Инстинкт это генетически запрограммированное поведение: Сборник идеальных эссе по обществознанию

Что называется инстинктом. Смотреть что такое «инстинкт» в других словарях

Инстинкт – это врожденные тенденции человека к сложным формам автоматического поведения, удовлетворяющие определенные потребности организма. В узком смысле, определяется инстинкт что это совокупность наследственно обусловленных действий. Он проявляется в поведенческих актах, направленных на поиск пищи, самосохранения, достижения, желании продолжать свой род. Инстинкт это безусловный рефлекс, составляющий принципы поведения животных. Высшие животные в своем индивидуальном развитии приходят к модификации базовых инстинктов, которые могут достигать более сложных выражений поведения. Человеческие инстинкты кроме биологической направленности, то есть удовлетворения потребностей, нужных для элементарного существования, идут дальше, и предполагают инстинкты, которые удовлетворяют личностные потребности, намерения (власть, доминирование, общение).

Инстинкты человека

Человеческое бессознательное представляет собой иррациональные, физиологические животные инстинкты и рефлексы, которые дают импульсы психической энергии. Они вынуждены переламывать себя под воздействием сознания, культурных стереотипов, социальных норм, чтобы обеспечивать людям адекватное общественное существование.

Врожденные человеческие инстинкты очень сильные, даже их сознательное подавление не всегда сдерживает их энергию, поэтому часто можно встретить людей, которые ведут себя неадекватным образом, поскольку у них не происходит должного блокирования некоторых форм поведения, истекающих из биологических потребностей. Но, благодаря ним, человек не теряет к жизни, они являются движущей силой его поведения. Под влиянием приобретенного жизненного опыта и индивидуального развития, инстинкты дифференцируются и усложняются, поэтому человек является существом с самой сложной системой инстинктов. Но по-прежнему, возможными есть трактовки о том, что потребности и их удовлетворение у животных и у людей практически одинаковые. Но, такие сведения очень ошибочные, поэтому важно говорить о том, что человек имеет особенные, свойственные только его виду инстинкты, далее будут рассмотрены три базовых: инстинкт размножения, самосохранения и власти. Пользуясь ними, один человек способен подчинить себе волю другого человека и манипулировать им в своих целях.

В процессе воспитания человека, его стремления к власти и интиму поддавливаются, понятно по каким причинам. Собственно они и побуждают человека к достижениям, являются мощным импульсом, и могут определять основную линию поведения. Но из-за за свою жизнь, часто человек не может полностью воспользоваться своими способностями, не может стать успешным. Потому, что страх управляет жизнью, и самосохранение на нем держится, из этого получается, что человек во власти своего страха. Исходя из этого, побуждение властвовать и продолжать свой род, предоставляют человеку в большей мере безопасность, чем самосохранение, основанное на страхе.

Из вышеизложенного следует, что каждый человек подвержен манипуляции и ощущению страха, но его степень зависит от сознательности каждого человека. Если он понимает, в чем заключается его страх, его причину, он имеет больше возможностей его устранить. Еще часто случается так, что люди, которые боятся чего-то, именно это с ними рано или поздно приключается. Но, если жажда к власти очень сильная, самосохранение становится слабым и это может привести к трагичному заключению. Также сколько совершается необдуманных, легкомысленных поступков, из-за увлеченности, от нее так же слабеет самосохранение, что иногда приводит к летальному исходу.

Важно знать, о том, инстинкт это, своего рода автопилот. Когда человек не контролирует себя, свои увлечения, потребности, он снимает из себя ответственность за происходящие, и часто его поведение становится примитивным и грубым. Личность, которая хорошо осознает себя и свои желания способна противостоять и манипуляции, и манипулировать самому и более эффективно достигать своих целей.

Инстинкт – это жизненный опыт предков, которым приходилось бороться, проходить через страх и боль, чтобы выжить. Сознание не выдерживало напряжения и перемещало тяжелый эмоциональный опыт в , запечатывало в генетической памяти. Поэтому человек, когда выполняет инстинктивные движения, они бывают наполнены долей тревоги, унаследованной от предков.

Новорожденный малыш плачет, потому что боится, с ним нет кормящей и любящей мамы. Человек боится, что запасы еды исчерпаются, потому что когда-то его предки умерли во время голодомора. Парень дерется за девочку с конкурентом, возможно, кто-то из его предков не мог завести жену и он должен бороться, чтобы ослабить унаследованный страх остаться одним.

Инстинкт это что такое? Человек в природе, является звеном в переходе от животного к сверхчеловеческому существу, и его сознание также троично. Одна его часть относится к животному миру, другая – человеческому и третья – божественному. Собственно, животная часть есть унаследованной, она бессознательная и определяет инстинктивное поведение. Инстинкты являются багажом животного опыта, то есть такого, которое помогало им жить и выживать, накопленного миллионами лет и переданное человеку. Природа бережет в человеческом генофонде безусловные инстинкты и рефлексы, необходимые для выживания потомства. Новорожденного никто не учит, что нужно кричать, если он хочет есть или сменить белье. Инстинктивный ум человека ответственен за биологическое выживание, сознательный ум – за поддерживание отношений, надсознательный помогает эволюционировать в еще боле разумное существо.

Подавляя и искажая естественные биологические инстинкты человек, приобрел массу энергии на развитие сознательного ума, следственно и для научно-технического прогресса. Выходит, что современная цивилизация создавалась и прогрессировала за счет подавленных инстинктов. Таким образом, ослабли и другие ощущения: зрение, слух, вкус. На сегодняшний день появилось много людей с проблемами слуха, зрения и множество людей с избыточным весом. Современный человек очень отдалился от своей естественной среды обитания, так что практически оказывается, лишенным помощи от ним же самим угнетенных природных инстинктов и ощущений, оставаясь с природой один на один оказывается беспомощным и уязвимым.

Природные, врожденные инстинкты человека не можно назвать ни плохими, ни хорошими, поскольку они являются подсобляющими средствами для выживания людей. Но когда человек ведет неразумный, легкомысленный образ жизни, удовлетворяя себя всевозможными удобствами, он не многим отличается от животного, несмотря на то, что он умеет пользоваться телефоном и водить машину. Человек не без причин полагает, что он выше животного – так он непременно вторгается интеллектом, сознательным умом в свои инстинкты, в бессознательное.

Виды инстинктов

Все виды инстинктов можно разделить на несколько групп: репродуктивная группа (половые и родительские), социальная (конформная консолидация, родственная консолидация, неродственная изоляция, вертикальная консолидация, горизонтальная консолидация), адаптация к эволюционной среде обитания (конструктивистские, территориальные, ландшафтные предпочтения, собирательство и поиск, миграции, самоограничение численности вида, рыболовство и охота, агро- и веткультурные), коммуникативная (лингвистические, мимика и жесты, звуковая невербальная коммуникация).

Индивидуальные витальные инстинкты ориентированы на выживание личности и могут быть самостоятельными или проявляться во взаимодействии с другими лицами. Как уже говорилось, инстинкт это безусловный рефлекс, а базовым инстинктом является самосохранение, обеспечение себе безопасности, в актуальное время. То есть – это кратковременное удовлетворение, существуют и более долгосрочные инстинкты, например, продолжение рода.

Первую группу составляют репродуктивные инстинкты. Только благодаря репродукции гены имеют возможность существовать в эволюционных масштабах во времени, а выживание является только вспомогательным этапом к репродукции. На основе репродуктивных инстинктов и сформировались социальные. Половой и родительский инстинкты два вида из репродуктивных.

Половой инстинкт обусловливает первый этап репродукции – зачатие. «Качество» потенциального партнера определяется через должную генетическую кондиционность и долгосрочную перспективу заботы о потомстве. Направленность на такую долгосрочную заботу отображает потребность в отцовской поддержке и помощи. В эволюционном прошлом, отсутствие поддержки ставило под угрозу жизнь ребенка. Период беспомощности ребенка очень ограничивал возможности женщины в самостоятельной добыче еды, защите, и только преданный и смелый мужчина мог во всем этом помочь женщине. Кое-что изменилось с тех пор и сейчас не редкость встретить одинокую женщину с ребенком, или мужчину, неспособного быть добытчиком для своей семьи.

Родительский инстинкт, в частности материнский – это больше всего изученная врожденная программа людей. Многочисленные исследования и наблюдения доказывают, что значение инстинкта (любовь к ребенку, стремление опекать и заботится, защищать) прописанное на биологическом уровне.

Вторая группа – социальные инстинкты. Значение инстинкта выражается в решении долгосрочных заданий процветания данного вида, он способствует поддержке долгосрочных тактик поведения через реализацию особого поведения, которое объединяет несколько особей в единую социальную структуру. Особенность такого поведения в готовности каждого пожертвовать собой во имя всеобщих целей. Часто людьми в таких объединениях манипулируют, используют в личных целях. Социальные инстинкты имеют несколько подвидов.

Родственная консолидация – самое древнее объединение, основанное на генетическом единстве членов данной группы. Значение инстинкта в том, что член такой консолидации стремится к защите и процветанию всего гена, а не только своей личности.

Неродственная изоляция выражает конкуренцию между носителями чужих генов, что, в свой черед, способствует благосостоянию своего гена через еще большее сплочение и любовь его единицам друг к другу. Неприязнь родственной консолидации к неродственной изоляции обосновывается тем, что популяции, которые отграничивают себя от других и очень резко конфликтующие с ними, имеют в своей группе более сильные родственные связи внутри себя самих.

Конформная консолидация обозначает такое объединение особей, в которых не определен лидер, и никто никому, по сути, не подчинен, но все готовы к каким-то коллективным действиям. Она создается хаотически, через узнавание одной особью из определенного вида другой особью из того же вида, и начинают следовать вместе. Такая консолидация происходит, потому что организм имеет инстинктивное тяготение к коллективному существованию, и знает, что сообща действовать, искать еду, защищать друг друга намного легче, безопасней и эффективней, чем бродить поодиночке. Такие объединения наблюдаются в самых простых живых организмах. Между людьми также встречаются такие консолидации, например, люди без определенного места жительства так объединяются и начинают жить вместе, искать еду, делиться с другими.

Вертикальная консолидация выражается в подчинении одной особе большей части группы. Подчинение здесь понимается, как ограничение свободы действий подвластной группы, детерминирующее приказами особей возглавляющих ее, чья свобода действий безграничная. Такая группа очень прочная и напоминает консолидированность единого организма, но ее члены между собой не всегда являются родственниками.

Горизонтальная консолидация базируется на реципрокном (взаимовыгодном) альтруизме. Он предполагает, что за альтруистический поступок будет какая-то плата или ответная услуга. Поэтому такой альтруизм не является полностью бескорыстным, как привыкли все его понимать.

Клептомания распространена не только между людьми, но в животном мире также существует. Человек может пользоваться рассудком, который способен помочь человеку осознать не перспективность обмана, в принципе. Когда обман применяется к потенциальной добыче или нападающему хищнику, или война, тогда это обманом не считается, а средством выживания. Обман ним считается, когда применяется к члену из своего клана, который питает доверие и предполагает консолидированность. Клептоманический инстинкт часто проявляется у детей, которые более примитивны и состоят в более строгих вертикальных консолидациях, которые предполагают обострение всех инстинктивных проявлений.

Инстинкты приспособления в эволюционной сфере обитания, то есть той среде, в какой совершалась эволюция древних человеческих предков, их адаптация. Такой средой считается восточная Африка, 2,6 миллионов лет тому назад там жили первые люди. Обстоятельства в то время заставляло людей искать пищу, бороться за нее, выживать и эти инстинкты сохранились в людей до сих пор, хотя мы ими давно не пользуемся. Но если бы случилось так, что человечество вновь оказалось в таких условиях, люди смогли бы выжить, благодаря наследию поколений.

Подгруппы инстинктов, входящих в эту группу сейчас не актуальны и атавистичны, но знать о них нужно.

Территориальность – проявляется в закреплении за группой или особью зафиксированной территории, на которой она ищет еду, воду, спит. Но не все виды осознают, что у них есть территория. Они не ограничивают доступ чужаков, и как только те появляются, они как бы от них понимают, что это их территория и начинают ее защищать. Человек разумный пошел дальше этого, и он осознает, где есть его дом, а где он в гостях, или где офис. Следуя этому, существует мнение, что собственно благодаря инстинкту территориальности, человек научился абстрагироваться и не теряться в пространстве.

В инстинкте ландшафтных предпочтений главным является принцип брахиации. Брахиация – способ перемещения в полосе леса, где приходится передвигаться руками по ветках. Именно так человекоподобные обезьяны и передвигаются, раскачиваясь, как на качелях, на одной ветке и перепрыгивая на другую. Такой инстинкт имеет отголоски в некоторых формах человеческого поведения: раскачивании младенцев для их успокоения, тяга к лазанью по деревьям, привлекательность видов из высоты и тому подобное.

Инстинктивное поведение в собирательстве и поиску было первой экологической специализацией человека. То, что человек находил, то он и ел – плоды, коренья, птицы, мелкие животные. Охота появилась намного позже, и практиковалась эпизодически.

Конструктивистские инстинкты выражаются в маркировании своей территории, какой-нибудь рукотворной конструкцией. У птиц – это гнезда, у пчел – соты, у человека начала хижина, потом дом. Развитие конструктивной деятельности начиналось из изготовления орудий труда, которыми предполагалось строить дом. Так, человек пришел к построению современных сооружений технологической цивилизации.

Миграционные инстинкты определяют пространственное перемещение с целью найти лучшее место или вынуждены это делать, через изменения окружающей среды, у которой изменились условия пребывания. Птицы или киты, исходя из их особенностей жизненного цикла, мигрируют зависимо от сезона. Стойкий миграционный способ жизни ведут кочевники, цыгане, в прошлом – викинги. Сейчас много людей покидают родную страну, перебираясь в неизведанную страну, или на другой материк, в поисках лучшей жизни.

Самоограничение численности вида является одним из спорных инстинктов личности. Сложно вообразить себе создание такого долгосрочно-ориентированного и инстинктивного поведения через естественный отбор на уровне индивидов. Самым правдоподобным объяснением такого поведения был бы «групповой отбор», происходящий на уровне популяций и групп, а не уровне индивидов. Но теория группового отбора была опровергнутой через необходимость признать то, что недостаточно разумные существа вряд ли достигли высокого уровня долгосрочных поведенческих целей. Но все-таки поведение, которое, направленное на самоограничение вида, кажется, слишком инстинктивно выраженным, наблюдается у людей и животных.

Смысл этого инстинкта выражается через недопущение того, чтобы численность популяции росла, без наличия необходимых ресурсов. Он включается, когда чувствуется превышение популяции выше определенной нормы и его своевременное включение способствует снижению численности популяции к необходимому уровню. Может проявляться через снижение ощущения родительских инстинктов, в нежелании заводить детей, уменьшении заботы о детях, отсутствием интереса к детям, усиленное депрессивное мировоззрение, снижение инстинктов самосохранения.

В эволюционном прошлом человеческого вида охота и рыбалка не были очень свойственны, тогда преобладало собирательство. Только со временем они к этому пришли и нашли, что такой способ дает им больше добычи, которая намного питательнее. Сегодня охотой занимаются только ради развлечения, мужчины пробуют себя в роли предков-охотников, подогреваемые азартом. Специфическое удовлетворение от занятия рыбалкой демонстрирует инстинктивность такого поведения.

Агро- и веткультурная деятельность предков, предполагается учеными, поскольку точных данных об этом нет. Но судя из симбиотического сосуществования многих видов, кажется вероятным, что на этой связи, могло быть, что животных все-таки приручали, и из этого развилось животноводство. Не каждый знает, что не только люди, но и отдельные животные занимаются агроветеринарной деятельностью. Муравьи, термиты, жуки – разводят грибы, которых потом употребляют, иные муравьи могут разводить тлей, и едят их выделения. Смотря на это, развитие таких же инстинктов у человека кажется вполне естественным. Особенно если учесть тот факт, как много есть людей с тяготением к труду на земле, у некоторых это профессия. Важно отметить тот факт, что тяга к действиям на земле больше активизируется в старости, когда другие инстинкты угасают (репродуктивные, социальные).

Коммуникативные инстинкты реализуются в процессе обмена информацией между, как минимум двумя особями. Они близкие к социальным инстинктам, но их частью не становятся, поскольку не приводят к консолидации индивидов. Практически во всех союзах живых существ, присутствует коммуникация, как обмен сообщениями. Немного шире она применяется во время отыскивания партнера для спаривания. Сюда входят такие инстинкты: мимика и жесты, невербальная звуковая коммуникация и лингвистические.

Мимика и жестикуляция – очень выразительные инстинкты человека. Такие поведенческие паттерны по своей автоматичности недалеки от безусловного рефлекса. Человеку доставляет немало труда подавление или скрывание истинных эмоций, которые автоматически сразу выражаются в определенной мимике или жестах. Изменение невольной жестикуляции и напряжения мышц лица, старание изобразить, как можно естественнее эмоции, которых нет, процесс очень сложный, и такое возможно разве что в исполнении талантливых актеров.

Способ невербальной звуковой коммуникации чем-то напоминает звуковую коммуникацию животных, и унаследована нами от человекоподобных обезьян. Такой способ коммуникации выражается в неожиданном вскрикивании, агрессивного рычания в момент ярости, стон от боли, оханье от удивления и такие различные звуки есть понятными во всех культурах. Были проведены исследования доказывающие, что обезьяны выдают звуки очень похожи фонетически, по звучанию на человеческую речь.

Одним из немногих инстинктов, подтвержденных на нейрофизиологическом уровне, был – лингвистический. «Универсальная грамматика» (грамматические принципы), которая находится в основе всех языков является прирожденным и непременным явлением, отличия языков мира объясняются, как многообразные «настроечные» установки головного мозга. Поэтому ребенку, чтобы освоить язык понадобится только изучить лексические и морфологические элементы (слова и части), и задать программу «установку», на основе некоторых ключевых примеров.

Примеры инстинктов

В современном мире, как и много веков назад инстинкт самосохранения у человека имеет такие же поведенческие формы выражения. Он становится очевидным, например, в ситуациях, несущих риск смерти или ухудшения здоровья также, когда человек рассудочно принимает ситуацию, как опасную для жизни. Осознаваемая опасность действует на подсознательные психические механизмы, в частности, ответственных за самосохранение. Рассудочное понимание, например, проникающей радиации способно вызвать инстинктивный страх за собственную жизнь и здоровье, хотя в тот самый момент сама радиация не действует на органы чувств. Инстинктивное подсознательное хранит готовые стимулы, извещающие о потенциально опасной ситуации. Это фобии по отношению к паукам, змеям, высоте, темноте, неизвестности и так далее. Часто можно увидеть, как фобии, встроенные в подсознание, отражаются в культурной сфере – архитектуре, искусстве, музыке.

Инстинкт самосохранения у человека устроен так, что при любых обстоятельствах, как и любой ценой, человек пытается выживать. Организм человека так устроен, что он готов ответить на любые раздражители из внешней среды, которые несут потенциальную опасность. Если человек обжигается, то он отдергивает руку, если он мерзнет – одевается, если в помещении мало воздуха – выходит на свежий воздух, чтобы возобновить кислородное снабжение, если он не умеет плавать, то, конечно, далеко в воду он не полезет.

Человеческая судьба зависит также от определенного уровня адаптивности. Она может быть врожденной или приобретенной, выражается в умении человека, приспособится к жизненным ситуациям в разных условиях. Такая адаптивность имеет высокий, средний или низкий уровень развития. Именно врожденные умения, это инстинкты и рефлексы, обеспечивающие адаптивность человека: биологические инстинкты, особенности внешности, интеллектуальные задатки, конструкция тела, физическое состояние организма, стремление к самосохранению.

Историческая необходимость в продолжении и сохранении своего рода вызывает желание родить ребенка и воспитать его. У людей, в отличие от млекопитающих, инстинктивное желание к рождению и материнству, иногда обретает неадекватные формы проявления. Может проявляться в чрезмерной опеке детьми, даже взрослыми и самостоятельными, или, наоборот, в небрежности и безответственности к собственным детям.

Материнские врожденные инстинкты проявляются с самого детства у девочек, которые любят играть в матери-дочки, возить и кормить куклу и тому подобное. Еще ярче он наблюдается у женщин, ждущих ребенка или уже родивших.

Половое поведение определяется, как инстинктивное, в нем также выражается желание продолжать свой род. Существует также дискуссионная мысль, о том, что особенность мужского интимного поведения, иногда, но не всегда, определяется тем, что как самец, он желает получить женщину (самку), завоевать ее расположение и добиться полового акта (что характерно для некоторых животных). Также, случается, что слишком легко завоеванная добыча им очень скоро надоедает, и они ее бросают. В жизни такие мужчины считаются заядлыми холостяками с сильно развитым либидо, или находящимися в поиске той единственной недоступной. Некоторые мужчины обижаются на такое сравнение с животными, но как бы ни было, в этом есть определенный смысл.

Инстинктивное побуждение к альтруизму выражается у людей через проявление доброты и заботы о других, он является доминирующим в их системе инстинктов. Такие люди очень самоотверженны, посвящают свою жизнь обществу, помогают людям, занимаются волонтерством и часто выбирают соответствующую своим влечениям профессию: врач, психолог, адвокат.

Люди, активно борющиеся за отстаивание своей личностной свободы, выявляют пример инстинкта свободы. С раннего детства они выявляют протесты, когда им говорят что-то сделать, пытаются воспитывать. И это стоит отличать от обычной детской не послушности. Личности, ценящие свободу, пронашивают это чувство на протяжении всей жизни. Во взрослом возрасте их чувство упрямства, предрасположенности к риску, самостоятельности, независимости способно трансформироваться в деятельность, связанную с борьбой против власти, социальных беспорядков, бюрократии. Они становятся политиками, журналистами, общественными деятелями.

