Как девонькам любить мужа мудрость наших бабушек: как любить мужа. Мудрость наших бабушек
без срока давности электронка.indd
%PDF-1.3 % 1 0 obj >]/Pages 3 0 R/Type/Catalog/ViewerPreferences>>> endobj 2 0 obj >stream 2022-05-17T10:14:34+03:002022-05-17T10:14:52+03:002022-05-17T10:14:52+03:00Adobe InDesign 15.1 (Windows)uuid:b532172e-75ab-4123-bd50-a86d40c923f4xmp.did:92e5ae26-ec0f-924d-b52f-a9cb12d28fcfxmp.id:3ecdf5a2-e818-f54f-8daf-5eac6d96f217proof:pdf1xmp.iid:d5027814-ac80-ea4d-a056-3451d4c98df5xmp.did:d5027814-ac80-ea4d-a056-3451d4c98df5xmp.did:92e5ae26-ec0f-924d-b52f-a9cb12d28fcfdefault
8]ǀŅ01r3tc-snojlJ\L5>.捜h]+o2I
Дневник военных будней
Здравствуйте, дорогая Любовь Иосифовна!
Примите от меня самый теплый, самый дружеский, несущийся из глубины сердца привет! Удивляйтесь, Любовь Иосифовна, удивляйтесь, ибо на этот раз Вам шлет слова привета не Нина Хахарева, не Мила Виктурина и не другие Ваши постоянные корреспонденты. Любовь Иосифовна! Перед Вами кающийся Володька Цыганков. Он родился и привык быть таким молчаливым и необщительным, что, по последним сведениям, несущимся из города Серова, что на Урале, причислен к разряду «диких и до крайности грубых» людей. О, он, конечно, вполне понимает свою вину (ведь и у дикарей бывает совесть!), и поэтому сейчас Вы видите его именно в такой позе, а не в какой-либо другой: он стоит на коленях, дрожащих от страха, и смотрит на Вас печальным и умоляющим взором. «О, простите мне мою вину», – говорит весь его вид, и сам Володька при этом ужасно грустит.
Но вот он слышит слова. Ваш голос! Боже мой, да это Ваш голос, голос маленькой милой женщины в черном халате и в очках, такой знакомый голос простой и близкой Любови Иосифовны. Вы говорите: «Встань, Володя! Сейчас нельзя быть таким плаксивым, нынешнее время требует от людей стойкости и твердости, а ты… Я прощу тебе твою вину, если ты будешь говорить языком настоящего мужчины, будешь хоть немного похож на бойца нашей героической Красной Армии». Я слышу это, вникаю в смысл Ваших слов и начинаю сознавать, что Вы вполне правы. Да, Любовь Иосифовна, Вы правы, мне надо изменить себя. Я обещаю Вам не подкачать, слушайте меня, я буду говорить о себе, о новом Володьке, вдохновленном Вашими словами и воспоминаниями о Вас. Я принимаю свой обычный вид, я делаюсь таким, каким сделал меня труд, работа на заводе, война, лишения и разум. Вы, конечно, не узнаете меня. Любовь Иосифовна! Прошло много времени с тех пор, как я простился с Вами, много воды утекло с тех пор, многое изменилось за это время.
На заводе я работал до октября. В октябре мне удалось взять расчет, и я сделал небольшую поездку в Татарскую АССР к эвакуированным сестрам. Работа на заводе, эта поездка, война и связанные с нею лишения подействовали на меня в самую лучшую сторону: они отрезвили меня, заставили встать лицом к жизни, к действительности. Сейчас я с гордостью могу сказать, что от прежней романтичности, от прежней сентиментальности и слезливости во мне не осталось и следа. Я очень этому рад! Вы не увидите больше на моем лице девичью краску, свойственную мне раньше. Вы не увидите больше моих дрожащих рук, как раньше, когда я отвечал Вам урок. Нервозность, угрюмость и хандра убежали от меня. Я обновился, и это не бахвальство, Любовь Иосифовна, это сущая правда. Сейчас я примерно такой: рабочий большого завода, выполняю норму на 200-250 процентов, интересуюсь текущими событиями, участвую в общественной работе. Но окончательно привыкнуть к заводу до сих пор еще не могу. Я чувствую, что завод принес мне реальную пользу: он сделал меня серьезней, живее, общительней.
