Габитус что это такое: Габитус — Гуманитарный портал

Габитус — Гуманитарный портал

Габитус — это целостная система диспозиций восприятия, оценивания, классификации и действий индивида, результат опыта и интериоризации индивидом социальных структур, носящая неосознанный характер. В системе социальных наук термин «габитус» введён П. Бурдьё, согласно которому: «Габитус — система прочных приобретённых предрасположенностей (dispositions), структурированных структур, предназначенных для функционирования в качестве структурирующих структур, то есть в качестве принципов, которые порождают и организуют практики и представления, которые объективно приспособлены для достижения определённых результатов, но не предполагают сознательной нацеленности на эти результаты и не требуют особого мастерства». Габитус порождается средой, «классом условий существования», путём их интериоризации индивидом; это результат индивидуальной истории и социального опыта индивида. Габитус структурирует новый опыт, который, в свою очередь, трансформирует исходные ментальные структуры. Таким образом, габитус зависит от социальной траектории индивида. Габитус объединяет принцип практик индивида: «это порождающее и унифицирующее начало, которое сводит… характеристики какой-либо позиции в единый стиль жизни, то есть в единый ансамбль выбора людей, благ и практик» (П. Бурдьё). Вводя понятие габитуса, Бурдьё пытается снять традиционное для социологии противопоставление социальной структуры и личных практик индивида: с одной стороны, габитус — это внутренние схемы восприятия, оценивания, классификации и деятельности, свойственные индивиду, с другой — это интериоризованные социальные отношения, усвоенные и присвоенные социальными агентами. Габитус обеспечивает воспроизводство социальных институтов: структура института вписывается во внутреннюю структуру индивида и впоследствии воспроизводится в будущих его практиках (по Бурдьё, «собственность присваивает хозяина, принимая форму структуры порождающей практики, совершенно соответствующие её логике и требованиям»). В то же время габитус вписывает индивида в существующие социальные структуры, генерируя практики и представления так, что они оказываются объективно адаптированными к социальным отношениям, продуктом которых и являются. Габитус обеспечивает не только воспроизводство но и определённую изменчивость социальной структуры в практиках индивида, поскольку детерминирует практики не непосредственно, но путём изначально заданных принуждений, ограничений, представлений о возможном, вероятном и невозможном. Действие формируется на основании «субъективной оценки объективных вероятностей», соизмерения желаемого и возможного. Принципиальным моментом является то, что габитус целостен и не может быть разложен на отдельные составляющие его диспозиции, поскольку выражает один общий принцип, стиль, проявляющийся во всех практиках индивида и переносимый из одной сферы в другую, задавая их взаимную согласованность. Ещё одна особенность габитуса в том, что он является бессознательной структурой: это системы глубоко укоренённых диспозиций, «забытых» и полностью не рефлексируемых: «Габитус — это история, ставшая природой, и тем самым отрицаемая в качестве таковой» (Н.  А. Шматко). Бессознательность габитуса определяется его телесностью; установки вписаны в телесность и проявляются в манере, стиле, привычке говорить, держаться, двигаться, подчиняясь определённым инкорпорированным требованиям. Габитус производится социальной средой, следовательно сходные условия, то есть позиции индивида генерируют сходные габитусы членов группы, класса, сообщества. Таким образом, «социальный класс — это класс схожих условий, а также класс индивидов, обладающих сходным габитусом» (П. Бурдьё). Следовательно, практики членов группы изначально координированы сходством габитусов, выступающим основой спонтанной солидарности.

Габитус для начинающих

Пьер Бурдьё. Экономическая антропология: курс лекций в Коллеж де Франс (1992—1993). М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2018. Пер. с фр. Д. Кралечкина

Экономика как лернейская гидра

Проблема отправной точки хорошо знакома многим из тех, кто давно читает Бурдьё на русском. Из написанных им за более чем сорокалетнюю карьеру десятков книг и статей, не считая лекционных курсов, в России выходило далеко не все, а то, что опубликовано, читателю необходимо свести в какое-то подобие системы. Вроде бы мысль Бурдьё почти всегда вращается вокруг ограниченного набора идей, но ощущение фрагментарности остается — слишком уж широк круг тем, которые затрагивает его социология. В лекциях по экономической антропологии в Коллеж де Франс Бурдьё реконструирует ее базовые принципы и перебрасывает мостки к другим своим работам, как опубликованным в России («Практический смысл»), так и к тем, что еще ждут своего часа (прежде всего это «Различение: социальная критика суждения»).

Из переведенных на русский экономических работ Бурдьё ключевой до недавнего времени оставалась статья «Поле экономики» — поздний текст, вышедший в 1997 году и во многом основанный на курсе, прочитанном в Коллеж де Франс в 1992–1993 годах. Сам же этот курс представляет собой логическое продолжение лекций о государстве, которые Бурдьё читал с 1989-го по 1992 год (они также вышли в издательстве «Дело»). А этому курсу предшествовали лекции по общей социологии 1982–1986 годов (пока не изданные в России). Таким образом, курс из девяти лекций 1992–1993 годов, названный Бурдьё «Социальные основания экономического действия», завершает некий трехчастный цикл, совпадающий с классическим разделением сфер общественной жизни на социальную, политическую и экономическую.

Главной задачей курса Бурдьё называет выявление «непротиворечивых оснований экономического поведения», хотя сразу отказывается от лобовой критики экономики как самостоятельной дисциплины. Вообще любая дисциплина, говорит Бурдьё, напоминает лернейскую гидру, и покушение оказывается тщетным и в то же время глуповатым. Сравнение, конечно, не случайное. Бурдьё регулярно сравнивал свою социологию с силовыми видами спорта и сам всегда не против был побороться, но с экономикой он обошелся тоньше, чтобы показать: это не данность, экономика исторически сконструирована, как и основные экономические институты, рынок, кредит и прочие. Подобная деконструкция — не редкость для мысли ХХ века, и Бурдьё, становясь на этот путь, не только предлагает критику экономики и homo economicus как ее главного героя, но и приходит к истокам собственной теории.

Алхимия дара

Первой знаковой фигурой в этом движении для Бурдьё оказывается Марсель Мосс, автор классического антропологического труда «Очерк о даре». Обращение к моссовской интерпретации дара связано прежде всего с тем, что Бурдьё ищет для экономики основания, лежащие вне теории рационального действия: «Я буду отстаивать иную антропологию, основанную на той мысли, что для объяснения тех видов поведения, что воспринимаются в качестве рациональных, нет необходимости выдвигать гипотезу, будто их основанием выступает разум или сознательно рациональное намерение».

Именно безвозмездный, произвольный и ничем не оправданный дар, а отнюдь не «универсальный» homo economicus и является по Бурдьё «фундаментальным вызовом социологии». В случае с даром социология как наука, ориентированная на объяснение, сталкивается с действием, не имеющим никакой причины и оправдания, помимо желания сделать широкий жест. Поэтому, полагает Бурдьё, объяснить дар — значит объяснить жизненный опыт дара как чего-то безвозмездного, дара без возврата, и одновременно предполагающего ответный дар, отложенный во времени.

Таким образом, именно дар становится базовой и при этом темпоральной структурой обмена.

В этой отсрочке Бурдьё и усматривает важное отличие от абстрактного homo economicus, мгновенно принимающего решения, исходя из конъюнктуры рынка. Фундаментальной ошибкой, которая обнаруживается за этим сконструированным экономистами существом, Бурдьё называет то, что «в агентов вкладывают мысли ученых», или, как говорил Маркс о Гегеле, выдают «дела логики за логику дела», а стало быть, homo economicus на поверку оказывается homo academicus. Между тем «ответный дар должен быть отсроченным и иным. Он должен быть принесен намного позже, как можно позже… Это отличие (в котором заметны некоторые коннотации Деррида), факт отсрочки, откладывания — вот что позволяет жить».

Капитал — габитус — поле

Дар в конечном итоге является «местом, в котором заметнее всего алхимия символического, то есть социальная работа <…> благодаря которой экономическое превращают в символическое, обмен материальными, исчислимыми благами превращают в нечто не сводимое к рыночной стоимости предмета обмена». Так Бурдьё уже во второй лекции вводит одну из своих главных тем — взаимное превращение разных видов капитала, среди которых собственно экономический капитал оказывается далеко не самым главным, а ключевое значение приобретает скорее символический капитал, который можно легко обменять на другие его типы. Теория же экономики символических благ как экономического порядка со своей особой логикой предполагает и иную философию агента и действия. Осмысление действия в категориях сознания и намерения, заявляет Бурдьё, надо заменить на осмысление в категориях предрасположенности и габитуса — «коллективного индивидуального», устойчивых, постоянных и относительно систематических предрасположенностей агента в отношении социального мира. Универсальной дефиниции этого ключевого для своей социологии термина Бурдьё не дает: конкретным содержанием он наполняется в зависимости от контекста, но самое главное заключается в том, что это понятие «позволяет обойтись без оппозиции индивида и общества, которая является одной из наиболее вредных оппозиций в социологии».

ГАБИТУС • Большая российская энциклопедия

• В книжной версии

  Том 6. Москва, 2006, стр. 215-216

• Скопировать библиографическую ссылку:

  ---

Авторы: Н. А. Шматко

ГА́БИТУС в со­ци­аль­но-гу­ма­ни­тар­ном зна­нии, при­выч­ная ма­не­ра дей­ст­во­вать. В ис­то­рии фи­ло­со­фии по­ня­тие «Г.» вос­хо­дит к «эк­зи­су» (ἕξις) Ари­сто­те­ля, у ко­то­ро­го он обо­зна­чал ус­той­чи­вое со­стоя­ние, пред­рас­по­ло­же­ние, управ­ляю­щее чув­ст­ва­ми, же­ла­ния­ми, по­ве­де­ни­ем. Фо­ма Ак­вин­ский пе­ре­вёл этот тер­мин на ла­тынь как habitus и при­дал ему до­пол­нит. зна­че­ние спо­соб­но­сти из­ме­нять­ся бла­го­да­ря ак­тив­но­сти или для­щей­ся ус­та­нов­ке (про­ме­жу­точ­ной ме­ж­ду мно­же­ст­вен­ной по­тен­ци­ей и кон­крет­ным дей­ст­ви­ем с оп­ре­де­лён­ной це­лью). В фе­но­ме­но­ло­гии Э. Гус­сер­ля Г. – мен­таль­ное дви­же­ние ме­ж­ду про­шлым опы­том и бу­ду­щи­ми дей­ст­вия­ми. Гус­серль так­же упот­реб­лял кон­цеп­ту­аль­но близ­кий тер­мин «Ha­bi­tua­lität», позд­нее пе­ре­ве­дён­ный его уче­ни­ком А. Шю­цем как «обы­ден­ное зна­ние» (habitual knowledge) и в та­ком ви­де адап­ти­ро­ванный эт­но­ме­то­до­ло­ги­ей. По­ня­тие «Г.» как пси­хич. ис­точ­ни­ка со­циаль­но­го по­ве­де­ния «ци­ви­ли­зо­ван­ных» лю­дей ис­поль­зо­ва­лось Н. Элиа­сом. Тер­мин «Г.» упот­реб­лял­ся в клас­сич. со­цио­ло­гии и ан­тро­по­ло­гии (М. Мосс, К. Ле­ви-Строс) при­ме­ни­тель­но к те­лес­ным при­выч­кам. В со­цио­ло­гии 2-й пол. 20 в. Г. – сис­те­ма ус­той­чи­вых пред­рас­по­ло­жен­но­стей, по­зво­ляю­щая ин­ди­ви­ду вос­при­ни­мать, оце­ни­вать ок­ру­жаю­щее и дей­ст­во­вать свой­ст­вен­ным толь­ко ему спо­со­бом (П.  Бур­дье). Г. яв­ля­ет­ся од­но­вре­мен­но про­дук­том про­шло­го и по­ро­ж­даю­щим прин­ци­пом но­вых прак­тик и пред­став­ле­ний, его мож­но опи­сать как ком­плекс субъ­ек­тив­ных зна­че­ний объ­ек­тив­ных со­ци­аль­ных струк­тур, в ко­то­рые ин­ди­вид был ин­тег­ри­ро­ван в про­цес­се сво­ей со­циа­ли­за­ции (М. Фу­ко). Г. есть вос­про­из­вод­ст­во внеш­них со­циаль­ных струк­тур под ви­дом внутр. струк­тур лич­но­сти; это «иметь», ко­то­рое пре­вра­ти­лось в «быть». Г. по­ро­ж­да­ет та­кие прак­ти­ки и пред­став­ле­ния, что они ока­зы­ва­ют­ся объ­ек­тив­но адап­ти­ро­ван­ны­ми к ан­самб­лю со­ци­аль­ных струк­тур, про­дук­том ко­то­ро­го он сам яв­ля­ет­ся. Об­ра­зую­щие Г. дис­по­зи­ции име­ют дли­тель­ный ха­рак­тер и ино­гда про­дол­жа­ют дей­ст­во­вать да­же то­гда, ко­гда по­ро­див­шие их ус­ло­вия уже боль­ше не су­ще­ст­ву­ют (эф­фект гис­те­ре­зи­са). Г. по­зво­ля­ет осу­ще­ст­вить по­тен­ци­аль­но бес­ко­неч­ное мно­же­ст­во дей­ст­вий, ко­то­рые на­пря­мую не сво­дят­ся к со­ци­аль­ным ус­ло­ви­ям их про­из­вод­ст­ва, но вы­ра­жа­ют один об­щий прин­цип.

