Диагностика когнитивной сферы: Тема 25. Диагностика когнитивной сферы.

Диагностика когнитивной сферы

Необходимость диагностировать уровень развития когнитивной сферы человека возникает на психологических консультированиях. Родителям хочется представлять, соответствует ли интеллектуальное развитие малыша возрастным нормам и какие существуют возможности по его совершенствованию. Взрослым людям требуется информация о том, на каком уровне находятся их умственные способности в данный момент времени. Часто это связано с проявлением неврологических или психических заболеваний. 

Какие методы диагностики когнитивной сферы существуют в настоящий момент? На что ориентируются специалисты при осмотре?

Основные показатели для диагностики когнитивной сферы

При необходимости оценить развитие когнитивной сферы личности специалисту нужно исследовать основные показатели  работы мозга:

1. Ориентация. Пациент должен понимать где он находится, кто он такой, и легко ориентироваться во времени. Четкие ответы по этим вопросам дают понять эксперту, что человек в ясном уме и можно продолжать исследование.
2. Внимание. Оценивается способность фокусироваться на сенсорных стимулах, умение переключаться с одного на другой. Оценивается длительность выполнения этих тестов без признаков утомления.
3. Память. Специалист должен провести обследование всех видов памяти по временной организации: мгновенную, краткосрочную и долговременную.
4. Счет. Нарушение способности производить счетные операции называется акалькулия. Она может свидетельствовать об органическом поражении головного мозга.
5. Речь. Оценивается одновременно и сенсорная часть речи, и моторная. Специалист при опросе должен отметить такие особенности, как изменение скорости и ритма, нарушение мелодичности, затруднение в подборе слов, ошибочное произношение, эхолалию. Для оценки понимания обращенной к нему речи, пациенту предлагают пройти тесты на выполнение инструкций, сопоставления услышанного названия предмета и картинки.
6. Письмо. Чтобы проверить функции письма, предлагается либо написать свое имя, либо списать текст с образца. Проблемы в выполнении заданий могут свидетельствовать как о неврологических проблемах, так и о психических заболеваниях.
7. Чтение. Оценивается способность не только прочитать текст, но и изложить смысл прочитанного.
8. Праксис. Особое внимание при осмотре пациента необходимо уделить изучению его психомоторной функции. Нужно проверить способность не только выполнять двигательные команды, но и составлять их самостоятельно.
9. Гнозис. У людей с нарушениями когнитивной сферы часто наблюдается агнозия — неспособность узнавать объекты при сохранении функций слуха, зрения, обоняния, тактильной чувствительности.
10. Мышление. Проверяется умение анализировать информацию, обобщать ее, делать выводы и принимать решения.

Методики диагностики когнитивной сферы

Для оценки когнитивной сферы взрослого и ребенка применяют разные методы диагностики, так как интеллект различается и в количественном отношении, и в качественном.

Если проверка ограничивается тем, чтобы определить только общий уровень интеллектуального развития пациента и выдать ему советы по совершенствованию умственных способностей, то достаточно проведения общей психодиагностики интеллекта. Если задача том, чтобы выполнить полное и разностороннее исследование работы головного мозга, следует опираться на расширенное понимание интеллекта.

Методики диагностики когнитивной сферы ребенка

Интеллектуальные способности ребенка меняются очень быстро. В целом, каждые 3-4 года происходит качественный скачок в развитии, поэтому методы психодиагностики для детей 2-3 лет не подходят для дошкольников 5-6 лет и, тем более, для первоклассников.

Для определения уровня наглядно-образного мышления ребенка младшей группы детского сада выбирают простые техники тестирования: «Нелепицы», «Времена года», «Что не хватает?». У детей постарше присутствует образно-логическое мышление, которое диагностируют при помощи логических тестов: «Что нужно убрать?», «Выдели группы».

Наглядно-действенное мышление проверяется у малышей 3-4 лет при помощи заданий на обведения контура рисунка или его воспроизведения, а уже  в 5-6 лет предлагается проходить лабиринты и вырезать геометрические фигуры.

Сейчас разработаны методики для оценки и других мыслительных функций у детей:

• внимания: «Вычеркни лишнее», «Запомни и расставь точки»;
• воображения: «Сочини сказку», «Изобрази историю»;
• речи: «Назови слова», «Составь рассказ по картинке».

Для детей, которые готовятся к поступлению в школу либо стали уже учениками 1 класса, психодиагностику уровня развития интеллекта проводят по следующему комплексу методов:

• «Определение ориентации детей в окружающем мире и запас бытовых знаний», «Формирование понятий» используются для определения уровня развития словесно-логического мышления;
• «Кубик Рубика», «Матрицы Равена» — для образно-логического мышления.

Для диагностики когнитивной сферы подростков используются такие же диагностические методики: «Формирование понятий», «Навык устного счета», «Кубик Рубика», «Матрицы Равена», «Логико-количественные отношения» и тест Айзенка.

Онлайн-тест «Определи свой психотип»

Пройти тест

Тест Айзенка показал высокую эффективность при проведении консультаций по определению профессиональной ориентации и профессионального отбора.

Комплекс диагностических методик для взрослых людей формирует клинический психолог либо врач-невролог, исходя из жалоб пациента, его возраста и сопутствующего диагноза. Подробнее о нарушениях когнитивной сферы, способах профилактики и лечения ее нарушений читайте в статьях нашего блога «Психология».

Методы диагностики когнитивной сферы — презентация на Slide-Share.ru 🎓

1

Первый слайд презентации: Методы диагностики когнитивной сферы

Подготовила студентка 2 курса ФП, гр. 520671 Якунина Анна

Изображение слайда

2

Слайд 2: 1. Методы исследования когнитивной сферы дошкольников

В услуги детского психолога входит диагностика когнитивной сферы ребенка и организация коррекционно-педагогической работы с ребенком. Когнитивная сфера — сфера психологии человека, связанная с его познавательными процессами и сознанием, включающая в себя знания человека о мире и о самом себе. Когнитивное развитие (от англ. Cognitive development ) — развитие всех видов мыслительных процессов, таких как восприятие, память, формирование понятий, решение задач, воображение и логика. Теория когнитивного развития была разработана швейцарским философом и психологом Жаном Пиаже. Эти особенности следует учитывать, как при проведении тестов, так и при интерпретации получаемых результатов. Следует учитывать и время, которое потребуется дня проведения испытаний.

Для дошкольников рекомендуется отрезок времени на тестирование в пределах часа, учитывая и налаживание контакта с ре- бенком (Й. Шванцара, 1978).

Изображение слайда

3

Слайд 3

Все диагностические методы, разработанные для дошкольников, должны предъявляться индивидуально или небольшим группам детей, посещающим детский сад и имеющим опыт коллективной работы. Как правило, тесты для дошкольников предъявляются устно или в виде тестов на практические действия. Иногда для выполнения заданий могут использоваться карандаш и бумага (при условии простых действий с ними). Собственно, тестовых методик для дошкольников разработано гораздо меньше, чем для детей более старшего возраста и взрослых. Рассмотрим наиболее известные и авторитетные из них.

Изображение слайда

4

Слайд 4

Имеющиеся методы Й. Шванцара предлагает разделить на две группы: к первой принадлежат методы, направленные на диагностику общего поведения, а ко второй — определяющие его отдельные стороны, например, развитие интеллекта, моторики и т. д. К первой группе можно отнести методику А. Гезелла. А. Гезелл с коллегами разработал таблицы развития, получившие его имя. Они охватывают четыре основные сферы поведения: моторное, речевое, личностно-социальное и адаптивное. В целом с помощью таблиц Гезелла обеспечивается стандартизованная процедура для наблюдения и оценки хода развития детей в возрасте от 4 недель до 6 лет. Наблюдается игровая деятельность детей, фиксируются их реакции на игрушки и другие предметы, мимика и т. д. Эти данные дополняются сведениями, полученными от матери ребенка. В качестве критериев оценки получаемых данных Гезелл приводит подробное словесное описание типичного поведения детей разного возраста и специальные рисунки, что облегчает проведение анализа результатов обследования

Изображение слайда

5

Слайд 5

При изучении дошкольников диагностированию могут подвергаться самые разные аспекты развития — от моторного до личностного. Для этого используется вторая группа методик (по классификации Й. Шванцары ). Более поздней по времени создания является шкала адаптивного поведения ( ABC ), разработанная Комитетом американской ассоциации по изучению умственной неполноценности. Она может применяться для изучения эмоциональных или каких-либо других нарушений психики. Как и шкала социальной зрелости Вайнленд, она основана на наблюдениях за поведением обследуемых, и ее бланки могут заполняться не только психологом, но и педагогом, родителями, врачами — всеми, с кем контактирует ребенок. Вторая часть шкалы имеет отношение только к тем, кто демонстрирует отклоняющееся, плохо адаптированное поведение.

Изображение слайда

6

Слайд 6

Для диагностики моторного развития часто применятся двигательный тест Н. И. Озерецкого (Н. И. Озерецкий, 1928), разработанный в 1923 году. Он предназначен для лиц в возрасте от 4 до 16 лет. Задания расположены по возрастным уровням. Методика предназначалась для изучения моторных движений разного типа. В качестве стимульного материала используются простые материалы, такие как бумага, нитки, иголки, катушки, мячи и др. Методика Озерецкого получила мировое признание и в 1955 году была стандартизована американскими учеными и опубликована под названием «Шкала моторного развития Линкольн— Озерецкого » (А. Анастази, 1982).

Изображение слайда

7

Слайд 7: 2. Методы изучения когнитивной сферы подростков

Смена деятельности, развитие общения перестраивают и познавательную, интеллектуальную сферу подростка. В первую очередь исследователи отмечают уменьшение поглощенности учением, свойственное младшему школьнику. К моменту перехода в среднюю школу дети заметно различаются по многим параметрам, в частности : 1) по отношению к учению — от ответственного до равнодушного, безразличного ; 2) по общему развитию — от высокого уровня до весьма ограниченного кругозора и плохого развития речи; 3 ) по объему и прочности знаний ; 4) по способу усвоению материала — от умения самостоятельно работать, добывать знания до полного их отсутствия и заучивания материала дословно на память ; 5) по умению преодолевать трудности в учебной работе — от упорства до иждивенчества в форме хронического списывания ; 6) по широте и глубине познавательных интересов. Появляется дифференцированное отношение к учителям, и одновременно развиваются средства познания другого человека.

Изображение слайда

8

Слайд 8

Оценка внимания (по методике Мюнстенберга ) Методика направлена на определение избирательности внимания, а также для диагностики концентрации внимания и помехоустойчивости. Таблицы Шульте Определение устойчивости внимания и динамики работоспособности. А также эффективность работы, степень врабатываемости внимания. Описание: Испытуемому поочередно предлагается пять таблиц на которых в произвольном порядке расположены числа от 1 до 25. Испытуемый отыскивает, показывает и называет числа в порядке их возрастания. Проба повторяется с пятью разными таблицами. Таблицу открывают и одновременно с началом выполнения задания включают секундомер. Последние таблицы предъявляются без всяких инструкций.

Изображение слайда

9

Слайд 9

Изучение памяти Память – как форма психического отражения реализуется в запоминании, сохранении, последующем воспроизведении прошлого забывании. Методики, направленные на изучение процессов, видов памяти: Цель : Выявить уровень сформированности опосредованной памяти. Данная методика используется для детей дошкольного и младшего школьного возраста (7-10 лет). 2. Методика «Запомни картинки» модификация теста А.Р.Лурии Цель: Выявить уровень сформированности зрительной памяти. Данная методика используется для детей дошкольного и младшего школьного возраста (7-10 лет). 3. Методика «Запомни слова» тест А.Р.Лурии. Цель: Выявить уровень сформированности слуховой памяти. Данная методика используется для детей дошкольного и младшего школьного возраста (7-10 лет).

Изображение слайда

10

Слайд 10

Определение лабильности-ригидности мышления с помощью методики «Словесный лабиринт » изучает индивидуальные особенности субъектов мыслительной деятельности по параметру ригидности. Она позволяет выявить подвижность, или лабильность мыслительных процессов. Под лабильностью понимается скорость перестройки этих процессов при последовательном переходе от решения одной задачи к другой. Поскольку для решения всех задач не существует единого алгоритма, временные показатели решения отдельных задач субъектом позволяют оценить его способность переключаться с одного способа решения на другой. Показателем лабильности мышления выступает время, затраченное испытуемым на решение каждого из десяти лабиринтов. Предполагается, что увеличение временных показателей и особенно их неравномерность по отношению друг к другу свидетельствует о трудностях переключения с одного способа решения на другой (типичная картина для ригидности). Наоборот, низкие и ровные по отношению друг к другу временные затраты свидетельствуют о легкой переключении с одного способа решения на другой (типичная картина для лабильности мышления).

