Социогенетическая теория э эриксона: Теория личностного развития человека э. Эриксона

Опубликовано 15.07.202131.05.2021 автором alexxlab

Содержание

Социогенетический подход. Концепция Э. Эриксона

1. Социогенетический подход Концепция Э. Эриксона

Социогенетиче
ский подход
Концепция Э.
Эриксона
Психосоциальная
теория развития
человека.(Теория
кризисов)
Первая стадия (орально — сенсорная ) развития
человека
соответствует
классической
психоаналитической оральной стадии и охватывает
первый год жизни. Кризис первого года связан с тем,
удовлетворяются или нет основные физиологические
потребности ребенка, В первом случае удачного
социального взаимодействия на одном полюсе будет
формироваться доверие к окружающему миру, а на
другом
полюсе
неудачных
взаимодействий
недоверие к нему.
Вторая стадия (мышечно — анальная) охватывает
второй и третий год жизни и совпадает с анальной
стадией Фрейда. В этот период считает Эриксон у
ребенка развивается чувство автономности на
основе
овладения
моторными
навыками,
психическими
способностями,
навыками
чистоплотности.

Если
родители
оказывают
поддержку ребенку, не торопят его, не ругают за
просчеты, по кризис протекает с положительным
итогом своей самостоятельности. Но если родители
бранят ребенка, считают его неумелым, или не дают
возможности самому достичь желаемого результата,
что будет реализован другой полюс, отрицательный.
У ребенка возникнет чувство стыда и неуверенности
• Третья стадия (локомоторно — генитальная)
приходится на возраст от четырех до шести лет. Ребенок
на этой стадии осваивает многие сложные психомоторные
навыки (езда на велосипеде, лыжах, коньках), он
придумывает игры, способен занять себя и даже быть
помощником. Социальный параметр этой стадии
развивается между чувством инициативы на одном полюсе
и чувством вины на другом. Взрослые, которые
способствуют проявлению инициативы ребенка,
осуществлению его планов, помогают ему пройти кризис с

положительным результатом. Тогда как сомнения взрослых
в возможностях ребенка, нежелание и боязнь его
инициативности приводят к тому, что ребенок уносит
чувство вины на следующую стадию развития.

• Четвертая стадия ( латентная) охватывает период от
шести до одиннадцати лет. Это период обучения в школе,
когда у ребенка особенно актуализированы
познавательные способности и он осваивает знания и
навыки данного социума. Взрослые поощряя тягу ребенка
к освоению нового, к достижению результатов
поддерживают в нем чувство компетентности . Насмешки
дома и в школе, неудачи в учебе и дружбе со сверстниками
способствуют развитию чувства неполноценности у
ребенка, которое будет трудно преодолеть на следующих
• Пятая стадия (кризис подросткового возраста).
Эриксон считает, что возникающий в этот период
параметр связи с окружающим колеблется между
положительным полюсом идентификации Я (то есть
на опознание собственной индивидуальности) и
отрицательным полюсом путаница ролей.
Положительный полюс означает обретение
подростком своей индивидуальной тождественности:
Я — юноша, высокий и красивый, несколько
вспыльчивый, но добрый и мягкий.

Я способен к
математике и надеюсь добиться в этой области
успехов. Я создам семью и буду всегда верить в
дружбу и любовь и т п. Подросток преобретает
представления о себе в связи со своим прошлым,
настоящим и будущем. Я — как индивидуальность.
Подросток созревает физиологически и
психологически и у него появляются новые взгляды
на вещи, новый подход к жизни, новые ощущения
собственного тела. У подростка встает задача
объединить все, что он теперь знает о самом себе,

своих новых ролях в единое целое, осмыслить его и
связать с прошлым и проецировать в будущее. Если
На этой стадии родители играют только косвенную
роль. Кризис подросткового возраста есть результат
всех предыдущих. Если у ребенка было доверие к
миру, чувство инициативы, компетентности, то его
шансы на идентификацию, значительно возрастают.
Для подростка исполненного чувством недоверия,
стыдливого, неуверенного, осознающего свою
неполноценность решить задачу идентификации
будет очень сложно.

Подросток не может определить
свое Я. У него появляются симптомы путаницы
ролей, неуверенность в понимании кто он такой,
куда идет. Подобная путаница ролей часто приводит
подростков в преступные группы правонарушителей,
наркоманов, алкоголиков. Однако отрицательное
прохождение кризиса подросткового возраста еще
не означает, что человека останется неприкаянным
всю жизнь, а тот, кто обрел ясные представления о
своем Я не будет разочарован в сталкновениях с
жизнью. Эриксон подчеркивал, что жизнь
представляет непрерывную смену аспектов развития
и успешное решение проблем на одной стадии не
гарантирует человеку отсутствие проблем на
• Шестая стадия (ранней зрелости) проходят
молодые люди 20 -25 лет. Специфический для
этой стадии параметр заключен между полюсом
близости и отрицательным — одиночества. Под
близостью Эриксон понимает не только
физическую близость, а способность близости
своего Я. Такое обретение себя в другом человеке
может быть при построении семьи или в дружбе.

Но если ни в браке, ни в дружбе человек не
достигает близости, тогда его уделом становится

одиночество — состояние человека, которому не с
кем разделить свою жизнь, не о ком заботиться.
• Седьмая стадия (средняя зрелость) относится к возрасту
26 -64 года. Основная проблема этой стадии — это выбор
между продуктивностью и инертностью. Продуктивность
связано с заботой о будущем поколении, о понимании
общечеловеческого контекста не только собственной
жизни , но и жизни своих детей. Так, на этой стадии
появляется новый параметр личности с
общечеловечностью на одном конце шкалы и
самопоглащенностью на другом. Общечеловечностью
Эриксон называл способность человека интересоваться
судьбами людей за перделами семейного круга,
задумываться над жизнью будущих поколений,
формами будущего устройства. Подобное чувство
возникает не обязательно при наличие собственных
детей. Тот, у кого это чувство сопричастности
человечеству не выработалось, сосредотачивается
полностью на себе и главной его заботой становится

удовлетворение своих потребностей и собственный
комфорт.

• Восьмая стадия (поздняя зрелость), завершающая
жизненный цикл человека, относится к возрасту от 65 лет
до смерти человека. Это время, когда люди оглядывются
назад и пересматривают свои жизненные решения.
Эриксон считал, что для этой стадии характерен не столько
новый психосоциальный кризис, сколько суммирование,
интеграция и оценка всех прошлых стадий развития.
Эриксон говорил, что только у того, кто каким — то образом
заботился о делах и людях, кто переживал триумфы и
поражения в жизни, кто был вдохновителем для других и
выдвигал идеи — только у того могут постепенно созреть
плоды семи предшествующих стадий. Чувство интеграции
Я проистекает из способности человека получить
удовлетворение от прожитого, принятия себя со всеми

удачами и промахами в прошлом как единого проявления
своей личности. Подобная интеграция рождает мудрость,
которая видит свое продолжение в детях или своем
творчестве и не страшится смерти.

На противоположном
полюсе находятся люди, относящиеся к своей жизни как
череде нереализованных возможностей и ошибок. Он
осознает, что начать все сначала невозможно и
упущенного не вернуть. Такого человека охватывает
отчаяние, озлобленность, недовольство своим положением,
• Доверие или недоверие. По тому, как за ними
ухаживают в младенчестве, дети узнают, заслуживает ли
окружающий мир доверия. Если их потребности
удовлетворяются, если к ним относятся со вниманием и
заботой
и
обращаются
с
ними
довольно
последовательно, у малышей складывается общее
впечатление о мире, как о месте безопасном и
достойном доверия. С другой стороны, если их мир
противоречив, причиняет им боль, вызывает стресс и
угрожает их безопасности, то дети научаются ожидать от
жизни именно этого и считают, что она непредсказуема
и не заслуживает доверия. Предмет конфликта
развития: Могу ли я доверять миру?
• Автономия или стыд и сомнения.

Начиная ходить,
дети открывают для себя возможности своего тела и
способы управления им. Они учатся есть и одеваться,
пользоваться туалетом и осваивают новые способы
передвижения. Когда ребенку удается что-либо сделать
самостоятельно, он обретает чувство самоконтроля и
уверенности в себе. Но если ребенок постоянно терпит
неудачи и его за это наказывают или называют грязным,
неряшливым, неспособным, плохим, он привыкает
испытывать стыд и сомнение в собственных силах.
Предмет конфликта развития: Могу ли я управлять

своим поведением?
• Инициатива или чувство вины. Дети в возрасте 4 — 6
лет переносят свою исследовательскую активность за
пределы собственного тела. Они узнают, как устроен
мир и как можно на него воздействовать. Мир для них
состоит как из реальных, так и из воображаемых людей
и вещей. Если их исследовательская деятельность в
целом эффективна, они научаются обращаться с людьми
и вещами конструктивным способом и обретают сильное
чувство инициативы.

Однако если их строго критикуют
или наказывают, они привыкают чувствовать себя
виноватыми за многие свои поступки. Предмет
конфликта развития: Могу ли я стать независимым от
родителей и исследовать границы своих возможностей?
• Трудолюбие или чувство неполноценности. В
возрасте от 6 до 11 лет дети развивают многочисленные
навыки и умения в школе, дома и среди своих
сверстников. Согласно теории Эриксона, чувство «Я» при
реалистичном росте компетенции ребенка в различных
областях. Все большее значение приобретает сравнение
себя со сверстниками. В этом возрасте особенно сильный
вред наносит негативное оценивание себя по сравнению
с другими. Предмет конфликта развития: Могу ли я стать
настолько умелым, чтобы выжить и приспособиться к
миру?
• Идентичность или смешение ролей. До наступления
юности дети узнают целый ряд разных ролей — ученика
или друга, старшего брата или сестры, ученика
спортивной или музыкальной школы и т.

п. В отрочестве
и юности важно разобраться в этих различных ролях и
интегрировать их одну целостную идентичность. Юноши
и девушки ищут базисные ценности и установки,
охватывающие все эти роли. Если им не удается
интегрировать стержневую идентичность или разрешить
серьезный конфликт между двумя важными ролями с
противоположными системами ценностей, результатом
становится то, что Эриксон называет диффузией
идентичности. Предмет конфликта развития: Кто я?
Каковы мои убеждения, взгляды и позиции?
• Близость или изоляция. В поздней юности и ранней
взрослости
центральным
противоречием
является
конфликт между близостью и изоляцией. В описании
Эриксона близость включает в себя нечто большее, чем
сексуальную близость. Это способность отдать часть
себя другому человеку любого пола, не боясь потерять
свою идентичность. Успех при установлении такого рода
близких отношений зависит от того, как были
разрешены пять предыдущих конфликтов.

