Индивидуализм примеры: Коллективизм и\или индивидуализм — ДНЕВНИК РАЗМЫШЛЕНИЙ — ЖЖ
Коллективизм и\или индивидуализм — ДНЕВНИК РАЗМЫШЛЕНИЙ — ЖЖ
Эпиграф:
Своеволье и закон, лицо и общество и их нескончаемая борьба с бесчисленными усложнениями и вариациями составляют всю эпопею, всю драму истории. Лицо, которое только и может разумно освободиться в обществе, бунтует против него. Общество, не существующее без лиц, усмиряет бунтующую личность.
Лицо ставит себя целью.
Общество — себя.
Этого рода антиномии (нам часто приходилось говорить о них) составляют полюсы всего живого; они неразрешимы потому, что, собственно, их разрешение — безразличие смерти, равновесие покоя, а жизнь — только движение. Полной победой лица или общества история окончилась бы хищными людьми или мирно пасущимся стадом.
А.И. Герцен[1]
Длительное время спор между коллективизмом и индивидуализмом в нашей стране однозначно решался в пользу первого. Считалось, что коллективизм совместим с гуманизмом, а индивидуализм нет. Однако, как мне представляется, с точки зрения подлинного, недекларируемого гуманизма коллективизм также неприемлем в качестве всеобщей нормы поведения людей, как и индивидуализм.
(1987 г.)Как можно видеть из сказанного, я не против коллективизма вообще, а против его возведения во всеобщую норму морали, против однозначной интерпретации человеческой морали как коллективистской.
В связи с этим я предлагаю проводить различие между просто коллективизмом и гиперколлективизмом. Просто коллективизм — это естественное стремление людей к объединению, добровольное объединение сил для их умножения. Гиперколлективизм — это попытка одних людей навязать свою волю другим, используя для этого естественное стремление людей к объединению, к единству, когда добровольность объединения фактически заменяется принудительностью. Гиперколлективизм — это попытка сделать коллективизм всеобщей нормой поведения, попытка людей с коллективистским сознанием и поведением навязать свою волю всем остальным людям.
Примеры нормального коллективизма и гиперколлективизма: патриотизм и национализм (шовинизм).
Если говорить о коллективизме как одной из форм поведения, то, безусловно, он может иметь положительное значение.
Еще Сенека дал хороший образ коллективизма. Он писал: «Запомним: мы родились, чтобы жить вместе. И сообщество наше подобно своду, который потому и держится, что камни не дают друг другу упасть»[2]. Древнеиндийская мудрость гласит: “Травинки, сплетенные в канат, могут слона связать”. Еще одна мудрость, идущая из глубины веков: “Веника не сломишь, а прутья по одному все переломишь”.
Квинт Серторий (ум. в 72 до н. э.), римский полководец и политический деятель, желая показать своим сторонникам, что единодушие важнее силы, сначала велел молодому, сильному солдату вырвать хвост у старой клячи, а потом приказал дряхлому старику вырвать хвост у молодого коня. Первый справился со своей задачей с большим трудом, потому что старался вырвать весь хвост сразу, а второй легко выщипал волос за волосом.
Гёте говорил в беседе с Фридрихом Якобом Сорэ: «— Ведь, в сущности, все мы коллективные существа, что бы мы о себе ни воображали. В самом деле: как незначительно то, что мы в подлинном смысле слова могли бы назвать своей собственностью! Мы должны заимствовать и учиться у тех, которые жили до нас, так и у тех, которые живут с нами.
Даже величайший гений не далеко бы ушел, если бы он захотел производить все из самого себя. Но этого не понимают очень многие добрые люди и полжизни бродят ощупью во мраке, грезя об оригинальности.» (И.-П. Эккерман. Разговоры с Гёте. М.-Л., 1934. С. 844-845). Как иллюстрация к этим словам Гёте звучат слова Ньютона, которые он сказал, обращаясь к Гуку: “То, что сделал Декарт, было шагом вперед. Вы прибавили к этому новые возможности… Если я видел дальше, то потому, что стоял на плечах гигантов”.
Уже в наше время Булат Окуджава сочинил песню, которая начинается словами: “Возьмемся за руки друзья, чтобы не пропасть поодиночке”. Эта песня стала знаменитой, а приведенные слова — знаменем сопротивления тоталитарному режиму. Нельзя отрицать, что коллективизм может умножать силы людей и помогать в решении задач, которые не в силах решить отдельные, не связанные друг с другом люди.
Пример положительной силы коллективизма: коллективная игра в хоккее. Сами хоккеисты говорят, что индивидуализм в хоккее губителен, а победа может быть одержана только совместными усилиями хоккеистов или, как они говорят, коллективной игрой.
Еще один пример коллективной силы: выход человека в космос состоялся благодаря таким большим странам как СССР и США. Небольшим странам это было не под силу. Только объединение сил сотен миллионов людей плюс новейшие достижения науки и техники позволили русским и американцам осуществить такие дорогостоящие и дерзкие проекты. Обращаю внимание на «и дерзкие проекты». Чем больше людей участвуют в осуществлении дерзновенных планов, тем увереннее они себя чувствуют в этом дерзании и тем вероятнее, что эти планы будут осуществлены.
Коллективизм питает героизм. Не случайно говорят: «на миру и смерть красна». Самопожертвование осмыслено-разумно, если оно служит жизни как таковой, целям сохранения человеческого сообщества.
Кроме того, нередко коллективные усилия просто необходимы. Многие человеческие дела невозможны без объединения сил. На этот счет существует поговорка: «один в поле не воин». Таких поговорок великое множество. Вот некоторые из них:
Артельный горшок гуще кипит.
Артелью хорошо и недруга бить.
Берись дружно, не будет грузно.
Гроза, грозись, а мы друг за друга держись.
Дружно — не грузно, а врозь — хоть брось.
На миру и смерть красна.
Один горюет, артель воюет.
Одна ласточка весны не делает.
Одной рукой узла не завяжешь.
Одному и у каши неспоро.
С миром и беда не убыток.
С миру по нитке — голому рубаха.
Согласного стада и волк не берет.
А шиллеровско-бетховенский призыв «Обнимитесь миллионы» в Девятой симфонии Бетховена?! Это — необыкновенной вдохновляющей силы музыкальный образ человеческого единения.
Зададимся, однако, вопросом: всегда ли, во всех случаях коллективизм хорош? При внимательном и непредвзятом рассмотрении этого вопроса оказывается, что коллективизм не всегда хорош, а в ряде случаев вреден и даже губителен.
Всегда ли цели той или иной группы людей согласуются с интересами отдельных людей и/или всего человеческого общества? Нет, не всегда.
Возьмем первую часть принципа. Существует немало ситуаций, когда лучше не “один за всех”, а “один против всех” (см. ниже о положительном значении индивидуализма).
Если возьмем вторую часть коллективистского принципа — “все за одного”, — то его, мягко говоря, невсеобщность видна невооруженным глазом. Отрицательные примеры? Пожалуйста: кровная или родовая месть, культ руководителя-вождя.
Коллективизм может быть так же разрушителен, как строевой шаг солдат, идущих по непрочному мосту.
Нам не нужно единства во чтобы то ни стало, любой ценой. Когда говорят о положительном значении единства, то нередко вспоминают притчу о старике-отце и венике или принцип властителей “разделяй и властвуй”. При этом забывают, что единство любой ценой так же плохо, как и отсутствие единства. Недаром стало популярным такое выражение: “удушение посредством объятий”.
Коллективизм может быть так же разрушителен, как строевой шаг солдат, идущих по непрочному мосту.
Формы разрушительного или уродливого коллективизма:
1). Терроризм
2). Заложничество
3). Камикадзе
4). Организованная преступность, бандитизм, мафиозность.
5). Кровная или родовая месть.
6). Уродливый коллективизм в детских и взрослых сообществах.
7). Дурные поветрия, заражение дурным, подражание дурному, дурная атмосфера в обществе.
Терроризм — это стремление одних наказать, проучить, что-то доказать другим путем уничтожения или нанесения ущерба третьим.
Третьи рассматриваются террористами, по существу, как безличные существа, как вещи, как разменная монета в политической и иной игре. Террористы рассматривают жертв террора не как личностей, индивидуальностей, уникумов, а как людей по принадлежности, как представителей того сообщества, к которому относятся эти другие, враги террористов.
Заложничество. Один (одни) берет другого (других) в заложники для решения своих проблем. Заложник рассматривается-используется этим одним опять же по принадлежности, как связанный с другим (другими) какими-то узами (родственными, групповыми, сословными, классовыми, этническими…)
Уродливый коллективизм на бытовом уровне, в повседневной жизни
02.06).Дурные поветрия, заражение дурным, подражание дурному, дурная атмосфера в обществе — это целый класс проявлений уродливого коллективизма. Их диапазон велик — от проявлений в отдельных сравнительно небольших сообществах (деревня, школа, предприятие, учреждение) до проявлений в масштабах целой страны и даже мира. В школе, например, вдруг заводится «мода» на определенный тип дурного поведения. Или, скажем, эпидемия самоубийств в определенных кругах общества. Или «мода» на тему смерти в литературе, искусстве, философии, возникшая на рубеже XIX-XX веков. Или всякие коллективные истерии-психозы на почве национализма, ксенофобии, антисемитизма, религиозного фанатизма. Бывают даже дурные обычаи, традиции (например, обычай у некоторых кавказских народов «красть невесту»).
К формам гиперколлективизма относятся также этатизм, государственничество, тоталитаризм, национализм, шовинизм.
Я не против коллективизма вообще, а против его возведения во всеобщую норму поведения, против однозначной интерпретации человеческой морали как коллективистской.
Когда индивидуализм распространен так же, как коллективизм, всеобщее оболванивание невозможно. Невозможны культ вождя, деспотизм, массовый террор и репрессии.
Индивидуалистов можно сравнить с графитовыми стержнями в атомном реакторе. Наличие определенного количества и качества графитовых стержней в массе ядерного вещества не дает возможности цепной реакции распада перейти в неуправляемую фазу ядерного взрыва. Если индивидуалистов мало, то коллективистски настроенные люди могут погубить сами себя и общество, в котором они живут. Коллективисты склонны к единству действий настолько, что они готовы (как стадо овец) увлечь себя каким-нибудь политическим безумцем в пропасть самоуничтожения или тупикового пути развития. Индивидуалисты при любой политической ситуации не дают себя увлечь теми или иными лидерами. Их настроения и интересы разновекторны и поэтому общество, в котором они занимают такие же сильные позиции, как и коллективисты, эволюционирует не так быстро, но зато с оглядкой и осмотрительно.
Разновекторные устремления индивидуалистов не позволяют обществу стать монолитом, который мог бы сорваться подобно камню в пропасть.
Еще один положительный пример индивидуализма, выраженный в гераклитовском высказывании «Один для меня — десять тысяч, если он — наилучший”.
Бывает, один человек становится вровень со всем человечеством или даже превосходит его. На статуе Исаака Ньютона, воздвигнутой в Кембридже, высечена весьма символичная надпись: «Своим разумом превзошел род человеческий». То же можно сказать о Николае Копернике. Он буквально перевернул представления человечества об окружающем мире.
Когда коллективизм хуже индивидуализма. Возьмем первую часть коллективистского девиза «один за всех и все за одного». Как я уже говорил, существует немало ситуаций, когда лучше не “один за всех”, а “один против всех”. Например, если ученый сделал открытие, установил истину, то он вправе выступать в защиту своего открытия, истины, даже если ему приходится идти против “всех”, большинства, многих.
.. Вспомним Коперника и Галилея, выступивших против всеобщего заблуждения. Знаменитое галилеевское «А всё таки она вертится!» — прекрасный образчик мужественного отстаивания человеком своей правоты перед лицом давления неправой коллективной воли, воплощенной в католической церкви. Не случайно говорят, что истины не устанавливаются голосованием. Вообще вопрос о голосовании, о подчинении меньшинства большинству очень непрост. Мы знаем, например, что в отдельных случаях применяется право вето, когда один может заблокировать решение многих. А интересы национальных меньшинств? Далеко не всегда они соответствуют интересам большинства.
Можно поставить вопрос и шире: о своеобразной диалектике взаимоотношений большинства и меньшинства. Где-то меньшинство «сотрудничает» с большинством, а где-то «воюет» с ним, противопоставляет себя большинству. Если взять всю живую природу на Земле, то мы увидим некоторую пирамиду живого. Самую массовидную, нижнюю часть пирамиды составляют простейшие живые организмы, одноклеточные.
Меньше по массе многоклеточные растительные организмы. Еще меньше по массе многоклеточные животные организмы, живые существа. Высшие животные — млекопитающие — составляют небольшую часть всех животных. Над ними надстраиваются люди, человечество. Их неизмеримо меньше, чем млекопитающих, составляющих высший цвет живой природы. И в человечестве имеет место такая пирамида. Большинство людей — работники физического труда, малообразованные. Меньшая часть человечества — работники умственного труда, интеллектуалы, высокообразованные люди. Если ли бы меньшинство (на любой ступени пирамиды живого и человеческого) безусловно подчинялось большинству, то ни о каком прогрессе жизни нельзя было бы говорить. Представьте себе молодого человека, который бы при решении вопроса о поступлении в вуз руководствовался тем соображением, что большинство людей не имеют высшего образования. Он не стал бы поступать в вуз. И другой, и третий, и тысячный. Чтобы бы было тогда? Высокообразованные исчезли бы. Или их вообще не было бы.
Мы продолжали бы жить в каменном веке.
Если руководствоваться логикой безусловного подчинения меньшинства большинству, то люди никогда не вышли бы из первобытного состояния, да и вообще всё живое сплошь состояло бы из одноклеточных. Ведь они составляют основную массу живого на Земле.
Логика безусловного подчинения меньшинства большинству или отдельного индивида коллективу — это в конечном счете логика одноклеточных!
Половина человеческой морали, как минимум, — вне компетенции коллективизма, коллективности. Я имею в виду совесть. «В вопросах совести, — говорил Мохандас Ганди, — закон большинства не действует». Совесть — глубоко индивидуальная категория.
Одно дело — коллективизм как естественное стремление людей к объединению, как добровольное их объединение для умножения сил. Другое дело — коллективизм как принцип официальной морали, как всеобщий принцип поведения людей. В этом случае коллективизм теряет естественность, добровольность и приобретает характер императива, принудительной нормы-меры, “удушения посредством объятий”.
Вполне в соответствии со своей доктриной уничтожения частной собственности коммунисты абсолютизируют коллективистское начало человеческой природы. Эта абсолютизация фактически ведет к отрицанию человечности, к антигуманизму. Ведь человеческая природа и генетически, и поведенчески многообразна. Она представляет собой статистический разброс коллективистских, индивидуалистических и смешанных типов. Делая упор на коллективизме, коммунисты этим вольно или невольно шельмуют, подвергают остракизму большую часть человеческого сообщества (индивидуалистические и смешанные типы). Практика коммунистического строительства в ХХ столетии наглядно это показала.
| Гримасы коллективизма: | Гримасы индивидуализма: |
| Круговая порука Рука руку моет | Моя хата с краю, ничего не знаю |
| Выскочка | После нас хоть потоп (Людовик XV, король Франции) |
| Белая ворона | Одинокий волк («человек человеку — волк») |
| Один в поле не воин (одно из значений) | Война всех против всех |
| Не высовывайся (закон суслика) | Закон джунглей (либо ты. .., либо тебя…) |
| Живи как все | Белокурый бестия (Ф.Ницше) |
| Что мне, больше всех надо?! | Каждый за себя — один бог за всех |
Как и коллективизм, индивидуализм может быть «в меру», а может быть гипериндивидуализмом, крайним индивидуализмом, индивидуализмом без меры.
Теоретиком крайнего индивидуализма был Макс Штирнер (Каспар Шмидт). В книге «Единственный и его собственность», изданной в 1844 году, он писал: «Божественное — дело Бога, человеческое — дело человечества. Мое же дело не божественное и не человеческое, не дело истины и добра, справедливости, свободы и т. д., это исключительно МОЕ, и это дело не общее, а ЕДИНСТВЕННОЕ — так же, как и я — единственный. Для Меня нет ничего выше Меня».
Из такого представления вытекают абсолютный аморализм и абсолютная античеловечность. Если я — единственный, то, значит, я не человек (не отношусь к роду homo sapiens) и могу делать всё, что хочу, в том числе убивать, насиловать, крушить, ломать.
С точки зрения логики позиция штирнеровского человека («единственный») не выдерживает никакой критики. Она просто нелепа как солипсизм[3]. Штирнеровский человек, если он последователен в своей философии, не может даже говорить и писать. Ведь слова языка принадлежат не ему только, а всем людям. Они общие ему и людям.
Гипериндивидуализм в моральном смысле ведет к эгоизму. Индивидуалист ощущает себя самодостаточным. Эта самодостаточность в крайнем выражении означает, что индивидуалист себя рассматривает как цель, а всё остальное, в том числе всех остальных, как средство.
Можно сказать даже так: индивидуализм провоцирует эгоистическое поведение. Индивидуализм служит питательной средой, бульоном, провоцирующим фактором для эгоистического поведения. Тот, кто проповедует индивидуализм, индивидуалистическое поведение, фактически поощряет и эгоистическое поведение. Эгоизм, так сказать, моральная составляющая индивидуализма, индивидуалистического поведения. Точнее, не моральная, а аморальная составляющая.
Пусть не думают индивидуалистически настроенные, что они могут избежать эгоистического поведения.
Негативным выражением крайнего индивидуализма является пренебрежение к такой сущностной стороне жизни как продолжение рода. Индивидуалист как бы забывает, что он лишь звено в цепи жизни, что ему дали жизнь и он должен дать жизнь другим, родить и воспитать детей. Такая «забывчивость» логически вытекает из представления индивидуалиста, что он единственный, уникальный, неповторимый, что он — атом-монада Вселенной. Атомы не воспроизводят сами себя, значит и он, индивидуалист, не должен быть озабочен воспроизведением себе подобных. Ведь он неповторимый, уникальный.
