Родовое гнездо покаяние: Встреча. Покаяние / Православие.Ru

Опубликовано 31.12.197024.07.2021 автором alexxlab

Содержание

Встреча. Покаяние / Православие.Ru

Прот. Андрей Ткачев:Братья и сестры, здравствуйте! Темой сегодняшней нашей встречи мы выбрали такое тяжелое и глубокое понятие как покаяние. Будем об этом говорить, поскольку до тех пор, пока человек сохраняет возможность перемены, мир имеет смысл.

Как только человек превратится в нераскаянное забетонированное существо, отталкивающее от себя всякую мысль о перемене благой, не будет смысла в жизни отдельного человека, не будет смысла в жизни человечества.

Будем говорить о покаянии в нашей среде — в аудитории молодых людей, которым интересен этот христианский дискурс в середине XXIвека. Здравствуйте, друзья!

Итак, покаяние. Мы будем подходить к этому вопросу с разной стороны — насколько оно сочетается с исповедью, охватывает ли исповедь покаяние полностью, или есть, кроме исповеди, еще что-то в покаянии.

Может быть, вы из своего опыта скажете, как менялась ваша жизнь, как долго вы шли к пониманию этого понятия, и как оно отразилось на вашей личной жизни.

Вопрос: Добрый день! Татьяна, инженер-проектировщик систем пожарной безопасности, домохозяйка. Мне хотелось бы обратиться к евангельским событиям на примере апостола Петра и Иуды.

Как мы знаем, в их жизни было предательство Господа нашего Иисуса Христа. Но апостол Петр принес плоды покаяния. Он раскаялся, он засвидетельствовал свое раскаяние своей кровью, своей проповедью, а Иуда повесился. Вот какие качества души человека способствуют искреннему покаянию и исправлению жизни?

Прот. Андрей Ткачев:Смотрите, Иуда с формальной точки зрения сделал почти все. Он назвал свой грех, признал себя грешником — сделал то, что делает любой кающийся человек. Он сказал: «Я согрешил, предал кровь неповинную», — причем сказал он это в собрании людей. Не один на один с Богом, а людям сказал, и это очень важно.

Иуда объявил себя грешником, виновным в пролитии Христовой крови. Вроде бы чего еще нужно? Мало того, он возвратил деньги, которые взял за свой грех. То есть он был куплен на грех и возвратил незаконную плату. Но оказалось, что этого мало.

Вот, например, ты украл, а потом тебя замучила, загрызла совесть, ты вернул деньги, которые украл, и сказал всем: «Я грешник, я украл деньги». Оказывается, это еще не покаяние. Это очень важные шаги к нему, но там еще чего-то не хватает. Чего же не хватает? Это были формальные признаки покаявшегося человека, но какого-то последнего шага Иуда не сделал, поэтому его загрызло отчаяние, и он повесился.

Если бы покаяние было настоящим, Иуда дотерпел бы, по крайней мере, одни сутки, до воскресения Христа. Мы не знаем его судьбы, если бы он, в числе прочих, узнал бы о том, что Учитель жив, потому что Христос воскресший говорит: «Рцыте ученикам моим и Петрови».

Почему Христос здесь выделил Петра? Потому что Петру было тяжелее всех. Всем было плохо просто оттого, что Христос умер, Петру же было хуже всех, потому что он еще и предатель, изменник. По своей трусости он отказался от Христа: «Я не знаю Его». Никто больше такого не говорил. Поэтому Господь воскресший и говорит: «Скажите ученикам и Петру, что Я жду их в Галилее».

Если бы Иуда был жив, может быть, было бы сказано: «Скажите ученикам, и Петру, и Иуде, что Я живой». Но Иуде уже нельзя было ничего сказать, потому что Иуда сделал последний шаг. Значит, покаяния, формальных его признаков — назвать грех, признать его, согласиться с тем, что я человек беззаконный, исправить плоды греха, например, вернуть деньги, украденные или взятые за грех — еще мало.

Значит, нужны еще какие-то тонкие, глубокие вещи, которые касаются открытия души перед Богом, и должна прийти сила от Бога человеку. То есть к кающемуся приходит сила жить дальше, а грешник жить не хочет.

По сути, покаяние — это такое антисуицидальное состояние. Если же я останусь жить с тем, с чем я живу, то долго я прожить не смогу. У совести зубов нет, но она сжевывает человека до смерти. Эта совесть зажует меня до смерти, потому что я дальше так жить не могу, и, чтобы мне не прыгнуть с крыши, я иду каяться.

И когда покаяние совершается, когда оно происходит, то приходит эта сила от Бога. То есть у тебя хватает сил упасть на колени, а Бог дает тебе силы подняться с колен и выпрямиться. У Иуды этого не было, а у Петра это было.

Множество вещей, похожих на покаяние, когда называется грех и происходит осуждение себя с биением в грудь со словами, как у католиков: “Meaculpa, meagratia”, где слово сulpaозначает «я виноват, я очень виноват» — это, оказывается, до конца ничего еще не значит. Это значит много, но не до конца.

Поэтому, когда нам предстоит покаяться в своих грехах, мы должны ждать плода покаяния, о котором Вы сказали. Слова «плод покаяния» — это слова Иоанна Предтечи. Он говорил людям, приходившим к нему: «Кто вам внушил бежать от будущего гнева? Сотворите плод, достойный покаяния».

То есть у покаяния должны быть плоды. Это не просто «я раскаялся», а «я поменялся». Как говорит апостол Павел: «Кто воровал — впредь работай своими руками и уделяй неимущим». Вот это плод покаяния, то есть прекращение греха и возмещение прежнего. То есть нужен плод, достойный покаяния. Это очень важная вещь, которая касается каждого кающегося.

Паисий Святогорец говорил: «Мы сегодня едим постную пищу, но не постимся. Мы читаем духовные книги, но не имеем духовного опыта. На исповеди мы называем свои грехи, но не каемся. Мы знаем наизусть много молитв, но не молимся».

То есть можно все это знать и даже каким-то образом приводить в действие, но это может оказаться не до конца ценным в глазах Божиих. Кто вообще меряет покаяние? Священник, выслушивающий исповедь, человек, приносящий покаяние? Нет. Очевидно, мерило покаяния — это отношение Бога к кающемуся. Ты приносишь Ему покаяние, как молитву, например.

Как можно измерить молитву? Человек говорит: «Я читаю каждый день по 3 акафиста и кладу 85 поклонов». Ну, и что? То есть это ты себе дал цену, назвал какие-то молитвенные труды, которые тебе кажутся очень важными.

«Я никогда не пропускаю утреннее правило». Значит ли это, что ты молишься? Спросите у Бога, молится он или нет. Ты же молишься Богу, Бог и оценит твою молитву. Только Он имеет право оценить твою молитву, поскольку ты молишься Ему.

Сам ты не можешь оценить свою молитву. Ты можешь измерять ее протяжностью текстов, количеством времени, потраченного на молитву, но это будут какие-то второстепенные характеристики. Самая главная характеристика — это то, что Бог скажет о твоих молитвах. А Он скажет: «Я вообще не знаю, по-моему, ты ни разу не молился». Может быть такое? Ты лоб разбивал, а Он скажет: «Не слышал Я тебя».

Есть интересный рассказ о двух монахинях, из которых одна читала по нескольку кафизм в день и вычитывала много Иисусовых молитв, а вторая клала только три земных поклона с молитвой «Боже, прости меня».

Как-то они попали к какому-то светлому человеку, который знал больше, чем все, то, что от Бога. Он сказал монахине, которая клала три поклона: «Мало ты молишься, только три поклона в день», — а другой он сказал: «Ты вообще не молишься».

Как можно оценить покаяние, молитвы? Можно ли в килограммах измерить покаяние, или в джоулях, или в килокалориях? Нет никакой шкалы измерения для покаяния, кроме того, что Он скажет о тебе. А если ты имеешь силу жить дальше, и имеешь ненависть к греху, который раньше совершал, и не желаешь его больше повторять, попадая в ту же ситуацию, в которой раньше грешил, значит, ты покаялся.

Допустим, тебе давали зарплату, и ты не доносил ее до дома, потому что ты по магазинам расшопился и принес домой две оставшиеся копейки и мешок всякой чепухи, которую накупил, значит, ты не умеешь пользоваться деньгами. Ты их зарабатываешь, но тратить не умеешь.

В другой ситуации ты получаешь деньги на руки, уходишь домой, расписываешь их на все необходимое — на коммуналку, на то, на се, значит, ты уже научился пользоваться деньгами, значит, покаяние произошло.

Вот об этом, в общем-то, стоит думать, потому что шептать под епитрахилью одно и то же на исповеди мы горазды, а что дальше? Плод где? Сила где? Радость где? А ведь сколько раз в текстах говорится: «Радуйтесь, грешники».

То есть пришло искупление, беззаконники, радуйтесь. Идите, получайте прощение даром, голодные, ешьте Мой хлеб, кто жаждет, пейте Мою воду даром. Радость от прощения должна сопутствовать покаявшемуся человеку. Если ее нет, значит, ничего нет. Слова есть, отданные деньги есть, а покаяния, может быть, и нет.

Вопрос: Здравствуйте, отец Андрей! Меня зовут Дмитрий. Я хотел бы задать Вам следующий вопрос: верно ли, что Господь очищает человека, приносящего плод покаяния, так же, как при Таинстве Крещения?

Прот. Андрей Ткачев:Верно. Иоанн Лествичник говорит: «Слезы после крещения дороже, чем вода крещения». То есть, если человек, приносящий Богу покаяние в грехах, совершенных после крещения, плачет, то эта влага из его глаз при покаянии дороже, чем вода, в которой его омыли, превращая в христианина. Это правда.

В молитвах, обращенных к Иоанну Предтече, говорится о том, что он начальник обоих покаянных действий — и крещения, и исповеди, потому что он звал всех людей к перемене и к тому, чтобы они исповедали свои грехи и исправились, и он же погружал их в воду, символически очищая.

Одно и то же действуют как бы одинаково, и то и другое обновляет душу, с той лишь разницей, что в крещении мы имеем дело с человеком грязным, тотально грязным, то есть мы превращаем сына проклятия в сына неба, в исповеди же мы имеем дело с уже осквернившимся принцем. То есть перед нами принц, одетый в грязное, потому что он христианин, достоинство христианское у души уже есть, а грязь душевная говорит о том, что душа его потеряла — достоинство. Это разные вещи.

Каяться после крещения тяжелее, чем креститься. Почему велика драгоценность покаянных слез крещеного человек? Потому что каяться после крещения тяжелее. Это люди хорошо знали, поэтому вопрос крещения всегда был дискуссионным.

Например, можно ли крестить младенцев? Эта дискуссия была и в Древней Церкви. «Можно ли максимально отдалить мое крещение, не креститься мне сейчас, например? Допустим, мне 25 лет, можно ли мне креститься в 50?» Говорят: «А зачем?» — «Чтобы после крещения как можно меньше грешить».

Это всегда тревожило людей, они боялись грешить после крещения. Причем они понимали, что человек — это человек, а грех — это грех, и согрешить можно всякому человеку, в случае, если Бог попустит. Поэтому они хотели отдалить крещение.

Царь Константин крестился на смертном одре. Почему? Потому что он не хотел грешить после крещения. Он говорил: «Поеду в Иерусалим, пойду на Иордан, в Иордане омою грехи свои и больше не буду грешить». Но не получилось. Он заболел, слег, и пришлось ему креститься буквально на смертном одре. К Иордану Бог его не допустил.

Василий Великий оттягивал свое крещение, и Григорий Богослов оттягивал свое крещение, для того чтобы после крещения не грешить. Душа, приобретшая благородство, с трудом возвращает его, если потеряет.

Покаяние называется вторым крещением, кстати, покаяние — второе по своей силе после крещения. Покаяние меняет расклад мировой истории, если угодно. То есть мировая история зависит в полной мере от того, есть ли в мире по-настоящему кающиеся люди.

В Слове Божием мы находим выражение: «Ангелы на небеси радуются о едином грешнике кающемся». Можете себе представить, сколько есть ангелов? Я не могу представить, на самом деле, их очень много. Праведники описывали свои видения: «Тьмы тем и тысячи тысяч служили Ему». Херувимы, серафимы окружают Его, как в улье пчелы матку. И вот эти мириады бесплотных сил небесных, духовных, светлых, умных, замечают, что на земле кто-то совершает покаянный труд.

Сколько миллиардов людей живет сейчас на земле, и вдруг во всей массе этого мегамуравейника загорается какая-то светлая точка. Значит, какая-то душа начинает плакать о своих грехах, звать Бога и говорить: «Господи, прости меня! Господи, помилуй меня! Господи, очисти меня! Господи, не оставь меня!»

И вдруг вся эта масса ангельского мира, огромное количество этих бесплотных духов, страшных, многоочитых, шестикрылых, замечают это движение человека и начинают радоваться. Все ангелы на небесах радуются об одном грешнике кающемся! Понимаете, что такое покаяние? Оно тут же привлекает к земле внимание всего неба.

А если, например, архангел Михаил скажет архангелу Гавриилу: «А они прорыли тоннель под Ла-Маншем», — тот отвечает: «Да мне все равно как бы». — «А они изобрели, например, лекарство от грибка под ногтями». — «Ну, и что?» — «Россия вышла в полуфинал чемпионата по футболу». — «Ну, и что?»

И вдруг они все зашевелились. Какой-нибудь Иван Иванович Иванов дома ночью встал на колени. Дети уснули, жена похрапывает, а он встал перед окошком, смотрит на звезды и плачет. Говорит: «Жил, как свинья, скоро умирать, а ничего доброго не сделал. Господи, прости меня!»

Все ангелы смотрят на него и говорят: «Слава Богу! Слава нашему Творцу! Вот еще одна душа спасается». То есть это покаяние привлекает к себе внимание всего духовного мира. Благодаря ему стоит жизнь, и оно имеет ту же силу, что и крещение.

Вопрос: Отец Андрей, меня зовут Елена. Я провизор, занимаюсь регистрацией лекарственный средств. У меня такой вопрос: если покаяние подразумевает какое-то изменение человека в дальнейшем, но, если человек кается на смертном одре, когда у него уже нет времени на какие-то изменения и возможности, примет ли это покаяние Господь?

Прот. Андрей Ткачев:В Церкви есть понятие клиники, когда больной на одре болезни крестится из-за страха смерти. Среди всех сводов правил церковной жизни есть такое правило, что, если человек на одре болезни из-за страха смерти крестился, а потом выздоровел, то, например, ему нельзя быть священником, потому что его приход в Церковь, его крещение, омытие грехов было плодом не его стремления к новой жизни, а плодом, по большей части, страха смертного.

У Мартина Лютера есть выражение «покаяние висельника». Он говорит: «Ничего не значит покаяние человека перед лицом смерти». Каяться нужно, когда ты сыт, здоров, когда тебе ничего не угрожает, когда у тебя просто болит душа. А вот когда тебе объявили какой-нибудь онкологический диагноз и очертили близкие сроки ухода из этого мира, ты начинаешь метаться и каяться, и твое покаяние — это покаяние висельника, в нем нет цены.

Я с ним не согласен. В нем есть цена, потому что один из разбойников так и покаялся — покаянием висельника, и благоразумный разбойник первым вошел в рай. Мы постоянно поминаем его слова на Литургии: «Помяни мя, Господи, егда приидеши во Царствии Твоем». То есть цена в нем есть.

Но, конечно же, нужно обратить внимание и на величину этой цены, потому что лучше всего, когда это совершается в мире и по совести, а не тогда, когда секира при корне древа лежит, когда людям угрожает голод, всемирная война или распад семьи. Да, можно, конечно, вскочить в последний вагон уходящего поезда, но лучше войти в вагон, придя на перрон заранее, спокойно расположиться и ехать в Царство Небесное.

Вот такая вот двоякая вещь. В покаянии всегда есть цена, всегда, но лучше, когда человек кается вовремя, а не тогда, когда ему в затылок уже дышит какая-нибудь смертельная опасность.

Вопрос: Отец Андрей, меня зовут Юлия Калашникова. Я занимаюсь музыкой и музыкальной журналистикой. У меня такой вопрос. Вы сейчас говорили, что люди, в принципе, каются в одних и тех же грехах. Ну, не в убийстве, конечно, а в том, что позавидовал, солгал, разгневался.

Прот. Андрей Ткачев:Ну, да. Даже в более мелких: вставал ночью к холодильнику, ел по ночам.

Вопрос: То есть они все время повторяют их. И тут же Вы заметили, что, находясь в благополучном состоянии, человек более остро осознает все свои грехи. Получается, что большинство людей живет достаточно трудно.

Еще Оскар Уайльд сказал, что быть добрым, заниматься благотворительностью могут только состоятельные люди, которым не надо каждый день ходить на работу и зарабатывать на кусок хлеба, а все остальные обыватели — они, в принципе, не должны быть добрыми.

И получается, что вот мы раскаиваемся, а потом выходим в мир, соприкасаемся с другими людьми и невольно начинаем опять совершать те же грехи. Но мы же не можем все уйти в монастырь. Вот как с этим быть? Что делать?

Прот. Андрей Ткачев:В восточной традиции был обычай омывать ноги пришедшему гостю. Это действие имеет, так сказать, духовно-символическое значение. Когда на Тайной Вечере Христос омывал ноги ученикам, Петр, по-моему, сначала воспротивился. А когда Господь сказал: «Если не омою тебя, то не будешь иметь части со Мною», — Петр вскочил и сказал: «Тогда не только ноги, но и руки, и голову мне омой».

У апостола Петра как бы нет середины. Он, как русский человек, мечется из края в край, а Господь ему говорит: «Не нужно, омовенному нужно только ноги омыть».

Мне кажется, что, если речь идет о серьезных вещах, то покаяние подобно полному омовению. Поскольку ты ходишь по улицам, идешь по пыльной дороге, обутый в сандалии, как это везде там было, в этих палестинах, то тебе, собственно, нужно только ноги омыть.

Вот та чепуха, в которой как бы буксуют люди на исповеди (я сознательно называю это чепухой, потому что это чепуха и есть), когда они глубоко погружаются в чепуху, это, в общем-то, не более чем омовение ног. Чистому не надо больше, он как бы весь чист, но ноги неизбежно грязные.

То есть, если бы мы жили в те времена, то мы бы имели грязные ноги каждый день, потому что носков тогда не было, дороги были пыльными. Но, замарав ноги, запылив их по дороге, не нужно омываться полностью.

Священству нужно научить людей разделять между грехом и грехом. Например, мама говорит: «Я раздражаюсь на детей. Их у меня трое — одному полгода, второму два, третьему три». Священник говорит: «А разве ты можешь не раздражаться на них? Может быть, тебе даже не стоит об этом говорить, потому что это очевидно. Ты одна. Тебе бабушка, мама или свекровь помогают?» — «Нет, не помогают». Ты еще узнаешь, что они живут в однокомнатной квартире, она с ними толчется с утра до вечера безвыходно, и никто ей не помогает. И она, конечно, устает и раздражается.

Стоит ли ей, регулярно приходя на исповедь, держа подмышками двух малышей, голову под епитрахиль, каждый раз говорить одно и то же: «Я раздражаюсь на детей и устаю»? Это совершенно очевидные вещи, не надо даже тратить время, чтобы говорить о них.

Если я знаю ее, она знает меня, и она регулярно приходит в храм ко мне: «Что-нибудь новое у тебя есть, кроме того, что ты устаешь и раздражаешься на детей?» Она говорит: «Нет, больше ничего нет». — «Ну, так иди и причащайся. Зачем тебе стоять в очереди, тратить свое и мое время на очевидные вещи?»

Вопрос: Она же искренне в этом раскаивается.

Прот. Андрей Ткачев:Пусть она раскаивается внутри себя, этого вполне достаточно.

Вопрос: Но когда я прихожу на исповедь и говорю: «Как обычно», — священник мне отвечает: «Ну, это плохо».

Прот. Андрей Ткачев:То есть нужно что-то новое, крепкое такое, да?

Вопрос: То есть, в общем, я не изменилась, все то же самое.

Прот. Андрей Ткачев:Но мы же понимаем, что отсутствие больших грехов не означает святость человека. Иногда можно иметь большие грехи и быть святым, как Мария Египетская, например.

Она же поисповедовалась через 47 лет. Все 47 лет она жила в пустыне без исповеди. И только когда пришел Зосима, она, поговорив с ним, раскрыла перед ним свою душу. Она 47 лет жила без исповеди и уже летала на молитве, на локоть поднимаясь от земли. То есть она была святой грешницей.

