Поколение женщин с искаженными ценностями: ПОКОЛЕНИЕ ЖЕНЩИН С ИСКАЖЕННЫМИ ЦЕННОСТЯМИ…: matveychev_oleg — LiveJournal

ПОКОЛЕНИЕ ЖЕНЩИН С ИСКАЖЕННЫМИ ЦЕННОСТЯМИ…: matveychev_oleg — LiveJournal

Вы никогда не задумывались почему практически каждой из нас так тяжело быть постоянно с детьми?


  • Почему нас куда-то тянет из дома?

  • Почему ради выхода в свет, мы готовы отдать своих детей другим людям на воспитание, людям, которых мы не знаем?

  • Почему нас больше волнует мода и сплетни, чем педагогика и здоровое питание?

  • Почему семья не занимает главное место в нашей жизни?

  • Почему наше с вами будущее и самореализация, наши желания важнее будущего наших детей?

Сейчас все эти вопросы из разряда риторических…

Мы не умеем быть счастливыми матерями, женами, хозяйками, женщинами… Мы не видим смысла в том, чтобы посвящать как можно больше времени детям, чтобы печь печенье каждый день, чтобы носить юбки и платья, чтобы гладить мужу рубашки, думая о его жизненной цели…

Мы не видим в этом ценности, важности. Семья, материнство, преданность, жертвенность, женственность… Все обесценилось. Все потеряло смысл.

Почему  так произошло?

Почему мы рвемся на работу, бросая ребенка в полтора-два года на какую-то странную женщину в детском саду? Ведь она не будет любить его. Она будет обращаться с ним как цокольщица с цоколем на электроламповом заводе. Для нее это конвейер. Она не будет даже пытаться увидеть личность в этом ребенке. Она будет давить на него, требуя быть как все, потому что у нее таких 25 и по-другому с ними нельзя.

Когда-то давно, лет 30 назад наша мама так же отдала нас в детский сад. Такой же тете. Немножко странной. Но делать нечего. Надо идти на работу. Только практически каждой из нас тогда было около года. И мы росли и развивались не дома почти все это время… А если точнее, то 21 год — 5 лет детского сада, 11 лет школы и 5 лет ВУЗа. Все это время мы дома были практически только вечерами и иногда на выходных. Мы постоянно куда-то спешили. У нас были дела — утренники, занятия, уроки, контрольные, репетиторы, экзамены, пары, курсовые, диплом, работа, курсы…

Нам говорили — учись, иначе будешь домохозяйкой!

И это звучало так угрожающе, что хотелось, действительно, грызть зубами гранит науки. Ведь главное — это красный диплом, хорошая работа и умопомрачительная карьера. Ну или хотя бы просто устроиться куда-то на работу, ведь надо самой себя обеспечить.
Как часто мы собирались за обеденным столом всей семьей? Только по праздникам.

Как часто мама встречала нас со школы? Обычно мы сами приходили домой и грели себе обед или же оставались в продленке. А вечером мама устлавшая и озлобленная от бесконечных неприятностей на работе приходила домой. Она не хотела ни говорить, ни есть. Она спрашивала про отметки (если не забудет), проверяла уроки вскользь и отправляла всех спать.

Наши родители не знали нас…

Они не знали ничего о нашем внутреннем мире, о наших мечтах и стремлениях. Они реагировали только на плохое, потому что реагировать на хорошее у них не было времени.

Мы тоже не знали их. Мы и не могли их узнать, потому что у нас не было времени на долгие задушевные разговоры, на летний отдых с палатками у реки, на совместные игры или чтение, на семейный поход в театр или парк на выходных…

И так мы росли.. Так мы взращивали в себе какие-то идеи и представления о будущем, о жизни, о жизненных целях и идеях.
И в наших умах место для семьи было отведено очень незначительное. Как раз именно такое же, какое мы видели в наших семьях.
Ведь чтобы долго возиться с ребенком, играть с ним, нужно любить это делать.

Чтобы постоянно каждый день печь печенье и готовить много разнообразной еды, нужно любить это делать.
Чтобы уделять время дому — украшать его, убирать, улучшать, создавать уютную атмосферу, нужно любить это делать.
Чтобы хотеть жить целями и идеями мужа, переживать за него и его будущее, нужно… любить мужа, а не только себя рядом с ним.

Главный Учитель в жизни.

Все это прививает дочери мама. Она — ее первый и самый главный учитель. Она указывает на жизненные ориентиры. Она учит любить…свою женскую миссию. Она объясняет о важности быть женой и матерью. Она учит… любить.

И если дочь практически не видела свою мать, а если и видела, то совсем не вдохновляющую на семейное счастье, то как ей самой обрести его?!

Мы обречены были растерять свою чистоту и любовь, потому что нас учили только как сделать карьеру. Нас учили, что слово «успех» имеет значение только вне дома, только где-то в казенных стенах.

А потом мы тихо плачем над разрушенным браком (которым по счету уже), над отчужденностью детей и каким-то странным ощущением, что кто-то когда-то нас обманул.

Но выход есть всегда!

Выход — это учиться. Учиться быть матерью, женой, хозяйкой, женщиной. По-тихоньку, по-немногу… Учиться видеть все другими глазами. Женскими, добрыми, любящими…

Учиться любить. Учиться думать не о работе большую часть дня, а о своей семье. Учиться ценить семью, мужа, детей. Служить им, помогать им стать лучше, распуститься как цветочным бутонам, согретыми нашей любовью.

Нам нужно учиться улыбаться детям и мужу, обнимать их чаще. Нам нужно смотреть глубже и понять, что мы не просто растим человека, мы формируем его внутренний мир, его мировоззрение, его жизненные установки. Многое из того, что он получит в детстве, будет следовать за ним всю его жизнь.

И нам нужно сделать блестящую карьеру матери и жены. И если мы даже не будем пробовать пройти по этой карьерной лестнице, разочарование будет неотъемлемой частью нашей старости. Потому что упущенные возможности и отвергнутая ответственность дают очень горькие плоды в будущем.

И важно помнить, что все даст свои плоды в свое время. Какие они будут? Многое зависит от нас. От нашего жизненного вектора, от ценностей, которые мы несем в этот мир…в мир своей семьи.

Автор: Наталья Богдан

Поколение женщин с искаженными ценностями

Вы никогда не задумывались почему практически каждой из нас так тяжело быть постоянно с детьми?

Почему нас куда-то тянет из дома? Почему ради выхода в свет, мы готовы отдать своих детей другим людям на воспитание, людям, которых мы не знаем? Почему нас больше волнует мода и сплетни, чем педагогика и здоровое питание? Почему семья не занимает главное место в нашей жизни? Почему наше с вами будущее и самореализация, наши желания важнее будущего наших детей?

