Эксперимент с тюремщиками и заключенными: Стэнфордский эксперимент. Почему хорошие люди совершают плохие поступки — Naked Science
Знаменитые психологические лже-эксперименты — Блог разнузданного гуманизма — ЖЖ
Прочла статьи с опровержениями знаменитых психологических экспериментов.
1. Стэндфордским тюремный эксперимент (1971). Запланированный на две недели, он был прекращён спустя 6 дней. Психолог хотел понять, что же происходит, когда у человека отбирают индивидуальность и достоинство — как это бывает в тюрьме.
Зимбардо нанял 24 мужчин, которых разделил на две равные группы и раздал роли — заключённые и надзиратели, а сам стал «начальником тюрьмы». Антураж был соответствующим: надзиратели ходили в униформах, и у каждого была дубинка, а вот «преступники» были одеты в плохонькие комбинезоны, им не выдали нижнего белья, а на ногу привязали железную цепь — как напоминание о тюрьме. В камерах не было мебели — только матрасы. Еда тоже не отличалась изысками. В общем, всё взаправду.
Заключённые находились в камерах, рассчитанных на трёх человек, круглосуточно.
Надзиратели могли уходить домой на ночь и вообще делать с заключёнными всё, что вздумается (кроме телесных наказаний).
Уже на следующий день после старта эксперимента заключённые забаррикадировали дверь в одной из камер, а надзиратели вылили на них пену из огнетушителя. Чуть позже была создана VIP-камера для тех, кто хорошо себя вёл. Очень скоро надзиратели начали забавы: заставляли заключённых отжиматься, раздеваться догола и чистить руками уборные. В наказание за мятежи (которые, кстати, заключённые регулярно организовывали) у них отбирали матрасы. Позже нормальный туалет стал привилегией: тех, кто бунтовал, из камеры не выпускали — только приносили ведро.
Примерно у 30% надзирателей обнаружились наклонности садистов. Интересно, что и заключённые свыклись со своей ролью. Сначала им обещали давать 15 долларов ежедневно. Однако даже после того, как Зимбардо объявил, что не заплатит денег, никто не изъявил желания выйти на свободу. Люди добровольно решили продолжать!
На седьмой день тюрьму посетила аспирантка: она собиралась провести опрос среди подопытных.
Картина просто потрясла девушку — та была в шоке от увиденного. Посмотрев на реакцию постороннего человека, Зимбардо понял, что дело зашло слишком далеко, и решил досрочно прекратить эксперимент. Американская психологическая ассоциация строжайше запретила его когда-либо повторять по этическим соображениям. Запрет действует до сих пор.
Американский писатель Бен Блум опубликовал статью в издании Medium, в которой подвергается сомнению подлинность Стэнфордского тюремного эксперимента.
Свои сомнения писатель строит на показаниях одного из участников эксперимента Дугласа Корпи, который заявил, что симулировал симптомы психоза, чтобы поскорей выйти из участия в эксперименте. Также Блум отмечает, что другие попытки воспроизвести эксперимент приводили к иным результатам. По его словам, это говорит в пользу того, что эксперимент был постановочным.
2.
.Учителя-убийцы
Стэнли Милгрем в 1963 году решил изучить то, как и почему люди подчиняются авторитету.
Милгрем дал объявление в газете и нашёл 40 добровольцев якобы для изучения памяти и способностей к обучению.
Каждому сказали, что кто-то будет учителем, а кто-то — учеником. И даже провели жеребьёвку, чтобы люди приняли происходящее за чистую монету. На самом деле всем досталась бумажка со словом «учитель». В каждой паре подопытных «учеником» стал актёр, действовавший заодно с психологом.
1. «Ученика», задачей которого было запомнить слова, привязывали к стулу и подсоединяли к телу электроды, после чего «учителя» просили пройти в другое помещение.
2. В комнате «учителя» стоял генератор электротока. Как только «ученик» ошибался, заучивая новые слова, его нужно было наказывать разрядом тока. Начинался процесс с небольшого разряда в 30 вольт, но каждый раз он увеличивался на 15 вольт. Максимальная точка — 450 вольт.
Чтобы «учитель» не сомневался в чистоте эксперимента, его бьют электрошоком с напряжением в 30 вольт — довольно ощутимо. И это единственный настоящий разряд.
3. «Ученик» запоминает слова, но вскоре делает ошибки. Естественно, что подопытный «учитель» наказывает его, как и положено по инструкции.
При разряде в 75 вольт (фальшивом) актёр стонет, потом уже визжит и умоляет отвязать его от стула. Каждый раз, как ток усиливается, крики становятся только громче. Актёр даже жалуется на боли в сердце!
4. Конечно, люди пугались и думали, стоит ли продолжать. Тогда им чётко говорили ни в коем случае не останавливаться. И люди повиновались. Хотя некоторые дрожали и нервно посмеивались, многие не посмели ослушаться.
5. На отметке в 300 вольт актёр бешено колотил кулаками по стене и кричал, что ему очень больно и он не может выносить эту боль; при 330 вольтах он затихал совсем. Между тем «учителю» говорили: раз «ученик» молчит — это то же самое, что и неправильный ответ. А значит, притихшего «ученика» надо снова ударить током.
7. Заканчивался эксперимент, когда «учитель» выбирал максимальный разряд в 450 вольт.
: 65% участников дошли до высочайшей точки в 450 вольт.
Более поздние попытки повторить исследование Милгрэма показали аналогичную картину. В 2017 году польские ученые воспроизвели эксперимент, и оказалось, что 90% испытуемых дошли до самого сильного удара током (по польскому сценарию лишь после этого эксперимент прекращался).
Но некоторые участники эксперимента Стэнли Милгрема предполагали, что не наносят реального вреда другим людям, сообщается в журнале British Journal of Social Psychology. К такому выводу пришли Мэтью Холландер (Matthew Hollander) из Университета Висконсин и Джейсон Туровец (Jason Turowetz) из Зигенского Университета , проанализировавшие архивные интервью с испытуемыми. По их мнению, это значит, что поведение испытуемых нельзя полностью объяснить с помощью теории вовлеченного участия, согласно которой люди поступают плохо ради высших целей.
Авторы работы прослушали 91 интервью с участием 46 «послушных» участников, которые использовали удар тока максимальной силы, и 45 «нонконформистов», которые бросили вызов экспериментатору и на каком-то этапе отказались продолжать. В итоге Холландер и Туровец предложили четыре основные причины, почему некоторые добровольцы дошли до конца эксперимента.
Около 60 процентов «послушных» испытуемых хотя бы раз сказали, что следовали инструкциям, что говорит в поддержку теории Милгрэма.
Около 10 процентов заявили, что они выполняли контрактные обязательства — «Я пришел сюда, и они платят мне за это деньги». При этом 72 процента этих участников (33 из 46) сообщили, что не верят в то, что причиняли «ученику» реальный вред ( «если бы это было серьезно, меня бы остановили», «я просто догадался, что его выпустили»). Они продолжали, так как не считали, что электрошоки действительно представляют опасность для партнера.
По мнению ученых, если бы теория вовлеченного участия была справедлива для эксперимента, то участники должны были бы упоминать науку. Однако менее 25 из них хотя бы косвенно упоминали о важности исследования («я думал, что эксперимент зависит от того, буду ли я продолжать»). Только шесть человек из 91 произнесли слово «наука» или «научный».
Таким образом, социологам не удалось найти свидетельств в поддержку применимости теории вовлеченного участия к эксперименту. «Напротив, существенное и до сих пор забытое доказательство — интервью — предполагает, что головоломка поведения участников более сложна», — заключают Холландер и Туровец.
Хороша ли критика? Ну, испытуемые из второго эксперимента могли говорить, что подчинялись экспериментатору, зная, что реального вреда не наносят. С другой стороны, кто же поверит, что на эксперименте позволят всерьез убивать людей?
Опровержения 1 –го эксперимента кажутся еще менее убедительными. Подумаешь, кто-то симулировал психоз.
Вместе с тем непонятно, зачем вообще проводили эти эксперименты. Разве неизвестно, что тюремщики становятся садистами? Можно подумать, что до того, как они стали тюремщиками, они уже были извращенцами.
Второй эксперимент показывает послушность людей по отношению к авторитету, а вот то, что они готовы убивать в такой несерьезной ситуации не доказано. Но кто-нибудь опять же сомневался, что по крайне мере половина людей послушна и следует за вожаком?
Интересно тут другое. Статьи с критикой экспериментов Милгема и Зимбардо стали появляться регулярно, а это значит, что ситуация меняется.
В самом деле, для чего эти эксперименты проводились? Оба ученых поминали фашистскую Германию и пытались экспериментально показать, как народ можно подвигнуть на злодеяния.
Выводы из этого были такие: сама природа людей заставляет их слушать авторитетов, а авторитетные, но ненормальные личности типа Гитлера способны заставить широкие массы стать преступниками.
Таким образом, никто, кроме вожаков, не виновен в преступлениях нацизма.
А вот сегодня ситуация изменилась. Сегодня мир что-то стал очень напирать как на коллективную ответственность, так и на персональную ответственность тех, кто выполнял приказы. И связано это с тем, что судить собираются не немцев и японцев, а, например, русских.
Так что старые эксперименты, огрехи которых были ясны с самого начала, выбрасывают на помойку.
Всякая всячина
Обратная связь ПОЗНАВАТЕЛЬНОЕ Сила воли ведет к действию, а позитивные действия формируют позитивное отношение Как определить диапазон голоса — ваш вокал Как цель узнает о ваших желаниях прежде, чем вы начнете действовать. Целительная привычка Как самому избавиться от обидчивости Противоречивые взгляды на качества, присущие мужчинам Тренинг уверенности в себе Вкуснейший «Салат из свеклы с чесноком» Натюрморт и его изобразительные возможности Применение, как принимать мумие? Мумие для волос, лица, при переломах, при кровотечении и т.д. Как научиться брать на себя ответственность Зачем нужны границы в отношениях с детьми? Световозвращающие элементы на детской одежде Как победить свой возраст? Восемь уникальных способов, которые помогут достичь долголетия Как слышать голос Бога Классификация ожирения по ИМТ (ВОЗ) Глава 3. Завет мужчины с женщиной Оси и плоскости тела человека — Тело человека состоит из определенных топографических частей и участков, в которых расположены органы, мышцы, сосуды, нервы и т. Отёска стен и прирубка косяков — Когда на доме не достаёт окон и дверей, красивое высокое крыльцо ещё только в воображении, приходится подниматься с улицы в дом по трапу. Дифференциальные уравнения второго порядка (модель рынка с прогнозируемыми ценами) — В простых моделях рынка спрос и предложение обычно полагают зависящими только от текущей цены на товар. |
 Несмотря на все косметические улучшения, произведенные в последние годы, уровень рецидивизма не удалось снизить ниже 75%. Если учесть, что среднее количество заключенных в Америке – 1,6 миллионов – станет понятно, какая это серьезная проблема. Однако мало кто задумывается о сути этой проблемы. Люди верят в миф о том, что тот высокий уровень агрессивности, неуважения к какой бы то ни было власти и презрения к обществу со всеми его «нормами», которые усваиваются заключенными, происходят по вине самих заключенных, а те жестокость, черствость, грубость, которые становятся «профессиональными заболеваниями» сотрудников – происходят, опять же, по вине самих сотрудников. И вообще – тюрьма — это такое уродское место потому что там собраны одни уроды. В результате, когда происходит бунт заключенных или всплывают факты жестокого садизма сотрудников – то просто меняют, переводят людей, а тюрьма «сама по себе», со всей своей атмосферой, системой взаимоотношений, взглядов, стереотипов, привычек, мнений – остается в неизменном виде.
Чтобы лучше понять влияние тюремных условий «как таковых» в 1971 году факультетом психологии Стенфордского университета – крупнейшего гуманитарного университета США, — был проведен эксперимент, в ходе которого двадцать специально отобранных самых «средних» и «нормальных» добровольцев 25-30 лет были помещены в искусственно созданные тюремные условия. Под «тюрьму» был переоборудован один из небольших коридоров Университета. Задачей являлось не создание точной копии тюрьмы, но создание условий, достаточно достоверно передающих атмосферу этого учреждения.
Описание эксперимента
На помещенное в местной газете объявление, приглашающее мужчин средних лет принять участие в двухнедельном тюремном эксперименте за $15 в день (вознаграждение выплачивается в конце), откликнулись 75 добровольцев. После серии психологических тестов, анализа автобиографий и собеседования с профессором Зимбардо и его ассистентом – руководителями эксперимента, были отобраны 20 человек.
Чтобы помочь надсмотрщикам войти в роль, их попросили помочь с дооборудованием коридора. Из него была вынесена вся мебель, в кабинетах деревянные двери были заменены на стальные решетки, маленький туалет без света приспособлен под «одиночку», две комнаты были также отведены охране и «начальнику тюрьмы» — профессору Зимбардо.
Заключенных попросили в субботу быть дома. В эту субботу они были арестованы настоящим нарядом полиции, им надели наручники, совершенно серьезно объяснили, что они обвиняются в вооруженном ограблении и, под удивленные взгляды соседей, запихнули в машину и отвезли в участок.