Изображение слайда

11

Последний слайд презентации: Методы диагностики когнитивной сферы

Спасибо за внимание!

Изображение слайда

Когнитивная сфера в психологии

Понятие «когнитивная сфера»

Определение 1

Когнитивная сфера – это сфера психологии человека, связанная с познавательными процессами и сознанием и включающая знания человека о мире и о самом себе.

Термин когнитивная сфера появился на фоне развития кибернетики во второй половине XX века, когда впервые человека сравнивали с биороботом сложного строения. Ученые в этот период моделировали психические процессы, происходящие в мозге человека, но попытки были не всегда удачными. Смоделированный психический процесс получил название когнитивного.

Психические функции человека, направленные на познание и изучение образуют когнитивную сферу человека. Основой процессов является последовательное и логическое восприятие информации и её обработка.

Когнитивную сферу отличают логика и рациональность. Внимание, память, восприятие новой информации, мышление, логически обусловленные действия относятся к когнитивной сфере. Когнитивные процессы не связаны с развлечениями, эмоциональными волнениями, привязанностями.

Когнитивные процессы проявляются, например, в момент чтения, когда открывая книгу, человек воспринимает слова, буквы, информацию и соотносит с имеющимися у него знаниями. Когда речь идет о художественном произведении, человек может представить себе описанную в книге картинку.

Когнитивные процессы также активизируются при письме, писатель, например, представляет себе то, о чем будет писать, подключая при этом воображение. Для написания связного и красивого текста, необходимо запоминать ранее написанное, а это достаточно хорошо активизирует память.

Приобретение умений и навыков в процессе обучения без определенных когнитивных процессов не обходится.

К когнитивному процессу относится и внимание, потому что при получении новой информации на ней важно сосредоточиться, не отвлекаясь на что-то другое. Таким образом, память необходима для того, чтобы запомнить полученную информацию, а наглядно представить, о чем идет речь позволяет воображение.

Когнитивные процессы проявляются и в повседневной жизни человека, например, желание сбросить вес, с одной стороны, и кусочек аппетитного торта – с другой стороны, заставляют женщину подумать: можно удовлетворить свое желание, а можно и вовремя остановиться.

Развитие когнитивных процессов происходит постепенно и на протяжении длительного времени. Ребенок обучается этим процессам с первых дней жизни и важно следить, чтобы уровень их развития соответствовал возрасту. У детей уровень развития этой сферы определяется с помощью структурированных, в зависимости от возраста, диагностических материалов, представленных разными заданиями.

Составляющие когнитивной сферы человека

В упрощенном варианте когнитивная сфера – это компетентность и знания, навыки и умения. Если данная сфера правильно функционирует, то человек имеет возможность не только воспринимать, но и запоминать информацию и обрабатывать её. Получается, что когнитивная сфера – это своеобразный механизм, который дает возможность обучаться и применять полученные знания.

Отсюда, когнитивными составляющими являются:

• память,
• воображение,
• внимание.

Внимание, как составляющая когнитивной сферы, заключается в способности человека из огромного количества информации отбирать нужную и на ней сосредотачиваться.

Внимание – функция основополагающая, потому что без него новая информация не может быть усвоена и обработана. Внимание может быть непроизвольным, не требующим от человека каких-либо усилий, произвольным, требующим определенных усилий для сосредоточения на выбранном объекте, послепроизвольным, поддерживаемом на сознательном уровне.

Основными характеристиками внимания являются устойчивость, концентрация, объем, распределение, переключаемость.

В когнитивной сфере ключевую роль играет память, которая является основным компонентом интеллекта. Видов памяти несколько, по критерию содержания выделяют:

• эмоциональную память, дополняющую все виды памяти и возникающую во всех ситуациях;
• двигательную память, необходимую для выполнения различных движений;
• словесно-логическую, являющейся памятью на мысли;
• образную память, связанную со слуховыми, обонятельными, вкусовыми образами.

Память может быть долговременной, кратковременной, рабочей, промежуточной.

Психический процесс создания образа предмета происходит с помощью воображения. Р.С. Немов, например, считает, что наиболее полно воображение работает тогда, когда в мозг человека поступает новая информация.

Такие понятия, как воображение и фантазия психология принимает как полные синонимы. Но, фантазия большее влияние оказывает на формирование «новых чувств», т.е. она в большей степени непроизвольна, по сравнению с воображением.

Воображение имеет свои виды, например, Мейс выделяет практическое воображение, языковое воображение, репрезентационное воображение.

Рисунок 1. Виды воображения. Автор24 — интернет-биржа студенческих работ

Отечественная психология классифицирует воображение на основании целенаправленности и представляет его как пассивное и активное, которое у конкретного человека может достигать разного уровня.

Уровень развития воображения говорит о содержательности образов, их жизненном значении для дальнейшей деятельности, новизне и оригинальности.

Воображение, считает ряд специалистов, формирует у человека чуткость, тактичность, сочувствие, сопереживание.

Среди видов воображения на особом месте находится мечта. Мечта является деятельностью воображения и проявляется в оптимистических замыслах будущего. Мечта связана с жизнью человека и прочно вплетается в неё. Это большая побудительная сила, сопровождающая человека с раннего детства до глубокой старости. От творческого воображения она отличается тем, что создает образы будущего, которые человек сам желает, она не дает немедленный продукт в виде какого-либо изобретения, произведения и др.

Замечание 1

Таким образом, когда когнитивная сфера хорошо развита, человек лучше воспринимает входящую информацию, быстрее её обрабатывает и лучше запоминает, а также делает правильные выводы.

Диагностика когнитивной сферы

Психические познавательные процессы и уровень их развития лежат в основе диагностики когнитивной сферы. Эти познавательные процессы – внимание, восприятие, память, воображение, мышление – являются составной частью деятельности человека, обеспечивая её эффективность.

Благодаря познавательным процессам человек способен заранее намечать планы своей деятельности и проигрывать мысленно её ход, предвидеть результаты, управлять своими действиями. Чем лучше развиты когнитивные процессы, тем большими способностями и возможностями обладает человек. От них зависит легкость и эффективность учения.

Диагностика когнитивной сферы помогает решить такие задачи:

• контролировать успешность интеллектуального развития детей;
• выяснять причины неуспеваемости в школе;
• выявлять нуждающихся в коррекции умственного развития;
• выявлять детей для обучения в спецшколах и спецклассах;
• оценивать эффективность учебных программ, методов обучения;
• оценивать эффективность работы учителей и школ;
• диагностировать при приеме на работу;
• оценивать интеллектуальное развитие детей, обучающихся по новым программам.

При диагностике общего уровня интеллектуального развития ребенка, надо помнить, что интеллект в детском возрасте развивается быстро и через каждые 2-3 года он может меняться, поэтому психодиагностические методы должны меняться и соответствовать возрасту ребенка.

Существует множество тестов для определения уровня развития когнитивной сферы, среди них:

• диагностика внимания, где используются методика Мюнстенберга, методика «корректурной пробы», кольца Ландольта;
• диагностика памяти, использующая пробу на запоминание 10 слов, подобранных так, что между ними нельзя установить связь, субтест Векслера, пробу на ассоциативную память;
• диагностика воображения, включающая тест Тулуза-Пьерона, тест Торренса, тест «Художник — Мыслитель».

Замечание 2

Данные тесты помогают составить примерное впечатление об аспектах когнитивной сферы.

Легкие когнитивные нарушения: основы практики, обзор, патофизиология

1. Petersen RC. Концептуальный обзор. Петерсен РЦ. Легкие когнитивные нарушения: от старения до болезни Альцгеймера . 1-14. Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Oxford University Press, Inc.; 2003.

2. webmd.com»> Рисачер С.Л., Сайкин А.Дж., Вест Д.Д., Шен Л., Фирпи Х.А., Макдональд Б.К.; Инициатива нейровизуализации болезни Альцгеймера (ADNI). Базовые предикторы MRI перехода от MCI к вероятной AD в когорте ADNI. Текущие исследования болезни Альцгеймера . 2009 авг. 6 (4): 347-61. [Ссылка QxMD MEDLINE].

3. Ландау С.М., Харви Д., Мэдисон К.М., Рейман Э.М., Фостер Н.Л., Айсен П.С. Сравнение предикторов конверсии и снижения легких когнитивных нарушений. Неврология . 2010 20 июля. 75 (3): 230-8. [Ссылка QxMD MEDLINE].

4. Саймон С.С., Йокомизо Д.Э., Боттино К.М. Когнитивное вмешательство при амнестическом легком когнитивном нарушении: систематический обзор. Neurosci Biobehav Rev . 2012 1 февраля. 36(4):1163-1178. [Ссылка QxMD MEDLINE].

5. Panza F, Frisardi V, Capurso C, D’Introno A, Colacicco AM, Chiloiro R, et al. Влияние донепезила на симптомы депрессии, легкие когнитивные нарушения и прогрессирование деменции. Журнал Американского гериатрического общества . 2010 фев. 58(2):389-90. [Ссылка QxMD MEDLINE].

6. Робертс Р.О., Геда Ю.Е., Черхан Дж.Р., Кнопман Д.С., Ча Р.Х., Кристиансон Т.Дж. и др. Овощи, ненасыщенные жиры, умеренное потребление алкоголя и легкие когнитивные нарушения. Деменция и гериатрические когнитивные расстройства . 2010 22 мая. 29(5):413-423. [Ссылка QxMD MEDLINE].

7. Геда Ю.Э., Робертс Р.О., Кнопман Д.С., Кристиансон Т.Дж., Панкрац В.С., Ивник Р.Дж. и др. Физические упражнения, старение и легкие когнитивные нарушения: популяционное исследование. Архив неврологии . 2010 янв. 67(1):80-6. [Ссылка QxMD MEDLINE].

8. Крук Т., Бартус Р.Т., Феррис С.Х. Возрастное ухудшение памяти: предлагаемые диагностические критерии и показатели клинических изменений. Дев Нейропсихология . 1986. 2:261-276.

9. КРАЛЬ В.А. Старческая забывчивость: доброкачественная и злокачественная. Can Med Assoc J . 10 февраля 1962 г. 86: 257-60. [Ссылка QxMD MEDLINE].

10. Леви Р. Снижение когнитивных функций, связанное со старением. Рабочая группа Международной психогериатрической ассоциации в сотрудничестве со Всемирной организацией здравоохранения. Int Psychogeriatr . 1994 Весна. 6(1):63-8. [Ссылка QxMD MEDLINE].

11. Луо Л., Крейк Ф.И. Старение и память: когнитивный подход. Can J Психиатрия . 2008 июнь 53(6):346-53. [Ссылка QxMD MEDLINE].

12. Jenkins L, Myerson J, Joerding JA, et al. Сходящиеся доказательства того, что зрительно-пространственное познание более чувствительно к возрасту, чем вербальное познание. Психологическое старение . 2000 г. 15 марта (1): 157-75. [Ссылка QxMD MEDLINE].

13. Голова Д., Родриг К.М., Кеннеди К.М. и др. Нейроанатомические и когнитивные медиаторы возрастных различий эпизодической памяти. Нейропсихология . 2008 г. 22 июля (4): 491-507. [Ссылка QxMD MEDLINE].

14. Hannon B, Daneman M. Возрастные изменения в понимании прочитанного: взгляд на индивидуальные различия. Экспериментальное исследование старения . 2009. 35(4):432-56. [Ссылка QxMD MEDLINE].

15. Паркс К.М., Декарли К., Джейкоби Л.Л., Йонелинас А.П. Влияние старения на память и знакомство: роль гиперинтенсивности белого вещества. Нейропсихология, развитие и познание. Раздел B, Старение, нейропсихология и познание . февраль 2010 г. 19:1-17. [Ссылка QxMD MEDLINE].

16. webmd.com»> Morris JC, Storandt M, Miller JP, et al. Легкие когнитивные нарушения представляют собой раннюю стадию болезни Альцгеймера. Арка Нейрол . 2001 март 58(3):397-405. [Ссылка QxMD MEDLINE].

17. Markesbery WR, Schmitt FA, Kryscio RJ, et al. Нейропатологический субстрат легких когнитивных нарушений. Арка Нейрол . 2006 янв. 63(1):38-46. [Ссылка QxMD MEDLINE].