Ваш В. Цыганков.
Письмо второе: До скорого разгрома гитлеровского зверья
Московская область, 12 июня 1942 года.
Здравствуйте, Любовь Иосифовна!
Две недели назад я отослал Вам небольшую открыточку, в которой очень кратко рассказал о своем положении и местопребывании. Вы, может быть, уже узнали, что я живу и учусь в Московском пулеметном училище, которое наметило в своей программе выпуск средних командиров для Красной Армии. Хорошая учеба и успешное усвоение всего преподаваемого материала сулят мне в будущем звание лейтенанта. Вы, наверное, скажете, что я иду к счастью, но, по-моему, это немного не так. Конечно, очень хорошо быть военным, особенно в такое напряженное время, как наше; конечно, служба в Красной Армии является благородным делом, дающим военному почет и уважение всего народа.
Это вполне ясно и понятно мне, и я даже не буду пытаться обсуждать эту неоспоримую истину. Быть военным, находиться в числе защитников Советской Отчизны даже в качестве простого рядового бойца, а не военного руководителя, вполне заманчивая штука, как для меня, так и для всех молодых людей моего возраста. Но одно условие немного смущает меня и заставляет порой глубоко и часто весьма тревожно задумываться над своей дальнейшей судьбой. Послушайте, Любовь Иосифовна, что мне предстоит в будущем: через несколько месяцев я кончаю училище, я старался учиться на «отлично», и потому у меня в петлицах два кубика, обозначающих звание лейтенанта. Я еду на фронт, получаю в свое распоряжение энное количество людей, обучаю их, веду в бой и отдаю все свои силы делу победы над врагом. Это очень хорошо, и вот это – то, что заставляет мое сердце всегда радостно биться, но что же дальше? Дальше – победа, фашизм разгромлен и уничтожен, я остаюсь живым, возвращаюсь к своим родным, друзьям и т. д. Меня почитают и уважают – это все очень и очень хорошо.
Прошу Вас, Любовь Иосифовна, сделать это, я буду Вам вечно благодарен. А сейчас с обоюдного согласия поговорим о чем-нибудь веселом. Как хорошо мне сознавать, что я готовлюсь к выполнению возвышенной задачи, как приятно чувствовать, что уже сейчас я приношу Родине пользу, добросовестно усваивая указания и наставления своих командиров.
До скорого теплого и дружеского свидания.
Ваш Цыганков.
Письмо третье: Я принимаю военную присягу
1 августа 1942 года.
Дорогой мой учитель и наставник Любовь Иосифовна!
Разрешите выразить Вам огромную радость, доставленную мне Вашими бесценными письмами.
Я сознаю свой большой долг перед Вами, но, несмотря на все это, я не в силах оплатить Вам его. Короче говоря, Любовь Иосифовна, я сейчас не имею времени на то, чтобы написать Вам письмо, достойное по своему объему и содержанию Вашего.
Любовь Иосифовна! Вот уже два месяца как я курсант МГГУ. Изменилась моя жизнь, изменился и я сам. Насколько я изменился и что из меня будет в дальнейшем, покажет жизнь. Сейчас что-либо говорить об этом я не хочу. Я заключил недавно в письме с В. Варюшиным пари, в котором ставил условие: выиграет пари тот, кто первым из нас попадет на фронт и откроет счет отправленным по назначению фрицам. На это теперь я обращаю свои силы и способности, остальное, Любовь Иосифовна, Вам из этих слов будет понятно и ясно. Скоро у меня будет праздничный день: я принимаю военную присягу. Все, примите мои сердечный привет и наилучшие пожелания.