Деиндивидуализация, обезличивание. Тот, кто ещё вчера был уникальной личностью, выделявшейся своими характерными особенностями, как внешне, так и внутренне, попадая в тюрьму теряет свою индивидуальность, становится просто «заключенный номер такой-то».
Ту же самую процедуру проходят и новобранцы в армии. Как было установлено в ряде экспериментов, конечной целью использования военной формы является именно изменение психологии.
Демаскулинизация. Мужчине присуще черты мужественности, твердости, стойкости, смелости и агрессивности, решимости и решительности. Естественно, эти черты характера представляют ряд весьма существенных неудобств для надсмотрщиков, которым нужны именно «мягкие, податливые, уступчивые, робкие, нерешительные, легко управляемые», короче – покорные и послушные заключенные.
Подавление, угнетение. На правой щиколотке заключенных была цепь с замком, которая никогда не снималась. Слабая боль и постоянное неудобство от этой цепи должны были быть постоянным напоминанием заключенному, что он находится во враждебной ему атмосфере тюрьмы. Даже когда заключенный спал, одно неловкое движение – и цепь на правой щиколотке больно ударялась о левую, что не позволяло заключенному забыть, где он даже во сне.
Унижение. Каждый заключенный систематически обыскивался, и их заставляли раздеваться, чтобы быть опрысканными антибактериальным спреем, якобы потому что мы были уверены в их вшивости и микробности. (При этом мыться было нельзя и скоро в тюрьме появился устойчивый, неприятный запах пота.)
В 2:30 заключенные были разбужены резким звонком на свою первую «поверку». Первоначальной целью поверок являлось ознакомление заключенных со своими номерами. Первая поверка прошла за 10 минут, заключенные не восприняли её серьезно, шутили. Охранники тоже ещё не вошли в роль и не знали, как им проявлять свою власть. Однако по сути эти поверки предоставляли возможность охране проявить, поупражняться в контроле над заключенными. Со временем их продолжительность стала возрастать и к концу эксперимента достигла 3 часов. За малейший знак неуважительного отношения к охране, непослушание или просто так заключенных заставляли отжиматься. Охрана обращалась к заключенным либо по номеру, либо «эй, ты», либо используя какую-либо унизительную кличку и, главным образом, для того, чтобы показать свою власть.
Поскольку первый день прошел спокойно, охрана и администрация были совершенно не готовы к тому, что на следующее утро заключенные взбунтовались. Они сорвали с головы чулки, спороли номера с одежды и завалили матрасами двери камер и стали открыто высказывать свое мнение по поводу охранников. Охрана была в бешенстве, но и в растерянности, поскольку никто не знал, что делать. Прибывшая утренняя смена выразила свое разочарование и высказала подозрение, что ночная смена проявила непозволительную «мягкотелость». Восстание было решено подавить собственными силами. Для этого также была вызвана и третья смена. Для подавления восстания были использованы огнетушители, предоставленные службой пожарной безопасности, обеспокоенной тем, что из помещения «тюрьмы» был всего один выход. Струей леденящей окиси карбона охранники оттеснили заключенных от двери, сорвали с них одежду, выбросили из камер матрасы и посадили руководителя восстания – «№ 8612» в одиночную камеру. По словам нашего «эксперта» подобная тактика используется и в реальных тюрьмах, чтобы расколоть союзы заключенных. Например, расизм используется, чтобы возбудить ненависть и натравить друг на друга белых, черных и латино-американцев друг на друга. В реальной тюрьме наибольшую угрозу для заключенного представляет именно сосед по нарам. Другим следствием восстания явилась наоборот возросшая солидарность между охранниками – «товарищество». Также изменился и их взгляд на заключенных, это больше не были «ребята из эксперимента», это были реально-ненавистные враги, причиняющие неудобства и неприятности (столь невыносимые для охраны), которых во что бы то ни стало надо «сломать», за что охрана и принялась со всем ожесточением. Удовлетворение абсолютно любых, даже таких простых и естественных с точки зрения обывателя, потребностей как туалет – стало полностью зависеть от прихоти охраны т.к. и на это необходимо было спросить разрешения, чтобы тебе завязали глаза, наручниками сцепили руки и отвели в туалет. Менее чем через 36 часов у него начались патологические реакции – эмоциональный срывы, истерика, нарушение мышления, неконтролируемые вспышки ярости, крики и слезы. К сожалению, сам «начальник тюрьмы» – д-р Зимбардо, в обычное время известный как человек «очень отзывчивый и внимательный к нуждам окружающих» (характеристика его коллег и жены) в данном случае «вошел в роль» и на рыдания № 8612 ответил, что «такой сопляк как ты и дня не протянет в настоящей тюрьме», а также предложил ему сделку – он скажет охране, чтобы те перестали уделять ему «особое внимание», а в обмен он будет сообщать ему «некоторые интересные сведения» о других заключенных и их разговорах. День 3
В понедельник был день «свиданий» с родными и друзьями. Мы опасались, что близкие могут увидеть состояние заключенных и тюрьмы и забрать своих сыновей домой. С целью этого не допустить мы решили оказать воздействие и на ситуацию и на самих родителей. После визитов родных, во время проверки один из охранников услышал, как заключенные перешептываются о том, что выпущенный ранее № 8612 вот-вот должен собрать своих друзей и вернуться, чтобы разнести эту тюрьму и всех освободить. По идее, мы – как наблюдатели, должны были бы наблюдать.
В понедельник я также вызвал десятого заключенного, чтобы он занял место отпущенного ранее № 8612. Во вторник я пригласил католического священника, бывшего тюремным капелланом, зайти и оценить, насколько наша тюрьма соответствует действительности. Наблюдая его разговоры с заключенными, меня поразило, что половина из них, представлялась не своими христианскими именами, а называло себя своему тюремному номеру. Вечером у № 819 случилась истерика. Видя, что дело серьезно, я снял с его головы чулок, отстегнул от ноги цепь и велел пойти отдохнуть в мою комнату, сказав, что принесу туда еды. Пока я всё это делал, один из охранников выстроил заключенных в линию и заставил их петь громким голосом: «№ 819 – (плохой заключенный), он во всем виноват. № 819 очень плохо поступает. Из-за него всё не так!» Они пели это хором раз за разом, и с каждым разом всё слаженней и четче. Когда я понял, что о слышит их пение я поспешил в кабинет.
В этот день, следуя совету капеллана, мы решили инсценировать «пересмотр дел», т.е. рассмотреть вопрос о помиловании. Для этого мы собрали «присяжных» – с десяток студентов психологического факультета. Во главе суда был наш тюремный эксперт, недавно вышедший на свободу после 17 лет заключения Карло Прескотт. Изменения произошли и с охранниками. Они уже полностью «адаптировались» к своей работе. Можно было выделить три типа охранников – те, кто издевался над заключенными ради удовольствия, те, кто делал это «по долгу службы» и тех «слабаков», кто этого не делал, но в то же время и не препятствовал это делать другим охранникам. Один из охранников стал откровенным садистом, за что получил кличку жестокого убийцы из кино про дикий запад – Джо Уейна. Его смена работала в ночь и отличалась особой развязностью, потому что охранники были уверены, что ночью все «профессора» спят и за ними никто не следит. Пятый день был последним исключительно благодаря тому, что вечером этого дня посмотреть, на эти «чудеса» пришла невеста доктора Зимбардо, недавно ставшая преподавателем выпускница Стенфорда Кристина Мэслаш. «Я была очень поглощена переездом и подготовкой к чтению моего первого курса лекций и поэтому смогла прийти посмотреть на эксперимент только под вечер пятого дня. Посмотрев через специальное (одностороннее) окошко в коридор я никого не увидела, поэтому обошла тюрьму с другой стороны и зашла в комнату охраны. Некоторое время спустя, по дороге из университета Фил спросил меня, что я думаю обо всём этом. Он ожидал, что я произнесу какую-то восторженную высоконаучную тираду, однако вместо этого я разревелась (хотя обычно я очень сдержанный человек) и сказала: «То, что вы делаете с этими ребятами – это ужасно и бесчеловечно!» Дальше у нас был ожесточенный спор. Я была очень напугана, потому что знала Фила уже не первый год и мы даже собирались пожениться. Я знала его, как доброго и отзывчивого человека, всегда внимательного и заботливого, мы никогда с ним серьезно не ругались. Не помню сколько это всё продолжалось, но это было очень тяжело. В конце концов он согласился со мной, признал, что сам за эти дни сильно изменился, что все они внутренне вжились в «тюремные условия» и усвоили себе «тюремные порядки», которые таким образом оторвали их от их привычных человеческих ценностей. Поскольку дело было глубоко за полночь, он пообещал, что остановит эксперимент завтра утром, пригласив всех охранников и всех ранее освобожденных заключенных для совместного обсуждения итогов эксперимента. Вспоминая, спустя годы, об этом дне, я часто спрашивала себя – почему моя реакция была не такая, как у всех. Я думаю причин тому было две: во первых я была совершенно посторонним человеком. Для меня просто не было никакой «роли», и у меня не было никакой личной заинтересованности в результатах этого эксперимента. Спрашивая себя – а смогла ли я поступить так же, если бы я была не молодым профессором, а студенткой, и мое будущее зависело бы от рекомендации д-ра Зимбардо? Смогла ли бы я так поступить, если бы это был «мой» эксперимент? Мне хотелось бы думать, что – смогла бы, но, честно сказать – я не знаю. И второе – я не присутствовала там постоянно, я не имела, не чувствовала, как день за днем ситуация накаляется, я не привыкала к ней. Поэтому для них всё было вроде как по старому, все было «как всегда», всё было нормально, я же сразу увидела и поняла – дурдом. Кроме того, чтобы я стала делать, если бы Фил меня не послушал? В известных экспериментах на «послушание» проф. Милгрима, 90% из тысячи простых американцев послушно совершили убийство, не зная, что это не настоящее убийство, хотя при этом многие кричали и плакали, что не хотят никого убивать – и все же продолжали нажимать на кнопку, посылая видимой им жертве (искусному актеру) всё более и более сильный разряд тока. На следующий день эксперимент был остановлен. Весть об окончании эксперимента заключенные восприняли с неописуемой радостью и воодушевлением, в течении считанных минут их апатию как рукой сняло. В то же время охранники были явно недовольны, что всё закончилось так скоро. Выводы
Честно сказать поначалу мы совсем не думали, что всё так получится. Мы, наоборот, думали, что ребята будут шутить и прикалываться и нормально общаться друг с другом и что наша тюрьма совсем не сможет стать похожей на настоящую. К тому же ведь мы не давали никаких ролей и не объясняли кому как себя вести. Единственное заключение, которое можно было сделать из анализа психологического состояния заключенных до эксперимента и в конце, это то, что зависимые, пассивные личности переносили заключение несколько легче, чем личности самостоятельные, инициативные, независимые, творческие. Других зависимостей между характером и успешностью «адаптации» к тюрьме установлено не было. Лишившись всякой власти и контроля ситуации, поведение заключенных стало крайне пассивным. Единственным видом проявления инициативы было сопротивление выполнению команд надсмотрщиков, причем это сопротивление по ходу эксперимента становилось всё слабее и к концу эксперимента (т.е. всего лишь на 5 день!) у половины заключенных исчезло совсем. Этому способствовала и деиндивидуализация заключенных. «Я понял, что теряю самого себя, чувство собственной личности. Тот парень, которого звали Клэй и который согласился участвовать в эксперименте был от меня всё дальше и дальше, пока не исчез совсем, а я – я – № 819 – остался. Характерно, что после окончания эксперимента заключенные выразили убеждение, что мы выбрали охранников не путем подкидывания монетки, а как наиболее здоровых и сильных, хотя на самом деле разницы в телосложении не было никакой. Вся «сила» охраны, успешно контролировавшей втроем безропотное поведение девяти заключенных была чисто субъективной. Спустя буквально несколько часов после окончания эксперимента их эмоциональный уровень пришел в норму и в дельнейшем, поддерживая связь, ни один не сообщил о каких либо негативных последствиях эксперимента.
Доверь свою работу ✍️ кандидату наук! Имя Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой Выберите тип работыЧасть дипломаДипломная работаКурсовая работаКонтрольная работаРешение задачРефератНаучно — исследовательская работаОтчет по практикеОтветы на билетыТест/экзамен onlineМонографияЭссеДокладКомпьютерный набор текстаКомпьютерный чертежРецензияПереводРепетиторБизнес-планКонспектыПроверка качестваЭкзамен на сайтеАспирантский рефератМагистерская работаНаучная статьяНаучный трудТехническая редакция текстаЧертеж от рукиДиаграммы, таблицыПрезентация к защитеТезисный планРечь к дипломуДоработка заказа клиентаОтзыв на дипломПубликация статьи в ВАКПубликация статьи в ScopusДипломная работа MBAПовышение оригинальностиКопирайтингДругое Нажимая кнопку «Продолжить», я принимаю политику конфиденциальности |
Как компании прогнозируют привычки и манипулируют ими
д.
Это были люди, у которых не было выявлено ни малейших отклонений от «нормы» (никакой повышенной тревожности, агрессивности, мнительности), как правило – представители среднего класса, наиболее взрослые и здоровые как физически, так и психически. У них не было никаких связей с полицией и им специально ничего предварительно не рассказывали ни о жизни заключенных, ни о методах работы надсмотрщиков, чтобы устранить всякую «предрасположенность». По этой же причине среди отобранных не было знакомых друг-другу людей. Всё должно было быть просто и «естественно». Также просто – путем подкидывания монетки — были распределены роли – кому быть заключенным, а кому – надсмотрщиком.