Проповедь и распространение индивидуализма в социально-историческом плане ведет к вырождению человечества, означает вырождение человечества. Это, кстати, мы наблюдаем в странах Европы и Северной Америки. США — страна, где индивидуализм провозглашен чуть ли не официальной идеологией, медленно, но неуклонно катится в бездну небытия.
Да, в общем и целом пока еще имеет место рост населения. Недавно число жителей США перевалило за 300 миллионов. Пусть, однако, этот рост населения нас не обманывает. Он идет за счет латиноамериканцев и афро-американцев и за счет иммигрантов. Латино- и афро-американцы в большинстве своем еще не отравлены психологией и идеологией индивидуализма. У них большие семьи, что говорит о том, что они еще не утратили природно-естественную потребность в продолжении рода.
Индивидуализм не дружит ни с прошлым, ни с будущим. Он сиюминутен, моментален, импрессионистичен. «Живи в отсеке сегодняшнего дня» — вот его кредо. В самом деле, индивидуалисту интересно только то, что происходит в его настоящей жизни. Ведь индивидуалиста не было в прошлом, до рождения, и не будет после смерти. Я, конечно, говорю о человеке, который последовательно проводит свой индивидуализм. Такой человек не может думать и заботиться о будущем. Ведь там его нет. «После меня хоть потоп» — циничная суть его отношения к будущему[4].
К сожалению, индивидуалистическая философия проникла в сознание многих политических и государственных деятелей. Характерный пример: ООН качество жизни определяет чисто индивидуалистически.
Вот что я прочитал в интернете 21 марта 2009 г.:
«Норвегия признана раем земным по качеству жизни. Журнал The Economist опубликовал очередной ежегодник Pocket World in Figures («Мир в цифрах, карманное издание»). The Daily Telegraph приводит основной рейтинг книги: первую двадцатку стран по качеству жизни.
Лидером рейтинга стала Норвегия, за ней идут Исландия и Австралия. Замыкает список Новая Зеландия. В двадцатку вошли также Швеция и Дания, традиционно славящиеся своим качеством жизни. Не остались в стороне и США — им принадлежит восьмая позиция списка.
The Daily Mail уточняет, что рейтинг основан на индексе развития человеческого потенциала (Human Development Index, HDI), разработанного ООН. Он рассчитывается по трем основным показателям: ожидаемая продолжительность жизни при рождении, уровень образованности населения и уровень реальных доходов населения».
Обратите внимание: ООН качество жизни определяет по трем основным показателям: «ожидаемая продолжительность жизни при рождении, уровень образованности населения и уровень реальных доходов населения». Ни один из этих показателей ничего не говорит о качестве родовой жизни человека. Они говорят лишь о качестве индивидуальной жизни (продолжительность жизни, образованность и уровень доходов). Вот вам и мнение нынешних цивилизованных людей! Качество жизни они понимают в соответствии с полученным ими односторонним образованием как сугубо качество индивидуальной жизни. А то, что качество жизни невозможно без родовой составляющей — им невдомек. Ведь жизнь в целом — это не только жизнь индивида, но и жизнь рода! Жизни индивида не существует без (и вне) жизни рода. Мы появляемся на свет и вырастаем благодаря родителям! В свою очередь и мы должны произвести на свет и вырастить детей. Иначе прекратится жизнь человечества, жизнь вообще. А может ли быть жизнь человека качественной, если за ней следует пустота, если она обращается в ничто? Нет, конечно.
Поэтому качество жизни — не только качество индивидуальной жизни, но и качество родовой жизни! Следовательно, в число основных показателей качества жизни должен входить и такой показатель, как наличие детей (не меньше двух-трех). Да, этот показатель вступает в определенное противоречие по крайней мере с двумя из трех указанных показателей качества жизни. Ну что ж, качество жизни и на самом деле противоречиво. И оно тем выше, чем больше удаётся минимизировать это противоречие, добиться определенного баланса разных сторон жизни. По-настоящему счастлив тот, кто добивается успеха и в творчестве (в профессии), и в любви (в семье, в продолжении рода).
А пока цивилизованное человечество в лице функционеров и экспертов ООН будет определять качество жизни только как индивидуальное, до тех пор это цивилизованное человечество будет сокращаться как шагреневая кожа и просто вырождаться. Если бы в число основных показателей качества жизни включали наличие не менее двух-трех детей, то картина рейтинга стран по качеству жизни была бы совсем иной.
..
Создается впечатление, что цивилизованное человечество забыло о продолжении рода и едва терпит эту свою обязанность (по формуле «поскольку, постольку» или по остаточному принципу). И о качестве жизни и о свободе человека в западных странах говорится почти исключительно как индивидуальных категориях, касающихся жизни отдельного человека.
———————
И к прошлому последовательный индивидуалист относится с пренебрежением, как к старой рухляди. Он легко с ним расстается. Более того, он готов его уничтожать. Из таких вот выходят нигилисты, ультрареволюционеры, радикалы и прочие авангардисты и авантюристы.
А те индивидуалисты, которые ценят, уважают прошлое и заботятся о будущем, — не вполне индивидуалисты. Они так или иначе выходят за пределы самих себя, своей самости-неповторимости-индивидуальности.
Нормальные коллективизм и индивидуализм опосредуют друг друга по формулам (К—И—К) и [И—К—И].
Формула (К—И—К).
И в стаде обязательно есть вожак, и в человеческом коллективе есть лидер: индивидуум опосредует коллектив.
Даже в ситуации гиперколлективизма индивидуальность некоторых людей не только не подавляется, а, напротив, подчеркивается, выставляется как образец, эталон. В эпоху сталинского коммунизма, когда гиперколлективизм господствовал, разные вожди и лидеры не боялись брать на себя ответственность, действовали как самые настоящие индивидуалисты. Два примера: И. В. Сталин и Г. М. Жуков. Это были, безусловно, яркие личности-индивидуальности. Кроме них было множество менее крупных сталиных и жуковых. Вообще, человеческая индивидуальность неистребима. Она может временно подавляться и даже уничтожаться в отдельных случаях, но исчезнуть как таковая не может в принципе.
Формула [И—К—И]. В ситуации нормального индивидуализма человек действует не в абсолютном одиночестве, не в изоляции от общества, а имея в виду, что результаты его деятельности так или иначе получат признание других людей, общества в целом.
А. Эйнштейн мечтал об уединенной работе на маяке для максимального сосредоточения. Ученые иногда используют образ «башни из слоновой кости» для объяснения важности научного отшельничества. Но, с другой стороны, ученые, и вообще люди, стремятся к результатам не для себя только, а для других людей, для того или иного сообщества, для общества в целом. Человек связан тысячами нитей с другими людьми, с обществом в целом. И эта связь либо явная, непосредственная, либо подразумевается, опосредованная. Ученые, какими бы индивидуалистами они ни были, работают в рамках научного сообщества, в атмосфере и на благо науки в целом. А наука — коллективное познание.
[1] Герцен А.И. Соч. в 30-и т.т. Т. XIX. С. 184.
[2] Сенека. Нравственные письма к Луцилию, ХСV.
[3] Солипсизм (лат. solus — единственный и ipse — сам) — философская позиция, согласно которой существует только Я и его сознание; мир и другие люди существуют лишь в сознании Я.
[4] Слова «после нас хоть потоп», как правило, действительно приписываются почему-то Людовику Пятнадцатому, но на самом деле принадлежат его современнице, маркизе Помпадур. Да и она не сама их придумала, а только перефразировала изречение безымянного древнегреческого поэта: «После моей смерти гори все пропадом!» — Из Интернета.
Людовик 15-й не обращал внимания на народное недовольство: запершись в своём parc aux cerfs (Оленьем парке), он занимался исключительно своими метрессами и охотой, а когда ему указывали на опасность, угрожавшую престолу, и на бедствия народа, он отвечал: «Монархия продержится ещё, пока мы живы» («после нас хоть потоп», «après nous le déluge», хотя эту фразу иногда приписывают Регенту Франции Филиппу Орлеанскому). — Из Интернета.
____________________________________________________________________________
Текст взят из книги: Л.Е.Балашов. Практическая философия. См.: https://drive.google.com/file/d/0B9TsHYs7yex9c283b2g1NU9CWjQ/view?usp=sharing
См.
также здесь, в ЖЖ:Коллективизм и индивидуализм в современной организации. Откуда в компаниях с большими зарплатами высокая текучесть кадров?
Время чтения: 6 мин. Коллективизм и индивидуализм. [b]visorТо, каковы в компании отношения между индивидом и коллективом, в значительной степени определяет особенности ее работы. Коллективизм и индивидуализм являются важнейшими характеристиками корпоративной культуры любой организации. Преобладание одной из них может объяснять многие явления в жизни компании. Например, особенности коммуникации, время пребывания людей в компании, наличие или отсутствие командности и синергии, субъективное самочувствие работников и др.
Коллективизм и индивидуализм как результат взаимодействия личности и социальной группы
В принципе, растворение человека в коллективе происходит в любой крупной компании. Большие организации могут себе позволить нанимать лучших людей в индустрии, предлагая им большие зарплаты и хорошие бонусы.
При этом специалисты и менеджеры любого уровня «теряются» в организационной машине.
Парадигма современной крупной компании западного типа предполагает поиск талантов и ярких индивидуальностей и встраивание их в систему, подавляющую и то, и другое. Такие выводы можно сделать, изучая отзывы работников и бывших работников больших компаний (Novartis, Google, Microsoft, Ford, Apple) на специализированных сайтах, таких как Glassdoor.com. [1]
Однако отношение людей к коллективу, в котором они находятся, может быть разным. Коллективизм и индивидуализм определяются приоритетами отдельных людей.
Корпоративный индивидуализм проявляется формальным следованием коллективным правилам и нормам, но соблюдением при этом исключительно своих собственных интересов.
Иными словами, работник соглашается работать в условиях именно этого коллектива, только потому, что характер, условия и оплата труда удовлетворяют его индивидуальным потребностям. Как только ему предложат нечто лучшее, он тут же воспользуется этим предложением.
В то же время, для коллективизма характерен фокус на самом коллективе. Т.е. на коллективных интересах и общем деле.
В таких организациях работника удерживают, главным образом, межличностные связи и общность работы. А уж затем зарплата, бонусы и другие индивидуальные интересы.
Чем работник готов жертвовать, чтобы оставаться в своем коллективе
Таким образом, правильным будет утверждение, что коллективизм определяет, какими благами работник готов пожертвовать ради того, чтобы оставаться в коллективе. Поэтому лояльность в организациях с высокой степенью индивидуализма покупается. А в компаниях, где развит коллективизм, она прививается и заслуживается.
Следуя этой логике можно сказать, что если в компании относительно низкий уровень зарплат, но при этом наблюдается низкая текучесть кадров, то степень коллективизма в ней достаточно высока.
И наоборот, если компания предлагает высокие зарплаты и хорошие бонусы, но не способна удерживать своих работников относительно долго время, то степень коллективизма в ней низка.
И, соответственно, высока степень индивидуализма.
Разумеется, это относится к ситуации, когда рынок труда в отрасли дает работникам выбор. Т.е. существуют компании, ищущие соответствующих специалистов. Если рынок труда смещен в пользу работодателя, то работники будут вынуждены оставаться с ним. Нравится им это или нет.
Высокие зарплаты, но большая «текучка»
Согласно исследованиям, такие компании как Amazon и Google находятся в США в первой десятке организаций с самым высоким уровнем текучести кадров. При этом средний годовой уровень зарплат в этих компаниях намного превышает уровень годового дохода среднего американского домохозяйства.[2]
Так, в Amazon, средняя зарплата составляет 93 200 долларов в год. При этом, средняя продолжительность пребывания работника в компании составляет около 12 месяцев.
А в компании Google со средней зарплатой 107 000 долларов в год и многочисленными бонусами и поощрениями, сотрудники уходят в среднем через 1,1 года после поступления на работу.
[2]
Для сравнения. Средний годовой доход американской семьи в 2015 году составил 57 230долларов, а в 2017 году — 59 039 долларов.[3] Т.е. люди зарабатывающие примерно в 2 раза больше, чем средняя семья, уходят с работы. Зачем они рискуют? Новое место может оказаться хуже старого.
В то же время, существуют компании, предлагающие значительно более низкие зарплаты, где ротация кадров в 7-10 раз ниже, чем в Amazon или Google.
Например, средняя годовая зарплата в General Motors — 82 500 долларов. При этом люди работают в компании в среднем 10,3 года. А в Xerox при средней зарплате 58 600 долларов средняя продолжительность работы составляет 7,2 года.[2]
Эти цифры свидетельствуют о том, что культура GM и Xerox демонстрирует коллективистские тенденции. А культура Amazon или Google — индивидуалистские. Несмотря на меньшие зарплаты в первых двух компаниях, работники остаются дольше, чем в двух других.
Коллективизм и индивидуализм в контексте индустрии
Как мы видим из примеров, материальное вознаграждение является далеко не единственным фактором, удерживающим людей на своих рабочих местах.
Есть еще какая-то сила, которая заставляет работника оставаться или гонит его дальше. Коллективизм и индивидуализм как часть корпоративной культуры являются частью этой силы.
И пример хайтек-компаний, таких как Google или Amazon, здесь весьма показателен. Вероятно, в контексте современных высоких технологий их корпоративная культура обречена быть индивидуалистской. Нравится это компаниям или нет.
По всей вероятности, в современной IT-индустрии средний возраст работника настолько мал, и для квалифицированного специалиста существует столько соблазнов и интересных предложений со стороны конкурентов, что коллективистские черты культуры попросту не успевают сформироваться.
В то же время в более консервативных отраслях ритм жизни позволяет культуре организаций приобретать более коллективистские черты. Коллектив начинает играть в жизни работников все большую роль. И это способствует их более долгому пребыванию в компаниях.
Релевантно: Культура организации.
Понимание механизмов ее формирования — ключ к развитию компании
1. Glassdoor
2. Giang V. A New Report Ranks America’s Biggest Companies Based On How Quickly Employees Jump Ship. Business Insider. July 25, 2013.
3. Loudenback T. Middle-class Americans made more money last year than ever before. Business Insider. September 12, 2017.
На главную ИЛИ ЧИТАТЬ ЕЩЕ:
Индивидуализм и коллективизм в эпоху ковида
Мы часто слышим от правительств, что для борьбы с коронакризисом люди должны проявить солидарность. И это действительно крайне важно, поскольку от поведения каждого человека зависит очень многое – жизни и здоровье людей, с которыми он контактирует.
Эту солидарность – соблюдение мер социального дистанцирования, карантина, использование масок – люди могут проявлять добровольно или по принуждению.
Столь разная реакция на одинаковую угрозу порой объясняется культурными особенностями. Коллективистские общества готовы добровольно объединяться для борьбы с угрозой, индивидуалистические нуждаются в обязательных предписаниях. Например, исследование экономистов из университетов Вирджинии и Британской Колумбии показало, что жители наиболее индивидуалистических округов США менее склонны участвовать в социальном дистанцировании. Тем самым индивидуализм, пишут они, может усиливать экономические спады, осложняя коллективные действия.
Термины «коллективизм» и «индивидуализм» стали широко употребляться в конце XIX в., когда ведущая форма современного коллективизма – социализм – перешла из области теории в область реальной практики.
Но индивидуализм и коллективизм сами по себе не способны объяснить поведение людей. Например, в США и Австралии индекс индивидуализма по Хофстеде находится на почти одинаковых пиковых значениях (91 and 90 соответственно). Однако эти страны демонстрируют два радикально разных типа поведения. В США социальное дистанцирование было до крайности политизировано, и федеральная система позволила многим штатам выбрать мягкую форму ограничений, в то время как в Австралии региональные власти пошли противоположным путем. Установленные государством ограничения были минимальными в Швеции и жесткими во Франции, хотя у этих стран одинаковый индекс индивидуализма (71). Это показывает, что уровень социального дистанцирования зависит не только от уровня индивидуализма. В индивидуалистских странах он зависит от предпочтений большинства населения, в то время как в коллективистских странах решающим фактором является оценка ожидаемого поведения других граждан.
Жители многих стран Азии уверены, что правила будут соблюдаться, причем самым строгим образом. В других странах, включая Россию, люди не собираются соблюдать правила, потому что не ждут этого от своих соотечественников.
Человек социальный
Индивидуализм или коллективизм общества в некоторых исследованиях называется ключевым фактором, определяющим тип политического режима. Сильная центральная власть свойственна странам, население которых склонно к индивидуализму или к анархическому поведению, а потому власть вынуждена их «приручить», и наоборот. В коллективистских же странах центральная власть заполняет вакуум, созданный отсутствием независимых гражданских инициатив.
Оценить степень индивидуализма группы или общества можно по их склонности к спонтанному, стихийному подчинению государственной политике.
- Коллективист будет следовать и необязательным для выполнения рекомендациям государства.
- Индивидуалиста заставит подчиняться обязательным правилам только угроза неизбежных санкций.
Эта простая дихотомия упускает из виду важную промежуточную категорию – людей общественно настроенных. Они и без санкций подчиняются обязательным правилам с пониманием их важности и из уважения к власти.
Степень соблюдения правил определяется соотношением – индивидуалистов, коллективистов и общественно настроенных граждан. А оно, в свою очередь, зависит от множества факторов, и наиболее важным среди них является, пожалуй, доверие к власти.
« Если правительство не пользуется доверием и уважением населения, то и правила будут плохо соблюдаться. »
Эффект доверия
Насколько важно доверие, наглядно показывает пример стран, которым приходилось в недавнем прошлом сталкиваться с эпидемиями.
Они оказались гораздо лучше подготовлены к пандемии ковида. И дело не только в эффективности правительственных мер, политики в области здравоохранения, в оснащенности больниц, в наличии масок и тестов. Южная Корея, Тайвань, в меньшей степени Сингапур извлекли уроки из первой эпидемии SARS (2003, теперь называемой SARS-1). То же можно сказать и про индийский штат Керала, которому пришлось столкнуться с патогеном, переносимым летучими мышами, вирусом Нипах. И теперь уже другим странам впору извлекать уроки из его опыта борьбы с COVID-19.
