Психологический эксперимент тюрьма: В США утверждают, что Стэндфордский тюремный эксперимент был инсценировкой

Стэнфордский эксперимент: что это такое?

28 октября на фестивале «360˚», организованном Политехническим музеем, покажут фильм «Стэнфордский тюремный эксперимент» — об одном из самых известных психологических опытов в истории, поставленном в 1973 году. «Афиша Daily» рассказывает, в чем он заключался и какое значение имеют его итоги.

Что из себя представлял Стэнфордский тюремный эксперимент

Филипп Зимбардо

© IFC Films

В 1968 году профессор психологии Филипп Зимбардо начал работать в Стэнфорде. Спустя пару лет военно-морской флот США выделил ему грант на исследование, которое помогло бы объяснить возникновение конфликтов в исправительных учреждениях ВМФ и морской пехоте.

Через объявление в газете Зимбардо набрал 24 добровольцев для участия в эксперименте, в ходе которого они должны были несколько недель провести в тюремных условиях. Состав участников был однородным: законопослушные молодые белые мужчины из семей со средним достатком, у которых по итогам предварительных психологических тестов не было выявлено ни проблем с психикой, ни склонности к насилию.

Группу из 24 человек случайным образом поделили на условных надзирателей и заключенных. По 9 человек должны были участвовать в эксперименте с самого начала, и еще по 3 были запасными — на случай, если кто-то решит досрочно отказаться от продолжения.

Сам Зимбардо играл роль начальника тюрьмы, который давал инструкции «надзирателям» и следил за ходом эксперимента. Условная тюрьма была оборудована в подвале здания факультета психологии в Стэнфорде.

Эксперимент пришлось завершить досрочно — спустя всего 6 дней — из-за того, что «надзиратели» стали проявлять садистские наклонности, а некоторые «заключенные» не выдерживали психологического давления и издевательств.

Что пошло не так

Перед началом эксперимента Зимбардо дал «надзирателям» инструкции о недопустимости физического насилия.

При этом условия содержания «заключенных» изначально были подобраны так, чтобы заставить их чувствовать себя некомфортно. К примеру, они должны были носить халаты без нижнего белья, их называли исключительно по номерам, а на лодыжки им надели цепочки в качестве напоминания об их статусе. В «тюрьме» были установлены камеры, за ходом эксперимента наблюдали Зимбардо и ряд других сотрудников Стэнфорда.
В первый день ничего особенного не происходило, но утром второго дня несколько «заключенных» забаррикадировали дверь камеры и отказывались выходить по приказу «надзирателей». Последние подавили мятеж, а позже в отсутствие наблюдателей напали на «заключенных» с огнетушителями.

Впоследствии «надзиратели» стали делить «заключенных» на послушных и непослушных. Тех, кто, по их мнению, вел себя неуважительно или нарушал правила, наказывали. У некоторых «заключенных» забирали матрасы и заставляли их спать на холодном полу, других отправляли чистить туалеты голыми руками, кого-то запирали в одиночную камеру, а некоторых заставляли раздеваться догола, чтобы унизить.

Уже на третий день один из «заключенных», по свидетельству Зимбардо, стал вести себя неадекватно — кричал, плакал и проявлял агрессию. Его пришлось вывести из эксперимента и заменить одним из запасных «заключенных». Издевательства со стороны «надзирателей» при этом продолжались.

На шестой день в «тюрьму» пришла Кристина Маслак, выпускница докторантуры психфака Стэнфорда и на тот момент невеста Зимбардо, которая до этого не знала о ситуации. Она была так шокирована увиденным, что настояла на немедленном прекращении эксперимента.

Какие выводы сделал Зимбардо

На основании эксперимента Филипп Зимбардо заключил, что при определенных условиях люди могут отказываться от своих представлений о морали и этике и становиться жестокими. В изданной в 2009 году книге «Эффект Люцифера» ученый развивает эту идею на базе собственного эксперимента и схожих исторических фактов — например, скандала вокруг иракской тюрьмы Абу-Грейб или военных конфликтов.

Зимбардо считает, что групповой конформизм и склонность к подчинению авторитету способны уничтожить личную инициативу. Этим исследователь объясняет, например, пассивность и равнодушие свидетелей различных издевательств и зверств — особенно если они живут в государстве, где эти зверства оправдываются на идеологическом уровне.

За что критикуют Стэнфордский эксперимент

Главная претензия к эксперименту Зимбардо — нарушение этики. В 1970-е этические требования к социальным опытам не были до конца установлены и формализованы. Но в последующие годы, в том числе под влиянием того, что произошло в Стэнфорде, появились строгие правила. Сегодня эксперимент Зимбардо было бы невозможно провести: его бы не одобрила ни одна комиссия по этике — прежде всего потому, что он изначально подразумевает серьезное психологическое давление на участников.

Также к эксперименту Зимбардо у других исследователей есть ряд вопросов методологического характера, которые ставят под сомнение достоверность выводов ученого. Зимбардо изначально не определил независимые переменные — в данном случае, факторы, которые могли бы влиять на поведение участников. Их может быть много: сама тюремная ситуация, инструкции Зимбардо, особенности проведения эксперимента, характеры участников и так далее. Поскольку исследователь заранее не установил, влияние каких именно независимых переменных он тестирует, непонятно, что предопределило результаты эксперимента. Зимбардо в связи с этим критикуют за спекулятивность представленных им выводов и за то, что «тюремный эксперимент» был похож скорее на социальную симуляцию, нежели на контролируемый научный опыт.

Еще один упрек в адрес Зимбардо — его собственное участие в эксперименте. Из-за этого возникает недоверие к способности ученого объективно анализировать полученные результаты.

Как проходили аналогичные эксперименты и о чем они говорят

Предшественником Стэнфордского тюремного эксперимента считается серия проведенных в 1960-х годах опытов Стэнли Милгрэма, психолога из Йельского университета. Милгрэм хотел выяснить, склонны ли обычные люди причинять боль другим, если это входит в их рабочие обязанности. Об этом случае тоже есть художественный фильм под названием «Экспериментатор» 2015 года с Питером Сарсгаардом в роли Милгрэма.

Участники эксперимента принимали на себя роль учителей. Экспериментатор говорил им, что их задача — проверять ответы «учеников» (на самом деле — актеров, игравших роль учеников). Если «ученик» отвечал неправильно, «учитель» должен был нажать кнопку и якобы ударить его током. Каждый раз напряжение увеличивалось. Актеры начинали демонстрировать, что им больно, когда напряжение доходило до 300 В. Тем не менее большинство «учителей» не отказывалось продолжать, хотя им заранее сказали, что они могут прекратить эксперимент в любой момент. 65% участников дошли до максимальной отметки в 450 В, после которой организаторы сами останавливали эксперимент. В итоге Милгрэм и его коллеги пришли к результатам, аналогичным выводам Зимбардо: в определенных обстоятельствах под влиянием чужого авторитета самые обычные люди склонны забывать о нормах морали и готовы мучить других.

В 2001 году ученые Стивен Райхер и Александр Хаслам попробовали частично повторить эксперимент Зимбардо. Они смоделировали «тюремную» ситуацию, схожую с той, которую организовал Зимбардо в 1971 году. Принципиальное различие между двумя экспериментами состояло в том, что в этот раз «надзирателям» не давали вообще никаких инструкций, кроме того что они сами должны придумать правила управления «тюрьмой». Результат эксперимента оказался обратным тому, что получил Зимбардо. «Надзиратели» не издевались над «заключенными» — напротив, последние сплотились и через несколько дней стали отказываться выполнять инструкции «надзирателей» и нарушать правила.

Может показаться, что итоги проведенного в 2001 году эксперимента ставят под сомнение выводы Зимбардо и Милгрэма. Однако в чем-то они как раз подчеркивают правоту этих ученых. Агрессия, жестокость и другие варианты поведения людей во многом ситуативны и зависят от того, в какие условия они поставлены. Если в милгрэмском и Стэнфордском экспериментах люди проявляли агрессию, потому что этому способствовали заданные организаторами правила, то в эксперименте Райхера и Хаслама таких правил не было, и в итоге «надзиратели» не вели себя жестоко.

5 фильмов о Стэнфордском эксперименте:

«Стэнфордский тюремный эксперимент: психология лишения свободы» («Stanford Prison Experiment: Psychology of Imprisonment»), 1991

Документальный фильм, сделанный самим Зимбардо.

«Тихая ярость: Стэнфордский тюремный эксперимент» («Quiet Rage: The Stanford Prison Experiment»), 1992

Документальный фильм для вебсайта про эксперимент. За сценарий отвечал Зимбардо.

«Эксперимент» («Das Experiment»), 2001

Немецкий художественный фильм по мотивам событий Стенфордского тюремного эксперимента с более жестким исходом, чем в реальности. Зимбардо сказал, что режиссер переборщил с показанным насилием.

«Эксперимент» («The Experiment»), 2010

Ремейк немецкого триллера с Эдриэном Броуди и Форестом Уитакером.

«Стэнфордский тюремный эксперимент» («Stanford prison experiment»), 2015

Фильм об эксперименте с Эзрой Миллером и Таем Шериданом в главных ролях. Участник кинофестиваля «Сандэнс».

Долговечность лжи / Хабр

Самый знаменитый психологический эксперимент всех времён оказался мистификацией. Почему мы не можем уйти от стэнфордского тюремного эксперимента?

Поздним вечером 16 августа 1971 года двадцатидвухлетний Дуглас Корпи, тощий, невысокий выпускник Беркли с копной бледных нечесаных волос, закрытый в тёмной комнате подвала стэнфордского департамента психологии, без одежды, за исключением тонкой белой рубахи с номером 8612, орал во всю глотку.

«Господи, да я весь горю! – кричал он, яростно пиная дверь. – Вы что, не понимаете? Я хочу выйти отсюда! Это полный капец! Я не выдержу ещё одну ночь! Я просто больше не выдержу!»

Это был определяющий момент того, что стало, возможно, самым знаменитым психологическим исследованием всех времён. Узнали ли вы о знаменитом «стэнфордском тюремном эксперименте» (СТЭ) Филиппа Зимбардо на вводном занятии по психологии, или впитали эту информацию из культурного эфира – вы, наверняка, слышали эту историю.

Зимбардо, молодой профессор психологии в Стэнфорде, построил имитацию тюрьмы в подвале Джордан-Холл и заселил её девятью «пленниками» и девятью «охранниками», молодыми мужчинами, откликнувшимися на объявление в газете, которым назначили роли случайным образом и платили по неплохой ежедневной ставке за участие. Основными «сотрудниками» тюрьмы были сам Зимбардо и несколько его студентов.

Исследование должно было продлиться две недели, но после того, как девушка Зимбардо через шесть дней навестила его на работе и увидела, в каких условиях содержат людей в «стэнфордской окружной тюрьме», она убедила его прекратить. С тех пор история о слетевших с катушек охранниках и перепуганных заключённых, доходивших до нервного расстройства один за другим, стала всемирно известной и превратилась в культурную веху, которую описывали в книгах, документальных и художественных фильмах – даже в одном эпизоде сериала Вероника Марс.

Этот эксперимент часто используют в качестве урока, говорящего о том, что наше поведение кардинально зависит от социальных ролей и ситуаций, в которые мы попадаем. Но более глубокое и неприятное его следствие состоит в том, что все мы обладаем скрытым, неиссякаемым источником садизма, который только и ждёт, когда обстоятельства позволят ему открыться. Его использовали для объяснения массового убийства в Сонгми во Вьетнаме, геноцида армян, ужасов Холокоста. И максимальный символ агонии, причиняемой человеком своим братьям – знаменитое психологическое расстройство Корпи, происшедшее всего через 36 часов после начала эксперимента, и вызванное жестокостью его товарищей.

Но есть одна проблема: расстройство Корпи было постановочным.

«Любой клинический врач сразу понял бы, что я притворяюсь, — рассказал мне он прошлым летом, в первом обширном интервью, которое он решил дать за много лет. – Если послушаете запись, это не так сложно заметить. Я не такой уж хороший актёр. Я имею в виду, что, наверно, неплохо справился, но там больше истерики, чем психоза».

Сейчас Корпи, работающий судебным психологом, рассказал мне, что его драматическое выступление в эксперименте было вызвано страхом, но не перед жестокостью охранников. Он волновался, что не сможет попасть в аспирантуру.

«Я согласился на эту работу, потому что решил, что смогу целыми днями готовиться к тесту GRE», — объяснял Корпи по поводу одного из видов экзамена в аспирантуру, который часто используется для приёма студентов, и добавил, что экзамен должен был начаться сразу по окончанию эксперимента. Вскоре после начала эксперимента он попросил дать ему его учебники. Сотрудники тюрьмы отказали ему в этом. На следующий день он снова попросил об этом. Не вышло. И тогда он решил, что, как он сказал мне, «в этой работе не было смысла». Сначала Корпи попытался притвориться, что у него болит живот. Когда это не сработало, он попытался симулировать психическое расстройство. При этом, как он говорит, он не испытывал никаких срывов, а развлекался вовсю большую часть нахождения в тюрьме – кроме эпизода драки с охраной из-за постели.

«Первый день был очень интересный, — вспоминает Корпи. – Бунт был интересный. Не было наказаний. Мы знали, что охрана не сможет сделать нам больно, им нельзя было нас бить. Это были белые студенты, такие же, как мы, так что ситуация была безопасной. Это была просто работа. Если послушать запись, можно услышать это в моём голосе: у меня была отличная работа. Я мог орать, кричать, устраивать истерики. Я мог вести себя, как заключённый. Я был хорошим наёмным работником. Было здорово».

Для Корпи самым страшным во всём эксперименте было то, что ему сообщили, что он не сможет покинуть его, вне зависимости от своего желания.

«Я был шокирован, — сказал он. – Одно дело – когда полицейский арестовывает меня, везёт в машине, заставляет переодеться в робу. Но то, что я не мог уйти – это был новый уровень. Я просто подумал: „о, боже мой“. Такое было у меня ощущение».

Другой заключённый, Ричард Йакко, вспоминает, как он был шокирован на второй день эксперимента, когда спросил сотрудника, как покинуть тюрьму, и узнал, что он не может этого сделать. Третий, Клэй Рамзи, был так потрясён, узнав, что оказался в ловушке, что начал голодовку. «Я относился к этому, как к настоящей тюрьме, потому что, чтобы выбраться оттуда, нужно было сделать что-то такое, что заставило бы их волноваться по поводу их ответственности», — сказал мне Рамзи.

Когда в мае я спросил у Зимбардо по поводу заявлений Корпи и Йакко, он сначала отрицал тот факт, что они обязаны были оставаться в тюрьме. «Это ложь, — сказал он. – Это ложь».

Но это уже не просто слово Зимбардо против их слов. В апреле французский учёный и режиссёр Тибо ле Тексье опубликовал книгу Histoire d’un Mensonge [История лжи], разобравшись в недавно опубликованных документах из архивов Зимбардо в Стэнфорде, чтобы рассказать совершенно другую историю эксперимента. После того, как Зимбардо сказал мне, что обвинения Корпи и Йакко были беспочвенными, я прочёл ему расшифровку, найденную ле Тексье, сделанную по записанному разговору Зимбардо со своими «сотрудниками» на третий день симуляции: «Интересная штука с этими ребятами, двумя парнями, которые пришли вчера, и сказали, что хотят уйти – я сказал им „нет“, — рассказал Зимбардо сотрудникам. Уйти можно только по двум причинам – медицинской и психиатрической. Я думаю, что они поверили, что не могут уйти».

«Ладно, хорошо», — поправился Зимбардо в телефонном разговоре со мной. Он признал, что в подписанных испытуемыми формах информированного согласия была указана специальная безопасная фраза: «Я покидаю эксперимент». Только эта точная фраза могла заставить отпустить их.

«Никто из них этого не сказал, — сказал Зимбардо. – Они говорили: „Я хочу выйти. Мне нужен доктор. Я хочу к маме“, и так далее, и тому подобное. Я, по сути, говорил: „Вы должны сказать: “Я покидаю эксперимент».

Но в формах информированного согласия, которые подписывали испытуемые, и которые теперь можно скачать с сайта самого Зимбардо, нет ни одного упоминания фразы «Я покидаю эксперимент».

В стандартном рассказе Зимбардо об эксперименте эмоциональная реакция заключённых даётся как доказательство того, насколько сильно на них повлияло неподобающее отношение охранников. Шок реального заключения в тюрьму даёт более простое и ни разу не революционное объяснение. Эксперимент мог привести к юридическим последствиям, если бы заключённые решили обратиться в суд. Корпи сказал, что величайшим сожалением своей жизни он считает то, что не сумел засудить Зимбардо.

«Почему мы не подали в суд на неправомерное ограничение свободы?» – спросил Корпи во время интервью. Это унизительно! Мы должны были что-то сделать!»

Согласно Джеймсу Кэхену, бывшему прокурору округа Санта-Клара, где расположен Стэнфордский университет, у Корпи вполне могло получиться дело: шести часов, после того, как Корпи заявил о своём желании покинуть эксперимент, большую часть которых он провёл в запертой комнате, достаточно для того, чтобы удовлетворить параметрам ограничения свободы в Калифорнии.

«Если он говорит: „Я не хочу это больше делать, я хочу поговорить с вами о выходе“, — сказал Кэхен, — а затем его запирают в комнате, и он в какой-то момент пытается выйти, просит его выпустить, чтобы пообщаться как наёмный сотрудник, или кто он там был, и он не в состоянии выйти из комнаты – это практически выходит за пределы информированного согласия и подходит к нарушению уголовного кодекса».

Хотя Зимбардо любит начинать историю эксперимента с воскресенья, 15 августа 1971, когда охранники начали изводить новоприбывших заключённых в «стэнфордской окружной тюрьме» – обставляя всё так, будто они перешли к жестокости сами по себе – честнее будет начать историю на день раньше, с координационной встречи с охранниками. Тогда Зимбардо, обращаясь к ним больше как к сотрудникам, нежели как к испытуемым, совершенно явно обозначил, что от охранников ожидают помощи в создании правильного настроения у заключённых, ощущения беспомощности и страха.

«Мы не можем применять физические наказания или пытки, — сказал им Зимбардо, как следует из записей, впервые выпущенных через пятнадцать лет после эксперимента. – Мы можем создать скуку. Чувство фрустрации. Вызвать у них страх до определённой степени. У нас в руках вся власть над ситуацией, а у них – нет».

Большую часть встречи вёл Дэвид Джафф, студент, игравший роль «начальника тюрьмы», чей вклад в эксперимент Зимбардо долго преуменьшал. Реально же именно Джафф и несколько студентов придумали идею симуляции тюрьмы за три месяца до этого, в качестве домашней работы, заданной классу, в котором преподавал Зимбардо. Джафф назначил некоторым своим соседям по общежитию в Тойон-Холл роли заключённых, а некоторым – охранников, и придумал 15 драконовских правил, которые охранники должны были насаждать, включая: «Заключённые должны обращаться друг к другу только по номерам», «Заключённые не должны описывать своё состояние такими словами, как „эксперимент“ и „симуляция“, или „Неспособность подчиниться любому из правил влечёт наказание“. Зимбардо так тронули драматические результаты двухдневного эксперимента Джаффа, что он решил попробовать его самостоятельно, на этот раз случайным образом выбрав охранников и заключённых, и продлив эксперимент на более длительный срок. Поскольку Зимбардо сам никогда не бывал в настоящей тюрьме, стандарты реализма определялись исследованием Джаффа и страшноватыми воспоминаниями Карло Прескотта, вышедшего на поруки из тюрьмы Сан-Квентин, с которым Зимбардо познакомился через Джаффа и пригласил в качестве консультанта. Джаффу дали чрезвычайную свободу в планировании эксперимента для воспроизведения предыдущих результатов. „Доктор Зимбардо предположил, что самым сложным будет заставить охранников вести себя, как охранники“, — писал Джафф в оценке эксперимента по его итогам. „Меня попросили предложить тактику на основе моего опыта как специалиста-садиста. На меня возложили ответственность по организации поведения “крутых охранников». Хотя Зимбардо часто утверждал, что охранники сами устанавливали правила, на самом деле большая их часть была напрямую взята из домашней работы Джаффа, и озвучена на координационной встрече в субботу. Джафф также предложил охранникам идеи того, как можно донимать заключённых, заставляя их, например, вынимать колючки из грязных одеял, которые до этого валялись на траве.

После начала симуляции Джафф напрямую исправлял поведение охранников, которые вели себя недостаточно круто, насаждая патологическое поведение, о котором Зимбардо позже заявит, будто оно появилось естественным путём.

«Охранникам надо было понимать, что все они будут играть роль, что называется, крутого охранника», — сказал Джафф одному из охранников (начиная с 8:35). «Надеюсь, что благодаря этому исследованию появятся очень серьёзные рекомендации по реформе… что мы сможем выйти с этим в СМИ, в прессу, и сказать: „Вот, что имеется в виду на самом деле“… Постарайтесь реагировать так, как вы представляете себе реакцию грязных полицейских».

Хотя большинство охранников играли свои роли без блеска, а некоторые даже выполняли небольшие просьбы заключенных, один из них с усердием взялся за дело: Дэйв Эшельман, которого заключённые прозвали «Джон Уэйн» за его южный акцент и изобретательную жестокость. Но Эшельман, обучавшийся актёрской игре в старших классах и колледже, всегда признавал, что его акцент был такой же подделкой, как нервный срыв Корпи. Его целью, как он сказал мне в интервью, было помочь удачно провести эксперимент.

«Я воспринял всё это как упражнение в импровизации, — сказал Эшельман. – Я считал, что делал то, что хотели от меня исследователи, и решил, что я буду делать это лучше остальных, притворяясь этим отвратительным охранником. Я никогда не бывал на Юге, но использовал южный акцент, взяв его из фильма „Хладнокровный Люк“.

Эшельман выразил мне своё сожаление тем, что он нехорошо относился к заключённым, добавив, что иногда обращался к собственному опыту, пережив несколькими месяцами ранее грубое отношение со стороны собственного брата. „Я перегнул палку“, — сказал он. Но Зимбардо и его сотрудники, вроде бы, одобряли его действия. По окончанию эксперимента Зимбардо особо выделил и поблагодарил его.

»Когда я шёл по коридору, — вспоминает Эшельман, — он специально подошёл ко мне и дал понять, что я прекрасно справился. Я реально решил, что достиг чего-то хорошего, что я сделал вклад в понимание человеческой природы».

Согласно Алексу Хасламу и Стефану Райкеру, психологам, совместно пытавшимся воспроизвести СТЭ в Британии в 2001-м, критическим фактором, заставляющим людей проявлять жестокость, является заявление их лидера о том, что они служат высшей моральной цели, с которой они себя отождествляют – к примеру, научному прогрессу или реформе тюрем. Нас учили, что охранники жестоко обращались с заключёнными в стэнфордской тюрьме из-за возможностей, предоставленных их ролью, но Хаслам и Райкер утверждают, что их поведение появилось из-за их отождествления не с целью, а с экспериментаторами, что Джафф и Зимбардо постоянно поощряли. Эшельман, описывавший себя в приёмной анкете, как «учёный в душе», возможно, усерднее других отождествлял себя с ними, но Джафф и сам в собственной оценке признавался: «Я поражён той лёгкостью, с которой я могу отключить свою восприимчивость и беспокойство за других людей ради „достойной цели“».

С самого начала Зимбардо добивался широкого освещения своего эксперимента в СМИ, позволив телекомпании KRON из Сан-Франциско снимать имитации арестов, и отправляя им периодические пресс-релизы по мере развёртывания событий. Но симуляция тюрьмы быстро привлекла больше внимания, чем он мог себе представить. К 21 августа, через день после преждевременного закрытия эксперимента, попытка радикального чернокожего активиста и автора бестселлера «Брат по Соледаду» (Soledad Brother) [Соледад – город в Калифорнии, известный своей тюрьмой] Джордж Джексон попытался совершить побег из тюрьмы Сан-Квентин, расположенной в часе езды к северу от Стэнфорда, что привело к гибели трёх охранников и трёх заключённых, включая и его самого. Мгновенно KRON организовала теледебаты между Зимбардо и помощником начальника тюрьмы Сан-Квентин. Через три недели преимущественно чернокожие заключённые исправительного учреждения «Аттика» штата Нью-Йорк подняли бунт, перехватили контроль над тюрьмой у преимущественно белых надзирателей, и потребовали улучшения условий обращения. По приказу губернатора Нельсона Рокфеллера вернуть контроль над тюрьмой силовыми методами, правоохранительные органы сбросили с вертолётов канистры со слезоточивым газом, после чего сотни полицейских и охранников тюрьмы начали стрельбу вслепую в клубах дыма, уничтожая как заключённых, так и их заложников.

Это происшествие, случившееся до наступления эры массовых расстрелов, ставших с тех пор нормой для заголовков американских новостей, было шокирующей резнёй – одной из самых больших по количеству смертей с самой Гражданской войны, согласно выводам специальной комиссии по «Аттике» штата Нью-Йорк. Страна отчаянно искала ответы, и эксперимент Зимбардо, казалось, давал их, размещая охранников и заключённых на одной моральной плоскости – как совместных жертв пенитенциарной системы – хотя на самом деле в Аттике большая часть убийств произошла по вине полицейских и охранников. История Зимбардо о том, как охранники выходили из под контроля и терроризировали заключённых впервые стала объектом общего внимания в специальном двадцатиминутном репортаже NBC, вышедшем в прайм-тайм. Ричард Йакко рассказал репортёру NBC, что ему и другим заключённым рассказывали, что они не могут выйти из эксперимента, но после того, как он не сумел подтвердить рассказ Зимбардо о том, как заключённые «органично влились» в свои роли, его вырезали из программы (но запись осталась).

В своей статье 1973 года для New York Times Magazine Зимбардо однозначно указывал на то, что срыв Корпи был настоящим. К середине 1980-х, когда он попросил Корпи поучаствовать в шоу Фила Донахью и в документальном фильме «Тихая ярость», Корпи уже давно внёс ясность в тот факт, что он притворялся, но Зимбардо всё равно захотел включить в описание эксперимента нервный срыв. Корпи пошёл у него на поводу.

«Если он хотел рассказывать, что у меня был нервный срыв, это казалось не столь важным, — сказал он мне. – Я не особо сопротивлялся. Я думал, что это было преувеличение, которое шло на пользу целям Фила».

В «Тихой ярости» Зимбардо представил драматическую аудиозапись «нервного срыва» Корпи, рассказав, что «он начал играть роль сумасшедшего, но вскоре роль стала слишком реальной, и он скатился до неконтролируемой ярости». Сегмент записи, в котором Корпи признаётся, что играл роль, и описал, насколько утомительно было делать это в течении стольких часов, был вырезан. Корпи сказал мне, что Зимбардо приставал к нему с просьбами и далее появляться в СМИ задолго после того, как Корпи просил его прекратить это, и давил на него периодическими предложениями профессиональной помощи.

«Мы убрали телефон из телефонной книги, а Зимбардо выяснил наш телефон, — сказал Корпи. – Это было очень странно. Я говорил ему: » Я не хочу больше иметь дела с этим экспериментом». «Но Даг, Даг, ты очень важен! Я дам тебе кучу рекомендаций!» «Да, я знаю, Фил, но я сейчас даю показания в суде, и мне стыдно за то, каким я был. Я не хочу, чтобы этот эпизод был большим и публичным». Но Фил не желал слушать о том, что я не хочу с этим связываться. И так продолжалось годами».

Зимбардо подтвердил, что давал Корпи рекомендации, но отказался раскрыть подробности.