Под понятием «основные инстинкты человека» предполагают врожденную предрасположенность в конкретных ситуациях совершать определенные действия или избегать каких-то поступков. Данное стремление реализовано может быть не во всех случаях. В некоторых ситуациях могут помешать социальные запреты или иные факторы. Однако при этом желание и подкрепляющая его эмоция могут быть выделены и определены.

Следует отметить, что традиционное описание, характеризующее инстинкты как комплекс сложных врожденных реакций в организме, формирующихся, в основном, практически в неизменном виде как ответ на внутренние или внешние раздражения, к людям почти не применимо. Это связано, главным образом, с отсутствием у человека фиксированных видов действий, которые были описаны у животных. Исключение можно сделать лишь для мимики, жестов, поз, которые, как выяснилось, в большей степени наследуются.

Современные исследователи, занимающиеся врожденными программами, предпочитают применять понятие эволюционно стабильных стратегий в поведении (ЭССП). Этот термин впервые был введен М. Смитом.

Эволюционно стабильными называют такие стратегии в поведении, при которых для вида и индивида на фоне селективного давления и модификации вносят наибольшие преимущества адаптивного характера.

Инстинкты человека подразделяются на три основные категории.

К первой относят жизненные врожденные предрасположенности. Они в данном случае обеспечивают сохранность жизни индивидуума. Эти инстинкты человека наделены определенными характерными признаками:

Снижение шансов особи на выживание обуславливается неудовлетворенностью соответствующей потребности;

Нет практической необходимости в другой особи для удовлетворения той или другой потребности.

1. У каждой нормальной особи существует врожденная мотивация избегать небезопасных ситуаций.
2. Эволюционные Многие люди испытывают врожденный страх перед змеями, темнотой, насекомыми, незнакомыми людьми (в частности, когда они крупнее или находятся в группе). Человек может также бояться высоты, крыс, крови, мышей, больных, хищников, быть укушенным или съеденным.
3. Пищевые отвращения или пристрастия. Генетически люди могут ощущать предрасположенность к минерализованной, соленой, калорийной пище. Некоторые особи испытывают потребность в пробовании новой незнакомой еды. Многие люди предрасположены к употреблению семечек, снэков, жвачки.
4. Терморегуляция.
5. Бодрствование и сон.
6. Брахиация (полет). При этом некоторых людей привлекает вид сверху, другие при опасности стараются забраться повыше, третьи занимаются деятельностью, связанной с воздухом (прыжки с парашютом, авиация).
7. Испражнения.
8. Коллекционирование (собирательства).
9. Биологические часы и ритмы.

10. Экономия своей энергии (отдых).

1. Инстинкт продолжения рода.
2. Родительское поведение.
3. Доминирование (подчинение), умиротворение и агрессия.
4. Территориальные инстинкты.
5. Групповое поведение и прочие.

К третьей категории относят врожденные программы Эти инстинкты человека не связываются с видовой или индивидуальной адаптацией к действительности. Указанные программы обращены к будущему. Эти врожденные предрасположенности из описанных выше не выводятся, а существуют самостоятельно. К ним, в частности, следует отнести:

1. Инстинкт обучения.
2. Игры.
3. Имитация.
4. Предпочтения в искусстве.
5. Свободы (преодоления препятствий) и прочие.

Инстинкт представляет собой программу поведения человека, животного или растения, которая выражается через стремление, желание или действие. Основным является инстинкт жизни – все остальные инстинкты либо искусственно выработаны человеком (условные инстинкты), либо частные (голод, сексуальность, защита). Все живые существа находятся под управлением . Птицы улетают в южные края с наступлением осени и возвращаются назад весной. Заяц настороженно траву на полянке, держа ухо востро на случай появления хищников. Люди испытывают непреодолимое желание размножения и продолжения рода.

Инстинкт жизни заложен природой не только в людях, животных и растениях – но даже и в минералах.

Инстинкты формируются в процессе тяжелого жизненного опыта борьбы за выживание, который наши предки унаследовали от своих предков. Подобная борьба невозможна без боли, страха и насилия, поэтому сознание постепенно вытеснило этот негативный опыт в подсознание, где он превратился в глубинную генетическую память. Именно эта память позволяет живым существам пользоваться наследием данного опыта, спасая и продлевая жизнь, полную опасностей.

Составляющие инстинкта

Поскольку статус человека в природе представляет собой переходное звено между животными и сверхсуществами, его ум и сознание троичны. Часть человека принадлежит человеческому миру, часть – божественному и часть – животному. Именно часть каждым существом от рождения и является бессознательной частью ума, определяя индивидуальное инстинктивное поведение.

Данное поведение состоит из безусловных или условных рефлексов, которые заложены в генах или были выработаны в процессе .

Все инстинктивные движение люди или животные выполняют с неосознанной тревогой, приготовившись к насилию и боли. Багаж животного опыта, который представляют собой инстинкты, накапливался каждым видом в течение миллионов лет эволюции. Природа запрограммировала в генофонд живых существ все необходимые инстинкты и , которые позволили им выживать и помогать выживать своему потомству. За биологическое выживание отвечает именно инстинктивный ум, тогда как ум сознательный отвечает за отношения в обществе, а ум надсознательный способствует обычного в сверхчеловеческое существо.

лат. инстинктуус — побуждение) — эволюционно выработанная врожденная приспособительная форма поведения, свойственная данному виду животных, представляющая собой совокупность унаследованных сложных реакций, возникающих в ответ на внешние и внутренние раздражения. Инстинкты человека и животных запрограммированы в нервной системе как часть наследственной конституции. В настоящее время принято использовать для обозначения инстинкта следующие понятия: «видоспецифичное поведение», «стереотипическое поведение, «врожденное поведение», «генетически запрограммированное поведение», «комплекс фиксированных действий»(Н.Ф. Реймерс). Имея в виду инстинкты человека, часто употребляют образное выражение «видовая память». В человеческом обществе выделяют два типа «видовой памяти» -передаваемую по наследству (генетическую) и негенетическую. Инстинкт представляет собой «видовую память», передаваемую из поколения в поколение по наследству. «Негенетическая память» человеческого коллектива — культура (Определение отечественного культуролога, семиотика Ю.М.Лотмана). Инстинктивное поведение человека и животных имеет ряд характерных особенностей. Перечислим их: 1) Инстинктивное поведение животных или человека высокоадаптивно и не требует предварительного научения. 2) Инстинктивное поведение видотипично, то есть одинаково для всех животных данного вида при одинаковых внешних и внутренних условиях. Порядок и сила мышечных сокращений, осуществляемых при выполнении инстинктивных движений, совпадают до малейших подробностей у всех животных данного вида. Инстинктивные поведенческие реакции животных настолько неизменны и характерны для каждого вида, что могут служить для уточнения систематического положения того или иного животного (т.е. могут служить таксономическим признаком). 3) Инстинктивные движения запрограммированы в генах и формируются (созревают) в процессе индивидуального развития.

