Эрих фромм искусство любви – Читать онлайн — Фромм Эрих. Искусство любить

I. Любовь – искусство?

Действительно ли любовь – искусство? Если да, то она требует труда и знаний. Или это только приятное ощущение, переживание которого – дело случая, состояние, в которое вы «впадаете»^{, если вам повезет? В этой книжке мы исходим из первого допущения, в то время как большинство в наши дни, несомненно, принимает второе. Не потому, что эти люди не относятся к любви серьезно. Напротив, они жаждут любви, они смотрят бесчисленное множество фильмов о счастливой и несчастной любви и слушают сотни пошлых любовных песенок – однако вряд ли кто-нибудь из них догадывается, что в любви нужно чему-то еще и учиться. В основе такой установки лежит, как правило, одно или несколько предубеждений, поддерживающих ее. Для большинства проблема любви – это прежде всего проблема того, как быть любимым, а не того, как любить самому, то есть не проблема способности любить. Таким образом, вопрос для них в том, как сделать, чтобы их любили. К этой цели они стремятся по-разному. Один путь, особенно характерный для мужчин, состоит в том, чтобы преуспеть в жизни, добиться власти и богатства, насколько позволит социальное положение. Другой путь, предпочитаемый женщинами, – стараться быть привлекательной, следить за собой, хорошо одеваться и т. д. Есть и другие способы сделать себя привлекательными – ими пользуются и мужчины, и женщины: выработать у себя хорошие манеры, научиться поддерживать разговор, быть отзывчивыми, скромными и тактичными. Многие способы заставить любить себя – те же, которые используются, чтобы добиться успеха, завоевать друзей и авторитет. В действительности большинство людей нашей культуры под способностью внушать любовь понимают некую смесь обаяния и сексуальной привлекательности (sex-appeal).}

Второе предубеждение, стоящее за установкой, что в любви нечему учиться, – это допущение, что проблема любви есть проблема объекта, а не проблема способности. Принято думать, что любить просто, а найти достойный объект для любви или для того, чтобы быть любимым, – вот это трудно. Корни этой установки – в развитии современного общества. Прежде всего сыграло роль резкое изменение отношения к выбору «объекта любви», происшедшее в XX столетии. В викторианскую эпоху, как и во многих культурах, приверженных традициям, любовь не была непосредственным личным переживанием, которое могло привести затем к браку. Напротив, браки заключались по договору – или при посредничестве каких-либо почтенных семейств либо брачного маклера, или без посредников. Они заключались из соображений, социальных по своей природе. Что же касается любви, то предполагалось, что она появится и будет крепнуть после заключения брака. Однако за время жизни нескольких последних поколений в западном мире почти окончательно восторжествовала концепция романтической любви. В Соединенных Штатах хотя и сохраняется в какой-то мере представление о браке как о договоре, в то же время большинство людей ищет романтической любви – личного переживания, которое должно привести затем к браку. Благодаря этой концепции свободы в любви, вероятно, и возвысилось значение объекта в противоположность значению функции.

Тесно связана с этим фактором и другая характерная особенность современной культуры. Вся наша культура основана на страсти к приобретению, на идее взаимовыгодного обмена. Счастье для современного человека в том, чтобы с трепетом созерцать витрины магазинов и покупать все, что позволяют средства; за наличные или в кредит. Он (или она) так же смотрит и на людей. Привлекательная девушка для мужчины или привлекательный мужчина для женщины – вещь, которую они хотят заполучить. «Привлекательный» обычно означает изысканный набор приятных качеств, пользующихся большим спросом на рынке личностей. Что именно делает человека привлекательным как физически, так и душевно, – зависит от требований моды. В 20-е годы привлекательной считалась пьющая и курящая девушка, физически крепкая и чувственная. Сейчас в моде хозяйственные и скромные. В конце XIX и начале нашего века мужчина должен был быть напористым и честолюбивым; сейчас, чтобы представлять привлекательный «набор», он должен быть общительным и терпимым. Влюбленность имеет смысл обычно лишь по отношению к такому человеческому товару, который нам «по карману», на который мы можем обменять себя. Я стремлюсь вступить в сделку; объект должен быть подходящим с точки зрения его общественной ценности и в то же время должен хотеть меня, учитывая мои явные и скрытые достоинства и возможности. Итак, влюбляются друг в друга тогда, когда каждый из двоих чувствует, что нашел наилучший из имеющихся на рынке объектов с учетом своей собственной обменной ценности. Часто, как и при настоящей покупке, в сделке играют существенную роль скрытые возможности и качества, которые могут проявиться впоследствии. Когда речь идет о культуре, ориентированной на рыночные отношения, в которой материальное преуспеяние играет основную роль, нет причин удивляться, что и любовные отношения строятся по той же схеме обмена, господствующей на рынке товаров и рабочей силы.

Третье заблуждение, приводящее к допущению, что в любви нечему учиться, – это смешение кратковременного «начинательного» переживания, обозначаемого словом «влюбиться», и непрерывно длящегося состояния, обозначаемого словом «любить»^{. Когда двое, которые были чужими друг другу – как мы все, – вдруг преодолевают барьер и чувствуют, что они внезапно стали близкими и что они теперь одно, этот момент соединения – одно из самых волнующих, самых радостных переживаний в жизни. Это особенно прекрасно и удивительно для людей, которые были до этого замкнутыми в себе, одинокими и не знали любви. Это чудо внезапной близости часто облегчается, если оно вызывается или сопровождается половым влечением и физической близостью. Однако такая любовь по самой своей природе непрочна. По мере того как двое лучше узнают друг друга, их близость постепенно перестает быть чудом, и в конце концов их столкновения, разочарования и скука убьют все, что еще останется от первоначального восторга. Однако вначале они ничего этого не осознают: на самом деле они принимают силу безрассудной страсти за доказательство силы своей любви, в то время как это свидетельствует лишь о том, насколько одиноки они были прежде.}

Эта установка – что нет ничего проще, чем любить, – представляет собой наиболее широко распространенную концепцию любви, несмотря на сокрушительную очевидность обратного. Едва ли найдется какой-нибудь другой род деятельности, такое начинание, за которое принимаются с такими ослепительными надеждами и которое при этом столь же неуклонно проваливается. Если бы речь шла о любой другой деятельности, люди стремились бы во что бы то ни стало выяснить причины неудачи и узнать, как можно их избежать, или просто перестали бы этим заниматься. Поскольку в случае любви последнее невозможно, здесь остается только один приемлемый способ избежать неудачи – исследовать ее причины и заняться изучением смысла любви.

Первый шаг в этом направлении – уяснить себе, что любовь – это искусство, подобно тому как жизнь есть искусство; если мы хотим научиться любить, мы должны поступать так же, как если бы мы хотели овладеть любым другим искусством – например, музыкой, живописью, плотницким делом, медициной или инженерным искусством.

Какие этапы нужно пройти при овладении искусством?

Процесс овладения искусством можно разделить на две части: постижение теории и закрепление практикой. Если я захочу научиться врачебному искусству, я должен сначала изучить человеческое тело и различные болезни. Получив эти теоретические знания, я никоим образом еще не могу считать себя компетентным в медицине. Я овладею этим искусством только после основательной практики, только тогда, когда в какой-то момент мои теоретические знания и практические навыки соединятся и породят интуицию, которая и составляет истинную сущность понимания любого искусства. Но кроме изучения теории и практики есть еще и третий фактор: овладение искусством должно быть делом совершенно исключительной важности; не должно быть на свете ничего важнее этого искусства. Это относится и к музыке, и к медицине, и к плотницкому делу, и – к любви. И может быть, именно в этом ответ на вопрос, почему в нашей культуре люди так редко пытаются постичь это искусство, хотя явным образом терпят неудачи: как ни глубоко и как ни страстно жаждем мы любви, едва ли не все остальное мы считаем более важным делом: успех, престиж, деньги, власть – почти всю нашу энергию мы тратим на то, чтобы научиться достигать этих целей, и у нас почти не остается ресурсов на овладение искусством любить.

Как же можно считать достойным познания лишь то, что может принести деньги или престиж, а любовь, которая приносит пользу «только» душе и бесполезна в современном смысле этого слова, считать роскошью, на которую мы не вправе тратить много сил? Тем не менее это так, и в дальнейшем я буду придерживаться упомянутого выше различения: сначала будет излагаться теория любви, что займет большую часть книги, затем мы кратко остановимся на практике любви – немного потому, что об этом, как и о любой практике, сказать можно лишь немного.

II. Теория любви

1. Любовь – разрешение проблемы человеческого существования

Всякая теория любви должна начинаться с теории человека, человеческого существования. Хотя и у животных мы можем обнаружить любовь или, скорее, нечто на нее похожее, однако привязанности животных относятся главным образом к области инстинктов; но только остаточные обнаружения этих инстинктов можно наблюдать у человека. Для существования человека особенно важен тот факт, что он ушел из животного царства, из мира инстинктивной адаптации, перешел границу природы – хотя он при этом никогда ее не покидает; он – часть природы, но все же, однажды оторвавшись от нее, он уже не может к ней вернуться; если бы он, изгнанный однажды из рая – состояния первоначального единства с природой, – попытался вернуться, ему преградили бы путь херувимы с огненными мечами. Теперь можно идти только вперед, развивая свой ум, отыскивая новую гармонию – человеческую – взамен безвозвратно утерянной гармонии наших «дочеловеческих» предков. Когда человек рождается – не важно, идет ли речь обо всем человеческом роде или об индивиде, – он изгоняется из среды, столь же определенной, сколь конкретны инстинкты, и попадает в среду неопределенную, ненадежную, открытую. Он уверен только в прошлом, а что касается будущего, то он может быть убежден только в том, что рано или поздно он умрет.

Человек наделен разумом: он есть жизнь, осознающая себя; он осознает себя и себе подобных, свое прошлое и свое возможное будущее. Это осознание себя как отдельной сущности, осознание краткости своего жизненного пути, осознание того, что он независимо от своей воли родился и против своей воли умрет; того, что либо он умрет раньше тех, кого он любит, либо они умрут раньше него; осознание своего одиночества и отчужденности, своей беспомощности перед силами природы и общества – все это превращает его одинокое, обособленное существование в настоящую каторгу. И если он не сможет освободиться от этой каторги, выйти на волю, не сможет объединиться каким-то образом с людьми и внешним миром, он сойдет с ума.