Г. сис­те­ма­ти­че­ски про­яв­ля­ет­ся во всех прак­ти­ках ин­ди­ви­дов, его схе­мы пе­ре­но­си­мы из од­ной сфе­ры в дру­гую. Струк­ту­ри­руя прак­ти­ки ин­ди­ви­дов, он за­да­ёт им от­но­си­тель­ное внутр. един­ст­во, са­мо­со­гла­со­ван­ность. Сти­ли жиз­ни, яв­ля­ясь про­дук­та­ми Г., ста­но­вят­ся сис­те­ма­ми со­ци­аль­но ква­ли­фи­ци­ро­ван­ных зна­ков («утон­чён­ный», «вуль­гар­ный» и т. п.).

Значение слова «га́битус»

а, м.

[habitus внешность, наружность]

1. В ландшафтном дизайне: внешний вид растения, включающий форму и размеры, окраску его листьев и цветов.

Пирамидальный габитус кипариса. Учитывать габитус цветов при формировании композиции клумбы.

Данные других словарей

Большой толковый словарь русского языка Под ред. С. А. Кузнецова		га́битус -а; м. [от лат. habitus — вид, наружность, сложение] 1. Биол., мед. Совокупность внешних признаков; внешний облик человека, животного, растения, кристалла. Отбор растений лучших по габитусу. Изменение габитуса. Г. больного.
Толковый словарь иноязычных слов Л. П. Крысин		га́битус а, м. [ 1. Спец. Внешний облик человека, животного, растения, кристалла. Ср. интерьер (во 2-м знач.), экстерьер.
Школьный словарь иностранных слов Л. А. Субботина		га́битус -а, м. [франц. habitus 1. В медицине и биологии – внешний облик живого организма (человека, животного, растения), а также кристалла (описание габитуса, атлетический габитус).
Словарь трудностей русского произношения М. Л. Каленчук, Р. Ф. Касаткина		га́битус [h]а́битус Внешний вид [о человеке, животном, растении]

Tsvetaeva Soviet Bionarratives

Биографические Нарративы Советской Эпохи

Н.Н. Цветаева

(Социологический журнал. 2000. №1/2. Исследование проводилось в рамках программы поддержки исследований (OSI /RSS N 792/94) Института «Открытое общество» (Прага) и проекта РФФИ N 98-06-80286. Цветаева Нина Николаевна — научный сотрудник Социологического института Российской академии наук Адрес: 198147 Санкт-Петербург, Измайловский проспект, д. 14. Телефон: (812) 316-21-62. Факс: (812) 316-29-29. Электронная почта: olegbozh @hotmail.com).

Описывая результаты анализа нарративов «крестьянского» поколения [1], мы уже говорили о том, что в самом определении дискурса как коммуникативного акта и социального диалога [2, с. 121-122] содержится проблематика его обусловленности временем — эпохой, в которой живут участники диалога. В нашем исследовании речь идет о биографическом дискурсе советской эпохи, о том, насколько стереотипы и ценности советской идеологии, языка эпохи, укоренены в привычках и навыках осмысления собственной жизни авторами нарративов.

Понятно, что процесс складывания языка эпохи развивается во времени и имеет на каждой ступени свою историю. Биографические нарративы дают возможность уловить, реконструировать эту историю. В силу этого биографический дискурс советской эпохи рассматривается в исследовании через призму нарративов представителей тех поколений, которые символизируют определенные этапы этого процесса — переходные периоды жизни советского общества. Это позволяет не только обосновать критерии отбора нарративов для анализа, но и подчеркнуть поэтапную симптоматику социально-культурных изменений в советском обществе, включая и сегодняшние.

Напомним также, что методическим «ключом» данного исследования является характеристика биографического дискурса через те смысловые структуры («фигуры логики») нарративов, которые образуются при анализе отношения между событийной канвой нарратива и высказываемыми его автором оценочными суждениями, что речь идет не о референциальности истории жизни, а о том, как строится человеком дискурс этой истории, каковы его навыки осмысливать свою жизнь или, используя терминологию П. Бурдье, каковы «практические схемы» его мышления. Причем, как это и предполагает биографический метод, интерес представляют прежде всего диапазон и вариативность обнаруженных в текстах смысловых структур, «репертуар возможностей», а не частота их обнаружения [3].

Первый этап исследования — анализ «истоков» биографического дискурса советской эпохи — проводился на нарративах людей, принадлежавших к поколению очевидцев и участников социальных коллизий становления советской власти. Тот факт, что большая часть представителей этого поколения являлись крестьянами по происхождению, определил схему анализа их нарративов. Основной акцент в анализе был сделан на взаимодействии крестьянской культуры авторов нарративов с идеологией советской эпохи, на трансформации крестьянского мировосприятия под воздействием этой идеологии, на том, как начинал складываться дискурс советской эпохи, как запомнились этим людям, жившими в эпоху перемен, такие судьбоносные для их жизни события, как гражданская война, революция, коллективизация, как эти события представлены в их биографической памяти, какими идеологическими формулами и обобщениями они сопровождаются.

Результаты исследования биографических нарративов этого поколения (для краткости названного «крестьянским») свидетельствовали о низком уровне индивидуализации мировосприятия авторов нарративов, их неумении рационализировать свою биографию, об отсутствии в их рассказах смысловых моделей жизни и способов самоутверждения кроме тех, которые задавались стандартными формулами идеологии советской эпохи. Кроме того, в нарративах этого поколения обнаруживались деформации и противоречия, свидетельствующие о неспособности человека совместить практическую логику своей жизни и логику советской идеологии, его закрепощенности и беззащитности перед властью структурной мифологической схемы.

Следующим поколением, нарративы которого характеризовали особенности биографического дискурса советской эпохи, стало поколение, вошедшее в советскую историографию под именем «шестидесятников». Как и «крестьянское», это поколение символизировало своего рода «переходную» эпоху — годы «оттепели», годы разоблачения «культа личности» Сталина и некоторого смягчения идеологии. Это позволяло надеяться, что анализ нарративов этого поколения не только выявит межпоколенческую динамику биографического дискурса, но и обнаружит свидетельства освобождения мировосприятия человека от давления идеологических стандартов советской эпохи.

Основу для анализа нарративов этого поколения составили материалы тематического конкурса автобиографий «шестидесятников» «Гляжу в себя как в зеркало эпохи», проведенного осенью 1994 — весной 1995 годов среди граждан Санкт-Петербурга Биографическим Фондом Санкт-Петербургского филиала Института социологии Российской Академии наук. Участниками конкурса оказались 93 человека, 44 женщины и 49 мужчин, чаще всего 30-ых годов рождения, то есть те, кто встретил свое взросление в 50-ых — начале 60-ых. Так как среди участников конкурса оказались люди самых разных профессий (от медсестры и шофера до инженера, врача, начальника стройки), можно сказать, что тема конкурса не ограничила круг его участников и результаты анализа характеризуют скорее «простого советского человека», чем моральных активистов эпохи 60-ых.

Образование и «зримые следы» социальных и политических событий юности

Ориентируясь на позицию, что каждое поколение несет на себе «зримые следы социальных и политических событий эпохи своей юности» [4, с. 47], от биографического дискурса участников конкурса «шестидесятников» «Гляжу в себя как в зеркало эпохи» можно было ожидать подробных и развернутых характеристик эпохи. И первым шагом уяснения этих характеристик было то, как люди, приславшие биографические нарративы на конкурс, объясняют свое участие в конкурсе и представляют эпоху 60-ых, каковы «зримые следы» событий их юности.

Анализ нарративов участников конкурса показал, что эти «следы» образуют два типа дискурса, в каждом из которых действуют свои символы и метафоры. Один тип дискурса — это язык литературный, язык образованных людей, интеллигенции. Другой — язык людей малообразованных.

Вот как выглядит эпоха 60-ых в нарративах образованных участников конкурса: «на какое-то время мы поверили, что мы свободны и можем жить по совести, быть самим собой», «все вздохнули свободно», «много стали говорить о новой жизни, появилось много публикаций»; «60-ые — самые интересные и насыщенные: слушали наших шестидесятников-поэтов, зачитывались (чаще скрытно) «Одним днем Ивана Денисовича»; «60-ые — это время, когда все щурились от солнца, как сказал Жванецкий»; «отношу себя к числу шестидесятников — тех, чье идейное формирование на базе коммунистической идеологии происходило после смерти Сталина, кто испытал очистительное влияние ХХ съезда»; «мы кожей чувствовали духовный рост общества, презирали обыденность, рвались к интересной работе»; «в это время происходило освоение космоса, целины»; «знаменательное событие — доклад Хрущева — началось осмысливание»; «моральный кодекс строителя коммунизма», «всенародная государственная власть», «поклонение науке».

У малообразованных участников конкурса прямые оценки эпохи 60-ых очень редки. Можно сказать, что фактически они не выделяют это время как особую эпоху и не объясняют с этой точки зрения свое участие в конкурсе. В тех же случаях, когда в их нарративах все же появляются характеристики этого времени, они конкретны и «материальны», а эпоха 60-х определяется прежде всего как время хрущевских реформ («перебои с хлебом», «вместо привычных культур на полях кукуруза», «хозяйки расставались со своими буренками»…). Другими словами, 60-ые годы вообще не фиксируются ими как «оттепель», как освобождение страны и личности, как смягчение режима и изменения идеологии.

Итак, то, что запомнилось первым и символизирует для них эпоху 60-ых, не входит «в круг внимания» вторых. Явное различие мировосприятия образованных и малообразованных участников конкурс производит впечатление, что жизненные миры этих групп почти не соприкасаются и что интеллигенция российского общества (если так называть людей, имеющих высшее образование) действительно утратила свою сакральную функцию «хранителей идеалов», трансляторов универсальных культурных образцов и продолжает лишь «воображаемое, фантомное существование» [5, с. 210].

Специфика советского адаптивного габитуса

Остановимся теперь на той характеристике биографического дискурса, которая оказалась определяющей в нарративах представителей «крестьянского» поколения, — зависимости их мировосприятия от идеологических формул советской эпохи и самом ярком выражении этой зависимости — противоречиях. Противоречия прочитывались в нарративах, когда их авторы, рассказывая о разорении в результате коллективизации крестьянской жизни своей семьи, не только не осуждали порядок, искалечивший эту жизнь, а даже оправдывали его, демонстрируя приверженность идеологическим формулам прошлого.

При описании результатов анализа нарративов «крестьянского» поколения уже говорилось о том, что эту характеристику биографического дискурса можно интерпретировать по схеме, которую применяет в своем исследовании автобиографий Пекка Руус. Он пользуется терминологией Пьера Бурдье, соглашаясь с ним, что народные классы в основном приспосабливаются к своим обстоятельствам, «выбирая необходимость» и их габитус можно определить прежде всего как адаптивный [6, с. 141]. С этой позиции оценивая противоречия в нарративах «крестьянского» поколения, мы говорили, что в адаптивном крестьянском габитусе появляются несвойственные ему элементы. Основу своеобразия составляет то, что «глубокий реализм» адаптивного габитуса [7, с. 66] размывается, в результате чего нарративах обнаруживаются противоречия, свидетельствующие о неспособности человека совместить практическую логику своей жизни и логику высказываемых им оценок или, в терминах Бурдье и Рууса, логику истории жизни и логику поля (то есть «общества» и «культуры») [6, с. 148, 149].

В нарративах участников конкурса тоже читаются эти противоречия. Прежде всего их можно прочитать в нарративах малообразованных участников конкурса. Это происходит в тех случаях, когда, с одной стороны, они описывают свою трудную и полную лишений жизнь («жизнь-колотушку», как говорит один из них): бедность, отсутствие нормального жилья, пьянство мужей, несправедливость начальства и т.п., а с другой, оценивают советскую эпоху как время, в котором: «человек чувствовал себя членом одной большой семьи», «все было доступно. .. не боялись за завтрашний день», «твердо знали, что государство не оставит».

Трансформация официальной догмы в народную религию

Если сравнить лексику этих оценок с лексикой оценок «крестьянского» поколения, то можно увидеть некоторое изменение. Неуклюжие оценочные суждения в нарративах «крестьянского» поколения, часто выражаемые казенным языком советской пропаганды и носящие какое-то неестественное («котлованное») своеобразие, в нарративах малообразованных участников конкурса сменяются более «мягким» языком, который выглядит как язык идеалов общинной этики (идеалов справедливости, равенства и т.п.).

