Диагностика уровня эмоционального выгорания бойко: Методика «Диагностика уровня эмоционального выгорания» В. В. Бойко — Пройти онлайн тест

Опубликовано 18.11.200314.10.2022 автором alexxlab

Содержание

Модифицированная методика диагностики уровня эмоционального выгорания В.В. Бойко | Консультация:

Опубликовано 08.10.2020 — 13:22 — Редькина Надежда Вадимовна

Прочитав суждения, отвечайте «да» или «нет». Примите во внимание, что если в формулировках теста идет речь о партнерах, то имеются в виду люди, с которыми вы работаете.

1		да	нет
1	Организационные недостатки на работе постоянно заставляют нервничать, переживать, напрягаться.
2	Я ошибся в выборе профессии (занимаю не свое место).
3	Меня беспокоит то, что я стал хуже работать (менее продуктивно, качественно, медленнее).
4	Когда я прихожу с работы домой, то некоторое время (часа два-три) мне хочется побыть наедине с собой, ни с кем не общаясь.
5	Моя работа притупляет эмоции.
6	Бывает, я долго засыпаю и плохо сплю из-за переживаний, связанных с работой.
7	Я бы сменил место работы, если бы представилась такая возможность.
8	Иногда самое обыденное общение на работе вызывает раздражение.
9	При воспоминании о некоторых коллегах по работе или партнерах у меня портится настроение.
10	Конфликты или разногласия с коллегами отнимают много сил и эмоций.
11	Обстановка на работе мне кажется очень сложной и напряженной.
12	У меня часто возникают тревожные предчувствия, связанные с работой: что-то должно случиться, как бы не допустить ошибки, смогу ли сделать все.
13	Я очень переживаю за свою работу.
14	При мысли о работе мне обычно становится не по себе: начинает колоть в области сердца, повышается давление, появляется головная боль.
15	У меня хорошие (вполне удовлетворительные) отношения с непосредственным руководителем.
16	Последнее время меня преследуют: неудачи на работе.
17	Усталость от работы приводит к тому, что я стараюсь сократить общение с друзьями и знакомыми.
18	На работе я испытываю постоянные физические или психологические
19	Я часто работаю через силу.
20	Обычно я тороплю время: скорей бы рабочий день закончился.

Подсчитайте количество утвердительных ответов и определите уровень эмоционального выгорания (каждый утвердительный ответ — 1 балл).

Уровни: от 6 до 0 баллов — низкий уровень эмоционального выгорания, синдром выгорания Вам не грозит.

от 13 до 7 баллов — средний уровень эмоционального выгорания, вам необходимо взять отпуск, отключиться от рабочих дел, либо сменить работу, либо лучше, переменить стиль жизни.

от 20 до 14 баллов — высокий уровень эмоционального выгорания, положение весьма серьезное, но, возможно, в вас еще теплится огонек, нужно, чтобы он не погас.

Скачать:

Предварительный просмотр:

№3

Модифицированная методика диагностики уровня эмоционального выгорания В.В. Бойко

1		да	нет
1	Организационные недостатки на работе постоянно заставляют нервничать, переживать, напрягаться.
2	Я ошибся в выборе профессии (занимаю не свое место).
3	Меня беспокоит то, что я стал хуже работать (менее продуктивно, качественно, медленнее).
4	Когда я прихожу с работы домой, то некоторое время (часа два-три) мне хочется побыть наедине с собой, ни с кем не общаясь.
5	Моя работа притупляет эмоции.
6	Бывает, я долго засыпаю и плохо сплю из-за переживаний, связанных с работой.
7	Я бы сменил место работы, если бы представилась такая возможность.
8	Иногда самое обыденное общение на работе вызывает раздражение.
9	При воспоминании о некоторых коллегах по работе или партнерах у меня портится настроение.
10	Конфликты или разногласия с коллегами отнимают много сил и эмоций.
11	Обстановка на работе мне кажется очень сложной и напряженной.
12	У меня часто возникают тревожные предчувствия, связанные с работой: что-то должно случиться, как бы не допустить ошибки, смогу ли сделать все.
13	Я очень переживаю за свою работу.
14	При мысли о работе мне обычно становится не по себе: начинает колоть в области сердца, повышается давление, появляется головная боль.
15	У меня хорошие (вполне удовлетворительные) отношения с непосредственным руководителем.
16	Последнее время меня преследуют: неудачи на работе.
17	Усталость от работы приводит к тому, что я стараюсь сократить общение с друзьями и знакомыми.
18	На работе я испытываю постоянные физические или психологические
19	Я часто работаю через силу.
20	Обычно я тороплю время: скорей бы рабочий день закончился.

Уровни: от 6 до 0 баллов — низкий уровень эмоционального выгорания, синдром выгорания Вам не грозит.

По теме: методические разработки, презентации и конспекты

Консультация на тему: «Использование рисуночных методик в качестве диагностики и профилактики синдрома эмоционального выгорания педагогов»

Предлагаемые рисуночные методики являются диагностическим, (позволяющие оценить физическое, моральное, эмоциональное состояние человека) и профилактическим материалом в работе по про. ..

Модифицированная методика диагностики уровня эмоционального выгорания. Проверьте свой уровень эмоционального выгорания!

Модифицированная методика диагностики уровня эмоционального выгорания. Проверьте свой уровень эмоционального выгорания! Для педагогов и воспитателей….

Статья на тему: «Особенности Копинг — стратегий воспитателей дошкольных образовательных учреждений с разным уровнем эмоционального выгорания»

В течение последних трех десятилетий проблема сохранения психического здоровья воспитателя в дошкольном образовательном учреждении обострилась. Повысились требования со стороны общества к личности вос…

Диагностика уровня эмоционального выгорания В.В.Бойко в модификации Е.Ильина

«Диагностика уровня эмоционального выгорания»Инструкция: Вам предлагается ряд утверждений, по каждому выскажите свое мнение. Если вы согласны с утверждением, поставьте около соответствующег…

«Использование рисуночных методик в качестве диагностики и профилактики синдрома эмоционального выгорания педагогов»

Вашему вниманию я предлагаю рисуночные методики они являются диагностическим (позволяющие оценить физическое, моральное, эмоциональное состояние человека) и профилактическим материалом в р. ..

Методика диагностики уровня адаптированности к ДОУ М.В. Корепанова, Е.В. Харлампова

Определение уровня адаптированности ребенка к ДОУ…

Методика диагностики уровня эмоционального выгорания

Автор: В.В. Бойко….

Диагностика уровня эмоционального выгорания В.В. Бойко

Главная
Диагностика
Диагностика уровня эмоционального выгорания В.В. Бойко

Приложение к семинару-тренингу психолога «Профессиональное выгорание педагогов дошкольного учреждения»

class=»eliadunit»>

ИНСТРУКЦИЯ К ВЫПОЛНЕНИЮ: Читайте суждения и отвечайте «да» или «нет». Обратите внимание: если в формулировках опросника идет речь о партнерах, то имеются в виду субъекты вышей профессиональной деятельности – ученики, воспитанники, пациенты, клиенты, зрители, заказчики, учащиеся и другие люди, с которыми вы ежедневно работаете.

Организационные недостатки на работе постоянно заставляют меня нервничать, переживать, напрягаться
Сегодня я доволен своей профессией не меньше, чем в начале карьеры

Я ошибся в выборе профессии или профиля деятельности (занимаю не свое место)
Меня беспокоит то, что я стал хуже работать (менее продуктивно, качественно, медленнее)
Теплота взаимодействия с детьми очень зависит от моего настроения – хорошего или плохого
От меня как профессионала мало зависит благополучие детей
Когда я прихожу с работы домой, то некоторое время (часа два, три) мне хочется побыть одному, чтобы со мной никто не общался
Когда я чувствую усталость, или напряжение, то стараюсь поскорее решить проблемы ребенка (свернуть взаимодействие)
Мне кажется, что эмоционально я не могу дать детям то, чего требует профессиональный долг
Моя работа притупляет эмоции
Я откровенно устал от человеческих проблем, с которыми приходится иметь дело на работе
Бывает, я плохо засыпаю (сплю) из-за переживаний, связанных с работой

Взаимодействие с детьми требует большого напряжения
Работа с людьми приносит все меньшего удовлетворения
Я бы сменил место работы, если бы представилась возможность
Меня часто расстраивает то, что я не могу должным образом оказать ребенку профессиональную поддержку, услугу, помощь
Мне всегда удается предотвратить влияние плохого настроения на деловые контакты
Меня огорчает, если что-то не ладится в отношениях с коллегами
Я настолько устаю на работе, что дома стараюсь общаться как можно меньше
Из-за нехватки времени, усталости или напряжения часто уделяю ребенку внимания меньше, чем положено
Иногда самые обычные ситуации общения на работе вызывают раздражение
Я спокойно воспринимаю обоснованные претензии родителей детей
Общение с детьми побудило меня сторониться людей
При воспоминании о некоторых коллегах по работе или детях у меня портится настроение

Конфликты и разногласия с коллегами отнимают много сил и эмоций
Мне все труднее устанавливать или поддерживать контакты с коллегами
Обстановка на работе мне кажется очень трудной, сложной
У меня часто возникают тревожные ожидания, связанные с работой: что-то должно случиться, как бы не допустить ошибки, смогу ли сделать все как надо, не сократят ли меня т. п.
Если ребенок мне неприятен, я стараюсь ограничить время общения с ним или уделять ему меньше внимания
В общении на работе я придерживаюсь принципа «не делая людям добра, не получишь зла»
Я охотно рассказываю домашним о своей работе
Бывают дни, когда мое эмоциональное состояние плохо сказывается на результатах работы (меньше делаю, снижается качество, случаются конфликты)
Порой, я чувствую, что надо быть более отзывчивым к ребенку, но не могу

Я очень переживаю за свою работу
Детям отдаешь внимания и заботы больше, чем получаешь от них признательности
При мысли о работе мне обычно становится не по себе: начинает колоть в область сердца, повышается давление, появляется головная боль
У меня хорошие (вполне удовлетворительные) отношения с непосредственным руководителем
Я часто радуюсь, видя, что моя работа приносит пользу людям
Последнее время (или всегда) меня преследуют неудачи в работе
Некоторые стороны (факты) моей работы вызывают глубокое разочарование, повергают в уныние
Бывают дни, когда контакты с детьми складываются хуже
Я учитываю особенности коллег хуже, чем обычно
Усталость от работы приводит к тому, что я стараюсь сократить общение с друзьями и знакомыми
Я проявляю интерес к личности ребенка не только в связи с работой

Обычно я прихожу на работу отдохнувшим, со свежими силами и в хорошем настроении
Я иногда ловлю себя на том, что работаю с детьми без души
По работе встречаются настолько неприятные люди, что невольно желаешь им плохого
После общения с неприятными партнерами у меня ухудшается физическое или психическое самочувствие
На работе я испытываю постоянные физические или психологические перегрузки
Успехи в работе вдохновляют меня
Ситуация на работе кажется мне безысходной
Я потерял покой из-за работы
На протяжении последнего года была жалоба (или жалобы) в мой адрес со стороны коллег, родителей детей
Мне удается беречь нервы благодаря тому, что многое из происходящего с детьми не принимаю близко к сердцу
Я часто с работы приношу домой отрицательные эмоции
Я часто работаю через силу
Прежде я был более отзывчивым и внимательным к детям

В работе с детьми руководствуюсь принципом: не трать нервы, береги здоровье
Иногда иду на работу с тяжелым чувством: как все надоело, никого бы не видеть и не слышать
После наряженного рабочего дня я чувствую недомогание
Контингент детей, с которыми я работаю очень трудный
Иногда мне кажется, что результаты моей работы не стоят тех усилий, которые я затрачиваю
Если бы мне повезло с работой, я был бы более счастлив
Я в отчаянии из-за того, что на работе у меня серьезные проблемы
Иногда я поступаю со своими детьми так, как не хотел бы, чтобы они поступали со мной
Я осуждаю детей, которые рассчитывают на особое снисхождение, внимание
Чаще всего после рабочего дня у меня нет сил заниматься домашними делами
Обычно я тороплю время: скорей бы рабочий день закончился
Состояние, просьбы, потребности детей обычно меня искренне волнуют

Работая с людьми, я обычно как бы ставлю экран, защищающий от чужих страданий и отрицательных эмоций
Работа с детьми очень меня разочаровала
Чтобы восстановить силы я часто принимаю лекарства
Как правило, мой рабочий день проходит спокойно и легко
Мои требования к выполняемой работе выше, чем то, чего я достигаю в силу обстоятельств
Моя карьера сложилась удачно
Я очень нервничаю из-за всего, что связано с работой
Некоторых из детей я не хотел бы видеть и слышать
Я одобряю коллег, которые полностью посвящают себя детям, забывая о собственных интересах
Моя усталость на работе обычно мало сказывается (никак не сказывается) в общении с домашними и друзьями
Если предоставляется случай, я уделяю детям меньше внимания, но так, чтобы они этого не заметил
Меня часто подводят нервы в общении с людьми на работе

Ко всему (почти всему), что происходит на работе, я утратил интерес, живое чувство
Работа с людьми плохо повлияла на меня как на профессионала – обозлила, сделала нервным, притупила эмоции
Работа с людьми явно подрывает мое здоровье

Мы в соцсетях

Диагностика уровня эмоционального выгорания В. Бойко. Методика диагностики уровня «Эмоционального выгорания» В. В. Бойко Пробуждают или недостаточно стимулируют нравственные

Фактически сопротивление нарастающему стрессу начинается с момента появления тревожного напряжения. Это естественно: человек осознанно или бессознательно стремится к психологическому комфорту, снизить давление внешних обстоятельств с помощью имеющихся в его распоряжении средств.

Формирование защиты с участием эмоционального выгорания происходит на фоне следующих явлений:

1. Симптом «неадекватного избирательного эмоционального реагирования». Несомненный «признак выгорания», когда профессионал перестает улавливать разницу между двумя принципиально отличающимися явлениями: экономическое проявление эмоций и неадекватное избирательное эмоциональное реагирование.

В первом случае речь идет о выработанном со временем полезном навыке подключать к взаимодействию с деловыми партнерами эмоции довольно ограниченного регистра и умеренной интенсивности: легкая улыбка, приветливый взгляд, мягкий, спокойный тон речи, сдержанные реакции на сильные раздражители, лаконичные формы выражения несогласия, отсутствие категоричности, ибо он свидетельствует о высоком уровне профессионализма.