А есть как бы грешные святые, не знаю, несвятые святые, есть святые несвятые, есть все, что хочешь. Если человек говорит: «У меня нет больших грехов. Ну, слава Богу, нет, с последней исповеди не было», — ну, так что, я должен печалиться об этом, что ли? Если мы подсадим людей на это ковыряние в мелочах, то мы должны понимать, что у мелочей нет дна, они не заканчиваются.

Допустим, вы будете одержимы идеей чистоты, и у вас будет все чисто. Но, подождите, я сейчас надену очки с инфракрасной подсветкой, и уже в этих очках, оказывается, пыли много, и ты опять начинаешь все мыть. А потом ты наденешь еще какие-нибудь очки, потом ты будешь с увеличительным стеклом смотреть, и ты будешь каждый раз находить все больше грязи, она будет везде, но это будет уже психическое заболевание.

То есть ты из нормальной хозяйки, у которой все чисто, превратишься в какую-то сумасшедшую женщину. У тебя будет маниакальное стремление к абсолютной чистоте, которая возможна только в барокамере. Майкл Джексон жил в барокамере, это ему не помогло, он умер довольно молодым.

Не нужно жить в барокамере. Невозможно достичь абсолютной чистоты. Даже в операционной, где все протирают спиртом, где должна быть идеальная чистота, при желании можно найти какую-нибудь пыль на окне. Ну, а как иначе?

А если перед вами духовенство, например, ставит задачу, чтобы вы были абсолютно чистыми и каждую эту заразу приносили: «Вот в этом каюсь сегодня, в этом завтра», — то это значит, что мы оба с вами больные. Мы не понимаем, что такое жизнь, и чего мы хотим от жизни.

Что такое фарисейство, в конце концов? Фарисейство — это состояние полностью перепутанных понятий в отношении главного и второстепенного. Для фарисея все второстепенное — очень главное, и все главное — очень второстепенное. То есть главный признак фарисея — он все перепутал.

Для него, например, очень важно вычитать правило, и ради этого он всех пошлет на все буквы, чтобы все отошли от него на пять метров и не мешали ему вычитать это правило. И он будет его вычитывать, и будет полностью уверен в том, что, нахамив всей своей семье и вычитав правило, он совершил благое дело. Всем нахамил, правило прочитал — и доволен. Это и есть фарисейство. Он не понимает, что лучше прочитать правило про себя по памяти под одеялом, когда уже лег спать, и ни с кем не поссориться.

Мы не выслушиваем и не выстаиваем святую Литургию из-за этих странных очередей на исповедь. Ладно бы, человек поднял руку, например, на домашних или осквернил свой рот какой-нибудь бранью за рулем. Вот едут и матюкаются на всех, кто подрезает и ехать мешает. Ладно, иди, кайся.

Но если мы привели какой-нибудь пример, когда нет ничего такого, архитакого, нет ничего критичного, есть просто усталость, заботы, хлопоты и неизбежное какое-то измождение, раздражение, ну, и все. Надо облегчать людям жизнь, а не усложнять ее.

Если мы захотим превратить в аскета, например, какого-нибудь человека, живущего в миру посреди всей этой суеты и маеты, то мы, скорее всего, не сделаем из него аскета, но поселим в нем глубокий комплекс и родим нового шизофреника. По дороге к святости мы родим еще одного шизофреника, а нового святого не сделаем.

То есть нужно соизмерять требования к человеку. Если перед тобой старик и молодой, ты же не можешь их одинаково исповедовать, и одинаковые требования не можешь к ним предъявлять. Вот если есть эта педагогика отношения к человеку, то этот священник и эта Церковь — это община. А если ее нет, то это какое-то прокрустово ложе — растянуть всех до нужного размера или обрубить всех тех, кто вылезает за пределы, чтобы все были одинаковыми.

Так не бывает. Это преступление против Церкви, это преступление против человечности. Все эти люди — они как раз самые нераскаянные. Это жутко нераскаянные люди, уверенные в своей святости. Берегитесь этого. Христос говорил нам беречься закваски фарисейской и саддукейской.

Вопрос: Здравствуйте, отец Андрей! Меня зовут Владимир. Я занимаюсь, помимо работы, благотворительностью. У меня такой вопрос: чем исповедь отличается от покаяния? Как не превратить исповедь в формальность?

Прот. Андрей Ткачев:Отношение исповеди к покаянию — это отношение общего к частному. Исповедь — это частное проявление общего. Например, человек покаялся в грехах, но его все еще мучает совесть. Он говорит своему духовнику: «А можно я во все дни жизни своей не буду есть в среду и пятницу не только, скажем, мяса, но и рыбы?»

Священник говорит: «А сможешь?» — «Думаю, смогу». — «Ну, помогай Бог. Пусть тебе этот будет труд ради грехов твоих». А потом человек говорит: «А можно я еще и понедельничать буду за детей своих? Я не воспитывал хорошо детей, а теперь буду держать пост за них в понедельник». Он говорит: «Да, давай. Помогай Бог, постись в понедельник за детей. Это будет твое покаяние, потому что, когда ты был молодым и здоровым, ты был плохим отцом».

Или он скажет: «А можно я буду приносить Вам ежемесячно какую-то часть своей зарплаты, а Вы будете отдавать нуждающимся на приходе? То есть не я сам, чтобы не гордиться, а я Вам отнесу, и Вы отдадите, только анонимно, чтобы не знали, кто». — «Можно». И так далее.

Человек берет на себя какие-то труды ради чего-то. Я знал женщину, ныне покойную, ее Верой звали, Царство Небесное. Она жила с неверующим мужем, и, пока дети не выросли, муж не пускал ее в церковь. У них было четверо или пятеро детей. Муж пил, бил ее и запрещал ходить в церковь, то есть она жила в аду.

Потом сыновья выросли, поставили папу по стойке смирно, не дали ему бить маму, и она почувствовала некую свободу, стала спокойно ходить в церковь. Ей было уже под 60. Дважды в год она ходила пешком в Почаевскую Лавру, 3 дня туда, 3 обратно. Сначала она ходила с группой женщин, потом сказала: «Я стала ходить одна, потому что, пока мы идем по дороге, мы болтаем, празднословим, и паломничество получается ложным. А я иду одна, читаю, молюсь».

Это покаяние. То есть покаянием может быть милостыня, воздержание, пешие паломничества, раздача неимущим всяких вещей, денег и продуктов, чтение священных книг, еще какие-то вещи. Все это называется покаянием, то есть у меня много грехов, и теперь, чтобы их загладить, я буду делать то-то, то-то, то-то, то-то.

Внутри всего этого есть еще место для исповеди. То есть исповедь — это частный случай, а покаяние — это нечто большее, чем исповедь. Слезы — это покаяние, какие-то молитвенные труды — это покаяние. То есть покаяние — оно широко охватывает жизнь, оно охватывает всю жизнь.

А исповедь находится внутри покаяния, может быть, даже как некое ядро, какой-то центр покаяния, но отнюдь покаяние не сводится только к одной исповеди, ни в коем случае. Если мы сведем покаяние только к исповеди, то мы и получим тот формализм, который царствует в нашем мире и не дает нам по-настоящему меняться.

Вопрос: Здравствуйте, отец Андрей! Меня зовут Мария. Я специалист по недвижимости. Скажите, пожалуйста, может быть родовое покаяние? Насколько оно важно? И как почувствовать, что именно сейчас пора уже позаботиться о роде, о том, что было совершено, чтобы не совершать впредь?

Прот. Андрей Ткачев:Еще как может быть. Есть такая пословица: грешники в аду заулыбались — у них в семье на земле родился монах. То есть, есть совершенно твердое убеждение, что, если в роду появился монах, то он вымолит много людей до какого-то колена, даже из тех, которые жили до него.

Мы же связаны какими-то очень серьезными невидимыми цепями и нитями — психологическими, генетическими, духовно-родственными и так далее. Например, кто-нибудь узнал, что его дед был на Соловках в расстрельной команде. У него у самого вроде бы жутких грехов, слава Богу, нет, но теперь его беспокоит совесть: «Что мне делать? У деда руки в крови по локоть или по плечи. У него было трое сыновей, один из них мой папа, и это же все лежит на нас. Давайте что-то делать».

Он будет думать, что ему делать. То есть, в конце концов, такое тоже возможно. Но дай Бог, чтобы у вас по роду не было ничего ужасного, хотя кто там знает, что у нас там по роду, правда? Мы же дальше, чем папа, мама, ничего не знаем. Ну, еще, может быть, знаем о дедушке и бабушке по материнской и по отцовской линии, а вот уже прадедушки, прабабки — это уже полная тьма, мы ничего не знаем о них. А кто знает, что они делали?

Вопрос: Здравствуйте, отец Андрей! Надежда, Первая академия медиа, курс телерадиоведущей. В продолжение этой темы такой вопрос: мы узнали, что прадедушка был убит, и мы просили священника, чтобы он отслужил чин погребения. Есть много таких людей, о которых мы не знаем, как они были убиты на войне и так далее. Во время чина погребения было что-то невероятное: свечи гасли, поднялся сильный ветер, происходило что-то страшное.

И вот первый вопрос: можно ли погребать людей, о которых ты не знаешь, каким образом они были убиты? Второй вопрос: если ты знаешь о каких-то родовых грехах, знаешь, что у человека была страшная жизнь, но он принес плод покаяния своей жизнью, передается ли этот грех на последующие поколения?

Прот. Андрей Ткачев:Что касается погребения, то об этом говорится в мясопустную неделю в наших погребальных службах, когда мы совершаем родительские поминовения. Люди ведь умирают не так, как хотелось бы, оплаканными, отпетыми, омытыми, окажденными фимиамом, погребенными в землю и лежащими под крестом.

Люди могут утонуть в водах, их может завалить упавшим домом. Они могут сгореть в огне, утонуть на корабле, стать пищей для рыбы морской. Огромное количество людей лишено христианского погребения.

Но есть дни в году, которые называются родительскими днями, родительскими субботами в Великом посту и за его пределами, Троицкая, Дмитриевская субботы, когда мы молимся за всех христиан, независимо от того, знаем мы их имена или не знаем. Тогда поминаются люди, всяко умершие, то есть по разным причинам лишенные погребения.

Сколько, например, в морях погибло военных моряков, сколько их пошло на дно. Мы даем себе ясный отчет в том, что совершение правильного погребения не является непременным условием вхождения души в рай. При невозможности совершения правильного погребения мы отдаем это в руки Божии и не тревожимся об этом. Господь Сам попечется о них.

С одной стороны, ушедшие поколения влияют на нас и не могут не влиять, наши предки могут передавать нам святость. А с другой стороны, они могут передавать нам какие-то родовые, наследственные грехи. Но запутываться в этом вопросе не стоит.

Если вы начнете глубоко копать эту тему, это будет опасно и неправильно. Для того чтобы избавиться от усиленного копания в своих предках, стоит вспомнить то, что говорит Иезекииль: «Перестаньте произносить пословицу: отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина». То есть каждый отвечает за свои грехи, говорит Иезекииль.

Евреи слишком переживали об этом. Они, с одной стороны, усиленно списывали свои грехи на отцов своих, говоря: «Отцы наши грешили, и мы родились в плену. Отцы наши грешили, и Бог прогневался на нас. Отцы наши грешили, и теперь мы самые несчастные». Иезекииль сказал: «Перестаньте ныть и все сваливать на отцов. Хватит, за себя отвечайте, собой займитесь».

Эти слова нужно вспоминать нам, когда мы слишком заинтересовываемся темой предков: «Ах, предки то, предки это». А то получится, как в экранизации пьесы Шварца, когда король, которого играл Леонов, говорил: «Я все время подслушиваю, но это не я, это моя бабушка по материнской линии».

Понимаете, он все свои грехи списывал на своих предков: «Я воровать люблю, но это не я, это мой прадедушка». Он все сваливал на всех и генетикой оправдывает свои беззакония. Ну, нравится человеку грешить, да еще у него предки были слишком богатые на грехи, вот он все на них и сваливал.

Чтобы не было такой глупости, оставьте своих предков в покое. Они все грешники, в этом нет сомнения, кто-то больше, кто-то меньше. Кто-то из них, может быть, святой, а кто-то из них молится за нас. Кто-то из них хотел бы молиться, да не может. Ведь некоторые покойники молятся Богу, а некоторые не могут: «Не могу, нет у меня власти, нет силы призвать Бога за гробом», — потому что слишком мало призывали они Его на земле.

Так что оставьте это и не ковыряйтесь, лучше с собой разберитесь. И не списывайте свои родовые сложности на наших предков. Среди наших предков нет Николая Чудотворца, ни у меня, ни у вас. Вот был бы, мы бы тогда радовались. Ходили бы, били себя в грудь: «Мой дед — Николай Чудотворец». Нет такого у нас, поэтому успокойтесь.

Молиться — молитесь, но каяться придется каждому за свои грехи. Блаженная Матрона Московская говорила: «Каждая овечка будет подвешена за свой хвостик».

Вопрос: Здравствуйте, отец Андрей! Алексей, Калужская область. 26 лет, психолог. У меня такой вопрос: как человеку, согрешившему и покаявшемуся, понять, что Господь простил ему грехи? И можно ли как-то это понять при помощи души? Дает ли Господь какой-то знак?

Прот. Андрей Ткачев:Я понял. Молодец, спасибо! Хороший вопрос. Здесь есть несколько критериев. Например, говорят так: если при вас возникает осуждающий разговор о каких-то грехах, а вы когда-то в этом тоже были виноваты, но покаялись, и ваше сердце при этом не дергается, как не про вас говорят, значит, вам грех простился.

Представьте себе, например, вы продаете молоко и разбавляете его водой, ну, чтобы больше было, это же нередкий случай. Но вы в этом никогда не каялись. И кто-нибудь при вас скажет: «Слушай, я вчера ходил покупать молоко, пришел домой, а там, ну, вода водой. Никакой совести у людей нет. Совсем потеряли страх Божий».

А ты тоже этим занимался, и у тебя возникает чувство, что это про тебя говорят, ну, прямо про тебя. И тебя охватывает ужас. Представь себе ту же ситуацию, только ты уже по-настоящему покаялся и продаешь настоящее молоко. Опять возникает такой же разговор, и говорят про этот грех при тебе. А у тебя совесть уже спокойная, то есть ты точно знаешь, что это не про тебя говорят. Значит, простил тебя Господь.

Когда ты слышишь о своих прежних грехах, и у тебя совесть дергается, как будто про тебя сейчас сказали, значит, ты не прощен, значит, эти шипы еще остались. А если тебе о чем-то говорят, а душа не реагирует болезненно на эти слова, это происходит потому, что она в этом уже чувствует себя невиновной.

Например, святой праведный Иоанн Кронштадтский, молитвами которого всякому можно спастись, мог, скажем, запустить кадилом в какого-нибудь нерадивого пономаря, а потом полдня каяться: «Господи, прости меня!»

Неужели отец Иоанн Кронштадтский мог такое делать? Да, он мог что-то подобное отчебучить. Он служил каждый день. Когда он приходил служить, то подходил к престолу, опускался на колени и просил Бога, чтобы Он простил ему все грехи и разрешил служить. Иногда он стоял на коленях у престола минуту, иногда 2, 3, 5, иногда мог стоять 15, 20 минут.

Он не вставал с колен, не приступал к службе до тех пор, пока не чувствовал внутри, что Бог простил его и разрешает ему служить. Он имел личные отношения с Христом, то есть Ты — мой Господь, я — Твой священник. Я перед Тобой согрешил, и я у Тебя прошу прощения. И вот в таком жутком напряжении он жил всю жизнь.

Никакого формализма не было. Было внутреннее чувство — ты прощен, продолжай трудиться. То есть, есть такое внутреннее извещение о том, что Бог тебя простил, и есть внутреннее извещение, что Бог не простил тебя. Хоть ты вроде бы и поисповедался уже в этом, но ты чувствуешь, что что-то не то, и пока еще оно осталось с тобой.

Так что, конечно, вопрос этот тонкий, и он касается личных, неформальных отношений с Иисусом Христом. А не так, что на исповеди был, батюшка молитву почитал, и все ушло, и до свидания.

Следовательно, нужно в своей духовной жизни стремиться к тому, чтобы сердце знало, что Господь простил. Слава Тебе, Господи! Слава Тебе! Получится у нас так или не получится, может быть, мы с вами не такие уж великие богатыри духа, чтобы нам повторить подобного рода высокие вещи, но, по крайней мере, знать об этом надо.

Вопрос: Екатерина, православный психолог, город Орехово-Зуево. У меня такой вопрос: большинство людей хотят начать ходить в храм и знают, как исповедоваться, хотят испытать чувство покаяния. Они, в принципе, больших грехов не совершали — убийств и так далее. И вот они ходят как обычные люди. Вот как им прийти к покаянию?

Прот. Андрей Ткачев:В Великую пятницу, а по практике нашей церковной жизни, это вечер с четверга на пятницу, совершается чин Страстей Христовых, чтение 12 Евангелий. Тот самый чин, после которого люди с зажженными свечами расходятся по домам, унося с собой этот скорбный свет.

В саму же Великую пятницу читаются Великие часы без Литургии. И вот там, на этой службе четверговой, при чтения 12 Евангелий, а оно совершается перед распятием, перед изображением распятого, на кресте висящего Иисуса Христа, человеку может быть дано это прикосновение к Голгофской трагедии, это предстояние перед Христом страдающим и ясное сердечное знание о том, что Он страдает за грехи всех людей, и за меня в том числе.

Наших коллективных грехов очень много, и это жуткое количество беззакония сгорает в огне страдания Господа Иисуса Христа. Вот нужно через Великую пятницу, через страсти Господни прийти к пониманию того, что ты — один из детей Адама, и твои грехи тоже пригвоздили Иисуса Христа к древу.

Для того чтобы глубоко каяться, может быть, не стоит ковыряться в своих личных грехах, а стоит обратить свой взор к Иисусу, Который, если бы у меня не было грехов, ко мне бы не приходил. Потому что человек, который не считает себя грешником, как бы говорит Христу…

В каждом храме есть распятие. Подойдите к нему и увидите, что Господь висит на кресте. Можно поговорить с Ним: «Ну, что, висишь?» Ответит: «Вишу». — «А за что висишь, за кого?» — «За всех». — «И за меня?» — «Да за тебя, может быть, в первую очередь».

Ты скажешь: «Нет-нет-нет. Если бы только за меня, то Тебя бы зря распяли. У меня-то грехов нет. Тебя распяли, может быть, за соседа моего или за начальника моего. Вот у них-то действительно грехов много. А я что…» Попробуйте поговорить с Господом, спросите Его, за кого Он распят.

Если мы перестанем возиться со своими грехами, а посмотрим на Того, Кто их искупил, мы можем спросить Его: «Ты за меня тоже страдаешь? Может быть, за меня не надо, может, у меня нет ничего такого большого?» Если у тебя совесть не собачья, ты получишь через совесть ответ: «И за тебя. Да у тебя столько грехов, что как раз это все и нужно. И эти руки пробитые, и на голове венец терновый — это все за тебя. Это все твое».

От самолюбивого, мелочного, пошлого копания в своей душонке стоит обратить взор к Тому, Кто искупил твои грехи. Чтобы понять масштабность своих грехов, не нужно ковыряться в самих этих грехах, нужно понять, Кто за тебя распялся, Кто за тебя заплатил, Кто принес жертву.

«Ты должник, Я долг твой заплатил. Ты был проклят, Я проклятие твое с тебя снял и на Себя взял, ведь «проклят всяк, висяй на древе», то есть клятву твою повесил на Себя. Ты был далеко, Я тебя приблизил. Ты потерялся, Я тебя нашел. Ты был грязным, Я очистил тебя. Вот это все за тебя».

Ну, и надо, чтобы человек открыл для себя Христа, потому что без Христа это все какое-то баловство и несерьезность. Мы, опять-таки, концентрируемся на себе, на самолюбивом, эгоистичном перебирании своих грехов. Знаете, как Золушке насыпали мешок гречки и мешок гороха, перемешали все вместе, вот разбирай. И она сидит и разбирает.

Всю жизнь можно разбираться в этих грехах: там не так подумал, там не так сказал, там юбка была короткая, там бутерброд был слишком с маслом. Хватит про себя думать! Сколько можно про себя думать? Эгоисты! Самолюбы! Безумцы! Сколько можно ковыряться в своих гадостях, этих всех мелочах и крупностях? Посмотрите, что было с Ним, ради чего Он сошел с небес на землю, за что Его били палкой по голове, кулаками по челюсти.

Ему же вообще свернули скулу, сломали нос, Его же били. Знаете, как Его били римские солдаты? Вы когда-нибудь видели, как бьют по-настоящему, не в кино, не в голливудском фильме, не в Болливуде, а по-настоящему бьют людей? И не на ринге, там все-таки есть рефери и перчатки на руках, а когда мужик мужика лупит со всей дури, когда кости хрустят, когда зубы вылетают, когда челюсть сворачивается набок.

