Это не угроза это комплимент: Комплимент — это угроза. Что такое вежливость с точки зрения науки: bookmatejournal — LiveJournal
Комплимент — это угроза. Что такое вежливость с точки зрения науки: bookmatejournal — LiveJournal
И почему мы извиняемся, когда спрашиваем у незнакомого человека, который час
Иллюстрация: БукмейтЧто ученые думают о вежливости и как она меняется со временем — специально для Bookmate Journal рассказала профессор школы филологии НИУ ВШЭ, доктор филологических наук и руководитель программы «Языковая политика в условиях этнокультурного разнообразия» Мира Бергельсон.
Вежливость с научной точки зрения
В бытовом понимании вежливый — это, наверное, тот, кто ведет себя в целом культурно. В нашем же случае вежливость — абсолютно неизбежный компонент коммуникации. Научный термин «вежливость» («politeness») и исследования вокруг него возникли в англоязычной среде, когда стало ясно, что в изучении языка сведения о контексте так же важны, как, например, грамматика и лексика: какие-то фразы невозможно понять, не имея в виду саму ситуацию, в которой они произносятся.
Ученые-лингвисты задумались об этом еще в 1970-х годах. Тогда вышли работы Джеффри Лича и Робин Лакофф, которые описали из чего состоит языковая вежливость в своих положениях «Politeness Principle» («Принципы вежливости»). Еще подробнее это явление было описано в 1987 году в книге «Politeness: Some Universals in Language Usage» («Вежливость: некоторые универсалии в использовании языка») Пенелопы Браун и Стивена Левинсона. После этой работы в течение буквально 20 лет Journal of Pragmatics (академический журнал с лингвистическими исследованиями. — Прим. ред.) публиковал почти исключительно статьи о различных способах выражения вежливости в языках мира.
За всем этим стоит идея о том, что мы как личности обладаем «социальным лицом»: при общении с другими индивидами прямая передача информации — казалось бы, именно то, на что направлена коммуникация, — должна сопровождаться некими атрибутами, чтобы это было приемлемо в социальном плане.
Любую фразу в любом контексте можно ободрать как липку, снять с нее все, что касается стратегий вежливости, и оставить только сухую передачу информации: «Хочу знать, сколько времени», «Хочу, чтобы ты мне дал денег». Мы так ни с кем не разговариваем. Пожалуй, только с самыми близкими мы можем позволить себе прямую коммуникацию, и то не всегда. «Дай мне ложку» — можно сказать близкому человеку. Любому другому мы скажем: «Не мог бы ты ложку передать?» или «Передайте ложку, пожалуйста».
Коммуникация — это угроза
Коммуникация — это всегда угроза нашему «социальному лицу», ведь мы вторгаемся в личное пространство человека.
В обществе каждый из нас находится в своеобразном пузыре: например, мы знаем, что подходить к человеку слишком близко не принято. И еще знаем, что приемлемые дистанции немного отличаются в разных культурах. Есть культуры, где считается нормальным в социальной интеракции касаться друг друга, похлопать по плечу, а где-то это воспринимается как фамильярность. То же самое верно и в отношении слов. Когда мы обращаемся к человеку, например на улице, мы вторгаемся в его пространство, а ведь каждый из нас предпочитает, чтобы другие нас не толкали, не подходили слишком близко и не навязывали свое общение.
Поэтому любое вторжение, даже самое невинное, должно чем-то компенсироваться. Когда мы хотим узнать у прохожего, который час, мы говорим: «Извините, пожалуйста!» За что мы извиняемся? Именно за то, что ставим его в ситуацию, в которой он не может промолчать, не нарушая никаких норм, ведь от коммуникации, как правило, нельзя уклониться. Если человек не отвечает, это может быть считано как сигнал о том, что он не хочет быть нормальным членом сообщества.
Но кроме того, что человек хочет выглядеть хорошим и соответствовать социальным нормам, в то же самое время он — и в этом состоит парадокс, на который обратил внимание еще известный социолог Ирвинг Гофман, — хочет совершенно противоположного: чувствовать свою независимость от других людей, чтобы не ограничивали его свободу.