Предмет
конфликта развития: Могу ли я полностью отдать себя
другому человеку?
• Генеративность или стагнация. Во взрослости, после
того как предыдущие конфликты частично разрешены,
мужчины и женщины могут уделять внимание и
оказывать помощь другим людям. Родители иногда
находят себя, помогая своим детям. Некоторые люди
могут бесконфликтно направлять свою энергию на
разрешение социальных проблем. Но неудачи при
разрешении предыдущих конфликтов (преодоление
предыдущих кризисов) часто приводит к чрезмерной
поглощенности собой: излишней озабоченности своим
здоровьем, стремлению немедленно удовлетворить свои
психологические потребности, уберечь свой покой и т. п.
Предмет конфликта развития: Что я могу предложить
будущим поколениям?
• Целостность эго или отчаяние. На последних этапах
жизни люди обычно пересматривают прожитое и поновому оценивают его. Если человек, оглядываясь на
свою жизнь, испытывает удовлетворение, потому что она
была наполнена смыслом и активным участием в
событиях, то он приходит к выводу, что жил не зря и
полностью реализовал то, что было ему отпущено
судьбой.

Тогда он принимает свою жизнь целиком,
такой, какая она есть. Но если жизнь кажется ему
напрасной
тратой
сил,
чередой
упущенных
возможностей, у него возникает чувство отчаяния.
Очевидно, что то или иное разрешение этого последнего
в жизни человека конфликта зависит от совокупности
опыта,
накопленного
в
ходе
разрешения
всех
предыдущих конфликтов. Предмет конфликта развития:
Доволен ли я своей жизнью?

Социогенетическая концепция личности | Psylist.net

Социогенетическая концепция рассматривает развитие личности как результат прямых воздействий окружающей социальной среды, как слепок со среды. При этом, так же как и в биогенетической концепции, игнорируется собственная активность развивающегося человека, ему отводится пассивная роль существа, лишь приспособляющегося к окружающей обстановке. Если следовать социогенетической концепции, то остается необъясненным, почему в одной и той же социальной среде вырастают подчас столь разные люди. Социогенетический подход акцентирует внимание на социальных факторах развития, процессах социализации. Так, например, теория К. Левина связывает проблемы юношества с факторами окружающей среды, считая поведение человека функцией одновременно личности и ее среды.

Основное содержание социогенетического подхода наиболее ярко представлено в концепции Э. Эриксона. В ней каждая стадия развития определяется той кризисной ситуацией, которая должна быть разрешена с целью дальнейшего беспрепятственного процесса развития. По его мнению, развитие личности обусловлено результатами преодоления кризиса (конфликта), возникающего в узловых точках процесса развития. Так, основной задачей первой стадии является установление доверия ребенка к внешнему миру; наличие чувства доверия является основой формирования положительного самоощущения. Ребенок при этом узнает, может ли он положиться на взрослых, способны ли они заботиться о нем, любить его, поддерживать позитивные эмоции. Если этого нет, ребенок не сможет овладевать новыми видами деятельности. Длится этот период от рождения до 1 года.

Третья стадия начинается с разворачивания конфликта между инициативой и чувством вины. У ребенка в начале этой стадии появляются первые представления о том, каким человеком он может стать. Для третьей стадии характерна энергичная и настойчивая познавательная деятельность. Поэтому так важна нормальная и адекватная реакция, поддержка родителями и другими взрослыми такого исследовательского поведения ребенка. Возрастные границы периода от 3 до 6 лет.

Основная трудность пятой стадии состоит в конфликте между формирующимся чувством идентичности и ролевой неопределенностью. Сформировать идентичность – значит научиться верно идентифицировать себя с взрослыми. Возрастные границы от 13 до 18 лет.

Основным конфликтом шестой стадии развития, приходящейся на период ранней взрослости, Э. Эриксон считал конфликт между близостью и изоляцией.

Задача седьмой стадии – в развитии у себя целеустремленности, которая делает жизнь продуктивной. Это возможно при условии удачного разрешения предыдущих конфликтов.

На заключительном этапе своей жизни люди обычно ретроспективно просматривают свою жизнь, по-новому оценивают ее.

Вконтакте

Facebook

Twitter

Одноклассники

Социогенетическая концепция

Социогенетическая концепция возникла в 19 веке и, по сути, явилась ответом на биологическую. Теоретические основы данной концепции заключаются в следующем:

· развитие личности – это в первую очередь результат влияния окружающей среды, который является решающим фактором в развитии;

· основой становления личности является воспитание и обучение;

· развитие предполагает усвоение опыта окружающего мира.

Основные идеи, которые рождает социальная концепция, отражаются следующими формулировками:

· ребенок в социальной концепции представляется чистой доской;

· социальные нормы усваиваются в процессе развития;

· анализ окружающей социальной среды дает знание об индивиде;

· ребенок пассивно воспринимает внешнюю среду, воздействующую на него.

Так же, как и в биологической концепции, в социальной развивается множество теорий. Одной из самых известных является теория социального научения. Ученые придерживающиеся этой теории считают, что индивидуальные различия между людьми – это результат научения. В рамках этой теории Миллер дал четкое обоснование процессам личностной социализации.

Социальная концепция получила широкое распространение в Советском Союзе в 20-30-х годах двадцатого столетия. Согласно утверждениям советских ученых только 10% в процессе развития ребенка определяется инстинктами и наследственностью. Остальные 90% — это результат влияния среды.

Говоря о социогенетической концепции нельзя не сказать о теории предложенной Выготским. Он считал среду основным источником развития личности. Два очень взаимосвязанных направления развития человека выделял Выготский. Это естественное созревание и овладение способами поведения, мышления, а также культурой. Личность для Выготского – это социальное понятие.

Основным достижением социогенетической концепции можно считать выяснение значимости среды для становления и развития личности.

Типологии личности.

Типология личности — фундаментальная проблема психологического познания. Одним из первых ее постановку и тщательный анализ осуществил Карл Густав Юнг в классическом труде «Психологические типы». Следует отметить, что вопросы типологии не ограничиваются общими принципами группировки отдельных личностных свойств и подструктур, но предполагают рассмотрение личности как цельного субъекта, отличающегося от других субъектов не только по темпераменту и характерологическим проявлениям, но и по специфическому образу жизни, способу восприятия окружающего мира, мировоззрению, системе ценностей и т.д.

Как видно из краткого обзора классификаций темперамента и характера, при выделении типов личности учитываются ее устойчивые индивидные или социально сформированные характеристики, такие как особенности телесной конституции, свойства нервной системы, акцентуации и т.д. Однако наряду с психофизиологическими и психиатрическими критериями оценки, могут быть выделены наиболее общие основания, позволяющие типизировать личность в ее целостности и специфике психической деятельности.

Одна из таких попыток была осуществлена Иваном Петровичем Павловым, который, наряду с описанием четырех типов темперамента, выделил три «сугубо человеческих типа» высшей нервной деятельности: мыслительный, художественный, средний. В основе павловской типологии лежит соотносительное участие первой и второй сигнальной системы в восприятии мира и организации активности человека.

По Павлову, представители мыслительного типа, характеризующегося преобладанием активности второй сигнальной системы левого полушария головного мозга, весьма рассудительны, склонны к детальному анализу жизненных явлений, к отвлеченному абстрактно-логическому мышлению. Их чувства отличаются умеренностью, сдержанностью и обычно выражаются вовне, лишь пройдя через «фильтр разума». Люди этого типа, как правило, интересуются математикой, философией, их увлекает научная деятельность.

У людей художественного типа преобладает активность первой сигнальной системы правого полушария головного мозга и наблюдается развитое образное мышление, на которое накладывают отпечаток высокая эмоциональность, яркость воображения, непосредственность и живость восприятия действительности. Их интересуют, прежде всего, искусство, поэзия, музыка, театр, они успешно реализуют себя в писательском и художественном творчестве. В противоположность скептицизму мыслительного типа, личности художественного склада нередко оказываются «романтическими натурами».

Большинство людей (до 80%) относятся к «золотой середине», среднему типу. В их характере незначительно преобладает рациональное или эмоциональное начало, и это зависит, главным образом, от воспитания и жизненных обстоятельств. Проявляться указанные типологические особенности начинают к 12-16 годам: одни подростки большую часть времени отдают литературе, музыке, искусству, другие — шахматам, физике, математике, поэтому подростковый возраст вполне благоприятен для предварительной профориентации.

Другой пример системной разработки проблем типологии личности — теория психологических типов К.Г. Юнга. Юнг связывал типологические различия с двумя факторами: 1) преобладание определенной установки сознания в психической деятельности индивида; 2) доминирование одной из основных психических функций.

В теории Юнга выделяются две установки или ориентации сознания, соответствующие двум направлениям психической энергии: интроверсия и экстраверсия.

Интроверсия предполагает направленность психической активности на феномены и содержания внутреннего мира субъекта, его мысли, фантазии, переживания. В данном случае мотивирующая сила поступков исходит от самого субъекта и в меньшей степени зависит от внешних («объективных») обстоятельств. Интроверт — это человек, обращенный вглубь себя, прислушивающийся к «внутреннему голосу», ведущий интенсивную внутреннюю жизнь и проявляющий незначительный интерес к окружающему.

Экстраверсия, наоборот, обращает человека к миру внешних явлений и событий. При этом наблюдается преимущественная направленность вовне, на объект: зависимость от него или повышенный интерес к нему. Экстраверт в своих мыслях, чувствах и поступках склонен подчиняться «объективным» внешним требованиям или «притягательной силе» объекта. Юнг подчеркивал, что эти два типа не являются жестко закрепленными.

Интроверсия и экстраверсия наблюдаются в душе любого человека и в естественном жизненном процессе закономерно сменяют друг друга, чередуются, подобно фазам систолы (сокращение сердца, тогда кровь нагнетается в артерии) и диастолы (расширение полостей сердца вследствие расслабления его мышц, сердце «отдыхает»). Интровертированность или экстравертированность означают лишь преимущественную направленность сознания. (Отметим, что понимание Юнга не совпадает полностью с трактовками интроверсии и экстраверсии, положенными Г. Айзенком в основу его знаменитого теста).

Второй значимый фактор дифференциации психологических типов — максимальная выраженность одной из четырех психических функций, к которым относятся: мышление, чувство, ощущение и интуиция. Та или иная функция становится определяющей в жизни индивида, другая оказывается подчиненной и вспомогательной, еще две — остаются недифференцированными (неразвитыми) и действуют преимущественно на бессознательном уровне. В зависимости от этого фактора человек в своем восприятии мира и поведении преимущественно опирается либо на рациональное суждение, либо на эмоциональную и этическую оценку событий; либо на факты и впечатления, либо на интуитивное (целостное и до конца не осознанное) понимание.

По данному критерию выделяются следующие типы:

мыслительный, эмоциональный, сенсорный и интуитивный.

Каждый тип может быть интровертированным или экстравертированным, поэтому всего Юнгом детально описаны восемь возможных типов личности.

Типологии личности могут строиться по самым разным критериям, например, по характеру направленности личности, ее интересов, идейных ориентиров и убеждений, а также в соответствии с культурно обусловленными типами мировоззрения.

К данной группе относятся «идеологические» типологии, в частности, классификация Эдуарда Шпрангера. В ней выделяются шесть типов личности, на основе шести универсальных ценностных ориентаций. Выделенные Шпрангером ценности присущи в определенной мере всем людям и являются стержневыми в человеческой жизни. У различных людей наблюдаются те или иные комбинации приведенных ниже ценностей, с преобладанием какой-либо одной из них.

Теоретическая. Человек, придающий приоритетное значение этой ценности, прежде всего, заинтересован в раскрытии истины.

Экономическая. «Экономический» человек, в первую очередь, ценит то, что полезно и выгодно,

Эстетическая. Такой человек преимущественно ориентирован на совершенную форму и гармонию.