Сейчас все эти вопросы из разряда риторических.

Мы не умеем быть счастливыми матерями, женами, хозяйками, женщинами… Мы не видим смысла в том, чтобы посвящать как можно больше времени детям, чтобы печь печенье каждый день, чтобы носить юбки и платья, чтобы гладить мужу рубашки, думая о его жизненной цели…

Мы не видим в этом ценности, важности. Семья, материнство, преданность, жертвенность, женственность… Все обесценилось. Все потеряло смысл.

Почему все так произошло?

Почему мы рвемся на работу, бросая ребенка в полтора-два года на какую-то странную женщину в детском саду? Ведь она не будет любить его. Она будет обращаться с ним как цокольщица с цоколем на электроламповом заводе. Для нее это конвейер. Она не будет даже пытаться увидеть личность в этом ребенке. Она будет давить на него, требуя быть как все, потому что у нее таких 25 и по-другому с ними нельзя.

Когда-то давно, лет 30 назад, наша мама так же отдала нас в детский сад. Такой же тете. Немножко странной. Но делать нечего. Надо идти на работу. Только практически каждой из нас тогда было около года.

И мы росли и развивались не дома почти все это время… А если точнее, то 21 год — 5 лет детского сада, 11 лет школы и 5 лет ВУЗа. Все это время мы дома были практически только вечерами и иногда на выходных. Мы постоянно куда-то спешили. У нас были дела — утренники, занятия, уроки, контрольные, репетиторы, экзамены, пары, курсовые, диплом, работа, курсы…

Нам говорили — учись, иначе будешь домохозяйкой! И это звучало так угрожающе, что хотелось, действительно, грызть зубами гранит науки. Ведь главное — это красный диплом, хорошая работа и умопомрачительная карьера. Ну или хотя бы просто устроиться куда-то на работу, ведь надо самой себя обеспечить.

Как часто мы собирались за обеденным столом всей семьей? Только по праздникам.

Как часто мама встречала нас со школы? Обычно мы сами приходили домой и грели себе обед или же оставались в продленке. А вечером мама, уставшая и озлобленная от бесконечных неприятностей на работе, приходила домой. Она не хотела ни говорить, ни есть. Она спрашивала про отметки (если не забудет), проверяла уроки вскользь и отправляла всех спать.

Наши родители не знали нас. Они не знали ничего о нашем внутреннем мире, о наших мечтах и стремлениях. Они реагировали только на плохое, потому что реагировать на хорошее у них не было времени.

Мы тоже не знали их. Мы и не могли их узнать, потому что у нас не было времени на долгие задушевные разговоры, на летний отдых с палатками у реки, на совместные игры или чтение, на семейный поход в театр или парк на выходных…

И так мы росли. . Так мы взращивали в себе какие-то идеи и представления о будущем, о жизни, о жизненных целях и идеях.

И в наших умах место для семьи было отведено очень незначительное. Как раз именно такое же, какое мы видели в наших семьях.

Ведь чтобы долго возиться с ребенком, играть с ним, нужно любить это делать.
Чтобы постоянно каждый день печь печенье и готовить много разнообразной еды, нужно любить это делать.

Чтобы уделять время дому — украшать его, убирать, улучшать, создавать уютную атмосферу, нужно любить это делать.

Чтобы хотеть жить целями и идеями мужа, переживать за него и его будущее, нужно… любить мужа, а не только себя рядом с ним.

Все это прививает дочери мама. Она ее первый и самый главный учитель. Она указывает на жизненные ориентиры. Она учит любить…свою женскую миссию. Она объясняет о важности быть женой и матерью. Она учит… любить.

И если дочь практически не видела свою мать, а если и видела, то совсем не вдохновляющую на семейное счастье, то как ей самой обрести его?!

Мы обречены были растерять свою чистоту и любовь, потому что нас учили только как сделать карьеру.

Нас учили, что слово «успех» имеет значение только вне дома, только где-то в казенных стенах.

А потом мы тихо плачем над разрушенным браком (которым по счету уже), над отчужденностью детей и каким-то странным ощущением, что кто-то когда-то нас обманул.

Но выход есть всегда. Выход — это учиться. Учиться быть матерью, женой, хозяйкой, женщиной. Потихоньку, понемногу… Учиться видеть все другими глазами. Женскими, добрыми, любящими…

Учиться любить. Учиться думать не о работе большую часть дня, а о своей семье.
Учиться ценить семью, мужа, детей. Служить им, помогать им стать лучше, распуститься как цветочным бутонам, согретыми нашей любовью.

Нам нужно учиться улыбаться детям и мужу, обнимать их чаще.

Нам нужно смотреть глубже и понять, что мы не просто растим человека, мы формируем его внутренний мир, его мировоззрение, его жизненные установки. Многое из того, что он получит в детстве, будет следовать за ним всю его жизнь. И нам нужно сделать блестящую карьеру матери и жены. И если мы даже не будем пробовать пройти по этой карьерной лестнице, разочарование будет неотъемлемой частью нашей старости. Потому что упущенные возможности и отвергнутая ответственность дают очень горькие плоды в будущем.

И важно помнить, что все даст свои плоды в свое время. Какие они будут? Многое зависит от нас. От нашего жизненного вектора, от ценностей, которые мы несем в этот мир…в мир своей семьи.

Источник: сайт www.3rm.info от 26.03.2016

Пожертвовать

05 апреля 2016г.

#семья

Поделиться в социальных сетях

Поколение женщин с искаженными ценностями : stranniksenya — LiveJournal

О новом поколении женщин, которые не видят ценности в семье, материнстве, преданности, жертвенности и женственности…

Вы никогда не задумывались:
• Почему практически каждой из нас так тяжело быть постоянно с детьми?
• Почему нас куда-то тянет из дома?
• Почему ради выхода в свет, мы готовы отдать своих детей другим людям на воспитание, людям, которых мы не знаем?
• Почему нас больше волнует мода и сплетни, чем педагогика и здоровое питание?
• Почему семья не занимает главное место в нашей жизни?
• Почему наше с вами будущее и самореализация, наши желания важнее будущего наших детей?

Сейчас все эти вопросы из разряда риторических…

Мы не умеем быть счастливыми матерями, женами, хозяйками, женщинами… Мы не видим смысла в том, чтобы посвящать как можно больше времени детям, чтобы печь печенье каждый день, чтобы носить юбки и платья, чтобы гладить мужу рубашки, думая о его жизненной цели…

Мы не видим в этом ценности, важности. Семья, материнство, преданность, жертвенность, женственность… Все обесценилось. Все потеряло смысл.