Абрам Ильич Фет: Инстинкт и социальное поведение. Глава 4. Культура и поведение

1. Значение культуры В повседневном языке «культурой» называется развитое, сложное состояние человека, в отличие от неразвитого и простого. Самое слово cultura первоначально означало «возделывание почвы», «земледелие», но уже в латинском языке оно приобрело добавочные значения: «воспитание», «образование» и «почитание», «поклонение». Во всех этих значениях оно противопоставляется простому, «естественному» состоянию, описываемому словом natura (природа). «Культурным человеком» называют человека, мышление и чувства которого развиты воспитанием, общением с людьми и собственным размышлением; «культурным обществом» называют общество, где развились и действуют сложные, утончённые способы воспитания, общения и мышления. В этом смысле отдельные люди одного и того же общества могут быть более или менее культурны, и отдельный человек может развиться, став более культурным, но может и растерять свою культуру, вернувшись к более простым интересам и формам поведения. О таком человеке говорят, что он «опустился». Точно так же, человеческое сообщество может развиваться, становиться более культурным, но возможен и обратный процесс. Это последнее явление называется «упадком культуры», что означает упрощение форм воспитания и поведения, вырождение более сложных и утончённых интересов и возвращение к более простым отношениям между людьми. Таким образом, слово «культура» в его повседневном значении (не имеющее в этом смысле множественного числа) обозначает фазу в развитии одного и того же индивида или сообщества. Но есть и другое значение слова «культура», научное, в котором мы употребляли его в предыдущих главах. В этом другом смысле «культура» относится не к индивиду, а только к некоторому сообществу людей и означает особый образ жизни этого сообщества, установившиеся в нём навыки и способы поведения, понятия и способы мышления, передаваемые по традиции из поколения в поколение. Напомним определение, отчётливо отделяющее человека от всех других животных: человек — животное с двумя системами наследственности — генетической и культурной. Для выживания любого другого вида животных достаточно генетической информации, получаемой животным при рождении. В геноме животного запрограммировано всё, что оно может делать в течение своей жизни, в том числе необходимые ему способы воспитания потомства и возможные для него способы усвоения индивидуального опыта, вводимого в открытые программы его инстинктов в виде «выученных» подпрограмм. Между тем, как мы уже видели, геном человека не содержит информации, достаточной для его выживания. Инстинктивные последовательности поведения, автоматически выполняемые другими животными, у человека обычно расчленены на куски, соединяемые «сознательным» поведением. В ряде важных случаев такое поведение может быть усвоено только из культурной традиции. Все такие способы поведения, без которых человек не может выжить и дать потомство, он должен получать в виде программ, выработанных его культурой, и прежде всего, как уже было сказано, наиболее важную из них — программу пользования языком. Культура — непременное условие существования человека, но культурные традиции, выработанные разными племенами, весьма различны. Язык, которому учат ребёнка — это язык его культуры; другие виды обучения, жизненно важные для его будущего, также зависят от этой культуры. Человек вырастает принадлежащим некоторой культуре, в значительной мере определяющей его поведение. В раннем возрасте ребёнок усваивает этические принципы культуры, в которой он воспитан. Поэтому Альберт Швейцер с полным основанием выделил этическую проблему как главную проблему современной жизни, назвав свою книгу «Культура и этика»: в эпоху распада культуры прежде всего оказывается в опасности её этическая традиция 1. Только что описанное значение слова «культура», утвердившееся в научной литературе, может употребляться во множественном числе. Ещё в XIX веке говорили о «национальных культурах», например, французской, русской или китайской, отличительным признаком которых считался язык. В более общем смысле, уже не обязательно связанном с языком, термин «культура» стали применять к более крупным сообществам, объединяемым образом жизни, религией или исторической эпохой: говорили о европейской, мусульманской или средневековой культуре. Наконец, уже в XX веке этнографы, исследовав образ жизни сохранившихся «примитивных» племён, обнаружили, что каждое из них живёт по вполне определённым обычаям, передаваемым из поколения в поколение и образующим определённый общественный порядок; с тех пор стали говорить о культуре острова Таити, индейцев пуэбло или эскимосов. Само собой разумеется, все эти культуры развивались со временем, усложняясь или упрощаясь, процветая или приходя в упадок. Более развитые культуры несомненно образовались в племенных союзах, разросшихся в благоприятных условиях и ассимилировавших соседние, не обязательно родственные племена, причём такие сообщества вырабатывали общий язык, общие обычаи и общую религию (или только некоторые из этих признаков). Для этого потребовалась глобализация социального инстинкта на бoльшие, иногда многомиллионные коллективы, в каждом из которых развивался однотипный образ жизни или — на языке нашей «компьютерной» модели — однотипный способ культурного заполнения программ инстинктивного поведения. Напомним, что при всём разнообразии этих культур самые программы человеческих инстинктов, определяемые геномом нашего вида, всегда одни и те же! Легче всего проследить образование древнейших культур, сложившихся в долинах больших рек, в относительной безопасности от внешних вторжений: таковы были шумерская культура, влияние которой до сих пор заметно в Двуречье, египетская, язык которой оставался живым до XVII века, и китайская, сохранившая свой язык и до недавнего времени сохранявшая свой образ жизни. В других случаях культура, возникшая в одном месте, впоследствии разбивалась на различные формы у групп, долго кочевавших до обретения оседлости, но сохранивших общие черты. Таковы были культура германцев, возникшая в Скандинавии, и греческая культура, место рождения которой нам неизвестно. Основное значение культуры для понимания человека и человеческого общества было осознано сравнительно недавно. В центре внимания историков и философов всегда были внешние формы организации культуры — государства и войны между государствами, считавшиеся едва ли не единственным содержанием человеческой истории. По существу научное изучение культуры только началось. С середины XX века этнографы начали рассматривать первобытные культуры с точки зрения кибернетики — как иерархически устроенные системы с обратными связями. Но подлинное понимание культур потребовало исторического подхода, использующего в качестве модели эволюцию биологического вида. Конечно, в этой модели надо было знать не только эволюцию строения животных, но в особенности эволюцию их поведения, раскрытую лишь работами Лоренца и его сотрудников: в самом деле, история культуры, протекавшая при почти неизменном физическом строении человека, была именно эволюцией человеческого поведения. Поэтому возникновение этологии стало мощным стимулом исследования культур. С биологической точки зрения культура есть живая система, так что эволюция вида животных — не просто модель, полезная для изучения истории культуры: все живые системы проявляют общие закономерности, которые можно проследить на множестве различных видов и подвидов, а потом обнаружить в истории человеческих сообществ. Эти общие закономерности проявляются с поразительной отчётливостью. Подобно виду животных, культура формируется в определённом ареале, географически ограждающем её от смешения с другими популяциями. Более того, культура создаёт, уже в рамках своей традиции, искусственные отличительные признаки, выполняющие ту же функцию «ограждения»; эти признаки совершенно аналогичны «демонстративной» окраске и формам поведения многих видов, служащим для узнавания «своих» и отпугивания «чужих». Сюда относятся, например, раскраска, татуировка и, на более поздних этапах, национальные костюмы. Можно проследить, как в ходе развития культуры происходят отбор и закрепление её обычаев и символов, поразительно напоминающие процессы естественного отбора в эволюции видов. Те же явления формирования и столкновения культур, какие проявляются в истории, можно заметить в менее устойчивых образованиях, складывающихся в наши дни, например, в так называемых «молодёжных субкультурах». Психоаналитик Эрик Эриксон, исследовавший такие сообщества, назвал их «псевдовидами», и Лоренц перенёс это название на культуры в обычном смысле слова. Далее, те же закономерности — устойчивость традиции, повторение принятых обычаев, механическое перенесение в новую ситуацию унаследованных способов поведения — видны в истории техники, в проектировании машин и изделий массового производства. Нет сомнения, что при более глубоком изучении культур станут понятными и другие шаблоны общественного поведения и мышления, вызывавшие удивление философов и социологов, но объясняемые общими свойствами живых систем, а вовсе не сознательной деятельностью людей. В уже упомянутой книге Лоренца «Оборотная сторона зеркала» можно найти много примеров и ссылки на литературу — к сожалению, все ещё неизвестную «гуманитарным» учёным. Продолжая биологическую аналогию, можно было бы подумать, что образование таких «псевдовидов» — человеческих культур — должно привести к их все большему обособлению, наподобие того, как в дарвиновой схеме естественного отбора подвиды одного вида, путём постепенного расхождения признаков, превращаются в разные виды, уже неспособные — по самому определению вида — смешиваться между собой. Но это не происходит: хотя более слабые или малочисленные культуры погибли, выжившие культуры сохранили способность к взаимодействию и смешению, так же, как это раньше происходило с первоначальными группами и племенами. В этом месте модель, которой мы пользовались — аналогия между культурой и видом животных — отказывается дальше служить! Конечно, любая модель лишь отчасти отображает сравниваемый с ней объект, но в нашем случае можно объяснить, в чём дело. Культурная эволюция весьма напоминает генетическую, но нельзя забывать, что человеку свойственны два вида наследственности. Культуры меняются со временем, обособляясь друг от друга, как все живые системы, в ходе культурной эволюции. Но они состоят из индивидов, принадлежащих одному и тому же виду Homo sapiens, геном которого почти не меняется. Время генетических изменений, способных «изолировать» новые виды, — так называемое характерное время видообразования — составляет миллионы лет, между тем как характерное время образования культур — несколько сот лет. К тому же, человек в своём приспособлении к окружающим условиям не ждёт, как другие животные, благоприятной мутации: он использует свои культурные возможности, а тем временем человеческие племена неизбежно смешиваются, поскольку у них общий геном. Обособление культур, на фоне несравненно более медленного генетического изменения, представляет cобой кратковременное явление, не способное вызвать обособление видов. Мы имеем здесь дело с тремя уровнями живых систем: на «нижнем» уровне это отдельные особи человеческого вида, на «среднем» — культуры, и на «высшем» — всё человечество, также составляющее живую систему. Поэтому культуры не могут окончательно разойтись: можно думать, что они, напротив, сливаются теперь в единую общечеловеческую культуру. Не будем обольщаться этим достижением. Культурный распад, угрожающий современному человечеству, связан с первым, повседневным значением слова «культура» — это качественная деградация всех существующих культур, угрожающая произвести их нежизнеспособный гибрид. Но вернёмся к существующим, все ещё очень различным культурам. По определению, культура достаточно устойчива, чтобы выработать традицию: это значит, что способы воспитания, принятые в этой культуре, мало меняются в течение ряда поколений и, тем более, на протяжении человеческой жизни. Естественно, сходные способы воспитания производят сходные черты личности: культура вырабатывает определённый тип человека — то общее, что свойственно людям одной культуры, при всём их индивидуальном различии 2. Конечно, речь идёт не о генетическом типе человека, проявляющемся в его физических признаках, а о психическом типе, созданном воспитанием. Как ни трудно определить этот тип, вряд ли можно сомневаться в существовании некоторых общих признаков у людей, воспитанных в одной и той же культуре. Во всяком случае, это почти не изученное понятие заслуживает внимания, и полезно иметь по крайней мере название, обозначающее предмет обсуждения. В дальнейшем мне придётся заниматься этим предметом; впрочем, меня будет интересовать не столько человеческий тип, возникший в какой-нибудь из «старых» культур, сколько тип, вырабатываемый в наше время «западной» культурой. 2. Дихотомическое устройство человека Как мы видели, строение культуры определяется свойственными этой культуре формами проявления человеческих инстинктов. Инстинкт, которым организм реагирует на явления окружающего мира, это программа, выделяющая некоторые ситуации, важные для данного вида, и отвечающая на них определёнными действиями. Животное распознаёт важные для него ситуации с помощью врождённого аппарата познания — рецепторов, и реагирует на них с помощью врождённого аппарата действия — эффекторов. В основе всякой познавательной деятельности лежит «сравнение признаков»: это приблизительный перевод английского термина pattern matching, столь важного, что Лоренц даёт ему подробное объяснение (поскольку у него нет и удовлетворительного немецкого перевода). Matching, в интересующем нас смысле, означает «сравнение» или «сопоставление», от глагола to match, от которого происходит также название спортивных состязаний. В гносеологии matching означает сравнение восприятия некоторого объекта с имеющимся в памяти индивида признаком, который и обозначается словом pattern. Это слово может обозначать «образец», по которому изготавливают изделия, но такое значение нас здесь не интересует, так как мы занимаемся теперь работой органов восприятия, а не органов действия. Pattern означает также повторяющийся характер предметов определённого рода, например, рисунка на одежде или символа на плакате, и как раз это значение для нас важно: мы пытаемся передать его словом «признак», хотя в русской кибернетической литературе оно уже превратилось в слово «паттерн». «Сравнение признаков» — это проверка, обладает ли данный предмет признаком, по которому его узнают. Процессы распознавания признаков очень сложны уже у животных, а тем более у человека. Во всех случаях, когда они поддаются подробному анализу, это осуществляется серией ответов на вопросы простейшего типа: есть ли предъявляемый предмет А, или не А? Например, при всякой сигнализации последовательно предъявляются знаки, сравниваемые с имеющимся у индивида списком символов — «алфавитом». Индивид сравнивает полученный знак с буквами алфавита и останавливается, когда замечает совпадение. В более сложных случаях приходится отвечать на вопросы: «Тигр это или не тигр?», «Фашизм это или не фашизм?», и так далее, но уже пример с сигнализацией показывает, что для передачи всевозможных сообщений достаточно уметь отвечать на простейший вопрос, допускающий всего два ответа — «да» или «нет». Алфавит, буквы которого надо узнавать, может быть при этом предельно упрощен — до двух символов. Азбука Морзе, долго использовавшаяся в телеграфии, была избыточной, поскольку содержала не только точку и тире, но ещё и пробел (отсутствие знака, или интервал в сигнализации). Для передачи любого сообщения достаточно выдавать на каждом шаге один из двух сигналов или, что-то же, выдавать или не выдавать единственный знак. Таким образом, простейший возможный алфавит двузначен, и эволюция воспользовалась именно этим алфавитом, чтобы выработать у живых организмов аппарат восприятия и обработки информации. Амеба, столкнувшись с препятствием, поворачивает назад, свидетельствуя о том, что она распознала признак: «дальше пути нет». Может быть, даже эта её реакция не столь элементарна; рецепторы амёбы могли воспринять более простой признак: «реакция воды на движение вперёд стала больше критического значения q». Во всяком случае, поведение низших животных отчётливо обнаруживает двоичную структуру их восприятия мира. У высших животных, у которых система получения и обработки информации чрезвычайно сложна, элементарные сигналы нервных окончаний всегда двоичны: информация передаётся по нервам испусканием (или неиспусканием) электрических импульсов стандартной силы и продолжительности, то есть сигналами типа «да» и «нет». В эпоху возникновения кибернетики предполагали даже, что вся работа человеческого мозга сводится к таким двоичным элементам, наподобие того, как это происходит в компьютере. Теперь в этом сомневаются: мы не знаем, каким образом человеческий мозг распознаёт общий характер, или «гештальт» сложного объекта, но, конечно, он это делает не так, как компьютер. Когда мы рассматриваем изображение в газете, составленное из типографских точек, то вряд ли мы узнаём его, просматривая точки одну за другой. Во всяком случае, двоичное строение нашей нервной системы наложило свой отпечаток на человеческое мышление и чувствование. Мышление оформляется в виде логических рассуждений, всегда построенных на дуализме «истины» и «лжи». Попытки строить «многозначные» логики, в которых утверждения могли бы быть не только истинны или ложны, но также «возможны», «вероятны», «желательны», и так далее, не привели к сколько-нибудь интересным результатам. Складывается впечатление, что высказывания, которые не могут быть просто «истинны» или «ложны», принципиально отличаются от утверждений, называемых знанием. По-видимому, «готовая» мысль всегда допускает вопрос, «истинна» она или «ложна», так что конечной целью всякого мышления может быть только достоверное знание. Принудительная сила научного мышления основывается как раз на том, что все построения науки могут быть представлены как последовательности утверждений, каждое из которых может быть только верно или неверно, причём способ проверки предлагается вместе с утверждением, таким образом, что проверка в принципе доступна всем желающим. Конечно, построения религии и философии не таковы; поэтому есть только одна физика, но множество философских и религиозных мнений. И всё же, эти причудливые произведения человеческой психики тоже претендуют на истину и обличают ложь, хотя и не предлагают способов проверки своих высказываний: люди попросту настаивают, что их мнения «истинны», а мнения их противников «ложны», ссылаясь на традицию своей культуры, на высказывания предшественников или на пережитые ими эмоции. Потребность в двоичном выражении мыслей столь сильна, что нередко превращается в серьёзное препятствие для мышления: Лоренц назвал эту тенденцию «мышлением в противоположных понятиях». Дело в том, что не только философы, но и учёные часто задают себе вопросы, имеющие ту же грамматическую форму, что и «законные» вопросы человеческого исследования, но по самой своей природе не допускающие ответа «да» или «нет». Пример плохо поставленного вопроса — «Является ли человек животным?» При обсуждении этого вопроса можно пользоваться различными критериями и прийти к разным ответам, потому что он не сопровождается никакой процедурой проверки, позволяющей ответить на него «да» или «нет». Можно ставить более разумные вопросы, уточняющие его в том или ином направлении, например, «Питается ли человек так же, как шимпанзе?», или «Обладает ли человек такой же памятью, как попугай?»; на первый из них можно дать утвердительный ответ, а на второй отрицательный, указав, какие проверочные опыты имеются в виду. Другой пример — это классический вопрос философии «Добр человек или зол?», тоже допускающий какие угодно ответы, поскольку оба прилагательных, «добрый» и «злой», можно понимать в самом разном смысле. Уточняя его, можно поставить более разумные вопросы, например: «Есть ли у человека потребность нападать на своих собратьев по виду?» (на что можно ответить утвердительно, имея в виду инстинкт внутривидовой агрессии), или: «Есть ли у человека потребность убивать других людей?» (с отрицательным ответом, поскольку у нормального человека такая потребность отсутствует). Вопросы, допускающие однозначный ответ в форме «да» или «нет», я буду называть дихотомическими, от греческого слова, означающего «деление надвое»; этот термин уже применяется в аналогичном смысле в логике и лингвистике. Другие вопросы, не допускающие такого ответа, могут, конечно, выражать нашу законную любознательность, и учёный может уточнять постановку таких вопросов. К сожалению, многие учёные торопятся решать вопросы, не имеющие твёрдо установленного смысла, а некоторые философы пытаются даже извлечь некую мудрость из неточностей нашего повседневного языка. Вот ещё несколько примеров плохо поставленных вопросов, не допускающих ответа в форме «да» или «нет»: «Верно ли, что все люди равны?». «Хорошая ли вещь частная собственность?». «Существует ли эксплуатация трудящихся? Сами по себе эти вопросы не имеют разумного смысла, но с каждым из них связаны психические установки и реакции, заслуживающие изучения. Такие вопросы предшествуют «разумным» вопросам, рассматриваемым в науке; обычно их относят к философии. Дихотомично не только познание, но и действие. Реакции живого организма на его восприятия осуществляются той же нервной системой, где действует двоичное кодирование сообщений. Все поведение животного состоит из элементарных движений, которые лишь в редких случаях проявляются отдельно — например, при реакции на укол или ожог; каждое из таких движений запускается единственным сигналом, который может поступить или не поступить, то есть двоичен. Выдача гормонов, стимулирующих поведение, включается и выключается командами того же рода. Даже психические переживания, при всей их сложности и разнообразии, проявляют отчётливую дихотомию. Почти каждому человеческому чувству (даже равнодушию!) соответствует противоположное чувство, каждой «добродетели» — «порок». По-видимому, структуры мозга, вырабатывающие наши эмоции, «не умеют» остановиться в промежуточном состоянии, а неудержимо стремятся к одному из двух полюсов, рассматриваемых как противоположные, исключающие друг друга, и даже рационализируемых в этом качестве какой-нибудь философией. Самые важные из таких полярных конструкций нашей психики — это дихотомия «добра» и «зла» и связанная с ней — как её рационализация — дихотомия «истины» и «лжи». Предполагается, что последние две категории могут быть «познаны» человеческим разумом, тогда как две предыдущих, хотя и возникающие спонтанно, некоторым образом вытекают из последних. Гюго выразил эту философию наивными стихами: … le vrai C’est le juste, vois-tu: Bien voir la verite, c’est trouver la vertu 3. Между тем, это одно из самых опасных предположений — как раз потому, что оно часто оправдывается, но далеко не всегда. Культура, в которой воспитан индивид, говорит ему, чтo «хорошо» и чтo «плохо», и учит его любить то, что она считает «добром», и ненавидеть то, что она считает «злом». Как мы знаем, в основе всех культур лежат инстинктивные мотивы поведения, созданные эволюцией для сохранения нашего вида и обычно способствующие сохранению и благополучию индивида. В этом все культуры сходны между собой. Но культурная глобализация социального инстинкта в разных культурах шла разными путями, и многие черты сложившейся культуры отражают уже не функцию сохранения вида, а функцию сохранения самой культуры, нередко обособляя её от других культур и даже стимулируя враждебность к людям других культур. Таким образом общечеловеческое смешивается с частным, исторически случайным. Впрочем, не следует упускать из виду, что эта же историческая случайность культур обусловила их своеобразие и доставила тем самым материал для их плодотворного соревнования. Мы можем радоваться тому, что на наших глазах, по-видимому, складывается единая мировая культура; но если она остановится на уровне общих «стандартов обслуживания» и общих «средств массовой информации», то, может быть, придётся пожалеть о более богатой содержанием жизни наших предков. 3. Древнейшие механизмы культуры Дихотомия добра и зла. Каждая культура основывается на дихотомии добра и зла. Поведение человека мотивируется его инстинктами, образующими сложную систему. Напомним, что у высших животных инстинкт внутривидовой агрессии, охраняющий охотничий участок, корректируется таким образом, чтобы он не приводил к истреблению собратьев по виду: возникает инстинктивный механизм демонстративных поединков, при которых более слабый конкурент изгоняется, но, как правило, остаётся в живых. Жизнь обезьяньего стада управляется системой тщательно «сконструированных» эволюцией ритуалов, охраняющих более слабых членов сообщества, при условии выполнения «предусмотренных» для этого жестов. Благодаря этим ритуалам, встроенным в генетическую программу вида, агрессивные взрослые самцы не причиняют ущерба друг другу, а самки и детёныши пользуются особой защитой. Человеческие культуры, выполняющие аналогичные функции в более сложных сообществах, развились из ритуалов обезьяньего стада, и потому сохранили основные черты «культуры обезьян». Обезьяна не размышляет о правах и обязанностях своего собрата, а придерживается генетически унаследованных правил, говорящих ей в каждой ситуации, выполнить или не выполнить такое-то инстинктивно запрограммированное движение. Все эти унаследованные инструкции имеют, как всегда у животных, дихотомический характер: движения запускаются сигналом, который может поступить или не поступить. Более сложно, но также дихотомически устроены ритуалы человеческого общества, определяемые совместно генетической и культурной наследственностью. Как мы уже знаем, у человека действие инстинктивных механизмов во многих отношениях нарушено. Мы уже видели, каким образом запрет убивать собратьев по виду, имеющийся у всех приматов, сузился у человека до членов собственной группы, а затем расширился на более многочисленный коллектив — племя. По-видимому, эти изменения в поведении были обусловлены генетически; но чем сложнее и чем «новее» инстинкты, тем труднее их осуществление, и тем чаще при этом происходят «сбои». Это тем более относится к культурным подпрограммам, заполняющим открытые программы инстинктов, например, к «запрету убийства». Глобализация этого правила, постепенно возвращающая нам «мораль» всех высших животных, до сих пор не завершена. Точно так же, у человека нарушено действие полового инстинкта, предписывающего всем другим высшим животным строго определённые для каждого вида формы сексуального поведения. У человека способы образования пар крайне разнообразны, даже у родственных племен: по-видимому, от полового инстинкта у нас осталось лишь элементарное влечение, а всё остальное поведение определяется культурной традицией — в этом случае крайне разнообразной. В меньшей степени то же относится к культурным программам воспитания потомства. Напомним общую причину такого разнообразия: длинные цепочки инстинктивных действий, запрограммированные для определённых ситуаций и запускаемые у животных в виде непрерывных последовательностей, у человека разделились на короткие отрезки, соединяемые его сознательными решениями или выработанными привычками. Эти специфически человеческие изменения инстинктов делают поведение человека более гибким, но такое преимущество сопровождается опасностью: действие инстинкта, утратившего свою жёсткость, может оказаться ненадёжным. Так было, несомненно, уже в первоначальных человеческих группах. Самые важные решения, от которых зависело выживание группы, не могли быть предоставлены зачаточным мыслительным способностям первобытного человека, и культурная эволюция выработала твёрдые правила, прежде всего устанавливавшие, что можно делать, и чего делать нельзя. Отсюда, по-видимому, и произошла дихотомия «добра» и «зла»: добром считалось все способствующее выживанию «своей» группы, а «злом» — все вредное для группы, то есть уменьшающее её шансы на выживание. Мы уже встретились с категориями добра и зла, рассматривая в предыдущей главе «племенную мораль», дихотомический характер которой не вызывает сомнения. Как уже было сказано, эта мораль в своих основных чертах универсальна, поскольку происходит от действия одного и того же генома. Этим и объясняется тот удивительный, до сих пор недостаточно оценённый факт, что при встрече различных, никогда не видевших друг друга племён возможно было некоторое взаимопонимание, основанное на сходных представлениях о добре и зле. Рассматривая племенную мораль, мы сосредоточили внимание на экономических и социальных сторонах жизни, важных для предмета этой книги. Древнейший слой этой морали, восходящий к первоначальным человеческим группам, составляют основные «запреты», осуждающие и наказывающие поведение, признанное безусловно «плохим». Они перечисляют неправильные действия инстинкта внутривидовой агрессии и полового инстинкта, то есть действия, противоречащие социальному инстинкту. На стадии образования племенных союзов и государств эти запреты превратились в этические предписания или «заповеди», древнюю форму которых мы находим, например, в Ветхом Завете. Мы выбрали этот кодекс морали из многих других, очень на него похожих, потому что он составил основу христианской культуры, в дальнейшем — европейской или западной, в наше время доминирующей на Земле. Глава 20 Книги Исхода содержит «десять заповедей». Опуская обязанности по отношению к богу и обязанность любить родителей, мы находим в них следующие пять запретов. Вот они, в синодальном переводе: Не убивай. Не прелюбодействуй. Не кради. Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего. Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего. Библия излагает эти запреты в кратком виде, подразумевающем ситуации, к которым их относит законодатель. Первый из них, конечно, первоначально относился только к соплеменникам — вначале только они назывались «ближними» — и лишь в позднейшие исторические эпохи превратился в запрет убивать любого человека, за исключением «дозволенных» случаев убийства — войны и смертной казни. Второй запрет предполагает уже существующий институт брака: прелюбодеянием называется нарушение брачных правил. Как известно, ограничения полового общения были у всех известных племён, но это были различные ограничения, так что вторая заповедь носит ещё более условный характер, чем первая. И всё же, эти две заповеди составляют древнейший слой библейской морали, гораздо более древней, чем сама Библия. Они слишком тесно связаны с инстинктами человека, чтобы ими можно было пренебречь. Смысл этих заповедей по-разному раскрывается в разных культурах, но содержащиеся в них ограничения безусловно необходимы для существования нашего вида. Остальные приведённые запреты предполагают также существование более поздних механизмов культуры: пятый — существование брака, третий и пятый — существование частной собственности, причём перечисляются даже виды собственности, наконец, четвёртый предполагает существование суда. Библия — памятник эпохи, когда возникало государство и когда кодифицировалась религия; религиозные представления и этические нормы образуют в ней смесь, отражающую понятия составивших её жрецов. Система ценностей Первичный механизм культуры, присутствующий уже в самых примитивных культурах, — это система представлений о желательных и нежелательных ситуациях, описываемых ценностями культуры 4. Положительными ценностями культуры называются ситуации, к которым человек этой культуры должен стремиться; отрицательными ценностями — ситуации, которых он должен избегать. Первые из них означают для данной культуры «добро», вторые — «зло»; вместе они определяют обычное поведение человека этой культуры. Необычное поведение воспринимается как плохое и осуждается, а в «серьёзных» случаях наказывается. Здесь неизменно действует дихотомия: что не «добро», то «зло», «третьего не дано». Дихотомия «добра» и «зла», содержащаяся в системе ценностей, носит «идеальный» характер, в том смысле, что поступки людей редко соответствуют идеалу добра или идеалу зла, а чаще всего лишь сопоставляются с этими идеалами и получают некоторую общественную оценку. Эта оценка и есть «мораль» данной культуры. Значение морали видно из того, что человек сталкивается с ней на каждом шагу (тогда как встреча с «законом» относительно редка; закон представляет собой, в некотором смысле, крайний случай морали). Предусмотренное культурой обучение морали производится в детстве, самая важная часть его — в раннем детстве, до 5–6 лет. Обучающие лица — чаще всего родители — обычно выполняют эту функцию бессознательно, как часть культурной наследственности. При этом они — бессознательно, но в некоторых случаях и сознательно — стараются сделать детей похожими на самих себя, что и требуется для воспроизводства культуры 5. Главный результат этого обучения — та бессознательная мотивация поведения, которую Фрейд обозначил термином «бессознательная совесть». Выпадение или неполноценность морального воспитания, получаемого в раннем детстве, производит «ненадёжную» личность, плохо приспособленную к своей культуре; массовое же нарушение этого процесса означает распад культуры. Как уже было сказано, все существующие культуры имеют близкие представления о «добре» и «зле», то есть их системы ценностей имеют существенную общую часть. Можно предположить, что эта общая часть относится именно к «бессознательной совести», вырабатываемой в раннем детстве и самым непосредственным образом связанной с общими для всех людей инстинктами. Во всяком случае, эта общая часть содержит, как мы уже видели, «племенную мораль». Напротив, к «сознательному» воспитанию, происходящему в более позднем возрасте, относятся те черты, которые отличают одну культуру от другой. В одних культурах больше ценится агрессивность, в других — кротость; в одних — воинственность, в других — трудолюбие, и так далее. Религия Этот древнейший культурный механизм развился, вероятно, вместе с системой ценностей. Религия всегда имела две функции, которые можно условно назвать «научной» и «технической». «Научная» сторона религии состояла в объяснении мира, каким его воспринимал первобытный человек. Поскольку он лучше всего знал самого себя и важных для его существования животных, он моделировал непонятные ему силы природы в виде воображаемых существ, напоминающих людей или зверей, более сильных, чем он, но обладающих человекообразными свойствами. Предполагалось, что с ними можно общаться, добиваясь их расположения: для этого уже очень рано появились специалисты — жрецы. Религия исполняла функции «примитивной науки» и, естественно, эта «наука» была главным образом «прикладной». Сверх того, религия доставляла своей культуре важную санкцию её ценностей: человек был всегда на виду у могущественных сверхъестественных сил, от которых не могли укрыться не только его поступки, но и его намерения. Вначале эти силы казались необъяснимыми и капризными, как это и сейчас можно видеть у самых примитивных племен; но постепенно религиозное мышление включило их во всеохватывающую схему добра и зла: боги стали награждать хорошее поведение и наказывать плохое. При этом к человеческому поведению, подлежавшему моральной оценке, прибавилось поведение по отношению к богам. В Библии это поведение уже подробно разработано, поскольку в ней излагается поздняя форма религии — монотеизм. Итак, религия стала средством контроля над человеческим поведением, и в этом качестве входила в традицию воспитания. Она сплачивала культуру и обеспечивала соблюдение её ценностей, получавших санкцию сверхъестественных сил. Эту функцию религии можно назвать «технической». Техническая сторона религии включала также достижение особых состояний экстаза и экзальтации, в виде индивидуального «мистического опыта» или коллективных переживаний — молитвенных церемоний и оргиастических празднеств. Переживания этого