Оценивая это «смягчение» языка нарративов, трудно согласиться с точкой зрения, что ценности общинной этики и ценности коммунистической идеологии можно разграничить и говорить об отходе в 60-ые годы от коммунистической идеологии при сохранении общинных ценностей [8, с. 135-139]. Скорее надо признать, что идеалы традиционной крестьянской культуры, «мифологической народной правды», всегда эксплуатировались советской идеологией, составляли неотъемлемую ее часть [9, с. 10] и обнаруженное «смягчение» лексики оценочных суждений в нарративах участников конкурса больше похоже не на отход от коммунистической идеологии, а на ее эволюцию, трансформацию официальной догмы в народную религию [10, с. 107]. Кроме того, на это изменение языка нарративов малообразованных участников конкурса интересно посмотреть с точки зрения, что «низы» (если так называть малообразованных людей) усвоили правила игры, выработали тактики (по М. де Серто) или стратегии (по П. Бурдье), позволяющие им участвовать в производстве нормы [11, с. 51-52], то есть перестали быть только жертвами советского дискурса, а стали его участниками.

«Скрытая ненависть и скрытое оскорбление хозяев»

Анализ нарративов малообразованных участников конкурса дал возможность увидеть и еще одно изменение биографического дискурса советской эпохи. Если в нарративах «крестьянского» поколения чувствовалась некая завороженность языком идеологических формул советской эпохи, о которой мы говорили выше, то в нарративах поколения «шестидесятников» читается дистанцирование от власти и от официального языка идеологии как принадлежности этой власти. Проявления дистанцирования находятся в диапазоне: с одной стороны, высказывания начальству «правды» на собраниях, а с другой, — презрительного отношения к этому начальству (например, к Н.С. Хрущеву: «Хрущ что-то там опять натворил…») и оскорбительных обобщений (например, таких: «Чем же современные наемники с коммунистическими билетами отличаются от Хрущева Никиты, все верные ленинцы с одной мыслью разрушить устои Русского человека»).

Однако появление такого дистанцирования трудно расценить как свидетельство освобождения сознания от пут идеологического языка советской эпохи или (если продолжить анализ в терминах Бурдье и Рууса) как появление в адаптивном габитусе народных классов элементов рефлексии и самоконтроля, которыми характеризуется габитус образованных слоев общества. Скорее эта характеристика нарративов малообразованных участников конкурса базируется на цинизме как реакции на утерянную веру в моральные устои руководства страны и вполне вписывается в оборотную сторону их адаптивного габитуса — «скрытую ненависть и скрытое оскорбление хозяев» [6; с. 141].

«Реализм» адаптивного габитуса и привилегии

К специфике биографического дискурса малообразованных участников конкурса можно отнести и то, что читаемая в их нарративах зависимость от идеологического языка советской эпохи часто связана с мерой их приобщения к выработанным советским государством привилегиям. Известно, что привилегии были результатом дробления советских людей на многочисленные ведомственные, региональные, профессиональные и прочие касты и представляли собой сложную иерархическую структуру зависимости человека от административно-управленческого аппарата власти [12, с. 140]. Привилегии, как свидетельствуют нарративы участников конкурса, были обусловлены самыми разными обстоятельствам (например, членством в партии, активностью в общественной работе (первое и второе, как правило, были связаны), службой мужа (офицера) заграницей; работой на производстве, дававшем возможности пользоваться профсоюзными путевками, и т. п.).

Естественно, что привилегии расслаивают авторов нарративов на тех, кто ими пользовался, и тех, кто не пользовался. (Здесь необязательно присутствовала активность того, кто получал привилегии. Иногда можно говорить о случайности попадания человека в ту или иную иерархию благ, распределяемых советской системой). Но все же, как свидетельствуют нарративы, среди тех, кто не попал в эту иерархию, независимость от идеологических догм читается отчетливее. Им удается сохранять «глубокий реализм» адаптивного габитуса, и в таких случаях можно говорить о том, что «люди физического труда, непосредственно сталкивающиеся с непреложными законами природы, в целом более устойчивы по отношению к тоталитарной демагогии, чем многие интеллигенты, умудрившиеся прожить в мире текстов и без особого стыда говорящие о своей прошлой вере в вождя» [13; с. 169].

«Умолчания» простых людей

Выше уже говорилось о том, что малообразованные участники конкурса не выделяют эпоху 60-ых как особую эпоху, как время либерализации жизни общества после смерти Сталина. Можно даже сказать, что в нарративах этих людей история существования советского общества не делится на какие-либо эпохи, кроме последней — «до» перестройки и «после». И в целом это понятное свойство их адаптивного габитуса, привычки жить, «выбирая необходимость».

Но на фоне появившихся в нарративах малообразованных людей этого поколения цинизма и неуважительного отношение к власти, о которых говорилось выше, представляет интерес то, что имя Сталина в их нарративах вообще не упоминается (ни прямо, ни косвенно). Не говорится даже о смерти Сталина, что, как правило, присутствует в нарративах образованных участников конкурса, часто описывающих свои переживания этой смерти. Никакой критики в отношении сталинского режима тоже нет, хотя оснований для критики, судя по нарративам, много. Например, в тех случаях, когда рассказывается о тяжелом бремени налогов на крестьянское хозяйство во время правления Сталина, детстве «без мяса и без жира», так как «скот уходил на уплату налогов», несправедливости советских властей к семье, попавшей на оккупированную территорию во время войны и т. п. Конечно, сложность советской официальной точки зрения на роль Сталина и долго не раскрываемая до конца правда о его режиме не могли не сказаться на таинственности этой фигуры для сознания советского человека. И, по всей видимости, рационального восприятия личности Сталина и его эпохи трудно ждать от «простого советского человека», причем, не только малообразованного.

По нарративам малообразованных участников конкурса создается впечатление, что в целом их отношение к Сталину носит мистический характер и во многом является результатом многолетнего страха всего общества, проявлением его «коллективного бессознательного», если воспользоваться терминологией психоаналитиков. Тем более символично это «молчание о Сталине» выглядит на фоне неуважительного и критичного отношения к Хрущеву, который первым снял запрет с критики Сталина.

Габитус образованных людей как «мифотворчество»

Теперь перейдем к биографическому дискурсу образованных участников конкурса. Основной его характеристикой, на наш взгляд, является термин «мифотворчество», которым подчеркивается особая способность советского человека верить в слова, литературоцентризм русской культуры [14, с. 250]. Эта способность хорошо была видна в приведенных выше риторических оборотах нарративов, которыми образованные участники конкурса характеризовали эпоху «оттепели». Используя этот термин, хотелось бы подчеркнуть и то, что мир представлений и слов образованных людей, как мы видели из описания эпохи 60-ых, оказывается совсем не связанным с миром представлений и слов малообразованных. И если говорить о мифотворчестве образованных людей как об идеологическом самообслуживании общества, то мифотворчество «шестидесятников» не распространилось на все общество. И, как кажется, это придает термину несколько иную окраску.

И, наконец, подчеркнем наиболее важный аспект биографического дискурса образованных участников конкурса как мифотворчества. Несмотря на то, что в их нарративах воспроизводятся почти все культурные коды, обозначающие эпоху «оттепели», их рефлексия, направленная на анализ сталинского режима, носит довольно поверхностный характер. Определяя эпоху «оттепели», они, как правило, воспроизводят литературные штампы описания этой эпохи и не идут дальше идеалов и надежд своей юности. На фоне этих идеалов редко кто из них говорит о конкретных политических событиях начала «оттепели» (таких, как разоблачение культа личности Сталина, доклад Хрущева и т.п.), то есть в какой-то мере анализирует сталинский режим. Репрессии и жестокость режима также почти не упоминаются, а если и упоминаются, то осторожными фразами: «среди окружающих никто не пострадал при Сталине», «ужасный 1937 год не коснулся нашего семейства» и т.п. Интересно, однако, оценить эту риторику на фоне социологических данных о том, что почти треть семей была впрямую затронута сталинскими репрессиями [15, с. 258].

Значительные политические события постсталинского периода (такие, как Венгрия 1956 года, Чехословакия 1968 года, преследование диссидентов и т.п.) тоже почти не анализируются. Здесь, конечно, надо отметить, что в условиях тотального государственного контроля над информацией в советском обществе об этих событиях люди знали в основном только из официальных источников. И нарративы подтверждают, что узнавал человек об этих событиях, как правило, на партийных производственных собраниях и митингах и вместе со всеми принимал те оценки, которые предлагала официальная идеология.

Сожаление же о своей наивности («Я стоял как болван среди всех и верил, верил, верил…») или какая-то критика своей слепоты в отношении этой идеологии высказывается тоже довольно редко. И это еще одно подтверждение, что мировосприятие образованных участников конкурса можно определить как мифотворчество, как систему представлений, закрытую для рационального осмысления. А отсутствие рефлексии по этому поводу по сути является показателем сохранившейся зависимости человека от идеологии советской эпохи, запрещавшей человеку самостоятельно анализировать общественные проблемы.

Итак, как свидетельствуют нарративы образованных участников конкурса, образованные люди этого поколения тоже остаются во власти структурной мифологической схемы советской эпохи и не склонны критично относиться к ней. Рассмотрим подробнее, как это выглядит в нарративах.

«Мы работали честно…» и ангажированность в идеологию

Прежде всего, надо сказать, что некритичность к советскому прошлому имеет две формы выражения в дискурсе образованных участников конкурса.

Первую форму можно характеризовать как уклонение от анализа каких-либо сложных общественных проблем своего времени за счет переноса внимания на другие сферы жизни. В нарративах этого типа люди описывают этапы своей жизни, удовлетворяясь, можно сказать, формулами личного (в противовес общественному) мифотворчества. Темами мифотворчества, которые характеризуют смысл жизни и которые создаются с большей или меньшей степенью искусности, здесь оказываются: «молодость», «романтика», «профессионализм», «любовь», «воспитание детей» и т.п.

В сравнении с «крестьянским» поколением, в нарративах которого смысл жизни, как правило, определялся заданными советской идеологией стандартами (социально-значимыми аспектами жизни человека), появление этих тем и их разнообразие, можно рассматривать как показатель освобождения человека от этих стандартов и свидетельство, что «частная жизнь» становится легальной в советском обществе в 60-х годах. Тем не менее, речь идет о нарративах образованных людей, габитусу которых, как уже говорилось, должны быть присущи рефлексия и самоконтроль, и кроме того, — участников тематического конкурса «шестидесятников» «Гляжу в себя как в зеркало эпохи», и отказ от рефлексии на эту тему больше похож на бегство от свободы — отсутствие привычки самостоятельно думать об общественных проблемах даже сегодня, когда появились для этого возможности.

Надо отметить также, что в нарративах этого типа своеобразным рефреном, характеризующим смысл жизни человека, является фраза: «мы работали честно», которой авторы нарративов как бы снимают с себя ответственность за все прегрешения советской эпохи и освобождают себя от анализа.

Другую форму некритичности образованных участников конкурса к культурным кодам советской эпохи определяет своего рода изначальная ангажированность интеллигенции в советскую идеологию и ее близость к власти [5, с. 211]. Как известно, получение диплома о высшем образовании открывало дорогу к привилегированному положению в советском обществе и обретению этой близости, тем более, когда оно подкреплялось успешной служебной карьерой и сопутствующим ей вступлением в партию. Вот как говорит об этом один из участников конкурса: «Тогда молодежь стремилась поступать в институты, так как жизненный уровень человека с дипломом был выше, чем у рабочего».

В нарративах образованных участников конкурса ангажированность в советскую идеологию выражается в том, что они критикуют советское прошлое как бы «изнутри», и, переосмысливая это прошлое, сохраняют «принципиальную верность идее», считают, что «гнусности зависели не от системы, а от негодяев, действовавших от ее имени» и что «война оправдывает все негативное, что было сделано до1953 года». Из нарративов выясняются и другие характеристики этой ангажированности. Например, в некоторых семьях «все знали об ужасах сталинизма еще до ХХ съезда» и это не мешало относиться к Сталину как «к вождю, без которого страна может пропасть». Общим пафосом лояльности к сталинскому режиму и советской системе в целом в нарративах этого типа являются суждения: «жизнь прожита не напрасно», «нужно взять из разрушенного мировоззрения лучшее», «исправить недостатки социализма».

Противоречия габитуса, которому присущи рефлексия и самоконтроль

Анализ нарративов образованных представителей «крестьянского» поколения уже иллюстрировал, что само по себе наличие у человека высшего образования не гарантирует его способности к рефлексии и независимости суждений, что советская система образования оказалась не просто «машиной воспроизведения идеологических стереотипов» [16, с. 495], а действительно «третьим фронтом» (наряду с обороной и промышленностью), который создавал » подготовленный людей», обладающих «новой культурой в области чувства» [17, с. 98]. Нередко в нарративах «крестьянского» поколения обнаруживалось, что чем большее количество ступеней образования (ФЗО, техникум, какие-либо курсы, институт и т.п.) проходил человек, тем сильнее склонен был он защищать свою приверженность идеалам советской эпохи, несмотря на противоречия между логикой изложенной им истории жизни и логикой этих идеалов.