Почему так произошло?
Почему мы рвемся на работу, бросая ребенка в полтора-два года на какую-то странную женщину в детском саду? Ведь она не будет любить его. Она будет обращаться с ним как цокальщица с цоколем на электроламповом заводе. Для нее это конвейер. Она не будет даже пытаться увидеть личность в этом ребенке. Она будет давить на него, требуя быть как все, потому что у нее таких 25, и по-другому с ними нельзя.

Когда-то давно, лет 30 назад наша мама так же отдала нас в детский сад. Такой же тете. Немножко странной. Но делать нечего. Надо идти на работу. Только практически каждой из нас тогда было около года. И мы росли и развивались не дома почти все это время… А если точнее, то 21 год — 5 лет детского сада, 11 лет школы и 5 лет ВУЗа. Все это время мы дома были практически только вечерами и иногда на выходных. Мы постоянно куда-то спешили. У нас были дела — утренники, занятия, уроки, контрольные, репетиторы, экзамены, пары, курсовые, диплом, работа, курсы…

Нам говорили — учись, иначе будешь домохозяйкой!
И это звучало так угрожающе, что хотелось, действительно, грызть зубами гранит науки. Ведь главное — это красный диплом, хорошая работа и умопомрачительная карьера. Ну или хотя бы просто устроиться куда-то на работу, ведь надо самой себя обеспечить.

Как часто мы собирались за обеденным столом всей семьей? Только по праздникам. Как часто мама встречала нас со школы? Обычно мы сами приходили домой и грели себе обед или же оставались в продленке. А вечером мама, уставшая и озлобленная от бесконечных неприятностей на работе, приходила домой. Она не хотела ни говорить, ни есть. Она спрашивала про отметки (если не забудет), проверяла уроки вскользь и отправляла всех спать.

Наши родители не знали нас….
Они не знали ничего о нашем внутреннем мире, о наших мечтах и стремлениях. Они реагировали только на плохое, потому что реагировать на хорошее у них не было времени.

Мы тоже не знали их. Мы и не могли их узнать, потому что у нас не было времени на долгие задушевные разговоры, на летний отдых с палатками у реки, на совместные игры или чтение, на семейный поход в театр или парк на выходных…

И так мы росли… Так мы взращивали в себе какие-то идеи и представления о будущем, о жизни, о жизненных целях и идеях.

И в наших умах место для семьи было отведено очень незначительное. Как раз именно такое же, какое мы видели в наших семьях.

Ведь чтобы долго возиться с ребенком, играть с ним, нужно любить это делать.

Чтобы постоянно каждый день печь печенье и готовить много разнообразной еды, нужно любить это делать.

Чтобы уделять время дому — украшать его, убирать, улучшать, создавать уютную атмосферу, нужно любить это делать.

Чтобы хотеть жить целями и идеями мужа, переживать за него и его будущее, нужно… любить мужа, а не только себя рядом с ним.

Главный учитель в жизни
Все это прививает дочери мама. Она — ее первый и самый главный учитель. Она указывает на жизненные ориентиры. Она учит любить…свою женскую миссию. Она объясняет о важности быть женой и матерью. Она учит… любить.

И если дочь практически не видела свою мать, а если и видела, то совсем не вдохновляющую на семейное счастье, то как ей самой обрести его?!

Мы обречены были растерять свою чистоту и любовь, потому что нас учили только как сделать карьеру. Нас учили, что слово «успех» имеет значение только вне дома, только где-то в казенных стенах.

А потом мы тихо плачем над разрушенным браком (которым по счету уже), над отчужденностью детей и каким-то странным ощущением, что кто-то когда-то нас обманул.

Но выход есть всегда!
Выход — это учиться. Учиться быть матерью, женой, хозяйкой, женщиной. Потихоньку, понемногу… Учиться видеть все другими глазами. Женскими, добрыми, любящими…

Учиться любить. Учиться думать не о работе большую часть дня, а о своей семье. Учиться ценить семью, мужа, детей. Служить им, помогать им стать лучше, распуститься как цветочным бутонам, согретыми нашей любовью.

Нам нужно учиться улыбаться детям и мужу, обнимать их чаще. Нам нужно смотреть глубже и понять, что мы не просто растим человека, мы формируем его внутренний мир, его мировоззрение, его жизненные установки. Многое из того, что он получит в детстве, будет следовать за ним всю его жизнь.

И нам нужно сделать блестящую карьеру матери и жены. И если мы даже не будем пробовать пройти по этой карьерной лестнице, разочарование будет неотъемлемой частью нашей старости. Потому что упущенные возможности и отвергнутая ответственность дают очень горькие плоды в будущем.

И важно помнить, что все даст свои плоды в свое время. Какие они будут? Многое зависит от нас. От нашего жизненного вектора, от ценностей, которые мы несем в этот мир…в мир своей семьи.

Искажение образа тела — растущая проблема среди женщин и мужчин

Говорят, что красота — в глазах смотрящего.

Но если смотрящий слишком много смотрит телевизор и слишком много видео или читает слишком много модных журналов, у глаза может развиться нездоровое туннельное зрение, говорят эксперты.

«Образ тела — это не только внешний вид, — говорит Карен Риттер, лицензированный клинический социальный работник с 18-летним опытом. «Образ вашего тела связан с вашим здоровьем, вашими различными талантами, насколько вы способны быть в гармонии с ощущениями в своем теле».

Риттер — клинический директор Центра семейной терапии Ок-Ноллс в Калифорнии, который специализируется на лечении расстройств пищевого поведения у обоих полов.

Многие из нас растут в семьях, наблюдая, как люди критически относятся к своему телу, сказал Риттер. Но у каждого тела есть сильные и слабые стороны, и тела связаны с генетикой человека.

«Белые американки имеют самое сильное искажение образа тела», — сказал Риттер. «Черные американки имеют лучший образ тела».

Но сравнение своего тела с чужим не работает, и зеркало не дает точного представления о том, как ты выглядишь, сказала она. «Вы должны быть активными и делать со своим телом то, что помогает ему», — сказала она. «И сопротивляйтесь давлению судить себя и других по весу, форме или размеру».

Центры по контролю и профилактике заболеваний в Атланте провели опрос, который показал, что более трети девочек считают себя толстыми, по сравнению с менее чем 15 процентами мальчиков.

Другие исследования показывают, что около половины девочек-подростков сидят на диете, а ученицы начальной школы уже беспокоятся о весе. Результаты придают новый смысл термину «пытаться приспособиться».

«То, как вы воспринимаете свое тело, — это лишь один из компонентов полного представления о себе, но слишком часто оно становится единственным фактором, определяющим самооценку», — говорят эксперты.