Он вполне оправдан в случаях:

Если не препятствует интеллектуальной проработке информации, обусловливающей эффективность деятельности. Экономия эмоций не снижает «вхождение» в партнера, то есть понимание его состояний и потребностей, не мешает принятию решений и формулировке выводов;

Если не настораживает и не отталкивает партнера;

Если, при необходимости, уступает место иным, адекватным формам реагирования на ситуацию. Например, профессионал, когда требуется, способен отнестись к партнеру, подчеркнуто вежливо, внимательно, с искренним сочувствием.

Совсем иное дело, когда профессионал неадекватно «экономит» на эмоциях, ограничивает эмоциональную отдачу за счет выборочного реагирования в ходе рабочих контактов. Действует принцип «хочу или не хочу»: сочту нужным — уделю внимание данному партнеру, будет настроение – откликнусь на его состояния и потребности. При всей неприемлемости такого стиля эмоционального поведения, он весьма распространен. Дело в том, что человеку чаще всего кажется, будто он поступает допустимым образом. Однако субъект общения или сторонний наблюдатель фиксирует иное – эмоциональную черствость, неучтивость, равнодушие.

Неадекватное ограничение диапазона и интенсивности включения эмоций в профессиональное общение интерпретируется партнерами как неуважение к их личности, то есть переходит в плоскость нравственных оценок.

2. Симптом «эмоционально-нравственной дезориентации» — углубляет неадекватную реакцию в отношениях с деловым партнером. Нередко у профессионала возникает потребность в самооправдании. Не проявляя должного эмоционального отношения к субъекту, он защищает свою стратегию. При этом звучат суждения: «это не тот случай, чтобы переживать», «такие люди не заслуживают доброго отношения», «таким нельзя сочувствовать», «почему я должен за всех волноваться».

Подобные мысли и оценки, бесспорно, свидетельствуют о том, что эмоции не пробуждают или не достаточно стимулируют нравственные чувства. Ведь профессиональная деятельность, построенная на человеческом общении, не знает исключений. Врач не имеет морального права делить больных на «хороших» и «плохих». Учитель не должен решать педагогические проблемы подопечных по собственному выбору.

К сожалению, в жизни мы зачастую сталкиваемся с проявлениями эмоционально-нравственной дезориентации. Как правило, это вызывает справедливое возмущение, мы осуждаем попытки, поделить нас на достойных и недостойных уважения. Но с такой же легкостью почти каждый, занимая свое место в системе служебно-личностных отношений, допускает эмоционально-нравственную дезориентацию. В нашем обществе привычно исполнять свои обязанности в зависимости от настроения и субъективного предпочтения, что свидетельствует, если можно так сказать, о раннем периоде развития цивилизации в сфере межсубъектных взаимосвязей.

3. Симптом «расширения сферы экономии эмоций». Такое доказательство эмоционального выгорания имеет место тогда, когда данная форма защиты осуществляется вне профессиональной области – в общении с родными , приятелями и знакомыми. Случай известный: на работе вы до того устаете от контактов, разговоров, ответов на вопросы, что вам не хочется общаться даже с близкими. Кстати, часто именно домашние становятся первой «жертвой» эмоционального выгорания. На службе вы еще держитесь соответственно нормативам и обязанностям, а дома замыкаетесь или, хуже того, готовы послать всех подальше, а то и просто, «рычите» на брачного партнера и детей. Можно сказать, что вы пресыщены человеческими контактами. Вы переживаете симптом «отравления людьми».

4. Симптом «редукции профессиональных обязанностей». Термин редукция означает упрощение. В профессиональной деятельности, предполагающей широкое общение с людьми, редукция проявляется в попытках облегчить или сократить обязанности, которые требуют эмоциональных затрат.

По пресловутым «законам редукции» субъектов сферы обслуживания, лечения, обучения и воспитания, обделяют элементарным вниманием. Врач не находит нужным дольше побеседовать с больным, побудить к подробному изложению жалоб. Анамнез получается скупым и недостаточно информативным. Проводник не спешит предложить чай пассажирам. Стюардесса смотрит «стеклянными глазами». Одним словом, редукция профессиональных обязанностей — привычная спутница бескультурья в деловых контактах.

III . Фаза «истощения» — характеризуется более или менее выраженным падением общего энергетического тонуса и ослаблением нервной системы. Эмоциональная защита в форме “выгорания” становится неотъемлемым атрибутом личности.

1. Симптом «эмоционального дефицита». К профессионалу приходит ощущение, что эмоционально он уже не может помогать субъектам своей деятельности. Не в состоянии войти в их положение, соучаствовать и сопереживать, отзываться на ситуации, которые должны трогать, побуждать, усиливать интеллектуальную, волевую и нравственную отдачу. О том, что это не что иное, как эмоциональное выгорание, говорит его еще недавний опыт: некоторое время тому назад таких ощущений не было, и личность переживает их появление. Постепенно симптом усиливается и приобретает более осложненную форму: все реже проявляются положительные эмоции и все чаще отрицательные. Резкость, грубость, раздражительность, обиды, капризы – дополняют симптом «эмоционального дефицита».

2. Симптом «эмоциональной отстраненности». Личность почти полностью исключает эмоции из сферы профессиональной деятельности. Ее почти ничего не волнует, почти ничто не вызывает эмоционального отклика — ни позитивные обстоятельства, ни отрицательные. Причем это не исходный дефект эмоциональной сферы, не признак ригидности, а приобретенная за годы обслуживания людей эмоциональная защита. Человек постепенно учится работать как робот, как бездушный автомат. В других сферах он живет полнокровными эмоциями.

Реагирование без чувств и эмоций наиболее яркий симптом «выгорания». Он свидетельствует о профессиональной деформации личности и наносит ущерб субъекту общения. Партнер обычно переживает проявленное к нему безразличие и может быть глубоко травмирован. Особенно опасна демонстративная форма эмоциональной отстраненности, когда профессионал всем своим видом показывает: «плевать на вас».

3. Симптом «личностной отстраненности, или деперсонализации». Проявляется в широком диапазоне умонастроений и поступков профессионала в процессе общения . Прежде всего, отмечается полная или частичная утрата интереса к человеку – субъекту профессионального действия. Он воспринимается как неодушевленный предмет, как объект для манипуляций – с ним приходится что-то делать. Объект тяготит своими проблемами, потребностями, неприятно его присутствие, сам факт его существования.

Метастазы «выгорания» проникают в установки, принципы и систему ценностей личности. Возникает деперсонализированный защитный эмоционально-волевой антигуманистический настрой. Личность утверждает, что работа с людьми не интересна, не доставляет удовлетворения, не представляет социальной ценности. В наиболее тяжелых формах «выгорания» личность рьяно защищает свою антигуманистическую философию: «ненавижу…», «презираю…». В таких случаях «выгорание» смыкается с психопатологическими проявлениями личности, с неврозоподобными или психопатическими состояниями. Таким личностям противопоказана эта профессиональная деятельность. Но, увы, они ею заняты, поскольку нет психологического подбора кадров.

4. Симптом «психосоматических и психовегетативных нарушений». Как следует из названия, симптом проявляется на уровне физического и психического самочувствия. Обычно он образуется по условно-рефлекторной связи негативного свойства: многое из того, что касается субъектов профессиональной деятельности, провоцирует отклонения в соматических или психических состояниях. Порой даже мысль о таких субъектах или контакт с ними вызывает плохое настроение, дурные ассоциации, бессонницу, чувство страха, неприятные ощущения в области сердца, сосудистые реакции, обострение хронических заболеваний.

Вычленение этой фазы в самостоятельную весьма условно. Фактически сопротивление нарастающему стрессу начинается с момента появления тревожного напряжения. Это естественно: человек осознанно или бессознательно стремится к психологическому комфорту, снизить давление внешних обстоятельств с помощью Имеющихся в его распоряжении средств. Формирование защиты с участием эмоционального выгорания происходит на фоне следующих явлений:

1. Симптом «неадекватного избирательного эмоционального реагирования».

Несомненный признак «выгорания», когда профессионал перестает улавливать разницу между двумя принципиально отличающимися явлениями: экономичное проявление эмоций и неадекватное избирательное эмоциональное реагирование.

В первом случае речь идет о выработанном со временем полезном навыке (подчеркиваем это обстоятельство) подключать к взаимодействию с деловыми партнерами эмоции довольно «ограниченного регистра и умеренной интенсивности: легкая улыбка, приветливый взгляд, мягкий, спокойный тон речи, сдержанные реакции на сильные раздражители, лаконичные формы выражения несогласия, отсутствие категоричности, грубости. Такой режим общения можно приветствовать, ибо он свидетельствует о высоком уровне профессионализма. Он вполне оправдан в случаях:

Если не настораживает и не отталкивает партнера;

Если, при необходимости, уступает место иным, адекватным формам реагирования на ситуацию. Например, профессионал, когда требуется, способен отнестись к партеру подчеркнуто вежливо, внимательно, с искренним сочувствием.

Совсем иное дело, когда профессионал неадекватно «экономит» на эмоциях, ограничивает эмоциональную отдачу за счет выборочного реагирования в ходе рабочих контактов. Действует принцип «хочу или не хочу»: сочту нужным — уделю внимание данному партнеру, будет настроение — откликнусь на его состояния и потребности. При всей неприемлемости такого стиля эмоционального поведения, он весьма распространен. Дело в том, что человеку чаще всего кажется, будто он поступает допустимым образом. Однако субъект общения или сторонний наблюдатель фиксирует иное — эмоциональную черствость, неучтивость, равнодушие.

2. Симптом «эмоционально-нравственной дезориентации».

Он как-бы углубляет неадекватную реакцию в отношениях с деловым партнером. Нередко у профессионала возникает потребность в самооправдании. Не проявляя должного эмоционального отношения к субъекту, он защищает свою стратегию. При этом звучат суждения: «это не тот случай, чтобы переживать», «такие люди не заслуживают доброго отношения», «таким нельзя сочувствовать», «почему я должен за всех волноваться».

Подобные мысли и оценки бесспорно свидетельствуют о том, что эмоции не пробуждают или недостаточно стимулируют нравственные чувства. Ведь профессиональная деятельность, построенная на человеческом общении, не знает исключений. Врач не имеет морального права делить больных на «хороших» и «плохих». Учитель не должен решать педагогические проблемы подопечных по собственному выбору. Обслуживающий персонал не может руководствоваться личными предпочтениями: «этого клиента обслужу быстро и хорошо, а этот пусть подождет и понервничает».

К сожалению, в жизни мы зачастую сталкиваемся с проявлениями эмоциональнонравственной дезориентации. Как правило, это вызывает справедливое возмущение, мы осуждаем попытки поделить нас на достойных и недостойных уважения. Но с такой же легкостью почти каждый, занимая свое место в системе служебно-личностных отношений, допускает эмоционально-нравственную дезориентацию. В нашем обществе привычно исполнять свои обязанности в зависимости от настроения и субъективного предпочтения, что свидетельствует, если можно так сказать, о раннем периоде развития цивилизации в сфере межсубъектных взаимосвязей.

Формирование защиты на данной фазе проявляется в следующих симптомах выгорания.

1. Неадекватное избирательное эмоциональное реагирование: наблюдается в случаях, когда профессионал перестает улавливать разницу между двумя принципиально отличающимися явлениями: экономичным проявлением эмоций и неадекватным избирательным эмоциональным реагированием. То есть профессионал неадекватно «экономит» на эмоциях, ограничивает эмоциональную отдачу за счет выборочного реагирования на ситуации субъектов деятельности; эмоциональный контакт устанавливается не со всеми субъектами, а по принципу «хочу – не хочу» – неадекватным или избирательным образом.

2. Эмоционально–нравственная дезориентация: проявляется в том, что у работника эмоции не пробуждают или недостаточно стимулируют нравственные чувства. Не проявляя должного эмоционального отношения к своему подопечному (ученику, клиенту, покупателю и др.), он защищает свою стратегию: оправдаться перед собой за допущенную грубость или отсутствие внимания к субъекту, рационализируя свои поступки или проецируя вину на субъекта, вместо того чтобы адекватно признать свою вину. В эмоционально сложных ситуациях используются суждения: «Это не тот случай, чтобы переживать», «Таким людям нельзя сочувствовать».

3. Расширение сферы экономии эмоций: проявляется вне профессиональной деятельности – дома, в общении с приятелями и знакомыми. На работе специалист так устает от контактов, разговоров, ответов на вопросы, что ему не хочется общаться даже с близкими.

4. Редукция профессиональных обязанностей: обнаруживается в попытках облегчить или сократить обязанности, которые требуют эмоциональных затрат.

Фаза «Истощение»

Характеризуется более или менее выраженным падением общего тонуса и ослабленностью нервной системы. Эмоциональная защита становится неотъемлемым атрибутом личности. Данная фаза также проявляется в ряде симптомов.

1. Эмоциональный дефицит: заявляет о себе в ощущении, что эмоционально профессионал уже не может помочь субъектам своей деятельности.

2. Эмоциональная отстраненность: работник почти полностью исключает эмоции из сферы своей профессиональной деятельности. Его почти ничего не волнует, не вызывает эмоционального отклика: ни позитивные, ни отрицательные обстоятельства.

3. Личностная отстраненность, или деперсонализация: проявляется в широком диапазоне умонастроений и поступков профессионала в сфере общения. Прежде всего отмечается полная или частичная утрата интереса к человеку – субъекту профессиональной деятельности.

4. Психосоматические и психовегетативные нарушения: обнаруживаются на уровне психического и физического самочувствия. Данный симптом обычно образуется по условно–рефлекторной связи негативного свойства: многое из того, что касается субъектов профессиональной деятельности, провоцирует отклонение в соматических и психических состояниях.

Таблица 5.5

Фазы стресса и симптомы выгорания по В. В. Бойко

Опросник «Эмоциональное выгорание»

В. Бойко

Инструкция: если вы являетесь профессионалом в какой–либо сфере взаимодействия с людьми, вам будет интересно увидеть, насколько у вас сформировалась психологическая защита в форме эмоционального выгорания. Читайте суждения и отвечайте «да» или «нет». Учтите, что если в формулировках опросника идет речь о партнерах, то имеются в виду субъекты вашей профессиональной деятельности – пациенты, клиенты, потребители, заказчики, учащиеся и другие люди, с которыми вы ежедневно работаете.

Тест

1. Организационные недостатки на работе постоянно заставляют нервничать, переживать, напрягаться.

2. Сегодня я доволен своей профессией не меньше, чем в начале карьеры.

3. Я ошибся в выборе профессии или профиля деятельности (занимаю не свое место).

4. Меня беспокоит то, что я стал хуже работать (менее продуктивно, качественно, медленнее).

5. Теплота взаимодействия с партнерами очень зависит от моего настроения – хорошего или плохого.

6. От меня как профессионала мало зависит благополучие партнеров.

7. Когда я прихожу с работы домой, то некоторое время (часа 2–3) мне хочется побыть одному, чтобы со мной никто не общался.