18. Sprung J, Roberts RO, Knopman DS, Olive DM, Gappa JL, Sifuentes VL, et al. Связь легких когнитивных нарушений с воздействием общей анестезии при хирургических и нехирургических процедурах: популяционное исследование. Mayo Clin Proc . 2016 г., 2 января. [Ссылка на MEDLINE QxMD].

19. Sprung J, Jankowski CJ, Roberts RO, Weingarten TN, Aguilar AL, Runkle KJ, et al. Анестезия и инцидентная деменция: популяционное вложенное исследование случай-контроль. Mayo Clin Proc . 2013 июнь 88 (6): 552-61. [Ссылка QxMD MEDLINE].

20. Busse A, Hensel A, Gühne U, Angermeyer MC, Riedel-Heller SG. Легкие когнитивные нарушения: длительное течение четырех клинических подтипов. Неврология . 2006 26 декабря. 67 (12): 2176-85. [Ссылка QxMD MEDLINE].

21. Ди Карло А., Ламасса М., Бальдерески М., Инзитари М., Скафато Э., Фарчи Г. и др. CIND и MCI у итальянских пожилых людей: частота, сосудистые факторы риска, прогрессирование деменции. Неврология . 2007 29 мая. 68 (22): 1909-16. [Ссылка QxMD MEDLINE].

22. Гангули М., Чанг К.С., Снитц Б.Е., Сакстон Дж.А., Вандербильт Дж., Ли К.В. Распространенность легких когнитивных нарушений по нескольким классификациям: проект группы здорового старения Monongahela-Youghiogheny (MYHAT). Am J Гериатрическая психиатрия . 2010 18 августа (8): 674-83. [Ссылка QxMD MEDLINE].

23. Ларье С., Летеннер Л., Оргогозо Дж. М., Фабригул С., Амиева Х., Ле Карре Н. и др. Заболеваемость и исход легких когнитивных нарушений в популяционной проспективной когорте. Неврология . 2002 26 ноября. 59 (10): 1594-9. [Ссылка QxMD MEDLINE].

24. Унверзагт Ф.В., Гао С., Байеву О. и др. Распространенность когнитивных нарушений: данные Индианаполисского исследования здоровья и старения. Неврология . 2001 13 ноября. 57(9):1655-62. [Ссылка QxMD MEDLINE].

25. Робертс Р.О., Геда Ю.Е., Кнопман Д.С. и др. Исследование старения в клинике Мэйо: дизайн и выборка, участие, исходные показатели и характеристики выборки. Нейроэпидемиология . 2008. 30(1):58-69. [Ссылка QxMD MEDLINE].

26. Cheng G, Huang C, Deng H, Wang H. Диабет как фактор риска слабоумия и легких когнитивных нарушений: метаанализ продольных исследований. Интерн Мед J . 2012 г., 28 февраля. [Ссылка на MEDLINE QxMD].

27. Jeffrey S. AF связана с более ранним и быстрым снижением когнитивных функций. Медицинские новости Medscape . 7 июня 2013 г. [Полный текст].

28. Thacker EL, McKnight B, Psaty BM, Longstreth WT Jr, Sitlani CM, Dublin S, et al. Мерцательная аритмия и снижение когнитивных функций: продольное когортное исследование. Неврология . 5 июня 2013 г. [Ссылка на MEDLINE QxMD].

29. Saczynski JS, Beiser A, Seshadri S, Auerbach S, Wolf PA, Au R. Депрессивные симптомы и риск слабоумия: Framingham Heart Study. Неврология . 2010 6 июля. 75(1):35-41. [Ссылка QxMD MEDLINE].

30. webmd.com»> Дотсон В.М., Бейдун М.А., Зондерман А.Б. Рецидивирующие депрессивные симптомы и частота деменции и легких когнитивных нарушений. Неврология . 2010 6 июля. 75(1):27-34. [Ссылка QxMD MEDLINE].

31. Anderson P. Ингибиторы АПФ могут замедлить снижение когнитивных функций. Медицинские новости Medscape. Доступно на http://www.medscape.com/viewarticle/808589. Доступ: 7 августа 2013 г.

32. Gao Y, O’Caoimh R, Healy L, Kerins DM, Eustace J, Guyatt G, et al. Влияние ингибиторов АПФ центрального действия на скорость снижения когнитивных функций при деменции. BMJ Открыть . 2013. 3(7): [Ссылка на MEDLINE QxMD]. [Полный текст].

33. Мариангела Р., Аннализа О., Милена Ф., Марко М., Нелдо А., Роберта С. и др. Эффекты интеграции диеты с масляной эмульсией DHA-фосфолипидов, содержащей мелатонин и триптофан, у пожилых пациентов, страдающих легкими когнитивными нарушениями. Nutr Neurosci . 2011, 20 декабря. [Ссылка на MEDLINE QxMD].

34. Фэн Л., Чеа И.К., Нг М.М., Ли Дж., Чан С.М., Лим С.Л. и др. Связь между потреблением грибов и легкими когнитивными нарушениями: перекрестное исследование на уровне сообщества в Сингапуре. Дж Болезнь Альцгеймера . 2019. 68 (1):197-203. [Ссылка QxMD MEDLINE].

35. Galante E, Venturini G, Fiaccadori C. Компьютерное когнитивное вмешательство при деменции: предварительные результаты рандомизированного клинического исследования. G Ital Med Lav Ergon . 2007 июль-сен. 29(3 Приложение B):B26-32. [Ссылка QxMD MEDLINE].

36. Lautenschlager NT, Cox KL, Flicker L, Foster JK, van Bockxmeer FM, Xiao J, et al. Влияние физической активности на когнитивные функции у пожилых людей с риском развития болезни Альцгеймера: рандомизированное исследование. ЯМА . 3 сентября 2008 г. 300 (9): 1027-37. [Ссылка QxMD MEDLINE].

37. Petersen RC, Lopez O, Armstrong MJ, Getchius TSD, Ganguli M, Gloss D и др. Краткое изложение обновления практических рекомендаций: легкие когнитивные нарушения: отчет подкомитета по разработке, распространению и внедрению рекомендаций Американской академии неврологии. Неврология . 2018 16 января. 90 (3): 126-135. [Ссылка QxMD MEDLINE].

38. Lamb SE, Sheehan B, Atherton N, et al. Испытание слабоумия и физической активности (DAPA) физических упражнений средней и высокой интенсивности для людей с деменцией: рандомизированное контролируемое исследование. БМЖ . 16 мая 2018 г. 361:[Полный текст].

39. Krell-Roesch, J., Roberts, R., Pink, A., et al. Умственно стимулирующая деятельность в пожилом возрасте и риск легкого когнитивного нарушения: проспективное когортное исследование. Неврология . 2016. 86:S35-007.

40. Раунтри С.Д., Уоринг С.К., Чан В.К. и др. Значение тонкого амнестического и неамнестического дефицита при легких когнитивных нарушениях: прогноз и конверсия в деменцию. Старческое слабоумие, когнитивное расстройство . 2007. 24(6):476-82. [Ссылка QxMD MEDLINE].

41. Boyle PA, Wilson RS, Aggarwal NT, et al. Легкие когнитивные нарушения: риск болезни Альцгеймера и скорость снижения когнитивных функций. Неврология . 2006 8 августа. 67(3):441-5. [Ссылка QxMD MEDLINE].

42. Сакс Г.А., Картер Р., Хольц Л.Р., Смит Ф., Стамп Т.Э., Ту В. и др. Когнитивные нарушения: независимый предиктор избыточной смертности: когортное исследование. Энн Интерн Мед . 2011 6 сентября. 155(5):300-8. [Ссылка QxMD MEDLINE].

43. webmd.com»> Уилсон Р.С., Аггарвал Н.Т., Барнс Л.Л., Бьениас Д.Л., Мендес де Леон С.Ф., Эванс Д.А. Двухрасовое популяционное исследование смертности при легких когнитивных нарушениях и болезни Альцгеймера. Архив неврологии . 2009 июнь 66(6):767-72. [Ссылка QxMD MEDLINE].

44. Weiner MW, Veitch DP, Aisen PS, Beckett LA, Cairns NJ, Cedarbaum J, et al. Влияние Инициативы по нейровизуализации болезни Альцгеймера, 2004–2014 гг. Дементация болезни Альцгеймера . 2015 11 июля (7): 865-84. [Ссылка QxMD MEDLINE].

45. Dickerson BC, Salat DH, Greve DN, Chua EF, Rand-Giovannetti E, Rentz DM, et al. Повышенная активация гиппокампа при легких когнитивных нарушениях по сравнению с нормальным старением и БА. Неврология . 2005 9 августа. 65 (3): 404-11. [Ссылка QxMD MEDLINE].

46. Бойл П.А., Бухман А. С., Уилсон Р.С., Келли Дж.Ф., Беннетт Д.А. Аллель APOE epsilon4 связан с легкими когнитивными нарушениями среди пожилых людей, проживающих в сообществе. Нейроэпидемиология . 2010. 34(1):43-9. [Ссылка QxMD MEDLINE].

47. Джонсон К.А., Шульц А., Бетенский Р.А., Беккер Дж.А., Сепулькре Дж. и др. Позитронно-эмиссионная томография тау-белка при старении и ранней стадии болезни Альцгеймера. Энн Нейрол . 2016 янв. 79 (1): 110-9. [Ссылка QxMD MEDLINE].

48. Джеффри С. Новые рекомендации по скринингу когнитивных нарушений. Медицинские новости Medscape. 21 декабря 2012 г. Доступно по адресу http://www.medscape.com/viewarticle/776548?src=wnl_edit_medn_fmed&spon=34. Доступ: 8 января 2013 г.

49. Cordell CB, Borson S, Boustani M, Chodosh J, Reuben D, Verghese J, et al. Рекомендации Ассоциации по борьбе с болезнью Альцгеймера по оперативному выявлению когнитивных нарушений во время ежегодного оздоровительного визита Medicare в учреждениях первичной медико-санитарной помощи. Болезнь Альцгеймера . 2012, 19 декабря. [Ссылка на MEDLINE QxMD].

50. Гангули М., Додж Х.Х., Шен С. и др. Легкие когнитивные нарушения, амнестический тип: эпидемиологическое исследование. Неврология . 2004 г., 13 июля. 63(1):115-21. [Ссылка QxMD MEDLINE].

51. Изменения Anderson P. Fornix могут быть первым признаком ухудшения когнитивных функций. Медицинские новости Medscape . 11 сентября 2013 г. [Полный текст].

52. Флетчер Э., Раман М., Хюбнер П., Лю А., Мунгас Д., Кармайкл О. и др. Потеря объема белого вещества свода как предиктор когнитивных нарушений у когнитивно нормальных пожилых людей. JAMA Нейрол . 9 сентября 2013 г. [Ссылка QxMD MEDLINE].

Метакогнитивное Я и мотивация поиска диагностической информации о себе: лонгитюдное исследование

Введение

Метакогнитивное Я и его мотивационная функция

Метапознание в широком смысле определяется как осознание и понимание собственных когнитивных процессов. В нашем исследовании мы сосредоточились на конкретном аспекте метапознания, а именно на метакогнитивном я (MCS), которое определяется как понимание собственного предвзятого мышления. Мы кратко представим этот конструкт, поместив его в контекст исследования метапознания.

Интерес к метапознанию восходит как минимум ко временам Аристотеля (Sachs, 2001). Однако термин «метапознание», понимаемый как познание собственного познания, был введен психологами развития и когнитивной психологии в прошлом столетии (Flavell, 19).79). В последнее время исследования метапознания расширились до таких областей, как рабочая память и сознание (Schraw and Dennison, 1994; Koriat, 2007), креативность (Scholer and Miele, 2016), суждения, принятие решений и убеждение (см. ., 2008), когнитивное развитие детей (Flavell, 1979), решение проблем и память (Nelson and Narens, 1990), процессы критического мышления, изменение отношения и регулирование предубеждений (Brinol and DeMarree, 2012). Важный вывод, вытекающий из этого большого массива исследований, заключается в том, что метапознание играет решающую роль в процессе саморегуляции человека (Baumeister and Vohs, 2004). Шварц (2015) утверждал, что получение метакогнитивных знаний может колебаться из-за доступности умственных ресурсов и уровня сложности знаний, которые необходимо изучить. Уровень беглости создает метакогнитивный опыт динамики собственной обработки информации. Такое переживание легкости или трудности определялось как беглость понятий (Whittlesea, 19).93). Таким образом, интерпретация метакогнитивного опыта зависит от сложности и богатства когнитивной сети человека и доступных непрофессиональных теорий (т. е. наивных психологических теорий, которых обычно придерживаются люди; Nisbett and Ross, 1980). Более того, метакогнитивный опыт зависит от контекста. Беглая обработка увеличивает положительные эмоции и вероятность принятия информации. После принятия ложной информации или дезинформации, например о связи вакцинации с аутизмом, ее очень трудно исправить (Schwarz, 2015). Способность подвергать сомнению собственные убеждения, по-видимому, коренится в эпистемологических потребностях индивидуума (Kruglanski, 19). 89) и внутреннюю мотивацию к самопознанию (Хиггинс и Круглански, 2000).