Переживание отчужденности порождает тревогу, и в конечном счете тревога всегда происходит от этого. Быть отчужденным – значит быть отрезанным от мира, не имея возможности воспользоваться своими человеческими силами. Поэтому быть отчужденным – значит быть беспомощным, неспособным активно воздействовать на окружающий мир, на вещи и людей; это значит, что мир может посягнуть на мои права, а я не смогу защититься. Таким образом, отчужденность – источник внутреннего беспокойства. Кроме того, это порождает стыд и чувство вины. Такое переживание вины и стыда в отчуждении описано в библейском рассказе об Адаме и Еве. Когда Адам и Ева вкусили от «древа познания добра и зла», когда они ослушались (когда невозможно ослушаться, нет ни добра, ни зла), когда они стали людьми, освободившись от первоначального животного единства с природой, то есть когда они родились как люди, «открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги» (Быт. 3:7), и им стало стыдно. Значит ли это, что в старой как мир легенде заключена ханжеская мораль XIX века, и главное, о чем в ней рассказывается, – это смущение Адама и Евы из-за того, что были видны их гениталии? Едва ли это так. И понимая эту легенду в викторианском духе, мы упускаем главное. А основное здесь, видимо, в том, что, осознав себя и друг друга, мужчина и женщина осознали свою обособленность и различие, обусловленное тем, что они принадлежат к разным полам. Но, признав свою обособленность и различие, они остались чужими, потому что еще не научились любить друг друга (что особенно ясно видно из того, что Адам оправдывается, обвиняя Еву, вместо того чтобы попытаться ее защитить).

Осознание человеческой разобщенности без воссоединения любовью – вот источник стыда. И здесь же исток чувства вины и тревоги.

Таким образом, самая глубокая потребность человека – это потребность преодолеть свою отчужденность, освободиться из плена одиночества. Абсолютная невозможность достичь этой цели ведет к безумию, потому что смятение полного одиночества можно преодолеть, лишь совсем уйдя от внешнего мира, так что чувство одиночества пройдет постольку, поскольку исчезнет сам этот внешний мир, от которого был отчужден индивид.

Человек любой эпохи и любой культуры сталкивается с одним и тем же вопросом: как преодолеть одиночество, как достичь единения, как выйти за пределы своей отдельной жизни и обрести воссоединение. Вопрос этот – один и тот же для первобытного пещерного человека, для кочевника, стерегущего свои стада, для египетского крестьянина, для финикийского купца, для римского солдата, для средневекового монаха, для японского самурая, для современного чиновника или рабочего. Вопрос один и тот же, потому что корни его одни и те же – положение человека, условия его существования. Но отвечают на этот вопрос по-разному. Ответом может быть культ животных, человеческие жертвоприношения, военные завоевания, роскошь и вседозволенность, аскетизм и самозабвенный труд, художественное творчество, любовь к Богу, любовь к Человеку. Хотя существует множество ответов – их перечень есть не что иное, как человеческая история, – неверно было бы думать, что это множество необозримо. Напротив, как только мы отвлечемся от несущественных различий, мы обнаружим, что существует лишь ограниченное число ответов, которые когда-либо давались и которые только и могли возникать у людей, принадлежащих к различным культурам. История религии и философии есть история этих ответов, во всем их разнообразии и во всей их ограниченности.

Ответ в большой мере зависит от степени самосознания индивида. У младенца осознание своего «Я» развито еще крайне слабо; он еще ощущает себя неотделимым от матери, и пока мать с ним, он не чувствует отчуждения. Чувство одиночества у него снимается физическим присутствием матери, ее груди, ее кожи. И только когда ребенок достигает такой степени обособленности и индивидуальности, что физического присутствия матери для него уже недостаточно, – тогда рождается потребность преодолеть отчужденность как-то иначе.

Точно так же и весь человеческий род в младенческую пору своего развития еще ощущает себя единым с природой. Земля, животные, растения еще составляют мир человека. Он отождествляет себя с животными, и это выражается в ношении масок животных, в поклонении тотему-животному или богам в образе животных. Но чем больше человек освобождается от этих первичных уз, тем больше он обособляется от мира природы, тем сильнее становится потребность найти новые способы избежать одиночества.

Один из путей достижения этой цели – всевозможные оргиастические состояния, которые могут принимать форму аутогенного экстаза, иногда с помощью наркотических средств. Многие ритуалы первобытных племен дают яркую картину такого решения. В момент экзальтации внешний мир исчезает, и вместе с ним исчезает чувство отчужденности. Поскольку этот ритуал совершается сообща, возникает переживание слиянности с группой, что делает это решение еще более эффективным. Близко связано и часто сочетается с оргиастическим решением сексуальное переживание. Половой оргазм способен вызывать состояние, подобное экстазу или действию некоторых наркотических средств. Ритуал групповых сексуальных оргий был частью многих первобытных обрядов. По-видимому, после оргиастического переживания человек некоторое время не страдает так сильно от своей отчужденности. Постепенно напряжение и беспокойство усиливаются, и тогда его снова ослабляют повторением ритуальных действий.

Когда подобные оргиастические состояния обычны для всех членов племени, они не вызывают чувства вины или беспокойства. Поступать так считается правильным и даже добродетельным, потому что так делают все, и это одобряется и предписывается знахарями и жрецами; поэтому нет причин для чувства вины или стыда. Совсем иначе обстоит дело, когда такое решение избирает индивид, принадлежащий к культуре, где это не принято. В «не-оргиастической» культуре это принимает формы алкоголизма и наркомании. В противоположность тем, чье решение социально запрограммировано, такие индивиды страдают от чувства вины и угрызений совести. Стараясь избежать отчуждения в отрешенности опьянения, индивид ощущает одиночество еще сильнее, когда оргиастическое переживание проходит, и он вынужден вновь прибегать к этим средствам – все чаще и интенсивнее. Лишь немногим отличается от этого сексуально-оргиастическое решение. В какой-то степени это естественный и нормальный способ преодоления отчужденности, частично разрешающий проблемы изоляции. Для немногих, особенно для тех, кто не знает иных способов облегчить свое одиночество, стремление к половому оргазму выполняет почти такую же функцию, как алкоголизм и наркомания. Это становится безнадежной попыткой избавиться от беспокойства, порожденного отчуждением, и ведет лишь к постоянному возрастанию чувства отчуждения, поскольку половой акт без любви не может перекинуть мост через пропасть между людьми, разве что на одно мгновение.

Есть три характерные черты, общие для всех форм оргиастического соединения: оно отличается силой и даже страстностью; оно охватывает всего человека – его душу и тело; оно преходяще и периодически повторяется. Совсем иначе обстоит дело для другой формы соединения, которая встречалась и встречается намного чаще: соединения, основанного на подчинении группе, ее обычаям, образу жизни и верованиям. Эта форма также претерпела значительные изменения в ходе своего развития.

В первобытном обществе группа невелика; она объединяет родственников, живущих на одной территории. С развитием культуры группа увеличивается; она объединяет уже граждан полиса, граждан государства, членов церкви. Самый бедный римлянин гордился тем, что мог сказать: «Я – римский гражданин»; Рим и империя были его семьей, его домом, его миром. Точно так же и в современном западном обществе соединение с группой – преобладающий способ преодоления отчужденности. Это соединение, где индивидуальное «Я» в значительной степени исчезает и где основная цель – принадлежать к толпе. Если я похож на любого другого, если у меня нет мыслей и чувств, которые отличали бы меня от других, если в привычках, в одежде, в мыслях я следую общепринятому образцу, – я в безопасности; я спасен от ужасающего переживания одиночества. Диктатура добивается этого подчинения угрозами и террором, демократия – внушением и пропагандой. Конечно, между этими системами имеется существенное различие. В демократиях неподчинение возможно и отнюдь не полностью отсутствует; при тоталитарной системе лишь немногие герои и мученики способны отказаться от повиновения. Но, несмотря на это различие, и в демократических странах подчинение, безусловно, преобладает. Дело в том, что потребность в соединении должна быть удовлетворена, и если нет другого, лучшего способа, тогда преобладающим становится способ соединения путем подчинения толпе. И только осознав, насколько глубока потребность не быть отчужденным, можно постичь всю силу страха быть не таким, как все, страха хоть на шаг отойти от толпы. Иногда этот страх неподчинения рационализируется как страх перед реальными опасностями, которые могут угрожать непокорному. Но на самом деле люди гораздо сильнее хотят подчиняться, нежели их к этому вынуждают, – по крайней мере в западных демократиях. Большинство людей даже не осознают этой потребности подчиняться. Они свято уверены в том, что следуют своим собственным вкусам и склонностям, что они индивидуалисты, что они пришли к своим мнениям в результате собственных размышлений, а то, что их мнения совпадают с мнением большинства, – чистая случайность. Общее единодушие служит доказательством правильности «их» взглядов. А если все же существует потребность в некоторой степени ощутить себя индивидуальностью, она удовлетворяется различием в мелочах: надпись на сумке или на свитере, именная табличка банковского кассира, принадлежность к демократической, а не к республиканской партии, к обществу «Лосей», а не «Шрайнеров» ^{– вот в чем выражаются индивидуальные различия. Рекламная формула, гласящая: «Не такое, как у других», сама по себе свидетельствует о жгучей потребности отличаться, тогда как на самом деле нет никаких отличий.}

Эта возрастающая тенденция к устранению различий тесно связана с концепцией равенства в том виде, в каком она развилась в передовых индустриальных странах. В религиозном контексте равенство означало, что все мы – дети Бога, что у всех нас одна и та же божественно-человеческая сущность, что все мы – одно. Это свидетельствовало также о том, что сами различия между индивидами заслуживают уважения, что если верно, что все мы одно, то верно также и то, что каждый из нас – единственная сущность и сам по себе – вселенная. Такое убеждение в единственности индивида выражено, например, в изречении из Талмуда, в котором спасший одну жизнь считается спасшим целый мир, а погубивший чью-то жизнь – погубившим целый мир. И философы западного Просвещения также понимали равенство как условие развития индивидуальности. Это означало (как яснее всего сформулировал Кант), что ни один человек не должен служить средством для достижения целей другого, что все люди равны, поскольку все они суть цели, и только цели, и никоим образом не средства друг для друга. Следуя идеям Просвещения, социалистические мыслители различных школ определяли равенство как уничтожение эксплуатации человека человеком, независимо от того, жестокая эта эксплуатация или «гуманная».