СТЭ сделал Зимбардо, возможно, наиболее выдающимся из живущих психологов Америки. Он стал главным автором одного из самых популярных и долго используемых учебников, «Психология: основные концепции» [Psychology: Core Concepts], и хозяином телесериала 1990 года на PBS «Открывая психологию» [Discovering Psychology], который стал крайне популярным среди старших классов и студентов колледжа, и до сих пор появляется на ТВ. И там и там рассказывали про эксперимент. Но его популярность не ограничилась США. Польский философ Зигмунт Бауман, упомянувший этот эксперимент в книге «Современность и Холокост» 1989 года, был типичным примером растущей в Восточной Европе и Германии традиции обращаться к СТЭ за объяснениями феномена Холокоста. Во влиятельной книге 1992 года «Обычные люди» [Ordinary Men] историк Кристофер Браунинг полагался как на СТЭ, так и на эксперимент Милгрэма, ешё один знаковый психологический эксперимент, утверждая, что массовые убийства, совершённые фашистами, в частности, были результатом ситуационных факторов (другие учёные считают, что людей, следовавших идеологии нацистов, и считавших евреев врагами государства, вряд ли можно называть «обычными людьми»).

В 2001-м, когда Зимбардо выбрали президентом Американского психологического общества, вышел немецкоязычный фильм «Das Experiment», основанный на СТЭ, но поднимавший насилие до фашистского уровня, в котором охранники не просто жестоко обращались с заключёнными, но и убивали их и друг друга. Когда в 2004-м были обнародованы сведения о пытках заключённых в тюрьме Абу-Грейб, Зимбардо снова прошёлся по кругу ток-шоу, утверждая, что жестокости были не результатом присутствия нескольких «плохих» солдат, но «нормой среди них», а также давал экспертные показания в деле Эйвана «Чипа» Фредерика, старшего сержанта, начальника над военными полицейскими, практиковавшими пытки. С возвращением интереса к эксперименту Зимбардо опубликовал в 2007-м году книгу «Эффект Люцифера» [The Lucifer Effect], в которой содержалось ещё больше деталей, хотя и оформленных таким образом, чтобы не подвергать сомнению основу открытий. Книга стала национальным бестселлером.

И всё это время эксперты выражали сомнения по поводу работы Зимбардо.

Несмотря на канонический статус СТЭ в вводных классах по психологии по всей стране, его методологическая критика была быстрой и широко распространилась в годы, последовавшие за его проведением. Зимбардо со своими студентами отошли от научных правил, опубликовав первую статью об эксперименте не в научном журнале по психологии, а в The New York Times Magazine, не проходя обычной экспертной оценки. Знаменитый психолог Эрих Фромм, не знавший о том, что охранников специально просили быть «покруче», тем не менее, высказал предположение о том, что в свете очевидного принуждения к жестокостям, самое удивительное в этом эксперименте то, как мало охранников реально этим занимались. «Авторы считают, что это доказывает, будто одни лишь только обстоятельства способны за несколько дней превратить нормальных людей в покорных, смиренных личностей, или в безжалостных садистов, — писал Фромм. – Мне кажется, что если этот эксперимент что и доказывает, так только противоположное». Некоторые учёные утверждали, что это вообще был не эксперимент. Леон Фестингер, психолог, автор концепции когнитивного диссонанса, вообще назвал произошедшее «хеппенингом».

Струйка критики постоянно подпитывалась с годами, расширяя атаку на эксперимент до более технических проблем, связанных с его методологией – к примеру, подсознательное стремление испытуемых к соответствию их представлению об эксперименте [demand characteristics], недостаточное приближение условий эксперимента к реальным [ecological validity] и систематическую ошибку отбора. В 2005-м Карло Прескотт, вышедший на поруки из Сан-Квентина, бывший консультатом по проработке эксперимента, опубликовал op-ed в газете The Stanford Daily под названием «Ложь Стэнфордского тюремного эксперимента», раскрыв тот факт, что многие техники пыток заключённых были взяты из его собственного опыта в Сан-Квентине, а не изобретены участниками.

Ещё одним ударом по научной звезде эксперимента стало то, что Хаслам и Райхер попытались воспроизвести эксперимент, в котором охранников никто не наставлял, а заключённые могли в любой момент прекратить участие – и у них не получилось воспроизвести открытия Зимбардо. Заключённые, вместо того, чтобы испытывать срывы из-за усиливающегося жестокого обращения, объединялись вместе, получали дополнительные привилегии от охранников – последние же становились всё более пассивными и запуганными. Согласно Райхеру, Зимбардо очень плохо воспринял их попытку опубликовать своё исследование в журнале British Journal of Social Psychology.

«Мы узнали, что он частным порядком писал редакторам журнала, пытаясь не дать нам опубликовать работу, и утверждал, что мы пытаемся их обмануть», — сказал мне Райхер.

Несмотря на вмешательство Зимбардо, журнал решил опубликовать статью Райхера и Хаслама, вместе с комментариями Зимбардо, в которых он писал: «Я считаю, что это так называемое „исследование социальной психологии“ является мошенническим и не заслуживает одобрения сообществом социальных психологов в Британии, США, или где-то ещё, кроме как в медийной психологии».

«В итоге, — сказал Райхер, — мы обнаружили, что участвуем не в научных дебатах. Мы оказались в коммерческом соревновании. В тот момент он очень хотел снять фильм в Голливуде».

Многолетние попытки Зимбардо превратить свою работу в художественный фильм, наконец, принесли плоды в 2015-м году в виде фильма «The Stanford Prison Experiment», для которого он был консультантом (в фильме его играет Билли Крудап). Хотя по смыслу фильм критически описывает эксперимент, по сути он поддерживает историю Зимбардо, и не включает поощрение им охранников к «крутому обхождению» с заключёнными во время той субботней встречи, и совсем не упоминает роль Дэвида Джаффа. Персонаж, списанный с Корпи (Эзра Миллер), окружённый жестокими охранниками, начинает считать, что он не участвует в эксперименте, а находится в реальной тюрьме, и во время эмоционального пика фильма испытывает нервный срыв, выражающийся в крике. Его мания постепенно заражает других заключённых.

Каким-то образом ни письмо Прескотта, ни провал попытки воспроизведения эксперимента, ни множество критических отзывов от учёных пока что не смогли ослабить хватку истории Зимбардо на общественном сознании. Апелляции к СТЭ связаны с чем-то более глубоким, чем его научная обоснованность, возможно, потому, что он рассказывает нам историю о нас самих, в которую мы отчаянно хотим верить: что мы, как личности, не можем нести ответственность за предосудительные действия, которые мы иногда совершаем. Хотя принимать точку зрения Зимбардо на падшую человеческую природу и неприятно, это чувство одновременно и освобождает. Мы срываемся с крючка. Наши действия определяются обстоятельствами. Наша склонность к ошибкам ситуационная. Как Евангелие обещает избавить нас от грехов, если только мы будем верить, так и СТЭ предлагает нам некую форму искупления, специально созданную для научной эры, которую мы с готовностью принимаем.

Для учителей психологии СТЭ – надёжный способ понравиться толпе, который они обычно представляют вкупе со множеством неприятных видеоматериалов. В аудиториях на курсах введения в психологию, часто заполненных студентами других специальностей, противоречащее интуиции утверждение о том, что вера студентов в присущую им добродетельность в корне неверна, даёт яркое доказательство возможностей курса психологии по обучению их чему-то новому и удивительному, касающемуся их самих. Некоторые преподаватели, с которыми я говорил, считают, что это помогло внушить студентам мысль о том, что люди, совершающие плохие вещи, не всегда являются плохими людьми. Другие указывали на важность обучения студентов в нашей необычно индивидуалистской культуре тому, что на их действия сильно влияют внешние факторы.

«Даже, если наука и была необычной, — говорит Кеннет Картер, профессор психологии в Университета Эмори, соавтор учебника „Изучаем психологию“ [Learn Psychology], — или эксперимент как-то не так провели, я думаю, что в итоге всё равно хочу, чтобы мои студенты задумывались над тем, что они могут оказаться в крайне влиятельных ситуациях, способных изменить их поведение, как личности. Эта история больше просто науки».

Но если работа Зимбардо была настолько ненаучной, можно ли доверять тем историям, которые она пытается рассказать? Множество других исследований, таких, как знаменитый эксперимент Аша, демонстрирующий то, как люди игнорируют доказательства, видимые их собственными глазами, ради подчинения мнению большинства по поводу длин отрезков, иллюстрируют серьёзный эффект, который наше окружение может оказывать на нас. Гораздо более методологически надёжный, хотя и спорный эксперимент Милгрэма демонстрирует, насколько склонны мы к подчинению в определённых условиях. Уникальность и уникальная привлекательность истории Зимбардо по поводу СТЭ состоит в его предположении о том, что для превращения нас в энтузиастов-садистов всего только и требуется, что комбинезон, дубинка и разрешение доминировать над такими же людьми.

«От этого просто голова кружится, — пояснял ле Тексье. – Это типа „О боже мой, я бы мог быть фашистом. Я думал, что я хороший парень, а теперь я узнаю, что я мог бы стать таким чудовищем“. И одновременно это успокаивает, поскольку, если я и стану монстром, то не из-за того, что в глубине души я плохой, а из-за ситуации. Думаю, именно поэтому этот эксперимент так прославился в Германии и Восточной Европе. Нет чувства вины. „Ну, ладно, такая вот была ситуация. Мы все хорошие. Никаких проблем. Просто ситуация заставила нас пойти на это“. Так что это шокирует, но и успокаивает. Я думаю, два этих посыла эксперимента и сделали его знаменитым».

В опросах 2014 и 2015 года Ричард Григгс и Джаред Бартелс обнаружили, что почти во всех учебниках по введению в психологию имеется некритическое описание эксперимента Зимбардо. Мне стало интересно, почему же выбранные эксперты в этой области, вероятно, хорошо информированные о сомнительной истории эксперимента, решили, тем не менее, включать его в учебник, и я связался с некоторыми из них. Трое рассказали мне, что они сначала, в первых изданиях, не стали упоминать СТЭ, из-за опасений по поводу его научности. Но даже профессора психологии не могут противостоять силам социального влияния: двое добавили его под давлением экспертов и учителей, а третий – поскольку о нём так часто говорили в новостях после Абу-Грейб. Другие авторы, с которыми я беседовал, выражали более критическое отношение к эксперименту, по сравнению с тем, что было написано в их книгах, предлагая, тем не менее, множество причин, по которым они всё равно имеет педагогическую ценность.

Грег Фейст, соавтор учебника «Психология: перспективы и связи» [Psychology: Perspectives and Connections] сказал мне, что его личный взгляд на эксперимент изменился несколько лет назад, когда он наткнулся на op-ed 2005 года Карло Прескотта, и который он описал, как «шокирующий».

«Как только я обнаружил наличие этических и научных проблем у этого исследования, я, честно говоря, решил, что оно не стоит увековечивания», — сказал Фейст.

Но, тем не менее, вот он, в третьем издании его учебника, опубликованном в 2014-м: подробное общепринятое изложение стандартной истории Зимбардо, с краткой критикой, которая появляется только позже в этой главе.

25 октября 1971, все через два месяца после завершения эксперимента настолько напряжённого для Филиппа Зимбардо, что он сбросил за неделю пять килограмм, он отправился в Вашингтон О.К. по запросу Юридического комитета палаты представителей США [надзирает за работой судов, административных агентств и федеральных правоохранительных органов / прим. перев.]. В зале для слушаний Зимбардо сидел перед собравшимися конгрессменами подкомитета №3 и рассказывал величайшую ложь: что «охранникам» в его недавнем эксперименте «просто рассказали, что они попадут в ситуацию, которая может принять серьёзный оборот и стать немного опасной… Они сами устанавливали правила для поддержки закона, порядка и уважения». Зимбардо описал длинный список жестокостей, приведших к «острым ситуативным травматическим реакциям» у заключённых. Несмотря на то, что он так и не посетил настоящую тюрьму, он легко обобщил результаты своего исследования, которого не проверяли эксперты, никто не публиковал, и никто, по большому счёту, не анализировал: «Ситуация с тюрьмами в нашей стране гарантированно будет вызывать серьёзные патологические реакции у охранников и заключённых, унижающие их человечность, понижающие их чувство собственного достоинства, усложняющие возвращение в сообщество за пределами тюрьмы». Зимбардо стал хитом. Представитель Гамильтон Фиш из Нью-Йорка описал это так: «Вы определённо помогли мне прояснить некоторые события, которые мы увидели за последние несколько дней, и понять их».

По следам тюремных бунтов в Сан-Квентине и Аттике послание Зимбардо прекрасно ложилось на национальный дух времени. Критика системы уголовного правосудия, переносившая обвинения одновременно с заключённых и с охранников на некую «ситуацию», определённую настолько размыто, что она могла подойти практически к любой теме, предлагала кому угодно соблазнительный способ рассмотреть под микроскопом социальные проблемы современности. Либералы, настроенные на реформу, жаждали свидетельств того, что люди, совершившие преступления, поступили так под влиянием среды, в которой они родились, что поддерживало их мнение о необходимости систематической реформы для уменьшения количества преступлений в городах – продолжения «войны с бедностью» Джонсона – а не «войны с преступностью», которую рекламировал в своей предвыборной кампании Ричард Никсон. «Когда я услышал об этом исследовании, — вспоминает Фрэнсис Каллен, один из выдающихся криминалистов последнего полувека, — я подумал „Ну конечно, это правда“. Я отнёсся к этому некритично. Все отнеслись некритично». В области деятельности Каллена, СТЭ предоставил удобное свидетельство фундаментальной неработоспособности тюремной системы. «Это подтвердило то, во что верили люди – то, что тюрьмы по сути своей бесчеловечны», — сказал он.

Расовая динамика СТЭ, которую никогда не изучали адекватно, могла бы задержать реформаторов. Карло Прескотт, недавно перенёсший шестнадцать лет заключения, будучи чернокожим, играл важнейшую роль в построении архитектуры эксперимента. Раздосадованный недостатком чернокожих испытуемых, он постоянно вмешивался в процесс, пытаясь принести, как он сказал мне, «дух аутентичности ребятам, которым платили по $15 в день за то, чтобы они играли заключённых – все они были белыми, если вы помните (прим. ред. – один из заключённых всё же был азиатом). Одной из наиболее шокирующих вещей, после того, как твою свободу забрали, оказывается то, что контролировать тебя будут люди, которые уже заранее тебя ненавидят». Однако из описания «ситуации», порождающей жестокость, Зимбардо совершенно исключил расовый вопрос. ОН обычно использовал слово «нормальный» для описания участников, несмотря на то, что их вряд ли можно было считать нормальными представителями среды заключённых в то время. Анализ жестокости по отношению к заключённым как продукта «ситуационных сил», не различающих расу, устранило её глубокие корни, идущие из расового притеснения.

Тем не менее, СТЭ в результате оказал значительное влияние на американскую криминологию. Первая научная статья Зимбардо по поводу его результатов была опубликована в Международном журнале криминологии и пенологии [International Journal of Criminology and Penology], а не в психологическом издании. Год спустя Роберт Мартинсон, из команды социологов, назначенной штатом Нью-Йорку для оценки различных тюремных программ, выступил в программе «60 минут» с мрачным сообщением: в области реабилитации заключённых не работает ничего. Почти мгновенно «доктрина о неработоспособности» Мартинсона превратилась в общепринятое мнение в Америке. Её часто цитируют как причину широко распространившегося в 1970-х годах среди учёных и определяющих политику лиц отказа от идеи о том, что тюрьма может стать центром реабилитации. Каллен считает, что в этом сыграло роль и исследование Зимбардо.

«Стэнфордский тюремный эксперимент, — говорит Каллен, — говорит: тюрьмы не реформируют людей. Основной проблемой множества тюремных реформ, особенно среди академических криминалистов, стало то, что тюрьмы по сути своей негуманны, поэтому мы выступали за минимизацию использования тюрем, акцентировали внимание на альтернативах, на общественном исправлении».

В эру быстро растущего количества преступлений такая повестка дня оказалась политически несостоятельной. Консервативные политики не испытывали никаких колебаний по поводу того, чтобы использовать заключение исключительно для наказания людей, погрузились в длившуюся десятилетиями эру «закручивания гаек», непропорционально воздействовавшую на чернокожих американцев. Количество случаев заключения постоянно росло, и сейчас в пять раз превышает статистику в сравнимых странах: каждый третий чернокожий в Америке обязательно побывает в тюрьме.

Конечно, было бы несправедливо обвинять одного лишь Зимбардо в массовом заключении людей. Более точно будет сказать, что СТЭ со своими реформистскими идеями разделил мнения своего времени на два лагеря. Согласно опросу 2017 года, проведённому Калленом и его коллегами Терезой Кулиг и Трэвисом Праттом, 95% из множества криминологических работ, упоминавших СТЭ за все годы, придерживались его основного сообщения о том, что тюрьмы по сути своей негуманны.

«Позже меня поразило то, каким образом все мы потеряли свой научный скептицизм, — говорит Каллен. – Мы ударились в идеологию на манер людей, отрицающих изменения климата. Исследования Зимбардо и Мартинсона настолько хорошо ложились на интуицию, что никто не сделал шага назад и не сказал: „Ну, в принципе, это может оказаться и неверным“.

Большая часть сегодняшних криминалистов сходятся в том, что тюрьмы не настолько безнадёжны, как их описали Зимбардо и Мартинсон. Некоторые тюремные программы надёжно помогают заключённым улучшить их жизнь. И, хотя сравнивать разные страны довольно тяжело, норвежская тюрьма строгого режима Халден, где осуждённые убийцы ходят в обычной одежде, получают рабочие навыки, обедают вместе с невооружёнными охранниками, и весь день свободны гулять по красивым местам, среди сосен и кустов черники, подаёт определённую надежду. Норвежские заключённые редко участвуют в драках, и совершают повторные правонарушения реже, чем где бы то ни было ещё. Чтобы начать улучшение всех недостатков массового заключения, утверждает Каллен, необходимо изучить вопрос того, что делает некоторые системы управления тюрьмами лучше остальных, вместо того, чтобы просто отбрасывать все тюрьмы, как по сути своей жестокие, как это сделал СТЭ.

Тем временем, наследие работы Зимбардо распространяется гораздо дальше, чем наша проблемная система уголовного правосудия, и напрямую касается того, как мы понимаем нашу личную моральную свободу.

Солнечным августовским полднем 2006 года, на пике Иракской войны 19-летний рейнджер Армии США Алекс Блум подъехал на автомобиле с тремя другими рейнджерами к отделению банка Bank of America в г. Такома. Они выскочили из машины, и при помощи пистолетов и автоматов Калашникова совершили ограбление. Три дня спустя Алекса, который, по случайности, ещё и мой кузен, арестовали в нашем родном городе Денвер, шт. Колорадо. Алекс объяснял нашей семье, что он считал, будто участвует в тренировочном упражнении. После радикальной месячной дрессировки в рамках программы обучения рейнджеров, которую он недавно прошёл, он следовал за своим командиром, не задавая вопросов. На слушании дела Алекса его защитники пригласили видного эксперта, чтобы доказать, что он участвовал в ограблении не по своей воле, а под влиянием „ситуационного воздействия“. Экспертом был доктор Филипп Зимбардо. Алекса приговорили к невероятно мягкому наказанию, и Зимбардо стал героем семьи.

В октябре 2010 Зимбардо участвовал в специальном эпизоде ток-шоу Dr. Phil под названием „Когда хорошие люди делают плохие вещи“, используя историю Алекса для рассказа о том, что плохие поступки – результат обстоятельств, а не характера или выбора. Со своего места на трибунах студии я слушал, как Зимбардо описывает издевательства охранников над заключёнными, к которым их вообще никто не подстрекал. „Я ограничил охранников требование не использовать физическое воздействие, но они интуитивно знали, как воздействовать психологически“, — сказал он. Затем он использовал свои теории, чтобы объяснить пытки в Абу-Грейб, приводя те же самые аргументы, что он использовал для защиты Айвана Фредерика. Когда доктор Фил спросил у аудитории, кто из них считает, что в сходной ситуации также стал бы пытать заключённых, вся моя семья поднялась с места – и практически больше никто этого не сделал. Мы с гордостью поддерживали Алекса, и знали, что именно такой урок должны извлечь из работы Зимбардо.

Через несколько лет, решив написать книгу про Алекса, я обнаружил свидетельства того, что он не рассказал мне всей правды о своём участии в том деле. Когда я спросил его прямо в лицо, он признался, что его выбор в участии в ограблении был более свободным и информированным, чем он давал понять ранее. Принятие ответственности изменило его. Это освободило его от ощущения оскорблённой жертвы, которое он испытывал годами. „Ситуационное воздействие“ Зимбардо когда-то, казалось, позволяло моему кузену верить в то, что, по сути, он хороший человек, несмотря на совершённое им вопиющее преступление, но увидев его персональный рост, произошедший после моральной переоценки ситуации, я заинтересовался, а была ли ему польза от этого.

И уже после того, как я брал у Зимбардо интервью у него дома в Сан-Франциско для моей книги про Алекса, я начал глубже изучать историю его знаменитого эксперимента. Чем больше я находил, тем больше росла моя неуверенность. Вскоре после публикации моей книги я, к тому времени уже поговорив с несколькими бывшими участниками эксперимента, попросил Зимбардо об ещё одном интервью. Несколько месяцев я не получал от него ответа. Затем вышла книга ле Тексье, и Зимбардо внезапно согласился поговорить со мной, видимо, страстно желая ответить на обвинения. Мы поговорили по Skype вскоре после его возвращения с конференции по психологии. Его офис был забит книгами и бумагами, а телефон постоянно звонил где-то на фоне, пока мы говорили.

Годами слушая рассказы Зимбардо по поводу его эксперимента, я не ожидал услышать чего-то нового. Первый сюрприз случился, когда я спросил его по поводу заявлений Корпи и Йакко, утверждавших, что им говорили, что они не могут уйти. После того, как отбросив эти обвинения, как ложные, и заявив, что Корпи и Йакко просто забыли безопасную фразу „Я покидаю эксперимент“, Зимбардо поразил меня, признав, что он на самом деле просил своих помощников говорить заключённым, что они не могут уйти.

»Если заключённый сказал «Я хочу уйти», а вы ему говорите «Ок», тогда после их ухода эксперимент закончится, — пояснил Зимбардо. – Все заключённые просто сказали бы «Я хочу уйти». Чтобы они не уходили, должна быть какая-то причина. В их голове должно быть представление «Я заключённый в тюрьме», а не «Я студент колледжа в эксперименте. Я не хочу получить свои деньги, я покидаю эксперимент». Из тюрьмы нельзя уйти. В этом вся суть Пиранделлийской тюрьмы (прим. ред.: Пиранделло, Луиджи – итальянский драматург, чьи пьесы сочетали реальность с вымыслом). На каком-то уровне вы – студент в подвале, участвуете в эксперименте. На другом уровне, вы – заключённый, которого мучают охранники в окружной тюрьме».

Зимбардо подтвердил, что Дэвид Джафф разрабатывал правила поведения с охранниками, но пытался утверждать, что не лгал, когда говорил Конгрессу (и много лет спустя настаивал в споре с Лесли Столом в передаче «60 минут», что охранники выдумывали правила самостоятельно, поскольку Зимбардо в тот момент не было. Он скачала отрицал наличие каких бы то ни было политических мотивов у эксперимента, но после того, как я зачитал ему выдержку из пресс-релиза, распространённого на второй день эксперимента, в котором прямо заявлялось, что он нацелен на привлечение внимания к необходимости реформ, он признал, что, вероятно, написал его самостоятельно, под давлением Карло Прескотта, с которым он совместно вёл класс летней школы по психологии заключения.

«Во время того курса я начал видеть, что тюрьмы – это трата времени, денег и жизней, — сказал Зимбардо. – Так что да, я социальный активист, и реформа тюрем всегда была важна для меня. Это не было причиной проведения исследования».

В конце длинного и напряжённого разговора я спросил его, считает ли он, что книга ле Тексье изменит то, как люди представляют себе этот эксперимент.

«Не знаю, — сказал он устало. – В каком-то смысле, мне всё равно. На этом этапе проблема в том, что я не хочу больше тратить своё время. Люди могут говорить о нём что угодно. Это самое важное исследование в истории психологии на данный момент. Нет исследований, о которых люди говорили бы 50 лет спустя. Обычные люди знают о нём. Они говорят: „Чем вы занимаетесь?“ „Я психолог“. Это может быть таксист в Будапеште, владелец ресторана в Польше. Я говорю, что я психолог, и они говорят: „А вы слышали об этом исследовании?“ Оно уже живёт само по себе. Если он хочет называть его обманом, это его дело. Я не собираюсь больше его защищать. Его защита – его долговечность».

Зимбардо провёл большую часть последних пятидесяти лет, отвечая на вопросы о самых тёмных шести днях его жизни, в каком-то смысле став узником успеха собственного эксперимента. Когда я спросил, рад ли он, оглядываясь назад, что провёл это исследование, он говорит, что испытывает смешанные чувства. Своей наиболее важной работой он считает клинику застенчивости, расположенную в Пало-Альто, основанную им в 1975-м.

«Если бы не это исследование с тюрьмой, то вот таким было бы моё наследие», — сказал он.

«А какая-то ваша часть хотела бы, чтобы это было вашим наследием?» – спросил я.

«Да, конечно, — сказал он. – Естественно. Это нечто позитивное. В исследование тюрьмы минус состоит в том, что я был доктором Зло. Я создал эту недобрую ситуацию, как какой-нибудь Свенгали».

По словам Зимбардо он и сам стал жертвой обстоятельств – поддавшись своему окружению, как и все остальные.

«Я, постепенно, не осознавая, превратил себя в суперинтенданта тюрьмы, — сказал он. – Почему? На моём офисе висела табличка „Суперинтендант тюрьмы“. На офисе Дэвида Джаффа – „Начальник тюрьмы“. А потом мне приходилось иметь дело с родителями. Со слушаниями по условно-досрочному освобождению. С приходившим к нам священником. Люди обращаются ко мне не как к исследователю, а как к суперинтенданту тюрьмы, и просят помощи с их сыном, сидящем в тюрьме».

Эта отговорка хорошо служила Зимбардо и всем остальным все эти годы, но её может быть уже недостаточно. Изучив некоторые свидетельства ле Тексье, автор учебников Грег Фейст сказал мне, что он рассматривает возможность занять более твёрдую позицию при выпуске следующего издания учебника «Психология: перспективы и связи».

«Узнав то, что мы узнали, я надеюсь, настанет тот момент, когда история Зимбардо погибнет, — сказал Фейст. К сожалению, это не скоро произойдёт, но, надеюсь, что произойдёт. Потому что я считаю, что это…»

Фейст прервался в поисках подходящего слова, а затем решил остановиться на простом варианте.

«Это ложь».

Ф. Зимбардо. Стэнфордский тюремный эксперимент

Пенитенциарная система Америки доказала свою неэффективность. Несмотря на все косметические улучшения, произведенные в последние годы, уровень рецидивизма не удалось снизить ниже 75%. Если учесть, что среднее количество заключенных в Америке – 1,6 миллионов – станет понятно, какая это серьезная проблема. Однако мало кто задумывается о сути этой проблемы. Люди верят в миф о том, что тот высокий уровень агрессивности, неуважения к какой бы то ни было власти и презрения к обществу со всеми его “нормами”, которые усваиваются заключенными, происходят по вине самих заключенных, а те жестокость, черствость, грубость, которые становятся «профессиональными заболеваниями» сотрудников – происходят, опять же, по вине самих сотрудников. И вообще – тюрьма — это такое уродское место потому что там собраны одни уроды. В результате, когда происходит бунт заключенных или всплывают факты жестокого садизма сотрудников – то просто меняют, переводят людей, а тюрьма «сама по себе», со всей своей атмосферой, системой взаимоотношений, взглядов, стереотипов, привычек, мнений – остается в неизменном виде.