Социальная. Наивысшей ценностью для «социального» человека является любовь и признание людей.

Политическая. Доминирующий интерес политического типа — впасть. Ему соответствует «человек силы».

Религиозная. Люди этого типа, главным образом, заинтересованы в понимании мира как единого целого, управляемого высшими силами, Богом, абсолютом или первопринципом.

Аналогичного аксиологического (ценностного) подхода придерживался и Гордон (Уиллард) Олпорт, полагавший, что типы личности должны определяться в соответствии с различиями в ценностных системах разных индивидуумов. По Олпорту, ценности можно представить, как наиболее сложные, глубинные личностные черты или диспозиции, служащие главным критерием отнесения человека к определенному типу.

Другими примерами типологии, могут служить классификации, построенные на основе различий в профессиональных ориентациях, или социально-психологические классификации, в которых критерием выступают социальные роли личности, стиль лидерства (классификация К. Левина) и т.д.

Специфика современных разработок проблем психологической типологии в отечественной науке (исследования К.А. Абульхановой-Славской, Б.С. Братуся, А.И. Крупнова и др.) заключается в стремлении анализировать личность не как автономный комплекс устойчивых свойств, но в плане личностной активности, носящей типологический характер, в свете сложного отношения «человек — жизненный путь». В этом направлении создаются качественно новые типологии: инициативы, ответственности, семантического интеграла активности личности, личностной способности к организации времени, социального мышления и ряд других.

Социогенетический подход — Студопедия

Социогенетический подход Социогенетический подход

Лекция Ермолаевой М.В. Социогенетический подход Согласно этому подходу, психика ребенка на момент рождения представляет собой «чистую доску» и все можно сформировать благодаря научению. Поэтому к социогенетическому подходу часто относят теорию социального научения (социобихевиоризм).

1-я теория научения возникла в конце 30-х годов, ее представители Миллер, Долард, Сирс, Уайтинг. Они сделали попытку перевести важнейшие понятия психоаналитичной личности на язык теории научения. Они наметили основные линии исследования: 7. социальное научение в процессе воспитания ребенка 8. кроскультурный анализ (анализ воспитания в разных культурах) 9. развитие личности Они ввели термин «социальное научение». Социализацию рассматривают как процесс, который позволяет ребенку занять свое место в обществе, по их мнению, это происходит в результате научения. В целом они рассматривали Детство как период переходящего ………., а маленький ребенок как дезориентированного, заторможенного, не способного к высшим нервным проявлениям. 2-я теория научения Бандура, Уолтерс, Гевирц, Д. Баер. Бандура определил термин «социальное научение» как визуальное научение, путем наблюдения. Для дошкольников социальное научение – это научение путем подражания. Для подростка — это научение путем наблюдения за последствиями поступков других людей. Бандура включил в систему «стимул – реакция» 4 новых медиатора, в результате которых подражание приводит к формированию нового поведения: память, внимание к действию модели, мотивация, моторные навыки разрешающие поведение. 3-я теория научения Бронтенбреннер, Аронфрид. Уделяли особое внимание анализу семьи и др. социальным институтам как важнейших факторов создания структуры личности. Оторванность молодых от настоящего дела приводит их к отчуждению. Выготский писал, что в американской психологии развития из понятия биологическая реакция полностью выводится социальная среда, а перенесение эволюционного принципа на изучение онтогенеза раскрывает целиком природу социального формирования личности. Лекция Светловой Н.В. Социогенетические теории — бихевиоризм — теории социального научения в США (основал Доллард, Миллер) Суть теорий: в бихевиоризме основным фактором, движущей силой психического развития является среда. Источник развития лежит во вне организма. Взрослый подкрепляет различные формы поведения ребенка, закрепляя у него положительные реакции в схеме стимул – реакции, этот процесс называется научение. Психическое развитие в американской психологии рассматривают как количественный процесс накопления навыков, связей, привычек, поэтому на каждом возрастном этапе выделяется система задач, которые личность должна решить в своей жизнедеятельности. Этот подход к диагностике развития через отслеживание задач предложил Гезелл. Представители социогенетического научения – Скиннер, Сирс, Бандура, Бронфенбреннер итд. Периодизация по Крайгу 0 – 1м– период новорожденности 1 м -2 г– преод младенчества 2-6 – раннее детство 6-12 – среднее детство 12-18 (20) – подростковый и юношеский возраст 20-40 – ранняя взрослость 40-60 – средняя взрослость 60 и больше – поздняя взрослость

Теория А. Гезелла

Теория А. Гезелла развитие не простая функция, определяющаяся х — элементами наследственности и Теория А. Гезелла у — элементами среды. Это самообусловливающийся процесс, поскольку развитие — приспособление ребенка к окружающей социальной среде, т. е. адаптация. Чтобы решить проблему взаимоотношения биологического и социального в процессе развития, нужен был адекватный метод. исследования проводимые А. Гезеллом – сравнительное исследование близнецов (близнецовый метод). Близнецы бывают монозиготными (МЗ — идентичная наследственность) и дизиготными (ДЗ — у них разные наследственные основы). Возникает перспектива исследования относительного влияния наследственности и среды на психическое развитие детей, на их поведение. Сопоставляя коэффициенты различий в этом развитии, можно судить о взаимоотношении биологического и социального. Он ввел в психологию метод логитюдного (продольного) исследования, разработал практическую систему диагностики психического развития ребенка от рождения до юношеского возраста, проводил систематические сравнительные исследования нормы и разных форм патологии. В своих исследованиях А. Гезелл ограничивался чисто количественным изучением сравнительных срезов детского развития, сводя развитие к простому увеличению, «приросту поведения», не анализируя качественных преобразований при переходе от одной ступени развития к другой, подчеркивал зависимость развития лишь от созревания организма. А. Гезелл обратил внимание на снижение темпа развития с возрастом: чем моложе ребенок, тем быстрее происходят изменения в его поведении. Лекция Ермолаевой М.В.

Концепция А. Гезелла

« + »Создатель нормативного подхода к исследованию детского развития « + »Создатель феноменологии развития от рождения до 16 лет Создатель лонгитюда, зеркала Гезелла разрабатывал практическую систему диагностики психического развития ребенка, которая базировалась на систематических сравнительных исследованиях норм и патологии с помощью кино и фото регистрации возрастных изменений моторики, общения, речи. « – »Он ограничевался чисто количественным изучением сравнительных срезов, сводя развитие к «приросту» поведения. Выготский назвал концепцию Гезелла теорией эмпирического эволюционизма, которая рассматривает социальное развитие ребенка, как разновидность биологического, как приспособление к среде.

Л. С. Выготский – преформиро ванный и непреформиро ванный типы развития

Л. С. Выготский различал преформированный и непреформированный типы развития. Преформированный тип — это такой тип, когда в самом начале заданы, закреплены, зафиксированы как те стадии, которые явление (организм) пройдет, так и тот конечный результат, который явление достигнет. Здесь все дано с самого начала. Пример — эмбриональное развитие. Подобно ему, психическое развитие рассматривалось Ст. Холлом как краткое повторение стадий психического развития животных и предков современного человека. Непреформированный тип развития наиболее распространен на нашей планете. К нему же относятся и развитие Галактики, развитие Земли, процесс биологической эволюции, развитие общества. Процесс психического развития ребенка также относится к этому типу процессов. Непреформированный путь развития не предопределен заранее. Дети разных эпох развиваются по-разному и достигают разных уровней развития. С самого начала, с момента рождения ребенка не даны ни те стадии, через которые он должен пройти, ни тот итог, которого он должен достигнуть.

Концепция А. Валлона

Концепция А. Валлона Исследовал внутренние причины развития психики, акцентировал внимание на связи социума и психики ребенка. А. Валлон подчеркивал, что социум абсолютно необходим для маленького ребенка, неспособного ничего сделать самостоятельно. Реакции ребенка постоянно должны быть дополнены, поняты, проинтерпретированы взрослым человеком. Человеческий ребенок есть существо социальное генетически, биологически. Социальная природа человека не насаждается путем внешних влияний, социальное уже включено в биологию как абсолютная необходимость. В процессе развития ребенка А. Валлон отмечал два кардинальных момента: переход от органического к психическому (здесь особое место принадлежит эмоциям, которые объединяют его с социальным миром, в них осуществляется симбиоз органического и психического) и переход от действия к мысли (он возможен благодаря подражанию). В основе динамики стадий развития лежит изменение деятельности: «Переход от одной стадии развития ребенка к другой является результатом того, что деятельность, преобладающая на первой стадии, становится второстепенной и, может быть, даже вовсе исчезает на следующей» Концепция А. Валлона развивалась в направлении преодоления биогенетического подхода к исследованию психики ребенка. А. Валлон критиковал идею предопределенности развития со стороны наследственности, игнорирование зависимости онтогенетического развития от форм и способов взаимоотношений ребенка с окружающим миром (прежде всего со взрослыми), от характера и содержания его собственной деятельности.