Его именно так били. За что? Вот за это все твое? Да, и за это тоже. Так вот, не смотри туда, на Него смотри! Вот что такое покаяние. И мы не сможем покаяться, если будем разбирать эти свои памперсы и пеленки, рассматривать, что там в них, где я еще подгадил в жизни.

На Него смотри, вот это будет покаяние. А так мы со всеми своими исповедями вообще забыли, Кто нас искупил, Кто мой долг заплатил, Кто снял с меня эти грехи, какой ценой. Христос — самое главное. Не мои грехи самое главное, а Христос — самое главное. Христос и мои грехи, если уж на то пошло.

Это кто-то один так нагрешил, или все вместе? И за что это? А можно как-то иначе? А иначе можно? Нельзя, значит, иначе. Вот так, вот такая цена. И ты тоже в этом виноват.

Вопрос: Здравствуйте! Михаил, футбольный тренер. У меня такой вопрос: есть ли лестница у покаяния, и как на нее можно взойти? И второй вопрос: что такое покаянный плач? Плач и покаяние — их можно разделить, или они как-то между собой взаимодействуют?

Прот. Андрей Ткачев:Да, спасибо. Безусловно, лестница есть. Лестница вообще есть во всех добродетелях. Лифта в добродетелях нет, есть именно подъем по ступенькам. Покаяние начинается с дара Божия, то есть это некий встречный дар Божий, если угодно, это предваряющий дар. То есть без благодати Божией, о которой мы сегодня уже говорили…

Человек, раскрывший глаза на свою испорченную природу, но не получивший Духа Святого, отчается, и он будет близок к самоубийству. Так поступали мудрецы древности. Они много понимали, много знали, и это великое знание рождало в них отчаяние. Часто они что-то делали с собой. Поэтому нельзя узнать себя, не имея Духа Святого, чтобы не повредиться.

В службе Божией Матери Почаевской есть слова: «Благодать покаяния даруй нам». То есть человеку Богом дается благодать, чтобы он узнал себя в свете Духа Святого и не отчаялся, но начал трудиться над своим исправлением. И, конечно, есть разные ступени и лествицы, в которых есть место для первой исповеди, это очень важный шаг, потом для отдания долгов, например.

Когда человек покаялся, он начинает отдавать долги, начиная с банальных денег, которые он кому-то должен, заканчивая, например, долгом перед матерью, которая его родила и воспитала, перед учителями, которые учили его и вразумляли, перед друзьями, которые не оставили его в беде. То есть человек начинает менять свое отношение к людям.

Одной из ступеней должна появиться Церковь, должна засиять для человека Церковь как Ковчег спасения. То есть он должен понимать, что, если на этот корабль не взойдет, то море не переплывет. И вот он потихонечку идет, и совершенно меняется отношение к чужим грехам, когда ты сам каешься, и это тоже одна из важных ступенек.

Все эти ступени нужно одолеть человеку. Наверху — там уже с Христом нужно будет обняться. А что касается слез, то они от покаяния неотделимы, совершенно неотделимы. Человек рождается с криком, и в духовную жизнь он тоже рождается с криком.

Слезы могут быть разными. Они могут тихо струиться, просто тихо течь, когда ты не можешь их контролировать, и они текут и текут. Вот как часто люди говорят: «Вот я зашел и хочу плакать». — «Не держи этих слез. Встань в угол, и пусть они текут. Это тебе от Бога. Не мешай им течь».

Или, например, ты читаешь какую-нибудь молитву, например Покаянный канон. Прочитал первую песню, третью песню, четвертую, пятую, и на пятой песне у тебя сердце начало болеть, на шестой потекла слеза, на седьмой ты вообще заплакал.

Не читай восьмую и девятую, не дочитывай до конца. Ты пришел к цели. Закрой книжку, отложи и плачь. Сколько плачется, столько и плачь. Цель не в том, чтобы все вычитать, цель в том, чтобы плакать. Иногда это тихо текущие слезы, иногда они внезапно посещают тебя на службе, на молитве или просто при каком-то духовном размышлении о чем-то. Иногда это именно крик, как у рождающегося ребенка.

Об Иоанне Лествичнике говорится, что он, для того чтобы плакать, уходил так далеко, чтобы его крик не был слышен в монастыре. То есть он так кричал, как кричит на могиле мужа любящая жена. Она же там не просто плачет, в первые дни после смерти она орет, бьется об эту землю, обнимает могилу.

Так плачут люди, когда каются. Они не просто вытирают слезки, они орут, потому что им больно. То есть этот плач может иметь разные формы и виды. Иногда бывает плач без слез, как будто бы тучи уже собрались, но дождь еще не пошел. То есть в душе есть печаль, настроение души покаянное, и молитва к Богу есть, но слезы пока еще не капнули. Обычно сначала тучи, а потом дождь, так и с плачем.

Есть плач без слез, когда человек тоскует и говорит: «Буду тосковать, как ласточка, буду печалиться, как аист». Печалится человек, как птица, потерявшая гнездо, то есть печалится он о Царстве Небесном, которое потерял.

В конце концов, это состояние подобно состоянию Адама, потерявшего рай. То есть все люди, которые каются, это люди, которые как бы стоят перед порогом рая и не могут в него войти, и тоскуют оттого, что они его потеряли.

Есть такое понятие «Адамов плач». Так что в этом состоянии Адамовой тоски по потерянному раю, в состоянии этого плача, печали этой глубокой помещается все покаяние людей. Главный кающийся человек на земле — это Адам, начальник покаяния. А второй Адам — Христос — это Тот, Кто пришел утешить первого Адама.

Так что, когда мы каемся, мы залезаем в шкуру Ветхого Адама, которого ничем нельзя развеселить, ничем нельзя отвлечь — ни фантиками, ни бабочками, ни бубнами, ни плясками. Дети там, у Адама, занимаются, чем хочешь, а Адам плачет, потому что он был в раю, а теперь рая нет. А впереди печаль, печаль, печаль без конца. И он плачет, что он оскорбил Бога и потерял рай. Это покаяние — это Адамов плач.

Без плача покаяния нет. Здесь мы ставим многоточие. Здесь у нас, так сказать, вынужденный перерыв. Дорогие друзья, мы надеемся, что сказанное здесь приложится к душе вашей как некий пластырь, конкретно на конкретный прыщ. У нас в душе очень много болезней, и все они врачуются этой мазью покаяния. Кайтесь, пока не поздно. Кайтесь, христиане. До свидания!

Мастерская Петра Фоменко: Фоменко среди трех сестер

Петр Фоменко понял главное: жизнь творят женщины. И поставил об этом спектакль
Жизнь творят женщины. Три сестры, родившиеся через сто лет после смерти своего создателя, в спектакле, показанном «Мастерской П. Фоменко», и есть сама эта жизнь. Контраст между женщинами и мужчинами в «Трех сестрах» Петра Фоменко как между виртуозной джазовой импровизацией и дисгармонией настраиваемых инструментов.

«Разве уже и пьес не стало?» жалобно воскликнула бы тетушка Настасья Ивановна из «Театрального романа», узнав, что на московской сцене появилась пятая за последнее время постановка «Трех сестер». Чеховский бум сегодня очевидность; наконец, поставил Чехова и Фоменко.

Предсказуемо? Пожалуй. Неожиданно? Безусловно. В той мере, в какой неожиданна реальность. Выбор актрис на главные роли здесь уже трактовка. Чрезвычайно важно, какие они. Эти Ольга, Маша, Ирина Галина Тюнина, Полина и Ксения Кутеповы молоды, прелестны, полны нервной энергии, ежесекундно готовы к радости и слезам, словом, перед нами подлинники, не подделки.

Ирина (Ксения Кутепова) центр дома Прозоровых. Впервые понятно, почему к ней тянутся сердца. Среди вереницы патетических девиц (в скольких спектаклях не сыграна эта роль!) она сводная сестра Наташи Ростовой, полная радости и дарящая радость. Ее кружение завораживает: тонкий, нервный «волчок», не тот, что ей дарят на день рождения (бросают, деревянный, на пол, и он летит по кругу на месте), а цветной, «поющий», каких тогда еще не было. Она будет смешно отбиваться от Соленого, детски-покорно стоять, пока барон разматывает на ней зимние шали, замирая, ждать ряженых А потом закричит «выбросьте меня!», забьется в сорванной занавеске, будет метаться, бледная, перед отъездом, недоуменно ловить шляпу, которую барон, будто играя в серсо, бросит ей на палец Если нельзя в Москву, тогда все равно, и нужно примириться с «ходом вещей». Барон и есть примирение. Но тот же беспощадный «ход вещей» избавит ее от компромисса

Маша (Полина Кутепова) в обморочной скуке лежит в кресле, запрокинув голову, до подбородка надвинув шляпу. Потом резко снимет ее — и сурово, впитывая каждое слово, станет слушать Вершинина: Он или нет? Бросает шляпу, возвращается я остаюсь! В этой Маше острое ожидание и трепетная точность.

«Ты — женщина, и этим ты права!» сказано о таких, как она.

За ширмами в ночь пожара сестры прилегли отдохнуть, но рыдает Ирина («барон такой некрасивый»), успокаивает, увещевает Ольга. И вдруг Маша врывается в ночную усталость со своим: «Я хочу каяться, милые сестры!». Монолог звенит торжеством страсти, покаяние гимном любви. И в ужасе восторга слушает сестру Ирина, и страдает, зажимая уши, строгая Ольга.

Ольга Галины Тюниной изящная, как с полотен Серова: челка, закрывающая тициановский лоб, зябкая пластика. Она суше и сдержаннее младших, но роль хозяйки Прозоровского дома для нее трудный, почти непосильный долг. Тихое приятие происходящего, шоры приличий в иных обстоятельствах губительны, и Ольга, как Раневская вишневый сад, шаг за шагом уступает родовое гнездо чужим. Бобик и Софочка еще в детской, но они уже другие Прозоровы, Наташины дети. Самкой, то нежной, то безжалостной, играет свою героиню Мадлен Джабраилова. Из этой женской природы вычтено главное талант и душа.

Конфликт предназначения и участи накрывает бледные лица сестер трагической тенью. Кукольно-хрупких, вечно юных, жизнь испытывает их разлукой, смертью, но куда жесточе средой, прозой жизни. У каждой мечта, но каждой придется принять явь мужчин, которых посылает судьба.

Время расставляет свои акценты, и навязчивый рефрен Тузенбаха «надо работать!» вызывает в зале ироническую реакцию. Труд больше не идея, добровольное принуждение. Но барон-то имеет в виду совсем иную работу, не ту, над которой понимающе ухмыляются випы в партере. Тузенбах (Кирилл Пирогов) солнечный мальчик, с обаятельно-некрасивой улыбкой и рыдающим смехом. Не военный, не штатский, на одном плече пальто, на другом шинель, как всем известно, «очень хороший человек», но кто был любим по одной этой причине?..

Вершинин (Рустэм Юскаев) тоже годится в герои романа лишь в отсутствии конкурентов. Мешковатый, смущающийся полковник, военный резонер, ко всему, кажется, способный притерпеться, философствует, будто всегда некстати: В сцене разлуки Маша пополам сгибается от боли, а он поясняет: все, дескать, имеет свой конец, вот и мы расстаемся И прощальные слова отзываются безнадежной скукой натуры.

Дом на сцене одновременно вокзал (художник Владимир Максимов). Мужчины в нем обстоятельства места, естественные безвольные разрушители. За ними особенности не частных, национальных характеров.

Андрей (Андрей Казаков), старший брат, надежда семьи, сначала предает дух дома, потом закладывает сам дом, проигрывает не деньги, себя. Милейший приживал Чебутыкин (Юрий Степанов), дурной врач, ленивый, безразличный («одним бароном больше, одним меньше»). Соленый амбициозный мрачный пошляк. В его оскорбительном «цып, цып, цып!», обращенном к барону, темная слепая ненависть ко всему другому. Агрессивное равнодушие к окружающему российская черта, сделавшая нашу жизнь тем, что она есть. Среди участников спектакля один всерьез значимый персонаж, оправдывающий все ожидания. Тот, кто остается за кулисами, постановщик пьесы, Петр Фоменко.

Чехов на современной сцене, как правило, объект острых экспериментов: Някрошюса, Жолдака, Марталера. Но вот Додин в «Дяде Ване», а вслед за ним Фоменко в «Трех сестрах» решились впасть в классическую простоту. Когда иные деятели театра намертво застряли в опытах деконструкции, Фоменко, уже почти патриарх, занимается реконструкцией, вычитывая из хрестоматийной пьесы действительно необходимое современникам. А им — как всегда нужны свидетельства небанальной внутренней жизни.

Задача постановки укладывается в два слова «живой театр»: связи, возникающие и рушащиеся, внутреннее движение, жизнь чувств, что искрит на сцене, накрывая волнами зал.

Спектакль кажется простым, но эта простота обдуманна и оплачена биографией. Режиссура Фоменко последних лет, как воздух, неуловимо насущна.

На афише указан жанр: «этюды на пути к спектаклю». В действие введен Человек в пенсне; его текст из чеховских писем, а ремарки («Тише!», «Пауза!») возгласы автора на репетиции. Прием, равный штампу, сознателен: путь к пьесе продолжается; происходящее не итог, и между словами («так вот целый день говорят, говорят») необходима пауза. Для театра.

Взрослея, сестры проходят путь от детской жажды счастья до примиренности. Их финальные реплики «Неудачная жизнь!» Маши, «Буду работать!» Ирины, «Зачем мы живем, зачем страдаем?!» Ольги покрывает уходящая с полком музыка, и просроченные надежды отзываются терпким привкусом будущего, вопреки всему.

Марина Токарева, «Московские новости», 24.09.2004

Что такое покаяние. Семь смертных грехов. Наказание и покаяние

Почему сын эмигрантов первой волны Мусин-Пушкин снова покидает Россию — Российская газета

Потомок знаменитой фамилии и сын эмигрантов первой волны Андрей Мусин-Пушкин три года назад приехал в Москву из Франции. Через три месяца граф возвращается в Париж.Кто он: русский француз или французский русский? Двух часов интервью не хватило, чтобы дать ответ на этот вопрос. Впрочем, Андрей Андреевич ищет его уже 73 года…

«Квартиру на Лубянке пришлось освятить»

— Граф Мусин-Пушкин, живущий в доме с видом на ФСБ и Лубянку. Похоже на оксюморон, не находите?

— Отвечу, только сначала, если позволите, необходимое уточнение. Я третий ребенок в эмигрантской семье, мои родители работали много, а мною в детстве занимались мало. Целыми днями я пропадал на улице в компании сверстников, и французский язык стал для меня родным. А русский, увы, по-прежнему не на высоте. Вы наверняка заметили акцент, в речи возможны грамматические ошибки. Поэтому прошу быть… как это?… снисходительным.

Теперь о жилье. Мой приезд в Россию связан с назначением жены. В 2008 году я вышел на пенсию, а Елизавета Маврикиевна по-прежнему работает. Сейчас она — советник по вопросам освоения космоса при посольстве Франции и одновременно представитель французского космического агентства в Москве. Вот почему мы перебрались сюда на длительное время.

Я искал вариант для аренды в центре города, когда попал на конференцию, посвященную Златоустовскому монастырю, который прежде стоял на этом месте. Район мне понравился, я увидел подходящую квартиру и снял ее. Лишь потом разглядел, что из окна кухни придется любоваться Лубянкой. Но и это не все. Оказалось, я поселился в бывшем доме для… сотрудников НКВД. Как говорится, нарочно не придумаешь!

Квартиру пришлось освятить. Я попросил владыку Михаила, архиепископа Женевского и Западно-Европейского Русской зарубежной церкви. Его мирское имя — Симеон Донсков, он мой друг детства.

— Владыка специально прилетал ради освящения?

— Нет, конечно. Он часто бывает здесь.

— А вы когда впервые оказались в России?

— Давно! В семидесятые годы прошлого века. Мои парижские друзья чуть раньше слетали в Советский Союз, но меня в поездку не пригласили. Я сильно обиделся и через год приехал сюда с женой на собственной машине. Это было целое путешествие. Приключения начались уже на границе. У нас в багаже нашли какие-то газеты, журналы, показавшиеся подозрительными тем, кто проводил досмотр. Мы с Лизой заранее условились, что сделаем вид, будто не говорим и не понимаем по-русски. Но вступивший с нами в диалог товарищ из органов быстро раскусил трюк, буквально за пару минут. И мы перешли на русский. Разбирательство длилось долго, но в итоге нас отпустили с миром…

— Иными словами, на родину дедов и отцов вы попали в зрелом возрасте, когда вам было уже за тридцать? Вы ведь родились в 1943-м?

— Да, во время Второй мировой войны. Тогда во Франции действовал закон не тот, что сейчас. Так сказать, по «праву земли» гражданство не предоставлялось. Я родился во Франции, но не французом, а апатридом, человеком без родины. По понятным причинам, о советском паспорте речь даже не шла.

Статус апатрида мешает мне претендовать на пост президента Французской Республики.

— А вы планировали?

— Боже упаси! Констатирую факт. С первого дня жизни не чувствовал себя ни полноценным французом, ни русским…

«Мой дед прошел три войны»

— Ваш дед по материнской линии полковник Борис Гонорский отступал в 1920 году из Крыма вместе с врангелевцами?

— Расскажу чуть подробнее. Дед служил на Дальнем Востоке, участвовал в трех войнах — Русско-японской, Первой мировой и гражданской. В последней, конечно, на стороне белых. Когда началась четвертая война в жизни Бориса Николаевича, он отправил на поле брани единственного сына. Молодой Андрей Гонорский защищал Францию от захватчиков и погиб в 1940-м. Меня, появившегося на свет через три года, назвали в честь дяди.

Второй мой дед Владимир Мусин-Пушкин был статским советником, служил при императорском дворе, унаследовал от Кушелевых-Безбородко огромное состояние, владел большими участками земли и имениями в Малороссии. Он скончался в 1918 году в Носовке под Черниговом. Умер естественной смертью.

А Борис Гонорский в ноябре 1920-го оборонял Перекоп, после прорыва красных уплыл из Севастополя с первым пароходом на полуостров Галлиполи, где и встречал генерала Кутепова. Там ничего не было, лишь полуразрушенный землетрясением город. Палатки ставили в голом поле, позже соорудили бараки, в них и жили. Белые долго отказывались верить, что советская власть удержится, рассчитывали через короткое время вернуться в Россию. В Галлиполийском лагере продолжались регулярные занятия по боевой и строевой подготовке, открылись кадетские училища и даже проводились парады, поражавшие наблюдавших за ними иностранцев.

К осени 1921 года надежды на скорое возвращение на родину стали угасать, перспективы еще одной зимы в малоприспособленном жилье пугали, и белые начали покидать лагерь. Не поодиночке, а воинскими частями. Дедушка командовал легкой батареей Офицерской артиллерийской школы, которая перебралась в город Нова Загора в Болгарии.

Там тоже было не слишком сладко. К власти рвались местные коммунисты, они провоцировали, задирали русских военных. Доходило до вооруженного противостояния. Такая пикировка продолжалась, пока наши не получили рабочие контракты из Франции и не уехали туда.

Дед Борис с группой офицеров попал на бумажную фабрику в городе Рив, что в тридцати километрах от Гренобля. Там и оставался до конца жизни.

— Чем занимался?

— Сначала был чернорабочим, как и прочие трудовые мигранты. Первое время русские ходили на фабрику строем. По военной привычке. И одевались в старую форму, другой одежды попросту не было. Владитель фабрики…

— Владелец.

— Да-да, простите, я предупреждал, что могу ошибаться. Словом, хозяин выдал русским аванс, те купили в магазине готового платья одинаковые темные костюмы, белые рубашки и башмаки.

Мой отец Андрей Мусин-Пушкин работал на такой же бумажной фабрике, но в расположенном неподалеку городке Шаравине. Она, фабрика, принадлежала семье Монгольфьер. Ее глава в свое время заработал состояние в России, где у него были мельницы.

Услышав, что в Риве открываются военные курсы для русских, отец записался на них, отучился, получил офицерское звание и даже… успел влюбиться в дочь командовавшего курсами полковника Гонорского. В 1931 году сыграли свадьбу. Ирина Гонорская стала моей мамой.

До десяти лет я жил с родителями в Шаравине, но там не было нормальной средней школы, и меня отправили к дедушке и бабушке в Рив. Так я попал в Le Chateau des Russes.

«Русским я стал в Le Chateau des Russes»

— Русское шато?

— Да, в дословном переводе. Официальное название — Оржер, но все зовут исключительно Замком русских. По воле обстоятельств он стал прибежищем для эмигрантов из России. Ни до них, ни после там никто не жил.