В камерах не было окон, не было иной мебели, кроме матрасов, простыней, подушек для трех заключенных. Иметь личные вещи запрещалось. Охранники были уверены, что внимание психологов будет сосредоточено на заключенных, однако на самом деле записывающие видео и аудио устройства были вмонтированы не только в стены камер, но и в комнате охраны. Охране была выдана униформа цвета хаки, темные очки – исключающие возможности зрительного контакта с заключенными и резиновая дубинка. Все эти атрибуты имели психологический характер – подчеркнуть властность и дистанциировать охранников от заключенных. Применение физической силы правилами эксперимента запрещалось. Охранники были разделены на 3 смены по 8 часов (1 – в запасе), в остальное время они вели свою обычную жизнь.
Там на них завели дело, сняли отпечатки пальцев и поместили в камеру. При этом никто не говорил, что их арест связан с участием в каком-то эксперименте. Всё было вполне натурально. После этого их с завязанными глазами транспортировали в «Стенфордскую тюрьму». Как уже говорилось, этот коридор факультета психологии не являлся точной копией тюрьмы, однако он являлся вполне действенной моделью, воссоздающей тюремную атмосферу. Участники эксперимента должны были себя чувствовать именно заключенными, а не просто участниками эксперимента. Среди наиболее важных моментов были выделены и воссозданы следующие:
Таким образом восстание было подавлено. Стало ясно, что девять охранников могут справиться с девятью заключенными, однако возможности постоянно сдержать такой штат охраны – не было. (Более того, 1 и 3 смены, участвовавшие в подавлении восстания делали это безвозмездно, поскольку никаких «сверхурочных» условиями эксперимента не предполагалось.) Поэтому были использованы более тонкие методы контроля ситуации. Охранники сделали одну из камер – «привилегированной». Трое заключенных, принимавших наименее активное участие в восстании были помещены в эту камеру. Им вернули одежду, матрасы и позволили умыться и почистить зубы. Остальным – нет. Их также особенно хорошо накормили, в то время как остальные «временно лишились этого права», т.е. их не кормили вообще. Через пол дня такой жизни, охранники взяли «хороших» заключенных и поместили их обратно в «плохие» камеры, а вместо них наугад выбрали трое «плохих» и поместили их в «хорошую» камеру. Если причину первого поступка заключенные могли понять, то предположить, что во втором случае охранники сделали это «просто так» они не смогли и решили, что «второму набору» выпали привилегии потому что они являются «информаторами» и таким образом между заключенными возникло взаимное недоверие и подозрительность.
Коллектив был расколот.
При этом охрана не всегда выполняла просьбы и заключенным приходилось использовать полиэтиленовые пакеты, которые оставались в камере, что вело к дальнейшей деградации условий. Возможность читать и смотреть телевизор – изначально предполагавшаяся – была забыта. На право пользования очками или на то, чтобы закурить сигарету также необходимо было получить разрешение надсмотрщика. № 8612 был заядлым курильщиком и таким образом охрана контролировала его с помощью сигарет. Также охрана сконцентрировала на нем свое особое внимание, не упуская случая, чтобы обозвать или как-либо ещё его унизить.
Бывший руководитель восстания был так плох, что вместо отказа, сказал, что он подумает над этим предложением. Когда он вернулся к остальным заключенным (была поверка), он истерично прошептал «Это не эксперимент, это настоящая тюрьма для психологических экспериментов над людьми и нам отсюда не выбраться». Этот шепот волной ужаса и отчаянья прошел по ряду заключенных, после чего четверо из них прекратили всякое сопротивление издевательствам охраны и стали 100% послушными зомби, лишенными всякой тени собственной инициативности и самостоятельности. Ночью состояние № 8612 резко ухудшилось. Главным по тюрьме был в это время ассистент профессора – Крейг Ханей. Он попросил охрану привести его к себе в кабинет (таковы уже были правила, установленные охраной), надеясь, что в кабинете тот сможет немного успокоиться и прийти в себя. Заключенный сказал, что он не в силах больше выносить непрерывные издевательства надсмотрщиков. Видя огромное внутреннее напряжение, прорывающееся то в слезах, то в истерике, Крейг понял, что дело серьезно.
«Была глубокая ночь и я не мог позвонить доктору Зимбардо, своему начальнику. Понял, что решение придется принимать мне. Сейчас, спустя годы, оглядываясь назад принятое мной решение кажется простым и естественным, потому что оно было единственно правильным, то в ту ночь оно таковым не казалось. Я учился на 4 курсе и для меня много значило участие в этом эксперименте, подготовка к которому заняла у нас столько времени и результаты которого были в ту ночь ещё совсем неизвестны. Выпуская заключенного я тем самым рисковал всем экспериментом, который мог сорваться. И всё таки я решил отпустить этого парня, потому что человечность во мне перевесила «научность». На следующий день мне пришлось много чего выслушать от начальства, которое не видело, как плох стал парень ночью и потому сомневалось в правильности моего решения и в моем здравомыслии и «преданности науке» вообще. Однако необходимо было найти какое-то объяснение этому случаю и тут мы попали в свои же собственные сети и уцепились именно за ту идею, которую и пытались опровергнуть.
А именно мы решили, что произошла ошибка в процедуре отбора и в наш эксперимент просочился какой-то «ненормальный», т.е. мы – пытавшиеся опровергнуть стратегию «во всем винить пострадавшего» и доказать, что ситуация может оказывать сильное деформирующее воздействие на личность и психику человека – при первом же серьезном проявлении этого воздействия попытались сами всё списать и во всем обвинить самого пострадавшего, его якобы «дефектную» личность. Это было проще всего, ведь таким образом снималась ответственность за происшедшее со всех остальных. Однако тот факт, что в течении последующих четырех дней патология проявилась ещё у шести заключенных заставил нас призадуматься и пересмотреть свои взгляды.
Заключенным было велено помыться, побриться, причесаться, вычистить и привести в порядок камеры, мы проветрили помещение, пустили по местному радио спокойную приятную музыку и даже уговорили одну милую, привлекательную студентку сыграть роль секретарши, приветствуя и регистрируя наших посетителей на входе. Целью этих действий было убедить посетителей, что всё совсем не плохо. Когда пришло два десятка посетителей, полных чувства умора и оптимизма, готовых увидеть что-то новое и интересное, мы методично взяли их поведение под ситуативный контроль, заставили зарегистрироваться, заставили прождать полчаса, затем объявили, что одного заключенного могут посетить не более двух человек, что время визита ограничено 10 минутами, и что свидание произойдет только в присутствии и под наблюдением охранника. Кроме того, прежде чем встретиться с сыном, родители должны были обсудить его «дело» с начальником тюрьмы. Конечно, поначалу родители стали возмущаться этими неразумными правилами, но, что удивительно, — в конце концов они все им подчинились и таким образом приняли участие в нашей инсценировке.
Когда родители увидели, в каком измотанном и затравленном состоянии находятся их сыновья, многие из них, даже отцы – разрыдались. Когда одна мать сказала, что никогда не видела своего сына таким изможденным, я в ответ быстро перекинул вину с ситуации на самого её сына. «Сам виноват – нечего не спать по ночам!», затем я обратился к отцу – «Вы что, сомневаетесь в своем сыне?» «Нет, нет, конечно не сомневаюсь, он – крепкий парень. Пойдем дорогая, мы и так уже потеряли много времени. До встречи в следующий понедельник!» Таким образом родители остались в рамках самой ситуации и никто не осмелился поставить под сомнение саму ситуацию, но продолжал действовать в её рамках, прося у «начальника тюрьмы» не более как «послабления условий для их сына».
Однако совмещение роли профессора и «начальника тюрьмы» сыграло свою роковую роль, втянув меня самого полностью в ситуацию. Таким образом я перестал действовать как профессор и стал вести и мыслить, как заправский начальник тюрьмы. Я долго упрашивал полицию перевести на время наших заключенных к себе. Полиция отказалась, сказав, что в этот случай страховой компанией не предусмотрен и если что – вся вина ляжет на них. Я взбесился. Затем, посовещавшись, мы решили завязать заключенным глаза, сковать их одной цепью и перевести в кладовую на пятый этаж, а тюрьму тем временем демонтировать, чтобы когда № 8612 вернется с друзьями – я мог бы ему сказать, что эксперимент окончен и все разошлись по домам. Мы так и поступили. После множества хлопот и нервов всё было сделано и я остался в опустевшей «тюрьме» один, нервно ожидая группу ребят с дубинками, готовых разнести всё в клочья, и подумывая о том, а не попросить ли полицию задержать этого парня под каким-либо предлогом на 15 суток. В это время ко мне заглянул один из коллег по факультету, который прослышал, что у нас тут какой-то эксперимент.
Я обрисовал ему ситуацию и он задал мне простой и главный вопрос: «А что, собственно говоря, вы пытаетесь изучить? Какова зависимая переменная в этом эксперименте?» К моему собственному потом удивлению, я ответил на этот грамотный вопрос вспышкой гнева. У меня тут вот-вот вломится банда головорезов, чтобы разнести «мою» тюрьму, а какой-то профессоришко тут разглагольтвует о зависимых переменных! К вечеру стало ясно, что слух о нападении на тюрьму был не более, чем слух. Представьте себе наше состояние. Мы потратили кучу сил и нервов – и всё впустую! Кто-то должен был за это ответить! И этим «кто-то» стали, разумеется, заключенные, которых заставили голыми руками чистить унитаз, отжиматься, ходить гусиным шагом, словом, подвергли всем наказаниям, какие охранники только и смогли выдумать. Продолжительность поверок достигла нескольких часов.
Попав в тюрьму и столкнувшись с местными «порядками» № 819 отказался подчиняться и объявил голодовку. Он надеялся, что его сопротивление издевательствам охраны послужи толчком к восстановлению солидарности между заключенными, их объединения против охраны или, по крайней мере, таким образом он совсем обессилит и его вынуждены будут отпустить. Он ошибался. Уже на 4 день было слишком поздно и бесполезно вывести заключенных из их зомбированной покорности. Таким образом, вместо того, чтобы стать героем, возглавляющим сопротивление жестокости надсмотрщиков, он стал одиноким «источником неприятностей», презираемый заключенными и терзаемый начальниками за то, что не ел «свою поганую жратву». В любом случае, очень быстро № 819 оказался «внутри ситуации», т.е. – не более, чем просто «проблемный заключенный».
Капеллан спросил у заключенных, что они делают, чтобы выбраться отсюда. В ответ на их недоуменный взгляд он ответил, что, чтобы выбраться из тюрьмы необходимо подать прошение о помиловании. Он также предложил связаться с родителями, чтобы те наняли юриста и половина заключенных попросили его об этом. Визит священника совсем размыл грани реальности и после него многие окончательно забыли про какой-либо эксперимент и стали мыслить исключительно в тюремных понятиях._011.jpg)
Та я застал его – рыдающего. Я предложил ему выйти на улицу. Он сказал, что не может выйти, потому что другие заклеймили его «плохим» и не смотря на свою усталость от голодовки, он стал просить вернуть его обратно в камеру, чтобы доказать остальным, что он вовсе не «плохой» и ничего «плохого не делал». Тут я понял, что его тоже пора выпускать и сказал: «Слушай, ты не плохой заключенный, ты не заключенный вообще. Ты – Клей Гебхард, а я — не начальник тюрьмы, я доктор Зимбардо, психолог и это – Стенфордский университет, а не тюрьма! Так что вставай и иди себе домой!» Он перестал рыдать и смотрел на меня взглядом ребенка, очнувшегося от кошмарного сна. Помолчав какое-то время он, наконец, сказал, «хорошо».
Его собственное прошение о помиловании 16 раз было отклонено. Во время этого процесса в глаза бросилось следующее. На предложение отказаться от всех денег в обмен на досрочное освобождение почти все заключенные ответили согласием. Далее, в ответ на наш приказ вернуться в камеру и ждать решения суда, каждый заключенный послушно встал и последовал в свою камеру. Хотя по логике вещей, если им больше не нужны были деньги – то зачем им было продолжать участвовать в эксперименте? Они могли просто встать и уйти. По всему было видно, что эти люди уже неспособны ни к какому сопротивлению, и что для них восприятие «экспериментальной» тюрьмы было совершенно реальным. Также резкое изменение произошло и в самом эксперте – за считанные минуты он превратился в того самого черствого авторитарного судью, которого сам же больше всего ненавидел и который отклонил 16 его прошений. Все прошения о помиловании были отклонены. После объявления этой новости, у половины из оставшихся восьми заключенных началась патология, у одного заключенного начались судороги по всему телу.