Узнав о новом вирусе в Китае и не дожидаясь, когда он доберется до Кералы, министр здравоохранения Шайладжа провела заседание группы быстрого реагирования. На следующий день, 24 января, группа создала диспетчерскую и приказала медицинским работникам в 14 округах Кералы сделать то же самое. К моменту, когда 27 января был зафиксирован первый случай заражения ковидом (больной прибыл самолетом из Уханя), штат уже принял протокол Всемирной организации здравоохранения по тестированию, отслеживанию, изоляции и поддержке (Guardian, 14 мая 2020 г.
). В результате этих решительных мер около 170 000 человек (из 35 млн населения) были помещены в карантин или под строгий надзор посещающих их медицинских работников. Те, у кого не было собственной ванной комнаты, размещались в импровизированных изоляторах за счет правительства штата. 150 000 рабочих-мигрантов из соседних государств, оказавшихся в ловушке в результате блокады в Керале, тоже были размещены за счет правительства и получали трехразовое питание в течение шести недель. Позже эти рабочие были отправлены домой на чартерных поездах.
Такие действия имеют кумулятивный эффект: люди, рассчитывая, что власти их не подведут, более охотно следуют предписаниям. Индивидуалисты могут перейти в категорию людей общественно настроенных или даже коллективистов. Этот урок справедлив не только для Южной и Юго-Восточной Азии, но и для Европы. Одна из наиболее пострадавших стран, Италия, население которой имеет репутацию недисциплинированного, продемонстрировала неожиданную сплоченность.
В июле – августе итальянцы добровольно и строго соблюдали меры социального дистанцирования – гораздо строже, чем, например, их швейцарские соседи, которые имеют репутацию людей дисциплинированных.
Корни недоверия
Причины низкого доверия к правительству могут быть разными – некомпетентность чиновников, слабые результаты их работы, несправедливость политического устройства и отношения элит к обществу, плохая коммуникация властей, влияние популистских движений. Отношение к политикам может быть иррациональным. Наглядный пример – низкая популярность президента Макрона во Франции на протяжении всего коронакризиса, хотя он проявил себя не хуже, а скорее даже лучше, чем многие другие европейские лидеры. Нежелание французов честно признать эффективность своего президента в управлении кризисом объясняется глубоко укоренившейся неприязнью к нему из-за прошлой несвязной политики и плохой коммуникации.
Но этой неприязнью сложно объяснить разрыв в популярности между лидерами Франции и ее соседей. Непопулярность Макрона особенно бросается в глаза на фоне значительно возросшей поддержки Бориса Джонсона в Великобритании и Маттео Ренци в Италии. Причина скорее в культуре недоверия к центральной власти, унаследованной Францией из своей истории, что проявляется сейчас, когда популистские движения находят все больший отклик среди населения.
В России, где довольно низкий уровень доверия к власти, оценка ожидаемого поведения соотечественников становится крайне важной. Как мы уже упоминали, жители ряда стран, включая Россию, ожидают, что большинство соотечественников не будут соблюдать правила. Не надеются они и на то, что власть будет настаивать на выполнении установленных ею предписаний, и это делает их соблюдение задачей невыполнимой.
Разумеется, поведение не фиксируется раз и навсегда. Ситуация может меняться в зависимости от обстоятельств. Быть индивидуалистом при репрессивном и некомпетентном режиме – совсем не то же самое, что быть индивидуалистом при демократическом и хорошо функционирующем режиме.
Когда демократический режим сменит репрессивный, можно надеяться, что по крайней мере часть индивидуалистов станет людьми общественными или даже коллективистами.
Хотите сообщить об ошибке? Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
Григорий Юдин. Кто мы — индивидуалисты или коллективисты? — Видео
Я занимаюсь социальной теорией и эмпирическими исследованиями, и сегодня у нас в лекции будет немножко и того и другого. Начнем с теории, а потом перейдем к эмпирическим исследованиям и попытаемся сделать некоторые обобщения.
Индивидуалисты мы или коллективисты? Я думаю, все знают этот фрагмент: «Наши люди в булочную на такси не ездят!» И многим он приходит в голову, когда речь идет об исконном коллективизме, который торжествует в России. Что мы видим в этом коротком фрагменте (кадр из фильма «Бриллиантовая рука».— “Ъ”)? Во-первых, что вызывает у нас, наверное, наибольшее раздражение — уравниловка в том, что касается стиля жизни и потребительских стандартов.
Есть кто-то, кто говорит от лица коллектива и запрещает человеку иметь собственный потребительский стандарт. Человек немедленно маркируется как не «наш» и вызывает отторжение. Во-вторых, зависть к чужим успехам. Потому что речь идет не просто о том, что человек другой, а о том, что он, вероятно, имеет больший доход, большие возможности. Мы знаем, что на самом деле в фильме это не так. Тем не менее это вызывает такую реакцию, и предполагается, что если ты экономически успешен, то это немедленно исключает тебя из «нашего» круга. В-третьих, в замечательном дядечке, который что-то пишет у себя в блокнотике, мы видим достаточно жесткий контроль. Контроль или слежку, которая осуществляется от лица коллектива, с реальной угрозой создать проблемы. Мы понимаем, что эта дама до некоторой степени не шутит. Она действительно может устроить некоторое количество трудностей человеку, которого решила атаковать.
Все это является, может быть, не лучшим выражением представления о том, что такое коллективизм, который в нашей стране существовал и, видимо, продолжает существовать по сей день.
Я, впрочем, обращу ваше внимание на то, что фильм снят в 1969 году и все это в нем показано во вполне ироническом ключе.
Идея о том, что коллективизм неотступно следует за нами из советского прошлого, на самом деле высказывается очень часто и вполне серьезными исследователями. Возможно, самая известная формулировка этой идеи была предложена Юрием Левадой (советский и российский социолог, основатель «Левада-Центра».— “Ъ”) и потом развивалась и продолжает развиваться его первым и главным учеником — Львом Гудковым (советский и российский социолог.— “Ъ”). «Простой советский человек» — это коллективное исследование, проводить которое группа Юрия Левады начала еще в 80-е годы и на основании которого строила масштабные антропологические обобщения касательно природы человека в целом. Посмотрим на то, в чем состоит эта модель. Я буду опираться на то, как ее излагает Гудков, и скажу сразу, что буду ее немножко упрощать, потому что внутри себя она довольно сложная и, на мой взгляд, противоречивая.
Гудков говорит, что одна из ключевых характеристик простого советского человека — то, что он называет социальным инфантилизмом, патернализмом и принятием произвола начальства. Это означает неверие в собственные силы, в собственный индивидуальный потенциал, беспрекословное принятие власти, которая дана сверху, и надежда на эту власть. Вторая ее важная характеристика — это уравнительные установки, то есть склонность к тому, чтобы вне зависимости от того, о каком ресурсе идет речь, уравнивать и относиться к неравенству с подозрением, неприятием и завистью. Зависть — это то, что потом перетекает в третью характеристику — комплекс неполноценности. Ущемленность, зависть, стремление не развиваться самому, а тормозить окружающих, держать их на своем уровне и не давать им вырваться вперед.
В принципе, если мы посмотрим на эти три черты, то это примерно то, что мы только что обнаружили в героине Нонны Мордюковой (фильм «Бриллиантовая рука».— “Ъ”), и то, что нас больше всего раздражает.
В этом смысле героиня Нонны Мордюковой — идеальный простой советский человек. Гудков, кстати, добавляет сюда еще веру в собственную исключительность, в то, что мы — советские люди — чем-то отличаемся от всех остальных, что у нас какая-то исключительная судьба. Но это нас интересует сегодня меньше, а первые три черты очень хорошо вербализуют идею советского коллективизма. Гудков прямо так и называет простого советского человека — человеком коллективным, для которого характерно групповое принуждение, коллективное заложничество, конформистское единомыслие, общность фобий и предрассудков. Судя по описанию, крайне неприятный тип.
На самом деле это не просто портрет среднего советского человека, это довольно мощная в смысле своей объяснительной широты теория. Потому что она предполагает, что этот самый советский человек не просто где-то существует как средний тип, а способен к самовоспроизводству. И хуже всего то, что он это делает в условиях меняющихся или даже изменившихся институтов и социальных структур, в результате чего эти самые институты извращает.
Грубо говоря, когда ему предлагаются какие-то новые институты, сам он внутри не меняется и использует их так, как ему удобно и привычно использовать. Это более или менее стандартное объяснение провала институциональных реформ. Потому что люди, которые проводят институциональные реформы, обычно надеются, что если поменять институты, то поменяются человеческие мотивации и действия. Но нет же, говорит нам этот подход, все эти реформы наталкиваются, как на каменную стену, на этого самого простого советского человека, который все равно все видит по-своему, который настроен только на самовоспроизводство и с которым по большому счету ничего невозможно поделать.
Именно поэтому простой советский человек оказывается несовместим с теми институциональными реформами, которые проводились в России в начале 90-х годов. Он несовместим с рыночной экономикой, он несовместим с либеральной демократией, он несовместим с уважением прав человека, потому что все это по большому счету предполагает гораздо большую степень индивидуализма.
Современное же общество, с точки зрения этого подхода, держится принципиально на индивидуальных достижениях, а значит, когда мы имеем дело с этим самым простым советским человеком, он сопротивляется не просто всем этим атрибутам, он сопротивляется истории, он сопротивляется времени, он навечно застрял где-то там далеко.
Откровенно говоря, в этой теории есть некоторая непоследовательность. Предполагается, что советского человека сформировали советские структуры, советская идеология, советские институты. В то же время предполагается, что когда он сформирован, то новые структуры, новая идеология, новые институты никакого влияния или воздействия на него оказать не в состоянии — они от него отлетают, как пульки от железного истукана. То есть, когда он формируется, он довольно пластичен, а когда мы имеем дело с какой-то новой институциональной системой, то она уже не в состоянии ничего с ним сделать, он затвердел и резистентен.
На это затруднение есть еще более радикальный ответ.
Он состоит в том, что на самом деле коллективист растет вовсе не из советского опыта, а из куда более ранней истории — из русской общины, из этого небольшого узкого мира, который подавляет человеческую индивидуальность. И с тех пор этот самый общинный русский человек никуда не девается. Меняется лишь его внешнее обрамление. То есть это такая историческая константа, которая проходит сквозь всю историю, и по большому счету у нас нет никаких шансов от нее отделаться. Иногда это называют теорией колеи. Предполагается, что мы попали в некоторую антропологическую колею, и дальше уже по большому счету ничего измениться не может — разве что полностью поменять людей, этих выселить куда-нибудь и набрать других, но сделать это сложно, поэтому, увы, перспективы невеселые.
В общем, все выглядит так, как будто мы застряли в коллективизме, в то время как мир движется к индивидуализму, и мы идем по дороге, которую нам преграждает этот самый Франкенштейн — простой советский человек.
И самое страшное в нем не то, что он стоит у нас на пути, а то, что на самом деле это мы и есть. И по большому счету нам пришлось бы вытянуть себя за волосы из болота, чтобы что-нибудь с этим сделать. Такой подход обычно приводит к глубоко пессимистическим взглядам, предсказаниям и пониманию перспектив. Потому что раз это антропологическая константа, то с ней, по-видимому, ничего сделать невозможно.
На самом деле вопрос о коллективном и индивидуальном основополагающий для социальной науки. Но первый сюрприз, который нас ожидает, состоит в том, что классическая социология вовсе не противопоставляет коллективное индивидуальному в том смысле, что одно должно исключать другое. Социология вообще такая наука, которая построена на постоянном обращении к своим истокам, к своим классикам, она все время переосмысливает то, что было заложено в качестве ее фундамента во второй половине XIX — начале XX века. Это совсем молодая дисциплина. Ей всего 100–150 лет — в зависимости от того, как считать.
И возникает она как частный проект в рамках большой традиции политической философии, который должен решить проблемы конкретного исторического момента. В это время происходит стремительный прогресс, но при этом не очень понятно, на чем будет дальше держаться общество. Традиционные структуры социального порядка распадаются. Как обществу удержать свою целостность? Как ему не скатиться в междоусобные распри? Как избежать войн? Классики социологии схватились за эти вопросы очень вовремя. Они, конечно, предчувствовали многое из того, что предстояло пройти человечеству в первой половине ХХ века.
Если внимательно присмотреться к флагу Бразилии, на нем на фоне звездного неба написано «Ordem e Progresso» — «Порядок и прогресс». Как ни странно, эта надпись появилась на бразильском флаге в прямой связи с социологией. В середине XIX века во Франции жил человек, которого звали Огюст Конт и который считается основоположником социологии,— он придумал этот термин. На самом деле он придумал множество терминов, в частности термин «альтруизм», а также придумал философию позитивизма, которая отвергала всякую религиозную веру, не верила ни во что, кроме фактов,— и в итоге сама, по крайней мере с точки зрения Конта, превратилась в религию.
Он основал позитивистскую церковь и стал главным пророком позитивизма на Земле. И это все выглядит как сумасшествие, но в XIX веке у Конта было довольно много последователей — причем преимущественно не во Франции, а в других странах. Кое-где эта позитивистская церковь укрепилась, и одной из тех стран, где она укрепилась наиболее основательно, стала Бразилия, где по-прежнему можно видеть позитивистские храмы, хотя понятно, что сейчас это имеет уже совсем не те масштабы.
В Бразилии позитивисты успели оставить след и на бразильском флаге, запечатлев те самые два вопроса социологии, о которых мы говорим,— вопрос о порядке и вопрос о прогрессе. Или по-другому — как возможен порядок в условиях распада традиционного порядка, освобождения человека, эмансипации, расцвета человеческой индивидуальности? И как обеспечить порядок, чтобы при этом был возможен общественный прогресс, чтобы он не остановился? В таком виде вопрос о соотношении индивидуального и коллективного на самом деле является для всех основоположников социологии.
Этот вопрос волновал всех серьезных мыслителей конца XIX — начала ХХ века. Но, пожалуй, наиболее отчетливо он был поставлен человеком, которого называют главным наследником Конта,— Эмилем Дюркгеймом. Дюркгейм понял, что главный цивилизационный вызов заключается в том, как совместить индивидуальное освобождение человека, с одной стороны, и коллективную жизнь — с другой. То есть как не выбирать между ними, а дать пространство и для того и для другого. Понятно, что если индивидуализация ничем не сдерживается и достигает своих пределов, то людей уже ничего не держит вместе, и мы получаем неограниченную конкуренцию, которая в конечном счете выливается в войну, где нет никаких правил и где мы чувствуем себя враждебно расположенными ко всем, кто вокруг, и испытываем необходимость отвоевывать у них ресурсы. С другой стороны, остановить индивидуализацию — Дюркгейм понимал это очень хорошо — значит остановить прогресс. Такие точки зрения, конечно, тоже были.
Желающих вернуться в традиционное общество было вполне достаточно. Но Дюркгейм как раз полагал, что это значит поместить человека в ситуацию, где все решения принимаются за него, где его жизнь заранее предопределена кланом, церковью, общиной, подавить его креативный потенциал и остановить общественное развитие.
Дюркгейм предложил сразу два решения этой проблемы — две модели сочетания индивидуального и коллективного. В 1893 году он написал книгу «О разделении общественного труда», во многом благодаря которой во Франции и появилась социология как институализированная академическая дисциплина. Позже он, по-видимому, разочаровался в этой модели, лет десять ничего не писал, а 1912 году написал работу «Элементарные формы религиозной жизни», в которой была предложена совсем другая модель.
Первая модель, 1893 года, предполагает, что коллективная и индивидуальная жизни существуют одновременно. Они синтезируются в том, что Дюркгейм называет органической солидарностью.
Что это такое? Солидарность — это то, что держит общество как некоторое единство. При этом каждый человек занимает в этой системе солидарности свое специальное место. Это похоже на функционирование организма. У каждого из нас есть свое четко определенное место, которое он занимает в этом большом общественном организме. Поэтому Дюркгейм очень большое внимание уделял профессии, которая определяется тем, какую ценность она представляет для общества. Любой профессионал — медик, ученый, кто угодно — в конечном счете движим стремлением быть полезным обществу.
Органическая солидарность предполагает, что развитие каждого индивида как элемента большого общественного тела способствует общественному прогрессу. Скажем, индивидуальное развитие врача, или изобретателя, или ученого ценится в обществе, потому что оно приносит ему пользу. Именно поэтому врач или ученый считаются престижными профессиями. Если бы они делали что-то совершенно бесполезное обществу, то вряд ли мы бы стали их уважать.
Их индивидуальное творчество получает тем самым достойную оценку. Иными словами, чтобы индивидуальные достижения ценились, как ни странно — и это важная мысль,— должен существовать некоторый коллективный консенсус по этому поводу. Мы, как коллектив, должны быть уверены в том, что мы ценим определенные индивидуальные достижения. Если такого консенсуса нет, естественно, каждый начинает уважать только собственный успех, а к окружающим испытывать в первую очередь подозрение и зависть. Дюркгейм доходит даже до того, что в обществе с органической солидарностью должен укрепиться так называемый культ индивида — сочетание коллективного и индивидуального. Как коллектив, мы все глубоко верим в этом коллективном единстве в ценность человеческой индивидуальности. Это первая модель.
Вторая модель предлагает совсем другой ответ. В 1912 году Дюркгейм начинает предполагать, что на самом деле коллективная и индивидуальная жизнь существуют не одновременно. Они чередуются во времени.
Что это значит? Это значит, что основную часть времени мы живем своей обычной частной, индивидуальной жизнью и ни в какую коллективную жизнь по большому счету не вовлечены. Но время от времени возникают какие-то коллективные события или движения, которые возбуждают в нас то, что он называет коллективными эмоциями. Они увлекают нас, и благодаря им мы ощущаем себя частью коллектива. Иными словами, социальный порядок поддерживается этими самыми моментами интенсивной коллективной жизни. Дюркгейм назвал это бурлением коллективных чувств. То, что общество при этом не распадается, является следствием остаточного воздействия сильных коллективных чувств. Они потихонечку ослабевают, но все равно мы продолжаем испытывать их в себе.
Для Дюркгейма типичным примером точки кипения коллективных чувств являются праздники. Причем коллективно значимые праздники. Не такие, когда мы не знаем, что делать, и просто едем на дачу, типа 4 ноября, а праздники, которые на самом деле являются моментами коллективной жизни, где мы празднуем вместе, где мы вырываемся из своего привычного состояния, где мы можем переходить какие-то обычно принятые границы и так далее.