Эпигенетическая концепция Э. Эриксона Эпигенетическая концепция Э. Эриксона

Эпигенетическая концепция Э. Эриксона Теория Э. Эриксона возникла из практики психоанализа. Однако, в отличие от теории 3. Фрейда, его модель развития является психосоциальной, а не психосексуальной. Тем самым акцентировались воздействия культуры и общества на развитие, а не влияние удовольствия, получаемого от стимуляции эрогенных зон. По его мнению, основы человеческого «Я» коренятся в социальной организации общества По мнению Э. Эриксона, каждой стадии развития отвечают свои, присущие данному обществу ожидания, которые индивид может оправдать или не оправдать, и тогда он либо включается в общество, либо отвергается им. Эти соображения Э. Эриксона легли в основу двух наиболее важных понятий его концепции — «групповой идентичности» и «эгоидентичности». Групповая идентичность формируется благодаря тому, что с первого дня жизни воспитание ребенка ориентировано на включение его в данную социальную группу — на выработку присущего данной группе мироощущения. Эгоидентичность формируется параллельно с групповой идентичностью и создает у субъекта чувство устойчивости и непрерывности своего «Я», несмотря на те изменения, которые происходят с человеком в процессе его роста и развития. Формирование эгоидентичности, или, иначе говоря, целостности личности, продолжается на протяжении всей жизни человека и проходит ряд стадий. Для каждой стадии жизненного цикла характерна специфическая задача, которая выдвигается обществом. Задача младенческого возраста — формирование базового доверия к миру, преодоление чувства разобщенности и отчуждения. Задача раннего возраста — борьба против чувства стыда и сильного сомнения в своих действиях за собственную независимость и самостоятельность. Задача игрового возраста — развитие активной инициативы и в то же время переживание чувства вины и моральной ответственности за свои желания. В период обучения в школе встает новая задача — формирование трудолюбия и умения обращаться с орудиями труда, чему противостоит осознание собственной неумелости и бесполезности. В подростковом и раннем юношеском возрасте появляется задача первого цельного осознания себя и своего места в мире; отрицательный полюс в решении этой задачи — неуверенность в понимании собственного «Я» («диффузия идентичности»). Задача конца юности и начала зрелости — поиск спутника жизни и установление близких дружеских связей, преодолевающих чувство одиночества. Задача зрелого периода — борьба творческих сил человека против косности и застоя. Период старости характеризуется становлением окончательного цельного представления о себе, своем жизненном пути (эгоинтеграции) в противовес возможному разочарованию в жизни и нарастающему отчаянию. Достигаемое на каждой стадии равновесие знаменует собой приобретение новой формы эгоидентичности и открывает возможность включения субъекта в более широкое социальное окружение. Переход от одной формы эгоидентичности к другой вызывает кризисы идентичности. Кризисы, по Э. Эриксону, это не болезнь личности, не проявление невротического расстройства, а «поворотные пункты», «моменты выбора между прогрессом и регрессом, интеграцией и задержкой». Значение концепции Э. Эриксона заключается в том, что он впервые дал характеристику этапам жизненного цикла с позиции развития и ввел поздние возраста в область интересов возрастной психологии. Лекция Ермолаевой М.В. Возникает из практики психоанализа, но в отличие от Фрейда Эриксон считал, что основой человеческого «Я» коренится в социальной организации общества. Эриксон трактовал личность, так же как и Фрейд. Эриксон изобрел психоисторический метод (применение психоанализа к истории с учетом конкретной культурной среды) и проводил этнографические исследования. Он выявил, что в каждой культуре имеется свой стиль материнства, который определяется тем, что, ожидает от ребенка в будущем его социальная группа. На каждой стадии развития, возникает свои присущи данному обществу ожидания, которые индивид оправдывает или нет, и тогда общество включает его или отвергает. Отсюда Эльконин выводит 2 основных свои понятия: 1. групповая идентичность Формируется благодаря тому, что с 1-го дня жизни воспитание ребенка ориентировано на включение его в данную социальную группу. На выработку присущую данной группе мироощущения. 2. Одновременно с этим формируется эгоидентичность ( целостность личности) которое создает чувство целостности и непрерывности своего «Я» несмотря на все изменения. Для каждой стадии развития характерна специфическая задача, которая выдвигается обществом. Общество определяет содержание развития на этапах, но этому противостоит внутренняя тенденция, поэтому решение каждой задачи сводится к установлению определенных динамичных отношений между 2-мя крайними полюсами. Развитие личности – это результат борьбы этих крайних возможностей. Воспитание на каждой стадии равновесия знаменует собой приобретение новой формы эгоидентичности и открывает возможности для включения человека в более широкое социальное окружение. Переход от одной формы идентичности к другой вызывает кризис идентичности – это момент выбора между прогрессом и регрессом. Генеративность – (продолжение, вкладывание) тиражирование собственной личности в детях, творчестве, в любой работе. Подростковый возраст характеризует глубокий кризис, в завершении которого характеризуется формированием 1-й цельной формой эгоидентичности, к этому приводят 3 линии развития.
пубертатный
озабоченность подростка тем, что он собой представляет
необходимость найти свое профессиональное призвание
В результате подросток решает все задачи предшествующего периода, но сознательно и с внутренней убежденностью и тогда социальное доверие к миру состоятельность и инициативность, создадут новую целостность личности. За юношеским возрастом возникают расхождения линии развития, происходит либо обретение взрослой идентичности либо задатки развития интервал между юношеским и взрослым, когда человек стремится найти свое место в обществе Эриксон назвал психическим мораторием. Острота этого кризиса зависит, как от степени задач предшествующего этапа, так и от духовной атмосферы общества. Задачи, которые общество ставит перед человеком:
Возраста Задачи перед обществом Основные новообразования
младенчество Доверие – недоверие (преодоление разобщенности с миром) Надежда – отдаление
Ранний возраст Автономия – сомнение, стыд (борьба против стыда и сомнения за независимость) Воля – импульсивность
Возраст игры (дошкольный) Инициативность – чувство вины(развитие инициативы, переживание моральной ответственности) Целеустремленность — апатия
Школьный возраст Достижение – неполноценность (развитие трудолюбия, умений) Компетентность – инерция
Подростковый возраст Идентичность – диффузия идентичности (задача 1-го цельного осознания себя) Верность – отречение
молодость Интимность – изоляция (поиск спутника жизни, преодоление одиночества) Любовь – замкнутость
Зрелость старость Генеративность – застой (обретение окончательного цельного представления о себе, становление высшего круга эгоидентичности) Мудрость – отчаянье

Оценка концепции Эриксона:

+ Рассмотрен весь жизненный цикл и каждая стадии как цикл развития

+ ввел понятие групповой идентичности, эгоидентичности, психологического моратория

+ в психоанализе он позитивно разрешил проблему «Я» и общества.

– критика

В концепции Эриксона нет того, что Выготский называл социальной системой развития, т.е. цель автора выявить генетические возможности для преодоления психологических кризисов.

Подходы к исследованию социализации личности в зарубежной и отечественной психологии

Интерес к исследованию проблем социализации личности, в равной степени отличает и возрастную и социальную психологию, каждая из дисциплин содержит множество концепций, теорий, точек зрения, так или иначе обращенных к анализу социализационных процессов при изучении личности. В большинстве современных психологических обзоров выделяются следующие теоретические направления изучения процесса социализации, представленные в зарубежной научной литературе: биогенетическое, социогенетическое, интеракционистское, социально-экологическое, социальное научение, психоаналитическое, когнитивистское. Рассмотрим эти направления.

Биогенетические теории. В качестве общих теоретических оснований данного направления в изучении социализации выступают эволюционная теория Ч. Дарвина и биогенетическая концепция Э. Геккеля. Одним из наиболее влиятельных представителей данного направления был американский исследователь Г. С. Холл (1844–1924) — один из основоположников научного изучения детства. Согласно теории рекапитуляции Холла, онтогенез повторяет филогенез, т. е. каждый человек в своем развитии проходит те же стадии, что прошло все человечество в ходе эволюции.

Другим ярким представителем биологического детерминизма в анализе процесса социализации был А. Гезелл. Согласно его спиральной модели развития любые человеческие способности и умения также возникают сами собой как результат созревания, а не в зависимости от обучения и практики [4, с. 17].

Следовательно, с точки зрения биогенетических теорий развития и социализации социальное поведение человека есть результат существования его врожденных механизмов, сформировавшихся в результате тысяч лет эволюции.

Социогенетические теории. Антитезой биогенетическим концепциям социального развития являются социогенетические теории. Впервые вопрос о тесной взаимосвязи культуры и типа формирующей в ней личности был поставлен направлением «культура и личность», становление которого в 30-е гг. связывают с именами Р. Бенедикт (1887–1948) и М. Мид (1901–1978). Описывая различные «конфигурации культур», Р. Бенедикт использовала метафору культуры как личности, отброшенной на большой экран: культура — это практически личность общества. И как в структуре личности можно выделить определенные ведущие черты, так и в каждой культуре есть своя доминанта: например, одна «строит» огромную суперструктуру юности, другая — смерти, третья — загробной жизни (Стефаненко, 2006).

Анализ закономерностей трансляции социального опыта с данной точки зрения был продолжен М. Мид. В своей известной работе «Культура и мир детства» она рассматривает три основных типа культур и специфические для каждого из них варианты социализации (Мид, 1988). Постфигуративная культура и соответствующее ей общество живут традициями: прожитое предыдущими поколениями прошлое является схемой будущего для детей. В кофигуративных культурах поведение предыдущих поколений уже не рассматривается как абсолютная модель для воспроизводства, социальный опыт передается как бы по горизонтали: и дети и взрослые в качестве основных образцов социального поведения используют сверстников, что вызвано усложнением и нарастающей изменчивостью социальной жизни. Для префигуративных культур, которые, с точки зрения М. Мид, характерны для современного постиндустриального мира, центральным является абсолютный разрыв межпоколенных связей [4, с. 19].

Итак, общими отличительными чертами анализа с точки зрения социогенетических теорий процесса социализации являются культурный детерминизм (развитие личности определяется социокультурными условиями) и культурный релятивизм (поскольку элементы культуры — традиции, обычаи, нравы, верования, образ жизни — в различных обществах различны, культура есть понятие относительное).

Интеракционистские теории. Данным названием традиционно объединяется целая «палитра» теоретических моделей социализации, для которых общим является акцент на анализе взаимодействия человека со своим социальным окружением.

Чарльз Хортон Кули считал, что личность формируется на основе множества взаимодействий людей с окружающим миром. В процессе этих интеракций люди создают свое «зеркальное Я». «Зеркальное Я» состоит из трех элементов:

1) того, как, по нашему мнению, нас воспринимают другие;

2) того, как, по нашему мнению, они реагируют на то, что видят;

3) того, как мы отвечаем на воспринятую нами реакцию других [4, с. 21].

Эта теория придает важное значение нашей интерпретации мыслей и чувств других людей. Американский психолог Джорж Герберт Мид пошел дальше в своем анализе процесса развития нашего «Я». Как и Кули, он считал, что «Я» — продукт социальный, формирующийся на основе взаимоотношений с другими людьми.

По мнению Дж. Мида, процесс формирования личности включает три различные стадии. Первая — имитация. На этой стадии дети копируют поведение взрослых, не понимая его. Затем следует игровая стадия, когда дети понимают поведение как исполнение определенных ролей: врача, пожарного, автогонщика и т. д.

Третий этап, по Дж. Миду, стадия коллективных игр, когда дети учатся осознавать ожидания не только одного человека, но и всей группы. На этой стадии приобретается чувство социальной идентичности [5, с. 124].

Следовательно, в рамках данного теоретического направления движущей силой социального развития личности является социальное взаимодействие, а не внутренние психические состояния и не факторы социальной среды. В центре внимания исследователей оказывается активный, разумный, деятельный субъект.

Социально-экологический подход. Данный подход к анализу процесса социализации, по сути, является частной конкретизацией социогенетического подхода, в котором при этом четко прослеживаются интеракционистские влияния. Начало изучению социализации в рамках данного подхода положили работы известного американского исследователя детства У. Бронфенбреннера (1976). С его точки зрения, в анализе социализации необходимо учитывать всю совокупность факторов окружающей среды и условий жизни: микро- и макросоциальное окружение, влияние средств массовой информации, национальные и культурные особенности, характеристики социальных институтов и т. п.

В итоге в структурном строении социального окружения выделяются четыре уровня:

Первый уровень — микросистема, включающая в себя всех, с кем ребенок вступает в близкие отношения, кто оказывает на него непосредственное влияние.

Второй уровень — мезосистема, включает в себя взаимоотношения между различными областями микросистемы, например, между семьей и школой.

Третий уровень — экзосистема — это социальные институты, органы власти и другие элементы социальной среды, к которым индивид непосредственно не относится, но которые имеют на него влияние (например, органы опеки и попечительства, администрация школы, городские власти, начальство родителей и т. п.)

Четвертый уровень — макросистема, она включает в себя доминирующие на данный момент социокультурные нормы, системы социальных представлений и установок, а также нормы и правила социального поведения, существующие в той или иной субкультуре [4, с. 25].

Таким образом, в рамках социально-экологического подхода социализация представляет собой сложный процесс: с одной стороны, индивид активно реструктурирует свою многоуровневую жизненную среду, а с другой — сам испытывает воздействие всех элементов этой среды и взаимосвязей между ними (Крайг, 2000).