Там сидел всего один охранник, который пораньше пришел на работу и ждал начала своей смены. Мы с ним поговорили какое-то время и он показался мне очень милым и интеллигентным человеком. Потом в комнату вошли охранники, окончившие свою смену и я, чтобы им не мешать, ушла к Филу и другим психологам, находившимся на другом конце тюрьмы, откуда они наблюдали за всем происходящим внутри. Когда я вошла, меня подозвали к окошку, сказав, что я увижу кое-что весьма и весьма интересное, потому что сейчас как раз «смена Джо Уейна». Я взглянула в окошко и увидела, что известный «Джо Уейн» – это был тот самый «милый и интеллигентный» человек, с которым я только что разговаривала. Только теперь это был совсем другой человек. Он не только двигался иначе, он стал говорить с южным акцентом (пародируя одного из виденных им киногероев – как выяснилось позже). Он орал и немыслимо ругался на заключенных, выстроившихся в коридоре для переклички. Трансформация была потрясающей – стоило ему одень форму хаки, взять в руки дубинку и войти в тюремный коридор – и вот это уже совсем другой человек – само олицетворение грубости и жестокости, само воплощение «исключительно формального» «ничего личного» «знающего жизнь» тюремного исполнителя.
В 11 вечера заключенных сцепили цепью, надели на головы бумажные пакеты, чтобы они ничего не могли видеть, и с криками и руганью колонной повели в туалет. Охрана была уверена, что на пути в туалет, который находился вне «тюрьмы» за ними уж точно никто не наблюдает и поэтому они позволяли себе всё. Это было отвратительно и просто невыносимо наблюдать. В то же время у Фила и других экспериментаторов это, похоже не вызывало ничего, коме профессионального любопытства: «Ты только посмотри, что они вытворяют! Ну надо же! Как интересно! Иди, иди – посмотри на это!». Я, наоборот, отошла, шатаясь, вглубь комнаты, только и сказав, что «я уже это видела». В ответ на это Фил и другие разразились бурей возмущения о том, что я не хочу смотреть на столь интересные проявления человеческой психики. Они решили, что это я от отсутствия интереса. Их насмешки и комментарии заставили меня усомниться в себе самой, заподозрить себя в действительной глупости и равнодушии к профессии – в добавок к тому, что мне просто было тошно смотреть на то, как охранники унижали и издевались над своими «жертвами».
Только 10% отказались подчиняться, но при этом ни один не пошел против эксперимента как такового, не один не возмутился «что это вы тут делаете!?» Таким образом, не имея своей «роли» и поэтому не затянутая вовнутрь ситуации, я смогла трезво взглянуть и поставить под вопрос саму ситуацию. Потом этот мой поступок называли геройским, но тогда я вовсе не чувствовала себя героем, я чувствовала себя изгоем, сомневалась в собственном здравомыслии и недоумевала, почему моя точка зрения такая «ненормальная», не как у всех остальных. И смогла бы я пойти в ректорат или в комитет по защите прав человека, чтобы начать действия против Фила, с которым мы собирались пожениться? Я не знаю, но я очень рада, что мне не пришлось отвечать на этот вопрос. Ведь системе, насаждающей зло, очень легко «сговориться» с добропорядочными диссидентами или даже с героическими повстанцами просто – дав им грамоты и медали за их «подвиги» и чтоб они держали своё мнение при себе. Для себя я поняла, как легко человек может начать бесчеловечно обращаться с теми, кто находится в зависимости от его помощи или доброй воли, начав оправдывать свою бесчеловечность тем, что эти люди – не люди, «звери», «никчемные», «неполноценные», «уроды», «конченные» и проч.
Этот эксперимент побудил меня заняться исследованием того, как первоначально отзывчивые медсестры, чья самоотверженность беззастенчиво эксплуатируется, «сгорают» на работе и начинают ненавидеть тех самых людей, ради которых они пришли в медицину. К счастью это явление не повсеместное, но оно имеет место быть. А с Филом мы недавно справили 20ю годовщину нашей свадьбы».
Однако, получив власть, охранники начали всё активней её использовать, заняв уверенную, активную позицию. Многие из них признались, что работа, позволяющая им полностью контролировать и управлять ситуацией и другими людьми, доставляла им немалое удовольствие. Это же можно было видеть из видеозаписей, показывавших как охранники часто просто так прогуливались вдоль камер с самодовольным видом, покачивая на руке дубинку, а также из того, что за всё время эксперимента не было ни одного опоздания на работу, ни одного «больничного» или «отгула», ни разу никто не отказался от сверхурочной работы. «Оглядываясь назад, я ужасаюсь самому себе – как мало я имел какого-либо сочувствия к этим ребятам.» Хотя не все охранники заняли агрессивную позицию в отношении к заключенным, но, как уже говорилось, не было отмечено ни одного случая, когда кто-нибудь из охранников пошел бы против «своих», пытаясь остановить садизм наиболее активных коллег. Заключенные также подчинялись и «хорошим» охранникам из страха, что если те их оставят совсем, то «плохие» им сделают ещё хуже.
Наиболее частой формой обращения в тюрьме была команда, причем команда всегда безличная и как правило сопровождающаяся унизительной шуткой или кличкой. Так из общего числа обращений к конкретному человеку 95% всех обращений (в т.ч. и между заключенными) начиналось с какой-либо негативной, унизительной клички, номера, и только в 5% случаев были употреблены имена или упомянута какая-то положительная черта, особенность человека (всё это были не случаи общения заключенных между собой, а случаи обращения заключенных к тюремщику с какой-либо просьбой). Грубая манера обращения у охранников прогрессировала по ходу эксперимента. Так, если во время первой «поверки» было сказано всего несколько оскорбительных слов, и то в шутливой форме, во время последних слов оскорбления произносились примерно каждые двадцать секунд. В ответ на это повышение интенсивности ругани, снижалась интенсивность действий заключенный. Напомним, что физическую силу применять запрещалось, поэму словесные оскорбления были основной формой агрессии.
» Один единственный раз был отмечен факт взаимопомощи – когда один заключенный помог другому. Удивительно и то, что 90% всех разговоров между заключенными в камерах велись о тюрьме. Хотя это были совершенно разные и интересные люди, за весь срок пребывания в тюрьме они ничего друг о друге не узнали. И в то время, когда бы они могли обсудить свои планы на будущее или поговорить о прошлом, словом, в то единственное время, когда они могли бы убежать и оторваться от реальности – они не выходили из под власти ситуации, говоря лишь о еде, охране, поверках, поведении других заключенных и т.п. То есть не было никакой прерывности в их самовосприятии себя как заключенных. Более того, заключенные стали усваивать негативные взгляды охраны на самих себя и стали сами относиться к себе столь же негативно. К концу эксперимента заключенные перестали даже внутренне сопротивляться давлению охраны и были полностью уверены, что охрана так с ними обращается потому, что они этого заслуживают. Точно также они следовали «рекомендациям» охраны и в выстраивании своих отношений с другими заключенными.
Ярким примером тому является их пение про то, что «№ 819 – плохой заключенный». Кроме того, хотя внешне заключенные выглядели вялыми и апатичными, особенно по сравнению с активными охранниками, тестирование показало, что внутренне они в 2 раза более возбуждены, что внутри у них никакого покоя нет. Также в 2-3 раза чаще у них были перепады настроения, чем у сравнительно «стабильной» охраны. То есть эмоциональные реакции заключенных были в несколько раз сильнее, но внешне никак не выражались (кроме судорог и других соматических реакций). По словам заключенных, самым тяжелым была непредсказуемость поведения охраны, её самодурство. В ответ на слабое сопротивление одного заключенного могли наказать его, а могли наказать и не его, а его сокамерников, или же вообще соседнюю камеру. Поскольку результат любого действия был совершенно не предсказуем, большинство заключенных вообще прекратили предпринимать какие-либо действия. За улыбку пошлой шутке охраны, например, можно было быть наказанным, точно также, как и за её отсутствие.
Для охраны не было причины искать разумное оправдание своим требованиям, как в нормальной жизни. В этом мире двух крайностей – крайней властности и силы и крайней же беспомощности и бессилия, каждый учился любить «власть» саму по себе и ненавидеть и презирать себя самого и всякого, кто ею не обладает. Реальные заключенные быстро осваивают методы «компенсации» и «приобретения власти» за счет унижения более слабых сокамерников или образовывая группировки против друг-друга. Также и охранники продолжали усиливать свою власть ради самой власти даже и после того, как заключенные прекратили всякое сопротивление.
Двое из «заключенных» после эксперимента пересмотрели свои карьерные планы и стали – один – адвокатом по делам заключенных, другой – тюремным психологом. Основным выводом исследований явился тот факт, что предсказать заранее, на основании каких либо личностных данных как человек будет себя вести в той или иной экстремально благоприятной или неблагоприятной ситуации нельзя, не поставив этого человека в условия данной ситуации. Кроме того, мы были потрясены эффективностью нашего эксперимента. Страшно подумать, что если наша «Стенфордская тюрьма» смогла за 5 дней оказать столь сильное угнетающее (или деформирующее) воздействие на своих «обитателей», то что же в обычных тюрьмах, где условия намного более жесткие, где есть и реальный риск и угроза физической расправы, где за минимальное нарушение режима можно получить штрафной изолятор и, как следствие – невозможность досрочного освобождения и т.д. Вот письмо, которое я получил от одного заключенного вскоре после публикации статьи об эксперименте: «Я был недавно переведен на другой режим после 37 месяцев одиночного заключения.
У меня был «молчаливый» режим и даже если я пытался шепотом заговорить с парнем из соседней камеры, меня били, травили газом и бросали в узкую щелеобразную камеру, голого, спать на бетонном полу, не позволяя даже сходить в туалет.. Я знаю, что воровство должно быть наказуемо и я не оправдываю воровство, хоть я и сам был вором. Теперь я не думаю, что буду когда нибудь красть, если выйду на свободу. Нет, не потому что я «перевоспитался», просто вещи и воровство меня больше не интересуют. Я думаю только об убийстве. Об убийстве тех, кто меня избивал и обращался со мной хуже, чем с собакой. Я надеюсь и молюсь, что ради спасения моей души и ради моей будущей жизни я смогу преодолеть ожесточенность и ненависть в моем сердце, но это будет очень, очень тяжело».
ru Все права принадлежат авторам размещенных материалов. Обратная связь…Эффект Люцифера. О жестокости во время митингов
Действия людей в униформе во время мирных митингов поразили своей жестокостью. Как возможно, чтобы обычные люди становились настолько агрессивными? Психологические эксперименты американских психологов Милгрэма и Зимбардо позволяют это объяснить. Люди в форме становятся жертвами эффекта Люцифера, механизмов конформности и давления авторитета. Предотвращение такого насилия — сложная задача. Но снимает ли это с людей моральную ответственность? Как можно избежать подобного рода насилия? Знание о том, как на индивида воздействует авторитет, фрейминг и мнение большинства, стимулирует нонкомромистское поведение? Попытались найти ответы на эти вопросы доктор философских наук Дмитрий Волков (Д.В.), PhD Диана Гаспарян (Д.Г.) и научный сотрудник Московского центра исследований сознания при философском факультете МГУ Антон Кузнецов (А.К.).
↓Стэнфордский тюремный эксперимент
А.
К.: Почему человек, одевающий униформу, вдруг становится жестоким садистом? Таких примеров массового садизма или жестокости со стороны людей в униформе очень много в человеческой истории. Например, сталинские репрессии, репрессии в нацистской Германии. Вся история человечества связана с таким видом насилия. И мы понимаем, что люди, принимающие участие в насильственных практиках, по большей части не психологически больные люди или маньяки. Это обычные люди, которые ходят среди нас. У них есть мама, папа. Им говорили, как поступать правильно, а как неправильно, но под влиянием среды и авторитета они начинают вести себя иначе. Начинают переступать границы того, что нам кажется дозволенным и поступать очень жестоко по отношению к другим людям. Этот эффект психолог из Стэнфорда Филип Зимбардо поэтически назвал «эффектом Люцифера». Дмитрий, как вы видите природу такой жестокости?
Д.В.: Ровно год назад в Америке полицейский убил афроамериканца Джорджа Флойда. Это всколыхнуло огромную волну протестов.
Встал вопрос: какие полномочия и какая ответственность лежат на людях, имеющих власть и оружие в руках?
Мы все видим ужасающие фотографии и видео в интернете, как люди с дубинками, в бронежилетах и касках избивают мирное население. Нас, в первую очередь, интересует сам феномен этого насилия со стороны людей в погонах.
Эксперименты о феномене конформности
Д.В.: Мне кажется, что такое насилие вполне закономерное. Еще в середине XX века появились исследования психологов, которые показали, как работают такие механизмы. Один из пионеров в исследовании феномена конформности был Соломон Аш, польский и американский психолог. Он провёл ряд экспериментов, в которых показал: мы видим не то, что даёт нам зрение и органы чувств, мы видим даже не собственную интерпретацию данных чувств, а интерпретацию людей, которые для нас в данном случае являются важными. Соломон Аш дал группе из 10-ти человек сравнить длину полосок. Только один из группы был настоящим испытуемым. Все остальные — “подсадные утки”.
И какое-то время эти “подсадные утки” говорили правильный ответ, а потом в очевидном случае выбирали ответ неправильный. Настоящий участник эксперимента оказывался перед выбором: согласиться с мнением большинства или высказать свою точку зрения. Эксперименты Аша показали, что большинство участников доверялись мнению большинства. Этот феномен называется конформность — изменение в поведении или в мнении человека под влиянием давления со стороны другого человека или группы лиц.