Выше мы рассмотрели на материалах нарративов малообразованных участников конкурса, как образуются противоречия, свидетельствующие о неспособности человека совместить логику прожитой жизни и логику высказываемых им оценок. В нарративах образованных участников конкурса такие противоречия тоже встречаются. Эти противоречия можно прочесть, когда «верность идее социализма» присутствует не только у тех участников конкурса, которые «прожили прекрасную жизнь», а и у тех, которые, например, столкнулись со страшными реалиями сталинской эпохи («где-то кости дяди — 10 лет без права переписки»), в течение жизни часто преследовались или увольнялись «по идеологическим соображениям», не могли поступить в институт и получить после института нормальное распределение и т.п. В таких случаях можно сказать, что их «верность идее социализма» оказывается в противоречии с реалиями их жизни и что эти противоречия очень похожи на те, которые читались в нарративах «крестьянского» поколения и в нарративах малообразованных участников конкурса.

Однако поколение «шестидесятников» формировалось, как уже говорилось, в принципиально иной ситуации, нежели «крестьянское» поколение, и противоречия, обнаруживаемые в нарративах участников конкурса, труднее поддаются объяснению. Тем более, если мы говорим о противоречиях образованных людей, габитусу которых, повторим еще раз, по определению должны быть присущи рефлексия и самоконтроль.

Две модели габитуса образованных людей и культурный капитал

Учитывая цепь коллизий развития советского общества, полная (то есть наличие матери и, особенно, отца) семья достаточно редкое явление в биографических нарративах как участников конкурса «шестидесятников», так и «крестьянского» поколения. Но в тех случаях, когда детство авторов нарративов проходит в полной и любящей семье, это играет большую роль в их жизни, независимо, как правило, от их происхождения и уровня образования.

В этой связи понятие культурного капитала в применении к реалиям жизни советского человека можно рассматривать не только как наличие высших ступеней образования и соответствующего статуса у родителей рассказчика, но и как наличие полной и любящей семьи, а также таланта, мастерства, трудолюбия его родителей (того, что в российской культуре обозначается словом «самородки»). Особенно выпукло это наблюдалось в историях жизни «крестьянского» поколения, которое реализовало потенциал демократизации социальных отношений, накопленный задолго до революции.

Для образованных участников конкурса «шестидесятников» существенным в определении культурного капитала становится их принадлежность к образованным слоям общества во втором поколении, наличие у их родителей образования, дававшего статус служащего в советском обществе. И если родители являются в этом смысле образованными людьми (здесь оказываются и люди дворянского происхождения, которых, естественно, очень мало, и «скромные советские служащие» пролетарского или крестьянского происхождения), то культурный капитал семьи, как свидетельствуют нарративы, обязательно сказывается на биографии детей.

Обобщенная картина биографий тех, кто принадлежит к образованным слоям общества в первом поколении, и тех, чьи родители уже обладали в той или иной степени культурным капиталом, выглядит следующим образом. Первых характеризует бурная (студенческая) молодость с чтением стихов, театрами, дефицитными книгами и культурным энтузиазмом (то есть с мифами их молодости), которая с началом семейной жизни в целом угасает и становится приятным воспоминанием. Их ангажированность в культурные коды советской идеологии, как правило, поддерживалась активным участием в общественной работе, связанным с партийностью. И в тех случаях, когда они разочаровываются в прошлом, они определяют себя как «наивных простаков», «тружеников, доверчивых по натуре, работавших на совесть и в 60-ых, и в 70-ых, и в 80-ых годах».

Судьба вторых выглядит сложнее. Можно сказать, что унаследованный ими культурный капитал делает их рефлексию и их жизнь более активными. Это выражается не только в том, что они участвуют в официальном мифотворчестве, то есть умеют поддерживать и адаптировать официально выдвигаемые мифы, а и в том, что они обнаруживают умение создавать и обновлять мифы собственной (личной) жизни каждый раз, когда сталкиваются с тяжелыми и жесткими ее обстоятельствами. Их мифотворчество и рефлексию можно структурировать по двум линиям: неизменная ангажированность в советскую идеологию (формы которой были рассмотрены выше) и попытки отстранения и критичного отношения к ней, которые трудно определить так однозначно, как для первых. Можно только отметить, что, в отличие от первых, они не называют себя «наивными простаками».

Традиционные способы бегства от «тирании общества»

К проблеме дистанцированности человека к официальной идеологии общества можно подойти с разных сторон. Интересно, например, рассмотреть на материалах нарративов три способа избежать «тирании общества» (мысленный саботаж, антиобщества, манипулирование), о которых говорит П. Бергер [18]. Но прежде согласимся с ним, что любое освобождение человека от давления общества имеет место в границах, которые сами социальны, то есть речь идет о том, как человек использует те возможности быть свободным, которые в принципе предоставляет ему общество.

Перечисленные П. Бергером способы бегства от «тирании общества» мы попытались обнаружить в нарративах участников конкурса. Вот, например, как выглядит мысленный саботаж одного из них: «Я уже тогда не верил нашей пропаганде, не верил ни в братство, ни в равенство, ни в свободу, что мне преподносили на блюдечке. Понятие порядочности и совести у меня были свои и они остались у меня до сих пор». Это говорит о своих убеждениях, анализируя школьные годы своей жизни, полковник в отставке, кандидат технических наук, проживший вполне благополучную по советским меркам жизнь.

Что касается второго способа избежать тирании общества — создания антиобществ, то здесь можно обозначить две их формы. К первой можно отнести диссидентское движение и его разновидности. Но, как показывает исследование истории инакомыслия в СССР, этот полюс оппозиционности к советской идеологии является достаточно редким явлением, чтобы его можно было использовать для характеристики даже образованной части советского общества [19]. Во всяком случае, среди участников конкурса не оказалось ни одного человека, участвовавшего в правозащитном движении или как-то активно обнаружившего свое инакомыслие.

Другой формой антиобществ, казалось бы, должна быть молодежная субкультура, уже по своей природе стремящаяся отгородиться от официального идеологического контроля. Но в нарративах участников конкурса таких форм общения молодежи, которые однозначно можно было бы отнести к антиобществам, не встречается. Друзья, оказавшие влияние в детстве или в молодости, тоже почти не фигурируют в рассказах. Единичные случаи — упоминания дружеской компании с песнями «бардов» под гитару и литературного кружка. Чаще всего в нарративах рассказывается о студенческих поездках с сокурсниками на летнюю практику, целину или на похороны Сталина, то есть, можно сказать, об официально признанных и пропагандируемых формах общения молодежи того времени, которые трудно назвать антиобществами. Если рассматривать в нарративах участников конкурса третий способ бегства от «тирании общества», называемый П. Бергером, — манипулирование, «ролевая дистанция» или способность «заставить систему работать на себя», то способы приспособления человека к официально провозглашаемым нормам советского общества иногда виртуозны. В нарративах это выглядит как умение использовать «лазейки», которые так или иначе обнаруживаются в любой (даже тоталитарной) общественной системе, а проиллюстрировать это можно ироническими словами одного из респондентов: «Народ давно привык к различным кампаниям и умел быстро и грамотно откликаться» или «В игре с государством кое-какие очки я отыграл».

Тем не менее, все эти способы, так или иначе, оказываются способами «вписывания» в символический советский порядок или, как говорит П. Бергер, использования человеком возможностей спрятать от себя свою свободу. И в этом «вписывании» трудно обнаружить индивидуальность человека, люди выглядят бессубъектными, различающимися только степенью зависимости от общепринятых норм. В таких случаях биографические нарративы действительно можно назвать, как это делает П. Бурдье, заимствованием взгляда на жизнь у социально-культурных форм.

Вместо заключения: самоконтроль, независимость, индивидуальность

Конечно, вопрос о том, насколько человек может дистанцироваться от структурной мифологической схемы, нельзя свести только к уровню его образованности или критической рефлексии. Это хорошо иллюстрируют слова известного советского писателя К. Симонова, анализировавшего свое отношение к Сталину: «Было и такое, о чем можно было и следовало думать до ХХ съезда и оснований для этого было достаточно. Решимости не хватало куда больше, чем оснований» [20; с. 32].

Мы попробовали посмотреть на эту проблему с другой стороны — со стороны не только критичного отношения человека к идеологии прошлого на фоне сегодняшних перемен, а осуществленных им попыток на протяжении жизненного пути проявить собственное, в той или иной мере независимое от идеологических стандартов советской эпохи, понимание ценностей и смысла жизни. Общей рамкой анализа являлись поиски в нарративах участников конкурса несвойственной советскому обществу, как признано сегодня, готовности к ценностно-ориентированному действию — самостоятельному выбору, индивидуальному риску, проблематичности и ответственности негарантированного повседневного существования [15, с. 241].

Нестандартные поступки, свидетельствующие о перечисленных признаках готовности к ценностно-ориентированному действию, обнаружились в нарративах только нескольких участников конкурса. К таким поступкам мы отнесли: усыновление приемного ребенка; поиски творческой работы без боязни потерять хорошо оплачиваемое место; «обычную свободную жизнь странствующего ремесленника».

Чтобы объяснить наш выбор, надо отметить, что авторы этих поступков не являются оппозиционерами в отношении норм советского общества и прожили вполне советскую жизнь, часто даже очень успешную с точки зрения этих норм. Или, говоря словами одного из них: «Все пробежки и передышки соответствуют шагу и поворотам всей страны». Но среди участников конкурса их выделяет то, что можно назвать культурной интенсивностью жизни (в отличие от известного в советской социологии термина «культурная активность»).

Культурная интенсивность жизни проявляется прежде всего в их профессионализме. Все они имеют высшее образование и достигли определенных высот в той профессии, которой занимались на протяжении жизни (среди них главный врач поликлиники, инженер-конструктор и изобретатель). Причем, их профессионализм характеризует не сама успешность карьеры, а неординарное и творческое отношение к своей профессии.

Даже членство в партии в советское время выглядит в их нарративах не как результат приспособления к нормам советской жизни (ведь партийность, как правило, была связана с успешной профессиональной карьерой советского человека), а как искренняя попытка использовать свои возможности как-то «исправить» советскую систему. И это тоже можно отнести к характеристикам культурной интенсивности их жизни, тем более, если согласиться с точкой зрения, что в советском обществе чувство сопричастности государству, его делам и идеям, было фактически единственным способом самоутверждения личности, обретения ею субъектности [21; с. 171-177].

Хотелось бы также подчеркнуть, что речь идет не об умении этих людей придать описанию своей жизни литературную форму, о талантливом мифотворчестве (о котором говорилось выше и которое позволяло человеку оставаться в рамках общепринятых стандартов) и не об умении мотивировать свои поступки, присущем образованному человеку, а о прочитываемой в нарративах последовательной линии поведения, осуществляемой на протяжении всей жизни, о реализованной культуре личного достижения. Причем, в нарративах этих людей обнаруживаются как бы два фокуса достижительности — общественный и личный, но общественный никогда не заменяет и не подавляет личный, между ними наблюдается отчетливая дистанция, которая выражается, в частности, в умении критиковать не только идеологические мифы прошлого, а и свое участие в поддержании этих мифов.

Вот так, на наш взгляд, в нарративах участников конкурса выглядит эта редкая для советского общества характеристика — готовность к ценностно-ориентированному действию. И это пока единственная (и очень редко встречающаяся) примета дистанцирования человека от структурной мифологической схемы советской эпохи, обнаруженная в биографических нарративах.

ЛИТЕРАТУРА

1. Цветаева Н.Н. Биографический дискурс советской эпохи // Социологический журнал. 1999. N 1/2.
2. Дейк Т.А. ван Анализ новостей как дискурса // Дейк Т.А. ван Язык. Познание. Коммуникация. М.: Прогресс, 1989. С.113-122.
3. Фукс-Хайнритц В. Биографический метод // Биографический метод: история, методология и практика. М.: Институт социологии РАН, 1994. С.11-41.
4. Шуман Г., Скотт Ж. Коллективная память поколений // Социологические исследования. 1992. N 2. С.47-60.
5. Левада Ю.А. Проблема интеллигенции в современной России // Куда идет Россия?.. Альтернативы общественного развития. (Международный симпозиум 17-19 декабря 1993 г.). М., 1994. С.208-214.
6. Руус П. От фермы к офису: уверенность в себе и новый средний класс // Вопросы социологии. М.: Socio-Logos. 1993. N 1/2. С.139-151.
7. Бурдье П. Социальное пространство и генезис «классов» // Бурдье П. Социология политики. М.: Socio-Logos. 1993. С. 53-87.
8. Берто Д., Малышева М. Культурная модель русских народных масс и вынужденный переход к рынку // Биографический метод: История, методология и практика. М.: Институт социологии РАН, 1994. С.94-146.
9. Ахиезер А.С. Россия как большое общество // Вопросы философии. 1993. N 1. С.3-19.
10. Бабашкин В. Крестьянский менталитет: Наследие России царской в России коммунистической // Общественные науки и современность. 1995. N 3. С.99-110.
11. Козлова Н.Н., Сандомирская И.И. «Наивное письмо»: опыт лингвосоциологического чтения. М.: Русское феноменологическое общество, Гнозис. 1996.
12. Стариков Е. Маргиналы, или размышления на старую тему: «Что с нами происходит?» // Знамя. 1989. N 10. С.131-162.
13. Гозман Л., Эткинд А. От культа власти к власти людей. Психология политического сознания // Нева. 1989. N 7.
14. Вайль П., Генис А. Страна слов // Новый мир. 1991. N 4. С.239-251.
15. Советский простой человек. Опыт социального портрета на рубеже 90-х. М.: Мировой океан, 1993.
16. Барт Р. Избранные работы. Семиотика. Поэтика. М.: Издательская группа «Прогресс», «Универс». 1994.
17. Волков В.В. Новая культура в области чувства: Как ликвидировали неграмотность в СССР // Человек. 1992. N 1. С.96-102.
18. Бергер П. Общество как драма // Человек. 1995. N 4.
19. Алексеева Л. История инакомыслия в СССР: Новейший период. Вильнюс-Москва: Весть, 1992.
20. Симонов К. Глазами человека моего поколения // Знамя. 1988. N 3. С.3-66.
21. Романов В.Н. Историческое развитие культуры: Проблемы типологии. М., 1991.