Скажем, когда мы устраиваем корпоратив на Новый год или празднуем 9 Мая, мы делаем что-то вместе, а не просто расходимся по своим домам. Это, с точки зрения Дюркгейма, оставляет довольно длительный след, который потихонечку затихает, но тем не менее держит нас вместе. Пока через некоторое время не происходит реактуализация. За счет этого, собственно говоря, общество и может существовать.
Между прочим на этом импульсе бурления основан социальный прогресс. Потому что по большому счету, с точки зрения Дюркгейма, наши убеждения, наши стремления, наши мотивации формируются в те редкие моменты, когда происходит выплеск коллективных эмоций. Именно тогда в нас как бы закрепляется понимание того, во что мы верим, ради чего мы живем, ради чего стоит жить. Какие-то глубокие убеждения, ради которых мы готовы действовать в дальнейшем. Это запоминающиеся для нас моменты, когда что-то происходит внутри нас, когда мы претерпеваем некоторую трансформацию и усваиваем глубокие верования и убеждения, которые нами руководят в дальнейшем.
Дюркгейм, естественно, как всякий приличный француз, когда писал что-то по социологии, держал в голове Великую французскую революцию. И Великая французская революция как раз и была таким актом бурления, который закрепил в людях, совершенно не обязательно разделяющих ее убеждения до этого, свои лозунги и свои девизы. А потом закреплял путем повторения. Потому что мы знаем, что любая приличная революция меняет календарь, вводит новые праздники, и этим всем занималась и французская революция. Тем самым она дала длительный импульс, в фарватере которого мы по большому счету находимся до сих пор, потому что лозунги свободы и равенства — это лозунги, которые достались нам от Великой французской революции.
Обратите внимание, что в обеих моделях необходимо, чтобы оба слоя — как коллективный, так и индивидуальный — были крепкими. Различаются эти модели только своим функционированием и тем, как они мыслят соотношение этих слоев. Первая модель Дюркгейма, на самом деле, лучше описывает либеральные демократии, как они формировались в XIX веке.
В них либеральный компонент, ответственный за индивидуальную свободу и развитие, сочетается с компонентом демократическим, ответственным за коллективное самоуправление и установление условий для этого самого индивидуального развития, коллективную заботу о том, чтобы каждый из нас мог развиваться как личность.
Это можно хорошо проиллюстрировать работой, которая была написана чуть раньше,— классической книгой Алексиса де Токвиля «Демократия в Америке», которая стала своего рода хрестоматией либерально-демократического порядка. Она в подробностях показывает, как происходит синтез двух элементов. С одной стороны — элемент либеральный. Токвиль пишет, что нет другой такой страны, где любовь к собственности была бы так сильна, как в Америке. С другой стороны — Токвиль постоянно подчеркивает, что американцам свойственна совершенно невероятная страсть к тому, чтобы решать все вопросы на собраниях,— то, что называется town hall meeting, собрания в ратуше. Именно на этих собраниях и вырабатывается та самая солидарность, благодаря которой американское общество ценит индивидуальную свободу и индивидуальные достижения.
Ценит индивидуальный вклад в общественное благо. Ценит индивидуальный успех. Уважение к правам человека возникает из коллективной борьбы за эти права. Оно не возникает просто так, оно не сваливается с неба. Только в том случае права другого могут оказаться важны для меня, если они завоеваны коллективно, если они значимы для всех нас. Поэтому Токвиль говорит, что для свободы, то есть для либерального компонента, публичные собрания — то же самое, что школы для науки. Это такой фундамент, без которого нельзя.
Вторая же модель Дюркгейма гораздо больше соответствует сегодняшнему дню, когда такие устойчивые, крепкие структуры либеральных демократий становятся все слабее. Люди все меньше участвуют в общественной жизни, ослабляются профессиональные ассоциации, практически везде мы можем видеть, что они замещаются менеджерами и администраторами, которые получают все больше власти. И вообще люди все меньше времени проводят вместе. Американский политический ученый Роберт Патнэм написал известную книгу с красноречивым заголовком «Боулинг в одиночку» о том, что на самом деле боулинг играл очень важную роль в этой самой солидаризации, потому что часто после решения каких-то коллективных вопросов американцы ходили вместе играть в боулинг, ну и выпивать опять же.
И просто по данным исследований видно, что сегодня все больше и больше людей играют в боулинг сами по себе. Что, на мой взгляд, довольно странное занятие. Тем не менее. И мы знаем, что даже коммуникация теперь все чаще осуществляется через социальные сети. Так что мы можем подолгу не видеть людей, с которыми на самом деле находимся в интенсивной коммуникации. Это имеет довольно интересные последствия. В результате возникает все больше потенциала для спонтанных, но лавинообразных мобилизаций.
За примерами далеко ходить не нужно. Их очень много в последние годы. #MeToo, #BlackLivesMatters, #OWS. Это несколько, может быть, наиболее известных движений. Все они берут свое начало в Америке, но распространились далеко за ее пределы. Они не похожи на привычные формы коллективных объединений. Они почти никогда не заканчиваются созданием формальных ассоциаций, партий и еще каких-то привычных иерархичных структур. У них есть какие-то устремления, убеждения, цели, но они преследуют их совершенно другими способами.
Раньше любая цель такого рода должна была достигаться созданием более или менее институционализированной структуры, в которой есть ответственные лица, на которую можно работать, которая координирована, организована, устанавливает правила членства. Хотя не обязательно быть ее членом, какое-то место в структуре есть у каждого. Сегодня это уже не так. Мы видим, что эти движения действуют практически без всякой структуры. У них есть какие-то лидеры, но они либо случайные, либо быстро меняются, и на следующий день мы про них забываем. И понятно, что дело не в лидерах и не в структурах. Они и координируют сами себя, и понимают сами себя лучше, чем их лидеры. Они совершенно по-другому устроены. Они проносятся ураганом по современному обществу, вызывают у людей сильное чувство причастности к некоему коллективному движению. А потом они могут достигать или не достигать своих целей, но вне зависимости от этого они так или иначе стухают, исчезают или, может быть, трансформируются в какое-нибудь следующее движение.
Мы видим сходные феномены и в России. Часть их приходит к нам из-за границы, и заражение одних обществ другими — это, кстати говоря, еще один очень важный новый элемент, о котором раньше думали очень мало. Раньше казалось, что общество с его проблемами — это такой контейнер, который относительно изолирован от окружающих. Поэтому в рамках первой модели такое заражение нельзя было помыслить. Сегодня мы видим, что они перекатываются, как волна, через границы и подхватываются, модифицируются, меняются в других социокультурных контекстах.
Здесь можно вспомнить не только об этих движениях, но и о тех, которые являются в некоторой степени нашими собственными. Как, например, движение протеста 2017 года, про которое до сих пор пока никто толком не понимает, что это было, но которое тоже носило такой волновой, спонтанный характер. Нет никакой специальной организации. Ее пытаются построить. Может быть, эти попытки приведут к успеху. Но понятно, что это скорее про резкую, внезапную мобилизацию, которую сложно долго поддерживать на одном уровне.
И опять же, здесь есть странный, почти мистический элемент инфицирования. Мы с коллегами по Republic даже делали материал, в котором видно, что лозунги, графическое оформление и стилистика протестных движений в разных странах с самыми разными целями — причем иногда с противоположными — удивительно похожи друг на друга. То есть здесь явно происходит неосознанное заражение.
Таким образом, можно сказать, что мир сегодня плавно переходит от первой модели Дюркгейма ко второй. Заметьте, пожалуйста, что не от коллективизма к индивидуализму, а скорее от стабильной институционализированной коллективности к коллективности текучей, спонтанной и мобилизующей. И этот переход от одной модели к другой происходит непросто. Именно с ним и с тем, что он ускорился в последнее время, связано большое количество тревог, которые мы испытываем по поводу того, что происходит сегодня в мировой политике, какие изменения претерпевает сложившийся международный порядок и вообще что будет завтра.
Давайте посмотрим, где во всей этой большой тенденции находится Россия. Если посмотреть на данные международных исследований, то мы увидим, что для россиян, вообще говоря, характерна индивидуалистическая ориентация. Есть международные исследования ценностей — Владимир Магун и Максим Руднев (российские социологи.— “Ъ”) используют данные European Social Survey,— которые позволяют на протяжении длительного времени мониторить динамику ценностей в разных странах. Можно спорить по поводу самого понятия ценностей, я не большой его поклонник. Но, например, Магун и Руднев строят такую модель, которая позволяет на основании нескольких вопросов категоризировать общие ориентации людей. И они их делят на сильную и слабую индивидуалистическую ориентацию, сильную и слабую социальную ориентацию и на то, что они называют ценностями роста. Не сказать, чтобы это была совсем непредвзятая модель, поскольку ценности роста тут стоят отдельно и это то, что явно исследователям симпатичнее всего.
У нас про ценности роста большого разговора не будет, зато можно видеть, как велика в России сильная индивидуалистическая и сильная плюс слабая индивидуалистическая ориентация. Магун и Руднев сравнивают эти показатели с показателями Северной, Западной, средиземной и постсоциалистической Европы, и Россия по всем раскладам выше. Но если смотреть по каким-то конкретным странам, то сильная индивидуалистическая ориентация в России — 26%, в Германии — 14%, в Польше — 13%, в Бельгии — 11%. Если брать сумму двух категорий — сильной и слабой индивидуалистической ориентации, то в России — больше половины, близко находится Испания — 45%, Швеция — 34%, Германия — 26%. Причем обратите внимание, что со временем сумма этих двух категорий только увеличивается.
Другой ключевой показатель — это межличностное доверие, которое как раз никогда не бывает низким там, где сильны коллективные чувства. Это, собственно, любимый показатель того самого Патнэма с его боулингом, которого я упомянул.
Снижение интереса к коллективному времяпрепровождению Патнэм напрямую связывает с падением уровня межличностного доверия в Америке. По-русски вопрос формулируется немножко криво, но тем не менее: «Вы считаете, что большинству людей можно доверять, или вы склоняетесь к мнению, что даже излишняя осторожность в отношении с людьми не помешает?» По-английски он звучит гораздо более элегантно: первый вариант — people can be trusted, а второй вариант — we can not be careful. При сравнении ситуации во Франции, Финляндии, Швеции и России оказывается, что в России самый высокий показатель недоверия, то есть легче всего люди говорят: «Нет, ну что вы? Людям нельзя доверять. Что за безумие!» И достаточно редко люди говорят, что в целом, конечно, можно доверять. Это не только наша проблема. Скажем, во Франции тоже достаточно низкий показатель. Ну и понятно, что в условиях низкого межличностного доверия люди заботятся исключительно о собственных интересах. Потому что заботиться о коллективных интересах в ситуации, когда ты никому вокруг не доверяешь, не имеет никакого смысла.
Если взглянуть на дело с точки зрения политической науки, то можно сказать, что ключевой особенностью россиян сегодня является категорическое неверие в возможность коллективного действия. Поэтому так затруднена политическая организация. Есть показатель, который хорошо это иллюстрирует,— ответ на вопрос о том, насколько вы способны принимать активное участие в работе какой-либо группы, занимающейся политическими опросами. По большому счету такой вопрос тестирует готовность человека работать в коллективе. Работать вместе не на свою собственную, а на коллективную цель. И в этом смысле Россия просто рекордсмен. Самый высокий показатель в Европе. 49% — не способны совсем. Еще раз, не у одних нас проблемы. Но настолько масштабные проблемы именно в этой области, пожалуй, именно у нас.
Еще один хороший индикатор — это уровень неравенства. Потому что, естественно, в более коллективистских условиях к неравенству относятся плохо, неравенство стараются контролировать, и там, где сильна солидарность, людям тяжело дается понимание, что когда у тебя есть все, у кого-то рядом с тобой нет совсем ничего.
И наоборот, люди крайне болезненно переживают, когда у них нет совсем ничего в условиях, когда у кого-то есть гораздо больше. Причем здесь важны даже не абсолютные показатели, а относительные. Поэтому о солидарности здесь говорить, конечно, невозможно.
Так вот, известный факт, что неравенство в последнее десятилетие в мире в принципе растет, и исключений из этого тренда практически нет, но в странах с высокой солидарностью неравенство в целом несколько пониже. Россия на этом фоне является одним из мировых лидеров. Ведущие исследователи неравенства Филипп Новокмет, Тома Пикетти и Габриэль Цукман (ученые-экономисты.— “Ъ”), которые, собственно, посвятили свои тексты исследованию неравенства в России, показывают, что доля богатства, которым владеют 10% россиян,— около 45%. И это показатель, очень похожий на показатель США, где очень высокий уровень неравенства. Существенно ниже, скажем, Франция, у которой, как мы видели, есть сходные с нами проблемы. Если мы еще увеличим эту картинку и уйдем внутрь этих 10%, то мы увидим, что 1% самых богатых владеет 20% всего дохода.
Если мы пересчитаем это в богатство, то там цифры будут еще более впечатляющими — 10% владеют 77% богатства, а 1% владеет 56%. А если мы возьмем из этого 1% только тех, кто является миллиардерами, то они владеют 30% всего богатства. Буквально несколько человек, и мы знаем список, где можно найти эти фамилии.
Еще один важный и довольно интересный индикатор — это религиозность. Все мы знаем, что сегодня в России происходят довольно интересные процессы в области религии. Кто-то даже рискует называть это религиозным возрождением. Вроде как все больше и больше становится людей, которые хотят ассоциироваться с православием. Но исследователи религий, особенно исследователи православия, в этом смысле гораздо более сдержанны в оценках. Потому что по большому счету они пока что видят только увеличение разрыва между декларируемой и реальной религиозностью.
Декларированная религиозность — это когда к вам подходят и спрашивают: «А вы считаете себя верующим человеком?» — и вы говорите: «Да, конечно».
Эти показатели действительно растут. Особенно они растут среди православных. То есть все больше желающих говорить: «Да, я — православный». Причем если вы конструируете какие-то дополнительные шкалы и спрашиваете у людей: «Насколько сильно вы веруете?», то они говорят: «Да, да, прямо страшно верую!» Дальше задаешь какие-то простые вопросы, по которым можно оценить то, что называется реальной религиозностью. Коллеги в Свято-Тихвинском университете используют для этого три простых показателя: регулярное посещение храма, регулярное причастие, регулярная исповедь. В общем, это не то, что требует огромных усилий, но при этом показывает, что ты принадлежишь к церковной жизни. И здесь показатели существенно падают. И пока что все возрождение более или менее заканчивается тем, что разрыв увеличивается.
На этом фоне мы видим довольно интересные параллельные тенденции. Это — высокий потенциал ситуативной коллективной религиозности. Ситуация, которая повторяется практически из года в год: в храм привезли мощи, и выстроилась большая-большая очередь.
Если бы это произошло однажды, мы бы сочли, что, видимо, действительно привезли какую-то важную реликвию. Но поскольку это происходит из раза в раз и по самым разным поводам, то становится ясно, что уже даже не очень важно, что именно привозят. Находясь в этом коллективном действе, люди получают некоторый важный опыт. Многие из них приехали из регионов, то есть опять же они вырвались из своей повседневной жизни, сломали ее привычный ход и получают коллективный опыт пребывания здесь. Вот что самое важное, что с ними происходит. А не то, что с ними произойдет там. Вы могли бы меня заподозрить в голословных утверждениях, но коллеги провели такого рода исследования. Причем они провели такого рода исследования даже в более чистой ситуации — в очередях в храмы на Пасху. Вроде бы в очереди в храм на Пасху стоят люди глубоко верующие, которые пришли совершить некоторый важный церковный обряд,— но нет. Все то же самое соотношение декларированной и реальной религиозности.
Итак, если мы возвращаемся к терминам Дюркгейма, то это скорее коллективность второго типа, чем первого.
С первым типом все как-то не очень гладко, а вот второй тип очень быстро набирает обороты, и буквально в последние несколько лет появилась целая волна такого рода мобилизаций. И мы понимаем, что у них довольно сильный политический потенциал.
Давайте сделаем кое-какие промежуточные выводы. По данным довольно очевидно, что для России характерен провал коллективной жизни, то есть слабость коллективной самоорганизации, постоянные проблемы с нарушением договоренностей — ни с кем невозможно ни о чем договориться, потому что нет межличностного доверия. Те, кто заключал какие-нибудь контракты по сложным рискованным сделкам, знают, что очень часто это происходит в атмосфере глубокого недоверия. Люди готовы подозревать друг друга в чем угодно, в том числе в нарушении тех принципов, которые в принципе невозможно нарушить, постоянно добавляют дополнительные договоренности, условия, форс-мажоры, форс-мажоры к форс-мажорам, форс-мажоры третьего порядка и так далее. Экономисты хорошо знают, что на самом деле длина контракта хорошо коррелирует обратным образом с уровнем межличностного доверия.
Потому что если у вас низкое доверие, всегда будут очень длинные контракты, в которых будут прописаны все возможные варианты. И это все равно не поможет.
Мы имеем дело с дисбалансом коллективного и индивидуального — это, пожалуй, самая главная проблема. Недостаток коллективной жизни создает очень серьезный дисбаланс, который приводит к тому, что индивидуализм превращается в атомизацию. Это ситуация, при которой высокий индивидуализм из-за отсутствия компенсации развитой коллективной жизни, точнее из-за отсутствия базы в виде развитой коллективной жизни, приобретает форму агрессивной конкуренции, зависти и, кроме того, усиления центральной власти. Это все типичные симптомы атомизации, то есть симптомы общества, в котором каждый сам за себя, каждый сидит в своей конуре. И понятно, что таким обществом управлять проще всего. Потому что проще всего управлять теми, у кого нет солидарности. Старую притчу о колосках, я думаю, все помнят. Центральная власть всегда пользуется и, в общем, часто умело провоцирует это самое размежевание, атомизацию и превращение индивидуализма в раздробленность.
На самом деле все знакомые нам образцы зависти и наступление на права личности, подавление индивидуальной свободы — это как раз результат отсутствия баланса между коллективным и индивидуальным.