В. Цыганков.
Письмо четвертое: Воспоминания о вас вселяют мужество и стойкость
Действующая армия, 5 сентября 1942 года.
Мой горячий привет дорогой Любови Иосифовне!
В самые трудные моменты я всегда вспоминаю Вас, и эти воспоминания вселяют в меня бодрость и необходимую в эти минуты стойкость.
Вот сейчас, Любовь Иосифовна, я сижу под обстрелом вражеской авиации и, несмотря на это, пишу Вам письмо, чувствуя в себе спокойствие и хладнокровие.
Я плюнул на бомбежку, которая мне надоела еще в тылу, и принялся писать письма, пока у меня есть еще свободное время. Любовь Иосифовна! События в моей жизни развертываются очень быстро: проучившись в военном училище около двух месяцев, я попал в действующую армию, сразу же на фронт. Наше училище было расформировано, и всех курсантов простыми красноармейцами направили на защиту Родины или, короче говоря, на неизбежную после мирной учебы боевую практику. Я зачислен в роту связи при стрелковом полку, в той самой дивизии, которая прославилась прошлой зимой как освободительница в г. Тихвине. Буду работать связистом.
Сейчас нахожусь километрах в пяти от передовой линии, готовлюсь к бою.
Может быть, сегодня ночью мне придется выполнять боевую задачу. Сам я сейчас вполне спокоен и даже немного беспокоюсь по поводу своего спокойствия: уж очень оно большое, похоже на то, будто я жду чего-то неизбежного и неизменного.
Ну, все. Крепко жму Вашу руку.
В. Цыганков.
Письмо пятое: Был ранен в левую руку
Углич, госпиталь, 14 октября 1942 года.
Здравствуйте, дорогая Любовь Иосифовна!
Я уже давно не писал Вам и сейчас постараюсь объяснить, почему это произошло, а Вы, конечно, закончив читать это письмо, простите мне мое полуторамесячное молчание.
В последний раз я посылал на Ваше имя открытку от 5 сентября. Это был день, когда часть, где находился я, пошла в свой последний переход, завершающий наше далекое и долгое путешествие. Мы шли на передовую линию; мы шли темной ночью туда, где грохотала канонада и раздавался вой вражеских пикировщиков, мы шли в район Синявино. Вы, конечно, слышали о боях в этом районе. Печать недавно сообщила об их результатах.
Когда я вернусь домой, я сообщу Вам, Любовь Иосифовна, многочисленные подробности к тому, что Вы знаете об этом, а пока я буду говорить Вам о том, что случилось с одним из свидетелей этих боев – молодым и неопытным бойцом Володькой Цыганковым. Он работал связистом, сидел у телефона, бегал чинить порванные лини, исполняя поручения командиров. Он впервые узнал, что представляет собой немецкая армия и каковы ее приемы войны, ему пришлось с трудом привыкать к крови и убитым. На десятый день своего пребывания на фронте он был ранен автоматчиком в левую руку и вскоре был переведен в г. Углич на лечение. Отсюда он и шлет Вам в заключение своего письма теплый привет и лучшие пожелания.
В. Цыганков.
Письмо шестое: Я снова возвращаюсь на фронт
Углич, госпиталь, 21 ноября 1942 года.
А-а! Любовь Иосифовна! Вот радость-то! Здравствуйте, здравствуйте, Любовь Иосифовна. Вот ведь, счастье-то какое – и не ожидал совсем. Ах, если бы Вы только знали, какое удовольствие, прямо-таки наслаждение доставляет мне хоть самая короткая встреча с Вами.
Вот и сейчас мое сердце радостно прыгает, а сам я нахожусь в каком-то упоении.
Знаете, Любовь Иосифовна, я Вам прямо скажу: Вы для меня все равно что мать, бог, солнце… – все, что хотите! Вы не верите? Уверяю Вас, что это именно так. Неужели Вы не видите, как я счастлив при встрече с Вами и как грустит мое лицо, когда я Вас долго не вижу.