Чтобы лучше понять влияние тюремных условий «как таковых» в 1971 году факультетом психологии Стенфордского университета – крупнейшего гуманитарного университета США, — был проведен эксперимент, в ходе которого двадцать специально отобранных самых «средних» и «нормальных» добровольцев 25-30 лет были помещены в искусственно созданные тюремные условия. Под «тюрьму» был переоборудован один из небольших коридоров Университета. Задачей являлось не создание точной копии тюрьмы, но создание условий, достаточно достоверно передающих атмосферу этого учреждения.

Описание эксперимента

На помещенное в местной газете объявление, приглашающее мужчин средних лет принять участие в двухнедельном тюремном эксперименте за $15 в день (вознаграждение выплачивается в конце), откликнулись 75 добровольцев. После серии психологических тестов, анализа автобиографий и собеседования с профессором Зимбардо и его ассистентом – руководителями эксперимента, были отобраны 20 человек. Это были люди, у которых не было выявлено ни малейших отклонений от «нормы» (никакой повышенной тревожности, агрессивности, мнительности), как правило – представители среднего класса, наиболее взрослые и здоровые как физически, так и психически. У них не было никаких связей с полицией и им специально ничего предварительно не рассказывали ни о жизни заключенных, ни о методах работы надсмотрщиков, чтобы устранить всякую «предрасположенность». По этой же причине среди отобранных не было знакомых друг-другу людей. Всё должно было быть просто и «естественно». Также просто – путем подкидывания монетки — были распределены роли – кому быть заключенным, а кому – надсмотрщиком.

Чтобы помочь надсмотрщикам войти в роль, их попросили помочь с дооборудованием коридора. Из него была вынесена вся мебель, в кабинетах деревянные двери были заменены на стальные решетки, маленький туалет без света приспособлен под «одиночку», две комнаты были также отведены охране и «начальнику тюрьмы» — профессору Зимбардо. В камерах не было окон, не было иной мебели, кроме матрасов, простыней, подушек для трех заключенных. Иметь личные вещи запрещалось. Охранники были уверены, что внимание психологов будет сосредоточено на заключенных, однако на самом деле записывающие видео и аудио устройства были вмонтированы не только в стены камер, но и в комнате охраны. Охране была выдана униформа цвета хаки, темные очки – исключающие возможности зрительного контакта с заключенными и резиновая дубинка. Все эти атрибуты имели психологический характер – подчеркнуть властность и дистанциировать охранников от заключенных. Применение физической силы правилами эксперимента запрещалось. Охранники были разделены на 3 смены по 8 часов (1 – в запасе), в остальное время они вели свою обычную жизнь.

Заключенных попросили в субботу быть дома. В эту субботу они были арестованы настоящим нарядом полиции, им надели наручники, совершенно серьезно объяснили, что они обвиняются в вооруженном ограблении и, под удивленные взгляды соседей, запихнули в машину и отвезли в участок. Там на них завели дело, сняли отпечатки пальцев и поместили в камеру. При этом никто не говорил, что их арест связан с участием в каком-то эксперименте. Всё было вполне натурально. После этого их с завязанными глазами транспортировали в «Стенфордскую тюрьму». Как уже говорилось, этот коридор факультета психологии не являлся точной копией тюрьмы, однако он являлся вполне действенной моделью, воссоздающей тюремную атмосферу.

Участники эксперимента должны были себя чувствовать именно заключенными, а не просто участниками эксперимента. Среди наиболее важных моментов были выделены и воссозданы следующие:

Деиндивидуализация, обезличивание. Тот, кто ещё вчера был уникальной личностью, выделявшейся своими характерными особенностями, как внешне, так и внутренне, попадая в тюрьму теряет свою индивидуальность, становится просто “заключенный номер такой-то”.

Ту же самую процедуру проходят и новобранцы в армии. Как было установлено в ряде экспериментов, конечной целью использования военной формы является именно изменение психологии. “Рядовой такой-то” намного агрессивней, чем “Иванов Петр Евгеньевич”, и ему психологически намного легче проявлять жестокость по отношению к столь же обезличенному “солдату” вражеской армии. Цель формы – именно снятие психологических барьеров в отношении жестокости. Быть жестоким с человеком, которого ты воспринимаешь как человека – очень тяжело, быть жестоким с “номером таким-то” намного психологически проще. В этой связи форма как заключенных, так и охранников играет важную роль. Ту же цель преследовали нашитые на груди и на спине номера заключенных. Охранники обращались к заключенным только по их номерам.

Демаскулинизация. Мужчине присуще черты мужественности, твердости, стойкости, смелости и агрессивности, решимости и решительности. Естественно, эти черты характера представляют ряд весьма существенных неудобств для надсмотрщиков, которым нужны именно “мягкие, податливые, уступчивые, робкие, нерешительные, легко управляемые”, короче – покорные и послушные заключенные. Всё, что так или иначе связано с мужественностью, с силой, властью – находится исключительно во власти надсмотрщиков (имеющих как атрибут – дубинку). Демаскулинизация заключенных в данном случае выразилась в том, что их заставили носить женский чулок на голове, лишили возможности носить белье и одели в коротенькие халатики, отчего они сразу стали чувствовать себя “не в своей тарелке”, и вся их осанка и движения стали напоминать женские, движения утратили решительность и стремительность. Это также дало возможность охране обращаться к заключенным “милашка”, “малышка” и т.п.

Подавление, угнетение. На правой щиколотке заключенных была цепь с замком, которая никогда не снималась. Слабая боль и постоянное неудобство от этой цепи должны были быть постоянным напоминанием заключенному, что он находится во враждебной ему атмосфере тюрьмы. Даже когда заключенный спал, одно неловкое движение – и цепь на правой щиколотке больно ударялась о левую, что не позволяло заключенному забыть, где он даже во сне.

Унижение. Каждый заключенный систематически обыскивался, и их заставляли раздеваться, чтобы быть опрысканными антибактериальным спреем, якобы потому что мы были уверены в их вшивости и микробности. (При этом мыться было нельзя и скоро в тюрьме появился устойчивый, неприятный запах пота.)

В 2:30 заключенные были разбужены резким звонком на свою первую “поверку”. Первоначальной целью поверок являлось ознакомление заключенных со своими номерами. Первая поверка прошла за 10 минут, заключенные не восприняли её серьезно, шутили. Охранники тоже ещё не вошли в роль и не знали, как им проявлять свою власть. Однако по сути эти поверки предоставляли возможность охране проявить, поупражняться в контроле над заключенными. Со временем их продолжительность стала возрастать и к концу эксперимента достигла 3 часов. За малейший знак неуважительного отношения к охране, непослушание или просто так заключенных заставляли отжиматься. Охрана обращалась к заключенным либо по номеру, либо “эй, ты”, либо используя какую-либо унизительную кличку и, главным образом, для того, чтобы показать свою власть.

День 2

Поскольку первый день прошел спокойно, охрана и администрация были совершенно не готовы к тому, что на следующее утро заключенные взбунтовались.

Они сорвали с головы чулки, спороли номера с одежды и завалили матрасами двери камер и стали открыто высказывать свое мнение по поводу охранников. Охрана была в бешенстве, но и в растерянности, поскольку никто не знал, что делать. Прибывшая утренняя смена выразила свое разочарование и высказала подозрение, что ночная смена проявила непозволительную “мягкотелость”.

Восстание было решено подавить собственными силами. Для этого также была вызвана и третья смена. Для подавления восстания были использованы огнетушители, предоставленные службой пожарной безопасности, обеспокоенной тем, что из помещения “тюрьмы” был всего один выход. Струей леденящей окиси карбона охранники оттеснили заключенных от двери, сорвали с них одежду, выбросили из камер матрасы и посадили руководителя восстания – “№ 8612″ в одиночную камеру.

Таким образом восстание было подавлено. Стало ясно, что девять охранников могут справиться с девятью заключенными, однако возможности постоянно сдержать такой штат охраны – не было. (Более того, 1 и 3 смены, участвовавшие в подавлении восстания делали это безвозмездно, поскольку никаких “сверхурочных” условиями эксперимента не предполагалось.) Поэтому были использованы более тонкие методы контроля ситуации. Охранники сделали одну из камер – “привилегированной”. Трое заключенных, принимавших наименее активное участие в восстании были помещены в эту камеру. Им вернули одежду, матрасы и позволили умыться и почистить зубы. Остальным – нет. Их также особенно хорошо накормили, в то время как остальные “временно лишились этого права”, т.е. их не кормили вообще. Через пол дня такой жизни, охранники взяли “хороших” заключенных и поместили их обратно в “плохие” камеры, а вместо них наугад выбрали трое “плохих” и поместили их в “хорошую” камеру. Если причину первого поступка заключенные могли понять, то предположить, что во втором случае охранники сделали это “просто так” они не смогли и решили, что “второму набору” выпали привилегии потому что они являются “информаторами” и таким образом между заключенными возникло взаимное недоверие и подозрительность. Коллектив был расколот.

По словам нашего “эксперта” подобная тактика используется и в реальных тюрьмах, чтобы расколоть союзы заключенных. Например, расизм используется, чтобы возбудить ненависть и натравить друг на друга белых, черных и латино-американцев друг на друга. В реальной тюрьме наибольшую угрозу для заключенного представляет именно сосед по нарам. Другим следствием восстания явилась наоборот возросшая солидарность между охранниками – “товарищество”. Также изменился и их взгляд на заключенных, это больше не были “ребята из эксперимента”, это были реально-ненавистные враги, причиняющие неудобства и неприятности (столь невыносимые для охраны), которых во что бы то ни стало надо “сломать”, за что охрана и принялась со всем ожесточением.

Удовлетворение абсолютно любых, даже таких простых и естественных с точки зрения обывателя, потребностей как туалет – стало полностью зависеть от прихоти охраны т.к. и на это необходимо было спросить разрешения, чтобы тебе завязали глаза, наручниками сцепили руки и отвели в туалет. При этом охрана не всегда выполняла просьбы и заключенным приходилось использовать полиэтиленовые пакеты, которые оставались в камере, что вело к дальнейшей деградации условий. Возможность читать и смотреть телевизор – изначально предполагавшаяся – была забыта. На право пользования очками или на то, чтобы закурить сигарету также необходимо было получить разрешение надсмотрщика. № 8612 был заядлым курильщиком и таким образом охрана контролировала его с помощью сигарет. Также охрана сконцентрировала на нем свое особое внимание, не упуская случая, чтобы обозвать или как-либо ещё его унизить.

Менее чем через 36 часов у него начались патологические реакции – эмоциональный срывы, истерика, нарушение мышления, неконтролируемые вспышки ярости, крики и слезы. К сожалению, сам “начальник тюрьмы” – д-р Зимбардо, в обычное время известный как человек “очень отзывчивый и внимательный к нуждам окружающих” (характеристика его коллег и жены) в данном случае “вошел в роль” и на рыдания № 8612 ответил, что “такой сопляк как ты и дня не протянет в настоящей тюрьме”, а также предложил ему сделку – он скажет охране, чтобы те перестали уделять ему “особое внимание”, а в обмен он будет сообщать ему “некоторые интересные сведения” о других заключенных и их разговорах. Бывший руководитель восстания был так плох, что вместо отказа, сказал, что он подумает над этим предложением. Когда он вернулся к остальным заключенным (была поверка), он истерично прошептал “Это не эксперимент, это настоящая тюрьма для психологических экспериментов над людьми и нам отсюда не выбраться”. Этот шепот волной ужаса и отчаянья прошел по ряду заключенных, после чего четверо из них прекратили всякое сопротивление издевательствам охраны и стали 100% послушными зомби, лишенными всякой тени собственной инициативности и самостоятельности.

Ночью состояние № 8612 резко ухудшилось. Главным по тюрьме был в это время ассистент профессора – Крейг Ханей. Он попросил охрану привести его к себе в кабинет (таковы уже были правила, установленные охраной), надеясь, что в кабинете тот сможет немного успокоиться и прийти в себя. Заключенный сказал, что он не в силах больше выносить непрерывные издевательства надсмотрщиков. Видя огромное внутреннее напряжение, прорывающееся то в слезах, то в истерике, Крейг понял, что дело серьезно. “Была глубокая ночь и я не мог позвонить доктору Зимбардо, своему начальнику. Понял, что решение придется принимать мне. Сейчас, спустя годы, оглядываясь назад принятое мной решение кажется простым и естественным, потому что оно было единственно правильным, то в ту ночь оно таковым не казалось. Я учился на 4 курсе и для меня много значило участие в этом эксперименте, подготовка к которому заняла у нас столько времени и результаты которого были в ту ночь ещё совсем неизвестны. Выпуская заключенного я тем самым рисковал всем экспериментом, который мог сорваться. И всё таки я решил отпустить этого парня, потому что человечность во мне перевесила “научность”. На следующий день мне пришлось много чего выслушать от начальства, которое не видело, как плох стал парень ночью и потому сомневалось в правильности моего решения и в моем здравомыслии и “преданности науке” вообще. Однако необходимо было найти какое-то объяснение этому случаю и тут мы попали в свои же собственные сети и уцепились именно за ту идею, которую и пытались опровергнуть. А именно мы решили, что произошла ошибка в процедуре отбора и в наш эксперимент просочился какой-то “ненормальный”, т.е. мы – пытавшиеся опровергнуть стратегию “во всем винить пострадавшего” и доказать, что ситуация может оказывать сильное деформирующее воздействие на личность и психику человека – при первом же серьезном проявлении этого воздействия попытались сами всё списать и во всем обвинить самого пострадавшего, его якобы “дефектную” личность. Это было проще всего, ведь таким образом снималась ответственность за происшедшее со всех остальных. Однако тот факт, что в течении последующих четырех дней патология проявилась ещё у шести заключенных заставил нас призадуматься и пересмотреть свои взгляды.

День 3

В понедельник был день “свиданий” с родными и друзьями. Мы опасались, что близкие могут увидеть состояние заключенных и тюрьмы и забрать своих сыновей домой.

С целью этого не допустить мы решили оказать воздействие и на ситуацию и на самих родителей. Заключенным было велено помыться, побриться, причесаться, вычистить и привести в порядок камеры, мы проветрили помещение, пустили по местному радио спокойную приятную музыку и даже уговорили одну милую, привлекательную студентку сыграть роль секретарши, приветствуя и регистрируя наших посетителей на входе.

Целью этих действий было убедить посетителей, что всё совсем не плохо. Когда пришло два десятка посетителей, полных чувства умора и оптимизма, готовых увидеть что-то новое и интересное, мы методично взяли их поведение под ситуативный контроль, заставили зарегистрироваться, заставили прождать полчаса, затем объявили, что одного заключенного могут посетить не более двух человек, что время визита ограничено 10 минутами, и что свидание произойдет только в присутствии и под наблюдением охранника. Кроме того, прежде чем встретиться с сыном, родители должны были обсудить его “дело” с начальником тюрьмы. Конечно, поначалу родители стали возмущаться этими неразумными правилами, но, что удивительно, — в конце концов они все им подчинились и таким образом приняли участие в нашей инсценировке.

Когда родители увидели, в каком измотанном и затравленном состоянии находятся их сыновья, многие из них, даже отцы – разрыдались. Когда одна мать сказала, что никогда не видела своего сына таким изможденным, я в ответ быстро перекинул вину с ситуации на самого её сына. “Сам виноват – нечего не спать по ночам!”, затем я обратился к отцу – “Вы что, сомневаетесь в своем сыне?” “Нет, нет, конечно не сомневаюсь, он – крепкий парень. Пойдем дорогая, мы и так уже потеряли много времени. До встречи в следующий понедельник!”

Таким образом родители остались в рамках самой ситуации и никто не осмелился поставить под сомнение саму ситуацию, но продолжал действовать в её рамках, прося у “начальника тюрьмы” не более как “послабления условий для их сына”.

После визитов родных, во время проверки один из охранников услышал, как заключенные перешептываются о том, что выпущенный ранее № 8612 вот-вот должен собрать своих друзей и вернуться, чтобы разнести эту тюрьму и всех освободить. По идее, мы – как наблюдатели, должны были бы наблюдать. Однако совмещение роли профессора и “начальника тюрьмы” сыграло свою роковую роль, втянув меня самого полностью в ситуацию. Таким образом я перестал действовать как профессор и стал вести и мыслить, как заправский начальник тюрьмы. Я долго упрашивал полицию перевести на время наших заключенных к себе. Полиция отказалась, сказав, что в этот случай страховой компанией не предусмотрен и если что – вся вина ляжет на них. Я взбесился. Затем, посовещавшись, мы решили завязать заключенным глаза, сковать их одной цепью и перевести в кладовую на пятый этаж, а тюрьму тем временем демонтировать, чтобы когда № 8612 вернется с друзьями – я мог бы ему сказать, что эксперимент окончен и все разошлись по домам. Мы так и поступили.

После множества хлопот и нервов всё было сделано и я остался в опустевшей “тюрьме” один, нервно ожидая группу ребят с дубинками, готовых разнести всё в клочья, и подумывая о том, а не попросить ли полицию задержать этого парня под каким-либо предлогом на 15 суток. В это время ко мне заглянул один из коллег по факультету, который прослышал, что у нас тут какой-то эксперимент. Я обрисовал ему ситуацию и он задал мне простой и главный вопрос: “А что, собственно говоря, вы пытаетесь изучить? Какова зависимая переменная в этом эксперименте?” К моему собственному потом удивлению, я ответил на этот грамотный вопрос вспышкой гнева.

У меня тут вот-вот вломится банда головорезов, чтобы разнести “мою” тюрьму, а какой-то профессоришко тут разглагольтвует о зависимых переменных! К вечеру стало ясно, что слух о нападении на тюрьму был не более, чем слух. Представьте себе наше состояние. Мы потратили кучу сил и нервов – и всё впустую! Кто-то должен был за это ответить! И этим “кто-то” стали, разумеется, заключенные, которых заставили голыми руками чистить унитаз, отжиматься, ходить гусиным шагом, словом, подвергли всем наказаниям, какие охранники только и смогли выдумать. Продолжительность поверок достигла нескольких часов.

День 4

В понедельник я также вызвал десятого заключенного, чтобы он занял место отпущенного ранее № 8612. Попав в тюрьму и столкнувшись с местными “порядками” № 819 отказался подчиняться и объявил голодовку. Он надеялся, что его сопротивление издевательствам охраны послужи толчком к восстановлению солидарности между заключенными, их объединения против охраны или, по крайней мере, таким образом он совсем обессилит и его вынуждены будут отпустить.

Он ошибался. Уже на 4 день было слишком поздно и бесполезно вывести заключенных из их зомбированной покорности. Таким образом, вместо того, чтобы стать героем, возглавляющим сопротивление жестокости надсмотрщиков, он стал одиноким “источником неприятностей”, презираемый заключенными и терзаемый начальниками за то, что не ел “свою поганую жратву”. В любом случае, очень быстро № 819 оказался “внутри ситуации”, т.е. – не более, чем просто “проблемный заключенный”.

Во вторник я пригласил католического священника, бывшего тюремным капелланом, зайти и оценить, насколько наша тюрьма соответствует действительности. Наблюдая его разговоры с заключенными, меня поразило, что половина из них, представлялась не своими христианскими именами, а называло себя своему тюремному номеру. Капеллан спросил у заключенных, что они делают, чтобы выбраться отсюда. В ответ на их недоуменный взгляд он ответил, что, чтобы выбраться из тюрьмы необходимо подать прошение о помиловании. Он также предложил связаться с родителями, чтобы те наняли юриста и половина заключенных попросили его об этом. Визит священника совсем размыл грани реальности и после него многие окончательно забыли про какой-либо эксперимент и стали мыслить исключительно в тюремных понятиях.

Вечером у № 819 случилась истерика. Видя, что дело серьезно, я снял с его головы чулок, отстегнул от ноги цепь и велел пойти отдохнуть в мою комнату, сказав, что принесу туда еды. Пока я всё это делал, один из охранников выстроил заключенных в линию и заставил их петь громким голосом: “№ 819 – (плохой заключенный), он во всем виноват. № 819 очень плохо поступает. Из-за него всё не так!” Они пели это хором раз за разом, и с каждым разом всё слаженней и четче. Когда я понял, что о слышит их пение я поспешил в кабинет. Та я застал его – рыдающего. Я предложил ему выйти на улицу. Он сказал, что не может выйти, потому что другие заклеймили его “плохим” и не смотря на свою усталость от голодовки, он стал просить вернуть его обратно в камеру, чтобы доказать остальным, что он вовсе не “плохой” и ничего “плохого не делал”. Тут я понял, что его тоже пора выпускать и сказал: “Слушай, ты не плохой заключенный, ты не заключенный вообще. Ты – Клей Гебхард, а я — не начальник тюрьмы, я доктор Зимбардо, психолог и это – Стенфордский университет, а не тюрьма! Так что вставай и иди себе домой!” Он перестал рыдать и смотрел на меня взглядом ребенка, очнувшегося от кошмарного сна. Помолчав какое-то время он, наконец, казал, “хорошо”.

День 5

В этот день, следуя совету капеллана, мы решили инсценировать “пересмотр дел”, т.е. рассмотреть вопрос о помиловании. Для этого мы собрали “присяжных” – с десяток студентов психологического факультета. Во главе суда был наш тюремный эксперт, недавно вышедший на свободу после 17 лет заключения Карло Прескотт. Его собственное прошение о помиловании 16 раз было отклонено.

Во время этого процесса в глаза бросилось следующее. На предложение отказаться от всех денег в обмен на досрочное освобождение почти все заключенные ответили согласием. Далее, в ответ на наш приказ вернуться в камеру и ждать решения суда, каждый заключенный послушно встал и последовал в свою камеру. Хотя по логике вещей, если им больше не нужны были деньги – то зачем им было продолжать участвовать в эксперименте? Они могли просто встать и уйти. По всему было видно, что эти люди уже неспособны ни к какому сопротивлению, и что для них восприятие “экспериментальной” тюрьмы было совершенно реальным.

Также резкое изменение произошло и в самом эксперте – за считанные минуты он превратился в того самого черствого авторитарного судью, которого сам же больше всего ненавидел и который отклонил 16 его прошений. Все прошения о помиловании были отклонены. После объявления этой новости, у половины из оставшихся восьми заключенных началась патология, у одного заключенного начались судороги по всему телу.

Изменения произошли и с охранниками. Они уже полностью “адаптировались” к своей работе. Можно было выделить три типа охранников – те, кто издевался над заключенными ради удовольствия, те, кто делал это “по долгу службы” и тех “слабаков”, кто этого не делал, но в то же время и не препятствовал это делать другим охранникам. Один из охранников стал откровенным садистом, за что получил кличку жестокого убийцы из кино про дикий запад – Джо Уейна. Его смена работала в ночь и отличалась особой развязностью, потому что охранники были уверены, что ночью все “профессора” спят и за ними никто не следит.

Пятый день был последним исключительно благодаря тому, что вечером этого дня посмотреть, на эти “чудеса” пришла невеста доктора Зимбардо, недавно ставшая преподавателем выпускница Стенфорда Кристина Мэслаш. “Я была очень поглощена переездом и подготовкой к чтению моего первого курса лекций и поэтому смогла прийти посмотреть на эксперимент только под вечер пятого дня. Посмотрев через специальное (одностороннее) окошко в коридор я никого не увидела, поэтому обошла тюрьму с другой стороны и зашла в комнату охраны. Там сидел всего один охранник, который пораньше пришел на работу и ждал начала своей смены. Мы с ним поговорили какое-то время и он показался мне очень милым и интеллигентным человеком. Потом в комнату вошли охранники, окончившие свою смену и я, чтобы им не мешать, ушла к Филу и другим психологам, находившимся на другом конце тюрьмы, откуда они наблюдали за всем происходящим внутри. Когда я вошла, меня подозвали к окошку, сказав, что я увижу кое-что весьма и весьма интересное, потому что сейчас как раз “смена Джо Уейна”. Я взглянула в окошко и увидела, что известный “Джо Уейн” – это был тот самый “милый и интеллигентный” человек, с которым я только что разговаривала. Только теперь это был совсем другой человек. Он не только двигался иначе, он стал говорить с южным акцентом (пародируя одного из виденных им киногероев – как выяснилось позже). Он орал и немыслимо ругался на заключенных, выстроившихся в коридоре для переклички. Трансформация была потрясающей – стоило ему одень форму хаки, взять в руки дубинку и войти в тюремный коридор – и вот это уже совсем другой человек – само олицетворение грубости и жестокости, само воплощение “исключительно формального” “ничего личного” “знающего жизнь” тюремного исполнителя.

В 11 вечера заключенных сцепили цепью, надели на головы бумажные пакеты, чтобы они ничего не могли видеть, и с криками и руганью колонной повели в туалет. Охрана была уверена, что на пути в туалет, который находился вне “тюрьмы” за ними уж точно никто не наблюдает и поэтому они позволяли себе всё.

Это было отвратительно и просто невыносимо наблюдать. В то же время у Фила и других экспериментаторов это, похоже не вызывало ничего, коме профессионального любопытства: “Ты только посмотри, что они вытворяют! Ну надо же! Как интересно! Иди, иди – посмотри на это!”. Я, наоборот, отошла, шатаясь, вглубь комнаты, только и сказав, что “я уже это видела”. В ответ на это Фил и другие разразились бурей возмущения о том, что я не хочу смотреть на столь интересные проявления человеческой психики. Они решили, что это я от отсутствия интереса. Их насмешки и комментарии заставили меня усомниться в себе самой, заподозрить себя в действительной глупости и равнодушии к профессии – в добавок к тому, что мне просто было тошно смотреть на то, как охранники унижали и издевались над своими “жертвами”.

Некоторое время спустя, по дороге из университета Фил спросил меня, что я думаю обо всём этом. Он ожидал, что я произнесу какую-то восторженную высоконаучную тираду, однако вместо этого я разревелась (хотя обычно я очень сдержанный человек) и сказала: “То, что вы делаете с этими ребятами – это ужасно и бесчеловечно!” Дальше у нас был ожесточенный спор. Я была очень напугана, потому что знала Фила уже не первый год и мы даже собирались пожениться. Я знала его, как доброго и отзывчивого человека, всегда внимательного и заботливого, мы никогда с ним серьезно не ругались. Не помню сколько это всё продолжалось, но это было очень тяжело. В конце концов он согласился со мной, признал, что сам за эти дни сильно изменился, что все они внутренне вжились в “тюремные условия” и усвоили себе “тюремные порядки”, которые таким образом оторвали их от их привычных человеческих ценностей. Поскольку дело было глубоко за полночь, он пообещал, что остановит эксперимент завтра утром, пригласив всех охранников и всех ранее освобожденных заключенных для совместного обсуждения итогов эксперимента.

