Кинестезия это: Кинестезия — это… Что такое Кинестезия?

Кинестезия — это… Что такое Кинестезия?

Кинестезия — (kinaesthesis): чувство положения тела и движения конечностей, а также ощущения усилий, силы и тяжести… Источник: ОРГАНОЛЕПТИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ. СЛОВАРЬ. ГОСТ Р ИСО 5492 2005 (утв. Приказом Ростехрегулирования от 29.12.2005 N 491 ст) …   Официальная терминология

КИНЕСТЕЗИЯ — (от греч. kinesis движение и aisthesis ощущение), ощущение положения и движения отдельных частей тела, сопротивления и тяжести внешних предметов. Это сложное ощущение (кинестетическое), раньше неправильно называвшееся «мышечным… …   Большая медицинская энциклопедия

КИНЕСТЕЗИЯ — (от от греч. kinesis движение + aisthesis ощущение) чувство (восприятие) движения и положения собственного тела или его отдельных частей. Это чувство основывается на разнообразной информации, в получении которой задействованы совершенно разные… …   Большая психологическая энциклопедия

кинестезия — kinestezija statusas T sritis Kūno kultūra ir sportas apibrėžtis Kūno, jo dalių padėties ir judėjimo jutimas nežiūrint į juos.

Kinestezijos fiziologinis pagrindas yra raumenų, sausgyslių ir sąnarių receptorių jaudinimas, kylantis dėl raumenų… …   Sporto terminų žodynas

кинестезия — (кин + греч. aisthesis ощущение, чувство; син.: чувство мышечное, чувство мышечно суставное) ощущение положения и перемещения частей тела в пространстве, основанное на сигналах, поступающих от проприорецепторов …   Большой медицинский словарь

кинестезия — кинестезия, кинестезии, кинестезии, кинестезий, кинестезии, кинестезиям, кинестезию, кинестезии, кинестезией, кинестезиею, кинестезиями, кинестезии, кинестезиях (Источник: «Полная акцентуированная парадигма по А. А. Зализняку») …   Формы слов

Кинестезия — (др. греч. κινέω «двигаю, прикасаюсь» + αίσθησις «чувство, ощущение») так называемое «мышечное чувство», чувство положения и перемещения как отдельных членов, так и всего человеческого тела. Это способность головного мозга постоянно осознавать… …   Википедия

Кинестезия — (греч. kinesis – движение, aisthesis – ощущение, чувство). Восприятие положения и перемещения в пространстве тела и его частей, направления и объема движений в различных положениях, сопротивления и тяжести предметов окружающей обстановки.… …   Толковый словарь психиатрических терминов

КИНЕСТЕЗИЯ — (kinaesthesia) способность головного мозга постоянно осознавать положение и движение мышц различных частей тела. Эта способность достигается за счет проприоцепторов, которые посылают в головной мозг импульсы от мышц, суставов и сухожилий. Без… …   Толковый словарь по медицине

КИНЕСТЕЗИЯ — [от греч. kinema движение aisthesis ощущение, чувство] ощущение положения и перемещения частей тела, отдель 151      КИНЕСТЕТИЧЕСКАЯ АПРАКСИЯ ных органов в пространстве, основанное на сигналах, поступающих от проприорецепторов, расположенных в… …   Психомоторика: cловарь-справочник

Кинестезия — Восприятие положения в пространстве верхних и нижних конечностей и других мобильных частей тела, а также их движения …   Психология ощущений: глоссарий

Перформативность жеста против перформативности слова.

Кинестезия как основа субъектности

Петр Сафронов: Сегодня у нас доклад Ирины Сироткиной, и, прежде чем передать ей слово, я хотел бы сказать — поскольку у нас всегда такое небольшое теоретическое вступление — что, когда мы с Николаем придумывали замысел нашего семинара, тема соединения языка и жеста для нас была одной из, пожалуй, наиболее вызывающих, поскольку само существование неких недискурсивных остатков чего-то, что не поддается слову, не выговариваемо или, наоборот, может быть артикулировано только вне словесных средств, является довольно серьезным вызовом для гуманитарных дисциплин. С другой стороны, поскольку я являюсь давним, но преданным зрителем малоизвестной передачи «Дом 2», там некая обсессивная одержимость говорением, которая характерна для ведущих этой передачи, для ее участников, свидетельствует о том, что граница между языком и жестом очень часто совпадает с некими социальными границами, в том смысле, что, как это может ни странно покажется сегодня, правом говорить обладают наиболее депривированные слои населения.

То есть это бесконечное говорение, экспонированное в телевизоре и не экспонированное там, сегодня становится участью угнетенных, подчиненных слоев населения, в то время как пластическое самовыражение в разных его формах становится знаком социальной привилегии, и для меня, во всяком случае, когда я обсуждал это с Николаем Поселягиным и с другими коллегами, этот сюжет сопоставления языка и жеста выглядел, может быть, несколько прямолинейно, чересчур наивно, именно как тема социального различия — различия между говорящими, лишенными всего остального, кроме голоса, и теми, кто способен держать себя, выражать себя пластически, то есть представителями привилегированных слоев, как бы эту привилегию не описывать. С другой стороны, очевидно, что такое прямолинейное описание противопоставления языка и жеста в терминах некоего социального различия депривации или привилегий — это не единственный способ мыслить эту проблему, и я полагаю, что, благодаря сегодняшнему докладу Ирины, мы сможем существенно расширить и наш концептуальный словарь, то есть список тех понятий, при помощи которых мы относимся к этой проблеме, и те вопросы, которые мы сами потом уже сможем задавать для дальнейших раздумий. Я предоставляю слово Ирине Сироткиной с большим удовольствием, пожалуйста.

Ирина Сироткина: Спасибо большое, Петр. И я благодарю всех тех, кто сподвиг меня заниматься этой темой, и прежде всего вошедшего как в настоящем перформансе Николая Поселягина, который когда-то мне сказал: пишите статью о кинестезии, и мы опубликуем. И я написала даже книгу, а не только статью. И здесь есть поддерживающие меня в этом начинании Татьяна Венедиктова и Светлана Рыжакова, с которой мы делали доклады на антропологическом конгрессе в Екатеринбурге, на секции, которую Света предложила организовать, «Этнография исполнительских искусств». Мы хотели ее назвать «Перформативы, Performance Studies», но не нашли русского эквивалента — об этом тоже сегодня будем говорить. Вот Катерина Васенина, которая любит, знает танец и относится к тому привилегированному социальному классу, который еще и пластикой занимается. Во всяком случае, в близком контакте с социально привилегированными людьми, которые способны выражать себя не только словесно, но еще и пластически.

И, вообще говоря, тему я заявила, как я поняла потом уже, достаточно необъятную. Звучит она сейчас как «Перформативность жеста против перформативности слова. Кинестезия как основа субъектности». И как я уже сейчас понимаю, здесь три больших темы. Первая тема — о перформативности, и я думаю, что здесь, наверно, ограничусь тем, что введу словарь, некую терминологию, постараюсь дать определения, может быть, с вашей помощью того, что такое «перформанс», «перформативное», «перформативность» и «жест». Насчет «слова»: на «слове» мы не будем сегодня останавливаться.

Во второй части я буду говорить о той части названия, которая идет после двоеточия: «кинестезия как основа субъектности». Но тут тоже надо ввести термины, потому что «кинестезия» хотя давно уже существует, но не все знают, что это такое, «субъектность» тем более. И, наконец, третья часть: я поговорю немножко о том знании, которое дает нам эта самая кинестезия и возможность двигаться вообще, возможность пластического выражения: как, каким образом описать это знание? Потому что это мой главный тезис — когда мы учимся каким-то телесно-двигательным навыкам, приемам, мы при этом получаем что-то, что можно описать как знание, но только особого типа.

Если позволите, я начну с первой части: «пеформативность жеста против перформативности слова». И первое мое утверждение, что здесь нет никакой дилеммы: перформативность жеста не противопоставлена перформативности слова. Скорее и то, и другое обладает перформативностью, но здесь, конечно, надо понять, что такое перформативность. В самом грубом приближении они действенны, то есть с помощью жеста и слова мы совершаем какое-то действие, мы достигаем цели, мы достигаем эффекта, мы можем что-то делать как жестом, так и словом. Насчет жеста, наверное, было всегда понятно, а насчет слова нам об этом рассказал Джон Остин в книге «Как делать вещи при помощи слов?», когда он приводит пример священника, произносящего в церкви: «я объявляю вас мужем и женой» — и этими словами он совершает действие, которое потом очень трудно исправить в некоторых случаях, да может быть и не надо исправлять, но, во всяком случае, дело сделано, этими словами он достигает некого эффекта. И здесь, по-моему, если смотреть на это очень наивно и непредубежденно, в этой ситуации все ясно, потому что священник, кроме того, что он объявляет словесно, совершает перформативное действие с помощью слова, он еще и жесты делает: он подносит крест, надевает кольца, ходит вокруг алтаря и совершает прочие жесты, которые тоже перформативны.

И, собственно, перформативность слова в этой ситуации достигается тем, что и слово, и жесты — части одного перформанса, так что тут я не вижу никакого противоречия. Другое дело, что мы теперь должны определить, что такое перформанс.

С перформансом немножко сложнее, потому что перформанс — слово английское, и у нас это калька, но, когда мы говорим «перформанс» по-русски, мы не совсем, не всегда понимаем, вернее, тут появляется много смыслов. Давайте тогда в этих смыслах разберемся.

Пользуясь полезной книжкой Ричарда Шехнера, которая называется Performance Studies: Introduction, я поняла, что в английском слово performance имеет три смысла. В бизнесе, спорте и сексе to perform означает делать что-то на определенном уровне, в соответствии с определенным стандартом, достичь какого-то успеха или результата, to excel, то есть отличиться; в бизнесе, спорте и сексе

to perform — это отличиться, то есть выполнить, исполнить. Здесь употребляется в качестве перевода русское слово «исполнение», отсюда «исполнительские искусства», performance studies. Исполнение, которое значит просто «сделать что-то на хорошем уровне». вот первое значение слова «перформанс».

В искусствах to perform значит показать спектакль, представление, танец, концерт и так далее, показать шоу, то есть по-русски это скорее «представлять», «играть роль», и все, что относится к сфере исполнительских искусств опять же. Мы можем здесь — я предлагаю на наше обсуждение — использовать русское слово «представлять»; to perform значит представлять.

В повседневной речи, когда англичане говорят to perform, is performing — это значит пускать пыль в глаза, то есть не просто спектакль показывать, но и еще этим спектаклем добиваться определенного впечатления, пускаясь для этого на все возможные ухищрения. Вот я, например, сегодня обула золотые «мартинсы», потому что я хочу to perform, в смысле to show off, и показать, что это тоже возможно даже в нашей незамысловатой академической жизни. И это можно перевести словом «представляться» или идиомой «пускать пыль в глаза» или словом «впечатлять». Я хочу произвести впечатление. И именно в этом смысле, в смысле управления впечатлениями использует слово to perform Ирвинг Гофман в своей знаменитой книжке «Представление себя другим в повседневной жизни», которая была переведена в двухтысячном году у нас и которой скоро исполнится 50 лет со дня выхода.

Что такое перформанс по Гофману? Это “the techniques of impression management employed in a given establishment, the principal problems of impression management in the establishment, and the identity and interrelationships of the several performance teams which operate in the establishment”. То есть методы управления впечатлениями. В заключение этой книги он пишет: «Любое социальное образование можно изучать технически — в категориях эффективности для достижения заранее определенных целей; политически — с точки зрения действий, которых его участник вправе требовать от других участников; структурно — в категориях его горизонтальных и вертикальных властных подразделений; в культурном контексте». Пятый подход — пишет Гофман — «драматургический: описание приемов управления впечатлениями, критериев идентификации исполнительских команд и взаимоотношений между ними». И, пишет он: «Конечно, весь мир все-таки не театр, но определить, чем именно он отличается от театра, нелегко». То есть, когда Гофман вводит свой пятый пункт, который называется драматургический, когда он пытается описать весь мир как спектакль, как театр, как игру, как представление, как перформанс, то ему кажется, что именно это описание очень хорошо подходит миру. Правда, потом он отказывается от своих слов, говорит: нет, это все не так, я с вами играл и шутил — но нас уже это не впечатляет, это управление впечатлениями уже состоялось, и разубедить нас в этом невозможно. Так что, если мы возьмем первый, второй, третий смыслы слова «перформанс», то у нас получается, что перформанс — это впечатляющее исполнение, исполнение, которое производит на нас действие, влияние на впечатления. Нужен хороший перформанс, чтобы Кофейный семинар был по-настоящему кофейным, и кружка никогда не оставалась пуста. И Гофман дает очень интересный пример: Роберт Херрик, английский поэт XVII века, в 1647 году написал стихотворение, где есть такие строчки “The Crosse shall be Thy stage; and Thou shalt there / The spacious field have for Thy theatre”, то есть «Крест будет твоей сценой, — перевожу я с листа, — и пространное поле перед тобой будет твоим театром». Это стихотворение об Иисусе Христе, называется Jesus Christ, actor. То есть, действительно, драматургическое описание можно применить практически без ограничений, вплоть до Библии. И, мне кажется (это уже идея для обсуждения), что такая многозначность английского слова «перформанс» обеспечивает ему успех в англоязычном дискурсе, в английском языке, чего не удается добиться на русском языке. Потому что перформанс — это и исполнение, это и представление, это и впечатление, и управление впечатлениями — все вместе. И получается, что перформанс — это некоторая социальная реальность; одним словом, вычленяется срез социальной реальности, который очень трудно описать на другом языке, то есть описание на русском языке требует гораздо более пространного текста, большего текста.

Я так часто думаю, когда смотрю, что происходит вокруг нас и в мире. Вот мы занимаемся какими-то вещами, которые очень далеки от того, что сейчас творится вокруг и как бы рядом с нами, и как найти ответ на все это, на происходящее, можем ли мы, занимаясь своими академическими вещами, найти адекватный или какой-то ответ? И, мне кажется, что Гофман нашел ответ уже в 1959 году, потому что вот сейчас, в XXI веке, даже больше, чем в середине XX века, мы живем в этой реальности перформанса, где самое главное — управлять впечатлениями. Гофман пишет много в этой книжке о власти, он концептуализирует власть не хуже Фуко. Он пишет: «Любого рода власть должна быть оснащена эффективными средствами показа другим этих своих намерений, и она будет иметь разные результаты в зависимости от того, как все это театрализовано, драматургически поставлено». И дальше: “The mobilisation of public opinion (direct or via media) constitutes a decisive base of political, military, sate and economic power”. Получается, что перформанс — это, переводя на русский язык, определяющая основа политической, военной, государственно-экономической власти. Вот, собственно, теория власти Гофмана — это теория перформанса. И Ричард Шехнер добавляет, комментирует, что, действительно, в XXI веке это становится все более и более понятным, и ежу понятным.

Кроме этого сущностного свойства — управлять впечатлениями или впечатлять, быть впечатляющим исполнением — есть ли у перформанса другие свойства? Да, есть свойство осознанности или рефлексивности. Человек, который делает перформанс, перформит, представляет, управляет впечатлениями, обязательно должен осознавать то, что он делает. Виктор Тернер, который был соавтором, коллегой Ричарда Шехнера, говорил: “In performance, action and awareness are one; reflexivity is central” — «Действие и осознание — это одно и то же». И здесь я вспоминаю Г.И. Гурджиева, который очень хорошо сформулировал, показал эту проблему; он был очень хорошим перформером, как многие, наверно, знают. Когда он говорил, что очень важно помнить себя, главное его правило, заповедь, кредо было: помни себя. Это не значит вспоминать ваше детство, это значит, что, когда мы что-то делаем, мы одновременно осознаем, что мы это делаем, или, как сказала одна английская танцовщица, “Pay attention to what you are paying attention to” — «Обращай внимание на то, на что ты сейчас обращаешь внимание». Это значит, что ты должен хорошо делать, что ты делаешь, должен концентрироваться на действии, но с ним не отождествляться, не становиться этим действием. И это еще один смысл перформанса, кроме того, что это некий центр власти, — более, скажем, интимный: то, что мы можем и в своей жизни применить. Если, допустим, кто-то из вас захочет стать хорошим перформансом, производить впечатляющее исполнение, то один из путей совершенствования — это лучшее осознание того самого перформанса, в котором ты участвуешь.

И третий смысл глагола to perform, который несет нам теория перформанса (потому что, вообще говоря, я сейчас уже даю некую теорию, но я не сама ее придумала, я ее беру и Гофмана, у Шехнера, у Тернера и прочих исследователей). Давая определение, мы даем теорию. Так вот, еще одна такая теоретическая позиция по поводу перформанса: исследования перформанса начинаются там и тогда, где и когда все другие виды исследования останавливаются. Шехнер говорит: “Performance studies start where other disciplines end. Texts, architecture etc are not objects or things, they are behaviours or practices”. То есть любые тексты и вещи, предметы и здания — не объекты, они виды поведения или практики. “To treat any object, work or a product ‘as a performance’ — a film, a novel, a shoe, or anything at all — means to investigate what the object does, how it interacts with other objects or beings, and how it relates to other objects or beings. Performance exists as only actions, interactions and relationships”. То есть перформанс существует только в отношениях «между», перформанс существует на границе, когда мы берем нечто и развеществляем, мы показываем, как это сделано, мы показываем, как сделан этот семинар, например, или этот спектакль, или этот текст, — и вот тогда Performance studies могут сказать нам что-то новое. Более того, некоторые вещи, о которых мы привыкли думать как о вещах, существуют только в виде перформанса. Бутылка воды существует не только как перформанс, это вещь, ее можно взять в руки и выпить, но гендер, например, нельзя взять в руки и выпить или съесть, или что-то еще с ним делать, потому что гендер — это не вещь. Гендер существует только как определенное исполнение, если вы не исполняете ваш гендер, у вас его просто нет, — это тезис Джудит Батлер.

Джудит Батлер, которая в 1990-м году написала замечательную книжку Gender Trouble. Там она утверждает, что гендер перформативен. Мы уже говорили о перформативности и перформансе, и сейчас можем поговорить о том, что такое «перформативное». Гендер перформативен потому, что он существует только в той степени, в какой он исполняется, представляется, в какой вы управляете нашими впечатлениями, чтобы достичь того или иного гендера. И сама Джудит Батлер, и другие цитируют замечательную статью американской исследовательницы, что в 1977 году написала. Я не знаю, к сожалению, может быть кто-то здесь занимается gender studies и может мне подсказать, переведена она или нет, потому что она, конечно, классическая. Итак, автор — Айрис Марион Янг, называется статья «Бросать как девочка» (Throwing Like a Girl: A Phenomenology of Feminine Body Comportment, Motility, and Spatiality). Это пример того, что значит перформативность гендера, что значит, что гендер перформативен, потому что… есть здесь девочки? Если девочки здесь есть, девочки могут показать, как бросают девочки, а если здесь есть мальчики, то они могут показать, как бросают мальчики, и я когда-то была девочкой, я помню, как я бросала.

П.С.: Как они бросают?

И.С.: Вот, Петр, попробуйте.

П.С.: Я не знаю.

И.С.: Покажите нам, как вы бросаете.

П.С.: Как я бросаю… Слушайте, как я… а я вот так вот как-то бросаю. (Что-то бросает прямо по дуге.) Это не как мальчик, я не знаю, как пишет Айрис Марион Янг.

И.С.: Ну, тогда я скажу. Как пишет Айрис Марион Янг, девочки бросают вот так. Девочки бросают как Петр Сафронов.

П.С.: Не сработало, а, может быть, как раз наоборот, сработало. Может, я всегда был девочкой.

И.С.: А, может быть, среди девочек здесь найдется мальчик? Который бросит по-другому.

П.С.: А вот в Николая бросайте.

И.С.: Так, Николай, ну давайте. Нет, эта попытка меня тоже не очень удовлетворяет, давайте, теперь ваша очередь, бросьте фантик.

Николай Поселягин: Боюсь, что…

П.С.: Да бросайте уже фантик. (Бросает вверх.)

И.С.: Так бросают интеллектуалы. Здесь нам просто не развернуться с вами, вот если бы у нас был бы камень или там хотя бы теннисный мяч… Да, мальчики бросают из-за головы, и они бросают не в одной плоскости, они бросают трехмерно, с замахом, и туда они поворачиваются. Вот пример того, как исполняется гендер, но не чистый был наш эксперимент, потому что здесь очень мало места и предметы слишком легкие.

Н.П.: Ну, вы сначала предупредили, а потом стали спрашивать. Какой может быть чистый эксперимент, когда все уже предупреждены…

Татьяна Венедиктова: И все стали бояться, что вдруг они кинут не так.

И.С.: Эх, да. И стали бросать аккуратненько-аккуратненько. Значит, для девочки, для гендера, для гендерной женской принадлежности, женского гендера характерна половинчатость: девочка бросает и не бросает — ой — вот так бросает девочка, потому что ей говорят: «Не веди себя как мальчишка, не испачкай платье, не испорти себе прическу или что-то еще». То есть девочку, когда она начинает действовать, пытается стать субъектом, пытается обрести свою субъектность, всегда останавлявают и поправляют. Ей не дают, потому что она должна вести себя, как предписывает ее гендер, который она, между прочим, не выбирала. Поэтому вывод Айрис Марион Янг, — он нас в меньшей степени касается, но все-таки надо о нем сказать, — что девочка неуверенна, робка. Гендер женский такой: я могу и я не могу. Например, прыгнуть через лужу или прокатиться на ледяночке — девочка, скорее всего, остановится, а мальчик сразу туда бросится. В общем, все, конечно, индивидуально. Я могу и я не могу — это приводит к тому, что: “The female subject feels herself «positioned in space» rather than actively positioning something or someone in space”, — то есть она помещена в пространстве и она чувствует себя объектом при этом, объектом, который помещен в пространстве. У мальчика другое отношение к действию, он не заторможен, он полностью реализует свою интенциональность, беспрепятственно реализует, ему никто не говорит «ты не можешь». Это то, что касается перформативности, или почему гендер перформативен, почему он перформанс.

Т.В.: Можно спросить?

И.С.: Да.

Т.В.: По тезису, который перед этим, я не поняла, что значит: все остальные исследования останавливаются, когда начинаются performance studies?

И.С.: Наоборот, performance studies начинаются там, где останавливаются другие исследования.

Т.В.: А, все поняла.

И.С.: То есть можно исследовать какой-то предмет или объект очень долго, но не исследовать его как перформанс. И вот, когда мы уже со всех сторон его исследовали, мы переходим к исследованию его как перформанса, и это уже прерогатива performance studies.

Сейчас мы определили три термина или два с половиной и можем вернуться к вопросу, есть ли разница между жестом и словом. Потому что в начале я сказала, что и то, и другое перформативны: жест и слово исполняются, достигают какой-то цели, они служат управлению впечатлениями — но разница все-таки между ними есть. И здесь мы подходим к той теме, которую наметил Петр Сафронов, потому что жест имеет гораздо большую составляющую телесно-кинестетическую. Слово — это тоже движение (вот у меня сейчас уже язык устает), слово — это движение речевых органов, дыхательных органов, иногда включается все тело, особенно когда это актерская декламация. Но все же слово гораздо меньше, чем жест, вовлекает тело, при произнесении слова гораздо меньше телесно-кинестетической составляющей, чем при прыжке, ходьбе, даже сидении, если мы при этом еще ерзаем как-то. Если даже у слова есть какая-то кинестетическая составляющая, она, как правило, не осознается. Когда мы слышим слово, мы прежде всего понимаем его смысл, а не думаем о том, что в его произнесении участвуют такие-то движения, и что мы имеем какие-то телесные переживания.

Тем не менее, готовясь к докладу, я нашла несколько иллюстраций того, как может быть осознан кинестетический опыт, который есть в произнесении слова, несколько способов осознания этого кинестетического опыта. Один пример приводит Александр Жолковский, филолог.

И.С.: Семиотик, сторонник Тартуской школы, который написал в 1978 году статью How tо Show Things with Words, перефразирующую название книжки Джона Остина How to Do Things with Words — не как делать вещи с помощью слов, а как показывать вещи с помощью слов. Подзаголовок этой статьи: «Об иконической реализации тем средствами плана выражения, язык был принят в тартуской школе такой вот. Об иконической реализации тем средствами плана выражения». Ну, бог с ним. Статья опубликована в книжке Жолковского и Щеглова «Работы по поэтике выразительности. Инварианты–Тема–Приемы–текст». Жолковский приводит лимерик. Лимерик я сейчас почитаю, попробую почитать, но вообще лучше, если бы какой-нибудь человек с хорошим английским произношением, ну вот Петра возьмем — у него хорошее английское произношение. Петр, вы можете нам продекламировать вот этот вот лимерик?

П.С.: Про леди в Испании?

И. С.: Да.

П.С.:

There was once a lady of Spain
Who said: «Let us do it again
And again and again
And again and again
And again and again and again»

И.С.: Теперь я предлагаю всем попробовать это произнести, значит “There was once a lady of Spain; Who said: ‘Let us do it again; And again and again; And again and again; And again and again and again’” — произнесите, ну хотя бы не хором, но мысленно.

П.С.: “And again and again and again”

А.Ш.: Как скороговорка! Есть такая скороговорка для отработки фонетики: “The rain in Spain stays mainly in the plain” — то же самое.

П.С.: В «Пигмалионе»?

Анна Швец: Да.

П.С.: Тренируется как раз.

И. С.: Пример Жолковского лучше, потому что здесь просто произношение слова again, повторение слова again, оно делает что-то такое, производит тот эффект, что мы начинаем осознавать процесс говорения. И еще очень интересный эффект, который отмечает сам автор статьи, — он это называет «Конкретизация тематических элементов средствами орудийной сферы». В поисках языка, которым можно описывать телесный опыт, недискурсивный опыт, он использует марксистский термин «орудийная сфера»: «конкретизация тематических элементов средствами орудийной сферы». Он говорит: испанская леди, какая-то там a lady of Spain и ее намерения — они вымышлены, это фикция совершенно непонятная выдумка не знаю кого, а слово again повторяется на самом деле, — в нем гораздо больше реальности, чем в этой самой a lady of Spain. И поэтому эта перформативность, перформанс, который здесь совершается, позволяет нам сделать слово жестом, максимально приблизить слово к жесту.

Другой пример, который я хотела привести, это недавнее выступление на конференции «Голос и литературное воображение», которую Татьяна Дмитриевна организовала в МГУ, на филфаке. Была такая конференция 25 сентября, и там выступал Владимир Аристов с докладом «Исполнение — исследование». Он употреблял тот же самый прием: он показал, что чтение стихотворного произведения, стихотворения, его произнесение, сам процесс произнесения может быть его исследованием. Он взял стихотворение Константина Батюшкова:

Ты пробуждаешься, о Байя, из гробницы
При появлении Аврориных лучей,
Но не отдаст тебе багряная денница
Сияния протекших дней,
Не возвратит убежищей прохлады,
Где нежились рои красот,
И никогда твои порфирны колоннады
Со дна не встанут синих вод.