Можно предположить, что люди различаются по уровню внутренней мотивации и эпистемической потребности задавать себе вопросы о причинах, по которым их образ мышления или поведение может быть неправильным (например, Кросс и Айдук, 2017). Можно ожидать, что некоторые люди будут более сильно мотивированы признавать свои предубеждения, чем другие. Основываясь на этих выводах, мы пришли к выводу, что метакогнитивный опыт, связанный с метакогнитивными чувствами, и уровень внутренней эпистемической мотивации формируют осознание индивидом предубеждений.

Поскольку мы концептуализировали метакогнитивное «я» как самоосознание предубеждений, важно проанализировать текущее понимание предубеждений. Предубеждения — это отклонения от общепринятой рациональности, называемые также психологическими закономерностями (Ларрик, 2004). Например, люди склонны переоценивать свой будущий успех (Koriat et al., 1980; Weiner, 2014) и недооценивать время, необходимое для выполнения задачи и достижения цели (Buchler et al. , 1994). Это несоответствие возникает из-за того, что люди склонны игнорировать потенциальные отвлекающие факторы и сосредотачиваются на том, что может ускорить успех (телеологический подход). Предубеждения и упрощения также могут быть связаны с эвристикой (Weiner, 19).72; Канеман и Тверски, 1973). Понимание собственных предубеждений — это то, что мы называем метакогнитивным «я». Люди с высоким уровнем MCS успешно выявляют предубеждения в своих действиях, рассуждениях и суждениях, в то время как люди с низким уровнем MCS не могут признать, что они становятся жертвами общих предубеждений.

Как указывалось ранее, точное понимание своих предубеждений (т. е. сильная MCS) требует мотивации и когнитивных способностей для поиска причин, по которым кто-то может ошибаться. Обратите внимание, что такое отношение к себе неявно предполагает, что человек обладает перцептивной способностью распознавать собственное неточное поведение или познание. Затем можно утверждать, что отсутствие необходимости подвергать сомнению собственные предубеждения подразумевает низкое метакогнитивное «я» и низкую потребность в точном самопознании. И наоборот, сильное желание разобраться в собственных предубеждениях можно рассматривать как необходимое (хотя и недостаточное) условие высокого метакогнитивного Я. Метакогнитивный опыт, который сопровождает активное и самостоятельное размышление о себе, может затем привести к большему самопониманию и познанию себя в целом.

Подчеркивая когнитивно-мотивационную основу MCS, мы утверждаем, что сила MCS связана с более сильной мотивацией к поиску информации для самодиагностики.

Мотивация к поиску информации для самодиагностики

Информация для самодиагностики представляет собой особый вид самопознания. Тверски (1977) постулировал принцип диагностичности, который идентифицирует признаки, используемые для группировки объектов в подгруппы в человеческом сознании (контекстно-зависимый эффект). Этот принцип предполагает, что при увеличении воспринимаемого сходства между объектами, входящими в один кластер, сходство аналогов между объектами, составляющими другой кластер, уменьшается. Принцип диагностичности также называют законом структурирования человеческого сознания. Обычно исследователи создают индексы диагностичности (например, апостериорная вероятность, прирост информации на основе байесовских алгоритмов). Независимо от метода измерения диагностическости социальная психология относит это понятие к способности извлеченных сигналов формировать решение поставленной задачи суждения (Simmons et al., 19).93). Цель диагностики состоит в том, чтобы получить и понять информацию о социальных объектах, особенно о себе, поскольку кластеры формируются о социальных объектах: о себе и других.

Свойства или особенности личности могут быть менее или более диагностическими. Линг и др. (2012) обсуждают, как люди делают выводы при самостоятельной диагностике состояния своего здоровья. Авторы утверждают, что «самодиагностика зависит от способности человека сочетать основанную на памяти информацию о прошлом поведении и переживаниях с симптомами с информацией, доступной в контексте (…), чтобы оценить, находится ли он или она в группе риска и (… ) обратиться за лечением» (стр. 2112). Также подчеркивается, что самодиагностика служит поведению в интересах здоровья и функциям саморегуляции. Самодиагностика (касающаяся не только здоровья, но и социальных отношений или самоописания) основана на мотивации поиска самодиагностической (т.е. яркой, значимой, систематически отраженной) информации. Бассок и Тропе (1984) показал, что люди довольно часто используют диагностические стратегии для четкого разграничения гипотезы и ее альтернативы (здесь — гипотезы о себе).

Другие исследователи выявили непреодолимое стремление людей к поиску положительной информации о себе (т. е. мотив самосовершенствования). Седикидес и Штрубе (1997) выделяют четыре мотива приобретения человеком знаний о себе: самосовершенствование, самопроверка, самооценка и самосовершенствование. Модель авторов, которая объединяет различные исследовательские теории в традиции самомотивов, называется тактической моделью улучшения самооценки (SCENT). В соответствии с моделью SCENT самомотивы иногда могут активироваться одновременно и взаимодействовать друг с другом. Например, мотив самооценки и мотив самосовершенствования функционируют как интерактивная совокупность мотивов, связанных с процессом познания себя. Первая направлена ​​на получение информации о том, каковы нынешние характеристики человека, а вторая направлена ​​на поиск признаков того, как эти характеристики могут быть улучшены в будущем (Седикидес и Сковронски, 2000, 2009).). В то же время у людей может быть стремление к постоянному самосовершенствованию, чтобы по-настоящему узнать себя и свои пределы. Хотя самооценка и самосовершенствование, вероятно, связаны, концептуально их можно различить. Как отмечают Тейлор и др. (1995), если у людей есть модели, на которых они могут основывать свое поведение, у них может не быть мотивации к расширению самопознания для улучшения себя.

Тропе и Нетер (1994), среди прочего, сосредоточили внимание на роли положительного опыта в поиске диагностической информации. В их исследовании участникам давали положительную или отрицательную обратную связь по заданию, либо их побуждали испытать либо положительное, либо отрицательное настроение, а затем просили выбрать тип обратной связи, который они предпочитали, в другой ситуации обратной связи. Результаты показали, что люди, которые получили обратную связь о своих неудачах в первоначальном задании или были в плохом настроении, предпочли информацию, повышающую самооценку, в последующем задании, в то время как участники, которые были проинформированы о своих успехах или были в хорошем настроении, впоследствии предпочли обратную связь, которая была сфокусирована. по своим обязательствам. Такая обратная связь была неприятной, но информативной и могла служить основой для самосовершенствования. Полученные данные свидетельствуют о том, что относительная важность потребностей, связанных с уважением и точностью, может зависеть от ресурсов человека, чтобы справиться с непосредственными эмоциональными издержками отрицательной обратной связи. Однако, как указывают Тропе и Нетер (1994), «когда информативность обратной связи высока, люди могут предпринимать преднамеренные усилия, чтобы контролировать свое решение. Они могут считать получение обратной связи рациональным и могут активно сопротивляться искушению избежать ее» (стр. 647). Важно отметить, что предыдущие исследования показали, что высокий MCS может служить буфером против истощения эго (Brycz et al., 2014).

Кроме того, использование диагностической стратегии при поиске информации включает в себя задавание очень диагностических вопросов, например, почему кто-то был неправ, и отдает предпочтение высокодиагностическим задачам. При этом диагностическая направленность характеризуется одинаковым интересом как к благоприятной, так и к неблагоприятной информации, касающейся самого себя (Landau et al., 2010). Тем не менее, как показывают результаты большинства исследований, люди отдают предпочтение информации, которая в то же время является диагностической и позитивной (Morrison and Cummings, 19).92).

Экспериментальные исследования показали, что люди с сильным MCS чаще ищут любой тип обратной связи, чем люди со слабым MCS. Кроме того, по сравнению с участниками с низким уровнем MCS участники с высоким уровнем MCS больше заинтересованы в получении самопознания посредством отрицательной обратной связи (например, Brycz et al. , 2018). Это говорит о том, что люди с высоким уровнем MCS более склонны к самодиагностике, чем люди с низким MCS. В соответствии с выводами о том, что люди с высоким MCS ищут диагностическую информацию больше, чем люди с низким MCS, мы ожидали, что на самооценку людей с высоким MCS больше будут влиять самодиагностические мотивы, особенно самооценка и самосовершенствование, чем по потребности в самоутверждении.

Таким образом, наши прогнозы были следующими:

• Мы ожидали слабого или умеренного эффекта метакогнитивной самости (MCS) в качестве предиктора мотивации поиска информации для самодиагностики (SDMS), измеренной через 6 месяцев (гипотеза 1). . Этот подход позволил нам оценить предполагаемое влияние MCS на SDMS.

• Мы также ожидали умеренной или сильной связи между MCS и SDMS, каждый из которых измерялся в одной и той же точке измерения (гипотеза 2).

• Из трех типов обратной связи, которые могут запрашивать люди, а именно информации о собственных результатах (ORI), информации о самосовершенствовании (SII) и информации сравнения (CI), мы ожидали от умеренной до сильной одновременной связи MCS с подшкалами SII и ORI. . Это указывает на то, что чистый мотив самосовершенствования (SII) и самооценка, основанная на оценке своей деятельности (ORI), связаны с MCS. Поскольку КИ сочетает в себе мотивы самосовершенствования и самосовершенствования, мы ожидали, что его связь с СМК будет менее очевидной (гипотеза 3).

Материалы и методы

Чтобы выяснить, предсказывает ли метакогнитивное «я» (MCS) поиск самодиагностической информации (SDMS), было разработано многолетнее лонгитюдное исследование. И MCS, и SDMS оценивались в пяти временных точках. Это позволило нам протестировать MCS в качестве одновременного и 6-месячного проспективного предиктора SDMS.

Участники

Все участники исследования были выбраны случайным образом среди студентов Гданьского университета. Мы решили сосредоточиться на студенческом контингенте, потому что перед ними стоит множество сложных задач и решений, определяющих направление жизни (например, задача изучения и формирования последовательного чувства идентичности), а также потому, что они, вероятно, будут получать частые отзывы о себе как в академической и социальной сферах (например, Taylor et al. , 1995; Арнетт, 2000). Следовательно, можно увидеть, что эта группа молодых людей особенно нуждается в самооценке, возможно, в большей степени, чем молодые или пожилые люди.

Пять оценок проводились каждые 6 месяцев в течение 2,5 лет. Некоторые студенты из первоначального набора были дополнительно исключены из-за их длительного отсутствия в университете из-за участия в программе обмена Erasmus, отпуска или несоответствия академическим требованиям. Из-за этого отсева на следующих этапах исследования были набраны дополнительные студенты. Всего N = 406 студентов (369 девушек и 37 юношей) приняли участие в первой волне исследования (в течение летнего семестра 1-го курса вуза; март-апрель 2014 г.). Во второй волне (зимний семестр, ноябрь-декабрь 2014 г.) приняли участие N = 382 студента (346 девушек и 36 юношей). Третью аттестацию (летний семестр, март-апрель 2015 г.) завершили N = 341 студент (310 девушек и 31 юноша), а выборку четвертой аттестации (зимний семестр, ноябрь-декабрь 2015 г. ) составили 9 человек.0361 N = 339 учащихся (306 девушек и 33 юноши). В пятой и заключительной волне (летний семестр, март-апрель 2016 г.) было протестировано N = 352 студента (321 девушка и 31 юноша). Таким образом, из 406 участников, прошедших первоначальную оценку, 329 прошли все пять оценок. В каждой выборке преобладали девушки, что является репрезентативным для студенческого контингента факультетов гуманитарных и социальных наук Гданьского университета, где происходила большая часть набора.

Средний возраст учащихся при первой оценке составил 20,10 лет ( SD = 2,66, Mdn = 20). Во всех пяти волнах исследования возрастной диапазон участников составлял от 19 до 23 лет.