Психолог Соломон Элиот Аш
Дальше было несколько экспериментов, которые очень хорошо проиллюстрировали силу конформности. Эти эксперименты были вызваны, в первую очередь, попыткой объяснить то, что произошло в нацистской Германии. Два психолога, Милгрэм и Зимбардо, провели знаменитые эксперименты, которые показали, насколько сильно на людей действует мнение авторитета или группы.
Стенли Милгрэм провёл эксперимент, в котором испытуемых, якобы произвольно, разделили на две группы: учителей и учеников.
Им рассказывали, что цель эксперимента —определить, насколько наказание влияет на улучшение запоминания. Учителей сажали за большой пульт, на котором были переключатели тока, от самого маленького разряда до самого большого. Испытуемый ученик должен был запомнить пары слов, и когда учитель задавал ему вопрос, правильно вспоминать соответствующую пару. Если он говорил правильно, то никакого эффекта не следовало, но если он отвечал неправильно, то учитель должен был нажимать на переключатель, и испытуемого било электрическим током. Изначально сам учитель тоже пробовал на себе действие тока. Самый маленький выключатель давал достаточно ощутимый разраяд, а дальше напряжение увеличивалось, и самые последние выключатели были обозначены на табло, как «опасные для жизни».
Эксперимент показал, что учителя, несмотря на угрозу жизни учеников, продолжают увеличивать силу тока. В какой-то момент ученик начинал протестовать, говорить, что ему больно и просить прекратить. В это время человек в белом халате настаивал на продолжении эксперимента.
Удивительно, что большая часть людей, которые играли роль учителей, доходили до самого высокого значения в напряжении и били максимальной силой тока. В этот момент со стороны ученика уже не было никаких звуков. Казалось, что он потерял сознание или, может быть, погиб. На самом деле, никакого электрического тока не было, на электрическом кресле сидел актер, который очень правдоподобно играл. Наблюдатели видели, насколько тяжело даются действия учителям. Они кусали губы и ногти, обливались потом, но продолжали эксперимент.
Вывод Милгрэма был такой: несмотря на то, что физически участники эксперимента были свободны, они настолько сильно поддавались власти авторитета, человека в белой одежде, что были готовы просто зажарить до смерти других таких же участников эксперимента.
↓Эксперимент Стэнли Милгрэма
Самый, наверное, известный — это Стэнфордский тюремный эксперимент. Молодых людей, в основном студентов, разделили на две группы. Первые должны были играть роль тюремщиков, а вторые — роль заключенных.
Им дали инструкции, как себя вести. От заключенных ждали лишь послушания, а тюремщики должны были периодически пересчитывать заключённых и давать им еду. Инструкции не предполагали какого-то насилия со стороны тюремщиков. Но буквально через 2-3 дня эксперимент превратился в настоящую тюрьму. Тюремщики стали физически и морально издеваться над заключенными. Они стали раздевать их, запирать в шкафы, запрещать им пользоваться туалетом, пересчитывать их каждые полчаса-час, причем эти пересчеты длились по несколько часов. Вплоть до того, что их заставляли прыгать, отжиматься, приседать, называть друг друга по номерам и так далее. Когда эксперимент превратился в настоящую тюрьму, Филипу Зимбардо пришлось остановить эксперимент, потому что часть заключенных находились в таком психологическом состоянии, в котором это уже становилось опасным для их здоровья.
Что нам показали эти эксперименты? Они показали, что власть авторитета и референтная группа значительно влияют на поведение человека и иллюзорно снимают с него чувство ответственности.
Американский социальный психолог Филип Джордж Зимбардо
А.К.: Вы считаете, что в ситуациях крайней жестокости со стороны людей, действуют те механизмы, о которых вы сейчас рассказывали, правильно?
Д.В.: Я пытаюсь сказать, что те факторы, которые действовали в данных экспериментах, действуют на людей, являющихся носителями власти. Во-первых, они обладают некоторым единством, которое обеспечивается не только какими-то психологическими вещами, но и формальными. Во-вторых, у них есть атрибуты власти: униформа, оружие. Применяют они его или нет — это то, что определяет их роль. В некотором смысле эти вещи вынуждают их. И они, на самом деле, становятся жертвами «эффекта Люцифера». С моей точки зрения, они не только агрессоры, но в какой-то мере ещё и жертвы.
Этическая неоднозначность теоретического обсуждения насилия
А.К.: Диана, как бы вы сформулировали свою позицию, и что бы сказали в ответ на слова Дмитрия?
Д.Г.: Я пытаюсь понять, как возможно, что люди при определенных условиях начинают вести себя нетипично и избыточно агрессивно.
Поэтому я хотела бы сделать небольшую извинительную оговорку, в связи с иллюстрацией, которую предлагает Дмитрий. Мне кажется, если уточнить, почему выбранный пример не вполне правильный, то это покажет, как устроен данный эффект.
Что меня смущает в предложенной Дмитрием параллели? Если мы обратимся к этим двум классическим примерам, Милгрэма и Зимбардо, то заметим такую удивительную вещь — практически все они выстроены так, чтобы не сказать правду участникам.
Если мы обратим внимание на логику и практику этих экспериментов, то увидим, что их связывает одна общая черта, которая совершенно замечательно укладывается в само определение эффекта Люцифера. И там, и там есть дьявольские мотивы. Именно они зачастую заключаются в том, чтобы отвести глаза от правды и выстроены таким образом, что ничего не подозревающие испытуемые помещаются в условия, которые предположительно носят гуманистический контекст. То есть, во-первых, всё совершенно легально, во-вторых, — гуманно.
Кто оспорит гуманистические мотивы университета, который проводит невинный эксперимент? В нем тестировалась связь боли и памяти, то есть совершенно невинная вещь.
Всё сделано так, чтобы было незаметно совершение насилия: нигде не произносились слова “насилие”, “запугивание”, “страх”, “подавление воли”, в качестве инструктажа не произносились какие-то правила, чтобы одни запугивали других или действовали насильственным образом. Всё сделано так, чтобы обмануть испытуемого. Мне кажется, это важно, потому что данные эксперименты тестируют немножко другие вещи. Они показывают, насколько мы справляемся с решением этических задач. Зачастую этическое действие требует решения достаточно сложной неочевидной задачи, где этический вывод сокрыт. Им нужно было разобраться, что за этим достаточно толстым массивом обманывающих их действий всё-таки скрывается неэтичный поступок.
Представим съемки кинофильма о действиях нацистской Германии и холокосте, где необходимы сцены насилия. Задача кинорежиссёра — привлечь внимание зрителя, пробудить самые лучшие чувства и заставить подумать, что такое никогда не должно повториться. И ему удастся реализовать свою цель, если сцены будут сняты максимально правдоподобно.
Режиссер принимает решение использовать не симуляцию насилия, а реальное насилие над своими актёрами. Мы спрашиваем себя: допустимо ли это? Вот такие ситуации являются примерами, когда эффект Люцифера может проявиться или нет. По итогам проведения этих экспериментов человечество осознало, что нельзя проводить такие эксперименты. Сейчас этический комитет — это одна из самых строгих институций в университетах, которая просто не позволит таким экспериментам состояться и не позволит кинорежиссёру сделать задуманное.
Почему, на мой взгляд, события в мире не подходят под этот эффект? Потому что нет мотива сокрытия, никто не обманывает участников, которым ставится задача как-то воздействовать на протестующих. К сожалению, это другая ситуация, где неэтичность поведения, в данном случае проявление насилия, проговаривается вполне открыто. Здесь напрашивается другой пример: карательная акция, к которой склоняется римский цезарь, желая огнём и мечом проучить восставшую провинцию и сделать так, чтобы она в ближайшие 100 лет больше никогда не восставала.
Своим солдатам или людям, представляющим его интересы, он ставил конкретную цель, а именно: добиться страха и чувства подавленности у определённой группы людей и действовать насильственно.
Вторая ситуация — это открытое, преднамеренное причинение зла и насилия. И здесь проблема сложнее, глубже. Я не очень понимаю, как отвечать на вопрос, почему так происходит с философской точки зрения. С практической гораздо проще и яснее. Почему становится возможным проявление открытого, немотивированного насилия — это не проблема первого типа.
А.К.: Ты считаешь, что здесь не имеют места те механизмы эффекта Люцифера, о которых говорил Дмитрий, поскольку здесь есть сокрытие и в данной ситуации это не этот эффект.
Дмитрий, мне кажется, что всё-таки здесь есть эффект Люцифера плюс ещё кое-что ещё. Как по-твоему, эта тема с несокрытостью насилия что-то меняет?
Д.В.: Ответ Дианы для меня немножко неожиданный, потому что я ждал критики эксперимента, в первую очередь.
Но мне кажется высказывание Дианы интересное.
Я бы хотел объяснить, почему с ним не согласен. Есть социолог Ирвинг Гофман, известный тем, что много писал об эффекте фрейминга или рамочном анализе. Концепция фрейминга полезна тем, что она позволяет выделить события и интерпретации. Например, люди с дубинками в чёрной одежде и касках бьют и опрокидывают на землю демонстрантов: мужчин и женщин, молодых и пожилых. Или ещё одно событие: чернокожего мужчину белокожий офицер опрокинул на землю и держит коленом около шеи, давит им. Дальше эти события можно очень по-разному формулировать: происходит задержание преступника или происходит удушение человека. Мы одно и то же событие, в данном случае событие в Америке, описываем двумя разными способами. И в том и в другом случае мы имеем совершенно одинаковые события, и совершенно разные интерпретации. Средства массовой информации — это 4-я власть, так как они позволяют сформулировать описание события и могут превратить его как в отрицательное, так и в положительное.
Возможно, офицерам говорят: «Душите их» — такое возможно. Или им говорят: «Вы должны задержать преступников и не проявлять к ним особого милосердия, потому что это приведёт к гражданской войне». И то и другое — команды, которые поступают от авторитета. Диана говорит, что в данном случае нет сокрытия. Я не знаю, поскольку не являюсь инсайдером этих событий и предполагаю, что фрейминг имеет место. А фрейминг, в каком-то смысле, сокрытие. Если людям отдают команду «предотвратите гражданскую войну, вы должны наказать преступников, не подчиняющихся закону», то, в принципе, это и есть то сокрытие, которое ничем не лучше того, что происходило у Зимбардо и Милгрэма.
Социолог Ирвинг Гофман
С другой стороны, хочу сказать в защиту этих экспериментов, что мотивом действительно было изучение памяти или каких-то других механизмов. Но какой должен быть фрейминг, чтобы не понять, что электрошок для людей — это отрицательное действие, и что эксперимент зашёл далеко за рамки. Теперь это угрожает человеческой жизни и причиняет серьёзную боль.
Поэтому, мне кажется, что сокрытие в обоих случаях — это фрейминг, и в каком-то смысле позитивный.
А.К.: Диана, а когда говорят прямо: «Идите и избейте их», но подается это в рамках какого-то общего фрейминга, что сейчас это правильно и адекватно. Да, мы действуем иногда не по правилам, но знаем, что это правильно сейчас. И исходя из убежденности авторитетом, у людей не возникает представления, что они переступают грань. Если вспомнить детали Стэнфордского эксперимента, то среди студентов-надзирателей был один человек, знавший как устроено насилие и научивший остальных. Он был фанатом соответствующих фильмов. Другие, как они сами потом признавались, сопротивлялись и внутренне не готовы были поддаваться, но пошли на фрейминг, то есть согласились и подчинились авторитету. Значит такая не сокрытость на самом деле имела место и в экспериментах. Фрейминг присутствует везде. Что ты на это скажешь?
Значение властного и идеологического контекста
Д.Г.
: Да, это важное уточнение. Но мне кажется, Дмитрий оговорился, сказав «какой должен быть фрейминг, чтобы не понять, что электрошок для людей —– это отрицательное действие, и что эксперимент зашёл далеко за рамки.», ведь перед этой фразой он говорил так, словно бы омоновцы вполне себе могут не замечать хруст костей — это что-то уже недопустимое. Тут уж я вправе спросить, какой же должен быть фрейминг, чтобы они этого не заметили. Мне кажется, что может быть некоторая неуютность от сделанной без всяких оговорок параллели этих экспериментов с событиями в мире, из–за того, что мы обсуждаем это слишком абстрактно.
Дмитрий говорит, что не знает, какие могут даваться указания, и какие они могут быть в данной ситуации, и это правильно. Например, определенную идеологическую составляющую, которую сложно назвать фреймингом, можно именовать более традиционно и старомодно идеологией пропаганды. По крайней мере, если мы можем доверять фактам, которые до нас доходят, то, безусловно, людям говорят про профилактику революции, то есть идет идеологическая обработка.
Но если всё-таки присмотреться к ней, то заметим, что здесь гораздо больше очевидного, чем в экспериментах, которые заведомо проводятся в другом контексте, ненасильственном. Они делаются с точки зрения научных открытий, улучшений жизни человека и так далее. Здесь же контекст властный, говорится о том, что нужно проявить агрессию, потому что это важно для сохранения власти. Поэтому, к сожалению, знак равенства ставить уже очень сложно. Кроме того, нам нужно допустить, что люди, которым отдаются определённые команды, вообще не должны думать в данной ситуации. Потому что если они хотя бы минимально начнут думать, то будет понятно, что речь идёт о совершенно мирном протесте.
