самым
вышел из «сферы инстинктивной адаптации»1,
он переступил границы природы.
Обратной
дороги у человека нет. Когда-то оторвавшись
от природы, человек больше уже никогда
не сможет к ней вернуться.
Поскольку человек одарён разумом, т.е. является сознающей себя жизнью, он способен осознать самого себя, своих ближних, своё прошлое и возможности своего будущего. Человек осознаёт краткость своего существования, осознаёт себя, как отдельное существо, причём существо, которое было рождено не по своей воле и умрёт вопреки своей воле. Осознание того, что он может умереть раньше тех, кого он любит, или они раньше него, не только усиливает осознание собственной беспомощности перед силами природы, собственного одиночества и отделённости, оно превращает его отчуждённое, разобщённое с другими существование невыносимой тюрьмой. Если бы человек не мог освободиться из этой тюрьмы, то он непременно сошёл бы с ума, и единственная возможность покинуть тюрьму человек видит в той или иной форме объединения с другими людьми и тем самым с окружающим миром.
Переживание человеком отделённости от
других и от мира является причиной
возникновения тревоги, стыда и чувства
вины.
По мнению Фромма, именно это
переживание вины и стыда при осознании
своей отделённости находит отражение
в библейском рассказе об Адаме и Еве. С
того момента, когда мужчина и женщина
начали осознавать самих себя и друг
друга, они пришли и к осознанию своей
отделённости в своём различии из-за
принадлежности к разным полам.
«Осознание человеческой отделённости без воссоединения в любви – это источник стыда и в то же время это источник вины и тревоги».2 «Таким образом, глубочайшую потребность человека составляет потребность преодолеть свою отделённость, покинуть тюрьму своего одиночества».3 Вопрос преодоления отделённости и достижения единства, поиск выхода за пределы своей собственной индивидуальной жизни и обретение единения с окружающим миром – именно это волновало человека на протяжении всей истории человеческого общества, во все времена и во всех культурах.
В разные времена разные народы избирали
один из возможных путей достижения этой
цели, который составляют все виды
оргиастических состояний.
Дело в том,
что в трансовом состоянии экзальтации
внешний мир перестаёт существовать, а,
следовательно, исчезает и чувство
отделённости от этого мира. В
неоргиастической культуре индивид
выбирает в качестве форм достижения
своей цели алкоголизм и наркомания.
Фромм указывает, что все формы оргиастических состояний характеризуются тремя чертами:
Все эти формы очень сильны и даже бурны.
Они захватывают всего человека целиком.
Они, как правило, преходящи и периодичны.
Автор описывает также и прямо
противоположный оргиастическим
состояниям путь достижения всё той же
цели, а именно, единство, которое
основывается на приспособлении к
определённой группе, её обычаям,
верованиям и практике. Этот путь наиболее
часто избирался людьми в качестве
решения в прошлом, очень часто его можно
обнаружить и в настоящее время. Подобное
достижение единства осуществляется,
как правило, за счёт утраты самого себя,
своей индивидуальности. Цель человека
на данном пути – слиться со стадом.
Достигнутое путём приспособления не
бывает ни сильным, ни бурным. «Оно
осуществляется тихо, диктуется шаблонами
и именно по этой причине часто оказывается
недостаточным для усмирения тревоги
одиночества».1 Среди достоинств стадного
конформизма Фромм отмечает его стабильный
характер.
Третий путь достижения единства автор видит в творческой деятельности. Независимо от вида творческой работы творческий человек делает попытку объединить себя со своим материалом, который в данном случае презентирует внешний мир. «… Во всех видах творческой деятельности творец и его предмет становятся чем-то единым, в процессе творения человек объединяет себя с миром».2 Однако Фромм оговаривает, что данное утверждение справедливо только для созидательного труда, в то время как в современном рабочем процессе от этого объединяющего свойства труда осталось чрезвычайно мало. Только в том случае, когда человек сам планирует, производит и видит результат своего творчества, он приходит к единству с миром.
Однако, всё это лишь частичные ответы
на проблему существования.
Полный ответ
Фромм видит только в межличностном
слиянии, в единении с другим человеком,
в любви.