Иллюстрация: БукмейтПодчеркивая нашу независимость, мы говорим на максимальной коммуникативной дистанции: например, используем так называемую форму «I-language» («Я-язык»). С ее помощью мы транслируем исключительно свое восприятие ситуации, а также указываем, что уважаем автономность и другого человека. Например, говорим так: «У меня есть билеты на Соррентино. Не знаю, ты любишь его фильмы или нет? Может, сходим?» Это означает: «Я никак не вторгаюсь к вам, я всего лишь констатирую, что можно сделать вот такой выбор».
Максим Кронгауз о том, как с помощью языка мы создаем хорошего человека (пока безуспешно)»В первые 20 лет изучения вежливости было много работ о речевых актах, «угрожающих» другому лицу: комплименты, просьбы, замечания, извинения — все, что может сильно вовлечь человека в нежелательную коммуникацию. Угрозой может считаться, как ни странно, и комплимент, так как у человека в качестве естественной реакции языковой скромности возникает желание приуменьшить свои положительные качества. Другим примером угрозы может быть просьба, потому что в таком случае адресат просьбы должен что-то сделать для другого или, отказавшись, проявить себя плохо.
Во всех этих работах стратегии общения разделялись на две группы: позитивную, при которой индивидуум стремится к одобрению и солидарности, и негативную, где для коммуниканта важнее подчеркнуть собственную независимость и невмешательство другого. Позже представители других культур сильно критиковали такое деление и говорили, что это лишь англосаксонское восприятие мира, что у разных народов важны иные вещи.
Например, для японской, китайской и корейской культур не характерно делать акцент на независимости индивидуума (поскольку «self» — это центральное понятие именно западной культуры), а важнее подчеркивать идею гармонии, которая объединяет членов общества.
Как меняется вежливость
С 1990-х годов произошло много социальных изменений, которые повлияли на стратегии вежливости. Появление социальных сетей и виртуальной коммуникации изменили общение. Но не совсем правильно говорить, как изменилась вежливость в языке в целом, нужно смотреть на конкретные дискурсивные сообщества. То, что вежливо в одном сообществе, не является нормой, требованием в другом: сравните, условно говоря, сообщество подростков и ученый совет факультета. А еще нужно учитывать саму коммуникативную ситуацию: как я буду говорить, находясь на заседании совета, и в момент, когда мы окажемся с теми же людьми в дружеской компании, — это тоже разные ситуации.
Например, мат в моем поколении (мне 65 лет) считался недопустимым, особенно в присутствии женщин, а сейчас для огромного числа людей это практически норма в разного рода коммуникативных ситуациях.
Еще в мое время даже в молодежной среде «ты» было распространено не так, как сейчас. Мне кажется, молодые люди сегодня очень быстро переходят на «ты». Наверно, степень неформальности выросла, и это связано, в частности, с технологиями — с виртуальной коммуникацией, с социальными сетями. Там степень формальности гораздо меньше, но в той же мере формируется свой этикет и своя вежливость.
Иллюстрация: БукмейтВ сфере формальной коммуникации тоже происходят сильные изменения, и они в первую очередь связаны с заимствованиями с Запада. Например, сейчас, когда пишешь человеку в первый раз, совершенно нормально использовать «уважаемый», а при продолжении переписки такое обращение звучит отстраненно. Чаще пишут «дорогой». Когда я пишу письмо коллеге, с которым более-менее регулярно общаюсь, то начинаю так: «Дорогой Сергей Петрович». Но раньше подобная форма была совершенно неприемлемой, надо было писать «Уважаемый Сергей Петрович» — правда, не было и таких средств коммуникации, как электронная почта или мессенджеры.
Иногда бросается в глаза, когда студент в электронной почте или мессенджере пишет «Добрый день!» и не обращается по имени-отчеству, ведь с точки зрения моей нормы (не лично моей, а моего поколения, моего круга) это просто невоспитанность: надо обращаться по имени. В то же время мне кажется излишним, когда я в переписке сразу обращаюсь с конкретным вопросом, например: «Саша, ну как там у нас с заданием?», а мне отвечают: «Мира Борисовна, доброе утро!» Могу только усмехнуться, как будто меня ставят на место за мою невоспитанность. Но, конечно, это не имеется в виду.