рода, удовлетворяющие одни и те же инстинктивные потребности и стимулируемые одними и теми же физиологическими механизмами, в разных культурах запускаются разными способами, которым придаётся сакральное значение. Семья В отличие от запрета убивать собратьев по виду, запрет прелюбодеяния не имеет опоры в инстинктах приматов, у которых половое общение, как правило (то есть почти у всех видов) не приводит к прочным и длительным связям. Парный брак, то есть постоянное сожительство одного мужчины с одной женщиной, есть сравнительно новое изобретение эволюции — ничего подобного нет у ныне живущих антропоидов, шимпанзе и горилл. Но вообще парный брак часто встречается у тех высших животных, у которых воспитание потомства продолжительно и требует участия не только матери, но и отца. Вероятно, причиной возникновения парного брака у человека была, как уже было сказано, неотения — затяжное развитие человеческого ребёнка, связанное с трудностью усвоения культурной традиции. Во всяком случае, при всём разнообразии брачных обычаев у человека преобладает парный брак, и под прелюбодеянием Библия понимает его нарушение. От парного брака происходит семья, то есть вся система родственных связей, сохранивших своё значение до настоящего времени. Отношения супругов друг к другу и к детям, во всех формах семьи, определяются не только общим для всего вида инстинктом, но и культурной традицией. Равенство в племенной культуре Как нетрудно заметить, племенная мораль в принципе считает всех членов племени равноправными. Это первобытное равенство означает, что рождение не даёт человеку никаких особенных преимуществ. Конечно, человек может приобрести такие преимущества личными достоинствами: самый храбрый может стать вождем, самый мудрый — жрецом. И, конечно, всегда выгодно иметь выдающихся родителей, хотя бы потому, что от них наследуются хорошие способности. Но Всё это — случайное везение, а не жёсткая сословная привилегия. Поскольку первобытное равенство соответствовало инстинктивно обусловленным правилам племенной морали, оно во всех племенах считалось «справедливым». Нам трудно судить, были ли люди первобытного племени «счастливее» нас, потому что трудно установить общие для всех людей критерии «счастья». В первобытных племенах, многие из которых сохранились до настоящего времени, господствует жёсткий коллективизм, оставляющий мало места для самостоятельности индивида. В некотором смысле там ещё и не выработался индивид. Поэтому люди нашей (западной) культуры, попавшие в плен к первобытным племенам и прожившие с ними много лет, никогда не привыкали к их жизни и не были там счастливы. Но в исторической памяти человечества племенная культура сохранилась как «Золотой Век». Явление государства, с институтами сословий и частной собственности, было для человека страшной катастрофой. Племенную культуру наделяли всеми благами, которых люди не находили в собственной жизни, в «железном веке» реальности. Библейская история объясняет, каким образом первые люди лишились райского блаженства: они нарушили божественный запрет, совершив «первородный грех». Замечательно, что этот запрет относился к познанию «добра» и «зла». Гесиод, с присущим грекам фатализмом, не объясняет, почему кончился Золотой Век: он видит в этом некий космический закон, по которому все в этом мире неизменно становится хуже. Так думали все греческие мыслители, и не только греческие. Можно подумать, будто закон возрастания энтропии подводит под их интуицию некий научный фундамент — наподобие того, как атомная физика подвела фундамент под представления Демокрита. Но Всё это — лишь ностальгия по утраченной племенной жизни. Мы вовсе не исходим из подобных представлений в нашем изложении племенной морали, не восхищаемся первобытным образом жизни и не предлагаем к нему вернуться. Дело совсем в другом. Нравится нам племенная мораль или нет, она входит в механизм наших инстинктов, и от неё нельзя избавиться до тех пор, пока какие-нибудь мутации не превратят нас в другой вид. Нельзя пренебрегать биологической природой человека, как мы это делаем, и удивляться, почему мы недовольны обществом, где нам приходится жить. 4. Идеалы культуры Культура ставит перед человеком определённые цели. Понятие цели не относится к научному объяснению природы: наука занимается причинами явлений, всегда предшествующими им во времени, между тем как цели человеческого поведения относятся к будущему, которое может наступить в результате этого поведения. Мы не находим целей в природе, мы сами их создаём, следуя сложившимся в нашей культуре ценностям — представлениям о том, что должно быть. Наука же исследует то, что есть. Ценности, как и другие понятия культуры, не создаются наукой, но могут быть предметом научного исследования. Цели появились в природе вместе с человеком. И поскольку сам человек — часть природы, то можно сказать, что в человеке «природа впервые стала ставить себе цели» — разумеется, в метафорическом смысле, потому что «природа» вовсе не действует наподобие людей. Такое понимание целей свойственно современному человеку. В древности считали, что все явления природы объясняются целями, подобно поступкам человека — в том числе движения небесных тел. Под влиянием Аристотеля так думали и средневековые схоласты. Такой способ объяснения природы назывался «телеологическим», от греческого слова «телос», означающего цель. Телеология не была наукой: научное объяснение мира появилось лишь в Новое время, в мышлении таких людей, как Галилей и Ньютон. Итак, если можно говорить об «изобретениях» эволюции, то она изобрела цели и целеустремлённое поведение, лишь создав человека. Как мы уже говорили, кажущееся целеустремлённое поведение животных сводится к инстинктивным стимулам, непосредственно связанным с удовлетворением их потребностей. Но человек не может жить без целей, и его цели зависят от его культуры. Даже высокая оценка научной истины является продуктом культуры: наука создаёт эту истину, а оценивает её культура. Если культура ещё не созрела до такой оценки, то она осуждает научное знание: в 1600 году, на заре Нового времени, Джордано Бруно был сожжен в Риме, на Площади Цветов. Возникает вопрос: если цели человека определяются его культурой, то имеет ли смысл представление о целях самой культуры? Иначе говоря, могут ли люди ставить себе, в качестве индивидуальной цели, определённое изменение культуры, к которой они принадлежат? Каждая культура реагирует на все внешние и внутренние явления способами, направленными к её самосохранению. Это свойство культурной эволюции аналогично свойству генетической эволюции, где весь медленный процесс изменения имеет целью сохранение вида: в этом, несколько парадоксальном смысле природа «консервативна». Сохранение культуры становится наиболее важной ценностью этой культуры и, тем самым, целью поведения индивидов, воспитанных в её традиции. Здесь заложена мотивация любого «консерватизма», присущего уже древнейшим культурам, таким, как египетская и китайская. Китайца учили думать, что в центре Вселенной находится «Срединная империя» — средоточие всей возможной мудрости и красоты, что в этой стране живут настоящие люди, способные к упорядоченной, цивилизованной жизни, и только на её периферии влачат своё существование уродливые варвары, ещё не знающие, что они должны платить дань Сыну Неба. Приблизительно так же заботилась о своём сохранении европейская культура, прежде называвшаяся «христианской», а теперь именуемая «западной». Эти две культуры — единственные, выработавшие письменность — в Новое время столкнулись между собой, и результаты этой культурной катастрофы ещё трудно предвидеть. Следуя нашему кибернетическому подходу, мы рассматриваем культуру как систему и пытаемся выяснить, как устроена и как работает эта система. Пользуясь древней аналогией Менения Агриппы, можно сказать, что мы занимаемся анатомией и физиологией культуры. В его модели система, составленная из людей, сравнивается с отдельным человеком. Конечно, эта модель статична, поскольку в ней нельзя проследить развитие системы: человек развивается по заранее заданному «плану», заключённому в его геноме, между тем как культура не имеет ни плана, ни заранее определённого способа развития. Для изучения культуры гораздо полезнее «эволюционная» модель, сравнивающая развитие культуры с эволюцией вида животных. Впрочем, эта модель — не простая аналогия: в ней проявляются общие свойства всех живых систем, и прежде всего их стремление к самосохранению. Культуры, как и виды, наделены механизмами самозащиты. Но эволюция видов бесцельна: с точки зрения этой модели, культура не может иметь целей, точно так же, как не имеет их вид животных. И в самом деле, так думают в наше время многие философы и историки, отвечая на извечный вопрос о «смысле жизни» успокоительной доктриной, что «жизнь есть самоцель» — то есть имеет «целью» простое воспроизводство, при неизменном ассортименте «радостей бытия». Но ещё в древности у людей сложились антропоморфные представления о поведении сил природы, имитирующем спонтанное поведение человека. «Своеволие» человека отражалось в своеволии богов. Человек способен был ставить себе цели, выходящие за пределы требований и обычаев его культуры: он не только стремился выполнить эти требования и соблюсти эти обычаи, но иногда придумывал нечто, чего никогда не было, и ориентировал своё поведение на эту выдумку. Конечно, здесь нет нарушения «закона причинности», потому что мысли человека — в том числе мысли о возможном будущем — берутся из его прошлого опыта. Но сочетание этих мыслей, случайное, как фигуры в калейдоскопе, способно производить множество неожиданных комбинаций; человек, сравнивая их со своими «стандартами», способен выделить какую-нибудь более интересную из них и принять её за новый «стандарт» поведения. Так спонтанно возникают новые цели. Спонтанное поведение человека уникально: оно основано на особых свойствах его мозга. Это поведение играет в культурной эволюции нашего вида роль, аналогичную мутациям в генетической эволюции. Именно эти спонтанно возникающие личные цели человека определяют «культурную изменчивость» и дают материал для «культурного отбора». Очень часто такие личные цели осознаются самим индивидом и его окружением как новые цели, не вытекающие из требований традиции. Возникает вопрос: может ли сама культура ставить себе такие цели? Конечно, самосохранение не является новой целью — как и в случае вида, оно всегда присутствует с начала существования культуры. Не ставили себе новых целей и древние традиционные культуры, такие, как египетская и китайская: напротив, они были сосредоточены на сохранении своего совершенства. Не ставили себе новых целей и культуры, ориентированные на завоевания: ассирийцы, римляне и монголы всегда действовали по неизменным шаблонам. Их цели оставались в рамках традиции и не менялись. На более развитых стадиях культура может ставить себе (то есть своим людям) и новые для неё цели, расширяющие её традицию. Такой целью может быть совершенствование человека. Представление о том, что человек и отношения между людьми могут совершенствоваться сознательными усилиями людей, впервые возникло, по-видимому, в буддийской культуре. У буддистов был великий реформатор, индийский царь Ашока, правивший в III веке до новой эры. Этот необыкновенный царь хотел воспитать из своих подданных совершенных людей, следующих учению Будды, и добивался этого мирными средствами просвещения. Более того, он хотел распространить блага этого учения на другие народы и посылал своих миссионеров в отдалённые страны, в том числе в греческие государства. Эта попытка оказалась преждевременной, да и само учение Будды было мало приспособлено к общественной жизни: оно не развивалось и скоро погрузилось в догматизм и идолопоклонство. Представление о сознательном изменении культуры усилиями людей утвердилось в истории только один раз: это была идея прогресса, возникшая в Западной культуре. Можно считать это явление редкой — даже уникальной — мутацией культуры! Идея прогресса, привившись в европейской культуре, придала ей беспримерный в истории динамический характер. В дальнейшем мы рассмотрим это явление. Теперь же следует отметить, что эта идея предполагает совершенствование общества — в некотором смысле, подлежащем определению. И при любом таком определении должны стать более совершенными отношения между людьми. Но тогда должна стать более совершенной, прежде всего, отдельная человеческая личность. Следовательно, наиболее важный вопрос, касающийся культуры, состоит в том, какой тип человека создаёт эта культура. В рамках данной культуры, с точки зрения её ценностей в рассматриваемую эпоху, создаваемый ей человек может быть более или менее совершенным. В Средние века христианская культура имела определённый идеал человека, и даже представление о совершенствовании человека, путём «подражания Христу». Идеальным типом христианина считался монах, уклоняющийся от соблазнов этого мира и стремящийся к «спасению души». Поскольку от всех людей нельзя было требовать такого совершенства, церковь — законодательница христианской культуры — допускала и другие, тоже идеальные, но «светские» типы человека, например, «христианского воина», на которого должен был походить образцовый рыцарь. В девятнадцатом столетии европейская культура, далеко развившаяся и уже вряд ли «христианская», больше не интересовалась такими идеалами, но создала вместо них новые: высшими типами человека считались художник, учёный и общественный деятель — реформатор или революционер. В XX веке европейская культура не сумела создать никакого идеального типа и ориентировалась на посредственность и покладистость индивида, то есть на массового человека. Это не сулит ей ничего хорошего. Чтобы выжить, наша культура должна измениться. Сравнение человеческих типов — точнее, оценка высоты человеческого типа — производится обычно внутри данной культуры и с точки зрения ценностей этой культуры. Можно спросить, имеет ли смысл сравнивать типы человека, возникающие в разных культурах, и можно ли сравнивать разные культуры? Для этого понадобилась бы «внекультурная» система ценностей. Я полагаю, что такая система ценностей уже существует, под названием «гуманизм». Это название происходит от латинского слова humanum («человеческое»). С точки зрения гуманистической системы ценностей, целью культуры является создаваемый ей человек. Этот взгляд впервые высказал греческий философ Протагор в V веке до новой эры: он сказал, что «человек — мера всех вещей». За такую ересь он был изгнан даже из Афин — самого просвещённого государства того времени. Следует подчеркнуть, что с этой точки зрения культура существует для человека, а не наоборот. Тем самым отвергаются все «коллективистские» идеологии недавнего прошлого, оценивавшие культуру некоторыми «глобальными» показателями, такими, как уровень производства или военная мощь, и равнодушные к отдельному человеку. Эти идеологии ссылались иногда на биологию, где развитие вида направляется селекционным давлением в сторону размножения, и где качество отдельной особи «оценивается» лишь её способностью дать возможно большее потомство. Государственные системы, построенные на таких идеях, провалились, поскольку человек, в отличие от муравьев и пчел, не может быть простой деталью коллективного механизма. Этих экспериментов можно было и не ставить, потому что уже в начале XX века известно было, чт? из этого выйдет. К сожалению, более серьёзное знание всегда было достоянием немногих. Это отдавало массы простых людей в руки фанатиков и шарлатанов. Гуманистический взгляд на культуру пробивает себе путь в истории нашего времени. Системы, пренебрегающие отдельным человеком и не дающие ему достаточной свободы, теперь существуют недолго. Их могут поддерживать только люди, не заинтересованные в самом существовании нашего вида — подсознательно ориентированные на личную власть. Этот опыт современного человечества свидетельствует о том, что людей нельзя уже вернуть к бездумному повиновению древних деспотий. Относительность идеальных понятий В Западной культуре идея прогресса выражается некоторыми общими понятиями. Самое широкое из них описывается словом «справедливость»; более частные — формулой Французской Революции: «свобода», «равенство», «братство». В мои задачи не входит обсуждение всех значений, которые люди придавали и придают этим словам. Читатель мог удивиться настойчивости, с которой я подчёркиваю, что занимаюсь только «реакцией на социальную несправедливость», оставляя в стороне «социальную справедливость». Можно было бы думать, что «социальная несправедливость» есть попросту отсутствие или недостаток «социальной справедливости», так что одно понятие определяется через другое. Однако, такое представление было бы семантической ошибкой, поскольку эти термины, как можно заметить, применяются в различных ситуациях и не находятся в простом логическом отношении. Это замечание относится не только к слову «справедливость», но и ко всем другим словам, обозначающим так называемые «общественные идеалы», — прежде всего, к словам «свобода» и «равенство». (О «братстве», означающем идеал иного рода, будет сказано отдельно.) Можно было бы думать, что эти слова описывают некоторые наличные состояния человеческого общества, но в этом позитивном смысле их применяют только политические пропагандисты, пытающиеся выдать желаемое за действительное. Обычный язык приписывает им лишь «идеальное», то есть желательное значение, и употребление их в некоторой общественной ситуации уже означает определённый уровень недовольства и протеста против наличного состояния такого общества. В «благополучных» обществах, с прочной и бесспорной традицией, этих слов не услышишь. Никто не хвалится обладанием идеала: жалуются на его утрату, или надеются его обрести. В этих случаях употребление одного и того же слова может иметь разный смысл, и смысл этот во всех случаях зависит от социального контекста. В «благополучном» обществе все группы населения привыкли к своему положению и считают свой образ жизни — пользуясь термином нашего времени — «нормальным», то есть естественным и не вызывающим сомнений. Крепостные крестьяне России обычно не задумывались, справедливо или нет их положение, точно так же, как крестьяне и ремесленники средневековой Европы. Ощущение «несправедливости» возникало у них в случаях необычных повинностей или ограничений, от чего и происходили, как правило, все формы социального протеста. Например, в случае крестьянской войны в Германии (1525) социальное равновесие было нарушено феодалами, перелагавшими на крестьян свои новые потребности, выросшие вследствие изменения экономических условий в эпоху Великих открытий. Парижская Коммуна и большинство революций XX века были спровоцированы войнами. Таким образом, «протест против социальной несправедливости» — это реакция некоторой общественной группы на неблагоприятные для неё изменения её привычного положения. Смысл этого протеста зависит от местного фона до происшедшего изменения — от «локальной системы отсчёта», и в этом смысле относителен. Самое представление людей о «социальной несправедливости» зависит от условий места и времени, определяющих мышление индивида, но всевозможные формы протеста однородны, поскольку имеют одно и то же инстинктивное происхождение. Специфическим видом «социальной несправедливости» является «эксплуатация человека человеком». Этот термин означает «несправедливую оплату труда». Непонимание его относительного смысла привело к бесплодным дискуссиям. Например, Поппер без всякого определения этого понятия сразу признаёт эксплуатацию рабочих в Англии во времена Маркса, но затем критикует Маркса за неудачную попытку её определить. Попытка определить «эксплуатацию» вне её контекста равносильна изучению движения без системы отсчёта! Точно так же обстоит дело со «свободой» и «равенством». При определённом изменении привычных условий люди жалуются на «несвободу» или «неволю», даже если речь идёт о каких-нибудь обязательных прививках, но не замечают трудовых отношений, по существу равносильных рабству. Некоторые люди понимают под «равенством» одно только равенство юридических прав и отказываются видеть «неравенство» в чём-то другом. Однако, наряду с «локальным» фоном, на котором воспринимаются общественные идеалы, существует ещё наиболее важный и по существу неизменный «глобальный» фон, заданный набором человеческих инстинктов. Люди бессознательно оценивают своё положение не только по принятым в их обществе нормам, зависящим от места и времени, но и по моральным правилам всех человеческих племён, о которых уже была речь. «Право, что родится с нами» неустранимо, как наши инстинкты. Его опасно нарушать. В случаях, когда им слишком пренебрегают, оно напоминает о себе нарастанием патологических явлений и катастрофическим крахом культуры. Очень вероятно, что наша западная культура приближается теперь к такому краху. До сих пор речь шла о «реакциях на нарушение идеалов» — на несправедливость, несвободу, неравенство. Остаётся вопрос, какой смысл надо приписать самим идеалам, без их семантического преобразования. Преобразованные в «отрицания», эти слова означают определённые изменения общественных ситуаций. Но что означают эти слова сами по себе? Они означают идеалы в первоначальном смысле слова, то есть отдалённые, но важные цели общества, зависящие от воспитания и подготовки человеческих групп. Забвение этих целей — достижимых лишь в относительном смысле, но всегда заложенных в наших инстинктах — делает человеческое общество нежизнеспособным, как и отдельного человека. Мы оставили в стороне третий лозунг Французской Революции — «братство». Дело в том, что это идеал, «не имеющий отрицания»: нет слова «небратство», и против недостаточного братства никто никогда не протестовал. Это слово означает просто идеал, без семантического двойника. Но идеал этот восходит к тем временам, когда наши предки только учились быть людьми! В действительности он означает социальный инстинкт. Общие закономерности развития культур В книге «Оборотная сторона зеркала», в разделе «Длительная открытость миру и любознательность», Лоренц формулирует общие закономерности роста культур: «Функциям, сохраняющим культуру, противостоят другие функции, обеспечивающие необходимое для любого дальнейшего развития культуры разрушение. Насколько сильно жизнеспособность любой культуры зависит от равновесия этих двух факторов, лучше всего можно понять из нарушений, происходящих от преобладания одной из них. Увязание культуры в жёстких, строго ритуализированных обычаях может быть столь же гибельно, как и потеря всей традиции с хранящимся в ней знанием. Функции, разрушающие постоянство культуры, которые мы теперь рассмотрим, носят столь же специфически человеческий характер, как и функции, сохраняющие её постоянство. … Одна из характерных особенностей человека состоит в том, что у него аппетенция к исследованию и игре, в отличие от других высших организмов, не исчезает с достижением половой зрелости. Это свойство, вместе со склонностью к самоисследованию, делает человека конституционно неспособным безусловно подчиниться принуждению старой традиции. В каждом из нас существует напряжение между господством освящённых традицией ценностей и мятежной любознательностью, влечением к новизне. У римлян политическим термином для революционера было выражение «Novarum rerum cupidus» 6. Дальше, в разделе «Стремление к новшествам в юности», Лоренц объясняет биологические мотивы этого стремления: «Все мы считаем само собой разумеющимся, что старшие обычно консервативны, а младшие стремятся к новшествам, так что у нас не возникает повода задуматься, не кроется ли за этим антагонизмом некая глубокая гармония… У шимпанзе и вообще у обезьян половая зрелость наступает ещё до того, как животное достигает своего окончательного веса, а именно, сразу же после смены зубов, то есть примерно на седьмом году жизни. С этого момента проходит ещё пять-шесть лет, прежде чем молодой самец начинает играть роль взрослого в свойственной виду социальной структуре. Как известно, у человека юношеское развитие ещё более растянуто во времени. Естественно предположить, что селекционное давление, вызвавшее это удлинение времени развития, произошло от необходимости усвоения традиционного знания. В естественно образовавшемся языке слова «детство» и «юность» были созданы для двух качественно различных фаз развития. Можно выдвинуть некоторые гипотезы о смысле и цели этих периодов жизни. Долгое детство человека служит для обучения, для заполнения резервуара его памяти всеми благами кумулирующей традиции, в том числе языком. Долгий период между наступлением половой зрелости и принятием роли взрослого, называемый «юностью», также служит вполне определённой цели. Когда юноша во время полового созревания начинает критически подходить ко всем традиционным ценностям родительской культуры и искать новых идеалов, это, безусловно, нормальное явление, предусмотренное филогенетическим программированием человеческого социального поведения. Так ведут себя и «хорошие» дети, у которых при внешнем наблюдении их отношений с родителями вначале не заметно никаких перемен. Но втайне, несомненно, происходит некоторое охлаждение чувств к родителям и другим уважаемым лицам. И это касается, как показал Н. Бишоф, не только эмоциональной установки в отношении родителей, семьи и самых уважаемых людей, но, что весьма важно, также позиции юноши по отношению ко всему, что принимается на веру … Сразу же после того, как юноша начинает критически и несколько враждебно относиться к отеческой личности и сообщаемым ей нормам социального поведения, он начинает также высматривать других людей, передающих традицию, но стоящих дальше от узкой традиции его семьи. За годами учения следуют вошедшие в пословицу годы странствий. Часто они и в самом деле состоят в перемене мест, но часто и в чисто духовных поисках. То, что влечёт молодого человека вдаль, — это стремление к чему-то высокому и безымянному, совершенно отличному от повседневных происшествий семейной жизни. Нетрудно ответить на вопрос, в чём заключается подлинная цель такого поведения, служащая сохранению вида: она состоит в отыскании культурной группы, традиционные культурные нормы которой отличны от норм родительского общества, но при этом всё же достаточно похожи на них, чтобы возможно было отождествление с ними… В критической стадии развития юноша воспринимает родительские формы поведения как пошлые, устарелые и скучные. Внезапно он проявляет готовность принять чужие, отклоняющиеся от родительских нравы, обычаи и взгляды. Для выбора этой новой традиции важно, чтобы она содержала идеалы, за которые можно бороться … Я выдвигаю гипотезу, согласно которой только что описанные процессы, в их закономерной временнoй последовательности, имеют выработанную эволюцией программу, а функция их для сохранения культуры и вида состоит в том, что они, разрушая устаревшие элементы традиционного поведения и строя вместо них новые, осуществляют текущее приспособление культуры к непрерывно меняющимся условиям окружающего мира. Чем выше культура, тем более необходимы для её выживания эти функции, поскольку чем выше уровень культуры, тем сильнее, естественно, её социальное воздействие, изменяющее окружающий мир. Можно полагать, что пластичность культуры, обусловленная разрушением традиционных норм, не отстаёт от этих изменений. Есть основания считать, что в старых и примитивных культурах традиция соблюдалась более жёстко, что сын более верно следовал в них по стопам своего отца и других людей, передающих традицию, чем в высоких культурах. Трудно сказать, случалось ли уже в прошлом, что высокие культуры погибали от расстройства описанных выше процессов, прежде всего от преобладания процессов разрушения культуры. Но нашей культуре, без всякого сомнения, угрожает опасность гибели из-за слишком быстрого разрушения и даже полного обрыва всей её традиции». Группы, где рождаются новые идеалы, Лоренц называет «молодыми группами старой культуры». Он описывает образование таких групп по наблюдениям нашей современной культуры, но нет сомнения, что это явление, с характерными для него психологическими чертами, универсально и восходит к глубокой древности. В самом деле, его физиологическая основа — противостояние между новым поколением и поколением родителей, закономерно возникающее в юности и принимающее у человека характер культурного расхождения. Это расхождение может относиться к основам принятого в данном обществе образа жизни, но не должно слишком радикально от него удаляться, чтобы могли возникать жизнеспособные «молодые группы» той же старой культуры, порождающие её изменчивость. По аналогии с эволюцией вида, такие отклонения можно назвать мутациями культуры. Мутации бывают полезными и вредными для сохранения вида. Точно так же, естественно возникающие в культуре новые группы могут иметь, по отношению к этой культуре, конструктивный или деструктивный характер. Для эволюции культуры, обеспечивающей её сохранение, группы первого рода полезны, а группы второго рода вредны. Но в отличие от эволюции вида, где вредные мутации обычно устраняются отбором, в эволюции культуры они могут сохраняться, поскольку правила племенной морали не допускают прямого устранения деструктивных групп. Историки, как правило, обращали внимание на внешние причины изменения культур, которые достаточно очевидны: это изменения физических условий и столкновения с другими культурами. Как известно, германские племена, сформировавшиеся в Скандинавии, начали мигрировать на юг в середине первого тысячелетия до новой эры, вследствие резкого похолодания, сократившего ресурсы их ареала. Весьма вероятно, что изменение климата было также причиной миграционного движения монголов, положившего начало их завоеваниям. Столкновения с другими культурами вызывали войны, а завоевания приводили к гибридизации культур, которую Лоренц сравнивает с прививкой растений. Вероятно, самой замечательной из гибридных культур является английская. Внутренние причины изменчивости культур в Новое Время, а в некоторой степени уже в Средние века, были связаны с техническими изобретениями, приносившими новые способы производства. Эти экономические причины культурной изменчивости привлекли внимание историков сравнительно поздно. Но они почти отсутствовали в традиционных обществах Древнего Востока и были очень медленны в средневековой Европе. В основе самопонимания таких культур лежала религия, и все осознанные изменения культурной традиции неизменно принимали в них религиозную форму. Всякое отклонение от правоверия рассматривалось в них как «ересь» (хотя это название возникло лишь в христианской культуре). Можно предположить, что в этих старых культурах «новыми группами» были религиозные секты. В таком случае ереси оказываются главной движущей силой эволюции культур, в то время как правоверие обусловливает культурный застой. Застойная культура, не умеющая меняться и чуждая представлению о сознательном изменении, безоружна перед внутренними и внешними опасностями и перед вторжением идей, происходящих из других культур. Этим обычно объясняется гибель Римской империи и бессилие Индии и Китая перед кочевыми племенами более низкой культуры. Таким образом, ереси, обеспечивавшие разрушение устаревших и окаменевших культурных механизмов и стимулировавшие создание новых, представляются наиболее важным творческим элементом истории, доставлявшим материал для культурного отбора. В те исторические эпохи, когда неизменность общественного строя освящалась религией, а другие культуры воспринимались как безусловно чуждые и враждебные, «молодые группы культуры» — мы назовём их прогрессивными субкультурами — принимали характер ересей или приводили к созданию новых религий, сначала предназначавшихся для «своего» племени. Древнейшим известным нам примером такой ереси была религиозная реформа фараона Эхнатона, правившего в XIV веке до новой эры. Эта реформа, стремившаяся к монотеизму, несомненно имела последователей и привела к возникновению нового стиля египетского искусства и новой литературы, послужившей, в частности, образцом для библейских псалмов. Эхнатону не удалось создать новую религию: его ересь растворилась в старой египетской культуре. Но можно предположить, что такие ереси были движущей силой, стимулировавшей развитие даже самых консервативных культур. Другим примером было учение Будды (6 век до новой эры), поразительное по своей радикальности: в первоначальном виде оно было скорее не религией, а этической философией. Религия, сохранившаяся в странах Востока под именем буддизма, вернулась к грубому идолопоклонству, но влияние учения Будды на всю историю человеческого мышления трудно переоценить. Величайшей еретической сектой Запада была школа Пифагора, имевшая все черты интересующих нас субкультур и определившая главные пути развития греческой науки и философии. В то же время возникла этическая система Конфуция, далёкая от какой-либо мистической религиозности и определявшая официальную мораль Китая до XX века. Первой монотеистической религией, принятой целым племенем, была еврейская. Мы не знаем ничего достоверного о её происхождении, но пророки, возглавлявшие её ереси, сообщили этой религии необычный для древности динамический характер. Общины кумранских отшельников, оставившие свои рукописи в пещерах у Мертвого моря, стремились не только к религиозной, но и к социальной реформе. Последней из еврейских еретических сект было христианство, не ставшее племенной религией, но превратившееся в первую универсальную религию, распространившуюся на все европейские народы. История христианских ересей в течение почти двух тысяч лет совпадала с медленной эволюцией европейского мышления. Наконец, в Новое Время «молодые группы» европейской культуры развивались уже в обществе, по существу свободном от религии и принявшем научную картину мира. Первыми «ересями» Нового Времени как раз и были научные открытия, создавшие эту картину — прежде всего гелиоцентрическая система Коперника. Как общее правило, принципиально новые достижения человеческого мышления не укладываются в рамки ортодоксального мировоззрения — религиозного или нет. Поэтому такие серьёзные новшества всегда воспринимались как «ереси» и вызывали такие же неприязненные реакции «специалистов» соответствующего предмета и широкой публики, хотя еретиков уже не полагалось сжигать. Новые моральные и социальные учения уже не были религиозными сектами, как это неизбежно происходило в прошлом, но сохранили свой «еретический» характер и свою притягательную силу для молодёжи, проницательно описанную Лоренцем. Наиболее важными примерами этих учений были либерализм и социализм. Идеалы, за которые стоит бороться, необходимы для здорового развития культуры. Если группы, создающие новые культурные идеалы, не возникают, то молодые люди, под действием биологически неизбежного расхождения с поколением своих родителей, образуют деструктивные «субкультуры», лишь способствующие разложению культурной традиции. Создание новых идеалов — главная проблема наших дней. Мы вернёмся к этой теме в конце нашей книги. 1 Мы употребляем слова «этика» и «мораль» в одном и том же смысле. 2 Выражение «тип человека» я заимствую у Экзюпери. Кажется, он нашёл его у Ницше, но, разумеется, использование этого термина не означает согласия с их мнениями. 3 «Видишь ли, истинно то, что справедливо: кто хорошо видит истину, тот обретает добродетель». 4 Термин «ценность», придуманный немецкими социологами около 1905 года, заменил прежнее выражение «идеал». Несомненно, в этой новой терминологии отразились специфические «ценности» общества, где уже господствовали рыночные отношения. Мы намеренно разделяем эти два термина, придавая идеалам более широкое значение. 5 Нынешние учителя часто сомневаются, вправе ли они воспитывать в детях свои качества. Эти сомнения означают неуверенность в ценности собственной личности и делают невозможной наиболее важную, бессознательную часть воспитания, лежащую в основе культурной традиции. Такие учителя негодны для своей функции — передачи традиции. 6 Буквально: «жаждущий нового» (лат.) В политическом контексте это означало «стремящийся к переменам».