История шато такова. В 1912 году скромный француз, неожиданно получивший наследство от умершего в Южной Америке дяди, затеял стройку. Вскоре грянула Первая мировая война, и стало не до замков. Незадачливый строитель успел лишь разбить красивый парк, завершить фасадные работы, после чего разорился. Недостроенное здание выкупил владелец (я правильно произнес слово?) бумажной фабрики. Когда в Риве появились русские эмигранты, он предложил им пожить в заброшенном и пустующем доме.

Конечно, те согласились. Первой в шато въехала семья офицера Константина Мельника и Татьяны Боткиной, дочери лейб-медика Евгения Боткина, погибшего с царской семьей в Екатеринбурге в 1918 году. Они и стали основателями колонии, где все жили бок о бок.

— Французская версия коммуналки.

— Не берусь сравнивать, в советских никогда не жил, но в Риве было хорошо, душевно. Уголок Родины на чужбине. В замке собрали библиотеку, в цокольном этаже оборудовали православный храм Святого архангела Михаила, даже открыли самодеятельный театр. Ставили спектакли, играли свадьбы, регулярно проводили собрания, отмечали семейные и государственные праздники России.

Я задержался в Le Chateau des Russes на четыре года. Большинство обитателей замка к началу 50-х разъехались, продолжали жить, может, человек двадцать-тридцать. В приход наведывались православные из Гренобля и Лиона. Помню Пасху. После всенощной мы ходили с песнопениями вокруг шато, будили птиц до времени. Женщины готовили куличи, мужчины играли в городки… Да, мы потеряли Родину, но старались хранить ее традиции.

Забавно, все время я усиленно искал тайник. Русские офицеры смогли вывезти из Болгарии личное оружие — пистолеты, шашки, даже несколько винтовок и спрятали его в замке в укромном месте. Конечно, я ничего не нашел, но старался.

Дед взял меня в свои руки. Военные. Строго говоря, русским я стал там, в Le Chateau des Russes. Борис Гонорский объяснил мне, что такое долг, мужское слово, офицерская честь. Я наизусть знал названия всех полков царской армии, имена командиров и основные вехи боевого пути.

Борис Николаевич обучал военному делу, а его однополчанин Константин Сенцов преподавал мне русский язык, литературу, географию, историю и закон Божий. Константин Михайлович был холостяком и часто приходил к нам в гости. А параллельно учил меня уму-разуму.

Должен признаться: я старательно отлынивал, ничем, кроме улицы, не интересовался и учеником тогда был никчемным. Но кое-что в голову все-таки запало.

— А что вам известно о родне со стороны отца?

— И у Мусиных-Пушкиных все было сложно. Россию покидали из Феодосии, уплыли в Константинополь, оттуда перебрались в Италию, но надолго не задержались. Деньги, вывезенные из России, и ценности, которые можно было продать, быстро закончились, пришлось искать работу. Через Германию и Швейцарию добрались до Франции, где осели.

Мой отец окончил коммерческую школу в Лозанне, пройдя три курса за два года, защитил диплом и уехал в Африку, где занимался заготовкой ценных и редких пород древесины. Заболел, лечился в Лионе, после чего смог устроиться на фабрику в Шаравине, у подножья французских Альп. Отец единственный, кто нашел официальную работу и получал зарплату, поэтому вся родня объединилась вокруг него.

В той ситуации сложно пришлось моей маме. Все-таки Мусины-Пушкины — род древний, славный, в нем и витязь дружины Александра Невского, и первооткрыватель «Слова о полку Игореве», и герой войны с Наполеоном, и декабрист, и много других, верой и правдой служивших России. А Гонорские — хоть и дворяне, но мелкопоместные, куда более скромные по происхождению. Потребовалось время, чтобы Мусины-Пушкины приняли маму. Поначалу она чувствовала себя Золушкой.

— Эмигрантские круги общались между собой?

— Я жил в Шаравине, Риве, потом учился в пансионе в Гренобле. Это глухая провинция. Русская жизнь кипела в Париже, там собрались интеллектуалы и прочие сливки общества. Вроде бы в 30-е годы в Le Chateau des Russes приезжали писатели Иван Бунин, Борис Зайцев, Иван Шмелёв, певец Федор Шаляпин, но документальных подтверждений этому найти не удалось. Когда я занялся этим вопросом, очевидцев не осталось. Одни умерли, другие уехали… Доподлинно известно, что в окрестностях Рива одно время гостил композитор Игорь Стравинский с семьей, и он, действительно, ходил на службу в русский храм.

В Риве многократно бывал Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский, позже представленный Русской зарубежной церковью к лику святителей. Я несколько раз прислужил ему в церкви.

Там же, в Замке русских, жил брат генерала Кутепова, и Александр Павлович посылал к нему членов РОВС, Российского Обще-Воинского Союза, организации, пытавшейся вести разведку на территории СССР. Молодые офицеры приезжали в Le Chateau des Russes, чтобы отсидеться за забором замка в окружении соотечественников и перевести дух. Их имен никто не знал, фамилий они никогда не называли и подписывались только инициалами. Даже в общих списках на военных курсах. Полная конспирация.

— А как иначе? По сути, боевики.

— Ну да, если пользоваться современной терминологией… Генерал Кутепов, кстати, в последний раз приезжал в Рив буквально за месяц до того, как его похитили в Париже агенты ОГПУ.

Был советский шпион и в Риве. Его удалось разоблачить благодаря моим родным. Этот человек выдавал себя за князя Георгия Щербатова, принимал активное участие в жизни Русского замка, пел песни, играл на гитаре, был душой компании. Однажды отец позвал в гости группу офицеров, в том числе, Щербатова, про которого еще не подозревали, что он не тот, за кого себя выдает. На его беду, моя бабушка хорошо знала семью Щербатовых. Ей хватило нескольких минут и пары уточняющих вопросов, чтобы почувствовать подвох. Бабушка поделилась сомнениями с сыном, моим отцом, а тот рассказал товарищам. Они решили на следующий день вызвать лже-Щербатова и устроить официальный допрос, но шпион, не будучи дураком, почуял неладное, не стал ждать и ночью исчез в неизвестном направлении. Только его и видели!

— Естественно.

— Да, брать надо было сразу, без проволочек…

Любопытно, никаких документальных следов этот человек не оставил. Ни в архивах фабрики, ни в мэрии Рива. Настоящий профессионал!

«В Риве из русского — только Замок и могилы…»

— Что сейчас в Замке?

— Ничего. Стоит пустой, заколоченный. Город выкупил его у владетеля завода, но не может придумать, как использовать. Сносить жалко и глупо, реставрировать — дорого. Я встречался с мэром, он говорит, что писал российскому послу во Франции, но никакого ответа не получил.

Однажды я попал в Дом русского зарубежья здесь, в Москве. Зашел к директору Виктору Москвину и стал с ним спорить.

— Очень по-русски, знаете ли.

— Я говорил аргументированно. Главная моя претензия заключалась в том, что никто не занимается настоящей эмиграцией. Много внимания уделяют интеллектуалам, представителям элиты, которые после октября 17го остались в советской России, поначалу даже приняли революцию и уехали либо были высланы из страны в первые годы правления большевиков. «Философский пароход» и тому подобное, вы помните. Ильин, Зворыкин, Бердяев, Булгаков… Там были и либералы, и масоны, и левые.

Я сказал Виктору Александровичу: «Это не вся эмиграция». Как можно забыть о военных, которые сражались за Россию, гибли за нее на фронтах Первой мировой, потом пытались сохранить государство, но оказались выкинутыми за его пределы? Они до конца оставались патриотами Родины, были готовы при первой же возможности опять идти за нее в бой.

Москвин внимательно и терпеливо, не возражая, слушал, надо отдать ему должное. Потом предложил: «Показать наш Дом?» И провел меня не только по залам с экспонатами, но продемонстрировал собранный архив документов. Я убедился, что работа с наследием ведется серьезная. В конце Виктор Александрович сказал: «Давайте организуем выставку, посвященную русской колонии в Риве».

И ведь организовали! Если в поисковике Интернета напишете: «Оржер, Замок русских», — вывалятся сотни ссылок. Выставка сначала была показана в Доме зарубежья в Москве, потом в Париже и Риве, снова вернулась в Россию — Рыбинск, Углич, Ростов, Владивосток, Екатеринбург, Нижний Новгород, Иркутск… Хорошая география, правда? И везде — огромный успех.

Ранее никто в России не слышал о Риве, и при упоминании о русском замке у большинства возникала мысль: ну, понятно, богатые эмигранты жили в шато в свое удовольствие, ничего удивительного. Потом узнавали, что там была, как вы говорите, коммуналка, и кардинально меняли отношение.

— Замок возможно выкупить?

— Пара пустяков. И деньги сравнительно небольшие. А вот ремонт обойдется в копеечку. Пока никто не готов раскошелиться. Город планировал сделать там медиатеку, на это понадобилось бы около пяти миллионов евро. Для маленького Рива сумма неподъемная.

В июле вернусь во Францию и займусь созданием некоммерческой ассоциации, которой, надеюсь, бесплатно передадут замок в пользование. Будем наводить порядок потихоньку.

— В Риве остался кто-то из потомков первых эмигрантов?

— Сейчас уже ни души. Из русского — только Замок и могилы. Точнее, памятник, построенный моим дедушкой. Он выкупил участок земли, собрал прах из разбросанных захоронений, за которыми никто не следил, и соорудил мемориал в честь соотечественников, упокоившихся во французской земле. Мэрия Рива решила, что памятник — исторический объект, который должен быть сохранен. Каждые тридцать лет надо вносить определенную плату, чтобы за местом ухаживали, наводили порядок. Городские власти взяли заботы на себя. Спасибо им.

Исход русских с Родины — печальная, грустная история. Эмиграция была обречена на исчезновение или ассимиляцию. Старики умерли, молодые постепенно растворились в местной среде, превращаясь во французов, американцев, немцев, итальянцев… Иногда кажется, от прошлого остались лишь красивые, звучные фамилии и титулы: графы, князья, Нарышкины, Шереметьевы, Романовы, Мусины-Пушкины. Но русская жизнь за рубежом, по счастью, еще есть. Важную роль играет церковь, она цементирует самим фактом существования. Объединяют язык и вера.

Конечно, два миллиона не могли исчезнуть бесследно. Не буду повторять банальности о вкладе, внесенном русской эмиграцией в мировой прогресс и искусство. Достаточно вспомнить Зворыкина, Сикорского, Бунина, Набокова… Уезжали лучшие.

— Ну не только, Андрей Андреевич. Будем справедливы: разный народ впрыгивал в последний пароход.

— Тем не менее от большевиков бежали не рабочие с крестьянами. Люди образованные, культурные, состоявшиеся. Да, эмиграция была столь же многообразна, как и царская Россия. Милюков с Родзянко, замутившие революцию в феврале 1917 года, тоже умерли на чужбине. Керенский жил в Париже, пока не перебрался в Америку. А в Гренобле одно время квартировал Троцкий. С ним никто из эмигрантов первой волны, конечно, не общался.

Да, разных людей выбросило на берег. Кто-то уехал из опасений за собственную жизнь, другие покинули страну из-за убеждений. Последние составляли большинство. Белые офицеры не могли дать присягу Красной Армии, скорее — пуля в висок. Потом накатывались еще несколько волн эмиграции, сейчас тоже едут из России, но чаще все-таки не от плохой жизни, а в поисках хорошей. А это принципиально иная история. Коммерческие, экономические эмигранты отличаются от идейных. Не говорю, кто хуже, а кто лучше, но разница, думаю, очевидна всем.

Мы уезжали без ничего, и нам пришлось, поверьте, очень-очень трудно. Физически, материально, а главное — морально. Словами не объяснить, каково это — потерять родину. До Второй мировой войны все сидели на чемоданах, верили, что завтра вот-вот вернутся. Лишь когда Гитлер начал захватывать одну европейскую страну за другой, подбираясь к СССР, стало понятно: возвратиться домой не получится. Тогда по эмигрантской среде и прокатилась волна самоубийств. Нельзя жить без надежды, сложно.

Кроме того, Вторая мировая расколола русскую эмиграцию. Одни считали, что ради борьбы с коммунистами можно пойти на союз с фашистами, другие полагали: это пограничная черта, за нее переступать нельзя. Подавляющее большинство эмигрантов решило, что не будет воевать с немецким оружием в руках против русских, пусть и советских. Но некоторые все-таки попали в вермахт.

— Даже дом Романовых оказался замаран коллаборационизмом.

— Больная тема. Династические споры, по сути, минное поле, лучше не ходить, целее будешь. Скажу лишь, что Романовы крайне отрицательно показали себя в эмиграции, междоусобица между Кириллом Владимировичем и Николаем Николаевичем не принесла пользы никому.

«Отец болезненно не принимал советского…»

— Вы видели фильм Эдмонда Кеосаяна «Корона Российской империи» из серии о неуловимых мстителях, в которой эмиграция показана в гротескном виде: сплошь самозванцы и жулики, норовящие обдурить друг друга?

— Нет, не смотрел. Советская пропаганда не отличалась тонкостью и изяществом. Она всегда работала грубо, плакатно. Если шарж, то без полутонов, в лоб.

Даже термин «белая гвардия» родился от противного. Мы стали белыми после того, как нас так назвали красные. На мой взгляд, правильнее слово «добровольцы». Люди по доброй воле шли спасать Родину от большевиков.

— В вашей семье коммунистов, так понимаю, сильно не любили?

— Отец болезненно не принимал ничего советского. Не мог фильмы смотреть, в театр идти или на концерт, если там были советские артисты и исполнители. Отказывался, не желал видеть.

Он до конца жизни оставался апатридом, человеком без родины. Отец прожил в Шаравине сорок лет, ему неоднократно предлагали принять французское подданство, но он каждый раз говорил: нет. Помню, однажды пришел мэр с представителями городского совета и сказал: «Андрей Владимирович, вы уважаемый член общины, все вас знают и ценят, но до сих пор вы не имеете французского паспорта и вынуждены каждые полгода стоять в очереди с эмигрантами из Африки и Ближнего Востока, чтобы продлить вид на жительство. Это нелепо! Не хотите ли стать французом?» Отец только отрицательно покачал головой… К сожалению, он прожил мало, умер в 65 лет. Едва успел выйти на пенсию и сразу скончался.

— Вы по профессии химик. Почему не пошли по стопам отца?

— Так получилось. Хотел заниматься электроникой, не сложилось. Долго рассказывать, почему. Окончил школу инженеров-химиков, работал по специальности во Франции, уехал в Америку, три года прожил в Филадельфии, после чего вернулся в Европу. В Старом Свете чувствую себя комфортнее.

— Семейный архив Мусиных-Пушкиных сохранился?

— О чем вы?! Ничего нет, ничего! Если хочу что-то узнать из истории рода, обращаюсь в российские архивы. Тут можно многое найти: личные письма, фотографии. Мы уезжали с родины с одним-двумя чемоданами, все оставили… Теперь ищу документы, относящиеся к нашей семье, по Интернету, везде, где могу. Иногда реликвии попадают в руки удивительным образом.

В 1994 году я организовал семейную поездку в Россию. В группе было человек тридцать. Около двадцати из них — Мусины-Пушкины, остальные — близкие родственники или друзья. В Петербурге ко мне подошел человек, показал старый, дореволюционный снимок и попросил назвать, кто на нем изображен. Это была уникальная фотография, сделанная в 1913 году в день 80-летия моей прабабушки Любови Александровны. На ней запечатлены представители рода разных поколений, в том числе, мой отец. Он сидит в первом ряду на полу. Тут и бабушка, и дедушка… Конечно, я перечислил всех, кого узнал на фото, и получил снимок в подарок. До 94-го года я не догадывался, что такое фото существует в природе!

— Родовое гнездо у вас в России есть?

— В петербургском особняке прабабушки на Литейном проспекте давно располагается центральная библиотека имени Михаила Лермонтова. Там обустроена мемориальная комната Мусиных-Пушкиных, где висит тот самый снимок 1913 года. Московский дом на Разгуляе был продан до революции. Сейчас в нем какой-то строительный институт, если не ошибаюсь. Нам принадлежали большие имения в Ярославской губернии, на их месте теперь Рыбинское водохранилище. Усадьбы, земли, сады — все ушло под воду. Поэтому — нет, недвижимости не осталось. Более того, за редким исключением не сохранились могилы Мусиных-Пушкиных. Во время все той же семейной поездки 94-го года мы посещали Александро-Невскую лавру, и экскурсовод вдруг заявил, что над родом висит рок. Мол, разрушены все фамильные захоронения, будто кто-то решил стереть из русской истории любое воспоминание о ваших предках.

Думаю, про рок — преувеличение, гипербола, несколько могил отыскать мне удалось, но уцелело их мало, и это печально…

— А что за организация витязей, в которой вы состоите?

— Она была создана во Франции в 30-х годах прошлого века белоэмигрантом Николаем Федоровым и сегодня насчитывает тысячи членов по всему миру — от Австралии до Италии. Представители многих знаменитых дворянских фамилий прошли через это движение. В нем состояли мои старшие братья, потом в нее вступил и я. В семь лет впервые попал в лагерь на берегу Лаффрейского озера. Это недалеко от Гренобля. Воспоминания о поездке остались замечательные. Там я познакомился и с будущим владыкой Михаилом, архиепископом Женевским. Тогда он был Семой Донсковым, моим ровесником и приятелем. Атмосфера лагеря прекрасно помогала поддерживать русский язык и укреплять православную веру.

Понимаете, ребенок должен расти в родной среде, в окружении близких по духу и воспитанию людей. Чтобы, оглядываясь вокруг, не чувствовать себя одиноким и странным. А в лагере витязей все были такими, как и ты.

Поэтому я и своих детей туда отправил, а теперь уже и внуков. Сотни молодых ребят каждый год едут на озеро. Кстати, в 2017 году дружина витязей появилась и в Москве. Знаю, ей дали имя Кутузова, провели торжественный молебен и освятили знамя в Новоспасском монастыре. Традиции живы.

— Сколько у вас наследников, Андрей Андреевич?

— Громко сказано! Было бы, что наследовать… У меня сын и дочь. Как говорят во Франции, королевский выбор: сначала мальчик — для продолжения рода, потом девочка — для получения удовольствия. У Алексея три парня — Антон, Александр и Петр, у Марины два — Валентин и Тимофей. Как видите, имена у всех русские. Правда, дочь вышла замуж за француза, их дети не говорят по-русски. А мальчики Алексея владеют им лучше меня.

Очень горжусь Антоном. Его с рождения воспитывала русская няня, относившаяся к малышу, как к собственному сыну. В три года он разговаривал совершенно по-взрослому. Смотрел в окно и произносил: «Чудная погода, не правда ли?» В 2012-м меня пригласили в Москву на круглый стол в Дом зарубежья. Предполагался разговор о том, как передаются традиции из поколения в поколение. Я сказал: «Господа, с удовольствием приеду, но, может, имеет смысл позвать и моего внука, который выступит от имени новой формации? Он расскажет, что узнал от меня и своего отца». В ответ услышал, что это лишнее, поскольку конференция предполагается серьезная, с участием ученых мужей из разных стран, и детям на ней не место. Ну, думаю, ладно, нет, значит, нет.

А накануне вылета вдруг раздался звонок из Москвы: «Так вы везете внука?» Оказывается, планы изменились. Нам срочно организовали приглашение, мы начали в экстренном порядке делать визу…

Прилетели! Сначала на круглом столе выступил я, потом Антон. Я стеснялся рассказывать, а он — нет. Говорил спокойно, раскованно. Конечно, телевизионщики, пишущие журналисты захотели взять у него интервью. Виданое ли дело: десятилетний мальчишка свободно рассуждает об эмиграции! Мне потом звонили знакомые: «Видели твоего Антона в новостях. Молодец!» Он и во встрече с депутатами Госдумы участвовал.

«Жить в России не смогу»

— Вы сказали, что через три месяца уедете из Москвы во Францию. Почему?

— Истекает срок командировки жены.

— Возвращаетесь на родину или покидаете ее?

— Трудный вопрос. Каверзный. Смотрю на творящееся во Франции и не слишком рвусь туда. Как говорится, со стороны виднее. В то же время и здесь жить не смогу. Даже если бы очень захотел. Не получится.

Главное, с чем не готов смириться, то, что страна постепенно возвращается к Советскому Союзу, с которым, казалось бы, распрощалась навсегда. Сталин из тирана снова превращается в кумира. Раньше про Пушкина говорили, что он — наше всё, а теперь — про Иосифа Виссарионовича. Мне жутко.

Вокруг — советские названия: Ленинский проспект, площадь Революции, Краснопролетарская улица. Город Санкт-Петербург окружен Ленинградской областью, а Екатеринбург находится внутри Свердловской. Как с этим смириться? В 1917 году случилась великая трагедия. 2017-й рассматриваю как год покаяния. Он должен таким стать.