8. Когда я чувствую усталость или напряжение, то стараюсь поскорее решить проблемы партнера («свернуть» взаимодействие).

9. Мне кажется, что эмоционально я не могу дать партнерам того, что требует профессиональный долг.

10. Моя работа притупляет эмоции.

11. Я откровенно устал от человеческих проблем, с которыми приходится иметь дело на работе.

12. Бывает, я плохо засыпаю (сплю) из–за переживаний, связанных с работой.

13. Взаимодействие с партнерами требует от меня большого напряжения.

14. Работа с людьми приносит все меньше удовлетворения.

15. Я бы сменил место работы.

16. Меня часто расстраивает то, что я не могу должным образом оказать моему партнеру профессиональную поддержку, помощь.

17. Мне всегда удается предотвратить влияние плохого настроения на деловые контакты.

18. Меня очень огорчает, если что–то не ладится в отношениях с деловым партнером.

19. Я настолько устаю на работе, что дома стараюсь общаться как можно меньше.

20. Из–за нехватки времени, усталости или напряжения часто уделяю внимания партнеру меньше, чем положено.

21. Иногда самые обычные ситуации общения на работе вызывают раздражение.

22. Я спокойно воспринимаю обоснованные претензии партнеров.

23. Общение с партнерами побудило меня сторониться людей.

24. При воспоминании о некоторых коллегах по работе или партнерах у меня портится настроение.

25. Конфликты или разногласия с коллегами отнимают много сил и эмоций.

26. Мне все труднее устанавливать или поддерживать контакты с деловыми партнерами.

27. Обстановка на работе мне кажется очень трудной, сложной.

28. У меня часто возникают тревожные ожидания, связанные с работой: что–то должно случиться; как бы не допустить ошибки; смогу ли сделать все, как надо; не сократят ли и т. п.

29. Если партнер мне неприятен, я стараюсь ограничить время общения с ним или меньше уделять ему внимания.

30. В общении на работе я придерживаюсь принципа: «не делай людям добра, не получишь зла».

31. Я охотно рассказываю домашним о своей работе.

32. Бывают дни, когда мое эмоциональное состояние плохо сказывается на результатах работы (меньше делаю, снижается качество, случаются конфликты).

33. Порой я чувствую, что надо проявить к партнеру эмоциональную отзывчивость, но не могу.

34. Я очень переживаю за свою работу.

35. Партнерам по работе отдаешь внимания и заботы больше, чем получаешь от них признательности.

36. При мысли о работе мне обычно становится не по себе: начинает колоть в области сердца, повышается давление, появляется головная боль.

37. У меня хорошие (вполне удовлетворительные) отношения с непосредственным руководителем.

38. Я часто радуюсь, видя, что моя работа приносит пользу людям.

39. Последнее время (или как всегда) меня преследуют неудачи в работе.

40. Некоторые стороны (факты) моей работы вызывают глубокое разочарование, повергают в уныние.

41. Бывают дни, когда контакты с партнерами складываются хуже, чем обычно.

42. Я различаю деловых партнеров (субъектов деятельности) хуже, чем обычно.

43. Усталость от работы приводит к тому, что я стараюсь сократить общение с друзьями и знакомыми.

44. Я обычно проявляю интерес к личности партнера помимо того, что касается дела.

45. Обычно я прихожу на работу отдохнувшим, со свежими силами, в хорошем настроении.

46. Я иногда ловлю себя на том, что работаю с партнерами автоматически, без души.

47. По работе встречаются настолько неприятные люди, что невольно желаешь им чего–нибудь плохого.

48. После общения с неприятными партнерами у меня бывает ухудшение физического или психического самочувствия.

49. На работе я испытываю постоянные физические или психологические перегрузки.

50. Успехи на работе вдохновляют меня.

51. Ситуация на работе, в которой я оказался, кажется безысходной (почти безысходной).

52. Я потерял покой из–за работы.

53. На протяжении последнего года была жалоба (были жалобы) в мой адрес со стороны партнеров.

54. Мне удается беречь нервы благодаря тому, что многое из происходящего с партнерами я не принимаю близко к сердцу.

55. Я часто с работы приношу домой отрицательные эмоции.

56. Я часто работаю через силу.

57. Прежде я был более отзывчивым и внимательным к партнерам, чем теперь.

58. В работе с людьми руководствуюсь принципом: «не трать нервы, береги здоровье».

59. Иногда иду на работу с тяжелым чувством: «как все надоело, никого бы не видеть и не слышать».

60. После напряженного рабочего дня я чувствую недомогание.

61. Контингент партнеров, с которыми я работаю, очень трудный.

62. Иногда мне кажется, что результаты моей работы не стоят тех усилий, которые я затрачиваю.

63. Если бы мне повезло с работой, я бы был более счастлив.

64. Я в отчаянии из–за того, что на работе у меня серьезные проблемы.

65. Иногда я поступаю со своими партнерами так, как не хотел бы, чтобы поступали со мной.

66. Я осуждаю партнеров, которые рассчитывают на особое снисхождение, внимание.

67. Чаще всего после рабочего дня у меня нет сил заниматься домашними делами.

68. Обычно я тороплю время: «скорей бы рабочий день кончился».

69. Состояния, просьбы, потребности партнеров обычно меня искренне волнуют.

70. Работая с людьми, я обычно как бы ставлю экран, защищающий от чужих страданий и отрицательных эмоций.

71. Работа с людьми (партнерами) очень разочаровала меня.

72. Чтобы восстановить силы, я часто принимаю лекарства.

73. Как правило, мой рабочий день проходит спокойно и легко.

74. Мои требования к выполняемой работе выше, чем то, чего я достигаю в силу обстоятельств.

75. Моя карьера сложилась удачно.

76. Я очень нервничаю из–за всего, что связано с работой.

77. Некоторых из своих постоянных партнеров я не хотел бы видеть и слышать.

78. Я одобряю коллег, которые полностью посвящают себя людям (партнерам), забывая о собственных интересах.

79. Моя усталость на работе обычно мало сказывается (никак не сказывается) в общении с домашними и друзьями.

80. Если предоставляется случай, я уделяю партнеру меньше внимания, но так, чтобы он этого не заметил.

81. Меня часто подводят нервы в общении с людьми на работе.

82. Ко всему (почти ко всему), что происходит на работе, я утратил интерес, живое чувство.

83. Работа с людьми плохо повлияла на меня как профессионала – обозлила, сделала нервным, притупила эмоции.

84. Работа с людьми явно подрывает мое здоровье.

Обработка и интерпретация результатов. В соответствии с «ключом» определяется сумма баллов отдельно для каждого из симптомов выгорания. Показатель выраженности симптомов колеблется в пределах от 0 до 30 баллов:

«Ключ»

Фаза «Напряжение»

1. Переживание психотравмирующих обстоятельств: +1(2), +13(3), +25(2), – 37(3), +49(10), +61(5), – 73(5)

2. Неудовлетворенность собой:

– 2(3), +14(2), +26(2), – 38(10), – 50(5), +62(5), +74(3)

3. «Загнанность в клетку»:

3(10), +15(5), +27(2), +39(2), +51(5), +63(1), – 75(5)

4. Тревога и депрессия:

4(2), +16(3), +28(5), +40(5), +52(10), +64(2), +76(3)

Фаза «Резистенция»

1. Неадекватное эмоциональное реагирование: +5(5), – 17(3), +29(10), +41(2), +53(2), +65(3), +77(5)

2. Эмоционально–нравственная дезориентация: +6(10), – 18(3), +30(3), +42(5), +54(2), +66(2), – 78(5)

3. Расширение сферы экономии эмоций:

7(2), +19(10), – 31(2), +43(5), +55(3), +67(3), – 79(5)

4. Редукция профессиональных обязанностей:

8(5), +20(5), +32(2), – 44(2), +56(3), +68(3), +80(10)

Фаза «Истощение»

1. Эмоциональный дефицит:

9(3), +21(2), +33(5), – 45(5), +57(3), – 69(10), +81(2)

2. Эмоциональная отстраненность:

10(2), +22(3), – 34(2), +46(3), +58(5), +70(5), +82(10)

3. Личная отстраненность (деперсонализация): +11(5), +23(3), +35(3), +47(5), +59(5), +72(2), +83(10)

4. Психосоматические и психовегетативные нарушения: +12(3), +24(2), +36(5), +48(3), +60(2), +72(10), +84(5)

Дальнейший шаг в интерпретации результатов опросника – подсчет суммы показателей симптомов, осуществляемый для каждой из трех фаз формирования выгорания. Для каждой фазы оценка возможна в пределах от 0 до 120 баллов. По количественным показателям можно судить только о том, какая фаза сформировалась в большей или меньшей степени.

В соответствии с «ключом» проводятся следующие подсчеты: определяется сумма баллов для каждого из 12 симптомов выгорания; подсчитывается сумма показателей симптомов для каждой из трех фаз формирования выгорания; устанавливается итоговый показатель синдрома эмоционального выгорания, т. е. сумма 12 симптомов.

Выгорание теперь является официальным медицинским диагнозом, сообщает Всемирная организация здравоохранения.

В сегодняшней культуре рабочего места, которая ценит «суету» превыше всего, эмоциональное выгорание стало обычным явлением — настолько, что Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) признала его официальным медицинским диагнозом. Вот почему это важно и что это значит, если вы страдаете от эмоционального выгорания.

Подробнее: 7 признаков выгорания — и как это исправить

Что такое выгорание?

Чувствуете себя полностью перегруженным работой? Это как выгорание. Это состояние теперь классифицируется как «синдром, концептуализированный как результат хронического стресса на рабочем месте, с которым не удалось справиться» в Международной классификации болезней ВОЗ (МКБ-11) в разделе «Проблемы, связанные с занятостью или безработицей».

Эта классификация знаменует собой большой шаг в лечении стресса на рабочем месте и других осложнений со здоровьем.

Несмотря на то, что исследователи назвали это «одной из наиболее широко обсуждаемых проблем психического здоровья в современном обществе» и отметили уровень распространенности до 69% в некоторых группах, таких как медицинские работники, до мая 2019 года не было точного диагноза эмоционального выгорания.

Теперь люди, пережившие эмоциональное выгорание, могут получить медицинскую помощь и консультацию, чтобы справиться со своими симптомами.

(продолжающийся) урок Фукусимы? Могло быть и хуже

+6 еще Посмотреть все фотографии

Как врачи будут диагностировать эмоциональное выгорание?

Согласно ВОЗ, официальный диагноз эмоционального выгорания включает:

«Чувство истощения или истощения энергии»;
Повышенное умственное отстранение от работы или чувство негативизма или цинизма, связанное с работой; и
Снижение профессионализма. эффективность»

ВОЗ уточняет, что перед диагностикой выгорания врачи должны сначала исключить другие состояния, в том числе:

Расстройство адаптации
Расстройства, непосредственно связанные со стрессом
Расстройства, связанные с тревогой или страхом
Расстройства настроения

Кроме того, врачи, психологи и другие специалисты, занимающиеся диагностикой, должны ограничивать диагностику эмоционального выгорания рабочей средой и не должны применять его к другим ситуациям, таким как отношения или семейная жизнь.

Если вы чувствуете хроническую усталость или разочарование в работе, продолжаете делать мелкие ошибки или чувствуете, что застряли в замкнутом круге непродуктивности, возможно, вам стоит обратиться к врачу. Даже если это не выгорание, провериться стоит.

Сейчас играет: Смотри: ВОЗ признала «игровое расстройство» болезнью, Best Buy. ..

1:15

Почему происходит выгорание?

Выгорание возникает, когда вы чувствуете себя подавленным, эмоционально и умственно истощенным и неспособным справляться с постоянными требованиями на работе. По мере того как стресс продолжает нарастать, вы можете чувствовать безнадежность, незаинтересованность и обиду, когда дело касается вашей трудовой жизни.

По данным Американского института стресса, американцы теперь работают дольше и усерднее, чем раньше: в одном поколении количество рабочих часов увеличилось на 8% до в среднем 47 часов в неделю.

Некоторые другие поразительные статистические данные Института стресса:

25% работников хотели кричать или кричать из-за стресса на работе
Почти 50% работников говорят, что им нужна помощь, чтобы научиться справляться со стрессом
Более треть работников (35%) считают, что работа наносит вред их физическому или эмоциональному здоровью

Данные Национального института охраны труда и техники безопасности:

40% работников считают свою работу очень или чрезвычайно напряженной
75% сотрудников считают, что стресс на работе намного выше, чем это было поколение назад
Работники связывают стресс на работе с проблемами со здоровьем больше, чем финансовые или семейные проблемы с проблемами со здоровьем

Современная культура на рабочем месте поддерживает людей постоянно на связи — между электронной почтой, платформами обмена сообщениями, такими как Slack, инструментами управления проектами, такими как Asana, и другими, неудивительно, что люди чувствуют, что они никогда не смогут закрыть свою рабочую жизнь.

Многие профессионалы, особенно миллениалы, усвоили идею о том, что чем больше работы, тем лучше, или что им нужно работать все время, чтобы добиться успеха. Такая интернализация приводит к хроническому перепроизводству и может вызвать вялость и отсутствие мотивации.

Подробнее: Как выглядит кабинет врача будущего | Всемирная организация здравоохранения признала «игровое расстройство» официальной болезнью | Артериальное давление, частота сердечных сокращений и сон: лучшие медицинские устройства iPhone и Apple Watch

Как лечить эмоциональное выгорание

тем временем.

Хорошим первым шагом является отключение, особенно от информации, связанной с рабочим местом. Попробуйте отключить уведомления для таких приложений, как Slack, Asana и даже электронную почту, если можете.

Максимально ограничьте время, проводимое на рабочих площадках для общения. Например, проверяйте электронную почту один раз утром, один раз в полдень и один раз днем, а не оставляйте ее открытой весь день — это даст вам больше времени и энергии, чтобы сосредоточиться на текущих задачах.

Сейчас играет: Смотри: Как «Умные города» и 5G улучшат здоровье, общественную безопасность…

13:57

Ограничьте время пребывания в социальных сетях, особенно в перерывах между работой. Вместо этого пообщайтесь с коллегой, прогуляйтесь или сделайте что-нибудь, что не требует от вас смотреть на экран и потреблять больше информации.

Установите границы и для своего времени, и для желаний. Например, не чувствуйте себя обязанным посещать мероприятия, которые не являются обязательными, даже если они связаны с работой. Если вы не можете твердо ответить «да», вам, вероятно, следует сказать «нет».

Практика медитации, достаточное количество сна, сбалансированное питание и достаточное количество времени, которое вы проводите с друзьями и семьей, также могут помочь компенсировать последствия эмоционального выгорания.