«Когда вопрос о том, как я выгляжу, становится важнее вопроса о том, кто я есть, закладывается основа для тяжелых и опасных для жизни расстройств пищевого поведения».

Согласно информации Национального центра ресурсов женского здоровья, «идеальный» размер тела женщины в нашем обществе уменьшился, а разница между размером средней американки и размером, который, по мнению многих женщин, она должна иметь, значительно выросла. … Двадцать лет назад, например, средняя фотомодель весила на 8 процентов меньше, чем средняя женщина, сегодняшние модели весят на 23 процента меньше».

Более 43 процентов девочек в одном исследовании заявили, что они сидят на диете. Наиболее распространенными методами были «пропуск приема пищи, прием таблеток для похудения и вызывание рвоты после еды», говорится в исследовании. Эксперты сходятся во мнении, что попытки добиться «идеального» образа женского тела, показанного по телевизору и в журналах, приводят к тому, что все большее число подростков заболевают расстройствами пищевого поведения, такими как булимия и нервная анорексия.

Все больше мужчин пополняют ряды тех, кто не доволен своим телом, и многие злоупотребляют стероидами, чтобы выглядеть более мускулистыми и сильными.

В специальном отчете в мартовском выпуске Psychiatric Times за 2001 г. под названием « Раскрытие комплекса Адониса » д-р Харрисон Дж. Поуп-младший написал: «Стероиды разрушили равновесие природы, существовавшее миллион лет назад. что позволяет создавать мужчин намного стройнее и мускулистее, чем любой естественный мужчина. Образы этих накачанных стероидами тел распространяются в рекламе, телевизионных мыльных операх, шоу о профессиональных рестлингах, фильмах и на обложках журналов. Даже фигурки —- маленькие пластмассовые герои, которых играли юные мальчики, теперь обладают огромными мускулами по сравнению с их аналогами предыдущего поколения».

Поуп — профессор психиатрии Гарвардской медицинской школы и руководитель лаборатории биологической психиатрии в Исследовательском центре злоупотребления алкоголем и наркотиками при больнице Маклина в Белмонте, штат Массачусетс. «Комплекс Адониса» — это термин, придуманный доктором и его коллегами для обозначения « одержимость мужским телом», которая, по их словам, находится на подъеме.

«Современные мужчины должны признать, что многие из этих мускулистых тел являются продуктами стероидов и других наркотиков; они также должны признать, что крупные отрасли промышленности получают прибыль, взращивая одержимость мужским телом, точно так же, как аналогичные отрасли охотятся на женщин», — написал Поуп.

«Мужчины должны помнить, что мускулистость — это не мужественность, и что самооценка не строится на шести кубиках брюшных мышц. Возможно, если мы сможем помочь мальчикам и мужчинам подняться над сообщениями современного общества и средств массовой информации, они могут восстановить простой комфорт со своим телом, который предыдущие поколения считали само собой разумеющимся».

Карен Риттер предложила людям научиться хорошо относиться к своему телу и уважать себя и других по причинам, отличным от внешнего вида.

«Ключи к хорошему образу тела — это относиться к своему телу с уважением, давать ему достаточно отдыха, подпитывать его разнообразной пищей, заниматься спортом и сопротивляться давлению, когда вы судите себя и других по весу, форме или размеру. .»

Отрицательный образ тела — это…

  • Искаженное восприятие своей формы —- вы воспринимаете части своего тела не так, как они есть на самом деле
  • Вы убеждены, что только другие люди привлекательны и что размер или форма вашего тела является признаком личной неудачи.
  • Вы чувствуете стыд, неловкость и тревогу за свое тело.
  • Вы чувствуете дискомфорт и неловкость в своем теле.

Позитивное изображение тела — это …

Ясное, истинное восприятие своей формы —- вы видите различные части своего тела такими, какие они есть на самом деле.

  • Вы восхищаетесь и цените свою естественную форму тела и понимаете, что внешний вид человека очень мало говорит об его характере и ценности как личности.
  • Вы чувствуете гордость и принятие своего уникального тела и отказываетесь тратить неоправданное количество времени на беспокойство о еде, весе и калориях.
  • Вы чувствуете себя комфортно и уверенно в своем теле.

следующий: Искаженный образ тела может иметь трагические последствия
~ библиотека расстройств пищевого поведения
~ все статьи о расстройствах пищевого поведения (2008, 10 декабря). Искажение образа тела — растущая проблема среди женщин и мужчин, HealthyPlace. Получено 2022 г., 18 октября, с https://www.healthyplace.com/eating-disorders/articles/body-image-distortion-a-growing-problem-among-women-and-men.

Женское искажение — Salon Twenty One


2–30 июня

На нашей первой виртуальной выставке «Женское искажение» Салон 21 фокусируется на группе женщин-художников, которые используют техники искажения в различных медиа, чтобы сублимировать свой уникальный и сложный опыт и переосмыслить его. мир вокруг них.

Способ, которым эти художники искажают женскую форму, обеспечивает портал, через который можно исследовать более глубокие истины, и позволяет зрителю представить эти переживания с точки зрения нюансов. Проливая свет на подающих надежды женщин-художников, эта выставка направлена ​​на то, чтобы выделить их практики в работах современных художников, которые используют различные художественные практики, чтобы прокомментировать взгляды общества и потребление женской формы и психики.

На этой выставке представлены картины, гравюры и фотографии художников Салона 21 Десси Джексон, Джанин Брито, Сары Райнольди, Лорен Томпсон и Накемии Уильямс.

Посмотрите нашу виртуальную выставку здесь и купите отпечатки на Artsy прямо сейчас.

В этой статье рассказывается о том, как художники, экспериментирующие с сюрреализмом и экспрессионизмом, переосмысливают мир, в котором они живут, через искаженные или розовые линзы, часто раскрывая скрытый смысл в повседневных предметах и ​​декорациях. В этой статье рассматривается художница Салона 21 Жанинин Брито в связи с Рене Магриттом и Марком Шагалом. Эти художники передают эмоции и ощущения посредством тщательного использования цвета, рисунка, текстуры и композиции.

Сюрреализм — движение в искусстве и литературе 20-го века, вдохновленное фрейдистскими концепциями бессознательного, которые бросают вызов заранее обусловленным представлениям о реальности. Манифест Андре Бретона побуждал художников 1920-х годов погружаться в неизведанные воды своего воображения и выуживать радикально новые визуальные формы, держа перед миром кривое зеркало и затемняя рациональное мышление и восприятие.