По Фромму, наиболее мощным стремлением человека является желание межличностного слияния. Именно это желание является той силой, «которая заставляет держаться вместе членов человеческого рода, клана, семьи, общества».1
Рассматривая любовь как зрелый ответ на проблему существования, Фромм пишет и незрелые формы любви, которые он объединяет под названием симбиотических союзов.
Автор выделяет две формы симбиотических единств:
пассивная форма,
активная форма.
Пассивной формой симбиотического единства является подчинение, пользуясь клиническим термином – мазохизм. Невыносимое чувство изоляции мазохист пытается преодолеть, превращая себя в неотъемлемую часть другого человека, который полностью руководит им и защищает его.
В качестве активной формы симбиотического
единства Фромм рассматривает господство
или садизм. Тот факт, что садист делает
другого человека неотъемлемой частью
самого себя, может быть также объяснён
его стремлением избежать одиночества
и чувства замкнутости в себе.
Вбирая в
себя того человека, который ему
подчиняется, садист как бы набирается
силы. Однако, садист также зависим от
подчинённого ему человека, как тот
зависим от него, то есть ни один, ни
другой не могли бы существовать друг
без друга.
«В противоположность симбиотическим единствам зрелая любовь – это единение при условии сохранения собственной целостности, собственной индивидуальности. Любовь – это активная сила в человеке, сила, которая рушит стены, отделяющие человека от его близких; которая объединяет его с другими; любовь помогает ему преодолеть чувство изоляции и одиночества; при этом позволяет ему оставаться самим собой, сохранять свою целостность. В любви имеет место парадокс: два существа становятся одним и остаются при этом двумя».2
На протяжении всего анализа феномена
любви Эрих Фромм подчёркивает её активный
характер. Активный характер любви в
наиболее общем виде можно проиллюстрировать,
используя утверждение о том, что любить,
значит, прежде всего, давать, а не брать.
Автор указывает на очень широкое
распространение неверного мнения о
том, что давать – это означает отказ от
чего-то. Давать, согласно этому мнению,
— стать лишённым чего-то, жертвовать. Но
совершенно другой характер, другое
значение имеет давание для продуктивного
характера. «Давание – это высшее
проявление силы. В каждом акте давания
я осуществляю свою силу, своё богатство,
свою власть».1
Пытаясь найти ответ на вопрос, что же
один человек может дать другому, Эрих
Фромм, пишет, что вопрос этот касается
самой важной сферы давания, а именно,
специфически человеческой сферы. Один
человек даёт другому самого себя, то
есть самое драгоценное из того, что
имеет, он даёт свою жизнь. Однако это не
обязательно должно означать, что он
жертвует свою жизнь другому человеку.
«Он даёт ему то, что есть в нём живого,
он даёт свою радость, свой интерес, своё
понимание, своё знание, свой юмор, свою
печаль – все переживания и все проявления
того, что есть в нём живого».2 Автор
отмечает и то, что один акт давания
порождает другой, так как давание
вызывает в другом человека также
стремление стать дающим.
Но помимо элемента давания есть ещё целый набор элементов, в каждом из которых становится очевидным действенный характер любви и которые являются общими для всех форм зрелой любви. Среди таких элементов Фромм особое внимание уделяет таким как забота, ответственность, уважение и знание.
Любовь предполагает активную
заинтересованность в жизни и развитии
того, кого мы любим. Забота и
заинтересованность приводят нас к
другому аспекту любви: к ответственности.
В настоящее время под ответственностью
понимается, как правило, нечто налагаемое
извне, какая-то навязанная обязанность.
Однако ответственность в её истинном
смысле это от начала и до конца добровольный
акт. Фромм указывает на опасность
вырождения ответственности в желание
превосходства и господства при отсутствии
такого компонента зрелой любви как
уважение. Под уважением ни к коем случае
не следует понимать страх или благоговение.
Уважение представляет собой нечто
совершенно другое, а именно, «способность
видеть человека таким, каков он есть,
осознавать его уникальную индивидуальность.