Информация, содержащаяся в этой статье, предназначена только для образовательных и информационных целей и не предназначена для медицинских или медицинских рекомендаций. Всегда консультируйтесь с врачом или другим квалифицированным поставщиком медицинских услуг по любым вопросам, которые могут у вас возникнуть о состоянии здоровья или целях в отношении здоровья.

Джейсон Карлавиш, доктор медицинских наук — НОКТЮРНИКИ

Ноктюрнисты: беседы
Беседа Эмили с доктором Джейсоном Карлавишем
Расшифровка эпизода

Примечание: «Ноктюрнисты» созданы в первую очередь для прослушивания. Аудио содержит эмоции, акценты и звуковые ландшафты, которые нелегко расшифровать. Мы рекомендуем вам прослушать эпизод, если это вообще возможно. Наши стенограммы создаются с использованием как программного обеспечения для распознавания речи, так и текстовых редакторов и могут быть неточными на 100%. Спасибо, что ознакомились со звуком перед тем, как цитировать его в печати.

Эмили Сильверман
Болезнь Альцгеймера, хотите верьте, хотите нет, раньше это был редкий диагноз. Но теперь люди живут дольше, и мы знаем гораздо больше об этой болезни. В 2020 году около 5,8 миллиона американцев жили с болезнью Альцгеймера, а к 2016 году эта цифра, по прогнозам, утроится и достигнет 14 миллионов. Как нам справиться с этим кризисом?

Вы слушаете Ноктюрнисты: Беседы. Я Эмили Сильверман. Сегодня я разговариваю с врачом-писателем Джейсоном Карлавишем. Он профессор медицины в Пенсильванском университете и содиректор Пенсильванского центра памяти, где лечит пациентов с деменцией. Он опубликовал письмо в The New York Times , The Washington Post , Forbes , The Hill , Stat и The Philadelphia Inquirer , а также его последняя документальная работа Howheim: Science, The Problems of Alzer Культура и политика превратили редкое заболевание в кризис и что мы можем с этим поделать . Прежде чем мы поболтали, я попросил Джейсона прочитать небольшой отрывок из его книги. Вот Джейсон.

Джейсон Карлавиш
Болезнь века.

Холодным пятничным днем января 2010 года, когда я встретил Эдит Харрисон на приеме у нового пациента в Центре памяти Пенсильвании, ее проблемы с памятью продолжались по крайней мере четыре, а то и пять лет. Ее муж Эд изо всех сил пытался точно определить, когда они начались.

Сначала проблемы были малозаметны. Она составляла больше списков.
Она огрызнулась: «Ты тоже», когда он указал ей на это.
«Но я всегда их делал. Ты только начал.»
Она развернулась на каблуках и бойко вышла из кухни. Хлопнула дверь.
Может быть, это просто старение, решил он. И поэтому он отпустил это.
В последующие месяцы ее память улетучилась. Она забывала что-то из продуктового магазина и повторяла историю, которую рассказала ему ранее днем. Хотя в остальном она выглядела нормально.

Его забеспокоил звонок из ассоциации домовладельцев. — Что-то не так, мистер Харрисон? — спросил служебный заместитель директора. «Вы не платили гонорар в течение трех месяцев». Впервые с тех пор, как они поженились, он посмотрел на их совместный расчетный счет. Ее почерк, как и она, все еще был изящным, но баланс был нарушен.

Может быть, это не старение.

Визит к ее лечащему врачу за помощью был слишком быстрым и практически бесполезным. Все закончилось не диагнозом, а антибиотиком. Медсестра, позвонившая с результатами МРТ головного мозга, сообщила, что ни опухоли, ни инсульта нет, но есть синусит. Прописанный антибиотик вызвал двухнедельную диарею.

Это было в 2008 году. Было больше врачей и больше лекарств — от гипотиреоза, повышенной тревожности и хронической усталости — но четкого диагноза не было. Со временем они привыкли к новой нормальности. Он делал счета. Они вместе ходили по магазинам и готовили, и она много смотрела телевизор.

Диагноз не имел значения. Тревогу забила их дочь. Она вернулась из продолжительной службы в армии на Ближнем Востоке. «Папа, с мамой что-то не так». Она подняла руки перед отцом, как будто собиралась его пожать. Они ждали шесть месяцев приема нового пациента в Центр памяти.

Эмили Сильверман
Спасибо, что пришел, Джейсон.

Джейсон Карлавиш
О, какое удовольствие! Спасибо, что пригласила меня, Эмили.

Эмили Сильверман
Итак, это удивительная, всеобъемлющая история болезни Альцгеймера, начиная от науки о ней, заканчивая культурой и политикой. а история… просто у всех разное измерение. Для начала хотелось бы узнать, как появилась эта книга.

Джейсон Карлавиш
Сначала это должно было быть обо мне. И она должна была называться Моя исповедь: профессия врача, страдающего болезнью Альцгеймера , потому что во мне были все эти истории, все эти рассказы о моих пациентах. И это работало какое-то время, чтобы как бы ввести меня в режим повествования, но потом я понял, что это не про меня. Это слишком солипсично. Речь идет о революции, которую я пережил, которая является биомаркером-переопределением болезни.

Но чем больше я смотрел на это, тем больше я смотрел на прошлое, и я видел — черт возьми — эта болезнь прошла через дикую историю на протяжении 20-го века. И тогда он стал Дом болезни Альцгеймера , который мне понравился, потому что он должен был быть о том, что дом — это то, что мы строим по замыслу, своими руками. И я понял, что эта болезнь имеет большую дозу социальной конструкции, чтобы сделать ее болезнью. Это настоящая болезнь, но в ней много социальной конструкции. И я помню, мой агент сказал, что этот титул не сработает.

Тогда последним названием было Болезнь века , которое стало названием введения, которое я только что прочитал. Но тут нагрянул COVID. И друг сказал мне … Когда я сказал: «Итак, у меня вышла эта книга, Болезнь века », а он сказал: «О, это о COVID!» Фу! Бог.

Так или иначе… А потом появилось новое название: Проблема болезни Альцгеймера . И я думаю, что это действительно объединяет все это. Ага.

Эмили Сильверман
В книге вы рассказываете о том, как вы прошли ординатуру по внутренним болезням, а затем начали стажировку в отделении интенсивной терапии.

Джейсон Карлавиш
Верно.

Эмили Сильверман
Но через год вы переключились на гериатрию. Расскажите нам немного об этом.

Джейсон Карлавиш
Да, за всю историю реаниматологии я, наверное, единственный человек, который ушел из реанимации, чтобы заняться гериатрией. Когда я пишу в книге, люди думали, что я, должно быть, сделал что-то скандальное, что это было что-то вроде отступления, типа, ну, давайте просто увезем его, ну, знаете, припаркуемся где-нибудь потише. Но да, это был путь решения. Это не было импульсивным решением.

Я закончил ординатуру. Мне нравится ухаживать за больными, признаюсь. Чем больнее, тем лучше, в некотором смысле. И в то же время я закончил ординатуру, меня очень интересовало старение. Что это? Чем оно отличается от болезни? Я поступил в Чикагский университет, намереваясь стать реаниматологом. И я работал в отделении хронической вентиляции. И я понял, что мой интерес действительно движется к: «Почему эти люди в этой вентиляционной установке?» и то, как мы заботились об этих — многих из них — довольно немощных и пожилых людях.

И как это часто бывает в жизни, когда вы резко переключаетесь, это должно быть что-то сильное, личное и эмоциональное. Так и случилось, когда мой дед упал, сломал бедро и через несколько месяцев умер в крупном академическом медицинском центре. Вы знаете, у него была болезнь Альцгеймера. Оглядываясь назад, все, что мы знали тогда, было слабоумием. Мы сделали все возможное. И я собрал все это вместе. И абсолютно никакой критики в отношении интенсивной терапии. Ей-богу, видели ли мы, насколько важна эта сфера в последние несколько лет — месяцев, знаете ли. Но я просто знал, что нам не нужен еще один реаниматолог. Нам нужно больше людей, чтобы заботиться о таких людях, как мой дедушка. Так я переключился на гериатрическую медицину. И я никогда не оглядывался назад с сожалением. Никогда, никогда, никогда не думал иначе об этом решении.

Эмили Сильверман
Не могли бы вы немного рассказать о разнице между болезнью Альцгеймера и чем она отличается от старения, легких когнитивных нарушений и деменции?

Джейсон Карлавиш
Что ж, мне нравится думать о деменции как об инвалидизирующих когнитивных нарушениях. Другими словами, у вас не было когнитивных нарушений, основываясь на нормах и стандартах того, как мы измеряем когнитивные функции, но у вас есть когнитивные нарушения, и это вызывает инвалидность. И ключевое слово там «инвалидность». Другими словами, то, что вы раньше делали с учетом вашего окружения и вашего познания, а теперь вам нужен кто-то еще, чтобы помочь вам — что-то еще, чтобы помочь вам. Не обязательно быть человеком, хотя часто так и есть.

Напротив, легкие когнитивные нарушения описывают когнитивные нарушения, которые просто вызывают неэффективность. Занимает больше времени. Скорее борьба за то, чтобы что-то делать. И я получил удовольствие от написания книги об истории MCI, что было чертовски весело, потому что это одна из самых диких историй. Итак, возникает вопрос: что же вызывает MCI? Что вызывает деменцию? Так что это просто описательные состояния инвалидности или прединвалидности, если хотите. И ответ есть, некоторые болезни делают.

И одно заболевание — какое-то время мы думали, что это почти единственная причина у пожилых людей, и это, конечно, не так, чем больше мы узнавали, — но одно заболевание, вызывающее деменцию или ЛКН, — это болезнь Альцгеймера. И вы можете отнести это к уровню биологии. Вы можете увидеть неправильно свернутые белки в мозгу человека, страдающего деменцией или MCI.

Но то, что подсказывает, я думаю, баланс, чтобы назвать что-то не старением, а болезнью — и это один из моментов, я думаю, как-то вдохновивший написание книги — это культура. Есть общество. Конструирует идею страдания. И в этом заболевании, я думаю, уникальность страданий заключается в том, что они отличаются от страданий от рака, сердечных заболеваний или ХОБЛ. Это страдание потери способности самостоятельно определять свою жизнь, невозможность делать то, что вы хотите, и так, как вам хотелось бы.

И в этом уникальность этой болезни. И я думаю, именно поэтому это уникальная современная болезнь, потому что вы должны широко уважать самоопределение — автономия — это то, чем должны наслаждаться все взрослые — до того, как ее отнятие не будет считаться просто естественным, а скорее чем-то, что неприемлемым, а потому следует считать болезнью.

Эмили Сильверман
В книге вы рассказываете о том, как, когда пациенты и их семьи приходят в Центр памяти, один из первых вопросов, который вы задаете, это: «Какой обычный день?» Да, так почему же этот вопрос так важен? Почему мы начинаем оттуда?

Джейсон Карлавиш
Это интересно. Непосредственно перед этим я получаю их историю жизни, которая до сих пор: «Где вы родились? Где вы ходили в школу? Кем вы работали?» Но, ты прав! После того, как это сделано, я думаю, они часто что-то вроде: «Куда мы идем?» Потому что вместо того, чтобы сказать: «Когда начались проблемы с памятью?» или еще что-то, я говорю: «Ну, скажи мне, какой обычный день. .. Хорошо, встаешь примерно во сколько? Хорошо, в восемь часов? Хорошо. И что потом?» То, что я пытаюсь сделать — и я думаю, что это гериатр во мне — это выяснить, как их мозг функционирует в их мире, здесь и сейчас. И это дает мне огромное количество данных, которые позволяют поставить диагноз почти заранее. Потому что, если я слышу что-то вроде: «Иди в библиотеку, возьми книги, а потом он встретится со своими друзьями за обедом». Если у меня есть день, который включает в себя много познавательной деятельности, я чувствую, что все довольно мягко.

И когда я спрашиваю об этом члена семьи, который является информатором, как мы их называем, я получаю представление о том, насколько хорошо они знают этого человека. Какие отношения, глубина контакта, близость. Таким образом, я получаю много данных о познании, функциях, качестве жизни — хотя я нахожу этот термин несколько проблематичным — качестве информатора из того, что составляет довольно спокойное повествование о том, что представляет собой обычный день.

Эмили Сильверман
В книге есть строка, в которой говорится: «Человеку с параличом нижних конечностей… нужны такие устройства, как скутер или инвалидное кресло. Человеку с деменцией также необходимо устройство. Мы называем его помощником». Это отличная линия. И у нас на самом деле была доктор Джессика Зиттер, я не знаю, знаете ли вы ее, она сняла короткометражный документальный фильм под названием Caregiver: A Love Story , который на самом деле является портретом выгорания опекуна и кризиса, связанного с тем, что мы не поддерживаем опекунов в этой стране.

Итак, мне как врачу по слабоумию интересно, как вы обращаетесь с сиделкой в клинике? Потому что я думаю, что во многом лечение касается не только пациента, но и лица, осуществляющего уход.

Джейсон Карлавиш
Ну, да, эта линия действительно является линией, которую — забавно, что другие подхватили — потому что для многих опекунов вызов, осознание того, что они в некотором смысле инвалидное кресло, поскольку разум человека с когнитивными нарушениями похож на: «Да, это то, что я есть!»

И я думаю, что большую часть времени, которое я провожу с опекунами, среди прочего, я помогаю им осознать свою роль не просто набором задач, а ежедневными действиями, инструментальными и базовыми (если они в тяжелой стадии). ), но это морально напряженная задача. Поскольку вы контролируете правду, вы контролируете мир вокруг человека. Внезапно, в начале, часто, совместно. Но со временем вы все больше и больше отвечаете за формирование мира для этого человека. И это морально, этически напряженная деятельность. И я как бы помогаю им обдумать этот моральный вызов. И по мере ухудшения болезни, если она со временем усугубляется, помочь им осознать, что они столкнулись с экзистенциальной дилеммой. Они хотят сделать все возможное для своего родственника и в то же время прожить его жизнь. И они должны понимать, что им просто нужно будет сделать кое-какой выбор. Они не могут делать обе вещи. И все же они должны делать и то, и другое.

Ключевой момент после того, как я получаю историю о пациенте, знаете ли, от опекуна, от информатора, я поворачиваюсь к ним и говорю: «А как насчет вас? Как дела?» И я делаю эту трехсекундную паузу, потому что, знаете, в медицине нас учат, когда вы задаете действительно важный вопрос, вы даете как минимум три Миссисипи. И в девяти случаях из десяти что-то выскакивает. И затем следующий вопрос, который я задаю: «Вам что-нибудь нужно?» Такой же открытый конец. Я не хочу звучать сентиментально или глупо, или что-то в этом роде. Но именно поэтому на столе стоит коробка с салфетками, потому что они нужны многим.