Габитус растений (цветка) — KazanFlowerSchool

Габитус растений, габитус цветка! 

Определимся сначала с терминологией!

Что же такое габитус?

ГАБИТУС  (от латинского habi- на, tus — внешность) внешний облик, совокупность признаков, характеризующая общий тип телосложения. 

Габитус растений (цветка) 7

С понятием “габитус” все ясно! Но что же такое габитус растений? Габитус растений — внешний вид растения. Во флористике чаще всего габитус растения понимают как очертание цветка.

Габитус растения можно выразить характером линий самого растения. Габитус цветка определяет стиль и характер композиции и очень сильно влияет на визуальное восприятие вашего сада, букета, композиции. 

Работа с геометрией, строгость линий, мягкость настроения, естественность, оптические эффекты, баланс элементов, визуальный вес — на все это влияет габитус цветка.

Если габитус больших растений в саду можно изменить с помощью топиарной стрижки, то вот с цветами в букетах так уже не сделаешь. Для создания красивой композиции или букета вы должны знать все о цветке и в первую очередь с точки зрения композиционного построения важен габитус цветка,

Маленькая ремарка

При создании букета, композиции или цветочного оформления обязательно стоит учитывать габитус каждого вида цветка, они зададут тон всей вашей работе и будут фундаментом в определении стилистики вашей работы.

Условно, если мы попробуем классифицировать цветы согласно габитусу, то мы получим три группы — треугольный габитус, прямоугольный габитус, круглый габитус.

Габитус растений (цветка) 8

Треугольный габитус растений 

Треугольный габитус — самая подвижная форма среди всех возможных. Цветы такой формы задают вектор движения в цветочной работе. 

К цветам с треугольным габитусом можно отнести:веронику, дельфиниум, лизимахию, гладиолус, маттиолу и другие. 

Советы по работе с треугольным габитусом

1. В круглый, плотный букет цветы с треугольным габитусом могут не подойти.  
2. Следите за направлением движения при создании композиции, если используете цветы с треугольным габитусом.
3. Цветы с треугольным габитусом отлично подойдут для создания эффекта  воздушности в композиции или букете.

Габитус растений (цветка) 9

Прямоугольный или квадратный габитус растения, цветка

Цветы с таким габитусом полноценны и сбалансированы. Такой тип габитуса успокаивает движение и дает спокойствие в букете или композиции. Мягкая и стабильная форма таких цветов выглядит очень официально и торжественно. К цветам с прямоугольным или квадратным габитусом можно отнести: розы, гиацинты, тюльпаны, леукодендроны.

Советы по работе с цветами имеющими прямоугольный или квадратный габитус

1. Цветы с такой формой габитуса отлично стабилизируют букет или композицию.
2. Цветы с такой формой габитуса создадут объем для вашей композиции или букета.

Габитус растений (цветка) 10

Круглый габитус растений

Круглый габитус — самая стабильная и распространенная форма, в первую очередь, она статична и полноценна. Цветы с таким габитусом чаще всего выступают основой букета или композиции.  К цветам и растениям с круглым габитусом можно отнести: розы, георгины, хризантемы, суккуленты. 

Советы по работе с растениями имеющими круглый габитус цветка

Габитус растений (цветка) 11

1. Цветы с круглой формой габитуса отлично стабилизируют композицию или букет 
2. Если взять много цветов с круглым габитусом и не создать воздух с помощью стаффажа то цветы будут давить друг на друга. 

При составлении букета или композиции очень важно гармонично сочетать цветы с разными габитусами. Букеты и композиции без игры с габитусом смотрятся очень просто и скучно. Хорошая работа с габитусом создаст движение, контраст, а главное индивидуальность работы. 

Формы роста растения

Растения, с которыми работает флорист, можно классифицировать по форме роста. 

В целом растения делятся на две группы по форме роста. 

1 группа — активная форма роста

2 группа — пассивная форма роста 

В самом начале поговорим растениях с активной формой роста. 

Габитус растений (цветка) 12

Активная форма роста

Эта группа растений тоже делится на подвиды:

• Пряморастущие с круглым цветком. К ним можно отнести:георгины, подсолнухи, ромашки, герберы, астры. Советуем не использовать по одному цветку в букетах или композициях.Цветы требуют много пространства сверху и снизу. Цветы чаще используются как основа букета или композиции.
• Пряморастущие с отклонением. К пряморастущим цветам с отклонением относят: фрезию, фаленопсис, солидаго и т. д. Цветам с такой формой необходимо пространство, особенно там где идет наклон. Движение цветов не должно прерываться, советуем не ставить цветы с такой формой в круглые букеты с плотным заполнением. 
• Пряморастущие с разворотом в стороны. К ним можно отнести: лилия, ирис, альстромерия.
• Пряморастущие с острым кончиком. К ним можно отнести: рогоз, дельфиниум, эремурус. Движение растений такой формы не должно прерываться. 
• Пряморастущие с извилистой линией. К ним можно отнести: глориозу, корилус, хамелациум, гипсофила. Такая форма растения отлично сочетается с другими прямыми растениями и придает легкость композиции или букету. 

Пассивная форма роста

Такая форма чаще всего выступает в роли вспомогательного элемента и делает композицию сбалансированной и устойчивой. 

• Ниспадающие растущие на концах вверх. Данная форма самодостаточна и занимает много воздуха. К ним можно отнести: плющ, колумнея, эсхинантус, горошек мышиный.
• Ниспадающие аморфно — пассивные. Чаще всего они отлично подходят для связывания нескольких работ и создания пассивных линий. К ним можно отнести: Тилландсия уснеевидная, церопегия, крестовник Роули, амарант.
• Горизонтальные, плотные, почвопокровные. Придают работе статичность и создают зрительную опору. К ним можно отнести:листья филодендрона, галакса, мох, папоротник.

Формы значимости цветка

Каждый флорист должен уметь работать со значимостью цветка. Тогда он легко сможет создавать гармоничные композиции и букеты.

Растения большой значимости. Как правило растения с большой формой значимости яркие, большие и доминирующие. Таким цветам необходимо давать много пространства и располагать ориентируясь на цветы среднего значения. Цветы большого значения не стоит использовать в большом количестве. Цветы большого значения не стоит использовать в большом разнообразии. 

Примером цветов большой значимости являются: орхидеи, антуриумы, пионовидные розы, дельфиниумы, пионы, протея, лилии.

Растения средней значимости. Самая огромная группа цветов. Растения средней значимости отлично смотрятся, когда их много и присутствует разнообразие. 

Примером цветов средней значимости являются: гвоздики, тюльпаны, нарциссы, розы, эустома, гермини, скабиоза.

Растения малой значимости чаще всего используют группами. 

Примером цветов малой значимости являются: статица, ромашки, седум, лимониум, гипсофила, пижма, ахилея, хамелациум, душица, шиповник, калина, рябина. 

Габитус цветка и формы роста

Доводилось ли вам видеть букеты или композиции, от вида которых хотелось зажмурить глаза и навсегда забыть о пережитом? Скорее всего, да. В то же время вы наверняка можете вспомнить примеры работ, которые «цепляли» и запоминались, хотя с первого взгляда в них не было ничего особенного. С большой вероятностью, в обоих случаях ключевую роль сыграл цвет.

В нашем деле подбор цветовой гаммы нередко имеет решающее значение. С его помощью можно придать букету определенный стиль, настроение, грамотно расставить акценты. С другой же стороны плохое сочетание оттенков может начисто загубить любую хорошую работу. Чтобы такого не случилось, следует пользоваться цветовым кругом.

Вы, наверное, помните его со школьных уроков ИЗО. Проблема заключается в том, что почти все про цветовой круг слышали, но мало кто умеет им пользоваться. Давайте же попробуем разобраться в этом вопросе

Основа круга — три основных цвета, которые нельзя получить при смешивании. Это желтый, красный и синий – цвета первого порядка. Они образуют цвета второго порядка, которые получаются в результате смешивания основных цветов: оранжевый, зеленый, фиолетовый. Оттенки третьего порядка получаются в результате соединения первых двух групп.

Правильным считается комбинирование в одной композиции трех ключевых цветов в пропорции 3-5-8. А чтобы подобрать эти три доминанты, нам и нужен круг, с которым легко и удобно работать.

Есть несколько устоявшихся схем, которыми пользуются во всех видах визуального искусства, их сейчас и разберем.

1. Аналоговые оттенки. Для этого сочетания берем цвета, расположенные на круге рядом, например, лимонный, желтый и оранжевый. Чтобы такая композиция не выглядела скучно, один цвет обязательно должен лидировать, помним про правило 3-5-8.
2. Комплементарные оттенки. Эта схема основана на сочетании противоположных цветов, например, красного и зелёного. Композиция в таких тонах всегда будет яркой и динамичной.
3. Монохромная палитра. Подходящая схема для самых нежных работ, таких, как свадебный букет. В ней используются разные варианты одного цвета, например, снежно-белый, молочный и бежевый.
4. Классическая триада. Наиболее популярная схема во всех видах визуального искусства. Это три цвета, равноудаленных друг от друга.
5. Контрастная триада — вариант комплиментарного сочетания цветов, только вместо противоположного цвета используются соседние для него цвета.
6. Тетрада — наиболее популярная схема во всех видах визуального искусства. В основе сочетания – два основных цвета и два аналоговых. Например: синий и оранжевый в качестве основных, а дополнительными возьмем аналоговые оранжевому золотистый и красный.

Таковы основные правила сочетания оттенков. Но важно помнить, что любое правило – не панацея. Всегда прислушивайтесь к собственному флористическому чутью и вкусу, и тогда ваши работы будут красивыми, эмоциональными и гармоничными. На нашем курсе «Азбука флориста» мы подробнее изучим работу с цветом. Записывайтесь в предварительный список для получения специальной цены за курс по этой ссылке.

Habitus (sociologie) — Wikipédia

Pour les article homonymes, voir Habitus.

En sociologie, un габитус désigne une manière d’être, une allure générale, une tenue, une disposition d’esprit. Cette définition est à l’origine des divers emplois du mot Gaba en Философия и социология.

Dans l’antiquité: Platon et Aristote [модификатор | модификатор кода файла]

Les prémices de la notion d ‘ Habitus remontent à l’antiquité grecque.

Le Terme de hexis est débattu dans le Théétète de Platon: Socrate y défend l’idée que la connaissance ne peut pas être seulement une имущественный passagère, qu’elle se doit d’avoir le caractére hexis , c’est-à-dire d’un savoir en rétention qui n’est jamais passif, mais toujours участник. Une hexis est donc une condition active, ce qui est proche de la definition d’une vertu morale chez Aristote.

Aristote donne une analysis sémantique fort détaillée de la notion de hexis , traduite au Moyen Âge от , габитус , et en français par «disposition» ou «manière d’être».Cette disposition acquise ( hexis est de la même famille qu ‘ echein , Avoir) est, selon lui, а также прочный que l’émotion passagère. L’intention, en effet, n’explique pas à elle seule l’action: il faut ajouter quelque выбрал похожую «причину» motrice ou efficiente: l ‘ габитус . De surcroît, l’action est composée d’actes volontaires effectués de plein gré (matière), organisé par une règle (форма).
La traduction ordinaire d ‘ hexis par «обыкновенный» affadit un peu la notion.Необычный параит и эффет концертных действий, основанных на принципах работы двигателей , , à laquelle Armete arrime tout de même la notion de vertu (qui ne saurait être entièrement automatique). Сокращение , габитус , не подлежит восстановлению после того, как он будет произведен после повторения.

Chez Thomas d’Aquin [модификатор | модификатор кода файла]

Thomas d’Aquin развивает эту идею на основе морального духа веры ( Somme théologique , Ia IIae ).Lorsqu’il définit les hazabitus (Qu. 49), il les caractérise Com des qualités (статья 1): «On Appelle Habitus l’arrangement suivant lequel un être est bien ou mal location, ou par rapport à soi ou à l» Эгард д’Атр выбрала; ainsi la santé est un габитус. ». C’est un mode d’être, un état de nos dispositions, qui détermine no réactions (статья 2). Il ne détermine pas passivement le sujet, mais plutôt sa tenance à l’action (статья 3). C’est par les Habitus que les êtres s’adaptent à leurs milieux, или comil ya toujours besoin de s’adapter, l’habitus est nécessaire (арт.4).