Уважение означает желание, чтобы другой
рас и развивался таким, каков он есть».3
Эрих Фромм указывает на очень тесную взаимосвязь между всеми компонентами любви. С одной стороны, невозможно уважать человека, не зная его; и забота, и ответственность были бы слепы, если бы их не направляло знание. С другой стороны, если бы в качестве мотива знания не выступала заинтересованность, оно было бы пустым
Однако автор отмечает, что знание имеет ещё одно, более основательное, отношение к феномену любви. «Фундаментальная потребность в соединении с другим человеком таким образом, чтобы мочь освободиться из темницы собственной изоляции, тесно связана с другим специфическим человеческим желанием, желанием познать «тайну человека»».1
Среди путей познания этой тайны Фромм
указывает один, который он называет
отчаянным путём. Это путь достижения
полного господства над другим человеком.
Такое полное господство сделает человека
таким, каким мы хотим, оно заставит его
чувствовать именно то, что мы хотим.
На
этом пути человек превращается в вещь,
в собственность. Высшую степень такой
попытки познания можно обнаружить в
крайностях садизма, в желании и способности
пытать человека, мучениями заставить
его выдать свою тайну. Отсюда автор
делает вывод о глубинных причинах
жестокости. По Фромму, жестокость сама
по себе мотивируется желанием познать
тайну вещей и жизни.
Любовь – это другой путь познания тайны человека. Представляя собой активное проникновение в другого человека, любовь удовлетворяет наше желание познания благодаря единению. «В акте любви, отдавания себя, я открываю нас обоих, я открываю человека».2
Искусство любить Цитаты Эриха Фромма
Искусство любить
к
Эрих Фромм
72 674 рейтинга,
4.01
средний рейтинг, 3894 отзыва
Открыть предварительный просмотр
«Любовь — это решение, это суждение, это обещание. Если бы любовь была только чувством, не было бы оснований для обещания любить друг друга вечно.
Чувство приходит и может уйти. Как я могу судить, что это останется навсегда, если мой поступок не включает суждения и решения».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Любовь не является чем-то естественным. Скорее это требует дисциплины, концентрации, терпения, веры и преодоления нарциссизма. Это не чувство, это практика».
―
Фромм, Эрик
Искусство любить
Нравится
«Парадоксально, но способность быть одной является условием способности любить».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Главное условие достижения любви — преодоление своего нарциссизма. Нарциссическая ориентация — это ориентация, при которой человек воспринимает как реальное только то, что существует внутри него самого, в то время как явления внешнего мира сами по себе не реальны, а переживаются только с точки зрения их полезности или опасности для себя.
Противоположным полюсом нарциссизма является объективность; это способность видеть других людей и вещи такими, какие они есть , объективно, и уметь отделить эту объективную картину от картины, сформированной желаниями и страхами».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Любовь — это прежде всего не отношение к конкретному человеку; это установка, установка характера, определяющая отношение человека к миру в целом, а не к одному «объекту» любви. Если человек любит только одного другого человека и безразличен к остальным своим ближним, его любовь — не любовь, а симбиотическая привязанность, или расширенный эгоизм. Тем не менее, большинство людей верят, что любовь определяется объектом, а не способностью».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Детская любовь следует принципу: «Я люблю, потому что меня любят».
Зрелая любовь следует принципу: «Меня любят, потому что я люблю».
Незрелая любовь говорит: «Я люблю тебя, потому что ты мне нужен».
Зрелая любовь говорит: «Ты мне нужен, потому что я люблю тебя».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Современный человек превратил себя в товар; он переживает свою жизненную энергию как вложение, с помощью которого он должен получить наибольшую прибыль, учитывая его положение и ситуацию на рынке личности. Он отчужден от самого себя, от своих ближних и от природы. Его главная цель — выгодный обмен своими навыками, знаниями и собой, своей «личностью» с другими, которые в равной степени настроены на честный и выгодный обмен. В жизни нет цели, кроме цели двигаться, нет принципа, кроме цели справедливого обмена, нет удовлетворения, кроме цели потребления.7».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Что один человек дает другому? Он отдает себя, самое дорогое, что у него есть, он отдает свою жизнь.
Это не обязательно означает, что он жертвует своей жизнью ради другого, но что он отдает ему то, что живо в нем самом; он отдает ему свою радость, свой интерес, свое понимание, свое знание, свое настроение, свою грусть — все выражения и проявления того, что живет в нем. Отдавая таким образом свою жизнь, он обогащает другого человека, он усиливает чувство жизненности другого, усиливая свое собственное чувство жизненности. Он не дает, чтобы получить; даяние само по себе является изысканной радостью. Но, отдавая, он не может не оживлять что-то в другом человеке, и это оживляемое отражается в нем».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Способность мыслить объективно — это причина ; эмоциональное отношение, стоящее за разумом, — это отношение смирения . Быть объективным, пользоваться своим разумом можно только в том случае, если человек достиг состояния смирения, если он вышел из детских мечтаний о всеведении и всемогуществе.