И, наконец, осознайте, что слово «помощник» многие люди не используют, оно им не нравится. На самом деле им нравится… «Я не опекун моего отца, я его дочь!» И на самом деле это мешает опекунам получить помощь, потому что они не видят себя в этой уникальной роли, которая нуждается в помощи, которую нужно признать. И действительно, пока общество не признало уход, этой болезни действительно не существовало. Это было скрыто на виду, потому что мы просто смотрели на послушных дочерей, жен и супругов, делающих то, что они делают, и не видели в этом отдельной роли.

Эмили Сильверман
Когда вы говорили о опекунах, вы говорили о том, как часто именно они контролируют правду. Так, например, человек, страдающий слабоумием, спрашивает: «Где мама?» Затем опекун должен решить: сказать ли им, что мама умерла? Я притворяюсь, что мама еще жива? Что я делаю? И вы говорите об этой идее любви к обману. И я никогда раньше не слышал этого термина. Так что поговорим немного об этом.

Джейсон Карлавиш
Это морально проблематичная практика. А именно, я собираюсь сказать вам то, что я знаю, что это неправда. Это ложь. Но я делаю это, потому что пытаюсь помочь тебе. И это показывает моральную интенсивность заботы. Ты прав.

Классический вопрос: «Когда мама вернется домой?» И, во-первых, представьте, что когда вы впервые слышите этот вопрос, это просто как… эй. И многие лица, осуществляющие уход, рассказывают вам историю: «Ну, я говорю им: «Ну, мама умерла давным-давно». И для некоторых пациентов это может быть очень неприятным. Почему ты мне не сказал и т.д. А то переспрашиваешь. И затем его снова задают, и затем вы снова отвечаете, и они приходят к такой позиции: «Ну, каждый раз, когда я отвечаю на вопрос, я излучаю горе и гнев». Итак, решение — любовь к обману. «О, она будет здесь примерно через час. Но пока мы ждем, давайте…» и тогда вы надеетесь, что сможете двигаться дальше. что-то другое.

Но есть и третий способ, о котором я рассказываю в книге. Этому меня научила моя подруга и коллега Энн Бастинг. И это ответить вопросом на вопрос, То есть побудить человека к творчеству и не столько переживать за правду лжи, сколько о том, что мы можем сотворить вместе? — Итак, когда мама вернется домой? Может быть, третий способ: «Ну, если бы она была здесь, что бы мы с ней делали прямо сейчас?» И просто взять оттуда. И я думаю, что это способ распознать человека и ввести его в мир: «Что подскажет вам ваше воображение?» Я думаю, что это третий способ, который признает, что некоторые люди, живущие с деменцией, несмотря на очень выраженные когнитивные нарушения и инвалидность, все еще способны в некоторых отношениях творить. Им просто нужно оказать ту же помощь, что и мы, чтобы одеться, поесть или заказать что-то из меню.

Эмили Сильверман
Говоря о творческой заботе, вы говорите о том, что многие из революционеров болезни Альцгеймера не обязательно произвели революцию в науке, но они намеревались изменить культуру. Расскажите нам об этом подробнее.

Джейсон Карлавиш
Я думаю, что ключевыми из них были люди конца 70-х и начала 80-х годов, которые хотели, чтобы Америка увидела и мир увидел, что потеря вашей способности определять свою жизнь — принимать решения, чтобы жить хорошо — это не просто нормальное старение. И члены семьи, которые справляются с этим, сами борются, а также загоняются … многие из них на грань если не банкротства, то нищеты. И заставить людей увидеть эти проблемы по-другому, переосмыслить их и признать, что эти люди — пациенты с болезнью, инвалидностью, которая нуждается в помощи, и что «я — да, преданный супруг — но я Я также выполняю эту роль по уходу, без какого-либо доступа к услугам и поддержке, которые мне необходимы, чтобы обеспечить уход за моим родственником. Потому что кто может лучше меня, учитывая то, что я знаю о нем или о ней, обеспечить этот уход? »

Таким образом, это переосмысление и переосмысление того, что считалось естественным, нормальным, просто тем, что делают семьи, личной проблемой, становится переосмысленной как культурная проблема, вплетенная в наше общество, которую нам нужно решать, как мы решаем другие большие, культурные, социальные проблемы. проблемы. Так что я думаю, что это один большой вид переосмысления того, как мы думаем о вещах и переделываем их.

Эмили Сильверман
Размышляя об изменении культуры, один из врачей, которого вы отслеживаете в книге, произвел революцию в медицинской культуре, исследуя делирий и просто меняя простые вещи в больнице, такие как сон-бодрствование и удаление линий и катетеров. Я имею в виду, что это был пример того, как изменение медицинской культуры может повлиять на результаты лечения пациентов.

Джейсон Карлавиш
Да, вся третья часть книги посвящена вещам, которые мы можем делать сейчас, и это не столько новейшие гаджеты и тому подобное, сколько переосмысление и переосмысление повседневных аспектов жизни. И вы правы. Шэрон Иноуе — основоположник современного понимания бреда. И я имел честь взять у нее интервью и получить эту увлекательную историю об этой молодой особе, которая поняла, что есть все эти бредящие люди, мы не знаем, почему у них развивается бред, и мы просто принимаем это как зиму… , просто становится холодно! Собирайся и разберись с этим». …говоря: «Ну, подожди минутку!» Знаешь, мы бы не стали этого делать с поднявшейся лихорадкой. Мы говорили: «Возможно, нам следует выяснить, почему у этого человека температура 101». А остальное — это история, она рассказывает о том, как она научилась эпидемиологическим навыкам, чтобы выяснить, что может быть катализатором.

А затем начали пытаться вмешиваться, чтобы увидеть, можем ли мы, теперь, когда мы определили факторы, которые, как вы указываете, являются такими вещами, как разрушающая среда для цикла сон-бодрствование и т. д. Так что в результате она— как то, что произошло с деменцией — она превратила его из просто окружающего мира, скрытого у всех на виду, в проблему, которую нам нужно решить и которую мы можем решить.

Теперь, конечно, трагедия ее истории, не по ее воле, до тех пор, пока не так уж давно, вам было трудно заставить системы здравоохранения заботиться о бреду. И вы все еще ходите в отделения для пожилых людей, и у них есть двуспальные кровати, потому что им часто отдают крыло больницы, это самое старое крыло, которое еще не отремонтировано. Итак, у вас есть пациенты на двуспальных кроватях, которые не дают друг другу спать своими телевизорами и еще чем-то. Мы можем составить этот список таким образом, что вы просто хлопнете себя по лбу и скажете: «Конечно, мы можем сделать лучше».

Я также рассказываю о ребятах, которые, по сути, создали одну из первых программ по перелому шейки бедра. Они в этой разваливающейся больнице в Рочестере, штат Нью-Йорк. Интервью были довольно забавными, потому что парень, который был председателем, говорил: «Я имею в виду, что место разваливалось. Мы почти разорялись. Так что вы могли делать что угодно!» Итак, это была очень вдохновляющая история о том, что я называю «проницательностью», то есть признанием: «Я делаю что-то не так. Я часть системы, которая причиняет вред. боролись за то, кто собирается принять этого постояльца дома престарелых, который становится все более сбитым с толку и бредит, потому что кардиолог их не хочет, и хирургия их не возьмет». А в остальном просто трагедия, как у моего дедушки. Ну, они поняли, что мы должны изменить то, как мы делаем вещи. И это то, что они сделали, и их программа лечения переломов шейки бедра была одной из первых, которые показали: речь не шла о лучшей хирургической технике, лучших антибиотиках или чем-то лучшем. Речь шла о более разумном и продуманном использовании имеющихся у вас инструментов.

Эмили Сильверман
Я хочу воспользоваться моментом, чтобы поговорить о науке и фармакологии болезни Альцгеймера. И просто—просто вкратце пройдусь по этому списку здесь. Aricept, добавки для мозга, игры для мозга, такие как Lumosity. Что-нибудь из этого работает?

Джейсон Карлавиш
Арисепт — донепезил, дженерик — работает. То есть по сравнению с плацебо вы можете увидеть статистически значимые различия в показателях когнитивных функций. Проблема всегда заключалась в том, приводит ли эта разница к клинически значимым улучшениям функций, самочувствия и т. д. Я думаю, что, в конце концов, в этой области говорили об этих препаратах, то есть… они имеют эффект, но эффект кажется минимальным и не поддерживается в течение длительного времени.

Эмили Сильверман
А как насчет добавок и игр для мозга? Потому что это всплывает очень часто. Мой папа — я был дома во Флориде на прошлой неделе, и он вытащил бутылку с какой-то добавкой, которая должна обострить ваш мозг.

Джейсон Карлавиш
Да. Что ж, добавки снова являются хорошим примером того, как мы сталкиваемся с культурой. Вы знаете, и FDA не регулирует пищевые добавки таким образом, что до тех пор, пока они не делают заявлений о болезни и ее лечении, стандарты одобрения, по сути, не вредны, вы можете продавать их, пока поскольку он соответствует критериям «добавки». И вот почему мы видим энергичную рекламу, как правило, во время ночных новостей о Prevagen, на память. И люди его покупают.

Преваген — и я его отзову — изучался как средство от болезни Альцгеймера, но испытания были отрицательными. И поэтому он был переупакован как нутрицевтик. Многие из них, как и Преваген, изучались в клинических испытаниях на людях с деменцией и не показали сколько-нибудь значимого влияния на когнитивные функции.

Сказав это, мой вывод или вывод о том, что вы можете сделать для поддержания своего мозга, таков: есть действия, которые, как было доказано, поддерживают здоровье мозга: сердечно-сосудистые упражнения, общее сердечно-сосудистое здоровье, когнитивная и социальная активность. И AARP создала веб-сайт, Глобальный совет по здоровью мозга, и они хорошо обобщили данные о том, что приносит вам пользу, а что нет. И это написано для непрофессиональной аудитории. И я настоятельно рекомендую людям обратиться к Глобальному совету по здоровью мозга.

Эмили Сильверман
Мы много слышали в новостях об адуканумабе. .. Я не знаю, правильно ли я это произношу?

Джейсон Карлавиш
Ага! Адуканумаб, теперь переименованный в Адухельм.

Эмили Сильверман
Итак, насколько я понимаю, FDA одобрило это лекарство, а затем возникло возмущение со стороны гериатрического сообщества, потому что испытания показали, что на самом деле оно не работало и было очень дорогим. И эти деньги можно было бы использовать для других гораздо более полезных вещей, таких как, например, уход за зрением, лечение зубов, уход за детьми. Так что я чувствую, что не могу взять у вас интервью о болезни Альцгеймера, не спросив вас об этом, потому что это так жарко в новостях.

Джейсон Карлавиш
О проблеме адуканумаба, и это проблема. Я отложу вопрос политики, который вы подняли, который является очень законным вопросом. А именно, как лучше всего потратить наши доллары здравоохранения на уход за людьми, живущими с болезнью Альцгеймера? И причина, по которой я отложу это в сторону, заключается в том, что это не работа FDA. Вы знаете, когда они одобряют лекарство, они не задаются вопросом, какая может быть цена, и правильная ли это цена. Но оставим это в стороне.

Я имею в виду решения, касающиеся адуканумаба — если вы спросите меня в 10:59 утра 7 июня 2021 года: «Дать адуканумаб на основании того факта, что у кого-то повышен амилоид, сродни назначению статинов, потому что у них повышенный уровень ЛПНП с теми же ожиданиями пользы?» Я бы сказал: «Это провокационная гипотеза, требующая дальнейшей проверки». В 11:01 Управление по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов (FDA) заявило, что Biogen может продавать препарат на этом основании. Таким образом, FDA одобрило препарат на основе снижения уровня амилоида, что потенциально может привести к клиническим преимуществам. Даже FDA признает, что необходимы дальнейшие исследования, и я думаю, что для области это была огромная пощечина. Потому что мы очень усердно работали над тем, чтобы показать именно это — несколько исследований в работе, промышленность в сотрудничестве с исследователями, финансируемыми из федерального бюджета, и т. д. И вдруг FDA просто решает, что мы собираемся реагировать на отчаянных пациентов и одобрить этот препарат с не стандартным, а ускоренным одобрением. Это один момент.

Другой момент, который, как мне кажется, раздражает поле, это то, что это никогда не обсуждалось. Все обсуждения велись вокруг утверждения стандарта. Является ли этот препарат безопасным и эффективным для лечения болезни Альцгеймера? FDA обернулось, и в частном порядке — и все, что мы знаем, это то, что они обсуждали это внутренне. И они обсудили это, видимо, и не согласились — но все же пошли вперед. Они использовали механизм ускоренного утверждения. И я просто не понимаю, почему для такого обширного заболевания, как это, для первого в своем классе лекарства с такими последствиями, решающая рубрика ускоренного одобрения не обсуждалась таким образом, чтобы разрешить обсуждение в полевых условиях. И поэтому у многих в этой области просто осталось горькое послевкусие, что это было не подходящее время для этого препарата. Это может сработать. Но имевшихся данных было недостаточно, чтобы сделать такое заявление.

Эмили Сильверман
В какой-то момент в книге есть персонажи, которые постоянно твердят об этой идее лекарства. Да, нам нужно позаботиться об опекуне. Да, нам нужно переориентировать нашу культуру вокруг этой реальности старения и потери памяти. Но как насчет лечения? Давайте сделаем лунный выстрел — вылечим болезнь Альцгеймера.

И мне любопытно, как вы к этому относитесь. Потому что, когда я думаю об этом, с одной стороны, да, это было бы замечательно. Но с другой стороны, если люди излечиваются от болезни Альцгеймера, то от чего они умрут?

Джейсон Карлавиш
Очень интересно, как поле болезни Альцгеймера делает этот круг вокруг фургона, поворачивает внутрь и готово прицелиться, противопоставляя заботу лечению. Я имею в виду, рак этого не делает. Вы не пойдете в онкологический центр и не скажете: «Мы должны сосредоточиться на лечении, или если мы сосредоточимся на уходе, мы просто отвлечем внимание». Они управляют обоими. И я думаю, что, вероятно, для области болезни Альцгеймера это потому, что область началась так далеко позади, даже не имея возможности поставить диагноз, не говоря уже о долгосрочных услугах по уходу и поддержке, не говоря уже об эффективной терапии, что я думаю, когда вы смотрите при огромном масштабе проблемы вы можете понять желание сказать: «Мы должны просто сосредоточиться и не делать ее настолько большой, чтобы люди уходили и говорили: «Это безнадежно»». И какой лучший способ разжечь надеяться, чем сказать: «Ну, мы вылечим его». И поэтому я могу понять, как это происходит. Но затем это приводит к этому причудливому, почти противопоставлению одного другому.