О вежливости и новой этике — в продолжении материала в Bookmate Journal
Когда статус врага – почти комплимент
Дж. М. Флэгг
Комплименты, случается, выглядят как оскорбление – и наоборот: оскорбительные по смыслу слова могут – с учетом контекста – служить чуть ли не положительной аттестацией.
Это понимание, конечно, не снимает вопроса о неприемлемости формы высказывания, но дает возможность иначе его оценить.
На минувшей неделе, отвечая на вопрос главного редактора «Коммерсанта» о «критике Вашингтона и европейских столиц» отказа ЦИК зарегистрировать Алексея Навального кандидатом в президенты, Владимир Путин привычно высказался в том духе, что, мол, дело в законе, который никому не дозволено нарушать, и добавил: такая реакция Запада – это их «прокол», по сути, признание, что за спиной «того, кого вы упомянули», т. е. Навального, на самом деле стоят именно они, а не несогласные с политикой президента Путина сограждане. Иными словами, дело в том, что Навальный – это представительство наших внешних врагов, а не сугубо внутреннее ее порождение, т. е. враг внешний, а не внутренний.
Навальный отреагировал на вопрос очень жестко, а ответ, по сути, вообще проигнорировал. А между тем в характеристике Путина есть тот самый скрытый комплимент: только внешним врагам доверена честь нести реальную угрозу, внутренние-то давно побеждены.
Можно спорить о том, в какой конкретно степени пропаганда ответственна за устойчивость таких представлений о корнях всех отечественных бед. Но если сравнить список врагов, которых россияне назвали в декабре «Левада-центру», с частотой их упоминания в эфире федеральных телеканалов, то позиции во многом совпадут. На 1-м месте у респондентов соцопроса (их на этот раз просили самостоятельно называть врагов, а не выбирать из предложенного социологами списка) – США (68% от тех, кто в принципе считает, что у страны есть враги, – таких сейчас 66%, это меньше, чем в последние пять лет), с большим отрывом на 2-м месте – Украина (29%), потом в целом Запад и Евросоюз (14%), дальше Грузия и Прибалтика (10%), потом НАТО (6% – еще пять лет назад было 35%). Внутренние враги далеко позади и даже скромные 10% набирают только все вместе: условные олигархи (3%), оппозиционеры/пятая колонна (2%), по 1% или даже меньше у русофобов, либералов-западников, сионистов, коммунистов, демократов-реформаторов и проч.
США, к агентам которых отнесен Путиным Навальный, – традиционно враг № 1, объясняет социолог «Левады» Денис Волков, и сквозь призму противостояния с США видятся и другие «враги» – та же Украина воспринимается лишь как часть глобального противостояния России и Штатов. Проблематика же внутреннего врага и проработана плохо, и работает куда хуже – времена, когда об оппозиции снимали фильмы для федеральных каналов, позади. Негативная коннотация осталась, но в глазах россиян реальной угрозы внутренние враги, как следует из комплексного анализа соцопросов, не представляют: это плохие люди, но не страшные. Связь их с Западом, о которой говорит Путин, для общества неочевидна: даже на волне протестов 2011–2012 гг. только каждый пятый считал, что на митинги люди вышли «за деньги» Запада. Внешний же враг, как бы гадко это ни звучало вообще и при очевидной оскорбительности такого лишения политической субъектности в частности, – это в лексике власти уже премьер-лига врагов. Welcome to the club.
Новости СМИ2
Отвлекает реклама? Подпишитесь, чтобы скрыть еёПоверьте, это не комплимент
Когда я впервые переехал в Беркли, меня взволновала энергетика его улиц.
Я думал, что увижу, как призрак Марио Савио проходит мимо меня, или услышу протестующих в Народном парке из окна моей общежития. Я видел улицы Телеграф, Бэнкрофт и Дюрант как проходы к моему образованию, учебе в колледже и моему новому дому.
И хотя я люблю Беркли, это не совсем то, что я испытал.