Любовь, зависящая от относительного отсутствия нарциссизма, требует развития смирения, объективности и разума.
Я должен попытаться увидеть разницу между моим представлением о человеке и его поведении, как оно нарциссически искажено, и реальностью человека, как она существует независимо от моих интересов, потребностей и страхов».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Современный человек думает, что он что-то теряет — время, — если не делает что-то быстро. И все же он не знает, что делать с выигранным временем, кроме как убить его».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Давать — это высшее выражение могущества. В самом акте даяния я ощущаю свою силу, свое богатство, свою власть. Этот опыт повышенной жизненной силы и силы наполняет меня радостью. Я ощущаю себя переполненным, растрачивающимся, живым и, следовательно, радостным.
Отдавать приятнее, чем получать, не потому, что это лишение, а потому, что в акте даяния заключается выражение моей жизненности».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Зрелый ответ на проблему существования — это любовь».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Чтобы иметь веру, требуется мужество, способность идти на риск, готовность даже принять боль и разочарование. Тот, кто настаивает на безопасности и защищенности как на первичных условиях жизни, не может иметь веры; тот, кто замыкается в системе защиты, где расстояние и обладание являются его средствами безопасности, делает себя узником. Чтобы быть любимым и любить, нужно мужество, мужество, чтобы судить об определенных ценностях как о чем-то, что имеет первостепенное значение, — и прыгать и ставить все на эти ценности».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Задача, которую мы должны поставить перед собой, состоит не в том, чтобы чувствовать себя в безопасности, а в том, чтобы быть в состоянии терпеть незащищенность».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Большинство людей даже не осознают, что им нужно соответствовать. Они живут в иллюзии, что следуют своим собственным идеям и склонностям, что они индивидуалисты, что они пришли к своим мнениям в результате своего собственного мышления, — и что просто так получилось, что их идеи совпадают с идеями большинства. ».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Современному капитализму нужны люди, которые сотрудничают слаженно и в большом количестве; кто хочет потреблять все больше и больше; и чьи вкусы стандартизированы и на них можно легко повлиять и предвидеть. Ей нужны люди, чувствующие себя свободными и независимыми, не подчиняющиеся никаким авторитетам, принципам или совести, но готовые подчиняться приказам, делать то, что от них ожидается, без трений вписываться в общественную машину; кем можно руководить без силы, вести без вождей, побуждать без цели — кроме того, кто делает добро, находится в движении, действует, идет вперед.
Каков результат? Современный человек отчужден от самого себя, от своих собратьев и от природы».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Большинство людей видят проблему любви в первую очередь в том, чтобы быть любимым , а не в том, чтобы любить , в способности любить. Следовательно, проблема для них состоит в том, как быть любимыми, как быть достойными любви. Преследуя эту цель, они идут несколькими путями. Один из них, который особенно используется мужчинами, заключается в том, чтобы добиться успеха, быть настолько влиятельным и богатым, насколько это позволяет социальное положение человека. Другой, особенно используемый женщинами, состоит в том, чтобы сделать себя привлекательным, совершенствуя свое тело, одежду и т. д. … Многие из способов сделать себя привлекательными такие же, как и те, которые используются, чтобы добиться успеха, «завоевать друзей и влиять на людей». На самом деле то, что большинство людей в нашей культуре подразумевают под привлекательностью, по сути является смесью популярности и сексуальной привлекательности».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Счастье человека сегодня состоит в том, чтобы «развлекаться». Развлечение заключается в удовлетворении потребления и «принятия» товаров, достопримечательностей, еды, напитков, сигарет, людей, лекций, книг, фильмов — все потребляется, проглатывается. Мир — это один большой объект для нашего аппетита, большое яблоко, большая бутылка, большая грудь; мы сосунки, вечно ожидающие, полные надежд и вечно разочарованные».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Любовь возможна только в том случае, если два человека общаются друг с другом из центра своего существования, следовательно, если каждый из них переживает себя из центра своего существования. Только в этом «центральном опыте» человеческая реальность, только здесь живость, только здесь основа любви. Любовь, переживаемая таким образом, — это постоянный вызов; это не место отдыха, а движение, рост, работа вместе; даже если есть гармония или конфликт, радость или печаль, вторично по отношению к тому фундаментальному факту, что два человека переживают себя из сущности своего существования, что они едины друг с другом, будучи едиными с самими собой, а не бегством от самих себя.