И поэтому я думаю, что это еще одна причина, по которой в этой области возникают споры о лечении и уходе, потому что вы должны начать разговор о долгосрочных услугах по уходу и поддержке. И вы попадаете в ловушку политики благосостояния в Америке, которая так предвзята и порочна.

Эмили Сильверман
В книге вы говорите об этом слиянии пациентов и семей, следящих за состоянием и здоровьем, и называете это «заботой о здоровье».

Джейсон Карлавиш
Да. W-H-E-A-L-T-H уход.

Эмили Сильверман
И у меня есть небольшой личный опыт в этом. У моей мамы была деменция, а моему отцу очень повезло: он несколько десятилетий назад приобрел план страхования на случай длительного ухода. Так что это было действительно полезно.

Итак, когда мы проходили через этот процесс организации ухода за моей мамой, мы с мужем подумали: «Вероятно, теперь нам следует купить эти полисы для себя». И вот мы начали его изучать. И мы встретились с финансовым консультантом. И финансовый консультант сказал нам, что эти полисы долгосрочного ухода на самом деле уже не очень хороши. И в конце концов он сказал: «Просто открой банковский счет, просто вложи на него деньги, начни откладывать и делай так».

Джейсон Карлавиш
Да, страховая индустрия ушла от этого… Ненадолго в 90-х — и, вы знаете, все еще есть некоторые противники, которые говорят, что это решение, вы знаете, «Все американцы будут покупать долгосрочные страхование по уходу, как они покупают страховку на машину», и так далее. И это просто не работает. Это трудный рынок для гарантирования, потому что затраты настолько катастрофичны для одних и совсем не для других. И вы правы, он есть только у 5% населения, а страховщики уходят от него. Они не пишут эти политики.

Эмили Сильверман
Я не хочу быть паникёром, но это безумие! Как … мы облажались!

Джейсон Карлавиш
Что ж, Соединенные Штаты уникальны среди большинства развитых стран тем, что не имеют системы долгосрочного ухода и поддержки для своих граждан. Он существует, если вы достаточно бедны и имеете право на Medicaid, но тогда это становится распределением ресурсов от штата к штату, что в некоторых штатах является приличным, но во многих штатах — нет. Кроме того, преимущество получения услуг долгосрочного ухода и поддержки через Medicare остается, по крайней мере, в течение двух десятилетий, частью программы отказа. И программа отказа позволяет Medicare сделать ее доступной — Medicaid, простите меня, — сделать ее доступной только в той мере, в какой это позволяет бюджет, потому что она считается экспериментальной или тестовой. Поскольку это предусмотрено в программах отказа, штаты могут сказать: «В этом году мы собираемся выделить только 300 миллионов на услуги по долгосрочному уходу и поддержку. И когда мы их потратим, это будет до следующего бюджетного года». И поэтому, если к девяти месяцам вы потратили деньги, люди встают в лист ожидания до следующего года. Вот почему существует длинный список ожидания для бедных, чтобы получить эти услуги и поддержку, которые в любом случае неадекватны.

Для остальной части Америки забота — хроническая забота — зависит только от того, что вам как бы сказали. Откладывайте деньги и тратьте как можно лучше, пока у вас не останется лишних трат. И вот почему болезнь Альцгеймера — это кризис: потому что это экономическая проблема. Потому что, если вы возьмете труд по уходу — время, которое ваш отец потратил на заботу о вашей матери, и превратите его в работу, но назначите за это заработную плату или заставите его платить кому-то еще за это — вот что складывается по всему миру. двенадцать с лишним миллионов лиц, осуществляющих уход, в трехзначную миллиардную стоимость этого заболевания. Плата за лечение делает эту болезнь такой дорогой. И ты прав! Сейчас в Америке эта зарплата выплачивается из кармана. Это потерянный доход от того, кто в противном случае мог бы работать, это потерянные налоговые поступления, это потерянные платежи в систему социального обеспечения, это неспособность продвигаться по службе. Так что мы уже платим за это. И вот жалобы: «Что? Мы не можем повысить налоги и создать дорогую программу социального страхования». Мы уже расплачиваемся за это. Просто американская семья платит из своего кармана.

И моя коллега Норма Коу, экономист из Пенсильванского университета, указывает, например, что эти расходы эквивалентны для американской семьи оплате годового обслуживания в доме престарелых. И поэтому это невероятно дорогая стоимость. Она отнимает у платы за обучение средства, необходимые для получения образования следующим поколением, поэтому она разветвляется из поколения в поколение. И это то, чем сейчас живут американцы. В Германии такого нет. У них есть долгосрочный социальный подход ухода. В Японии… Мы уникальны среди развитых стран тем, что просто не делаем это доступным. Это не является нормой среди развитых стран.

Эмили Сильверман
Ближе к концу книги вы говорите о технологиях и о том, как они связаны или могут быть связаны с болезнью Альцгеймера в будущем. И вы говорили об исследователях, которые устанавливают системы наблюдения в домах этих людей с деменцией. Чтобы они могли видеть: когда выходят за дверь, когда пользуются компьютером, когда пользуются печкой. И как эти большие данные агрегируются и как вы можете улавливать закономерности. И как, может быть, когда-нибудь этот длинный вопрос о том, что такое обычный день, может быть заменен просто данными наблюдения, в некотором смысле может быть даже более точным. Итак, расскажите нам об этом, например, как вы представляете технологии, формирующие будущее ухода за больными Альцгеймером.

Джейсон Карлавиш
Много. Я придерживаюсь мнения, как и многие представители философии и психологии, что разум не заканчивается на черепе, а выходит за его пределы и частично создается тем, как мы взаимодействуем с окружающими нас объектами. Итак, если вы принимаете эту предпосылку как истинную, что ж, по мере того, как в уме начинают возникать нарушения — то есть, когда нарушается высшая корковая функция — устройства вокруг этого разума начинают показывать, что это нарушение имеет место. Я упомянул в книге, например, один из фрагментов данных группы в Орегоне, в ORCATECH в Портленде, они показали, как люди, у которых развиваются легкие когнитивные нарушения, демонстрируют прогрессивное неуклонное снижение времени, которое они проводят за своим компьютером. И это то, что ваш компьютер может измерить. Ваш делает это прямо сейчас! Это всего лишь один из многих примеров того, как можно отслеживать то, как наш мозг взаимодействует с миром, чтобы обнаружить проблемы с нашим мозгом.

Вождение! Мы можем знать, по какому маршруту вы едете, едете ли вы по правильному маршруту, едете ли вы по этому маршруту слишком быстро, проехали ли вы светофор. Я имею в виду, из наблюдения за вождением мы знаем, как работает ваш мозг. Управление финансами. Система, которая записывает вашу транзакцию, знает, что вы пропустили, оплатили счет, дважды оплатили счет и т. д. Скорость вашей походки. Я имею в виду, что есть множество вещей, которые мы делаем в мире, которые являются данными. А нам осталось только собрать данные.

Итак, следующий шаг, как я указываю в книге, состоит в том, что если мы соберем его, агрегируем, выведем из него шаблоны, мы сможем выявить когнитивные нарушения на ранней стадии. И действительно, это то, что происходит и может произойти. И, конечно же, это радикально изменит то, как мы думаем и ведем свою жизнь, и у кого есть доступ к информации, как они будут ее интерпретировать и использовать, как она будет представлена вам.

Когда вы приходите ко мне с проблемой, это становится очень увлекательной этической задачей. Теперь, в некотором смысле, я думаю, технология скажет вам, что у вас есть проблема, тогда вы должны прийти ко мне. Или, может быть, я бы знал об этом, потому что я наблюдаю за тобой, потому что это часть нашего плана медицинского страхования, что у меня есть доступ к мониторингу. Там много очень интересных вопросов, которые радикально, потенциально реструктурируют, произведут революцию в том, как мы думаем о ведении здравоохранения. И там, где заканчивается пространство клиники, становится довольно пористым в этот момент, потому что это ваш мир вокруг вас, в отличие от того, что вы приходите ко мне и говорите мне, что не так с кем-то другим или с самим собой.

Эмили Сильверман
Ближе к концу книги вы говорите об этой идее «бездомности», не бездомности, а «бездомности». Ты говоришь об этом месте под названием Фонарь, которое мне показалось таким интересным. Так скажите нам, что такое «домашняя раскованность»? И какие решения здесь предлагаются?

Джейсон Карлавиш
Ну, я думал, что придумал это, но я понял, что на самом деле читал этот термин в расширенном эссе Джеймса Вуда под названием «Самое далекое место от дома», где он размышляет о жизни иммигранта в Америке и никогда действительно в состоянии вернуться домой. Так что его представление о «бездомности» немного отличалось от моего. Так что это игра о бездомности. Итак, кто-то бездомный, мы говорим: «У них нет дома». Домашняя беззаботность — это своего рода лиминальное состояние «дом не работает».

Я имею в виду, что наиболее драматичным выражением в жизни людей, живущих с деменцией, является то, что они сидят дома уже 50 лет и говорят: «Я хочу домой». Они говорят нам, что это место, которое было моим домом, больше не работает на меня. И я ищу другой дом. И я думаю, мы должны к этому прислушаться. Наступает время, когда стационарное учреждение длительного ухода, возможно, является подходящим местом для человека, живущего с деменцией. И в этом смысле я не согласен с теми, кто говорит, что все дома престарелых должны быть закрыты и закрыты, а вся помощь должна оказываться на дому. Многие дома престарелых в том виде, в каком они есть сейчас, должны быть закрыты. Но они должны быть вновь открыты и переосмыслены из своего рода палатной структуры, которая у них есть, в гораздо более домашнюю среду, дом, который приспособлен для людей, живущих с этими ограниченными возможностями.

И так, да, я взял интервью, например, у The Lantern, у основателя The Lantern Джина Макеша, который создал сообщество в Индиане, воспроизводящее тот город в Индиане примерно 1939 года. И я пытаюсь спровоцировать читателей на размышления на том, что в некотором смысле очень похоже на любовные обманы, это архитектурные обманы. Они создают мир для кого-то, который не является тем миром, в котором они находятся на самом деле. И мир Макеша действительно интересен, потому что, например, ночью потолок темнеет, а днем становится светлее. И они в каком-то смысле воспроизводят времена года, и температура контролируется. И опять же, я имею в виду, они — это как в центре города около 1938. Думаю, я понимаю привлекательность этого. И, конечно же, они говорят, что людям, которые там живут, это нравится, и, возможно, для некоторых это подходящее место для жизни. Но это требует от нас создания фальшивой среды для людей.

Приведу еще один пример. В Сан-Диего есть дневная программа для взрослых, которая называется Центр Гленнера и названа в честь одного из первооткрывателей аминокислотной последовательности амилоида. И он тоже разработан в Сан-Диего примерно в 1958 году. А в библиотеке на стене фотография Эйзенхауэра. Так что, если кто-то спросит, например, «Кто президент?» Я имею в виду, есть ли у нас такой разговор, как «Президент Эйзенхауэр сегодня сказал, что мы…» Я имею в виду, что это большой обман.

Может, стоит отойти от архитектурного обмана и больше думать об эстетике и вкусе. Что нравится человеку? Какое украшение, какая схема, какое ощущение заставляет их чувствовать себя хорошо? Я имею в виду, что у всех есть вкус, и мы должны думать о создании домов, которые соответствуют их вкусам. И для этого существуют учреждения длительного ухода. В Нидерландах программы дневных мероприятий для взрослых четко сформулированы и рекламируются следующим образом: «Если вашему родственнику нравится сельская местность, мы действительно сделали ее похожей на сельскую местность в Нидерландах. Если они более городские, мы» Я действительно устроил это более урбанистическим образом» и т. д. И я думаю, что это начало способов думать о том, как помочь людям, которые ослаблены, чувствовать себя как дома, вместо того, чтобы обманывать их и говорить: давайте представим, что это Нидерланды в 1938.

Эмили Сильверман
Я не знал о многих из этих сообществ. Вчера вечером я читал о Фонаре и отправил статью о нем моему двоюродному брату, который работает архитектором. И я сказал: «Вот этот фальшивый закрытый город 1939 года, предложенный в качестве альтернативы депрессивной больничной обстановке дома престарелых. Как вы думаете: круто или жутко?» И он ответил, и он такой: «Жуткий!!!!!» … с большим количеством восклицательных знаков. Но, знаете, это действительно спровоцировало меня на мысли, а не лучше ли мне быть там? Или я предпочел бы быть в одном из этих домов престарелых.

Одна из моих любимых частей книги, где вы пишете: «Возможно, обман разжигает чувство разделения, создает дистанцию между людьми, живущими с деменцией, и остальными из нас. Они — аудитория, а мы — актеры. И все же , мы должны что-то сделать. В мире, который мы создаем для людей, живущих с деменцией, нет нейтральной позиции. Весь мир — сцена, и нам приходится выбирать, как выступать».

Джейсон Карлавиш
Да, приношу извинения Шекспиру, но я имею в виду, нейтральной позиции нет. Вопрос в том, какие миры мы создадим для них, потому что мы говорим о людях с ограниченными возможностями. Я имею в виду, что они не смогут, понимаете… они, очевидно, могут внести свой вклад, но мы должны с ними как-то разобраться в этих вещах.

И я думаю, что это то, к чему я веду свои размышления в этом пространстве, а не к обману, вы знаете, что мы актеры на сцене, а вы публика для развлечения. Давайте сломаем четвертую стену, поработаем над этим вместе и создадим что-то прекрасное вместе… признавая, да, конечно, что многие из этих людей имеют инвалидность, так что им нужна большая помощь, чтобы сделать это. Но я бы предпочел подойти к этому так, чем к такому театру. Потому что это ведет к отчуждению. А инаковость — это следующий шаг к дистанцированию, а дистанцирование — это следующий шаг к, понимаете, какой в этом смысл? И какая в нем ценность? И тогда вы попадаете в темные и уродливые места в этот момент.

Эмили Сильверман
Мы многое рассмотрели. Есть ли что-то, о чем вы хотели бы поговорить, чего мы не коснулись сегодня?

Джейсон Карлавиш
Что ж, думаю, в книге я делаю два замечания. Мы добились большого прогресса за довольно короткий период времени, если задуматься о дуге истории, с пониманием биологии, патофизиологии этого заболевания. Я имею в виду, что 20 лет назад — почти, да, 20 лет назад, в этом году, это годовщина — мы, наконец, смогли изобразить патологию в мозгу живого человека. Онкология занималась этим на протяжении столетий, когда для изучения опухолей стали использовать световые микроскопы. Итак, всего за два десятилетия мы наконец смогли увидеть болезнь у живого человека. Прошло около 10 лет с нашими испытаниями лекарств, и мы можем тестировать лекарства. И поэтому я думаю, что мы должны надеяться, что мы разработаем способы более точной диагностики заболеваний, вызывающих деменцию, и, возможно, разработаем терапевтические средства, которые для одних будут очень эффективными, для других минимально эффективными, а для третьих не будут работать. .