Владимир Аристов, когда произносил, осуществлял некий перформанс-исследование, и результатом этого исследования была частота встречаемости слов «не» и «ни». Это некое отрицание «не» и «ни», которое производит Батюшков. При этом Батюшков управляет нашими впечатлениями, потому что он хочет дать нам понять, что никогда «…порфирны колоннады / Со дна не встанут синих вод» — никогда. И он это делает не только со смыслом тех слов, которые он использует, но и еще таким навязчивым употреблением слогов «не» и «ни»: «НЕ возвратит убежищей прохлады, Где НЕжились рои красот, / И НИкогда твои порфирны колоннады / Со дна НЕ встанут сиНИх вод». Вообще это некое гипнотическое даже действие.

Вот то, что касается перформанса, и сравнения перформативности слова и перформативности жеста, которую я только намечала. Это конец первой части, и если сейчас есть вопросы, то я с удовольствием на них отвечу. Потом мы перейдем к части, которая называется: субъектность и кинестезия.

А.Ш.: Меня смущает немножко то, что произнесение стихотворения может быть жестом. Во-первых, для меня как для филолога повторение звука «эн» в стихотворении производит впечатление, что это всего лишь аллитерация, а не жест. Возможно, что эта аллитерация становится знаково содержательной в пределах стихотворения, потому что она соотносится со смыслом, то есть образуется новый знак, новое стихотворение. Но это не обязательно именно должно выглядеть как жест. То есть — я не готова сравнить это с телесным движением, а вы готовы? Где тут собственно управление средствами движения, которое называется жестом?

И.С.: Вот, филологи тянут одеяло на себя, для них все — слова, а люди пластической культуры видят движение за этим. Движение здесь в том, что вы эти «не» и «ни» слышите, когда вы их произносите, это звуковой, акустический феномен.

А.Ш.: Но причем здесь жест?

Виктория Мусвик: Они по-разному звучат, несут разную энергию, по-разному отражаются в теле. Тело по-разному их воспроизводит, то есть разное количество энергии выделяется для того, чтобы прозвучало «е» или «и», и, соответственно, жест может быть длинным или коротким, тяжелым или легким.

А.Ш.: Но жест это ведь что-то, что человек делает, а не то, что он воспринимает.

И.С.: Но жест можно воспринимать. Мы сейчас как раз будем говорить о внутренней стороне жеста.

В.М.: Тут, мне кажется, уже включается проблема перформативного поворота.

И.С.: Пора нам совершать перформативный поворот.

А.Ш.: Просто здесь границы, насколько мы допускаем существование жеста как телесного движения. С одной стороны, можно говорить, что повторение вот этого дифтонга [ei]: “And again and again and again” — это артикуляционный жест, который нужно уметь осуществлять, чтобы слово звучало правильно, но тогда получается, что жестом может быть все, что угодно, любое незначительное телесное движение.

И.С.: Да, это правда. Вы сами говорили про скороговорки.

Юрий Пахомов: Глаза движутся по строчкам — уже телесное движение.

И. С.: Абсолютно, да. Эти движения можно фиксировать, есть много психологических экспериментов с присосками на глазах, когда вы читаете или смотрите картину, ваши движения записываются, и потом на основе этого делаются выводы разные.

Ю.П.: Тогда мы теряем границу полностью.

В.М.: Оно телесное, но оно неосознанное.

И.С.: Ну вы не бойтесь потерять границу, чего вы так боитесь?

А.Ш.: Что мы будем тогда исследовать?

И.С.: Что мы будем исследовать? Я хотела сказать про скороговорки, что, понимаете, вы сами осознаете, когда приводите пример со скороговоркой, что есть некое артикуляционное движение, которое нужно совершить, чтобы выполнить этот жест, сделать этот жест.

А.Ш.: Но только на начальных ученических стадиях оно осознается, а дальше уже нет, в том-то и дело.

И.С.: Ну да, но жест развивается.

А.Ш.: Но он перестает быть собственно жестом, то есть надо задуматься в другую сторону.

И.С.: Хорошо, мы сейчас задумаемся. Есть ли еще вопросы по этой части?

В.М.: Тогда о перформансе. Это активная медитация, осознанность, то если мы говорим об этом в рамках перформативного акта, то о произнесении, перформанс — это осознанные действия, осознанное произношение, когда на начале ученической задачи осознавание. Пытаюсь защитить аллитерацию.

И.С.: Нет, мы пытаемся разобраться. Может быть, еще какие-то есть вопросы.

Элла: Здравствуйте, меня зовут Элла. Я просто подумала, что, может быть, предыдущий вопрос решается тем, что могут быть просто разные задачи исследования. Если мы хотим понять смысл каких-то отдельных языковых единиц в стихотворении, то мы естественно будем как филологи поступать, а если, как вы сказали, есть стихотворение, в котором основной смысл отображается, когда мы его превращаем как бы в перформанс, когда мы его проигрываем, тогда метод перформативного анализа становится более актуальным, как мне кажется.

И.С.: Мне кажется, что надо зафиксировать одну простую вещь: делая слово жестом, мы открываем что-то новое, понимая, что в слове есть тоже какое-то движение. Это мы узнаем, например, через скороговорку или через чтение; это, как Владимир Аристов, называется «Исполнение-исследование». Что-то, что мы до этого не знали об этом стихотворении, мы начинаем понимать через исполнение-перформанс.

Анна Яковец: Я как филолог хотела бы добавить, что здесь жест приобретает некую аффективную составляющую, притом, что это произнесение на публику, то есть это особое пространство, в котором сам говорящий ощущает специфическую энергию, которая заряжает его и делает произнесение более восприимчивым к тем слоям текста, которые не всегда чтение про себя открывает эту поверхность, поэтому «не» и «ни» может открыться говорящему только в процессе произнесения на публике. И об этом пишет Фишер-Лихте, о том, что от этого пространства никогда нельзя знать, чего ожидать. Как поведет себя…

И.С.: Вот это и есть пример развеществления, правда? Превращение чего-то в телесную практику.

Н.П.: У вас еще вопрос.

Варвара Склез: Меня зовут Варя, я хотела продолжить предыдущую реплику. Если уже заговорили о Фишер-Лихте, то для нее важное значение имеет понятие спектакля как события, таким образом, если скороговорка произносится в первый раз, человек еще не привык это произносить, то тогда это имеет такой смысл, или если это другой человек, который никогда этого не слышал, может услышать это, и таким образом обратить внимание на то, как это сделано, на саму материальность слова. А если нет языка и выплеск антиязыковой, то может ничего не произойти, в принципе, ничего страшного, просто здесь нет события, и таким образом оно ускользает

А.Ш.: Это как у Остина, что если перформатив осуществляет человек, который не наделен властью, ничего не случится, потому что люди вокруг ему не верят.

В.С.: Ну да.

А.Ш.: То есть контекст должен способствовать тому, чтобы это сработало.

В.С.: Другое дело, что то, чем занимаются performance studies. Как мне кажется, они как раз позволяют обратить внимание на практики, которые не обязательно регламентированные, то есть что-то может произойти, но это может произойти неожиданно, это может произойти всегда в какой-то момент, когда никто этого не ожидает.

И.С.: Вот очень хороший пример, и хорошо, что вы вспомнили про перформативность по Фишер-Лихте. Потом в конце я, с вашего позволения, тоже отнесусь к этому.

Вторая часть о кинестезии как основе субъектности. Что такое субъектность? Я не очень хорошо знаю философию, но, мне кажется, что для Канта, например, субъект трансцендентален, а для феноменолога Мерло-Понти субъект укоренен в его телесном опыте и отчасти для Хайдеггера тоже, такая укоренность в повседневном опыте. Встает вопрос: каким образом нам дан сам телесный опыт? Здесь есть две точки зрения. Одна точка зрения, что сам телесный опыт дан нам непосредственно, как кинестезия, как чувство движения или как ощущение, тактильное ощущение — много есть способов. А другая точка зрения, противоположная ей: телесный опыт дан нам в словах. То есть наше тело описывают с самого раннего детства какими-то словами, и поэтому мы воспринимаем его только через дискурс. Это точка зрения Джудит Батлер, например, которая сейчас один из наиболее влиятельных теоретиков. И Джудит Батлер с сожалением говорит: вот как плохо, что телесный опыт нам дан исключительно в дискурсе, в словах, потому что это предоставляет бесконечные возможности манипулирования индивидом со стороны социума. То есть уже никакой субъектности в общем-то нет, а сплошная социальность, в том числе наше тело тоже социально сконструировано. Вспоминаем перформативность гендера и нам очень трудно уже с этим спорить и возражать, что есть какие-то ощущения, есть опыт, который не дискурсивен. Где найти этот опыт и нужно ли соглашаться с Джудит Батлер, которая говорит, что нет ничего кроме дискурса? Оказывается, есть такие смелые исследователи, например, Тим Ингольд, который в 2000 году опубликовал книжку The Perception of the Environment: Essays on Livelihood, Dwelling, and Skill. Я, честно говоря, эту книжку знаю только по другим работам, я не знаю, кто такой Тим Ингольд, но мне кажется, что он географ, а географы — это те люди, которые сейчас очень активно выдвинулись в область исследования как раз телесных практик, потому что землю они уже изучили, на земном шаре не осталось ничего, что можно было бы открыть, поэтому они занимаются социальной географией. Кстати, к социальной географии относится буквально все. Как, например, dwelling — обиталище или как это будет правильно перевести?

П.С.: Жилище.

И.С.: Жилище. Dwelling это для меня сигнальное слово, это некий термин, который вводят экологи, географы, чтобы описать в том числе наш субъективный опыт. Другой автор, спорящий с Батлер, — это Керри Ноланд. Она танцовщица в прошлом и, может быть, даже в настоящем, но она еще очень интересный исследователь. Ее книжка называется Agency and Embodiment: Performing Gestures/Producing Culture то есть агентность и телесность (Embodiment). Performing Gestures здесь вот как перевести: «исполняя жесты, совершая жесты / делая культуру», то есть мысль та, что наши жесты — это ткань культуры. Еще Фуко об этом писал: тонкая ткань культуры состоит из разнообразнейших человеческих жестов.

Кстати, о жесте: я счастлива вам представить книжку, которая создавалась пять лет и сейчас только появилась на свет. Она называется «Живое слово: логос — голос — движение — жест», вышла во всем известной серии «НЛО». Это сборник очень интересных статей, к которому мы писали с Владимиром Фещенко предисловие «Почему слово живое или как оживить слово». Так что всем рекомендую, всем интересующемся.

Как же мы определим жест? Возможны разные способы, конечно, разные определения, но люди вроде Керри Ноланд и другие, среди которых много танцовщиков/исследователей танца, склоняются принять определение Марселя Мосса. Марсель Мосс писал о техниках тела во всем известной статье 1930 года, которая называется Les techniques du corps («Техники тела»), где он пишет о том, что есть культурно специфичные способы стоять, сидеть, ходить, плавать, спать, умываться, пить чай, выражать эмоции, пить кофе, — кстати, мы кофе будем пить? — выражать эмоции телом. Все это называется «техники тела», тут, слава богу, обошлось без каких-либо технических девайсов, а речь идет просто о неких культурно-специфических способах двигаться по разному поводу. Эти техники тела воспитывают и культивируют, и формируют наше тело, благодаря этим техникам мы такие, какие мы есть.

Тезис Марселя Мосса, который разделяют все те, кто пользуется выражением «техники тела», состоит в том, что наше тело культивируется, формируется, создается с помощью разных техник. Сам Мосс описывает способ, которым он плавал в его молодые годы брассом, причем плавали так, что вдыхали воду, всасывали воду носом, а потом отплевывались, и он говорил, что это напоминало пароход, колесный пароход; а потом перешли на кроль, и в силу вошла совсем другая техника. Но я, пишет Мосс, не могу перейти на кроль, я человек, который плавает брассом, это часть меня и мне трудно измениться.

Бесспорно, что техники тела формируют нас, формируют и культуру, в которой мы живем, но спросим мы себя: следует ли из этого, что тело продукт дискурсов, что тело дано нам исключительно в каких-то дискурсах? Даже если нас научили плавать в школе, водили в бассейн и учили плавать каким-то определенным стилем? И объясняли, что надо делать, как надо плавать, словами объясняли? То есть мы сначала какой-то дискурс усвоили, потом научились, перевели его в тело, взяли это в тело. Значит ли это, что тело исключительно продукт дискурсов? Вообще говоря, не значит, никто не заставляет нас так считать. Почему? Потому что любой жест, в том числе перформативный жест (а любой жест — перфомативный), всегда производит какой-то опыт движения. Этот опыт не сводится к тому, как это движение выглядит в зеркале или как оно может быть описано словами, в дискурсе. И это очень важный пункт, который позволяет нам считать телесный опыт и кинестетические переживания основой субъектности — этот важный пункт состоит в том, что всякое движение не только имеет внешнюю сторону, но оно еще обращено внутрь. И есть некое переживание движения, которое до того, как мы овладели этим движением еще не маркировано, оно еще не занято никаким словом. И в этом — наша открытость. Мы не знаем, что это такое, и, может быть, мы никогда не осознаем и не узнаем или не назовем и не узнаем, но, во всяком случае, перед нами — некое поле возможностей.

Может быть, надо прерваться и спросить, есть ли вопросы по этой части, потому что дальше я перехожу к тому, что это за опыт и почему он способен произвести некое знание, которое мы назовем телесным.

Ю.П.: Когда вы говорите, что есть некий пока не описанный внутренний опыт движения — это уже, на мой взгляд, означает начало того, что сейчас мы начнем его описывать и вторгаться словом в эту сферу, это так? То есть туда мы нацелены?

И.С.: Нет, абсолютно, мы не нацелены, не хочу никуда вторгаться, тем более словом. Нет, мы пока просто, я говорю о некоторых, заявляю некоторые позиции, я еще ничего не перформирую, не делаю никаких жестов, я даю некое описание, это дескриптивная часть.

Т.В.: Можно про это переспросить? Было сказало, что всякий жест перформативен, еще раньше было сказано, что перформативность предполагает осознанность (awareness), рефлексивность. Как это сочетается с самым последним тезисом о том, что жест несет в себе это неосознаваемое богатство, значит, он не вполне перформативен, или как?

И.С.: Да, много, конечно, проблем и вопросов. Я думаю, когда мы имеем эту перформативность, нам надо все три держать смысла: и исполнение, и управление представлением, и управление впечатлением. Потому что, как пишет Ричард Шехнер, жест существует между исполнением и управлением впечатлениями, то есть в жесте есть и то, и другое. Любой жест перформативен только в силу того, что он исполняется, это некое исполнение, не существует жеста без исполнения, поэтому, по определению, любой жест перформативен. Вот вопрос второй в чем состоял?

Т.В.: Осознанность. Насколько осознанность равновелика перформативности, отрефлексируемости, или она получается как бы таким общим?

И.С.: Осознанность факультативна — она не всегда присутствует.

Н.П.: Простите, нужно перформативность жеста и его семиотическую осознанность отправить по ведомству семиотичности. И да, некоторые жесты рационально осмысляемые и нерационально.

И.С.: Но здесь еще некая ощущаемость, да. Есть хорошее слово, незаслуженно забытое: ощутимость жеста, — не осознанность, которая семиотична, а ощутимость. И когда Гурджиев призывает: помни себя, когда ты делаешь что-то, помни себя, — возможно, что он говорит не о осознанности, а некотором ощущении того, что ты делаешь, на каком-то уровне, чтобы это рефлексировалось, но не обязательно переводилось в слова и в дискурс.

А.Ш.: А вам не кажется, что тут есть разница перспектив, потому что, если жесты отправить по ведомству семиотичности, то и перспектива будет со стороны воспринимающего, а если по ведомству ощущения, то это уже точка зрения исполняющего субъекта.

И.С.: Возможно, да, такое различение можно провести, вполне.

Весь наш интерес к кинестезии заключается в том, что движение, действие производят такие ощущения, которые не имеют маркировки и которые могут произвести незапланированные изменения, и эти изменения вызовут, могут вызвать новые движения, жесты и новые смыслы. Это просто я перевожу, о чем пишет Керри Ноленд и Тим Ингольд, они тут друг с другом согласны: “In contrast to verbal performatives, which involve the body on a far smaller scale, gestural performatives provide occasions for rich kinesthetic experience. Performing gestures can generate sensations that are not-yet-marked, not-yet-meaningful. These sensations exact change; they may be productive of new movements, new meanings”. В общем, это самое новое значение, которое может производить кинестетический опыт, оно может стать новым знанием, и лучше всего, как я понимаю, это знание описывать, называть знанием-как. Вот есть знание-что: что такое ручка, а есть знание-как: как ей пользоваться. Вспомним себя в первом классе школы, когда мы учились пользоваться ручкой, это был совершенно непонятный кинестетический опыт, совершенно немаркированный (откуда?). У нас не было еще никаких значений, связанных с умением ручку держать, и это знание, — у меня до сих пор мозоль на среднем пальце, набитая в первом классе, она никуда не ушла, — это знание-как тяжело доставалось: как писать ручкой, как красиво писать ручкой, отрабатывать хороший почерк у себя. Просто когда мы во взрослом состоянии что-то делаем, мы забываем, что мы в свое время этому учились и, может быть, очень долго учились, и этот процесс обучения порождал в нас постоянно очень много ощущений, очень много этого опыта, о котором мы даже и не помним, потому что мы его не осознали. Многие философы писали о знании-как — это не новый термин, просто как-то он теряется за знанием-что, формализованным знанием, дискурсивным знанием, теоретическим знанием. У нас принято строить иерархию: наверху стоит теоретическое знание, формулы, модели, а внизу где-то — практическое знание, навык, умение. И мне все время хочется эту иерархию не то чтобы перевернуть, но уравнять в правах знание формализованное, дискурсивное и знание-как.

Кстати, Декарт в «Правилах для руководства ума» рассматривал слепого как гаранта знания вещей и мест в противовес иллюзиям и обману зрения — ну, знаете, фигуру слепца? Это Гомер, это Тиресий, в легенде об Эдипе, которые знает вещи гораздо глубже зрячих, или это Джон Мильтон, который написал в своем знаменитом памфлете, что глаза мои слепы, но душа у меня зрячая и гораздо более зрячая, чем у тех людей, которые здоровыми глазами. Это немножко другая тема, но она имеет отношение к различению дискурсивного и недискурсивного знания — кинестетического. Много писали исследователи Древней Греции типа Жан-Пьера Вернана, Марселя Детьена о том разуме, которым обладали древние греки, и они писали, что этот разум всегда погружен в практику, что в нем соединяются чутье, интуиция, проницательность, предвиденье, гибкость ума, хитрость, находчивость, бдительность, чувство уместности, различные умения, длительно приобретавшийся опыт — и описание, которое тоже немножко передает, что такое знание-как. И, собственно, термин «знание-как» использовал, например, Мишель де Серто, французский философ, в книжке «Изобретение повседневности». Первая часть ее называется «Искусство делать». Он пишет о знании-как, лишенном дискурса письма, и приводит в пример французских ремесленников XVII века. Уже в XVII веке, пишет де Серто, Фонтенель размышляет: «Ремесленные лавки повсюду блистают умом и изобретательностью, которые, между тем, совершенно не привлекают нашего внимания. Весьма полезным и весьма искусно придуманным инструментам и практикам недостает зрителей…» — этим умелым ремесленникам, которые обладают знанием, чтобы превратить свое знание в дискурсивное знание, недостает зрителей. И Мишель де Серто пишет: этими «зрителями» становятся собиратели, составители описаний, исследователи, коллекционеры, — они приходят, они описывают, коллекционируют, превращают эти практики в наррацию, дают им «футляр» нарративности. И превращение этих практик в наррацию связано с более широким и исторически менее признанным явлением, которое можно было бы обозначить как эстетизация знания, подразумеваемая знанием-как — вот такое непонятное предложение.

Приводя все эти цитаты, хочу сказать, что я не единственный человек, который пытается что-то говорить о недискурсивном знании, что есть философская традиция. Можно упомянуть Гилберта Райла, английского философа. Эта традиция сейчас получает поддержку в том числе от исследователей, у которых есть бэкграунд танца и движения, то есть танцовщиков, становящихся философами. Как феноменолог Максин Шитс-Джонстон, последовательница Мерло Понти, которая написала толстенную книжку «Феноменология движения», где говорит о кинестетическом интеллекте. Она пишет, что кинестетический интеллект присущ всему движущемуся — не только мы такие умные, но и животные умные, и только по той причине, что просто могут двигаться и координировать движения. На этом основании, считает она, правомочно говорить об интеллекте у животных — кинестетическом интеллекте. Правомочно-неправомочно — я не знаю, но, кроме Максин Шитс-Джонстон, так утверждают и Тим Ингольд, и Керри Ноленд. Они пишут о том, что мы получаем некое знание, когда выполняем жесты. Прежде всего, идет речь о новых жестах, которыми мы овладеваем, которым мы учимся. Здесь вводится терминология: skilling — приобретение навыка, и deskilling. Как раз обучение новому движению позволяет нам получить это новое кинестетическое, телесное знание.

В конце я приведу два примера. Один пример приводит Керри Ноленд в этой своей книжке. Она приводит пример поэта, который стал художником. Это Анри Мишо, который в какой-то момент своей жизни решил реализовать свою мечту — изобрести новый алфавит. Он всегда хотел изобрести новый алфавит, и он стал его рисовать, то есть приступил к практической реализации, к некоему перформативному жесту в этом смысле. Он рисовал знак за знаком, придумал какие-то несуществующие значки, причем он их действительно рисовал, пользовался кистью и красками, а не ручкой, карандашом или пером. И так, знак за знаком, он создал алфавит и стал, как пишет Ноленд, из поэта — писателем, в самом буквальном смысле: писателем знаков. Он перестал сочинять стихи и из поэта стал художником, потому что ему нравился, видимо, перформативный характер его письма, перформативная составляющая этого письма. Здесь можно говорить о создании знаков: он создавал знаки, которыми можно потом пользоваться. Но, посмотрим на самого Анри Мишо — что его мотивировало в этой истории? Это был, прежде всего, тот жест, который он делал. Не знаю, художник, когда пишет картину, создает ли он знаки?

Н.П.: В принципе, да.

И.С.: Для семиотика, конечно, но если мы говорим…

В.М.: Смотрите, там есть пласт вне знаков, сейчас про это очень многие пишут.

И.С.: Вы нам потом расскажете, может быть. Я думаю, что художники не только создают знаки, они еще чувствуют прикосновение кисти. Потом, есть пастозная живопись, когда выдавливают много краски прямо из тюбика на холст. Некоторые пальцем пишут: Арон Бух, сейчас известный уже художник, только пальцем писал, ему нравилось этатактильность. Или Поллок, когда он разбрызгивал свою краску по холсту, это было вообще похоже на танец, потому что он еще ходил вокруг него. То есть Мишо нашел некую составляющую этого знака, который приносил ему еще больше удовлетворения и радости, чем сочинение стихов, — по крайней мере, так считает Керри Ноленд.

И второй пример. Я говорила с одним интересным человеком, швейцарцем по национальности, но он много проводит времени в Японии и сорок лет уже занимается японской борьбой на мечах — будо. Он сейчас мастер высочайший, и он рассказывал, как их учили, — это к вопросу о приобретении навыка. До того, как им дали мечи, их год учили каллиграфии, учили писать иероглифы. Иероглифы пишут кистью и их пишут одним движением, то есть их уже нельзя поправлять, стирать, добавлять — это вот чистый перформативный жест. Я его спросила, попросила его отрефлексировать, что общего между рисованием иероглифа и борьбой на мечах. И он подумал, — что дало мне возможность считать, что он об этом не думал раньше, а это была какая-то теперешняя рефлексия, — и сказал, что да, есть общее. С каллиграфией все очень сурово. Когда вы напишите плохой иероглиф, ваш мастер вешает его на стену, и он висит год на стене в классной комнате, и вы приходите и смотрите на то, как плохо вы написали. В общем, перед тем, как вам дать меч, конечно, вас нужно обучить обращаться осторожно с мечом. И он сказал, что общее у рисования иероглифов и борьбой на мечах — это движение тела, всего тела, понимание того, что рука ведется из центра тела, и это центр тяжести тела. Иными словами, есть некий центр, источник движения, и, когда вы рисуете иероглиф, вы должны двигать именно этим центром, а не рукой водить везде. Опять же, когда вы боритесь на мечах, тоже должно вовлекаться все тело. И для меня это пример телесного знания или знания-как.

Я думаю, что у вас тоже есть свои примеры, вы сами можете привести примеры. Итак, есть ли знание-как у художников? Я думаю, что есть и очень большое, недискурсивное. И вы можете актуализировать свой собственный опыт обучения чему-то. Вот я, например, летом начала заниматься разными двигательными практиками, просто пошла в Парк Горького, где сейчас очень много разных групп — йога, ушу, капоэйра, — и по мере своих слабых сил принимала участие. И поняла, что это ужасно интересно: для меня сейчас овладеть каким-то телесным навыком, возможно, более интересно, чем прочесть книгу. Не знаю, насколько это повышает мои академические достижения, но это приносит большую радость и удовлетворение. Мне кажется, что выражение good performance (хороший перформанс) как раз об этом: сделать хороший перформанс, сделать хорошо какое-то йоговское движение. И здесь я возвращаюсь к началу нашего разговора о перформансе, о том, что такое перформанс и впечатляющее исполнение. Спасибо.

Н.П.: Спасибо, Ирина, за очень интересный доклад. Прежде чем перейти к дискуссии, напомню, что у нас есть около пятнадцати минут, так что можете задавать вопросы не только по третьей части, но и, если есть какие-то соображения, вопросы, комментарии по всему докладу в целом — тоже задавайте. Кофейный семинар именно как кофейный у нас функционирует, так что можете подходить пить, там же стоит наша краудфандинговая кружка (назовем ее кружкой). Если будет продолжение дискуссии — ну тогда уже в кулуарах.

Ю.П.: Будет несколько: и вопрос, и комментарии. Первый, насчет философствующих танцоров. Вот мальчики те, кто служил в армии, знают, что такое подъем с разгибом — это достаточно трудное упражнение, которое не требует больших физических сил, хотя кажется, требует, когда не умеешь, но требует определенной координации. Когда говорят «подъем с разгибом», то каждый мальчик понимает, о чем речь, для него этот опыт актуализируется.

И.С.: А вы можете показать это? Немножко хотя бы, ведь я не служила в армии.

Ю.П.: Ну давайте, и то не уверен, что я помню его. Но те, кто не имеют этого опыта, как бы просто вне этого круга коммуникации, и, мне кажется, во-первых, есть угроза, когда люди, которые имеют этот бэкграунд, будут создавать некоторый узкий круг в стороне, скажем, от какого-то философского мейнстрима, потому что этот опыт — это их опыт, он не есть общедоступный. Второе — насчет знания-как, то есть да, это кинестетически, но не только, то есть вообще сфера знания-как гораздо шире. Представьте себе школьника, который доказал теорему сам, на него это произвело огромное впечатление, или математик, который доказал какую-то очень трудную теорему: вот это несомненно откладывает очень серьезный опыт знания-как, но он совершенно не кинестетический.