Теории социального научения. В 1941 г. Н. Миллер и Дж. Доллард ввели в научный обиход термин «социальное научение». На этой основе вот уже более полвека разрабатываются концепции социального научения, центральной проблемой которых стала проблема социализации. Альберт Бандура — автор одной из самых популярных теорий научения. Альберт Бандура считал, что награда и наказание недостаточны, чтобы научить новому поведению. Дети приобретают новое поведение благодаря имитации модели. Одно из проявлений имитации — идентификация — процесс, в котором личность заимствует мысли, чувства.

Теория Альберта Бандуры предполагает объяснение способов, которыми люди приобретают разнообразные виды сложного поведения в условиях социального окружения. Основная идея теории нашла выражение в понятии обсервационного научения или научения через наблюдение.

Вопрос о научении через наблюдение Бандура считает весьма важным, в частности в связи с тем, что «теория должна объяснить не только, как приобретаются образцы реакций, но и как регулируется и поддерживается их выражение» [Bandura, 1973, р. 44]. С его точки зрения, «выражение ранее выученных реакций может социально регулироваться через действия влиятельных моделей» [Bandura, 1973, р. 43]. Таким образом, функция научения посредством наблюдения (наблюдающего научения) в схеме Бандуры оказывается достаточно широкой [2, с.64].

Основной тезис теорий научения состоит в том, что личность во всех своих проявлениях формируется окружающей средой, причем как большинство форм поведения, так и моральные принципы, установки приобретаются путем научения, которое имеет всеобъемлющий характер, то есть, человек является продуктом своей личной истории научения, и в это смысле к нему малоприменимы понятия морали и этики.

В результате последователи теорий социального научения исходят из следующих основных положений:

— личность является накопленным набором изученных моделей поведения;

— научение человека социальным действиям происходит преимущественно в результате наблюдения за поведением других людей и подражания значимым моделям;

— необходимым элементом процесса научения является подкрепление, т. е. реакции других людей на поведение индивида;

— одним из вариантов подкрепления является самоподкрепление, т. е. ситуация, когда в процессе научения человек сам себя подкрепляет за успех в какой либо деятельности, имеющей для него ценностное значение (Хьелл, Зиглер, 2000) [4, с. 26].

Следовательно, основная идея теорий социального научения сводится к тому, что личность в процессе социализации усваивает новые образцы действий и соответствующим образом меняет свое поведение. Вместе с тем, собственно социально-психологическая проблематика остается достаточно скромной. Например, групповые процессы, по существу, выпадают из поля зрения сторонников данной ориентации [2, с.69].

Психоаналитические теории. Общим теоретическим основанием психоаналитических трактовок процесса социализации послужила теория З.Фрейда (1856–1939). Согласно классической психоаналитической точке зрения процесс социального развития есть процесс последовательного овладения личностью либидозной энергией, открытое проявление которой противоречит нормам культуры. Тем самым социализация представляет собой процесс обуздания природных инстинктов с помощью тех или иных защитных механизмов личности.

Другим примером теоретического изучения социализации в рамках данного направления может служить концепция психосоциального развития Э. Эриксона (1902–1904), в которой также очень большое значение придается социальному окружению и закономерностям формирования «Я концепции» [4, с.27].

Таким образом, процесс социализации представителями данного направления трактуется как становление и развитие внутренней активности личности и ее потребностной сферы.

Когнитивисткие теории. Приверженцы данного направления в исследованиях социализации исходят из теории развития Ж.Пиаже (1896–1980), согласно которой психологические новообразования каждого возрастного этапа в жизни индивида определяются развитием когнитивных процессов. С точки зрения Ж. Пиаже, на каждой стадии развития мышления формируются новые навыки, определяющие границы обучаемости в самом широком смысле: не только как, например, возможность обучения тем или иным математическим операциям, но и как возможность освоения тех или иных социальных действий.

Одним из ярких представителей данного подхода является Л. Колберг (1927–1987), придававший большое значение изучению закономерностей нравственного развития ребенка [4, с.28].

Л. Колберг выделил шесть стадий нравственного развития личности, которые сменяют одна другую в строгой последовательности, аналогично познавательным стадиям у Ж. Пиаже. Переход от одной стадии к другой происходит в результате совершенствования когнитивных навыков и способности к сопереживанию (эмпатии). В отличие от Ж. Пиаже — Л. Колберг не связывает периоды нравственного развития личности с определенным возрастом. В то время как большинство людей достигают, по крайней мере, третьей стадии, некоторые на всю жизнь остаются нравственно незрелыми [6, с.323].

Итак, в когнитивистском направлении преобладающим является подход, который отождествляет процесс социализации с моральным развитием личности на протяжении всей жизни, которое является индивидуальным для каждого отдельного человека.

Таким образом, различные зарубежные теории социализации могут быть классифицированы, в том числе с точки зрения акцентирования определенных механизмов социализации: социального научения (бихевиористские модели), идентификации (психоаналитические концепции), социального сравнения (интеракционистские точки зрения) и социальной категоризации (когнитивистские теории). В различных зарубежных концепциях акцентируется внимание на различных уровнях социальной детерминации — от межличностного влияния до социокультурных факторов развития.

В отечественной научной литературе взгляды на социально-психологические проблемы личности формировались представителями разных школ и направлений психологической науки: в рамках теории деятельности, психологии отношений и структурно-динамическом подходе. Проанализируем эти подходы.

Деятельностная теория основывается на фундаментальном принципе — деятельностном подходе к психике(Л. С. Выготский, А. Н. Леонтьев, Л. Я. Гальперин, Д. Б. Эльконин, В. В. Давыдов, А. В. Петровский и др.). Деятельность — это процесс взаимодействия человека с окружающим миром, процесс решения жизненно важных задач. При деятельностном подходе психика понимается как форма жизнедеятельности субъекта, обеспечивающая решение определенных задач в процессе взаимодействия его с миром. Психика — это не просто картина мира, система образов, но и система действий.

По мнению сторонников этой теории, психическое развитие человека имеет социальную природу: прогресс человечества определяется не биологическими, а социальными законами. Видовой опыт человечества фиксируется не с помощью механизмов генетической наследственности, а закрепляется в продуктах материальной и духовной культуры. Учение и воспитание — специально организованные виды деятельности, в процессе которой люди усваивают опыт предыдущих поколений.

А. Н. Леонтьев считал, что личность — это социальная сущность человека, и поэтому темперамент, характер, способности и знания человека не входят в состав личности в качестве ее подструктур, они лишь представляют собой условия формирования этого образования, социального по своей сущности. Направленность и воля принадлежат личности, ибо волевой поступок невозможно рассматривать вне иерархии мотивов, так и направленность есть непосредственное выражение мотивационных структур, т. е. ядра личности [7,с. 87].

Культурно-историческая концепция Льва Семеновича Выготского (1896–1934) доказывает, что разгадка человеческой психики кроется не внутри мозга или духа, а в знаках, языке, орудиях, социальных отношениях. Чтобы понять высшие психические процессы (произвольная память, внимание, абстрактно — логическое мышление, речь), надо выйти за пределы организма и искать объяснения в общественных отношениях этого организма со средой [7,с. 87].

Развитие личности как процесс социализации индивида осуществляется в определенных социальных условиях семьи, ближайшего окружения, региона, страны, в определенных социально-политических, экономических условиях, в этносоциокультурных, национальных традициях того народа, представителем которого он является.

Реализация деятельностного подхода в социальной психологии личности представлена в концепции деятельностного опосредования межличностных отношений Артура Владимировича Петровского. Основополагающими категориями в данной концепции являются «личность», «деятельность» и «коллектив». Межличностные отношения в группе опосредованы содержанием и ценностями группы [7, с. 94].

Таким образом, с точки зрения представителей деятельностного подхода человек в ходе деятельности не только преобразует мир, но и развивает себя как личность, как субъект деятельности. Культурное и социальное развитие выступает как основное условие развития личности.

Психология отношений.Основоположниками психологии отношений в России являются Александр Федорович Лазурский (1874–1917) и его ученик и последователь Владимир Николаевич Мясищев (1893–1973).

По мнению А. Ф. Лазурского, отношение является системообразующими фактором структуры личности. Характеризуя личность как сложное целое, он разделил ее проявления на два рода: эндопсихические и экзопсихические.

Эндопсихика — это совокупность всех взаимосвязанных и взаимозависимых психических элементов и функций. Это внутренний механизм человеческой личности.

Экзопсихика определяется отношением личности к внешним объектам, к среде; это природа, материальные вещи, другие люди, социальные группы, наука, искусство, религия, душевная жизнь самого человека [7, с. 94].

Разработку концепции психологии отношений продолжил В. Н. Мясищев. Согласно его точке зрения, «система общественных отношений, в которую оказывается включенным каждый человек со времени своего рождения и до смерти, формирует его субъективные отношения ко всем сторонам действительности. И эта система отношений человека к окружающему миру и к самому себе является наиболее специфической характеристикой личности, более специфической, чем, например, ряд других ее компонентов, таких как характер, темперамент, способности» [7, с. 95].

Дальнейшее развитие концепции отношений было предпринято Борисом Федоровичем Ломовым (1927–1989). По его мнению, для раскрытия объективного основания психических свойств личности необходим анализ системы отношений «индивид-общество». В этой системе в качестве такого основания выступают общественные отношения.

Итак, с позиции психологии отношений процесс взаимодействия личности и системы общественных отношений осуществляется путем социализации и индивидуализации личности.

Структурно-динамический подход.Для социальной психологии огромное значение имеют взгляды социальных психологов на структуру личности (А. Г. Ковалев, К. К. Платонов, Б. Д. Парыгин).

А. Г. Ковалев предложил различать в личности три образования: психические процессы, психические состояния и психические свойства. Психические процессы составляют фундамент личности, они формируют состояния. Из психических процессов образуются психические свойства. Свойства характеризуют устойчивый, постоянный уровень активности, обеспечивающий наилучшее приспособление индивида к воздействиям извне [7, с. 97].

Согласно концепции К. К. Платонова, низшим уровнем личности является биологически обусловленная подструктура, в которую входят возрастные, половые свойства психики, врожденные свойства типа нервной системы и темперамента. Следующая подструктура включает в себя индивидуальные особенности психических процессов человека, т. е. индивидуальные проявления памяти, восприятия, ощущений, мышления, способностей, зависящих как от врожденных факторов, так и от тренировки, развития, совершенствования этих качеств. Третьим уровнем личности является ее индивидуальный социальный опыт, в который входят приобретенные человеком знания, навыки, умения и привычки. Эта подструктура формируется преимущественно в процессе обучения, имеет социальный характер. Высшим уровнем личности является ее направленность, включающая в себя влечения, желания, интересы, склонности, идеалы, взгляды, убеждения человека, его мировоззрение, особенности характера, самооценки. Подструктура направленности личности наиболее социально обусловлена, формируется под влиянием воспитания в обществе, наиболее полно отражает идеологию общности, в которую человек включен [7, с. 98].

В концепции Б. Д. Парыгина проанализирована социально-психологическая структура личности: статическая и динамическая. В динамической структуре личности фиксируются основные компоненты психики индивида в непосредственном контексте человеческой деятельности — это модель психического состояния и поведения человека, которая позволяет понять механизмы взаимосвязи между собой всех компонентов в психике индивида. В динамической структуре личности Парыгин выделил два основных аспекта: внутренний — интроспективный и внешний поведенческий. Модификациями динамической структуры выступают: структура вербального поведения; структура невербального поведения; структура внутреннего состояния; структура невербального психического состояния [7, с. 99].