Вы спрашиваете меня, что со мной было в последнее время и что происходит сейчас. Вы просите рассказать об этом подробнее, но это, дорогая Любовь Иосифовна, к сожалению, я сделать сейчас не могу: тороплюсь. Дело в том, что я теперь спешу на вокзал, еду в Поволжье, куда меня направили из госпиталя в батальон выздоравливающих. Вам, может быть, по пути? Вот хорошо! Пойдемте, Любовь Иосифовна, и поговорим на прощание, как полагается добрым друзьям.
Да… большая заваруха разыгралась сейчас. И сколько всего забрала она уже в свои лапы! Сколько молодых, цветущих жизней погублено! Прямо беда! И что будет дальше, черт его знает. Одно только видно: выдыхается немец, сил у него больше нет прежних, ослаб дьявол.
А все-таки жуть, страшно становится, как подумаешь, что он наделал, гад, и что еще может сделать. Видел я следы его людоедской работы, насмотрелся достаточно. И сказать Вам, Любовь Иосифовна, смотря на все это, чувствуешь в груди у себя только злобу и ненависть. И себя не жалко в эту минуту. Бывало, простишься с товарищем, а через пять минут слышишь, что убило его. Только зубы стиснешь после этого и еще больше возненавидишь мерзавцев.
Ранило меня… Иду это я часа в три дня чинить порванную линию, ищу порыв, и вдруг как ударит что-то в руку. Только пальцы дрогнули. Выстрела-то я и не заметил. Привык уже к ним. Сел на землю, замотал рану кое-как – и в санчасть. Перевязали мне руку, посочувствовали и направили в тыл, а там лазарет, санпоезд. Поправился я и снова еду обратно туда, где должен быть.
Ну, прощайте, Любовь Иосифовна, будьте здоровы. Желаю Вам всяческих успехов, вспоминайте обо мне. Мне пора, я побегу.
Вас неприятно удивит столь не подходящий для нашего времени стиль моего письма.
Моя манера писать целиком зависит от моего настроения: если я весел, я пишу письма, подобные этому; когда же меня одолевает тоска, мои письма мрачны, как ночь в непогоду. Сейчас мне почему-то страшно весело. Я вспомнил старину, шутливые беседы с друзьями, и мне вдруг захотелось так же, как и раньше, пошутить и посмеяться. Я знал, что Вы не откажете мне в этом.
Любовь Иосифовна, я снова возвращаюсь на фронт. Я не знаю, что со мной будет, но я спокоен за себя и за свое прошлое. Только два случая в моей жизни смущают меня. Из-за какого-то пустяка, которого я сейчас даже не помню, я потерял своего лучшего друга Рэмку Октябрьского. Он был моей второй душой, мы понимали друг друга с полуслова. И вот нелепый случай, дурацкая гордость оборвала нашу прежнюю дружбу. Я глубоко раскаиваюсь в этом и никогда не прощу себе такой глупости.
Так же глупо я потерял и другое сокровище, притягивающее меня к себе, как магнит железо. Я имею в виду одну девушку, с которой у меня были странные отношения.
Да, Шура была славная девушка, а я был тогда большой, большой дурак.
Простите мне, Любовь Иосифовна, мою откровенность: Вы мой друг, и я Вам вполне доверяю. Прощайте.
Ваш В. Цыганков.
P. S. Отвечать по этому адресу не надо
Письмо седьмое: Охраняем наши рубежи
Здравствуйте, дорогая Л. И.!
Вашу открытку от 30 апреля я благополучно получил, спешу ответить Вам и передать в письме свою признательность и благодарность. Я очень рад, что Вы по-прежнему здоровы и бодры, и что, находясь так далеко от меня, Вы не забываете меня и делаете все возможное, чтобы украсить мою однообразную военную жизнь.