Сто лет Россия несет на себе грех. Наши родители покинули Родину из-за революции, и мы не имеем морального права возвращаться туда, где по-прежнему стоят памятники Ленину и сохранены символы советской власти. Да, и среди эмигрантов есть сторонники идеи, что хватит враждовать, пора находить общий язык. Мол, все мы братья и сестры. Не могу согласиться с такой позицией, те, кто ее придерживаются, на мой взгляд, не правы. Хотя они даже собираются поставить памятник русской эмиграции. Почему-то в Феодосии.

— А в Крыму вы, кстати, бывали после 2014 года?

— Конечно. Хотя меня пытались остановить. Я же, благодаря жене, являюсь обладателем дипломатического паспорта, и французы запретили ехать на полуостров. Сказали: ни в коем случае! Из Киева пригрозили, что возбудят уголовное дело, если посмею ступить на крымскую землю. Но меня позвали на конференцию в Севастополь, как не поехать? В конце концов, мои родные именно из Крыма уплывали в эмиграцию. В посольстве, понимая, что я лишь муж сотрудника дипмиссии, предложили использовать другой паспорт, не дипломатический. Мол, тогда закроем на это глаза. И я съездил. Не знаю, завели ли против меня дело на Украине, с тех пор там не был, хотя с 2008-го по 2010-й работал в Киеве, возглавлял европейский космический проект. У меня осталось много друзей среди украинцев. Не смею звонить им сейчас, не знаю, чью сторону они приняли. Могу только догадываться…

— На каком языке обычно думаете, Андрей Андреевич?

— Зависит от обстоятельств. Сейчас — по-русски, хотя, повторю, первым моим языком был французский.

— А кем себя ощущаете?

— По-прежнему и ни французом, и ни русским. Никак не разберусь…

— Но в вашей речи периодически проскальзывает «у вас», когда говорите о России.

— Под «у вас» подразумеваю все плохое, оставшееся от Советского Союза, «у нас» произношу, думая о том, что принадлежало и принадлежит великой России…

плотные пространства и размытые границы

Сурат И.З. Человек в стихах и прозе: очерки русской литературы XIX—XXI вв.

М.: ИМЛИ РАН, 2017. — 344 с. — 300 экз.

Новая книга Ирины Сурат носит полуигровое именование, удачно снижающее неизбежный и утомительный пафос разговора о человеке вообще. Человек «в стихах и прозе», как картина в раме, это явно не человек важничающий. Вообще, в этой серьезной книге речь никогда не заходит о «важности», а только о том, что «дорого» в буквальном смысле неотменимости того, что больше всего ценится. Так Аристотель понимал философию, что она менее полезна, чем другие науки, но более дорога, так и Пушкин говорил про «возвышающий обман», который «дороже». Если можно определить как-то общий метод собранных в книге статей, то это метод сравнительно-биографический: ценность, «дорогое» оказывается основанием сравнения тех, кто пережил необходимость этой ценности. Обе части определения требуют пояснения. Биографический подход в данном случае означает не рассмотрение частных или внешних обстоятельств писательской судьбы. И.З. Сурат интересует внутренняя биография как совокупность внутренних реакций на внешние обстоятельства: опыт, который никогда не станет общим, но который дорог всем читателям своей ясностью. В таком внутреннем опыте исследовательница выделяет позволяющие сближать непохожие миры устойчивые структуры, такие как призвание, осмысление писателем финала своей жизни, представления о посмертном существовании.

Сначала требуется сравнить, как Пушкин и Лев Толстой пришли к идее пророчества или как мыслили свой уход, а затем уже понимать образы отдельных произведений и текстологические решения. Может быть, точнее было бы определить метод Сурат как сравнительно-антропологический, сожалея, что художественная антропология слабо угадывается в современной филологии.

При таком исследовании всегда есть опасность идеологизирующей стилизации — назовем так вчитывание во все произведения готовой мысли о «судьбе» или общем значении всего сделанного писателем, грозящее мифотворчеством. В книгу Сурат вошли по большей части статьи, опубликованные в толстых журналах и малотиражных сборниках. Она достойна внимательного чтения уже потому, что, даже если мы не согласимся с рядом интерпретаций, придется признать, что каждый поворотный момент биографии или поэтики значит именно то, что значит: некоторая эйдетическая редукция здесь работает отменно. Сурат, уходя от идеологических обобщений, пытается подобрать ключи к особой поэтической реальности, не совпадающей с внешней биографией. Здесь она сознательно идет по следам А.А. Ахматовой с ее рассуждениями о «лирическом начале» в «Каменном госте» Пушкина и О.А. Седаковой, говорящей о поэзии как «антропологической практике»[1].

Слово «поэтика» тоже нуждается в пояснении. Сурат, конечно, выступает наследником большой традиции употребления слова не в смысле «правил построения художественного текста». Поэтика понимается ею как, условно, исследование границ функционирования текстов в культуре. Автор книги следует за М.М. Бахтиным, Д.С. Лихачевым, С.С. Аверинцевым и С.Г. Бочаровым, памяти которого посвящено исследование, а вместе с тем обновляет названный подход. Слово «поэтика» может означать в ее книге не только функционал литературных достижений, но и общую стратегию поведения автора, например «поэтика» позднего Толстого — это аргументация и переживание одних и тех же проблем в разных жанрах: «…новый язык, по существу единый в его публицистике, дневниках, рассчитанных на посмертное чтение, и поздней прозе» (с. 94). Поэтикой может быть названа также способность автора этически отнестись к возможностям и ограничениям собственного поэтического языка, например, в поэтике Мандельштама «не в любви признаться трудно, а вообще заговорить о любви» (с. 111), что напоминает скорее понимание поэтики исследователями ОПОЯЗа как способности литературы указать на ограничения собственной прагматики или собственной семантики.

Не менее важным для И.З. Сурат являются и наследие Ю.М. Лотмана и достижения тартуской семиотики, в духе «поэтики композиции» Б.А. Успенского. Тогда поэтикой называется иконическая передача мысли одновременно содержательным высказыванием и композиционным решением, скажем, воспевание Мандельштамом «колец» Данте предвосхищает «воронежскую поэтику» (с. 183), где идея замкнутости и высказывается, и прослеживается на разных уровнях. Наконец, в обсуждении современных авторов, таких как Т. Толстая, слово «поэтика» означает способность произведения разоблачать собственную условность или отказываться от нее, и здесь мы уже имеем дело с вопросами не семиотики, но семантики и прагматики: «…и этой лаконичной поэтикой создается здесь такого рода художественность, которая не сразу опознается как искусство» (с. 313—314). Иными словами, поэтика регулирует как доверие читателя к повествованию, так и способность читателя воспринимать эстетическое, что опять же отсылает к примерам употребления слова у Бахтина, Лихачева или Аверинцева, где поэтика означала в том числе формирование в самом читателе умения правильно понимать семантику и прагматику фигуральной речи, грамотно и деликатно переходя от одного «речевого жанра» или «жанрового этикета» к другому.

Разговор Сурат с великими тенями вовсе не предполагает покорного использования чужих достижений в собственной работе. В книге есть и острая полемика с различными изводами структурализма, и обоснование собственного подхода к интересующему предмету исследования — раскрытие, уяснение, понимание собственно творческого уровня среди различных, как говорили структуралисты, уровней произведения. Об этом говорил С.Г. Бочаров в книге «Генетическая память литературы» (2012). Если формалистам и структуралистам было важно, что «делает» произведение, как оно работает как некоторый механизм, то для Сурат — как именно произведение показывает, как вообще возможно творчество. Таково замечание о хрестоматийном стихотворении Пушкина «К ***» («Я помню чудное мгновенье…»), помещающее его не просто в ряд стихотворений о том, как работает поэзия (таким «поэтологическим» будет в каком-то смысле любое стихотворение Пушкина, хотя бы благодаря переменчивости точек зрения и игре стилистическими регистрами, как в свое время показал Якобсон), но и о том, где поэзия может умолкнуть: «Итак, в лирическом сюжете считываются два слоя — поверхностный и глубинный; стихи говорят о прекрасной женщине, о ее роли в жизни героя, но говорят и о другом — о способности человека к пробуждению, ко второму рождению, а значит, и о том, что полноценная душевная жизнь вовсе не обеспечена, что можно жить — и как бы не жить, можно все потерять и чудесным образом вновь обрести все» (с. 13).

Выявление глубинного слоя позволяет увидеть в различных произведениях («К***», «Пророк», «Жил на свете рыцарь бедный…», «Анджело») вариации свидетельства об одном и том же законе развития личности, или архетипе (вспомним, что Аверинцев, анализируя Юнга с его архетипами, как раз увидел в нем теоретика романа, развития личности, в отличие от эпически рассуждающего Фрейда) — перерождения, обновления, перелома. Само это перерождение нелинейно, включает в себя вспышки, озарения, угасания, остановки. Спутниками, проводниками перерождения как процесса могут быть прекрасная женщина, ангел, небесное видение. Необычно работает при таком анализе ключевое понятие «лирический сюжет». Он оказывается невозможным без подсветки со стороны глубинного слоя, это уже не только сюжет переживаний, но и сюжет пережитого. Но и поверхностный уровень не менее значим, так как поэт создает для читателей язык разговора о внутреннем опыте, где простые переживания позволяют выразить переживание глубинное. Убеждение, что поэзия творит «новые смыслы, новые свои миры» (с. 188), оказывается тогда не декларацией, но сознательной методологической установкой, нашедшей воплощение в тексте работы.

Вернемся к приведенной выше цитате о двух уровнях лирического сюжета. Если замечание Сурат о потерях и обретениях могло бы быть просто пересказом сюжета, то «второе рождение» и необеспеченность жизни, эти пастернаковские выражения в пушкинском мире, следуют из более общих предпосылок понимания лирического рода литературы, созданных еще немецким идеализмом. Лирика понималась Гегелем и Шеллингом как особое переживание настоящего, заставляющее забыться и тем самым забыть частные обстоятельства жизни. Отсюда и «необеспеченность», и другие слова, описывающие жанровую форму лирики, а вовсе не лирическую эмоцию или лирический сюжет. Кроме пастернаковских оборотов, здесь можно увидеть полуцитаты и четвертьцитаты из других авторов, с которыми Сурат ведет диалог на протяжении всей книги, например: «быть, не быть, потом начать / немного быть» — из «Стансов» О. Седаковой — или: «осталось человеку / припомнить всё, чего он не» — из С. Гандлевского как пояснение необеспеченности полноценной душевной жизни. Иначе говоря, эффект современности возникает благодаря таким фрагментам, показывающим, что наследие идеализма — не скороспелый плод воображения идеалистов, но определенный способ организации аргумента, который может быть воспроизведен и сейчас.

Такая современность позволяет автору полемизировать с религиозно-философскими интерпретациями литературы, в которых литература понимается прежде всего как плод воображения и исходя из этого критикуется как односторонний или частный опыт. Сурат убедительно полемизирует с С.Н. Булгаковым, автором статьи «Две встречи». Если Булгаков увидел в стихотворении «Жил на свете рыцарь бедный…» ложную мистику, окрашенную эросом, то Сурат полагает, что Пушкин «пытается через парадоксальный средневековый сюжет выйти в иное измерение любви» (с. 25). Не менее серьезна полемика с интерпретациями слов пушкинского «Воспоминания» («Но строк печальных не смываю») как «противостояния» 50-му Псалму царя Давида (с. 83): «Поэт очищается и причащается через поэтическое слово и поэтическую форму, какую находит это слово» (с. 86). Таким образом, книгу Сурат можно считать апологией поэтического опыта как общего опыта перед лицом всей религиозно-философской мысли, а не только ее отдельных представителей — вскрытие слабых сторон аргументации одного мыслителя стало бы лишь критикой чужой позиции, а не апологией своей.

Исходя из понимания опыта поэта как общего, книга Сурат в значительной мере помогает переосмыслить антитезу «эстет Пушкин — моралист Толстой». Конечно, почва для такой работы уже создана лекцией Набокова об «Анне Карениной», но автор книги решает эту задачу в ином историческом контексте, оспаривая всю юбилейную продукцию об «уходе» Толстого. Сурат интересует сюжет ухода, намеченный в пушкинских стихотворениях «Пора, мой друг, пора!», «Странник» и ставший у Толстого «итоговым поступком» общечеловеческого значения (с. 33). Сюжет ухода у Толстого оказался вписан в контекст архетипа «уход властителя», который лег в основу таких произведений, как «Ассирийский царь Асархадон» и «Посмертные записки старца Федора Кузьмича»: «Толстовское настойчивое стремление покинуть родовое гнездо и уйти в неизвестность, в никуда, растворить свое конечное Я в бесконечной общей жизни, разлиться и исчезнуть в ней, как Каратаев, выглядит абсолютно логичным в перспективе его внутреннего пути» (с. 76). Там, где другие исследователи усмотрели бы эстетическую идиосинкразию Пушкина и моралистическую идиосинкразию Толстого, там Сурат видит единую феноменологию призвания.

Скрытый диалог с поэтическими настроениями, которые могут быть сильнее отдельных замыслов и решений, с «формулами пафоса» (термин Аби Варбурга), дополняет смысл ключевых заявлений, например, когда «позднее» означает не просто «зрелое» или «итоговое», но занятое размышлениями о смерти: как в замечании, что предсмертное державинское «а если что и остается» оказалось значимым для всей позднейшей русской поэзии (с. 228). «Позднее» тогда следует понимать не как еще один этап развития мастерства, а как способность думать о смерти как о факте, с которым ты уже косвенно встретился в жизни и потому не можешь не быть серьезен даже в шутке. «Стать после смерти страной, даже и улицей, — серьезная и не случайная амбиция для позднего Мандельштама» (с. 231), и дальше рассуждение объясняет, почему позднее искусство оказывается эстетическим, а не только биографическим или идеологическим явлением: «становясь землей, на которой продолжается жизнь», поэт созерцает движение жизни, исходя из старческого благоразумия. Возможно, стоило бы оговорить, что связка старости и благоразумия (prudentia) нормативна для западноевропейского аллегорического искусства, но особенность Мандельштама в том, что сама старость, будучи бесконечно отодвинута в область воображаемого («Еще далеко мне до патриарха…»), уже оказывается основанием для иронических суждений о самой старости, о ее «белорукой трости»: спокойствие интонации оказывается единственным способом вообразить благоразумие старости, а не только ее отдаленность и неопределенность. Так феноменологическая редукция, как критика любой неопределенности, в филологии помогает понять задачи Мандельштама.

Подход Сурат перекликается с тактикой Рене Жирара в его книге о Достоевском. Жирар писал: «Нельзя сравнивать последовательность произведений с набором упражнений, которые выполняет музыкант, чтобы отточить шаг за шагом свою технику исполнения»[2]. Только где у Жирара отрицательное, там у Сурат положительное определение позднего искусства.

Не менее важной антропологической структурой, интересующей Сурат, оказывается представление о бессмертии. Понятие «бессмертие» в книге Сурат из частного или общественного идеала, сводящего мимесис к воспроизводству неуничтожимого, превращается в форму мышления, исходную для любого художественного действия. Сурат пишет о «горацианско-державинско-пушкинской теме “весь я не умру” как парадигме русской поэзии, актуальной и для нового “жестокого века”» (с. 234). Автор рассуждает об этом, начав c замечания, что у позднего Толстого «вопрос о бессмертии переносится из поля личной судьбы в <…> поле общей вневременной жизни» (с. 73), и завершив толкованием «бессмертных цветов» у Мандельштама как забвения, забывающего о том, что оно забвение, и потому готового встретить жизнь: «конечное на фоне бесконечного, временное на фоне бессмертия» (с. 209). Само представление о бессмертии невозможно вывести из поэтических строк как таковых, потому что другой интерпретатор увидит в бессмертных цветах лишь метафору вечной памяти или ненасытного созерцания либо же поэтизацию социальных ритуалов. Но для Сурат несомненнее другое: бессмертие — не столько тема, сколько способ мыслить и говорить: «…для поэтов в судьбе слова заключена их личная судьба, их надежда, шанс на бессмертие» (с. 233).

Если из стихотворных или поэтических заявлений поэта можно вывести значимость для него таких идей, как судьба и надежда, то «шанс на бессмертие» не может быть темой; по законам логики языка судьба может заключать в себе события или возможности, но не шансы новых событий. Судьба, заключающая в себе шанс, — поэтическое выражение, но лучше всего объясняющее мысль автора о том, что искусство не может обесцениться до конца, даже если обесценились высокие слова. Обычно сторонники биографического метода указывают на недовольство авторов сделанным, на постоянное самоотречение, желание переделывать и вновь продумывать уже легшее на бумагу. Но сравнительно-биографический (или, как мы уже сказали, антропологический) метод, предлагаемый Сурат, позволяет заключить, что любое слово может оказаться захватанным, чужим, что любой образ может казаться уже слишком знакомым и потому поневоле неточным. Тогда значимое эстетическое решение — просто поэтическая правда, уточнение ее феноменологического «горизонта». Но, как только начинается разговор об этой правде, требуется новое уточнение сразу большого числа различных категорий.

Некоторые слова уточняются в книге Сурат сразу в нескольких направлениях, скажем, слово «игра» может означать эстетическую деятельность, резко отличающуся от простого отражения действительности («им слишком ведома другая игра» — о скрытом диалоге Мандельштама, Цветаевой и Пастернака, с. 126), а может — отказ от веры в какие-то закономерности более высокого порядка, «музыка <…> обесценивается до игры» (о Георгии Иванове, с. 224). Конечно, такая многозначность больше всего напоминает Аверинцева, в работах которого игра может означать то принцип культуры, вслед за Хёйзингой, то «играют и поют» Мандельштама, то форму нигилизма, невольного, но тем более рокового подрыва общественных ценностей. Но Сурат идет несколько дальше: дело не в том, что игра может утрачивать познавательную установку и тогда оборачиваться нигилизмом, но в том, что она должна стать поступком по отношению как к действительности, так и к собственной искренности поэта. Восторгаясь и искренностью, и пронзительностью («убедительность, достоверность», там же) поэзии Георгия Иванова, Сурат остается при своем суждении о недостаточности этой искренности.

Серьезность и продуманность суждений Сурат очень продуктивны при рассмотрении близких нам по времени писателей или даже принадлежащих нашему времени: Юрия Домбровского, Андрея Битова, Татьяны Толстой, Людмилы Петрушевской, остроумно названных «классиками-современниками» (с отсылкой к книжной серии советского времени «Классики и современники»). Здесь критика, которая должна устанавливать соответствие законам художественной правды, превращается в критику, оценивающую некоторое высшее значение автора. Художественные эксперименты этих писателей посвящены не тому, как сказать правдиво, а тому, при каких условиях искреннее высказывание окажется не правдивым, окажется инерцией речи или участием в готовой сети заблуждений, которую эстетический эксперимент разрывает. Поиск авангардных и даже сюрреалистических элементов в поэтике названных писателей, радикализма в обращении со словом и смыслом служит ярким примером литературной критики. Некоторые недочеты в исследованиях Сурат представляют собой, вероятно, побочный эффект от стремления установить высшую правду для всей русской литературы, полемизируя с русской религиозной философией, что порой приводит к различным аберрациям. Приведем только несколько примеров.

Знаменитое «в двояком образе нетленном» Державина Сурат толкует так: «превращаясь в лебедя, но и оставаясь человеком, поэтом» (с. 227). Сам Державин в своем автокомментарии («Объяснения на сочинения…») понимал эту двоякость иначе: «по бессмертной душе и по сочинениям». Для Державина не было противоречия между постоянно воспевавшейся Горацием способностью поэзии обессмертить как отдельные имена, так и целую историю и религиозным бессмертием души, тогда как толкование Сурат принадлежит поэтике напряженного двоемирия, значимой для обширной последующей традиции русской поэзии, от Тютчева до идеологии символизма, но не для Державина.

Не вполне мы можем согласиться и с выражением «центонная манера» (с. 283) для постмодернистской иронической поэзии. Ирония требует принципиально различного статуса цитат, игры внутри игры. А классический принцип центона подразумевает нарочитое равноправие всех цитат как строительного материала для нового произведения.