В современном капиталистическом обществе смысл понятия «равенство» претерпел изменения. Под «равенством» понимается равенство автоматов, равенство людей, потерявших свою индивидуальность. Равенство теперь означает скорее «единообразие», нежели «единство». Это – единообразие людей, которые выполняют одинаковую работу, одинаково развлекаются, читают одни и те же газеты, одинаково чувствуют и одинаково думают. С этой точки зрения к таким нашим достижениям, как, скажем, равенство женщин, превозносимое как признак прогресса, следует отнестись с известным сомнением. Нечего и говорить, что я не против равенства женщин; но положительные стороны этого стремления к равенству не должны вводить нас в заблуждение. Это часть общей тенденции к устранению различий. Равенство покупается именно этой ценой: женщины равны с мужчинами, поскольку они больше не отличаются от них. Положение, выдвинутое философией Просвещения: «Душа не имеет пола», получило применение повсюду. Противоположность полов исчезает, а вместе с ней и эротическая любовь, основанная на этой противоположности. Мужчина и женщина стали одинаковыми, вместо того чтобы стать равными как противоположные полюсы. Современное общество проповедует этот идеал равенства без индивидуальности, потому что нуждается в человеческих «атомах», неотличимых друг от друга, чтобы заставить их функционировать всех в совокупности как единый механизм, без сбоев и без трения; чтобы все подчинялись одним и тем же приказаниям, но при этом каждый был уверен, что руководствуется своими собственными желаниями. Как современное массовое производство требует стандартизации товаров, так и общественное развитие требует стандартизации человека, и эта унификация называется «равенством».

Единение через подчинение не носит бурного, неистового характера; оно достигается спокойно, в силу заведенного порядка, и именно поэтому его часто бывает недостаточно, чтобы устранить порожденное отчуждением беспокойство. Распространение в современном западном обществе алкоголизма, наркомании, навязчивой сексуальности, самоубийств – признак того, что подчинение толпе недостаточно эффективно. Кроме того, такое решение затрагивает в основном психику, а не тело, и это еще одна причина, в силу которой она проигрывает в сравнении с оргиастическими решениями. У подчинения толпе есть только одно преимущество: оно постоянно и не носит судорожного характера. Уже в возрасте трех-четырех лет индивид начинает следовать схеме подчинения и затем никогда не теряет связи с толпой. И даже его похороны, которые он сам представляет себе как свое последнее важное общественное дело, проходят в строгом соответствии с принятыми стандартами.

Наряду с подчинением как способом облегчить порожденное отчуждением беспокойство следует рассмотреть еще один характерный для современной жизни фактор: ту роль, которую играют в ней однообразная, привычная работа и однообразные, привычные развлечения. Человек становится «отсиживателем с девяти до пяти»^{, частью рабочей силы или частью бюрократической силы клерков и менеджеров. Ему не нужно проявлять инициативу, его задачи предопределены организацией работы; даже между теми, кто находится на верхней и нижней ступеньках служебной лестницы, существует лишь незначительная разница. Все они выполняют задания, предопределенные структурой организации в целом, с заранее конкретной скоростью и заранее обозначенным способом. Предопределены даже чувства: жизнерадостность, терпеливость, уверенность в себе, честолюбие, способность ладить со всеми без трений. Удовольствия также следуют заведенному порядку, хотя и не столь неукоснительно. Книги навязываются читательскими клубами, фильмы – владельцами киностудий и кинотеатров и ими же оплачиваемой рекламой; остальное также стандартизировано: воскресная прогулка в автомобиле, сидение у телевизора, карты, вечеринки. От рождения до смерти, от понедельника до понедельника, с утра до вечера – все действия запрограммированы и производятся в соответствии с заведенным порядком. Как же человеку, попавшему в эти сети повседневной рутины, не забыть, что он человек, неповторимая индивидуальность, тот, кому дарована только эта, единственная возможность жить, жить со своими надеждами и разочарованиями, со своими печалями и страхами, со своей страстной потребностью в любви и ужасом перед пустотой и отчужденностью?}

Третий способ достичь соединения – творческая деятельность, деятельность художника или ремесленника. В любом виде творческой деятельности человек объединяется с материалом, который представляет окружающий мир. Будь это плотник, сколачивающий стол, или ювелир, делающий украшение, будь это крестьянин, растящий хлеб, или живописец, пишущий картину, – во всех видах творчества работник и предмет его труда объединяются; человек достигает соединения с миром в процессе творчества. Это, однако, касается только плодотворного труда – труда, при котором я сам планирую, произвожу и вижу результаты своей работы. В современном трудовом процессе у служащего или у рабочего на конвейере мало что остается от этой объединяющей функции труда, работник здесь становится всего лишь придатком машины бюрократической организации. Он перестал быть самим собой – и поэтому для него не существует способов единения с миром, кроме подчинения.

Единство, достигнутое в плодотворном труде, не является межличностным; единство, возникшее в оргиастическом слиянии, преходяще; единство за счет подчинения – лишь псевдоединство. Таким образом, все это лишь частичные решения проблемы человеческого существования. Полное решение проблемы – в достижении межличностного единства, в слиянии с другим человеком, в любви.

Это страстное стремление к единству с другим человеком сильнее всех других человеческих стремлений. Это самая главная страсть, это сила, которая скрепляет в единое целое семью, клан, общество, весь человеческий род. Неудача в достижении такого единства влечет к сумасшествию или уничтожению, будь то самоуничтожение или уничтожение окружающих. Без любви человечество не могло бы просуществовать ни дня. Однако, назвав достижение межличностного единства «любовью», мы сталкиваемся с серьезным затруднением. Слияние может достигаться разными путями, и различия между разными формами любви не менее важны, чем сходство. Можно ли все эти формы назвать «любовью»? Или лучше оставить это слово лишь для какого-то особого вида соединения, которое считается идеалом добродетели во всех великих гуманистических религиях и философских системах в течение последних четырех тысячелетий истории Запада и Востока?

Как и всегда, когда речь идет о смысле слов, ответ на этот вопрос можно выбрать произвольно. Важно только знать, какое соединение мы имеем в виду, говоря о любви, – зрелое решение проблемы существования или те незрелые ее формы, которые можно назвать симбиотической связью? В последующем изложении я буду называть любовью только первое. Однако сначала рассмотрим второе.

Биологический прообраз симбиотической связи — связь между матерью и зародышем в ее утробе. Их двое, и все же это – одно целое. Они живут «вместе» (греч. – «sym – biosis»), они нуждаются друг в друге. Зародыш – часть матери, он получает от нее все необходимое; мать – его мир; она его питает, защищает, но и ее собственная жизнь стимулируется им. В психической симбиотической связи тела независимы друг от друга, но психологически налицо связь того же типа.

Пассивной формой симбиотической связи является подчинение, или, выражаясь медицинским языком, – мазохизм. Мазохистская личность избавляется от невыносимого чувства одиночества и отчуждения, становясь неотъемлемой частью другого человека, который направляет его, руководит им, защищает его; частью того, который становится для него как бы его жизнью, его воздухом. Сила того, кому он покорился, будь это человек или божество, невероятно преувеличивается; он – все, а я – ничто, я значу что-то лишь постольку, поскольку я – его часть. И, будучи его частью, я тем самым становлюсь причастен к его величию, его силе, его уверенности. Мазохистская личность никогда не принимает никаких решений, никогда не рискует; она никогда не остается в одиночестве, но и никогда не бывает независимой; ей не хватает целостности; этот человек еще не вполне родился. В религиозном контексте предмет поклонения называется идолом, но и в светском контексте механизм взаимоотношений, основанных на мазохистской любви, по сути своей тот же самый – идолопоклонство. Мазохистское отношение может сочетаться с физическим половым влечением; в этом случае человек покоряется не только душой, но и телом. Бывает мазохистская покорность судьбе, болезни, поп-музыке, оргиастическим состояниям, вызванным наркотиками или гипнозом, – и во всех этих случаях личность отрекается от своей целостности, становится орудием кого-то или чего-то внешнего по отношению к себе, ей не нужно решать проблему жизни посредством созидательной деятельности.

fictionbook.ru

Конспект книги «Искусство любить (Эрих Фромм)».

Книга о любви в самом широком смысла слова, не только про любовь между женщиной и мужчиной. Глубокие мысли про то, как нужно жить в принципе, правильное устройство общества и отношений между людьми. Значительная книга. У меня в голове легла в один ряд с «Потоком».

Конспект ниже. Как обычно, практически без обработки.

Теория любви

Любовь — искусство. Любить — сложно. Этому нужно учиться. Любовь проблема далеко не только нахождения объекта любви. Любовь — выход из одиночества, преодоление отчужденности. Решение главной проблемы человека.

Простейший путь — оргиастические состояния. Ритуалы сообща. Алкоголизм, Наркомания. Второй — подчинение группе. Равенство это не одинаковость. Равенство прав — да, отсутствие отличий — нет. Отсутствие отличий, однообразная работа — как выход из одиночества. Третий способ — творчество. План, производство и наблюдение своей работы. Четвертый — любовь.

Недолюбовь — симбиотическая связь (мать и плод). Садизм (контроль) и мазохизм (подчинение). Нормальная любовь — сохраняет индивидуальность. Это действенная сила объединяющая людей.

Нормальная деятельность имеет внутренние мотивы, делает счастливым человека, а не внешними страстями и стимулами.

Любить — значит давать. Не в смысле, отдавать что-то, а в смысле давать и радоваться своей возможности давать, ощущать свою силу. Отдавая мы обязательно побуждаем другого тоже отдавать и нам что-то возвращается. Любовь это сила порождающая любовь.

Невзаимная любовь — немощна. Если она не вызывает любовь. Чем меньше человек готов к плодотворной деятельности, умеет полагаться на себя, тем больше он боится отдавать и, следовательно, боится любить. Любить это всегда отдавать, но еще заботиться, нести ответственность, уважать и знать. Все это — активные действия. Любовь это деятельная озабоченность, заинтересованность в жизни и благополучии того, кого мы любим.