Об инстинктах, рефлексах и человеческой природе.: with_astronotus — LiveJournal

Я публикую этот пост в качестве программного (в том смысле, что впоследствии буду просто давать ссылку на него, вместо того, чтобы в пятисотый раз разжёвывать очевидные вещи). Этот пост прежде всего задуман как ответ на рассуждения об «инстинктах у человека», которые якобы заставляют большие массы людей и отдельных представителей человеческого рода вести себя так-то и так-то, а не иначе, и так, следовательно, будет всегда, пока сама человеческая природа не подвергнется кардинальному изменению.

Терминология

Начнём с терминов.

Инстинкт — это сложная программа, задающая автоматическое поведение живого существа в определённых ситуациях. Инстинкт часто путают с рефлексом — бессознательным ответом на возникший внешний раздражитель. На самом деле, это совсем разные вещи: рефлекс нельзя осмыслить или рационализировать в момент его исполнения. Рефлексы бывают безусловные (природные) и условные (воспитанные, привнесённые), но и в том, и в другом случае они остаются бессознательным и коротким действием. Рефлекторно можно издать крик, но нельзя выругаться; замена возгласа ругательством — акт осознанный, к природным рефлексам отношения не имеющий. Большинство рефлексов (пищеварительный, глотательный, сосательный, защитный и т.д.) срабатывает под действием внешних или внутренних стимулов — сигналов возбуждения нервной системы. Сигналы опасности, вызывающие отвращение или страх, относятся к стимулам; поэтому реакция на эти сигналы — рефлекторная, а не инстинктивная.

Инстинктивная деятельность, в отличие от рефлекторной, всегда продолжительна и состоит из нескольких фаз, причём способ исполнения каждой из этих фаз преодолевает личный опыт и результаты наблюдений конкретного разумного существа, вовлечённого в эту деятельность. Так, гнездо рыбы макропода (Macropodus opercularis) можно уничтожить на глазах у самца, но инстинкт заставит его всё равно продолжать все действия, связанные с ухаживанием и заботой о потомстве. Инстинкт передаётся чисто генетически и не зависит от опыта или обучения (те же макроподы, отобранные у отца и выращенные искусственно, всё равно будут демонстрировать заботу о потомстве в рамках точно той же заданной программы, что и их предки).

Чем выше развита нервная деятельность и функции передачи индивидуального опыта, тем ниже значение инстинктов для жизни существа. У рыб цихлид, относящихся, как и макроподы, к окунеобразным, интеллект и влияние личного опыта значительно более выражены в этологических наблюдениях, чем у макроподов. Поэтому, если уничтожить гнездо цихлид во время ухода родителей за кладкой, то родители (предварительно подравшись!) прервут программу выращивания потомства и через неделю-две приступят к строительству нового гнезда. Приёмам и методам ухода за потомством молодые цихловые рыбы научаются у родителей. Если молодь цихлид выращивать отдельно от родителей в инкубаторе, большинство видов цихлид будет поедать или уничтожать иным способом свои кладки, и во всяком случае не будет охранять икру и мальков, как их не охраняли собственные предки.

Для разбирающихся в компьютерной технике можно привести такую упрощенную аналогию, сравнивающую значимость рефлексов и инстинктов: рефлекс — это сравнительно простая подпрограмма реакции на прерывание (событие), а инстинкт — это комплексный бот, управляющий активностью всего программного комплекса при вызове. Более общая аналогия: рефлекс — это действия по определённому сигналу светофора на дороге (стимулу), а инстинкт — это маршрутная карта, проложенная навигатором для автопилота. Отклонения от инстинктивной программы, её перекосы — практически невозможное явление в живой природе. Птицы и рыбы всегда танцуют перед партнёром один и тот же брачный танец, от первой до последней фигуры; копытные не могут отказаться от драки в сезон случки; маршруты птичьих перелётов и гнездовий зафиксированы и проверены веками, а не нашедшая привычного гнездовья перелётная птица обычно гибнет или, во всяком случае, не оставляет потомства. Но…

У человека инстинктов нет!

У самосознающего человека со здоровой психикой нет ни одной программы поведения, минующей стадию разума и личного опыта, которую он выполнял бы без консультации с собственной психикой. Даже стадию базового рефлекторного акта можно преодолевать личной свободной волей: мотивированный психическими соображениями человек не отстраняется от источника боли, смеётся над собственными кошмарами и страхами, управляет реакциями вегетативной нервной системы и т.д. Даже самые недвусмысленные наборы стимулов, порождающие у высших животных однозначную инстинктивную реакцию — страх смерти, позывы к размножению и т.п. — не являются «общим местом» для большинства людей и управляются как личным опытом, так и ситуативной логикой. При этом самые важные функции биологического поведения — инструментальная деятельность, ходьба, речь, размножение, уход за потомством и самосохранение — отнюдь не «даны» человеку природой, а являются результатом научения, передачи персонального опыта.

За примерами далеко ходить не надо. У человеческих женщин нет никакой «родовой программы», женщина не умеет от природы перегрызать пуповину плода и облизывать новорождённого. Как человек, не раз принимавший роды и много шлявшийся по акушерским отделениям, замечу также, что женщина не умеет от природы правильно держать младенца, правильно спать с ним, давать грудь и т.д. — для научения этим вещам раньше обычно прибегали к опыту старших родственниц и подруг, а в цивилизованные времена стали устраивать «курсы будущей матери», что очень правильно, так как позволяет избежать передачи гнуснейших суеверий. Напротив, сосание и плач у ребёнка — не инстинкты, а рефлексы, причём довольно простые: попало что-то в рот — сосём, если невкусно или холодно — выплюнем каку, стало дискомфортно хоть где-нибудь — напрягаем связки и издаём вопль. Такие рефлексы, как дефекация и мочеиспускание, с развитием тела становятся всё сложнее, неподъёмнее для детской психики — поэтому с ними тоже имеют дело путём научения, высаживая на горшок. Самым же сложным из детских рефлексов, граничащим с инстинктом по сложности и значимости, является, внезапно, рефлекс подражания — именно с его помощью дети учатся и ходить, и говорить, и курить, и материться, и брать неопределённые интегралы… И всё же, это тоже не инстинкт — простое волевое усилие сознания прерывает его работу, а другие осознанные усилия вносят в любую подражательную деятельность элементы новаторства, эксперимента. Настоящим инстинктам, как мы видели из примеров выше, свойственна чистота исполнения, доведённая поколениями предков до автоматизма. (Кстати, возможно, что именно во время припадков психического автоматизма на фоне эмоционально-волевого дефекта у психически больных мы видим следы инстинктивного поведения, свойственного дальним предкам людей).

Какие ещё «инстинкты» приписывают людям? Размножение? Да ладно, мало ли на свете чайльд-фри, гиков, половых извращенцев и обыкновенных детоненавистников, не желающих с этим связываться! Инстинкт, по определению, есть свойство вида, а не личности (о политических следствиях из этого определения я ещё напишу потом), и преодоление этого инстинкта столь значимым числом формально здоровых людей в популяции было бы невозможным. Отделённый от размножения секс? Позвольте, но всем нам известно, что сексуальные практики и приёмы человек осваивает только через научение и личный опыт. Жажда жизни? Она весьма рациональна — и через неё легко и часто переступают именно по соображениям рациональности, рассудочного долга, прикрывая собой амбразуры и тараня вражеские поезда. Наконец, последним и наиболее частым «инстинктом» называют «стремление к власти», якобы присущее людям «генетически». Но, даже оставив в стороне сомнительное качество этологических исследований на эту тему, ставшее в последнее время очевидной проблемой, мы всё равно вынуждены будем признать, что сущность человека есть сущность социального существа, и, таким образом, инструменты и способы достижения власти (доминирования) динамически меняются вместе с развитием общества. Ни один инстинкт не может перепрограммировать поведение людей с такой скоростью, которая нужна для успешного контроля этих изменений!

Критика биологизаторства в отношении «инстинктов человека»

Итак, мы подошли к самому важному пункту: мы выяснили, почему нельзя всерьёз рассуждать об «инстинктах у человека», но, между тем, на наших глазах эти рассуждения превращаются постепенно в нескончаемый источник морализаторских выводов о «неизменности человеческой природы». Такая точка зрения — человек-де «животное», управляемое «инстинктами» и легко собирающееся в «толпу», над которой так удобно «доминировать» — свойственна была сами знаете кому, и их последователи в наше время тоже рассуждают, не покладая рук и языков, о том, что природа человека несовершенна и предопределяет его судьбу. Таким образом оправдываются самые ужасающие свинства, скотства и другие зверства — ведь это «в человеческой природе», управляемой «инстинктами», а значит, самым «естественным» из состояний для людей являются капитализм, национализм, абсолютизм, крепостничество, рабство, патриархальная семья, матриархальный клан, берлога одинокого выживальщика и т.п., и уж с несомненной точностью — «война всех против всех», ведущаяся за счёт тех же самых «инстинктивных» потребностей.

С другой же стороны к этому омерзительному хору присоседились некоторые лица левой ориентации, ведущие ту же самую песню, но на свой лад. Да, люди — это скоты, находящиеся в плену самых примитивных инстинктов, они хотят ничего не делать, вкусно жрать, размножаться в своё удовольствие, хозяйничать в своём обиталище и даже — о ужас! — умирать без боли и, при возможности, как можно позже! Но ведь есть и другие люди: эти сумели  «преодолеть животное», поставить себя выше размножения и жратвы, найти «великую цель» (обычно так или иначе выражающуюся через концепцию «жертвенного служения»), да и вообще — люди ли они, или же герои и титаны, возвысившиеся наконец-то над серой массой скотов? Неудивительно, что такая «левая» по фразе идеология быстро приводит её проповедников к концепции «вождей», давно и эффективно вытравивших из себя «инстинктивное» и приобщившихся к «абсолютному духу» (а что у них по джвадцать дач, так это для работы и для здоровья надо), к концепции «безымянной жертвы» во имя великого подвига, и, как феерический финал — к полному отрицанию истории и современности, к призывам уничтожить «несовершенную» расу людей и заменить её какой-то неопределённой расой «далёких потомков», которым всё это скотство и зверство будет чуждо. Такая идеология, априорно человеконенавистническая, всегда содержит в своей основе биологизаторство и морализаторство. Даже трансгуманизм, с его простым (негативным) отрицанием человеческой природы, выглядит на этом фоне прогрессивнее.

Мораль такова — рассуждая об инстинктах у человека:

а) проверьте, не путаете ли вы инстинкты с рефлексами или стимулами, незаслуженно приписывая людям «запрограммированное» поведение и лишая их скопом свободной воли;
б) проверьте также, не льёте ли вы воду на мельницу человеконенавистников, готовых бросить вызов «порочной человеческой природе» лишь для того, чтобы утвердить своё право главенствовать над «бессмысленной толпой»?

Если по любому из этих пунктов вы попали в ловушку, то лучше не лезьте в неё дальше. Не надо служить компостом, на котором растёт мелкобуржуазное самолюбие маленьких фюреров!

Тестовая работа по теме «Безусловные и условные рефлексы», ФГОС

1.Что является примером условного рефлекса?

1) желание спать после бессонной ночи

2) зажмуривание при включении яркого света

3) использование столовых приборов во время еды

4) задержка дыхания во время проглатывания кусочка пищи

2.Что служит примером условного торможения?

 1) задержка дыхания при погружении в холодную воду

2) прекращение пережёвывания пищи при внезапной встрече с другом

3) потеря навыка катания на роликовых коньках

4) отдёргивание руки от острого лезвия ножа

3.Во время зав­тра­ка между двумя уро­ка­ми по школь­но­му радио со­об­щи­ли о том, что уче­ник 10 клас­са должен сроч­но явиться в ка­би­нет директора. В каком нерв­ном центре у уча­ще­го­ся возникнет торможение?

 1) дыхательном

2) сердечно-сосудистом

3) пищеварительном

4) двигательном

4.При формировании условного рефлекса у собаки на жест команды «Сидеть!» и подкреплении этой команды лакомством временная связь формируется между следующей парой нервных центров:

 1) слуха и обоняния

2) зрения и пищеварения

3) слуха и осязания

4) равновесия и произвольных движений

5.Что является примером врождённого рефлекса у человека?

 1) движение пешехода на зелёный сигнал светофора

2) сужение зрачка при попадании в ярко освещённое помещение

3) выделение желудочного сока на запах пищи

4) возникновение обиды на отметку «2», поставленную педагогом

6.Центры условных рефлексов, в отличие от центров безусловных рефлексов, расположены у человека в

 1) продолговатом мозге

2) коре больших полушарий

3) мосте

4) промежуточном мозге

7.Какой из приведённых видов деятельности человека может быть отнесён к условно-рефлекторной?

 1) соблюдение привычного режима дня

2) отдёргивание руки от горячего предмета

3) поворот человеком головы на незнакомый звук

4) написание живописной картины художником

8.К какой группе безусловных рефлексов относят чихание и кашель?

 1) дыхательные

2) пищевые

3) защитные

4) поисковые

9.К наследственной программе поведения животных относят

 1) безусловный рефлекс

2) озарение

3) условный рефлекс

4) рассудочную деятельность

10.На рисунках под буквами А–Г изображены стадии образования условного рефлекса у собаки. На каком из рисунков демонстрируется безусловный слюноотделительный рефлекс?

 

1) А

2) Б

3) В

4) Г

11.Обезьяна с помощью верёвки достаёт чашку с пищей. Какая форма поведения животного проявляется в данной ситуации?

 1) инстинкт

2) элементарная рассудочная деятельность

3) динамический стереотип

4) запечатление

12.Инстинкт — это

 1) поведение, обу­слов­лен­ное це­ле­на­прав­лен­ным обучением

2) генетически за­про­грам­ми­ро­ван­ное поведение

3) приобретённый в те­че­ние жизни опыт

4)совокупность на­след­ствен­ных и приобретённых мо­де­лей поведения

Поразительно точное определение русской души, которую описал психиатр Карл Юнг | КИТЧ &Life

Тайна русской души это что? На западе на эту тему написаны сотни томов. Русская культура привлекает людей думающих. Да, она не проста. Мы православные и у нас иные измерения.

У нас масштаб планетарного размера. В Европе по другому. Постичь тайну русской души можно только проживая в России или общаясь с русскими за границей, которые больны ностальгией

Мне показались любопытными выводы выдающегося психиатра Карла Юнга, которыми он попробовал описать душу русского человека

Причем, что интересно, он ее отделяет от души западного человека.

Следует упомянуть о том, что Карл Юнг сделал открытие архетипов.

изображение из сети интернет и в свободном доступе

изображение из сети интернет и в свободном доступе

Что такое архетип?

Поясню на примере: если инстинкт это генетически запрограммированное действие, то архетип это генетически запрограммированная единица восприятия.

Есть коллективное бессознательное, которое оперирует архетипами и оно, бессознательное, лежит вне разума.

Следовательно, у любого народа есть свои архетипы.