Спорен и тезис, что образ Мандельштама в стихотворении «Поэт» Арсения Тарковского создан из «мемуарных осколков» (с. 247) и тем самым представляет собой изобретение самим Тарковским некоторой точки зрения на русскую поэзию из будущего. Изображение не названного по имени Мандельштама могло бы возникнуть без мемуарных и даже личных воспоминаний Тарковского, оно вполне следует из той робости и неуверенности, которую сам Мандельштам воспел как главное свое свойство в ранних стихах («Из омута, злого и вязкого…»). Скорее, задача Тарковского в этом стихотворении не закрепить мемуарный образ, но, напротив, показать условность образа «я» в поэзии, а значит, и условность авторского повествующего «я», что и было задачей Тарковского, но не задачей Мандельштама, с самого начала исходящего из условности как психологического, так и риторического «я». Без двойного освобождения от себя изображенного и от себя бытового невозможно представить ни финал булгаковского «Мастера и Маргариты», ни жизненную стратегию протагониста пастернаковского «Доктора Живаго», так что это никак не мемуарный интерес Тарковского, а общая задача литературной рефлексии русского ХХ в. Вероятно, как и в случае с разбором «Лебедя» Державина, Сурат больше хочет увидеть способность поэта всегда отстаивать правду бессмертия перед ошибочностью обрывочных впечатлений, а не двойное освобождение (оно же бессмертие) и сочинений, и самого поэта.

Согласно Сурат, Мандельштам понимает мужество как «императив подвига и пафос воли при сознании полной обреченности» (с. 104). Но такие императив и пафос у Мандельштама никогда не являются безличными настолько, чтобы их можно было отнести к любому лицу, потребовав от последнего мужества. Наоборот, «роковое бремя» берет на себя вполне определенный «народный вождь», даже если он пока не назван по имени и даже если имя его пока неизвестно. Различения такого неопределенно-личного и определенно-личного отношения иногда не хватает в книге Сурат. Так, Сурат толкует «Воспоминание» Пушкина как выражение и одновременно реализацию специфической творческой задачи. «Процесс прозрения и творчества [в этом стихотворении] не просто совпадают — по существу, это один и тот же процесс, имеющий начальную и конечную точку. Поэт не рассказывает о событии, а сам рассказ его становится событием — само стихотворение есть событие, развернутое в поэтическом времени» (с. 84).

Но «Воспоминание» имеет в виду печальные строки не в смысле близости покаяния письму или правке письма, и даже не как совпадение творческой душевной растроганности с покаянными слезами, но только то, что воспоминание способно само себя упорядочивать и поэтому творческий ответ в виде порядка стихотворных строк не будет достаточным ответом. Ведь как «строк печальных не смываю», так и его далекий прообраз, 50-й Псалом утверждают не энергию засвидетельствованного раскаяния, а просто возможность жить, несмотря на то что грех есть смерть. Определенно-личные свойства вполне принадлежат фантомам воспоминания, которые относятся не к творческой переработке покаяния вообще, но к тому, что и творчество здесь оказывается неуместным: где была человеческая слабость, там может быть и поэтическая слабость. Ведь вряд ли можно Пушкину приписывать мысль о творческом всемогуществе в духе символистских утопий. Было бы вернее и биографически, и психологически говорить, что стихотворение остановилось на признании слабости поэзии, а не на признании ее всемогущества и способности довести любой замысел до конца.

Пушкин не собирался всегда доказывать автономией своей личности автономию поэзии, но допускал и способность поэзии проявить характерную слабость. Не лучше ли признать свободу быть слабым как важную для поэтического дела и, в конце концов, имеющую большее отношение к гражданской свободе, чем мужество и всемогущество? Вероятно, разговор о таких вещах, как «сила» и «слабость», в гражданском плане затруднен в России исчезающе малой разработкой феноменологии публичной сферы, но задача критики — способствовать началу такого разговора.

Книга И.З. Сурат учит читателя многому: и вниманию к пересечениям больших традиций поэзии и прозы, и правильному расписыванию стилистических регистров ключевых для понимания замысла произведения слов, и умению читать литературу прошлого, зная, что она не собиралась замыкаться на себе, а размыкалась одновременно в мир внимательного читателя и в мир новых поэтов, которые знают, как можно увеличить степень свободы суждений. Поэтому когда разговор с Андреем Битовым переплетается с исследованием Андрея Битова, размышления Ольги Седаковой о Пушкине приоткрывают заветные мысли позднего Толстого, а суггестивность смыслов в воронежских стихах Мандельштама связывается с переживанием пространства как сжатого до точки — все это грани одного метода, метода сгустившегося внимания, которое, замечая художественные детали, замечает и источник детализации. Детализации в том мире, в котором нужны «слова прощенья и любви».

[1] Седакова О.А. Поэзия и антропология // Седакова О.А. Четыре тома. М., 2010. Т. 3. С. 99—113.

[2] Жирар Р. Достоевский: от двойственности к единству. М., 2013. С. 3.

Страница не найдена

В главном меню ты найдешь все разделы и страницы сайта. Например, обо всех мероприятиях можно узнать в разделе «События», а в «Главном штабе» находится вся официальная информация о Движении «ЮНАРМИЯ».

Для того чтобы зарегистрироваться на сайте или войти в личный кабинет, нажми на иконку с человечком, которую ты найдешь в правом верхнем углу экрана. Хочешь, чтобы на сайте сразу появлялась информация, которая относится к твоему региону? Нажми на иконку геолокации и дай нам знать о своем местоположении. Ты можешь воспользоваться поиском, кликнув на иконку лупы. Напечатай в поисковой строке ключевые слова и увидишь все страницы сайта, на которых они упоминаются.

В календаре событий найдется информация о каждом мероприятии, в котором принимают участие юнармейцы. Узнав о предстоящих событиях, ты сможешь точно спланировать свое время!

В разделе «Обучение» ты найдешь все, что позволит тебе провести время с интересом и пользой. Читай статьи, слушай познавательные подкасты и смотри видео, специально созданные нашими лучшими корреспондентами.

Тренируй внимательность и ловкость, соревнуйся с друзьями в онлайн-играх! В них можно играть прямо на нашем сайте, выбрав для себя самую подходящую. Моя любимая — «Юнармейские танки»!

Для тех, кто хочет блеснуть своими знаниями и смекалкой, мы постоянно готовим новые испытания в разделе «Тесты». Отвечай на вопросы и делись своими результатами с друзьями!

В «Библиотеке» мы собрали книги, которые должен прочитать каждый юнармеец! В наших подборках есть издания на любой вкус и возраст, уверен, что ты найдешь что-то интересное и для себя.

«Доска почета» говорит сама за себя — здесь ты познакомишься с юнармейцами, которые заслужили звание «самых-самых». Заслужить место на доске почета может каждый, в том числе и ты!

На странице «Аллея Памяти» мы рассказываем о тех, кто совершил настоящий подвиг, но кого с нами больше нет… ЮНАРМИЯ помнит о своих героях.

Страница конкурса «Минута славы» — это возможность для каждого юнармейца поделиться своими творческими способностями и талантами. Смотри видео с теми, кто уже участвует в конкурсе. Выбирай и оценивай самых лучших!

Будь в курсе всего, что происходит в ЮНАРМИИ! Все самое важное ты увидишь на главной странице сайта, а нажав кнопку «Все новости», — сможешь найти весь информационный архив.

Поздравляю, теперь ты знаешь, как пользоваться сайтом ЮНАРМИЯ! Если захочешь пройти инструктаж еще раз — просто кликни на мою иконку в правом нижнем углу твоего экрана.

Глава пятая. КАК ЗА ГРЕХ ЛЮБВИ НАЛОЖЕНО БЫЛО СТРОГОЕ ПОКАЯНИЕ И НАСТУПИЛА ЗАСИМ ВЕЛИКАЯ ПЕЧАЛЬ

— Боже праведный! — воскликнул аббат, выслушав из уст пажа пространную хвалу сладостным его прегрешениям. — Ты повинен в страшном обмане, ты предал господина своего! Знаешь ли ты, злосчастный, что за прегрешения сии будешь ты гореть на том свете вечно и во веки веков? И ведомо ли тебе, что лишаешься ты навсегда блаженства небесного за единый преходящий миг земной услады? Несчастный, я уж зрю, как ввергают тебя в преисподнюю, если не искупишь ты еще на сем свете грехи твои перед господом!

Сказав это, добрый старик аббат, который был из того теста, из коего пекутся святые, и пользовался большим почетом по всей Турени, стал стращать юношу, описывая всевозможные бедствия, христианнейше его увещевал, приводил церковные наставления, говорил горячо и многословно, не уступая в том самому дьяволу, который, задумав за шесть недель соблазнить девственницу, не мог бы превзойти его в красноречии, так что Ренэ предался в руки аббата, надеясь заслужить отпущение грехов. Названный аббат, желая наставить на путь святой добродетели юного грешника, повелел ему, не раздумывая, пасть в ноги своему господину и во всем ему повиниться. Засим, если его минует расправа, незамедлительно вступить в ряды крестоносцев, отправиться в святую землю и не менее пятнадцати лет подряд сражаться против неверных.

— Увы, святой отец, — воскликнул паж, потрясенный его проповедью, — а хватит ли пятнадцати лет, дабы заслужить прощение за столько изведанных утех! Ах, если мерить сладостью, от них вкушенной, потребовалось бы добрых тысячу лет.

— Бог милосерден, иди, — ответствовал аббат, — и впредь не греши. Сего ради eqo te absolvo…9

Бедный юноша вернулся в замок в великом унынии духа и первым увидел во дворе самого сенешала, который присматривал, как начищают его вооружение: шлем, налокотники и остальные доспехи. Восседая на мраморной скамье под открытым небом, Брюин любовался блеском своих щитов и нагрудников, кои сверкали в лучах солнца, приводя ему на память веселые походы в святую землю, удалые дела, любовные забавы и прочее. Когда Ренэ подошел к нему и преклонил колени, старик весьма удивился.

— Что это значит? — спросил он.

— Монсеньор, прикажите слугам удалиться, — ответил Ренэ.

И когда монсеньор отпустил людей, Ренэ признался ему в своей вине, поведал, как овладел преступно графиней во время ее сна, и она зачала от него по примеру той святой, с коей так же поступил некий злодей; и пришел он, Ренэ, к господину своему по повелению духовника, дабы отдать себя в руки оскорбленного мужа. Сказав это, Ренэ замолк и потупил прекрасные свои глаза, от коих и пошли все беды, склонился до земли без страха, опустив руки, обнажив голову, покорный воле божьей, ожидая своего часа. Сенешал хоть и был бледен, да не настолько, чтоб пуще не побледнеть, посему он и побледнел как полотно и слова не мог произнести от ярости; а затем старик, в жилах коего не хватило жизненных соков, чтоб дать отпрыск роду своему, ощутил в себе в тот страшный миг больше сил, чем нужно, чтобы убить человека. Он схватил волосатой своей дланью тяжелую палицу, поднял ее, размахнулся, поиграл ею, будто легковесным кегельным шаром, и уже приготовился опустить ее на голову Ренэ, который, признавая свой грех перед господином, спокойно подставил шею, надеясь искупить и в сем мире и в будущем вину своей милой.

Но цветущая его юность и обаяние столь естественного, нежного злодейства тронули суровое старческое сердце; Брюин отвел руку и, швырнув палицу в собаку, уложил ее на месте.

— Пусть тысячи миллионов когтей терзают во веки веков останки той, что породила того, кто посадил дуб, из коего сколотили мое кресло, на котором ты наставил мне рога. Разрази господь тех, кто породил тебя, злополучный паж. Ступай к черту, откуда ты и пришел. Убирайся с глаз моих, прочь из замка, прочь из нашего края и не задерживайся здесь дольше, чем нужно, а не то я сумею придумать тебе страшную казнь, сожгу тебя на медленном огне, и ты по двадцать раз в минуту будешь проклинать гнусную свою похоть.

Услышав такие речи сенешала, к коему в этот миг вернулась молодость, ежели судить по брани и проклятиям, паж, не теряя времени, пустился наутек, и мудро поступил. Брюин, задыхаясь от ярости, бросился в сад; топча все на своем пути, все сокрушая направо и налево и богохульствуя, он даже опрокинул три лохани, в которых слуга нес корм собакам, и в такое впал беспамятство, что убил бы легавую вместо зайца. Наконец, нашел он свою лишившуюся девственности супругу, которая смотрела на дорогу, ведущую в монастырь, поджидая своего пажа, и — увы! — не подозревала, бедняжка, что никогда больше его не увидит.

— Ах, сударыня! Пусть меня тут же проткнет дьявол своими раскаленными вилами. Я, слава богу, уже давно не верю басням и давно уже не дитя. Неужто вы так несчастливо созданы природой, что вас целым пажем не разбудишь… Чума ему на голову! Смерть!

— Это правда, — ответила она, поняв, что все открылось. — Я все отлично почувствовала, но раз вы сами не научили меня ничему, вот я и подумала, что это мне только снится.

Тут гнев сенешала растаял, как снег на солнце, ибо и божий гнев смягчила бы единая улыбка Бланш.

— Тысячи миллионов чертей побери того ублюдка! Клянусь, что…

— Ну, ну, зря не клянитесь! — воскликнула супруга. — Если он не ваш, зато мой, а разве вы не говорили сами в тот вечер, что будете любить все, что от меня исходит?

И тут же она ловко сбила с толку своего супруга, наговорила множество ласковых слов, жалоб, упреков, столько пролила слез, произнесла все, что положено женщинам по их псалтырю: дескать, родовое поместье их никогда не будет подлежать возврату королю, и никогда ни один младенец не был зачат в большей невинности, и то, и другое, и тысячи разных разностей, и столько их насказала, что добрый наш рогоносец смягчился, а Бланш, воспользовавшись передышкой, спросила:

— Где паж?

— У черта в зубах!

— Как! Вы убили его?

Побледнев, она чуть не упала.

Брюин не знал, что и делать, когда увидел, что отрада его старческих дней гибнет, и готов был ради спасения жены сам привести к ней ее пажа. Потому он и послал за ним. Но Ренэ несся, словно на крыльях; боясь казни, он отправился прямо в заморские страны, исполняя свой обет. Когда графиня узнала от аббата, какое на ее милого наложено послушание, она впала в глубокую тоску и все повторяла:

— Где же он, бедный мой, не сносить ему головы, всем он пожертвовал из любви ко мне.

И она звала его, как ребенок, не дающий покоя матери, пока не исполнят его каприз. Слушая ее жалобы, старик чувствовал, сколь он виноват, и суетился, стараясь угодить чем только мог, кроме одного, в чем угодить он был не в силах, но ничто не могло заменить ей прежних ласк пажа…

И вот в один прекрасный день появился на свет долгожданный младенец. Легко себе представить, что это было истинным праздником для рогоносца, ибо ребенок — плод прекрасной любви, лицом был в пригожего отца. Бланш утешилась, и со временем вернулась к ней милая ее веселость и та свежесть невинности, которая была утехой старости сенешала. Любуясь младенцем, его играми и смехом, которому вторил счастливый смех матери, сенешал в скором времени полюбил ребенка и разгневался бы сверх меры на всякого, кто бы усомнился в его отцовстве.

Коль скоро слух о приключении Бланш и ее пажа не перешел за ограду замка, то и говорили по всей Турени, что старый Брюин еще сумел родить себе сына. Честь Бланш посему осталась незапятнанной, а сама она с внезапной прозорливостью, которую черпала в женской своей природе, поняла, сколь необходимо ей хранить в тайне невольный грех, павший на голову ее сына. Вследствие сего стала она сдержанной, разумной и прослыла весьма добродетельной женщиной. Однако ж, немилосердно испытывая терпение своего супруга, она и близко его к себе не подпускала, считая, что навсегда принадлежит Ренэ. В награду за старческое обожание Бланш лелеяла Брюина, расточала ему улыбки, развлекала его, нежно льстила ему, как то обычно делает женщина с обманутым мужем; а сенешал чем дальше жил, тем больше привыкал к жизни и никак не желал умирать. Но однажды вечером старый Брюин все-таки начал отходить, не зная сам, что с ним такое, и настолько даже, что сказал Бланш:

— Ах, моя милочка, я тебя не вижу, разве уже настала ночь?

То была смерть праведника, и сенешал заслужил ее в награду за свои бранные труды в святой земле.

Бланш после его кончины долго носила траур, оплакивая супруга, как родного отца. Так она не выходила из печального раздумья, не склоняя слуха к просьбам искателей ее руки, за что хвалили ее добрые люди, не ведавшие того, что у нее был тайный друг, супруг сердца, и что жила она надеждой на будущее и на самом деле пребывала вдовою и для людей и для себя самой, ибо, не получая вестей от своего возлюбленного крестоносца, считала его погибшим. Нередко бедной графине снилось, что он лежит распростертый на земле где-то там далеко, и она пробуждалась вся в слезах. И так прожила она долгих четырнадцать лет воспоминаниями об одном счастливом миге. Однажды сидела она в обществе туренских дам, беседуя с ними после обеда, и вот вбегает ее сын, которому шел тогда четырнадцатый год, и был он похож на Ренэ более чем мыслимо ребенку походить на отца, ничего не унаследовав от Брюина, кроме фамилии. И вдруг мальчик, веселый и приветливый, какой была в юности его мать, вбегает из сада весь в поту, разрумянившись, толкая и сшибая все на своем пути; по детскому обычаю и привычке бросается он к любимой матери, припадает к ее коленям и, прерывая беседу дам, восклицает:

— О матушка, что я вам скажу! На дворе я встретил странника, он схватил меня и обнял крепко, крепко.

Графиня строго взглянула на дядьку, которому поручено было следовать за молодым графом и охранять его бесценную жизнь.

— Я ведь запретила вам допускать чужих людей к моему сыну, будь то даже святой. Уходите прочь из моего дома!

— Госпожа моя, тот человек не мог причинить ему зла, — ответил смущенно старый дядька, — ибо, целуя молодого графа, обливался горючими слезами…

— Он плакал? — воскликнула графиня. — Это отец!..

Она уронила голову на подлокотник кресла, того самого, где, как вы уже догадались, совершился ее грех.

Услышав странные ее слова, дамы всполошились и не сразу разглядели, что бедная вдова сенешала мертва. И никто никогда не узнал, произошла ли эта скоропостижная смерть от горя, что ее милый Ренэ, верный своему обету, удалился, не ища встречи с ней, или же от великой радости, что он жив и есть надежда снять с него запрет, коим мармустьерский аббат разбил их любовь.

И все погрузились в великий траур; мессир де Жаланж лишился чувств, когда предавали земле останки его возлюбленной. Он удалился в Мармустьерский монастырь, который называли в то время Маимустье, что можно было понять как maius Monasterium, то есть самый славный монастырь, и поистине не было во всей Франции монастыря прекраснее.

Духовный успех или беда? — четверть 3, лекция 4

Духовный успех или беда? — 3 квартал, 4 лекция Духовный успех или беда?
3 квартал, 4 лекция

Урок четвертый

Тексты: Марка 10: 17-20; Луки 15:29; Матфея 15: 1–9; Иоанна 3: 19,20

Люди решительно сопротивляются покаянию! Люди, отвергающие Бога, отказываются каяться. Христиане сопротивляются покаянию. Покаяние требует перемен, и люди борются с переменами.В чем старше мы становимся, тем решительнее мы сопротивляемся переменам.

Нигде мы не сопротивляемся изменениям больше, чем в нашей собственной жизни. Мы понимаем, что это значит: «Он (или она) настроен на свои (или ее) пути!» Это означает, что человек непреклонен. Это значит человек уверен, что он или она в порядке. Это означает, что человек никогда не допускает необходимости что-либо менять в его или ее жизнь. Значит, человек упрям и непреклонен. «Мир неправильный, но я нет! Церковь неправильная, а я нет! Моя семья не права, а я нет! Каждый повсюду нужно измениться, но я этого не делаю! »По мере того, как мы все больше и больше становимся« на своем пути », мы все больше разрушают нашу способность к покаянию

Самый верный элемент жизни — это изменение. Учтите: зачатие до полного срока, от неродившегося к рождению, от младенца до малыша, от малыша до дошкольного возраста, от дошкольного до детсадовского возраста, от детского сада возраст до младшего возраста, от младшего до среднего школьного возраста, от среднего школьного до младшего старшего возраста, от младшего старшего возраста до старшего возраста, от старшего возраста до студенческого возраста, от студенческого возраста до карьеры возраст — ИЗМЕНЕНИЕ, ОГРОМНОЕ ИЗМЕНЕНИЕ! Учтите: от холостого взрослого к женатому взрослому, бездетный брак с семьей с младенцами, от семьи с младенцем до семьи с маленькими детьми, от семьи с маленьких детей в семью с подростками, семью с подростками в семью с подростками, семью с подростки семье с детьми в колледже, семья с детьми в колледже, чтобы пустое гнездо, пустое гнездо бабушкам и дедушкам, бабушкам и дедушкам до пенсионных лет — ПЕРЕМЕНА, ГИБКИЕ ИЗМЕНЕНИЯ!