И.С.: Да, я согласна с комментарием.

Максим Осовский: Зря вы согласны, потому что здесь же кинестетический опыт, потому что есть определенные переживания внутри по поводу того, как ты ее решал, и следующий раз, решая такую же теорему, ты будешь вспоминать, что происходило в теле, и с этим настроем будешь двигаться в решении задач… Я благодарю вас за прекрасное выступление.

И.С.: Спасибо.

М.О.: У меня есть вопрос. Жест версус слово. Вот это «слово», я думаю как сформулировать — оно из филологии, лингвистики, из текста, из книжки или из риторики, где всегда был жест?

И.С.: Противопоставление.

М.О.: Да, просто так называется.

И.С.: У нас это была некая семинарская тема про жест и слово, я так понимаю, кто-то, Петр или Николай, предложил это, поэтому я хотела просто провести сравнение, но я сама, я начала с того, что жест и слово не противопоставляю, для меня они — взаимодополняющие вещи.

М.О.: Мне просто показалось, что как раз то слово, которое изучает лингвистика и филология, действительно лишено кинестетического эффекта, потому что слова разбираются как знаки, отделенные от речи. Если бы у вас, например, был «версус речь» или «версус текст», то, может быть, был бы какой-то другой эффект от лекции, другое содержание, а здесь «слово», оно как бы и оттуда, и оттуда, и у меня возник вопрос: откуда именно то «слово», которое в заголовке лекции? Я считаю, что это огромное упущение: исчезновение, например, риторики из дисциплин, потому что в риторике присутствовал перформанс. И мне показалась очень важной ваша мысль о том, что любая экстериоризация, любой перформанс кинестетичен, то есть и в речи, и, по сути дела, в тексте, когда автор пишет, и когда читатель читает, для него тоже кинестетический эффект абсолютно точно есть, но и, видимо, звуковой тоже, потому что я читаю некоторые книги и слышу голос автора, хотя я никогда же его не видел, но ощущения какие-то есть, и это очень здорово. Когда мы говорим о том, что я удерживаю, что мы делим всегда на визуалов, аудиалов и кинестетиков, есть какая-то теория, и я вот удерживал это разделение, и для меня очень важно, что вы его сняли сейчас, вы сказали: нет, на самом деле мы всем телом всегда чувствуем то, что происходит, и всем телом выражаем, и не важно, какой орган чувств мы задействуем для экстериоризации смыслов.

И.С.: Может быть, и важно, да. В данном случае мы теоретически это не разделяем. Спасибо, Максим.

В.М.: Большое спасибо за очень интересный доклад. У меня тоже возник этот вопрос про риторику, в частности о том, насколько это разделение, слово и жест, современное, принадлежит современным дисциплинам? Потому что я занимаюсь XVI веком, и в XVI веке риторика как раз ничего такого не разделяет. Более того, в своем исследовании мой интерес был к некоторым риторическим словесным приемам в литературе, я занимаюсь стыком слова и изображения, фразис, некоторые описания, которые продолжают воздействовать в частности на свой опыт. Когда я занималась исследованием фигур, оказалось, что небольшое описание — это прием, связанный с меланхолией, с передачей меланхолии, и есть целый ряд работ, тоже XVI веком занимаются исследователи, в частности теория аффекта, история эмоций: как людей учили риторике еще в школах, даже не в университетах. И как раз они концентрируются на том, что это был не чисто словесный опыт, это был именно перформативный опыт, пользуясь вашей терминологией. Потому что мальчики — в школах в основном учились мальчики — должны были перевоплотиться в другого, и у них были такие специальные театрализованные, в частности, представления, и они должны были произносить речи, какие-то приемы, с которыми мы встречаемся потом в литературном тексте. Мы исследуем роман как филологи, мы весь этот пласт не считываем, его можно читать только если осознанно обратить на это внимание. Я занялась теорией аффектов, психотерапией, психоанализом — так мы это совершенно не считываем, но он там есть. Эти приемы, фразис, в частности, уже несут в себе жест, потому что их именно так учили воздействовать на аудиторию, перевоплотиться. Вообще хороший там тот, кто хорошо занимается риторикой, умеет перевоплощаться и умеет тело задействовать. И мне показалось, что это противопоставление слова и жеста скорее очень современно, а в риторике этого действительно в таком виде нет.

И.С.: Спасибо.

Т.В.: Да, я бы тоже в поддержку сказанного даже не настаивала на том, что это очень современно, потому что тогда мы должны спросить: а что такое современность? И мне кажется, что, планируя какое-нибудь продолжение этого прекрасного, очень важного разговора, стоило бы как-то думать о континууме парадоксальном словесного и кинестетического. Потому что все Performance studies от какой печки начинают плясать? Они начинают плясать от философии языка, которая за 60 лет, прошедших с момента заявки Остина, вошла, и оприходована и лингвистика, и литературоведение, не обязательно всегда у нас, но в мировом масштабе безусловно, поэтому, говоря о современности и о риторических штудиях, как раз актуальнее говорить не про «версус», а про динамический континуум.

В.М.: Я понимаю, что мы совершенно не считываем это как филологи, мы занимаемся словом.

Т.В.: Кто вы такие как филологи, мы же занимаемся.

В.М.: Вы читаете текст XVI века, читаете роман, я, по крайней мере, ничего такого там не считывала.

Т.В.: Вот нам надо научиться учить этому, потому что ясно, что это давно надо было преподавать.

И.С.: Надо преподавать performance studies.

Т.В.: В широком масштабе

Н.П.: Еще вопросы у вас?

Ю.П.: На сайте Пунктума этот Кофейный семинар предварялся неким текстом, в котором написано было примерно следующее: настала пора переформатировать социально-гуманитарное знание, социально-гуманитарные науки радикально, и они должны изменить свой контент, и какие-то способы слово-социального существования — я не переврал?

П.С.: Примерно так там и было написано.

Ю.П.: Мне интересно, это вопрос не обязательно к вам, вообще: какие версии есть, как сегодняшний доклад и его тема связаны с этим заявлением?

П.С.: Уже один ответ прозвучал — ввести performance studies в университетские курсы.

И.С.: Переформатировать перформативно.

П.С.: Переформатировать перформативно

Ю.П.: То есть спорный элемент в системе образования.

И.С.: Ввести для начала performance studies, но на самое начало, это стадия «ноль»: надо перевести, найти адекватный термин на русский.

В.М.: Видите, они не могут быть внедрены как таковые отдельно взято, и западный опыт показывает за последние 30–40 лет, что все равно они вводятся так или иначе, вся эта проблематика деятельности и так далее в социологии, в театроведении, в филологии, всяком литературоведении, психологии. То есть это не отдельно взятая программа, которая вдруг преобразит весь ландшафт, это последовательная, постепенная, разными руслами работа, имеющая вектор.

Ю.П.: Я думаю, здесь более радикальный может быть ответ.

В.М.: То есть?

Ю.П.: Сама там теория перформативности, ее какие-то наработки могут быть использованы, скажем, для того, чтобы делать продукты знания более воздейственными, потому что с этой стороны я не помню, чтобы кто-то много и серьезно этим занимался. То есть, почему «Капитал» Маркса с такими последствиями? Другая работа не имела таких последствий. И здесь есть некие понятия и представления, которые открывают возможность, по крайней мере, задавать эти вопросы.

П.С.: Строго говоря, Ирина об этом не говорила, но, насколько я помню, у нее были об этом работы. Алексей Гастев пытался в 20-е годы сделать это критическое, марксистское знание более воздейственным, но выяснилось, что увы и ах, попытка сделать мысль более действенной несовместима с удержанием социального действия этой мысли, в том смысле, что, чем более вы делаете мысль более действенной, тем менее эту мысль можно стабилизировать в определенной социальной структуре. Вы оказываетесь в ситуации перманентной революции. Собственно Гастева упрекали поэтому в троцкизме. И, пожалуй, не то, чтобы упрек, но, поскольку мне лично близка политическая интерпретация всего, что говорила Ирина… Пожалуй, такой же упрек любому виду Performance studies можно предъявить. Конечно, никакого университетского курса никогда не будет по Performance studies не только в России, но и где-то, потому что это предполагает необходимость отмены университетом их стабилизированной социальной… Когда вы заходите в Московский государственный университет, там по-прежнему кафедры, аудитории амфитеатром и что-то бухтят на семинарах первого гуманитарного корпуса. А тут у вас Performance studies — это означает, что, либо вы сохраняете это, либо вводите Performance studies, и это очень радикальный выбор. Московский университет здесь ничем не отличается от Гарварда или Оксфорда, там выглядит все абсолютно так же: чинные люди, дряхлые аудитории, скрипящие кресла — на самом деле, очень радикальный вызов. Поэтому можно чисто теоретически согласиться с тем, что, наверно, было бы неплохо что-нибудь сделать, но, если к этому серьезно отнестись, это означает — поставить под вопрос стабильность существующих форм социальной организации, и у меня есть большое сомнение, что большая часть академиков к этому готовы. Некоторые, возможно, к этому готовы.

И.С.: У меня нет сомнений, что они не готовы.

П.С.: Да, я так дипломатично, известная печальная история собственно Алексея Капитоновича Гастева да и некоторых других попыток такого рода, штайнерианского типа, которые осуществлялись. До сих пор Штайнер, хотя и существуют его последователи, существует отдельная сеть, но она, конечно, не стала никоим образом частью академического настоящего.

Ю.П.: В этом смысле воздействие журналистского знания, если это можно назвать знанием, гораздо выше воздействия академического.

П.С.: Журналистское знание, я сомневаюсь, что оно пригодно, честно говоря, сложно найти точку, где журнализм связывается с перформативностью, хотя возможно и можно, но не знаю.

Ю.П.: Еще как.

М.О.: В смысле впечатлений.

И.С.: Да, управления впечатлениями.

П.С.: Нет, там есть эффективный компонент как способ продажи текста, монетизации.

В.М.: Не только, когда ты. Я тоже занимаюсь журналистикой, критикой. Когда ты пишешь, ты пишешь проще, аффектом, то есть в контакте с этим, чем когда ты пишешь научный текст. Это просто несколько другая форма контакта.

П.С.: У меня есть некоторое сомнение, что вы пишете аффектом, чтобы заразить читателя аффектом или чтобы предоставить ему возможность этого аффекта не испытывать самому, то есть как бы предложить ему симпатичную возможность за подписку в пять долларов на какой-нибудь сайт передоверить право испытывать аффекты самому…

В.М.: Если честно, я пишу из принципа удовольствия.

П.С.: Понятно, вы да. Но не означает ли это, что это удовольствие изымается, особенно, если текст написан по-настоящему убедительно, что это удовольствие перформативным опять-таки образом изымается у ваших читателей.

В.М.: Тут есть повод для размышления, я бы не сказала, что это так прямолинейно.

П.С.: Я понял, то есть моя версия. Я предположил бы, что писать должны все. Как только появляются отдельные журналисты, это означает, что репертуар переживания тех, кто журналистами не является, существенно сокращается.

В.М.: Проблема в том, писать должны все. Например, я преподаю критику университетскому курсу — они не все будут журналистами, некоторые будут исследователями, но не все изначально, у людей разные способности.

П.С.: А почему способности — жесты, у нас что, жестуальность, или как это по-русски сказать? Мы же все способны более-менее одинаково.

В.М.: Контакт возможен с собой, разный контакт с какими-то частями, этому обучить труднее, чем стилистике.

П.С.: Это и значит вменение, неявное вменение некоторых социальных различий. То есть как только вы говорите, что у кого-то разные способности к чему-то, вы сразу как-то людей ранжируете, то есть у тебя больше способностей, у тебя меньше.

В.М.: Это может быть ранжировано, это не обязательно, то есть ранжирование в этой сфере не означает, что в другой сфере человека нельзя этому научить, что в другой сфере он имеет какие-то другие способности, которые как-то с этим будут взаимодействовать. Мы отвлеклись немножечко, извиняюсь.

П.С.: Не страшно, у нас же семинар, мы обсуждаем.

Н.П.: Вообще через 5 минут здесь уже начнется следующий семинар. Поэтому, Петр, вы можете сказать какое-то рамочное заключительное слово, и, если есть какие-то еще вопросы, то лучше уже после. Ну если только короткий.

Андрей: Относительно короткий. Меня зовут Андрей. Я хотел бы спросить про аспект медийной опосредованности, то есть можно ли сказать, что медийная опосредованность, будь то слова или жеста, моменты этой перформативности заключает? То есть какое-то слово, которое мы произносим, перевоплощается в какую-то письменную или текстуальную форму, или жест, допустим, видеозапись и перформативность исчезает, собственно вопрос заключается в этом.

И.С.: Мне кажется наоборот, медийность добавляет перформативности в смысле перформанс-три: превращает все в шоу. В этом смысле, мы сейчас сидим в присутствии камеры совсем по-другому, чем если бы мы сидели без нее, и говорим по-другому, правда.

П.С.: А как бы мы сидели без камеры?

И.С.: Не знаю, возможно, у вас есть свои предположения, хотелось бы услышать.

Андрей: Я имею в виду, если слово существует в виде какого-то овнешненного объекта, допустим, книги, то пока эту книгу кто-нибудь не откроет и не начнет читать, мы не можем сказать, что она производит какое-то перформативное действие. Даже видна опосредованность перформативного действия, и то же самое с видеозаписью. Тогда получается, что эта перформативность отрывается от телесного исполнения, как в случае со словом. Можно ли сказать, что жест может производить перформативное действие, но при этом быть оторванным от тела посредством медийного опосредования?

А.Ш.: Разрыв по Фишер-Лихте получается.

Т.В.: А с другой стороны, если понимать медиум как надстройку над телесным органом.

П.С.: Да бестелесный жест, конечно, может быть, то есть тело без жеста может быть.

И.С.: Виртуальный, но есть исследования в медиафилософии, сейчас развевающейся, — о том, что, даже управляя виртуальным телом на компьютере, телом вашего аватара, вы прикладываете какие-то мышечные усилия и получаете кинестетический опыт при этом, вы идентифицируетесь с этим аватаром кинестетически.

Расшифровка аудиозаписи — Екатерина Макарова, секретарь Кофейного семинара

Зрительная кинестезия

Зрительная кинестезия задает локомоцию относительно окружающего мира даже тогда, когда другие виды кинестезии ее не задают. Следовательно, управление локомоцией в окружающем мире должно быть зрительным. Классические разновидности кинестезии, возникающие при ходьбе, езде на велосипеде или на автомобиле, могут очень сильно различаться в каждом из этих случаев, но зрительная кинестезия остается во всех этих случаях одной и той же. Мышечное движение обязательно должно управляться зрением. Если вы хотите куда-то пойти или узнать, куда вы идете, вы должны доверять только своим глазам. В ветреную погоду птице приходится лететь, для того чтобы оставаться на одном и том же месте. Для того чтобы ее не снесло в сторону, она должна «остановить» течение объемлющего строя.[ …]

Зрительная кинестезия рук и других конечностей. В 7-й главе, посвященной оптической информации для восприятия собственного тела и его движений, был раздел о руках и других конечностях. В поле зрения всегда внедряются определенные очертания; если их там нет, то при соскальзывании поля вниз они обнаружатся. Если это очертания с пятью отростками и они беспрестанно корчатся и извиваются, то такие очертания задают руки. Любая манипуляция задается соответствующим изменением силуэта с пятью отростками. Доставание, хватание, приглашение, пощипывание, обнимание управляются непрерывными оптическими движениями, которые задают их, о чем я буду говорить в 13-й главе.[ …]

Формула зрительной кинестезии для исследовательских движений глаз и головы позволяет решить многие наболевшие проблемы в теории зрительных ощущений. Эти проблемы, имеющие давнюю историю, утрачивают теперь свою актуальность. Они возникают лишь в предположении, что зрительные стимулы и зрительные ощущения являются элементами зрительного восприятия. Если же вместо этого предположить, что зрительная система наряду с извлечением из объемлющего света информации об окружающем мире обнаруживает собственные движения, проблема исчезает. Подробнее об этом я скажу в последующих главах.[ …]

Эксперименты со зрительной кинестезией поставить в лаборатории гораздо труднее, чем эксперименты со зрительным восприятием событий. Для их проведения нужен панорамный киноэкран или псевдоокружение, подобное невидимо движущейся комнате, с помощью которого можно создавать полную иллюзию пассивной локомоции. Кроме того, всегда существует опасность эпистемологической путаницы объектов для показа с реальным окружением. Имеются, впрочем, достаточно весомые доказательства того, что теория динамической перспективы объемлющего строя применима и в случае осознания локомоций.[ …]

Существующее смешение кинестезии с обратной связью позволяет объяснить, почему зрительная кинестезия не признается в качестве психологического факта. Однако то, что она является фактом, показывают следующие эксперименты, в которых создавалось впечатление пассивного движения.[ …]

Однако экспериментов со зрительными кинестезиями не было. Можно упомянуть лишь так называемое координирование глаза и руки, как будто все исчерпывается ассоциированием ощущений от этих органов.[ …]

Эксперимент с летающей комнатой. Для изучения зрительной кинестезии во время движения недавно была сконструирована лабораторная установка, с помощью которой можно было отделить зрительную кинестезию от кинестезии системы «мышца-сустав-кожа» и вестибулярной системы (ЫзЬтап, Ьее, 1973). С помощью движущейся комнаты создавался поток объемлющего строя. У этой комнаты были и стены, и потолок, и в то же время она могла парить в воздухе, поскольку у нее не было пола — она была подвешена за углы на большой высоте так, что почти касалась настоящего пола. Трудно удержаться от соблазна и не назвать ее «невидимо движущейся комнатой», поскольку, кроме пола, никакой другой информации о движении комнаты относительно земли не было. Такая комната представляет собой псевдоокружающий мир. Если наблюдателя лишить возможности видеть пол и ощущать контакт с опорной поверхностью, у него возникает полная иллюзия того, что он движется по комнате вперед или назад. Лишман и Ли добивались этого, ставя своих испытуемых на тележку (Ьее, 1974).[ …]

Оптическая динамическая перспектива отличается от зрительной кинестезии. Динамическая перспектива представляет собой абстрактный способ описания информации в объемлющем строе при движущейся точке наблюдения. Если информация извлекается, то наряду со зрительным восприятием компоновки имеет место и зрительная кинестезия. Однако динамическую перспективу в объемлющем строе можно выделять даже тогда, когда точка наблюдения никем не занята. С другой стороны, в зрительной кинестезии представлены и нос, и тело наблюдателя. Есть информация для совместного восприятия и самого себя, и компоновки.[ …]

Тренировочные и учебные фильмы только выиграли бы, если бы камера занимала точку наблюдения обучаемого. Обучаемым можно было бы показать, что пилот видит во время приземления самолета, а экскаваторщик — управляя экскаватором. Но, поскольку теории зрительных кинестезий и зрительного управления не было (см. 13-ю главу), этот метод не применялся.[ …]

Переход фовеа от одной выборки из строя к другой и скольжение краев поля зрения по объемлющему строю являются проприоспецифическими; эти процессы задают соответственно повороты глаза и повороты головы, то есть они точно выполняют свои функции. В первом случае имеет место зрительная кинестезия для движений глаза, во втором — кинестезия для движений головы.[ …]

Важнейшей частью окружающего мира является сам наблюдатель. Проблема самовосприятия, то есть восприятия самого себя, в психологии ставится неоправданно узко, как проблема восприятия собственных движений в контексте проблемы стабильности воспринимаемого мира. Считалось, что наблюдатель не располагает зрительной информацией о собственных движениях и поэтому вынужден использовать мышечную проприоцептивную информацию. Гибсон убедительно демонстрирует ошибочность такой точки зрения, указывая на существование так называемой зрительной кинестезии, то есть возмущений оптической текстуры, несущих информацию о собственных движениях наблюдателя. Эти возмущения принципиально отличаются от тех возмущений оптической текстуры, которые вызываются перемещением объектов в окружающем мире, поэтому проблема стабильности видимого мира, бывшая камнем преткновения для многих поколений психологов, для Гибсона является псевдопроблемой — с введением понятия «зрительная кинестезия» эта проблема снимается.[ …]

Так как занимаемая точка наблюдения, как правило движется, а не покоится, животное видит свое тело движущимся относительно земли. Оно видит те части-окружающего мира, к которым направляется, видит движение своих ног относительно тела и поверх земли. Вели оно смотрит вокруг во время передвижения, то видит поворот» своей головы. Все это случаи зрительной кинестезии.[ …]

И наконец, можно создать экспериментальную комнату, вращающуюся вокруг вертикальной оси. Такая установка, которой располагают многие лаборатории, известна под названием оптокинетического барабана (например, Smith, Bojar, 1938). Как правило, предназначение этого устройства видят в том, чтобы изучать движения глаз у животных, однако его можно приспособить и для изучения зрительной кинестезии человека-наблюдателя. Текстурированное укрытие (чаще всего это цилиндр с вертикальными полосами) вращают вокруг животного. В результате глаз и голова как единая система совершают те же компенсаторные движения, которые совершались бы при вращении самого животного. Его и в самом деле вращают, но не механически, а оптически. Люди, участвующие в таких опытах, говорят, что они ощущают себя поворачивающимися. Однако без настоящей опорной поверхности не обойтись. В своих опытах я обнаружил, что для возникновения этой иллюзии необходимо, чтобы испытуемый не видел пола под ногами или не обращал на него внимания. Если твердо встать на ноги или хотя бы попытаться сделать это, возникает осознание того, что вне комнаты существует скрытое от взора окружение.[ …]

Это открытие можно излагать по-разному, хотя при этом придется придавать старым словам новые значения, поскольку старое учение противоречиво. Я считаю, что зрение кинестетично в том смысле, что оно регистрирует движение тела точно так же, как это делает система «мышца-сустав-кожа» или вестибулярная система. Зрение схватывает и движение всего тела относительно земли, и движение отдельных членов относительно тела. Зрительная кинестезия действует наряду с мышечной. Учение, согласно которому зрение экстероцептивно и получает только «внешнюю информацию», попросту неверно. Зрение получает информацию как об окружающем мире, так и о самом наблюдателе. В сущности, так работает любой орган чувств, если его рассматривать как воспринимающую систему (Gibson, 1966b).[ …]

Обезьяны, которых от рождения лишали возможности видеть свое тело и руки, очень отличались от обычных обезьян, хотя возможность касаться руками предметов и чувствовать движения своих рук у них сохранялась. Оказавшись в нормальных условиях, они вели себя вначале так, будто не могут ни достать, ни ухватить объект, а должны искать его ощупью. Щиток из светонепроницаемого материала и фартук, плотно охватывавшие шею обезьяны, делали невозможной зрительную кинестезию, препятствуя тем самым развитию зрительного управления движениями, позволяющими дотянуться и схватить предмет. В этом, на мой взгляд, основной итог эксперимента Р. Хелда и Дж. А. Бауэра (Held, Bauer, 1974). Советую перечитать рассуждения об оптической информации для движения рук в 7-й главе.[ …]

Парковый аттракцион под названием «Любимые качели» пользуется большой популярностью. Пара входит в комнату, которая выглядит вполне обычно, и садится на качели, свисающие с перекладины. Затем комната (не сиденье!) начинает раскачиваться на этой перекладине. Когда в конце концов комната совершает полный оборот, те, кто в ней находится, чувствуют, что их поставили на голову. Нужно отметить, что иллюзия исчезает, если закрыть глаза,— чего и следовало ожидать, поскольку иллюзию вызывает зрительная кинестезия. Подробное описание переживания, которым сопровождается эта иллюзия, а также самое первое упоминание о ней даны у Гибсона и Маурера (Gibson, Mowrer, 1938).[ …]

Приступая к проблеме управления, необходимо ясно представлять, чем отличается активное движение от пассивного. Различие между активным и пассивным движением особенно важно в случае с локомоцией, ибо локо-моция может быть неуправляемой — животное можно просто перевозить. Животное может транспортироваться разными способами. Например, поток среды может подхватить животное и перемещать его — так ветер поднимает птиц, а течение реки увлекает рыб. Одно животное может транспортировать другое: маленькая обезьянка путешествует, вцепившись в свою мать; люди возят своих младенцев в коляске; наконец, наблюдатель может быть пассажиром какого-нибудь транспортного средства. Во всех этих случаях животное может видеть локомо-цию, не вызывая ее и не управляя ею. У животного есть информация о перемещении, но регулировать это перемещение оно не может. В соответствии с принятой мной терминологией у наблюдателя есть зрительная кинестезия, но нет зрительного управления движениями. Это различие весьма важно для понимания проблем управления. Однако в общепринятой теории чувств этого различия нет и быть не может, и приверженцы этой теории погрязли в концептуальной путанице, возникшей из-за неправильного употребления понятия обратной связи.[ …]

РАЗНИЦА МЕЖДУ КИНЕСТЕЗИЕЙ И ВЕСТИБУЛЯРНЫМ ЧУВСТВОМ | СРАВНИТЕ РАЗНИЦУ МЕЖДУ ПОХОЖИМИ ТЕРМИНАМИ — НАУКА

В ключевое отличие между кинестезией и вестибулярным чувством заключается в том, что кинестезия обеспечивает ощущение движения, положения и ориентации частей нашего тела, в то время как вестибулярное

В ключевое отличие между кинестезией и вестибулярным чувством заключается в том, что кинестезия обеспечивает ощущение движения, положения и ориентации частей нашего тела, в то время как вестибулярное чувство обеспечивает чувство равновесия и движения головы..

Зрение, слух, вкус, осязание и обоняние — это пять основных чувств, которые мы обычно знаем. Но в нашем теле есть еще два чувства, которые помогают нам вставать, балансировать и двигаться. Это кинестетические и вестибулярные органы чувств. Кинестетическое чувство исходит от сенсоров, расположенных в суставах, сухожилиях, костях, ушах и коже, а вестибулярное чувство исходит от полукружных каналов внутреннего уха и вестибулярных мешков.

1. Обзор и основные отличия
2. Что такое кинестезис
3. Что такое вестибулярное чувство
4. Сходства между кинестезией и вестибулярным чувством
5. Сравнение бок о бок — кинестезия и вестибулярное чувство в табличной форме
6. Резюме

Что такое кинестезия?

Кинестезия — это процесс, который в основном определяет движение нашего тела. Датчики, расположенные в суставах, костях, сухожилиях, ушах и коже, предоставляют информацию о движении, положении и ориентации тела. Следовательно, это процесс, который позволяет вам почувствовать положение ваших конечностей.

Мышечная память и зрительно-моторная координация — это два процесса, управляемые кинестезом. Благодаря мышечной памяти мы можем поднять ногу, даже не глядя на нее. Благодаря зрительно-моторной координации мы можем продолжать печатать, даже закрыв глаза.

Что такое вестибулярное чувство?