С точки зрения Г. М. Андреевой, социализация — это двусторонний процесс, включающий в себя, с одной стороны, усвоение индивидом социального опыта путем вхождения в социальную среду, систему социальных связей; с другой стороны, — процесс активного воспроизводства индивидом системы социальных связей за счет его активной деятельности, активного включения в социальную среду [1, с. 267].

Таким образом, проведенный психологический анализ теоретических идей и концепций, в которых нашла отражение проблема личностного становления индивида в процессе социализации, свидетельствует об отсутствии единого концептуального подхода к категории «социализация». В большинстве научных направлений социализация рассматривается как сложный, внутренне и внешне обусловленный и во многом противоречивый процесс усвоения индивидом социального опыта.

Наиболее дискуссионным является вопрос о социализирующем влиянии на индивида внешних (средовых) и внутренних (психологических) факторов и соотношении этого влияния. Одновременно наблюдается достаточная согласованность взглядов на социализацию как процесс регуляции личностного становления индивида, обеспечивающий его активное взаимодействие с окружающей средой, формирование индивидуальной структуры самосознания, направленности и образа жизни, овладение системой социальных ролей.

Большинство исследователей рассматривают социализацию как двухсторонний процесс, назначение которого состоит, с одной стороны, в освоении индивидом существующего социального опыта, а, с другой, в его активном преобразовании и воспроизводстве в различных, в том числе профессиональных видах деятельности.

Литература:

1. Андреева Г. М. Социальная психология: учеб. для высших учебных заведений. — М.: Аспект Пресс, 2008. — 365с.

2. Андреева Г. М., Богомолова Н. Н., Петровская Л. А. зарубежная социальная психология XX столетия: Теоретические подходы: учебное пособие для вузов. — М.: Аспект Пресс, 2001. — 288 с.

3. Андриенко Е. В. Социальная психология: учеб. пособие для студ. высш. учеб. заведений. / под ред. В. А. Сластенина. — М.: Академия, 2008. — 264с.

4. Белинская Е. П. Проблемы социализации: история и современность: учеб. пособие / Е. П. Белинская, О. А. Тихомандрицкая. — М.: МПСУ; Воронеж: МОДЭК, 2013. — 216 с.

5. Смелзер Н. Социализация: основные проблемы и направления исследований / Н. Смелзер. Социология. — М., 1994. — 688с.

6. Социальная психология: хрестоматия / сост. е.П. Белинская, О. А. Тихомандрицкая. — М.: Аспект Пресс, 2008. — 463 с.

7. Столяренко Л. Д. Социальная психология: учебное пособие/ Л. Д. Столяренко, С. И. Самыгин. — М.: КНОРУС, 2014. — 336с.

Социогенетический подход Концепция Э. Эриксона — Студопедия.Нет

Так, основной задачей первой стадии является установление доверия ребенка к внешнему миру; наличие чувства доверия является основой формирования положительного самоощущения. Ребенок при этом узнает, может ли он положиться на взрослых, способны ли они заботиться о нем, любить его, поддерживать позитивные эмоции. Если этого нет, ребенок не сможет овладевать новыми видами деятельности. Если же ребенок испытывает положительные ощущения, то мир выступает для него непротиворечивым и предсказуемым. Длится этот период от рождения до 1 года

Задача второй стадии – дать ребенку почувствовать себя самостоятельным. Для этой стадии характерно противоречие между продолжающейся зависимостью ребенка и развивающейся у него автономией. Ребенок начинает осознавать себя активно действующим существом. Он постепенно переходит от состояния полной зависимости от взрослых к относительной самостоятельности. Если же ребенок сталкивается с неодобрением своего поведения, запретами, негативным к нему отношением, У него появляются сомнения в самой возможности что-либо сделать самостоятельно. Продолжительность этой стадии от 1 года до 3 лет.

Третья стадия начинается с разворачивания конфликта между инициативой и чувством вины. У ребенка в начале этой стадии появляются первые представления о том, каким человеком он может стать. В связи с этим он ставит перед собой определенные задачи и пытается их решить. Для третьей стадии характерна энергичная и настойчивая познавательная деятельность. Ребенок весьма любознателен. У него развивается чувство уверенности в себе и в своих возможностях, еще и потому, что он уже умеет ходить, бегать, говорить, может осмысливать происходящее. Поэтому так важна нормальная и адекватная реакция, поддержка родителями и другими взрослыми такого исследовательского поведения ребенка. Главная опасность – это появление у ребенка чувства вины за совершенные им действия. Возрастные границы периода от 3 до 6 лет.

Четвертая стадия приходится на первые школьные годы (6-12 лет). На этой стадии ребенок психологически готов к освоению действий, которые выполняют родители, но для того, чтобы получить физическую возможность выполнять их самому, он должен трудиться. Таким образом, на этом этапе ребенок осуществляет разнообразную продуктивную деятельность, в результате которой у него складывается чувство трудолюбия и способность к самовыражению. Если у него постоянно что-то не получается, то уверенность в себе падает, развивается чувство неполноценности.

Основная трудность пятой стадии состоит в конфликте между формирующимся чувством идентичности и ролевой неопределенностью. Главная задача подросткового периода, на который приходится эта стадия,– поиск ответа на вопросы «Кто я?» и «Каков мой дальнейший путь?». Опасность, которой должен избежать подросток,– это размывание чувства «Я». При этом подросток может избегать слишком тесных межличностных контактов, оказаться неспособным строить планы на будущее или найти в себе силы и сосредоточиться на чем-либо, а может с головой уйти в работу, пренебрегая всем остальным. Сформировать идентичность – значит научиться верно идентифицировать себя с взрослыми. Возрастные границы от 13 до 18 лет.

Основным конфликтом шестой стадии развития, приходящейся на период ранней взрослости, Э. Эриксон считал конфликт между близостью и изоляцией. При этом под близостью понимается не только и даже не столько сексуальная близость. Близость по Эриксону – э го способность человека отдать часть себя другому человеку, не боясь потерять при этом собственную идентичность, то есть не боясь потерять свое «Я», растворить его в «Я» другого человека.

Задача седьмой стадии – в развитии у себя целеустремленности, которая делает жизнь продуктивной. Это возможно при условии удачного разрешения предыдущих конфликтов. Целеустремленный человек способен бесконфликтно направлять свою энергию на решение социальных проблем, он может уделять больше внимания и оказывать помощь другим людям. Неудачи при разрешении предыдущих конфликтов могут приводить к излишней поглощенности самим собой, сосредоточению на непременном удовлетворении своих личных психологических потребностей, что, безусловно, ведет к регрессу в развитии личности.

На заключительном этапе своей жизни люди обычно ретроспективно просматривают свою жизнь, по-новому оценивают ее. Человек испытывает удовлетворение, если, по его мнению, она была наполнена смыслом. Он принимает свою жизнь, полагая, что она была прожита не зря, что ему удалось полностью реализовать себя. Или наоборот, он отвергает ее, у него возникает чувство отчаяния оттого, что жизнь кажется ему чередой упущенных возможностей и напрасной траты сил.

Когнитивные теории

Особняком в структуре психологических теорий развития стоят когнитивные теории, согласно которым развитие «состоит из эволюционирования ментальных (психических) структур или способов обработки информации, частью генетически запрограммированных и зависящих от степени зрелости индивидуума» (Крайг Г., 2000, с. 74). К ним относятся теории Ж. Пиаже, Дж. Брунера, Л. Колберга и др.

Концепция Ж. Пиаже

Наиболее разработанной и влиятельной из когнитивных теорий развития считается генетическая эпистемология Ж. Пиаже. В ней непротиворечиво объединены представления о внутренней природе интеллекта и его внешних проявлениях.

В центре концепции Ж. Пиаже – положение о взаимодействии между организмом и окружающей средой, или равновесии. Внешняя среда постоянно изменяется, говорит Пиаже, поэтому субъект, существующий независимо от внешней среды, стремится к установлению равновесия с нею. Установить равновесие со средой можно двумя путями: либо путем приспособления субъектом внешней среды к себе за счет ее изменения, либо путем изменений в самом субъекте. И то и другое возможно только путем совершения субъектом определенных действий. Производя действия, субъект тем самым находит способы или схемы этих действий, которые позволяют ему восстановить нарушившееся равновесие. По Пиаже, схема действия – это сенсомоторный эквивалент понятия, познавательного умения. Таким образом, действие – это «посредник» между ребенком и окружающим миром, с помощью которого он активно манипулирует и экспериментирует с реальными предметами (вещами, их формой, свойствами и т. п.). Развитие схем действий, т. е. познавательное развитие, происходит «по мере нарастания и усложнения опыта ребенка по практическому действованию с предметами» за счет «интериоризации предметных действий, то есть их постепенного превращения в умственные операции (действия, выполняемые во внутреннем плане)» (Холодная М. А., 1997). Каковы механизмы этого приспособления?

Первый из них – это механизм ассимиляции, когда индивид приспосабливает новую информацию (ситуацию, объект) к существующим у него схемам (структурам), не изменяя их в принципе, то есть включает новый объект в уже имеющиеся у него схемы действий или структуры. Например, если новорожденный может схватить палец взрослого, вложенный в его ладонь, точно так же он может схватить волосы родителя, кубик, вложенный ему в руку, и т. п., то есть каждый раз он приспосабливает новую информацию к имеющимся схемам действий. Таким образом, понятие совершенствуется, что позволяет в дальнейшем начать различать, например, понятия «волосы» и «шуба».

Другой – это механизм аккомодации, когда индивид приспосабливает свои прежде сформированные реакции к новой информации (ситуации, объекту), то есть он вынужден перестроить (модифицировать) старые схемы (структуры) с целью их приспособления к новой информации (ситуации, объекту). Например, если ребенок будет продолжать сосать ложечку с целью утоления голода, то есть пытаться приспособить новую ситуацию к существующей схеме – сосанию (механизм ассимиляции), то вскоре он убедится, что такое поведение неэффективно (он не может утолить чувство голода и тем самым приспособиться к ситуации) и нужно изменить свою старую схему (сосание), то есть модифицировать движения губ и языка, чтобы забрать с ложечки пищу (механизм аккомодации). Таким образом, появляется новая схема действия (новое понятие).

Очевидно, что функции этих двух механизмов противоположны. Благодаря ассимиляции происходит уточнение, совершенствование имеющихся схем (понятий) и тем самым равновесие со средой достигается за счет приспособления среды к субъекту, а благодаря аккомодации происходит перестройка, модификация имеющихся схем и возникновение новых, усвоенных понятий. Характер взаимоотношений между этими механизмами обусловливает качественное содержание умственной деятельности человека. Собственно логическое мышление как высшая форма познавательного развития есть результат гармонического синтеза между ними. На ранних стадиях развития любая умственная операция представляет собой компромисс между ассимиляцией и аккомодацией. Развитие интеллекта – это процесс вызревания операциональных структур (понятий), постепенно вырастающих из предметно-житейского опыта ребенка на фоне проявления этих двух основных механизмов.