Вспоминая, спустя годы, об этом дне, я часто спрашивала себя – почему моя реакция была не такая, как у всех. Я думаю причин тому было две: во первых я была совершенно посторонним человеком. Для меня просто не было никакой “роли”, и у меня не было никакой личной заинтересованности в результатах этого эксперимента. Спрашивая себя – а смогла ли я поступить так же, если бы я была не молодым профессором, а студенткой, и мое будущее зависело бы от рекомендации д-ра Зимбардо? Смогла ли бы я так поступить, если бы это был “мой” эксперимент? Мне хотелось бы думать, что – смогла бы, но, честно сказать – я не знаю. И второе – я не присутствовала там постоянно, я не имела, не чувствовала, как день за днем ситуация накаляется, я не привыкала к ней. Поэтому для них всё было вроде как по старому, все было “как всегда”, всё было нормально, я же сразу увидела и поняла – дурдом. Кроме того, чтобы я стала делать, если бы Фил меня не послушал? В известных экспериментах на “послушание” проф. Милгрима, 90% из тысячи простых американцев послушно совершили убийство, не зная, что это не настоящее убийство, хотя при этом многие кричали и плакали, что не хотят никого убивать – и все же продолжали нажимать на кнопку, посылая видимой им жертве (искусному актеру) всё более и более сильный разряд тока. Только 10% отказались подчиняться, но при этом ни один не пошел против эксперимента как такового, не один не возмутился “что это вы тут делаете!?” Таким образом, не имея своей “роли” и поэтому не затянутая вовнутрь ситуации, я смогла трезво взглянуть и поставить под вопрос саму ситуацию. Потом этот мой поступок называли геройским, но тогда я вовсе не чувствовала себя героем, я чувствовала себя изгоем, сомневалась в собственном здравомыслии и недоумевала, почему моя точка зрения такая “ненормальная”, не как у всех остальных. И смогла бы я пойти в ректорат или в комитет по защите прав человека, чтобы начать действия против Фила, с которым мы собирались пожениться? Я не знаю, но я очень рада, что мне не пришлось отвечать на этот вопрос. Ведь системе, насаждающей зло, очень легко “сговориться” с добропорядочными диссидентами или даже с героическими повстанцами просто – дав им грамоты и медали за их “подвиги” и чтоб они держали своё мнение при себе. Для себя я поняла, как легко человек может начать бесчеловечно обращаться с теми, кто находится в зависимости от его помощи или доброй воли, начав оправдывать свою бесчеловечность тем, что эти люди – не люди, “звери”, “никчемные”, “неполноценные”, “уроды”, “конченные” и проч. Этот эксперимент побудил меня заняться исследованием того, как первоначально отзывчивые медсестры, чья самоотверженность беззастенчиво эксплуатируется, “сгорают” на работе и начинают ненавидеть тех самых людей, ради которых они пришли в медицину. К счастью это явление не повсеместное, но оно имеет место быть. А с Филом мы недавно справили 20ю годовщину нашей свадьбы.”

На следующий день эксперимент был остановлен. Весть об окончании эксперимента заключенные восприняли с неописуемой радостью и воодушевлением, в течении считанных минут их апатию как рукой сняло. В то же время охранники были явно недовольны, что всё закончилось так скоро.

Выводы

Честно сказать поначалу мы совсем не думали, что всё так получится. Мы, наоборот, думали, что ребята будут шутить и прикалываться и нормально общаться друг с другом и что наша тюрьма совсем не сможет стать похожей на настоящую. К тому же ведь мы не давали никаких ролей и не объясняли кому как себя вести.

Однако, получив власть, охранники начали всё активней её использовать, заняв уверенную, активную позицию. Многие из них признались, что работа, позволяющая им полностью контролировать и управлять ситуацией и другими людьми, доставляла им немалое удовольствие. Это же можно было видеть из видеозаписей, показывавших как охранники часто просто так прогуливались вдоль камер с самодовольным видом, покачивая на руке дубинку, а также из того, что за всё время эксперимента не было ни одного опоздания на работу, ни одного “больничного” или “отгула”, ни разу никто не отказался от сверхурочной работы. “Оглядываясь назад, я ужасаюсь самому себе – как мало я имел какого-либо сочувствия к этим ребятам.” Хотя не все охранники заняли агрессивную позицию в отношении к заключенным, но, как уже говорилось, не было отмечено ни одного случая, когда кто-нибудь из охранников пошел бы против “своих”, пытаясь остановить садизм наиболее активных коллег.

Заключенные также подчинялись и “хорошим” охранникам из страха, что если те их оставят совсем, то “плохие” им сделают ещё хуже. Наиболее частой формой обращения в тюрьме была команда, причем команда всегда безличная и как правило сопровождающаяся унизительной шуткой или кличкой. Так из общего числа обращений к конкретному человеку 95% всех обращений (в т.ч. и между заключенными) начиналось с какой-либо негативной, унизительной клички, номера, и только в 5% случаев были употреблены имена или упомянута какая-то положительная черта, особенность человека (всё это были не случаи общения заключенных между собой, а случаи обращения заключенных к тюремщику с какой-либо просьбой). Грубая манера обращения у охранников прогрессировала по ходу эксперимента. Так, если во время первой “поверки” было сказано всего несколько оскорбительных слов, и то в шутливой форме, во время последних слов оскорбления произносились примерно каждые двадцать секунд. В ответ на это повышение интенсивности ругани, снижалась интенсивность действий заключенный. Напомним, что физическую силу применять запрещалось, поэму словесные оскорбления были основной формой агрессии.

Единственное заключение, которое можно было сделать из анализа психологического состояния заключенных до эксперимента и в конце, это то, что зависимые, пассивные личности переносили заключение несколько легче, чем личности самостоятельные, инициативные, независимые, творческие. Других зависимостей между характером и успешностью “адаптации” к тюрьме установлено не было. Лишившись всякой власти и контроля ситуации, поведение заключенных стало крайне пассивным. Единственным видом проявления инициативы было сопротивление выполнению команд надсмотрщиков, причем это сопротивление по ходу эксперимента становилось всё слабее и к концу эксперимента (т.е. всего лишь на 5 день!) у половины заключенных исчезло совсем. Этому способствовала и деиндивидуализация заключенных. “Я понял, что теряю самого себя, чувство собственной личности. Тот парень, которого звали Клэй и который согласился участвовать в эксперименте был от меня всё дальше и дальше, пока не исчез совсем, а я – я – № 819 – остался.”

Один единственный раз был отмечен факт взаимопомощи – когда один заключенный помог другому. Удивительно и то, что 90% всех разговоров между заключенными в камерах велись о тюрьме. Хотя это были совершенно разные и интересные люди, за весь срок пребывания в тюрьме они ничего друг о друге не узнали. И в то время, когда бы они могли обсудить свои планы на будущее или поговорить о прошлом, словом, в то единственное время, когда они могли бы убежать и оторваться от реальности – они не выходили из под власти ситуации, говоря лишь о еде, охране, поверках, поведении других заключенных и т.п. То есть не было никакой прерывности в их самовосприятии себя как заключенных. Более того, заключенные стали усваивать негативные взгляды охраны на самих себя и стали сами относиться к себе столь же негативно. К концу эксперимента заключенные перестали даже внутренне сопротивляться давлению охраны и были полностью уверены, что охрана так с ними обращается потому, что они этого заслуживают. Точно также они следовали “рекомендациям” охраны и в выстраивании своих отношений с другими заключенными. Ярким примером тому является их пение про то, что “№ 819 – плохой заключенный”. Кроме того, хотя внешне заключенные выглядели вялыми и апатичными, особенно по сравнению с активными охранниками, тестирование показало, что внутренне они в 2 раза более возбуждены, что внутри у них никакого покоя нет. Также в 2-3 раза чаще у них были перепады настроения, чем у сравнительно “стабильной” охраны. То есть эмоциональные реакции заключенных были в несколько раз сильнее, но внешне никак не выражались (кроме судорог и других соматических реакций). По словам заключенных, самым тяжелым была непредсказуемость поведения охраны, её самодурство. В ответ на слабое сопротивление одного заключенного могли наказать его, а могли наказать и не его, а его сокамерников, или же вообще соседнюю камеру. Поскольку результат любого действия был совершенно не предсказуем, большинство заключенных вообще прекратили предпринимать какие-либо действия. За улыбку пошлой шутке охраны, например, можно было быть наказанным, точно также, как и за её отсутствие. Для охраны не было причины искать разумное оправдание своим требованиям, как в нормальной жизни. В этом мире двух крайностей – крайней властности и силы и крайней же беспомощности и бессилия, каждый учился любить “власть” саму по себе и ненавидеть и презирать себя самого и всякого, кто ею не обладает. Реальные заключенные быстро осваивают методы “компенсации” и “приобретения власти” за счет унижения более слабых сокамерников или образовывая группировки против друг-друга. Также и охранники продолжали усиливать свою власть ради самой власти даже и после того, как заключенные прекратили всякое сопротивление.

Характерно, что после окончания эксперимента заключенные выразили убеждение, что мы выбрали охранников не путем подкидывания монетки, а как наиболее здоровых и сильных, хотя на самом деле разницы в телосложении не было никакой. Вся “сила” охраны, успешно контролировавшей втроем безропотное поведение девяти заключенных была чисто субъективной. Спустя буквально несколько часов после окончания эксперимента их эмоциональный уровень пришел в норму и в дельнейшем, поддерживая связь, ни один не сообщил о каких либо негативных последствиях эксперимента.

Двое из “заключенных” после эксперимента пересмотрели свои карьерные планы и стали – один – адвокатом по делам заключенных, другой – тюремным психологом. Основным выводом исследований явился тот факт, что предсказать заранее, на основании каких либо личностных данных как человек будет себя вести в той или иной экстремально благоприятной или неблагоприятной ситуации нельзя, не поставив этого человека в условия данной ситуации. Кроме того, мы были потрясены эффективностью нашего эксперимента. Страшно подумать, что если наша “Стенфордская тюрьма” смогла за 5 дней оказать столь сильное угнетающее (или деформирующее) воздействие на своих “обитателей”, то что же в обычных тюрьмах, где условия намного более жесткие, где есть и реальный риск и угроза физической расправы, где за минимальное нарушение режима можно получить штрафной изолятор и, как следствие – невозможность досрочного освобождения и т.д. Вот письмо, которое я получил от одного заключенного вскоре после публикации статьи об эксперименте: “Я был недавно переведен на другой режим после 37 месяцев одиночного заключения. У меня был “молчаливый” режим и даже если я пытался шепотом заговорить с парнем из соседней камеры, меня били, травили газом и бросали в узкую щелеобразную камеру, голого, спать на бетонном полу, не позволяя даже сходить в туалет.. Я знаю, что воровство должно быть наказуемо и я не оправдываю воровство, хоть я и сам был вором. Теперь я не думаю, что буду когда нибудь красть, если выйду на свободу. Нет, не потому что я “перевоспитался”, просто вещи и воровство меня больше не интересуют. Я думаю только об убийстве. Об убийстве тех, кто меня избивал и обращался со мной хуже, чем с собакой. Я надеюсь и молюсь, что ради спасения моей души и ради моей будущей жизни я смогу преодолеть ожесточенность и ненависть в моем сердце, но это будет очень, очень тяжело.

Ссылки по теме

Эффект Люцифера. Ложь психологических экспериментов о насилии

Скандально известные эксперименты о том, как легко простые люди переходят к насилию, серьезно повлияли на представления ХХ века о человеческой природе. На основе этих идей часто строилась и социальная политика в странах Запада. Однако действительно ли две иллюстрации жестокого поведения – самоочевидный факт и достаточное основание для далеко идущих выводов? Или это то, что нужно еще суметь адекватно проинтерпретировать? О сомнительности классических экспериментов – в материале Concepture.

Две идеи о человеческой природе

События ХХ века поставили человечество перед целой серией неприятных вопросов, связанных с насилием, поведением масс, верой в мифы и подчинением авторитетам. Революции, этнические чистки, геноцид и атомное оружие потрясли сознание людей, от чего классический образ человека разумного отвалился словно приклеенный ус и за ним обнаружилось агрессивное, эмоциональное, социально-зависимое существо.

Большой вклад в изучение темной стороны людей внесли авторы, чьи имена вошли во все учебники поведенческой психологии – Аш, Розенхан, Селигман и конечно, Милгрэм и Зимабрдо. Однако если внимательно приглядеться, то мы увидим одно поначалу незаметное, но важное отличие. Эксперименты Аша, исследования Розенхана и Селигмана были призваны объяснить механизмы проблем, в то время как Милгрэм и Зимбардо стремились к скандалу: они лишь указывали на проблему, предлагая не столько объяснение, сколько повод ужаснуться. Ставшие классикой в ХХ веке, сегодня они подвергаются серьезной критике.

Обратимся к ней и мы. Вероятно, все слышали о Стэнфордском тюремном эксперименте Зимбардо, по которому снято несколько фильмов с названием «Эксперимент» (2001 года, 2010 года). Чуть меньше, но тоже многие знают и о Стенли Милгрэме, который предоставил шокирующие сведения о склонности людей подчиняться. По мотивам этого исследования вышел документальный фильм «Подчинение», а затем и игровой – «Экспериментатор» (2015). Обе эти фамилии мигом возникают, когда кто-то хочет обсудить насилие в группах.

Филип Зимбардо

Безусловно, у людей есть проблемы с насилием, причем часть из них – наследие приматов, а часть – исключительное достижение существ, живущих в языке. Но, на мой взгляд, слишком многие явления в психологии и культуре в ХХ веке строились на спекуляциях вокруг двух философский идей, возникших в Новое время.

Первая заключалась в том, что человек хуже животного: он скрывает под маской социальной роли жестокость и склонность к садизму. Вторая при всей парадоксальности подобного союза гласила, что средний человек обычно не виноват в своих проступках – его таким сделали общество, среда и ситуация. Кто бы мог подумать, что подобный гибрид Гоббса и Руссо возможен?

Однако часть психологов, антипсихиатров, культурных деятелей, а также людей, идейно близких к хиппи и нью-эйджу, повторяли как мантру: «человек не виноват, его таким сделали». Как будто и правда люди сплошь были бы разумными и добрыми, если бы не государство и общество, воспитавшее в них любителей войн и жестокой конкуренции.

Проблема здесь в том, что это лишь часть правды, которую некоторые решили пропагандировать как абсолютную истину ради своих интересов (иногда благих – к примеру, борьба с дискриминацией и демократизация некоторых сфер общества). И всё же это полуправда, потому что в ХХ веке мы узнали и о том, что люди способны сопротивляться дискурсу, а также о том, что человек идеализировал не только себя, но и природу. В какой-то момент спекуляции о насилии стали общим местом, в котором неудобно сомневаться, так как можно прослыть недалеким консерватором и антигуманистом.

Стэнли Милгрэм

Но давайте задумаемся: обе идеи – в общем-то палка о двух концах. Утверждение, что люди злы и нуждаются в переобучении, в пределе грозит всё той же дискриминацией. Например, когда вам однажды откажут в праве выбирать форму воспитания своих детей или запретят выражать эмоции в отношении того, что не нравится (если это обижает кого-то). То же самое с идеей изобразить человека как продукт среды и жертву обстоятельств. Во-первых, это повод к оправданиям любых проступков, если есть на кого свалить вину (родители, школа, общество, начальник). Во-вторых, виктимизация – худшее, что можно сделать с личностью, ведь она вырабатывает «выученную беспомощность».

В итоге вы не решаете даже за что вам обижаться, а за что нет (весомая часть психологических травм идет от того, что другие убеждают, что вас травмировали, пусть вы и не поняли/не почувствовали). Спорность и опасность таких выводов я и попробую показать на разборе двух самых громких психологических экспериментов ХХ века – Электрического эксперимента Стенли Милгрэма и Стэнфордского тюремного эксперимента Филиппа Зимбардо.

Готовы ли вы бить током ближнего своего?

Коротко о сути эксперимента Милгрэма, чтобы напомнить ключевые моменты (более подробно есть в нашем старом материале и на Wiki). В эксперименте есть случайно выбранный испытуемый и два подставных деятеля: один играет ученого («учитель»), другой – случайного участника, над которым ставят эксперимент («ученик»). «Ученик» решает задачи, а когда ошибается, испытуемый нажимает кнопку дающую удар тока ученику.

«Учитель» контролирует процесс и указывает на повышение напряжения тока, также он говорит 4 типовые фразы для убеждения испытуемого продолжать. На уровне «интенсивный удар» (300 вольт) «ученик» жалуется и просит прекратить (на деле его не бьют током). По Милгрэму здесь 12,5% отказываются продолжать, и еще 22,5% чуть позже, а оставшиеся 65% после убеждающих фраз «учителя» доходят до самой высокой цифры в 450 вольт с подписью «опасно».

«Эксперимент Милгрэма»

Как считал Милгрэм и ряд других авторов, этот опыт показал, что люди склонны подчиняться приказам, даже если это противоречит их моральным чувствам. В рамках научного эксперимента они будут бить током человека, который просит этого не делать, если на этом настоит авторитет – например, ученый в белом халате. Отсюда многие сделали радикальный вывод: люди слишком сильно подвержены влиянию извне, поэтому их садизм часто просто следствие внешнего принуждения.

Неудивительно, что это оказалось очень актуально для страны, недавно пережившей мировую войну, а теперь снова отправлявшей юношей на непонятную войну во Вьетнаме. Пожалуй, для травмированных пост-синдромом парней это могло стать оправданием, но что насчет военных преступников – уместно ли говорить, что они «всего лишь выполняли приказ»?

Впрочем, определенная доля вопросов возникает и к самому оригинальному эксперименту (затем много раз повторенному со значительным разбросом цифр).

Начать стоит, пожалуй, с личности Стэнли Милгрэма. Безусловно, это выглядит как аргумент ad hominem, однако отсылка к личным обстоятельствам в данном случае ничего не опровергает, но служит лишь демонстрацией законности каких-то сомнений. Как известно, человек, открывший столь серьезный факт, не особо стремился стать психологом. На решение в итоге повлиял именно этот эксперимент, привлекший внимание общественности. Стэнли сомневался в карьере ученого, он хотел славы и подумывал пойти в актеры, сценаристы или режиссеры. Я не вижу ничего дурного в том, чтобы представить науку в удачном свете в медиа, однако стоит помнить, что подобное желание може завести далеко от первоначальной цели.

Он очень красиво подал свои данные в драматическом ключе – почти 90% людей готовы мучить других, если есть оправдание. Ну или как минимум 65% готовы дойти до конца. Однако открыв нечто действительно серьезное, Милгрэм несколько дилетантски придал этому не статус сложного явления, требующего аккуратных интерпретаций, а попросту навязал свое видение вопроса.

Вслед за авторами популярной у молодежи критической теории (Адорно, Маркузе) Милгрэм приписал всю вину обществу с разделением труда. Якобы экономическое устройство убивает инициативу и веру чувствам, делая человека привычным к подчинению в тех сферах, где он некомпетентен или не готов брать ответственность.

Милгрэм даже придумал легенду о том, что на него повлияла книга Ханны Арендт с её идеей «банальности зла», хотя прочел её уже после эксперимента. Ну и конечно, подобные параллели – это род эмоциональной манипуляции. Как только в дискуссии появляются Гитлер, концлагеря, тираны, то рациональность большинства тут и заканчивается.

Эта картинка безусловно пришлась ко двору части публики, которая и так в это верила – я про тех самых молодых американских интеллектуалов и хиппи, на разные лады описывавших общество как средоточие насилия. Но главная проблема в том, что никто толком не проверял качество эксперимента. Все поверили на слово, до тех пор пока в 2004 году Джина Перри не изучила все аудиозаписи и свидетельства участников. Выяснилось, что полученные результаты сомнительны или просто некорректны.

Халтура Милгрэма

Первое, что выяснила Перри – то, что человек, игравший «учителя», занимался самодеятельностью. По протоколу он должен был говорить 4 типа фраз (от «надо продолжать» до «у вас нет выбора, вы должны продолжать»), но на деле говорил намного больше и порой сильно давил на испытуемых. Это подтвердили и более поздние вариации эксперимента: люди чаще отказывались бить «ученика» током, когда это звучало как приказ, но охотно продолжали, если звучали фразы о «благе науки» («это ради знания», «ради пользы» и т. д.).

И тот факт, что он стремился их убеждать сильнее, косвенно намекает на то, какого результата хотел добиться Милгрэм. Иными словами, у него уже был готов ответ, поэтому возможно как минимум часть условий он подогнал под него. Отсюда и недоверие к фильму «Подчинение», снятому Милгрэмом в ответ на критику (и кстати, этот вариант эксперимента – с «учеником с больным сердцем» – никто не повторял).

Второй факт, вызывающий только усмешку у любого современного психолога (за исключением наивного адепта КПТ) – то, что человек, игравший жертву, не был профессиональным актером. И по  свидетельствам, собранным Перри, играл плохо. Видя этот «спектакль», некоторые просто решили подыграть, ведь ничего страшного не будет. И даже если бы он играл хорошо, есть основания полагать, что бессознательно большинство людей распознали бы настоящую боль или её отсутствие. Учитывая, что весь эксперимент строился на обмане испытуемого, нельзя не учесть, что ложь считывается и неявно. Так как два участника эксперимента не просто не нейтральны, а вынуждены обманывать испытуемого, можно думать, что в ситуацию примешивалось очень много личных и бессознательных аспектов. Безусловно это снижает доверие к результату.

Несостоявшаяся кинозвезда Стэнли Милгрэм (позирует)

Третий момент заключается в том, что недостоверна и предпосылка Милгрэма будто все люди в целом одинаково воспринимают авторитеты. Некоторые проинтерпретировали данные результаты как продолжение идеи Аша. Соломон Аш продемонстрировал силу группового конформизма: в его эксперименте подставная группа давала заведомо неверные ответы, тем самым влияя на ответы испытуемого. Но, во-первых, это не касалось прямого насилия, а во-вторых, результаты были сильно скромнее (общая доля ошибочных ответов при полном согласии группы с неправильным была 37%, а при наличии третьего неправильного мнения – всего 9-12%).

Ни один другой эксперимент не подтвердил этой «одинаковости», а значит, сами условия, организованные им, сомнительны. В реальности всегда есть весомый процент тех, кто активно не соглашается с носителями авторитета, но, судя по всему, при отборе кандидатов их просто отсеивали (как думаете, скептично настроенный к науке или неуживающийся с авторитетами человек придет по объявлению в университет на эксперимент?). В то же время некоторых власть суггестирует так сильно, что они действительно готовы сделать не только то, что от них просят, но даже то, что неявно подразумевалось. Что, возможно, и произошло с его помощниками.

Кстати, тезис Милгрэма о том, что внешние обстоятельства не влияют на распределение отказавшихся и подчинившихся, тоже не выдержал проверки. Например, если на месте «ученика» оказывалась женщина средних лет, то цифры смещались на 10-12%. Интересно, как бы они изменились, будь это очень красивая девушка или ребенок?

Четвертый и самый проблемный момент. По сути, эксперимент сравнивает два очень разных вида активности: нажимать на кнопку и возражать другому человеку. Одно в разы легче, чем другое, но это не свидетельство полного конформизма. Это свидетельство инерции в оценке обстоятельств, а также эмоционального избегания. Случай Милгрэма уместно сравнить с известнейшим перфомансом Марии Абрамович, в котором она разрешила публике делать с ней всё что угодно.

Перфоманс «Ритм 0», состоявшийся в 1974 году

Как известно, перфоманс «Ритм 0» привел к тому, что зрители постепенно переходили ко всё более странным и опасным действиям с художницей: её раздели, кололи шипами розы, отрезали волосы, писали на ней оскорбления, а потом кто-то даже попытался что-то вырезать на её теле, жгли перед лицом бумагу, наставляли пистолет, вешали цепь на тело, один уникум даже пил кровь из раны и т. п. Вывод, который сделала Абрамович, звучал как приговор: «многие человеческие качества, которые нельзя проявить в социуме, оказались на поверхности, а люди показали себя как достаточно жестокие существа».

Однако не все так просто. Люди действительно иногда совершают странные вещи, но тут важно нащупать грань между тем, что задает контекст (в т. ч. неявно считываемый), а что – сама психология людей. Очень часто реальная власть над группой у того, кто задает контекст и условия. Об этом хорошо известно из психоаналитических данных о мазохистах, которые вынуждены проявлять власть и режиссировать свое «истязание».

В данном перфомансе контекст задавала сама художница. Именно она отобрала 72 предмета, что лежали на столе; некоторые психологи даже отметили бы что само расположение предметов (в центре, с краю) можно проинтерпретировать через скрытое желание. Кроме того, её предыдущие работы во многом определили ожидания тех, кто пришел (кстати, посмотрите на фото этого события и обратите внимание из кого состояла основная аудитория).

Да, иногда эту грань определить почти невозможно – как в случае с «Ритм 0», где вы не сможете удержаться в нейтральной позиции. Это очень талантливый перфоманс, т. к. он ставит в тупик — вы либо принимаете сторону художника-жертвы, согласно которой никто не заставлял этих людей прибегать к насилию, либо вы вдруг обнаруживаете, что художник – манипулятор, ведь заботливо разложенные «орудия пытки» люди не с собой принесли.

В этом смысле условия, созданные Милгрэмом, – почти тот же самый стол с предметами, только в его случае это были кнопки и два статиста (один за стеклом, другой за спиной). Странно, но никто не попытался сделать обратный опыт: что если бы условные «поглаживания» делались нажатием кнопки, а «наказание» было сопряжено с дискомфортом (например, получение чуть меньшего разряда)? Поэтому изумление тому, что люди не особо переживают за чужую боль, получилось уж слишком картинным.

Предметы из перфоманса «Ритм 0»

Это то же самое, что дать человеку молоток, а затем деланно удивляться – почему он использует его по назначению, а не каким-то сугубо творческим способом. В этом плане Милгрэм действительно нащупал какую-то особенность устройства познавательно-операционной деятельности мозга, но сделал из неё неверные выводы. Люди инертны и зависят от окружения, но это не значит, что они все садисты или беспринципные конформисты.

Скорее всего мы здесь имеем дело с целым комплексом причин: от устройства мозга и склонности к «наименьшему сопротивлению» до социальных стереотипов и бессознательного влияния статуса (авторитет ученого, науки) и отдельных слов («ошибка» требует «наказания», «наука» понимается как «польза» и «благо» и т. д.). И самое главное – теперь в силу известности данного эксперимента его нельзя повторить в чистых условиях. Сегодня попросту невозможно будет четко отделить реальное поведение от внушенного.

Тюрьма в подвале

Обратимся теперь к столь часто цитируемому случаю тюремного эксперимента Зимбардо, который прошел в 1971 году. После своего эксперимента он рассказал яркую и шокирующую историю о том, как люди легко включаются в предложенные обстоятельства и в считанные дни постигают все нюансы социального устройства тюремных сообществ.

Коротко суть эксперимента: группа добровольцев была случайно поделена на «охранников» и «заключенных», живущих в условной тюрьме (всё происходило в подвале факультета психологии Стэнфордского университета). Обе группы быстро приспособились к ролям,и стали бороться за власть, словно это всё происходит по-настоящему. Вскоре стали возникать опасные ситуации: «охранники» проявляли сильно рвение и садистские наклонности, а «заключенные» испытывали серьезный психологический стресс (один объявил голодовку, у другого началась психосоматическая сыпь). В итоге двое участников были досрочно исключены из эксперимента, а на шестой день и он сам был закончен (вместо 2-х недель по плану).

Как и Милгрэм, Зимбардо приправил свои выводы ссылками на тюрьмы и концлагеря, по сути, утверждая нечто, больше похожее на веру. По его мнению, эксперимент доказал, что поведение людей в группе очень пластично и фактически подвластно внешним факторам (особенно ролям и усредненным представлениям о них). Однако некоторые усомнились в подобных результатах. Среди них был Тибо Лё Тексье, который детально разоблачил эксперимент, показав, что он был скорее инсценировкой.

Добро пожаловать в Стэнфордскую тюрьму

Первое, что несложно было выяснить – это историю Дугласа Корпи, которого сняли с проекта на второй день из-за истерики (которую Зимбардо описал как острый психоз и затем много раз использовал это видео в подтверждение своих выводов). Он действительно кричал странные фразы вроде «Я горю изнутри» и «Всё прогнило с ног до головы», которые кто-то мог принять всерьез. Но поскольку Корпи всё еще жив-здоров, то почему бы не узнать его мнение?