Вестибулярное чувство в основном дает информацию о балансе нашего тела и движений головы. Он отслеживает положение нашей головы и тела и реагирует на изменения, происходящие в зависимости от силы тяжести, движения и положения тела.

Вестибулярные органы чувств исходят от полукружных каналов внутреннего уха и вестибулярных мешков. Когда мы двигаем головой, жидкость в нашей голове стимулирует рецепторы в наших ушах. Это также помогает ощущать положение тела по отношению к голове и поддерживать равновесие.

Каковы сходства между кинестезией и вестибулярным чувством?

• Кинестетическое чувство взаимодействует с информацией вестибулярного чувства.
• Причем оба типа чувств координируются нервной системой.

В чем разница между кинестезией и вестибулярным чувством?

Кинестезия — это процесс, который определяет движение и положение тела. Напротив, вестибулярное чувство — это процесс, который определяет баланс движений тела и головы. Таким образом, это ключевое различие между кинестезией и вестибулярным чувством. Более того, кинестетическое чувство исходит от сенсоров, расположенных в суставах, сухожилиях, костях, ушах и коже, а вестибулярное ощущение исходит от полукружных каналов внутреннего уха и вестибулярных мешков. Это еще одно различие между кинестезией и вестибулярным чувством.

Резюме — кинестезия против вестибулярного чувства

Кинестезия относится к восприятию положения и движения тела, в то время как вестибулярное чувство относится к ощущению движения головы и уравновешиванию тела. Это ключевое различие между кинестезией и вестибулярным чувством. Кинестетические чувства развиваются от сенсоров в суставах, сухожилиях, костях, ушах и коже, а вестибулярные чувства развиваются от полукружных каналов во внутреннем ухе и вестибулярных мешочках.

Теоретические представления о роли речевых кинестезий для развития фонематических процессов: (звукоразличения и фонематического анализа)

%PDF-1.4 % 1 0 obj > endobj 4 0 obj /Title >> endobj 2 0 obj > endobj 3 0 obj > stream

Теоретические представления о роли речевых кинестезий для развития фонематических процессов: (звукоразличения и фонематического анализа)

Репина З. А. endstream endobj 5 0 obj > >> /Contents [12 0 R 13 0 R 14 0 R] /Annots [15 0 R] >> endobj 6 0 obj > /Contents 17 0 R >> endobj 7 0 obj > /Contents 19 0 R >> endobj 8 0 obj > /Contents 21 0 R >> endobj 9 0 obj > /Contents 23 0 R >> endobj 10 0 obj > endobj 11 0 obj > stream x

Улучшить Восприятие — CogniFit («КогниФит»)

Что такое Восприятие?

Восприятие можно определить как способность активно принимать, обрабатывать и придавать смысл получаемой нами от органов чувств информации. Другими словами, это когнитивный процесс, с помощью которого мы можем интерпретировать окружающий нас мир посредством полученных от органов чувств сигналов. Эта когнитивная способность очень важна, мы используем её ежедневно. К счастью, улучшить данную способность можно с помощью когнитивной тренировки. Это возможно, поскольку этот процесс является активным. Мы не являемся пассивными субъектами, ограниченными восходящими или нисходящими линиями получения информации. Мы также интерпретируем информацию с помощью нисходящей или восходящей линии переработки информации (нашим восприятием руководят значимые ожидания).

Виды восприятия и Нейроанатомия

Восприятие — это сложный процесс, который cвязывает нас с окружающим миром. Он делится на пять видов:

• Зрение или зрительное восприятие: способность распознавать информацию, полученную глазом через световые зрительные изображения. Область мозга, ответственная за базовые состояния этой способности, называется затылочная доля коры головного мозга (Первичная зрительная кора V1 и Вторичная зрительная кора V2).
• Слух или слуховое восприятие: способность получать и распознавать информацию, которая поступает к нам посредством частотных волн, переданных по воздуху или иным способом (звук). Область мозга, ответственная за базовые состояния этой способности, называется височная доля (Первичная слуховая кора А1 и Вторичная слуховая кора А2).
• Осязание, осязательное, cоматосенсорное или тактильное восприятие: способность распознавать информацию, полученную путём давления, вибрации или касания поверхности кожи. Область мозга, ответственная за базовые состояния этой способности, называется теменная доля (Первичная соматосенсорная кора S1 и Вторичная соматосенсорная кора S2).
• Обоняние или обонятельное восприятие: способность распознавать информацию о химических веществах в воздухе (запах). Области головного мозга, отвечающие за базовые состояния этой способности, называются Обонятельная луковица (Первичный центр обоняния коры головного мозга) и Грушевидная кора (Вторичный центр обоняния).
• Вкус или вкусовое восприятие: способность распознавать информацию о химических веществах, содержащихся в слюне (вкус). Области мозга, отвечающие за базовые состояния этой способности, называются Области первичной вкусовой коры G1 (Нижняя посцентральная извилина, теменная вентральная извилина, передняя островковая доля, средняя лобно-теменная покрышка) и Области вторичной вкусовой коры G2 (каудолатеральная орбифронтальная кора и передняя поясная кора).

Другие виды восприятия

Известно, что кроме классических чувств существуют другие виды восприятия:

• Пространственное восприятие : способность оценить связь с окружающиим нас миром. Эта способность связана с визуальным, тактильным восприятием и восприятием движения.
• Восприятие формы: способность получать информацию о размерах и виде объекта посредством его контура и контрастности. Эта способность связана с визуальным и тактильным восприятием.
• Вестибулярное восприятие или восприятие равновесия: способность распознавать положение нашей головы в пространстве относительно вектора силы тяжести. Эта способность помогает нам удерживать равновесие и контролировать положение тела. Связана со слуховым восприятием.
• Термовосприятие, тепловосприятие или восприятие тепла: Способность воспринимать температуру на поверхности кожи. Связана с тактильным восприятием.
• Ноцицепция или восприятие боли: способность распознавать стимулы высокой и низкой температуры, присутствие опасных химических веществ, стимулов высокого давления. Связана с тактильным восприятием и термовосприятием.
• Кожный зуд или восприятие зуда: способность воспринимать зудящие раздражители на поверхностных тканях кожи. Связана с тактильным восприятием.
• Проприоцептивная чувствительность: способность распознавать информацию о положении и позициях мускулов и сухожилий тела, что позволяет нам понять, в какой области пространства находится каждая часть нашего тела, какую позу мы занимаем. Связана с вестибулярным и тактильным восприятием.
• Ценестезия или общее чувство тела: способность воспринимать ощущения, которые указывают на состояние наших внутренних органов.
• Восприятие времени: способность воспринимать изменение стимуляций во времени.
• Кинестезия или восприятие движения: способность воспринимать информацию о движении и скорости нашего тела или предметов в окружающем нас пространстве. Связана со зрительным, пространственным, временным, тактильным, интероцептивным, проприоцептивным и вестибулярным восприятием.
• Хемочувствительность: способность распознавать в слюне химические вещества, связанные с сильными вкусовыми ощущениями. Связана со вкусовым восприятием, но отличается от него, так как использует другие структуры.
• Восприятие магнитного поля или магниточувствительность: способность воспринимать информацию магнитных полей. Это чувство больше развито у некоторых животных, например, почтовых голубей. Однако, было доказано, что у людей магнитный материал содержится в решетчатых костях (кость черепа, расположенная на высоте носа), в связи с чем предполагается, что люди также расположены к магниточувствительности.

Фазы восприятия

Восприятие не является простым и спонтанным процессом, и включает в себя несколько этапов, необходимых для корректного улавливания сигналов. Например, для восприятия визуальной информации недостаточно того факта, что отражённый от поверхности предмета свет стимулирует рецепторные клетки нашей сетчатки, и затем данная информация отправляется в зрительные отделы головного мозга (хотя, безусловно, это необходимо). Так как данный процесс является активным, нам необходимо отобрать, упорядочить и интерпретировать данную информацию:

• Отбор: ежедневно мы сталкиваемся с огромным количеством сигналов и воспринять все эти сигналы мы не способны. Поэтому мы должны фильтровать и отбирать информацию для восприятия. Этот отбор информации происходит благодаря нашему вниманию, полученному опыту, предпочтениям и нуждам.
• Организация: мы стараемся сгруппировать нужные нам сигналы для того, чтобы было проще придать им смысл и значение. В восприятии важна синергия, ибо мы не можем воспринимать каждый полученный сигнал по отдельности, а воспринимаем их в совокупности. Согласно Законам Гештальта, все получаемые стимулы упорядочиваются не в случайном порядке, а согласно определённым критериям.
• Интерпретация: после того, как мы упорядочили отобранные сигналы, мы придаём им смысл, тем самым завершая процесс. Опять же, трактовка полученных сигналов будет зависеть от опыта и ожиданий человека.

Другие Гештальт-модели

Другие Гештальт-модели подчёркивают роль личности в процессе восприятия, выделяя три последовательных этапа:

• Шаг 1: формулирование гипотезы относительно того, что мы воспринимаем. Это определит процесс организации и толкования получаемых сигналов.
• Шаг 2: поступление сенсорной информации.
• Шаг 3: сопоставление выдвинутой изначально гипотезы с полученной сенсорной информацией.

Примеры восприятия

• Очень важно вовремя обнаружить любую проблему с восприятием, которая может возникнуть у ученика. Это даст возможность принять необходимые меры, чтобы ребёнок не терял слуховую (то, что говорит учитель) и визуальную информацию (текст на доске и в учебниках).
• Корректное восприятие делает труд работников более эффективным. Актёры — яркий пример важности этой способности в профессиональной среде, однако любой вид деятельности в той или иной мере предполагает задействование какого-либо вида восприятия: дворники, таксисты, дизайнеры, полицейские, кассиры, каменщики….
• Распознавать звуки на дороге, как и звуки, исходящие от автомобиля, необходимо для безопасного вождения.
• Эта способность позволяет нам взаимодействовать с окружающей нас средой. Делать покупки, играть в видеоигры, готовить, разбирать одежду — все эти действия предполагают использование нами различных чувств.

Агнозия и другие расстройства, связанные с проблемами восприятия

В ряде ситуаций восприятие может не отражать действительность, не являясь при этом патологией. Речь идет об иллюзии или галлюцинации. Иллюзия представляет собой неправильную интерпретацию реального внешнего сигнала, в то время как галлюцинация заключается в ошибочном восприятии несуществующего внешнего сигнала. Эти явления могут иметь место при отсутствии патологий, будучи спровоцированными физиологическими или когнитивными особенностями организма, или в результате изменённого состояния сознания (употребление психотропных веществ или сон). Примером иллюзии являются знаменитые оптические иллюзии (разная интерпретация одного и того же цвета, движение статичного рисунка и т.д.). Наиболее распространёнными галлюцинациями являются гипнагогические (когда во время сна вы видите фигуры, слышите звуки или чувствуете прикосновения), гипнопомпические (те же самые ощущения, но в момент просыпания) и полученные в результате употребления галлюциногенных наркотиков (таких как ЛСД или галлюциногенных грибов, провоцирующих более сложные галлюцинации). Однако иллюзии и галлюцинации могут быть и патологиями, связанными с шизофренией, эпизодами психоза ,бредовыми идеями.

Восприятие также может быть нарушено в результате травм органов чувств (например, при ударе глаза), в месте, несущем сенсорную информацию мозгу (например, глаукома) или областях мозга, ответственных за данную способность (например, повреждение затылочной коры головного мозга). Любое из этих повреждений так или иначе нарушит нормальное восприятие стимулов.

Самым известным нарушением восприятия, вероятно, является Агнозия. Это расстройство связано с трудностями управления и контроля как восприятия, так и поведения в целом. Существуют различные виды: Перцептивная зрительная агнозия (люди с этим расстройством могут видеть части предмета, но неспособны воспринять предмет как единое целое) и Ассоциативная зрительная агнозия (люди с таким нарушением могут воспринимать объект как единое целое, но не понимают о каком предмете идёт речь). Очень трудно понять восприятие людей с подобными расстройствами, так как несмотря на то, что они способны видеть, они кажутся слепыми. Кроме того, существуют ещё более специфические расстройства, как, например, Акинетопсия (неспособность видеть движение), Дальтонизм (неспособность различать цвета), Прозопагнозия (неспособность узнавать знакомые лица), слуховая агнозия (неспособность распознавать объекты через слух, и, если мы говорим о словесной информации, люди с таким расстройством не в состоянии распознать речь), амузия (неспособность распознавать и воспроизводить музыкальные ритмы и ноты). Эти нарушения вызваны повреждениями головного мозга, такими, как инсульт, Черепно-мозговая травма (ЧМТ) или даже нейродегенеративное заболевание.

Как измерить и оценить восприятие?

Оценка восприятия может быть полезна для различных сфер жизни: для обучения (для понимания, нужна ли ученику дополнительная помощь для освоения полученной на уроке информации), в медицинских учреждениях (для понимания, имеет ли данный пациент специальные потребности или с ним нужно обращаться как с обычным пациентом) или в профессиональной среде (для понимания, нуждается ли сотрудник в дополнительной помощи из-за проблем, связанных с этой когнитивной способностью).

Тесты, которые использует CogniFit («КогниФит») для оценки когнитивных способностей, основаны на классических Тесте Струпа, Тесте Вариабельности Внимания (TOVA), Тесте на стимуляцию нарушений памяти (ТОММ), Тесте на поддержание зрительного внимания (СРТ), Тесте Хупера (VOT) и Тесте NEPSY (Коркман, Кирк и Кемп, 1998 г.). Кроме восприятия, эти тесты также измеряют контекстуальную память, память на имена, время отклика, рабочую память, актуализацию, зрительную память, скорость обработки информации, распределённое внимание, фокусированное внимание, координацию глаз-рука, когнитивную гибкость, ингибицию и визуальное сканирование.

• Тест Идентификации COM-NAM: вам будут представлены различные предметы посредством изображения или звука. Необходимо ответить, в каком формате (изображение или звук) предмет был представлен последний раз и был ли представлен вообще.
• Тест-Расследование REST-COM: в течение короткого времени будут появляться предметы. Затем вам нужно будет как можно быстрее выбрать слово, соответствующее представленным предметам.
• Тест на Декодирование VIPER-NAM: в течение короткого времени на экране будут показаны изображения предметов, которые затем исчезнут. Далее появятся четыре буквы, и только одна из них будет соответствовать первой букве названия показанного предмета: её и нужно выбрать. Сделать это нужно так быстро, как вы только можете.
• Тест на Программирование VIPER-PLAN: нужно провести шар по лабиринту за минимальное количество шагов и время.
• Тест на Концентрацию VISMEM-PLAN: на экране в случайном порядке появятся сигналы. Сигналы будут загораться в определённом порядке и сопровождаться звуком, до завершения цепочки. Необходимо обратить внимание как на световые сигналы, так и на звук. Во время вашей очереди игры необходимо воспроизвести сигналы в том же порядке как это делала программа.
• Тест на Скорость REST-HECOOR: на экране появится синий квадрат. Нужно нажимать в центр этого квадрата так быстро, как это только возможно. Чем больше раз вы нажмёте в центр квадрата за заданное время, тем выше будет результат.
• Тест на Распознавание WOM-REST: на экране появятся рядом три предмета. Сначала нужно будет вспомнить порядок расположения предметов так быстро, как это возможно. Затем появятся четыре группы по три предмета, отличных от представленных ранее, и необходимо будет определить первоначальную последовательность.
• Тест на Принятие Решений REST-SPER: на экране появится множество двигающихся сигналов. Нужно будет нажимать на сигналы-цели так быстро как только это возможно, избегая прочие сигналы.

Компоненты восприятия

Как восстановить и улучшить восприятие?

Все когнитивные способности, относящиеся к восприятию, можно тренировать для улучшения вашей производительности. «КогниФит» предоставляет Вам возможность сделать это профессионально.

Пластичность мозга является основой для реабилитации восприятия и других когнитивных способностей. Мозг и его нейронные связи укрепляются при использовании зависящих от них функций. Таким образом, при правильной тренировке восприятия нейронные связи, задействованные в этом процессе, укрепятся.

CogniFit создана командой профессионалов, специализирующихся на исследовании синаптической пластичности головного мозга и нейрогенеза. Это позволило разработать программу персональной когнитивной тренировки с учётом потребностей каждого пользователя. Программа начинается с точной оценки восприятия и других основных когнитивных функций. По результатам тестирования программа когнитивной стимуляции CogniFit автоматически предлагает персональную когнитивную тренировку для улучшения восприятия и других когнитивных функций, которые необходимо укрепить пользователю.

Для улучшения восприятия необходимо тренироваться последовательно и качественно. «КогниФит» предлагает инструменты для оценки и реабилитации когнитивных способностей. Для корректной стимуляции необходимо тренироваться 15 минут в день, два или три раза в неделю.

Эта программа доступна онлайн. На компьютере можно выполнить большое количество интерактивных заданий в виде ментальных игр. По завершении игры «КогниФит» покажет подробный график результатов, демонстрирующий Ваш прогресс в улучшении когнитивного состояния.

Источники: Evelyn Shatil, Jaroslava Mikulecká, Francesco Bellotti, Vladimír Burěs — Novel Television-Based Cognitive Training Improves Working Memory and Executive Function — PLoS ONE July 03, 2014. 10.1371/journal.pone.0101472 Korczyn AD, Peretz C, Aharonson V, et al. — Computer based cognitive training with CogniFit improved cognitive performance above the effect of classic computer games: prospective, randomized, double blind intervention study in the elderly. Alzheimer’s & Dementia: The Journal of the Alzheimer’s Association 2007; 3(3):S171. Peretz C, Korczyn AD, Shatil E, Aharonson V, Birnboim S, Giladi N. — Computer-Based, Personalized Cognitive Training versus Classical Computer Games: A Randomized Double-Blind Prospective Trial of Cognitive Stimulation — Neuroepidemiology 2011; 36:91-9. Korczyn AD, Peretz C, Aharonson V, et al. — Computer based cognitive training with CogniFit improved cognitive performance above the effect of classic computer games: prospective, randomized, double blind intervention study in the elderly. Alzheimer’s & Dementia: The Journal of the Alzheimer’s Association 2007; 3(3):S171. Shatil E, Korczyn AD, Peretzc C, et al. — Improving cognitive performance in elderly subjects using computerized cognitive training — Alzheimer’s & Dementia: The Journal of the Alzheimer’s Association 2008; 4(4):T492. Haimov I, Shatil E (2013) Cognitive Training Improves Sleep Quality and Cognitive Function among Older Adults with Insomnia. PLoS ONE 8(4): e61390. doi:10.1371/journal.pone.0061390 Thompson HJ, Demiris G, Rue T, Shatil E, Wilamowska K, Zaslavsky O, Reeder B. — Telemedicine Journal and E-health Date and Volume: 2011 Dec;17(10,):794-800. Epub 2011 Oct 19.

Ирина Сироткина «Шестое чувство авангарда. Танец, движение, кинестезия в жизни поэтов и художников» — отзыв gertman

Ольга Балла-Гертман

Мышца и мысль, умение и ум

http://www.phil63.ru/files/135-140.pdf

Ирина Сироткина. Шестое чувство авангарда: танец, движение, кинестезия в жизни поэтов и художников. – СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2014. – (AVANT-GARDE; вып. 6)

На самом деле, конечно, книга – не только об авангарде и культуре его времени, хотя занимается как будто исключительно этим. Разговор тут – ни на шаг не отрываясь от конкретного и тщательно продуманного материала – идёт существенно более широкий: он — о том, как тело участвует в порождении смыслов, притом на правах не просто необходимого, но, в некотором отношении, попросту главного его участника. Делает оно это, конечно, всякий раз так, как диктует современная ему культура – но в глубине этого процесса лежат закономерности общечеловеческие, всякой культуре предшествующие.

Как ни удивительно, европейцы, а с ними и мы — в этой области у России никакого отставания не было — начали в полной мере осознавать смысловой потенциал тела только в начале прошлого века. Нет, было бы несправедливо утверждать, что раньше они об этом не догадывались вообще. Достаточно вспомнить хотя бы Спинозу, считавшего, что «имеющий тело, способное весьма ко многому, имеет душу, которая, рассматриваемая сама в себе, обладает большим познанием и себя самой, и Бога, и вещей». Но первой развёрнутой формой осознания смыслоносности тела, больше того – его активного культурного использования стало искусство эпохи авангарда. Причём не только искусство танца, в котором такое использование напрашивается, казалось бы, само собой, но и другие искусства, не в последнюю очередь – словесные. «Шестым чувством», так интриговавшим и воодушевлявшим художников авангарда, было, утверждает Ирина Сироткина, не что иное, как мышечное чувство, или кинестезия. (Пожалуй, на звание давно искавшегося европейской культурой «шестого чувства» именно кинестезия может претендовать с наибольшим правом: для этого чувства даже установлен собственный орган — «специальные рецепторы в мышцах, связках и сухожилиях».) Танец лишь сфокусировал на нём внимание.

Это авангардисты задумались над тем (занимающим и самого автора) обстоятельством, что «мышца» и «мысль», «умение» и «ум» — слова, созвучные не просто по языковой случайности. Это они – тем самым – поставили вопрос о радикальном пересмотре «традиционной эпистемологической иерархии», в которой знание-умение — телесное, «практическое», «техническое», «знание-как» (так много позже, в сороковые, назвал его младший современник русских авангардистов Гилберт Райл (1900-1976), — занимало принципиально вторичное, подчинённое положение по сравнению со знанием теоретическим, «умственным». Художники авангарда создавали не только нового человека, но и – одновременно, практически тем же самым движением – новую модель его понимания.

Автор книги, историк и теоретик культуры и вообще человек с весьма нетривиальной картой профессиональных интересов — кандидат психологических наук и доктор философии, в сферу её исследовательского внимания входят интеллектуальная история, история психологии и психиатрии, а также история танца и двигательной культуры, — рассматривает поэтов и художников авангарда как участников антропологической рефлексии своего времени. И не просто полноценных и незаменимых, но таких, которые в ряде отношений опередили философов. Впрочем, это нисколько не удивительно: философия – дело медленное, искусству же, в силу самой его чуткой и пластичной природы, свойственно реагировать на сдвиги в системе культурных равновесий не просто быстро, но даже с опережением. Не только отражая их, но отчасти, надо думать, также стимулируя и провоцируя.

Художники, поэты и теоретики первых десятилетий века составили опережающую карту европейского смыслового развития, — которую мы ещё и до сих пор не освоили. Пестуя своё искусство, они «конструировали» будущее знание.

«Конструируя знание, в котором теоретическое переплетается с практическим, чувственным, личным, — говорит Сироткина, — формалисты предвосхитили то, что позже философы назвали «tacit knowledge», «неявным» или «личностным знанием»». Заметим, многими десятилетиями позже: концепцию «личностного знания» Майкл Полани сформулировал только в 1958 году. Вообще, цельное, телесное и деятельное восприятие мира человеком осмысляется теперь уже – начиная со второй половины ХХ века – многими науками. Сироткина вспоминает здесь философию действия, теорию практик, этнометодологию, социологию знания… При этом она находит нужным признать, что художники авангарда были в этом отношении, «пожалуй, первыми». И более того – настолько первыми, что «и философии, и науке до сих пор трудно <…> принять и освоить» предлагавшийся ими тип знания.

Сам же авангард Сироткина видит едва ли не прежде всего как форму мышления (да, осуществляемого в значительной мере в образах, но от того ничуть не менее) и еще того шире: как антропологический проект – «проект по пересозданию человека, обновлению его чувственности». Искусство стало важнейшей частью этого проекта в той мере, в какой «задавало новые образцы восприятия» и вообще «расширяло человеческие возможности». Оно виделось приоритетной областью расширения возможностей и культивировалось в качестве таковой.

Танец, показывает автор, неспроста привлекал участников тогдашней художественной жизни. Не «красоты» искали они в нём в первую очередь, не «гармонии» и даже не (что менее тривиально) связи с античными корнями европейской культуры. И даже не только «создания нового быта, привнесения искусства в жизнь» — хотя это уже ближе. В качестве побочных результатов, стоит признать, они нередко всё это обретали (или им так казалось), но главной целью было всё-таки другое. Танец, по Сироткиной, глубоко родствен коренной интенции авангарда, которая узнаётся во всех – без исключения — его артистических и иных практиках: выходу из автоматизма, из притупляющей восприятие, мышление и существование рутины. (Поэтому, пожалуй, не будет преувеличением сказать, что, поняв отношения художников того времени с движением вообще и с танцем в частности, мы поймём в самом авангарде нечто наиболее существенное.)

К той же деавтоматизации, демонстрирует Сироткина, по существу, призывали своих коллег и читателей и теоретики — деятели ОПОЯЗа, прежде всего – (такой вроде бы далёкий от танцевальных практик человек, как) Виктор Шкловский с его идеей остранения. Сам Шкловский, кстати, вполне отдавал себе в этом отчёт. Призывая художников, по словам Сироткиной, «сделать искусство ощутимым, преодолеть привычное», он ссылался именно на танец: «<…> танец – это ходьба, которая ощущается; ещё точнее – ходьба, которая построена так, чтобы ощущаться.». Впрочем, подобные представления разделяли и иные ведущие умы эпохи – Сироткина вспоминает Анри Бергсона, определявшего привычку как «окаменелый субстрат духовной активности» . Авангард занимался, утверждает она, возвращением человека «к первичному состоянию не-умения, минус-приёма, чтобы вместе с новым навыком создать новый мир».

Занимаясь по преимуществу русскими авангардистами, Сироткина не упускает из виду и того, что делали их собратья по умонастроению в иных странах; анализируемые же ею телесные искусства не ограничивает танцем. Она говорит, например, о Ф.Т. Маринетти, который «выступил с манифестом тактилизма – искусства прикосновений» и «вместе с художницей Бенедеттой Каппа <…> создавал тактильные таблицы для «путешествующей руки»».

Вообще, автор ставит идеи и практики авангарда в широкий контекст не только в синхроническом, но и в диахроническом отношении. Она усматривает родство между интересом заумников к «самовитому слову», «слову как таковому» — и интересом жившего позже американского танцовщика Мерса Каннингема (1919-2009) к «движению как таковому», и его стремлением через движение «возвратить человеку переживание мира», а посредством этого – реорганизовать самую его «телесную схему». Корни таких стремлений, разумеется, — в авангарде с его усилиями по созданию нового человека.

Разговор об отношениях авангардного искусства с телом, таким образом, оказывается разговором о больших тенденциях времени – и даже не одного, -действие которых не ограничивалось искусством (хотя, похоже, именно в нём обретало наиболее полное – даже доводимое до крайностей – и яркое своё воплощение; в этом смысле искусство, а в особенности – авангардное, стало как бы увеличительным стеклом, поднесённым к пронизывающим время процессам и позволяющим их подробно рассмотреть). В первой половине минувшего века, говорит Сироткина, и учёными, и философами разных стран вообще переосмыслялись понятия навыка и движения – а вместе с ними, неминуемо, — и роль тела в процессах смыслообразования.