Итак, я думаю, мое сообщение таково: мы должны надеяться на прогресс, диагностику и лечение. Но мы не собираемся выпутываться из этой сложной проблемы с помощью наркотиков. Потому что чем больше мы изучаем, чем больше мы проводим эти два десятилетия исследований, мы видим, что это чрезвычайно сложный набор болезней. Болезнь Альцгеймера на самом деле болезнь Альцгеймера во множественном числе. На работе много патологий. Некоторые из них будут излечимы, некоторые не так излечимы.

Итак, следующее сообщение: нам нужно научиться жить с болезнью Альцгеймера и другими заболеваниями, вызывающими слабоумие. И я думаю, что способ сделать это состоит в том, чтобы рассматривать их как гуманитарные проблемы, потому что, в отличие от других болезней, которые являются болезнями тела, я имею в виду, что эти болезни по своей сути являются частью нашей этики. И они поставят нас перед очень морально сложным выбором. И я также скажу, что мое последнее замечание заключается в том, что когда мы разработаем эффективную терапию для этой болезни — и это не адугельм/адуканумаб — но когда мы разработаем эффективную терапию для этой болезни, мы начнем приручать этого дикого зверя. . И в укрощении этого дикого зверя дело хорошее. Но это представит очень интересный выбор, а именно, когда мы прекратим лечение? Если это не лекарство, если это только замедление — что хорошо — когда вы скажете: «Хватит! Я покончил с лечением». А когда вы говорите: «Хватит, я закончил лечение», что дальше? Какое лечение последует за этим, когда потенциально у вас будут еще годы упадка? И, пожалуй, я оставлю вас с этим анекдотом. Я разговаривал с коллегой, который, как и я, работает в центре памяти — диагностирует и лечит пациентов, занимается исследованиями. И он сказал: «Меня не волнует, работает адуканумаб или нет, я бы не стал его принимать». Я сказал: «Почему? Если это сработает, вы знаете». он сказал: «Ну, зачем мне принимать наркотики, если у меня легкие когнитивные нарушения? Я говорю, что в тот момент, когда у меня есть легкие когнитивные нарушения, ускорьте это!» Я был поражен, потому что он знает опыт, он знает болезнь, он даже не хотел бы жить с когнитивными нарушениями. Вот такие моральные вызовы мы столкнемся с этой болезнью. И один из моментов, которым я завершаю книгу, заключается в том, что нам как культуре предстоит много работы, чтобы провести вдумчивые разговоры об этом, прежде чем мы перейдем к довольно мрачным позициям, заявлениям и политике.

Эмили Сильверман
Большое спасибо, что пришли. Спасибо за написание этой книги. Я разговаривал с доктором Джейсоном Карлавишем. И книга называется Проблема болезни Альцгеймера: как наука, культура и политика превратили редкое заболевание в кризис и что мы можем с этим поделать . Настоятельно рекомендую всем, кто интересуется неврологией, психиатрией, гериатрией, медицинской этикой и, конечно же, врачами и пациентами во всем мире. Так что проверьте это.

И спасибо, Джейсон, что ты сегодня со мной.

Джейсон Карлавиш
Большое спасибо, Эмили, что пригласили меня. Это было настоящим удовольствием.

Эмили Сильверман
Продюсированием, монтажом и сведением этого эпизода «Ноктюрнистов: Разговоры» занимался Джон Оливер. Наш исполнительный продюсер — Али Блок. Наш главный операционный директор — Ребекка Гроувс, а наш стажер по коммуникациям и социальным сетям — Юки Шваб. Наша оригинальная музыкальная тема была написана Йосефом Мунро. Дополнительная музыка исходит от Blue Dot Sessions.

Ноктюрнисты стали возможными благодаря Калифорнийской медицинской ассоциации, организации, возглавляемой врачами, которая неустанно работает над тем, чтобы отношения между врачом и пациентом оставались в центре медицины. Чтобы узнать больше о CMA, посетите cmadocs.org. The Nocturnists также поддерживаются Фондом Патрика Дж. Макговерна и пожертвованиями таких слушателей, как вы. Большое спасибо за поддержку нашей работы по сторителлингу. Если вам понравилось шоу, помогите другим найти нас, поставив оценку и отзыв о подкастах Apple. Чтобы внести свой вклад в один из наших предстоящих проектов или сделать пожертвование, посетите наш веб-сайт thenocturnists.com.

Я ваш хозяин, Эмили Сильверман.

Изменение климата, психическое здоровье и коллективные действия: Интервью с Дженнифер Фриман

Дженнифер Фриман — терапевт по вопросам брака и семьи, а также терапевт экспрессивных искусств. С 2017 года она исследует нарративы, посвященные тому, как люди сталкиваются с изменением климата и реагируют на эти сложные времена социального обнищания, экологической деградации, антропоцена и шестого великого вымирания.

В течение последних 30 лет она занимается терапевтическими беседами, работой с международным сообществом, преподаванием и профессиональным писательством на основе нарративных подходов. Она является соавтором книги Игровые подходы к серьезным проблемам вместе с Дэвидом Эпстоном и Дином Лобовиц .

Приведенная ниже стенограмма была отредактирована для большей длины и ясности. Слушайте аудиозапись интервью здесь.

Аканша Васвани: Мне интересно, почему вас особенно беспокоит изменение климата? Не могли бы вы немного рассказать нам о своей личной истории и о том, как она привела вас к этой теме?

Дженнифер Фриман: Я прослеживаю это до 75-летнего усыновления нашей семьи в прекрасной деревне Саанапу на острове Уполу, Самоа. Я и по сей день ношу титул Афега I Тиноти. Я достиг совершеннолетия, живя в большой семье, погрузившись в прекрасную экологическую жизнь, купаясь в источниках, ловя рыбу на здоровом рифе, используя масляные лампы, гуляя повсюду, с чувством, что люди принадлежат к земле и с ней.

По возвращении в Австралию со свежим взглядом у меня была трудная, огненная адаптация. Как и многие молодые люди, я испытал боль, горе и гнев, узнав о вырубке девственных тропических лесов, добыче урана на священных племенных землях и жестоком обращении с животными и океанами.

Итак, я погрузился в активизм, в движение за права аборигенов на землю и против апартеида. Я узнал об экологической антиутопии, живя в семье аборигенов в бедном районе. Мы должны признать, что многие коренные народы, афроамериканцы и другие колонизированные люди были вынуждены жить в антиутопических условиях, с которыми мы сейчас сталкиваемся, давным-давно.

Когда мне было семнадцать, я прочитал « пределов роста» Римского клуба. И наяву я отчетливо видел поднимающиеся моря, полные пластика, и затапливаемые прибрежные города. Я забила тревогу, как Грета Тунберг, но люди думали, что я мелодраматична. Вывеска в книжном магазине рядом со мной гласит: «Отдел апокалиптической фантастики перемещен в раздел текущих событий». Это немного похоже на мою жизнь.

Мои родители жили и занимались исследованиями с племенем Ибан Дьяк в Сараваке — малазийской части Борнео. Путешествуя в одиночестве по региону в свои 20, я встретил молодого человека с татуировкой ибан. Мы объединились и отправились через пороги реки Реджанг к длинному дому, который оказался тем самым, где жили мои родители. Одна пожилая женщина прикоснулась ко мне и закричала: «Моника?» — Имя моей матери. Восемьдесят процентов джунглей Борнео разграблено. Я был там в 70-х, было жарко. Сейчас на 10 градусов жарче.

У меня было ошеломляющее осознание того, что я принадлежу к тому поколению, которое стало свидетелем ужасной деградации в этой нетронутой среде, в которую я был влюблен.

Когда мне было за тридцать, я увлекся нарративной терапией, затем работал с командой Just Therapy в Новой Зеландии, включая помощь при стихийных бедствиях под руководством коренных народов, и все это повлияло на мое представление о коллективной идентичности и центральной роли социальной справедливости в терапии. Я также получаю информацию и вдохновение от пребывания на природе, от коллективного поиска пути пчелами, от лесов и сообществ птиц и диких животных.

Васвани: Исходя из вашего опыта работы терапевтом, как вы думаете, почему те, кто занимается психическим здоровьем, должны заботиться об изменении климата?

Фриман: Мы с вами разговариваем во время международной климатической забастовки. Молодежь умоляет взрослых проснуться от «обычного» сна и заняться этим. Движение Extinction Rebellion растет вместе с движением Sunrise — и многими другими на международном уровне.

Вопрос в том, как мы можем не заботиться о влиянии на благополучие тех, кому мы служим, учитывая, что мы сталкиваемся с глобальной опасностью? Существует также потенциал великого прорыва — поворота к глобальной экологической и социальной справедливости. Можно сказать, что этот кризис необходим, потому что образ жизни людей после промышленной революции причинил земле огромные страдания и стал неприемлемым.

Я бы сказал, что любой, кто получает фактические новости, знает о таянии льдов, повышении уровня моря, смертельных волнах жары, сильных штормах и пожарах. Что касается психического здоровья, я бы сказал, что любой информированный должен чувствовать это на каком-то уровне. Неизбежны психологические последствия растущей нестабильности в локальной и глобальной среде. Мы все живем в связи с этим.

Это одна из тех областей, которые мы не затрагивали в клинических условиях. Но это появляется все чаще. Учащиеся начальной школы, вероятно, слышали о том, что Амазонку подожгли ради прибыли. Каково это сообщать своим детям или внукам, что 200 видов в день вымирают или что культовые виды, такие как киты, панды, дельфины, тигры и слоны, рискуют стать динозаврами своего будущего?

Добывающая экономика, в которой мы живем и относятся к людям и природе как к простым ресурсам, разобщена и бесчеловечна. Мы с моей подругой, научным журналистом Кэт Сноу, называем это «экологическим кризисом и возможностями Земли», а не просто изменением климата. Что касается психического здоровья, то, поскольку будущее стало страшным, молодые люди задаются вопросом о том, зачем ходить в школу, или о своих дипломах колледжа, или о том, должны ли они иметь детей.

Я считаю, что специалисты по психическому здоровью несут этическую ответственность за то, чтобы вырваться из наших обычных моделей, набраться смелости и заняться тем, что мы и наши клиенты переживаем, быть активными и вдохновленными, а не пассивно лечить симптоматические эффекты.

В эти непростые времена необходимо помнить о многих межсекторальных проблемах и проблемах социальной справедливости. Так, например, с пожарами в Северной Калифорнии — на травмирующее воздействие этих пожаров влияют ресурсы, к которым у людей есть доступ для восстановления. Несмотря на то, что люди, которые могут восстановиться за счет страховых денег, имеют серьезные травмы, последствия для них несколько иные, чем для местных низкооплачиваемых рабочих.

Магистерская программа по устойчивому развитию в Швеции пытается подойти к реагированию на стихийные бедствия с точки зрения социальной справедливости и повествования, адаптированных к местной культуре, вместо того, чтобы вмешиваться в прозападный доминирующий культурный взгляд и колонизировать психическое здоровье при оказании помощи при стихийных бедствиях.

Легко не поднимать этот вопрос в сфере охраны психического здоровья, и понятно желание от него отмахнуться. Но важно понять, что доминирующая история гибели и мрака вызывает беспомощность. Оставаться пассивным и изолированным, когда мы сталкиваемся с этим, плохо для чьего-либо психического здоровья. С другой стороны, некоторые люди, с которыми я встречаюсь, переворачивают это с ног на голову, например, студент-международник, переходящий на работу климатического беженца, учитель естественных наук, вовлекающий свой класс в активную деятельность, или молодой шеф-повар, рассказывающий о влиянии производства говядины.

Как все это будет развиваться, зависит от сознательного выбора людей. У всех нас есть сферы влияния. Поставщики и потребители живут вместе в глобальном развитии, которое совершенно уникально в истории и имеет большой потенциал для дальновидных позитивных изменений.

Васвани: Поскольку вы призываете нас изучить это с точки зрения социальной справедливости и посмотреть на различные способы, которыми мы можем ответственно реагировать как специалисты в области психического здоровья, мне интересно, что вы видели в своих собственных практики с точки зрения воздействия изменения климата на психическое здоровье ваших клиентов?

Фриман: Клиницисты согласны с тем, что наблюдается резкий рост депрессии и тревоги, особенно среди молодежи и детей. Я наблюдаю это отчасти через тех, кто поднимает этот вопрос. Дети спрашивают старших: «Что такое изменение климата? Что это значит для меня?» Я сотрудничаю с родителями, которые не знают, что сказать своим детям о будущем. Меня особенно беспокоят молодые люди, чье будущее действительно таково.

Теперь, когда я знаю об этом, поскольку раньше это было менее заметно для меня, я думаю, что люди, вероятно, находятся в экзистенциальной связи с этими временами. Когда я вижу подростков, переживающих тревогу или депрессию, склонность к суициду, отчаяние или безнадежность, я также слушаю сквозь призму: «Интересно, может ли это быть как-то связано с глобальной ситуацией?»

Люди привыкли думать о проблемы как личные, чтобы они не могли помещать тревогу и печаль в более широкие проблемы. Кто-то может подумать, что у него состояние, называемое депрессией, когда на самом деле это глубокая печаль из-за потери вида животных или промышленного фермерства. И как только у людей появляется возможность назвать это, они очень быстро устанавливают связь. Они, возможно, думали, но просто не соединили точки с точки зрения своего психического здоровья.

Бюро языковой реальности , художественный проект, придумывает термины, которые помогут назвать происходящее. Они придумали идею теневого времени. Я думаю, что это уместно, потому что речь идет о своего рода двойственном, напряженном осознании — что, пока вы готовите кофе или ждете автобус, Арктика горит. Это создает постоянное беспокойство.

Итак, я мягко спрашиваю: «Не хотели бы вы рассказать о своих отношениях с этими экологическими проблемами и изменениями, которые мы переживаем? Может ли это быть связано с вашими страданиями?» Большинство людей говорят: «О да, конечно. Хорошо, дайте мне подумать об этом, и давайте поговорим об этом». Я не говорю, что каждый сеанс посвящен этому, но такие разговоры происходят часто.

Я хочу предложить и бросить вызов нашей области, чтобы задаться вопросом, даже если мы выявим проблемы, связанные с кризисом, будем ли мы соглашаться с индивидуальными диагнозами, такими как климатическое тревожное расстройство, экодепрессия или расстройство после климатической катастрофы, при сборе плата в нашей практике за индивидуальное лечение?