Thomas d’Aquin situe les hazabitus (кв. 50), Principalement dans l’âme et secondairement dans le corps, puisqu’ils sont liés à des actes volontaires, mais qu’ils impliquent une réalisation corporelle (статья 1). Plus précisément, ils sont dans les puissances de l’âme, par lesquelles elle agit (статья 2). Ils sont dans les puissances sensibles, lorsque celles-ci sont rationnelles (статья 3), mais ils sont surtout dans l’intelligence et la volonté, puisqu’elles agissent intérieicing (статья.4-5).

Les Habitus sont générés de plusieurs manières (Qu.51): определенные естественные условия в соответствии с принципом или индивидуальностью, в соответствии с принципами жизни, с’эст ле кас де ля коннессанс, генеральный элемент, ce n’est pas le cas de la volonté (статья 1). Les Habitus sont surtout causés par les actes: «Aussi les actes, en se multipliant, engendrent-ils dans la puissance qui est passive et mue, une suree qualité qu’on nomme desireus. »(Ст. 2). Généralement, nos facultés sont trop passives pour être transformées par un seul acte (ст.3). Dieu peut causer les hazabitus tels que la sagesse et la connaissance, parce que c’est ainsi qu’il nous rend adaptes à notre fin surnaturelle, et parce qu’il peut faire des miracles (статья 4).

Социология [модификатор | модификатор кода файла]

Dans la sociologie de Marcel Mauss, l ‘ габитус est un principe important de sa vision de «l’homme total» qui fait elle-même écho à celle de «fait social total». Il y perçoit un «lien» englobant des Dimensions, различных телосложений, психических, социальных и культурных.Марсель Мосс любит многофакторный трансверсальный подход к людям и общественным фактам.

Dans La société des Individuals , ouvrage de référence en histoire sociale, Норберт Элиас использует латинские термины . systèmes d’interdépendance) au sein desquelles celui-ci agit.

La notion d ‘ габитус — это популярный во Франции социолог Пьер Бурдье.Собственно открытые формы и термины в духе традиций, которые подходят, в дебюте в карьере, в определенных образах Эрвина Панофски, в эстетических и средневековых школах ^[2] . L’habitus est pour lui le fait de so socialiser dans un peuple Traditionalnel, определение qu’il résume com un «système de dispositions réglées». Il permet à un Individual de se mouvoir dans le monde social et de l’interpréter d’une manière qui d’une part lui est propre, qui d’autre part est commune aux members des catégories sociales auxquelles il appartient.

Le rôle des socialisations primaire (enfance, adolescence) et secondaire (âge Adults) есть важны в структуре жизнедеятельности. Par le biais de cette accept commune de capital social, les Individual de mêmes classes peuvent ainsi voir leurs comportements, leurs gots et leurs «styles de vie» se rapprocher jusqu’à créer un Gaba de class ^[3] . Chacune des socialisations vécues va être incorporée (les expériences étant elles-mêmes différentes selon la classe d’origine) ce qui donnera les grilles d’interprétation pour seguire dans le monde. L’habitus est alors la matrice des comportements Individuals, et permet de rompre un determinisme supra-Individualuel en montrant que le determinisme prend appui sur les Individual ^{[ réf. souhaitée]} . Этот габитус влияет на все домены жизни (луизиры, питание, культура, роды, образование, обучение…).

«L’habitus désigne chez Norbert Elias le« savoir social incorporé »qui se sédimente au Cours du temps et façonne, telle une« second nature », l’identité tant Individual Que Collective des members d’un groupe humain qu’il s agisse d’une famille, d’une entreprise, d’un parti ou d’une nation.» Termes clés de la sociologie de Norbert Elias ^[4]

« Ce qui spécifie un габитус est l’objet envisagé formellement et proprement, et non un but envisagé accidentellement et matériellement », Somme Théologique .

«Cette cristallisation autour du politique n’a cessé d’obscurcir la perception d’une culture — определенная другая цивилизация, габитус , ou mode d’existence — originale des peuples du Bocage.»(Б. Бюше. — Потомки Шуанов , Париж, Maison des Sciences de l’homme, 1995, стр. XIV).

« L’hexis corporelle est la migologie politique réalisée, incorporée , devenue disposition permanente, manière Durable de se tenir, de parler, de marcher, et, par là, de sentir et de 96000» , Pierre Bourdieu, Le Sens pratique , L1-C4, p. 117.

«[…] l’habitus est le produit du travail d’inculcation et d’apprieation nécessaire pour que ces produits de l’histoire коллективные цели структур» (e.г. de la langue, de l’économie, и т. д.) parviennent à se воспроизводить, sous la forme de dispositions longs, dans tous les organismes (que l’on peut, si l’on veut, appeler Individual) длительный срок с учетом условий, Donc placés dans les mêmes условия материального существования. »Пьер Бурдье, Esquisse d’une théorie de la pratique , p. 282.

«Les conditionnements associés à une classe specific de conditions d’existence produisent des Habitus, systèmes de dispositions longs et transposables, Strudisposées Prédisposées à fonctionner Com Structures structurantes, c’est-à-Direct en tant quees et génateursérate pratiques et de représentations qui peuvent être objectivement Adaptees à leur, но sans supposer la visée Soviente des fins et la maîtrise expresse des opérations nécessaires pour les atteindre, цель «réglées» и «régulières» без права производства. règles, et, étant tout cela, коллективные оркестры без участия производственной организации оркестра.», Pierre Bourdieu, Le Sens pratique , Paris, Les Éditions de Minuit, 1980 , 480 p. (ISBN 978-2-7073-0298-4) , стр. 88

L’habitus est également un thème littéraire, qu’on Trouve par instance chez Эмиль Зола или Виктор Гюго:

«Cosette était laide. Heureuse, elle eût peut-être été jolie. Nous avons déjà esquissé cette petite figure мрачный. Cosette était maigre et blême. Elle avait près de huit ans, on lui en eût donné à peine six.Ses grands yeux enfoncés dans une sorte d’ombre profonde étaient presque éteints à force d’avoir pleuré. Les coin de sa bouche avaient cette Courbe de l’angoisse ownuelle, qu’on соблюдать chez les condamnés et chez les malades désespérés. […] Comme elle grelottait toujours, elle avait pris l’habitude de serrer ses deux genoux l’un contre l’autre. […] Toute la personne de cette enfant, очарование сына, отношение к сыну, le son de sa voix, ses intervalles entre un mot et l’autre, внимание сына, тишина сына, son moindre geste, exprimaient et traduisaient une seule idée: la crainte.La Crainte était répandue sur elle; elle en était pour ainsi dire couverte; la crainte ramenait ses coudes contre ses hanches, retirait ses talons sous ses jupes, lui faisait tenir le moins de place possible, ne lui laissait de souffle que le nécessaire, et était devenue ce qu’on pourrait аппеллер сын , жилье , без изменения возможны que d’augmenter. Il y avait au fond de sa prunelle un coin étonné où était la terreur. »

— Виктор Гюго, Les Misérables (Deuxième partie, Livre troisième, chapitre VIII).

Théoriciens

Примечания и ссылки [модификатор | модификатор кода файла]

1. ↑ Raisons pratiques , Сеуил, сб. Очки, 1996, с. 21
2. ↑ Готическая и школьная архитектура (1951); трад. фр. et postface de Pierre Bourdieu aux éd. Минит, колл. «Le sens commun», 1967.
3. ↑ Вопросы социологии , с. 75
4. ↑ « Termes clés de la sociologie de Norbert Elias », Vingtième Siècle.Revue d’histoire , n ^o 106, 7 апреля 2010 г. , p. 29–36 (ISSN 0294-1759, DOI 10.3917 / vin.106.0029, lire en ligne, consulté le 14 июля 2017)

Бурдье и «Габитус» | Понимание силы социальных изменений | powercube.net

Французский социолог Пьер Бурдье рассматривает власть в контексте всеобъемлющей «теории общества», которую, как и у Фуко, мы не можем отдать должное здесь или просто выразить в форме прикладных методов (Navarro 2006).И хотя его предметом было в основном алжирское и французское общество, мы нашли подход Бурдье полезным для анализа силы в процессах развития и социальных изменений (см. Статьи Наварро, Монкриффе, Эйбена, Тейлора и Бозера в Eyben, Harris et al. 2006; Наварро предлагает особенно основательное введение в метод Бурдье).

В то время как Фуко рассматривает власть как «повсеместную» и выходящую за рамки агентства или структуры, Бурдье считает власть культурно и символически созданной и постоянно узакониваемой посредством взаимодействия агентства и структуры.В основном это происходит через то, что он называет «габитусом» или социализированными нормами или тенденциями, которые определяют поведение и мышление. Habitus — это «способ, которым общество откладывается в людях в форме устойчивых предрасположенностей или тренированных способностей и структурированных склонностей думать, чувствовать и действовать определенным образом, которые затем направляют их» (Wacquant 2005: 316, цитируется по Navarro 2006: 16 ).

Habitus создается посредством социального, а не индивидуального процесса, ведущего к шаблонам, которые устойчивы и переносятся из одного контекста в другой, но также меняются в зависимости от конкретных контекстов и с течением времени.Habitus «не является фиксированным или постоянным и может изменяться в неожиданных ситуациях или в течение длительного исторического периода» (Navarro 2006: 16):

Habitus не является результатом свободной воли и не определяется структурами, а создается своего рода взаимодействием между ними во времени: диспозиции, которые сформированы прошлыми событиями и структурами и которые формируют текущие практики и структуры, а также, что важно , которые обусловливают само наше восприятие этого (Bourdieu 1984: 170). В этом смысле габитус создается и воспроизводится бессознательно, «без какого-либо преднамеренного стремления к согласованности… без какой-либо сознательной концентрации» (там же: 170).

Вторым важным понятием, введенным Бурдье, является понятие «капитал», которое он расширяет за пределы понятия материальных активов до капитала, который может быть социальным, культурным или символическим (Bourdieu 1986: цит. По Navarro 2006: 16). Эти формы капитала могут быть одинаково важными, их можно накапливать и переносить с одной арены на другую (Navarro 2006: 17). Культурный капитал — и средства, с помощью которых он создается или передается из других форм капитала — играет центральную роль в отношениях власти в обществе, поскольку он « обеспечивает средства для неэкономической формы господства и иерархии, поскольку классы выделяют себя через вкус »(Гавента 2003: 6).Переход от материальных форм капитала к культурным и символическим — это в значительной степени то, что скрывает причины неравенства.

Эти идеи подробно развиваются в классическом исследовании французского общества Бурдье, Distinction (1986), в котором он показывает, как «социальный порядок постепенно вписывается в умы людей» через «культурные продукты», включая системы образования, языка, суждений и т. Д. ценности, методы классификации и виды деятельности повседневной жизни (1986: 471). Все это ведет к бессознательному принятию социальных различий и иерархий, к «чувству своего места» и поведению самоисключения (там же: 141).

Третья концепция, которая важна в теории Бурдье, — это идея «полей», которые представляют собой различные социальные и институциональные арены, на которых люди выражают и воспроизводят свои диспозиции и где они соревнуются за распределение различных видов капитала (Gaventa 2003). : 6). Поле — это сеть, структура или набор отношений, которые могут быть интеллектуальными, религиозными, образовательными, культурными и т. Д. (Navarro 2006: 18). Люди часто по-разному воспринимают власть в зависимости от того, в какой сфере они находятся в данный момент (Gaventa 2003: 6), поэтому контекст и среда являются ключевыми факторами, влияющими на габитус:

‘Bourdieu (1980) объясняет напряженность и противоречия, которые возникают, когда люди сталкиваются и сталкиваются с различными контекстами.Его теорию можно использовать для объяснения того, как люди могут противостоять власти и господству в одной [области] и выражать соучастие в другой »(Moncrieffe 2006: 37)

Поля помогают объяснить различную власть, которую, например, испытывают женщины в общественной или частной жизни, как показывает Монкрифф в своем интервью с угандийской женщиной-депутатом, которая имеет общественную власть, но покорна своему мужу, когда находится дома (2006: 37). Это широко наблюдали феминистские активистки и исследователи, и это еще один способ сказать, что женщины и мужчины социализированы, чтобы вести себя по-разному в «общественной, частной и интимной» сферах власти (VeneKlasen and Miller 2002).См. Гендерные аспекты власти и Новое переплетение власти , глава 3 Власть и расширение прав и возможностей.

Последним важным понятием в понимании власти Бурдье является понятие «докса», которое представляет собой сочетание как ортодоксальных, так и неортодоксальных норм и убеждений — неустановленных, само собой разумеющихся предположений или «здравого смысла», лежащих в основе проводимых нами различий. Докса происходит, когда мы «забываем границы», которые привели к неравному разделению в обществе: это «приверженность отношениям порядка, которые, поскольку они неразрывно структурируют как реальный мир, так и мир мыслей, принимаются как самоочевидные». (Бурдье 1984: 471).

Бурдье также использует термин «неузнавание», который сродни марксистским идеям «ложного сознания» (Gaventa 2003: 6), но работает на более глубоком уровне, выходящем за рамки любого намерения сознательного манипулирования той или иной группой. В отличие от марксистской точки зрения, «непризнание» является скорее культурным, чем идеологическим феноменом, потому что оно «воплощает набор активных социальных процессов, которые закрепляют само собой разумеющиеся предположения в сфере социальной жизни и, что особенно важно, они рождаются в ней. посреди культуры.Все формы власти требуют легитимности, а культура является полем битвы, где это соответствие оспаривается и в конечном итоге материализуется среди агентов, тем самым создавая социальные различия и неравные структуры »(Navarro 2006: 19).