Уже третий месяц я нахожусь на фронте и вместе с другими бойцами охраняю свои рубежи. На нашем участке сейчас спокойно: немцы, чувствуя свою слабость, не пытаются наступать, а наши артиллеристы и минометчики каждый день шлют им щедрые подарки. Три дня назад по немецким блиндажам и землянкам, находящимся напротив нас, дали залп наши гвардейские минометы.
Что у них творилось – трудно описать. Я видел перед собой сплошной огонь и пламя и чувствовал радость и удовлетворение.
Вы сообщили мне о многих моих товарищах, но почему я ничего не слышу о Рэме Октябрьском? Неужели Вам не пишут из Москвы о его судьбе? Это меня порой гнетет и беспокоит.
Дорогая Л. И.! Вы мне написали только о некоторых моих друзьях, но я бы очень хотел немного узнать обо всех, кто учился со мной в Вашем классе. Я прошу как-нибудь узнать (через Москву или еще как-нибудь) об остальных и потом написать мне об этом. Я буду ждать от Вас таких известий в течение всего времени, пока буду находиться в армии. Сделайте это, пожалуйста.
Я только что вспомнил, что это письмо уже мой второй ответ на Вашу открытку: первое я послал раньше.
До свидания. В. Цыганков.
Примечание: в этом письме Володя сообщил Л. И. Розиной, что принят кандидатом в члены ВКП(б).
Письмо восьмое: Ждем приказа для наступления на врага
Действующая армия, 10 июня 1943 года.
Здравствуйте, дорогая Любовь Иосифовна!
Шлю Вам свой пламенный фронтовой привет и снабжаю его горючим только до Москвы, где, я надеюсь, Вы и встретите его.
Моя часть сейчас стоит в обороне, немцы не выползают из своих траншей, наверняка зная всю бессмысленность и безуспешность своих попыток наступать. Сейчас стоит ясное солнечное утро. Я сижу у двери блиндажа, и прямо на меня светит солнышко. Все тихо кругом, но тишина эта непрочна. Скоро снова заговорят с обеих сторон орудия и минометы, и снова наступит «фронтовая тишина».
Такие дни, как сегодня, всегда вызывают в моей памяти былое. Я вспоминаю, как раньше, вот в такой же теплый и ласковый день, я выходил на улицу и думал, куда пойти, где лучше развлечься и провести такой хороший денек. Я намечал или стадион, или парк, или прогулку за город с купанием и отдыхом. Собственно говоря, отдыхать мне было не от чего: вся моя прежняя жизнь была сплошным отдыхом. Я никогда раньше не думал о сне: ложась спать, я думал о том, чтобы скорее наступило утро и вместе с ним новые развлечения и радости.
…Скоро наступят решающие бои. Со дня на день можно ожидать начала событий, которые прольют свет на исход всей войны. Весь народ готовится к этому. Красная Армия ждет только приказа для окончательного, наступления на врага. Я обещаю Вам, что мой миномет не подкачает в грядущей борьбе. Для этого я непрестанно учусь метко разить врага, учу своих бойцов минометному делу. Победа придет к нам в борьбе, и, хотя многие не вернутся домой, наша Родина будет снова свободной, счастливой и богатой страной. Вы будете свидетелем этого, Любовь Иосифовна, обязательно будете!
На этом кончаю, прощайте.
С приветом – Ваш В. Цыганков.
Письмо девятое: Люблю свой автомат да пару гранат
Действующая армия, 4 июля 1943 года.
Дорогая Любовь Иосифовна!
Я по-прежнему нахожусь на фронте, чувствую себя хорошо и ни в чем не нуждаюсь. Сейчас после пятидневной пасмурной и дождливой погоды впервые выглянуло приветливое солнышко. Оно такое же, каким было и раньше, в мирное время.
Только земля изранена вокруг да люди чувствуют себя несвободно. Я часто и очень много думаю о прошлом, вспоминаю своих товарищей, с которыми проводил вечера. Они все сейчас на фронте. Мы начинаем связываться друг с другом: я уже послал им письма.