Любовь без уважения невозможна. Уважение исключает использование, уважать может только уверенный в себе человек. Уважать можно только зная. Крайний способ познания — садизм, мучение, разломать и подчинить что-то, что бы понять.

Зрелая любовь: Меня любят потому что я люблю. Ты мне нужен потому что я люблю.

Любовь это установка, состояние души, а не любовь к одному человеку. Нельзя любить только одного. 

Любовь братская, материнская, отцовская, эротическая, к себе, к богу. Материнская безусловная и отцовская условная. Высшая материнская любовь, самая сложная: когда ребенок растет и отделяется.

Восточная, парадоксальная логика — единство противоречий. В массе религий. А значит, любовь к богу не есть познание бога в мысли, а есть действие, единение с ним. Праведный образ жизни есть любовь к богу. Важна не мысль (которая всегда двояка), а действие. Преобразование человека важнее догмы и науки. Не правильно мыслить, а правильно поступать.

Западная логика — особое значение мысли. Создала науку. Но верить в бога и жить неправедно считается лучше чем жить праведно неверить. Любовь к богу на западе = вера в существование бога, мысль. На востоке любовь к богу = соединение с ним в акте постоянного преобразования себя в праведника и выражения этой любви в каждый момент жизни, действие.

Умение в сексе — результат любви, а не наоборот. Хороший секс возможен только при доверии и раскрепощении. Любовь как половое удовлетворение и как удовлетворение выраженных желаний другой стороны — две классические паталогии любви в капиталистическом обществе потребления. Любовь про невыраженные желания.

Стремление к успеху, движению вперед без базовых принципов праведности — приводит к разложению любви к богу, превращению религии в способ достигать успеха аналогичный психоанализу. 

Любовь это отношения на самой глубине, совместная работа над самим собой. Доказательство присутствия любви — глубина отношений и сила каждого как личности.

Практика любви. Как научиться любить?

Предпосылки любить такие же, как и для любого искусства: дисциплина, сосредоточенность, терпение, предельная заинтересованность всю жизнь, вне работы.

Дисциплина: вставать в одно время, размышлять, читать, слушать музыку, ограничить бегство от жизни в несерьезные фильмы и книги, не есть и не пить слишком много. Однако дисциплина не должна быть подчинением воли, а должна быть приятной и естественной, хотя и требовать небольшого преодоления.

Сосредоточение: уметь быть наедине с собой, при этом не читать, не курить, не есть, не пить, не слушать радио или ТВ. Это медитация. Плюс уметь сосредоточиться на деятельности. Избегать пустых разговоров без эмоционального переживания и пустых людей говорящих шаблонными фразами. Разговор должен нести смысл для каждого участника. Уметь слушать других. Сосредоточиться значит жить настоящим. Уметь чувствовать себя, свои эмоции и свое состояние.

Конечно, что бы научиться жить сосредоточено требуется терпение. Важно понять, что большинство примеров людей вокруг нас, выдающихся людей нашей культуры потребления (в отличии от восточной) — люди не выдающихся душевных качеств. Лишь внимательной фильтрацией и из литературы мы можем составить представление о таких качествах и поведении. 

Что бы овладеть любовью прежде всего нужно преодолеть нарциссизм. Видеть людей и события не через призму себя, а объективно, как они есть. Способность судить объективно и есть разум. Эмоциональная установка разума — скромность. Скромность и объективность нераздельны и их необходимо проявлять ко всем людям без исключения, отделяя взгляд через свои желания, от объективного.

Еще необходима вера. Вера не иррациональная, потому что так думает авторитет или большинство, а вера рациональная, как твердая убежденность в результате собственных рассуждений и собственного опыта. 

Вера в другого человека, в его твердость, в надежность его и его базовых принципов. Вера в потенциал и возможности другого человека. Обучать — значит помогать осознать человеку его возможности. 

И вера в себя. В свои установки. Вера в себя означает возможность обещать, веру в эту возможность (что является основой личности по Ницше). Вера в надежность своей любви, в возможность вызывать любовь у других.

Вера в человечество — высшая вера. Вера в возможность создать порядок основанный на равенстве, справедливости и любви.

Мы верим в возможнос

www.facebook.com

Отзывы о книге Искусство любить

В этой статье мы рассмотрим взгляды Эриха Фромма, посвященные проблеме любви, представленные в его работе «Искусство любить» (1956).

Эрих Фромм с самого предисловия предупреждает нас, что ни любовь, ни его книга не предполагают инструкций чисто технического характера. «Любовь – не сентиментальное чувство, которое может испытать каждый», – пишет Э. Фромм. Способность переживать любовь тесно связана с уровнем развития личности, ее зрелостью и созидательной ориентацией. Для того чтобы любить, требуется истинная человечность, дисциплина, отвага и вера. Как исследователь культуры и общества Эрих Фромм с сожалением отмечает, что в некоторых культурах возможность такого личностного созревания оказывается труднодостижимой. Но, как это для него характерно, отмечает, что сложности не должны нас останавливать. Сложности нужно стремиться понять, а в результате глубокого понимания найти условия их преодоления.

Эрих Фромм стремится провести анализ причин, приведших к такому плачевному отношению к любви в современном обществе. Он отмечает, что для современного общества наиболее характерны идеи неограниченного потребления и взаимовыгодного обмена, что накладывает свой весомый отпечаток и на представления об отношениях между людьми. Ценность объекта любви определяется по его социальной привлекательности подобно тому, как упаковка указывает на значительность товара. «Едва ли стоит удивляться, – отмечает Эрих Фромм, – что в культуре, где превалирует рыночная ориентация и где материальный успех представляет выдающуюся ценность, человеческие любовные отношения следуют тем же образцам».

Как же все-таки возможно овладеть искусством любить? Эрих Фромм выделяет в этом искусстве, как и в любом другом, три составляющие: теорию, практику и сосредоточение на самом искусстве как на чем-то наиболее ценном. Чтобы овладеть искусством, оно должно стать важнейшей ценностью, и здесь вскрывается проблема любви для современного человека, для которого большую ценность зачастую представляет вовсе не любовь, а «успех, престиж, деньги, власть». Любовь, не приносящая ни денег, ни какой-либо ощутимой пользы, оказывается недостойной приложения усилий современного человека.

Обозначив исходные проблемы, Эрих Фромм переходит к заявленному рассмотрению теории и практики любви.

Теория любви должна предполагать теорию человеческого существования, любовь собственно и является ответом на проблему специфически человеческого существования. Хотя привязанность в отношениях животных мы воспринимаем как эквивалент любви, для животных эти отношения укоренены в инстинктивной природе. Для человека подобная гармония с природой безвозвратно утрачена, но взамен человек получает способность разума и осознание своей отделенности.

По Э. Фромму, осознание себя в качестве отдельного существа, осознание краткости своей жизни, своего одиночества и беспомощности, разобщенности с другими существами наполняет жизнь тяжелейшими переживаниями, освободиться от которых можно лишь на основе нового объединения с другими людьми и окружающим миром.

Так как переживание отделенности порождает чувства тревоги, стыда и вины, то «глубочайшую потребность человека составляет потребность преодолеть свою отделенность». Эта проблема – преодоления своей отделенности и достижения единства с другими людьми – стоит перед человеком во все времена и во всех культурах, этот вопрос исходит из самих условий человеческого существования. Ответы на этот вопрос различны. Собственно, набор таких ответов и является историей человеческой культуры, историей религии и философии.

Эрих Фромм подчеркивает, что качество ответа во многом зависит от уровня индивидуализации, достигнутой человеком. Так, маленький ребенок, «я» которого еще развито слабо, в присутствии своей матери не чувствует свою отделенность. Со временем, по мере развития собственной индивидуальности, ребенку будет недостаточно присутствия матери, ему потребуются иные пути преодоления отделенности. «Сходным образом человеческий род в своем младенчестве еще чувствовал единство с природой, – отмечает Э. Фромм, – но чем больше человеческий род порывал с этими первоначальными узами, чем более он отделялся от природного мира, тем более напряженной становилась потребность находить новые пути преодоления отделенности».

Эрих Фромм выделяет и описывает несколько путей преодоления человеческой отделенности.

Одним из путей служат все виды оргиастических состояний, которые могут иметь форму транса или наркотического опьянения. Примером такого пути, согласно Э. Фромму, могут служить и многие ритуалы примитивных племен: «в трансовом состоянии экзальтации исчезает внешний мир, а вместе с ним и чувство отделенности от него». Оргиастический союз достигается и в переживании сексуального удовлетворения. Для всех форм оргиастического союза характерны следующие черты: интенсивность переживаний, захватывающих человека целиком, и относительная кратковременность этих переживаний.

Другой формой единства во все времена было «единство, основанное на приспособлении к группе, ее обычаям, практике и верованиям». В таком стадном единстве, спасающем от ужасающего чувства одиночества, человек во многом утрачивает себя. Путь приспособления не вызывает таких сильных переживаний как при оргиастических состояниях, поэтому не всегда оказывается достаточным, симптомами чего Э. Фромм видит распространенные в современном мире эротоманию, алкоголизм и наркоманию. К тому же путь приспособления больше захватывает уровень ума, чем тела, в отличие от оргиастических состояний. Правда у стадного конформизма есть и достоинство – его стабильность, в противоположность периодичности оргиастических переживаний.

Третий путь обретения единства заключается в творческой деятельности. В творческом труде человек достигает единства со своим предметом, что символически выражает единство со всем внешним миром. Эрих Фромм акцентирует и то, что для современного мира, где работающий человек становится «придатком машины или бюрократической организации», доля творческого труда в рабочем процессе катастрофически сокращается.

Все три способа единения частичны, ограничены: «Единение, достигаемое в созидательной работе, не межличностно; единение, достигаемое в оргиастическом слиянии, – преходяще; единение, достигаемое приспособлением – это только псевдоединение». Полноценный ответ на проблему человеческой отделенности может дать только межличностное единение в любви с другим человеком.