Рене Магритт, Шехерезада, 1950 

Рене Магритт. Личные ценности, 1952

Рене Магритт считается ключевой фигурой сюрреалистов. Он начал свою карьеру в качестве художника-графика и стал известен своими культовыми сюрреалистическими картинами. Объекты в работах Магритта представляют его собственные чувства к ним, а не буквальное изображение. Магритт использует антропоморфизм, чтобы приписывать человеческие характеристики и эмоции объектам на своих картинах. В Шехерезада , богато украшенная жемчужина женщина действует как визуальная метафора, завлекая зрителя в царство тайн. Сопоставление обычного и необычного, как видно из его включения стакана воды и занавески, действует как способ обоснования фантастических элементов картины и отражает то, как бессознательное относится к реальности.

Жанинин Брито, Натюрморт с занавеской, 2020 г.

Жанинин Брито, Рабочие сцены, 2020

Художница Салона 21 Джанин Брито исследует темы фэнтези, моды и еды в натюрмортах и ​​портретах. Брито находит утешение в предметах, которые она делает предметом многих своих картин. В Натюрморт с занавеской она вдыхает жизнь в повседневные предметы, превращая их в визуальную поэму персонифицированных частей: на месте головы парят наручные часы, напоминающие стихотворение Андре Бретона, Freedom Of Love , где Бретон представляет свою жену с «плечами из шампанского», сравнивая ее движения с движениями «заводного механизма и отчаяния».

Отказ от человеческой формы подчеркивает роль костюма и предметов в построении личности.

Марк Шагал, День рождения, 1915 г.       

Жанинин Брито, Автопортрет с рукавами, 2020

Марк Шагал существует вне ограничений единственного художественного направления, последовательно выбирая выражение эмоций любви через свой уникальный стиль живописи. Художника называют «поэтом с крыльями художника», и им очень восхищался Андре Бретон, который утверждал, что «ни одна работа не была настолько волшебной». Шагал утверждает, что «в нашей жизни есть единственный цвет, как на палитре художника, который дает смысл жизни и искусства. Это цвет любви». Это чувствуется на картине День рождения , где персонажи, кажется, превзошли настроение любви, окружены богатыми яркими цветами, плывут в сюрреалистическое царство обостренных ощущений, где логика перестает существовать.

В том же духе работы Брито играют с перспективой и передают женский опыт через ощущение и композицию. Она часто размещает фигуры в фантастических декорациях, как это видно в Автопортрет с рукавами , где кажется, что сказочное состояние души субъекта отражается в облачке конфетного цвета. Хотя голова женщины витает в облаках, ее ноги стоят на земле, а выражение лица и язык тела кажутся уверенными. Это кажется отражением силы женственности, представляя сложный женский опыт, в котором сосуществуют эмоции и логика.

Жанинин Брито, Помните прогулку?, 2020

Наконец, образование Брито в области моды и дизайна отражено в композиции и графическом применении цвета во всех ее работах. В этом произведении

Помните прогулку? , созданный в разгар COVID, кажется, что мода наряжает обыденность ночи и сохраняет чувство романтизации, поскольку ностальгически выглядящий субъект мечтает выйти на улицу. Работы Брито переосмысливают повседневные предметы, моду и обстановку таким образом, который усиливает и обогащает восприятие зрителем окружающего мира.

Взгляд на новый Салон 21 Художник Накемия (Кики) Уильямс по отношению к Трейси Эмин.

Воплощая способность художников вызывать эмпатию, обрабатывая свои собственные эмоции, Трейси Эмин и Накемия (Кики) Уильямс из Salon 21 используют искажения, чтобы передать жизнь через свои собственные линзы.

Несмотря на то, что Эмин родилась с разницей в сто лет, она находит родственную душу в лице покойного художника-экспрессиониста Эдварда Мунка, работами которого она восхищалась с юности. Теперь, более 40 лет спустя, Эмин объединяет свои работы с работами Мунка на выставке двух заблудших душ, связанных искусством: Трейси Эмин / Эдвард Мунк:

Одиночество души  

Это жизнь без тебя — Ты заставил меня чувствовать себя так (Трейси Эмин, 2018)

Присевшая обнаженная женщина — (Эдвард Мунк, 1917-20)

В недавнем интервью Newsnight Эмин призналась, что ее «высмеивали» за то, что она использовала свое искусство для решения таких проблем, как аборты, жестокое обращение с детьми и подростковый секс. Несмотря на постоянные увольнения, она неумолимо продолжает сосредотачиваться на подрывных, но честных темах.

Я никогда не просил влюбляться (Трейси Эмин, 2018)

Искусство исцеляет душу в результате как собственного облегчения художника при творчестве, так и легкости просмотра зрителем. В «

» Эмина «Я никогда не просил влюбляться, » сквозь работу течет энергия катарсиса, а насыщенные красные оттенки воплощают в себе освобождение художника от физической и эмоциональной боли.

В своей очень личной работе Накемия «Кики» Уильямс, живущая на Гавайях художница Polaroid, продолжает исследовать динамические отношения между телом и разумом. Ее процесс физического манипулирования и искажения своих полароидных снимков символизирует эмоции, которые она испытывает, пережив сексуальное насилие в армии США. В конечном счете, ее творческий процесс совпадает с внутренним путешествием самовосстановления.

Без названия (Накемия Уильямс, 2019)

Позвонки (Накемия Уильямс, 2019 г. )

Тактильный автопортрет Уильямс иллюстрирует физические последствия психологической боли и дает представление о глубоком воздействии эмоциональной травмы на тело. После сексуального насилия Уильямс боролась за восстановление физического повреждения, нанесенного ее нервной системе, в реабилитационном центре вместе с другими женщинами в Юте. Именно здесь подруга познакомила ее с коллажем, который, по словам художницы, она использовала, чтобы «сбежать от тех времен». Уильямс покинула учреждение, борясь с глубокой депрессией, и была очень близка к тому, чтобы покончить с собой. В этот момент, при поддержке мужа и терапии, она начала обрабатывать свою травму с помощью фотографии. Муж Уильямс купил ей камеру Polaroid, и она быстро влюбилась в эту среду.

Позвонки II (Накемия Уильямс, 2019)

Untitled (Nakemiah Williams, 2019)

Уильямс рассматривает фотографию Polaroid как «тело», которое она разрушает с помощью таких процессов, как сжигание, приготовление пищи, разрывание, царапание и шитье.

Уильямс работает «внутри полароидов», одновременно справляясь со своей травмой: «как будто я работаю над собой каждый день». Восстановив свою силу, художница повреждает свои портреты только для того, чтобы восстановить их в соответствии со своей честностью. Уильямс напоминает нам, что «мы всегда смотрим на фотографию снаружи, но никогда не заглядываем внутрь.