Мы лечим на индивидуальной основе или помогаем людям почувствовать себя нормальными в безумном экоцидном мире, а затем объединяемся в сообщества и проявляем инициативу?

Для меня важно быть активным. Коллективная активность — фантастическое противоядие от изолированной беспомощности, экологической тревоги и депрессии. Во времена нестабильности открываются самые большие возможности, так как же мне сохранить эту возможность открытой в моем сотрудничестве с клиентами?

Васвани: Было бы интересно услышать от вас, почему вы думаете, что мы не отреагировали на эту проблему раньше как специалисты в области психического здоровья?

Фриман: Тот Бюро Лингвистической Реальности придумал термин медленныйпокалипсис или эннуипокалипсис. Это имеет смысл, потому что с точки зрения эволюции наш мозг устроен таким образом, чтобы реагировать на более непосредственные угрозы, такие как внезапные наводнения и пожары. Когда опасность минует, мы, как правило, возвращаемся в режим пастбища или социальных сетей, чтобы отвлечься. Итак, этот кризис не «близок к переживанию», как мы говорим в нарративной терапии. Мы можем легко предотвратить угрозы, сказав: «О, ураган случился с теми людьми на Багамах». Мы можем чувствовать сострадание, но оно все еще на расстоянии.

Для многих из нас это будущее, это теоретически. Это если у вас есть привилегия, потому что большее воздействие ощущают коренные жители Амазонки или островов Тихого океана (которые меньше всего способствовали этим пагубным изменениям), или сообщества, живущие на тающем льду, или недоминирующие сообщества. как Флинт, Мичиган. По иронии судьбы, некоторые богатые люди Кремниевой долины строят в Новой Зеландии бункеры для побега.

Информация может быть такой ошеломляющей; легко просто продолжать заниматься обычным делом. Итак, мы можем застрять между молотом и наковальней. Камень — это избегание, отрицание и отвлечение внимания, а наковальня — это страх, отчаяние или беспомощность. Я думаю, нам нужно найти способы сделать этот «опыт ближе», осознать, что мы разделяем одну взаимосвязанную земную экологию, и проявить благодарность, любовь и заботу.

Васвани: В области психического здоровья часто думают, что проблемы находятся внутри людей. Итак, как вы думаете, как психология индивидуализма способствует этому ощущению нахождения в скале или наковальне?

Фримен: Людей извращенно поощряют усваивать причины страданий в нашей культуре, в том числе в традиционной практике психического здоровья.

Допустим, вы подросток, который знает о нестабильности климата, но вас еще ничего не вдохновляет. Вы поднимаете этот вопрос на вечеринке и рискуете показаться депрессивным? Вы смирились с этим, но чувствуете себя изолированным? Вы кажетесь очень озабоченным и грустным, поэтому ваши родители нанимают психотерапевта. Вам ставят диагноз депрессии и беспокойства, и вы принимаете лекарства. Вы чаще чувствуете смущение, изоляцию или даже стыд? Если никто не подтверждает, насколько вам не все равно, и вы не чувствуете себя частью реакции сообщества, это будет иметь большое значение. Реакция стыда может привести к тому, что защитная часть вас онемеет из-за гаджетов и употребления или даже наркотиков или алкоголя.

Терапевты легко пропускают этот источник контекстуальных стрессоров. Полезно рассмотреть и назвать их. В этом случае выявление угнетающих сил, таких как «Отключение» или даже название «Экстрактная колонизация», может помочь молодому человеку разобраться в своем беспокойстве. Когда об этих проблемах говорят, человек может объединиться с другими и мобилизоваться против них. И когда вы называете эти вещи, вы вряд ли подумаете, что с вами что-то не так.

Психология индивидуализма также делает терапевта слепым. Когда я был моложе, у одного моего знакомого, обеспокоенного угрозой для китов, психиатр диагностировал бредовое расстройство. Многие глобальные области опыта были исключены из традиционной психиатрии и терапии. Нездоровые отношения людей с окружающей средой — это тоже невидимая тема, и нам пора ее поднять. В нарративных и постмодернистских практиках последствия угнетения в контексте социоэкономики, расы, культуры, сексуальных предпочтений и пола лежат в основе нашего понимания страдания.

Такие люди, как Джоанна Мэйси, давно говорят об этом, но в мейнстримных практиках, за исключением экотерапевтов, это отсутствует в диалоге, и его нужно пригласить. Вы думаете, что обращение к нам с социальной реакцией приведет к улучшению психического здоровья?

Фримен: По отдельности мы экоцидны, так как невольно участвуем в добывающей колонизационной экономике. Изоляция ведет к депрессии, отчаянию и беспомощной тревоге. Но по мере того, как мы понимаем, что вещи должны измениться, мы переходим от индивидуального «я», связанного с земным кризисом, к коллективным уровням осознания и реагирования. Это захватывающее развитие; когда вы понимаете, что вы не просто боретесь со своими чувствами, вы на самом деле являетесь частью чего-то гораздо большего.

Коллективное самоощущение, опирающееся на силу сообщества и даже глобальную отзывчивость, расширяет возможности. Мне нравится книга Пола Хокена под названием «Благословенные беспорядки », в которой он называет бесчисленное количество людей и организаций, работающих во имя социальной и экологической справедливости, крупнейшим движением в мире. Он сравнивает это с иммунным ответом Гайи. Чувство накопительной практики благодарности и любви людей противостоит беспомощности и отчаянию. Как я узнал на Самоа, в слаженно функционирующем сообществе много рук облегчают работу.

Как вы можете связаться со своими сельскими или городскими племенами по интересующим вас вопросам? Или, как называет мой друг и коллега Марси Ривас: «Вернитесь к отношениям со всеми нашими родственниками». Мы как одно целое в экосистеме Gaian. Коллективное осознание, вдохновляющее и мобилизующее, как это делает молодежь, исцеляет великую разобщенность.

Васвани: Меня интересует ваша личность как нарративного терапевта и то, как вы используете идеи и принципы нарративной терапии для решения проблем психического здоровья, связанных с этим кризисом.

Фриман: Использование путеводных огней нарративной терапии оказалось полезным, во-первых, в поиске способов назвать то, с чем люди имеют дело и с чем им приходится сталкиваться. Чтобы не принимать глобальные проблемы на свой счет, полезно выносить их вовне, например, говорить об отключении. Если вы обнаруживаете, что находитесь в отношениях с проблемой, а не сами являетесь проблемой, тогда у вас есть свобода действий и выбор.

Подумайте об этом, если вы расстроены исчезновением вида речных дельфинов, может быть, у вас есть эмоциональная, но разумная реакция на безумную ситуацию — экоцидную, эко-смертоносную цивилизацию? Разве наши чувства и реакции не имеют смысла? Я задаю такие вопросы, как:

«Является ли это безнадежным, депрессивным горем или искренним излиянием заботливого плача, который оставляет вас немного выжатым, но более легким и перспективным?»

В нарративной терапии мы говорим, что истории, которые мы рассказываем себе и другим, не только отражают опыт, но и перформативны, то есть формируют будущее, формируют то, во что мы живем. Человек, занимающийся прогнозами изменения климата и вымирания, может легко быть захвачен историей конца света о глобальном коллапсе, вплоть до обездвиживания. То, как мы его держим, имеет значение.

Эколог Пол Хокенс и другие говорят, что у человечества есть средства для разумной и устойчивой жизни на земле, но чего нам не хватает, так это намерения и лидерства. Тогда это становится психосоциальным вопросом.

Проблемы можно рассматривать как испытание человеческого характера, заставляющее нас обрести смелость и креативность. Проблемная версия людей часто заключается в том, что они слишком малы и беспомощны, чтобы что-то изменить. Будет ли вдохновляющим ответом история, противоположная истории об хромом, обреченном человечестве?

Подумайте о докторе Мартине Лютере Кинге, который зажег движение за гражданские права любовью и вдохновением, а не страхом. Что, если мы заявим: «Мы бодрствуем, мы любим нашу Землю, и у нас есть это?» Представьте себе любовное благодарственное письмо из будущего, от ваших внуков. Что бы это сказало?

Там, где есть насыщенная проблемами история, должны быть и исключения. Всегда возникает освободительный нарратив — история надежды. Что нам хорошо удается в нарративной терапии, так это находить нити надежды, силы и возможности, которые затемняются в пугающих, подавляющих ситуациях. Мы выносим эти встречные истории на свет и усиливаем их. В этом контексте, что люди уже делают? Например, массовые посадки деревьев, защита пчел или Амазонки; если вы знаете, что вы в гигантской команде, что мы вместе, это воодушевляет вас?

Как сохранить живое ощущение возможности, разворачивающихся освобождающих историй, таких как «Великий поворот», «Великий переход», «Великое раскрытие?» Как вы помогаете планете перейти к ее эволюционному потенциалу? Поскольку я отказываюсь сдаваться, я слушаю молодежные истории, появляющиеся на низовом уровне. Истории о любви к Земле, об экологических источниках, о построении тесного сообщества, о работе в коллективе, обо всех видах изобретательности в восстановлении. Это потрясающе!

Можем ли мы, взрослые, сотрудничать с молодежью, чтобы подумать, как мы можем вместе достичь успеха, предвидеть и создать генеративную экономику и процветающее будущее? Как нам превратить эти нарративы из возможных в многообещающие?

Проблема заставила вас думать, что идей не хватает? Как говорит Грета Тунберг, не заламывайте руки, каждый может внести свой вклад. Как вы могли стать источником вдохновения в своей профессии? Нарративная терапия расширила сферу терапии, включив в нее заинтересованные сообщества, такие как клуб Temper Tamers и Лигу против анорексии и булимии. Существует миллиард сообществ, вызывающих озабоченность, таких как Rainforest Alliance или Всемирный фонд дикой природы, к которым можно присоединиться, и действия, которые необходимо предпринять. К чему вас тянет? Какова будет ваша «экологическая идентичность», как выразился Томас Доэрти?

Будет ли предпочтительнее история о том, что я могу ответить на земной кризис и потребность в справедливости с позиции глубокой благодарности и признательности, отвечая своими дарами? Из слов преподобного Кинга: «У меня есть мечта», я думаю: «У нас есть мечта… о мире, который мы видели лишь мельком».

Что отсутствует, но подразумевается? Проблема «Отключения» говорит о том, что вы крошечные и бесполезные. Чтобы противостоять этому, внесите свой вклад своими дарами и сферами влияния. Начинайте везде, где видите шаг вперед. Как бы нам избавиться от чувства мрачного давления, чтобы создать встречное цунами любви к этой прекрасной живой планете?

Васвани: Вот несколько интересных идей из нарративной терапии Дженни. Можете ли вы рассказать нам, как это может выглядеть в вашей практике?

Фриман: Пытаясь выйти за рамки лечения интернализованных эффектов и вместо этого поместить проблемы в контекст, я спрашиваю, заинтересованы ли клиенты в углублении своих отношений с экологическим кризисом Земли. Я приглашаю людей присоединиться к изучению того, как экоцидная система влияет на них, и обратить внимание на их особые дары и рассказы о вдохновенном ответе.

Мне нравится переплетать экспрессивное искусство и телесную терапию с нарративной терапией, потому что кажется очень важным освободить место для боли нашего сердца для мира — выразить и отпустить страхи, преодолеть горе и гнев и выразить протест. Искусство прекрасно подходит и для видения.

Родители работают со мной не только над тем, чтобы объяснить, в каком беспорядке мы оказались, но и поделиться со своими детьми воодушевленными ответами, например, вот что наша семья делает, чтобы решить эту проблему. Подарим праздничные подарки Океанской оранжерее для черепах. Мы можем кататься на велосипедах, посещать местные фермы и рынки, питаться растительной пищей.

Активность может привести к выгоранию, и трудно не засыпать перед разрушением и несправедливостью в мире. Поскольку я встречаюсь с разными клиентами, я знаю, что не могу предполагать, что лучше для другого. Я спрашиваю о культурных источниках устойчивости и общественного питания, таких как пение, танец или молитва, и мне нравится участвовать в церемониальных подходах.

Я понял, что первично ориентироваться на уникальные дарования человека и источники вдохновения, на его местные знания. Каковы их сферы влияния? Как они могли быть задействованы? Как учитель естествознания, решивший не только учить об изменении климата, но и вовлекать свой класс в поиске местных решений в своем районе.

На этой неделе, когда я услышал от его жены, что мужчина решил выключить новости, которые сводили ее с ума, я спросил, не сползает ли он с наковальни обратно на скалу. Какие решения вдохновляли его? Я дал ей ссылки на Project Drawdown, в котором есть много интересного для семьи и сообщества. Мы говорили о том, как противостоять чувству беспомощности семьи, особенно его. Две недели спустя она пришла ко мне и сказала, что уволилась со своей несвежей работы и открыла новый бизнес по экологическому дизайну.

Я спрашиваю, в каких сообществах интересов человек может чувствовать себя как дома? Все, кто занимается «экологическим кризисом и возможностями Земли», составляют глобальное сообщество, имеющее интересы, с местными отделениями. Каждую неделю я спрашиваю себя, как я могу пройти мимо того места, где автобусы не ходят и даже спутники не вращаются, пройти через все это.

Васвани: Дженни, большое спасибо, что поговорили с нами. Какие-нибудь заключительные мысли?

Фримен: Я думаю, когда работаю с людьми в экоцидной, добывающей экономике, которая побуждает нас к «машинализации», что этому противоречит? Как насчет того, чтобы стать экологически чистым? Я воплощаю это в жизнь. Что питает и как вы могли бы обратиться к этому всем сердцем? Это прогулка по лесу? Испытываете ли вы чудесную природу воды во время купания? Созерцайте птицу или облако, пока ваш ум не расслабится, не прояснится и снова не станет творческим.

Я хотел рассказать вам одну историю о молодой женщине. Я начала встречаться с ней 7 лет назад. Она страдала от «нервной анорексии» и стала остро склонна к суициду. Я провел много месяцев, просто пытаясь помочь бороться за ее жизнь. Однажды мне пришло в голову спросить ее: «Связано ли ваше отчаяние с более широкими экологическими проблемами?» Она просто расплакалась, сказав: «Да, я ношу это одна. В чем я действительно отчаиваюсь, так это в промышленном фермерстве. Я не могу жить в мире, где с животными так обращаются».

Я сказал: «С таким сердцем, как твое, которое так заботится о животных, может быть, животным действительно нужен кто-то вроде тебя, и было бы такой потерей, если бы ты ушел? Не могли бы вы изменить ситуацию? Может быть, вы тот самый человек, который им может понадобиться, чтобы остаться и помочь?» Она задумчиво кивнула, и дело пошло дальше.