Говоря о любви, могут возникнуть чисто терминологические трудности, так как под одним и тем же словом «любовь» могут подразумеваться как ее зрелые, так и незрелые формы, доходящие до «симбиотического союза». Поэтому стоит уточнить, что, употребляя слово «любовь», Э. Фромм имеет в виду ее зрелые формы. Незрелые формы любви характеризуются тотальной зависимостью, отсутствием собственной целостности и индивидуальности, их аналогом является биологическое единство матери и плода.

Зрелая любовь помогает человеку объединяться с другими людьми, сохраняя при этом самого себя и свою целостность. Способность любить предполагает самоотдачу и преодоление желания накоплять и эксплуатировать других. Кроме того, любовь предполагает заботу, уважение, ответственность и знание другого человека, «это активная заинтересованность в жизни и развитии того, что мы любим».

Эрих Фромм настаивает на том, что любовь не исчерпывается отношением к определенному человеку, а представляет собой способность, установку характера, задающую отношение к миру вообще. Тем не менее, он выделяет несколько типов любви в зависимости от того, на кого она направлена: братская любовь, материнская любовь, эротическая любовь, любовь к себе и любовь к Богу.

Братская любовь является фундаментальным видом любви, предполагающей заботу, ответственность, уважение и знание другого человека. Братская любовь включает в себя также сострадание по отношению к слабым, немощным и чужакам.

Материнская любовь – это безусловное утверждение жизни ребенка, транслирующее ребенку глубинное знание о ценности и радости жизни.

Эротическая любовь отличается от двух предыдущих типов тем, что предполагает единство с единственным человеком, она не адресована каждому. Эротическая любовь исключительна, а не всеобща.

Любовь к себе, вопреки распространенному заблуждению, не является противоположностью и не исключает любви к другим, что отражено еще в библейском «возлюби ближнего как самого себя». Еще одно заблуждение связано с отождествлением любви к себе и эгоизма. В сущности, эгоизм является прямой противоположностью любви к себе – напряженным, ненасытным и в итоге безуспешном усилием получать удовольствия.

Любовь к Богу является религиозной формой любви, в основе которой лежит все та же потребность преодолеть одиночество в переживании единства. По мнению Эриха Фромма, во всех религиях Бог означает высшее благо, поэтому понимание Бога тесно связано с тем, как человек понимает высшее благо. Поэтому исходным снова оказывается анализ характера человека. Природа любви к Богу соответствует природе любви к человеку, и, согласно Э. Фромму, во многом определяется структурой общества, в котором живет человек.

Тема взаимосвязи характера человека с культурой и структурой общества является центральной для всего творчества Э. Фромма. В книге «Искусство любить» он вскрывает те трудности, на которые в современном мире наталкивается развитие способности любить, исходящей из возможности развития человеческой личности в целом. Любовь в современном обществе заменяется многочисленными формами псевдолюбви.

В современном обществе способами преодоления одиночества становятся соответствие общественному мнению, неограниченное потребление вещей и всевозможных развлечений, что ведет к крайней поверхностности контактов с ближними.

Распространенной формой псевдолюбви становится любовь- поклонение. В ней не достигший собственной индивидуальности человек, не имеющий возможности опереться на собственные созидательные силы, приписывает все лучшее объекту своего поклонения. В таком отношении рано или поздно наступает разочарование, и тогда подыскивается новый идол. «Эта любовь-поклонение часто описывается как истинная, великая любовь; но хотя она, казалось бы, должна свидетельствовать о силе и глубине любви, на самом деле она лишь обнаруживает голод и отчаяние поклоняющегося».

К другой форме псевдолюбви относится «сентиментальная любовь», которая «переживается только в фантазии, а не в здесь и сейчас существующих отношениях с другим реальным человеком». К этому типу псевдолюбви относится удовольствие «переживаемое потребителем кинокартин и романов с любовными историями, песен о любви. Все неосуществленные желания любви, единства и близости находят удовлетворение в потреблении такой продукции». Здесь же Э. Фромм отмечает и распространенную иллюзию о том, что любовь будто бы предполагает полное отсутствие конфликтов.

Рассмотрев теоретические вопросы искусства любить, Эрих Фромм переходит к практическим.

Как и любое другое искусство, искусство любить предполагает дисциплину, причем дисциплину по отношению ко всей своей жизни. Эта самодисциплина в корне отлична от той дисциплины, когда человек подчиняется рабочему распорядку и другим внешним шаблонам, регламентирующим его жизнь.

Не менее важными практическими аспектами искусства любви являются сосредоточенность и терпение – «если кто-то гонится за быстрыми результатами, он никогда не научится искусству». В современном мире с его культом быстроты и мобильности, подобные качества вытесняются прямо противоположными, «как и во многих других отношениях человеческие ценности стали определяться экономическими ценностями». Для современного человека характерно полагать, что время, когда он не действует быстро, остается потерянным, но и выигранное время ему остается только убивать, так как он не знает, что с ним делать.

Еще одно важное и необходимое условие овладения любым искусством – собственная сильнейшая заинтересованность ученика в достижении мастерства, причем такая заинтересованность должна организовывать всю его жизнь. В овладении и практике искусства собственная личность становится важнейшим инструментом, поэтому тот, кто стремится стать мастером «должен начать с практикования дисциплины, сосредоточенности, терпения во всех сферах жизни».

Эрих Фромм отмечает, что сосредоточение для современного западного человека также является чем-то труднодостижимым, ведь сосредоточение означает способность оставаться наедине с собой, а это для многих связано со слишком большим беспокойством и тревогой. Однако именно «способность оставаться наедине с собой является условием способности любить». Эрих Фромм рекомендует избегать дурных компаний, тривиальных разговоров и совершать упражнения по сосредоточению, например, расслабиться и понаблюдать за своим дыханием. Конечно же, для овладения навыками сосредоточения необходимо время и терпение, подобно тому, как время и терпение нужно детям, которые учатся ходить. Для того чтобы научиться сосредотачиваться, необходимо уметь чувствовать себя, слышать свой внутренний голос и понимать себя. В то же время важно научиться не подменять самопонимание шаблонными рационализациями и псевдообъяснениями.

Эрих Фромм поднимает важный вопрос: для восприятия собственных духовных процессов человеку важны какие-то достойные образцы в окружающей его действительности, а это указывает на проблемы нашей культуры. Современная западная культура ориентирована на передачу знаний, оставляя без внимания первостепенную значимость для человеческого развития живого присутствия зрелых, духовно развитых людей. В предыдущие эпохи и в культурах Востока учитель был не столько носителем информации, сколько носителем определенных человеческих установок. В современном мире «людьми, внушающими восхищение и желание подражать, являются кто угодно, но только не носители выдающихся духовных качеств». У нас чаще всего эту роль играют те, кто добился известности и «звездности». Из этого тупика Эрих Фромм видит выход в знакомстве с великими произведениями литературы и искусства, биографиями «настоящих» людей. Только так можно достичь представления о зрелой жизни, иначе вся культурная традиция прервется «даже если будет дальше передано и развито ее знание».

Эрих Фромм обращает внимание на то, что для способности любить важным условием является преодоление собственного эгоизма и нарциссизма, что требует развития восприимчивости и смирения. Причем эти качества нужно стремиться выражать в любой ситуации и по отношению к любому человеку, а не только к любимым.

Еще одно важное качество, которое Эрих Фромм видит условием способности любить, – это вера. Освобождение от эгоизма и психическое развитие, по мнению Эриха Фромма, невозможны без веры, коренящейся в нашей «созидательной интеллектуальной и эмоциональной деятельности». В свою очередь, вера в возможности другого человека становится важным условием его развития. Вера предполагает и отвагу, так как то, во что мы по настоящему верим и что является для нас ценным, требует наших активных усилий, нонконформистской позиции, а иногда связано с риском и жертвами.

Последний вопрос, которому уделяет внимание Эрих Фромм, – это вопрос совместимости плодотворной ориентации в целом и ее выражения в способности любить с социальной организацией современного западного общества, основанной на принципе эгоизма, лишь смягченного этикой взаимовыгодного обмена. Несмотря на несовместимость принципа любви и принципа эгоизма, все же Эрих Фромм видит возможности как для нонконформизма в современном обществе, так и для веры в неизбежное общественное переустройство, в котором будет больше возможностей переживать любовь «как единственный здравый и удовлетворительный ответ на проблему человеческого существования».

Мы рассмотрели ключевые идеи Эриха Фромма, посвященные проблеме любви, и теперь можем подвести итоги и сделать выводы:

1. Книга Э. Фромма «Искусство любить» носит просветительский характер, она адресована современному (так и хочется сказать «массово выпущенному») человеку, который, не смотря на успехи наук и технологий, оказался до гротеска беспомощным по отношению к своим истинно человеческим целям и нуждам.

2. Конечно, Э. Фромма можно упрекнуть в некоторой схематизации решаемых им проблем, однако его мировоззренческая позиция и те ценности, которые он защищает, действительно насущны в современном мире, переживающем глубокий духовный кризис. В этом контексте отстаивание приоритета духовных компонентов в человеческой природе посреди всеобщего релятивизма и нигилизма создает важный прецедент и ориентир для современного человека.

3. Важно отметить и то, что Эриха Фромма выгодно отличает открытое отношение к читателю – он не прячется за терминологический фасад, не подменяет разговор о самом важном «птичьим» языком современного научно-философского дискурса.

4. Что же является наиважнейшей идеей «Искусства любить» – вера в то, что человек способен любить, способен созревать и возможности для развития существуют, а препятствия преодолимы. Даже если это всего лишь вера писателя и философа – это именно та вера, которая является условием развития читателя. Это та вера, которая является условием способности любить и созревать. Которая требует отваги. И которая создает прецедент и живое присутствие такой дефицитной сегодня духовной установки.

www.livelib.ru

Отзывы о книге Искусство любить

Эрих Фромм об искусстве любить

В этой статье мы рассмотрим взгляды Эриха Фромма, посвященные проблеме любви, представленные в его работе «Искусство любить» (1956).