Дмитрия, насколько я понимаю, интересует тема конформности, то есть в каких условиях человек проявляет себя как конформист. Но удивительно, что когда я думаю об этих событиях и вооружённых людях, которые избивают мирных людей, мне кажется, что они ведут себя на редкость не конформно. Им нужно преодолевать гораздо большее сопротивление гражданской инертности, потому что необходимо подойти, схватить человека, который на него не нападает и безоружен.
Это абсолютная жертва. Да, ему нужно проявить себя агрессивно и насильственно в условиях, когда каждый человек, который хотя бы минимально встречался с насилием, знает, что часто насильник ждёт какой-то провокации от своей жертвы.
Люди, наделенные властью и облачённые в определенную амуницию, делают вещи настолько противоестественные и психологически сложные, что хочется понять, как и что их мотивирует. Если мы рассуждаем не абстрактно и всё-таки применяем вот эту идеологию, то можно заметить, что эта идеология очень плохо работает и трещит по швам, потому что чаще всего речь идёт о разгоне мирных граждан, которые не сопротивляются. Поэтому сложно здесь проводить такую параллель, мне кажется.
А.К.: Со стороны человека с опытом пребывания в силовых структурах, я бы сказал, что у тебя очень сильная рационалистическая установка в обсуждении. Ты сама много раз говорила, что эти эксперименты чистые, воздушные, с правильными помыслами. И даже в таких условиях люди умудряются вести себя просто чудовищно.
Что же говорить о митингах, когда уровень социального напряжения такой высокий.
И здесь возникает вопрос, а как же быть с ответственностью? Давайте вспомним, что нас интересует именно феномен конформного поведения и подчинения авторитету, который имел место во всей истории. Как быть с ответственностью людей? Можно сказать, что они жертвы этой системы, как, например, было в нацистской Германии. Но как быть с ответственностью в случае митингов? Дмитрий, вы сказали, что они жертвы. Вы считаете, что они не несут ответственности?
Проблематичность психологических экспериментов и сохранение их значимости
Д.В.: Для начала я хочу упомянуть, что на самом деле эксперименты Зимбардо и эксперимент Милгрэма подвергались критике, и чистота их не доказана. Их не удалось полностью воспроизвести. Вообще, попытки повторить классические, провокационные, претендующие на значимые открытия эксперименты — это большая проблема современной психологии. Но мне кажется, что Вторая мировая война — это такой большой, настоящий эксперимент, и нацистская Германия — лучшее доказательство тому, как конформность работает в мировой истории и влияет на общество.
Теперь про ответственность. Я считаю, что человек, который знает об эффекте Люцифера склонен к тому, чтобы не становиться его жертвой. То есть знание — это способность отчасти избежать таких эффектов. Не на 100%, но в какой-то степени. Мне кажется, если бы сотрудники силовых структур изучали психологию более подробно и внимательно, то были бы более гуманны. И мы бы избежали излишнего насилия. Сам факт того, что они могут противостоять, с моей точки зрения, даёт основания для моральной ответственности, некой производной свободы воли. То, что человек находится в какой-то административной роли или в референтной группе, всё равно не снимает с него полностью ответственность, потому что мы видим, что во многих ситуациях единицы всё равно поступают по-другому.
В экспериментах Зимбардо и Милгрэма были люди, которые становились как бы героями, выступая против большинства. Сама возможность таких альтернативных действий является основанием для моральной ответственности остального большинства.
Если кто-то один может поступить так, то и большинство могло бы поступить таким образом. Значит большинство, которое душит, бьёт, избивает виновно в том, что оно делает. Если это действительно преступление.
Эксперимент Стэнли Милгрэма
А.К.: Диана, а что вы думаете насчёт ответственности?
Д.Г.: Здесь мы с Дмитрием солидаризируемся, потому что я тоже считаю, что ответственность должна быть. Но нужно сделать оговорку. Считаем ли мы, что вопрос об ответственности предполагает автоматическое совпадение юридической ответственности и этической? На мой взгляд, нет. Вопрос можно разбирать с сугубо юридической точки зрения, и это будет один вид разбирательства, а можно лишь с этической. Мне кажется, ответ на подобный вопрос всегда должен учитывать определенную конкретику. Но какие критерии при этом должны участвовать? Критерии сокрытости или не-сокрытости, например, важны. Мне кажется, когда мы начнём разбираться с вполне себе определенными случаями, не воспользоваться ими очень сложно.
Поэтому важно понимать, знал ли человек, что происходит. Если пожилой человек попросил кого-то перевести чемодан на самолете, поскольку сам он не может летать, и человек пошёл на встречу, но при этом перевёз взрывчатку или наркотик — это одна ситуация. И совсем другое, если человек вёз свой собственный чемоданчик со взрывчаткой. В подобных экспериментах и реальных ситуациях это важно. Моральную ответственность они несут, но важно, в какой мере они понимали, что происходит.
И когда мы будем с ними разговаривать, если им удастся показать, что они не могли понять происходящее, то, мне кажется, это может их оправдать.
Морально ли поведение большинства, потому что оно большинство?
А.К.: А как вы считаете, морально ли поведение большинства, имеющего физическую силу или численное превосходство, которое подавляет меньшинство в независимости от чьей-то правоты? Например, давайте представим, что всё, о чем мы говорим, происходит со стороны большинства людей к меньшинству.
Как здесь будет моральная ответственность распределяться?
Д.В.: Бить слабых — плохо. Мне кажется, что подходить к этому вопросу нужно с точки зрения утилитаристской морали, согласно которой действие положительно, если оно минимизирует страдания. И, с моей точки зрения, когда большое количество людей бьёт меньшее количество людей, это приводит к большему количеству страданий. Если этот принцип будет работать, то страданий будет больше.
Общество во многом движется несогласными. Во многом меньшинство для общества имеет ключевую ценность. Конечно, должны быть рамки, в которых существует меньшинство. Но угнетение любых меньшинств чаще всего приводит к объединению общества на основе старых, низменных, неправильных принципов.
А.К.: Диана, вы согласны с Дмитрием?
Д.Г.: Да, совершенно согласна, только, может быть, не с утилитарной точки зрения. Мне кажется, что в вопросе разделение на большинство и меньшинство на помощь приходит Джон Гобсон, который сказал, что это очень условное разделение.
Во-первых, если мы говорим о сильнейших и слабейших в физическом плане, то физическая слабость компенсируется, к примеру, хитростью. И в этом смысле все равны. Поэтому, когда мы говорим, что фрейминг работает в случае с прокладыванием границ между большинством и меньшинством, нужно помнить, что это очень условные границы, и завтра мы будем в меньшинстве, а не в большинстве.
Во-вторых, большинство, полагающее, что оно имеет какие-то права в силу своего количественного доминирования, должно понимать, что завтра оно будет решать вопрос с новым меньшинством. И через какое-то время с другим. В итоге эта логика абсолютно провальна, как в случае с нацистской Германией, когда под меньшинство могли попасть сначала по одному принципу, потом по другому, а потом по третьему. И в целом это совершенно произвольный принцип, который в конце концов съест и нас.
А.К.: Диана, а как сделать так, чтобы насилия не было? Дмитрий предложил свою версию — знание. То есть люди будут становиться гуманнее, больше демонстрировать не конформистское поведение и так далее.
Как, по твоему мнению, искоренить такой тип насилия?
Д.Г.: Приходит на ум сразу знаменитое кантовское «имей мужество пользоваться своим собственным умом», как один из способов профилактики. Мы понимаем, что если нас с детства воспитывают в духе критического мышления, то это даёт очень хороший иммунитет и замечательную прививку. Но мы всё равно не застрахованы. Как минимум нужно понимать, что если что-то и защищает от погружения во тьму конформизма, то это именно ставка на своё собственное мышление, знание в широком смысле, — это осознание, то есть способность сомневаться тому, чему учат, например, философии. А критическое мышление — это не способность подвергать авторитеты сомнению, а способность самого себя постоянно ставить под вопрос, сомневаться в самом уверенном и волевом импульсе. Наверное, это одно из самых мощных противоядий против аффективного помутнения рассудка в направлении зла.
И я хочу уточнить про этический суд. Я согласна с Дмитрием, что знать необходимо не только об экспериментах, но и об определенном историческом опыте.
Например, в Германии люди многократно промысливали опыт того, что с ними случилось в нацистский период, то есть совершили коллективное осознание этих вещей. И они приняли решение не в пользу вытеснения травматического опыта.
А.К.: Дмитрий, в чём же, на твой взгляд, противостояние этому злу заключается? Как от него избавиться? Насколько ты солидарен с мнением Дианы?
Д.В.: Если только один человек проявляет героизм и противодействует большинству, то второму, третьему и четвертому становится это делать гораздо проще.
Я бы хотел ещё раз вернуться к экспериментам. Обратите внимание, если в этих экспериментах хотя бы один человек противостоял злу, то вероятность того, что второй, третий, четвертый человек также начинали присоединяться, была намного выше.
Поэтому первое — это знание, о котором мы говорим, а второе — это ориентация на героев. Потому что они позволяют открывать пути, которые расширяют наши альтернативные возможности.
Стэнфордский тюремный эксперимент 1971 года, показывающий авторитарное насилие, все еще актуальное сегодня
Загружено 15 октября 2020 г.
Майкл Фортино, доктор философии
опубликовано в Криминально-правовых новостях
ноябрь 2020 г., стр. 18
Рубрика: Неправомерное поведение охранника, Жестокость/избиения охранников. Расположение: Калифорния.
Майкл Фортино, доктор философии.
Вы можете не помнить 1971 Тюремный эксперимент Стэнфордского университета. Возможно, вы еще не родились, но результаты этого печально известного исследования показали реальность, в которой обычные люди, получившие роль «тюремщика», почти сразу же превращаются в садистов, властолюбивых конформистов, которым удается находить удовольствие в жестоком обращении со своими заключенными. . Исследование столь же актуально для анализа сегодняшних необузданных тюремных охранников или полицейских, как и для контролируемой среды почти 50 лет назад.
Эксперимент был детищем профессора психологии Стэнфордского университета доктора Филипа Зимбардо, который представил недвусмысленное доказательство того, что при определенных условиях сила и авторитет часто стирают границы между правильным и неправильным и развращают психику для совершения немыслимых действий, включая оскорбление нашего ближнего.
В исследовании 1971 года приняли участие 24 студента для участия в эксперименте с ролевой игрой, в котором девять человек были назначены «тюремщиками» или «тюремными охранниками», а 15 — пленниками. Эксперимент проходил в подвале одного из зданий Стэнфорда, который был превращен в импровизированную тюрьму с непроницаемыми тюремными камерами. Структура была разработана таким образом, чтобы «заключенные» студенты не могли случайно прекратить эксперимент по своему желанию, а также гарантировала, что тюремные охранники имеют полный и абсолютный контроль над своими пленниками.
Ролевая игра должна была проводиться в течение двух недель, но впоследствии была закрыта всего через пять дней, потому что студенты-охранники стали настолько физически и словесно оскорблять студентов-заключенных, что казалось вероятным непоправимый вред. Зимбардо был вынужден вмешаться из-за страха за благополучие своих заключенных учеников, которые проявляли признаки крайнего стресса, беспокойства и беспомощности в результате применения к ним чрезмерной силы и жестокого обращения.
Было ли это той ролью, которую играл каждый ученик, получив полномочия «охранника», или эти ученики-охранники уже имели агрессивный и контролирующий характер до своего назначения? Ответ был очевиден для Зимбардо: процесс отбора был совершенно случайным, и студенты, выбранные в качестве «тюремщиков», не проявляли явных признаков агрессии по сравнению с теми, кто был выбран в качестве «заключенных». Выводы Зимбардо позволяют предположить, что именно роль, отведенная студенческим «охранникам», изменила их личность и расслабила их чувство совести. Звание «тюремщик», кажется, само по себе вдохновляло на большую, чем жизнь, более авторитарную роль, которая, казалось, позволяла им верить, что они могут действовать безнаказанно.
Перенесемся на сегодняшний день. Когда мы смотрим сцены национальных новостей, которые освещаются на плоских экранах в нашей гостиной, мы загипнотизированы насилием, происходящим на улицах таких городов, как Портленд, Рочестер, Кеноша или Миннеаполис.
Внезапно мы обнаруживаем, что встаем на сторону определенной фракции этих беспорядков и позволяем небольшой части нашей личности разозлиться, даже сидя дома в одиночестве. Мы испытываем гнев, разочарование, стресс или беспомощность в зависимости от социального нарратива, который мы приняли для себя. Стэнфордский эксперимент может действительно иметь место в нашей жизни, когда мы смотрим на мировые события со стороны. Мы обнаруживаем, что глубоко привержены повествованию, с которым мы согласились. Мы принимаем чью-либо сторону и часто блокируем точку зрения оппозиции как чепуху или двусмысленность. Даже находясь в своей гостиной, мы обнаруживаем, что играем роль протестующего, или антипротестующего, или правоохранительных органов, и мы фантазируем о том, как мы могли бы изменить ситуацию. Мы становимся более эмоционально наделенными энергией, исходящей от нашего телевизора или экрана компьютера, и мы начинаем понимать, что относимся к роли авторитарного или жертвы, но редко мы способны оценить и то, и другое.