Когда я иду по улице, я знаю, что на мне надето, и даже если это скромно, я стыжусь себя за это, поскольку мужчины, мимо которых я прохожу, предпочитают комментировать, независимо от того, одета ли я в кроп-топ или парку. Я всегда буду завидовать своим соседям по общежитию, когда слышу, как они заходят ко мне в 2 часа ночи, а мне приходится писать другу, что я благополучно добралась до дома в 8:30.
«Привет, это комплимент».
Так говорят мужчины, когда мы опускаем голову и идем быстрее. Это их ответ на полное отсутствие ответа. И есть часть меня, которая действительно верит, что они верят в это. То, что они сказали мне, что у меня хорошая задница, должно было скрасить мой день.
А потом, когда я рассказываю об этом другим мужчинам, они говорят: «Почему ты просто ничего не сказал?» или еще хуже: «Ну, во что ты была одета?»
Я теряю дар речи, когда мужчины говорят мне такие вещи. Я замираю и снова оказываюсь на улице, только теперь я поспешно ухожу и от сидящего на улице мужчины, и от человека, которому доверилась.0003
Я привык, что мне не верят. Большинство женщин. Это определило мою реакцию по умолчанию на оправдание или объяснение себя независимо от того, о чем я говорю.
Я не могу просто сказать, что мой промежуточный экзамен по информатике был трудным; Мне приходится описывать тонкости экзамена, потому что я знаю, что без них парень, с которым я разговариваю, просто решит, что я не умею программировать. Если я говорю мужчине, что у меня было неудачное падение, я всегда показываю синяк, потому что знаю, что он не поверит, что это было плохо, потому что я просто сказал ему, что это было так.
Так что меня не удивляет, когда мужчины не верят мне, когда я рассказываю им об отвращении и страхе, которые испытывают женщины, когда их обзывают.
У меня нет никаких доказательств, и они не могут испытать это на себе, так как же они могут мне поверить?
Может быть, подавляющее либеральное большинство в школе или низкий процент принятых сделают так, что мужчины просто поверят мне, когда я им что-то скажу, подумала я. По крайней мере, мне не нужно было бы объяснять, почему я не могу просто противостоять мужчине после того, как он сказал что-то неприличное, и почему я, скорее всего, буду в опасности, если сделаю это.
Но это не так. Независимо от их возраста или среднего балла, они все еще задаются вопросом, почему я настолько слаб, что не могу «постоять за себя», или почему я просто не «одеваюсь по-другому».
Когда я злюсь на все это, я вспоминаю корень этих реакций: «Это просто комплимент». Именно этот пренебрежительный, бесцеремонный менталитет, свойственный мужчинам, ведет к их невежеству. Мужчины воспринимают женщин как чересчур напряженных, сверхреактивных и эмоциональных, потому что иначе почему мы так бурно реагируем на комплимент ?
Но то, что мужчины воспринимают как комплимент, женщины воспринимают как расчеловечивание — и это может даже восприниматься как угроза.
В то время как мужчины могут видеть разницу между «Ты прекрасна» и «Я хочу выбить это из тебя», когда ты притворяешься, что не слышишь этого на улице, в темноте, когда стоишь у всего 5 футов 4 дюйма в высоту, неважно, что они говорят.
На днях я шел по Шаттак-авеню, когда мужчина, сидевший за столиком, окликнул меня: «Черт возьми, мама, иди сюда».
Я пошел быстрее.
— Иди сюда, — повторил он более агрессивно.
В тот момент на той улице были только он и я. Люди, конечно, были, но их могло и не быть. Они ничего не собирались делать. Он мог бы встать и начать идти всего в нескольких шагах позади меня, и они бы все равно ничего не сделали. Я мог бы быть в ужасе, лихорадочно выискивая переполненный магазин, чтобы проскользнуть в него, а они либо притворялись бы, что ничего не происходит — смотрели в свои телефоны и продолжали бы идти — или, возможно, даже не замечали бы вообще.
Они всегда так делают.
Я никогда не чувствовала себя более одинокой, чем когда меня преследуют мужчины.
Нет никого, кто готов помочь мне в данный момент, и нет никого, кто выслушает постфактум. Неверие имеет забавный способ заставить вас почувствовать себя лжецом, даже если это не так.