Согласно Пиаже, процесс развития интеллекта состоит из трех больших периодов, в рамках которых происходит зарождение и становление трех основных структур (видов интеллекта). Первая из них – это сенсомоторный интеллект.

Период сенсомоторного интеллекта (0-2 года). В рамках этого периода новорожденный воспринимает мир, не зная себя как субъекта, не понимая своих собственных действий. Реально для него лишь то, что дано ему через его ощущения. Он смотрит, слушает, трогает, нюхает, пробует на вкус, кричит, ударяет, мнет, сгибает, бросает, толкает, тянет, сыплет, совершает иные сенсорные и моторные действия. На этой стадии развития ведущая роль принадлежит непосредственным ощущениям и восприятию ребенка. Его знание об окружающем мире складывается на их основе. Поэтому для этой стадии характерно становление и развитие чувствительных и двигательных структур – сенсорных и моторных способностей. Исходными или первичными схемами действий, позволяющими новорожденному устанавливать равновесие в первые часы и дни его жизни, по мнению Пиаже, являются рефлексы новорожденного, с которыми он появляется на свет и которые позволяют целесообразно действовать в ограниченном числе ситуаций. Но поскольку рефлексов мало, ребенок вынужден их изменять и формировать на этой основе новые, более сложные схемы.

Интеллектуальное развитие в течение двух первых лет жизни идет от безусловных рефлексов к условным, их тренировке и выработке навыков, установлению между ними координированных взаимоотношений, что дает ребенку возможность экспериментировать, то есть совершать действия по типу проб и ошибок. При этом малыш начинает предвосхищать развитие новой ситуации, что, вкупе с имеющимся интеллектуальным потенциалом, создает основу для символического, или допонятий-ного, интеллекта.

Период конкретных операций (2-11/12 лет). В этом возрасте происходит постепенная интериоризация схем действий и превращение их в операции, которые позволяют ребенку сравнивать, оценивать, классифицировать, располагать в ряд, измерять и т. д. Если в период развития сенсомоторного интеллекта основными средствами умственной деятельности ребенка были предметные действия, то в рассматриваемом периоде ими являются операции. Принципиальное отличие состоит в том, что рождение операции – это предпосылка становления собственно логического мышления человека.

Если мышление ребенка на стадии сенсомоторного интеллекта предстает в виде системы обратимых действий, выполняемых материально и последовательно, то на стадии конкретных операций оно представляет систему операций, выполняемых в уме, но с обязательной опорой на внешние наглядные данные.

Центральными характеристиками умственной деятельности ребенка в этот период его познавательного развития являются эгоцентризм мышления ребенка и представление о сохранении. Эгоцентризм мышления обусловливает такие особенности детского мышления, как синкретизм, неумение сосредоточиваться на изменениях объекта, необратимость мышления, трансдущия (от частного к частному), нечувствительность к противоречию, совокупное действие которых препятствует формированию логического мышления.

Появление у ребенка представления о сохранении – это условие возникновения обратимости мышления. Именно поэтому, эгоцентризм, представление о сохранении и обратимость мышления являются диагностическими признаками интеллектуального развития ребенка.

Внутри этого периода Пиаже выделил дооперациональную стадию, которая характеризует интуитивное, наглядное мышление в возрасте от 2 до 6/7 лет, и стадию конкретных операций (6/7-11/12 лет).

В рамках дооперациональной стадии формируются образно-символические схемы, основанные на произвольном сочетании любых непосредственных впечатлений типа «луна ярко светит, потому что она круглая». Это высказывание 4-летнего ребенка многое объясняет в его интеллектуальном развитии. Ребенок в этом возрасте активно опирается на представления о предметах. Отсутствие собственно операций побуждает ребенка устанавливать связи между объектами не на основе логического рассуждения, а интуитивно. Качественное своеобразие мышления дошкольника составляет эгоцентризм – центральная особенность мышления, скрытая умственная позиция ребенка. Суть ее состоит в том, что ребенок видит предметы такими, какими их дает ему его непосредственное восприятие. Например, он думает, что луна следует за ним во время прогулки: останавливается, когда он останавливается, бежит за ним, когда он убегает. Очевидно, что ребенок рассматривает окружающий его мир со своей точки зрения, не осознавая ее. Его точка зрения абсолютна. Он – центр вселенной, и все вращается вокруг него, как планеты вокруг Солнца. Окружающий его мир неотделим от «Я» ребенка, являясь его продолжением. Эгоцентризм означает отсутствие у ребенка осознания собственной субъектности, а с нею и отсутствие объективной меры вещей. Это является причиной того, что ребенок в этом возрасте не понимает, что у других людей могут быть свои представления о чем-либо, отличные от его собственных. Он не понимает, что возможно существование разных точек зрения на один и тот же предмет. Поэтому он не в состоянии взглянуть на объект с позиции другого человека. л

В свете эгоцентризма протекает вся умственная деятельность дошкольника. Эгоцентризм заставляет ребенка фокусировать внимание только на какой-то одной стороне события, явления или предмета и потому выступает тормозом на пути установления логических связей. Примером этого эффекта являются хорошо известные опыты Пиаже. Если на глазах ребенка налить поровну воды в два одинаковых стакана, то ребенок подтвердит равенство объемов. Но если вы в его присутствии перельете воду из одного стакана в другой, более узкий, то ребенок уверенно вам скажет, что в узком стакане воды стало больше.

Вариаций подобных опытов множество, но все они демонстрировали одно и то же – неумение ребенка сосредоточиться на изменениях объекта. Последнее означает, что малыш хорошо фиксирует в памяти лишь устойчивые ситуации, но при этом от него ускользает процесс преобразования. В случае со стаканами ребенок видит лишь результат – два одинаковых стакана с водой в начале и два различных стакана с той же водой в конце, но он не в состоянии уловить момент изменения.

Другой эффект эгоцентризма состоит в необратимости мышления, т. е. неспособности ребенка мысленно возвратиться к исходному пункту своих рассуждений. Именно необратимость мышления не позволяет нашему малышу проследить ход собственных рассуждений и, вернувшись к их началу, вообразить стаканы в исходном положении. Отсутствие обратимости – это прямое проявление эгоцентричности мышления ребенка.

Стадия конкретных операций (6/7-11/12 лет) возникает, когда ребенок становится способен понять, что два признака объекта (например, его форма и количество вещества в нем) не зависят друг от друга (форма стаканов не влияет на количество воды в них). Очевидно, что мышление ребенка при этом уже не определяется только возможностями восприятия, как это было в дошкольном возрасте.

Одной из центральных характеристик познавательного развития детей в этом возрасте является появление у них представления о сохранении. Ослабление эгоцентризма мышления, переход от него к объективной оценке вещей способствует возникновению представлений о сохранении количества (вещества, энергии и т. д.). Понятие сохранения появляется, как только ребенок начинает понимать необходимость логической последовательности операций. До тех пор пока мышление опирается на непосредственный, чувственный опыт действий с предметами, в нем нет нужды. Появление сохранения – важная ступень в познавательном развитии, поскольку оно способствует обратимости мышления. Обратимость, характеризующая способность ребенка менять направление мысли, умение мысленно вернуться к первичным, исходным данным, позволяет ребенку удерживать в памяти первоначальные данные о количестве жидкости, длине и площади, массе, весе и объеме. Представление о сохранении и обратимость мышления – это необходимые условия для классификации, группировки предметов, явлений и событий. Дошкольнику недоступны такие понятия, как «класс» и «подкласс», он не в состоянии вычленить подкласс из целого, так как для этого требуется одновременное сосредоточение сразу на двух признаках. Появившееся у младшего школьника представление о сохранении и обратимость предоставляют такую возможность. Наконец, благодаря обратимости ребенок начинает понимать, что сложение – это действие, противоположное вычитанию, а умножение – делению. Поэтому школьники способны проверять правильность решения задачи на вычитание сложением, а на деление – умножением.

Процесс интеллектуального развития завершается периодом формальных операций.

Персоногенетический подход

Содержание персоногенетического подхода наиболее ярко представлено в работах А. Маслоу и К. Роджерса. Они отвергают детерминизм внутреннего или средового программирования. По их мнению, психическое развитие – результат собственного выбора, сделанного человеком. Сам процесс развития носит спонтанный характер, поскольку его движущей силой является стремление к самоактуализации (по А. Маслоу) или стремление к актуализации (по К. Роджерсу). Эти стремления носят врожденный характер. Смысл самоактуализации или актуализации состоит в развитии человеком собственного потенциала, своих способностей, что ведет к развитию «полноценно функционирующего человека».

Вместе с тем имеются и определенные различия во взглядах этих авторов. Так, если А. Маслоу полагал, что поведение человека и его опыт регулируются иерархией потребностей, то согласно К. Роджерсу «личность и поведение в большей степени являются функцией уникального восприятия человеком окружения» (Хьелл Л., Зиклер Д., 1997, с. 534). Однако, несмотря на эти различия, оба они полагали, что «люди всегда стремятся вперед и при подходящих условиях реализуют свой потенциал, демонстрируя истинное психическое здоровье».

Психология человека от рождения до смерти / … / Медицинский справочник

Концепция Э. Эриксона

Основное содержание социогенетического подхода наиболее ярко представлено в концепции Э. Эриксона. В ней каждая стадия развития определяется той кризисной ситуацией, которая должна быть разрешена с целью дальнейшего беспрепятственного процесса развития. По его мнению, развитие личности обусловлено результатами преодоления кризиса (конфликта), возникающего в узловых точках процесса развития.

Так, основной задачей первой стадии является установление доверия ребенка к внешнему миру; наличие чувства доверия является основой формирования положительного самоощущения. Ребенок при этом узнает, может ли он положиться на взрослых, способны ли они заботиться о нем, любить его, поддерживать позитивные эмоции. Если этого нет, ребенок не сможет овладевать новыми видами деятельности. Если же ребенок испытывает положительные ощущения, то мир выступает для него непротиворечивым и предсказуемым. Длится этот период от рождения до 1 года.

Задача второй стадии – дать ребенку почувствовать себя самостоятельным. Для этой стадии характерно противоречие между продолжающейся зависимостью ребенка и развивающейся у него автономией. Ребенок начинает осознавать себя активно действующим существом. Он постепенно переходит от состояния полной зависимости от взрослых к относительной самостоятельности. Если же ребенок сталкивается с неодобрением своего поведения, запретами, негативным к нему отношением, у него появляются сомнения в самой возможности что-либо сделать самостоятельно. Продолжительность этой стадии от 1 года до 3 лет.

Третья стадия начинается с разворачивания конфликта между инициативой и чувством вины. У ребенка в начале этой стадии появляются первые представления о том, каким человеком он может стать. В связи с этим он ставит перед собой определенные задачи и пытается их решить. Для третьей стадии характерна энергичная и настойчивая познавательная деятельность. Ребенок весьма любознателен. У него развивается чувство уверенности в себе и в своих возможностях, еще и потому, что он уже умеет ходить, бегать, говорить, может осмысливать происходящее. Поэтому так важна нормальная и адекватная реакция, поддержка родителями и другими взрослыми такого исследовательского поведения ребенка. Главная опасность – это появление у ребенка чувства вины за совершенные им действия. Возрастные границы периода от 3 до 6 лет.