Мосс В. (Накемия Уильямс, 2020)

В беседе с Салоном 21 Уильямс объясняет, как то, что она подвергается воздействию «черных тел в мире прямо сейчас», побуждает ее «продолжать понимать [свое] тело как черная женщина.» Укореняя свою работу в мире природы, Уильямс отвечает на жестокость полиции, фотографируя себя обнаженной среди природы и «позволяя земле охватить каждую часть [ее]». Отношения между разумом, телом и природой ощущаются не только из-за личной травмы, но и из-за боли, которую пережили предки Уильямса: «Они пережили худшее со своими телами, и поэтому я чувствую, что хочу поделиться своим телом и тем, что оно [было]». ] эмоционально с миром, это действительно того стоит».

Бутон цветка I, (Накемия Уильямс, 2019)

Искажение лица и головы в работах Уильямса отвлекает наше внимание от личности субъекта к нашей собственной жизни, побуждая других, переживших аналогичные трудности, поставить себя на место работа. Образы Уильямс напоминают нам о красоте, которая может расцвести из внутренних шрамов, если только мы прольем на них свет.

Взгляд на новый Salon Twenty One художник Сара Райнольди по отношению к Энди Уорхолу и Синди Шерман.

В нашей первой статье, открывающей нашу виртуальную выставку «Женское искажение», рассказывается о том, как художники бросали вызов и высмеивали такие понятия, как культура потребления, слава, и играли с гранью между искусством и модой посредством искажения, переработки и присвоения. Новая художница Salon Twenty One, Сара Райнольди, ставит под сомнение различие между высоким и низким искусством в своих концептуальных работах, перекликаясь с некоторыми новаторскими идеями Энди Уорхола и Синди Шерман.

Когда Эндрю Уорхола переехал в Нью-Йорк в 19В 49 лет он начал работать в рекламных агентствах в качестве иллюстратора. Он создал для себя новый образ, надев рубашку в стиле Пикассо, поразительный белый парик и пару темных солнцезащитных очков. Новый и улучшенный «Энди Уорхол» стал ходячим произведением искусства, составленным из украденных частей, из которых его работы последовали его примеру.

Энди Уорхол около 1950 года

Энди Уорхол на Фабрике. Нью-Йорк, 1965

Уорхол возглавил движение поп-арт на протяжении 19-го века.60-х, и перешел от искусства для рекламы к превращению ее в искусство. Поп-арт возник в середине-конце 1950-х годов, отличаясь использованием популярных, коммерческих и приземленных образов в изобразительном искусстве в ответ на культуру потребления, подпитываемую крупными корпорациями, и рост социального материализма.

Уорхол держал зеркало культуры того времени, подчеркивая тщетность потребительства и его и остального мира одержимость идеей знаменитости. Девушка из маленького городка по имени Норма Джин Мортенсон была сожрана машиной «Ла-Ла Ленд» и выплюнула обратно, превратившись в взбалмошную и блестящую Мэрилин Монро, культовую личность настолько крупную, что проглотила девушку внутри. Подобно тому, как остальная публика проглотила ее образ, Уорхол снова присвоил его себе.

Норма Джин Мортенсон, 1940 год

Рекламный кадр Мэрилин Монро из фильма «Ниагара» (1953). Отмечен и использован Уорхолом в качестве исходного материала для гравюр.

Картина Мэрилин Монро, Энди Уорхол, 1967 год

Уорхол вместе с британским журналистом Джоном Уилкоком основали журнал Interview Magazine в 1969 году. Вскоре после смерти Уорхола в 19В 87 году Бернстайн перестал работать над обложками, и журнал быстро стал сливаться с более традиционными конкурентами, снова погрузившись в черную дыру потребительства.

Подборка обложек журнала Interview

Обложка журнала Interview Magazine 1984

Обложки журнала Interview начали стирать грань между высоким искусством и модой, подобно Саре Райнольди из Salon 21. Этот художник 21-го века стремится найти пространство, где «традиционные свойства живописи и культура моды встречаются, чтобы поставить под вопрос различие между искусством и не-искусством». Райнольди разработал серию картин для модных журналов, которые были опубликованы и упомянуты в различных международных журналах, таких как VEIN, FLAIR, AY!, Lula Japan, Off Black, British Vogue, Glamour UK, I-D и Paulette среди других.

Рис. 1, обложка журнала Interview, май 2014 г.

Рис. 2, Без названия, Сара Райнольди, 2014 — 2015

Без названия, Сара Райнольди, 2014–2015

На рис. 2 Райнольди изменил обложку журнала Interview Magazine. Есть ощущение, что она возрождает некоторые из первоначальных концепций Уорхола, рисуя на обложке и превращая коммерческое изображение в искусство с помощью концепции апсайклинга (где, переосмысливая и работая над чем-то уже существующим, художник создает новый образ). цель и значение, придаваемое ему). Райнольди стремится , чтобы дать « плоским изображениям место в этом физическом мире» с вновь обретенной ценностью, которая «превращает их в реликвии». (Био художника)

Синди Шерман использует присвоенную личность, чтобы высмеять различие между тем, что считается обычным, и культовым. Подобно тому, как Уорхол превратил себя в икону путем переосмысления, Шерман обыгрывает потенциал каждого человека быть воспринятым как звезда, воссоздавая образ знаменитости с обложки. (Рис. 4)

Рис. 3 Синди Шерман Марка Селигера, н.д.

Рис. 4. Обложки Vogue Синди Шерман, 1975 г.

Формат триптиха позволяет Шерман превращаться в имитацию исходного изображения. В последнем кадре это сделано еще дальше, с преувеличенным подмигиванием, создающим видимость славы. Шерман подчеркивает, как с помощью макияжа и ретуши мы можем трансформировать и искажать наши образы во все, что захотим, побуждая нас не падать вслепую в кроличью нору потребительства и не покупаться на предполагаемую недостижимость образа девушки с обложки.

Еще один день на планете Земля, Сара Райнольди

Ремейк кампании Prada Resort 2020

Работа Райнольди переносит концепции поп-арта в 21 век, еще больше ставя под сомнение влияние, которое эпоха новых медиа оказывает и будет оказывать на изобразительное искусство. Райнольди извлекает изображения из Интернета для обработки в Photoshop, подчеркивая легкость, с которой виртуальный потребитель может восстановить то, что уже существует, потенциально обесценивая традиционные методы рисования.

На насыщенный внешний вид некоторых ярких мультимедийных работ Райнольди, по-видимому, повлияло общество цифрового века массового потребления и излишеств. Еще один день на планете Земля перекликается с головокружительным опытом жизни в нашем быстро меняющемся мире, переосмысливая реальность через цифровые экраны, через которые мы воспринимаем наш мир.