Самый верный элемент духовного существования — это изменение.Для благочестивого мужчины или женщины каждый Шаг в жизни от крещения до смерти включает в себя процесс духовной зрелости. Благочестивый человек не «изучает, не понимает и не живет по одним и тем же правилам» на протяжении всей жизни. Благочестивый человек строит отношения с Богом через Христа. Благочестивый человек постоянно растет в своем понимание того, что значит служить Богу. Сервис, основанный на отношениях между слуга и его хозяин — продукт роста. По своей природе рост — это изменение.

Важным элементом духовного роста является покаяние. По своей природе духовный рост делает мощное, позитивное использование перемен на протяжении всей нашей жизни, чтобы формировать нас по духовному образу Бога с помощью развивая в нас разум и сердце Иисуса.

Проблема? Люди хотят Божьего прощения без покаяния. Мы хотим спасения, но мы не хочу меняться. «Научи меня необходимым правилам и поступкам, не меняя меня!»

Причин, по которым люди отказываются каяться, много.Ниже приведены только четыре из многих.

Некоторым нравится то, что у них есть. Прочтите Марка 10: 17-22.

Как этот человек подошел к Иисусу (стих 17)?
Какой вопрос он задал Иисусу (стих 17)?
Что Иисус сказал ему сделать (стих 19)?
Что ответил тот человек (стих 20)?
Иисус, чувствуя любовь к нему, сказал ему сделать что еще (стих 21)?
Почему тот человек ушел в печали [в печали] (стих 22)?
Требуют ли наставления Иисуса покаяния?

Некоторые люди наполнены чувством собственной добродетели [самоправедности].Прочтите Луки 15:29.

Злой, обиженный старший брат был наполнен чувством собственной доброты.
Что он сказал о себе? Как его мнение о себе способствовало его негодованию?
Нужно ли ему каяться? Поясните свой ответ.

Некоторые люди любят зло. Прочтите Иоанна 3: 19,20.

Почему люди отвергли свет, пришедший в мир (стих 19)?
Причина, по которой они любили тьму, была напрямую связана с их поступками.Как (стих 19)?
Почему некоторые люди ненавидят свет и избегают его (стих 20)?
Прочитайте Колоссянам 4:14 и 2 Тимофею 4:10. Что случилось с христианским Димасом?
Прочтите Римлянам 1: 18-32. Как Бог отреагировал на их любовь ко злу (стихи 24,26,28)?

Некоторые люди не видят Божью работу в Иисусе. Прочтите Матфея 15: 1-9.

Кто бросил вызов Иисусу по поводу религиозного поведения его учеников во время еды (стих 1)?
Были ли они религиозными, знающими людьми или невежественными, невежественными людьми?
Иисус проиллюстрировал использование ими традиционной практики, чтобы сделать «недействительным» одно из десяти заповеди.Какой была иллюстрация (стихи 3-6)?
Их лицемерие было основано не на бездействии, а на сокрытии смысла учений Бога. Какой ветхозаветный пророк пророчествовал о таких людях, как они (стих 7)?
1. Что они сделали со своими губами?
2. Что они сделали со своим сердцем?
3. Почему их учение было тщетным?
4. Их практика: они относились к давним человеческим выводам так, как если бы к этим выводам были заявлениями Бога.Поскольку они сделали это, как это повлияло на взгляд Бога на их поклонение?
Видели ли эти религиозные люди, принявшие авторитет Священного Писания, Бога в действии в Иисус? Поясните свой ответ.

Ссылка на руководство для учителя, квартал 3, урок 4

Дэвид Чедвелл и Церковь Христа Вест-Арк

предыдущий урок | оглавление | следующий урок

Луки 24:47 и во имя Его будет провозглашено покаяние и прощение грехов всем народам, начиная с Иерусалима.

(47) И это покаяние и прощение грехов. . — Здесь также у нас есть точка соприкосновения с повествованием Св. Иоанна. Хотя святой Лука не знал, в какой особой форме было дано поручение, он, по крайней мере, узнал, что прощение грехов занимало видное место в том, что было сказано в тот вечер, и что прощение не ограничивается. сынам Авраама.

Начало в Иерусалиме. — Здесь очевидный разрыв и сжатие повествования.Св. Лука не имеет личных воспоминаний. Второе явление, когда присутствовал Фома, на горе или у озера в Галилее, им не зарегистрировано и, вероятно, не было известно. Перед ним план его второй книги, и он довольствуется тем, что заканчивает свою первую тем, что послужит связующим звеном, ведущим к ней. Если предположить, что его главными информаторами были не ученики, а компания набожных женщин, мы получаем естественное объяснение этой сравнительной неопределенности. В Деяниях 1: 8 слова, которые очень похожи на эти, помещены в конце сорока дней, которые там отчетливо распознаются.

Стих 47. — И проповедовать покаяние и прощение грехов во Имя Его среди всех народов. Это более определенно выражено в Евангелии от Матфея 28:19 и от Марка 16:15, где обобщенная здесь универсальность его послания выражается в форме определенного повеления. Начиная с Иерусалима. Св. Лука расширяет мысль, содержащуюся в этих словах, в своих Деяниях (Деян. 1: 8). Псалом 110: 2 содержит пророчество о том, что с Сиона должно сначала произойти провозглашение. Параллельные комментарии …

Греческий

и
καὶ (kai)
Соединение
Стронг 2532: И даже также, а именно.

in
ἐπὶ (epi)
Предлог
Strong’s 1909: On, to, против, на основе, at.

Его
αὐτοῦ (autou)
Личное / притяжательное местоимение — родительный падеж мужского рода, 3-е лицо единственного числа
Стронг 846: Он, она, оно, они, они, то же самое. От частицы au; возвратное местоимение «я», используемое как от третьего лица, так и от других лиц.

имя
ὀνόματι (ономати)
Существительное — дательный падеж единственного числа
Стронг 3686: имя, характер, слава, репутация.От предполагаемой производной основы гиноско; имя’.

покаяние
μετάνοιαν (метанойец)
Существительное — Винительный падеж женского рода Единственное число
Стронг 3341: От metanoeo; угрызения совести; косвенно, отмена (чужого) решения).

и
εἰς (eis)
Предлог
1519 Стронга: основной предлог; в или в место, время или цель; также в наречных фразах.

прощение
ἄφεσιν (афесин)
Существительное — Винительный род Единственного числа
Стронг 859: Отправление, отпускание, освобождение, прощение, полное прощение.От афиеми; Свобода; прощение.

грехов
ἁμαρτιῶν (hamartiōn)
Существительное — родительный падеж женский род Множественное число
Стронг 266: от hamartano; как в.

будет провозглашено
κηρυχθῆναι (kērychthēnai)
Verb — Аорист инфинитив Пассивный
Стронг 2784: провозглашать, вестник, проповедовать. Неуверенного родства; провозглашать, особенно божественную истину.

до
εἰς (eis)
Предлог
1519 Стронга: основной предлог; в или в место, время или цель; также в наречных фразах.

все
πάντα (panta)
Прилагательное — Винительный падеж среднего числа множественного числа
Стронг 3956: Все, целое, все виды. Включая все формы склонения; очевидно первое слово; все, любое, каждое, целое.

наций,
ἔθνη (ethnē)
Существительное — Винительный падеж среднего рода Множественное число
1484 Стронга: вероятно, от etho; раса, т.е. племя; особенно иностранный.

начало
ἀρξάμενοι (arxamenoi)
Глагол — Причастие аориста Среднее — именительный падеж мужского рода Множественное число
Стронг 756: Начать.Средний голос archo; начать.

в
ἀπὸ (апо)
Предлог
Стронг 575: От, вдали от. Первичная частица; «выкл», то есть прочь, в разных смыслах.

Иерусалим.
Ἰερουσαλήμ (Ierousalēm)
Существительное — Родительный падеж женского рода Единственное число
Стронг 2419: еврейского происхождения; Иерусалим, столица Палестины.

Перейти к предыдущему

Начало изменений Первое прощение Сердце Иерусалим Проповедовал провозглашение провозглашения Реформация Изгнание Покаяние Грехи Учение

Перейти к следующему

Начало изменений Первое прощение Сердце Иерусалим Проповедовал провозглашение Провозглашение Реформация Покаяние Покаяние Учение о грехах

Ссылки

Луки 24:47 NLT
Луки 24:47 ESV
Луки 24:47 NASB
Луки 24:47 KJV Луки 24:47 BibleApps.com
Луки 24:47 Библия Паралела
Луки 24:47 Китайская Библия
Луки 24:47 Французская Библия
Луки 24:47 Цитаты Кликса NT Евангелия: Луки 24:47 И это покаяние и прощение грехов (Луки Луки Lk)

How to Разрушайте твердыни сатаны в своей жизни

Как разрушать твердыни сатаны в своей жизни

Ефесянам 4:27, 30

Так же точно, как меня зовут Адриан Роджерс, я знаю, что есть много христиан, у которых в жизни есть сатанинская твердыня.Это вредит им, разрушает их духовную жизнь, загрязняет жизнь их семьи и церкви. Дьявол нашел внутри нечистое место и построил там гнусное гнездо, плацдарм, цитадель. И он использует эту твердыню для войны против Бога и Его работы.

Послание к Ефесянам 4 говорит: ²⁷ Не уступай место дьяволу … ³⁰ и не оскорбляй Святого Духа Божьего. Мы должны сесть и обратить внимание: с одной стороны, мы можем уступить место дьяволу, а с другой — огорчить Святого Духа.Либо одно должно быть немыслимо.

Что значит «уступить место дьяволу»? Допустим, у вас есть 50 акров земли, а мне нужен один акр прямо посередине. Вы продаете это мне. Теперь я имею право входить и выходить из вашей собственности по своему желанию, чтобы добраться до моего одного акра. Предположим, я начну выбрасывать мусор и громко слушать музыку всю ночь напролет. Я оскверняю вашу собственность, но вы ничего не можете сделать — вы дали мне доступ. Вы пытаетесь заставить меня уйти, а я говорю: «Я не пойду, и вы не можете заставить меня уйти.У меня есть на это законное право. Если тебе это не нравится, удачи ». Вы не сможете меня выселить, потому что вы дали мне место там.

Некоторые из вас сделали то же самое для сатаны! Вы не можете вытеснить его, если не вытесните его по закону , потому что вы дали ему место. Он владеет несколькими твердынями в вашей жизни.

Вот что вы должны сделать, чтобы сместить дьявола и разрушить его твердыни. Три вещи:

ПОКАЗАТЬСЯ

Непосредственно перед « и дьяволу не уступи » Павел говорит: ²² … отложите в отношении прежнего разговора ветхого человека, развращенного лукавыми похотями.”

Покончите с этим, исповедуйте это, оставьте это — другого способа справиться с грехом нет. Покайтесь — поверните 180 ⁰ и пройдите в другую сторону.

Что дает место дьяволу? ²⁵ Посему, оставив ложь, говори каждый истину ближнему своему: ибо мы члены друг другу . ²⁶ Гневитесь и не грешите: да не зайдет солнце во гневе вашем:

Из положения лежа

Если вы лжец, значит, вы создали атмосферу, в которой дьявол чувствует себя желанным гостем.Ложь — это природа дьявола. Иисус сказал: «Дьявол — лжец и отец его» (Иоанна 8:44). Он князь тьмы. Царство Божье построено на истине. Если в вашей жизни есть область нечестности, это будет лагерь дьявола.

От воровства

Если вы украдете хотя бы карандаш за пятнадцать центов, вы создали место для дьявола. « Верный в малом верен и в большом, а неверный в малом неверен и в многом» ( Луки 16:10).Не может быть, но есть. Для Бога воровство есть воровство. Это не имеет значения. Ты вор.

Грязная речь

²⁹ Не позволяйте коррумпированной коммуникации исходить из ваших уст ,

^{5: 4} И ни скверны, ни глупые разговоры, ни грубые шутки, которые не удобны, а скорее благодарение . Дьявол мерзок.Вы сплетничаете, убиваете персонажей и крадете чью-то репутацию, чтобы почувствовать себя лучше, пытаясь подавить их? Ты вор.

Если у вас грязный рот, значит, у вас нечистое сердце. « От избытка сердца говорят уста » (Луки 6:45). Сатана насиживает и обитает в нечистом сердце. Вы дали ему это, и он собирается сделать из этого цитадель.

От горечи

³¹ Да удалится от вас всякая горечь и гнев, и гнев, и крик, и злословие со всякой злобой:

Если ты горький, ты как дьявол.Он любит находить такое сердце. Если вы горьки, у вас нет ни радости, ни победы, ваши молитвы не доходят до Бога. Вы разрушаете свою жизнь и жизнь вокруг себя и загрязняете жизнь своей церкви.

Но дьявол еще не закончил. Горечь часто приводит к клевете. Слово дьявол буквально означает «клеветник». Если вы клеветник, сплетник, если вы говорите зло, вы делаете работу дьявола.

Ваша горечь вскоре переходит в гнев, обжигающий изнутри — внутренний жар, как тлеющие тряпки на чердаке или в туалете.Затем эти тлеющие тряпки загорелись. Внутреннее становится внешним. Но дьявол еще не закончил. Затем этот гнев превращается в шум (крик). Шумиха переходит в злословие. Вы начинаете говорить то, чего не имеете в виду, и теперь теряете контроль.

Но вы открыли дверь. Дьявол не может занять никакого места, кроме того, что вы ему дали, и Святой Дух плачет, сердце разбито.

Знаете ли вы, что можете разбить сердце Бога? Можете ли вы представить себя спасенным, купленным кровью Иисуса, и этот купленный храм стал гнездом сатаны, и вы открыли дверь.Дорогой Дух Божий плачет, а сатана смеется, насмехаясь над вещами Бога.

Вы дали ему место в своей жизни. Вы не вернете это место, пока не покаетесь. Покаяние — это не просто сокрушение из-за вашего греха, это нарушение из-за вашего греха . Библия говорит, отложите это, покончите с этим.

СОПРОТИВЛЕНИЕ

Даже после того, как вы покаетесь, дьявол не уйдет.После покаяния должно быть сопротивление.

²⁷ Ни дьяволу места не уступи.

Иакова 4: 7 говорит: « Противостаньте дьяволу, и убежит от вас ». Что ты ему дал, ты должен забрать обратно. Но вы никогда не сможете вернуть его, пока не лишите его законных полномочий.

Если в вашей жизни есть грех, каждая область, где есть неисповеданный грех, является законным основанием для сатаны. Пока вы не исповедуете это и не придете за очищением, сатана имеет полное право разбить там лагерь.Он не уйдет. Тебе придется его выгнать.

Даже если вы покаетесь, вам все равно придется навести порядок в доме. Войдите туда с доверенностью, которая является именем Иисуса, затем возьмите кровь Иисуса Христа как свой авторитет, и вы можете сказать ему недвусмысленно:

«Сатана, я дал тебе место, но я забираю его обратно во имя и власть Иисуса. Я чищу его, каюсь в грехе, списываю долг, все готово. Дьявол, у тебя больше нет права, у тебя больше нет законной власти.Сатана, я не кричу на тебя. Я тебя не умоляю. Я с тобой не спорю. Я вас не умоляю. Я обращаю против тебя Иисуса Христа. У вас нет права, у вас нет власти. Это мое тело — храм Святого Духа Божьего. Вы вторгаетесь в собственность моего Отца и во имя Иисуса, Который я есть и которому служу, ушли ».

Библия говорит, что он убежит от вас. Но если вы попытаетесь противостоять дьяволу с неисповеданным грехом в своей жизни, он рассмеется вам в лицо.Он скажет: «Вы дали мне этот участок собственности, и я не выезжаю». Должно быть покаяние, тогда может быть сопротивление.

ПРОДЛЕНИЕ

²³ И обновляйтесь в духе разума вашего;

²⁴ И чтобы вы облеклись в нового человека, сотворенного по Богу в праведности и святости истинной

Мало оттолкнуть старика; ты должен надеть нового мужчину.« И не упивайтесь вином чрезмерного, но исполняйтесь Духом » Ефесянам 5:18.

Быть «исполненным Духом» означает, что в вашем храме нет ни одной комнаты, где бы Бог был закрыт, ни одной туалета, от которой у Него нет ключа. В вашей сексуальной жизни, семейной жизни, деловой жизни, политической жизни, церковной жизни, общественной жизни — в ваших деньгах, ваших упражнениях, вашем сне, вашей еде, «когда я лежу, когда просыпаюсь, Иисус, я даю вам ключи ко всему. » ³⁰ И не оскорбляйте Святого Духа Божьего, Которым вы запечатлены в день искупления.

У вас есть выбор; вы можете огорчить Дух Божий и наполниться дьяволом, или вы можете изгнать дьявола и исполниться Духом Божьим.

Вы никогда не перестанете огорчать Святого Духа, вы никогда не изгладите сатану из своей жизни, пока вы не сделаете выбор против сатаны и не уступите Святому Духу Бога. Сделайте эти три шага: покаяния, сопротивления и обновления.

Покаяние | Побочные квесты — The Elder Scrolls V: Skyrim Game Guide

Далее Побочные квесты Заговор изгоев Назад Побочные квесты Сердце Дибеллы
На этой странице нашего руководства по TES V: Skyrim вы найдете подробное прохождение побочного квеста «Покаяние» .Этот квест проходит в Башне Темного Света, и когда вы выполните все его задачи, героя будет сопровождать Илия (потенциальный постоянный член команды). Основная цель этого квеста — подняться на вершину башни и победить мать Илии. Однако квест может закончиться по-разному.
Новая основная цель: помочь Иллии достичь вершины Башни Темного света
Откройте карту мира и направляйтесь к Башне Темного Света , находящейся в юго-восточной части Скайрима (экран выше).Если вы еще не открыли его, лучше всего начать с соседнего города Riften . Достигнув места назначения, войдите в башню и найдите Illia в одной из первых комнат. Она скажет вам, что здесь ведьмы и совершают ужасные поступки, и что она больше не хочет быть частью этого. Илья попросит вас помочь убить ее мать Сильвию.
Обратите внимание, что после завершения разговора Илья присоединится к партии в качестве независимого союзника, так что вам не придется отказываться от своего текущего союзника.Вам также не нужно тратить время на поиски правильного пути, так как Илья автоматически направится к вершине башни. По пути вы, конечно, должны быть готовы к атаке Ведьм , Пауков , Скиверов и Троллей . Вскоре вы должны добраться до гнезда первого Хагравена (экран выше), где вам нужно потянуть левый рычаг.
Победить Hagraven может оказаться довольно сложно. Постарайтесь заблокировать его магические атаки и, если возможно, атакуйте в прямом бою, чтобы он не мог бросать заклинания.Затем воспользуйтесь ближайшей дверью, ведущей в Камеры Темного света . Следующая остановка на пути к Сильвии — запертая южная дверь (экран выше). Здесь вы можете действовать двумя способами. Первый вариант — это взлом блокировки на уровне мастера. Кроме того, вы также можете отправиться на восток и победить второго Hagraven , на этот раз в сопровождении Hags . У Хагрейвена есть Ключ от Башни Темного Света .
Откройте дверь, как вам нравится, и идите вперед, сражаясь с еще несколькими врагами на своем пути.Достигнув самого высокого уровня башни, выслушайте план Ильи, который предполагает обман ее матери (экран выше). Вам нужно будет смоделировать, что именно вы собираетесь принести в жертву, что позволит Иллии совершить внезапную атаку.
Новая основная цель: победить мать Иллии на вершине Башни Темного света
Используйте дверь, ведущую на вершину башни. Подойдите к Silvia и сядьте на соответствующий стул после получения инструкций (экран выше).Теперь вам просто нужно подождать, пока Илья нападет на ее мать. Сильвия либо сразу умрет, либо вам придется прикончить ее .
После этого поговорите с Иллией, которая скажет вам, что вы можете оставить себе Staff of Hag’s Wrath ее матери (вам нужно осмотреть тело Сильвии). Дополнительно вы сможете попросить Илью присоединиться к вашей партии и стать постоянным участником . Обратите внимание — прежде чем покинуть эту область, я бы посоветовал осмотреть алтарь, проверить сундук с сокровищами и вернуться во все ранее проигнорированные комнаты.
Далее Побочные квесты Заговор изгоев Назад Побочные квесты Сердце Дибеллы
Анализ дискурса опосредованного признания в первый пятилетний срок Си Цзиньпина
 Постановочное покаяние 45