Корпи рассказал о том, что согласился на эксперимент, так как собирался посидеть в тишине, чтобы готовиться к экзаменам. Однако в первый же день «охранники» отказались выдать ему учебники, из-за чего он захотел выйти. И тут выяснилось, что способа прекратить свое участие он, как и другие, не знал. Впоследствии Зимбардо оправдывался, будто все знали кодовую фразу «Я покидаю эксперимент», но этот момент нигде не был зафиксирован (в официальном согласии подписанным 24 участниками ничего об этом нет). Стало быть, мы либо верим ему на слово, либо нет.

В итоге Корпи симулировал истерику, о которой потом скажет: «…ситуация была безопасной. Это была всего лишь работа. Если вы послушаете [запись моей истерики], то услышите, что работа мне нравится. Можно кричать, орать, биться в истерике. Можно поиграть в заключенного. Я хорошо справлялся с задачей. Мне понравилось». Причем сам симулянт был удивлен тому, что у него всё получилось – по его мнению, любой врач запросто распознал бы притворство. Но возможно, у проводивших эксперимент и не было такой задачи.

Помощник Люцифера

На самом деле в осмыслении Стэнфордского эксперимента часто забывают о том, что в начале в инсценировке участвовала полиция. То, что для одних началось как игра с погружением, для других – скорее как работа (все добровольцы получали определенную сумму за участие). «Заключенных» арестовали среди бела дня и провели через все процедуры – осмотр, отпечатки, фотографирование, зачитывание прав. Затем их привезли в условную тюрьму, где раздели догола для осмотра, провели отчистку от вшей и присвоили номера.

«Охранники» же получили только инструктаж от Зимбардо, который уже выглядит как программирование будущих действий. Им было сказано: «Создайте у заключенных чувство тоски, чувство страха, ощущение произвола, что их жизнь полностью контролируется нами, системой, вами, мной, и у них нет никакого личного пространства… Мы будем разными способами отнимать их индивидуальность. Всё это в совокупности создаст у них чувство бессилия. Значит, в этой ситуации у нас будет вся власть, а у них – никакой». Стоит ли удивляться потом и говорить – мол, никто ведь ни слова не сказал про насилие? Видимо, лишать человека индивидуальности – это такая общепринятая форма поощрения.

Но даже здесь Лё Тексье обнаружил важный факт: по сведениям бывших «охранников», почти все идеи – правила и способы наказания для неподчиняющихся – придумал один человек. Именно он убеждал других, что нужно выйти на сверхурочные и заботиться (ради пользы эксперимента) о выполнении «заключенными» любых, даже абсурдных требований «охранников». Этим человеком бы студент Зимбардо – Дэвид Джаффе. Соответственно, мы здесь имеем дело либо с заранее запрограммированным сценарием, либо с эксцессом исполнителя. В любом случае суждения о том, что люди сами, спонтанно проявили жестокость, в данном случае неуместны.

Я бы поставил на то, что находившийся под авторитетом учителя Джаффе сам додумал, что от него требуется (и вероятно, это было очень близко к тому, на что рассчитывал Зимбардо, судя по его же цитате выше). Возможно, Джаффе был знаком и с приемами, которые используют в тюрьмах и других закрытых сообществах, и значит, что никакой «магии», согласно которой за пару дней обычные люди изобрели идентичные средства подавления – просто не было. И атаки с огнетушителями, и слухи про информаторов, и создание внутренних противоречий между «заключенными» могли оказаться подброшенными идеями.

В своей книге 2007 года с названием «Эффект Люцифера: Почему хорошие люди превращаются в злодеев» Зимбардо выглядит как человек, который пытается всеми силами отвести от себя подозрения. Вместо качественного анализа он опирается на аналогии с реальностью (например, пытки в Абу-Грейб) и регулярно включает пафосную риторику героизма.

Подавление узника

Оказывается, что групповой конформизм и авторитет не просто подавляют личную инициативу (а кто-то сомневался?), но также выступают в роли вызова в адрес пассивных свидетелей, творящих «зло бездействия». Иными словами, виноваты в том числе и те, кто не бросился героически преодолевать обстоятельства, а не только те, кто создает условия для подавления других. Как-то требование героизма не очень вяжется с ранней гипотезой, где обстоятельства безраздельно рулят.

Интересно, что по легенде Зимбардо в Стэнфордском эксперименте героем выступила его невеста, которая, увидев происходившее, потребовала прекратить опыт (сам он хотел продолжать и был взбешен отказом полиции содействовать эксперименту). Но лично у меня к Зимбардо другой вопрос: творят ли зло безответственные «ученые», не удосужившиеся даже перепроверить условия и результаты своих экспериментов и сразу же отправляющиеся вещать в массы свои «истины» (которые больше тянут на подозрительный кейс, но никак не на закономерность)?

Кстати, попытки повторить результаты эксперимента не были успешны. Например, Райхер и Хаслэм последовали всем пунктам классического опыта за исключением прозрачых намеков на наказания и чувство бессилия – и в итоге получили обычный санаторий, в котором ни один «охранник» не проявил чего-то похожего на садизм, а «заключенные» образовали сплоченные группы, поддерживавшие друг друга.

Серьезной критике подвергают и выборку Зимбардо: он отобрал 24 человека, среди которых были только студенты колледжа 20-25 лет. Что важно: в объявлении было прямо сказано, что добровольцы нужны для «психологического исследования о тюремной жизни». Вероятно, что само указание на тюрьму могло привлекать людей с повышенной агрессией. Как минимум доподлинно известно, что никаких входных тестов по этим параметрам Зимбардо не проводил.

Эксперимент Зимбардо уместно сравнить со стихийным экспериментом под названием «Третья волна». В 1967 году учитель истории Рон Джонс продемонстрировал старшеклассникам, насколько соблазнительными могут показаться строгая дисциплина и ритуалы, когда они завязаны на чувстве сопричастности чему-то большому и влиятельному (выдуманное Джонсом «Движение Третья волна»). Подростки запросто забывают о желании быть неповторимой личностью, становятся нетерпимы к отличающимся и салютуют друг другу особыми жестами, как только у этих действий появляется психологическая прагматика (ощущение избранности и доверия решениям авторитета).

Не стремившийся к научности опыт Джонса показал не только неспособность детей и взрослых оценить последствия таких объединений, но и значимость идентификации. Перенос на авторитет учителя, за которым стоит кто-то покрупнее (кандидат в президенты) – вот что действительно способно неявно, но быстро поменять поведение. Я вообще думаю, именно этот эксперимент стоит внимательно изучать каждому, кто интересуется групповой психологией.

В этом, собственно, и проблема Зимбардо – он искал корни проблем в условиях (дезориентирующие помещения, номера вместо имен) и в устройстве общества (распределение власти одних над другими), но просмотрел самое очевидное. И это слова – слова, которые тоже имеют силу, так как некоторые из них выстраиваются в единую логику идентификацией (те самые «охранники», «заключенные»). Скорее всего в данном случае сыграли свою роль как теоретические установки автора, так и его отчетливое желание подтвердить свою веру в ситуативность проступка.

Резюме

Как же так вышло, что халтура и инсценировка не просто оказались в ряду серьезных открытий психологии ХХ века, но и повлияли на целые поколения теоретиков и практиков? Неужели в 60-70-е гг. не было специалистов, и в итоге критики прозрели только к 2000-м?

Конечно же нет. Причины этого стоит искать не в науке, а в обществе и самой психологии людей. Один из критиков Зимбардо, Бен Блум, считает, что проблема в том, что многие из нас хотят инфантильно верить в то, что существует оправдание для многих наших постыдных поступков. Ответственность взывает к справедливости, но несправедливость позволяет более комфортно жить и мириться со своими провалами, несовершенствами. Поэтому Милгрэм и Зимбардо попросту в наукообразной манере рассказывают сказку, в которой личными оказываются только удобные мне поступки, тогда как во всех прочих оказываются виноваты обстоятельства.

Стэнли Милгрэм и компания

Но вероятно, есть и второе объяснение, не противоречащее первому. Наука никогда не свободна от идеологии, увы. Поэтому порой в ней есть и «мальчики для битья», и «священные коровы». Так совпало, что опусы Милгрэма и Зимбардо оказались среди вторых. Кроме того, если внимательно почитать, какие нешуточные страсти тогда бушевали в США вокруг психологов (вплоть до травли молодежными движениями сторонников «неправильных» взглядов), то легко понять почему не нашлось и серьезных критиков в то время. Общество сделало выбор в пользу оправдания многих человеческих недостатков, что, возможно, имело смысл, но со временем превратилось в непозволительную роскошь.

В итоге искушение воспользоваться этими идеями оказалось столь велико, что общество просмотрело куда более серьезные системные эффекты. Например, тот факт, что риторика самооправдания въедается в культуру настолько, что саботирует любые попытки что-то реформировать к лучшему или воспитывать других без принуждения. Да, именно в таких благих намерениях, искушениях и деталях впору вспоминать Люцифера. И сегодня – на фоне развития информационных и цифровых технологий, способных предсказывать ваши действия и манипулировать массами – нам вновь приходится задаваться вопросом: «За что я в ответе и какова цена, которую мы платим за наши идентификации?».

На превью – кадр из фильма «Стэнфордский тюремный эксперимент» (2015).

Все, чего вы не знали о Стэнфордском тюремном эксперименте

Что происходит, когда хороший человек оказывается в плохом месте? Что побеждает: человечность или жестокость? На эти и другие вопросы отвечают результаты известного исследования, проведенное летом 1971 года под руководством американского психолога Филипа Зимбардо (Philip Zimbardo).

Двухнедельный эксперимент по изучению поведения заключенных и надзирателей в условиях, имитирующих тюремное заключение, был завершен через 6 дней, поскольку сложившиеся обстоятельства представляли собой реальную угрозу для жизни участников.

Сегодня мы расскажем вам о том, почему Стэнфордский эксперимент до сих пор считается самым антигуманным в истории социальной психологии, и что же на самом деле заставило Зимбардо его прекратить.

Приготовьтесь — история будет длинной.

Пролог

Тишина воскресного утра в Пало-Альто, Калифорния, была нарушена воем патрульных машин — полиция производила массовые аресты студентов колледжа за нарушение 211 (вооруженный разбой) и 459 (кража со взломом) статей Уголовного кодекса.

Подозреваемых обвиняли в совершении уголовного преступления, сообщали их законные права, заставляли повернуться лицом к полицейской машине, обыскивали, сковывали руки наручниками и заталкивали на заднее сиденье. Часто свидетелями этой процедуры становились любознательные соседи, не подозревающие о том, что все увиденное ими было всего лишь частью эксперимента.

После снятия отпечатков пальцев и оформления необходимых документов подозреваемым завязывали глаза и помещали в одиночную камеру, где они могли поразмышлять над тем, какой их поступок мог повлечь за собой столь серьезные последствия.

Несколькими днями ранее каждый из студентов, оказавшихся в одиночной камере полицейского участка Пало-Альто, изъявил желание стать одним из участников социального-психологического эксперимента, имитирующего тюремную жизнь.

Чтобы исключить кандидатов с психологическими проблемами, физическими недугами и наркотической зависимостью, с каждым из 70 студентов, отозвавшихся на объявление в местной газете, были проведены индивидуальные беседы и тестирования. В конце концов ученые выбрали 24 участника, которым представлялась неплохая возможность заработать $210 за две недели пребывания в фиктивной тюрьме.

После этого юноши, которым «посчастливилось» пройти отбор на злосчастное исследование, были случайным образом поделены на две равные группы охранников и заключенных.

Важно помнить, что в начале эксперимента между парнями, которым выпало играть роль заключенных, и теми, кому в последующем пришлось вживаться в роль охранников, не было абсолютно никакой разницы.

Для того, чтобы как можно точнее передать тюремную атмосферу, ученые воспользовались услугами опытных консультантов, среди которых был бывший заключенный, проведший за решеткой 17 лет. Именно он помог исследователям понять, какие чувства испытывает человек, находящийся в заключении.

Фиктивная тюрьма, построенная в подвале факультета психологии Стэнфордского университета, называлась «Двором» (The Yard). Это было единственное место, где заключенным разрешалось ходить, есть, заниматься спортом. Для создания тюремных камер двери подвальных лабораторий были заменены специально изготовленными дверями со стальной арматурой и номерными знаками.

В одном конце «двора» было небольшое отверстие, через которое ученые могли вести видеонаблюдение за действиями участников. В другом конце коридора располагалась крохотная каморка, превратившаяся с началом эксперимента в «яму» — камеру одиночного заключения, в которой было настолько тесно, что находясь внутри, «плохой заключенный» мог только стоять.

Подземные лаборатории были оборудованы специальной системой внутренней связи, позволяющей ученым слушать, о чем беседуют заключенные, находясь в своих камерах, и делать экстренные объявления. Еще одной отличительной чертой Стэнфордской тюрьмы было отсутствие окон и часов.

Итак, фиктивная тюрьма была готова встретить своих первых заключенных.

Эксперимент

С завязанными глазами и в состоянии легкого шока, вызванного неожиданным арестом, правонарушителей доставили к месту назначения — в Стэнфордскую окружную тюрьму.

Здесь происходило превращение студентов в заключенных: каждого из них обыскивали, раздевали догола, проводили дезинфекцию и выдавали тюремную униформу. Все эти процедуры, напоминающие снимки Дэнни Лиона (Danny Lyon), сделанные в Техасской тюрьме, производились исключительно для того, чтобы унизить студентов.

Стэнфордский эксперимент

Техасская тюрьма

Заключенных одели в короткие платья-халаты и лишили возможности носить белье. На правой щиколотке каждого заключенного болталась цепь, снимать каковую не разрешалось даже во время сна.

Нужно отдавать себе отчет в том, что ученые пытались создать функциональную тюремную атмосферу, но не в коем случае не настоящую.

В реальных тюрьмах мужчины-заключенные не носят платья, но несмотря на это, чувствуют себя униженными и подавленными. Чтобы как можно быстрее достичь необходимого эффекта, исследователи одели мужчин в миткалевые халаты, отчего они сразу начали чувствовать себя не в своей тарелке: по-другому ходили, сидели, разговаривали. Все их поведение больше напоминало женское, нежели мужское.

Цепь на щиколотке — что тоже редкость в большинстве тюрем — была использована для того, чтобы заключенные постоянно чувствовали угнетающую атмосферу, шансов сбежать от которой не представлялось даже во сне (когда заключенный переворачивался, замок бил его по левой ноге, не давая нормально спать и напоминая о том, что он все еще за решеткой).

Кроме того, заключенные были обязаны обращаться друг к другу исключительно по идентификационным номерам, пришитым к их платьям.

Зимбардо дал надзирателям полную свободу действий: они могли делать все, что считали нужным, для поддержания порядка и воспитания у заключенных чувств уважения, бессилия и страха. Единственным указанием, полученным охранниками за несколько часов до прибытия в Стэнфорд их первых подопечных, было не допускать какого-либо физического насилия.

Охранники составили специальный свод правил. В своей приветственной импровизированной речи начальник фиктивной тюрьмы Дэвид Джаффе, студент Стэнфордского университета, сказал:

«Очень скоро эти правила появятся в каждой камере. Мы хотим, чтобы вы их выучили и могли рассказывать по пунктам. Если вы будете их выполнять и раскаетесь в совершенных преступлениях, то мы сможем с вами поладить».

По словам руководителя эксперимента Филипа Зимбардо, заключенные были готовы к тому, что некоторые их гражданские права могут быть нарушены, поскольку это было частью подписанного ими соглашения.

Всем охранникам выдали одинаковую униформу цвета хаки, свистки, дубинки и зеркальные солнечные очки (последняя идея была позаимствована Зимбардо в фильме «Хладнокровный Люк»).

Зеркальные очки тщательно скрывали глаза и эмоции охранника, что позволило им очень быстро вжиться в роль. Один из надзирателей Стэнфордской тюрьмы Эшлеман (Eshleman) позже вспоминал:

«Я очень быстро потерял над собой контроль. Надевая очки, ты надеваешь маску, под которой скрываешь свою личность. Она позволяет вести себя так, как ты никогда бы не стал без нее».

Исследование началось при участии 9 надзирателей и 9 заключенных — остальные 6 студентов оставались дома и постоянно поддерживали связь с профессором Зимбардо. В случае, если кто-то из охранников или заключенных изъявил бы желание покинуть эксперимент, ученые могли сразу же его заменить.

Подземные лаборатории, переоборудованные под камеры, были настолько малы, что в них помещались всего три кровати, на которых заключенные могли сидеть и спать. Места для чего-либо другого в камерах просто не оставалось.

День первый

В первую же ночь (в 2:30) сон заключенных был нарушен пронзительным звуком свистков, оповещавшем о том, что пришло время для первой переклички. Они проводились для того, чтобы заключенные как можно быстрее начали отождествлять себя со своими номерами.

Но более важно то, что в дальнейшем охранники использовали переклички для демонстрации собственной силы (постепенно время их проведения увеличилось с 10 минут до 3 часов).

Поначалу заключенные относились к всеобщим построениям несерьезно. Еще не вжившись в свои роли, они пытались отстаивать свою независимость, а охранники, в свою очередь, не знали, как проявлять свою власть. По словам Зимбардо, тогда ему казалось, что эксперимент обречен на провал, однако уже на следующий день его опасения исчезли.

Наиболее популярной формой наказания заключенных, используемой охранниками за нарушение вышеупомянутого свода правил или неуважительное отношение к надзирателям, были отжимания.

Когда исследователи впервые увидели, как охранник заставляет заключенного отжиматься, они сочли этот способ недостаточно эффективным. Тем не менее, через некоторое время им удалось выяснить, что отжимания часто использовались в качестве наказания в нацистских концентрационных лагерях.

Справа: лагерь смерти Аушвиц (Освенцим), 1944 год. Художник — Альфред Кантор.

День второй

На следующее утро заключенные взбунтовались. Поскольку первый день эксперимента прошел без никаких инцидентов, охранники были абсолютно не готовы к такому повороту событий. Заключенные сорвали идентификационные номера, забаррикадировались в камерах, придвинув к дверям кровати, и начали открыто высказывать все, что они думают о надзирателях.

Утренняя смена, которая должна была сменить дежуривших ночью тюремщиков, заподозрила коллег в непозволительной мягкотелости. Было принято обоюдное решение подавить бунт собственными силами.

Как пишет Зимбардо в своем отчете, «последующие действия охранников были просто поразительными». Для подавления бунта были использованы оставленные в бывших лабораториях огнетушители.

Леденящий кожу углекислый газ, направленный в камеры, заставил заключенных отпрянуть от дверей. После этого охранники ворвались внутрь, сорвали с заключенных одежду, вынесли кровати во «двор» и заперли зачинщика бунта в одиночной камере.

Восстание было временно подавлено, но перед охранниками возникла другая проблема. Конечно же, 9 надзирателей могли без особого труда справиться с 9 заключенными, но дежурить в таком составе постоянно возможности не представлялось, поскольку бюджет эксперимента был очень ограниченным. Поэтому охранники сделали ставку на более тонкие методы контроля ситуации.

Они создали «привилегированную камеру», куда перевели троих заключенных, принимавших наименее активное участие в бунте. Им также вернули униформу и кровати, разрешили помыться и почистить зубы. Остальным — нет. Кроме того, привилегированным заключенным улучшили рацион, в то время, как остальные 6 человек «временно лишались права принимать пищу».

Через полдня охранники перевели некоторых «хороших» заключенных в «плохую» камеру, а «плохих» заключенных — в «хорошую», окончательно сбив их с толку. Зачинщики утреннего бунта начали подозревать своих сокамерников в том, что те информируют надзирателей об их планах.

Позже независимый консультант рассказал ученым о том, что такая тактика часто применяется надзирателями в реальных тюрьмах. Поскольку наибольшую угрозу друг для друга представляют сами заключенные, использование подобных методов позволяет охранникам направить агрессию заключенных против них самих.

Итак, события второго дня сплотили охранников и разрушили доверительные отношения между заключенными. Теперь все происходящее уже не было экспериментом: надзиратели видели в заключенных настоящих правонарушителей, которые могут нанести им какой-то вред. Чтобы исключить такую возможность, охрана стала применять более жестокие методы воздействия.

Над заключенными был установлен тотальный контроль, особенной привилегией стало даже посещение туалета. Часто охранники отказывались сопровождать заключенных в туалет, и те вынуждены были использовать для этой цели стоящие в камерах ведра. Поскольку надзиратели не всегда разрешали выбрасывать их содержимое, очень скоро условия жизни в тюрьме значительно ухудшились.

Охранники были особенно жестоки по отношению к зачинщику бунта — заключенному №5401. Он был заядлым курильщиком, и надзиратели умышлено ограничивали количество выкуренных им сигарет.

Позже ученым удалось выяснить, что он был участником группы радикальных активистов. Он пожелал принять участие в эксперименте, чтобы «разоблачить злые умыслы ученых»: №5401 ошибочно полагал, что основной целью профессора Зимбардо было установление контроля над студентами-радикалами Стэнфордского университета.

Тем не менее, в письме своей девушке он писал, что гордится тем, что его избрали лидером заключенных «Стэнфордской окружной тюрьмы».

Менее чем через 36 часов после начала эксперимента заключенный №8612 начал страдать от эмоциональных срывов, истерик и неконтролируемых вспышек ярости. Но несмотря на это, профессор Зимбардо, вжившийся в роль начальника тюрьмы, заподозрил его во лжи.

Беседуя с заключенным №8612, консультант упрекнул его за проявленную слабость и предложил заключить сделку: если он будет рассказывать исследователям о том, как ладят заключенные, то они попросят охрану не уделять ему «особого внимания».

Во время следующей переклички №8612 сказал другим заключенным: «Вы не можете уйти. Они вас не отпустят». После этого последовала очередная вспышка гнева: он кричал, ругался, плакал и умолял о том, чтобы его выпустили.

Парадоксально, но ученым потребовалось время, чтобы понять, что он действительно страдает и его необходимо освободить.

День третий

Третий день был «днем свиданий» с родителями и друзьями. Ученые забеспокоились о том, что увидев, в каких условиях живут студенты, родители начнут настаивать на том, чтобы забрать их домой.

Чтобы избежать подобной ситуации, исследователи предприняли все возможные меры для того, чтобы сделать тюремную атмосферу менее угнетающей: они приказали помыть, побрить, причесать и накормить заключенных хорошим обедом, заставили их убраться в своих камерах, включили фоновую музыку и даже пригласили бывшего капитана Стэнфордских черлидеров Сьюзи Филлипс, чтобы она приветствовала и регистрировала гостей у входа.

Когда пожаловали посетители, охрана методично взяла все происходящее под собственный контроль. Они заставили их зарегистрироваться, после чего прождать около получаса, а затем сообщили, что одного заключенного могут проведать только два человека. Время общения ограничивалось 10 минутами, а сами «свидания» происходили в присутствии надзирателей.

Конечно же, родители были недовольны этими правилами, но несмотря на это, никто не посмел их нарушить.

Некоторые родители были весьма расстроены видом своих сыновей. Когда мама одного из заключенных подошла к Зимбардо и сказала, что ее сын никогда не выглядел столь плохо, профессор переложил всю вину на самого студента.

Он ответил: «Что происходит с вашим сыном? Он плохо спит?». А потом обратился к отцу заключенного: «Вы думаете, что ваш сын не сможет выдержать это испытание?». На что тот возразил: «Конечно, он может. Он настоящий лидер. Пойдем, дорогая, мы потратили уже достаточно времени. Профессор, увидимся на следующем “дне свиданий”».

После того, как посетители ушли, исследователи столкнулись с гораздо более важной проблемой: накануне одному из надзирателей удалось подслушать, как заключенные разговаривали о массовом побеге, который планировался сразу же после окончания время визитов. По словам охранника, заключенный №8612, выпущенный прошлым вечером, должен был собрать своих друзей, ворваться в подвал Стэнфордского университета и освободить заключенных.

Как вы думаете, что сделали ученые? Приготовили побольше кассет, настроили звукозаписывающее оборудование и приготовились наблюдать за побегом? Это то, что они должны были сделать. Однако Зимбардо, опасаясь, что эксперимент могут сорвать, принялся искать способы предотвращения запланированного заключенными побега.

Обсудив ситуацию с Крейгом Хейни, профессором психологии, и Дэвидом Джаффе, начальником тюрьмы, Зимбардо решил поместить одного из своих аспирантов в камеру, где раньше отбывал свое наказание заключенный №8612.

Затем профессор обратился в полицейский участок Пало-Альто с просьбой переместить заключенных из Стэнфордского подвала в их старое отделение. Его просьба была отклонена, поскольку пребывание фиктивных заключенных в настоящей тюрьме не покрывалось страховкой.

Посовещавшись, исследователи решили одеть на головы заключенных бумажные пакеты, сковать их одной цепью и перевести в кладовою на 5 этаж. В это время охрана должна была демонтировать подвальную тюрьму, чтобы Зимбардо в гордом одиночестве мог встретить друзей заключенного №8612 и объявить о том, что эксперимент окончен досрочно.

После того, как они уйдут, заключенных должны были перевести обратно. Ученые даже раздумывали над тем, чтобы уговорить №8612 снова стать участником эксперимента, поскольку были уверены, что тот их обманул.

О происходящих дальше событиях Зимбардо рассказал следующее:

«Я сидел там в полном одиночестве и с нетерпением ждал, когда же пожалуют освободители. Но вместо них появился мой коллега, выпускник Йельского университета Гордон Бауэр. Гордон слышал о том, что мы проводим эксперимент, и пришел посмотреть, что же на самом деле происходит в Стэнфордском подвале.

Я вкратце рассказал ему о том, чего мы хотели достичь, после чего Гордон задал мне один простой вопрос: “Скажи, пожалуйста, что является независимой переменной в этом эксперименте?”.

К моему удивлению, я очень на него разозлился. Я ждал, когда в мою тюрьму вломится группа агрессивно настроенных студентов! На карту была поставлена безопасность моих охранников, а я должен был иметь дело с этим занудным, изнеженным, полным сочувствия болваном?!

В тот момент я не был исследователем. Я был начальником тюрьмы.

Слух о массовом побеге оказался всего лишь слухом. Вы только представьте себе нашу реакцию! Мы целый день пытались найти способ, чтобы сорвать план заключенных: подняли на уши полицейских, переместили заключенных, почти полностью демонтировали тюрьму, мы даже не вели никаких записей в тот день.

Нас переполняли разочарование и злость. Кто-то должен был заплатить за наши усилия».

Этими «кто-то» стали, конечно же, заключенные. Их заставляли голыми руками чистить унитазы, отжиматься, прыгать, ходить гусиным шагом — делать все, что только могли выдумать охранники. Длительность перекличек увеличилась до нескольких часов, а число нервных срывов — удвоилось.

День четвертый

На следующий день Зимбардо пригласил католического священника, чтобы он оценил, насколько реалистичной была атмосфера Стэнфордской тюрьмы. Поразительно, но половина заключенных, представляясь священнику, вместо имен называли свои идентификационные номера.

Главным вопросом, который задавал священник, был: «Сынок, что ты делаешь для того, чтобы выбраться отсюда?». Не услышав ни одного вразумительного ответа, священник объяснил, что для того, чтобы выйти из тюрьмы, заключенные должны воспользоваться услугами адвоката. Затем предложил связаться с родителями студентов, чтобы те как можно быстрее получили юридическую консультацию.

«Визит священника разрушил тонкую грань между ролевой игрой и реальностью. В повседневной жизни этот человек был настоящим священником, но он научился играть свою роль настолько хорошо, что мы начали забывать о том, что просто играем в игру», — Филип Зимбардо.