Индивидуальный успех в России очень даже ценится. В качестве нормативных примеров, которые нам постоянно даются, скажем, по телевизору, мы видим вовсе не каких-то альтруистов, не людей, которые занимаются самопожертвованием, ничего подобного. В наиболее действенных пропагандистских передачах нам все время предъявляют пример индивидуального успеха. Они могут быть самыми разными, но это примеры успеха. Примеры, на которые нужно ориентироваться. Индивидуальный успех ценится. Но проблема в том, что чужой успех не воспринимается как легитимный, он не признается. Мы как бы не даем право чужому на успех. А это уже симптом отсутствия у нас коллективной базы. Если вернуться к началу сегодняшней лекции, то героиня Нонны Мордюковой — это вовсе не иллюстрация тирании коллектива над индивидом.
Героиня Мордюковой — это пример выхолощенности коллективной жизни, пустой зависти тетки-управдома, которая в страхе оказаться проигравшей изображает давление со стороны коллектива, пользуясь для этого властной позицией и какими-то приспешниками, которые у нее есть.
В заключение есть смысл задать вопрос, на который у меня точно не хватит времени ответить обстоятельно. А почему, собственно, так получилось? Фильм 1969 года нам дает первый намек ответа на этот вопрос. По мере ослабевания и завершения советского проекта коллективная жизнь вырождалась и превращалась в пустую маску. То, что называлось коллективом, и то, что сегодня вызывает вполне понятное отвращение у многих людей, конечно, обычно не имело никакого отношения ни к солидарности, ни к общему благу. Это был просто инструмент для отправления административной власти в условиях жестко централизованного государства. А для отдельных людей это был еще и инструмент конкуренции с окружающими — и, как мы видим, довольно злой.
Илья Будрайтскис (историк и публицист.— “Ъ”) сделал очень интересное наблюдение, что примерно начиная с этого времени, может быть, чуть позже, в 70-е и 80-е годы, в советском кино повально распространяется сюжет о героях-следователях, которые борются с экономическими преступлениями. Появляются всякие фарцовщики, спекулянты, и бравые следователи ведут следствия и выводят их на чистую воду. И Будрайтскис говорит, что в этом угадывается молчаливое признание советского общества самому себе в том, что внутрь него на самом деле давно проник этот самый своекорыстный и антисоциальный бизнесмен-индивидуалист, что этот спекулянт — он уже внутри. Он разъедает это самое советское общество. Если там было еще что разъедать.
Алексей Юрчак (ученый-антрополог.— “Ъ”) в уже известной и очень хорошей книге «Это было навсегда, пока не кончилось» пишет, что одной из самых успешных стратегий позднего советского периода было бегство от этой пластилиновой коллективной жизни и от навязывающего ее государства в небольшие кружки и группы, где можно было найти какую-то общность смыслов.
Но если говорить о мифах (у нас же цикл про мифы), то из этого мифа о советском коллективизме мы на самом деле до сих пор очень мало знаем о том, как было выстроено реальное соотношение коллективной и индивидуальной жизни в разные периоды существования Советского Союза. То есть по большому счету главная задача социологии в отношении советского общества в общем-то не решена. И это то, чем имеет смысл заниматься сегодня. Социология тогда, понятное дело, была невозможна, поэтому это нужно делать сегодня, чтобы понять, откуда мы происходим.
Но сейчас с нами происходит совершенно удивительная, на мой взгляд, вещь. С одной стороны, мы в голос смеемся и презираем советскую пропаганду, с другой — почему-то странным образом продолжаем верить в то, что она пыталась нам внушить. Например, мы готовы забрать у нее миф о триумфе этого самого сильного и самостоятельного коллектива в Советском Союзе, несмотря на то что она сама, похоже, в это не особенно верила. Во всем остальном мы ей не верим, но в этом почему-то нам критика отказывает.
Мне кажется, что сходная ситуация имеет место и в случае с постсоветским периодом. Мы верим в то, что советские институты могли сформировать определенный тип мотивации и ориентации человека, но почему-то отказываемся верить в то, что то же самое могли сделать институты постсоветские. Это парадокс, о котором я говорил в самом начале. Мы готовы признать, что советские институты формировали человека, как пластилин, но почему-то отказываемся видеть последствия действий постсоветских институтов. И они часто преподносятся как совершенно беспомощные и не способные ничего поменять, хотя они существуют уже на протяжении довольно длительного исторического отрезка.
И раз уж мы общаемся здесь в рамках цикла лекций, организованных Фондом Егора Гайдара, то мне кажется, это обязывает нас задуматься о социологической природе этого самого постсоветского транзита. Этого перехода к либеральной демократии, чего, как мне кажется, до сих пор не делалось. Потому что все время по умолчанию считалось, что в социальном смысле этот транзит не был успешен, что советский человек никуда не делся.
А раз он неуспешен, то не стоит его и социологически изучать. Он все равно не случился, значит, изучать надо какие-то структуры, которые проходят через исторические периоды. С моей точки зрения, все обстоит как раз наоборот. Этот транзит как раз был вполне успешным. Просто нужно понять, в чем состояло направление его действия.
На мой взгляд, этот транзит к либеральной демократии может быть описан формулой: либерализм без демократии. Потому что все постсоветское время, начиная с команды Егора Гайдара и далее, по разным причинам, которые можно отдельно обсуждать — часть из них носит совершенно объективный характер, часть — идеологический характер,— гораздо больше внимания уделялось таким вещам, как рыночные реформы, экономическое развитие, стимулирование потребления, формирование богатой элиты. Ну и давайте прямо скажем, что эти усилия были успешны. Они были успешны не сразу, но в целом были. Мы имеем достаточно развитое общество потребления, и это хорошо видно по кредитному поведению россиян.
Мы имеем богатую элиту, мы имеем относительно устойчивую рыночную экономику, которая даже не особо накреняется под воздействием местами довольно серьезных санкций. В общем, мы все это имеем.
Но в то же время куда меньше внимания уделялось таким вещам, как местное самоуправление, коллективная самоорганизация, общественные инициативы, инициативы снизу, местная власть, подконтрольность властей, развитие общественно важных профессий вроде той же науки и образования, формирование каких-то профессиональных ассоциаций, которые могли бы защищать или представлять интересы людей, работающих в этих областях. Короче говоря, всему тому, на что обращали внимание Токвиль и Дюркгейм и что можно назвать демократическими компонентами. Что, конечно, существует — может быть, не в самом лучшем состоянии, но тем не менее — в странах Европы и Америки. Вопрос о том, каковы истоки нашей сегодняшней атомизации, как она возникла,— это социологический вопрос, который пока что всерьез не решен.
И во многом именно он не дает нам разобраться с нашим прошлым, не идеализируя его, не демонизируя его, но взглянув на него трезво и спокойно.
Если все же попытаться заглянуть вперед, то понятно, что основных позитивных сценариев всего два. Это либо восстановление институтов коллективной жизни и коллективной самоорганизации по первой модели Дюркгейма — то, чего не было сделано, и то, в чем мы существенно отстаем. Либо быстрая, мощная и лавинообразная волна коллективных движений, которые мы уже начинаем видеть, которые действуют скорее по второй модели Дюркгейма и которые будут нас менять быстро и непредсказуемо. Кому что выбирать, кому на что ставить — каждый решает сам. Но понятно, что новый мир отличается от старого тем, что в нем по большому счету нужно иметь и то и другое. Спасибо!
Андрей Шитов: Американцы — нация одиночек — Российская газета
Американцы — нация одиночек. Индивидуализм у них в крови. Он наложил отпечаток и на их национальный характер.
Это само по себе не хорошо и не плохо, но об этом стоит помнить всем, кто хочет выстраивать продуктивные дружеские отношения с США и их народом.
Россиянам старшего поколения с детства внушали, что общественное выше личного. Американцы предпочитают думать, что каждый человек — кузнец своего, а не чужого счастья. Стремление к нему считается в США неотъемлемым правом личности, гарантированным конституцией.
Тем, кто поспешит осудить индивидуализм, можно напомнить, что именно он лежит в основе человеческого достоинства. Совесть и порядочность, любовь и сострадание коллективными не бывают. Это индивидуальные черты. А вот для равнодушия, безответственности, лицемерия, жестокости нет лучше ширмы, чем анонимный коллективизм. Помните анекдот о некрологе, подписанном «стаей товарищей»?
Не решаются голосованием вопросы научного знания. Только личной бывает искренняя вера. Общиной можно соблюдать обряды, но верит или не верит каждый сам. В американцах подкупает стремление жить своим умом, личными убеждениями.
Многих приезжих, особенно с постсоветского пространства, поражает нетерпимость американцев к вранью. Они в массе искренне убеждены, что обман — будь то на школьных экзаменах, в супружеских отношениях или при расчетах с налоговым ведомством — недопустим не из-за возможного разоблачения и наказания, а сам по себе. Смешно и грустно, что вновь прибывшим это порой кажется чуть ли не признаком ограниченности «аборигенов».
Помимо всего прочего принципиальный индивидуализм для американцев — еще и опора внутренней свободы. Интересно, что среди тех, кто привил им подобное отношение, — наша бывшая соотечественница Алиса Розенбаум, которая после переезда в США в 1925 г. стала известным писателем и философом Айн Рэнд. Еще в 1943 г. в романе «Источник» она дала определение «настоящего эгоизма»: на ее взгляд, эгоист — не тот, кто подчиняет интересы других своим прихотям, а тот, кто вообще не оглядывается на чужие мнения, сам не живет ради других, но и ни от кого не ждет помощи.
Для Рэнд это было синонимом истинно свободного человека, делающего свое дело так, как только он сам считает нужным, живущего собственной, а не «заемной» жизнью.
Сама о себе она говорила, что ратует не столько «за капитализм», сколько «за эгоизм» и «за разум». В США ее книги, которые поначалу никто не хотел издавать, теперь по массовости тиражей сравнивают с Библией.
Еще один неолиберальный классик, Нобелевский лауреат экономист Милтон Фридман публично спорил с известным (и, кстати, по сути своей вполне советским) призывом Джона Кеннеди — «Не спрашивай, что может сделать для тебя твоя страна; спрашивай, что ты сам можешь сделать для родины». В книге «Капитализм и свобода» он писал: «Ни первая, ни вторая половина этого высказывания не отражает таких отношений между гражданином и его правительством, которые достойны идеалов свободного человека в свободном обществе. Для свободного человека страна — это сообщество индивидуумов, а не нечто стоящее выше их и над ними».
«Свободный человек не станет спрашивать, ни что может сделать для него его страна, ни что он может сделать для родины. Он скорее спросит: «Что мы с соотечественниками можем сделать с помощью правительства» для исполнения своих индивидуальных обязанностей, достижения наших раздельных целей и устремлений и, самое главное, для защиты нашей свободы», — подчеркивал Фридман.
При выходе его книги в 1962 г. ее обошли молчанием. К юбилейному изданию 1982 г. и труд, и его автор были знамениты. А в 2002 г. на торжественной мемориальной церемонии в Белом доме тогдашний президент США Дж. Буш-младший отмечал, что идеи Фридмана живут и побеждают не только в Америке, но и по всему миру, включая Россию.
С другой стороны, известно, каких дров наломали с тех пор «во имя свободы» и тот же Буш, и бывший главный банкир Америки Алан Гринспен — в прошлом один из ближайших учеников и сподвижников Айн Рэнд. До недавней «Великой рецессии» Гринспен считался в мировых финансах непререкаемым авторитетом. Теперь он вынужден оправдываться, но и по сей день защищает идеи Ранд, утверждая, что в условиях демократии ничего лучшего, чем свободная рыночная конкуренция при минимальном госрегулировании, не было и нет.
Теперь, однако, в моде вновь регулирование — во имя спасения капитализма от его собственных эксцессов. Да и вообще свобода в Америке, конечно, не безгранична. Разрешено все, что не запрещено законом, власть которого также по сути возведена в культ. Иначе и быть не может в стране, где каждый привык отстаивать свои интересы своими силами.
Тут, пожалуй, уместно вспомнить Голливуд с его идеалом — героем-одиночкой, одолевающим несметные полчища врагов. По сюжету он может заступаться и за других — но сугубо по собственной воле, а никак не по обязанности и уж тем более не по принуждению, пусть и на почве «общего блага».
Другое дело, что в реальной жизни американцы предпочитают все же не оставаться с заботами и невзгодами один на один, а самоорганизовываться в низовые сообщества, сплетаться «корнями травы». Куда ни глянь — от борьбы с какой-нибудь редкой болезнью до лоббирования частного вопроса, — здесь непременно сыщется профильное объединение, в котором личный интерес каждого работает на общий результат.
Все это достаточно легко проецируется и на внешнюю политику. Если личный эгоизм для американца скорее похвала, чем упрек, то и в национальном эгоизме здесь не видят ничего зазорного. И потому, например, те же политики и дипломаты, которые с международных трибун вещают о высоких идеалах и ценностях, дома по сути заверяют конгресс и народ, что эти самые ценности — удобный инструмент для отстаивания национальных интересов США, ради которых с любого партнера можно и три шкуры спустить.
Наглядным примером потребительского отношения к «друзьям и союзникам» стало в недавнем прошлом публичное порицание Вашингтоном «старой Европы». «Новый друг» среди европейцев оказался для Пентагона и Белого дома лучше «старых двух» по вполне очевидной причине — в силу большей сговорчивости.
А если кое-кому из новых друзей чрезмерная уступчивость вышла боком, то это их проблемы. Вольно им было в ущерб себе проявлять трансатлантическую солидарность. Брали бы пример с самих американцев, от которых в подобных ситуациях нелепо ждать самоограничения и тем более самопожертвования. Это просто не в их характере.
Сейчас власти США говорят и пишут в своих стратегических документах, что ключевых современных проблем в одиночку не решить даже Америке. Это бесспорно, и очень хорошо, что они это поняли и признали. Но из этого совершенно не следует, будто Вашингтон решил отказаться от своих притязаний на то, что здесь принято именовать «американским лидерством» в мировых делах, в том числе и единоличным.
Скорее он просто на деле убедился, что, как говаривала еще в президентской предвыборной гонке 2008 г. нынешняя госсекретарь Хиллари Клинтон, «невозможно быть лидером, если за тобой никто не идет». И теперь опять собирает под свои подновленные знамена всех готовых под ними строиться.
Индивидуализм или коллективизм – что говорит Библия?
Ответ
Индивидуализм можно определить как мировоззрение, отдающее преимущество интересам индивида перед интересами группы. В коллективизме же потребности группы имеют приоритет над каждым отдельным человеком в ней. Иногда целые культуры склоняются к одной из этих двух философий; например, Соединенные Штаты исторически поощряли индивидуализм, в то время как культура Южной Кореи больше ориентирована на коллективизм. Является ли что-то лучше или хуже с библейской точки зрения? На этот вопрос нельзя ответить простым «так говорит Господь». Дело в том, что в Библии приводятся примеры как индивидуализма, так и коллективизма.
Индивидуализм сосредоточен на том, что лучше всего для «меня», независимо от того, как это может повлиять на «группу». Коллективизм же делает ударение на преследовании интересов «группы», независимо от последствий для отдельных членов группы. С библейской точки зрения ни одна из этих идеологий – реализованная в полной мере – не соответствует Божьему замыслу. В конечном счете, Он создал людей ради Себя (Исаии 43:7), а не ради них или кого-либо другого. Богобоязненный человек будет делать то, что лучше для Господа и Его Царства (Матфея 6:33).
В Священном Писании есть стихи, в определенной степени иллюстрирующие коллективизм. Ненамеренное пророчество Каиафы – «лучше нам, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб» (Иоанна 11:50) – является одним из примеров коллективистского мышления. В ранней церкви в Иерусалиме люди объединяли свои ресурсы и предоставляли их нуждающимся, чтобы никто не испытывал недостатка (Деяния 2:44-45; 4:32-35). Во 2 Коринфянам 8:12-14 Павел призывает церковь в Коринфе оказать финансовую помощь собратьям в Иерусалиме, «чтобы была равномерность» (стих 13). Однако в этих примерах следует обратить внимание на то, что дающие имели возможность выбора. Их участие было исключительно добровольным (Деяния 5:4). Никого не вынуждали отдавать свои ресурсы на благо группы; они делали это сами из любви к Господу и церкви. Кроме того, индивидуум, жертвующий на благо группы, также был благословлен индивидуально (2 Коринфянам 9:6-8). Этот принцип Царства содержит некоторые элементы коллективизма, но выходит за его пределы. Наша мотивация служить церкви заключается не только в том, чтобы принести пользу ей как коллективу; мы в первую очередь поступаем так, потому что это благоугодно Богу (Евреям 13:16).
Другие стихи в Библии иллюстрируют ценность и значение личности. В одной из Своих притчей Иисус подчеркивает важность взращивания и распоряжения тем, что Бог дает нам, потому что мы несем индивидуальную ответственность (Луки 19:15). В 15-й главе Евангелия от Луки Христос рассказывает историю о пастухе, оставившем свое стадо, чтобы найти одного потерянного ягненка, а также о женщине, обыскавшей весь дом, чтобы найти одну драхму (см. Луки 15:3-10). Обе притчи иллюстрируют ценность, которой Бог наделяет каждого отдельного человека. Однако, как и в случае с коллективизмом, эти примеры лишь частично демонстрируют идею индивидуализма. Бог оценивает человека превыше группы, потому что это угодно Ему и несет Ему славу. Когда Господь прославляется, выигрывают все – и люди, и группа. Обратите внимание, что каждый раз в притчах из Луки 15, когда находится что-то утраченное, радуются все (Луки 15:6, 9).
Бог ценит как человека, так и коллектив. На самом деле, ни индивидуализм, ни коллективизм Библия не называет правильной идеологией. Вместо этого она предлагает нечто совсем иное, проиллюстрированное в описании Тела Христова в 1 Коринфянам 12. Павел говорит нам, что отдельные верующие подобны частям тела, каждая из которых играет крайне важную роль в функционировании Тела (1 Коринфянам 12:14, 27). Различные органы действуют только тогда, когда являются частью целого тела. Большой палец делает то, чего не может сделать другая часть тела, но только тогда, когда он связан с рукой (см. 1 Коринфянам 12:18-20). Точно так же тело целиком является удивительным организмом, но только при условии заботы обо всех индивидуальных частях (см. 1 Коринфянам 12:25-26).