Есть только одно доказательство наличия любви: глубина отношений, живость и сила каждого заинтересованного лица; это плод, по которому узнается любовь».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Воспитание тождественно помощи ребенку в реализации его возможностей. Противоположностью воспитания является манипулирование, в основе которого лежит отсутствие веры в рост потенций и связь с тем, что ребенок будет прав только в том случае, если взрослые вложат в него желаемое и подавят то, что кажется нежелательным».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Зрелая любовь есть союз при условии сохранения своей целостности, своей индивидуальности. Любовь — это активная сила в человеке; сила, которая разрушает стены, отделяющие человека от его ближних, которая объединяет его с другими; любовь заставляет его преодолеть чувство изоляции и обособленности, но позволяет ему быть самим собой, сохранять свою целостность.
В любви случается парадокс: два существа становятся одним и все же остаются двумя».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Любовь — это деятельность, а не пассивный аффект; это «стояние», а не «влюбленность». В самом общем виде активный характер любви можно описать, заявив, что любовь — это прежде всего отдача, а не получение».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Мы можем знать себя, и все же, несмотря на все наши усилия, мы не знаем себя. Мы знаем нашего ближнего, и все же мы не знаем его, потому что мы не вещь, а наш ближний не вещь. Чем дальше мы проникаем в глубины своего бытия, в чужое бытие, тем более ускользает от нас цель познания».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Любовь, переживаемая таким образом, — это постоянный вызов; это не место отдыха, а движение, рост, совместная работа; даже когда есть гармония или конфликт, радость или печаль, вторичен по отношению к фундаментальному факту, что два человека испытывают себя, а не бегут от себя.
Есть только одно доказательство наличия любви: глубина отношений, живость и сила каждого заинтересованного лица; это плод, по которому узнается любовь».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Быть любимым за свои заслуги, за то, что ты этого заслуживаешь, всегда оставляет сомнение; может быть, я не угодил тому человеку, которого хочу любить, может быть тому, или тому — всегда есть страх, что любовь может исчезнуть».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Я хочу, чтобы любимый человек рос и развивался ради себя и по-своему, а не с целью служить мне. Если»
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Вы делаете много дел одновременно; вы читаете, слушаете радио, разговариваете, курите, едите, пьете. Вы — потребитель с открытым ртом, жаждущий и готовый проглотить все — картины, спиртное, знания.
Отсутствие концентрации ясно проявляется в том, что нам трудно оставаться наедине с собой. Сидеть спокойно, не разговаривая, куря, читая, выпивая, большинству людей не под силу. Они становятся нервными и суетливыми, и им приходится что-то делать ртом или руками».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Любовь — это активная забота о жизни и росте того, что мы любим. Где нет этой активной заботы, там нет любви».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Возьмем, к примеру, человека, движимого к непрерывной работе чувством глубокой незащищенности и одиночества; или другой, движимый амбициями или жадностью к деньгам. Во всех этих случаях человек является рабом страсти, и его деятельность в действительности есть «пассивность», потому что он движим; он страдалец, а не «актер». С другой стороны, человек, сидящий тихо и созерцающий, не имеющий никакой цели или цели, кроме того, чтобы испытать себя и свое единство с миром, считается «пассивным», потому что он ничего не «делает».
В действительности такое состояние сосредоточенной медитации есть высшая деятельность, деятельность души, которая возможна только при условии внутренней свободы и независимости».
―
Эрих Фромм,
Искусство любить
Нравится
«Wenn ich zu einem anderen sagen kann: «Ich liebe dich», muss ich auch sagen können: «Ich liebe in dir auch alle anderen, ich liebe durch dich die ganze Welt, ich liebe in dir auch mich selbst».