Рассмотрим недавнюю сцену с участием группы протестующих матерей в Портленде, каждая из которых стоит бок о бок, демонстрируя сопротивление со сцепленными руками. Эти «мамы», одетые в велосипедные шлемы, заняли позицию перед другими протестующими как в знак солидарности, так и в знак того, что они хотели защитить других протестующих от жестокости полиции. Они считали, что их присутствие в качестве группы миролюбивых матерей, не склонных к насилию, скорее всего, удержит полицию от дальнейшей жестокости. Мамы были совершенно неправы. Похоже, что несколько одетых в военную форму сотрудников правоохранительных органов, которым было поручено сдерживать протест, восприняли этих конкретных протестующих как ничем не отличающихся от любых других и поэтому начали распылять слезоточивый газ в лицо нескольким «мамам» в демонстрации силы, которая предполагала , «у нас есть полномочия, у вас нет».
Что заставило этих офицеров действовать с такой ненужной агрессией? Это была униформа? Энергия с улицы? Было ли это чувство товарищества и лояльности, которые они питали к своим товарищам-офицерам как часть более крупной системной миссии? Зимбардо, вероятно, предположил бы, что их чувство авторитета в этой среде превратилось в нечто, известное как «структурное насилие».
Доктор Бэнди X. Ли, судебный психиатр из Йельской школы медицины, подтверждает, что, как и в Стэнфордском тюремном эксперименте, речь идет «о влиянии институциональной структуры. В защиту таких чрезмерно усердных или авторитарных действий лиц, представляющих правоохранительные органы, мы делаем удобное оправдание, что это всего лишь действия «несколько паршивых парней». Ли, однако, считает, что такие акты агрессии являются продуктом «структурного насилие», которое она описывает как «самую смертоносную форму насилия».
Наказание против терапии
«Структурное насилие» порождается
авторитарным режимом или культурой карательных правил и законов. Это образ мышления, который считает, что наказание, а не поведенческая терапия, является более эффективным средством уголовного правосудия. Рассмотрим тюремную систему. Можно просто оценить показатели пенитенциарной системы по повторным правонарушениям и рецидивам. В США сохраняется один из самых низких показателей рецидивизма на мировой арене, но при этом они считаются одной из самых карательных систем, в которых содержится больше заключенных на душу населения и они получают более длительные сроки заключения, чем в любой другой стране мира.
Проще говоря, это провал на нескольких уровнях.
Общества, подобные тем, что существуют в Нидерландах, Германии и Швейцарии, придерживаются совершенно иной философии уголовного правосудия и наказания. Предпосылкой для этих развитых стран является сосредоточение внимания на реформах, а не на возмездии. С момента вхождения система предназначена для повторного вхождения в общество. Эти пенитенциарные системы укомплектованы преимущественно поведенческими психологами и социальными работниками, занимающимися улучшением поведения. Программа предназначена для того, чтобы ассимилировать заключенного обратно в его сообщество в качестве продуктивного члена общества. Заключенных часто размещают в жилых помещениях квартирного типа, где им поручено вести бюджет, поддерживая график работы. Их хвалят за достижения, а не осуждают просто за то, что они попали в тюрьму. И во многих из этих более продвинутых пенитенциарных систем заключенные освобождаются с запечатанной записью, чтобы никто в обществе не знал, что заключенный когда-либо находился в заключении.
Заклеймить человека уголовником на всю жизнь считается смехотворным в большинстве развитых стран. Их миссия — дать заключенным настоящий второй шанс на жизнь.
К сожалению, в американской пенитенциарной системе все наоборот. На самом деле, почти каждый аспект системы предназначен для лишения заключенного избирательных прав в попытке гарантировать, что он или она останется «под опекой государства» на всю жизнь. Большинство заключенных при входе сразу же дегуманизируются и идентифицируются просто по номеру дела. Тюремным охранникам предписано называться по имени, никогда не обмениваться рукопожатиями или общаться на личном уровне, и им не рекомендуется делать комплименты или подбадривать даже самых продуктивных заключенных. «Сотрудник исправительного учреждения» — это воплощение оксюморона, но оно используется во всей американской пенитенциарной системе.
Мы также должны учитывать количество заключенных в США, как на уровне штатов, так и на федеральном уровне, которые гибнут от рук жестоких авторитарных охранников.
Согласно другому участнику авторитарной теории «структурного насилия», доктору Дэвиду Рейссу, также профессору Йельского университета, «при определенных обстоятельствах люди могут вести себя очень садистски, авторитарно, агрессивно». не часть того, что они считают своей обычной личностью».
«Доктор. Джекил и мистер Хайд
Мы видим это каждый день в тюрьмах Америки. Сотрудники исправительных учреждений, которые ездят на работу из своего дома в пригород, у которых есть семьи, которые посещают церковь, добровольно работают тренерами и в остальном являются хорошими, порядочными, богобоязненными людьми, пока не прибывают «в офис». Многие охранники, а также полицейские проходят своего рода «докторскую практику». Превращение Джекила и мистера Хайда, когда они начинают свою смену. Некоторые охранники прибывают на тюремный двор, чтобы отомстить своим пленникам. Они берут на себя роль сторонников дисциплины, движимых личным крестовым походом, чтобы наказать тех, кто находится в тюрьме за предыдущие проступки заключенного.
Мы видим такое же расположение полицейских, прибывающих на место протеста. Слишком часто это одни и те же люди, которые отрицают свою жестокость, садизм или навязчивость, и часто это те самые офицеры, которые получают похвалу и продвижение по службе от своего начальства после акта агрессии. Далее Рейсс предполагает: «Это процесс, когда сначала нужно преодолеть отрицание и признать наличие проблемы».
Наблюдение, вытекающее из Стэнфордского эксперимента, было получено от студентов, игравших роль заключенных. Каждый из них чувствовал себя беспомощным в руках своих похитителей и начал верить, что они не могут сделать или сказать ничего, что могло бы изменить ситуацию для тех, кому была дана власть заключать их в тюрьму. Похоже, именно это чувство находит отклик у многих антиавторитарных протестующих, которые просят справедливости посредством мирных протестов, но обнаруживают, что их призывы к переменам просто не находят отклика. Большинство считает, что отдельные офицеры сострадательны и сочувствуют системе, нуждающейся в реформе, но они играют определенную роль во время протестов и часто действуют как часть сплоченного боевого отряда, которому поручено «победить врага».
Как только офицер надевает униформу, он или она теперь представляют «авторитарное правление» «закона и порядка». Режим обретает самостоятельную личность, перед которой стоит задача представить подавляющую демонстрацию силы для защиты неприкосновенности системы. Кажется, это момент, когда мирный протест и роль миротворца ломаются. Именно в эту точку кипения бросают снаряды, размахивают дубинками, а иногда и летят пули. Это война с американцами с одной стороны и американцами с другой.
«Авторитарное правление» и непреднамеренный результат «структурного насилия» происходит в наших тюрьмах и на наших улицах, а также во всей системе уголовного правосудия. В отличие от Стэнфордского эксперимента, сегодняшняя система уголовного правосудия, к сожалению, не является экспериментом. В 1971 году Стэнфордский эксперимент быстро достиг уровня неконтролируемого хаоса и привел бы к катастрофическим результатам, если бы не вмешался профессор Зимбардо. Все, что может понадобиться сегодня, — это такое же хладнокровное руководство, чтобы вмешаться, «выдернуть вилку» и вернуть всех к реальности — реальности, в которой мы все на одной стороне.
Источник: салон. импровизационная драма, созданная подающим надежды психологом того времени Филиппом Зимбардо.
Так что, пожалуйста, давайте перестанем называть это «экспериментом» и прекратим преподавать его на уроках психологии. Удивительно, как много людей до сих пор верят в то, что эксперимент является заслуживающим доверия исследованием, основанным на объективном наборе гипотез и научных методологий.
Как мы узнали за последнее десятилетие, поскольку стало доступно больше доказательств — и после того, как другой группе исследователей не удалось воспроизвести первоначальный эксперимент — мало сомнений в том, что первоначальное исследование не имеет для нас большого научного значения. Кроме того, как рассказать хорошую историю, в которую другие действительно хотят верить.
Филип Зимбардо — психолог из Стэнфорда, который провел исследование в 1971 году и опубликовал свои результаты в Naval Research Reviews (1973) благодаря частичному финансированию Управлением военно-морских исследований.
Позже он опубликовал свои открытия для гораздо более широкой национальной аудитории в этом пантеоне научных открытий, The New York Times Magazine (Зимбардо и др., 1973). Это подтолкнуло Зимбардо к тому, чтобы стать одним из самых узнаваемых национальных имен в психологии — родословной, которой он, возможно, торговал на протяжении большей части своей карьеры.
Бен Блюм из Medium написал подробный критический анализ Стэнфордского тюремного эксперимента, описав все причины его провала на основе простых фундаментальных научных данных. Возможно, «эксперимент» также не сообщил нам ничего обобщающего о человеческом состоянии.
Если вы помните, Стэнфордский тюремный эксперимент случайным образом распределил набор из 24 белых студентов мужского пола в одну из двух групп, заключенных или охранников, в выдуманной «тюрьме» в подвале одного из университетских академических корпусов. здания. Эксперимент был рассчитан на две недели. Но всего через пять дней эксперимент был прекращен из-за того, что надзиратели стали вести себя очень жестоко по отношению к «заключенным».
Заключенные, в свою очередь, тоже становились очень подавленными и покорными. Вот традиционное повествование об эксперименте, согласно Википедии, которое до сих пор регулярно преподают как «факт» на курсах психологии в университетах по всему миру:
Некоторые участники развили свои роли офицеров и применяли авторитарные меры и в конечном итоге подвергли некоторых заключенных психологическим пыткам. Многие из заключенных пассивно воспринимали психологическое насилие и по требованию сотрудников активно преследовали других заключенных, которые пытались этому препятствовать. Зимбардо в роли суперинтенданта допустил, чтобы злоупотребления продолжались. Двое из заключенных ушли в середине эксперимента, и все мероприятие было прекращено через шесть дней из-за возражений аспирантки Кристины Маслах, с которой Зимбардо встречался (а позже женился).
Предполагаемый «вывод» этого исследования заключался в том, что определенные негативные ситуации могут выявить в людях худшее.
Если у ситуации есть какие-то заранее определенные ожидания — вы знаете, как в тюрьме — тогда люди просто примут роли, которые они видели в бесчисленных фильмах и шоу.
Зимбардо предположил в то время и во многих последующих интервью, что «охранники» установили свои собственные правила для заключенных, и у них не было никаких побуждений или подкрепления, чтобы действовать агрессивно по отношению к заключенным. Однако за прошедшие годы появились подробности, демонстрирующие прямо противоположное:
В 2005 году Карло Прескотт, условно-досрочно освобожденный из Сан-Квентина, который консультировал план эксперимента, опубликовал в The Stanford Daily статью под названием «Ложь о Стэнфордском тюремном эксперименте», раскрывая, что многие методы пыток охранников заключенные были взяты из его собственного опыта в Сан-Квентине, а не придуманы участниками.
Еще одним ударом по научному авторитету эксперимента стала попытка Хаслама и Райхера воспроизвести эксперимент в 2001 году, когда охранников не обучали, а заключенные могли уйти в любой момент, и результаты Зимбардо не удалось воспроизвести.
Заключенные не сломились под нарастающим насилием, а объединились и добились дополнительных привилегий от охранников, которые становились все более пассивными и запуганными. По словам Райхера, Зимбардо не очень хорошо воспринял попытку опубликовать свои выводы в Британском журнале социальной психологии (Reicher & Haslam, 2006).
Заключенные не сломились под нарастающим насилием, а объединились и добились дополнительных привилегий от охранников, которые становились все более пассивными и запуганными. По словам Райхера, Зимбардо не очень хорошо воспринял попытку опубликовать свои выводы в Британском журнале социальной психологии (Reicher & Haslam, 2006).Короче говоря, эксперимент провалился, если провести его так, как утверждал Зимбардо. Если вы на самом деле не указываете охранникам, как действовать или какие правила создавать, оказывается, что, возможно, человеческая природа не так уж и плоха. (Длинный и многословный ответ Зимбардо на эту критику представляет собой интересное, но, в конечном счете, своекорыстное чтение.)
Права субъектов исследования
Если мы чему-то и научились из этого эксперимента, так это важности этики и прав человека, которые были усилены после того, как этот эксперимент стал известен. «Заключенные» в кабинете просили его покинуть, но им не разрешили.
Зимбардо заявил в интервью Блюму, что им нужно произнести точную фразу, чтобы выйти из исследования, но эта фраза не была найдена ни в одном из материалов о согласии, с которыми испытуемые согласились и которые подписали.
Самым пугающим для Корпи в эксперименте было то, что, несмотря на его желание уйти, у него действительно не было сил уйти.
«Я был совершенно потрясен, — сказал он. «Я имею в виду, что одно дело — забрать меня в полицейской машине и одеть в халат. Но они действительно обостряют игру, говоря, что я не могу уйти. Они выходят на новый уровень. Я просто подумал: «Боже мой». Это было мое чувство».