Показатели

В этом исследовании использовались два вопросника. Первый, Метакогнитивный самоопросник (MCSQ-21; данные о достоверности и надежности см. в Brycz et al., 2019), представляет собой самооценку метакогнитивного «я», состоящую из 21 пункта. Каждый пункт представляет собой разговорное поведенческое описание данного предубеждения, например: «Я склонен судить о других людях скорее положительно, чем отрицательно» (предвзятость позитива). Участники оценивали, насколько, по их мнению, каждое описанное поведение применимо к ним, используя 6-балльную шкалу Лайкерта от 1 (9 до0361 категорически не согласен ) до 6 ( категорически согласен ).

Вторым использованным опросником была шкала самодиагностики мотивов (SDMS; подробности о достоверности и надежности шкалы см. в Brycz et al., 2018). SDMS измеряет желание получить диагностическую информацию о себе. Он содержит 6 пунктов, разделенных на три субшкалы: информация о собственных результатах (ORI) измеряет степень заинтересованности в обратной связи о том, было ли задание выполнено правильно и было ли задание выполнено неправильно; информация о самосовершенствовании (SII) измеряет степень, в которой человек хотел бы знать о способах улучшения своей работы и об изменениях в поведении, которые могли бы помочь в этом; сравнительная информация (CI) измеряет степень, в которой человек хотел бы получать обратную связь о том, насколько он лучше справился с заданием по сравнению с другими, и о том, насколько он справился с задачей хуже, чем другие. Трехфакторная структура шкалы была исследована с помощью исследовательского факторного анализа, а затем подтверждена подтверждающим факторным анализом. Концептуально первые два мотива, ORI и SII, полностью сосредоточены на себе и отражают, соответственно, самооценку и самосовершенствование. Однако третий мотив, а именно КИ, более сложен, так как включает в себя обратную связь как на себя, так и на других и как «нисходящие», так и «восходящие» сравнения. Нисходящее сравнение (с теми, кто справился хуже) удовлетворяет потребность в самосовершенствовании, в то время как восходящее сравнение (с теми, кто справился лучше) может способствовать постановке целей самосовершенствования (Monteil and Michinov, 19).96). Пункты SDMS были представлены в виде вопросов, например, «Насколько вы хотели бы знать… насколько я выполнил задание хуже других» (КИ). Все пункты оценивались по шестибалльной шкале Лайкерта от 1 ( определенно нет ) до 6 ( определенно да ).

Надежность MCSQ-21 и SDMS оценивалась на основе альфа Кронбаха, омеги Макдональда и лямбда Гутмана. Как видно из таблицы 1, внутренняя согласованность MCSQ-21 и SDMS была удовлетворительной для каждого образца при каждом из пяти измерений.

Таблица 1 . Оценки надежности MCSQ-21 и SDMS.

Процедура

Исследование было одобрено Польским этическим комитетом Гданьского университета, Польша (решение 17a/2013). Всем студентам, включенным в исследование, была предоставлена ​​письменная информация об использовании и конфиденциальности их персональных данных и подписано письмо-согласие. Им сообщили, что их попросят посетить пять оценок в течение трехлетнего периода. Данные собирались периодически в конце каждого учебного семестра, но перед периодом выпускных экзаменов. Участники были протестированы либо индивидуально, либо в группах до 30 человек. Студенты были проинформированы о научной цели исследования (т. е. изучить взаимосвязь между тем, как они думают о своих решениях, и количеством отзывов о себе, которые они предпочитают получать). . Все люди согласились поделиться своей личной информацией с исследователями и предоставили свои имена, фамилии, студенческие идентификационные номера, адреса электронной почты и согласились присутствовать для последующего наблюдения. Сеансы проводил обученный ассистент-исследователь или исследователь. Во время каждой оценки участников просили следовать инструкциям, приведенным в буклетах с их анкетами. После заполнения демографических данных участникам были розданы две анкеты: MCSQ-21 и SDMS. На всех пяти волнах исследования две анкеты предъявлялись в случайном порядке. Влияние рандомизации тестов было незначительным: F < 1. Мы использовали бумажно-карандашные версии шкал, чтобы обеспечить соблюдение участниками процедуры исследования. Печатные копии хранились в Гданьском университете, что обеспечивало безопасность личной информации. Когда каждый участник сдавал свои заполненные анкеты, их благодарили и просили запланировать следующую оценочную сессию. Участники, завершившие последнюю оценку либо из-за невозможности их дальнейшего участия, либо из-за окончания периода исследования (т. е. пятой волны), были полностью опрошены. Компенсация за участие не предлагалась.

Таким образом, за группой наблюдали в течение 2,5 лет, и было проведено пять измерений. И метакогнитивное «я», и готовность искать самодиагностическую информацию оценивались в каждый момент времени, что позволяло исследовать как одновременные, так и предполагаемые ассоциации.

Результаты

Для оценки Гипотезы 1 о том, что изменения в стремлении к поиску самодиагностической информации (SDMS) будут связаны с уровнем метакогнитивного Я (MCS), данные были сначала подобраны с использованием модели линейного роста с фиксированными эффектами MCS. на отрезке (базовая оценка) и линейном (оценка SDMS) условиях и случайных эффектах участников на отрезке и наклоне для моделирования индивидуальных различий в начальных показателях и скорости роста (Bates et al., 2015). Фиксированное влияние MCS на соответствие модели оценивалось с помощью сравнения моделей. Улучшения в подгонке модели оценивались с использованием -2-кратного изменения логарифмической вероятности, которое распределяется как χ ² со степенями свободы, равными количеству добавляемых параметров (которое равнялось 1 для всех сравнений). Анализы проводились в R версии 3.4.3 с использованием пакета lme4 (версия 1.1-15; R Core Team, 2017 г.).

Данные и соответствие модели показаны на рисунке 1. Результаты показывают, что имело место значительное влияние MCS на точку пересечения, χ ² (1) = 80,4, p <0,001, и никакого влияния на наклон , χ ² (1) = 1,46, p = 0,227. Таким образом, у лиц с высоким уровнем MCS было более сильное стремление искать информацию для самодиагностики, чем у участников с низким уровнем MCS. Исходный уровень СДМС составил 1,61 балла ( SE = 0,48). Прирост SDMS оценивали по 0,19 балла ( SE = 0,15) на каждой волне исследования, а влияние MCS оценивали по 0,65 балла ( SE = 0,11).

Рисунок 1 . Расчетные кривые роста SDMS для лиц с низкими и высокими исходными баллами MCS.

Однако, как видно на рис. 1, две линии, представляющие взаимосвязь между MCS и SDMS, практически параллельны для пяти волн исследования. Этот параллелизм кривых проявляется в незначительных различиях в наклонах. Таким образом, предиктор (т. е. MCS) рассматривался в анализе как непрерывная переменная. Дискретная группировка использовалась исключительно для обеспечения более четкого визуального представления эффектов.

Несмотря на вышеизложенное, на рис. 1 показан рост отношения между MCS в качестве предполагаемого предиктора и общим баллом SDMS в качестве зависимой меры. На рисунке 2 мы представляем корреляции между уровнем MCS, полученным в каждой точке измерения, и уровнем SDMS, измеренным во время последующего сеанса оценки. Значимые ассоциации ( r = 0,13–0,30) подтверждают нашу гипотезу 1 и указывают на то, что MCS, измеренная примерно 6 месяцами ранее, в значительной степени предсказывала стремление к поиску информации для самодиагностики. В табл. 2 показаны взаимосвязи между MCS и SDMS на всех волнах исследования. Как указано в таблице 2 и в соответствии с нашими гипотезами 1 и 2, MCS продемонстрировала значительные предполагаемые и параллельные отношения с SDMS.

Рисунок 2 . Корреляции Пирсона (черные однонаправленные стрелки и серые двунаправленные стрелки) и коэффициенты надежности (ретестовая корреляция; серые однонаправленные стрелки).

Таблица 2 . Взаимокорреляции между SDMS и MCS во всех исследованиях.

Согласно гипотезе 3 мы ожидали, что ассоциации MCS с поиском информации о собственных результатах (ORI) и информацией о самосовершенствовании (SII) будут сильнее, чем с поиском информации о себе по сравнению с другими (CI), поскольку последний вероятно, связано с самоутверждением. Результаты, представленные в таблице 3, не подтверждают нашу гипотезу. По всем оценкам корреляции MCS с субшкалами SDMS были положительными и варьировались от 9 до0361 r = 0,20 до r = 0,40 для ORI и SII и от r = 0,16 до r = 0,29 для CI. Хотя MSC коррелировал немного выше с ORI и SII, чем с CI, следует отметить, что все корреляции были значимыми и существенно не отличались друг от друга. Таким образом, чем сильнее самоосознание предубеждений, тем больше участники ищут самодиагностическую информацию, независимо от типа обратной связи.

Таблица 3 . MCS как предиктор подшкал SDMS: ORI (информация о собственных результатах), SII (информация о самосовершенствовании) и CI (информация о сравнении собственных и чужих результатов) на всех пяти волнах исследования.

Для дальнейшего тестирования влияния MCS на SDMS мы смоделировали скрытые переменные для MCS и SDMS с баллами по каждой из пяти волн в качестве индикаторов. Эти латентные переменные отражали стабильные отклонения MCS и SDMS. Мы отдельно смоделировали оценки для конкретных волн по MCS и SDMS, чтобы зафиксировать индивидуальную изменчивость этих переменных. В модели указаны авторегрессии, включающие внутриличностные отклонения от среднего значения MCS и SDMS с течением времени, а также прогнозы внутриличностных отклонений от средних уровней MCS до индивидуальных отклонений от среднего значения SDMS, измеренного следующей волной, и от SDMS до MCS измерил следующую волну. Переменные в пределах волны измерений допускали ковариацию. Полученная модель, изображенная на рис. 3, хорошо соответствовала данным: χ ² (13) = 7,745, p = 0,860, CFI = 1,00, AGFI = 0,977, RMSEA = 0, CI95 [0–0,032]. Как показано на рис. 3, корреляция между латентными переменными, отражающая стабильную дисперсию MCS и SDMS, составляла r = 0,44 и показывала, что в целом участники с высокими показателями MCS были более заинтересованы в поиске информации для самодиагностики, чем те, кто которые были низкими в MCS. Однако, помимо стабильности MCS и стабильности SDMS, предполагаемый эффект MCS на SDMS был небольшим.

Рисунок 3 . Модель ОДВ со стандартизированными оценками. Величины оценок отражаются интенсивностью черного цвета.

Из результатов, представленных на рисунках 2, 3, можно сделать вывод, что MCS не является сильным предиктором SDMS. Возможное объяснение этого вывода показано на рисунке 4, на котором показаны колебания SDMS каждого участника в пяти точках измерения. Как видно, изменения в стремлении к самодиагностической информации не были линейными. Представляется, что мотивация к поиску самодиагностики — сложное явление, на которое помимо MCS влияют и другие психологические переменные.

Рисунок 4 . Постройте для каждого участника уровень SDMS по всем пяти измерениям. Каждая строка представляет собой балл SDMS каждого человека; линии имеют цветовую кодировку в зависимости от начального и конечного уровня SDMS: участники с низким уровнем SDMS (<4) отмечены красным, участники со средним уровнем SDMS отмечены зеленым (4 < x < 5), а участники с высоким уровнем SDMS (> 5) отмечены синим цветом.

Обсуждение

В этом исследовании изучалась взаимосвязь между метакогнитивным «я» и стремлением к самодиагностике как одновременно, так и перспективно. Более 400 начинающих взрослых приняли участие в 2,5-летнем проекте с пятью волнами оценки, каждая с интервалом в 6 месяцев. Полученные результаты показывают, что MCS значимо и положительно связано с SDMS, как одновременно, так и проспективно, что подтверждает гипотезы 1 и 2. Ассоциации MCS с каждой из подшкал SDMS существенно не различались, что не подтверждает гипотезу 3.

В соответствии с Гипотезой 1, в проспективном анализе более сильная MCS значительно предсказывала последующее большее желание получить информацию для самодиагностики. Более того, эта предполагаемая связь сильной MCS с повышенной SDMS была очевидна для каждого интервала, в котором связь могла быть проверена. Однако, как определено с помощью анализа модели линейного роста, MCS не объясняет межиндивидуальные различия во внутрииндивидуальных изменениях в SDMS. Лица с высоким MCS не отличались от лиц с низким MCS по скорости роста SDMS. Этот вывод свидетельствует о том, что влияние MCS на уровень SDMS остается довольно постоянным с течением времени.