Эрих Фромм с самого предисловия предупреждает нас, что ни любовь, ни его книга не предполагают инструкций чисто технического характера. «Любовь – не сентиментальное чувство, которое может испытать каждый», – пишет Э. Фромм. Способность переживать любовь тесно связана с уровнем развития личности, ее зрелостью и созидательной ориентацией. Для того чтобы любить, требуется истинная человечность, дисциплина, отвага и вера. Как исследователь культуры и общества Эрих Фромм с сожалением отмечает, что в некоторых культурах возможность такого личностного созревания оказывается труднодостижимой. Но, как это для него характерно, отмечает, что сложности не должны нас останавливать. Сложности нужно стремиться понять, а в результате глубокого понимания найти условия их преодоления.

Итак, первейшая посылка книги состоит в том, что любовь не является чем-то легкодоступным, приятным и случайным, любовь как любое искусство требует усилия и знания. В то же время в современной культуре Э. Фромм видит прямо противоположное отношение к любви, люди стремятся скорее вызывать любовь к себе, чем любить самим. Э. Фромм отмечает, что «для большинства людей нашей культуры умение возбуждать любовь это, в сущности, соединение симпатичности и сексуальной привлекательности». В такой установке любовь из проблемы способности превращается в проблему объекта, первостепенным оказывается нахождение достойного объекта, а не собственная способность любить.

Эрих Фромм стремится провести анализ причин, приведших к такому плачевному отношению к любви в современном обществе. Он отмечает, что для современного общества наиболее характерны идеи неограниченного потребления и взаимовыгодного обмена, что накладывает свой весомый отпечаток и на представления об отношениях между людьми. Ценность объекта любви определяется по его социальной привлекательности подобно тому, как упаковка указывает на значительность товара. «Едва ли стоит удивляться, – отмечает Эрих Фромм, – что в культуре, где превалирует рыночная ориентация и где материальный успех представляет выдающуюся ценность, человеческие любовные отношения следуют тем же образцам».

Как же все-таки возможно овладеть искусством любить? Эрих Фромм выделяет в этом искусстве, как и в любом другом, три составляющие: теорию, практику и сосредоточение на самом искусстве как на чем-то наиболее ценном. Чтобы овладеть искусством, оно должно стать важнейшей ценностью, и здесь вскрывается проблема любви для современного человека, для которого большую ценность зачастую представляет вовсе не любовь, а «успех, престиж, деньги, власть». Любовь, не приносящая ни денег, ни какой-либо ощутимой пользы, оказывается недостойной приложения усилий современного человека.

Обозначив исходные проблемы, Эрих Фромм переходит к заявленному рассмотрению теории и практики любви.

Теория любви должна предполагать теорию человеческого существования, любовь собственно и является ответом на проблему специфически человеческого существования. Хотя привязанность в отношениях животных мы воспринимаем как эквивалент любви, для животных эти отношения укоренены в инстинктивной природе. Для человека подобная гармония с природой безвозвратно утрачена, но взамен человек получает способность разума и осознание своей отделенности.

По Э. Фромму, осознание себя в качестве отдельного существа, осознание краткости своей жизни, своего одиночества и беспомощности, разобщенности с другими существами наполняет жизнь тяжелейшими переживаниями, освободиться от которых можно лишь на основе нового объединения с другими людьми и окружающим миром.

Так как переживание отделенности порождает чувства тревоги, стыда и вины, то «глубочайшую потребность человека составляет потребность преодолеть свою отделенность». Эта проблема – преодоления своей отделенности и достижения единства с другими людьми – стоит перед человеком во все времена и во всех культурах, этот вопрос исходит из самих условий человеческого существования. Ответы на этот вопрос различны. Собственно, набор таких ответов и является историей человеческой культуры, историей религии и философии.

Эрих Фромм подчеркивает, что качество ответа во многом зависит от уровня индивидуализации, достигнутой человеком. Так, маленький ребенок, «я» которого еще развито слабо, в присутствии своей матери не чувствует свою отделенность. Со временем, по мере развития собственной индивидуальности, ребенку будет недостаточно присутствия матери, ему потребуются иные пути преодоления отделенности. «Сходным образом человеческий род в своем младенчестве еще чувствовал единство с природой, – отмечает Э. Фромм, – но чем больше человеческий род порывал с этими первоначальными узами, чем более он отделялся от природного мира, тем более напряженной становилась потребность находить новые пути преодоления отделенности».

Эрих Фромм выделяет и описывает несколько путей преодоления человеческой отделенности.

Одним из путей служат все виды оргиастических состояний, которые могут иметь форму транса или наркотического опьянения. Примером такого пути, согласно Э. Фромму, могут служить и многие ритуалы примитивных племен: «в трансовом состоянии экзальтации исчезает внешний мир, а вместе с ним и чувство отделенности от него». Оргиастический союз достигается и в переживании сексуального удовлетворения. Для всех форм оргиастического союза характерны следующие черты: интенсивность переживаний, захватывающих человека целиком, и относительная кратковременность этих переживаний.

Другой формой единства во все времена было «единство, основанное на приспособлении к группе, ее обычаям, практике и верованиям». В таком стадном единстве, спасающем от ужасающего чувства одиночества, человек во многом утрачивает себя. Путь приспособления не вызывает таких сильных переживаний как при оргиастических состояниях, поэтому не всегда оказывается достаточным, симптомами чего Э. Фромм видит распространенные в современном мире эротоманию, алкоголизм и наркоманию. К тому же путь приспособления больше захватывает уровень ума, чем тела, в отличие от оргиастических состояний. Правда у стадного конформизма есть и достоинство – его стабильность, в противоположность периодичности оргиастических переживаний.

Третий путь обретения единства заключается в творческой деятельности. В творческом труде человек достигает единства со своим предметом, что символически выражает единство со всем внешним миром. Эрих Фромм акцентирует и то, что для современного мира, где работающий человек становится «придатком машины или бюрократической организации», доля творческого труда в рабочем процессе катастрофически сокращается.

Все три способа единения частичны, ограничены: «Единение, достигаемое в созидательной работе, не межличностно; единение, достигаемое в оргиастическом слиянии, – преходяще; единение, достигаемое приспособлением – это только псевдоединение». Полноценный ответ на проблему человеческой отделенности может дать только межличностное единение в любви с другим человеком.

Говоря о любви, могут возникнуть чисто терминологические трудности, так как под одним и тем же словом «любовь» могут подразумеваться как ее зрелые, так и незрелые формы, доходящие до «симбиотического союза». Поэтому стоит уточнить, что, употребляя слово «любовь», Э. Фромм имеет в виду ее зрелые формы. Незрелые формы любви характеризуются тотальной зависимостью, отсутствием собственной целостности и индивидуальности, их аналогом является биологическое единство матери и плода.

Зрелая любовь помогает человеку объединяться с другими людьми, сохраняя при этом самого себя и свою целостность. Способность любить предполагает самоотдачу и преодоление желания накоплять и эксплуатировать других. Кроме того, любовь предполагает заботу, уважение, ответственность и знание другого человека, «это активная заинтересованность в жизни и развитии того, что мы любим».

Эрих Фромм настаивает на том, что любовь не исчерпывается отношением к определенному человеку, а представляет собой способность, установку характера, задающую отношение к миру вообще. Тем не менее, он выделяет несколько типов любви в зависимости от того, на кого она направлена: братская любовь, материнская любовь, эротическая любовь, любовь к себе и любовь к Богу.

Братская любовь является фундаментальным видом любви, предполагающей заботу, ответственность, уважение и знание другого человека. Братская любовь включает в себя также сострадание по отношению к слабым, немощным и чужакам.

Материнская любовь – это безусловное утверждение жизни ребенка, транслирующее ребенку глубинное знание о ценности и радости жизни.

Эротическая любовь отличается от двух предыдущих типов тем, что предполагает единство с единственным человеком, она не адресована каждому. Эротическая любовь исключительна, а не всеобща.

Любовь к себе, вопреки распространенному заблуждению, не является противоположностью и не исключает любви к другим, что отражено еще в библейском «возлюби ближнего как самого себя». Еще одно заблуждение связано с отождествлением любви к себе и эгоизма. В сущности, эгоизм является прямой противоположностью любви к себе – напряженным, ненасытным и в итоге безуспешном усилием получать удовольствия.

Любовь к Богу является религиозной формой любви, в основе которой лежит все та же потребность преодолеть одиночество в переживании единства. По мнению Эриха Фромма, во всех религиях Бог означает высшее благо, поэтому понимание Бога тесно связано с тем, как человек понимает высшее благо. Поэтому исходным снова оказывается анализ характера человека. Природа любви к Богу соответствует природе любви к человеку, и, согласно Э. Фромму, во многом определяется структурой общества, в котором живет человек.

Тема взаимосвязи характера человека с культурой и структурой общества является центральной для всего творчества Э. Фромма. В книге «Искусство любить» он вскрывает те трудности, на которые в современном мире наталкивается развитие способности любить, исходящей из возможности развития человеческой личности в целом. Любовь в современном обществе заменяется многочисленными формами псевдолюбви.

В современном обществе способами преодоления одиночества становятся соответствие общественному мнению, неограниченное потребление вещей и всевозможных развлечений, что ведет к крайней поверхностности контактов с ближними.

Распространенной формой псевдолюбви становится любовь- поклонение. В ней не достигший собственной индивидуальности человек, не имеющий возможности опереться на собственные созидательные силы, приписывает все лучшее объекту своего поклонения. В таком отношении рано или поздно наступает разочарование, и тогда подыскивается новый идол. «Эта любовь-поклонение часто описывается как истинная, великая любовь; но хотя она, казалось бы, должна свидетельствовать о силе и глубине любви, на самом деле она лишь обнаруживает голод и отчаяние поклоняющегося».

К другой форме псевдолюбви относится «сентиментальная любовь», которая «переживается только в фантазии, а не в здесь и сейчас существующих отношениях с другим реальным человеком». К этому типу псевдолюбви относится удовольствие «переживаемое потребителем кинокартин и романов с любовными историями, песен о любви. Все неосуществленные желания любви, единства и близости находят удовлетворение в потреблении такой продукции». Здесь же Э. Фромм отмечает и распространенную иллюзию о том, что любовь будто бы предполагает полное отсутствие конфликтов.

Рассмотрев теоретические вопросы искусства любить, Эрих Фромм переходит к практическим.

Как и любое другое искусство, искусство любить предполагает дисциплину, причем дисциплину по отношению ко всей своей жизни. Эта самодисциплина в корне отлична от той дисциплины, когда человек подчиняется рабочему распорядку и другим внешним шаблонам, регламентирующим его жизнь.