в своих книгах Юнг, опираясь на идею национальных архетипов, детально описал психологические портреты русских и европейцев. И как же они оказались непохожи! Русских, например, он отнес к типу «интуитивно-этических интровертов», уделил их описанию целую главу и высветил самым неожиданным и ясным образом то, что часто называют «тайной русской души».

Для него люди с «типично русским характером» часто воспитатели, двигатели культуры, мечтатели, склонные к мистике, фантазеры

Русские иррациональны. В мире есть две школы философии — континентальная и англосаксонская. Англосаксы, к которым можно отнести Юнга, познают мир через логику.

Следовательно, чтобы познать русскую душу ее надо описать с помощью логику и вот тут появляется конфликт. Как логично описать иррациональное и алогичное? Как найти формулу хаоса?

Следовательно, надо идти путем веры. Неотомизм, как философское направление современности говорит о том, что мир познается через науку и веру. Наука квантифицирует то, что надо изучить. Вера сразу дает понимание того, что надо изучить.

Получается что русских надо изучать с помощью Веры, а не науки?

Назвав русских «интуитивно-этическими интровертами», Юнг хотел сказать, что они обладают особыми способностями к предчувствию и развитой интуицией, что жизнь они воспринимают чувственно. Причем чувственное отношение к жизни может выражаться в крайних формах, и не случайно многие отмечают максимализм русских. Им тяжела, даже ненавистна повседневная рутина, «мелочность», излишняя размеренность жизни, т.е. все то, что для западного человека является нормой и основой жизни. Они же от такой «нормальной» жизни, как признаются сами, «хиреют», впадая в тоску и депрессию

Я читаю выводы Юнга и соглашаюсь с ними. Как то вот ему, психиатру, получилось осознать русскую душу и вот в этой цитате очень хорошо про это написано:

Юнг обратил внимание и на то, что для русских очень важна внутренняя (душевная, духовная) сторона жизни. Порою она даже важнее, чем материальные вещи. Не случайно в их жизни (и в языке) такую важную роль играет понятие «душа». В других языках «душа» – это нечто эфемерное, что покидает тело после смерти. Для русских же это нечто материальное, как нить, связующая каждого человека с остальными, его alter ego, носитель этического идеала. Она может болеть, даже если «денег куры не клюют», гореть, подсказывать, обливаться слезами, ей может быть тяжело или легко, она может петь по утрам, быть нараспашку и т.д.

Вы можете представить картину:

• Немец с душой нараспашку?

Или что у американца душа болит от того, что у него денег много?

У меня есть знакомый, который внезапно разбогател, потом все раздал и потом трудничал по монастырям. Через 4 года вернулся и начал все снова. На мой вопрос почему, он сказал что:

Мне дали деньги и я в какой то момент понял, что не могу ими правильно распорядиться и уйду в загул. Поэтому все раздал и уехал.

Сейчас у него есть дело, но он спокоен. Видимо его душе надо было повзрослеть…

Хочу задать вопрос читателям этой статьи.

Вы согласны с выводами Карла Юнга или что-то он упустил?

Ваш #psiandr

Развитие эволюционирует: истоки и значение инстинкта

Wiley Interdiscip Rev Cogn Sci. Авторская рукопись; доступно в PMC 1 января 2018 г.

Опубликован в окончательной отредактированной форме как:

PMCID: PMC5182125

NIHMSID: NIHMS728536

Департамент психологии и мозговых наук Департамент биологии Центр DeLTA, Университет Айовы См. статьи

в ЧВК, цитирующих опубликованную статью.

Abstract

Как перелетные птицы, пастушьи собаки и морские черепахи делают те удивительные вещи, которые они делают? Сотни лет ученые и философы пытались найти возможные объяснения.Со временем в дискуссии стало доминировать одно слово: инстинкт . Это стало всеобъемлющим объяснением тех адаптивных и сложных способностей, которые явно не являются результатом обучения или опыта. Сегодня говорят, что различные животные обладают инстинктом выживания, миграционным инстинктом, пастушьим инстинктом, материнским инстинктом или языковым инстинктом. Но более пристальный взгляд показывает, что эти и другие «инстинкты» нельзя удовлетворительно описать как врожденные, заранее запрограммированные, жестко запрограммированные или генетически детерминированные.Скорее, исследования в этой области учит нас, что типичное для вида поведение развивает — и это происходит у каждого человека под руководством типичного для вида опыта, происходящего в надежных экологических контекстах.

Ключевые слова: Видовое типичное поведение, этология, эпигенез, системы развития, импринтинг, локомоция, пластичность развития, аномалия развития, вестибулярная система, корректирующая реакция, наследование

ВВЕДЕНИЕ

Каждое сложное поведение требует от нас определения его происхождения.Откуда птицы знают, что им нужно улетать на юг на зиму? Откуда бордер-колли умеют пасти овец? Как морские черепахи возвращаются домой к пляжу, на котором они вылупились? В качестве сокращения — как средство общения — мы можем говорить о миграционном инстинкте, пастушьем инстинкте или инстинкте возвращения в исходное положение. Такие ярлыки могут показаться приятными, но это иллюзорное удовлетворение. Коснитесь поверхности любого сложного адаптивного поведения, и вы столкнетесь с кажущимся бесконечным множеством сложных вопросов, охватывающих время эволюции и развития, сложности экологического и социального опыта и махинации нервной системы с ее миллиардами нейронов.Чем больше мы углубляемся в эти вопросы, тем труднее определиться с каким-либо четким представлением о том, что такое инстинкт на самом деле. Как заметил Патрик Бейтсон ¹ , эта концептуальная путаница с инстинктом отражается во многих значениях, которые ему обычно приписываются, включая:

• присутствует при рождении,

• не изучен

• разработан до использования

• неизменен после развития

• совместно используется всеми членами вида

• адаптирован в процессе эволюции

• обслуживается отдельным модулем в головном мозге

• связано с генами

Ученые часто неосознанно обращаются к более чем одному из этих значений в любой момент времени и даже могут непреднамеренно переключаться между значениями в одной статье.Это не просто вопрос ленивого мышления. Неясность термина отражает фактическую путаницу в предмете. Никто не сомневается в существовании типичного для вида поведения, и мы все можем согласиться с тем, что любая наука о поведении должна стремиться понять их. Но существует тревожная пропасть между широко принятыми предположениями, касающимися инстинкта , и реальной наукой, доступной для его объяснения.

ЭТОЛОГИЧЕСКИЙ ПОДХОД К ИНСТИНКТУ

Современное изучение инстинктов началось в 1930-х годах с появлением этологии.Этология — это раздел зоологии, посвященный пониманию поведения в его естественном контексте. Один из основоположников этологии, Конрад Лоренц, популяризировал эту новую дисциплину среди широкой публики своими многочисленными известными изображениями «запечатленных» утят, идущих за бородатым австрийцем, как если бы он был их матерью. В 1973 году молодая наука этология получила значительное одобрение, когда трое ее основателей — Лоренц, Нико Тинберген и Карл фон Фриш — получили Нобелевскую премию по физиологии и медицине.

Лоренц стремился сделать для поведения то же, что эволюционные идеи Чарльза Дарвина сделали для костей. В статье Scientific American в 1958 г. ² Лоренц начинает знакомое обсуждение эволюции передних конечностей: «Плавник кита, крыло летучей мыши и рука человека так же отличаются друг от друга как внешне, так и внешне. функции, которые они выполняют. Но кости этих структур обнаруживают существенное сходство конструкции. Зоолог заключает, что кит, летучая мышь и человек произошли от общего предка »(стр.119).

Затем Лоренц делает свой критический переход от костей к поведению: «[Я] не возможно, чтобы за всеми вариациями индивидуального поведения кроется внутренняя структура унаследованного поведения, которая характеризует всех представителей данного вида, рода или большего размера. таксономическая группа — так же, как скелет изначального предка характеризует форму и строение всех современных млекопитающих »(стр. 119)?

В качестве своего первого примера он приводит чесание головы у птиц, которое, по его наблюдениям, совершенно одинаково от птицы к птице: происходит при скрещивании задней конечности над крылом , чтобы дотянуться до головы ().Лоренц восклицает, что большинство птиц царапают, используя «одно и то же движение» (стр. 120)! Затем он обращается к другим позвоночным, в том числе к млекопитающим, и отмечает, что они царапают точно так же. По мнению Лоренца, из сходного поведения, выраженного такими разными животными, можно сделать только один вывод: «Я не вижу, как объяснить это неуклюжее действие, если мы не признаем, что оно врожденное. Прежде чем птица сможет почесаться, она должна восстановить старые пространственные отношения конечностей четвероногого общего предка, которые у нее общие с млекопитающими »(стр.120). Другими словами, царапание у собак, птиц и других животных — это высший инстинкт: древний, запрограммированный и неизменный.

Почесывание головы у собаки и европейского снегиря. Конрад Лоренц использовал царапанье у этих двух очень разных видов, чтобы доказать, что поведение формируется эволюцией. Что касается чесания головы, он недвусмысленно заявил, что это «часть их генетического наследия, а не тренировка» (стр. 119). От Лоренца, 1958 г. ² .

ОТВЕТ НА ЛОРЕНЦА

Десятилетия последующих исследований научили нас скептически относиться к широким утверждениям Лоренца о происхождении поведения.Во-первых, чесание головы оказывается более гибким, чем предполагал Лоренц. Burtt и Hailman ³ , например, сообщили, что маленькие молодые птицы обычно чешут затылок, перемещая ногу под крылом. Более того, некоторые взрослые будут использовать метод подкрыльев при усаживании, а переключат на метод подкрыльев в полете. Основываясь на этих и других наблюдениях, они предположили, что способ царапания птицы зависит не от заранее запрограммированных инструкций, а от положения, равновесия и центра тяжести птицы в любой момент времени ⁴ .Такие термины, как зашитый и врожденный , не учитывают тот факт, что царапанье зависит от контекста — от множества факторов, действующих в реальном времени. Изменяя контекст, мы показываем, насколько гибким может быть поведение.

В статье Scientific American под хитрым названием «Как изучается инстинкт» Хайльман ⁵ бросил вызов фундаментальному понятию инстинкта Лоренца: «Термин« инстинкт »часто применяется к поведению животных и человека. , относится к довольно сложному стереотипному образцу деятельности, который является общим для данного вида и передается по наследству и не усваивается.Тем не менее, торможение автомобиля и размахивание бейсбольной битой представляют собой сложные стереотипные модели поведения, которые можно наблюдать у многих представителей человеческого вида, и эти модели, безусловно, невозможно освоить без опыта. Возможно, стереотипные модели поведения животных также требуют для развития тонких форм опыта »(стр. 241). Хайльман тщательно продемонстрировал влияние таких тонких форм опыта в своих исследованиях клевания только что вылупившихся чаек.

Взгляд Хайлмана является предшественником сегодняшних систем развития подхода к происхождению способностей, черт и поведения ⁶ .Поразительное наблюдение, которым руководствуется системный подход к развитию, состоит в том, что процессов — иногда очевидных, иногда незаметных — порождают эмерджентные свойства поведения каждого человека. ДНК играет решающую роль в этих процессах, но сама по себе не создает признаков. Соответственно, инстинкты не являются заранее запрограммированными, запрограммированными или генетически детерминированными; скорее, они возникают в каждом поколении в результате сложного каскада физических и биологических воздействий ^7–9 . (Эта ориентированная на процесс перспектива развития уже давно упоминается как , эпигенез .Этот термин не следует путать с epigenetics , который относится конкретно к изучению того, как негенетические факторы влияют на экспрессию генов. См. Статью Дэвида Мура Behavioral Epigenetics в этом сборнике.)

Концепция инстинктов Лоренца не учитывала должным образом роли, которые развитие и опыт играют в возникновении типичного для вида поведения и в передаче поведения из поколения в поколение. Даже объяснение Лоренцем явления, которое наиболее тесно с ним связано — визуального запечатления у утят, — претерпело с годами значительные изменения.В то время как Лоренц считал, что детеныши появляются на свет с единственной обучающей программой, которую просто нужно активировать с помощью соответствующего стимула, последующие исследования показывают, что импринтинг состоит из двух независимых процессов ¹⁰ . Первый процесс влечет за собой предрасположенность цыплят ориентироваться на раздражители, которые напоминают область головы и шеи типичной курицы-матери; В естественных условиях эта предрасположенность обычно приводит к тому, что цыпленок ориентируется на собственную мать.Второй процесс влечет за собой получение подробной информации о стимуле; опять же, в естественных условиях этот процесс обычно приводит к тому, что цыпленок узнает о своей матери. Интересно, что эта двухпроцессная модель была применена к проблеме того, как человеческие младенцы развивают свою способность распознавать лица (недавний обзор см. В Johnson et al. ¹¹ )

Гилберт Готлиб провел большую часть своей карьеры, исследуя другую форму. импринтинга — слухового импринтинга — при котором только что вылупившиеся птенцы и утята привлекаются к зову матери ⁸ .Поскольку поведение вылупившихся птенцов казалось выраженным без какого-либо очевидного опыта общения с матерью или ее зовом, такое адаптивное поведение считалось инстинктом. Однако Готлиб преследовал этот вопрос так, как никто другой до него не задавался, задавая вопрос, получают ли эмбрионы критический опыт , находясь в яйце . Удивительно, но он обнаружил, что они это делают: эмбрионы издают звуки изнутри яйца, и эти вокализации формируют развитие слуховой системы таким образом, что это критично для их пост-инкубационного влечения к зову матери.Готлиб также обнаружил, что он может заставить детеныша одного вида предпочитать материнский зов другого вида, манипулируя его более ранними эмбриональными переживаниями. Таким образом, даже пренатальных переживаний формируют развитие типичного для вида поведения, часто неуловимым и неочевидным образом.

ГРАВИТАЦИЯ КАК НАСЛЕДСТВО

Когда-то наследование строго определялось как передача после смерти человека денег, собственности, долгов и других земных владений. Напротив, в биологических науках наследование стало синонимом передачи ДНК от одного поколения к другому.Однако с точки зрения систем развития рекомендуется более широкое определение наследования, включающее все биологические факторы и факторы окружающей среды, которые влияют на индивидуальное развитие, особенно те, которые надежно передаются. Согласно этой точке зрения, ДНК, безусловно, является частью нашей наследственности, как и все видоспецифические цитоплазматические факторы в яйцеклетке, которые передаются от матери к дочери. То же самое и с многочисленными факторами окружающей среды, в которых развивается каждая биологическая система, включая (но не ограничиваясь) температуру, кислород, углекислый газ, атмосферное давление и гравитацию.

Рассмотрим гравитацию, которая действует везде и постоянно. Он формирует и упорядочивает жизнь на нашей планете: ствол дерева укоренен в земле, а его листья устремлены вверх, туда, где птицы летают, устремив живот назад к земле. Поведенческие реакции на гравитацию выражены повсеместно, они обнаруживаются у одноклеточных организмов и млекопитающих. Например, как могут подтвердить многие владельцы домашних животных, кошка, упавшая вверх ногами, изящно перевернется и приземлится на лапы. Эта реакция выпрямления стала возможной благодаря вестибулярной системе, которая включает в себя устройство во внутреннем ухе, которое обнаруживает изменения линейного и углового ускорения.Когда кошка падает, система определяет изменения в ускорении и активирует мышцы по всему телу, чтобы перевернуть кошку правой стороной вверх, прежде чем она упадет на землю.

Щенки крыс при рождении проявляют реакцию выпрямления. В варианте теста с падением кошки на землю экспериментаторы выпускают щенка вверх ногами в емкость с теплой водой. Типичное поведение щенка в этом тесте на погружение в воду — немедленно перевернуться и приземлиться правой стороной вверх, демонстрируя уже функционирующую вестибулярную систему.Но является ли эта система зашитой и древней инстинктивной реакцией на неизменно надежную особенность жизни на нашей планете? Для исследователей это был особенно сложный вопрос, поскольку невозможно просто включать и выключать гравитацию по своему желанию.

Чтобы обойти эту проблему, Эйприл Ронка, Джеффри Альбертс и их коллеги управляли беременными крысами на космическом шаттле НАСА в период беременности, когда развивается вестибулярная система. ¹² . Эти беременные крысы вернулись на Землю за два дня до рождения потомства, которое затем сравнили с «наземными контрольными», которые рождались нормально на Земле.Эти исследователи наблюдали различные поведенческие и нейроанатомические изменения вестибулярной системы, возникшие в результате беременности в условиях микрогравитации. Например, в то время как детеныши наземного контроля показали нормальную реакцию в тесте с погружением в воду, детеныши, вынашиваемые в космосе, часто не могли даже попытаться перевернуться, падая на дно аквариума на спину (см. Видео 1).

Интересно, что после недели опыта в земной гравитации у щенков больше не было нарушенных ответов, что поднимает вопрос о том, приведет ли изоляция от земной гравитации на протяжении всего периода развития вестибулярной системы к более длительным эффектам.Тем не менее, урок из этого исследования ясен: как и в случае с утятами кряквы Готлиба, наличие сложного и адаптивного поведения при рождении очень мало говорит нам о важности факторов окружающей среды для развития этого поведения. Очевидно, что даже самые «простые» инстинкты развиваются в ответ на многочисленные факторы, которые мы унаследовали от наших родителей, включая гравитационную среду родной планеты наших родителей.

АНОМАЛЬНЫЕ ЛИЧНОСТИ И ПЛАСТИЧНОСТЬ РАЗВИТИЯ

Этология обычно подчеркивает типичное для вида поведение в естественных условиях.Но сосредоточение внимания на поведении типично сформированных животных также может порождать иллюзию того, что поведенческое развитие — это строго заданный и заранее определенный процесс. Напротив, изучение аномальных существ — независимо от того, возникли ли они в результате физических или генетических манипуляций или изменения среды развития — может дать ключевые идеи, которые иначе были бы недоступны ¹³ . Крайне важно, что аномальные существа также помогают нам лучше понять процессы, лежащие в основе типичного развития.

Например, Джонни Эк был актером, наиболее известным по роли в культовом классическом фильме 1932 года Freaks .Он родился с заболеванием, известным как , амелия , его ноги были чрезвычайно короткими и лишенными функций. Как и другие люди с этим заболеванием, Эк научился ходить, используя руки. Как он неоднократно демонстрирует в Freaks , передвижение Экка было плавным и грациозным. Экк мог спускаться по ступенькам и подниматься по лестницам (https://www.youtube.com/watch?v=z4aET2RGG5Q). Он использовал свои руки, как большинство людей использует свои ноги.

Точно так же Фейт — собака, родившаяся в Оклахома-Сити, с короткими, лишенными функций передними конечностями (https: // www.youtube.com/watch?v=oSB9aBMayxU). Как иногда было зарегистрировано у животных с этим заболеванием, Фейт научилась ходить прямо на задних конечностях. Но это не просто цирковой трюк, поскольку тело Фейт выросло таким образом, что стало возможным ходить в вертикальном положении, включая изогнутый позвоночник, который сместил вперед ее центр масс. Таким образом, невероятно, но Вера за одну короткую жизнь совершила то, что долгое время считалось главным достижением человеческой эволюции. Возможно, еще более поразительным является Дункан, боксер с уродливыми задними ногами, который ходит и бегает на передних ногах (https: // www.youtube.com/watch?v=xaM-xXgl4Bs).

Джонни Эк, Фейт и Дункан заставляют нас пересмотреть наши стандартные представления о нормальном и ненормальном, типичном и нетипичном, хорошо сформированном и деформированном. Эти люди выросли в свои тела и научились использовать их очень функционально. Фактически, процесс , с помощью которого они научились двигать своим телом, не отличается от процесса, которым делают все животные.

Чтобы убедиться в этом, давайте теперь вернемся к сфере типичного развития и рассмотрим различные модели передвижения у млекопитающих: от четвероногой ходьбы, рыси и галопа до двуногой ходьбы и прыжков.У всех видов грызунов наблюдаются все эти двигательные паттерны, и существует четкая взаимосвязь между формой тела животного — его морфологией — и паттерном передвижения, который оно демонстрирует. Фактически, на каждой стадии развития по мере изменения морфологии животного меняется и его двигательный паттерн.

Например, тушканчики — это пустынные грызуны, которые во взрослом возрасте имеют очень длинные задние лапы и демонстрируют двуногую походку и прыжки ¹⁴ . Можно подумать, что тушканчики инстинктивно демонстрируют эти походки, но исследования развития передвижения у этого вида говорят о другом: у новорожденных тушканчиков конечности схожи с пропорциями конечностей, как у других грызунов, и они демонстрируют двигательные паттерны, которые идентичны другим новорожденным грызунам с аналогичными характеристиками. формы ().Но по мере того, как тушканчики растут и их задние лапы непропорционально удлиняются, их двигательные паттерны соответственно изменяются. В частности, по мере того, как задние лапы становятся длиннее передних, тушканчики проходят неловкую стадию, когда им трудно приспособиться к своим слишком длинным ногам. Позже, когда их задние лапы набирают силу, они могут приподниматься, ходить и прыгать.

Конечности тушканчиков резко меняются на раннем этапе развития, и их локотоморы изменяются синхронно.Будучи новорожденными, эти грызуны пустыни очень похожи на других грызунов, и они также передвигаются. Поскольку их задние лапы удлиняются, они очень неуклюже ползают. Наконец, набравшись сил, они могут ходить и прыгать прямо. От Eilam & Shefer ¹⁴ .