Несомненно, споры относительно того, что говорит Библия об индивидуализме и коллективизме будут продолжаться. Тем не менее, нам всем стоит поучиться у К.С. Льюиса в данном вопросе, независимо от нашей позиции: «Мне очень хочется сказать вам – и вы хотите сказать мне, – какая из этих ошибок [индивидуализм или коллективизм] опаснее. Но это дьявол морочит нас. Он всегда посылает в мир ошибки парами, состоящими из двух противоположностей, и побуждает нас тратить как можно больше времени, размышляя о том, какая хуже. Вы, конечно, понимаете, почему? Он полагается на нашу неприязнь к одной из ошибок, чтобы постоянно привлекать нас к противоположной. Но мы не должны потакать ему. Мы должны с широко открытыми глазами идти к своей цели, следуя между соблазнами той и другой ошибки и стараясь не впасть ни в одну» (Просто христианство, книга 4, глава 6).
Несменяемые начальники — Ведомости
Патерналистская традиция, как я уже писала («Ведомости», 16.04.2015), характеризует в России не только отношения избирателя с властью, но и отношения «подчиненные – начальник». Многие российские работники, судя по опросам (например, экспертного центра HeadWork Analytics, с 2007 г. изучающего внутреннюю мотивацию российских работников на выборке порядка 110 000 чел.), стремятся видеть в начальнике не «своего парня», близкого им по статусу, а авторитетного руководителя, который, если надо, и похвалит, и накажет. Неудивительно воспроизводство предпочтений такого типа и в политике: в президенте РФ россияне хотят видеть такого же «царя-батюшку», несменяемого и всемогущего.
Подобные отношения воспроизводятся не только на традиционных предприятиях, но и в более модернизированной части общества – его либеральном сегменте, и в остальных сферах социума. Российский начальник – единоличный и несменяемый всегда и везде. Не только Владимир Путин бессменно во главе РФ, но и Сергей Лавров бессменно возглавляет МИД, Игорь Сечин – «Роснефть», Татьяна Доронина – МХАТ им. М. Горького, Валерий Гергиев – Мариинский театр, Никита Михалков – СК, Константин Эрнст – «Первый канал», Александр Проханов – газету «Завтра». Та же закономерность и в либеральном сегменте: Алексей Венедиктов бессменно возглавляет «Эхо Москвы», Константин Ремчуков – «Независимую газету», Дмитрий Муратов – «Новую», Олег Табаков – МХТ им. А. П. Чехова, Марк Захаров – «Ленком» и проч. Несменяемость власти и персоналистский характер управления – отличительная черта всех сегментов российского общества.
В прошлом году на встрече с Михаилом Лесиным (в тот момент предправления холдинга «Газпром-медиа»), когда стоял вопрос о закрытии «Эха Москвы», Евгения Альбац упомянула, что «Эха Москвы» без Венедиктова нет». В рамках той же логики Вячеслав Володин, первый замглавы администрации президента, говорил: «Нет Путина – нет России». Может показаться, что несменяемость руководства действительно оправданна в стране или компании с жесткой иерархической моделью, где все процессы принятия решений замыкаются на высшее должностное лицо – будь то главный редактор или президент. Но кто выстраивает такую модель принятия решений? Тот же начальник, который потом использует ее для оправдания своей незаменимости и несменяемости.
То, что ротация власти в российских структурах затруднена, а высшим должностным лицам свойственно зависать в своем кресле пожизненно, отчасти объясняет теория Гирта Хофстеде. Социальный психолог из Голландии – автор огромнейшего исследования различий национальных организационных культур в 64 странах на основании данных дочерних компаний глобальной корпорации IBM. В течение многих лет Хофстеде с коллегами собирали данные IBM по разным странам и выяснили, что организационная культура (в частности, взаимоотношения между руководителем и подчиненными), скажем, в США сильно отличается от французской или японской. Хофстеде выделил четыре группы параметров, культурных характеристик, отличающих специфику управления в одной стране от другой. Это 1) дистанция власти (степень участия людей в принятии решений, которые касаются всех), 2) индивидуализм/коллективизм, 3) маскулинность/феминность и 4) избегание неопределенности.
Дистанция власти отражает степень неравноправности отношений в организации и обществе, степень зависимости от начальства, уровень демократизма/патернализма в управлении. По данным Хофстеде, Россия демонстрирует очень высокие значения дистанции власти и коллективизма (они связаны между собой), по этим параметрам мы ближе к восточным странам. «Россия с 93 баллами (из 100) по оси дистанция власти – это страна, где власть имущие очень дистанцированы от остального общества, – пишет Хофстеде. – Это подчеркивается тем, что самая большая страна мира чрезвычайно централизована: 2/3 иностранных инвестиций поступают в Москву, где сконцентрировано 80% финансового потенциала страны. Огромный разрыв между более и менее власть имущими придает чрезвычайное значение статусным ролям. Они обуславливают поведение россиян во всех областях делового взаимодействия: будь это встречи, переговоры или сделки, подход должен строиться четко сверху вниз и обеспечивать сторонам четкие полномочия для осуществления поставленной задачи». Высокая дистанция власти характерна для многих арабских стран, Латинской Америки, Юго-Восточной Азии и Южной Европы, но Россия по этому показателю обгоняет даже братский Китай (80), не говоря уж о Франции (68), где этот показатель тоже выше среднего (50).
В странах с высокой дистанцией власти и ярко выраженной иерархией (Китай, Германия, Индия и Турция) процесс принятия решений более автократичный. Работники редко спорят с формальным руководством (в Китае в присутствии других коллег с начальником вообще спорить неприлично), и большинство решений топ-менеджмент принимает без консультаций с подчиненными. Работники могут даже перестать уважать начальника, если он часто советуется с ними при принятии решений. В Китае распространено директивное управление, а инструкции (в отличие от Японии) четко передаются вниз под лозунгом «следуй за лидером» (см. статью Cultural Values and Decision-Making in China). Высокая дистанция власти влияет и на огромную роль компартии в жизни китайских предприятий – менеджеры вынуждены развивать хорошие отношения с партийными чиновниками, без одобрения которых не запускаются никакие крупные проекты.
Дистанция власти определяет и характер ротации высшего руководства: «царь-батюшка» на то и царь, чтобы оставаться несменяемым. Как показало исследование Карла Маерца, Майкла Стивенса и Майкла Чемпионка, в Мексике – еще одной стране с высокой дистанцией власти (81 балл) – работники чаще следуют за начальником, если тот переходит из одной компании в другую. В странах с низкой дистанцией власти работники не так привязаны к начальнику.
Усиливает российский патернализм еще одна важная характеристика – избегание неопределенности (готовность к принятию риска, реакция на новые ситуации): руководство не сменяется, так как люди в принципе сопротивляются изменениям. По избеганию неопределенности Россия тоже в лидерах (95 баллов из 100) впереди Аргентины (86) и далеко впереди Китая (30). Стремление избежать неопределенности способствует более автократичному типу руководства из-за общей пассивности и безынициативности подчиненных, страха перед изменениями и нежелания брать на себя ответственность. Страх новизны нашептывает слова вроде «хрен редьки не слаще» и «если не Путин – то кот».
Анализируя причины отставания Аргентины в ХХ в., исследователи отмечают, что развитие страны кроме прочего тормозилось патерналистскими отношениями нанимателей со своими работниками. По мнению Томаса Филлола (Social Factors in Economic Development: The Argentine Case), в Аргентине на всех уровнях управления воссоздавалась автократическая система руководства, при которой начальники рассматривали подчиненных как ненадежных и менее статусных. Аргентинцы не склонны бросать вызов своим руководителям; вынужденная покорность на рабочем месте часто провоцирует накопление раздражения, беспокойства, гнева, этот опыт передается и детям. В политической сфере эта система воспроизводит запрос на аргентинского каудильо – авторитарного персоналистского правителя, образ которого символизировали Хуан и Эва Перон. В семейной сфере это ведет к воспроизводству типичного образа жесткого авторитарного отца и послушного сына. Аргентинская культура, по Филлолу, воспроизводит пассивно-агрессивный тип личности, который агрессивен и зависим, склонен и к доминированию, и к подчинению. Всю политическую историю страны можно описать через этот национальный характер – как историю борьбы за власть между «начальниками» и «подчиненными», историю автократического руководства, выстраивания властной иерархии. Национальные проблемы обычно решались силой и доступом к власти и очень редко – объединенными усилиями индивидов, организаций и институтов.
Несмотря на печальные выводы, Филлол оставался оптимистом и считал, что изменения в Аргентине и ее национальном характере возможны через модернизацию рабочей среды. Среди таких изменений децентрализация системы принятия решений и ответственности, стимулирование более широкого участия в управлении компаниями, развитие навыков командной работы, поощрение карьерного роста благодаря трудовым заслугам. Эти же рекомендации применимы и к России, и либеральному сообществу имеет смысл начать модернизацию с себя.
Автор – политолог, докторант Колумбийского университета (Нью-Йорк)
Индивидуализм против коллективизма
Индивидуализм подчеркивает индивидуальные цели и права. Коллективизм подчеркивает групповые цели и личные отношения.
Наше первое измерение культурных ценностей — индивидуализм против коллективизма. Индивидуализм подчеркивает индивидуальные цели и права отдельного человека. Коллективизм фокусируется на групповых целях, на том, что лучше всего для коллективной группы, и на личных отношениях. Индивидуалист мотивирован личными наградами и преимуществами. Индивидуалисты ставят личные цели и задачи, основываясь на себе.Работникам-индивидуалистам очень комфортно работать автономно, а не работать в команде. Коллективист мотивирован групповыми целями. Долгосрочные отношения очень важны. Коллективисты легко жертвуют личной выгодой или похвалой, чтобы признать и почтить успех команды. Фактически, быть выделенным и почитаемым как личность из остальной части команды может смущать коллективиста. Обобщенные географические кластеры индивидуализма можно найти в англоязычных странах, германской Европе и Северной Европе.Географические кластеры коллективизма часто расположены в арабских странах, Латинской Америке, конфуцианской Азии, Южной Азии и странах Африки к югу от Сахары. Пример того, как индивидуализм против коллективизма может разыграться в университете, связан с академической честностью. В университете в Соединенных Штатах, где индивидуализм считается нормой, от каждого студента ожидается и, как правило, требуется, чтобы он выполнял свою индивидуальную работу. Иногда это сбивает с толку иностранных студентов из коллективистского общества, которые поступают в университет в Соединенных Штатах.Коллективистское ожидание состоит в том, что если другому ученику, с которым у вас есть личные отношения, понадобится ваша помощь, вы окажете эту помощь. У коллективистского студента есть обязательное социальное обязательство помочь другому ученику добиться успеха. Это более высокое коллективистское социальное обязательство может быть прямым нарушением академической честности в индивидуалистической академической среде. Можете ли вы вспомнить пример индивидуализма или коллективизма в своей жизни? Поделитесь своим примером или историей в качестве комментария. Затем прочитайте примеры и истории своих однокурсников и присоединитесь к обсуждению.Если у вас нет личного примера или истории, пожалуйста, найдите время и поищите в Интернете информацию об индивидуализме-коллективизме. Найдите веб-сайт, видео, ресурс или изображение, чтобы поделиться с другими учащимися в комментариях, а затем присоединитесь к обсуждению. После комментирования и обсуждения отметьте этот шаг как выполненный и переходите к следующему. Индивидуализм — это любая философия или подход, которые ценят свободу воли, моральную ценность, свободу, самостоятельность и независимость человека.Это можно рассматривать как противопоставление коллективизму, который ставит группу выше себя. Ниже приведены распространенные типы индивидуализма.
Вера в то, что люди могут определять свою жизнь так, чтобы они не были жертвами обстоятельств, общества, истории или культуры.СамостоятельностьОпора на собственные силы и ресурсы.НезависимостьСвобода от чужого контроля.ПраваИдея о том, что общество должно вам что-то, а вы ничего не должны взамен.Сила и право делать то, что вы хотите, без препятствий и ограничений.ПраваПринципы свободы или прав человека. Например, свобода слова и право на образование.СамореализацияИдея о том, что каждый человек сам решает, что делает его жизнь значимой, и следует этому без ограничений.АнархизмВера в общество без гражданства, в котором широко распространена власть.ЭкзистенциализмФилософия или подход, который подчеркивает индивидуальное стремление к самореализации перед лицом явно абсурдной и бессмысленной вселенной.Соревновательная система, которая оценивает каждого человека в соответствии с его продемонстрированными достоинствами и потенциалом, независимо от его личности, убеждений или членства в группе.ЛиберализмПолитическая и моральная философия, ценящая свободу и равенство личности.ГедонизмВера в то, что удовольствие — единственное добро, а боль — единственное зло.ЛибертинизмВера в то, что человек может действовать без моральных ограничений.Этический эгоизмВера в то, что люди могут быть нравственными, действуя исключительно в своих интересах.FreethoughtМнение о том, что человек должен быть бесстрашным, подвергая сомнению авторитет, принятые факты и убеждения.ГуманизмПредставление о том, что значение следует объяснять человеческими терминами, а не божественным или сверхъестественным. Представление о том, что во Вселенной можно найти факты и смысл, которые можно обнаружить с помощью человеческого восприятия, мышления, исследования, экспериментов и измерений .РелятивизмВера в то, что не существует объективной реальности, такой как факты, но что реальность определяется исключительно с точки зрения опыта каждого человека.Постмодернизм имеет странное отношение к индивидуализму. Он включает в себя релятивизм, так что вся реальность определяется каждым человеком, но также имеет тенденцию обесценивать личную свободу действий, так что люди рассматриваются как беспомощные жертвы общества, систем, истории, культуры, конкуренции и психологических проблем. Ощущение бескультурности и полной оторванности от общества, сообщества и других в целом.ФилософияЭто полный список статей о философии, которые мы написали.Если вам понравилась эта страница, добавьте в закладки Simplicable. Выборка проблем и теорий философии. Определение материализма с примерами. Определение холизма с примерами. Определение реальности с примерами. Определение надежды с примерами. Определение посредственности с примерами. Определение случайности с примерами. Определение детерминизма с примерами. Определение релятивизма с примерами.Обзор личного развития с примерами. Общие примеры самосовершенствования. Обзор личных целей с примерами для профессионалов, студентов и самосовершенствования. Определение amor fati с примерами. Список распространенных способов учиться на ошибках. Определение самоанализа с примерами. Определение личной философии с примерами. Определение жизненных навыков с примерами. Список общих личных сильных сторон. Самые популярные статьи о Simplicable за последние сутки.Последние сообщения или обновления на Simplicable. Карта сайта © 2010-2020 Простое. Все права защищены. Воспроизведение материалов, размещенных на этом сайте, в любой форме без явного разрешения запрещено.Просмотр сведений об авторах и авторских правах или цитировании для этой страницы. |
Джон Спейси, 13 апреля 2016 г., обновлено 13 марта 2019 г. Свобода — это сила и способность думать, действовать и говорить без помех и ограничений.Свобода часто закрепляется в уставах и конституциях наций как основы права. Законы также часто ограничивают свободы различными способами. Различные свободы разных людей часто конфликтуют, и всегда требуется толкование, чтобы определить, какая свобода имеет приоритет в каждой уникальной ситуации. Ниже приведены наглядные примеры свобод.Право на жизньПраво на жизнь.Право на человеческое достоинствоПраво на физическую, психологическую и социальную неприкосновенность и расширение прав и возможностей.Непорочность личностиПраво быть единственным владельцем собственного тела, разума и жизни. Это относится к праву осознанного согласия на лечение и другим вопросам, связанным с уважением к человеческому телу.Свобода словаСвобода распространять мнения и идеи без страха репрессалий, цензуры или юридических санкций.Свобода от кабалы и рабстваСвобода от рабства или подневольного состояния.Свобода передвиженияСвобода передвижения.Для этого требуется адекватное общественное пространство, доступное для всех. Свобода передвижения также включает право выбора места жительства, выезда за границу, эмиграции и репатриации.Право на безопасностьСвобода повышения устойчивости к вреду и риску. Это интерпретируется как свобода принимать разумные меры для защиты себя, своей семьи и своей собственности.КонфиденциальностьСвобода жить аспектами своей жизни незаметными и незарегистрированными.Право на вступление в брак и создание семьиПраво вступать в брак с кем хочешь, иметь потомство и растить своих детей.Свобода мысли, совести и религииСвобода придерживаться религии и / или набора личных убеждений. Это включает право менять религию или отказаться от нее.Свобода информацииСвобода публиковать и передавать информацию и возможность доступа к такой общедоступной информации. Это включает свободу печати.Свобода собраний и ассоциацийСвобода объединяться в группы на основе общих интересов и права на мирные собрания. Например, право на создание политической организации и мирный протест.Свобода выбораСвобода делать собственный выбор, использовать возможности и принимать собственные решения в отношении рисков.Свобода искусства и наукиСвобода заниматься научными исследованиями и художественным выражением.Экономическая свободаСвобода вести бизнес, заниматься профессиональной деятельностью и работать.Право на собственностьПраво владеть, пользоваться, распоряжаться и передавать по наследству законно приобретенное имущество и землю.НедискриминацияПраво на равное обращение и свободу от дискриминации по любому признаку, включая пол, расу, этническую принадлежность, социальное происхождение, генетические особенности, язык, религию, убеждения, рождение, инвалидность, возраст или сексуальную ориентацию.КультураСвобода заниматься культурой, традициями или языком.Права ребенкаПрава ребенка включают право на защиту, заботу и свободу выражать свое мнение и принимать во внимание их взгляды в соответствии с их возрастом и зрелостью. Дети также имеют право на образование, свободу играть и проводить время с обоими родителями, если это не противоречит интересам ребенка.Права пожилых людейПраво на достойную и независимую жизнь в старости.Права людей с ограниченными возможностямиПраво на независимость, социальную и профессиональную интеграцию и участие в жизни общества для людей с ограниченными возможностями.Демократические праваПраво баллотироваться в качестве политического кандидата, голосовать и подавать петиции правительству.Презумпция невиновности и право на защитуПринцип, согласно которому люди считаются невиновными до тех пор, пока их вина не доказана в соответствии с законом, и право защищать свою невиновность в суде.Свобода от произвольного задержанияПраво не быть задержанным или лишенным свободы без достаточных правовых оснований.Свобода от необоснованного обыска и изъятияПраво не подвергаться произвольному обыску или наложению ареста на ваши активы без достаточных юридических оснований.Права против самообвиненияПраво хранить молчание и хранить в секрете любую информацию, которая может повредить вашей правовой защите.ПримечанияПриведенный выше список частично основан на Хартии основных прав ЕС, Конституции Соединенных Штатов Америки, особенно Билле о правах, и Канадской хартии прав и свобод.Некоторые из приведенных выше примеров являются правыми. Право — это способность делать то, что вы хотите, а свобода — это способность делать то, что вы хотите, без помех. Это тесно связанные концепции, которые сложно или невозможно разделить. Не все страны гарантируют все вышеперечисленные свободы и права. Приведенный выше список не является исчерпывающим. Например, Хартия основных прав ЕС включает многие права, не перечисленные в этой статье.ОбществоЭто полный список статей, которые мы написали об обществе.Если вам понравилась эта страница, добавьте в закладки Simplicable. СсылкиКонституция Соединенных Штатов: транскрипция, Национальный архив, дата обращения 2019 г., Хартия основных прав Европейского Союза, Официальный журнал Европейских сообществ, опубликовано в 2000 г., Канадская хартия прав и свобод 1982 г. Список общих видов досуга. Определение прав со списком примеров.Определение общества с примерами. Обзор обратного культурного шока с примерами. Обзор изменения культуры с примерами. Элементы культуры. Общие характеристики языка. Распространенные виды игры. Самые популярные статьи о Simplicable за последние сутки. Последние сообщения или обновления на Simplicable. Карта сайта © 2010-2020 Простое. Все права защищены. Воспроизведение материалов, размещенных на этом сайте, в любой форме без явного разрешения запрещено.Просмотр сведений об авторах и авторских правах или цитировании для этой страницы. |
Радикальный индивидуализм, бушующий по всей Америке
Ношение ткани на лице кажется разумной просьбой в обмен на спасение сотен тысяч жизней. Но не так в США, где эффективная тактика предотвращения коронавируса (ношение маски) стала предметом политических разногласий и иногда смертельных споров , разделив американцев на две отдельные группы: те, кто возражает против того, чтобы им говорили, что делать со стороны штата и местных жителей. правительства и те, кто желает пострадать от незначительных неудобств ради общего блага.