Не менее важными практическими аспектами искусства любви являются сосредоточенность и терпение – «если кто-то гонится за быстрыми результатами, он никогда не научится искусству». В современном мире с его культом быстроты и мобильности, подобные качества вытесняются прямо противоположными, «как и во многих других отношениях человеческие ценности стали определяться экономическими ценностями». Для современного человека характерно полагать, что время, когда он не действует быстро, остается потерянным, но и выигранное время ему остается только убивать, так как он не знает, что с ним делать.

Еще одно важное и необходимое условие овладения любым искусством – собственная сильнейшая заинтересованность ученика в достижении мастерства, причем такая заинтересованность должна организовывать всю его жизнь. В овладении и практике искусства собственная личность становится важнейшим инструментом, поэтому тот, кто стремится стать мастером «должен начать с практикования дисциплины, сосредоточенности, терпения во всех сферах жизни».

Эрих Фромм отмечает, что сосредоточение для современного западного человека также является чем-то труднодостижимым, ведь сосредоточение означает способность оставаться наедине с собой, а это для многих связано со слишком большим беспокойством и тревогой. Однако именно «способность оставаться наедине с собой является условием способности любить». Эрих Фромм рекомендует избегать дурных компаний, тривиальных разговоров и совершать упражнения по сосредоточению, например, расслабиться и понаблюдать за своим дыханием. Конечно же, для овладения навыками сосредоточения необходимо время и терпение, подобно тому, как время и терпение нужно детям, которые учатся ходить. Для того чтобы научиться сосредотачиваться, необходимо уметь чувствовать себя, слышать свой внутренний голос и понимать себя. В то же время важно научиться не подменять самопонимание шаблонными рационализациями и псевдообъяснениями.

Эрих Фромм поднимает важный вопрос: для восприятия собственных духовных процессов человеку важны какие-то достойные образцы в окружающей его действительности, а это указывает на проблемы нашей культуры. Современная западная культура ориентирована на передачу знаний, оставляя без внимания первостепенную значимость для человеческого развития живого присутствия зрелых, духовно развитых людей. В предыдущие эпохи и в культурах Востока учитель был не столько носителем информации, сколько носителем определенных человеческих установок. В современном мире «людьми, внушающими восхищение и желание подражать, являются кто угодно, но только не носители выдающихся духовных качеств». У нас чаще всего эту роль играют те, кто добился известности и «звездности». Из этого тупика Эрих Фромм видит выход в знакомстве с великими произведениями литературы и искусства, биографиями «настоящих» людей. Только так можно достичь представления о зрелой жизни, иначе вся культурная традиция прервется «даже если будет дальше передано и развито ее знание».

Эрих Фромм обращает внимание на то, что для способности любить важным условием является преодоление собственного эгоизма и нарциссизма, что требует развития восприимчивости и смирения. Причем эти качества нужно стремиться выражать в любой ситуации и по отношению к любому человеку, а не только к любимым.

Еще одно важное качество, которое Эрих Фромм видит условием способности любить, – это вера. Освобождение от эгоизма и психическое развитие, по мнению Эриха Фромма, невозможны без веры, коренящейся в нашей «созидательной интеллектуальной и эмоциональной деятельности». В свою очередь, вера в возможности другого человека становится важным условием его развития. Вера предполагает и отвагу, так как то, во что мы по настоящему верим и что является для нас ценным, требует наших активных усилий, нонконформистской позиции, а иногда связано с риском и жертвами.

Последний вопрос, которому уделяет внимание Эрих Фромм, – это вопрос совместимости плодотворной ориентации в целом и ее выражения в способности любить с социальной организацией современного западного общества, основанной на принципе эгоизма, лишь смягченного этикой взаимовыгодного обмена. Несмотря на несовместимость принципа любви и принципа эгоизма, все же Эрих Фромм видит возможности как для нонконформизма в современном обществе, так и для веры в неизбежное общественное переустройство, в котором будет больше возможностей переживать любовь «как единственный здравый и удовлетворительный ответ на проблему человеческого существования».

Мы рассмотрели ключевые идеи Эриха Фромма, посвященные проблеме любви, и теперь можем подвести итоги и сделать выводы:

1. Книга Э. Фромма «Искусство любить» носит просветительский характер, она адресована современному (так и хочется сказать «массово выпущенному») человеку, который, не смотря на успехи наук и технологий, оказался до гротеска беспомощным по отношению к своим истинно человеческим целям и нуждам.

2. Конечно, Э. Фромма можно упрекнуть в некоторой схематизации решаемых им проблем, однако его мировоззренческая позиция и те ценности, которые он защищает, действительно насущны в современном мире, переживающем глубокий духовный кризис. В этом контексте отстаивание приоритета духовных компонентов в человеческой природе посреди всеобщего релятивизма и нигилизма создает важный прецедент и ориентир для современного человека.

3. Важно отметить и то, что Эриха Фромма выгодно отличает открытое отношение к читателю – он не прячется за терминологический фасад, не подменяет разговор о самом важном «птичьим» языком современного научно-философского дискурса.

4. Что же является наиважнейшей идеей «Искусства любить» – вера в то, что человек способен любить, способен созревать и возможности для развития существуют, а препятствия преодолимы. Даже если это всего лишь вера писателя и философа – это именно та вера, которая является условием развития читателя. Это та вера, которая является условием способности любить и созревать. Которая требует отваги. И которая создает прецедент и живое присутствие такой дефицитной сегодня духовной установки.

www.livelib.ru

«Искусство любить» читать онлайн книгу автора Эрих Фромм на MyBook.ru

«Мы не можем ждать милостей от природы… Взять их – наша задача!»
Известный селекционер И. В. Мичурин

«Любовь бывает разная. Бывает любовь мужчины к женщине. Любовь мужчины к мужчине. Любовь женщины к женщине. А еще бывает любовь к Партии. Вот о ней-то мы сегодня и поговорим».
Не менее известный анекдот

Последнее – это я несерьезно. Просто такова была вторая реакция после нервного смеха на то, что Фромм, описав вкратце основные типы любви (братскую, материнскую, эротическую) перешел к любви к Богу и дал на радостях полный обзор теологической картины мира на Востоке и Западе – с древности до наших дней. Вот что бывает, когда сайентист берется рассуждать об этике. Я, конечно, люблю мистиков и даосов, но это не совсем те люди, которых ожидаешь обнаружить в книге с таким названием. А впрочем, я придираюсь. Книга чудесна, повторюсь, чу-дес-на. Если вместо 100 романов с великими историями любви вы прочтете эту маленькую книгу – вы ничего не потеряете. Потому что она имеет целью не развитие романтического мышления, а духовный рост и взросление читателя.

Ну да что там, все мы что-нибудь да знаем про любовь, правда? И отношения у нас есть/были/намечаются, и мечты есть, и планы, дети, ипотека и все такое. Тут учителя не нужны, разве что немножечко, в остальном каждый руководствуется своим чутьем. Вот только перечитанный Фромм повторяет пришедшую ко мне с весьма болезненным опытом мысль: самая великая любовь не спасет тебя, покуда есть в тебе внутренние изъяны. Если есть в тебе трусость, слабость, страх перед жизнью, отсутствие внутреннего единства со всеми людьми и готовности им открыться – не светит тебе ничего, кроме более-менее приятных поверхностных отношений в рамках потребительского общества и в лучшем случае того типа любви, который Фромм зовет «эгоизм вдвоем». От одиночества это не спасет и внутреннюю брешь – сознание собственной слабости – не закроет. В этом, к слову, и есть главная проблема того, чтобы в первую очередь быть любимым, а не любить: это не спасает.

По Фромму, любовь – это не случайное романтическое переживание, но акт силы, воли и отваги. По Фромму опять же, даже эротическая избирательная любовь, чтобы принести человеку счастье, обязательно должна опираться на любовь к жизни и людям и желание им помочь, т.е., иными словами, на крепкую, глубокую и здоровую личность, имеющую ресурсов в изобилии. В принципе, взросление личности и есть путь обретения силы и наивысшего удовольствия – способности дарить свою силу другим, а также ответственности, конечно. На мой взгляд, зрелость приходит тогда, когда ответственность за других воспринимается не тяжкой обязанностью, а большой радостью; радость же эта, любезно подсказывает нам автор, коренится в сознании собственной высокой жизнеспособности.

Фромм долго и подробно анализирует формы распада любви в современном обществе. В принципе, все эти формы можно свести к двум особенностям: неглубокий душевный контакт при глубоком желании защититься от одиночества. Прекрасно описание сентиментальной любви, когда партнеры могут переживать сильнейшие чувства и душевные потрясения, просматривая вдвоем фильмы, но при этом остаются чужими друг другу людьми. Так можно успешно прожить друг с другом лет шестьдесят и скончаться в счастливом браке, но так и не заметить, что рядом с тобой жило невероятно сложное и глубокое существо, созданное по образу и подобию бога, в которое можно погружаться, как в бездну, день за днем и год за годом. Обычно это, впрочем, соседствует с аналогичным непониманием собственной сущности и нежеланием подобных подводных прогулок. Вот ведь загвоздка: желание есть, и глубочайшее (как сказал мне один мудрый человек, главная потребность человека – жить в поле любви), однако то ли сил на это не хватает, то ли отваги, то ли и так всё вроде неплохо, а между тем все программисты знают: работает – значит, ничего не трогай и ничего не меняй. (Кстати, в самом начале книги Фромм подробно объясняет, как, Huxley-like, создается впечатление этого «неплохо» путем организации рабочего времени и досуга большинства граждан развитых государств.) Отваги на это нужно много, очень много, и чтобы по-настоящему встретиться с душой другого человека, надо сначала повстречать собственную и посмотреть ей в глаза: см. выше про внутренние изъяны. А честность далеко не всегда приятна, и рост приносит отнюдь не только удовольствие. Один радикальный психолог резюмировал коротко: к развитию побуждает боль, вызванная собственным несовершенством.