Единственным, кто отказался беседовать со священником, был заключенный №819. Он плохо себя чувствовал, отказывался есть и желал, чтобы его осмотрел доктор. В конце концов его уговорили выйти из камеры и поговорить со священников и Зимбардо, чтобы они могли определить, какой именно врач должен его осмотреть.

Во время разговора с профессором №819 начал истерически плакать. Зимбардо снял с его щиколотки цепь, сбросил с головы чулок и направил в комнату, находящуюся возле «двора», пообещав принести ему еду, а затем отвести к врачу.

Пока Зимбардо был занят, один из охранников построил заключенных на очередную перекличку и заставил петь: «№819 — плохой заключенный. Из-за него в моей камере беспорядок, господин тюремный офицер».

Как только Зимбардо понял, что находясь в комнате возле «двора», №819 мог прекрасно слышать, о чем пели заключенные, он ринулся к нему. Парень безудержно рыдал, а на заднем плане заключенные вопили о том, какой он плохой. Все это перестало быть шуткой.

Профессор предложил заключенному покинуть эксперимент, но тот отказался. Превозмогая приступы рыданий, №819 сказал, что не может уйти, потому что остальные заключенные несправедливо его заклеймили. Несмотря на то, что ему нужна была срочная медицинская помощь, он изъявил желание вернуться в камеру и доказать, что он «вовсе не плохой».

Выслушав заключенного, Зимбардо сказал:

«Послушай меня внимательно. Ты не №819. Ты — [имя студента], а я — доктор Зимбардо. Я — психолог, а не начальник тюрьмы, и это не настоящая тюрьма. Это всего лишь эксперимент, те парни — всего лишь студенты, а не заключенные. Пойдем».

Внезапно №819 перестал плакать, взглянул на Зимбардо и ответил: «Хорошо, пойдемте».

День пятый

На следующей день заключенные должны были предстать перед комиссией по условно-досрочному освобождению, в состав которой входили ранее незнакомые им люди (в основном выпускники факультета психологии). Во главе комиссии был независимый консультант, недавно вышедший на свободу после 17 лет пребывания в тюрьме.

Во время слушаний произошло несколько интересных вещей: когда заключенным предложили отказаться от заработанных денег взамен на досрочное освобождение, практически все согласились.

По окончании заседания комиссии охрана приказала заключенным возвращаться в камеры. Поразительно, но все они повиновались, несмотря на то, что смысла продолжать исследование для них уже не было.

На тот момент чувство реальности студентов было настолько размытым, что они перестали воспринимать собственное заключение как эксперимент. В фиктивной тюрьме, созданной Зимбардо, реальную власть имели только тюремщики.

Еще одним любопытным наблюдением, сделанным учеными во время слушаний, было то, что бывший заключенный, игравший роль главы комиссии по условно-досрочному освобождению, на их глазах превратился в самого ненавистного авторитарного тюремщика, которого только можно было себе представить. Нужно отметить, что когда он сидел в тюрьме, его собственное прошение о помиловании отклонялось 16 раз.

По словам ученых, к этому времени выделились три типа охранников: жестокие, но справедливые, следующие составленному своду правил; «хорошие парни», которые делали заключенным небольшие услуги и никогда их не наказывали; садисты, издевающиеся над заключенными ради собственного удовольствия.

Самого жестокого тюремщика, чьи издевательства были наиболее изощренными и унизительными, прозвали Джоном Уэйном.

После того, как заключенным объявили, что все прошения о досрочном освобождении были отклонены, у половины из них произошли нервные срывы, а у одного началась психосоматическая сыпь. Некоторые бунтовали и дрались с охранниками, а другие, наоборот, решили играть роль «хороших заключенных», беспрекословно выполняя все прихоти тюремщиков.

К концу исследования студенты, каждый из которых был когда-то уникальной личностью, превратились в группу обезличенных, бессильных, запуганных людей, чем-то напоминающих пациентов психиатрической больницы.

Охрана установила тотальный контроль над своими подопечными, добившись слепого повиновения любым приказам.

Последний бунт, произошедший в Стэнфордской тюрьме, был организован заключенным №416. Он был одним из студентов, которые прибыли в тюрьму вместо выбывших ранее участников. В отличие от старожилов тюрьмы, ставших свидетелями постепенной эскалации конфликта между охраной и заключенными, №416 не был готов к тому, что его ждало.

Несмотря на предупреждения остальных заключенных о том, что ему не удастся добиться освобождения, №416 объявил голодовку. После нескольких неудачных попыток заставить его поесть охранники на 3 часа заперли бунтаря в одиночную камеру, нарушив тем самым тюремные правила, не позволяющие держать заключенного в одиночке дольше часа.

Однако №416 все равно отказывался есть. Было бы логично, если бы такое поведение сделало его героем в глазах других заключенных, но они видели в нем всего лишь дополнительную проблему.

Вечером один из охранников предоставил «послушным» заключенным право выбора: они могли освободить №416 взамен на свои одеяла, или оставить его в заточении на всю ночь.

Как вы думаете, что они выбрали? Большинство заключенных не пожелали расстаться со своими одеялами, обрекая №416 на бессонную ночь в одиночной камере.

День шестой

По словам Зимбардо, было две причины, заставившие его прекратить эксперимент. Первой было то, что охранники усиливали свои издевательства по ночам, поскольку думали, что в это время видеонаблюдение не ведется.

Второй причиной стало вмешательство Кристины Маслак (Christina Maslach), не только талантливого психолога, но и невесты профессора Зимбардо.

«Я сказала Филипу: “То, что вы делаете с этими ребятами — это ужасно и бесчеловечно!”. Я была очень напугана, потому что знала его как доброго и отзывчивого человека, готового в любую минуту прийти на помощь своим студентам. Именно он больше всего нуждался в том, чтобы его как можно быстрее расколдовали.

Мне все же удалось доказать ему, что исследование должно быть окончено», — Кристина Маслак.

В последний день ученые провели несколько дружеских бесед. Первая — только с охранниками, вторая — только с заключенными, третья — общая.

«Мы хотели услышать, что думают о всех произошедших событиях обе стороны. Также мы обсудили альтернативные методы решения конфликтов, возникающих между охранниками и заключенными, которые не имели бы столь негативных последствий», — Филлип Зимбардо.

Эпилог — жизнь после эксперимента

Через два месяца после окончания эксперимента заключенный №416, непризнанный герой, пробывший в одиночной камере рекордное количество часов, в одном из своих интервью рассказал:

«У меня было такое ощущение, будто я теряю свою индивидуальность. Как будто человек по имени Клэй, заставивший меня стать одним из участников эксперимента, куда-то исчезает. Он отдалился настолько, что я действительно стал своим номером — номером 416.

Я не расцениваю происходящее в Стэнфордском подвале как эксперимент. Это была настоящая тюрьма, которой управляли психологи, а не местные власти».

Один из наиболее жестоких тюремщиков Эшлеман позже признался, что эксперимент стал для него очень хорошим уроком:

«Я понял, что в некоторых ситуациях могу совершать поступки, за которые мне будет стыдно. Увидев фотографии издевательств и пыток над заключенными в Абу-Грейб, я сразу же увидел поразительное сходство с тем, что происходило в Стэнфордской тюрьме.

Я делал ужасные вещи. Если бы у меня был шанс еще раз побывать в шкуре тюремного надзирателя, я бы никогда им не воспользовался».

Заключенный Рэмси рассказал об эксперименте следующее:

«Лучше всего то, что эксперимент закончился досрочно. А хуже всего то, что по прошествии 40 лет люди все еще восхищаются результатами очень плохой науки».

Ну что ж, наша история подошла к концу.

Как видите, бывшие участники Стэнфордского эксперимента до сих пор неоднозначно оценивают вклад Зимбардо в развитие социальной психологии. Но несмотря на это, события, происходящие в августе 1971 года, навсегда вошли в ее историю.

Высоких вам конверсий!

По материалам prisonexp.org

03-09-2014

Фильм Стэнфордский тюремный эксперимент (The Stanford Prison Experiment): фото, видео, список актеров

Американский психологический триллер режиссера Кайла Патрика Альвареза, в основу которого легли реальные события. Фильм рассказывает об известном эксперименте, проведенном психологом Филипом Зимбардо в 1971 году в Стэнфордском университете, когда 26 добровольцев примерили на себя роли заключенных и надзирателей в инсценированной тюрьме. Целью исследования было изучить реакцию человека на ограничение свободы и влияние на него навязанной социальной роли. Эксперимент дал шокирующие результаты и был прекращен раньше времени.

Сюжет фильма Стэнфордский тюремный эксперимент

Светило американской психологической науки Филип Зимбардо задумал провести смелый эксперимент, дабы исследовать человеческое поведение в условиях неволи. Команда ученого набирает по объявлению в газете 26 добровольцев, готовых за определенную суточную плату в течение двух недель изображать из себя охранников или заключенных.

Все они производят благополучное впечатление, и большинство предпочитает оказаться в роли сидельцев, нежели надзирателей. В результате участников эксперимента разделяют на две группы жребием.

Вскоре и те и другие оказываются в имитированной тюрьме, расположенной в подвале университета. Они переодеваются в соответствующую их ролям форму и занимают территорию по разные стороны решетки.

Поначалу эксперимент кажется несерьезной забавой. Но уже совсем скоро ситуация принимает совсем нешуточный оборот. Наделенные властью участники требуют абсолютного подчинения, не гнушаясь самых неприглядных методов и постепенно обнаруживая в себе откровенно садистские наклонности…

Интересные факты о фильме Стэнфордский тюремный эксперимент

Фильм сняли за три недели.

Заказчиком исследования, которое проводил Зимбардо в реальной жизни, выступил Военно-морской флот США с целью объяснить конфликтные ситуации, возникающие в его исправительных учреждениях и в морской пехоте.

В 2009 году Зимбардо опубликовал научно-популярную книгу «Эффект Люцифера», где подробно описал ход эксперимента и его результаты.

Участникам эксперимента в фильме платили по 15 долларов в день, что с учетом инфляции на 2016 год равно 94.11 доллара в день. Это 1317.54 доллара за 2 недели. В эксперименте в реальной жизни в 1971 году студентам платили 20 долларов в день, что составляет 125,48 доллара в 2016 году или 1756,72 доллара за 14 дней.

В 1999 году немецкий писатель Марио Джордано написал об этом эксперименте художественную повесть «Черный ящик» (Black Box), которая легла в основу немецкого фильма 2001 года режиссера Оливера Хиршбигеля «Эксперимент».

В 2010 году вышел американский ремейк фильма «Эксперимент» режиссера Пола Шойринга.

Съемочная группа фильма Стэнфордский тюремный эксперимент

Режиссер: Кайл Патрик Альварез
Сценаристы: Тим Тэлботт, Philip Zimbardo
Продюсеры: Лорен Братман, Брент Эмери, Лиззи Фридман
Оператор: Джас Шелтон
Композитор: Эндрю Хьюит
Актеры: Билли Крудап, Майкл Ангарано, Мойзес Ариас, Николас Браун, Гай Чарльз, Кейр Гилкрист, Ли Ги-хон, Томас Манн, Эзра Миллер, Логан Миллер, Тай Шеридан и др.

Стэнфордский тюремный эксперимент: barmashev — LiveJournal

За относительно недолгую историю научной психологии в рамках ее интересов было проведено десятки, если не сотни тысяч экспериментов, результаты большинства которых остались лишь ссылками на фамилии авторов в специальной литературе и навсегда потонули в обобщенном материале. Но есть и такие, которые благодаря значимости своих результатов навсегда под своим именами вошли не только в историю науки, но оказали влияние на развитие представлений об обществе и человеке. Это рок звезды экспериментальной психологии.

Один из самых ярких экспериментов — это без сомнения «Стэнфордский тюремный эксперимент» проведенной на кафедре психологии Стэнфордского в 1971 году американским психологом Филиппом Зимбардо. Эксперимент представлял собой психологическое исследование реакции человека на ограничение свободы, на условия тюремной жизни, и на влияние навязанной социальной роли на поведение.

В данном эксперименте добровольцы играли роли «охранников» и «заключенных» и жили в условной тюрьме, устроенной в подвале корпуса кафедры психологии. «Заключенные» и «охранники» быстро приспособились к своим ролям, и, вопреки ожиданиям, стали возникать по-настоящему опасные ситуации. В каждом третьем охраннике обнаружились садистские наклонности, а заключенные были сильно морально травмированы, и двое раньше времени были исключены из эксперимента. Несмотря на очевидную потерю контроля над экспериментом, только один из 50 наблюдателей, Кристина Маслач, выступила против его продолжения. В результате Зимбардо закончил эксперимент раньше намеченного времени.

Филипп Зимбардо, 1971 г.
Исследование финансировалось ВМС США и его целью было объяснение конфликтов в исправительных учреждениях ВМС и в морской пехоте.
 
Участников набрали по объявлению в газете, и им предлагались 15 долларов в день (с учетом [инфляции сумма эквивалентна 76 долларам в 2006 году) за две недели участия в «симуляции тюрьмы». Из 70 человек, отозвавшихся на объявление, Зимбардо и его команда выбрали 24, которых они сочли наиболее здоровыми и психологически устойчивыми. Эти участники были преимущественно белыми мужчинами, принадлежащими к среднему классу. Все они были студентами колледжей.

Группу, состоящую из двадцати четырех молодых мужчин, поделили случайным образом на «заключенных» и «охранников». Что интересно, заключенным потом казалось, что в «охранники» берут за высокий рост, но на самом деле их честно набрали по жребию, подбрасывая монету, и между двумя группами не было никакой объективной разницы в физических данных.

Собственно условная тюрьма была устроена на базе кафедры психологии Стенфорда. Лаборант-старшекурсник был назначен «надзирателем», а сам Зимбардо — управляющим.

Зимбардо создал для участников ряд специфических условий, которые должны были способствовать дезориентации, потере чувства реальности и своей самоидентификации.

«Охранникам» выдали деревянные дубинки и униформы цвета хаки военного образца, которые они сами выбрали в магазине. Также им дали зеркальные солнечные очки, за которыми не было видно глаз. В отличие от заключенных, они должны были работать по сменам и возвращаться домой в выходные, хотя впоследствии многие участвовали в неоплаченных сверхурочных дежурствах.

«Охранник»

«Заключенные» должны были одеваться только в нарочно плохо подобранные миткалевые халаты без нижнего белья и резиновые шлепанцы. Зимбардо утверждал, что такая одежда заставит их принять «непривычную осанку тела» и они будут испытывать дискомфорт, что будет способствовать их дезориентации. Их называли только по номерам вместо имен. Эти номера были пришиты на их униформы, и от заключенных требовали надевать туго сидящие колготки на голову, чтобы изобразить бритые головы новобранцев, проходящих начальную военную подготовку. Вдобавок они носили маленькую цепочку на своих лодыжках как постоянное напоминание о своём заключении и угнетенности.

За день до эксперимента охранники посетили короткое установочное заседание, но им не дали никаких указаний, кроме недопустимости какого-либо физического насилия. Им сказали, что обязанность — совершать обход тюрьмы, который они могут совершать так, как захотят.

Зимбардо на заседании сделал следующее заявление для охранников:

Создайте в заключенных чувство тоски, чувство страха, ощущение произвола, что их жизнь полностью контролируется нами, системой, вами, мной, и у них нет никакого личного пространства… Мы будем разными способами отнимать их индивидуальность. Все это в совокупности создаст в них чувство бессилия. Значит в этой ситуации у нас будет вся власть, а у них — никакой.

Участникам, которые были выбраны для того, чтобы изображать заключенных, было сказано ждать дома, пока их не «призовут» для эксперимента. Безо всякого предупреждения их «обвинили» в вооруженном ограблении, и они были арестованы полицейским департаментом Пало Альто, который участвовал в этой стадии эксперимента.

«Арест»

Заключенные прошли полную процедуру полицейского осмотра, включая снятие отпечатков пальцев, фотографирование и зачитывание прав. Их привезли в условную тюрьму, где произвели их осмотр, приказав раздеться догола, «очистили от вшей» и присвоили номера

Результаты

Эксперимент быстро вышел из-под контроля. Заключенные испытывали садистское и оскорбительное обращение со стороны охранников, и к концу у многих из них наблюдалось сильное эмоциональное расстройство.

После сравнительно спокойного первого дня на второй день вспыхнул бунт. Охранники добровольно вышли на сверхурочную работу и без руководства со стороны исследователей подавляли мятеж, при этом нападали на заключенных с огнетушителями. После этого инцидента охранники пытались разделять заключенных и стравливать их друг с другом, выбрав «хороший» и «плохой» корпусы, и заставляли заключенных думать, что в их рядах есть «информаторы». Эти меры возымели значительный эффект, и в дальнейшем возмущений крупного масштаба не происходило. Согласно консультантам Зимбардо — бывшим заключенным, эта тактика была подобна используемой в настоящих американских тюрьмах.

«Заключенные» и «охрана»

Подсчеты заключенных, которые изначально были задуманы для того, чтобы помочь им привыкнуть к идентификационным номерам, превратились в часовые испытания, в ходе которых охранники изводили заключенных и подвергали физическим наказаниям, в частности заставляли подолгу совершать физические упражнения.

Тюрьма быстро стала грязной и мрачной. Право помыться стало привилегией, в которой могли отказать и часто отказывали. Некоторых заключенных заставляли чистить туалеты голыми руками. Из «плохой» камеры убрали матрацы, и заключенным пришлось спать на непокрытом бетонном полу. В наказание часто отказывали в еде. Сам Зимбардо говорит о своей растущей погруженности в эксперимент, которым он руководил и в котором активно участвовал. На четвертый день, услышав о заговоре с целью побега, он и охранники попытались целиком перенести эксперимент в настоящий неиспользуемый тюремный корпус в местной полиции, как в более «надежный». Полицейский департамент ему отказал, ссылаясь на соображения безопасности, и, как говорит Зимбардо, он был зол и раздосадован из-за отсутствия сотрудничества между его и полицейской системой исполнения наказаний.

В ходе эксперимента несколько охранников все больше и больше превращались в садистов — особенно ночью, когда им казалось, что камеры выключены. Экспериментаторы утверждали, что примерно каждый третий охранник показывает настоящие садистские наклонности. Многие охранники расстроились, когда эксперимент был прерван раньше времени.

Впоследствии заключенным предложили «под честное слово» выйти из тюрьмы, если они откажутся от оплаты, большинство согласились на это. Зимбардо использует этот факт, чтобы показать, насколько сильно участники вжились в роль. Но заключенным потом отказали, и никто не покинул эксперимент.

Зимбардо об эксперименте

У одного из участников развилась психосоматическая сыпь по всему телу, когда он узнал, что его прошение о выходе под честное слово было отвергнуто (Зимбардо его отверг, потому что думал, что тот пытается сжульничать и симулирует болезнь). Спутанное мышление и слезы стали обычным делом для заключенных. Двое из них испытали такой сильный шок, что их вывели из эксперимента и заменили.

Один из заключенных, пришедших на замену, № 416, пришел в ужас от обращения охранников и объявил голодовку. Его на три часа заперли в тесном чулане для одиночного заключения. В это время охранники заставляли его держать в руках сосиски, которые он отказывался есть. Другие заключенные видели в нем хулигана. Чтобы сыграть на этих чувствах, охранники предложили другим заключенным выбор: или они откажутся от одеял, или № 416 проведет в одиночном заключении всю ночь. Заключенные предпочли спать под одеялами. Позже Зимбардо вмешался и выпустил № 416.

Зимбардо решил прекратить эксперимент раньше времени, когда Кристина Маслач, студентка, не знакомая прежде с экспериментом, выразила протест против устрашающих условий тюрьмы после того, как она пришла туда провести беседы. Зимбардо упоминает, что из всех пятидесяти свидетелей эксперимента только она поставила вопрос о его соответствии морали. Хотя эксперимент был рассчитан на две недели, через шесть дней он был прекращен.

Огромный общественный интерес к тюремному эксперименту принес Зимбардо мировую славу. Хотя многие ученые упрекали его в том, что проект был осуществлен без учета этических норм, что нельзя было ставить молодых людей в такие экстремальные условия. Впрочем, проведение исследования было одобрено Стэндфордским комитетом гуманитарных наук, и Зимбардо утверждает, что ни он, ни представители комитета не могли предугадать, какими бесчеловечными окажутся надзиратели.

В 1973 году Американская психологическая ассоциация подтвердила, что эксперимент соответствовал существующим этическим нормам. Но в последующие годы это решение было пересмотрено. Сам Зимбардо соглашался с тем, что ни одно подобное исследование человеческого поведения больше не должно быть проведено.

В 2009 году увидела свет научно-популярная книга Эффект Люцифера, в которой Зимбардо подробно описывает ход и результаты эксперимента. В прошлом году книга вышла на русском: Филипа Зимбардо «Эффект Люцифера. Почему хорошие люди превращаются в злодеев». М.: Альпина Нон-фикшн, 2013.

Стэнфордский тюремный эксперимент | Simply Psychology

1. Соответствие
2. Зимбардо

Тюремный эксперимент в Стэнфорде

Д-р Саул МакЛеод, обновлено 2020

---

Цель исследования

Выводы Зимбардо и его коллег (1973) интересовали является ли жестокость, о которой сообщают охранники в американских тюрьмах, садистским характером охранников (т. е. предрасположенностью) или больше связано с тюремной средой (т.е., ситуационный).

Например, заключенный и охранники могут иметь характер, который делает конфликт неизбежным, при этом заключенные не уважают закон и порядок, а охранники властны и агрессивны.

В качестве альтернативы заключенные и охранники могут вести себя враждебно из-за жесткой властной структуры социальной среды в тюрьмах. Зимбардо предсказал, что ситуация заставляет людей действовать так, как они делают, а не их характер (личность).

Процедура

Чтобы изучить роли, которые люди играют в тюремных ситуациях, Зимбардо превратил подвал здания психологии Стэнфордского университета в имитацию тюрьмы.

Он объявил, что просил добровольцев принять участие в изучение психологических последствий тюремной жизни.

75 соискателям, ответившим на объявление, были проведены диагностические собеседования и личностные тесты для исключения кандидатов с психологическими проблемами, медицинскими нарушениями или историей преступлений или злоупотребления наркотиками.

Для участия были выбраны 24 мужчины, признанные наиболее физически и психически стабильными, наиболее зрелыми и наименее вовлеченными в антиобщественное поведение.Участники не знали друг друга до исследования, и им платили 15 долларов в день за участие в эксперименте.

Участникам случайным образом назначали роль заключенного или охранника в смоделированной тюремной среде. Было два резерва, один выбыл, оставив в итоге десять заключенных и 11 охранников.

С заключенными обращались, как с любым другим преступником: их арестовывали в их собственных домах без предупреждения и доставляли в местный полицейский участок.У них сняли отпечатки пальцев, сфотографировали и «зарегистрировали».

Затем им завязали глаза и отвезли на факультет психологии Стэнфордского университета, где Зимбардо устроил подвал как тюрьму с решетчатыми дверьми и окнами, голыми стенами и маленькими камерами. Здесь начался процесс деиндивидуализации.

Когда заключенные прибыли в тюрьму, их раздели догола, обезвредили, изъяли и заперли все их личные вещи, а также выдали тюремную одежду и постельные принадлежности.Им выдали форму, и они назывались только по номеру.

Использование идентификационных номеров было способом сделать заключенные чувствуют себя анонимными. Каждому заключенному приходилось звонить только по его идентификационному номеру и относится только к себе и другим заключенным номер.

Их одежда представляла собой халат с написанным на нем их номером, но без нижнего белья. У них также была плотная нейлоновая кепка, закрывающая волосы, и цепочка на лодыжке.

Все охранники были одеты в одинаковые униформа цвета хаки, и они несли свистеть вокруг их шея и билли клуб заимствовано из полиция.Охранники также носил особенный солнцезащитные очки, чтобы зрительный контакт с заключенными был невозможен.

Трое охранников работали сменами по восемь часов каждая (остальные охранники оставались на связи). Охранникам было приказано делать все, что они мысль была необходима для поддержания порядка в тюрьме и уважения заключенных. Запрещается физическое насилие.

Зимбардо наблюдал за поведением заключенных и охранников (как исследователь), а также действовал в качестве тюремного надзирателя.

---

Выводы

За очень короткое время и охранники, и заключенные привыкли к своим новым обязанностям, а охранники быстро и легко переняли свои.

Заявитель

В течение нескольких часов после начала эксперимента некоторые охранники начали беспокоить заключенных. В 2:30 утра. Заключенные пробуждались от сна свистом по первому из многих «подсчетов».

Счета служили способом ознакомления заключенных с их численностью.Что еще более важно, они регулярно давали охранникам возможность контролировать заключенных.

Заключенные вскоре стали вести себя как заключенные. Они много времени говорили о тюремных вопросах. Они «рассказывали сказки» друг о друге стражникам.

Они начали очень серьезно относиться к тюремным правилам, как если бы они были созданы для пользы заключенных, и их нарушение означало катастрофу для всех. Некоторые даже стали на сторону охранников против заключенных, не соблюдающих правила.

Физическое наказание

Над заключенными насмехались оскорблениями и мелкими приказами, им давали бессмысленные и скучные задания, и они, как правило, подвергались бесчеловечному обращению.

Отжимания были распространенной формой физическое наказание, наложенное охранники. Один из охранников наступил заключенным на спину, пока они отжимались или заставляли других заключенных сидеть на спине сокамерники делают отжимания.

Утверждение независимости

Поскольку первый день прошел без происшествий, охранники были удивлен и совершенно не готов к восстанию, которое вспыхнул утром второго дня.

Во второй день эксперимента заключенные сняли чулки, сорвали их номера и забаррикадировали самих себя внутри клеток, помещая свои кровати у двери.

Охранники вызвали подкрепление. Трое охранников, которые ждали дежурства пришли и ночная смена охрана добровольно осталась на дежурстве.

Подавление восстания

Охранники в ответ применили огнетушитель, который выстрелил в поток охлаждающего кожу углекислого газа, и они оттеснили заключенных от дверей.Далее охранники ворвались в каждую камеру, раздели заключенных догола и вытащили кровати.

Руководители пленного восстания были помещены в одиночные камеры. После этого охранники вообще начали преследовать и запугивать заключенных.

Особые привилегии

Одна из трех ячеек была обозначена как «привилегированная ячейка». Три заключенных меньше всего участникам восстания были даны особые привилегии. Охранники вернули им форму, кровати и позволил им мыть волосы и расчесывать зубы.

Привилегированные заключенные также получили специальное питание. еда в присутствии других заключенных кто временно потерял привилегию принимать пищу. Результатом было нарушение солидарности между заключенные.

Последствия восстания

В течение следующих нескольких дней отношения между охранниками и заключенными изменились, причем изменение одного привело к изменению другого. Помните, что охранники жестко контролировали ситуацию, а заключенные полностью зависели от них.

По мере того, как заключенные становились более зависимыми, охранники становились более насмешливыми по отношению к ним. Они презирали заключенных и давали им знать об этом. По мере того как надзиратели к ним росли, заключенные становились более покорными.

По мере того, как заключенные становились более покорными, охранники становились более агрессивными и напористыми. Они требовали от заключенных все большего повиновения. Заключенные во всем зависели от охранников, поэтому пытались найти способы доставить удовольствие охранникам, например, рассказывать сказки о других заключенных.

Заключенный № 8612

Менее 36 часов после начала эксперимента, Заключенный № 8612 начал страдать от острого эмоционального расстройства, дезорганизации мышления, неконтролируемого плача и ярости.