Хотя многое из этого может показаться абстрактным, теории Бурдье прочно основаны на широком спектре социологических исследований и по целому ряду социальных проблем. На самом деле, отчасти его привлекательность заключается в том, что его исследования настолько плодовиты и эмпирически задокументированы. Еще одна привлекательность Бурдье для политически убежденных исследователей заключается в том, что он рассматривает социологический метод как часть процесса изменений.Тщательный анализ может помочь выявить властные отношения, которые стали невидимыми из-за габитуса и неправильного признания (Navarro 2006: 19).

Бурдье предложил «рефлексивную социологию», в которой человек признает свои предубеждения, убеждения и предположения в процессе осмысления — задолго до того, как рефлексивность стала модной. Самокритичное знание, раскрывающее «источники власти» и «причины, объясняющие социальную асимметрию и иерархию», само по себе может стать «мощным инструментом для усиления социальной эмансипации» (Navarro 2006: 15-16).

Методы и терминология, используемые Бурдье, отличаются от тех, что используются в кубе власти, и предполагают гораздо более подробный социологический анализ властных отношений, основанный на всеобъемлющей «теории общества». Тем не менее, последствия для прикладного анализа и действий очень сильно перекликаются со значениями внутренней невидимой силы и « силы внутри », а также с неявной « теорией изменения » в кубе энергии. Процессы обучения и анализа, раскрывающие невидимую силу, сами по себе являются процессом, расширяющим возможности.

Ссылки для дальнейшего чтения

Бурдье П. (1980). Логика практики. Стэнфорд, издательство Стэнфордского университета.

Бурдье П. (1984). Отличие: социальная критика суждения вкуса. Лондон, Рутледж.

Бурдье П. (1986). «Формы капитала». Справочник по теории и исследованиям социологии капитала. Дж. Г. Ричардсон. Нью-Йорк, Greenwood Press: 241-58.

Гавента, Дж. (2003). Power after Lukes: обзор литературы, Брайтон: Институт исследований развития.

Moncrieffe, J. (2006). «Сила стигмы: встречи с« беспризорными детьми »и« реставеками »на Гаити». Бюллетень IDS 37 (6): 31-46.

Наварро, З. (2006) «В поисках культурной интерпретации власти», IDS Bulletin 37 (6): 11-22.

ВенКласен, Л. и В. Миллер (2002). Новое переплетение власти, людей и политики: Руководство по защите интересов и гражданскому участию. Оклахома-Сити, мировые соседи.

Wacquant, L. (2005) Habitus. Международная энциклопедия экономической социологии.Дж. Беккет и З. Милан. Лондон, Рутледж.

Что такое Habitus? — WorldAtlas

На Habitus влияет социальный капитал, сеть взаимоотношений человека.

Habitus — это система персонифицированного характера и тенденций, которая определяет, как человек идентифицирует окружающий его социальный мир и реагирует на него. Habitus — это физическое воплощение культурного капитала всех наших глубоко укоренившихся характеров, навыков и привычек, которыми человек обладает благодаря своему личному опыту.Эта система отражает то, как личная история и групповая культура формируют разум и тело. Эта концепция описывает нашу нынешнюю личность, основанную на нашей ситуации и людях, которые влияли на нас, пока мы росли. Habitus состоит из наших интересов, мыслей, убеждений, понимания всего, что нас окружает, и вкусов. Habitus создается через социализацию через образование, семью и культуру. Согласно Бурдье, эта концепция может влиять на наши действия, а также на построение социального мира, и на него могут влиять различные внешние факторы.

Происхождение Габитуса

Термин «габитус» появился тысячи лет назад в Древней Греции во времена Аристотеля. Хотя это понятие было введено в общий термин в социологии Пьером Бурдье в 1967 году, в современное употребление оно было введено Марселем Моссом и Морисом Мерло-Понти.Бурдье использовал эту концепцию для решения социологических проблем агентности и структуры. Бурдье изложил эту концепцию, заимствуя идеи о генеративных и когнитивных схемах у Жана Пиаже и зависимости от человеческой памяти и истории у Ноама Хомского. Мосс описал эту концепцию как специфические культурные аспекты, которые укоренились в нашей повседневной практике групп, наций и отдельных лиц.

Факторы, влияющие на привычку

Бурдье относится к четырем социальным видам капитала, которые связаны с габитусом и также играют ключевую роль в процессе структурирования концепции.Столицы видов — это социальный капитал, культурный капитал, экономический капитал и символический капитал. Экономический капитал относится к экономическим активам, которыми располагает человек. Социальный капитал — это круг друзей и людей вокруг вас, а культурный капитал — это ваш опыт, знания и связи в жизни. Символический капитал — это престиж, честь и различные признания личности.

Как социальный капитал влияет на привычку?

Социальный капитал определяется как точный круг друзей, которые у нас есть, группы людей, с которыми мы работаем и живем, корпоративное членство, которое мы имеем, и наши социальные сети.Бурдье разделяет общество, в котором мы живем, на различные сферы деятельности, которые он называет полями. Внутри полей соотношение сил всегда проявляется в каждой силовой структуре, относящейся к определенному полю. Независимо от того, является ли эта область научной, религиозной, медицинской, политической или академической, и каждая область имеет свою структуру внутренней власти. У каждого поля есть свой кодекс поведения, который должен соблюдать каждый член, и это помогает формировать наш характер на работе, в школе или дома.

Как культурный капитал и экономический капитал влияют на Habitus?

Культурный капитал состоит из социальных активов человека, которые способствуют его социальной мобильности в обществе.Эти активы включают стиль одежды, образование, стиль речи и интеллект. Культурный капитал дает больше преимуществ в достижении социального статуса в обществе. Это помогает формировать габитус человека и заставляет его вести себя как люди своего социального класса в сообществе. Образование меняет нашу культуру и обостряет наш разум, когда дело доходит до принятия решений и того, как мы воспринимаем окружающий мир. В нашем обществе нас определяет то, чем мы владеем. Чем больше у нас денег, собственности и активов, тем выше наш социальный класс.Образование может изменить нас и облегчить подъем по социальной лестнице и даже приобрести некоторые активы, которые могут изменить наш статус в обществе. Культурные и экономические ценности взаимосвязаны, и они формируют наш характер и личность.

Как символический капитал влияет на привычку?

Символический капитал — это признание, которое человек получает после того, как сделал что-то стоящее, например, герой войны после спасения жизней, служа своей стране в качестве солдата.Можно также быть признанным пионером в своей области исследования или исследователем после получения квалификации высшего образования. Честь или признание делают человека образцом для подражания для некоторых учеников, которые смотрят на них с уважением и начинают им подражать. Символический капитал может влиять на других в социальной группе.

Могут ли два человека иметь одинаковые привычки?

Бурдье рассматривал внешний и внутренний миры как взаимозависимые сферы, и из-за изменчивой природы габитуса никакие два человека не могут иметь одинаковый габитус.Кроме того, мы все по-разному воспитаны и у нас разный жизненный опыт, поэтому иметь одинаковые персонифицированные персонажи невозможно даже для братьев и сестер.

Габитус постоянен или динамичен?

Бурдье утверждает, что габитус изменчив и трансформируется с каждым новым опытом, который мы переживаем в жизни.В молодости наш персонифицированный характер и то, как мы смотрим на мир, определяются и глубоко затрагиваются нашими родителями, братьями и сестрами. Они определяют наших характеров, поскольку играют важную роль в нашем воспитании, и, будучи малышами, мы копируем все, что делают наши родители, и применяем то, чему нас учат. Когда мы достигаем совершеннолетия и пойдем в школу, мы встречаемся с другими учениками из разных культур и адаптируем то, чему мы учимся у них. Дети начинают копировать поведение друг друга, и как только они отождествляют себя с определенной группой друзей, они начинают вести себя и вести себя так же, как они.В конце концов, давление со стороны сверстников срабатывает, и ребенок приобретает все хорошие и плохие привычки, которые формируют его во взрослой жизни. На рабочем месте человек занимает определенную должность из-за своего габитуса (прошлые достижения и квалификация среди других достижений). Поэтому, когда дело доходит до продвижения по службе, отдел кадров учитывает их прошлые достижения как в социальном, так и в культурном плане, чтобы определить, кто будет продвигаться по службе. Каждый опыт меняет наш габитус, а это определяет наше положение в обществе.Чем старше мы становимся, тем больше опыта мы получаем, который формирует наш характер и позволяет нам идеально вписываться в каждый жизненный этап. Из четырех социальных видов капитала экономический капитал является основой, которая поддерживает и способствует другим формам социального капитала. Как только символический, социальный, культурный и экономический капитал будет накоплен, он может быть передан будущим поколениям.

Джозеф Кипроп 20 Ноября 2017 в Обществе

1. Дом
2. Общество
3. Что такое Габитус?

За пределами привычного использования Habitus в образовательных исследованиях на JSTOR

Абстрактный

Концепция габитуса лежит в основе теоретической основы Бурдье.Это сложная концепция, которая принимает множество форм и форм в трудах самого Бурдье, особенно в более широкой социологической работе других ученых. В первой части этой статьи я развиваю понимание габитуса на основе многочисленных работ Бурдье, посвященных этой концепции, которые признают как ее проницаемость, так и ее способность фиксировать непрерывность и изменения. Я также сопоставляю его отношения с другими концепциями Бурдье, в частности, с областью и культурным капиталом. Во второй части статьи я исследую попытки операционализировать габитус в эмпирических исследованиях в образовании.Я критикую современную моду совмещения исследовательского анализа с концепциями Бурдье, включая габитус, вместо того, чтобы заставлять концепции работать в контексте данных и условий исследования. В заключительной части статьи я привожу ряд исследовательских примеров, в которых габитус используется в качестве исследовательского инструмента, чтобы проиллюстрировать, как заставить габитус работать в образовательных исследованиях.

Информация о журнале

Британский журнал социологии образования публикует научные статьи со всего мира, которые вносят вклад как в теоретические, так и в эмпирические исследования социологии образования.Журнал пытается отразить разнообразие взглядов, существующих в данной области. Чтобы обеспечить высочайшее качество всех статей, все статьи перед принятием к публикации направляются как минимум двум рецензентам. Помимо основных статей, каждый выпуск обычно содержит обзорное эссе, расширенный обзор и обзорный симпозиум по основной книге или сборнику книг.

Информация об издателе

Основываясь на двухвековом опыте, Taylor & Francis за последние два десятилетия быстро выросла и стала ведущим международным академическим издателем.Группа издает более 800 журналов и более 1800 новых книг каждый год, охватывающих широкий спектр предметных областей и включая журнальные издания Routledge, Carfax, Spon Press, Psychology Press, Martin Dunitz и Taylor & Francis. Тейлор и Фрэнсис полностью привержены делу. на публикацию и распространение научной информации высочайшего качества, и сегодня это остается первоочередной задачей.

Размер тела и габитус — клинические методы

Ожирение и недоедание

Если ожирение определяется как 120% актуарного идеального веса, то перекрестные исследования показывают, что от 25 до 30% мужчин и женщин в Соединенных Штатах имеют избыточный вес.Распространенность увеличивается с возрастом до среднего возраста, после чего снижается. Ожирение чаще встречается у женщин, чем у мужчин, особенно у женщин с более низким социально-экономическим статусом.

Большинство исследований показали повышенную смертность у людей с избыточным весом. Недавние исследования показали минимальную смертность около среднего веса с избыточной смертностью у тех, кто на 20% ниже или на 20% выше среднего веса. В редакции столичных таблиц роста и веса 1983 г. идеальные веса были скорректированы в сторону увеличения на 5–10% до «слегка полноватого» веса.резюмирует некоторые последствия ожирения для здоровья.

Хотя ожирение является результатом потребления калорий сверх затраченной энергии, несомненно, существуют генетические, метаболические, эндокринные и поведенческие факторы. Начало ожирения в раннем возрасте приводит к гиперплазии жировых клеток, что может привести к более трудноизлечимой форме ожирения. Эмоциональные расстройства и неадаптивный режим питания также могут способствовать увеличению веса. Хотя пациенты часто полагают, что их прибавка в весе должна быть вызвана «проблемами с железами», эндокринные нарушения выявляются нечасто.В то время как тщательный анамнез (включая диетический) и физикальный подходят для всех пациентов с ожирением, эндокринные исследования должны проводиться для пациентов с признаками, указывающими на первичное эндокринное расстройство (см.).

Белково-калорийное недоедание присутствует у тревожного числа тяжелобольных госпитализированных пациентов, распространенность которого по некоторым исследованиям достигает 50%. Недоедание может способствовать плохому заживлению ран, снижению иммунной компетентности с повышенной восприимчивостью к сепсису, гиповентиляции, снижению переносимости химиотерапии и задержке передвижения.