Возможно, в свете этих рассуждений обретает смысл самое загадочное утверждение Фромма: сильное чувство обязательно пробуждает такое же сильное чувство в объекте симпатии. Я не уверена, что Фромм ясно понял, что сказал, хотя / а потому и стал сразу цитировать древнюю поэзию (за что вообще люблю психоаналитиков – они никогда не переоценивают значение логического восприятия в ущерб интуитивному, а поздние так и вовсе склоняются к восточной диалектике), тогда как чуть менее чем все читатели мигом навострили уши и вспомнили о Васе/Тане из соседнего подъезда, который/ая вот взял(а) и не оценил(а). Я даже могу представить этот великолепный сюжет: Катя/Петя прочитали Фромма и пошли доказывать объекту симпатии, что на самом-то деле… Кроме шуток, был у меня в глубокой юности один знакомый, который очень внушительно доказывал объекту своей симпатии наличие у этого объекта сильнейших к нему чувств, несмотря на красноречивую реакцию, свидетельствующую об обратном; а что поделаешь – страсть, господа. Так вот Фромм, мне кажется, не об этом, а о том, что в подлинной реальности подлинный порыв никогда не остается без ответа. Другое дело, что человеку, на это способному, уже не нужно от другого ни гарантий, ни благ, да и не только от другого – от жизни тоже не нужно, поскольку он сознал, что все это в нем содержится и вечно живёт в поле синхронии. Но это моё мнение. А вы можете сами прочесть книжку и написать в комментариях, что же, по-вашему, имел в виду Эрих Фромм.)

Из этой удивительно небольшой книжки пользователи лайвлиба надергали 777 цитат, что как бы намекает на то, что пересказывать подробности – задача неблагодарная. Да и не к чему. Процитирую одну из рецензий – это одна из опорных книг настоящего человека. Не забуду и любимую фразу из Фромма: «Ни один человек не может спасти другого, но должен сделать все, чтобы помочь ему спасти себя самому». (В одном из своих эссе Бродский предлагал гравировать повсюду строки Одена «Мы знаем по школьным азам / кому причиняют боль / боль причиняет сам» – а я бы предложила эту фразу Фромма.)

Последний раздел книги посвящен практике как искусства вообще, так и искусства любви, что требует, помимо прочего, обязательной сосредоточенности и дисциплины. Фромм, как и любимые им даосы, рекомендует полностью погружаться в текущий момент и не делать нескольких дел одновременно. Среди ключевых особенностей зрелой личности Фромм называет также самодостаточность – умение находиться одному. И наконец, главными характеристиками любящей пары становятся радость от жизни и высокая жизнеспособность обоих партнеров.

Перечитывать минимум раз в два-три года наравне с magnum opus Карен Хорни – в последнем живо описаны увлекательные и невероятные приключения разнообразных типов личности, которые пока еще не доросли до желаемой Фроммом нирваны, и, черт подери, более мотивирующей на развитие книги я еще не встречала!

P.S. Всем тепла и любви))

mybook.ru

«Искусство любить» читать онлайн книгу автора Эрих Фромм на MyBook.ru

«Мы не можем ждать милостей от природы… Взять их – наша задача!»
Известный селекционер И. В. Мичурин

«Любовь бывает разная. Бывает любовь мужчины к женщине. Любовь мужчины к мужчине. Любовь женщины к женщине. А еще бывает любовь к Партии. Вот о ней-то мы сегодня и поговорим».
Не менее известный анекдот

Последнее – это я несерьезно. Просто такова была вторая реакция после нервного смеха на то, что Фромм, описав вкратце основные типы любви (братскую, материнскую, эротическую) перешел к любви к Богу и дал на радостях полный обзор теологической картины мира на Востоке и Западе – с древности до наших дней. Вот что бывает, когда сайентист берется рассуждать об этике. Я, конечно, люблю мистиков и даосов, но это не совсем те люди, которых ожидаешь обнаружить в книге с таким названием. А впрочем, я придираюсь. Книга чудесна, повторюсь, чу-дес-на. Если вместо 100 романов с великими историями любви вы прочтете эту маленькую книгу – вы ничего не потеряете. Потому что она имеет целью не развитие романтического мышления, а духовный рост и взросление читателя.

Ну да что там, все мы что-нибудь да знаем про любовь, правда? И отношения у нас есть/были/намечаются, и мечты есть, и планы, дети, ипотека и все такое. Тут учителя не нужны, разве что немножечко, в остальном каждый руководствуется своим чутьем. Вот только перечитанный Фромм повторяет пришедшую ко мне с весьма болезненным опытом мысль: самая великая любовь не спасет тебя, покуда есть в тебе внутренние изъяны. Если есть в тебе трусость, слабость, страх перед жизнью, отсутствие внутреннего единства со всеми людьми и готовности им открыться – не светит тебе ничего, кроме более-менее приятных поверхностных отношений в рамках потребительского общества и в лучшем случае того типа любви, который Фромм зовет «эгоизм вдвоем». От одиночества это не спасет и внутреннюю брешь – сознание собственной слабости – не закроет. В этом, к слову, и есть главная проблема того, чтобы в первую очередь быть любимым, а не любить: это не спасает.

По Фромму, любовь – это не случайное романтическое переживание, но акт силы, воли и отваги. По Фромму опять же, даже эротическая избирательная любовь, чтобы принести человеку счастье, обязательно должна опираться на любовь к жизни и людям и желание им помочь, т.е., иными словами, на крепкую, глубокую и здоровую личность, имеющую ресурсов в изобилии. В принципе, взросление личности и есть путь обретения силы и наивысшего удовольствия – способности дарить свою силу другим, а также ответственности, конечно. На мой взгляд, зрелость приходит тогда, когда ответственность за других воспринимается не тяжкой обязанностью, а большой радостью; радость же эта, любезно подсказывает нам автор, коренится в сознании собственной высокой жизнеспособности.

Фромм долго и подробно анализирует формы распада любви в современном обществе. В принципе, все эти формы можно свести к двум особенностям: неглубокий душевный контакт при глубоком желании защититься от одиночества. Прекрасно описание сентиментальной любви, когда партнеры могут переживать сильнейшие чувства и душевные потрясения, просматривая вдвоем фильмы, но при этом остаются чужими друг другу людьми. Так можно успешно прожить друг с другом лет шестьдесят и скончаться в счастливом браке, но так и не заметить, что рядом с тобой жило невероятно сложное и глубокое существо, созданное по образу и подобию бога, в которое можно погружаться, как в бездну, день за днем и год за годом. Обычно это, впрочем, соседствует с аналогичным непониманием собственной сущности и нежеланием подобных подводных прогулок. Вот ведь загвоздка: желание есть, и глубочайшее (как сказал мне один мудрый человек, главная потребность человека – жить в поле любви), однако то ли сил на это не хватает, то ли отваги, то ли и так всё вроде неплохо, а между тем все программисты знают: работает – значит, ничего не трогай и ничего не меняй. (Кстати, в самом начале книги Фромм подробно объясняет, как, Huxley-like, создается впечатление этого «неплохо» путем организации рабочего времени и досуга большинства граждан развитых государств.) Отваги на это нужно много, очень много, и чтобы по-настоящему встретиться с душой другого человека, надо сначала повстречать собственную и посмотреть ей в глаза: см. выше про внутренние изъяны. А честность далеко не всегда приятна, и рост приносит отнюдь не только удовольствие. Один радикальный психолог резюмировал коротко: к развитию побуждает боль, вызванная собственным несовершенством.

Возможно, в свете этих рассуждений обретает смысл самое загадочное утверждение Фромма: сильное чувство обязательно пробуждает такое же сильное чувство в объекте симпатии. Я не уверена, что Фромм ясно понял, что сказал, хотя / а потому и стал сразу цитировать древнюю поэзию (за что вообще люблю психоаналитиков – они никогда не переоценивают значение логического восприятия в ущерб интуитивному, а поздние так и вовсе склоняются к восточной диалектике), тогда как чуть менее чем все читатели мигом навострили уши и вспомнили о Васе/Тане из соседнего подъезда, который/ая вот взял(а) и не оценил(а). Я даже могу представить этот великолепный сюжет: Катя/Петя прочитали Фромма и пошли доказывать объекту симпатии, что на самом-то деле… Кроме шуток, был у меня в глубокой юности один знакомый, который очень внушительно доказывал объекту своей симпатии наличие у этого объекта сильнейших к нему чувств, несмотря на красноречивую реакцию, свидетельствующую об обратном; а что поделаешь – страсть, господа. Так вот Фромм, мне кажется, не об этом, а о том, что в подлинной реальности подлинный порыв никогда не остается без ответа. Другое дело, что человеку, на это способному, уже не нужно от другого ни гарантий, ни благ, да и не только от другого – от жизни тоже не нужно, поскольку он сознал, что все это в нем содержится и вечно живёт в поле синхронии. Но это моё мнение. А вы можете сами прочесть книжку и написать в комментариях, что же, по-вашему, имел в виду Эрих Фромм.)

Из этой удивительно небольшой книжки пользователи лайвлиба надергали 777 цитат, что как бы намекает на то, что пересказывать подробности – задача неблагодарная. Да и не к чему. Процитирую одну из рецензий – это одна из опорных книг настоящего человека. Не забуду и любимую фразу из Фромма: «Ни один человек не может спасти другого, но должен сделать все, чтобы помочь ему спасти себя самому». (В одном из своих эссе Бродский предлагал гравировать повсюду строки Одена «Мы знаем по школьным азам / кому причиняют боль / боль причиняет сам» – а я бы предложила эту фразу Фромма.)

Последний раздел книги посвящен практике как искусства вообще, так и искусства любви, что требует, помимо прочего, обязательной сосредоточенности и дисциплины. Фромм, как и любимые им даосы, рекомендует полностью погружаться в текущий момент и не делать нескольких дел одновременно. Среди ключевых особенностей зрелой личности Фромм называет также самодостаточность – умение находиться одному. И наконец, главными характеристиками любящей пары становятся радость от жизни и высокая жизнеспособность обоих партнеров.

Перечитывать минимум раз в два-три года наравне с magnum opus Карен Хорни – в последнем живо описаны увлекательные и невероятные приключения разнообразных типов личности, которые пока еще не доросли до желаемой Фроммом нирваны, и, черт подери, более мотивирующей на развитие книги я еще не встречала!

P.S. Всем тепла и любви))

mybook.ru