После встречи с охранниками, где они сказали ему, что он слаб, но предложили ему статус «информатора», №8612 вернулся в поселок. другие заключенные и сказали: «Вы не можете уйти. Ты не могу уйти ».

Вскоре № 8612 «начал действовать« сумасшедший », кричать, проклятие, чтобы впасть в ярость, которая казалась из контроль.«Только до этого момента психологи поняли, что должны были его выпустить.

Визит родителей

На следующий день охранники провели час посещений для родителей и друзей. Они были обеспокоены тем, что, когда родители увидели состояние в тюрьму, они могут настоять на том, чтобы забрать своих сыновей домой. Охранники мыли заключенных, заставляли их чистить и полировать их клетки, накормил их большим обедом и включил музыку по домофону.

После визита поползли слухи о плане массового побега.Боялись, что потеряют пленников, охранников и экспериментаторы пытались заручиться помощью и объекты полицейского управления Пало-Альто.

Охранники снова повысили уровень преследований, заставляя их выполнять черную, повторяющуюся работу, такую ​​как чистка туалетов голыми руками.

Католическая Священник

Зимбардо пригласил католика священник, который был в тюрьме капеллан, чтобы оценить, как реалистично наша тюремная ситуация было. Половина заключенных представились по номеру, а не по имени.

Капеллан беседовал с каждым заключенный индивидуально. Священник сказал им единственное способ, которым они выберутся, был с помощью юриста.

Заключенный № 819

В конце концов, во время разговора со священником, № 819 сломался и начал истерически плакать, сразу два ранее выпущенных заключенные имели. Психологи сняли цепь с его ноги, сняли шапку. его голову, и сказал ему пойти отдохнуть в комнате, которая была примыкает к тюремному двору. Они сказали ему, что достанут его немного еды, а затем отвезите его к врачу.

Пока это происходило, один из охранники выстроили в ряд других заключенных и велел скандировать:

«Заключенный № 819 — плохой заключенный. Из-за того, что сделал Узник № 819, мой в камере беспорядок, господин сотрудник исправительного учреждения ».

Психологи сообразили, что № 819 может услышал пение и вернулся в комната, где они нашли его рыдающим бесконтрольно. Психологи пытались заставить его согласен выйти из эксперимента, но он сказал, что не может уйти, потому что другие считали его плохим заключенным.

Назад к реальности

В этот момент Зимбардо сказал: «Слушай, ты не номер 819. [его имя], и меня зовут доктор Зимбардо. Я психолог, а не надзиратель тюрьмы, и это не настоящая тюрьма. Это просто эксперимент, а это студенты, а не заключенные, такие как вы. Пойдем ».

Он внезапно перестал плакать, поднял глаза и ответил:« Хорошо, пойдем, «как ни в чем не бывало.

Конец эксперимента

Зимбардо (1973) намеревался провести эксперимент в течение двух недель, но на шестой день он был прекращен из-за эмоционального срыва заключенных и чрезмерной агрессии охранников.Кристина Маслах, недавно получившая докторскую степень в Стэнфордском университете. привлечен к ведению интервью с охранниками и заключенными, категорически возражала, когда увидела заключенные подвергаются жестокому обращению со стороны охранников.

Возмущенная она сказала: «Это ужасно то, что вы делаете с этими мальчиками! »Из 50 или более посторонних, которые видела нашу тюрьму, она была единственной, кто когда-либо сомневался в ее морали.

Зимбардо (2008) позже отмечал: «Это было намного позже. что я понял, как далеко я был в своей тюремной роли в тот момент — что я думал как тюремный надзиратель, а не исследование психолог.«

---

Заключение

По словам Зимбардо и его коллег, Стэнфордский тюремный эксперимент показал, как люди с готовностью приспосабливаются к социальным ролям, которые от них ожидают, особенно если эти роли столь же стереотипны, как и роли тюремных охранников.

Поскольку охранники были наделены властью, они начали действовать так, как обычно не поступали бы в своей нормальной жизни.

«Тюремная» среда была важным фактором в создании жестокого поведения охранников (ни один из участников, которые действовали в качестве охранников, не проявлял садистских наклонностей до исследования).

Таким образом, полученные данные подтверждают ситуативное объяснение поведения, а не диспозиционное.

Зимбардо предложил, чтобы два процесса могли объяснить «окончательное подчинение» заключенного.

Деиндивидуализация может объяснить поведение участников; особенно охранники. Это состояние, когда вы настолько погружаетесь в нормы группы, что теряете чувство идентичности и личной ответственности.

Охранники, возможно, были такими садистскими, потому что не чувствовали, что произошедшее им лично приписано — это было нормой для группы. Также, возможно, они потеряли чувство личной идентичности из-за формы, которую они носили.

Кроме того, узнал, что беспомощность может объяснить подчинение заключенного охранникам. Заключенные узнали, что все, что они делали, мало повлияло на то, что с ними случилось. В имитационной тюрьме непредсказуемые решения охранников заставили заключенных отказаться от ответа.

После окончания тюремного эксперимента Зимбардо опросил участников. Вот выдержка:

«Большинство участников сказали, что они чувствовали себя вовлеченными и преданными делу. Исследование показалось им «реальным». Один охранник сказал: «Я сам себя удивил. Я заставил их называть друг друга по именам и чистить туалеты голыми руками. Я практически считал заключенных скотину и все время думал, что должен следить за ними на случай, если они что-то попробуют. . »

Другой охранник сказал: «Авторитетное поведение может быть забавным.Власть может быть большим удовольствием ». И еще:« … во время осмотра я пошел во вторую камеру, чтобы испортить кровать, которую только что застелил заключенный, и он схватил меня, крича, что он только что сделал это и что он был не позволю мне все испортить. Он схватил меня за горло, и, хотя он смеялся, мне было очень страшно. Я ударил его палкой по подбородку, хотя и не очень сильно, и когда я освободился, я рассердился ».

Большинству охранников было трудно поверить в то, что они вели себя так зверски, как они имели.Многие говорили, что не знали о существовании этой их стороны или о том, что они способны на такие вещи.

Заключенные тоже не могли поверить в то, что они отреагировали покорным, съежившимся, зависимым образом. Некоторые обычно утверждали, что они напористые.

Когда их спросили об охранниках, они описали три обычных стереотипа, которые можно найти в любой тюрьме: некоторые охранники были хорошими, некоторые жесткими, но справедливыми, а некоторые были жестокими.

---

Критическая оценка

Характеристики спроса могут объяснить результаты исследования.Большинство охранников позже заявили, что они просто действовали.

Поскольку охранники и заключенные играли определенную роль, на их поведение могут не влиять те же факторы, которые влияют на поведение в реальной жизни.

Это означает, что результаты исследования нельзя разумно обобщить на реальную жизнь, например, на тюремные условия. Т.е. исследование имеет низкую экологическую значимость.

Однако есть много свидетельств того, что участники действительно отреагировали на ситуацию так, как если бы она была реальной.Например, 90% частных бесед заключенных, за которыми наблюдали исследователи, касались тюремных условий, и только 10% их разговоров о жизни за пределами тюрьмы.

Охранники тоже редко обменивались личной информацией во время перерывов на отдых — они либо говорили о «проблемных заключенных», других тюремных темах, либо вообще не разговаривали. Охранники всегда приходили вовремя и даже работали сверхурочно без дополнительной оплаты.

Когда заключенных представляли священнику, они называли себя тюремным номером, а не именем.Некоторые даже просили его нанять адвоката, чтобы помочь им разобраться.

Исследование может также не иметь достоверности для населения, поскольку выборка состояла из студентов мужского пола из США. Результаты исследования не могут быть применены к женским тюрьмам или тюрьмам из других стран. Например, Америка — это индивидуалистическая культура (где люди, как правило, менее конформны), и результаты могут быть разными в коллективистских культурах (например, в азиатских странах).

Сильной стороной исследования является то, что оно изменило способ управления тюрьмами США.Например, несовершеннолетние, обвиняемые в федеральных преступлениях, больше не содержатся перед судом вместе со взрослыми заключенными (из-за риска применения к ним насилия).

Еще одной сильной стороной исследования является то, что вредное обращение с участниками привело к официальному признанию этических принципов Американской психологической ассоциацией. Теперь исследования должны пройти тщательную проверку институциональным наблюдательным советом (США) или этическим комитетом (Великобритания), прежде чем они будут реализованы.

Обзор исследовательских планов группой требуется большинству учреждений, таких как университеты, больницы и правительственные учреждения.Эти комиссии проверяют, оправданы ли потенциальные преимущества исследования в свете возможного риска физического или психологического вреда.

Эти советы могут потребовать от исследователей внести изменения в план или процедуру исследования или, в крайних случаях, вообще отказать в одобрении исследования.

---

Этические вопросы

Исследование получило много этической критики, в том числе отсутствие полностью информированного согласия участников, поскольку сам Зимбардо не знал, что произойдет в эксперименте (это было непредсказуемо).

Также заключенные не дали согласия на «арест» дома. Заключенным не сообщили об этом отчасти потому, что окончательное разрешение полиции было дано лишь за несколько минут до того, как участники решили принять участие, а отчасти потому, что исследователи хотели, чтобы аресты стали неожиданностью.

Однако это было нарушением этических норм контракта Зимбардо, который подписали все участники.

Участники, играющие роль заключенных, не были защищены от психологического вреда, переживая случаи унижения и стресса.Например, одного заключенного пришлось освободить через 36 часов из-за неконтролируемых приступов крика, плача и гнева.

Однако, в защиту Зимбардо, эмоциональный стресс, который испытывают заключенные, нельзя было предвидеть с самого начала. Исследование было одобрено Управлением военно-морских исследований, Департаментом психологии и Университетским комитетом экспериментов над людьми.

Этот комитет также не ожидал, что заключенные последуют за крайними реакциями.Были рассмотрены альтернативные методики, которые доставили бы меньше беспокойства участникам, но в то же время дали бы желаемую информацию, но ничего подходящего найти не удалось.

Были проведены обширные групповые и индивидуальные сеансы подведения итогов, и все участники вернули анкеты после эксперимента через несколько недель, затем через несколько месяцев, а затем через годичные интервалы. Зимбардо пришел к выводу, что длительных негативных последствий не было.

Зимбардо также решительно утверждает, что преимущества, полученные от нашего понимания человеческого поведения и того, как мы можем улучшить общество, должны уравновесить страдания, вызванные исследованием.

Однако было высказано предположение, что ВМС США не так сильно заинтересованы в том, чтобы сделать тюрьмы более человечными, а, по сути, больше заинтересованы в использовании исследования для обучения людей в вооруженных силах тому, как справляться со стрессами плена.

---

Вопросы для обсуждения

1. Каковы последствия проживания в среде без часов, нет? взгляд на окружающий мир и минимальная сенсорная стимуляция?

2. Рассмотрите психологические последствия раздевания, дезинсекции, и бритье голов заключенным или военнослужащим.Какие трансформации происходят, когда люди проходят через опыт как это?

3. Заключенные могли уйти в любой момент, но они этого не сделали. Почему?

4. Как вы думаете, что чувствовали заключенные и охранники после исследования?

5. Если бы вы были ответственным экспериментатором, сделали бы вы это? изучение? Вы бы прекратили его раньше? Не могли бы вы провели повторное исследование?

Ссылки на стиль APA

Haney, C., Бэнкс, У. К., и Зимбардо, П. Г. (1973). Исследование заключенных и охранников в симулированной тюрьме. Naval Research Review , 30, 4-17.

Как ссылаться на эту статью:

Как ссылаться на эту статью:

McLeod, S. A. (2020, 21 января). Зимбардо — Стэнфордский тюремный эксперимент . Просто психология. https://www.simplypsychology.org/zimbardo.html

сообщить об этом объявлении

Стэнфордский тюремный эксперимент: знаменитое исследование Зимбардо

В 1971 году психолог Филип Зимбардо и его коллеги поставили перед собой задачу создать эксперимент, в котором изучались последствия превращения в заключенного или тюремного надзирателя.Это исследование, известное как Стэнфордский тюремный эксперимент, стало одним из самых известных (и противоречивых) в истории психологии.

Это исследование долгое время использовалось в учебниках, статьях, на уроках психологии и даже в фильмах, но недавняя критика поставила под сомнение научные достоинства и ценность исследования.

О чем был эксперимент?

Зимбардо был бывшим одноклассником психолога Стэнли Милгрэма. Милгрэм наиболее известен своим знаменитым экспериментом с послушанием.

Зимбардо был заинтересован в расширении исследований Милгрэма. Он хотел продолжить исследование влияния ситуационных переменных на поведение человека.

Исследователи хотели знать, как участники отреагируют, когда их поместят в смоделированную тюремную среду.

Исследователи задавались вопросом, смогут ли физически и психологически здоровые люди, знавшие, что они участвуют в эксперименте, изменить свое поведение в условиях тюрьмы.

Кто были участники?

Исследователи устроили имитацию тюрьмы в подвале здания психологии Стэнфордского университета.Они отобрали 24 студента бакалавриата, которые сыграли роли как заключенных, так и охранников.

Участники были выбраны из более широкой группы из 70 добровольцев, поскольку они не имели криминального прошлого, психологических проблем и серьезных заболеваний. Волонтеры согласились участвовать в течение периода от одной до двух недель в обмен на 15 долларов в день.

Настройка и процедуры

Смоделированная тюрьма состояла из трех тюремных камер размером шесть на девять футов.В каждой камере находилось по три заключенных, и в каждой были по три койки.

Другие комнаты напротив камер использовались для тюремных надзирателей и надзирателя. Одно крохотное пространство было предназначено для одиночного заключения, а еще одно маленькое помещение служило тюремным двором.

Затем 24 добровольца были случайным образом распределены либо в группу заключенных, либо в группу охранников. Во время исследования заключенные должны были оставаться в имитационной тюрьме 24 часа в сутки.

Охранники были назначены на работу в бригады из трех человек на восьмичасовую смену.После каждой смены охранникам разрешалось вернуться в свои дома до следующей смены.

Исследователи смогли наблюдать за поведением заключенных и охранников с помощью скрытых камер и микрофонов.

Результаты

Первоначально планировалось, что Стэнфордский тюремный эксперимент продлится 14 дней, но его пришлось прекратить уже через шесть из-за того, что происходило со студентами-участниками. Охранники стали оскорблять заключенных, и у заключенных появились признаки сильного стресса и беспокойства.

Некоторые из них включали:

• Хотя заключенным и охранникам разрешалось взаимодействовать любым способом, который они хотели, взаимодействие было враждебным или даже бесчеловечным.
• Охранники начали вести себя агрессивно и оскорбительно по отношению к заключенным, в то время как заключенные стали пассивными и подавленными.
• Пятеро заключенных начали испытывать тяжелые негативные эмоции, включая плач и острую тревогу, и их пришлось досрочно выпустить из исследования.

Даже сами исследователи начали терять из виду реальность ситуации. Зимбардо, который действовал в качестве тюремного надзирателя, не обращал внимания на оскорбительное поведение тюремных охранников, пока аспирантка Кристина Маслах не высказала возражения против условий в симулированной тюрьме и морали продолжения эксперимента.

Удар

Эксперимент стал известным и широко цитировался в учебниках и других публикациях. По словам Зимбардо и его коллег, Стэнфордский тюремный эксперимент продемонстрировал мощную роль, которую ситуация может играть в поведении человека.

Поскольку охранники получили власть, они начали вести себя так, как обычно не поступали бы в повседневной жизни или в других ситуациях. Заключенные, оказавшиеся в ситуации, когда у них не было реального контроля, стали покорными и подавленными.

В 2011 году журнал Stanford Alumni Magazine представил ретроспективу Стэнфордского тюремного эксперимента в честь 40-летия эксперимента. Статья содержала интервью с несколькими участниками, включая Зимбардо и других исследователей, а также с некоторыми участниками исследования.

Ричард Якко, один из заключенных в эксперименте, предположил, что эксперимент продемонстрировал силу, которую социальные роли и ожидания могут играть в поведении человека.

Критика Стэнфордского тюремного эксперимента

За годы, прошедшие с момента проведения эксперимента, было несколько критических замечаний по поводу исследования. Некоторые из них включают:

Этические проблемы

Стэнфордский тюремный эксперимент часто приводится в качестве примера неэтичного исследования.Сегодня исследователи не могут повторить эксперимент, потому что он не соответствует стандартам, установленным многочисленными этическими кодексами, включая Кодекс этики Американской психологической ассоциации.

Отсутствие обобщаемости

Другие критики предполагают, что исследованию не хватает возможности обобщения из-за множества факторов. Нерепрезентативная выборка участников (в основном белые и мужчины среднего класса) затрудняет применение результатов к более широкому населению.

Отсутствие реалистичности

Исследование также критикуют за отсутствие экологической обоснованности. Экологическая обоснованность относится к степени реализма, с которой смоделированная экспериментальная установка соответствует реальной ситуации, которую она пытается воспроизвести.

Хотя исследователи сделали все возможное, чтобы воссоздать тюремную обстановку, просто невозможно полностью воспроизвести все переменные окружающей среды и ситуационные переменные тюремной жизни. Поскольку могли быть факторы, связанные с обстановкой и ситуацией, которые повлияли на поведение участников, это может не отражать то, что может происходить за пределами лаборатории.

Недавняя критика

Недавнее изучение архивов эксперимента и интервью с участниками выявили основные проблемы с дизайном, методами и процедурами исследования, которые ставят под сомнение валидность, ценность и даже подлинность исследования.

Эти отчеты, включая изучение записей исследования и новые интервью с участниками, также поставили под сомнение некоторые ключевые выводы и предположения об исследовании.

Среди описанных проблем:

• Один участник, например, предположил, что он инсценировал срыв, чтобы он мог выйти из эксперимента, потому что он боялся провалить занятия.
• Другие участники также сообщили, что изменили свое поведение таким образом, чтобы «помочь» эксперименту.
• Свидетельства также предполагают, что экспериментаторы поощряли поведение охранников и играли определенную роль в поощрении жестоких действий охранников.

В 2019 году журнал American Psychologist опубликовал статью, разоблачающую знаменитый эксперимент, подробно описывая его отсутствие научной ценности и заключая, что Стэнфордский тюремный эксперимент был «невероятно ошибочным исследованием, которое должно было умереть ранней смертью».»

В заявлении, опубликованном на официальном сайте эксперимента, Зимбардо утверждает, что эта критика не подрывает главный вывод исследования — что ситуационные силы могут изменять индивидуальные действия как в положительную, так и в отрицательную сторону.

Слово Verywell

Стэнфордский тюремный эксперимент хорошо известен как в области психологии, так и за ее пределами. Хотя исследование уже давно критикуют по многим причинам, недавняя критика процедур исследования проливает более яркий свет на научные недостатки эксперимента.

Нью-Стэнфордский тюремный эксперимент разоблачения и результаты вопросов

С момента своего создания почти 47 лет назад Стэнфордский тюремный эксперимент стал своего рода мрачным психологическим пробным камнем, наглядным уроком скрытой способности людей действовать садистски — или покорно — как социальные условия позволяют.

Наряду с экспериментами 1960-х годов исследователя Йельского университета Стэнли Милгрэма над человеческой жестокостью, эксперимент в августе 1971 года захватил воображение американцев на протяжении почти полувека.Это давний основной продукт в учебниках психологии и социальных наук, и он использовался для объяснения таких широкомасштабных ужасов, как Холокост, бойня в Май Лай и скандал с пытками заключенных в Абу-Грейб.

Но новые интервью с участниками и пересмотр архивных записей проливают новый свет на эксперимент, подвергая сомнению некоторые из его основополагающих предположений о человеческом поведении.

Пожалуй, наиболее важно то, что один из «заключенных» теперь говорит, что его действия давно неправильно понимали.

Для эксперимента профессор психологии Стэнфордского университета Филип Зимбардо построил трехкамерный имитатор «Стэнфордской окружной тюрьмы» в подвале здания психологического факультета университета. Его исследователи разместили девять «заключенных» и наняли девять «охранников», все из которых ответили на объявление о поиске участников для двухнедельного исследования тюремной жизни.

Но всего через 36 часов после начала эксперимента заключенный Дуглас Корпи оказался взаперти, запертой в чулане, переоборудованном под импровизированную камеру одиночного заключения.Вскоре он испытал то, что было описано как психическое расстройство.

Это был один из самых инстинктивных моментов эксперимента, и он был заснят на аудиозаписи, где Корпи кричал: «Я так облажался внутри. Я чувствую себя по-настоящему обдолбанным. Вы не знаете — мне пора к врачу. Что-нибудь! Я имею в виду, Иисус Христос, я сгораю изнутри, разве ты не знаешь? Я не могу там оставаться. Я облажался! Я не знаю, как это объяснить. Я облажался внутри! И я хочу уйти! И я хочу уйти сейчас же! ”

Корпи теперь говорит, что его эпизод был не столько психотическим перерывом, сколько манипуляцией, чтобы он мог пойти домой и учиться.

«Любой клиницист узнает, что я притворяюсь», — сказал он автору Бену Блюму в редком интервью в прошлом году, которое было частью пространной статьи в онлайн-публикации Medium . В настоящее время судебный психолог из Окленда, Корпи охарактеризовал свой приступ как «скорее истерический, чем психотический».

На самом деле, он кричал не из-за жестокого обращения со стороны охранников, а из-за того, что он беспокоился о том, что не получит доступа к учебникам во время его «тюремного» пребывания, чтобы он мог записаться на экзаменах для выпускников.

Корпи сказал, что он стал заключенным на работу за 15 долларов в день, потому что думал, что у него будет время «посидеть в одиночестве и учиться на GRE». Тюремное исследование, которое должно было продлиться две недели, длилось всего шесть дней после того, как девушка Зимбардо, Кристина Маслах (ныне его многолетняя жена), убедила его закрыть его.

Но когда Корпи, который должен был сдавать GRE сразу после завершения исследования, попросил свои книги, охрана отказалась. После неудачной имитации боли в животе он инсценировал срыв.

Признание аналогично признанию, которое он дал Los Angeles Times в 2004 году, когда он сказал: «Зимбардо думал, что я теряю его».

Оглядываясь назад на этот опыт, он сказал Блюму, что большую часть времени ему нравилось проводить время, в том числе во время короткого «восстания» заключенных.

«Восстание было забавным, — сказал он. «Никаких последствий не было. Мы знали, что [охранники] не могут нас навредить, они не могут нас ударить. Они были белыми студентами колледжа, такими же, как и мы, так что это была очень безопасная ситуация.

Однако он был шокирован тем, что не мог уйти по собственному желанию, вспомнив, что охранники «действительно раздули игру, сказав, что я не могу уйти. Они выходят на новый уровень. Я просто сказал: «Боже мой» ».

В интервью Зимбардо сказал Блюму, что испытуемые« действительно считали, что они не могут выбраться », но сказали, что они подписали формы информированного согласия, которые включали в себя явное« безопасно », фраза:« Я выхожу из эксперимента ». Он сказал, что произнесение этой фразы приведет к выходу из эксперимента.

Блюм отмечает, что формы, датированные августом 1971 года и доступные в Интернете на веб-сайте Зимбардо, не содержат упоминания фразы «Я прекратил эксперимент». Однако они соглашаются, среди прочего, на «потерю конфиденциальности». В формах отмечается, что субъекты должны были участвовать «на протяжении всего исследования» и что они будут освобождены только по состоянию здоровья, «которое медицинские консультанты сочтут адекватным для исследовательского проекта, или по другим причинам, которые сочтут подходящими». Зимбардо.

Разоблачения Блюма произошли через несколько недель после выхода в свет Истории лжи , новой книги французского академика и режиссера Тибо Ле Тексье, который изучил недавно опубликованные документы из Стэнфордских архивов Зимбардо. Он называет эксперимент «одним из величайших научных заблуждений 20 века».

В твите, опубликованном на прошлой неделе Калифорнийского университета в Дэвисе, профессор психологии Симин Вазир написала: «Мы должны прекратить праздновать эту работу. Это антинаучно. Уберите это из учебников.

В заявлении, опубликованном в понедельник, Говард Курцман, исполняющий обязанности исполнительного директора по науке Американской психологической ассоциации, сказал, что статья Блюма Medium «поднимает важные вопросы о Стэнфордском тюремном эксперименте, многие из которых уже поднимались ранее». Он поблагодарил Зимбардо за то, что он поговорил с Блюмом, и сказал, что исследователь «отвечал на эти вопросы на протяжении многих лет».

Авторов учебников психологии, которые обращаются к исследованию, «было бы хорошо посоветовать поместить его в контекст, включая споры вокруг его методов и того, что оно учит нас о важности институциональных наблюдательных советов, экспертной оценки и воспроизводимости», — сказал Курцман.

Дэйв Эшелман, стэнфордский «охранник», получивший прозвище Джон Уэйн за свою жестокость в воображении, сказал Блюму, что видит в эксперименте «своего рода импровизацию», которую он хотел усовершенствовать, «создав эту презренную личность охранника». Он долгое время утверждал, что жестокий персонаж у него появился после просмотра фильма Cool Hand Luke .

Эшелман сказал, что он использовал свой собственный опыт в жестокой братской дедовщине несколькими месяцами ранее. Почти полвека спустя он вспоминал, как чувствовал себя «так, будто я добился чего-то хорошего, потому что внес свой вклад в понимание человеческой природы».

В интервью 2011 года, опубликованном в журнале выпускников Стэнфорда, Эшелман сказал: «Я начал с четким планом, чтобы попытаться заставить действовать, заставить что-то произойти, чтобы исследователям было с чем поработать. . В конце концов, чему они могли научиться у парней, сидящих без дела, как будто это был загородный клуб? »

В некотором смысле, по словам Эшельмана, он проводил свой собственный эксперимент в рамках эксперимента, каждый день пытаясь сделать что-то «более возмутительное», чем накануне.Он часто задавался вопросом, «сколько оскорблений вынесут эти люди, прежде чем они скажут« прекратите »? Но другие охранники меня не остановили. Казалось, они присоединились. Они взяли на себя мою инициативу. Ни один охранник не сказал: «Я не думаю, что мы должны это делать» ».

Другой охранник, Джон Марк, сказал журналу выпускников, что Зимбардо« старался изо всех сил создавать напряжение », используя такие стратегии, как принудительное лишение сна . Он сказал, что Зимбардо «знал, чего он хочет, а затем попытался сформировать эксперимент — по тому, как он был построен и как он закончился, — чтобы соответствовать выводу, который он уже сделал.

Марк сказал, что Зимбардо хотел показать, что молодые люди из среднего класса «будут нападать друг на друга только потому, что им дана роль и дана власть». Но он сказал, что гипотеза была «натянутой». Я не думаю, что реальные события совпадают с жирным заголовком. Я никогда этого не делал и не изменил своего мнения ».

Зимбардо, который позже свидетельствовал о человеческом поведении после кровавого восстания в тюрьме Аттика в 1971 году в северной части штата Нью-Йорк, не сразу ответил на просьбу об интервью.И Крейг В. Хейни, профессор психологии Калифорнийского университета в Санта-Крузе, который был аспирантом Зимбардо в 1971 году и главным исследователем тюремного эксперимента.

Хейни сказал, что он и его коллеги-исследователи «не были уверены, что что-то произойдет», когда начался эксперимент. «Я помню, как однажды спросил:« А что, если они просто просидят две недели, играя на гитаре? Что, черт возьми, мы будем делать тогда? »

Выступая перед журналом для выпускников в 2011 году, он сказал, что наиболее устойчивым открытием эксперимента может быть то, насколько быстро« мы привыкаем к вещам, которые в один прекрасный день шокируют, а через неделю становятся материальными ». — факт.