Я просто перестала жаловаться мужчинам на то, что меня обзывают, потому что это только обесценивает мой страх. Иногда они пытаются найти общий язык. Они говорят: «Да, меня тоже обзывают», и я просто киваю. Я не спрашиваю, задумывались ли они хоть на секунду, не собираются ли их изнасиловать. Если бы они были в одном из тех электронных писем, которые Калифорнийский университет в Беркли рассылает каждый раз, когда совершается преступление. Если это будут они, к которым будет обращено трагическое предупреждение Nixle.
Мы не ищем мужчин, которые нас понимают, потому что они не могут; мы просто ищем мужчин, чтобы остановиться. Хватит кидать. Перестаньте защищать тех, кто это делает. Перестаньте обесценивать тех, кому приходится иметь с этим дело, когда они хотят выйти на улицу. Перестаньте вести себя так, как будто ничего не происходит, когда что-то явно происходит.
Начинайте верить женщинам, когда они говорят вам, что это угроза, а не комплимент.
Однажды мы с другом шли по Дюрант-авеню, когда какой-то мужчина подошел к нам как можно ближе, посмотрел вниз и сказал: «У вас будут проблемы, если вы будете ходить в таком виде». И все, о чем я мог думать, это то, что он прав.
Хелен Д’Орацио ведет колонку вторника о сексе. Свяжитесь с ней по телефону [email protected]
Важность принятия комплиментов
Важность принятия комплиментов
Получение комплиментов может быть одной из областей, в которых нам всем есть куда расти! Независимо от того, исходит ли комплимент от кого-то, кого мы знаем и любим, или от совершенно незнакомого человека, нам трудно принять добрые слова других. Однако эта борьба идет глубже, чем манеры или культурные нормы, она показывает, что реципиент не может принять то, что терапевты называют положительным аффектом.
Почему некоторым людям психологически больно принимать комплименты? Почему умение принимать комплименты так важно? Что должно произойти, чтобы человек по-настоящему принял комплимент близко к сердцу и позволил ему напитать себя?
На это может быть много причин, но часто получатель в глубине души чувствует, что он недостоин добрых слов, которые ему говорят.
Они изо всех сил пытаются поверить, что имеют ценность и ценность, и поэтому не могут испытать чувство полного принятия комплимента. Умение принимать комплимент начинается с умения видеть в себе хорошее. К сожалению, для некоторых травма прошлого делает это более трудным. Однако с сочувствием и тщательной работой каждый может научиться реагировать на комплименты позитивно.
Чтобы по-настоящему услышать комплимент, нужно уметь видеть в себе хорошее. Но, к сожалению, для некоторых глубоко болезненные прошлые отношения мешают их способности принимать или видеть в себе хорошее. Тем не менее, при тщательной работе люди могут научиться понимать свои личные барьеры, проявлять к себе сострадание и научиться более позитивно реагировать на комплименты.
Почему мы ценим нашу способность принимать комплименты?
Почему важно уметь принимать комплименты? Комплименты, сделанные без каких-либо скрытых мотивов, питают наши лучшие стороны. Видеть и знать хорошее в себе необходимо для преодоления саморазрушающих действий и для того, чтобы жить в гармонии с тем, что имеет личное значение.
В здоровых отношениях комплименты показывают, что два человека могут распознать особую уникальную индивидуальность каждого человека и наслаждаться ею. Умение сказать спасибо или улыбнуться в ответ на комплимент показывает, что ваше сердце открыто для того, кто вы есть — вы способны принять те моменты, когда кто-то видит в вас лучшее — и вы тоже это видите!
Что мешает принимать комплименты?
В глубине души мы все хотим любви и признания – быть понятыми, быть важными, иметь значение для кого-то другого и так же заботиться о любимом человеке. Но у тех, кто пережил жестокое обращение или пренебрежение, особенно в детстве, опыт травмы вызывает глубокие сомнения в собственной ценности и часто подпитывает всепоглощающий стыд.
Жестокое обращение или пренебрежение вынуждают выжившего сделать ужасный выбор, чтобы выжить: как понять опасность, изолируя разъединение и боль, причиняемую людьми, которые должны быть в безопасности?