Когда CDC недавно обновили свои рекомендации по маскам, включив в них новых данных , которые показывают, что маски также защищают владельца от коронавируса, это было отмечено как возможность увеличить использование масок.
Кэтрин Уайт, профессор кафедры потребительских взглядов, просоциального потребления и устойчивого развития в Университете Британской Колумбии, была процитирована в The Washington Post , поскольку считает, что эти новые правила являются шагом вперед в обмене сообщениями, особенно для тех, кто более мотивирован ответственность заботиться о себе больше, чем о других.
«В целом, это кажется победой с точки зрения обмена сообщениями, которые понравятся республиканцам», — сказала она. Это произошло потому, что «консерваторы сильно мотивированы личной ответственностью заботиться о себе».
Маски превратились в микрокосм. для растущего разлада между двумя фракциями нашей великой нации: коллективистами и индивидуалистами. Америка была основана на личных свободах, которые эволюционировали в подтянуть себя вашей идеей о том, что любой может добиться успеха без помощи других, если он будет достаточно много работать.
И хотя эта индивидуалистическая, свободолюбивая черта долгое время поддерживала демократическое общество, которое для большинства ценит свободу и справедливость, некоторые начали рассматривать нашу эгоцентричную природу как балансирующую на саморазрушительном эгоизме.
Обозреватель New York Times Пол Кругман в статье, озаглавленной Культ эгоизма убивает Америку , утверждает, что слишком многие американцы теперь разделяют позитивную силу жадности и врожденную веру в то, что всем будет лучше, когда они преследуют свои собственные интересы.
Брене Браун в предвыборном интервью с избранным президентом Джо Байденом заявила, что на надгробии Америки будет написана фраза «Смерть от грубого индивидуализма».
Этим летом группы в Неваде протестовали против мандата на маски.Бриджит Беннетт Getty Images
Это проблема, которую она определила в статье 2017 для Fast Company , написав: «Как представители социального вида, мы черпаем силу не в своем суровом индивидуализме, а в нашей коллективной способности планировать, общаться и работать вместе.Наша нейронная, гормональная и генетическая структура поддерживает взаимозависимость выше независимости ».
Легко демонизировать худшие аспекты индивидуализма, но, как и во всем, ключевым моментом является баланс.
Как достичь этого баланса, чтобы побудить больше заботиться о высшем благе в поляризованном обществе, основанном на стратегии «каждый сам за себя», требует, чтобы все его граждане понимали лучших ангелов и худших демонов человеческой природы.
Букварь индивидуализма vs.коллективизм
Индивидуализм — это социальная теория, которая возвышает свободу личности над коллективной. В то время как некоторые стали летать под флагом Gadsden и жить по идеалу «не наступай на меня» до крайности, большинство индивидуалистических обществ ценят уникальность, независимость, самодостаточность и автономию.
Индивидуалистические культуры, такие как США, превыше всего ставят права личности и самостоятельность. Мы чествуем и ценим личные достижения, часто предполагая, что успех приходит главным образом к тем, кто хотел и работал для этого больше, чем другие.Личные отношения и потребности друзей и семьи важнее потребностей незнакомцев.
Коллективизм — это социальная теория, которая возвышает ценность отношений и связи между людьми — известными или неизвестными — как руководящие факторы индивидуальной идентичности. Коллективисты придерживаются менталитета «мы все вместе», полагая, что потребности группы преобладают над потребностями каждого отдельного члена. Когда побеждает один человек, побеждают все. Коллективисты обычно ценят самоотверженность, работу в группе для решения проблем, всегда делая то, что лучше всего для общества, и ставят общину превыше всего.
Томас Талхельм, доцент кафедры поведенческих наук Чикагского университета, говорит, что огромный географический след США соответствует идеалам индивидуалистического общества. По его словам, всякий раз, когда у вас мало населения и не так много городов, люди обычно полагаются на себя, а не на институты. Индивидуализм более распространен в сельской местности. Коллективизм более распространен в городских районах.
«Это, например, объясняет часть различий внутри Соединенных Штатов», — говорит он.«Вы видите более высокий уровень индивидуализма в таких местах, как Монтана и Вайоминг, чем в Вирджинии или Пенсильвании, потому что у вас более плотное население с учреждениями».
В честь двух конкурирующих идейНи коллективизм, ни индивидуализм по своей сути не лучше, и эти две идеи не исключают друг друга, говорит Луис Д. Медина, директор Совместного исследования старения и мультикультурной оценки Хьюстонского университета. Он называет США W.E.I.R.D население — западное, образованное, индустриализированное, богатое и демократическое — и хотя он говорит, что в целом США характеризуются как индивидуалистическое общество, это неполный вывод.
«Когда мы делаем обобщения относительно американцев, мы обычно говорим об этой очень ограниченной группе W.E.I.R.D, которая не представляет всех», — говорит он. «Вы все еще можете идентифицировать множество людей, которые высоко ценят коллективизм в США»
Он указывает на различные области в крупных мегаполисах, таких как Лос-Анджелес, где до сих пор процветают очаги коллективизма.
Индивидуализм в Америке сделал маски для правительства средством контроля над своими гражданами, а не средством борьбы с распространением коронавируса.Образовательные изображенияGetty Images
«Вы отправляетесь в Восточный Лос-Анджелес, где у вас есть много людей происхождения чикано, мексикано-американского или центральноамериканского происхождения, многие из них все еще придерживаются некоторых коллективистских идеалов, которые их семья передавала из поколения в поколение. поколения, несмотря на то, что он долгое время находится в Соединенных Штатах », — говорит он.Часто речь идет о финансах, например о предоставлении краткосрочных ссуд или подарков родственникам, или о том, чтобы каждый член семьи регулярно вносил деньги в банк, а затем, если у кого-то возникла чрезвычайная ситуация, они могли использовать эти деньги без вопросов.
Оба общества обладают своими замечательными качествами, — говорит Талхельм, который восхищается коллективистскими обществами за одну из их самых определяющих характеристик — способность полагаться друг на друга в трудные времена.
«Когда я нахожусь в Китае, меня всегда привлекает то, что среди моих близких друзей, если мне что-то нужно, мне даже не нужно говорить, зачем мне это нужно.Я просто говорю им, что мне что-то нужно, и дело сделано », — говорит он. «В Америке, если кому-то нужна моя помощь, я хочу, чтобы они сначала объяснили ситуацию, объяснили мне, почему это необходимо, и почему они не могут решить эту проблему самостоятельно».
В индивидуалистических культурах, по словам Талхельма, общение работает намного лучше, во многом благодаря способности противостоять конфликту лицом к лицу. «Одна из вещей, которые мне очень нравятся в жизни в Соединенных Штатах, — это то, что, когда возникает конфликт, мы умеем его разрешать, по крайней мере, на очень микро уровне, на личном уровне.
Все постоянноКоллективизм и индивидуализм не являются фиксированными состояниями существования . Согласно Тальхельму и Медине, у всех нас есть склонность к обоим в зависимости от окружения и ситуации.
В политическом плане консерваторов часто считают индивидуалистами, которые жаждут меньшего правительства, меньшего количества правил и более низких налогов. Либералы обычно рассматриваются как коллективисты, работающие над принятием крупных государственных программ и законов, таких как всеобщее здравоохранение и экологические нормы, которые приносят пользу наиболее нуждающимся слоям населения.
В нашей личной жизни, однако, небольшие города и сельские районы, в которых живет большинство консерваторов, — это те же места, где соседи и члены семьи с большей вероятностью объединятся, чтобы помочь одному из своих во время кризиса. В городах и пригородах, которые имеют более либеральную политическую тенденцию, люди с большей вероятностью будут жить вдали от своих семей и с меньшей вероятностью, чем их сельские коллеги , будут знать всех своих соседей, не говоря уже о том, чтобы помочь им в трудную минуту.
Коллективизм и индивидуализм не являются фиксированными состояниями бытия.
Талхельм говорит, что все сводится к тому, как каждое общество рассматривает отношения, и обе социальные конструкции имеют свои подводные камни.
«Частично то, что делает общества коллективистскими, — это тесные отношения», — говорит он, указывая на такие страны, как Япония, Корея и Индия, где люди часто чувствуют себя застрявшими в отношениях, когда их социальный мир фиксирован и тесен. «Это культуры, в которых люди зависят друг от друга, но это не обязательно означает, что они нравятся друг другу.
Талхельм говорит, что эти тесные отношения в коллективистских культурах часто сообщают о том, что они любят своих друзей меньше, чем люди в индивидуалистических культурах. По его словам, часть того, что делает индивидуалистические культуры такими уникальными, — это свобода разрывать отношения, которые мы не находим полноценными.
«Индивидуалистические общества предлагают свободу передвижения в отношениях. Если тебе не нравятся твои друзья, ты уходишь от них. Если ваши друзья не делают вас счастливыми, вы находите новых друзей. Звучит хреново, но в каком-то смысле заставляет вещи работать лучше.
Это то, с чем, по его словам, большинство людей, как либералов, так и консерваторов, может согласиться, является положительным.
Индивидуализм во времена коронавирусаОбратной стороной индивидуализма, однако, может быть отсутствие заботы о «других» — тех, кого мы не знаем и с кем не имеем личной связи.
Возможно, ни один момент в современной истории не прояснил, что индивидуалистический характер Америки не соответствует пандемии коронавируса.
Протесты против изоляции прошли более чем в 30 штатах, поскольку люди требовали свободы жить нормальной жизнью, несмотря на смертельную пандемию, унесшую жизни , более 240 000 американцев .Многие штаты отказались выдать мандаты по маскам. Другие, даже некоторые из них, которые изначально были закрыты, открыли бары, рестораны и тренажерные залы, пока бушевала пандемия.
Успех в борьбе с пандемией зависит не только от того, является ли страна индивидуалистической или коллективистской.
Другие индивидуалистические страны, такие как Новая Зеландия и Исландия , показали отличные результаты во время Covid-19, введя протоколы безопасности, заблокировав, а также тестируя и отслеживая вирусы, которые практически остановили пандемию на ее пути.Многие коллективистские страны, такие как Греция и Португалия , начали борьбу, поскольку пандемия не показывает признаков замедления.
В Америке, если кому-то нужна моя помощь, я хочу, чтобы они сначала объяснили ситуацию, объяснили мне, почему это необходимо, и почему они не могут решить эту проблему самостоятельно.
По словам Медины, одно резкое отличие, не связанное с результатами, состоит в том, что большинство коллективистских культур — и даже многие индивидуалистические — были готовы выполнять требования правительства и общественного здравоохранения для защиты других.
«Это забавно, — смеется Медина, — потому что, особенно в условиях пандемии, коллективистские культуры смеются над Соединенными Штатами, потому что в коллективистских культурах, когда вы больны, вы не хотите причинять вред другим людям, так что наденьте их. маска или оставаться дома — это то, что вы делаете по умолчанию. Здесь, в США, мы настолько индивидуалистичны, что идея надеть маску, заставляющую оставаться дома, кажется нарушением нашей независимости и наших прав быть этими независимыми людьми, живущими в обществе.”
Возможен ли баланс?Медина указывает на два момента в новейшей истории, когда наше индивидуалистическое общество объединилось коллективистски.
«После 11 сентября в Нью-Йорке способ сплочения города соответствовал тому, чего мы ожидали от коллективистской культуры», — говорит он. «Здесь, в Хьюстоне, после урагана Харви город сплотился, чтобы обеспечить выздоровление всем своим гражданам. Я переехал сюда два года назад, и я заметил, что некоторые из них все еще находят отклик у многих людей сегодня, но идея состоит в том, что, когда ситуация наладилась, большинство сообществ вернулись к своему индивидуальному режиму по умолчанию.”
Успех в борьбе с пандемией зависит не только от того, является ли страна индивидуалистической или коллективистской.ThomasShanahanGetty Images
Часто Талхельм говорит, что когда доходит до резких различий между коллективистами и индивидуалистами, все сводится к разнице в мотивации. Одно исследование показало, что индивидуалисты и коллективисты добровольно вызывались почти с одинаковой частотой, но индивидуалисты сделали это, потому что видели потенциал, связанный с карьерой, в то время как коллективистов больше привлекала идентичность волонтеров.По его словам, достижение баланса может больше походить на поиск такого рода точек соприкосновения, несмотря на врожденные различия.
« Я определенно открыт для мысли, что у людей есть образ мышления, в который мы можем войти или нет», — говорит Талхельм. «Я думаю, что на культурном уровне, вы должны делать то или другое».
Медина соглашается, но считает, что мы должны стремиться к балансу.
«Я считаю, что в контексте поведенческих и социальных ситуаций баланс в целом легко оправдать и оправдать», — говорит он.«Тело ищет равновесия. В медицине это либо слишком много, либо слишком мало чего-то, и, в конце концов, это создает какие-то физиологические нарушения или проблемы. Итак, с точки зрения общества, если бы мы использовали ту же схему, я вижу, что баланс был бы чем-то, что помогло бы нам прогрессировать ».
По словам Талхельма, уважение и понимание важнее баланса.
«Я думаю, что мы можем и должны стремиться к гибкости, чтобы понимать и адаптироваться к обоим способам мышления», — говорит он.
Если мы сможем уважать потребности других, отличные от наших, говорит он, даже индивидуалистические общества, такие как США, могут достичь определенного уровня заботы о высшем благе.
Поскольку число случаев коронавируса продолжает расти до новых и более опасных высот , возможно, забота и уважение друг к другу могут начаться с того, что каждый будет носить простую маску для лица.
Не потому, что мы должны, а потому, что нам не все равно.
Мэтью М. Ф. Миллер — писатель-фрилансер и автор книги «Руководство для папы по беременности для чайников ».В настоящее время он пишет книгу о похудании, в которой рассказывают истории людей, которые потеряли половину своего веса и сохраняли его более 10 лет.
Получите Shondaland прямо в свой почтовый ящик : ПОДПИСАТЬСЯ СЕГОДНЯ
Этот контент создается и поддерживается третьей стороной и импортируется на эту страницу, чтобы помочь пользователям указать свои адреса электронной почты. Вы можете найти больше информации об этом и подобном контенте на пианино.io
Коллективистские и индивидуалистические культуры | Психология Вики
Оценка |
Биопсихология |
Сравнительный |
Познавательная |
Развивающий |
Язык |
Индивидуальные различия |
Личность |
Философия |
Социальные |
Методы |
Статистика |
Клиническая |
Образовательная |
Промышленное |
Профессиональные товары |
Мировая психология |
Социальная психология: Альтруизм · Атрибуция · Отношение · Соответствие · Дискриминация · Группы · Межличностные отношения · Послушание · Предрассудки · Нормы · Восприятие · Индекс · Контур
Эта статья требует внимания психолога / академического эксперта по предмету .
Пожалуйста, помогите нанять одного или улучшите эту страницу самостоятельно, если у вас есть квалификация.
Этот баннер появляется на слабых статьях, к содержанию которых следует подходить с академической осторожностью.
.
- Для ценностных суждений о коллективизме и индивидуализме см. Индивидуализм и коллективизм. В этой статье рассматривается, как «коллективист» и «индивидуалист» описательно используются в антропологии и культурной психологии.
Культуры обычно делятся на две категории: коллективистские и индивидуалистические .Индивидуалистические культуры, такие как США и Западная Европа, делают упор на личных достижениях независимо от стоимости групповых целей, что приводит к сильному соперничеству. Коллективистские культуры, такие как Китай, Корея и Япония, ставят цели семьи и рабочей группы выше индивидуальных потребностей или желаний.
Коллективизм и индивидуализм глубоко пронизывают культуры. Люди просто воспринимают позицию своей культуры как должное. В США все, от шведских столов с самообслуживанием до корпоративной структуры и фильмов о ковбоях и правил платежных карт, отражает глубоко укоренившийся индивидуализм.