Райнольди решила переосмыслить модную кампанию в своей статье под названием « The Prada’s Resort 2020 Remake Campaign », поставив под сомнение, по ее словам, «критику того, что мода не может быть высоким искусством». (Био художника) Prada опубликовала заявление вместе с кампанией, в которой изложила свою цель «разрушить барьеры, разделяющие высокую моду и повседневную жизнь». -медийное пространство, которое охватывает искусство Райнольди, вдохновляя потребителя на нарушение условностей и переосмысление окружающего мира.

Искаженный феминизм —

Примечание редактора: этот обзор является частью симпозиума Эрики Бачиочи « Права женщин: восстановление утраченного видения» .

Эрика Бачиочи обещает внести коррективы в сбившееся с пути современное феминистское движение, вернув внимание к ранним феминисткам, в частности к Мэри Уоллстонкрафт. Как отмечает Бачиочи, «изучение интеллектуальной истории прав женщин может пролить свет на то, как философский и политический принцип — равное гражданство для женщин — превратился во что-то, что почти противоречит его первоначальному моральному видению». Возвращение к интеллектуальным корням феминистского движения — многообещающий проект, особенно для тех из нас, кто ценит феминистский акцент 18-го века на личной свободе и ответственности, а не более современный акцент на поиске средств правовой защиты через государство.

К сожалению, проект Бачиочи, кажется, застрял и отвлечен злобой, вдохновленной Женским маршем 2017 года и использованием им женских гениталий в качестве символа их движения, а также современной феминистской поддержкой права на аборт. В современном феминистском движении есть нечто большее, чем шапочки для киски и аборты, но Бачиочи позволяет своему отвращению к этим аспектам сокрушить ее проект и его серьезную и необходимую цель.

Однако еще до того, как эти проблемы начнут настигать проект, первая глава Права женщин: возвращение утраченного видения, раскрывает, возможно, более насущную проблему с книгой Бахиоки — она не является надежным читателем прозы Уоллстонкрафт 18-го века.

Зеркало для нашего времени

Первая глава книги представляет собой обсуждение морального видения Мэри Уоллстонкрафт мира, в котором мужчины и женщины встречаются на равных духовных условиях благодаря общему вниманию к семейным обязанностям. Бачиочи завершает главу, отмечая, что для Уолстонкрафта достижение этого видения требует, чтобы мужчины изменили свое внимание. Она цитирует Уоллстонкрафта, написавшего: «Пока мужчины не станут внимательны к отцовскому долгу, напрасно ожидать, что женщины будут проводить в детской то время, которое [мужчины] предпочитают проводить у своего стакана». (Исправление в скобках принадлежит Бачиочи.)

Бачиочи интерпретирует комментарий Уолстонкрафта как далеко не «последний раз, когда защитник прав женщин указывал на спиртное как на то, что удерживает отца от обязанностей своей семьи».

К сожалению, Бачиочи совершенно неправильно понял прозу Уолстонкрафта. Взято из ее письма Талейрану, приложенного к началу ее A Защита прав женщин, Полное предложение Уолстонкрафта гласит:

проводить в своей детской то время, которое они, «мудрые в своем поколении», предпочитают проводить у своего стакана; ибо это проявление хитрости есть лишь природный инстинкт, дающий им возможность косвенно получить немного той силы, в которой им несправедливо отказано; ибо, если женщинам не разрешат пользоваться законными правами, они сделают и мужчин, и самих себя порочными, чтобы получить незаконные привилегии».

Читая отрывок полностью, становится ясно, что вставка Бачиочи слова «мужчины» в свою цитату из Уолстонкрафта неверна. В этом отрывке Уолстонкрафт говорит исключительно о женщинах. Она утверждает, что до тех пор, пока мужчины не станут внимательны к отцовству, нельзя ожидать, что женщины будут уделять внимание материнству. Вместо этого они будут проводить время, которое следует проводить со своими детьми, «у своего стакана», что относится не к стакану для питья, а к тому, что тогда называлось зазеркальем, зеркалом. Красота, а не домашнее хозяйство, — это единственный способ, утверждает Уоллстонкрафт, с помощью которого женщины могут получить «немного той силы», в которой им в настоящее время отказано. Таким образом, не имея других путей, они обратятся к порокам, таким как тщеславие и сексуальная безнравственность, чтобы добиться определенной степени влияния, искушая мужчин отказаться от своих моральных принципов и предоставить сексуально привлекательным женщинам особые привилегии.

Бачиочи, очевидно, неправильно истолковал местоимения Уолстонкрафта и неправильно понял распространенное в 18 веке слово «стекло» для обозначения зеркала. Таким образом, она превращает отрывок об одной из самых частых тем Уоллстонкрафт — о том, как обманутые и ограниченные ожидания женщин неразрывно ведут их и окружающих к пороку — в лекцию о воздержании.

Ошибка важна по нескольким причинам. Во-первых, это указывает на то, что Бачиочи не является надежным проводником по прозе Уоллстонкрафта или по мысли, которую он передает. И это оставляет у читателя опасения по поводу интерпретаций Бачиочи других, менее известных текстов. Это нетривиальная проблема для книги, которая утверждает, что основывает свои аргументы на аргументах Уоллстонкрафт и использует размышления других ранних феминистских текстов в качестве противоядия от проблем современного феминизма.

Эта ошибка также вызывает серьезные вопросы, по крайней мере, у этого читателя, о склонности Бачиоки придавать своим опасениям и аргументам, которые она хочет привести, большее значение, чем опасения и аргументы авторов, которых она исследует. Вместо того, чтобы читать прозу Уолстонкрафта или даже вчитываться в нее, Бачиочи написала свои собственные аргументы прямо поверх нее.

Эта склонность позволять своим аргументам, а не аргументам испытуемых направлять ее книгу, является постоянной проблемой.

Феминизм тогда и сейчас

Бачиочи — видная феминистка, выступающая за жизнь, и по очевидным и законным причинам она обеспокоена современной связью между правом на аборт и феминизмом. Таким образом, она очень заинтересована в ранних феминистских взглядах на сексуальную мораль. И действительно, на эту тему можно много говорить. Но ее неослабевающая сосредоточенность на теме делает книгу странной. Упоминание Мэри Уоллстонкрафт как «тридцатидвухлетней девственницы-теоретика, которой еще только предстояло познать объятия мужчины, которого она любила», — это в лучшем случае эксцентричное описание. В худшем случае, это оскорбительно редукционистский подход, сводящий жизнь и работу Уоллстонкрафт к вопросу о ее сексуальной активности — именно такой гендерно-гендерной ловушке, которую ее Оправдание борется против.