Другой заключенный, Ричард Якко, вспоминал, как был ошеломлен на второй день эксперимента, когда спросил сотрудника, как бросить курить, и узнал, что он не может. Третий заключенный, Клэй Рэмзи, был настолько встревожен, обнаружив, что попал в ловушку, что объявил голодовку. «Я считал это настоящей тюрьмой, потому что [чтобы выбраться] нужно было сделать что-то, что заставит их беспокоиться о своей ответственности», — сказал мне Рамзи.
Из-за того, как проводился Стэнфордский тюремный эксперимент и другие научные исследования, которые, по-видимому, также нарушали права людей, права испытуемых при участии в научных исследованиях были усилены в 1970-х годах. Так что считайте это победой исследования — оно продемонстрировало недостатки и слабые права испытуемых, когда они соглашались участвовать в исследовании.
Чему это нас учит?
Во-первых, давайте перестанем называть это «Стэнфордским тюремным экспериментом». Это не был научный эксперимент в типичном смысле этого слова, поскольку участвовавшие в нем исследователи не придерживались своей собственной методологии и, по-видимому, обелили детали своих скудных данных. Во всяком случае, его следует назвать «Стэнфордская тюремная пьеса», вымышленная драма, написанная Зимбардо и Дэвидом Джаффе, студентом, который служил «надзирателем». («Джаффе была предоставлена невероятная свобода действий при планировании Стэнфордского тюремного эксперимента, чтобы воспроизвести его предыдущие результаты», — по словам Блюма.
) Это просто продемонстрировало, что если вы говорите группе белых мужчин вести себя грубо по отношению к другой группе белых мужчин, они склонны следовать указаниям (потому что, может быть, они хотят, чтобы им заплатили?).
Это также довольно ясно продемонстрировало, что в 1970-х жалкие исследования выдавали за «науку» в психологии. Настолько, что Американская психологическая ассоциация — профессиональное подразделение, представляющее психологов в Соединенных Штатах, — избрала Зимбардо своим президентом в 2001 году. предлагает:
Привлекательность Стэнфордского тюремного эксперимента, кажется, идет глубже, чем его научная достоверность, возможно, потому, что он рассказывает нам историю о нас самих, в которую мы отчаянно хотим верить: что мы, как личности, не можем на самом деле нести ответственность за иногда предосудительные вещи, которые мы делаем.
Каким бы тревожным ни казалось принятие падшего взгляда Зимбардо на человеческую природу, оно также приносит глубокое освобождение.
Это значит, что мы не в теме. Наши действия определяются обстоятельствами. Наша склонность к ошибкам ситуативна. Точно так же, как Евангелие обещало отпустить нам наши грехи, если мы только поверим, SPE предложило форму искупления, адаптированную для научной эпохи, и мы приняли ее.Если вы учитель психологии или профессор и все еще преподаете Стэнфордский тюремный эксперимент как настоящее научное исследование, пора остановиться.
Вы, безусловно, можете говорить об этом с точки зрения его сомнительной этической позиции по отношению к испытуемым, его очевидных манипуляций с испытуемыми для получения желаемых результатов и того, как это помогло продвинуть карьеру одного психолога.
Вы могли бы изучить, почему одно исследование, которое так и не было успешно воспроизведено на 24 молодых, белых, студентах колледжа мужского пола, каким-то образом помогло определить тюремную политику на долгие годы (с точки зрения репрезентативной выборки, это исследование имело очень мало связи с что происходило в реальных тюрьмах).
И вы, конечно же, могли бы рассказать о том, как ужасно плоха профессия психолога в том, что она заставляет своих собственных исследователей выискивать такие плохие исследования, прежде чем они увидят свет. ((И психология не только не смогла привлечь внимание к этой плохой науке много лет назад, она фактически избрала главного исследователя президентом своей профессиональной организации — отчасти на основании его репутации в разработке и управлении SPE.))
Но как наука? Извините, нет, это совсем не похоже на науку.
Вместо этого он служит мрачным напоминанием о том, что наука зачастую гораздо менее точна, чем ее преподают в учебниках и на уроках психологии. Наука может быть гораздо более грязной и предвзятой, чем кто-либо из нас мог себе представить.
Для получения дополнительной информации:
Статья Блюма на Medium: The Lifespan of a Lie
Комментарий Vox: Стэнфордский тюремный эксперимент: почему известные исследования в области психологии сейчас разваливаются на части
Ответ Зимбардо на статью Блюма
Vox продолжает ответ Зимбардо: Филип Зимбардо защищает Стэнфордский тюремный эксперимент, свою самую известную работу
78 Тема Стэнфордского тюремного эксперимента Идеи для написания и образцы эссе & Примеры эссе
🏆 Лучшие идеи по теме для Стэнфордского тюремного эксперимента и примеры эссе
- Стэнфордский тюремный эксперимент: анализ результатов
заключенные развились через некоторое время в тюрьме.
- Когнитивный диссонанс и Стэнфордский тюремный эксперимент
Лидер группы, доктор Зимбардо, также был человеком, который проводил анализ хода и результатов эксперимента.
- Вопросы социальной психологии: Стэнфордский тюремный эксперимент
Двенадцать участников были назначены на роль тюремных охранников, а остальные двенадцать — на роль сокамерников.
- Стэнфордский тюремный эксперимент и уголовное правосудие
Исследователи использовали камеры и микрофоны для оценки поведения персонала исправительного учреждения и заключенных. Способность управлять исправительным учреждением зависит от эффективной связи между заключенными и тюремной охраной.
- Стэнфордский тюремный эксперимент Филипа Зимбардо
В этой работе дается краткое введение и резюме его работы, анализируются данные, обсуждается ее актуальность для уголовного правосудия, а также сравнивается исследование с реальной ситуацией Абу Гариба. В той же статье Зимбардо […]
- Этические проблемы Стэнфордского тюремного эксперимента — эссе
В настоящее время ожидается, что современные психологи будут придерживаться строгого и жесткого кодекса этических принципов, чтобы гарантировать обоснованность своей практики и безопасность пациентов и участников.
- Реальная тюрьма против искусственной тюрьмы: Стэнфордский эксперимент
Зимбардо защищал свое исследование, отмечая, что студенты сознательно вызвались на эксперимент и, по сути, получали хорошие деньги за свое участие. Жестокое обращение и жестокое обращение допускались в эксперименте.
- Стэнфордский тюремный эксперимент и мое восприятие поведения человека предоставление читателям […]
- Стэнфордский тюремный эксперимент Определение
Одни играли роль заключенных, а другие — тюремных охранников в ситуации, созданной, чтобы дать представление о психологии содержания под стражей.
- Мнение и разъяснение Стэнфордского тюремного эксперимента
Анализ эксперимента показывает, что фальшивая тюремная обстановка вызывала эмоции и чувства у заключенных, тюремного надзирателя и даже Зимбардо, игравшего надзирателя.
- Обзор Стэнфордского тюремного эксперимента
Все лица, согласившиеся участвовать в эксперименте, были добровольцами просто потому, что главный экспериментатор не контролировал надзирателей во время эксперимента, в котором они ущемляли права […]
⭐ Good Research Topics about Stanford Prison Эксперимент
- Связь Стэнфордского тюремного эксперимента и «Повелителя мух» Уильяма Голдинга
- Стэнфордский тюремный эксперимент: поведенческие и психологические последствия
- Стэнфордский тюремный эксперимент и влияние на психологию
- Стэнфордский тюремный эксперимент: человеческий разум и его функции
- Стэнфордский тюремный эксперимент: послушание и другое поведение человека a Более глубокий взгляд
- Возвращение к Стэнфордскому тюремному эксперименту: урок силы ситуационной критики
- Стэнфордский тюремный эксперимент и сильные местные редакционные статьи
- Стэнфордский тюремный эксперимент и его влияние на социальное поведение
- Стэнфордский тюремный эксперимент и его результаты
- Стэнфордский тюремный эксперимент и авторитет группы
- Стэнфордский тюремный эксперимент: самое спорное психологическое исследование в истории Из Стэнфордского тюремного эксперимента
- Шоковый эксперимент Милграма и Стэнфордский тюремный эксперимент
- Эффект Люцифера и Стэнфордский тюремный эксперимент
- Стэнфордский тюремный эксперимент: влияние ситуационных переменных на поведение человека
- Этическая реформа в психологии и Стэнфордский тюремный эксперимент Социальная психология: Стэнфордский тюремный эксперимент
👍 Просто и легко Стэнфордский тюремный эксперимент Названия эссе
- Психика заключенного: Стэнфордский тюремный эксперимент и Абу-Грейб
- Стэнфордский тюремный эксперимент: социальный и психологический анализ
- Сила социальных ситуаций и Стэнфордский тюремный эксперимент
- Стэнфордский тюремный эксперимент и заключение Милгрэма
- Стэнфордский тюремный эксперимент: выбор остаться заключенным
- Стэнфордский тюремный эксперимент – смоделированная тюремная среда 90
- Социальная психология и Стэнфордский тюремный эксперимент
- Стэнфордский тюремный эксперимент Зимбардо и проблемы, связанные с неэтичным экспериментом
- Стэнфордский тюремный эксперимент и поведение властей
- Стэнфордский тюремный эксперимент и скандал в тюрьме Абу-Грейб
- История: Стэнфордский тюремный эксперимент и New York Times
- Причины, почему Стэнфордский тюремный эксперимент был неправильным
- Сила и патология заключения – Стэнфордский тюремный эксперимент
- Пересекая черту: Стэнфордский тюремный эксперимент и исторические события
- Стэнфордский тюремный эксперимент: авторитаризм и подчинение
- Стэнфордский тюремный эксперимент и групповое мышление
- Реальные уроки Стэнфордского тюремного эксперимента
- Вопросы этики в Стэнфордском тюремном эксперименте
- Сходства и различия в экспериментах Милграма «Послушание властям» и Стэнфордского тюремного эксперимента Зимбардо
- Психология и Стэнфордский тюремный эксперимент Филипа Зимбардо
❓ Стэнфордский тюремный эксперимент Исследовательский вопрос
- Почему Стэнфордский тюремный эксперимент был неправильным?
- Что произошло в Стэнфордском тюремном эксперименте?
- Стэнфордский тюремный эксперимент — правда?
- Чем известен Стэнфордский тюремный эксперимент?
- Что случилось с заключенным 8612 после Стэнфордского тюремного эксперимента?
- Какую ошибку допустил Зимбардо в своем тюремном эксперименте в Стэнфорде?
- Как долго должен был длиться Стэнфордский тюремный эксперимент?
- Что пошло не так Зимбардо Стэнфордский тюремный эксперимент?
- Почему эксперимент Зимбардо в Стэнфордской тюрьме был неэтичным?
- Какой тип исследования был Стэнфордским тюремным экспериментом?
- Что открыл Стэнфордский тюремный эксперимент?
- В чем суть Стэнфордского тюремного эксперимента?
- Какой была гипотеза Зимбардо для эксперимента в Стэнфордской тюрьме?
- В чем проблема Стэнфордского тюремного эксперимента?
- Что представлял собой Стэнфордский тюремный эксперимент и что происходило во время него?
- Что случилось с Филипом Зимбардо после эксперимента?
- Какое отношение Стэнфордский тюремный эксперимент имеет к историческому событию?
- Какой вопрос был предметом исследования в Стэнфордском тюремном эксперименте?
- Что пытался доказать Стэнфордский тюремный эксперимент?
- Какова мораль Стэнфордского тюремного эксперимента?
- Верна ли гипотеза Зимбардо в Стэнфордском тюремном эксперименте?
- Чему нас научил Стэнфордский тюремный эксперимент, если чему-нибудь, о важности образования и подготовки персонала исправительных учреждений?
- Что такое краткое изложение Стэнфордского тюремного эксперимента?
- Что такое Стэнфордский тюремный эксперимент?
- Филип Зимбардо Злой?
- Почему эксперимент Зимбардо был неэтичным?
- Как долго должен был длиться Стэнфордский эксперимент?
💯 Бесплатный генератор тем для эссе в Стэнфордской тюрьме
О чем должна быть статья?
Мы быстро поможем вам найти отличные идеи
для вашей газеты!
Процитировать эту страницу
Выберите стиль ссылки:
Ссылка
IvyPanda.
(2022, 28 сентября). 78 Тема эссе Стэнфордского тюремного эксперимента Идеи и примеры. https://ivypanda.com/essays/topic/stanford-prison-experiment-essay-topics/
Ссылка
IvyPanda. (2022, 28 сентября). 78 Тема эссе Стэнфордского тюремного эксперимента Идеи и примеры. Получено с https://ivypanda.com/essays/topic/stanford-prison-experiment-essay-topics/
Процитированная работа
«78 Стэнфордских тюремных экспериментов, идеи и примеры тем для эссе». IvyPanda , 28 сентября 2022 г., ivypanda.com/essays/topic/stanford-prison-experiment-essay-topics/.
1. АйвиПанда . «78 идей и примеров эссе о Стэнфордском тюремном эксперименте». 28 сентября 2022 г. https://ivypanda.com/essays/topic/stanford-prison-experiment-essay-topics/.
Библиография
IvyPanda . «78 идей и примеров эссе о Стэнфордском тюремном эксперименте». 28 сентября 2022 г. https://ivypanda.com/essays/topic/stanford-prison-experiment-essay-topics/.