Меня спрашивают бойцы, кому я пишу так часто письма, уж не любимой ли своей и люблю ли я сейчас кого-нибудь. После таких вопросов я, немного подумав, отвечаю: «Нет, что вы! Пишу я не девушке, а матери да своим старым друзьям. А люблю я сейчас больше всего на свете свой автомат да пару гранат. И любовь эта самая верная, до гроба». Мои ранние увлечения были поверхностны, и порой из-за своей крайней застенчивости я попадал в смешное положение. Теперь мне понятно, что все это было слишком романтично и ложно, и потому вот уже тринадцать месяцев я не написал письма ни одной девушке. До свидания, Любовь Иосифовна, крепко жму Вашу руку! Еще раз шлю свой привет.
Ваш Цыганков.
Письмо десятое: Мне исполнилось 20 лет. Мой дух крепок и силен
Действующая армия, 30 июля 1943 года.
Привет дорогой Любови Иосифовне!
Я сейчас нахожусь в полном порядке, мое здоровье не просит помощи и лечения, а мой дух крепок и силен. Я временно отдыхаю в полутора десятках километров от фронта. Живу в лесу, среди зелени, прохлады и цветов. Наслаждаюсь прелестями лета, занимаюсь, дежурю, читаю, пишу и т. д. Дни проходят быстро, не успеешь как следует осмотреться после сна, как снова отбой и ночь.
Пожалуй, все сейчас обстоит хорошо, за исключением очень недостаточной корреспонденции моих друзей и знакомых. Я мало получаю писем, а из Серова мне нет уже вестей больше месяца. Почему это так – неизвестно.
Дорогая Л. И.! Пишите мне побольше: Вы, кажется, собирались уже давно написать мне большущее письмо, a eгo до сих пор нет. Я жду-жду и никак не могу дождаться. Позавчера мне исполнилось 20 лет. Я уже прожил два дня 21-го года своей жизни. Удастся ли мне прожить этот год, сказать, конечно, очень трудно, да и не стоит над этим задумываться, а надо жить, пока живется.
До скорого свидания, Л. И., шлю Вам еще раз привет и пожелания хорошей, спокойной жизни.
В. Цыганков.
Примечание: Вскоре Володя погиб…
Елена Гераскина,
Москва, учитель истории ГБОУ «Школа № 1164»,
директор музейного объединения
«…Будто я жду чего-то неизбежного…»
| ||||||
Итак, вы видите, мои дорогие сестры, очень, очень важно, чтобы мы помнили нашу историю. Сегодня утром я напомню вам о необычайно богатом наследии, из которого исходит наша мудрость, чтобы каждый из вас мог потом напомнить женщинам в своей жизни, которыми вы дорожите, чтобы они не забыли.
Женщины любого цвета кожи во всех уголках земного шара были привержены древнему соглашению, в котором они обещали защищать внутреннюю жизнь для себя, своих семей, своих сообществ и своих рабочих мест. Защита внутренней жизни была священной клятвой отстаивать мудрость сердца и эмоций как равного партнера мудрости головы и интеллекта; обеспечить, чтобы интуитивное и образное имело свое законное место рядом с осязаемым и рациональным; и культивировать красоту и искусство как неотъемлемую часть повседневной жизни.
Земля была в равновесии, и мир был в покое. Но затем, как и во всех историях, на землю пришли сложные темные силы.
Без голоса сердца или голосов земли люди стали слепо высокомерными и эгоистичными.
Во сне она вошла в древний священный зал, где собрались все ее женские роды. На полу был гигантский узор инь и ян, символизирующий космический баланс женской и мужской мудрости. Но инь и ян больше не были в равновесии. Теперь ян доминировал почти над всем символом, а инь исчезал у нее на глазах. Мудрая бабушка увидела, что все женщины ее рода плачут. И тогда ее собственная мать повернулась к ней и очень нежно сказала: Ты должна вернуться в дом великой матери и вернуть отпечаток своей сознательной женственности. Вы должны пойти и сбалансировать шаблон снова.