Автор обращает внимание на то, что почти одновременно с работой авангардистов в искусстве — в 1920-х – изучением движения, расширяя и усложняя, его понимание, занимался физиолог Николай Бернштейн, благодаря которому «движение стало пониматься не как механический акт, а как действие по решению «двигательной задачи»». Она замечает также, что проблема, интересовавшая Шкловского применительно к искусству — автоматизма и деавтоматизации, — занимала, например, и Мерло-Понти в его «Феноменологии восприятия» (написанной, однако, в 1945 году – в совсем другую историческую и интеллектуальную эпоху). Занимала она его в более широком отношении и, заметим, с вовлечением в разговор тела как носителя смысла. «Привыкнуть к шляпе, автомобилю или трости, — цитирует Сироткина французского философа, — значит обустроиться в них или, наоборот, привлечь их к участию в объёмности собственного тела. Навык выражает нашу способность расширять наше бытие в мире или изменять наше существование, дополняясь новыми орудиями». «Что же такое навык, если он не является ни знанием, ни автоматизмом? – продолжает Мерло-Понти. – Это знание, которое находится в моих руках, которое даётся лишь телесному усилию и не может выразиться через объективное обозначение.»

Танец, о котором говорит в своей книге Ирина Сироткина, — и есть такой особый вид знания, который даётся лишь телесному усилию – и может / должен быть осмыслен именно как знание.

Интересно, что автор обращает существенное внимание именно на эпистемологические аспекты и последствия авангардной увлеченности движением. В теоретических рефлексиях на эту тему наши соотечественники в XX веке, увы, по (насильственном) сходе русского авангарда с художественной и интеллектуальной сцены существенно отставали от своих западных коллег; теперь этот разрыв ощутимо сокращается (и, кстати, книга, о которой мы говорим, — важный шаг к преодолению этого разрыва). Но, во всяком случае, авангардисты, хотя и не создали чаемого нового человека, оказались правы в угадывании направлений развития человека старого, несовершенного (вполне вероятно, в то, что развитие пошло такими путями, определённый вклад внесли своими практиками и они). «<…> Развитие спорта, танца, гимнастики и других двигательных практик» действительно, признаёт Сироткина, «изменило наш образ жизни, а непрекращающийся поиск репрезентаций движения в кинематографе и других визуальных искусствах – наш способ восприятия» (стало быть, и мышления?). Более того, автор подводит нас к той мысли, что – в результате того самого движения, у истоков которого стояли когда-то авангардисты, уже созрели – притом именно в повседневном мировосприятии — культурные основания для очередного «сдвига» в гуманитарных науках: «двигательного». «В отличие от прежней парадигмы, по преимуществу визуальной, новая, – предполагает она, — новая должна использовать все шесть или больше чувств, включая кинестезию.» Собственно, первая попытка такого сдвига уже предпринималась: её осуществляли, как могли, художники-авангардисты. «Их собственные витальность, энергия, динамизм помогли им увидеть и оценить эвристический потенциал мышечного движения, физического действия как источника смыслов. <…> Своё знание они строили как приём, умение, knowing-how, savoir-faire – и оспаривали тот факт, что знание это иерархически подчинено знанию теоретическому.» Но современная им культура в целом к такому перевороту в построении знания оказалась не готова.

Всё-таки о признаках того, что если и не сам «двигательный поворот» в гуманитаристике, то, по крайней мере, движение к нему уже наметилось, свидетельствует появление в последнее время – в том числе и на русском языке — работ, посвящённых «телесности» литературы, «прагматике» письменного высказывания, «поведенческому» характеру или «перформативности» литературного творчества, причём многие из них «связаны с проблематикой художественного авангарда как перформативного искусства par excellence».

Если говорить о ведущей интуиции этого исследования – у исследований ведь бывают не только направляющие их мысли, но и интуиции – то ею, конечно, должна быть признана интуиция цельности. Цельности и самого человека, и разных областей его деятельности.

Ирине Сироткиной недаром удалось опознать в авангарде антропологический проект. Её исследование и само – не только историко-культурное, но и антропологическое: говоря об истории авангардных теорий и практик, автор тем самым обращает внимание на то, как устроены и как сообщаются между собою разные стороны человеческой натуры. Всё её теоретическое повествование – по существу, о связях, соединяющих мысль и чувство в единый континуум, границы внутри которого возможно провести только условно и с некоторым насилием над естеством.

Вообще, у автора явно есть собственная антропологическая концепция, которая всем её историко-культурным исследованием проговаривается, а в конце его – пусть очень кратко – формулируется и прямо. Кинестетическое чувство она называет первым по важности в человеке – и, соответственно, в его понимании: «это от него зависят различение Я и не-Я, чувство активности, субъектности, или agency, наш контакт с миром, интимность, близость с другим человеком». (Именно оно, добавлю, задаёт цельность, связывающую все стороны и уровни человеческого существа.) В самом же начале книги она говорит: всё здесь написанное «основано на глубоком убеждении в том, что кроме понятийного мышления существует также мышление в движениях, «мышечное мышление»». (Само по себе такое представление культурой уже освоено. О кинестетическом интеллекте, «мудрости тела» говорил ещё Бернштейн, — представление о собственном логосе, разуме мышления восходит, собственно, именно к нему. При жизни оставшийся неизвестным западным коллегам, Бернштейн уже после смерти (1966) своими работами повлиял, в частности, «на американского психолога Ховарда Гарднера, автора теории множественного интеллекта, предложившего термин «телесно-кинестетический интеллект» <…>, и на французского физиолога Алена Бертоза, разрабатывавшего философию и феноменологию движения».) Потому, согласно Сироткиной, и имело бы смысл положить кинестезию и базирующееся на ней мышление, столь многое определяющие и столь ещё мало понятые, в основу будущей парадигмы гуманитарного познания.

Сам предмет её исследования — авангард, «проект по пересозданию человека» и способ мышления о нём, не может быть, показывает Сироткина, понят вне коренным образом свойственных ему чувствований, среди которых телесные ощущения занимают важнейшее место. Она обращает внимание на то, что авангард искал не только новой мысли и новой жизни, но – не прежде ли прочего? – «обновлённого, праздничного» её ощущения: новых и сильных чувств, основы всего, без которой не получится никакая мысль и никакой новый человек.

Academia.edu

Кинестезия — обзор | Темы ScienceDirect

ВОССТАНОВЛЕНИЕ НЕЙРОМЫШЕЧНОГО КОНТРОЛЯ

Упражнения на раннюю проприоцепцию и кинестезию важны для пациентов, возвращающихся к занятиям спортом. Базовые упражнения, предназначенные для улучшения способности спортсмена определять положение суставов и движения в пространстве, выполняются для установления базового уровня моторного обучения для дальнейших упражнений по нервно-мышечному контролю, которые будут интегрированы на более поздних этапах реабилитации.Под динамической стабильностью понимается способность стабилизировать сустав во время функциональной активности, чтобы избежать травм. Это включает нервно-мышечный контроль и эфферентный (моторный) выход на афферентную (сенсорную) стимуляцию механорецепторов.

Акцент программ реабилитации сместился за последние несколько лет, чтобы сосредоточиться на восстановлении проприоцепции, динамической стабильности и нервно-мышечного контроля у пациентов. Система нервно-мышечного контроля может иметь решающее значение для предотвращения серьезных травм колена. ⁴⁵ Многие авторы показали снижение проприоцептивных и кинестетических способностей после травмы. ^46–50 Beard et al. ⁵¹ исследовали эффекты приложения силы сдвига в 100 Н на коленях с дефицитом ПКС и отметили дефицит рефлекторной активации мускулатуры подколенного сухожилия. Кроме того, Войтис и Хьюстон ⁵² исследовали нервно-мышечный дефицит у 40 здоровых субъектов и 100 субъектов с дефицитом ACL. В ответ на направленную вперед большеберцовую силу группа с дефицитом ACL показала дефицит времени и порядка набора мышц.Также отмечены проприоцептивные нарушения после вывиха плеча. ⁵³

Мы обычно начинаем базовую проприоцептивную тренировку на ранних этапах реабилитации, например, на второй послеоперационной неделе после реконструкции ПКС, в ожидании адекватной нормализации боли, отека и контроля четырехглавой мышцы. Проприоцептивная тренировка изначально начинается с базовых упражнений, таких как изменение положения суставов и перемещение веса по замкнутой кинетической цепи. Кроме того, Chmielewski et al. ⁵⁴ отметили, что походка и упражнения с опорой на вес изменяются в течение нескольких месяцев после травмы ПКС.

Упражнения по перемещению суставов начинаются с закрытых глаз спортсмена. Специалист по реабилитации пассивно перемещает конечность в различных плоскостях движения, делает паузу, а затем возвращает конечность в исходное положение. Затем пациенту предлагается активно вернуть конечность в прежнее положение. Специалист по реабилитации может выполнять эти действия по перемещению суставов в различной степени во всем доступном ROM и отмечает точность пациента. Изменение внешнего раздражителя пациента, такого как зрение и слух, также может вызвать повышенную нагрузку на проприоцептивную систему пациента.

Сдвиги веса могут выполняться в медиолатеральном направлении и по диагонали. Мини-приседания также выполняются в раннем послеоперационном периоде. Силовая платформа может быть объединена с перемещениями веса и мини-приседаниями для измерения степени распределения веса между задействованной и не задействованной конечностью (рис. 11-4). Несколько авторов сообщили, что послеоперационная эластичная повязка положительно влияет на проприоцепцию и чувство положения суставов, поэтому нашим пациентам рекомендуется носить эластичную поддерживающую повязку под корсетом. ^55,56

По мере продвижения пациента мини-приседания переходят на неустойчивую поверхность, например пенопласт или наклонную доску. Пациенту предлагается присесть на корточки примерно на 25–30 градусов и удерживать это положение в течение 2–3 секунд, стабилизируя наклонную доску. Wilk et al., ^{, 32,} , показали, что наибольшее сокращение подколенного сухожилия и четырехглавой мышцы происходит примерно при 30 градусах сгибания колена во время приседания. Приседания можно выполнять с наклонной доской, расположенной в медиолатеральном и переднезаднем направлениях.Войтис и др. ⁵⁷ показали, что сокращение мышц может уменьшить переднюю и заднюю слабость в коленном суставе на 275–450%. Кроме того, Баратта и др. ⁵⁸ показали повышенный риск травмы связок в коленях с четырехглавой мышцей и дисбаланс силы мышц подколенного сухожилия. Таким образом, мы считаем, что за счет улучшения нервно-мышечной коактивации повышается стабильность.

По мере развития проприоцепции внедряются упражнения, стимулирующие предварительную коактивацию агонистов и антагонистов во время функциональной активности.Эти упражнения по динамической стабилизации нижней конечности начинаются с упражнений на стойку на одной ноге на ровной и неустойчивой поверхности, конусных шагов и упражнений с боковыми выпадами. Пациент может выполнять упражнения на шаг вперед, назад и в сторону конуса, чтобы облегчить тренировку походки, повысить динамическую стабильность и тренировать бедро, чтобы помочь контролировать силы в коленном суставе. Пациенту предлагается поднять колено до уровня бедра и перешагнуть через серию конусов, приземлившись со слегка согнутым коленом. Эти упражнения с конусом также можно выполнять с разной скоростью, чтобы научить нижнюю конечность динамической стабилизации с разным количеством импульса.

Боковые выпады также выполняются с инструкцией пациента сделать выпад в сторону, приземлиться на слегка согнутое колено и удерживать это положение в течение 1-2 секунд перед возвращением в исходное положение. Мы используем функциональную прогрессию для боковых выпадов: сначала выполняются прямые боковые выпады, переходящие в многоплоскостные / диагональные выпады, боковые выпады с вращением и, наконец, боковые выпады на пену (рис. 11-5). По мере того, как пациент прогрессирует, концентрацию можно отвлекать, добавляя бросание мяча в любое из этих упражнений, чтобы бросить вызов подготовительной стабилизации нижней конечности с минимальным сознанием.

Упражнения на равновесие на одной ноге улучшаются за счет изменения центра тяжести пациента и включения движений верхней конечности и не задействованной нижней конечности. Пациент стоит на куске поролона со слегка согнутым коленом и выполняет произвольные модели сгибания, разгибания, отведения, приведения и диагональных движений верхней конечности, удерживая утяжеленные мячи и сохраняя контроль над коленным суставом (рис. 11-6). . Неповрежденная нижняя конечность также может перемещаться в переднезаднем или медиолатеральном направлении, сохраняя при этом контроль над суставом.Наконец, можно сочетать движения как верхних, так и нижних конечностей. Пациент снова стабилизирует согнутое колено на куске поролона, при этом верхняя конечность движется вперед с одновременным разгибанием нижней конечности. За этим движением следует разгибание верхней конечности, в то время как нижняя конечность движется вперед. Эти упражнения на равновесие на одной ноге используются с движениями конечностей, чтобы обеспечить умеренные колебания центра тяжести пациента, тем самым изменяя степень необходимой динамической стабилизации, а также задействуя различные группы мышц для обеспечения большей части нервно-мышечного контроля.Могут быть включены медицинские шарики с прогрессивным весом, чтобы создать дополнительную нагрузку на нервно-мышечную систему контроля.

Также может быть включено обучение возмущениям. Фитцджеральд и др. ²⁸ исследовали эффективность тренировки с пертурбацией в программе реабилитации коленных суставов с недостаточностью ACL. Авторы сообщили, что тренировка с пертурбацией привела к более удовлетворительным результатам и уменьшила частоту последующих эпизодов уступки в коленях с дефицитом ACL. Мы учитываем возмущения, когда пациент выполняет балансировку одной или двух ног на наклонной доске.Сгибая колено примерно на 30 градусов, пациент стабилизирует наклонную доску изометрической фиксацией под углом 30 градусов и бросает и ловит легкий медицинский мяч. Пациенту предлагается стабилизировать наклонную доску в ответ на внезапную внешнюю силу, создаваемую утяжеленным мячом. Специалист по реабилитации может также выполнять ручные манипуляции, ударяя ногой по наклонной доске, чтобы вызвать внезапное нарушение статической поддержки нижней конечности, требуя от пациента стабилизации наклонной доски с помощью динамических мышечных сокращений (рис.11-7). Возмущения также могут быть выполнены во время этого упражнения путем постукивания пациента по бедрам для создания проксимальных и дистальных сил возмущения.

Упражнения, такие как ходьба на бревне, выпады на неустойчивую поверхность и упражнения на подъем, стоя на неустойчивой поверхности, также используются для укрепления мускулатуры колена, при этом требуя, чтобы мышцы, расположенные проксимально и дистально в кинетической цепи, стабилизировались и позволяли скоординированные функциональные модели движений. Для полного описания и перехода к упражнениям по нервно-мышечному контролю для пациента с ПКС Wilk et al. ^59–61 опубликовали несколько статей.

Плиометрические прыжковые упражнения также могут выполняться для облегчения динамической стабилизации и нервно-мышечного контроля коленного сустава. Плиометрические упражнения используют способность мышц сокращать и растягивать, чтобы произвести максимальное концентрическое сокращение после быстрой эксцентрической нагрузки на мышечные ткани. ^61,62 Плиометрическая тренировка используется для тренировки конечностей для выработки и рассеивания сил во избежание травм (рис. 11-8).

Hewett et al. ⁶³ исследовали влияние 6-недельной плиометрической тренировочной программы на механику приземления и силу спортсменок.Авторы сообщили о 22% -ном снижении пиковых сил реакции опоры и 50% -ном уменьшении моментов отведения / приведения в колене во время приземления. Также сообщалось о значительном увеличении изокинетической силы подколенного сухожилия, соотношения подколенного сухожилия и квадрицепса и высоты вертикального прыжка.

Используя ту же плиометрическую программу, Hewett et al. ⁶⁴ проспективно проанализировали влияние нервно-мышечной тренировки на серьезные травмы колена у спортсменок. Авторы сообщили о статистически значимом снижении количества травм колена в тренированной группе по сравнению с контрольной группой.

Последний аспект реабилитации, касающийся нервно-мышечного контроля, включает повышение мышечной выносливости. Было показано, что проприоцептивный и нервно-мышечный контроль снижается, когда возникает мышечная усталость. ^65–67 Упражнения, такие как езда на велосипеде, подъем по лестнице и эллиптические тренажеры, могут использоваться в течение длительного времени для повышения выносливости, а также для увеличения числа повторений и укрепления сопротивления с низким весом. Кроме того, мы часто рекомендуем выполнять упражнения на нервно-мышечный контроль ближе к концу сеанса лечения, после тренировки сердечно-сосудистой системы.Этот тип тренировки выполняется для проверки нервно-мышечного контроля коленного сустава, когда динамические стабилизаторы достаточно утомлены.

Усиление нервно-мышечного контроля не менее важно для верхних конечностей, и многие из ранее упомянутых методов также могут применяться к верхним конечностям. Чрезмерная подвижность и нарушение статической стабильности плечевого сустава часто приводят к многочисленным травмам капсуло-лабральных и мышечно-сухожильных структур плеча.Эффективная динамическая стабилизация и нервно-мышечный контроль плечевого сустава необходимы спортсменам, чтобы избежать травм во время соревнований. ¹⁹

Упражнения динамической стабилизации для верхних конечностей также начинаются с упражнений на базовую проприоцепцию и кинестезию, чтобы максимально повысить осведомленность спортсмена о положении суставов и движении в пространстве. В дополнение к репозиционированию суставов и упражнениям с закрытой кинетической цепью, предусмотрена ритмическая стабилизация, чтобы облегчить сократение вращающей манжеты и динамическую стабильность плечевого сустава.Это упражнение включает в себя чередующиеся изометрические сокращения, предназначенные для совместного сокращения и базового реактивного нервно-мышечного контроля (рис. 11-9). Эти методы динамической стабилизации могут применяться по мере развития спортсмена, чтобы обеспечить прогрессирующую нагрузку на нервно-мышечную систему контроля. По мере того, как атлет прогрессирует, необходимо тренировать верхние конечности, чтобы обеспечить адекватную динамическую стабилизацию в ответ на внезапные силы, особенно в конце ПЗУ (рис. 11-10). Мы называем это реактивным нервно-мышечным контролем.

Проприоцепция и кинестезия — обзор

Динамическая стабильность суставов

Баланс и проприоцепция / кинестезия. Баланс обычно определяется как способность поддерживать центр масс над основанием опоры. В динамических ситуациях это требует, чтобы основание опоры смещалось вместе с центром масс. Равновесие может быть нарушено, когда механорецепторы в голеностопном суставе, бедре и колене не обнаруживают или не корректируют движение должным образом, чтобы сохранить центр тяжести над основанием опоры (Bernier, 1998).Эти корректирующие и скоординированные движения имеют решающее значение при выполнении коррекции осанки и положения во избежание травм. Эрген и Улкар (2008) описывают проприоцепцию как «широкую концепцию, которая включает баланс и контроль позы с визуальным и вестибулярным вкладом, кинестезию суставов, чувство положения и время мышечной реакции».

Проприоцепция — это способность сустава определять свое положение в пространстве, обнаруживать точное движение и кинестезию, а также вносить вклад в динамическую стабильность сустава (Lephart 1997).Lephart et al. (1997) сообщают, что система нервно-мышечной обратной связи прерывается после травмы, и настоятельно рекомендуется внедрение программы реабилитации, включающей проприоцептивный компонент. Дефицит проприоцепции был обнаружен между здоровыми и травмированными группами голеностопного и коленного суставов (MacDonald 1996, Borsa 1997, Bernier 1998, Wikstrom 2006). Информация, передаваемая механорецепторами в колене и лодыжке, отвечает за обнаружение изменений и активацию динамических ограничений во избежание травм.В колене это можно определить как способность поддерживать нормальные модели движений при выполнении высокоуровневых действий без «нежелательных» эпизодов уступки (Lewek 2003, Wikstrom 2006). В целом, нервно-мышечный контроль в значительной степени отвечает за создание динамической стабильности суставов нижних конечностей во время занятий спортом.

В начале процесса реабилитации важно проводить проприоцептивную и нервно-мышечную тренировку, чтобы после травмы безопасно перейти к функциональной и спортивной деятельности (Ergen 2008).Тренировка равновесия, включающая упражнения на стойку на одной ноге (Bernier 1998, Sherry 2004, Myer 2008), доски для качания и баланса / наклона (Bernier 1998, Fitzgerald et al. 2000b) и упражнения на возмущения (Fitzgerald et al. 2000b, Lewek 2003) часто используется в терапии (таблица 51.2). Хмелевые тесты также часто используются на более поздних этапах реабилитации для оценки проприоцептивного статуса травмированного спортсмена, но подробно обсуждаются в плиометрической категории (Noyes 1991, Risberg 1994).

Скорость, ловкость и координация ( Таблица 51.3 ). Скорость бега в спорте считается важным качеством работы многих спортсменов. Cissik и Barnes (2004) государственный спринт требует от спортсмена выработки сложных моделей движений за короткий период времени. Крайне важно, чтобы физиотерапевт или спортивный тренер оценили технику спринта спортсмена на более поздних этапах реабилитации, потому что плохая техника спринта может привести к травмам, создавая повышенную нагрузку на опорно-двигательный аппарат.

Упражнения на ловкость часто используются для улучшения координации нижних конечностей, скорости и быстроты, особенно при изменении направления. Упражнение на ловкость в форме восьмерки (рис. 51.2 и таблица 51.3) обычно используется тренерами, инструкторами и исследователями для определения способности спортсмена безопасно и эффективно координировать спринт, замедление и изменение направления (Тегнер 1986, Уилсон 1998, Фитцджеральд и др. 2000b). Координация — это комбинация оптимизации внутримышечного и межмышечного взаимодействия для развития навыков с использованием внутренних и внешних систем обратной связи (Ergen 2008).Координация включает в себя проприоцепцию и способность к равновесию, поскольку нервная система и опорно-двигательная система взаимодействуют, чтобы предотвратить травмы во время сокращений, поворотов и прыжков (Ergen 2008) (Таблица 51.3).

Плиометрические: прыжки / нагрузки / приземления ( Таблица 51.4 ). Плиометрическая тренировка относится к быстрым, мощным движениям, включающим предварительное растяжение мышцы и активацию цикла удлинения-укорачивания для последующего более сильного концентрического сокращения. Таким образом, все прыжковые упражнения считаются плиометрическими и чаще всего используются для улучшения спортивных результатов и установления динамического контроля нижних конечностей.Flanagan et al. (2008) обнаружили, что травмы колена и лодыжки наиболее распространены у спортсменов, которые занимаются спортом, требующим резких движений, поворотов и прыжков. Исследователи согласны с тем, что задачи прыжков и приземлений, особенно те, которые включают изменение направления, могут имитировать механизм травмы при травмах ПКС (Sell 2006, Sigward 2006).

Многие исследователи показали, что программы плиометрических / прыжковых тренировок значительно снижают частоту травм, особенно у спортсменок (Hewett 1999, Mandelbaum 2005), и используют нейромышечные техники, включая плиометрию, для устранения дефицитов перед возвращением в спорт (Fitzgerald et al.2000b, Myer 2005, 2006A, 2006B, 2006C, 2008, Chmielewski 2006). Эти программы часто включают в себя большое количество разнообразных прыжковых упражнений, которые бросают вызов спортсмену во всех аспектах интенсивности и сложности. Также целесообразно включать плиометрические упражнения при оценке способности спортсмена вернуться в спорт, поскольку они подготавливают нервно-мышечную систему после травмы к быстрым изменениям движений и увеличению совместных усилий в контролируемой среде (Fitzgerald et al. 2000b, Chmielewski 2006, Myer 2006A, 2006B, 2006C, 2008).Chmielewski et al. (2006) сообщают, что спортсмен, который не переносит плиометрические упражнения в условиях реабилитации, «вряд ли потерпит возвращение к занятиям спортом».

Плиометрические упражнения также должны быть включены в процесс реабилитации, чтобы потенциально обеспечить профилактический эффект, улучшить определенные параметры производительности и изменить ошибочную биомеханику (Hewett 1996, 1999, Myklebust 2005, Mandelbaum 2005, Myer 2005, 2006A, 2006B, 2006C, 2008 , Хмелевский 2006). Согласно обзору Fitzgerald et al.(2001) прыгающий тест на расстояние на одной ноге (таблица 51.4 и рис. 51.3) был наиболее часто используемым тестом для оценки функции колена, особенно после реконструкции ПКС, но его можно использовать для всех травм нижних конечностей для определения общей нижней конечности. функция. Посттравматическая асимметрия конечностей может быть выявлена ​​с помощью плиометрических функциональных упражнений в качестве инструментов оценки в реабилитационной среде (Тегнер, 1986, Барбер, 1990, Нойес, 1991).

Использование индекса симметрии конечностей (LSI) (Таблица 51.9), Barber et al. (1990, 1992) описывают асимметрию нижних конечностей как менее 85% между травмированной и неповрежденной ногой, определяя, что явная нестабильность значительно влияет на расстояние прыжка травмированной ноги по сравнению с нормальной ногой. Во время прыжка на одной ноге Аугустссон и его коллеги (2000) обнаружили, что коленный сустав обеспечивает основную функцию поглощения энергии во время фазы приземления, и наблюдали в 2–3 раза большую поглощаемую мощность для колена над бедром и в 5–10 раз для мышц бедра. колено, чем лодыжка.Следовательно, для определения функциональных характеристик нижней конечности, особенно колена, уместно использовать тест на прыжок на одной ноге и более сложные варианты прыжка на одной ноге, потому что он отвечает за большую часть амортизации при загрузка и приземление из прыжка (таблица 51.4).

Беговая серия. Многочисленные виды спорта требуют бега; поэтому многие врачи могут использовать инструменты беговой оценки для определения аэробной и анаэробной пригодности.Клиницисты несут ответственность за нормализацию механики бега у спортсменов, возвращающихся к занятиям спортом, требующим бега, спринта и стрижки. Myer et al. (2006A) предлагают клиницистам оценивать кинематику бега спортсмена на беговой дорожке, слушая, чтобы определить аритмичные схемы ударов стопой, или наблюдая, чтобы определить грубую асимметрию, которая может ограничить спортсмена от перехода к следующему этапу программы реабилитации.

Варьируя беговые упражнения в программе реабилитации, чтобы имитировать спортивные требования этого вида спорта, физиотерапевт или спортивный тренер могут более точно оценить общую функцию нижней конечности (Тегнер 1986, Майер 2006A, 2008).Тест на способность к повторному спринту (RSA) (Азиз 2008, Рампанини 2007) и прямой бег с запуском / остановкой и челночный бег (Фитцджеральд и др. 2000b) часто используются для измерения способности спортсмена выполнять повторные бега. спринты и изменение направления специально для таких видов спорта, как футбол, футбол, лакросс и баскетбол (Таблица 51.5). Исследования беговых инструментов оценки и процедур тестирования для оценки возвращения в спорт ограничены, но многие из этих видов деятельности можно найти в протоколах отдельных врачей и использовать в клинической практике, хотя они не были подтверждены в литературе.Дополнительные исследования необходимы для разработки и выполнения конкретных беговых задач, которые могут помочь точно оценить способность спортсмена безопасно вернуться к беговой деятельности (таблица 51.5).