В параллельном анализе, в соответствии с Гипотезой 2, более сильная MCS значительно предсказывала большую SDMS. Этот положительный эффект воспроизводился в каждой оценочной точке. Учитывая содержание подшкал SDMS, мы ожидали, что MCS будет сильнее коррелировать с поиском информации о собственных результатах (ORI) и информацией о самосовершенствовании (SII), чем с поиском информации для сравнения (CI; гипотеза 3). Такая модель результатов ожидалась на основании данных о том, что социальные сравнения могут также выполнять функции самоутверждения (например, Wills, 19).81). Однако наблюдаемые корреляции показали, что MCS положительно связан со всеми субшкалами SDMS примерно в одинаковой степени. Таким образом, данные не смогли показать ожидаемое предпочтение лиц с высоким уровнем MCS в отношении поиска информации о самосовершенствовании и собственной эффективности. Приведенные выше результаты кажутся совместимыми с утверждением о том, что существует сильный общий фактор, лежащий в основе стремления к различной самодиагностической информации (Brycz et al., 2018).

Наши результаты согласуются с результатами предыдущих исследований связи между метакогнитивным «я» и стремлением к самодиагностике (Brycz et al., представлено; Brycz et al., 2018). В прошлом экспериментальном исследовании было обнаружено, что MSC эффективно объясняет межиндивидуальные различия в поиске информации для самодиагностики при столкновении с отрицательной обратной связью. Текущее исследование расширяет эти выводы и предоставляет доказательства того, что эти две конструкции положительно связаны также на уровне признаков.

Настоящее исследование представляет собой первое исследование лонгитюдной прогностической способности MCS. Было показано, что MCS положительно влияет на поиск информации для самодиагностики как одновременно, так и во времени. Наши результаты подтверждают рассуждения, изложенные во введении, и вышеприведенные отчеты о большем интересе к обратной связи среди людей с высоким MCS. Они также согласуются с исследованиями механизмов, лежащих в основе мониторинга собственных знаний, а также с исследованиями стратегий обучения и запоминания (Koriat et al., 2014). Например, на основе учета самодиагностической информации предполагается, что суждения об обучении основаны на субъективных усилиях, затраченных на поиск диагностической информации о рассматриваемом процессе (Koriat et al., 2014). Таким образом, мотивация поддерживать метакогнитивный уровень мышления является внутренней. Кориат и др. (2009 г.) продемонстрировал рост регуляции, управляемой данными, в результате поиска и рассмотрения диагностической информации о себе.

Текущие результаты также способствуют растущему объему исследований регуляторных функций метакогнитивной самости. Предыдущие исследования показали, что люди с высоким MCS по сравнению с людьми с низким MCS более настойчивы перед лицом проблем и распознают больше неконтролируемых событий в своем окружении и в себе. Настоящие результаты могут также свидетельствовать о том, что ассоциации MCS с постоянством и распознаванием свойств событий могут быть частично связаны с повышенной потребностью в самодиагностической информации, связанной с более сильной MCS. В роли Бандуры (1991), сознательное и целенаправленное самонаблюдение может обеспечить самодиагностическую обратную связь, которая имеет важную самомотивирующую функцию и может изменить образ действий.

Изучение важной информации о себе на метакогнитивном уровне и получение основных знаний о том, как люди понимают окружающий мир и самих себя, представляет значительный практический и теоретический интерес для учащихся, преподавателей и исследователей (Holland et al. , 1989). Особое значение в этом контексте имеет вывод Yang et al. (2017), что проверка ранее изученной информации улучшает усвоение и сохранение новой информации (т. е. эффект прямого тестирования). Это открытие может свидетельствовать о том, что стремление к поиску информации для самодиагностики может улучшить знание собственных предубеждений и эвристики, а также укрепить самопознание в целом.

Ограничения и будущие направления

Необходимо подчеркнуть некоторые ограничения этого исследования. Во-первых, важно отметить, что все данные были предоставлены самими исследователями, что может привести к путанице конструкции с дисперсией метода. Продольный дизайн нашего исследования позволил изучить взаимосвязь между самооценкой MCS, измеренной в один момент времени, с самооценкой SDMS, измеренной в последующий период времени, и, таким образом, уменьшить правдоподобие объяснений дисперсии общего метода для результатов. Тем не менее, поскольку были также собраны перекрестные данные, мы не можем полностью исключить дисперсию общего метода как источник систематической ошибки в результатах. Кроме того, в настоящем исследовании не изучались какие-либо экзогенные переменные, которые могли бы определять склонность людей искать информацию для самодиагностики. Скорее всего, существует множество других связанных с самим собой, аффективных и мотивационных факторов, которые играют жизненно важную роль в процессе самооценки (например, самооценка). Наконец, несмотря на большую долю продольных ответов, мы не можем исключить возможность того, что потеря участников при последующих оценках ограничила репрезентативность выборки и обобщаемость наших результатов. Дальнейшие исследования должны включать тестирование более сложных моделей с использованием дополнительных показателей конструктов, имеющих отношение к обработке информации о себе, и включать как самооценку, так и оценки без самоотчета.

Заявление о доступности данных

Все наборы данных, созданные для этого исследования, включены в рукопись/дополнительные файлы.

Заявление об этике

Исследование было рассмотрено и одобрено Польским комитетом по этике (решение № 17a/2013). Письменное информированное согласие было получено от всех участников в соответствии с Хельсинкской декларацией.

Вклад авторов

HB внес свой вклад в разработку концепции и дизайна исследования. AF организовала базу данных. ПК провел статистический анализ. HB, PK и AP написали разделы рукописи. HB и AP внесли свой вклад в пересмотр рукописи. Все авторы прочитали и одобрили представленную версию.

Финансирование

Это исследование финансировалось Национальным научным центром (Польша; номер гранта 2013/11/B/HS6/01463).

Конфликт интересов

Авторы заявляют, что исследование проводилось при отсутствии каких-либо коммерческих или финансовых отношений, которые могли бы быть истолкованы как потенциальный конфликт интересов.

Ссылки

Арнетт, Дж. Дж. (2000). Возникновение взрослой жизни: теория развития от позднего подросткового возраста до двадцатых годов. Ам. Психол . 55, 469–480. doi: 10.1037/0003-066X.55.5.469

PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

Бандура, А. (1991). «Социально-когнитивная теория морального мышления и действия», в Handbook of Moral Behavior and Development: Vol. 1. Theory , eds W.M. Kurtines, and J.L. Gewirtz (Hillsdale, NJ: Lawrence Erlbaum, 45–103.

Google Scholar

Bassok, M., and Trope, Y. (1984). Стратегии людей для проверки гипотезы о чужая личность: подтверждающая или диагностическая? Соц. Познан. 2, 199–216. doi: 10.1521/soco.1984.2.3.199

Полный текст CrossRef | Google Scholar

Бейтс Д., Мэхлер М., Болкер Б. и Уокер С. (2015). Подгонка линейных моделей смешанных эффектов с использованием lme4. J. Стат. ПО 67, 1–48. doi: 10.18637/jss.v067.i01

Полный текст CrossRef | Google Scholar

Баумайстер Р.Ф. и Вос К.Д. (ред.). (2004). Справочник по саморегулированию: исследования, теория и применение . Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Guilford Press.

Google Scholar

Бриноль П. и ДеМарри К. Г. (ред.). (2012). Социальное метапознание . Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Psychology Press.

Google Scholar

Брыц Х., Карасевич К. и Климашевская Дж. (2014). Взаимозависимость метакогнитивного «я» и отдельных аспектов когнитивного функционирования. Пол. Психол. Форум 19, 401–408. doi: 10.14656/PFP20140308

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Брыц Х., Конарски Р., Клека П. и Райт Р. (2019 г.). Метакогнитивное Я: роль мотивации и обновленный инструмент измерения. Экон. соц. 12, 208–232. doi: 10.14254/2071-789X.2019/12-1/12

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Брыц Х., Вышомирска-Гура М., Конарски Р. и Войцишке Б. (2018). Метакогнитивное «я» способствует стремлению к самопознанию: роль метакогнитивного «я» в мотивации поиска диагностической информации о себе. Пол. Психол. Бык. 49, 66–76. дои: 10.24425/119473

Полнотекстовая перекрестная ссылка | Google Scholar

Бухлер Р., Гриффин Д. и Росс М. (1994). Изучение «ошибки планирования»: почему люди недооценивают время выполнения задачи. Дж. Перс. соц. Психол. 67, 366–381. doi: 10.1037/0022-3514.67.3.366

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Flavell, JH (1979). Метапознание и когнитивный мониторинг: новая область исследования когнитивного развития. Ам. Психол. 34, 906–911. DOI: 10.1037/0003-066X.34.10.906

Полнотекстовая перекрестная ссылка | Google Scholar

Хиггинс, Э. Т., и Круглански, А. В. (ред.). (2000). Мотивационная наука: социальные и личностные перспективы . Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Psychology Press.

Google Scholar

Холланд Дж. Х., Холиок К. Дж., Нисбетт Р. Э. и Тагард П. Р. (1989). Индукция: процесс вывода, обучения и открытия . Кембридж: MIT Press. doi: 10.7551/mitpress/3729.001.0001

CrossRef Полный текст | Академия Google

Канеман Д. и Тверски А. (1973). О психологии предсказания. Психология. Ред. 80, 273–251. doi: 10.1037/h0034747

Полный текст CrossRef | Google Scholar

Кориат, А. (2007). «Метапознание и сознание», в The Cambridge Handbook of Consciousness , редакторы П. Зелазо, М. Москович и Э. Томпсон (Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: издательство Кембриджского университета), 289–325. doi: 10.1017/CBO9780511816789.012

CrossRef Full Text | Академия Google

Кориат А., Акерман Р., Адив С., Локл К. и Шнайдер В. (2014). Влияние целевого и управляемого данными регулирования на метакогнитивный мониторинг во время обучения: перспектива развития. Дж. Экспл. Психол. Быт. 143, 386–403. doi: 10.1037/a0031768

PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

Кориат А., Акерман Р., Локл К. и Шнайдер В. (2009). Эвристика эффекта запоминания в суждениях об обучении: перспектива развития. Дж. Эксп. Детская психология. 102, 265–279. doi: 10.1016/j.jecp.2008.10.005

CrossRef Full Text | Google Scholar

Кориат А., Лихтенштейн С. и Фишхофф Б. (1980). Причины самоуверенности. Дж. Экспл. Психол. Гум. Учиться. Память 6, 107–118. doi: 10.1037//0278-7393.6.2.107

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Кросс Э. и Айдук О. (2017). «Самодистанцирование: теория, исследования и текущие направления», в «Достижения экспериментальной социальной психологии: Том. 55. Успехи экспериментальной социальной психологии , изд. Дж. М. Олсона (Сан-Диего, Калифорния: Elsevier Academic Press), 81–136. doi: 10.1016/bs.aesp.2016.10.002

Полный текст CrossRef | Google Scholar

Круглански, А. В. (1989). Мирянская эпистемика и человеческое знание: когнитивные и мотивационные основы . Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Пленум. doi: 10.1007/978-1-4899-0924-4

Полный текст CrossRef | Google Scholar

Ландау, М. Дж., Гринберг, Дж., и Кослофф, С. (2010). «Преодоление единственной уверенности в жизни: взгляд на экзистенциально неопределенное «я» с точки зрения управления террором», в Handbook of the Uncertain Self , eds RM Arkin, KC Oleson, and PJ Carroll (New York, NY: Psychology Press, 195–215.

Google Scholar

Larrik, RP (2004). «Debiasing», in Blackwell Handbook of Judgment and Decision Making , eds D. J. Koehler, and N. Harvey (Oxford: Blackwell Publishing), 316–337. Л., Чуанг С.-К., Сяо С.-Х. (2012 г.) Влияние самодиагностической информации на восприятие риска интернет-зависимого расстройства: склонность к самопозитивности и онлайн-социальная поддержка. J. Appl. соц. Психол. 42, 2111–2136. doi: 10.1111/j.1559-1816.2012.00933.x

Полный текст CrossRef | Google Scholar

Монтейл, Дж. М., и Мичинов, Н. (1996). Исследование некоторых детерминант стратегий социального сравнения с использованием нового методологического инструментария. К динамическому подходу. евро. Дж. Соц. Психол. 26, 981–999. doi: 10.1002/(SICI)1099-0992(199611)26:6<981::AID-EJSP801>3.0.CO

CrossRef Full Text | Google Scholar

Моррисон Э. У. и Каммингс Л. Л. (1992). Влияние диагностики обратной связи и ожиданий производительности на поведение, связанное с поиском обратной связи. Гул. Выполнять. 5, 251–264. doi: 10.1207/s15327043hup0504_1

CrossRef Full Text | Google Scholar

Нельсон Т. и Наренс Л. (1990). «Метапамять: теоретическая основа и новые открытия», в «Психология обучения и мотивации: достижения в исследованиях и теории», , Vol. 26, изд. GH Bower (Сан-Диего, Калифорния: Academic Press), 125–173. дои: 10.1016/S0079-7421(08)60053-5

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Нисбетт, Р. Э., и Росс, Л. (1980). Человеческий вывод: стратегии и недостатки социального суждения . Энглвуд Клиффс, Нью-Джерси: Прентис-Холл.