Если обидчики занимают центральное место в жизни ребенка, они не могут ошибаться.
Лояльность к родителям и значимым людям, которую дети усваивают, огромна! Дети часто защищают жестоких опекунов из лояльности, веря в них и, следовательно, полагая, что жестокое обращение уместно и оправдано! Человек, подвергшийся насилию или пренебрежению, начинает думать, что он или она должны заслужить плохое обращение.
Борьба за то, чтобы совладать с таким количеством отчаяния и страданий, часто порождает сурового внутреннего критика, чьи суждения жизненно важны для объяснения — и терпимости — почему вещи должны быть такими, какие они есть.
Почему некоторых людей так беспокоят комплименты?
Получение комплимента может сильно возбудить, особенно у переживших травму. Это может вызвать сильную тревогу и страх. Комплимент идет с завязками? Человек, делающий комплимент, чего-то хочет? Есть ли скрытые мотивы? Это только первый шаг на этом ужасном пути к еще большему жестокому обращению и жестокому обращению?
Человеку с историей травмы может быть очень трудно усвоить комплимент, даже от того, кому он доверяет, потому что он исходит из другого мира — места, которого он не понимает, — где кто-то видит в нем что-то прекрасное.
Это противоречит той их части, которая придерживается внутреннего мнения о том, что они не имеют значения, что они ничего не стоят. Кажется невозможным, чтобы они могли испытывать хорошие чувства к себе, потому что это не согласуется с тем, как они научились видеть себя.
Как внутренний критик может начать исцеляться?
Доктор Кристин Нефф, автор книги «Сострадание к себе», выступает за более глубокое понимание и использование сострадания к себе для подавления самокритики и укрепления психического, физического и эмоционального здоровья.
Когда мы самокритичны, объясняет она, уровень стресса повышается. Это «наполняет нашу систему адреналином и кортизолом. И это двойной удар, потому что, когда мы критикуем себя, мы и атакуем, и подвергаемся нападению. Этот тип хронического стресса может в конечном итоге привести к беспокойству и депрессии, подрывая наше физическое и эмоциональное благополучие».
Она напоминает нам, что наш внутренний критик на самом деле пытается помочь.
Это такое важное понятие! Внутренние критики обычно являются защитниками, пытающимися защитить нас. «Мы можем быть добрыми и сострадательными к этой части себя, потому что на каком-то уровне она заботится о наших интересах», — говорит нам Нефф. «И хотите верьте, хотите нет, но, проявляя сострадание к нашему внутреннему критику, мы выходим из системы защиты от угроз и переходим к другой нашей системе безопасности».
Процесс исцеления включает в себя проявление сострадания к внутреннему критику с желанием понять его, искренним любопытством.
Принципы понимания и лечения самокритики терапевтами: модель IFS
Другие исследователи и терапевты наблюдали силу сострадания, помогающую людям обрести исцеление и самопринятие. Доктор Ричард Шварц обнаружил, что, когда он помогал клиентам «подходить к своим худшим, самым ненавистным чувствам и желаниям с открытым умом и сердцем», их суровая самокритика становилась мягче, и они начинали больше действовать как помощники и сотрудники в работе.
выздоровление.
Доктор Шварц признал внутренние голоса стыда, критики, безнадежности и пессимизма как систему «внутренних взаимодействий» или «семью» эмоциональных частей. Он разработал внутренние семейные системы — или модель IFS — чтобы помочь понять и работать с людьми, которые испытывают смятение между этими внутренними частями или состояниями ума.
Модель IFS также предоставляет очень полезную основу для понимания истинного «я»; «Каждый по своей сути является Я, содержащим множество важных лидерских качеств, таких как перспектива, уверенность, сострадание и принятие», — объясняет Шварц. «Работа с сотнями клиентов более двух десятилетий, некоторые из которых подвергались жестокому обращению и проявляли серьезные симптомы, убедила меня в том, что у каждого есть это здоровое и исцеляющее Я, несмотря на то, что многие люди изначально имеют очень ограниченный доступ к нему.
Модель IFS — это схема, помогающая людям увидеть и управлять своим внутренним критиком, внутренним пессимистом и другими частями, чтобы они могли соединиться с «ядром Я».