Вернуть свое неотъемлемое право было нелегко, когда господствовавшая культура чистой логики, разумного интеллекта, измеримых внешних достижений и практических результатов оказалась под серьезной угрозой из-за возвращения беспорядочных эмоций, таинственной интуиции, неизмеримого парадокса и, не дай бог, удовольствия от жизни. тело.
Так женщины тайно встречались под землей, помогая друг другу вспомнить те обеты, которые они дали так давно, защищать внутреннюю жизнь вместе с благоговением перед физическим телом и землей.
В высочайшем торжестве нашей неиерархической женской мудрости каждый имеет право голоса в совете жизни. И это обязательство означает, что мы должны помогать друг другу отказаться от искушения занять упрощенную, правильную или неправильную позицию. Мы все должны помнить, что сознательная женщина уважает то, что каждая женщина делает свой собственный подлинный выбор в отношении образа жизни, партнеров, рождения детей, работы и веры. И, продолжали молодые женщины, мы должны включить мужчин в наш диалог. Они нужны нам, чтобы помочь нам научиться дорожить своей мудростью.
Шли годы, женская мудрость становилась все сильнее и вернее.
eomega.org/omega/mediaworks, позвоните по телефону 845-266-4444, доб. 317 или по электронной почте [email protected]
Книга была переведена на пять языков и используется во всем мире в качестве основы для коучинга по расширению возможностей и групп поддержки.
Сотни студентов по всей Северной Америке, Европе и России приняли участие в этой программе активной духовности. Основываясь на его успехе, она написала получившие признание критиков книги «Ритм сострадания: забота о себе, связь с обществом», а также «Круг сострадания: размышления о заботе о себе и мире». Ее последняя книга — феминистские мемуары «Возвращение». в дом моей матери: возвращение женской мудрости», получивший множество наград, в том числе премию 2009 г.Серебряная премия Nautilus и финалист премии ForeWord Book of Year.Как бабушкам строить близкие отношения с внуками
Большинство из вас знают, что у меня есть внуки от первого брака.
У моего мужа, моего главного консьержа, семь тысяч от первого брака. Мы оба овдовели. Мы объединили две семьи. С внуками это было в радость. Я решила по нескольким причинам написать о некоторых внуках моего мужа, потому что они являются важной частью моей жизни, и я хочу заверить бабушек, состоящих во втором браке, в том, что отношения в смешанной семье могут расти и процветать. Ничего в нашей жизни не происходит по мановению волшебной палочки. Вы должны хотеть этого. И, ради вашего брака и для нужд внуков, чем больше будет вовлечено бабушек, тем веселее будет семейная жизнь для всех.
Честно говоря, я должен сказать вам, что внуки моего мужа заслужили мою любовь и уважение в 10 раз больше. Если бы я пожелал звезду, я не мог бы желать более любящих и почтительных внуков. Я их бабушка, а они мои внуки. Я считаю, что это произошло из-за того, что их мать, моя любимая невестка Джами, поощряла отношения. Во-вторых, я была внучкой сводной бабушки, которая осыпала меня любовью. Ее пример послужил мне хорошим предзнаменованием.
Я также близок с Джо, еще одним внуком и двоюродным братом Хороших Мальчиков. Мои отношения с Джо развивались иначе, чем с «Хорошими мальчиками», и позже в своем рассказе я объясню, как это произошло.
«Хорошие мальчики», как я их называю, – это хорошие мальчики. Скотт, Логан и Дэвид — братья и сыновья Джами. Джо — сын сына моего мужа. Мальчики живут в США… Дэвид на Манхэттене, Скотт с женой Кэти в Остине, штат Техас, а Логан и его жена Энн живут в Блумингтоне, штат Индиана. Джо учится в Лондонской школе экономики и живет в Лондоне, Англия, но является уроженцем Калифорнии.