Google Scholar

Основная команда R (2017 г.). R: язык и среда для статистических вычислений. Получено с: https://www.R-project.org/

PubMed Abstract | Google Scholar

Сакс, Дж. (2001). Аристотель о душе, памяти и воспоминаниях. Санта-Фе, Нью-Мексико: Green Lion Press.

Google Scholar

Шолер, А. А., и Миле, Д. Б. (2016). Роль метамотивации в создании задачи-мотивации соответствует. Мотив. науч. 2, 171–196. doi: 10.1037/mot0000043

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Шроу Г. и Деннисон Р. С. (1994). Оценка метакогнитивного сознания. Контемп. Образовательный Психол. 19, 460–475. doi: 10.1006/ceps.1994.1033

Полный текст CrossRef | Академия Google

Шварц, Н. (2015). «Метапознание». в APA Handbooks of Personality and Social Psychology: Attitudes and Social Cognition , eds M. Mikulincer, PR Shaver, E. Borgida и JA Bargh (Washington, DC: American Psychological Association, 203–229.

Google Scholar

Седикидес, К., и Сковронски, Дж. Дж. (2000) «Об эволюционных функциях символического «я»: появление мотивов самооценки», в Psychological Perspectives on Self and Identity 9.0362, редакторы А. Тессер, Р. Фелсон и Дж. М. Сулс (Вашингтон, округ Колумбия: Американская психологическая ассоциация), 91–117. doi: 10.1037/10357-004

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Седикидес, К., и Сковронски, Дж. Дж. (2009). Социальное познание и самопознание: две стороны одной эволюционной медали? евро. Дж. Соц. Психол. 39, 1245–1249. doi: 10.1002/ejsp.690

Полный текст CrossRef | Google Scholar

Sedikides, C., and Strube, MJ (1997). «Самооценка: самому себе будь хорошим, самому себе будь уверенным, самому себе будь верным, самому себе будь лучше», в Успехи экспериментальной социальной психологии , Vol. 29, изд. MP Zanna (Сан-Диего, Калифорния: Academic Press), 209–269. doi: 10.1016/S0065-2601(08)60018-0

Полный текст CrossRef | Google Scholar

См. YHM, Petty R.E. и Fabrigar L.R. (2008). Аффективные и когнитивные метабазы ​​отношений: уникальное влияние на информационный интерес и убеждение. Дж. Перс. соц. Психол. 94, 938–955. doi: 10.1037/0022-3514.94.6.938

PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Академия Google

Симмонс, С.Дж., Бикарт, Б.А., и Линч, Л.Г. (1993). Захват и создание общественного мнения в опросных исследованиях. Дж. Консум. Рез. 20, 316–329. doi: 10.1086/209352

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Тейлор, С. Э., Нетер, Э., и Уэймент, Х. А. (1995). Процессы самооценки. чел. соц. Психол. Бык. 21, 1278–1287. doi: 10.1177/01461672952112005

CrossRef Full Text | Google Scholar

Тропе Ю. и Нетер Э. (1994). Примирение конкурирующих мотивов в самооценке: роль самоконтроля в поиске обратной связи. Дж. Перс. соц. Психол. 66, 646–657. doi: 10.1037/0022-3514.66.4.646

PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

Тверской А. (1977). Черты подобия. Психология. Ред. 84, 327–352. doi: 10.1037/0033-295X.84.4.327

Полный текст CrossRef | Google Scholar

Вайнер, Б. (1972). Теории мотивации: от механизма к познанию . Оксфорд: Маркхэм.

Google Scholar

Вайнер, Б. (2014). Анекдотическая история мотивации. Rev. Psychol. 57, 299–320.

Google Scholar

Whittlesea, BWA (1993). Иллюзии знакомства. Дж. Экспл. Психол. Учиться. Познание памяти 19, 1235–1253. doi: 10.1037/0278-7393.19.6.1235

CrossRef Full Text | Google Scholar

Уиллс, Т.А. (1981). Принципы нисходящего сравнения в социальной психологии. Психология. Бык. 90, 245–271. doi: 10.1037/0033-2909.90.2.245

Полный текст CrossRef | Google Scholar

Ян К., Поттс Р. и Шанкс Д. Р. (2017). Метакогнитивное неведение о преимуществах трудоемкого поколения и его влиянии на саморегулируемое обучение. Дж. Экспл. Психол. Учиться. Познание памяти 43, 1073–1092. doi: 10.1037/xlm0000363

Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

Внимание: диагностика, ценности и осмысление в клинике СДВГ

Внимание, как вы знаете, является основной способностью, материнской способностью того, что мы обычно называем интеллектом. Те, кто играет роль в образовании, должны, прежде всего, провоцировать и привлекать это внимание.
Costa Ferreira, 1920: 140

В этой лекции, адресованной учителям начальных классов, основатель португальской школы медицинской педагогики Коста Феррейра назвал «внимание» матерью всех когнитивных функций — способностью интеллекта, которая , тем не менее, необходимо вызывать, настраивать и модулировать (Filipe 2014; см. также Cook 2018, Seaver 2018). Что представляет особый интерес в этой цитате, так это покупка внимания как культурный и медицинский вопрос, который перекликается с современными дебатами о диагностике, лечении и лечении синдрома дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ).

Согласно Диагностическому и статистическому руководству по психическим расстройствам (DSM-5), опубликованному Американской психиатрической ассоциацией (APA 2013), СДВГ основан на триаде нейроповеденческих симптомов, которые включают невнимательность, гиперактивность и импульсивность. По оценкам, этот набор симптомов затрагивает около 7% детей школьного возраста и молодежи во всем мире и до 11% только в Соединенных Штатах (Bergey and Filipe 2018). В то время как двадцатый век называют «веком ребенка», а двадцать первый век — «веком мозга», СДВГ остается одним из самых распространенных сегодня нейропсихиатрических диагнозов (Filipe and Singh, 2016). Своевременный, хотя и скользкий объект социального и антропологического исследования, СДВГ заключает в себе неоднозначность нейропсихиатрических подходов к проблемам поведения и обучения, а также выступает в качестве хранилища более широких культурных тревог и социальных ожиданий, с которыми сталкиваются родители, учителя и молодежь — от вопросов, касающихся нейрокогнитивные способности/разнообразие и развитие ребенка, связанные с родительской практикой и успеваемостью в школе (Rapp 2011, Blum 2015).

Учитывая его все более глобальный масштаб, диагноз СДВГ также поднимает вопрос о том, может ли его стремительная распространенность во всем мире и частота назначений психостимуляторов быть связаны с глобализацией психиатрических знаний, диагностических систем и фармацевтических рынков, повышением осведомленности общественности о диагнозе или взаимодействие этих и других бионейросоциальных, экологических и исторических факторов (Lakoff 2000, Filipe 2016, 2018; см. также Rose 2018). Многое уже было сказано в литературе о медикализации детства, этичности лечения психостимуляторами и возникающей глобализации СДВГ (см. обзор Singh et al. 2013). Тем не менее на удивление мало известно о том, как ставится диагноз и, в более широком смысле, как (в)внимании определяется, оценивается и согласовывается на практике, особенно за пределами США, где его диагностика и лечение были первоначально подтверждены.

В рамках докторской диссертации (2010–2015 гг.) параэтнографическое исследование (ср. Dumit 2004) педиатрической клиники в г. Portugal, который специализируется на диагностике СДВГ. Помимо наблюдения 46 консультаций и 11 психологических обследований с участием школьников детей, подростков и их семей, я провел обширный анализ диагностические протоколы и инструменты, используемые в этих консультациях, местные средства массовой информации и другие соответствующие политические и/или технические отчеты. я также брал интервью и последовали за пятью педиатрами и психологами, занимающимися вопросами развития, которые принимает непосредственное участие в оценке и управлении СДВГ, наблюдая изо дня в день мероприятий, групповых встреч, семинаров и публичных конференций.

Опираясь на это исследование, я исследую двойное лицо внимания как нейробиологическую и моральную ценность и исследовать два взаимосвязанных набора значений. Первая связана с идеей о том, что «концентрация внимания» — это работа мозга. когнитивная функция (или способность), дефицит которой лежит в основе диагноза СДВГ и оправдывает его лечение психостимуляторами. Второе – это идея «оценка» внимания, где ценность этимологически относится к идее ценообразования и оценки , а также восхваляющий и оценивают (Dewey 1939), что вызывает в воображении понятие внимания как заботы, стремления и взаимодействуя друг с другом. Я предлагаю распутать этот двойной смысл и его последствия, глядя на то, как небольшая группа клиницистов понимает и придают значение «вниманию» в клинике СДВГ.

Ценность внимания

В клинике, которую я наблюдал, педиатры, которые оценивали детей для возможного диагноза СДВГ, объединили упрощенный опросник на основе DSM с подробным клиническим и семейным анамнезом, а также оценками развития и нейропсихологии. С помощью этих инструментов их клинический взгляд и диагностическая практика были сосредоточены не столько на симптомах гиперактивности и моторики, сколько на ухудшении долгосрочных последствий дефицита внимания.

Как объяснил один врач, ссылаясь на CJ, 15-летнего мальчика: «В этом возрасте жалобы, которые мы получаем, связаны не столько с правилами и поведением, сколько с дефицитом внимания, [что является] итоговая проблема и гиперактивность — это то, что беспокоит нас меньше». В ходе этих консультаций клиницисты уделяли большое внимание тому, чтобы сделать СДВГ очевидным, в первую очередь, как расстройство внимания (Filipe, 2016), и утверждали, что оценка нейробиологического дефицита должна иметь приоритет над 0005 превышение поведенческих жалоб при оценке СДВГ.

Меня поразило, как эти клиницисты потратили много энергии и времени на работу по дифференциации (Mol 2002), то есть на определение того, что СДВГ есть , определяя, что такое СДВГ , а не . Этот кажущийся парадокс можно объяснить тем, что некоторые называют «спорным» характером психиатрических категорий, идеей о том, что люди, живущие с СДВГ, не всегда могут защищать и говорить за себя, или скептицизмом, с которым критики медикализации и социологи, как и я, писали о СДВГ. Таким образом, объясняя, что такое СДВГ и что он делает, используя аргумент нейробиологической функции и дисфункции, эти врачи также объясняли, чем СДВГ не является, используя аргумент моральной вины:

[T]его диагноз должен перестать быть моральным диагнозом . … что сильно обвиняет ребенка и СДВГ не является – было доказано более что это не так – проблема воли ; это дисфункция или проблема плохого функционирования мозга. (Гарсия, главный педиатр)

Использование нейробиологических «доказательств» и других видов мозгового разговора (Pickersgill et al., 2011) стремится заменить социальные критика СДВГ с помощью медицинского дискурса, который восстанавливает как нейробиологическую Основы этого состояния и его клиническая достоверность. Таким образом, обвинять смещается от ребенка к дисфункциональному мозгу, тем самым обеспечивая форму риторического облегчения от неприятных вопросов моральной свободы воли и общественные споры, которые часто возникают вокруг диагноза (например, «это «реально»?» или «что такое диагноз СДВГ?»).