«Части вынуждаются к экстремальным ролям внешними обстоятельствами, и, как только это кажется безопасным, они с радостью превращаются в ценных членов семьи».
EMDR и протокол толерантности к положительному аффекту
Другой терапевтический стиль или модель — это десенсибилизация и переработка движениями глаз, или EMDR. В EMDR есть даже специальный протокол, называемый протоколом толерантности к положительному аффекту.
Разработанный Эндрю Лидсом, это протокол для терапевтов, обученных EMDR, чтобы помочь тем, кто изо всех сил пытается принять положительные чувства или убеждения о себе. Это особенно полезно для многих переживших детскую травму, которые научились подавлять или избегать положительных эмоциональных состояний, чтобы справляться с пренебрежением или жестоким обращением.
Важность подхода с учетом травм
Терапия с учетом травм является обязательным подходом для любой терапии. Это так важно при работе с клиентами, которые борются с комплиментами и самооценкой.
Подход фокусируется на основных причинах, по которым человек не может принять комплимент. Есть причина, почему комплимент так болезненный. При лечении с учетом травм терапевты должны сидеть с клиентами и их дискомфортом, чтобы безопасно начать смотреть на него и помочь клиентам научиться переживать это чувство; как волна – пройдет.
Работа начинается после того, как мы построили отношения с клиентом, которые позволяют человеку чувствовать себя в безопасности и быть принятым таким, какой он есть, прямо там, где он есть в жизни. Клиент знает, что я не собираюсь его осуждать; что я действительно присутствую с ними. Я не слушаю их наполовину и не составляю свой список покупок. Я полностью с ними на этом пути исцеления.
Работа над принятием комплиментов в терапии
Как только человек чувствует себя в безопасности, что его можно услышать, а не судить, можно приступить к работе над его проблемами, включая травму, неспособность получать положительные эмоции или комплименты, и понять, как его части развивались в удивительно творческий способ сохранить их в безопасности в детстве.
Итак, мы могли бы начать с «Мне нравятся твои туфли». Позже я мог бы прокомментировать то, что клиент сделал хорошо: «Вау, вы действительно хорошо справились с этим». А для моих клиентов, которые съеживаются, я могу предложить: «Просто посмотрите, сможете ли вы удержать это, мои чувства, в течение трех секунд».
Мы работаем медленно, замечая, где они чувствуют дискомфорт в своем теле, замечая, каково это слышать комплимент от человека, которому они доверяют, а также замечая сострадание к ним со стороны меня, человека, делающего комплимент.
Требуется много работы, чтобы понять, как травма в их жизни украла их способность верить в собственную значимость. После того, как клиент начинает видеть себя, которое было под защитой стыда и боли, можно начинать работу над комплиментами. Удовольствие от комплимента может быть кратким, если оно вообще случается. Но как только мы найдем способ попросить внутреннюю защитную часть (часть, которая работает, чтобы избежать боли) отойти в сторону, мы сможем стать более открытыми для признания, удовольствия и разделения того, кто мы есть.
Терапевты могут использовать ряд подходов, чтобы помочь людям почувствовать себя в достаточной безопасности, чтобы они открылись своему внутреннему я и позволили другим оценить это.
Как комплименты помогают исцелить травму и установить здоровые связи
Способность узнать и принять свое истинное «я» и позволить другим делать комплименты очень важна для здоровых отношений. Это способ углубить любовную связь с вашим партнером, а также может способствовать процессу исцеления от травмы.
«[Любовь — это] непрерывный поиск простой, надежной связи с кем-то другим. Благодаря этой связи влюбленные партнеры становятся эмоционально зависимыми друг от друга в плане заботы, утешения и защиты», — говорит доктор Сью Джонсон, клинический психолог и автор нескольких книг и исследований о привязанности.
Когда человек, переживший травму, отвергает комплименты любимого человека, партнер может обидеться и смутиться. Работать в отношениях с человеком, пережившим травму, означает знать, насколько полезно видеть эту трудность, и не сдаваться: «Ну, ты не обязан в это верить, но я поверю для нас обоих прямо сейчас».