У других видов грызунов, таких как крысы и песчанки, мы видим аналогичные закономерности, связывающие форму и размер тела с двигательными узорами, выраженными ¹⁵ . Все виды грызунов, исследованные на данный момент, проходят серию двигательных паттернов, которые отражают их специфическую морфологию в каждом возрасте.По мере того как тела меняются и появляются типичные для видов морфологии, двигательные паттерны расходятся. Как и в случае с чесанием головы у птиц, поза, равновесие и центр масс — все это тесно связано с морфологией — определяют, как мы двигаемся.

Демонстрация тесного соответствия между морфологией тела и поведением не обязательно означает, что поведение вытекает из морфологии. Скептик мог бы ответить, сказав, что эволюция обеспечила синхронное развитие поведения и морфологии, фактически не влияя друг на друга.Но давайте не будем забывать о Джонни Экке, Фейт и Дункане: двигательные паттерны у этих людей не могут быть обусловлены каким-либо заранее запрограммированным поведением, потому что их поведение отражает уникальные решения для уникальных, атипичных видов тел. Другими словами, индивидуальное поведение возникает в результате индивидуального развития. Независимо от того, сформированы ли они обычно или нетипично, мы все должны на индивидуальном опыте научиться пользоваться имеющимися у нас телами, а не телами, которые нам «предполагалось» иметь.

ВЫВОДЫ

История учит нас, что мы всегда узнаем важные, важные детали о поведении, задавая вопросы о его развитии.Когда Готлиб увидел, что детенышей привлекает материнский зов, он мог бы прекратить свое расследование и просто назвал это поведение инстинктом. Вместо этого он задал следующий вопрос, раскрыл процесс развития, который порождает поведение, и в конечном итоге научил нас чему-то общему и глубокому о природе развития и его часто неочевидных причинах.

Типичное для вида поведение может начаться как тонкая предрасположенность в когнитивной обработке или поведении. Они также развиваются под руководством типичных для видов опытов, происходящих в надежных экологических контекстах.Этот опыт и экологический контекст, вместе составляющие то, что было названо онтогенетической нишей , наследуются вместе с родительскими генами ¹⁶ . Говоря более кратко, окружающая среда передается по наследству — понятие, которое полностью меняет дихотомию природы и воспитания. Это ядро ​​еще более потрясено исследованиями, демонстрирующими, как усваиваются даже самые древние и базовые аппетиты, например, потребность в воде ¹⁷ . Наша природа приобретена.

Ничто из этого не должно означать, что все поведения одинаково податливы.Напротив, поведение лежит в диапазоне от очень пластичного или пластичного до очень жесткого или прочного ¹⁸ (см. Статью Патрика Бейтсона, «Пластичность и надежность в разработке », в этой коллекции). Таким образом, наша задача — выйти за рамки вековой практики применения дихотомических ярлыков к поведению. ¹⁹ . Вместо этого мы должны больше сосредоточиться на понимании контекстов и условий развития, в которых поведение является более или менее податливым.

Итак, в следующий раз, когда вы увидите изумительное и сложное поведение — например, бордер-колли, пасущего овец или птиц, летящих на юг на зиму — постарайтесь не поддаться искушению обозначить его как инстинктивное, запрограммированное, генетическое или врожденное . .Отказавшись от ярлыков и копнув глубже, вы откроете для себя рассмотрение множества факторов, которые определяют то, кем мы являемся и почему мы ведем себя именно так.

БЛАГОДАРНОСТИ

Подготовка данной статьи стала возможной частично благодаря грантам Национальных институтов здравоохранения (R37-HD081168; R01-MH050701).

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Бейтсон П. Труп утомительной дискуссии. Наука. 2002; 297: 2212. [Google Scholar] 2. Лоренц KZ. Эволюция поведения. Sci Am.1958; 199: 67–74. пассим. [PubMed] [Google Scholar] 3. Burtt EH, Hailman JP. Головоломки североамериканских певчих птиц (Parulidae) Ibis. 1978; 120: 153–170. [Google Scholar] 4. Бертт EH, Биттербаум EJ, Hailman JP. Метод почесывания головы у ласточек зависит от поведенческого контекста. Бюллетень Вильсона. 1988. 100: 679–682. [Google Scholar] 5. Hailman JP. Как научиться инстинкту. Scientific American. 1969; 221: 98–106. [Google Scholar] 6. Ояма С., Гриффитс ЧП, Грей Р.Д. Циклы непредвиденных обстоятельств: системы развития и эволюция.MIT Press; Кембридж: 2003. [Google Scholar] 7. Блумберг М. Основной инстинкт: генезис поведения. Thunders Mouth Press; Нью-Йорк, Нью-Йорк: 2006. [Google Scholar] 8. Готтлиб Г. Синтезирование природы и воспитания: пренатальные корни инстинктивного поведения. Лоуренс Эрлбаум; Mahwah, NJ: 1997. [Google Scholar] 9. Джонстон Т.Д., Эдвардс Л. Гены, взаимодействия и развитие поведения. Psychol Rev.2002; 109: 26–34. [PubMed] [Google Scholar] 10. Bolhuis JJ, Honey RC. Импринтинг, обучение и развитие: от поведения к мозгу и обратно.Trends Neurosci. 1998. 21: 306–311. [PubMed] [Google Scholar] 11. Джонсон М. Х., Сенджу А., Томальский П. Двухпроцессная теория обработки лица: модификации, основанные на данных за два десятилетия, полученных от младенцев и взрослых. Neurosci Biobehav Rev.2015; 50: 169–179. [PubMed] [Google Scholar] 12. Ронка А.Е., Фрич Б., Брюс Л.Л., Альбертс-младший. Орбитальный космический полет во время беременности определяет функцию вестибулярной системы млекопитающих. Behav Neurosci. 2008; 122: 224–232. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar] 13. Блумберг М. Причуды природы: что аномалии говорят нам о развитии и эволюции.Издательство Оксфордского университета; Нью-Йорк: 2009. [Google Scholar] 14. Эйлам Д., Шефер Г. Порядок развития двуногого передвижения у тушканчика (Jaculus orientalis): повороты, ползание, четвероногие и двуногие. Dev Psychobiol. 1997. 31: 137–142. [PubMed] [Google Scholar] 15. Эйлам Д. Постнатальное развитие архитектуры тела и походки у нескольких видов грызунов. J Exp Biol. 1997; 200: 1339–1350. [PubMed] [Google Scholar] 16. West MJ, King AP. Урегулирование природы и воспитания в онтогенной нише. Психобиология развития.1987. 20: 549–562. [PubMed] [Google Scholar] 17. Холл РГ, Арнольд Х.М., Майерс КП. Приобретение аппетита. Психологическая наука. 2000; 11: 101–105. [PubMed] [Google Scholar] 18. Бейтсон П., Глюкман П. Пластичность, устойчивость, развитие и эволюция. Издательство Кембриджского университета; Кембридж: 2011. [Google Scholar] 19. Джонстон ТД. Устойчивость дихотомий в изучении поведенческого развития. Обзор развития. 1987. 7: 149–182. [Google Scholar]

ДОПОЛНИТЕЛЬНОЕ ЧТЕНИЕ

• Блумберг М.С., Фриман Дж. Х., Робинсон С. Р., редакторы.Оксфордский справочник нейробиологии развития. Издательство Оксфордского университета; Нью-Йорк: 2010. [Google Scholar]
• Lehrman DS. Критика теории инстинктивного поведения Конрада Лоренца. Q Rev Biol. 1953; 4: 337–363. [PubMed] [Google Scholar]
• Спенсер Дж., Блумберг М.С., Макмеррей Р., Робинсон С., Самуэльсон Л., Томблин Дж. Короткие руки и говорящие яйца: почему мы больше не должны мириться с дебатами нативистов и эмпириков. Перспектива ребенка-разработчика. 2009; 3: 79–87. [Бесплатная статья PMC] [PubMed] [Google Scholar]
• West-Eberhard MJ.Пластичность развития и эволюция. Издательство Оксфордского университета; Нью-Йорк: 2003. [Google Scholar]

Природа или воспитание

Тина Йеркс, доктор философии.

Яблоко недалеко падает от дерева. К сожалению, я слишком часто слышу это, когда мои дети плохо себя ведут на публике. Конечно, я сразу же пытаюсь обвинить в их поведении семью со стороны моего мужа.

В целом, поведение развивается из-за взаимодействия между генетическими факторами и влияниями окружающей среды, что часто называют спорами о природе и воспитании.Генетически запрограммированное или инстинктивное поведение часто связано с выживанием. Например, сосание — это инстинктивное поведение новорожденного ребенка, необходимое для его выживания.

С другой стороны, некоторые модели поведения усваиваются, например, набирать текст на клавиатуре компьютера. Было проведено много исследований в области споров между природой и воспитанием, включая исследования с участием человеческих близнецов, и теперь ученые признают, что природа и воспитание взаимодействуют друг с другом, что лишает меня возможности винить в поведении детей семью моего мужа.

Импринтинг — хороший пример того, как природа и воспитание влияют на поведение водоплавающих птиц. После вылупления многие водоплавающие птицы генетически запрограммированы распознавать любые движения и следовать за ними. В течение короткого промежутка времени они также способны научиться распознавать первый движущийся объект, который они видят, и становятся социально привязанными к нему. Этим объектом обычно является их мать. Однако гуси, вылупившиеся в неволе, оставят отпечаток на людях, собаках или других животных, которых они впервые встретят.Исследователи, которые выращивают гусят с момента их вылупления, часто обнаруживают, что самцы ухаживают за ними, когда они становятся взрослыми — досадный побочный эффект импринтинга.

Знание процесса импринтинга пригодилось, позволив природоохранным организациям обучать птиц, находящихся под угрозой исчезновения, миграционным схемам. Журавли-кликуны были вновь завезены в Висконсин путем запечатывания выращенных в неволе цыплят на сверхлегком самолете, который выглядел и звучал как взрослый журавль. Журавли летели за самолетом, чтобы проложить путь между местами их зимовки во Флориде и местами размножения в Висконсине, таким образом восстановив мигрирующую популяцию американских журавлей на восток.

Отпечаток также выполняет важную репродуктивную функцию. В некоторых случаях ранний импринтинг определяет предпочтение будущей пары. Эта специализированная форма импринтинга, называемая половым импринтингом, позволяет птицам узнавать характеристики своих братьев и сестер, что позже влияет на их предпочтения при спаривании во взрослом возрасте. Эксперименты с кряквами и черными утками показали, что самки предпочитают самцов того типа, с которым они выросли, даже когда утят выращивали родители другого вида.

Маленькие белые гуси, у которых есть как синяя, так и белая фаза, выбирают себе пару на основе своего опыта общения с братьями, сестрами и родителями. Следовательно, гусенок голубой фазы, воспитанный с братьями и сестрами голубой фазы, позже будет чаще всего выбирать партнера голубой фазы. В конечном счете, выбор самки — это взаимодействие обучения «как я» и наличия соответствующих проявлений ухаживания самцов для этого вида.

К счастью, спаривание «подобных себе» не происходит у видов водоплавающих птиц, которые проявляют паразитическое гнездовое поведение.Один очевидный случай генетической привязки происходит у видов водоплавающих птиц, откладывающих яйца в гнезда других видов. В Северной Америке рыжие курицы часто откладывают яйца в гнездах на брезенте, а затем рыжих утят выращивают на спинах. Но быть рыжеволосым жестко, потому что рыжие не сочетаются с холстбэком в более позднем возрасте.

Черноголовая утка из Южной Америки — необычная утка, потому что она является облигатным паразитом, а это означает, что она откладывает яйца только в гнезда других видов, включая других уток, чаек и лысух.Утята созревают самостоятельно, и ничего не подозревающий родитель заботится о них всего за несколько дней. Черноголовые утята полностью полагаются на свое генетическое наследие, чтобы реагировать на призывы и демонстрации своего собственного вида, когда приходит время спариваться во взрослом возрасте.

Миграция — еще один сложный вид деятельности птиц, которые при подготовке к миграции демонстрируют два типа поведения: предмиграционный откорм и беспокойный ночной образ жизни. Оба поведения генетически запрограммированы, поскольку они наблюдаются во всех типах экспериментальных протоколов, включая птиц, выращенных в полной изоляции.Перелетные птицы предсказуемо проявляют зугунруэ, слово немецкого происхождения, означающее «мигрирующее беспокойство», прямо перед тем, как мигрировать. Если птицы видят солнце, они направляют это беспокойство в направлении миграции, которую они собираются предпринять. Предмиграционный откорм также генетически запрограммирован таким образом, чтобы у дальних мигрантов, таких как водоплавающие птицы, было достаточно топлива, чтобы помочь в путешествии.

Когда птицы физиологически совершают путешествие, они используют навигацию, чтобы прокладывать свой курс во время миграции.Навигационные способности птиц являются результатом двойного влияния природы и воспитания. Ориентация, первый шаг в навигации, — это генетически запрограммированная способность корректировать направление в зависимости от геомагнитного поля Земли. Однако использование магнитных полей Земли не может привести птицу точно к месту назначения. Точность в навигации — это приобретенное поведение и, как правило, основанное на раннем опыте работы с выдающимися ландшафтными особенностями, такими как речные системы и горные хребты. Птицы также учатся использовать солнце как солнечный компас.Поскольку для точной настройки путей миграции требуется опыт, неполовозрелые птицы время от времени теряются и оказываются в странных местах.

Ученые теперь знают, что различия в поведении, существующие внутри или между видами, формируются взаимодействием между природой и воспитанием. То поведение, которое мы наблюдаем у водоплавающих птиц, ничем не отличается. Но споры между природой и воспитанием все еще довольно полезны, когда речь идет о человеческом поведении.

Доктор Тина Йеркес — директор по планированию сохранения в офисе DU в районе Великих озер / Атлантики в Анн-Арборе, штат Мичиган.

Генетическая память: как мы узнаем то, чему мы никогда не учились

Я встретил своего первого ученого 52 года назад и с тех пор был заинтригован этим замечательным состоянием. Одна из самых поразительных и последовательных черт многих ученых, которых я видел, — это то, что они четко знают то, чему никогда не учились.

Лесли Лемке — музыкальный виртуоз, хотя у него никогда в жизни не было уроков музыки. Как и «Слепой Том» Виггинс за столетие до него, его музыкальный гений проявился так рано и спонтанно, как ребенок, что ему невозможно было научиться.Он был установлен на заводе. В обоих случаях профессиональные музыканты засвидетельствовали и подтвердили, что Лемке и Виггинс каким-то образом, даже при отсутствии формального обучения, имели врожденный доступ к тому, что можно назвать «правилами» или обширным синтаксисом музыки.

Фотография Лесли Лемке и автора, опубликованная в воскресном журнале Chicago Tribune в 1988 году.

Алонзо Клемонс никогда в жизни не учился рисованию. В младенчестве после травмы головы он начал лепить из того, что было под рукой — Криско или чего-то еще, — и теперь стал знаменитым скульптором, который может слепить идеальный образец любого животного из глины за час или меньше, всего лишь взглянув на него. само животное — каждая мышца и сухожилие идеально расположены.У него не было формального обучения.

Чтобы объяснить ученого, у которого есть врожденный доступ к обширному синтаксису и правилам искусства, математики, музыки и даже языка, при отсутствии какого-либо формального обучения и при наличии серьезной инвалидности, «генетической памяти», кажется, Я должен существовать вместе с более общепризнанными схемами когнитивной / семантической и процедурной / привычной памяти.

Проще говоря, генетическая память — это сложные способности и актуальные сложные знания, унаследованные вместе с другими более типичными и общепринятыми физическими и поведенческими характеристиками.В савантах музыкальный, художественный или математический «чип» устанавливается на заводе. В дополнение к примерам, упомянутым выше, я описываю другие в своей книге « Островов гения: щедрый разум аутичных, приобретенных и внезапных савантов».

Генетическая память — это не совсем новая концепция. В 1940 году А.А. Брилл процитировал доктора Уильяма Карпентера, который, сравнивая вычислительные способности вундеркинда Зеры Колберн с мастерством музыкальной композиции Моцарта, написал следующее: необычайная врожденная склонность к определенной умственной деятельности, проявившаяся в столь ранний период, что исключало представление о том, что она могла быть приобретена индивидуальным опытом.Такие врожденные дары мы называем интуицией: вряд ли можно сомневаться в том, что, подобно инстинктам низших животных, они являются выражением конституциональных тенденций, воплощенных в организме людей, которые их проявляют ».

Карл Юнг использовал термин «коллективное бессознательное», чтобы определить свою еще более широкую концепцию унаследованных черт, интуиции и коллективной мудрости прошлого.

Уайлдер Пенфилд в своей новаторской книге 1978 года « Тайна разума» также упомянул три типа памяти.«Животные, — писал он, — особенно демонстрируют свидетельства того, что можно было бы назвать расовой памятью» (это было бы эквивалентом генетической памяти). Он перечисляет второй тип памяти как память, связанный с «условными рефлексами», а третий тип — как «эмпирическую». Два последних типа соответствуют терминологии, обычно применяемой к «привычной или процедурной» памяти и «когнитивной или семантической» памяти.

В своей книге 1998 года The Mind’s Past Майкл Газзанига написал:

«Ребенок не изучает тригонометрию, но знает ее; не умеет отличать фигуру от земли, но знает это; не нужно учиться, но он знает, что когда один объект с массой сталкивается с другим, он перемещает объект … Огромная кора головного мозга человека переполнена специализированными системами, готовыми, желающими и способными быть использованы для конкретных задач.Более того, мозг построен под жестким генетическим контролем … Как только мозг построен, он начинает выражать то, что он знает, что приходит с завода. И мозг загружается. Количество имеющихся и активных специальных устройств ошеломляет. Все, от феноменов восприятия до интуитивной физики и правил социального обмена, приходит с мозгом. Этим вещам не научились; они врожденно структурированы. Каждое устройство решает разные проблемы… Множество устройств, которые у нас есть для того, что мы делаем, устанавливаются на заводе; к тому времени, когда мы узнаем о действии, устройства его уже выполнили.

Книга Стивена Пинкера 2003 г., «Чистый лист: современное отрицание человеческой природы», опровергает теории человеческого развития «с чистого листа». Брайан Баттерворт в своей книге 1999 года Что имеет значение: как каждый мозг запрограммирован на математику , указывает, что у младенцев есть много специализированных врожденных способностей, в том числе числовых, которые он приписывает «числовому модулю», закодированному в геноме человека. от предков 30 000 лет назад.

Маршал Нивенберг из Национального института сердца дал понимание фактической ДНК / РНК-механики этого врожденного знания в статье под названием «Генетическая память», опубликованной в 1968 году в JAMA.

Независимо от того, называется ли это генетической, наследственной или расовой памятью, интуицией или врожденным даром, концепция генетической передачи сложных знаний, выходящих далеко за рамки инстинктов, необходима для объяснения того, как потрясающие ученые могут знать вещи, которым они никогда не учились.

Мы склонны считать себя рожденными с великолепным и сложным органическим механизмом («оборудованием»), который мы называем мозгом, вместе с массивным, но пустым жестким диском (памятью). Принято считать, что то, чем мы становимся, является накоплением и кульминацией нашего непрерывного обучения и жизненного опыта, которые один за другим добавляются в память.Но потрясающий ученый, очевидно, приходит уже запрограммированным с огромным количеством врожденных навыков и знаний в своей области знаний — можно сказать, установленного на заводе «программного обеспечения», — что объясняет экстраординарные способности, которыми ученый от природы демонстрирует мастерство в лицо часто массивных когнитивных и других трудностей в обучении. Это область функции памяти, заслуживающая гораздо большего изучения и изучения.

Действительно, недавние случаи «приобретенных ученых» или «случайного гения» убедили меня в том, что у всех нас есть такое установленное на заводе программное обеспечение.Я подробно обсуждал некоторые из этих случаев в августовском номере Scientific American под заголовком «Случайный гений». Короче говоря, некоторые люди после травмы головы или болезни демонстрируют взрывные, а иногда и потрясающие музыкальные, художественные или математические способности, которые бездействуют до тех пор, пока не будут освобождены в процессе набора все еще неповрежденных и неповрежденных областей мозга, переназначения этих вновь завербованных областей и высвобождения скрытая до тех пор емкость, содержащаяся в нем.

Наконец, животный мир дает множество примеров сложных унаследованных способностей, выходящих за рамки физических характеристик.Бабочки-монархи ежегодно совершают 2500-мильное путешествие из Канады к небольшому участку земли в Мексике, где они зимуют. Весной они отправляются в долгий путь на север, но для этого требуется три поколения. Так что ни одна бабочка, совершающая обратный путь, раньше не пролетала весь этот маршрут. Откуда им «знать» маршрут, который они никогда не изучали? Это должно быть унаследованное программное обеспечение, подобное GPS, а не изученный маршрут.

Осциновые птицы, такие как воробьи, дрозды и певчие птицы, разучивают свои песни, слушая других.Напротив, субсобаки, такие как мухоловки и их родственники, наследуют все генетические инструкции, необходимые для этих сложных арий. Даже будучи выращенными в звукоизоляции, субсобачьи птицы могут издавать привычный для своего вида призыв без формального обучения или обучения. Есть еще очень много примеров из царства животных, в которых очень сложные черты, поведения и навыки унаследованы и врождены. Мы называем эти инстинкты у животных, но мы не применяли эту концепцию к сложным унаследованным навыкам и знаниям у людей.

Некоторые будут утверждать, что выдающийся ученый наследует «склонность» или основу, на которой обучение может применяться необычайно быстро, а не само знание, и, как виды осетиновых птиц, они учатся у других. Моя позиция состоит в том, что выдающийся ученый является убедительным примером субосцинского генетического наследования фактических инструкций и знаний, которые предшествуют обучению. Это не значит, что такие унаследованные навыки (природа) нельзя культивировать, улучшать и улучшать (воспитывать).Они могут быть. Но я согласен с доктором Уильямом Карпентером в том, что ученые демонстрируют «врожденную способность к определенной умственной деятельности, которая проявила себя на столь раннем этапе, что исключает представление о том, что она могла быть приобретена индивидуальным опытом».