Определение кинестезии в психологии.

Примеры кинестезии в следующих темах:

• Дополнительные сенсорные системы

  • Кинестезия — ключевой компонент мышечной памяти и зрительно-моторной координации.
  • Открытие кинестезии послужило предвестником исследования проприоцепции.
  • Хотя термины проприоцепция и кинестезия часто используются как синонимы, на самом деле они имеют много разных компонентов.
  • Еще одно различие между проприоцепцией и кинестезией состоит в том, что кинестезия фокусируется на движении или движениях тела, в то время как проприоцепция больше фокусируется на осознании телом своих движений и поведения.
  • Это привело к мнению, что кинестезия является более поведенческой, а проприоцепция более когнитивной.

• Введение в Sensation

  • Два других чувства, кинестезия и вестибулярные чувства, получили широкое признание ученых.
  • Кинестезия — это восприятие расположения частей тела, широко известное как «телесное осознание».
  • И кинестезия , и вестибулярные органы чувств помогают нам балансировать.

• Приемная

  • Вестибулярное ощущение, которое представляет собой чувство пространственной ориентации и равновесия организма, проприоцепцию (положение костей, суставов и мышц) и ощущение положения конечностей, которое используется для отслеживания кинестезии (движения конечностей) являются частью соматосенсора .

• Применение психологических теорий в жизни студента

  • Кинестетические ученики (относящиеся к кинестезии ) лучше всего, когда они разыгрывают или повторяют что-то несколько раз.

• Соматосенсорное ощущение: давление, температура и боль

  • Рецепторные клетки в мышцах и суставах, называемые проприорецепторами, также помогают соматосенсорной системе, но иногда их разделяют на другую сенсорную категорию, называемую кинестезия .
  • Все эти рецепторы вносят вклад в общую кинестезию или восприятие движений тела.

• Соматосенсорные рецепторы

  • Таким образом, они также способствуют проприоцепции и кинестезии .

границ | Локализация нарушения кинестетической обработки после инсульта

Введение

Традиционно считается, что проприоцепция состоит из двух компонентов: чувства положения и чувства движения (кинестезия) (Sherrington, 1907; Goodwin et al., 1972). У людей есть как статические (чувствительные к положению), так и динамические (чувствительные к движению) рецепторы периферических мышц (Proske and Gandevia, 2012). После инсульта кинестетические нарушения связаны со снижением функциональной независимости (Torre et al., 2013). Нарушения, характерные для кинестезии после инсульта, были систематически количественно оценены только недавно и присутствуют примерно у двух третей выживших после инсульта (Semrau et al., 2013). Доказательства на уровне серии случаев продемонстрировали места поражения головного мозга после инсульта, связанные с «ненормальным» чувством положения (включая таламус, внутреннюю капсулу и постцентральную извилину) (Kim, 1992, 2007; Tong et al., 2010). Однако о нейроанатомии, лежащей в основе нарушения кинестезии, известно гораздо меньше (Kenzie et al., 2014).

Функциональные нейровизуализационные исследования у здоровых людей (Naito et al., 1999) с использованием либо вибрации мышечных сухожилий, чтобы вызвать кинестетические иллюзии, либо пассивных движений суставов, показали, что первичная и вторичная соматосенсорная кора (Mima et al., 1999) является первичной моторная кора, премоторная кора (Weiller et al., 1996), дополнительная двигательная область (Naito et al., 1999), нижняя теменная долька, верхняя височная борозда и мозжечок — все они связаны с восприятием движения суставов (Romaiguère et al., 2003; Кавунудиас и др., 2008). Также сообщалось об активации подкорковых структур, таких как таламус и базальные ганглии (Naito et al., 2007; Goble et al., 2012). Эти исследования не описывают, как или если мозг независимо обрабатывает определенные аспекты кинестезии, такие как скорость, направление и амплитуда движения конечностей, или нейроанатомические структуры, необходимые для этой обработки.

С подтвержденным количественным показателем кинестезии с использованием роботизированного экзоскелета (Semrau et al., 2013), мы стремились идентифицировать участки поражения, связанные с определенными аспектами нарушения кинестезии (скорость, направление и амплитуда), поскольку эти нарушения часто не идентифицируются клинически или хорошо изучены анатомически. Недавняя работа в нашей лаборатории также показала, что эти кинестетические нарушения в значительной степени связаны с функциональной независимостью после инсульта (Semrau et al., 2013). Мы исследовали большую выборку выживших после инсульта с церебральными поражениями, используя картирование симптомов поражения на основе вокселей (VLSM) (Bates et al., 2003), а также статистический анализ области интересов (sROI). VLSM — это мощный метод анализа взаимосвязей структура-функция в мозге на воксельной основе, поскольку он не требует априорных предположений о корреляции анатомической структуры и функции мозга. Большая выборка используется для определения того, связано ли повреждение в данном вокселе с поведенческими нарушениями. Это сообщает нам, какие структуры мозга связаны с данным поведением. Мы используем анализ sROI в качестве дополнительного метода к VLSM, поскольку он обеспечивает улучшенную статистическую мощность за счет сокращения количества выполняемых сравнений.

Принимая во внимание то, что в настоящее время известно о центральном процессинге проприоцепции, мы оценили гипотезу о том, что повреждения известных соматосенсорных структур, возникающие из дорсально-медиального лемнискового пути (вентрально-заднее латеральное ядро ​​таламуса, задняя конечность внутренней капсулы и задняя конечность внутренней капсулы). -центральная извилина) приведет к ощутимым кинестетическим нарушениям.

Материалы и методы

Субъекты

Пациенты с подострым ишемическим инсультом ( n, = 142) были набраны из Медицинского центра Предгорья или доктора Др.Центр Вернона Фаннинга в Калгари, Альберта, Канада. На момент оценки все испытуемые были 18 лет и старше. Субъекты были исключены по следующим причинам: клинический диагноз инсульта, предшествующий текущему, геморрагический инсульт, инсульт, поражающий обе стороны мозга, инсульт в стволе головного мозга, отсутствие идентифицируемого поражения на МРТ или КТ, ранее существовавшее неврологическое расстройство (т. Е. диагностика болезни Паркинсона, рассеянного склероза и т. д.), ортопедические проблемы, невропатия или боль в верхней конечности, или невозможность следовать инструкциям для роботизированной оценки из-за афазии, языкового барьера, апраксии или когнитивных нарушений.Мозжечковые инсульты были исключены из-за ограничений программного обеспечения, которые привели к плохой нормализации мозга по шаблону Монреальского неврологического института (MNI). Субъекты также исключались, если при клинической оценке у них демонстрировались двигательные нарушения ипсилезии. Испытуемые должны были быть бдительными при выполнении задачи и были исключены, если было установлено, что усталость ограничивает участие терапевта, работающего с роботом. Все люди предоставили письменное информированное согласие до участия в исследовании в соответствии с Хельсинкской декларацией.Это исследование было одобрено Советом по этике исследований Университета Калгари.

Роботизированная оценка кинестезии

Задача по настройке робота и кинестезии

Робот-экзоскелет KINARM (BKIN Technologies Ltd., Kingston, ON) (рис. 1A) использовался для оценки кинестезии верхних конечностей. Эта задача (Semrau et al., 2013) занимает ~ 5 минут. Вкратце, люди сидели на базе инвалидной коляски с обеими руками, поддерживаемыми против силы тяжести роботизированными руками, в среде, почти не имеющей трения, и могли свободно перемещаться в горизонтальной плоскости (рис. 1B).Каждый субъект был приспособлен к роботизированному экзоскелету терапевтом или врачом, чтобы гарантировать свободное движение обеих рук и центральное положение тела. Зрение верхних конечностей блокировалось с помощью нагрудника, прикрепленного к шее субъекта, и шторы на руках субъекта.

Рисунок 1. (A) Экзоскелет КИНАРМ (BKIN Technologies Ltd., Кингстон, Онтарио). Испытуемые сидели на базе инвалидной коляски, обе руки поддерживались против силы тяжести с помощью подлокотников. Зрение верхних конечностей было перекрыто нагрудником, установленным на шее, и видеодисплей был закрыт (не показано). (B) Вид сверху образцов контрольных данных для одного направления движения задачи кинестезии. Рука, подвергшаяся удару (черная линия), была перемещена роботом, и испытуемые зеркально соответствовали движению, как только почувствовали движение робота (серые линии). (C) Профиль скорости для одиночного движения типичного объекта удара. Черный колоколообразный профиль указывает на пассивное движение руки, управляемое роботом, серый колоколообразный профиль указывает на движение объекта. Время между началом пассивного и активного движения руки указывает на задержку ответа.Разница в пиковой скорости (горизонтальные пунктирные линии) между пассивным рычагом и активным рычагом представляет собой соотношение пиковой скорости. (D) Пространственный профиль для одиночного движения образца мазка. Угловое отклонение между идеальной (левая пунктирная линия) и фактической траекторией движения (серая линия) при максимальной ручной скорости указывает на начальную ошибку направления. Отношение длины пути рассчитывалось как длина активного движения руки (серая линия), деленная на длину пассивного движения руки (черная линия).

Перед началом каждого испытания обе руки были расположены (одна роботом, одна активно испытуемым) в зеркальных точках рабочего пространства в одном из трех заранее определенных мест (рис. 1B). Это обеспечивало то, что руки находились в одном и том же начальном положении перед началом каждой попытки. После короткой задержки робот переместил пораженную ударом руку (пассивную руку) в одно из других целевых местоположений по прямой с колоколообразным профилем скорости (пиковая скорость = 0,28 м / с, расстояние = 20 см) (рис. 1C). ).Испытуемые должны были использовать свою незатронутую руку (активную руку), чтобы зеркально сопоставить скорость, направление и величину перемещаемой роботом руки, пораженной движением. Испытуемые были проинструктированы двигаться, как только они почувствовали, что робот двигает их рукой, зеркально совпадая с движением противоположной руки в реальном времени. Все испытуемые, перенесшие инсульт, производили активные движения здоровой рукой. Движения выполнялись по шесть раз в каждом из шести направлений, всего 36 попыток.

Кинестетические измерения

Всего с помощью роботизированной задачи было измерено восемь параметров движения. Задержка отклика (рис. 1С) — это время между началом движения робота и началом движения, инициированного субъектом. Начало движения определялось как точка, в которой испытуемые превышали 10% максимальной скорости рук. Передаточное число пиковой скорости (рис. 1С) было отношением пиковой скорости руки пассивного и активного рычагов. Передаточные числа, равные 1, указывают на идеальное согласование скорости, тогда как передаточные числа меньше или больше чем 1 указывают на движения медленнее или быстрее, чем скорость пассивной руки, соответственно. Ошибка исходного направления (рис. 1D) представляла собой угловое отклонение между траекториями движения пассивных и активных рычагов от начала движения до максимальной скорости руки. Отношение длины пути (рис. 1D) было измерено как общая длина пути активного плеча, деленная на общую длину пути пассивного плеча. Отношение 1 указывает на идеальное соответствие активной и пассивной длины движения, а значения меньше или больше 1 указывают на более короткую или большую длину движения, соответственно.Различия между испытаниями по всем этим параметрам измеряли как стандартное отклонение по 36 испытаниям. В общей сложности восемь параметров состояли из средних значений и стандартных отклонений этих показателей в 36 исследованиях (Semrau et al., 2013).

Для поведенческого анализа использовались все восемь параметров робота (среднее значение и показатели вариабельности). Первоначально мы провели анализ поражений со всеми восемью параметрами, но обнаружили значительную корреляцию между средним значением и вариабельностью по данному параметру, а также значительное перекрытие между средним значением и вариабельностью в статистических картах поражений.Таким образом, в анализах поражения представлены только четыре средних значения этих показателей.

Мы преобразовали наши двусторонние показатели отношения в односторонние, как того требует наш анализ VLSM, чтобы более высокие баллы указывали на худшую производительность. Для этого мы использовали данные 74 здоровых контрольных субъектов (средний возраст = 61, диапазон 18–88 лет, 37 женщин, 64 правши; Semrau et al., 2013) для определения медианы и 95% диапазона для контрольного поведения. Следующее уравнение использовалось для значений отношения больше 1:

. Transformedscore = (средний балл субъекта — контрольный) (97.5-й процентиль контроля — медиана контроля)

Следующее уравнение использовалось для значений отношения менее 1:

Transformedscore = (Средняя контрольная оценка — субъект) (Контрольная медиана — 2,5-й процентиль контроля)

Для всех остальных параметров нормативные диапазоны были рассчитаны как 95% от контрольных субъектов. Субъекты, перенесшие инсульт, набравшие баллы за пределы нормативного диапазона по данному параметру, считались аномальными по этому параметру. Чтобы классифицировать общую производительность задачи, те, у кого были отклонения от нормы по более чем двум параметрам, считались неуспешными в целом, поскольку 95% наших контролей имели отклонения только по двум или менее параметрам из восьми (т.е. испытуемые не справлялись с заданием, если они выполняли хуже, чем 95% здоровых людей из контрольной группы) (Semrau et al., 2013). Эта классификация «прошел / не прошел» использовалась только для поведенческого анализа. Во всех анализах повреждений использовались непрерывные измерения из роботизированной задачи.

Получение изображения, определение очагов поражения и нормализация

Каждый субъект прошел либо МРТ ( n = 125), либо КТ без контрастирования ( n = 17) в Медицинском центре Предгорья. Последовательности T2-взвешенного инверсионного восстановления с ослаблением жидкости (FLAIR), диффузионно-взвешенного изображения (DWI) и кажущегося коэффициента диффузии (ADC) были выполнены в соответствии со стандартным протоколом МРТ острого инсульта в Медицинском центре Предгорья.КТ также проводилась в соответствии со стандартным протоколом острого инсульта в Медицинском центре Предгорья. Мы специально использовали КТ-изображения, выходящие за рамки очень острой стадии после инсульта (среднее значение = 2,1 дня после инсульта), чтобы мы могли лучше определить область инфаркта, и только в том случае, если МРТ не проводилась. Если область инфаркта на компьютерной томографии была сомнительной или не была четко определена по мнению квалифицированного невролога, специализирующегося на инсульте, субъекты не включались в наш анализ. Эти радиологические исследования были выполнены в клинических диагностических целях и получены с согласия для использования в этом исследовании.Для увеличения размера выборки и повышения статистической мощности в наш анализ были включены субъекты, у которых были только компьютерные томограммы, как это обычно делается в крупных исследованиях VLSM (Karnath et al., 2009; Verdon et al., 2010; Winder et al., 2015). . Те люди, которым выполнялась только КТ, обычно имели четкие симптомы инсульта и четко очерченную область инфаркта на КТ. В нашем центре, когда на КТ видна чистая зона инфаркта, МРТ часто не делают. Спербер и Карнат (2016) утверждали, что исключение субъектов, у которых есть только КТ, скорее всего, внесет смещение в выборку в пользу более мелких подкорковых инсультов.В настоящее время нет единого мнения о том, следует ли исключать субъектов с только компьютерной томографией из исследований по анализу поражений. В нескольких исследованиях сочетаются КТ и МРТ (Bates et al., 2003; Karnath et al., 2004, 2011; Winder et al., 2015), в то время как в других используется только МРТ (Baier et al., 2010a, b; Meyer et al., др., 2016). Мы решили включить людей только с КТ. Для МРТ использовался сканер Siemens или GE Medical Systems на 1,5 или 3T соответственно. Разрешение в плоскости было одинаковым для всех типов сканирования и составляло 1 мм ² , а толщина среза варьировалась от 3 до 5 мм в зависимости от используемого сканера с 0 мм межсрезовыми зазорами.

Место поражения было отмечено J.K. и / или С.Ф. непосредственно на каждом аксиальном срезе T2-взвешенных изображений FLAIR или неконтрастных компьютерных томографов с использованием программного обеспечения MRIcron (Rorden et al., 2007) (http://www.mccauslandcenter.sc.edu/mricro/mricron/) для получения двоичного интересующий объем (VOI), указывающий на область поврежденной ткани. Изображения DWI и ADC использовались для точного определения местоположения острого повреждения мозга, вызванного ишемией. В VOI были включены только области острой ишемии (гиперинтенсивная на DWI и гипоинтенсивная на ADC).Гиперинтенсивность FLAIR без соответствующей гиперинтенсивности DWI не была включена в рисунок поражения, поскольку они, вероятно, представляли небольшие микроангиопатические изменения или возрастные изменения белого вещества. В случаях, когда гиперинтенсивность DWI наблюдалась при небольшой гиперинтенсивности FLAIR (то есть очень острое сканирование), мы отмечали область гиперинтенсивности DWI на изображении FLAIR. Опытный невролог, специализирующийся на инсульте (J.D. или A.Y.), который не знал клинических и роботизированных оценок субъектов, подтвердил очертания каждого очага поражения и скорректировал отметки там, где это необходимо.Затем сканирование каждого субъекта и VOI были нормализованы по шаблону мозга Монреальского неврологического института (MNI) с использованием набора клинических инструментов в SPM8 (http://www.nitrc.org/projects/clinicaltbx) (Rorden et al., 2012; Winkler and Kochunov , 2012). КТ-изображения были преобразованы в пространство MNI с использованием функции «CT Normalization» в Clinical Toolbox. Сначала изображения были преобразованы из единиц Хаунсфилда в диапазон яркости изображения шаблона, а затем нормализованы с использованием стандартной функции нормализации SPM8.Затем эти изображения были преобразованы обратно в единицы Хаунсфилда (Rorden et al., 2012). МР-изображения были преобразованы в пространство MNI с использованием функции «MR Normalization», поскольку изображения T1 с высоким разрешением были недоступны. Затем была использована стандартная процедура нормализации SPM8, которая сначала определяет оптимальное 12-параметрическое аффинное преобразование (смещения, повороты, масштабирование и сдвиг) с последующей оценкой нелинейных деформаций (Ashburner and Friston, 1999). В основном использовались настройки SPM8 по умолчанию (пространственное сглаживание анатомического изображения с полной шириной 8 мм на полувысоте (FWHM), сглаживание поражения с FWHM 3 мм и 0.5, аффинная регуляризация с использованием пространственного шаблона Международного консорциума по картированию мозга (ICBM), нелинейная частота среза: 25 мм, количество нелинейных итераций: 16, нелинейная регуляризация: 1, воксель 1 × 1 × 1 мм размер и автоматическая установка происхождения). Если нормализованные изображения выглядели искаженными, мы снова выполнили шаги нормализации, установив исходную точку вручную. Для нормализации использовались изображения шаблонов FLAIR и CT (в пространстве MNI). Чтобы предотвратить деформацию поврежденной ткани в процессе нормализации, для пораженных участков мозга использовались маски стоимостной функции (Brett et al., 2001). Окончательные нормализованные VOI (преобразованные в двоичную форму, деформированные и сглаженные) сравнивались с исходными изображениями для обеспечения точности и использовались в последующих анализах изображений.

Картирование симптомов поражения на основе вокселей и статистический анализ области интереса

Средние оценки роботизированных задач по каждому параметру сравнивались с местоположением поражения с использованием картирования симптомов поражения на основе вокселей (Bates et al., 2003). В каждом вокселе результаты роботов между группой с повреждениями и группой без повреждений сравнивались с использованием теста t .Это было выполнено с использованием программного обеспечения непараметрического картирования (NPM), доступного в программном пакете MRIcron. Для задержки ответа и начальной ошибки направления использовалась абсолютная величина ошибки, причем более высокие числа указывали на возрастающее ухудшение. Для отношения пиковой скорости и отношения длины пути мы использовали односторонние преобразованные значения, поскольку это обеспечивало непрерывную одностороннюю меру ухудшения этих параметров. Для поддержания достаточной статистической мощности анализировались только те воксели, в которых как минимум пять субъектов имели повреждения, что является общим порогом в исследованиях VLSM (Kalénine et al., 2010; Lo et al., 2010; Гева и др., 2011; Моленберг и Сейл, 2011 г .; Herbet et al., 2014). Этот порог также гарантирует, что мы не ограничим нашу «область поиска» только наиболее частыми областями повреждения. Для корректировки множественных сравнений мы использовали поправку на частоту ложных обнаружений вокселей (FDR) ( q = 0,01). Статистические карты представлены на T1-взвешенном шаблоне мозга MNI, доступном в MRIcron.

Для анализа области интересов было определено 150 регионов. Кортикальные и подкорковые области были определены на основе Атласа автоматизированной анатомической маркировки (Tzourio-Mazoyer et al., 2002) и области тракта белого вещества были определены на основе атласов лаборатории нейроанатомии и трактографии (http://www.natbrainlab.com) (Catani and de Schotten, 2008). Специально разработанное программное обеспечение (Niistat; http://www.nitrc.org/projects/niistat) использовалось в MATLAB (MathWorks, Натик, Массачусетс). Для каждой области, где по крайней мере пять субъектов имели повреждения, доля повреждений, возникших в результате инсульта, и кинестетические характеристики этих субъектов были введены в общую линейную модель. Эта модель проверяла, была ли доля повреждения данной интересующей области в значительной степени связана с нарушением кинестезии.Результаты были преобразованы в z -баллов для каждой области, и семейная ошибка контролировалась с помощью 4000 перестановок ( p <0,05). Этот метод улучшает статистическую мощность за счет сокращения количества выполняемых статистических тестов.

Клиническая оценка

Стандартные клинические оценки были выполнены врачом-исследователем или терапевтом с опытом оценки инсульта. Для оценки проприоцепции инсульта, пораженного верхней конечностью, был проведен тест локализации большого пальца (TLT) (Hirayama et al., 1999). Во время этого теста глаза испытуемого были закрыты, и экзаменующий манипулировал рукой, пораженной ударом, и помещал ее в пространство выше уровня глаз. Затем испытуемого просили использовать большой и указательный пальцы ипсилезионной руки, чтобы ущипнуть большой палец руки, которую терапевт удерживал в статическом положении. Каждому испытуемому была присвоена оценка на основании их способности определить местонахождение большого пальца по шкале от 0 (найти большой палец нетрудно) до 3 (не удалось определить местонахождение большого пальца).

Группа других клинических оценок была проведена в течение 1 дня после роботизированной оценки.Оценка апраксии (Zwinkels et al., 2004) проводилась у лиц, у которых было клиническое подозрение на апраксию, и они были исключены из исследования. Показатель функциональной независимости (FIM) (Keith et al., 1987) использовался в качестве индикатора ежедневных функциональных способностей. Для оценки двигательной функции руки и кисти была проведена инвентаризация поражений верхних конечностей для оценки инсульта по шкале Чедока-Макмастера (CMSA) (Gowland et al., 1993). Наконец, тест на поведенческое невнимание (BIT) выявил зрительно-пространственное пренебрежение у каждого испытуемого (Wilson et al., 1987).

Статистический анализ

Статистические сравнения клинических, демографических и роботизированных результатов были выполнены между субъектами с поражением левого и правого полушария с использованием независимых выборок t -тестов или тестов хи-квадрат, когда это было необходимо. Нормальность параметров нашего робота проверялась с помощью тестов Колмогорова-Смирнова. Анализ ковариации использовался для учета объема поражения при определении того, какие переменные существенно повлияли на кинестезию после инсульта. Корреляции Спирмена использовались для определения взаимосвязи между демографическими, клиническими и роботизированными измерениями.Статистический анализ выполнялся с использованием IBM SPSS Statistics версии 20. Поправки для множественных сравнений проводились с использованием поправки Бонферрони для поведенческих данных, поправки на частоту ложных обнаружений по вокселям для анализа на основе вокселей и тестирования перестановок для анализа области интереса.

Результаты

Демографические данные и клинические оценки субъектов

Демографические данные и клинические показатели субъектов представлены в таблице 1. Среднее время между началом инсульта и нейровизуализацией составило 2.3 ± 2,8 дня (МРТ = 2,3 ± 2,8 дня; КТ = 2,1 ± 2,4 дня), а время между инсультом и поведенческой оценкой составило 8,9 ± 6,4 дня. Считалось, что в общей сложности 24 субъекта имеют зрительно-пространственное пренебрежение на основании оценки BIT менее 130 (Halligan et al., 1991) (18 правое полушарие, 6 левое полушарие). Пять субъектов были представлены с поражением более чем одной территории церебральной артерии и, таким образом, включены во все применимые категории в таблице 1.

Таблица 1. Демографические и клинические характеристики субъектов .

Первоначально мы сравнили различные клинико-демографические параметры пациентов с поражениями левого и правого полушария. Не наблюдалось значительных различий между группами по возрасту, баллу FIM (непарные t -тесты, p > 0,05), CMSA или тестам локализации большого пальца для пораженной конечности (Mann-Whitney U -tests, р > 0,05). В среднем у пациентов с инсультом правого полушария был значительно больший объем поражения (37,4 ± 50,0 мл), чем у пациентов с инсультом левого полушария (20 ± 39.2 мл; непарные т -тест, р = 0,005). У субъектов с инсультом правого полушария также были более низкие показатели BIT (справа = 132 ± 18 против левого = 139 ± 12; непарный t -тест, p = 0,014).

Роботизированная оценка кинестезии

Неудача при выполнении задания кинестезии, определяемая как выход за пределы нормального диапазона здорового контроля по трем или более из восьми измеренных параметров (Semrau et al., 2013), произошла у 56% ( n = 79) субъектов. Среди ударов правого полушария 72% не справились с задачей, тогда как 37% испытуемых в левом полушарии не справились (точный критерий Фишера: p <0.001). Таким образом, пациенты с инсультом правого полушария имели в 1,93 раза больше риска провала задания на кинестезию по сравнению с инсультом левого полушария (отношение рисков = 1,93; 95% доверительный интервал = 1,37–2,71).

Субъекты с инсультом правого полушария в целом хуже справлялись с задачей кинестезии (таблица 3). После корректировки для множественных сравнений ( p <0,006, поправка Бонферрони, n = 8, p = 0,05) объем поражения положительно коррелировал с общим количеством параметров кинестезии, потерпевших неудачу ( r = 0.39, р. <0,001). Мы также обнаружили, что большинство индивидуальных параметров кинестезии коррелировали с объемом поражения в нашей выборке (таблица 2). Корреляции между отдельными параметрами и клиническими показателями показаны в таблице 2. Возраст не коррелировал с показателями робототехники или клиническими показателями ( p > 0,05). Используя анализ ковариации, включая объем поражения (мл) в качестве ковариаты, и сравнивая субъектов с инсультом из левого полушария и правого полушария по каждому параметру робота, мы обнаружили, что субъекты с инсультом правого полушария по-прежнему выполняли хуже по сравнению с субъектами с инсультом левого полушария по задаче кинестезии ( Таблица 3).

Таблица 2. Корреляция Спирмена между отдельными параметрами кинестезии и клиническими оценками .

Таблица 3. Анализ ковариации между пациентами с инсультом в правом и левом полушарии .