Многие болезни предрасполагают пациентов к истощению. Наиболее распространенным механизмом является снижение потребления пищи, которое может быть связано с потерей аппетита, связанной с болезнью и лекарствами, хирургическими процедурами, желудочно-кишечными расстройствами, проблемами глотания и нарушением способности к самостоятельному питанию, вторичным по отношению к неврологическим и психическим заболеваниям. Кроме того, такие заболевания, как мальабсорбция, энтеропатии с потерей белка, диабет и нефротический синдром, могут привести к повышенной потере питательных веществ. Гиперметаболическое состояние, связанное с серьезным заболеванием, также может увеличивать потребность в калориях и белках.Раковые заболевания могут вызывать недоедание с помощью любого из этих механизмов и, кроме того, могут оказывать независимое влияние на метаболические процессы.

Маразм и синдромы, подобные квашиоркору, могут присутствовать у истощенных пациентов. Маразм наблюдается при длительном голодании, когда общее потребление пищи неадекватно. Это часто наблюдается при тяжелых хронических заболеваниях, и этих пациентов обычно можно узнать по потере веса, мышечной атрофии, потере жировых отложений и общей кахектичности. Недоедание, подобное квашиоркору, возникает, когда диета содержит достаточно калорий, но мало белка (например,g., длительное введение внутривенных жидкостей, содержащих декстрозу). При остром истощении может присутствовать ожирение, а скелетная масса может быть лишь незначительно истощенной. Лабораторные тесты висцеральных белков и иммунной компетентности обычно подавлены.

Недоедание может также наблюдаться у амбулаторных пациентов, страдающих хроническими заболеваниями или алкоголизмом, а также у некоторых пожилых людей и детей, находящихся на неадекватном питании. Нервная анорексия и другие расстройства пищевого поведения могут привести к опасному для жизни недоеданию.

Рост

Решение обследовать ребенка с низким ростом в большей степени зависит от модели роста, чем от текущего центиля. Всегда необходимо исследовать низкую скорость роста, поскольку ранее нормальный ребенок может перестать расти на несколько лет, прежде чем упадет ниже 3-го процентиля. Плохой рост — неспецифический признак заболевания.

Большинство детей с низким ростом не страдают эндокринологическими или генетическими заболеваниями, но составляют нижние 3% нормального распределения роста.Это экземпляры наследственного невысокого роста. У многих из этих детей родители невысокого роста, и существуют графики роста, в которых учитывается рост родителей.

Дефицит питания и гипоксия являются частыми причинами низкого роста и могут быть связаны с хроническими легочными, сердечными, желудочно-кишечными, почечными или метаболическими заболеваниями, а также с плохой окружающей средой.

Хромосомные аномалии обычно связаны с характерными особенностями.Синдром Дауна (трисомия-21) характеризуется задержкой роста, умственной отсталостью, сердечными аномалиями и плоским лицом с коротким носом и эпикантическими кожными складками. Синдром Тернера (кариотип XO) связан с женским фенотипом, низким ростом, половым инфантилизмом и характерными чертами лица. Варианты Тернера могут иметь невысокий рост без обычных стигматов.

скелетная дисплазия характеризуется низким ростом с аномальными пропорциями скелета. Они включают большое количество разнообразных расстройств; полное обсуждение выходит за рамки этой главы.Ахондроплазия — наиболее частая дисплазия (1 случай на 25 000 рождений). Это аутосомно-доминантный признак, но 80% случаев представляют собой новые мутации. У этих людей укороченная проксимальная часть конечностей, низкий рост и большая голова с выступом на лбу. Синдром Гурлера — это нарушение распределения мукополисахаридов с сопутствующими аномалиями скелета, большим черепом и типичными внешними проявлениями.

Дисморфическая карликовость включает множество синдромов неизвестной этиологии с задержкой внутриутробного и постнатального развития. Гипопофизарный карликовость может быть результатом первичного заболевания гипофиза, гипоталамической дисфункции (включая случаи, вторичные по отношению к психосоциальной депривации) или резистентности органов-мишеней к гормону роста. Эти дети обычно имеют нормальные для своего возраста пропорции скелета.

Гипотиреоз характеризуется полным прекращением роста и инфантильными пропорциями скелета. Другие физические признаки гипотиреоза могут быть незаметными. Наиболее серьезные последствия возникают, когда недостаточность щитовидной железы возникает в раннем возрасте.

Синдром Кушинга может быть вызван эндогенными или экзогенными стероидами. Другие клинические признаки могут быть менее выраженными у детей, чем у взрослых.

Существует несколько патологических причин высокого роста. Высокий рост меньше беспокоит родителей и детей, чем низкий рост; однако девочки с семейным ростом и прогнозируемым ростом более шести футов могут рассматриваться для лечения эстрогенами.

Синдром Клайнфельтера связан с нормальной скоростью роста, длинными ногами, маленькими яичками и плохой умственной работоспособностью. Синдром Марфана характеризуется ростом выше среднего, длинными конечностями, размахом рук больше высоты, нижним сегментом больше верхнего сегмента, аномалиями глаз и аневризмой аорты. Гигантизм вызывается избыточной секрецией гормона роста до закрытия эпифиза. У этих людей наблюдается быстрый линейный рост, а позже развиваются грубые признаки акромегалии.

К другим причинам высокого роста относятся гомоцистинурия, общая липодистрофия, кариотип XYY, тиреотоксикоз, экзогенное ожирение, синдромы преждевременного полового развития и вирилизации, церебральный гигантизм и синдром Беквита-Видемана.

определение габитуса в The Free Dictionary

И государство подвергается опасности того, что говорит Тацит; Atque — это габитус animorum fuit, ut pessimum facinus auderent pauci, plures vellent, omnes paterentur. Это отношение является составной частью того, что французский социолог Пьер Бурдье называет «габитусом», т.е. практики, которые распространены среди людей в данной сфере деятельности. Они обсуждают, кто такая «Аудитория»; Зрители Шекспира; актер и публика в «Гамлете»; аудитории: архитектура взаимодействия; что делает театралов: габитус, идентичность и развитие интереса подростковой аудитории к Шекспиру; и опыт, зрелище и инклюзивная аудитория в Театре флейты «Буря».Por otra parte, Хенаро Сальпа представляет el texto intitulado «El Habitus: Propuesta metodologica», que construye una propuesta para los Habitus de lasvestigaciones empiricas basado en la teoria de la accion social de Bordieu. Известный французский социолог Бурдье объяснил, как социальные группы ведут себя и оказываются в одинаковых ситуациях из поколения в поколение, используя понятия габитуса и культурного капитала. Мы сосредотачиваемся на габитусе студентов (BOURDIEU, 1992, 1989, 2007), чтобы доказать, что диахрония между их матрицей ментальных схем восприятия, оценки и действия и содержание, относящееся к принципам устойчивого развития, порождает препятствия для таких проблем в школах менеджмента.Buscarei neste trabalho elucidar alguns aspectos da obra desse sociologo frances que nos trazem uma reflexao frutifera sobre o dom, tanto a partir de seu substrato teorico mais amplo, em especial por meio da categoryoria de hazabitus e de senso meticio de coma especifica sobre o dom. Французский социолог Пьер Бурдье дал концепцию габитуса, которая относится к физическому аспекту культурного капитала, социализированным привычкам и характеристикам, которые мы приобретаем благодаря нашему опыту: такие показатели, как еда, музыка, фильмы, одежда и предметы интерьера. помочь в определении этого габитуса.Более того, было показано, что социальный класс ограничивает доступ к опыту обучения за границей либо из-за относительно высоких затрат, связанных с такими программами, либо из-за нематериальных проблем, таких как габитус и культурный капитал студентов из рабочего класса.

Попытка тщательного анализа спорной концепции в теории практики Пьера Бурдье

Социальные науки 2014; 3 (4): 121-131 123

означают, что существует двойной социальный генезис. С одной стороны, формируется

форм отношения, мысли и действия, которые являются

существенными элементами того, что я называю hexis-габитусом, а с другой —

социальных структур, которые я называю полями и группами,

в основном то, что мы обычно называем социальными классами »(Bourdieu, 1987:

147).

Позиция выше проясняет сложность объективистского и субъективистского взглядов

, а также их диалектическое отношение

. Следовательно, социология Бурдье

избегает «структурного реализма», то есть безудержного детерминизма

, и делает его актуальным именно через

этих диалектических отношений (объективизм — субъективизм,

структура — действие). С другой стороны, он не подчиняется

субъективизму, игнорирующему принуждение структур

и «необходимость социального мира».Однако возникает вопрос, что

тогда касается того, в каком «пространстве» выражается диалектическое

отношения объективизм — субъективизм.

Ответ Бурдье можно найти в концепции

«практики», которая составляет «пространство диалектики

структур и гексис-габитуса» (Бурдье, 2006: 88). Это

означает, что действие индивидов находится в диалектическом отношении

«социального», другими словами

«объективированной» истории и объединенной истории

«hexis-габитус», что, согласно Бурдье принимает форму

«системы постоянного размещения».Эта система

постоянных диспозиций, которую Бурдье называет

формами «hexis-габитус» и помещает в тела

индивидов, формы восприятия, представления и мышления,

, а также формы оценки и оценки социальный мир

, которые функционируют как «производящие и организующие

принципов», которые имеют тенденцию определять практики агентов. В любом случае

практический мир состоит, согласно

Бурдье, из отношений с hexis-габитусом, а интерпретация практик индивидов

может существовать только

через связь, которую hexis-габитус эффектов, а также

скрывает практику «внутри и насквозь».Эта связь

может быть обнаружена в двух условиях социального мира, в первом

, который касается объективных социальных условий существования агента

, в рамках которого сформировался hexis-габитус, который

произвел практики. и во втором

, который касается социальных условий, в которых находится и функционирует

гексис-габитус. Однако возникает вопрос

: что определяет практики, другими словами,

, что определяет в различных социальных ситуациях автоматический и спонтанный выбор актеров

? Определены ли их практики

механически и детерминированно?

Без сомнения, этот «бесконечный, порождающий, но также ограниченный —

контролируемый свободный принцип, hexis-габитус как смысл

практики» определяет их, и он всегда производит «логические»

поведения, практики, которые являются тем не менее, руководствуясь «логической практикой»

(Бурдье, 2006: 87-95; Панагиотопулос,

1990).Вышеупомянутое означает, что относительная свобода

присуща действиям индивидов, и что практики

акторов не остаются продуктом гексис-габитуса, заключенного в ловушку

в структуре. Следовательно, индивиды, которые составляют

продуктов структуры, непрерывно формируют и изменяют ее

и, следовательно, могут при определенных структурных предпосылках

преобразовывать ее более или менее радикально

(Bourdieu, 1984: 173).Хотя концепция hexis-габитуса

, по-видимому, была построена Бурдье для того, чтобы

решить проблему ориентации практик на бессознательное или подчиненное правилам

правил, она не действует в одиночку с

в отношении практик. (Матон, 2008; МакНей, 2002).

Теория практики построена на основе трех концепций

, составляющих ее основные компоненты, или «Святой

Троицы» теоретической модели Пьера Бурдье.Это

концепций Habitus, Field и Capital (Fowler, 1999;

Panagiotopoulos, 2003). Практики понимаются как «результат

неопределенного, бессознательного, двойного отношения

между габитусом и полем» (Bourdieu, 2003: 147). В

, чтобы передать и резюмировать эту взаимосвязь, Бурдье

построил следующую модель:

[(габитус) (капитал)] + поле = практика

Эта модель показывает, что практика проистекает из отношения

индивидов габитуса и их положение

(которое зависит от размера и структуры их капитала)

в социальной сфере (Maton, 2008).

Мы считаем необходимым сослаться на понятия поля

и капитала, а затем дать определение концепции габитуса.

Согласно Бурдье, «социальные вселенные», «

микрокосмов», «рынки», все эти технические термины, которые

созданы и используются самим Бурдье для анализа «

относительно автономных социальных миров, которые являются называемые поля

(такие как, например, научный, политический, спортивный,

и другие) »(Bourdieu, 2005: 24), определяются как структурированные

пространств позиций, которые занимают действующие субъекты

в соответствии с принципам дифференциации и распределения

ресурсов или капитала, которыми они обладают (Bourdieu, 1994:

64; Bourdieu, 2000: 157).Итак, «расстояния» или «

близости позиций», «сходства», «удаления»,

«разногласия» внутри полей определяются размером

и типом капитала социальным актеры обладают (Бурдье, 1992:

65). Кроме того, в каждой области, которая составляет

«площадок» борьбы, существует борьба, в которой участвующие лица

стремятся доминировать, используя

различных форм и типов капитала, которыми они обладают.

(Бурдье, 1992: 45-46).Действительно, поля составляют

«рынков для определенных типов капитала», которые являются характеристиками

полей. Кроме того, каждое пространство из

позиций в каждом поле занято подходящими и адаптированными

габитусами в смысле существования гармоничной

встречи между позициями и диспозициями (Accardo and

Corcuff, 1986: 86; Chauvire and Fontaine, 2003: 17).

Понятие капитала в теоретической модели Бурдье

является широко распространенным, многообразным и раскрывает систему социальных

отношений и зависимостей, присущих всем

«социальным вселенным».