―
Эрих Фромм,
Die Kunst des Liebens
Нравится
Образование и любовь: Возвращение к Фромму | Обсерватория
Время чтения: 3 минуты
Трудно думать об образовании, не думая о любви. В любом из своих значений «воспитывать» подразумевает поиск благополучия другого, поиск, подобный любви. Без этого правильный термин был бы не «учить», а обучать, наставлять; кто «воспитывает» или «учит», не думая о пользе другого, тот наставляет.
Ниже я воспользуюсь идеями Эриха Фромма (изложенными в его книге Искусство Любить, которая спустя более шестидесяти лет остается непревзойденной) для установления связи между образованием и любовью. Я особо останавливаюсь, чтобы указать на четыре основных элемента, которые, по его мнению, являются общими для всех форм любви: забота, ответственность, уважение и знание.
Забота заключается в том, чтобы быть внимательным к тому, чтобы у другого было все необходимое для выживания. Ради любви кто-то заботится о том, чтобы ребенок ел или чтобы домашнее животное (для тех, кто любит животных) получало достаточно еды и воды. В образовании (здесь я сосредоточусь на школьном обучении) учитель или учебное заведение заботятся о том, чтобы учащийся был обеспечен интеллектуальными, эмоциональными и физическими ресурсами (книгами, посудой, подходящим местом для обучения и т. д.), поэтому чтобы «питательные вещества» данного ему образования попадали на благодатную почву и приносили плоды.
В правдивом «воспитании» эта забота никогда не дается как обязанность, навязанная извне, а как совершенно добровольный акт. Фромм называет это ответственностью, которую он описывает как «отклик» на того, кого он любит, или, как мы назовем это, на того, кого он учит. Он добровольно отвечает за любимого человека — ученика — заботясь о его или ее потребностях, выраженных или нет. Но, всегда предусмотрительный, Фромм также предупреждает нас, что чувство ответственности за других может легко превратиться в собственничество или господство без культивирования третьего компонента любви, а именно уважения.
«Уважение, — пишет немецкий психоаналитик, — обозначает, согласно корню слова (respicere = смотреть), способность видеть человека таким, какой он есть, осознавать его неповторимую индивидуальность». Следовательно, это означает рассматривать того, кого я хочу воспитать, как человека, отличного от меня, человека со своим собственным жизненным процессом, на которого я могу влиять только с помощью средств коммуникации, уважающих его автономию и предполагающих, что наши отношения в первую очередь являются свободными.
обмен. (Даже осуществление власти следует рассматривать как акт коммуникации в том смысле, что применение правил и санкций мобилизует получающего их субъекта и мотивирует в нем реакцию, которая если и не может проявиться немедленно, то проявится раньше. или позже). «L’amour est l’enfant de la liberté» (Любовь — дитя свободы ), — говорит Фромм, цитируя старую французскую песню. То же самое следует сказать и об образовании.
То, что любить равно знать , очевидно из трех вышеперечисленных элементов. Забота, реагирование и уважение подразумевают выявление потребностей другого и, следовательно, знание его. В этом процессе учитель или учебное заведение начинают с установления стандарта человеческих потребностей для создания соответствующего образовательного пространства; но рано или поздно тот, кто воспитывает, сталкивается с потребностями реальных личностей (не стандартизированных) и видит в себе потребность глубже познать других, выявляя их особенности, т.
е. ту индивидуальность, которая делает их неповторимыми.
Но насколько глубоко можно познать другого? Здесь мы подходим к тому, что кажется (по крайней мере мне) самым блестящим и всегда актуальным пунктом текста Эриха Фромма, касающимся этих четырех основных элементов. Это связано с пределами знания, особенно научного знания, которое здесь мы можем применить к так называемым наукам об образовании. Для Фромма рациональное знание имеет предел, и следует признать, что модели науки и философии не могут охватить всю тайну реальности и существования.
Таким образом, педагог должен признать, что, как бы он ни старался контролировать переменные образовательного процесса и руководствовался истинной наукой об этом, в конце, когда все переменные действительно находятся под контролем, остается перед ним территория не только неизвестная, но и непознаваемая (назовем ее трансцендентной ), в которую он сможет войти, только если готов пойти на определенный риск. Чтобы уменьшить эти риски, такие мудрецы, как Фромм, предоставляют инструменты и объясняют такие термины, как забота, уважение, ответственность и знание.