Анализ картирования симптомов поражения на основе вокселей

Мы создали карту перекрытия всех отдельных участков поражения в качестве начального индикатора распределения поражений (рис. 2). Было большее перекрытие поражений в правом полушарии.Небольшое перекрытие наблюдалось в левой нижней и задней теменных областях. Поскольку наблюдались различия в распределении поражений между пациентами с инсультом в левом и правом полушарии, последующий анализ проводился отдельно для поражений левого и правого полушария. Результаты VLSM-анализа для средних значений из задачи кинестезии показаны на рисунке 3, таблице 4. Области повреждения мозга, связанные с увеличенной задержкой ответа (рисунок 3A), распределены через правую нижнюю лобную извилину, нижнюю постцентральную извилину. , а также двусторонний островок и лобная теменная крышка.Области повреждения, связанные с плохой производительностью на максимальной скорости (рис. 3B), включают гораздо меньшую площадь с центром в правой постцентральной и надмаргинальной извилинах, а также в левом лобном подкорковом белом веществе. Первоначальная ошибка направления (рис. 3C) была связана с поражением двусторонних постцентральных извилин и правой надмаргинальной извилины, угловой извилины, верхней височной доли и задней части островка. Ошибки в соотношении длины пути (рис. 3D), измеряющем восприятие амплитуды движения, были связаны с повреждениями правой верхней и средней височных извилин, передней островковой доли и двусторонней теменной покрышки, предцентральной извилины и надмаргинальной извилины.Параметр отношения пиковой скорости не выдержал строгой коррекции частоты ложного обнаружения и поэтому представлен с более либеральным порогом p <0,01 без поправки.

Рис. 2. Перекрытие поражений у всех пациентов, перенесших инсульт ( N = 142) . Z-координаты MNI представлены над соответствующими осевыми срезами. Цветная полоса указывает количество субъектов с поражениями в отдельных вокселях. Более яркие воксели указывают на большее количество перекрывающихся поражений.

Рис. 3. Воксельный анализ средних параметров из задачи кинестезии . Результаты поражений левого и правого полушария представлены на одном и том же шаблоне головного мозга. Вокселы, которые превзошли коррекцию для множественных сравнений ( q = 0,01, скорректированный коэффициент ложного обнаружения (FDR)), имеют цветовую кодировку. Более яркие цвета обозначают воксели, значение которых возрастает. Белые линии на каждой цветной полосе указывают пороговые значения FDR для каждого параметра. Z-координаты MNI представлены над соответствующими осевыми срезами. (A) Вокселей, связанных с увеличенной задержкой ответа (порог, слева: z <-3,22, q = 0,01 FDR; справа: z <-2,81, q = 0,01 FDR). (B) Вокселы, связанные с плохим соотношением пиковых скоростей (порог, слева и справа: z <-2,33, p <0,01, без коррекции). (C) Воксель, связанный с увеличенной начальной ошибкой направления (порог слева: z <-3,55, q = 0.01 FDR; справа: z <−2,88, q = 0,01 FDR). (Д) . Вокселы, связанные с плохим отношением длины пути (порог, слева: z <-3,31, q = 0,05 FDR; справа: z <-3,26, q = 0,01 FDR).

Таблица 4. Координаты пиковой активации на основе анализа картирования симптомов поражения на основе вокселей (координаты Монреальского неврологического института) .

Сравнение трех кинестетических параметров (отношение пиковой скорости, ошибка начального направления и отношение длины пути) представлено на рисунке 5.Параметр задержки ответа не был включен в этот рисунок, поскольку этот параметр был просто временем, необходимым для ответа на пассивное движение. Остальные три параметра измеряют кинематику движения (скорость, направление, амплитуда). Нарушения всех трех параметров были связаны с повреждением надмаргинальной извилины в правом полушарии.

Статистический анализ области интересов

Анализ sROI проверял, была ли доля повреждений каждой области связана с низкой производительностью роботизированной задачи.Несколько регионов были связаны с низкой латентностью ответа, которые были сильно распределены по территории СМА, включая правую нижнюю лобную извилину, островок, верхнюю височную извилину и дугообразный пучок (рис. 4А, табл. 5). Нарушение соотношения пиковой скорости не было связано с долей повреждений в какой-либо области после поправки на множественные сравнения ( p <0,05, 4000 перестановок). Эти результаты представлены при p <0,01 без поправки (рис. 4B). Нарушение начальной ошибки направления было значительно связано с повреждением правой постцентральной, верхней и нижней теменной и надмаргинальной извилин (рис. 4С).Доля повреждений левой калькариновой борозды была связана с исходными ошибками направления. Интересно, что нарушение отношения длины пути было связано с повреждением правой предцентральной извилины (рис. 4D). Отдельные области и баллы z представлены в таблице 5. Было хорошее согласие между методами VLSM и sROI, которые мы использовали.

Рис. 4. Статистический анализ интересующей области для средних параметров из задачи кинестезии . Регионы, превзошедшие поправку на множественные сравнения ( p = 0.05, 4000 перестановок) и обозначены вертикальной белой линией на каждой цветной полосе. Z-координаты MNI представлены над соответствующими осевыми срезами. Цветные полосы указывают на z -баллов из общей линейной модели, более яркие цвета указывают на более высокие баллы z . (A) Области, связанные с увеличенной задержкой ответа (порог, z > 3,04, 4000 перестановок). (B) Области, связанные с плохим соотношением пиковой скорости (порог, z > 2.33; р <0,01, без исправлений). (C) Области, связанные с увеличенной начальной ошибкой направления (порог слева: z > 5,60, 4000 перестановок; справа: z > 3,83, 4000 перестановок). (D) Области, связанные с плохим соотношением длин путей (порог, z > 4,07, 4000 перестановок).

Таблица 5. Области, где повышенное повреждение было связано с повышенным кинестетическим нарушением .

Обсуждение

Главный вывод нашего исследования заключается в том, что нарушения кинестезии связаны с поражениями в нескольких областях мозга, которые в значительной степени диссоциированы в зависимости от типа нарушения (т.е., скорость против восприятия амплитуды). В то время как большинство аспектов кинестезии затрагивают постцентральную извилину, некоторые другие области мозга, включая супрамаргинальную, угловую, предцентральную и верхнюю височную извилину, а также островок, были важны. Эти результаты предполагают, что в нашем кинестетическом восприятии участвует распределенная сеть с некоторой специализацией обработки внутри этой сети.

Пораженные корреляты кинестетического восприятия

Более длительная латентность ответа была связана в первую очередь с поражением правой нижней лобной извилины, двусторонней островковой доли и теменной покрышки (Рисунки 3A, 4A).Напротив, поражения лобной и теменной коры больше связаны с кинематикой восприятия движений. Среди различных функций островка была предложена структура, которая объединяет соматосенсорную информацию для создания ощущения тела и самосознания (Karnath, 2005). Эта обработка телесного осознания, вероятно, информирует нас о нашем текущем состоянии тела и любых изменениях этого состояния, таких как кинестетический стимул в нашей задаче. Островок, вероятно, является важной структурой для определения того, что произошло изменение состояния тела (т.е., пассивное движение руки), в то время как структуры лобной и теменной коры важны для определения специфической природы и свойств этого изменения (то есть скорости, направления и амплитуды движения).

Трудности в согласовании скорости движения были в значительной степени связаны с повреждениями постцентральных и надмаргинальных извилин (рисунки 3B, 4B). Предыдущие исследования, включающие записи отдельных клеток у приматов, кроме человека, показали, что нейроны в области 2 и 5 Бродмана теменной доли содержат клетки, которые модулируют их активность в зависимости от скорости движения конечностей во время задач отслеживания движений (Averbeck et al., 2005). На способность субъектов воспринимать скорость пассивно генерируемых движений конечностей, чтобы направлять движения ипсилезии конечности, значительно влияли поражения постцентральной извилины. Ошибки направления также были связаны с поражениями вдоль постцентральной извилины в дополнение к поражениям в задней теменной коре, верхней височной доле и островке (Рисунки 3C, 4C). Наряду с постцентральной извилиной было замечено, что нейроны в области 5 приматов Бродмана реагируют на определенные направления движения во время достижения (Kalaska et al., 1983). Точное восприятие направления движения может быть более сложным и интегративным процессом, чем восприятие скорости движения, и, следовательно, требует большей обработки этих высоко интегративных областей, таких как задняя теменная кора и теменная покрышка.

Нарушения согласования амплитуды движения (PLR) были в значительной степени связаны с повреждениями правой верхней и средней височных извилин, передней островковой доли, надмаргинальной извилины, двусторонних теменных покрышек (рис. 3D) и прецентральных извилин (рис. 4D).Интересно, что анализ sROI показал, что степень повреждения предцентральной извилины, а не постцентральной извилины, была значимым предиктором нарушения согласования амплитуды движения (рис. 4D). Предыдущие функциональные МРТ-исследования с использованием пассивных двигательных стимулов у здоровых людей показали устойчивую активацию как пре-, так и постцентральных извилин (Naito et al., 1999, 2007). Наши результаты показывают, что степень повреждения предцентральной извилины может быть важным индикатором нарушения восприятия амплитуды движения.При VLSM-анализе три кинематических параметра (отношение пиковой скорости, начальная ошибка направления, коэффициент длины пути) имели общее расположение поражения (правая надмаргинальная извилина), что было значительно связано с кинестетическими нарушениями (рисунок 5, белая область). Правая супрамаргинальная извилина недавно была вовлечена в проприоцептивную обработку запястья с помощью функциональной МРТ у здоровых людей из контрольной группы и у пациентов с инсультом (Ben-Shabat et al., 2015).

Рис. 5. Анализ перекрытия трех кинематических измерений из задачи кинестезии .Параметр отношения пиковой скорости не был включен в этот рисунок, поскольку этот параметр был просто временем, необходимым для реакции на пассивное движение. Остальные три параметра измеряют кинематику движения (скорость, направление, амплитуда). Каждый цвет представляет собой отдельную меру или перекрытие кинематических мер из анализа VLSM. (1) коэффициент максимальной скорости, (2) начальная ошибка направления, (3) коэффициент длины пути, (4) коэффициент длины пути + перекрытие начальной ошибки направления, (5) коэффициент максимальной скорости + перекрытие начальной ошибки направления, (6) все три параметры перекрываются.

Следует отметить, что наша роботизированная задача (зеркальное согласование движений противоположной конечности без видения) является сложным поведением, поскольку требует, чтобы субъекты не только обращали внимание на пораженную руку, которую перемещает робот, но и выполняли движение с их помощью. здоровая рука. Таким образом, помимо кинестетической обработки, она требует внимания, исполнительной и высшей моторной обработки. Эти другие процессы могут вносить вклад в распределение наблюдаемых нами карт поражений. В частности, повреждение правой верхней и средней височных извилин (как видно из наших параметров отношения латентности ответа и длины пути) и нижней теменной доли было связано с зрительно-пространственным пренебрежением после инсульта (Karnath et al., 2011), а повреждение лобных теменных областей левого полушария было связано с нарушением исполнительной функции (Barbey et al., 2012).

Различия в полушарии в кинестетической обработке?

Наш анализ выявил поражения в правом полушарии, которые коррелировали с различными поведенческими параметрами. Напротив, нам не удалось найти соответствующие отношения для левого полушария. Эта разница между левым и правым полушариями может быть связана с несколькими факторами. Во-первых, наши поведенческие результаты показали, что пациенты с правым полушарием, перенесшие инсульт, не справились с большим количеством параметров в целом по задаче кинестезии и, таким образом, обеспечивают больший диапазон нарушений по сравнению с локализацией поражения (Таблица 3).Во-вторых, в нашей выборке наблюдались значительные различия в расположении и объеме повреждений между субъектами левого и правого полушария (Таблица 1, Рисунок 2). Критически важно, что мы ограничили набор многих корковых поражений левого полушария из-за афазии (Bates et al., 2003), так как было важно, чтобы они понимали инструкции для задачи кинестезии. Мы подозреваем, что, к сожалению, у нас просто было недостаточное перекрытие поражений, чтобы точно отобразить, где происходит кинестетическая обработка в левом полушарии, или определить, существует ли какая-либо латерализация кинестетической обработки в настоящем исследовании.

Некоторые данные свидетельствуют о преобладании правого полушария в обработке проприоцептивной информации у правшей. Гобл и Браун (2010) продемонстрировали, что здоровые испытуемые лучше справлялись с задачей динамического сопоставления положения в верхних конечностях при сопоставлении с их недоминантной рукой, что предполагает специализацию правого полушария для обработки проприоцептивной обратной связи. Кроме того, было высказано предположение, что правое полушарие играет особую роль в механизмах сенсомоторной стабилизации для точного достижения поставленных целей (Mutha et al., 2012). Необходимы дальнейшие исследования, чтобы определить потенциальную латерализацию кинестетической обработки и ее связь с сенсомоторной функцией.

Ограничения

Одна из проблем в работе с пациентами на столь раннем этапе после инсульта заключается в том, что у многих из них возникает языковой дефицит, который запрещает участие, и это ограничивает нашу способность комментировать поражение левого полушария. Методика VLSM также не учитывает эффекты диашезии (дисфункцию неповрежденных структур мозга из-за отключений) или тот факт, что сосудистые поражения следуют характерным паттернам, которые потенциально могут вносить систематические ошибки в результаты (Mah et al., 2014). Еще одно соображение заключается в том, что в настоящем исследовании изучалось только влияние церебральных поражений на кинестетическое восприятие. Будущие исследования также должны учитывать вовлечение мозжечка, учитывая известные проприоцептивные проекции от конечностей к мозжечку (Manto et al., 2012). Комбинирование КТ и МРТ в нашем анализе также спорно, поскольку КТ не предлагает такое же пространственное разрешение, как МРТ. Кроме того, систематическое включение или исключение субъектов только с КТ может привести к смещению результатов в пользу большего или меньшего инсульта соответственно (Sperber and Karnath, 2016).Настоящий анализ поражения действительно дает представление о распределенной природе кинестетической обработки. Однако другие методологии, такие как функциональная МРТ, могут обеспечить дополнительный подход к пониманию центральной обработки кинестезии.

Выводы

Мы выполнили картирование симптомов поражения на основе вокселей и статистический анализ области интереса на 142 субъектах подострого ишемического инсульта, чтобы оценить, какие места поражения были в значительной степени связаны с кинестетическим нарушением с помощью роботизированного измерения.Мы заметили, что различные места поражения были связаны с нарушениями кинестезии после инсульта и что тип нарушения (то есть скорость, направление или амплитуда движения), вероятно, связан с конкретными местами поражения. В дополнение к разделению в местах поражения, имелась общая локализация поражения, которая в значительной степени была связана с кинестетическим нарушением, правая надмаргинальная извилина. Эти результаты расширяют наше понимание структур человеческого мозга, участвующих в кинестетической обработке, и могут помочь идентифицировать выживших после инсульта, которые могут иметь кинестетические нарушения, в зависимости от местоположения поражения.

Авторские взносы

JK отвечал за разработку проекта, набор пациентов, анализ данных и написание рукописи. JS и SF помогали в разработке проекта, анализе данных и написании рукописи. AY и JD предоставили экспертное заключение по маркировке повреждений и редактированию рукописи. TH и SS помогли с анализом данных и написанием рукописи. MH помогал в разработке проекта и написании рукописи. SD является основным исследователем группы RESTART и оказывает помощь в разработке проекта, наборе пациентов, анализе данных и написании рукописи.

Заявление о конфликте интересов

SS является соучредителем и главным научным сотрудником BKIN Technologies, компании, которая коммерциализирует роботизированное устройство KINARM, используемое в этом исследовании.

Другие авторы заявляют, что исследование проводилось в отсутствие каких-либо коммерческих или финансовых отношений, которые могли бы быть истолкованы как потенциальный конфликт интересов.

Благодарности

Настоящая работа поддержана рабочим грантом Канадских институтов исследований в области здравоохранения (MOP 106662), грантом Канадского фонда помощи больным сердечно-сосудистыми заболеваниями и инсультом (G-13-0003029), грантом Alberta Innovates – Health Solutions Team (201500788) ) и грант исследовательского фонда Онтарио (ORF-RE 04-47).JK был поддержан дипломом магистра канадских институтов исследований в области здравоохранения и стипендией Alberta Innovates – Health Solutions для докторантов и докторов наук. Особая благодарность Меган Метцлер, Дженис Яджуре и Марку Пийцу за набор и оценку предметов. Мы благодарим Хелен Бретцке, Ким Мур и Джастина Петерсона за техническую помощь.

Список литературы

Эшбернер Дж. И Фристон К. Дж. (1999). Нелинейная пространственная нормализация с использованием базисных функций. Hum. Brain Mapp. 7, 254–266.

PubMed Аннотация | Google Scholar

Авербек Б. Б., Чафи М. В., Кроу Д. А., Георгопулос А. П., Бруно Б., Чафи М. В. и др. (2005). Теменное представление скорости руки в копировальной задаче. J. Neurophysiol. 93, 508–518. DOI: 10.1152 / jn.00357.2004

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Baier, B., de Haan, B., Mueller, N., Thoemke, F., Birklein, F., Dieterich, M., et al. (2010a). Анатомический коррелят положительных спонтанных визуальных явлений, исследование поражения вокселов. Неврология 74, 218–222. DOI: 10.1212 / WNL.0b013e3181cb3e64

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Барби А.К., Колом Р., Соломон Дж., Крюгер Ф., Форбс К. и Графман Дж. (2012). Интегративная архитектура для общего интеллекта и исполнительных функций, выявленных при картировании повреждений. Мозг 135, 1154–1164. DOI: 10.1093 / brain / aws021

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Бейтс, Э., Уилсон, С. М., Сайгин, А. П., Дик, Ф., Серено, М. И., Найт, Р. Т. и др. (2003). Картирование симптомов поражения на основе вокселей. Нат. Neurosci. 6, 448–450. DOI: 10.1038 / nn1050

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Бен-Шабат, Э., Матиас, Т. А., Пелл, Г. С., Бродтманн, А., и Кэри, Л. М. (2015). Правая надмаргинальная извилина важна для проприоцепции у здоровых участников и участников, перенесших инсульт: функциональное МРТ-исследование. Фронт. Neurol. 6: 248. DOI: 10.3389 / fneur.2015.00248

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Бретт, М., Лефф, А. П., Рорден, К., и Эшбернер, Дж. (2001). Пространственная нормализация изображений головного мозга с очаговыми поражениями с использованием маскировки функции стоимости. Neuroimage 14, 486–500. DOI: 10.1006 / nimg.2001.0845

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Гева, С., Джонс, П.С., Кринион, Дж. Т., Прайс, К. Дж., Барон, Дж .-К., и Уорбертон, Э.А. (2011). Нейронные корреляты внутренней речи, определенные с помощью воксельного картирования поражения-симптомов. Мозг 134, 3071–3082. DOI: 10,1093 / мозг / awr232

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Гобл, Д. Дж., И Браун, С. Х. (2010). Асимметрии верхних конечностей в восприятии проприоцептивно детерминированного смысла динамического положения. J. Exp. Psychol. Гм. Восприятие. Выполнять. 36, 768–775. DOI: 10.1037 / a0018392

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Гобл, Д.J., Coxon, J.P., Van Impe, A., Geurts, M., Van Hecke, W., Sunaert, S., et al. (2012). Нейронная основа центральной проприоцептивной обработки у пожилых людей по сравнению с молодыми людьми: важная сенсорная роль правой скорлупы. Hum. Brain Mapp. 33, 895–908. DOI: 10.1002 / HBM.21257

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Гудвин, Г. М., Макклоски, Д. И., и Мэтьюз, П. Б. С. (1972). Вклад мышечных афферентов в кинестезию демонстрируется иллюзиями движения, вызванными вибрацией, и эффектами парализующих афферентов суставов. Мозг 95, 705–748. DOI: 10.1093 / мозг / 95.4.705

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Гоуленд К., Стратфорд П., Уорд М., Морленд Дж., Торресин В., Ван Хулленаар С. и др. (1993). Измерение физических нарушений и инвалидности с помощью оценки инсульта Чедока-Макмастера. Инсульт 24, 58–63. DOI: 10.1161 / 01.STR.24.1.58

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Халлиган, П. У., Кокберн, Дж., и Уилсон, Б.А. (1991). Поведенческая оценка визуального пренебрежения. Neuropsychol. Rehabil. 1, 5–32. DOI: 10.1080 / 096020101377

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Herbet, G., Lafargue, G., Bonnetblanc, F., Moritz-Gasser, S., Menjot de Champfleur, N., and Duffau, H. (2014). Вывод двухпотоковой модели ментализации из ассоциативного разъединения волокон белого вещества. Мозг 137, 944–959. DOI: 10.1093 / мозг / awt370

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Хираяма, К., Фукутаке, Т., и Кавамура, М. (1999). «Тест локализации большого пальца» для выявления поражения в медиально-задней лемнискальной системе. J. Neurol. Sci. 167, 45–49. DOI: 10.1016 / s0022-510x (99) 00136-7

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Каласка Дж. Ф., Каминити Р. и Георгопулос А. П. (1983). Корковые механизмы, связанные с направлением двумерных движений руки: отношения в теменной области 5 и сравнение с моторной корой. Exp. Brain Res. 51, 247–260. DOI: 10.1007 / BF00237200

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Каленин, С., Буксбаум, Л. Дж., И Кослетт, Х. Б. (2010). Критические области мозга для распознавания действий: отображение симптомов поражения при инсульте левого полушария. Мозг 133, 3269–3280. DOI: 10.1093 / мозг / awq210

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Карнат, Х.-О., Фруманн Бергер, М., Кюкер, В., и Рорден, К.(2004). Анатомия пространственного пренебрежения на основе воксельного статистического анализа: исследование 140 пациентов. Cereb. Cortex 14, 1164–1172. DOI: 10.1093 / cercor / bhh076

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Карнат, Х.-О., Ренниг, Дж., Йоханссен, Л., и Рорден, К. (2011). Анатомия, лежащая в основе острого и хронического пространственного пренебрежения: продольное исследование. Мозг 134, 903–912. DOI: 10.1093 / мозг / awq355

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Кавунудиас, А., Ролл, Дж. П., Антон, Дж. Л., Назарян, Б., Рот, М., и Ролл, Р. (2008). Проприо-тактильная интеграция кинестетического восприятия: исследование фМРТ. Neuropsychologia 46, 567–575. DOI: 10.1016 / j.neuropsychologia.2007.10.002

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Кейт Р. А., Грейнджер К. В., Гамильтон Б. Б. и Шервин Ф. С. (1987). Мера функциональной независимости: новый инструмент реабилитации. Adv. Clin. Rehabil. 1, 6–18.

PubMed Аннотация | Google Scholar

Кензи, Дж. М., Семрау, Дж. А., Финдлейтер, С. Е., Хертер, Т. М., Хилл, М. Д., Скотт, С. Х. и др. (2014). Анатомические корреляты проприоцептивных нарушений после острого инсульта: серия случаев. J. Neurol. Sci. 342, 52–61. DOI: 10.1016 / j.jns.2014.04.025

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Ло Р., Гительман Д., Леви Р., Халвершорн Дж. И Пэрриш Т. (2010). Выявление критических областей для восстановления двигательной функции у пациентов с хроническим инсультом с использованием воксельного картирования симптомов поражения. Neuroimage 49, 9–18. DOI: 10.1016 / j.neuroimage.2009.08.044

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Манто, М., Бауэр, Дж. М., Конфорто, А. Б., Дельгадо-Гарсия, Дж. М., да Гуарда, С. Н. Ф., Гервиг, М. и др. (2012). Консенсусный документ: роль мозжечка в моторном контроле — разнообразие представлений о вовлечении мозжечка в движение. Мозжечок 11, 457–487. DOI: 10.1007 / s12311-011-0331-9

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Мейер, С., Кесснер, С.С., Ченг, Б., Бенструп, М., Шульц, Р., Хаммель, Ф.С. и др. (2016). Картирование поражений-симптомов на основе вокселей поражений при инсульте, лежащих в основе соматосенсорного дефицита. NeuroImage Clin. 10, 257–266. DOI: 10.1016 / j.nicl.2015.12.005

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Мима Т., Садато Н., Ядзава С., Ханакава Т., Фукуяма Х., Йонекура Ю. и др. (1999). Структуры мозга, связанные с активными и пассивными движениями пальцев человека. Мозг 122 (Pt 1), 1989–1997.DOI: 10.1093 / мозг / 122.10.1989

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Моленберг, П., Сэйл, М. В. (2011). Тестирование на пространственное пренебрежение с помощью деления пополам линии и отмены цели: действительно ли обе задачи не связаны между собой? PLoS One 6: e23017. DOI: 10.1371 / journal.pone.0023017

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Мута, П. К., Хааланд, К. Ю., и Сайнбург, Р. Л. (2012). Влияние латерализации мозга на моторный контроль и адаптацию. J. Mot. Behav. 44, 455–469. DOI: 10.1080 / 00222895.2012.747482

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Найто, Э., Эрссон, Х. Х., Гейер, С., Зиллес, К., и Роланд, П. Э. (1999). Иллюзорные движения рук активируют моторные области коры: исследование с помощью позитронно-эмиссионной томографии. J. Neurosci. 19, 6134–6144.

PubMed Аннотация

Наито, Э., Накашима, Т., Кито, Т., Арамаки, Ю., Окада, Т., и Садато, Н. (2007). Человеческие конечности и неспецифические репрезентации мозга во время кинестетических иллюзорных движений верхних и нижних конечностей. Eur. J. Neurosci. 25, 3476–3487. DOI: 10.1111 / j.1460-9568.2007.05587.x

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Proske, U., и Gandevia, S.C. (2012). Проприоцептивные органы чувств: их роль в передаче сигналов о форме тела, положении и движении тела, а также о мышечной силе. Physiol. Ред. 92, 1651–1697. DOI: 10.1152 / Physrev.00048.2011

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Ромайгер, П., Антон, Ж., Рот, М., Касини, Л., и Ролл, Дж. (2003). В основе кинестезии лежат как двигательная, так и теменная кортикальные области. Cogn. Brain Res. 16, 74–82. DOI: 10.1016 / S0926-6410 (02) 00221-5

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Рорден, К., Бонилья, Л., Фридриксон, Дж., Бендер, Б., и Карнат, Х. О. (2012). Возрастные шаблоны КТ и МРТ для пространственной нормализации. Neuroimage 61, 957–965. DOI: 10.1016 / j.neuroimage.2012.03.020

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Semrau, J.А., Хертер, Т. М., Скотт, С. Х., и Дюклоу, С. П. (2013). Роботизированная идентификация кинестетического дефицита после инсульта. Инсульт 44, 3414–3421. DOI: 10.1161 / strokeaha.113.002058

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Шеррингтон, К. (1907). О проприоцептивной системе, особенно в ее рефлекторном аспекте. Мозг 29, 467–485. DOI: 10.1093 / мозг / 29.4.467

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Тонг, Д.-М., Zhou, Y.-T., Wang, G.-S., Cheng, X.-D., Yang, T.-H., Chang, C.-H., et al. (2010). Геморрагический чисто сенсорный инсульт в таламусе и стриатокапсулярной области: причины, клинические особенности и отдаленные результаты. Eur. Neurol. 64, 275–279. DOI: 10.1159 / 000320938

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Торре К., Хаммами Н., Метрот Дж., Ван Доккум Л., Короян Ф., Моттет Д. и др. (2013). Соматосенсорное ограничение бимануальной координации после инсульта. Neurorehabil. Ремонт нейронов 27, 507–515. DOI: 10.1177 / 1545968313478483

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Tzourio-Mazoyer, N., Landeau, B., Papathanassiou, D., Crivello, F., Etard, O., Delcroix, N., et al. (2002). Автоматическая анатомическая маркировка активаций в SPM с использованием макроскопической анатомической разбивки мозга одного пациента MNI MRI. Neuroimage 15, 273–289. DOI: 10.1006 / nimg.2001.0978

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Вердон, В., Шварц, С., Ловблад, К.-О., Хауэр, К.-А., и Вюйомье, П. (2010). Нейроанатомия пренебрежения полушарием и его функциональные компоненты: исследование с использованием картирования поражений-симптомов на основе вокселей. Мозг 133, 880–894. DOI: 10.1093 / мозг / awp305

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Weiller, C., Jüptner, M., Fellows, S., Rijntjes, M., Leonhardt, G., Kiebel, S., et al. (1996). Представление мозгом активных и пассивных движений. Neuroimage 4, 105–110.