Я называю это генетической памятью и предполагаю, что она существует у всех нас. Проблема состоит в том, как задействовать эту бездействующую способность ненавязчиво и без травм головного мозга или подобных инцидентов.

Понимаем ли мы наши инстинкты ?.Формирует ли эволюция или окружающая среда… | by ScienceDuuude

Сегодня существует гораздо больше строгости и попытка понять молекулярные механизмы и механизмы развития, управляющие поведением и инстинктами. Даже знаменитый инстинкт запечатления гусята у Лоренца был разбит на отдельные процессы:

1. Естественное влечение цыпленка к форме головы и шеи матери
2. Изучение материнских криков и звуков, даже находясь в яйце.

Теперь мы знаем, что не существует жесткой дихотомии между инстинктом и усвоенным поведением.Напротив, мы понимаем, что поведение распадается на широкий континуум от очень пластичного до жесткого, при этом многие виды поведения имеют комбинацию генетических и усвоенных компонентов.

Ключевым прорывом в генетическом понимании поведения стала классическая работа Сеймура Бензера в 1960-х годах, в которой плодовая мушка Drosophila melanogaster использовалась для разделения таких поведений, как ухаживание и сон. Бензеру написана отличная и очень удобная для чтения книга Джонатана Вайнера «Время, любовь, память».Бензер был среди тех физиков, которые пришли в биологию в 1950-х годах и начали революцию в молекулярной биологии, которая дала новую силу области биологии. Но наиболее убедительный его вклад был сделан в области поведенческой генетики.

Поведенческая генетика была областью, начатой ​​Фрэнсисом Гальтоном в конце 19 века и дискредитированной из-за связи с его другим важным «вкладом», евгеникой. Евгеника, вера в улучшение генетического качества человеческой расы, в основном за счет исключения определенных лиц и групп населения, непосредственно привела к ужасам геноцида и Холокоста в начале 20 века.Это то, что запятнало область поведенческой генетики.

Несмотря на сомнительный вклад Гальтона в евгенику, он, тем не менее, был настоящим эрудитом. В 1869 году, через 10 лет после того, как его двоюродный брат Чарльз Дарвин опубликовал «Происхождение видов», Гальтон опубликовал «Наследственный гений», в котором показал, что уровень «известности» наиболее высок среди ближайших родственников выдающихся личностей. Именно в этой работе Гальтон представил многомерный анализ и положил начало байесовской статистике. Но основание Гальтоном движения евгеники и его окончательная связь с нацистскими зверствами геноцида затмили вклад Гальтона, включая поведенческую генетику.

Тем не менее, Бензер применил новые аналитические и экспериментальные методы для решения проблемы понимания поведения.

Бензер и еще один гигант в этой области, Джерри Хирш, оказались на противоположных концах своего поля. Хирш считал, что поведение слишком сложное, чтобы его можно было свести к одному или нескольким генам. Эта точка зрения по большей части верна. Тем не менее, Бензер смог добиться огромных успехов в проведении генетического скрининга, чтобы найти мутантов с определенным поведением. Он обнаружил гены, специфичные для поведения мух, включая циркадный ритм, сексуальную функцию и память (отсюда и название книги о его работе).

инстинкт | Определение и факты

инстинкт , врожденный импульс или побуждение к действию, обычно выполняемое в ответ на определенные внешние раздражители. Сегодня инстинкт обычно описывается как стереотипный, очевидно невыученный, генетически детерминированный образец поведения.

Определяющий

инстинкт

В прошлом термин инстинкт обозначал ряд различных концепций поведения животных. Например, Александр Джеймисон в первом томе своего Словаря механических наук, искусств, производств и прочих знаний (1829) определил термин инстинкт как «обозначение проницательности и естественных наклонностей животных». , который обеспечивает место разума в человечестве.”

Как приблизительное представление того, что термин инстинкт означает для большинства людей, это определение все еще имеет смысл. Если принять во внимание возможность того, что люди тоже могут управляться инстинктами, это определение будет широким и расплывчатым, охватывая множество смыслов, для передачи которых с тех пор используется этот термин. Однако эта инклюзивность не способна различить тонкие различия значений, заключенных в терминах инстинкт и инстинктив .

Слова инстинкт и инстинктив имеют множество значений в самых разных контекстах, в которых они использовались.Их разнообразные значения и коннотации встречаются в повседневном языке. Например, инстинкт может относиться к рефлексивному или стереотипному поведению, к интуитивной догадке, к врожденной склонности или предрасположенности, к глубоко укоренившемуся импульсу (например, «материнский инстинкт»), к способам действий, которые, по-видимому, не связаны с обучения или опыта в их развитии, или к знаниям, которые являются врожденными или приобретенными подсознательно.

Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту.Подпишись сейчас

Понятие инстинкта усложняется тем фактом, что оно распространяется на поведенческие, генетические, связанные с развитием, мотивационные, функциональные и когнитивные чувства. Также существует вероятность того, что одно из этих чувств может повлечь за собой одно или несколько других. Например, часто предполагалось, что свидетельство того, что образец поведения зависит от генетической основы, означает, что этот образец не усвоен. Ошибочность этого рассуждения должна была быть выдана общепринятым знанием того, что животных можно селективно разводить по признакам (например,g., следование по следу и пастбище собак), но для реализации их потенциальной полезности требуется обширная подготовка. Тем не менее, дихотомический образ мышления продолжает вызывать дьявольские дискуссии и является основой повторяющегося спора, известного как противоречие между природой и воспитанием (наследственность против окружающей среды), который влечет за собой дебаты о том, являются ли поведение, интеллект, способности, характер и т. генетика или воздействие факторов окружающей среды (например, культуры). Даже британский натуралист Чарльз Дарвин утверждал, что наследование подразумевает развитие, не зависящее от опыта.

Дарвиновская концепция мотивационного инстинкта

Дарвину было хорошо известно, что термин инстинкт использовался в нескольких различных смыслах. В начале главы под названием «Инстинкт» в его важнейшей работе О происхождении видов (1859 г.) он отказался дать определение термина:

Чарльз Дарвин

Чарльз Дарвин, ок. 1874.

Из Чарльз Дарвин. Статья Эдварда Вудалла, внесенная в отчеты Шропширского археологического общества № , 1884 г.

Этот термин обычно охватывает несколько различных умственных действий; но все понимают, что имеется в виду, когда говорят, что инстинкт побуждает кукушку мигрировать и откладывать яйца в гнездах других птиц.Действие, которое нам самим требуется опыт, чтобы мы могли его выполнить, когда оно выполняется животным, особенно очень молодым, без опыта, и когда многие люди выполняются таким же образом, без их ведома, для какой цели оно предназначено. обычно считается инстинктивным. Но я смог показать, что ни один из этих персонажей не универсален.

Дарвин использовал слово инстинкт по-разному — для обозначения того, что побуждает птицу к размножению; к нраву, например к храбрости или упорству собаки; для выборочного разведения моделей поведения, таких как кувыркающиеся движения невалящих голубей; таким чувствам, как симпатия в людях; и к стереотипным действиям, таким как те, которые используются пчелами при построении ячеек сот.Прискорбно, что Дарвин не сделал более явным различия значений инстинкта, поскольку он создал мощный прецедент неизбирательного использования этого слова, неоднозначность которого неоднократно омрачала и запутывала понимание поведения.

Однако в интересе Дарвина к инстинктам была и положительная сторона. Он обратил внимание на вопросы о причинной основе действий, которые казались не поддающимися объяснению с точки зрения обучения или познания, и это открыло удивительный мир поведения животных, который казался далеким от мира человеческой природы.Таким образом, наследие Дарвина стимулировало изучение мотивации и послужило основой для сравнительной психологии и этологии.

Следующий обзор соответственно разделен на инстинкт, истолкованный как побуждение или побуждение; инстинкт рассматривается как врожденная склонность; а инстинкт интерпретируется как поведение.

Инстинкт как импульс

Инстинкт как своего рода побуждение или движущая сила иллюстрируется тремя очень разными видами теории мотивации: фрейдистским психоанализом; внутренняя цель, по определению американского психолога Уильяма Макдугалла; и причинные концепции, предложенные классической этологией.

Как работает инстинкт? | Психология сегодня

Как именно только что вылупившийся паук плетет идеальную паутину, характерную для его или ее вида, даже не видя такой паутины, не говоря уже о том, чтобы научиться ее плести? Откуда бабочки знают, что делать? Почему собаки и кошки ведут себя как собаки и кошки? Почему кролики так себя ведут? Инстинкт — один из возможных ответов. Люди, особенно психологи, давно считают инстинкт важным фактором, определяющим поведение.Но как работает инстинкт? Каковы соответствующие механизмы, которые позволяют инстинкту функционировать так, как он работает?

В настоящее время мы хорошо понимаем, как люди учатся через формирование памяти. Эту информацию можно использовать, чтобы понять, как работает инстинкт, потому что жесткое инстинктивное поведение является полной противоположностью гибкого наученного человеческого поведения. Может даже существовать континуум синаптической гибкости между обучением и памятью, с людьми на одном конце и такими существами, как пауки, на другом.

Оба конца континуума обучающей памяти адаптивны.Зависимая от опыта гибкость в течение длительного периода развития позволяет людям приобретать сложные навыки и разумное поведение. Предустановленная жесткость позволяет избежать рисков и опасностей, связанных с развитием и воспитанием, за счет возможности «взрослого» поведения с самого начала, что подводит нас к теме эволюции.

Эволюция

Инстинкты, очевидно, эволюционировали вместе с остальными частями организма посредством тех же принципов изменчивости и естественного отбора, которые движут и объясняют филогенетическую эволюцию.Здесь мы говорим о поведенческой эволюции как о параллели филогенетической эволюции. Мы знаем, что ДНК — это генетический механизм, который опосредует филогенетическую эволюцию, но может ли она также отвечать за поведенческую эволюцию и инстинкт? Если да, то как именно это может произойти? Какие механизмы могут позволить унаследовать поведение?

Информация о механизме

Вычислительные модели обучения и памяти позволяют нам лучше понять, как функционируют основные соответствующие биологические механизмы, потому что симуляции оживляют причинно-следственные связи.Особый интерес представляет то, как обучаются искусственные нейронные сети (ИНС), известные как коннекционистские модели нейронных сетей с параллельной распределенной обработкой. Я обсуждаю эти методы в своей книге (Tryon, 2014) Когнитивная нейробиология и психотерапия: сетевые принципы для единой теории , но резюмирую их ниже. Эта технология известна как машинное обучение , потому что компьютеры могут моделировать обучение и память человека и животных. Эта технология также упоминается как Deep Learning в знак признания ее замечательной способности моделировать человеческое познание с использованием моделей нейронных сетей коннекционизма.

Среди заметных достижений в этом отношении — когда компьютер IBM Deep Blue выиграл чемпионат по шахматам у людей в 1997 году. Когда IBM Watson выиграла чемпионат Jeopardy у людей в 2011 году. Когда IBM Watson выиграла в безлимитном техасском холдеме Heads-up у людей. в 2015 году. Когда Google Deep Mind выиграл чемпионат AlphaGo у людей в 2016 году. В некоторых из этих случаев машинам приходилось учиться «понимать» естественный язык так же, как это делают люди. Во всех этих случаях машинам приходилось различать тонкие взаимосвязи, формулировать стратегии и делать это более эффективно, чем лучшие эксперты-люди.Bengio (2016) обобщил основные достижения в области искусственного интеллекта в популярном журнале Scientific American . Энгелкинг (2017) проанализировал прогресс, достигнутый Институтом искусственного интеллекта Аллена; крупнейший в стране некоммерческий институт искусственного интеллекта, основанный в 2014 году в журнале Discover .

Давайте подробнее рассмотрим соответствующие механизмы, которые позволяют обучаться через формирование памяти. Я ограничиваюсь обсуждением основных принципов, чтобы не вдаваться в слишком много технических деталей.Эти принципы относятся к моделированию нейронных сетей и к биологическим системам. Я считаю, что этих принципов достаточно, чтобы вы в целом понимали, как могут работать инстинкты.

Первый принцип заключается в том, что нервная система — это сеть нейронных сетей, состоящая из множества нейронов. По оценкам, у человека 100 миллиардов нейронов. Подсчитано, что даже нервная система пауков насчитывает около 100 000 нейронов. Каждый нейрон человека соединяется со многими другими нейронами. В некоторых случаях один нейрон человека может подключаться к 10 000 другим нейронам.По оценкам, человеческий мозг содержит 100 триллионов синапсов. Мы знаем, что генетика, ДНК, отвечает за построение нейронных сетей во время эмбриологического развития. Мы также знаем, что разные существа имеют разную ДНК, которая отвечает за их разные нервные системы.

Второй принцип заключается в том, что нейроны у всех видов связаны с другими нейронами синапсами, крошечными промежутками, в которые секретируются нейротрансмиттеры. Некоторые из этих нейротрансмиттеров способствуют передаче электричества от одного нейрона к другому.Другие нейротрансмиттеры подавляют электрическую проводимость от одного нейрона к другому. Мы знаем, что генетика, ДНК, отвечает за создание этих синапсов. Поэтому кажется вполне возможным, что возбуждающие / тормозные свойства синапсов могут быть установлены во время их строительства, а не изменены опытом. Эта возможность является центральной для объяснения того, как работают инстинкты, представленного ниже. Это может быть реализовано путем подавления или удаления генов, обеспечивающих зависимую от опыта синаптическую гибкость.

Большой объем научных знаний подтверждает точку зрения о том, что синапсы имеют центральное значение для обучения и памяти (Hell & Ehlers, 2008). Гибкое человеческое обучение требует, чтобы возбуждающие / тормозные свойства синапсов могли быть установлены через зависящие от опыта механизмы синаптической пластичности. Искусственные нейронные сети, такие как те, что участвуют в компьютерных чемпионатах, упомянутых выше, моделируют примитивные нервные системы с помощью компьютеров или нейроморфных чипов. Смоделированные нейроны связаны смоделированными синапсами, называемыми весами связи, потому что они математически связывают смоделированные нейроны друг с другом.Входы в эти ИНС изначально не приводят к значимым желаемым выходам, потому что смоделированные синапсы еще не установлены на свой оптимальный уровень. Уравнения используются для моделирования механизмов пластичности, зависящих от биологического опыта. Они используются для постепенного изменения и оптимизации весов соединений во время испытаний с моделированием обучения, чтобы ИНС, наконец, функционировала эффективно, как это проиллюстрировано вышеупомянутыми компьютерными чемпионатами. Главный интерес здесь заключается в том, что способность полностью обученной «взрослой» ИНС должным образом выполнять все чудесные функции, которые она может выполнять, напрямую зависит от конечных уровней возбуждения / торможения, которые характеризуют моделируемые синапсы.Проблема установки всех весов соединений на оптимальные уровни слишком сложна для непосредственного программирования. Процесс обратной связи, основанный на опыте, необходим для того, чтобы эти смоделированные синаптические уровни пришли в оптимальное состояние. Прежде чем ИНС сможет работать на высоком уровне, обычно требуется обширное обучение. Подобный процесс управляемой опытом синаптической модификации позволяет задействовать все когнитивные и двигательные навыки, приобретаемые людьми в процессе обучения.

Instinct, по-видимому, устанавливает синаптические связи на «взрослые» значения во время эмбриологии.Другими словами, гены, отвечающие за построение синапсов как часть нейронных сетей, опосредующих инстинкт, по-видимому, также устанавливают свои функциональные свойства на оптимальные возбуждающие или тормозящие уровни, которые воспроизводят то, что было бы достигнуто, если бы сеть прошла через этап строгого и всестороннего развивающего обучения. ДНК, кажется, кодирует окончательные «взрослые» синаптические значения в случае пауков, где инстинкт, кажется, доминирует над их поведением. Генетика, по-видимому, оказывает меньшее, но все же заслуживающее внимания влияние на то, что называется биологически подготовленных видов поведения, таких как наш страх высоты и темноты.

Способность ДНК представлять свойства отдельных синапсов в сложных нейронных сетях объясняет, как поведение может быть унаследовано. Это объясняет, как пауки могут плести сложную паутину вскоре после вылупления. Это также объясняет, почему собаки и кошки ведут себя по-разному. Генетическая изменчивость объясняет индивидуальные различия в поведении — или, другими словами, почему пауки одного вида могут вести себя несколько по-разному или почему отдельные собаки и кошки различаются по темпераменту.

инстинкт | Определение и факты

инстинкт , врожденный импульс или побуждение к действию, обычно выполняемое в ответ на определенные внешние раздражители.Сегодня инстинкт обычно описывается как стереотипный, очевидно невыученный, генетически детерминированный образец поведения.

Определяющий

инстинкт

В прошлом термин инстинкт обозначал ряд различных концепций поведения животных. Например, Александр Джеймисон в первом томе своего Словаря механических наук, искусств, производств и прочих знаний (1829) определил термин инстинкт как «обозначение проницательности и естественных наклонностей животных». , который обеспечивает место разума в человечестве.”

Как приблизительное представление того, что термин инстинкт означает для большинства людей, это определение все еще имеет смысл. Если принять во внимание возможность того, что люди тоже могут управляться инстинктами, это определение будет широким и расплывчатым, охватывая множество смыслов, для передачи которых с тех пор используется этот термин. Однако эта инклюзивность не способна различить тонкие различия значений, заключенных в терминах инстинкт и инстинктив .

Слова инстинкт и инстинктив имеют множество значений в самых разных контекстах, в которых они использовались.Их разнообразные значения и коннотации встречаются в повседневном языке. Например, инстинкт может относиться к рефлексивному или стереотипному поведению, к интуитивной догадке, к врожденной склонности или предрасположенности, к глубоко укоренившемуся импульсу (например, «материнский инстинкт»), к способам действий, которые, по-видимому, не связаны с обучения или опыта в их развитии, или к знаниям, которые являются врожденными или приобретенными подсознательно.

Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту.Подпишись сейчас

Понятие инстинкта усложняется тем фактом, что оно распространяется на поведенческие, генетические, связанные с развитием, мотивационные, функциональные и когнитивные чувства. Также существует вероятность того, что одно из этих чувств может повлечь за собой одно или несколько других. Например, часто предполагалось, что свидетельство того, что образец поведения зависит от генетической основы, означает, что этот образец не усвоен. Ошибочность этого рассуждения должна была быть выдана общепринятым знанием того, что животных можно селективно разводить по признакам (например,g., следование по следу и пастбище собак), но для реализации их потенциальной полезности требуется обширная подготовка. Тем не менее, дихотомический образ мышления продолжает вызывать дьявольские дискуссии и является основой повторяющегося спора, известного как противоречие между природой и воспитанием (наследственность против окружающей среды), который влечет за собой дебаты о том, являются ли поведение, интеллект, способности, характер и т. генетика или воздействие факторов окружающей среды (например, культуры). Даже британский натуралист Чарльз Дарвин утверждал, что наследование подразумевает развитие, не зависящее от опыта.

Дарвиновская концепция мотивационного инстинкта

Дарвину было хорошо известно, что термин инстинкт использовался в нескольких различных смыслах. В начале главы под названием «Инстинкт» в его важнейшей работе О происхождении видов (1859 г.) он отказался дать определение термина:

Чарльз Дарвин

Чарльз Дарвин, ок. 1874.

Из Чарльз Дарвин. Статья Эдварда Вудалла, внесенная в отчеты Шропширского археологического общества № , 1884 г.

Этот термин обычно охватывает несколько различных умственных действий; но все понимают, что имеется в виду, когда говорят, что инстинкт побуждает кукушку мигрировать и откладывать яйца в гнездах других птиц.Действие, которое нам самим требуется опыт, чтобы мы могли его выполнить, когда оно выполняется животным, особенно очень молодым, без опыта, и когда многие люди выполняются таким же образом, без их ведома, для какой цели оно предназначено. обычно считается инстинктивным. Но я смог показать, что ни один из этих персонажей не универсален.

Дарвин использовал слово инстинкт по-разному — для обозначения того, что побуждает птицу к размножению; к нраву, например к храбрости или упорству собаки; для выборочного разведения моделей поведения, таких как кувыркающиеся движения невалящих голубей; таким чувствам, как симпатия в людях; и к стереотипным действиям, таким как те, которые используются пчелами при построении ячеек сот.Прискорбно, что Дарвин не сделал более явным различия значений инстинкта, поскольку он создал мощный прецедент неизбирательного использования этого слова, неоднозначность которого неоднократно омрачала и запутывала понимание поведения.

Однако в интересе Дарвина к инстинктам была и положительная сторона. Он обратил внимание на вопросы о причинной основе действий, которые казались не поддающимися объяснению с точки зрения обучения или познания, и это открыло удивительный мир поведения животных, который казался далеким от мира человеческой природы.Таким образом, наследие Дарвина стимулировало изучение мотивации и послужило основой для сравнительной психологии и этологии.

Следующий обзор соответственно разделен на инстинкт, истолкованный как побуждение или побуждение; инстинкт рассматривается как врожденная склонность; а инстинкт интерпретируется как поведение.

Инстинкт как импульс

Инстинкт как своего рода побуждение или движущая сила иллюстрируется тремя очень разными видами теории мотивации: фрейдистским психоанализом; внутренняя цель, по определению американского психолога Уильяма Макдугалла; и причинные концепции, предложенные классической этологией.

.