Определение того, что такое СДВГ, путем отрицания того, чем он не является — нарушением воли, поведения или силы воли — служит здесь для того, чтобы вернуть его как расстройство, связанное с мозгом, и вопрос клинической важности, требующий медицинской помощи и, что весьма важно, фармацевтической помощи. вмешательство, в отличие от дисциплинарных и моральных суждений. Действительно, когда я попросил другого педиатра рассказать о различиях и особенностях СДВГ, она заявила, что, в отличие от других состояний, СДВГ нельзя учесть и измерить с помощью специального медицинского обследования, что затрудняет приписывание ему биологической ценности:

[I]если есть тест, который фиксирует [проблему], люди с меньшими трудностями видят, что это болезнь тела… поэтому трудно приписать биологическую ценность СДВГ . Тем не менее, СДВГ также требует медицинского, фармакологического вмешательства, которое отличает его от других синдромов, к которым мы склонны в нашей клинике [и], когда лекарство работает… это, знаете ли, действительно полезно. (Барбара, педиатр по развитию)

В этом и других клинических изображениях врачи описали СДВГ как заболевание организма, функционально эквивалентное любому физическому состоянию, такому как диабет, близорукость и даже эректильную дисфункцию и, по аналогии, состояние, которое влечет за собой фармакологическую вмешательства, подобно тому, как инсулин назначают больным сахарным диабетом. Этот Концепция СДВГ раскрывает ключевую практику оценки в современной медицине. и диагностическая психиатрия: определение биологических и других функциональных значения для категорий болезней (Rosenberg 2002, 2003) и их присвоение, в обратиться к конкретным методам лечения, т. е. предоставить лечение которое работает диагноз становится чем-то, что вознаграждает или вознаграждает . Поскольку СДВГ не имеет четкого этиологического объяснения, он приобретает медицинскую онтологическую и нормативную безопасность благодаря эффективности психостимулирующих препаратов. терапии.

Повторное внимание

С другой стороны диагноза СДВГ психологи, работающие в педиатрическом отделении, подчеркивали важность того, как проводятся психометрические оценки и психологические вмешательства. Как утверждал старший психолог, СДВГ — это широко распространенное заболевание, которое затрагивает всего человека и требует особого клинического (а не чисто диагностического) внимания и других качеств помощи, включая очень «тщательную оценку» и «целый набор методов лечения». практики и способы обращения» с ребенком:

То вмешательство, которое я делаю, в значительной степени связано с оценкой, с оценкой, верно? … мы должны быть очень осторожными и очень хорошо понимать, как ребенок функционирует в своей повседневной жизни, понимать человека в целом… И тогда есть целый набор практик и способов обращения с ребенком, которые абсолютно необходимы . …поэтому я говорю родителям и учителям: «вот ваше задание – вербализуйте качества этого ребенка», потому что люди просто забывают это сделать. (Андреа, психолог развития)

В моих наблюдениях клиницисты сделали ссылку между оценкой и вмешательством как часть комплексного диагностическо-терапевтического упражняться. Эта практика влечет за собой значимые и взаимные обязательства между детьми, учителя и родители — описывают себя как практику заботы и близости. Эти обязательства, в свою очередь, гарантируют переформирование родительских тревог путем настройки их к динамике внимания и невнимания, а не только медицинская и родительская забота, но и этика заботы. С этой точки С другой стороны, клиническая оценка жалоб, связанных с СДВГ, не может быть сведена к психометрические измерения, опросники на основе DSM и поведенческие контрольные списки. Как утверждал один психолог, оно должно быть основано на качественном оценка и реляционное внимание к ребенку:

Я чувствую, что мы должны уделять особое внимание этим детям [вздыхает], которых критикуют каждый божий день их жизни. Потом они попадают на эту консультацию и слышат, как все о них говорят, и им мало внимания уделяется. (Моника, нейропсихолог)

В семейной практике диагностика и вмешательство приобретают смысл не из-за их внутренней клинической ценности, а как способ для детей, семей, и учителя, чтобы относиться друг к другу. Этот подход предполагает иной способ общение с проблемными детьми, менее предвзятое к негативным аспектам своего поведения и познания и больше сосредоточены на семейной жизни и социальной среда, в которой склонны пренебрегать другими потребностями, качествами и формами отношений внимания.

Экономическая, диагностическая и когнитивная модель СДВГ как дефицита в этой клинике накладывается реляционная модель внимания, опосредованная в клиническом столкновении:

Психолог начинает с вопроса: w шляпа привела вас сюда? И что ты думаешь мы делаем здесь? Родриго, увидев, как мы начинаем записывать информация, ответы, вы говорите и смотрите на детей и делать заметки об их поведении . Есть смех.

Психолог: Итак, чем вы сейчас озабочены, что вас больше всего беспокоит?

Мать: Тот такое поведение заставит других людей устать от него. … Это действительно сложно иметь с ним дело, потому что нам нужно постоянно привлекать его внимание. Его утомительный.

Психолог объясняет, что положительные подкрепление может работать лучше, чем критика, и что определенное поведение и черты не должны вызывать беспокойства: мы все слишком сосредоточены на том, что может пойти не так. Меньше обращайте внимание на то, что может быть игнорируется!

Встреча (в)внимании

Внимание было ключевым понятием в медицинской педагогике начала двадцатого века, как и в современных дискурсах и практиках, связанных с СДВГ. В педиатрической клинике, которую я наблюдал, внимание определялось и оценивалось, с одной стороны, как первичная когнитивная функция и функция развития нервной системы, которую можно идентифицировать, количественно оценить и лечить с помощью медицинских препаратов. С этой точки зрения, основным маркером СДВГ является дефицит в головном мозге , который можно модулировать и компенсировать с помощью психостимулирующих препаратов; эта точка зрения перекликается с диагностической и экономической концептуализацией когнитивных способностей, которая использовалась в развитии современной нейронауки (см. Sacks 1985).

Тем не менее, внимание можно также определить как реляционное качество, которое является посредником между индивидуальной биологией и более широкими родительскими и моральными требованиями, чье интерсубъективное значение пересматривается во время встречи между клиницистами, детьми и их семьями. С этой точки зрения реляционное и экологическое понимание внимания (см. Citton 2017) представляется актуальным как для клинической, так и для родительской практики. Это понимание вызывает расширенное и многоуровневое представление о внимании как ценности, практике и этике заботы (см. дебаты, De la Bellacasa 2017; Ferreira and Filipe 2019).

Сочетание этих двух точек зрения требует ситуативного понимания медицины и здравоохранение, выходящее за рамки культурно-нормативных рамок того, чем является медицина, означает и делает сегодня (например, медикализация). Такое понимание предполагает переосмысление клиники не только как пространства биомедицинского «рассуждения» и «созерцание», но и как место социальных встреч и нормативных размышлений о различных способах обращать внимание, заботиться о себе и «быть с» другой (Хорошо 1994; Маттингли 2014). Как Ван дер Гест и Клейнман (2009, стр. 165) пронзительно написал, давать и получать заботу – и, можно добавить, давать и привлекать внимание – составляют одни из «наиболее острых ценностей, которые структурировать нашу жизнь как нравственных существ, как в семейной жизни, так и в медицинской. настройки.»

В этом смысле обращать внимание и быть внимательным — это нечто большее, чем нейроповеденческий вопрос медицинской помощи и родительской заботы: речь идет о повторной встрече с вниманием как формой оценки, которая одновременно является диагностической и реляционной. Вынося эти тонкости на свет, клиника СДВГ предлагает уникальную площадку для развития новые картографии и этнографии (в)внимании в современной медицине и повседневной жизни, а также приглашая нас переосмыслить когнитивные модели поведения, личности и социальной теории.

__________________________

Анжела Маркес Филипе — научный сотрудник факультета социологии Университета Макгилла. Она имеет докторскую степень Департамента глобального здравоохранения и социальной медицины Королевского колледжа Лондона. Ее исследования находятся на стыке медицинской и моральной антропологии, социологии здоровья и глобальных СТС, с особым интересом к социальной жизни медицинских концепций и ценностей ухода и тематическим акцентом на психическом здоровье и раннем возрасте. Она была соредактором тома Global Perspectives on ADHD (2018, Johns Hopkins University Press) и имеет проект второй книги по диагностике развития нервной системы и управлению невнимательностью, в которой сочетаются клинические этнографические идеи с глобальной исторической линзой (при поддержке Wenner-Gren). Фундамент). Ее новое исследование сосредоточено на новых концепциях ранних невзгод и социальной устойчивости. Она также является соисследователем проекта CIHR по нейробиологической уязвимости и членом исследовательской сети Wellcome Biosocial Birth Cohort. Твиттер: @AngelaMFilipe.

Ссылки

Американская психиатрическая ассоциация, 2013 г. Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам, пятое издание . Вашингтон, округ Колумбия: Американское психиатрическое издательство.

Bergey, M., Filipe, A.M., 2018. СДВГ в глобальном контексте: Введение в Global Perspectives СДВГ: социальные аспекты диагностики и лечения в шестнадцати странах отредактировано М. Берджи, А. М. Филипе, П. Конрад и И. Сингх. Балтимор: Джонс Хопкинс Университетское издательство, 1–8.

Блюм, Л., 2015. Воспитание поколения Rx: Забота о детях с невидимой инвалидностью в эпоху неравенства . Новый Йорк: Пресса Нью-Йоркского университета.

Citton, Y., 2017. Экология внимания . Кембридж: Polity Press, 2017.

Кук, Дж. 2018. Обращая внимание на внимание. Антропология этого века.  aotcpress.com/articles/paying-attention-attention

Коста Феррейра, А., 1920. Algumas Lições de Psicologia e Pedologia . Лиссабон: Люмен.

Дьюи, Дж., 1939. Теория Оценка . Чикаго: Издательство Чикагского университета.

Де ла Беллакаса, член парламента, 2017 г. Миннеаполис: Университет Миннесоты Press.

Думит, Дж., 2004 г. Представление личности: мозг Сканирование и биомедицинская идентификация . Принстон, Оксфорд: Издательство Принстонского университета.

Феррейра, П., Филипе, А. М., 2019. Bioética [Биоэтика] в Dicionário ЭЛИС, Эпистемологии глобального Юга . http://alice.ces.uc.pt/dictionary/?id=23838&pag=23918&id_lingua=1&entry=24616.

Филипе, А.М., 2014 г. Рост детской психиатрии в Португалии: Интимная социальная и политическая история, 1915–1959 гг. Социальная история медицины , 27 (2): 326–348.

Филипе, А. М., 2016. Делая СДВГ очевидным: данные, практика и диагностика протоколы в Португалии, Medical Антропология , 35 (5): 390–403.

Филипе, А. М., Сингх И., 2016 г. Обзор Воспитание поколения Rx: воспитание детей с невидимой инвалидностью в Эпоха неравенства Линды М. Блюм. американский Журнал социологии , 122 (3): 985-987.

Filipe, AM, 2018. Возникновение и формирование СДВГ в Португалии: Неоднозначность диагноза «В разработке» в Global Perspectives on ADHD: Social Dimensions of Diagnosis and Лечение в шестнадцати странах под редакцией М. Бержи, А. М. Филипе, П. Конрад, И. Сингх. Балтимор: Издательство Университета Джона Хопкинса, 118–137.

Добрый Б., 1994. Медицина, рациональность и опыт: антропологическая перспектива . Кембридж: Издательство Кембриджского университета.

Лакофф, А., 2000. Адаптивная воля: эволюция дефицита внимания. расстройство. Журнал истории Поведенческие науки , 36 (2): 149–169.

Mattingly, C., 2014. Моральные лаборатории: Семейная опасность и борьба за хорошую жизнь . Окленд: Университет Калифорния Пресс.

Мол А., 2002. Множественное тело: Онтология в медицинской практике . Дарем: Издательство Университета Дьюка.

Пикерсгилл М., Каннингем-Берли С. и Мартин П., 2011 г. неврологические предметы: неврология, субъективность и мирское значение мозг. Субъективность , 4 (3): 346–365.

Рэпп Р., 2011 г. В погоне за наукой: детский мозг, научные исследования, и семейные труды. Наука, техника и человеческие ценности , 36: 662–684.

Розенберг, К. , 2002. Тирания диагностики: конкретные сущности и Индивидуальный опыт. Милбанк Ежеквартально, 80 (2): 237–260.

Розенберг, К., 2003 г. Что такое болезнь?: Памяти Овсея Темкина. Вестник истории медицины , 77 (3): 491–505.

Роуз, Н., 2018. Наша психиатрическая Будущее . Кембридж: Политическая пресса.

Сакс, О., 1985. Человек, который Принял жену за шляпу и другие клинические рассказы . Книги Саммита.

Сивер, Н. 2018. Как обращать внимание. Соматосфера . Запись в блоге, серия «Опыты в педагогике». http: // somatosphere.net/2018/how-to-pay-attention.html.

Сингх, И., Филипе, А. М., Бард, И., Берджи, М., Бейкер, Л., 2013. Глобализация и когнитивное улучшение: новые социальные и этические проблемы для клиницистов СДВГ. Current Psychiatry Reports, 15 (9): 385.

Van der Geest, S., Kleinman, A., 2009. Медицинская помощь: Переделка нравственного мира медицины. Медицина Теория антропологии , 21: 159–179.