PubMed Аннотация | Google Scholar

Уилсон Б., Кокберн Дж. И Халлиган П. (1987). Разработка поведенческого теста зрительно-пространственного пренебрежения. Arch. Phys. Med. Rehabil. 68, 98–102.

PubMed Аннотация | Google Scholar

Winder, K., Seifert, F., Ohnemus, T., Sauer, E.-M., Kloska, S., Dörfler, A., et al. (2015). Нейроанатомические корреляты постинсультной гипергликемии. Ann. Neurol. 77, 262–268. DOI: 10.1002 / ana.24322

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Винклер, А.М., Кочунов П.Г.Д. (2012). Шаблоны FLAIR . Доступно в Интернете по адресу: http://glahngroup.org

Zwinkels, A., Geusgens, C., van de Sande, P., and Van Heugten, C. (2004). Оценка апраксии: межэкспертная надежность нового теста на апраксию, связь между апраксией и другими когнитивными нарушениями и распространенность апраксии в условиях реабилитации. Clin. Rehabil. 18, 819–827. DOI: 10.1191 / 0269215504cr816oa

PubMed Аннотация | CrossRef Полный текст | Google Scholar

Кинестетический дефицит после перинатального инсульта: роботизированное измерение у детей с гемипаретическим синдромом | Журнал нейроинжиниринга и реабилитации

Демографические и клинические показатели 149 участников ( n = 23 AIS, n = 20 PVI, n = 106 контролей) описаны в таблице 1.Все три группы были сопоставимы по возрасту и полу. На рисунке 1 изображена задача кинестезии и приведен пример типичного выполнения в каждой группе. Тринадцать (57%) случаев AIS и 7 (35%) случаев PVI не смогли выполнить задачу кинестезии без зрения, в то время как 11 (48%) случаев AIS и 8 (40%) не смогли выполнить задачу кинестезии со зрением. На рис.2. Участники AIS (рис. 2b) и PVI (рис. 2c) демонстрируют большую вариативность в своих движениях во всех шести направлениях, в большинстве случаев двигаясь с большей IDE.

Таблица 1 Групповая характеристика Рис. 2

Движения рук в задаче кинестезии. Индивидуальные и средние движения рук в каждом направлении для образцового участника из каждой группы. Белые круги обозначают расположение конечных точек движения робота. Черные пунктирные линии показывают зеркальное движение пассивной руки, перемещаемой роботом, от первой цели ( черный круг ) к конечной цели ( белый круг ).Направление движения между тремя целями показано в нижнем левом углу. Светло-серые линии показывают движения, выполняемые активной рукой, чтобы зеркально соответствовать движениям робота. Темно-серые линии показывают среднее движение руки в каждом направлении. a Женщина в возрасте 15 лет, обычно развивающийся ребенок / подросток, демонстрирует отличное соответствие движений робота с низким IDE и отличным PLR. b 11-летняя участница с AIS демонстрирует трудности с согласованием длины (PLR) и направления (IDE) движения и не выполняет все 6 попыток в рамках движений (направление 3 и 4). c 15-летний мужчина с PVI движется с большой IDE в большинстве направлений

Задержка ответа

Участники инсульта продемонстрировали большую задержку ответа по сравнению с контрольной группой (F (2145) = 22,8, p <0,001) (рис. 3a). Обе группы AIS (0,55 ± 0,2 с, p <0,001) и PVI (0,51 ± 0,2 с, p <0,001) реагировали дольше, чем контроли (0,36 ± 0,1 с). Группы AIS и PVI ничем не отличались друг от друга.Семь (30%) участников AIS и 4 (20%) участников PVI вышли за пределы нормального контрольного диапазона для RL (рис. 3b). Восстановление зрения не повлияло на RL ни в одной группе и было еще более выраженным при инсульте по сравнению с контрольной группой (F (2145) = 35,4, p <0,001). Оба участника AIS (0,54 ± 0,2 с, p <0,001) и PVI (0,51 ± 0,2 с, p <0,001) показали более медленный RL по сравнению с контрольной группой (0,34 ± 0,1 с), но не отличались друг от друга. Десять (43%) участников AIS и 6 (30%) участников PVI вышли за пределы нормального диапазона RL со зрением (рис.3в).

Рис. 3

Групповые данные задержки ответа. Коробчатые диаграммы задержки ответа (RL) и RLv ( верхний ряд, ) показаны для каждой из трех групп с удаленным зрением и восстановленным зрением. Диаграммы разброса без ( средняя строка, ) и с ( нижняя строка, ) видения показывают эффективность в параметрах для случаев инсульта и элементов управления с 95% -ными интервалами прогнозирования эффективности управления, определяющими нормальные границы ( черные линии ). Обе группы AIS и PVI демонстрируют повышенные RL ( a ) и RLv ( d ) по сравнению с контролями.Случаи инсульта часто демонстрировали постоянно более высокий RL ( b , c ) и RLv ( e , f ) во всех возрастных группах (ось x)

RLv также был выше в случаях, чем в контроле (F (2145) = 28,4, p <0,001) (рис. 3d). Участники AIS (0,30 ± 0,2 с, p <0,001) и PVI (0,26 ± 0,1 с, p <0,001) имели большую вариабельность RL по сравнению с контролем (0,15 ± 0,1 с). RLv не отличался между AIS и PVI без зрения.Одиннадцать (48%) участников AIS и 4 (20%) участников PVI вышли за пределы нормального диапазона RLv без зрения (рис. 3e). Восстановление зрения не изменило RLv ни в одной группе и оставалось выше у участников, перенесших инсульт, по сравнению с контролем (F (2145) = 33,7, p <0,001). Случаи AIS (0,26 ± 0,1 с, p <0,001) и PVI (0,26 ± 0,2 с, p <0,001) показали более высокий RLv, чем контрольные (0,13 ± 0,08 с), но не отличались друг от друга. Десять (43%) участников AIS и 6 (30%) участников PVI вышли за пределы нормального диапазона RLv со зрением (рис.3е).

Ошибка начального направления

Случаи инсульта показали значительно большую IDE, чем контроли (F (2145) = 108,3, p <0,001) (рис. 4a). Без зрения группа AIS (44,9 ± 13 °) показала большую IDE, чем PVI (33,0 ± 12 °, p <0,001) и контрольную группу (19,3 ± 6,8 °, p <0,001). Участники PVI также продемонстрировали большую IDE, чем контрольная группа ( p <0,001). Девятнадцать (83%) участников AIS и 9 (45%) участников PVI вышли за пределы нормального диапазона IDE с закрытым зрением (рис.4б). В целом производительность улучшилась с восстановлением зрения. Случаи инсульта по-прежнему имели большую IDE, чем контрольные (F (2145) = 60,4, p <0,001), а AIS (37,7 ± 21 °) был больше, чем PVI (28,9 ± 11 °, p <0,01). Группа PVI также имела большую IDE, чем контрольная ( p <0,001). Четырнадцать (61%) участников AIS и 10 (50%) участников PVI вышли за пределы нормального диапазона IDE с восстановленным зрением (рис. 4c). Восстановление зрения улучшено IDE в AIS ( U, = 162, p <0.05) и контрольной ( U = 3751, p <0,001) группы, но не PVI.

Рис. 4

Групповые данные ошибки начального направления. Коробчатые диаграммы начальной ошибки направления (IDE) и IDEv ( верхний ряд, ) показаны для каждой из трех групп с удаленным зрением и восстановленным зрением. Диаграммы разброса без ( средняя строка, ) и с ( нижняя строка, ) видения показывают эффективность в параметрах для случаев инсульта и элементов управления с 95% -ными интервалами прогнозирования эффективности управления, определяющими нормальные границы ( черные линии ).И AIS, и PVI демонстрируют повышенные IDE ( a ) и IDEv ( d ) по сравнению с контролем в обоих условиях зрения. Случаи инсульта часто демонстрировали более высокую IDE ( b , c ) и IDEv ( e , f ) во всех возрастных группах (ось x)

При закрытом зрении IDEv был выше при инсульте по сравнению с контрольной группой (F (2145) = 70,4, p <0,001). Участники AIS (37,2 ± 12 °) показали больший IDEv, чем PVI (30.2 ± 11 °, p <0,01), и оба были больше, чем в контроле (16,3 ± 7,7 °, p <0,001) (рис. 4d). Семнадцать (74%) участников AIS и 7 (35%) участников PVI вышли за пределы нормального диапазона IDEv (рис. 4e). При восстановлении зрения участники с инсультом по-прежнему имели больший IDEv, чем контрольная группа (F (2145) = 59,5, p <0,001). И AIS (31,1 ± 13 °, p <0,001) и PVI (27,1 ± 12 °, p <0,001) продемонстрировали более высокий IDEv, чем контроли (13,7 ± 5.9 °), но не отличались друг от друга. Одиннадцать (48%) участников AIS и 8 (40%) участников PVI вышли за пределы нормального диапазона IDEv (рис. 4f). Восстановление зрения улучшило IDEv только в контрольной группе ( U, = 4237, p <0,01).

Пиковое соотношение скоростей

Не наблюдалось значительных различий между группами в PSR при любом состоянии зрения (рис. 5a). Шесть (26%) участников AIS и 2 (10%) участников PVI вышли за пределы нормального диапазона PSR в состоянии отсутствия зрения, тогда как 2 (9%) AIS и 2 (10%) PVI вышли за пределы диапазона в состоянии зрения ( Инжир.5б, в). Восстановление зрения не повлияло на PSR. При закрытом зрении PSRv был выше в случаях инсульта по сравнению с контрольной группой (F (2145) = 50,0, p <0,001) (рис. 5d). Обе группы AIS (0,54 ± 0,2, p <0,001) и PVI (0,49 ± 0,2, p <0,001) показали более высокий PSRv, чем контрольные группы (0,30 ± 0,1) без зрения. Тринадцать (57%) участников AIS и 7 (35%) участников PVI вышли за пределы нормального диапазона PSRv без зрения (рис. 5e). При восстановлении зрения PSRv был выше в случаях по сравнению с контролем (F (2145) = 54.2, p <0,001). Участники AIS (0,49 ± 0,2, p <0,001) и PVI (0,45 ± 0,2, p <0,001) снова показали более высокий PSRv, чем контрольные (0,27 ± 0,1). Тринадцать (57%) AIS и 9 (45%) PVI вышли за пределы нормального диапазона в условиях зрения (рис. 5f). Восстановление зрения улучшило PSRv только в контрольной группе ( U = 2091, p <0,01).

Рис. 5

Групповые данные коэффициента пиковой скорости. Коробчатые диаграммы соотношения пиковой скорости (PSR) и PSRv ( верхний ряд, ) показаны для каждой из трех групп с удаленным зрением и восстановленным зрением.Диаграммы разброса без ( средняя строка, ) и с ( нижняя строка, ) видения показывают эффективность в параметрах для случаев инсульта и элементов управления с 95% -ными интервалами прогнозирования эффективности управления, определяющими нормальные границы ( черные линии ). Обе группы AIS и PVI демонстрируют повышенные PSR ( a ) и PSRv ( d ) по сравнению с контролем. Случаи инсульта часто демонстрировали более высокий PSR ( b , c ) и PSRv ( e , f ) для всех возрастов (ось x)

Отношение длины пути

Случаи инсульта продемонстрировали более высокую PLR, чем контрольные (F (2145) = 15.8, p <0,001). С удаленным зрением участники как AIS (1,26 ± 0,35, p <0,001), так и PVI (1,16 ± 0,20, p <0,05) имели более высокий PLR по сравнению с контрольной группой (1,04 ± 0,11) (рис. 6a). Восемь (35%) участников AIS и 7 (35%) участников PVI вышли за пределы нормального диапазона PLR в условиях отсутствия зрения (рис. 6b). Когда зрение было восстановлено, в случаях инсульта PLR все еще был выше, чем в контрольной группе (F (2145) = 15,3, p <0,001). Оба AIS (1,19 ± 0,24, p <0.001) и PVI (1,11 ± 0,15, p <0,05) имели более высокий PLR, чем контроли (1,03 ± 0,10). Девять (39%) участников AIS и 6 (30%) участников PVI вышли за пределы нормального диапазона PLR со зрением (рис. 6c). Группы AIS и PVI не отличались друг от друга по PLR при любом состоянии зрения.

Рис. 6

Групповые данные отношения длин пути. Коробчатые диаграммы отношения длины пути (PLR) и PLRv ( верхний ряд, ) показаны для каждой из трех групп с удаленным зрением и восстановленным зрением.Диаграммы разброса без ( средняя строка, ) и с ( нижняя строка, ) видения показывают эффективность в параметрах для случаев инсульта и элементов управления с 95% -ными интервалами прогнозирования эффективности управления, определяющими нормальные границы ( черные линии ). Обе группы AIS и PVI демонстрируют повышенные PLR ( a ) и PLRv ( d ) по сравнению с контролем. Случаи инсульта часто демонстрировали более высокую PLR ( b , c ) и PLRv ( e , f ) во всех возрастах (ось x)

PLRv был выше у участников с инсультом, чем у контрольной группы (F (2145) = 63.3, p <0,001) (рис. 6d). Без зрения, AIS (0,52 ± 0,3) продемонстрировал более высокий PLRv, чем PVI (0,39 ± 0,1, p = 0,001) и контрольная (0,23 ± 0,08, p <0,001) группы. Участники PVI также показали более высокий PLRv, чем контрольная группа ( p <0,001). Пятнадцать (65%) участников AIS и 9 (45%) участников PVI вышли за пределы нормального диапазона PLRv в условиях отсутствия зрения (рис. 6e). При восстановлении зрения PLRv была выше в случаях инсульта по сравнению с контрольной группой (F (2145) = 49.6, p <0,001). AIS (0,43 ± 0,2, p <0,001) и PVI (0,35 ± 0,1, p <0,001) по-прежнему показали более высокий PLRv по сравнению с контролем (0,21 ± 0,08). Участники AIS имели более высокий PLRv, чем PVI ( p <0,05). Двенадцать (52%) участников AIS и 8 (40%) участников PVI вышли за пределы нормального диапазона PLRv (рис. 6f). Контрольные группы, но не участники инсульта, показали улучшение PLRv при восстановлении зрения ( U = 4662, p <0,05).

Эффект ипсилезионного моторного дефицита

Учитывая потенциальное влияние моторного дефицита на ипсилезионную или «здоровую руку», мы специально исследовали шесть случаев инсульта (4 AIS, 2 PVI), у которых были обнаружены моторные нарушения в их ипсилезионной руке. (Оценка CMSA = 6; Таблица 1).Три случая AIS с ипсилезионным моторным дефицитом не справились с задачей кинестезии без зрения, и все четыре не справились с задачей, когда зрение было восстановлено. Ни один из участников PVI с ипсилезионным двигательным дефицитом не справился с задачей кинестезии без зрения. Со зрением один случай ПВИ не справился с задачей кинестезии. Когда 6 случаев инсульта с ипсилезионным моторным дефицитом были исключены из анализа данных, не было обнаружено различий между инсультирующей и контрольной группами с точки зрения кинестетических параметров со зрением или без него.

После удаления этих 6 случаев инсульта из анализа данных групповые различия между группами AIS и PVI изменились по 2 параметрам как в условиях отсутствия зрения, так и в условиях отсутствия зрения. Без зрения, IDEv меньше различался между группами инсульта, когда были удалены случаи ипсилезии ( p = 0,05, а не p <0,01), и PLRv больше не отличался ( p = 0,5). Что касается зрения, IDE не различалась между группами AIS и PVI, когда участники с ипсилезионным дефицитом были исключены ( p = 0.06). PLRv также больше не был значимым между группами AIS и PVI ( p = 1,0 по сравнению с p <0,05), за исключением участников с ипсилезионным дефицитом.

Полусферическая латерализация

В группе AIS сравнение участников с повреждением левого и правого полушария не выявило каких-либо различий в производительности по любому из восьми параметров со зрением или без него. Точно так же в группе PVI сравнение участников с повреждением левого и правого полушария не выявило каких-либо различий в производительности по любому из восьми параметров со зрением или без него.

Чувство клинического положения

Все контроли не показали ухудшения в клинических сенсорных оценках, за исключением одного 6-летнего ребенка, который не справился с задачей локализации большого пальца (таблица 1). Нарушение локализации большого пальца было связано с типом инсульта, при котором 11 (48%) AIS и 5 (25%) PVI оказались неэффективными по сравнению с контролем (0,9%, p <0,001). Выполнение кинестетической роботизированной задачи без зрения не различается между участниками AIS, которые прошли или не прошли TLT.

Нарушение ощущения клинического положения (большой палец и запястье) было связано с AIS, где 13 (57%) потерпели неудачу по сравнению с контролем (0%, X ² (1) = 66.6, p <0,001). Участники AIS с нарушением определения положения показали более высокий RLv (0,34 ± 0,3 против 0,18 ± 0,1, p <0,05) и более высокий PSRv, чем участники с нормальным чувством положения (0,53 ± 0,5 против 0,43 ± 0,3, p = 0,01). Чувство положения было нарушено у 2 (10%) участников PVI, что было больше, чем в контрольной группе (0%, X ² (1) = 10,8, p = 0,001), но меньше, чем AIS (X ² (1) = 10,2, p = 0,001). Кинестетические параметры (отсутствие зрения) не различались между участниками PVI, которые прошли или не смогли оценить клиническое положение.

Клиническая корковая чувствительность

Стереогнозия была нарушена у 18 (78%) участников AIS по сравнению с 2 (2%) контрольной группой (X ² (1) = 84,2, p <0,001). Участники AIS, у которых нарушился стереогноз, имели более высокий RL (0,55 ± 0,5 против 0,39 ± 0,4, p <0,05) и PSRv (0,53 ± 0,5 против 0,34 ± 0,3, p <0,001). Нарушение стереогнозии также было связано с PVI, где 4 (20%) не удалось по сравнению с 2 (2%) контрольными (X ² (1) = 12,2, p <0.001). PSRv снова был выше у пациентов с PVI, у которых не удалось стереогнозия (0,65 ± 0,1 против 0,45 ± 0,2, p <0,05).

Графестезия была нарушена у 16 ​​(70%) участников AIS по сравнению с 5 (5%) контрольной группой (X ² (1) = 58,3, p <0,001). Участники AIS с нарушенной графестезией имели более высокий PSRv (0,60 ± 0,2 против 0,43 ± 0,09, p = 0,05). Нарушение графестезии также было связано с PVI, где 5 (25%) не прошли по сравнению с 5 (5%) контрольными (X ² (1) = 9.5, p <0,01). Участники ПВИ с нарушенной графестезией имели больший RL (0,60 ± 0,5 против 0,39 ± 0,4 p <0,05) и IDEv (36,2 ± 35 ° против 27,8 ± 23 °, p <0,05).

Клинические исходы

Показатели Logit AHA были ниже у участников AIS (61,3 ± 20) по сравнению с участниками PVI (75,2 ± 16) (t (31) = -2,04, p = 0,05), но не коррелировали с кинестетическими параметрами. Показатели CMSA были ниже в AIS, чем участники PVI для пораженной конечности ( U = 118, p <0.01). Показатели CMSA не коррелировали с кинестетическими показателями. Ловкость мелкой моторики, определенная с помощью PPB, была значительно ниже в случаях инсульта, чем в контрольной группе, как в недоминантном (F (2145) = 290,7, p <0,001), так и в доминантном (F (2145) = 13,8, p < 0,001) руки (таблица 1). Шесть из 23 участников с AIS (средний возраст: 10 лет, 2 женщины) имели доказательства зрительно-пространственного пренебрежения (BIT <130), и это было связано с выполнением задачи роботизированной кинестезии по всем параметрам.У всех шестерых участников не удалось получить четыре или более параметров робота в обоих условиях зрения.

Проприоцепция, кинестезия и матрица сознательных компетенций — коллектив здоровья музыкантов

Как люди, мы часто являемся созданиями привычки, часто предпочитая повторение и предсказуемость новизне, от того, чтобы ехать одним и тем же способом каждый день на работу, к выполнению того же набор последовательных асан в классе или дома. Хотя повторение и движение по-прежнему приносят невероятную пользу, творчество — это то, что движет мозгом, кинестетическим чувством и моторным обучением.С каждым новым набором концепций движения или навыков существует график роста и приобретения, который можно увидеть в психологической модели матрицы сознательных компетенций , используемой во многих различных модальностях обучения:

1. Бессознательная некомпетентность: Студент не знает или не понимает, как что-то делать, и поэтому не знает своей некомпетентности.

2. Сознательная некомпетентность: Учащийся не понимает, как что-то делать, но видит свои недостатки и стремится учиться.

3. Сознательная компетентность: Студент понимает, как что-то делать, но оттачивает движения и необходимые навыки.

4. Бессознательная компетентность: Студент может выполнить навык с минимальными усилиями и легкостью.

Давайте применим это к навыку передвижения, который я все еще совершенствую: стойке на руках. Когда я впервые попробовал стойку на руках, я был убежден, что не могу ее сделать (не делал ее в юности), и понятия не имел, с чего начать, отсюда и фаза бессознательной некомпетентности.Позже я начал наращивать необходимую силу в плечах, хотя мои попытки ногами были неуклюжими (сознательная некомпетентность). Несколько лет спустя я смог бить по стенке, хотя и не всегда изящно, и смог улучшить свое кинестетическое мастерство в механике движения, а значит, и сознательную компетентность. Я думаю, что я все еще нахожусь где-то на стадии сознательной компетентности в отношении стойки на руках, поскольку это еще не вторая натура, но мы все видели, как люди без проблем подплывали и плавали в стойке на руках, то есть бессознательную компетентность.Та же самая матрица может быть применена к музыкальному обучению, будь то музыкальная техника или концепция или выбор музыки.

Давайте свяжем все это с асанами йоги — после определенного момента многие из традиционных асан йоги (виньяса, нисходящая собака, тадасана, позы воина и т. Д.) Становятся очень привычными и, следовательно, бессознательными. Мы можем запомнить наизусть ощущение того, что позы обычно «ощущаются», и, таким образом, каждый раз воспроизводить одно и то же ощущение. Мы можем больше не думать о том, как мы выполняем позу, и можем выполнять позы на автопилоте, не чувствуя проприоцепции или кинестезии.То же самое и с музыкантами с разминками — я абсолютно виноват в том, что делаю одну и ту же разминку каждый день и просто выполняю какие-то движения. Как мы можем бросить вызов нашему самообучению и оценке с помощью наших инструментов и привычек, даже после того, как мы играем на музыкальном инструменте 15, 20, 25 лет?

Кинестезия | Психология вики | Фэндом

Оценка | Биопсихология | Сравнительный | Познавательная | Развивающий | Язык | Индивидуальные различия | Личность | Философия | Социальные |
Методы | Статистика | Клиническая | Образовательная | Промышленное | Профессиональные товары | Мировая психология |

Биологический: Поведенческая генетика · Эволюционная психология · Нейроанатомия · Нейрохимия · Нейроэндокринология · Неврология · Психонейроиммунология · Физиологическая психология · Психофармакология (Указатель, Схема)

---

Кинестезия или кинестезия — это термин, который часто используется как синоним проприоцепции.Некоторые пользователи отличают кинестетическое чувство от проприоцепции, исключая чувство равновесия или баланса из кинестезии. Например, инфекция внутреннего уха может нарушить чувство равновесия. Это ухудшило бы проприоцептивное чувство, но не кинестетическое. Инфицированный человек сможет ходить, но только используя зрение человека для поддержания равновесия; человек не сможет ходить с закрытыми глазами.

Проприоцепция и кинестезия рассматриваются как взаимосвязанные, и существуют значительные разногласия относительно определения этих терминов.Некоторые из этих трудностей проистекают из первоначального описания Шеррингтоном чувства положения сустава (или способности определять, где именно находится конкретная часть тела в пространстве) и кинестезии (или ощущения движения части тела) под более общим названием проприоцепции. Клинические аспекты проприоцепции измеряются в тестах, которые измеряют способность субъекта обнаруживать внешнее пассивное движение или способность перемещать сустав в заданное положение. Часто предполагается, что способность одного из этих аспектов будет связана с другим, к сожалению, экспериментальные данные свидетельствуют о том, что между этими двумя аспектами нет сильной связи.Это говорит о том, что, хотя эти компоненты могут быть связаны когнитивным образом, они кажутся отдельными физиологически.

Большая часть приведенной выше работы зависит от представления о том, что проприоцепция, по сути, является механизмом обратной связи: то есть тело движется (или перемещается), а затем информация об этом возвращается в мозг, посредством чего могут быть внесены последующие корректировки. Более поздние исследования механизма растяжения связок голеностопного сустава предполагают, что роль рефлексов может быть более ограниченной из-за их длительного латентного периода (даже на уровне спинного мозга), поскольку события растяжения связок голеностопного сустава происходят примерно за 100 мсек или меньше.Соответственно, была предложена модель, включающая компонент проприоцепции «с прямой связью», где субъект также будет располагать центральной информацией о положении тела до его достижения.

Кинестезия является ключевым компонентом мышечной памяти и зрительно-моторной координации , и тренировка может улучшить это чувство (см. Слепой контур). Для того, чтобы размахивать клюшкой или ловить мяч, требуется тонкое чувство положения суставов. Это чувство должно стать автоматическим через обучение, чтобы позволить человеку сосредоточиться на других аспектах работы, таких как поддержание мотивации или наблюдение за тем, где находятся другие люди.

---

См. Также []

Ссылки и библиография []

Ключевые тексты []

Книги []

Статьи []

Дополнительный материал []

Книги []

Статьи []

Внешние ссылки []

.