Он вспомнил, что, готовясь к перемещению заключенных, исследователи поняли, что испытуемые выяснят, что они находятся в Стэнфордском психологическом здании, а не в настоящей тюрьме. Поэтому они надевают на голову бумажные пакеты. «Когда я впервые увидел это, это было шоком», — вспоминает Хейни. «На следующий день мы надеваем им на голову мешки и не думаем об этом. Это постоянно происходит в настоящих исправительных учреждениях ».

Хейни сказал, что эксперимент показал ему влияние дегуманизации на заключенных.

«Я пытаюсь поговорить с заключенными о том, какова на самом деле их жизнь, и не думаю, что пришел бы к такому виду сочувствия, если бы не увидел того, что видел в Стэнфорде», — сказал он. «Если бы кто-то сказал, что за шесть дней вы можете взять 10 здоровых школьников с хорошим здоровьем и на пике жизнестойкости, и сломать их, подвергнув их обычным и относительно мягким вещам по стандартам настоящих тюрем… Не уверен, что я бы поверил этому, если бы не увидел, как это произошло.«

Новые интервью Блюма — лишь последнее, что увеличило масштаб исследований Зимбардо. В 2001 году британские исследователи, воссоздавшие эксперимент, предположили, что охранники действовали тиранически не из-за «токсичного сочетания групп и власти», а из-за чего-то более сложного.

По их мнению, поворотным моментом в эксперименте Зимбардо стало то, что он выступил в роли «надзирателя тюрьмы» и сказал заключенным, что они не могут покинуть исследование. Исследователи Стивен Райхер и С.Александр Хаслам сказал, что это разоблачение дезориентировало заключенных, которые «перестали поддерживать друг друга против охранников». Плотная группа рухнула, позволив «тираническим стражам взять верх».

В своей модифицированной инсценировке, получившей название «Исследование тюрьмы Би-би-си», заключенные фактически бросили вызов авторитету охранников, что привело к краху системы заключенных и охранников. Затем участники решили продолжить эксперимент как «самоуправляемую и самодисциплинированную« коммуну »», но она тоже распалась днем ​​позже, открыв путь к возникновению «новой тирании» в маленькой тюрьме.В один из ключевых моментов участник посмотрел в объектив видеокамеры и сказал исследователям: «У нас происходит военный захват режима, установленного вчера». Он потребовал «полную военную форму» и пообещал: «Мы собираемся управлять этой тюрьмой так, как она должна была работать с первого дня».

Исследователи пришли к выводу, что, когда люди не могут создать работающую социальную систему, они «с большей готовностью примут крайние решения, предлагаемые другими», и позволят авторитарной идеологии закрепиться.

Совсем недавно, в 2007 году, психологи из Университета Западного Кентукки Томас Карнахан и Сэм Макфарланд разместили объявления в нескольких университетских газетах, предлагая заплатить волонтерам за «психологическое исследование тюремной жизни», как это было в рекламе Зимбардо в 1971 году. Они также пригласили другую группу. просто участвовать в «психологическом исследовании» без упоминания тюремной жизни.

Затем они проверили респондентов и обнаружили, что те, кто ответил на «тюремную жизнь», получили более высокие баллы по критериям авторитаризма, нарциссизма, макиавеллизма, социального доминирования и «склонности к агрессивности, связанной со злоупотреблением».Они также получили более низкие баллы по показателям сочувствия и альтруизма, предполагая, что испытуемые из Стэнфорда могли явиться в августе 1971 года с чертами жестокости, которыми не все из нас обязательно обладают.

«Я верю, что ситуация может подтолкнуть людей к жестоким поступкам», — сказал Макфарланд в интервью. Но он сказал, что некоторая предвзятость отбора могла сыграть свою роль в результатах Стэнфордского университета. Во-первых, Зимбардо открыто искал субъектов для двухнедельного иммерсивного эксперимента над тюремной жизнью. «Мне кажется интуитивно сильным, что некоторые люди были бы более склонны добровольно участвовать в таком эксперименте, чем другие», — сказал он.

Макфарланд, который сейчас на пенсии, получил возможность в 2006 году взять интервью у сержанта Джозефа Дарби, бывшего резервиста армии США, который сообщил о скандале вокруг тюрьмы Абу-Грейб и публично критиковал военное руководство США на объекте. На вопрос Макфарланда, если бы большинство военнослужащих и женщин пытали и унижали заключенных, если бы они были размещены в Абу-Грейб, Дарби категорически ответила: №

«Я мог бы взять любых семи других солдат из этого подразделения и поместить их в то же самое». ситуации, и они действовали бы честно и профессионально и выполняли свои обязанности », — сказал он, согласно аудиозаписи интервью.

Эшелман, охранник, который смоделировал свое поведение по образцу Cool Hand Luke , сказал, что позже он сожалел о нанесенном им психологическом оскорблении. Но когда стало известно об Абу-Грейбе, он сказал, что его первой реакцией было: «Это так мне знакомо. Я точно знал, что происходит. Я мог представить себя посреди этого и наблюдаю, как это выходит из-под контроля. Когда вы почти или совсем не контролируете то, что делаете, и никто не вмешивается и не говорит: «Эй, вы не можете этого сделать», ситуация просто продолжает обостряться.”

Стэнфордский тюремный эксперимент | История и факты

Stanford Prison Experiment , исследование социальной психологии, в котором студенты колледжа становились заключенными или охранниками в смоделированной тюремной среде. Эксперимент, финансируемый Управлением военно-морских исследований США, проводился в Стэнфордском университете в августе 1971 года. Он был предназначен для измерения влияния ролевой игры, навешивания ярлыков и социальных ожиданий на поведение в течение двух недель. Однако жестокое обращение с заключенными настолько обострилось, что главный исследователь Филип Дж.Зимбардо прекратил эксперимент всего через шесть дней.

Более 70 молодых людей откликнулись на объявление о «психологическом исследовании тюремной жизни», и экспериментаторы отобрали 24 претендента, которые были признаны физически и психически здоровыми. Оплаченные испытуемые — они получали 15 долларов в день — были случайным образом разделены на равное количество охранников и заключенных. Охранникам приказали не подвергать заключенных физическому насилию и выдавали им солнцезащитные очки с зеркалами, которые исключали зрительный контакт. Заключенные были «арестованы» настоящей полицией и переданы экспериментаторам в имитирующей тюрьме в подвале здания университетского городка.Затем заключенных подвергали оскорблениям, имитирующим среду реальной тюрьмы. В соответствии с намерением Зимбардо очень быстро создать «атмосферу угнетения», каждого заключенного заставляли носить «платье» в качестве униформы и носить цепочку с замком на одной лодыжке. Все участники наблюдались и записывались экспериментаторами.

Только на второй день заключенные подняли восстание. Затем охранники разработали систему вознаграждений и наказаний для управления заключенными.В течение первых четырех дней трое заключенных получили такие травмы, что были освобождены. В ходе эксперимента некоторые охранники стали жестокими и деспотичными, а некоторые заключенные впали в депрессию и дезориентировались. Однако только после того, как на место происшествия появился сторонний наблюдатель и зарегистрировал шок, Зимбардо завершил эксперимент, менее чем через неделю после его начала.

Стэнфордский тюремный эксперимент немедленно подвергся критике по методологическим и этическим соображениям.Зимбардо признал, что во время эксперимента он иногда чувствовал себя больше начальником тюрьмы, чем психологом-исследователем. Позже он утверждал, что «социальные силы и непредвиденные обстоятельства окружающей среды» эксперимента заставили охранников вести себя плохо. Однако другие утверждали, что оригинальная реклама привлекала людей, предрасположенных к авторитаризму. Самым заметным вызовом выводам Стэнфордского университета десятилетия спустя стало исследование BBC Prison Study, эксперимент с другой организацией, задокументированный в серии статей Британской радиовещательной корпорации под названием The Experiment (2002).Фальшивые заключенные Би-би-си оказались более напористыми, чем заключенные Зимбардо. Британские экспериментаторы назвали Стэнфордский эксперимент «исследованием того, что происходит, когда могущественный авторитет (Зимбардо) навязывает тиранию».

Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчас

Стэнфордский тюремный эксперимент стал широко известен за пределами академических кругов. Это было признанное вдохновение для Das Experiment (2001), немецкого фильма, который был переделан в Соединенных Штатах как фильм с прямой передачей на видео The Experiment (2010). The Stanford Prison Experiment (2015) был создан при активном участии Зимбардо; драматический фильм более внимательно следил за реальными событиями.

Социальная психология | Британника

Социальная психология , научное исследование поведения людей в их социальных и культурных условиях. Хотя этот термин может включать социальную активность лабораторных животных или животных в дикой природе, акцент здесь делается на социальном поведении человека.

Некогда относительно спекулятивное, интуитивное предприятие, социальная психология превратилась в активную форму эмпирических исследований, объем исследовательской литературы быстро увеличился примерно после 1925 года.Социальные психологи теперь имеют значительный объем данных наблюдений, охватывающих целый ряд тем; Однако доказательства остаются слабо согласованными, и в этой области существует множество различных теорий и концептуальных схем.

Первоначальный импульс исследованиям пришли из Соединенных Штатов, и многие работы в других странах следовали традициям США, хотя независимые исследования предпринимаются и в других странах мира. Социальная психология активно изучается в Великобритании, Канаде, Австралии, Германии, Нидерландах, Франции, Бельгии, Скандинавии, Японии и России.Большинство социальных психологов являются членами факультетов психологии университетов; другие работают в отделах социологии или работают в таких прикладных сферах, как промышленность и правительство.

Многие исследования в области социальной психологии состояли из лабораторных экспериментов над социальным поведением, но в последние годы этот подход подвергался критике как слишком глупый, искусственный и нереалистичный. Большая часть концептуальных основ исследований социальной психологии происходит из других областей психологии.В то время как теория обучения и психоанализ когда-то были наиболее влиятельными, когнитивные и лингвистические подходы к исследованиям стали более популярными; социологические вклады также оказали влияние.

Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчас

Социальные психологи работают или используются в качестве консультантов при создании социальной организации предприятий и психиатрических сообществ; некоторые работают над уменьшением конфликта между этническими группами, разработкой массовых коммуникаций (напр.г., реклама), а также по вопросам воспитания детей. Они помогали в лечении душевнобольных и реабилитации осужденных. Фундаментальные исследования в области социальной психологии были доведены до сведения общественности через популярные книги и периодическую прессу.

Методы исследования

Лабораторные эксперименты, в которых в качестве испытуемых часто используются студенты-добровольцы, упускают из виду многие особенности повседневной общественной жизни. Такие эксперименты также подвергались критике как предвзятые, поскольку сами экспериментаторы могут влиять на результаты.Исследователи, которых больше интересует реалистичная обстановка, чем строгость, как правило, покидают лабораторию для проведения полевых исследований, как и те, кто пришел из социологических традиций. Однако полевые исследования также могут быть экспериментальными, и эффективность каждого подхода может быть повышена за счет использования методов другого.

Во многих колледжах и университетах есть лаборатории социальной психологии, оборудованные комнатами для наблюдения, позволяющими одностороннее видение предметов. Звуковые и видеомагнитофоны и другие устройства записывают текущее социальное взаимодействие; компьютерное оборудование и другие принадлежности могут быть использованы для специальных исследований.

Социальное поведение понимается как продукт врожденных биологических факторов, возникших в результате эволюции, и культурных факторов, возникших в ходе истории. Ранние авторы (например, Уильям Макдугалл, психолог) подчеркивали инстинктивные корни социального поведения. Более поздние исследования и статьи, которые, как правило, подчеркивали теорию обучения, подчеркивали влияние факторов окружающей среды на социальное поведение. В 1960-х и 1970-х годах полевые исследования нечеловеческих приматов (таких как бабуины) привлекли внимание к ряду сходств с человеческим социальным поведением, в то время как исследования в области культурной антропологии показали, что многие черты человеческого социального поведения одинаковы независимо от изучаемой культуры .Становится широко распространенным взглядом, что человеческое социальное поведение, по-видимому, имеет биологическую основу и отражает действие эволюции, как в случае моделей эмоционального выражения и другого невербального общения, структуры языка и аспектов группового поведения. .

Было проведено много исследований по социализации (процессу обучения на основе культуры), и было обнаружено, что обучение взаимодействует с врожденными факторами. Например, врожденная способность к языку позволяет изучать местный язык.Культура состоит из моделей поведения и способов организации опыта; он развивается на протяжении истории, поскольку новые элементы вводятся из множества источников, лишь некоторые из которых сохраняются. Многие аспекты социального поведения частично можно объяснить их историей.

Социальное восприятие

В некоторых лабораторных экспериментах испытуемые смотрят неподвижные изображения или движущиеся изображения, слушают магнитофонные записи или непосредственно наблюдают за другим человеком или взаимодействуют с ним. Испытуемых можно попросить раскрыть свое социальное восприятие таких людей по рейтинговым шкалам, дать им бесплатное описание или дать оценку другим способом.Хотя такие исследования могут давать результаты, не соответствующие результатам в реальных условиях, они могут предоставить полезную информацию о восприятии личности, социальных ролей, эмоций и межличностных отношений или реакций во время продолжающегося социального взаимодействия.

Исследования были направлены на изучение того, как на социальное восприятие влияют культурные стереотипы (например, расовые предрассудки), выводы из различных вербальных и невербальных сигналов, паттерн перцептивной активности во время социального взаимодействия и общая структура личности воспринимающего.Работа нашла практическое применение при оценке сотрудников и кандидатов на должности.

Также было проведено исследование того, каким образом на восприятие предметов и людей влияют социальные факторы, такие как культура и членство в группах. Было показано, например, как люди по-разному классифицируют монеты, цвета и другие физические признаки в результате их членства в группах и категорий, предоставляемых языком. Другие исследования показали влияние группового давления на восприятие.

Переосмысление печально известного Стэнфордского тюремного эксперимента

Летом 1971 года один из самых известных экспериментов в истории психологии был проведен в 35-футовой секции подвала Стэнфордского психологического факультета. Восемнадцать здоровых молодых людей были случайным образом назначены — бросок монеты — на роль заключенного или охранника для одно-двухнедельного эксперимента над тюремной жизнью. Полиция Пало-Альто «арестовала» заключенных в их домах и обвинила их в грабеже. У них сняли отпечатки пальцев, обыскали с раздеванием и установили новые личности.

Тем временем охранникам выдали деревянные дубинки, униформу и солнцезащитные очки с зеркалами. В течение нескольких дней охранники начали применять психологическую тактику, чтобы контролировать и унижать заключенных, а некоторые охранники начали проявлять искренние садистские наклонности. Санитарные условия быстро ухудшились, когда охранники заставили заключенных мочиться и испражняться в ведре, помещенном в их камеру, и не позволили заключенным опорожнить его.

Жестокость охранников в конечном итоге заставила одного заключенного «вести себя безумно», в том числе кричать, ругаться и умолять освободить его.Когда другой заключенный объявил голодовку в знак протеста против жестокого обращения, его заперли в темном шкафу для «одиночного заключения». Жестокое обращение с заключенными продолжало нарастать, пока эксперимент не пришлось немедленно остановить за несколько дней до запланированного завершения исследования.

Через несколько недель эти шокирующие результаты попали в прессу, и исследование быстро стало основным продуктом занятий по общественным наукам по всей стране. Молодой профессор, внесший изменения в эксперимент, Филип Зимбардо, стал ярким свидетелем свидетельских показаний в Конгрессе по самым разным вопросам, от беспорядков в американских тюрьмах до пыток заключенных в Абу-Грейб.

Урок, отраженный в бесчисленных лекциях, учебниках и нескольких полнометражных фильмах об исследовании, казался ясным: люди естественным образом переходят в социальные роли, подтверждая силу ситуации. Наряду с работой Стэнли Милгрэма о подчинении властям эти выводы сыграли ключевую роль в формировании общественного понимания психологии тирании и зла за последние полвека.

Но совершенно новые свидетельства из архивов осветили это классическое исследование в новом свете.Спустя почти полвека после первоначального эксперимента Стэнфордская библиотека сделала ряд материалов эксперимента доступными для анализа. В результате ученые, наконец, смогли прослушать аудиозаписи с заключенными, получающими инструкции от экспериментаторов. Эти материалы предлагают совершенно иное объяснение порочного поведения в первоначальном эксперименте.

Как мы объясняем в готовящейся к выходу статье в журнале American Psychologist, , это новое свидетельство очень ясно показывает, что простое назначение людей на роль тюремных охранников не привело их к естественной жестокости по собственной воле. .Вместо этого записи дают четкое свидетельство того, что экспериментаторы, отвечающие за «тюрьму», использовали психологическую тактику, чтобы убедить неохотно сопротивляющихся охранников принять агрессивный стиль во взаимодействии с беспомощными заключенными.

На одной записи тюремный надзиратель — член исследовательской группы — встречается с одним из охранников, который не хотел проявлять жестокость по отношению к заключенным. Охранник говорит: : « Сегодня утром мы заметили, что вы на самом деле не протянули руку… но мы хотим, чтобы вы были активными и вовлеченными, потому что охранники должны знать, что каждый охранник будет тем, кого мы называем жестким охранником.” Охранник неоднократно сопротивляется давлению и заставляет жестоко обращаться с заключенными.

Здесь мы обнаружили новые доказательства того, что надзиратель в тюрьме использовал форму «личностного лидерства». В частности, он призвал охранника видеть себя разделяющим ту же миссию, что и экспериментаторы — культивировать общую внутригрупповую идентичность (и нас против них). Например, надзиратель использовал коллективные местоимения 57 раз во время короткой беседы (или один раз за каждую). 30 слов), чтобы развить чувство общей идентичности с охранником, сосредоточенное на жесткости по отношению к заключенным.Это тот же язык, который политики, победившие на выборах, с гораздо большей вероятностью будут использовать (используя их один раз на каждые 79 слов), чем проигравшие кандидаты (используя их только один раз на каждые 136 слов).

Затем суперинтендант сформулировал жесткость по отношению к заключенным как необходимую для достижения общей добродетельной цели — революционизировать тюремную систему. Он говорит: «Мы не пытаемся сделать это только потому, что мы садисты», а затем приводит доводы в пользу причинения вреда заключенным: «Если вам нужно оправдание, а я думаю, что большинство из нас действительно это делает, то это так, чтобы мы могли узнать, что происходит в учреждении в целом.… И мы хотим о них знать. Чтобы мы могли, мы можем войти в СМИ и, гм, и, и в прессу с этим. И, и, и сказать: «А теперь посмотри, о чем, о чем это на самом деле».

Но вам не нужно верить нам на слово. Цитируемая нами аудиозапись доступна прямо в Интернете. Впервые люди могут летать по стене, чтобы узнать, что происходило за кулисами одного из самых известных экспериментов в психологии.

Другая новая статья Джареда Бартелса показала, что инструкции Зимбардо охранникам могли иметь такое же влияние.За день до начала эксперимента исследовательская группа провела инструктаж для охранников, на котором они рассказали о своих ожиданиях враждебности по отношению к заключенным. Бартельс показал совершенно новый набор участников, тот же сценарий почти 50 лет спустя и обнаружил, что люди ожидали враждебного и репрессивного поведения от Зимбардо и полагали, что этого ожидали от них самих, как от охранников. Таким образом, язык руководства однозначно санкционировал злоупотребления среди охранников.

В совокупности эти новые данные свидетельствуют о том, что принятие роли или участие в системе жестокости недостаточно для проявления жестокого поведения.Эти результаты совпадают с недавними исследованиями, показывающими, что лидерство на основе идентичности занимало центральное место в знаменитых исследованиях Милгрэма, посвященных подчинению авторитету и динамике тирании и жестокости за пределами лаборатории.

Действительно, если оценить роль лидера идентичности как в Стэнфордском тюремном эксперименте, так и в исследованиях послушания Милгрэма, основной урок становится очевидным. Вот как лидеры на протяжении всей истории подтверждали жестокость по отношению к меньшинствам или иммигрантам, сигнализируя, что они не принадлежат к группе и что цель оправдывает средства.Действия и язык лидеров имеют значение.

К счастью, это не вся история. Наш анализ также выдвигает убедительные доказательства того, что некоторые охранники активно сопротивлялись жестокости, сопротивляясь давлению со стороны руководства. От Оскара Шиндлера до Розы Паркс история полна людей, которые противостояли репрессивным авторитетам и жестоким системам. Это время не только для радикального переосмысления одного из самых влиятельных психологических экспериментов, но и для признания того, что наши самые известные исследования жестокости, подчинения и послушания содержат важные уроки, которые научат нас лидерству и сопротивлению.

Стэнфордский тюремный эксперимент | Протокол

4.3: Стэнфордский тюремный эксперимент

Знаменитый и неоднозначный эксперимент Stanford Prison Experiment , проведенный социальным психологом Филипом Зимбардо и его коллегами из Стэнфордского университета, продемонстрировал силу социальных ролей, социальных норм и сценариев.

Социальные роли

Одной из основных социальных детерминант человеческого поведения является наша социальная роль — образец поведения, который ожидается от человека в данной среде или группе (Hare, 2003).У каждого из нас есть несколько социальных ролей. Вы можете быть одновременно студентом, родителем, начинающим учителем, сыном или дочерью, супругом или спасателем. Как эти социальные роли влияют на ваше поведение? Социальные роли определяются культурными знаниями. То есть почти каждый в данной культуре знает, какое поведение ожидается от человека в данной роли. Например, какова социальная роль студента? Если вы осмотритесь в классе колледжа, вы, скорее всего, увидите, что студенты прилежно ведут себя, делают заметки, слушают профессора, читают учебник и тихо сидят за своими партами.Конечно, вы можете увидеть, как учащиеся отклоняются от ожидаемого прилежного поведения, например, пишут текстовые сообщения на своих телефонах или используют Facebook на своих ноутбуках, но во всех случаях учащиеся, за которыми вы наблюдаете, посещают занятия — часть социальной роли учащихся.

Социальные роли и наше поведение могут различаться в зависимости от ситуации. Как вы себя ведете, когда играете роль сына или дочери и посещаете семейное мероприятие? А теперь представьте, как вы себя ведете, когда выполняете роль сотрудника на своем рабочем месте.Очень вероятно, что ваше поведение будет другим. Возможно, вы более расслаблены и общительны с семьей, шутите и делаете глупости. Но на рабочем месте вы можете говорить более профессионально, и хотя вы можете быть дружелюбным, вы также серьезны и сосредоточены на завершении работы. Это примеры того, как наши социальные роли влияют и часто диктуют наше поведение в той степени, в которой идентичность и личность могут варьироваться в зависимости от контекста (то есть в разных социальных группах; Malloy, Albright, Kenny, Agatstein, & Winquist, 1997).

Социальные нормы

Как обсуждалось ранее, социальные роли определяются общим знанием культуры о том, что ожидается от человека в конкретной роли. Это общее знание исходит из социальных норм — ожиданий группы в отношении того, что уместно и приемлемо для ее членов — как они должны себя вести и думать (Deutsch & Gerard, 1955; Berkowitz, 2004). Как мы должны действовать? О чем мы должны говорить? Что мы должны носить? Обсуждая социальные роли, мы отметили, что в колледжах есть социальные нормы поведения студентов в роли учащихся, а на рабочих местах есть социальные нормы поведения сотрудников в роли служащих.Социальные нормы есть везде, в том числе в семьях, бандах и в социальных сетях.

Скрипты

Из-за социальных ролей люди склонны знать, какое поведение ожидается от них в конкретных, знакомых условиях. Сценарий — это знание человеком последовательности событий, ожидаемых в конкретной обстановке (Schank & Abelson, 1977). Как вы ведете себя в первый день в школе, когда заходите в лифт или в ресторан? Например, в ресторане в США, если мы хотим привлечь внимание сервера, мы стараемся смотреть ему в глаза.В Бразилии вы должны издать звук «psst», чтобы привлечь внимание сервера. Вы можете увидеть культурные различия в сценариях. Для американца произнесение «psst» серверу может показаться грубым, но для бразильца попытка установить зрительный контакт может показаться неэффективной стратегией. Сценарии — важные источники информации, которые определяют поведение в определенных ситуациях. Можете ли вы представить себя в незнакомой ситуации и не имея сценария поведения? Это могло быть неудобно и сбивать с толку. Как вы могли узнать о социальных нормах в незнакомой культуре?

Стэнфордский тюремный эксперимент Зимбардо

Летом 1971 года в калифорнийской газете было размещено объявление с просьбой к мужчинам-добровольцам принять участие в исследовании психологических последствий тюремной жизни.Более 70 мужчин вызвались добровольцами, и эти добровольцы затем прошли психологическое тестирование, чтобы исключить кандидатов, у которых были психиатрические проблемы, проблемы со здоровьем или история преступлений или злоупотребления наркотиками. Количество добровольцев сократилось до 24 здоровых студентов-мужчин. Каждому студенту платили 15 долларов в день, и он был случайным образом назначен на роль либо заключенного, либо охранника в исследовании. Основываясь на том, что вы узнали о методах исследования, почему важно, чтобы участники были распределены случайным образом?

Имитация тюрьмы была построена в подвале здания психологии Стэнфорда.Участники, которым было поручено играть роль заключенных, были «арестованы» в своих домах полицейскими Пало-Альто, зарегистрированы в полицейском участке и впоследствии отправлены в имитацию тюрьмы. Эксперимент был запланирован на несколько недель. К удивлению исследователей, и «заключенные», и «охранники» рьяно взяли на себя свои роли. Фактически, на второй день некоторые из заключенных взбунтовались, и охранники подавили восстание, угрожая заключенным ночными дубинками. За относительно короткое время охранники стали беспокоить заключенных во все более садистской манере из-за полного отсутствия уединения, отсутствия элементарных удобств, таких как матрасы для сна, а также из-за унизительной работы по дому и ночных подсчетов.

Заключенные, в свою очередь, начали проявлять признаки серьезного беспокойства и безнадежности — они стали терпеть издевательства надзирателей. Даже профессор Стэнфорда, который разработал исследование и был главным исследователем, Филип Зимбардо, обнаружил, что ведет себя так, как если бы тюрьма была реальной, и его роль как тюремного надзирателя также была реальной. Спустя всего шесть дней эксперимент пришлось прекратить из-за ухудшения поведения участников.

Стэнфордский тюремный эксперимент продемонстрировал силу социальных ролей, норм и сценариев, влияющих на человеческое поведение.Охранники и заключенные разыгрывали свои социальные роли, проявляя поведение, соответствующее ролям: охранники отдавали приказы, а заключенные выполняли приказы. Социальные нормы требуют, чтобы охранники были авторитарными (такое поведение было усилено; см. Haslam, Reicher, & Van Bavel, 2018), а заключенные — покорными. Когда заключенные восстали, они нарушили эти социальные нормы, что привело к беспорядкам. Конкретные действия охранников и заключенных взяты из сценария. Например, охранники унижали заключенных, заставляя их отжиматься и полностью уничтожая конфиденциальность.Заключенные бунтовали, бросая подушки и громя их камеры. Некоторые заключенные настолько погрузились в свои роли, что у них появились симптомы психического расстройства; однако, по словам Зимбардо, ни один из участников не пострадал в долгосрочной перспективе (Александр, 2001).

Этот текст адаптирован из OpenStax, Psychology. OpenStax CNX.

---

Рекомендуемое чтение

Хаслам, С.А., Райхер, С., И Ван Бавель, Дж. Дж. (27 июня 2018 г.). Переосмысление природы жестокости: роль лидера идентичности в Стэнфордском тюремном эксперименте. https://doi.org/10.31234/osf.io/b7crx

Александр, М. (2001, 22 августа). Тридцать лет спустя Стэнфордский тюремный эксперимент продолжается. Стэнфордский отчет . Получено с http://news.