СКОТТ ГУД: Когда умер отец Скотта, мы стали доверенными лицами. Он, как и его братья, пострадал. Скотт поделился своими страданиями. Он звонил мне, и мы долго разговаривали. Я слушал. Я понял. Я пытался быть полезным. К счастью, когда он захотел заняться вторым бизнесом на неполный рабочий день, я поощрял его против воли его деда. Мы подружились дальше. Я бы сказал ему: «Давай. Я думаю, у тебя есть отличная идея, просто сохрани свою основную работу».
Сейчас Скотт женат на Кэти. Кэти — это рецепт, который нужен Скотту. Они безумно влюблены. Он продолжает работать на своей основной работе и успевает заниматься предпринимательством. Его дедушка, мой лучший консьерж, в восторге от его успеха, предупреждая его, чтобы он рос медленно, чтобы у него было много страховки и чтобы он экономил деньги. Я его бабушка-чирлидерша. Он знает, что может прийти ко мне по любому вопросу, и я буду рядом, чтобы дать свой честный совет. Я знаю, что он поможет мне, если я попрошу. Ему не все равно. Он позвонит без причины, и это лучше всего. Я люблю Скотта.
ЛОГАН ХОРОШИЙ: Он наказан. Он банкир, художник и любитель собак. Логан очень милосерден, полностью любит свою жену Энни, заботится и помогает своему дедушке и мне. Он так же устойчив, как и они. Он благодарный, надежный и любит семью. Он женился на семье с 12 детьми и каждое воскресенье вечером помогает своей свекрови готовить ужин. Каждый год он летает в Калифорнию и проводит с нами неделю. Он всегда приходит с подарком.
В прошлом году это была картина маслом с изображением Орхидеи, которая висит в специальном месте, где я пишу. Он часто звонит и пишет. Он пишет красивые и продуманные сообщения. В прошлом году он сделал мне открытку на день рождения и сделал мой день своими рукописными мыслями. Карта отображается на моей полке памяти. Он осыпает нас любовью, делая и не забывая. Он всегда говорит «люблю тебя», когда мы прощаемся по телефону. Он идеальная жемчужина внука. Я люблю Логана.
ДЭВИД ГУД: Он цифровой художник и специалист по брендам, живущий в Большом Яблоке. Мы разговариваем по телефону не меньше часа. Я помню, как гулял по Чикаго в холодный день, у меня замерзли руки, когда я целый час держал телефон у уха, пока он рассказывал о своей первой крупной работе после окончания колледжа. Мы обсудили долгую поездку, которую ему придется совершить, а не возможность, и я помог ему обдумать свое решение. Он помогает мне с идеями для моего Instagram; мы обсуждаем искусство, наши путешествия и нашу карьеру.
Мы смеемся и болтаем снова и снова. Он заставляет меня думать и удивляться. Я люблю наши разговоры. У них есть глубина, и у нас есть преданная связь. Я люблю Дэвида.
ДЖО ГУД: Джо Гуда раньше звали Джоуи Гуд. Около пяти месяцев назад я получил электронное письмо. «Дорогой, как ты думаешь, мне следует называться Джоуи, Джо или Джозефом Гудом?» Я ответил: «Джо». И, Джо это. Мы близко. Мы обсуждаем все, даже политику, возвращаясь к вопросам. Эта связь возникла, когда дедушка отправил его в Хайфский университет в Израиле на годичное обучение за границей. Джо и я стали друзьями по переписке за тот год, еженедельно переписываясь друг с другом длинными электронными письмами. Мы обо всем поговорили и подружились. Сейчас он в Лондоне и звонит почти каждое воскресенье, чтобы узнать, как мы. Джо и я можем говорить целый час, и мы это делаем. Он путешествовал по миру, как и его счастливая и благодарная Мед. Мне позвонят или напишут по электронной почте: «Что вы думаете о Куала-Лумпуре, Малайзия? У меня есть возможность посетить».