Эта гендерная ловушка снова появляется на протяжении всего текста, поскольку опасения Бачиочи по поводу феминизма и прав на аборт означают, что темы секса и контроля над рождаемостью постоянно появляются на протяжении всей книги, часто своеобразным образом. В попытке Бачиочи есть какая-то странная антиисторичность в попытке перепрофилировать раннюю феминистскую поддержку мужского и женского целомудрия и «добровольного материнства» в аргумент в пользу феминистской поддержки 21-го века ритмического метода контроля над рождаемостью, исключая другие методы. Существующие барьерные методы контрацепции были дорогими и ненадежными и в основном применялись для предотвращения заболеваний, а не беременности. Историки спорят о том, как часто использовались абортивные средства на травах и насколько они были надежны. Многие травы, рекомендованные для прерывания беременности, также могут привести к прерыванию жизни женщины. Делались хирургические аборты, но за столетия до появления бактериологической теории и надежной санитарии они с такой же вероятностью заканчивались смертью женщины, как и прерыванием ее беременности. Хотя у таких женщин, как Уоллстонкрафт, были и другие моральные и философские причины восхвалять целомудрие, воздержание и раннюю версию ритмического метода, были и веские практические причины. Мне не совсем понятно, что ранние феминистки приводили бы те же аргументы, если бы у них был доступ к надежным современным методам контроля над рождаемостью. Бачиочи не делает этого.

Точно так же представление Бачиочи о дебатах о женском труде на рынке часто кажется оторванным от истории, в которой происходили эти дебаты. Хотя ее рассказ о противоречивых мнениях Элис Пол и Флоренс Келли по поводу защитного законодательства, ограничивающего количество часов, которое женщина может работать вне дома, интересен, Бачиочи, кажется, временами некритически принимает идею о том, что этот тип защитного законодательства был, по сути, только предназначенный для защиты женщин и детей, цитируя без анализа утверждения о том, что индустриализация создала дома, которые были «безрадостными лачугами для того, чтобы перекусить или немного поспать», и папскую энциклику в поддержку рабочих-мужчин, зарабатывающих то, что «им причитается по естественной справедливости». ». Не обсуждаются аргументы в пользу того, что такие законы возникли, по крайней мере, в такой же степени из желания защитить мужскую работу вне дома от конкуренции со стороны более дешевых работниц и законодательно ограничить женский труд домашним и материнским трудом. Стоит отметить, что, несмотря на добродетельную защитную риторику в Muller v. Oregon решение о рабочем времени женщин в коммерческих прачечных, женщины, работающие в качестве домашней прислуги, остались нетронутыми этим и другим защитным законодательством. По-видимому, только стирка вне дома была опасна для женщин и их «материнской уязвимости».

В то время как Бачиочи мимоходом отмечает эти опасения, она сразу же возвращается к характеристике работы вне дома (для женщин) как эксплуататорской и одобрительно цитирует описание Нэнси Котт как вступление в рабочую силу как освобождение женщин от их господства только для того, чтобы сделать их «великими рабами машин промышленности».

Слишком часто феминизм 21-го века позволяет этим экономическим проблемам растворяться в спорах об истинности или ложности гендерного разрыва в заработной плате или розового налога и игнорирует гораздо более насущные и гораздо более разрушительные экономические неравенства для женщин, такие как написанные в налоговый кодекс, во многие профессиональные лицензии и в профсоюзы.

Даже если на данный момент отложить в сторону эти доводы в пользу защитного законодательства, мы остаемся с очевидным согласием Бачиочи с утверждением, что такие законы были необходимы, потому что «только предоставляя родителям, и особенно матерям, время любить и лелеять их молодые могли бы следующее поколение стать зрелым и независимым». Завуалированный намек на то, что женщины, работающие вне дома, не могут любить или воспитывать своих детей, оскорбителен. (И если Бачиочи выступает за большее участие отца в воспитании детей, почему это должно быть проблемой «особенно для матерей»?) Но хуже, чем оскорбление, этот аргумент является классовым. Женщины, которым приходится работать вне дома, чтобы кормить своих детей, — а таких женщин во времена Уолстонкрафта и в наше время немало — делают все возможное, чтобы любить и воспитывать своих детей, обеспечивая их пищей, крышей и безопасностью. «Защитное законодательство» лишь оттесняет такие семьи на обочину.

Феминистская свобода

Ненадежность, от которой страдают ее рассуждения об Уоллстонкрафт и других ранних текстах, не давала мне уверенности в том, что к ее современным исходным материалам, с которыми я менее знаком, будут относиться более ответственно. Ее сведение мысли Уоллстонкрафт и выбора современных женщин к дискуссиям о сексуальном и репродуктивном выборе продолжается и сопровождается растущим выражением ее презрения к рынкам и капитализму. Ее глава «Забота о зависимости в логике рынка», например, ограничивает обсуждение зависимости постоянным обсуждением прав на аборт и контроля над рождаемостью, не обращая внимания на такие жизненно важные темы, как уход за детьми, отпуск по уходу за ребенком, школьное образование, гибкое время, которое позволяет родителям лучше заботиться о иждивенцах, участвуя в рынке. Ее утверждение на протяжении всей главы состоит в том, что «возможно, что безусловное право на аборт служит прежде всего рынку, ориентированному на прибыль». И хотя она предполагает, что работа и воспитание детей «не должны быть игрой с нулевой суммой», ее неустанное внимание к правам на аборт и контролю над рождаемостью и невнимание к институтам и правовым рамкам означает, что реальных альтернатив не существует.

Все это позор, потому что, как и Бачиочи, я твердо убежден, что современному феминизму нужно больше Уоллстонкрафта. Ее внимание к образованию женщин как к средству для респектабельных занятий и экономической независимости служит полезным напоминанием о том, что экономические аспекты феминизма имеют значение. Слишком часто феминизм 21-го века позволяет этим экономическим проблемам растворяться в спорах об истинности или ложности гендерного разрыва в оплате труда или розового налога и игнорирует гораздо более насущные и гораздо более разрушительные экономические неравенства для женщин, такие как те, которые прописаны в налоговой декларации. кодекс, во многие профессиональные лицензии и в профсоюзы.

Бачиочи также совершенно прав, сосредоточившись на аргументах Уолстонкрафта о том, что мужчины должны принимать более активное участие в «долге отца». Я не могу придумать лучшего времени в недавней истории для поднятия давней легитимности таких аргументов, чем год, когда пандемия выдвинула огромные различия в воспитании мужчин и женщин и домашних обязанностях на передний план каждого разговора.

Уолстонкрафт также является образцом своего рода феминизма, который не стремится смотреть на все через призму отношения женщины к государству. Хотя я подозреваю, что она была бы так же рада, как и все, увидев избирательное право женщин и более широкое представительство женщин в правительстве, цели ее феминизма не были политическими.