Как коллективистская, так и индивидуалистическая культуры имеют свои недостатки. Люди в индивидуалистических культурах подвержены одиночеству, а люди в коллективистских культурах могут испытывать сильный страх быть отвергнутыми. Старейшины, которые навязывают молодежи коллективистские правила неприятия, часто отвергаются прямыми иностранными инвестициями индивидуалистического капитала. Индивидуалисты-деятели — уверенные в себе и очень независимые люди. Они спокойные и реалистичные, очень рациональные, чрезвычайно прозаичные люди.Они сильно развивают свой индивидуализм и любят применять свои способности для решения новых задач. Но они также очень спонтанные и импульсивные люди, которые любят следовать своим внезапным вдохновениям.
Черты коллективизма [править | править источник]
- Каждого человека поощряют быть активным участником общества, делать то, что лучше для общества в целом, а не для себя.
- Права семьи, сообщества и коллектива преобладают над правами человека.
- Правила способствуют единству, братству и самоотверженности.
- Работа с другими и сотрудничество — это норма; все друг друга поддерживают.
- В большей степени как сообщество, семья или нация, чем как личность
- Сильная сплоченная группа
Черты индивидуализма [править | править источник]
- «Я» тождество.
- Продвигает индивидуальные цели, инициативу и достижения.
- Индивидуальные права считаются наиболее важными.Правила пытаются обеспечить самомнение и индивидуализм.
- Независимость ценится; стремления помогать другим гражданам или сообществам гораздо меньше, чем в коллективизме.
- Полагаться на других или зависеть от них часто считается постыдным.
- Людей поощряют делать что-то самостоятельно; полагаться на себя
- Люди стремятся к собственным успехам
Примеры стран с в целом коллективистской культурой [править | править источник]
- Индия
- Пакистан
- Бангладеш
- Индонезия
- Ирак
- Афганистан
- Кипр
- Гана
- Непал
- Аргентина
- Армения
- Беларусь
- Бразилия
- Эфиопия
- Болгария
- Гватемала
- Доминиканская Республика
- Сальвадор
- Мексика
- Грузия
- Казахстан
- Марокко
- Мьянма (Бирма)
- Корея
- Ливан
- Португалия
- Румыния
- Россия
- Украина
- Саудовская Аравия
- Сербия
- Сингапур
- Испания
- Турция
- Вьетнам
- Нигерия
- Замбия
- Кения
- Уганда
- Сомали
- Польша
- Филиппины
- Япония
- Шри-Ланка
- Азербайджан
- Полинезия
- Греция
- Куба
Примеры стран с в целом индивидуалистической культурой [править | править источник]
- США
- Австралия
- Соединенное Королевство
- Канада
- Нидерланды
- Венгрия (посткоммунистическое поколение)
- Новая Зеландия
- Италия
- Франция
- Бельгия
- Ирландия
- Швейцария
- Германия
- Южная Африка
- Люксембург
- Чехия (посткоммунистическое поколение)
- Австрия
- Израиль
- Словакия (посткоммунистическое поколение)
- Польша (посткоммунистическое поколение)
- Литва
- Латвия
- Эстония
Атрибуция — это процесс понимания действий других людей на основе ограниченной информации.Поскольку процесс неточен, часто вкрадываются большие ошибки. В индивидуалистических культурах существует сильная предвзятость в отношении приписывания поведения человека характеристикам этого человека, а не ситуации, в которой он находится. Это называется фундаментальной ошибкой атрибуции. . Люди в коллективистских культурах имеют это предубеждение в гораздо меньшей степени.
Напротив, «хороший человек» в индивидуалистических культурах более независим, свободолюбив, честен, аутентичен, врожден, уединен, напорист, уникален, выдающийся, решительный, решительный, самоуверенный, волевой, перфекционистский, знающий, доминирующий, лидерский, объективный, точный, с точки зрения данных, прагматичный, эмоционально стабильный и т. д. характеристики, подходящие для конкуренции или одиночества, или того и другого.
Стереотип «хорошего человека» в коллективистских культурах — надежный, щедрый, альтруистический, политически корректный, уступчивый, чувствительный, нерешительный, отзывчивый, подотчетный другим, дисциплинированный, одетый в униформу, находящийся под давлением сверстников, общительный, уступчивый и дружелюбный Ищу.
Тем не менее, концепции ‘люди сообщества’ или ‘наказывают всех людей из-за того, что только один член делает что-то не так’ ‘,’ ‘привлекают к ответственности или обвиняют в вине других’ ‘, пересмотренные коллективистами, обычно вызывают возражения. индивидуалистические культуры.
Коллективизм и индивидуализм в китайской культуре [править | править источник]
В китайском обществе коллективизм имеет давнюю традицию, основанную на конфуцианстве, где быть «людьми сообщества» (qúntǐ de fènzǐ) (群体 的 分子) или кем-то с «социализированной личностью» (shèhuì de réngé) (社会的 人格) ценится. Кроме того, есть тип личности (shìgu) (世故), который вы земной и предан семье.
Индивидуалистическое мышление в Китае сформировали лао-цзы и даосизм.Он учил, что индивидуальное счастье является основой хорошего общества, и видел государство с его «законами и постановлениями, более многочисленными, чем воловьи волосы», как настойчивого угнетателя индивидуума, которого следует опасаться больше, чем свирепых тигров. » Он был противником налогообложения и войны, а его ученики и последовавшие за ним традиции были неизменно индивидуалистичными.
Индивидуализм — IResearchNet
Индивидуализм — это общий термин в консультационной и психологической литературе, используемый для описания определенных культур и конкретных индивидуальных качеств, которые ценятся в этих культурах.Термин индивидуализм часто используется в отличие от коллективизма. Оба термина описывают культурный синдром, отражающий общие взгляды, убеждения, нормы и ценности, присущие людям, живущим в определенных географических регионах и говорящим на определенном языке в течение определенного исторического периода. Индивидуалистические культуры, такие как основные европейские и североамериканские культуры, высоко ценят независимость и самодостаточность людей. Напротив, коллективистские культуры, чаще встречающиеся в Азии и Южной Америке, сосредоточены на гармонии в отношениях и коллективных ценностях.Из всех вариаций, существующих между культурами, индивидуалистско-коллективистский культурный синдром, по-видимому, лежит в основе таких различий и, следовательно, может быть наиболее важным. Эти различия не только влияют на отдельных людей, но и имеют более широкое влияние, например, на экономические, исторические и политические системы и структуры.
Исторические фонды
европейских политических философов 18-19 веков, включая Джона Локка, Жан-Жака Руссо и Алексиса Токвиля, заложили основу для современных концепций индивидуализма и коллективизма, обсуждая идеи индивидуальной свободы и коллективного права внутри государства. .Важные исторические события, такие как Американская революция 1775 года и Французская революции 1789 года, подчеркивающие равенство и свободу, привлекли внимание к идее индивидуальной свободы. Кроме того, многие из первых граждан США, бежавших из Европы из-за религиозного и политического притеснения, находились под влиянием идеалов, выраженных во время Французской революции. Эти идеалы также сформировали Конституцию США и ее акцент на защите прав личности, а также культуры США в целом.
Во многих частях мира, похоже, наблюдается движение к индивидуализму от коллективизма, при этом процветание играет ключевую роль.По мере того, как люди становятся более обеспеченными в финансовом отношении, они становятся все более независимыми от своей внутренней группы (например, семьи, племени, нации), что является признаком индивидуализма. Далее утверждается, что чем сложнее культура, тем более вероятно, что она будет индивидуалистической. Индексы сложности включают продукт на душу населения, количество персональных компьютеров на душу населения, размер городов и процент городского населения. Вдобавок считается, что повышенная социальная и географическая мобильность, доступ к средствам массовой информации из индивидуалистических стран, небольшие семьи (маленькие семьи, как правило, воспитывают своих детей с более индивидуалистическим мышлением) способствуют индивидуализму.Воспитание детей самостоятельными и независимыми, в свою очередь, поддерживает индивидуализм на культурном уровне.
Варианты и типы
В то время как одни предполагают, что индивидуализм и коллективизм являются дихотомическими переменными, представляющими противоположности в биполярном континууме, другие утверждают, что они могут сосуществовать и что индивиды могут проявлять аспекты как индивидуализма, так и коллективизма. Гарри К. Триандис предположил, что могут существовать разные измерения индивидуализма и коллективизма, например, что американский индивидуализм отличается от шведского индивидуализма, а коллективизм израильских кибуцев отличается от коллективизма корейского.
Пытаясь выявить различия между конструкцией индивидуализм-коллективизм, Триандис и Мишель Гельфанд выделили четыре типа индивидуалистско-коллективистских паттернов (горизонтальный индивидуализм, вертикальный индивидуализм, горизонтальный коллективизм и вертикальный коллективизм). Горизонтальные модели предполагают, что личность отличается от других, подчеркивая иерархию, тогда как вертикальные модели предполагают, что личность похожа на других, подчеркивая равенство. Такие страны, как Австралия, ценят равенство, а другие, такие как США и Индия, ценят иерархию.Точнее говоря, горизонтальные индивидуалисты характеризуются уверенностью в себе и желанием быть уникальными, но не выдающимися. Вертикальные индивидуалисты также самостоятельны, но стремятся выделиться, и они делают это посредством индивидуальной конкуренции с другими. С другой стороны, вертикальные коллективисты готовы пожертвовать своими собственными целями ради целей группы, и они ценят конкуренцию только тогда, когда она происходит между их внутренней группой и другими группами.
Характеристики
В то время как термин индивидуализм предлагается для обозначения общих атрибутов данной культуры, термин идиоцентризм должен использоваться при описании или измерении ориентаций индивидуализма на индивидуальном уровне.Такое использование терминологии помогает прояснить различия между индивидуальным и культурным уровнями анализа и позволяет исследовать идиоцентрических индивидов в коллективистской культуре (и для аллоцентрических индивидов в индивидуалистической культуре). Однако на данный момент в литературе не всегда последовательно используются термины индивидуализм и идиоцентризм.
Согласно Триандису, индивидуализм и коллективизм различаются по четырем основным направлениям: (1) самость (независимость или взаимозависимость), (2) цели (приоритет цели, основанный на самости игруппа), (3) отношения (рациональность против родства) и (4) социальное поведение (определяемое отношением к нормам). В частности, в культурах, подчеркивающих индивидуализм, люди стремятся быть независимыми и автономными от своих внутренних групп. В этих культурах большое значение придается развитию личности, а также способностям и навыкам людей. Внутренние атрибуты, включая мысли и эмоции, помогают организовать поведение людей и создание смысла. В этих культурах цели индивидов имеют приоритет над целями группы, и их поведение основывается на индивидуальном отношении, а не на нормах внутри группы.Как правило, чем более индивидуалистична культура, тем сильнее акцент на независимой личности.
Эмпирические исследования
С 1980-х годов индивидуализм и коллективизм интересовали ученых и исследователей. Эмпирические данные неизменно показывают, что в культурах существуют значительные различия в отношении поведения и психологических процессов, и большая часть этого исследования была сосредоточена на выявлении атрибутов индивидуализма и коллективизма. Первое эмпирическое исследование, которое выявило факторы индивидуализма и коллективизма, было опубликовано в 1980 году Гиртом Хофстеде, который исследовал сотрудников IBM в 53 странах.В этом исследовании Соединенные Штаты были определены как самая индивидуалистическая страна.
В 2002 году Дафна Ойсерман, Хизер М. Кун и Маркус Кеммельмайер опубликовали первое метааналитическое исследование индивидуализма и коллективизма. Результаты показали, что американцы европейского происхождения имеют более высокие оценки индивидуализма, чем люди из таких стран, как Япония, Корея, Гонконг, Индия, Тайвань и Польша. Исследование также показало некоторые неожиданные результаты, такие как отсутствие разницы в индивидуализме между американцами европейского происхождения и индонезийцами, и что американцы европейского происхождения имели более низкие оценки индивидуализма, чем жители Пуэрто-Рико, но более высокие показатели коллективизма, чем жители Японии.Сравнение расовых и этнических групп в Соединенных Штатах показало, что американцы европейского происхождения имеют более высокие баллы по индивидуализму, чем американцы азиатского происхождения, но более низкие, чем афроамериканцы. Эти результаты предполагают, что индивидуализм, а также коллективизм не полностью соответствуют ожидаемым моделям и что необходимы дополнительные исследования для дальнейшего понимания культурных различий между культурами, странами и континентами. В частности, требуется больше данных с определенных континентов, таких как Африка, где лишь несколько популяций были исследованы с точки зрения индивидуализма-коллективизма.
Психическое здоровье, болезни и лечение
В индивидуалистических культурах индивидуальная зрелость и психическое здоровье связаны с компетентностью, силой эго, ответственностью и автономией. Успех рассматривается как индивидуальное достижение, полученное благодаря способностям и усилиям. Точно так же психические заболевания и неудачи также считаются результатом способностей и усилий и находятся внутри человека. По сравнению с коллективистскими культурами в индивидуалистических странах наблюдается более высокий уровень одиночества, депрессии, самоубийств и неудовлетворенности браком.Роль консультантов, таких как психодинамические и личностно-ориентированные консультанты (теории которых были разработаны в Европе и Северной Америке), заключается в том, чтобы помогать клиентам действовать от своего имени, используя инсайты и самоисследование. Считается, что клиенты несут ответственность за свои действия и решения, а меры вмешательства направлены на устранение внутренних недостатков клиентов.
В последние десятилетия многие ученые указывали на предубеждения и ограничения западных, традиционных и индивидуалистических подходов к психическому здоровью и лечению.Одна из распространенных критических замечаний заключается в том, что белый мужчина европейского происхождения из Америки использовался в качестве нормы для оценки поведения, что привело к сосредоточению внимания на индивидуации и разделении как на процессах развития и к взгляду на автономное поведение как на здоровое и желательное. Следовательно, такие взгляды на развитие и консультирование могут быть ограниченными и предвзятыми в отношении женщин и лиц другого культурного происхождения.
Артикул:
- Хофстеде, Г. (1980). Последствия культуры: международные различия в ценностях, связанных с работой.Беверли-Хиллз, Калифорния: Сейдж.
- Ойсерман, Д., Кун, Х. М., и Кеммельмайер, М. (2002). Переосмысление индивидуализма и коллективизма: оценка теоретических допущений и метаанализов. Психологический бюллетень, 128, 3-72.
- Triandis, H.C. (1993). Коллективизм и индивидуализм как культурные синдромы. Межкультурные исследования: журнал сравнительных социальных наук, 27, 155-180.
- Triandis, H.C. (1995). Индивидуализм и коллективизм. Боулдер, Колорадо: Westview Press.
- Triandis, H.C. (2001). Индивидуализм-коллективизм и личность. Journal of Personality, 69, 907-924.
- Triandis, H.C. & Gelfand, M.J. (1998). Сходящееся измерение горизонтального и вертикального индивидуализма и коллективизма. Журнал личности и социальной психологии, 74, 118-128.
См. Также:
Индивидуализм и коллективизм — AFS-USA
Culture Points — это серия сообщений, которые быстро объясняют общие культурные концепции, стили общения, нормы, ценности и ориентации, которые помогают нам понять культурные различия и отложить суждения.Эти публикации похожи на обзоры или точки зрения, которые могут помочь нам остановиться и получить представление о любом межкультурном путешествии. Они являются частью нашего пошагового руководства по жизни за границей, Culture Trek.
Культуры информируют нас о том, как мы понимаем наши отношения и взаимодействуем с другими людьми. Одно из наиболее широко признанных различий между типами культур — это различие между индивидуализмом и коллективизмом.
Индивидуализм ценит личное независимость .В индивидуалистических культурах люди с большей вероятностью будут «рассматривать себя отдельно от других, определять себя на основе своих личных качеств и рассматривать свои характеристики как относительно стабильные и неизменные». Самоощущение индивидуалиста определяется в большей степени тем, кем он является «внутри», сводя к минимуму влияние факторов, контекстов и людей «вне» человека. Индивидуалисты склонны общаться в стилях прямых, — они говорят то, что имеют в виду, уделяя приоритетное внимание тому, чтобы информация передавалась явно и недвусмысленно.Европейская и «западная» культуры обычно более индивидуалистичны.
Коллективизм ценит личную взаимозависимость . В коллективистских культурах люди с большей вероятностью «считают себя связанными с другими, определяют себя в терминах отношений с другими и считают, что их характеристики с большей вероятностью изменятся в разных контекстах». Самоощущение коллективиста определяется в большей степени тем, кто они с другими людьми, или их членством в группе.В коллективистских культурах более важно поддерживать социальную гармонию, ладить с другими и соответствовать социальным ожиданиям. Они склонны общаться в непрямых стилях — коллективисты подразумевают то, что они на самом деле имеют в виду, но могут сказать иначе, чтобы избежать конфликтов или затруднений. Например, азиатская и африканская культуры склонны быть более коллективистскими.
Индивидуалистическая идея иметь более неизменное, подлинное частное «я» не так привлекательно в коллективистских культурах. Индивидуалистические самовыражения и стили могут даже казаться эгоистичными, разрушительными или отчуждающими более коллективистскому человеку или группе.И наоборот, коллективистский приоритет общественного согласия и сотрудничества может показаться удушающе конформистским для кого-то более индивидуалистического. В целом коллективисты склонны соответствовать шаблонам, в то время как индивидуалисты ломают их (или, по крайней мере, ценят и воображают, что делают это).
Вы не должны предполагать, что это так, просто потому, что у кого-то есть культурное происхождение. Каждый попадает где-то в индивидуалистско-коллективистский спектр. Даже в рамках очень коллективистской культуры вы найдете людей более индивидуалистических.Более того, психологические исследования показали, что люди меняют этот спектр, склоняясь к коллективистским или индивидуалистическим тенденциям в зависимости от ситуации. Эта адаптивность чаще встречается в мультикультурных сообществах и контекстах. Отчасти поэтому мы стремимся к межкультурному обмену: принять множественные культурные рамки и научиться применять их в соответствующих сообществах и обстоятельствах.