Ван, Чжэнсю и Юй Ю (2016), Прибытие критически настроенных граждан:
Упадок политического доверия и смещение общественных приоритетов в Китае,
в: International Review of Sociology, 26, 1, 105–124.
Уиддоусон, Генри (2005), Текст, контекст, предлог: критические проблемы в Dis-
Анализ курса
, Оксфорд, Великобритания: Blackwell.
Уиддоусон, Генри (1998), Теория и практика критического дис-
Анализ курса
, в: Прикладная лингвистика, 19, 1, 136–151.
Ву, Пей-И (1979), Самопроверка и исповедание грехов в традиционном Китае, в: Гарвардский журнал азиатских исследований, 39, 1, 5–38.
Ву, Юшао и Цзюньву Данг (ред.) (2013), ഭ 㘱喴 һъ ਁ ኅᣕ ੺
(Чжунго лаолин шиэ фажан баогао, Китайский отчет о развитии причины старения
), े Ӝ (Пекин): Ӝ (Пекин): ᆖ ᮷⥞ࠪ⡸ ⽮ (Shehui kexue
wenxian chubanshe, Пекин: Social Sciences Academic Press).
Ян, Юньсян (2011), Изменяющийся нравственный ландшафт, в: Артур
Кляйнман, Юньсян Ян, Цзин Цзюнь и др. (ред.), Deep China: The
Moral Life of the Person, Беркли, Калифорния и Лос-Анджелес, Калифорния: Uni-
versity of California Press, 36–77.
И, Фусянь (2013), བྷ ഭ オ ᐒ (Дагуо кончао, Большая страна с пустым гнездом
), े Ӝ (Пекин): ѝ ഭ ਁ ኅࠪ ⡸ ⽮ (Чжунго фачжань чу-
банши, China Development Press).
Юн, Джоанна (2015), Оранжевый как новый черный, в: Джереми Р.
Барме, Линда Джайвин и Джереми Голдкорн (редакторы), Shared Destiny:
China Story Yearbook 2014, Acton, AU: ANU Press, 316–322.
Чжан, Франк (2018), Китайские женщины борются за равенство на рабочем месте —
ity, в: Financial Times, 13 июня, онлайн:
4daf100a-6e4f-11e8-92d3-6c13e5c92914 > (13 июня 2018 г.).
Чжан, Сяодан (2017), Верховенство закона в китайском партийном государстве
и его последние тенденции, в: Hague Journal on the Rule of Law, 9,
2, 373–400.
Чжао, Суйшэн (2016), Маоистское возрождение Си Цзиньпина, в: Journal of Dem-
ocracy, 27, 3, 83–97.
Чжао, Инань (2012), Поддерживать конституцию, Си говорит, в: China Daily
USA, 5 декабря, онлайн:
na / 2012-12 / 05 / content_15985894.htm> (11 июля 2018 г.).
Чжао, Юэчжи (2008), Коммуникация в Китае: политическая экономия, власть,
и конфликт, Ланхэм, Мэриленд: Rowman & Littlefield.
Чжао, Юэчжи (1998), СМИ, рынок и демократия в Китае: между линией партии
и нижней чертой, Урбана, Чикаго, Иллинойс: Университет
Illinois Press.
Парижское обозрение — Покаяние искусствоведа, 1925 г.
Фото любезно предоставлено Suzan-Lori Parks.
Есть несколько ныне живущих писателей — и меньше драматургов — которых прославили, цитировали и изучали как Сюзан-Лори Паркс. За три десятилетия Паркс стал основным продуктом как в американском театре, так и в университетских программах, с объемом работ, который включает девятнадцать пьес для сцены, в том числе перезагрузку Порги и Бесс и цикл из 365 коротких пьес, которые широко читаются. очерки стиля и формы, три фильма, роман и сериал, вдохновленные жизнью Ареты Франклин.Она получила множество наград и наград, в том числе стипендию Макартура и премию Виндхэма Кэмпбелла. В 2002 году она была первой афроамериканкой, получившей Пулитцеровскую премию в области драмы за свою пьесу « Topdog / Underdog » (2001).
Паркс родился в 1963 году в Форт-Ноксе, штат Кентукки, и был вторым из трех детей. Ее семья, руководствуясь военной карьерой ее отца, часто переезжала, что, возможно, наиболее значимо, в Западную Германию, где она провела четыре года становления и свободно владела языком.Это двуязычие может быть причиной того, что она всегда жила в таком новаторском и интересном отдалении от самого языка, а также, возможно, у нее были трудности с орфографией, из-за чего учительница английского языка в средней школе отвергла ее ранние мечты стать писателем. Но Паркс нашла необходимое ей подтверждение в колледже Маунт-Холиок, где она бросила химию ради жизни в письмах при поддержке английского ученого и критика Лии Б. Глассер. Изначально неуверенная в себе и неуверенная в правильной форме для нее — художественной литературе, поэзии, написании песен — ее подтолкнул в театр не кто иной, как Джеймс Болдуин.
С самого начала своей карьеры Паркс чествовали как гения формы. После непродолжительного, но интересного обучения написанию коротких произведений в «барах и подвалах» в центре Нью-Йорка конца восьмидесятых она вышла на сцену с серией «Незаметные изменчивости в третьем королевстве » (1989). Дикая, эпическая, смешивающая жанры фантазия на темы темноты, американскости, истории, слежки, языка и семьи, ее первая полнометражная пьеса получила премию Оби (теперь она получила четыре).Эта работа вместе с ее следующей пьесой, Смерть последнего чернокожего во всем мире (1990), знаменовала появление нового критического голоса в театре и расчистила почву для новых тем и способов выражения на сцене. . Новаторское использование драматических приемов Паркс находит вдохновение в модернизме Вирджинии Вульф и Гертруды Стайн, джазе Орнетт Коулман и Джона Колтрейна, а также в экспериментах пионеров вне Бродвея Сэма Шепарда, Марии Ирен Форнес и Эдриен Кеннеди; с этими эклектичными предками она поставила новые требования для художников всех цветов и форм, чтобы охватить множество эстетических наследий радикальной работы, независимо от так называемых гендерных, расовых и этнических границ.
Это интервью, во многом напоминающее пьесу Сьюзан-Лори Паркс, на протяжении многих лет проходило через множество форм: веселый завтрак во французском бистро рядом с ее домом, только столик от ее мужа Кристиана и их маленького сына Дарема ; более формальные беседы в роскошной студии в Оружейной палате на Парк-авеню; и, наконец, в разгар пандемии, пара забавных болтовни по поводу «Zooms». На протяжении всего этого времени ее щедрость никогда не угасала.
Бродвейский режиссер однажды охарактеризовал Паркс как «своего рода нашу версию рок-звезды», и лично она производит впечатление именно такой — нестареющей, мудрой, уверенной в своих способностях и поразительно свободной в самоощущении.Наши беседы приятно перемещались между периодами возбужденной игривости и тоскливыми откровениями, когда казалось, что даже она впервые за долгое время приоткрыла какой-то давно забытый сундук воспоминаний. Паркс утверждает, что ее творческий процесс всегда был больше связан с слушанием, чем с речью, но чаще всего этого интервьюера поражала легкость, с которой она могла отбросить небрежно сложную метафору в тот момент, или скорость, с которой она могла повернуть мысль или идею в лучшую версию самой себя.Ее разум всегда открыт, но, кажется, всегда в работе.
—Брэнден Джейкобс-Дженкинс
ИНТЕРВЬЮЕР
Как вы относитесь к готовому «продукту», когда работаете? Это — спектакль или что-то в этом роде — что-то, что вы создаете в реальном времени, или вы чувствуете, что это уже есть, и ваша работа — убирать грязь?
ПАРКИ СУЗАН-ЛОРИ
Это как то, что сказал «Микеланджело», верно? Он работает с мрамором и убирает все, что не является скульптурой.
ИНТЕРВЬЮЕР
Все, что не Дэвид .
ПАРКИ
Право. И давайте заключим Микеланджело в кавычки, потому что действительно ли он это сказал? Но, в любом случае, идея все еще актуальна. Я чувствую, что все, что я пишу, уже существует. Может быть, это из-за сбоя в пространственно-временном континууме, и когда я пишу, я на самом деле помещаю свое живое я позади настоящего момента времени. Как будто я за чем-то иду по лесу.Глаза открыты. Уши открыты. Сердце открытое. И я иду по пути, который иногда на отстает от меня на . Теперь я говорю как один из моих персонажей. Именно об этом говорит отец-основатель в роли Авраама Линкольна в The America Play (1993). Он следует за по стопам человека, который на отстает от него . Существует странная связь между письмом, историей и временем, и я не думаю, что это то, что мы думаем. Или как мы это воспринимаем. Это еще не все.
ИНТЕРВЬЮЕР
Эти разговоры о времени и письме напоминают о ваших отношениях с музыкой, о которых часто говорят, — о музыкальности вашего языка, о том, как ваши скрипты иногда читаются как партитуры, о том, что ученые время от времени вызывают что-то вроде «джазовой эстетики». Тогда есть музыка в прямом смысле слова. Вы пишете песни для своего романа, вы пишете песни для некоторых своих пьес, вы пишете песни для своей группы.
ПАРКИ
Написание песен — это мое первое дело, первый способ, с которого я начал быть артистом.Моя первая любовь. Мои песни и музыка жили в тени моего большого дерева драматургии, и я думаю, это нормально — они информируют друг друга. Написание песен по-прежнему похоже на кундалини и гордиев узел. Эта энергия очень сильна, и я думаю, что сделал больше с литературой, потому что в детстве музыка была для меня не самым безопасным занятием. Скажем так — библиотека была безопаснее мюзик-холла.
ИНТЕРВЬЮЕР
Откуда вы узнали о музыке?
ПАРКИ
От прослушивания.Моя мама, она техасанка, любит джаз, Чарли Паркера и Диззи Гиллеспи, а потом, конечно, Билли Холидей, Сару Воан, Эллу Фицджеральд, Лену Хорн, Брубека, Монка и Мингуса. Папа, он умер, он любил оперу. Он ходил по дому, синхронизируя губы с Пуччини и Вагнером. Мои тети и дяди любят фанк и соул, Арета и Марвин, Кертис Мэйфилд и Парламент, Джеймс Браун.
Теперь, когда я думаю о своем писательстве, архитектура сюжета частично заимствована у моего отца, из оперы, это как классическая архитектура — сильные стены и огромные, четкие сюжетные линии в сочетании с повторениями и исправлениями, которые я позаимствовал из любимой мамы джазовой эстетики.И люди, персонажи — классически-слэш-исторические корни, которые превращаются в блестящих и изобретательных джазовых людей. И атмосфера — это вся душа.
ИНТЕРВЬЮЕР
Мне это нравится. Вы хоть представляете, откуда ваш отец получил любовь к опере? Потому что исторически это форма, связанная с идеями белизны или европоцентризма.
ПАРКИ
Это можно было бы считать «белой» формой, но было много первопроходцев, людей, которые вторглись в нее — Мэриан Андерсон, Пол Робсон, Джесси Норман, Леонтин Прайс.Эти иконы поют музыку великих, огромных, огромных вещей. Мой папа был очень высоким, а в опере главное — жить на широкую ногу — она большая, мифическая, эпическая. Думаю, поэтому он так любил оперу. И он любил структуру. Мой папа был в армии, он пошел туда еще в пятидесятых. Армия только что была интегрирована, и это считалось одним из немногих мест, которые могли бы встряхнуть черного человека. Мой отец вырос очень бедным, приехал из Чикаго, и с ROTC он закончил колледж, затем пошел в армию и остался в карьере.Выйдя на пенсию, он вернулся в школу и получил докторскую степень. У мамы уже была хозяйская. Она уже была профессором.
ИНТЕРВЬЮЕР
Из-за того, что твой отец работал в армии, твою семью отправили в Германию, верно?
ПАРКИ
Мы переехали в Германию, когда я учился в шестом, седьмом, восьмом и девятом классах. Мои родители, нестандартно мыслившие, отправили нас в гимназию , — немецкую среднюю школу.
ИНТЕРВЬЮЕР
Это лучшее время «позволь мне быть самым неуверенным в себе».
ПАРКИ
Я знаю, да? Немецкий народ не видел слишком много афроамериканцев во плоти. Корни , дублированный на немецкий, транслировался по телевидению. Это были коричневокожие гастарбайтеров , гастарбайтеры, в основном из Турции. Но быть первым чернокожим, которого увидели мои немецкие друзья, было довольно напряженно. На самом деле положил глаза и руки дальше. Еще был немецкий язык, который мне пришлось выучить, и немецкие дети изучали британский английский, поэтому мой американский английский не одобрялся.
ИНТЕРВЬЮЕР
Где в Германии вы были?
ПАРКИ
во Франкфурте. И в Гельнхаузене, и в Оберурзеле, и в Хёхсте — очень старом, очень маленьком городке. Все это было потрясающе, красиво и напряженно. Но возвращение в Штаты и окончание средней школы было стрессом, потому что мы больше не были американцами. Белые дети говорили: «Ты не ведешь себя как черный». А черные дети сказали: «Ты не ведешь себя как черный человек». И я подумал: «Что ты имеешь в виду?» Опыт Блэка разнообразен.
ИНТЕРВЬЮЕР
Итак, вы с юных лет свободно говорили по-немецки, а теперь вышли замуж за немца. Вы, ребята, говорите друг с другом по-немецки?
ПАРКИ
Ага, в доме мы говорим по-немецки. Мы еще не научили своего сына, потому что нам нравится секретный язык.
ИНТЕРВЬЮЕР
Бьюсь об заклад, он это понимает, а ты даже не осознаешь этого.
ПАРКИ
Да, конечно! У Дарема отличный слух.
Может быть, я пишу так, как пишу, потому что все эти годы я провел в котле того, что не говорил бегло на родном языке моих одноклассников.Те несколько лет, когда мне говорили, что я говорю на неправильном языке.
Семейная правовая система законов
Оглядываясь назад, мы можем увидеть, что наша первая попытка установить семейные законы была довольно комичной. Как молодые родители с нашими тремя маленькими детьми, мы попытались составить список семейных правил по номинациям (я думаю, тогда мы все еще считали семью демократией!). Дети подбадривали все, от «Никого не ударяйте» до «Никогда не вставляйте вилки в розетку — вы можете быть шокированы.Мы послушно занесли каждого в большой список, и вскоре у нас было тридцать семь «семейных законов». Никто на самом деле их не вспомнил и не обратил на них особого внимания, и однажды наш семилетний ребенок пожаловался: «Папа, даже в Библии есть только десять правил!»
С годами мы это выяснили. Нам нужно было небольшое количество очень простых правил, каждое с четкими последствиями его нарушения, но с положением о покаянии, с помощью которого извиняющиеся дети могли избежать последствий или наказания. В итоге получилось пять односложных слов:
.
Peace: Или вы сидите на «скамейке для раскаяния» с другим «бойцом», пока не сможете сказать, что вы сделали неправильно — «нужны двое, чтобы запутаться», — и обнимаете другого ребенка и просите его простить вас. .
Respect: Или мы начнем сначала, пока вы не получите правильный ответ и не дадите уважительный ответ. Если я попрошу вас вынести мусор, а вы будете ныть по этому поводу или извинитесь, я начну сначала и попытаюсь очень вежливо, но прямо спросить вас: «Сынок, пожалуйста, вынеси мусор». Подчеркнутое «пожалуйста» — это триггерное слово, которое напоминает ребенку, что он должен отвечать уважительно и что вы будете продолжать все сначала, пока он не ответит.
Заказ: Приведите свою комнату в порядок, иначе вас ждут штрафные санкции: вы не сможете никуда пойти, пока не приведете в порядок.
Спрашиваю: Мы хотим всегда знать, где вы находитесь, поэтому, если вы забудете спросить, в следующий раз, когда вы захотите куда-то пойти, ответ будет отрицательным. Такое же наказание применяется к комендантскому часу.
Послушание: Вы можете спросить, почему, и я попытаюсь сказать вам, и, возможно, даже передумаю, но только один раз спросите, почему, а затем подчинитесь. Помните, когда-нибудь вы станете родителем.
Оглядываясь назад, на более чем двадцать пять лет попыток установить и соблюдать эти пять семейных законов, мы обнаруживаем, что в них заключены некоторые из наших самых заветных воспоминаний (от жарких дискуссий о комендантском часе до всех, кто пытается помочь ребенку его комната прибралась, чтобы он мог выйти, не нарушая закона).
Некоторые из наших самых интересных воспоминаний связаны с законом мира и «скамьей покаяния». Каким-то образом у нас появились невероятно волевые дети, и «соперничество между братьями и сестрами» — довольно мягкий термин для описания соперничества, спора и открытой борьбы, которые возникают так предсказуемо. Мы пришли к идее «скамейки для раскаяния», потому что мы, как родители, никак не могли решить все вопросы. Пытаться выяснить, кто был прав, а кто виноват — быть судьей и присяжными, пытаться решить, кого и как наказать, — было утомительно.И мы хотели (чтобы) дети научились решать проблемы самостоятельно.
Наша «скамья для раскаяния» — это короткая неудобная скамья, которую мы достали из старой церкви. Правило простое: любые два члена семьи, которые ссорятся (спорят, кричат, не соглашаются), должны сидеть вместе на этой скамейке, пока каждый из них не скажет, что он сделал не так (а не другой человек), и сможет, обнявшись, сказать другому: «Мне очень жаль. Ты простишь меня?» Мы подчеркнули, что оба «бойца» всегда частично виноваты.
О, «раскаяние», которое мы видели! От детей, которым приходилось сидеть там полчаса, пытаясь понять, что они сделали не так, до детей, которые раскаиваются по пути к скамейке, чтобы им вообще не пришлось сидеть там. Объятия и «извинения», даже если их главная мотивация — сбежать со скамейки, притупляли плохие чувства тысячу раз и способствовали любви наших детей друг к другу и их способности разрешать собственные конфликты.
Каждый из четырех других законов имеет не менее интересную историю и стал частью нашей семьи.
Семейные законы нуждаются в регулярном обсуждении и повторении. Их установка в первую очередь должна быть очень коммуникативным процессом. Дети должны понимать, что цели законов — безопасность и счастье, и что они показывают рост, а не уменьшение доверия и любви.
Законы и правила — с любовью сформулированные, объясненные и соблюдаемые — обеспечивают детям безопасность и явное проявление родительской любви и заботы. Неоднократно подчеркивайте, что законы касаются безопасности и счастья совместной жизни.Сравните их с правилами дорожного движения, гражданскими законами и школьными правилами. Скажите им, что законы показывают нашу любовь и заботу друг о друге и демонстрируют наше желание иметь хорошую, упорядоченную семью, в которой члены семьи заботятся друг о друге, — семью, которая готовит нас к жизни самостоятельно.
Скажите детям, что у вас так мало законов, потому что вы им доверяете и знаете, что они всегда будут пытаться принимать правильные решения. Объясните: несколько хороших правил могут сохранить безопасность и крепость семьи и дать ее членам больше свободы.
Ваши собственные законы и правила в вашей семье могут отличаться от наших, но принципы, лежащие в основе них, должны быть такими же: простота, последовательность, наказания за «естественные последствия» и положение о «покаянии», чтобы избежать наказания.
По мере взросления детей могут добавляться другие правила (например, комендантский час).

Встреча. Покаяние / Православие.Ru

Мастерская Петра Фоменко: Фоменко среди трех сестер

Что такое покаяние. Семь смертных грехов. Наказание и покаяние

Читайте также

Что такое покаяние

ПОКАЯНИЕ

Покаяние

9:1–37 Покаяние

Что такое хорошо, и что такое плохо

Что такое хорошо, и что такое плохо

ПОКАЯНИЕ

Что такое покаяние?

Покаяние.

Покаяние

ПОКАЯНИЕ

Что такое теория? Что такое факт?

Что такое покаяние

1. Что такое Покаяние?

Почему сын эмигрантов первой волны Мусин-Пушкин снова покидает Россию — Российская газета

«Квартиру на Лубянке пришлось освятить»

«Мой дед прошел три войны»

«Русским я стал в Le Chateau des Russes»

«В Риве из русского — только Замок и могилы…»

«Отец болезненно не принимал советского…»

«Жить в России не смогу»

плотные пространства и размытые границы

Страница не найдена

Глава пятая. КАК ЗА ГРЕХ ЛЮБВИ НАЛОЖЕНО БЫЛО СТРОГОЕ ПОКАЯНИЕ И НАСТУПИЛА ЗАСИМ ВЕЛИКАЯ ПЕЧАЛЬ

Духовный успех или беда? — четверть 3, лекция 4

Урок четвертый

Тексты: Марка 10: 17-20; Луки 15:29; Матфея 15: 1–9; Иоанна 3: 19,20

Авторские права © 2000

Луки 24:47 и во имя Его будет провозглашено покаяние и прощение грехов всем народам, начиная с Иерусалима.

How to Разрушайте твердыни сатаны в своей жизни

Покаяние | Побочные квесты — The Elder Scrolls V: Skyrim Game Guide

Анализ дискурса опосредованного признания в первый пятилетний срок Си Цзиньпина

Парижское обозрение — Покаяние искусствоведа, 1925 г.

Семейная правовая система законов

Добавить комментарий Отменить ответ

Рубрики