Четвертая стадия приходится на первые школьные годы (6 – 12 лет). На этой стадии ребенок психологически готов к освоению действий, которые выполняют родители, но для того, чтобы получить физическую возможность выполнять их самому, он должен трудиться. Таким образом, на этом этапе ребенок осуществляет разнообразную продуктивную деятельность, в результате которой у него складывается чувство трудолюбия и способность к самовыражению. Если у него постоянно что-то не получается, то уверенность в себе падает, развивается чувство неполноценности.

Основная трудность пятой стадии состоит в конфликте между формирующимся чувством идентичности и ролевой неопределенностью. Главная задача подросткового периода, на который приходится эта стадия, – поиск ответа на вопросы «Кто я?» и «Каков мой дальнейший путь?» Опасность, которой должен избежать подросток, – это размывание чувства «Я». При этом подросток может избегать слишком тесных межличностных контактов, оказаться неспособным строить планы на будущее или найти в себе силы и сосредоточиться на чем-либо, а может с головой уйти в работу, пренебрегая всем остальным. Сформировать идентичность – значит научиться верно идентифицировать себя с взрослыми. Возрастные границы от 13 до 18 лет.

Основным конфликтом шестой стадии развития, приходящейся на период ранней взрослости, Э. Эриксон считал конфликт между близостью иизоляцией. При этом под близостью понимается не только и даже не столько сексуальная близость. Близость по Э. Эриксону – это способность человека отдать часть себя другому человеку, не боясь потерять при этом собственную идентичность, то есть не боясь потерять свое «Я», растворить его в «Я» другого человека.

Задача седьмой стадии – в развитии у себя целеустремленности, которая делает жизнь продуктивной. Это возможно при условии удачного разрешения предыдущих конфликтов. Целеустремленный человек способен бесконфликтно направлять свою энергию на решение социальных проблем, он может уделять больше внимания и оказывать помощь другим людям. Неудачи при разрешении предыдущих конфликтов могут приводить к излишней поглощенности самим собой, сосредоточению на непременном удовлетворении своих личных психологических потребностей, что, безусловно, ведет к регрессу в развитии личности.

На заключительном этапе своей жизни люди обычно ретроспективно просматривают свою жизнь, по-новому оценивают ее. Человек испытывает удовлетворение, если, по его мнению, она была наполнена смыслом. Он принимает свою жизнь, полагая, что она была прожита не зря, что ему удалось полностью реализовать себя. Или, наоборот, он отвергает ее, у него возникает чувство отчаяния оттого, что жизнь кажется ему чередой упущенных возможностей и напрасной траты сил.

В обобщенном виде этапы развития представлены в таблице.

Эго-добродетель верности как психосоциальный ритуал перехода от юности к взрослой жизни

Аллен Дж. И Дайк П. (1987). Переход от детства к юности: развивающая программа. В: Л. Махди, С. Фостер и М. Литтл (ред.), Betwixt и между: Паттерны мужского и женского посвящения . Ла Саль, Иллинойс: Издательство Open Court.

Google Scholar

Американская психиатрическая ассоциация.(1987). Диагностическое и статистическое руководство психических расстройств (3-е изд. -Перес.) Вашингтон, округ Колумбия: Американская психиатрическая ассоциация.

Google Scholar

Барри, Х. III, и Шлегель, А. (1980). Ранние детские предвестники обрядов инициации подростков. Ethos, 8 , 132–145.

Артикул Google Scholar

Бок П. (1988). Переосмысление психологической антропологии .Нью-Йорк: В. Х. Фриман.

Google Scholar

Данхэм, Р. М., Кидвелл, Дж. С., и Уилсон, С. М. (1986). Обряды перехода в подростковом возрасте: парадигма ритуального процесса. Журнал исследований подростков, 1 , 139–154.

Артикул Google Scholar

Эмлер Н. (1993). Отношение молодого человека к институциональному порядку. В S. Jackson & H.Родригес-Томе (ред.), Подростковый возраст и его социальные миры (стр. 229–250). Хоув, Великобритания: Лоуренс Эрлбаум.

Google Scholar

Энрайт Р. Д. и Деист С. Х. (1979). Принятие социальной перспективы как составляющая формирования идентичности. Подростковый возраст, 14 , 517–522.

Google Scholar

Энрайт, Р.Д., Ганьер, Д.М., Басс, Р.Р., Лэпсли, Д.К. и Олсон, Л. М. (1983). Содействие развитию личности у подростков. Journal of Early Adolescence, 3 , 247–255.

Артикул Google Scholar

Энрайт Р. Д., Олсон Л. М., Ганьер Д., Лапсли Д. К. и Басс Р. Р. (1984). Клиническая модель повышения идентичности подросткового эго. Journal of Adolescence, 7 , 119–130.

PubMed Статья Google Scholar

Эриксон, Э.Х. (1963). Детство и общество (2-е изд.). Нью-Йорк: У. В. Нортон.

Google Scholar

Эриксон, Э. Х. (1964). Проницательность и ответственность . Нью-Йорк: У. В. Нортон.

Google Scholar

Эриксон, Э. Х. (1968). Идентичность: Молодежь и кризис . Нью-Йорк: У. В. Нортон.

Google Scholar

Эриксон, Э.Х. (1985). Жизненный цикл завершен . Нью-Йорк: У. В. Нортон.

Google Scholar

Фасик Ф. (1988). Образцы формального образования в средней школе Rites de Passage . Подростковый возраст, 23 , 457–468.

PubMed Google Scholar

Кимбалл, С. Т. (1960). Вступление. У А. ван Геннепа Обряды перехода (М.Визедом и Г. Каффи, Пер.). Чикаго: Издательство Чикагского университета. (Оригинальная работа опубликована в 1908 г.)

Google Scholar

Kimmel, D., & Weiner, I. (1985). Подростковый возраст: переходный период развития . Нью-Джерси: Лоуренс Эрлбаум Ассошиэйтс.

Google Scholar

Лафонтен, Дж. С. (1972). Ритуализация женских жизненных кризисов в Бугису. В J.С. Лафонтен (Ред.), Интерпретация ритуала: Очерки в честь А. И. Ричардса (стр. 135–158). Лондон: Тависток.

Google Scholar

Markstrom, C.A., & Hunter, C.L. (1998). Роль этнической и идеологической идентичности в прогнозировании верности афроамериканских и европейско-американских подростков . Рукопись отправлена в печать.

Markstrom, C.A., & Kalmanir, H.М. (1998). Связи между психосоциальными стадиями идентичности и близости и сильными сторонами эго — верности и любви . Рукопись отправлена в печать.

Markstrom, C.A., Sabino, V.M., Turner, B., & Berman, R.C. (1997). Психосоциальная инвентаризация сильных сторон эго: разработка и оценка новой эриксоновской меры. Журнал молодежи и подростков, 26 , 705–732.

Артикул Google Scholar

Маркстром-Адамс, К., Ascione, F. R., Braegger, D., & Adams, G. (1993). Влияние двух форм обучения перспективному развитию на формирование эго-идентичности в позднем подростковом возрасте. Journal of Adolescence, 16 , 217–224.

PubMed Статья Google Scholar

Markstrom-Adams, C., Hofstra, G., & Dougher, K. (1994). Эго-добродетель верности: пример изучения религии и формирования идентичности в подростковом возрасте. Журнал молодежи и подростков, 23 , 453–469.

Артикул Google Scholar

Мбити, Дж. (1969). Африканские религии и философия . Нью-Йорк: садовые книги.

Google Scholar

Национальная комиссия по делам молодежи. (1980). Переход юности во взрослую жизнь: слишком длинный мост . Боулдер, Колорадо: Westview Press.

Google Scholar

Национальный исследовательский совет.(1993). Уходящие поколения: подростки в условиях повышенного риска . Вашингтон, округ Колумбия: Национальная академия прессы.

Google Scholar

Quinn, W., Newfield, N., & Protinsky, H. (1985). Обряды в семьях с подростками. Семейный процесс, 24 , 101–111.

PubMed Статья Google Scholar

Шлегель, А., и Барри, Х.III. (1980). Эволюционное значение обрядов инициации подростков. Американский этнолог, 7 , 696–714.

Артикул Google Scholar

Себальд, Х. (1992). Подростковый возраст: социально-психологический анализ (4-е изд.). Торонто: Prentice-Hall, Inc.

Google Scholar

Стейнберг, Л. (1985). Подростковый возраст . Торонто: Random House of Canada, Ltd.

Google Scholar

Томас Р. М. (1992). Сравнение, теории детского развития (3-е изд.). Бельмонт, Калифорния: Уодсворт.

Google Scholar

Тернер В. (1987). Betwixt и между ними. Пороговый период в обрядах перехода. В Л. Махди, С. Фостере и М. Литтле (ред.), Betwixt и между: Паттерны мужского и женского посвящения (стр.3–19). Ла Саль, Иллинойс: Издательство Open Court.

Google Scholar

ван Геннеп, А. (1960). Обряды перехода (М. Визедом и Г. Каффи, Пер.). Чикаго: Издательство Чикагского университета. (Оригинальная работа опубликована в 1908 г.)

Google Scholar

Визедом, М. (1976). Обряды и отношения: обряды перехода и современная антропология .Лондон: Sage Publications

Google Scholar

Whiting, J., Kluckhohn, R., & Anthony, A. (1958). Функция мужских обрядов инициации в период полового созревания. В E. Maccoby, T. Newcomb, & E. Hartley (Eds.), Чтения по социальной психологии (стр. 359–370). Торонто: Холт, Райнхарт и Уинстон.

Google Scholar

Янг, Ф. (1963). Функция мужских церемоний инициации: кросс-культурная проверка альтернативной гипотезы. Американский журнал социологии, 67 , 379–396.

Артикул Google Scholar

Психосоциальная идентичность | Encyclopedia.com

Интересы и подходы

Теория психосоциальной идентичности

Исторические соображения

БИБЛИОГРАФИЯ

Когда мы хотим установить личность человека, мы спрашиваем, как его зовут и какое место он занимает в своем сообществе. Личность означает больше; оно включает субъективное ощущение непрерывного существования и связную память. Психосоциальная идентичность имеет еще более неуловимые характеристики, одновременно субъективные и объективные, индивидуальные и социальные.

Субъективное чувство идентичности — это чувство идентичности и преемственности как личности, но с особым качеством, которое, вероятно, лучше всего описал Уильям Джеймс. В письме он писал, что характер человека проявляется в «умственном или моральном отношении», в котором, когда он на него обращался, он чувствовал себя наиболее глубоко и интенсивно активным и живым. В такие моменты внутри есть голос, который говорит и говорит: «Это настоящий я!» ». Такой опыт всегда включает« элемент активного напряжения, как бы сдерживания себя и веры в то, что внешние вещи исполняют свою роль ». чтобы сделать его полной гармонией, но без какой-либо гарантии, что они будут »(1920, т.1, стр. 199). Так может зрелый человек прийти к изумленному или бурному осознанию своей личности.

Однако то, что лежит в основе такого субъективного ощущения, может быть распознано другими, даже если оно не является особенно сознательным или, действительно, застенчивым: таким образом, можно наблюдать, как ребенок «становится самим собой» в тот самый момент, когда он может можно сказать, что он «теряется» в работе, игре или компании. Внезапно ему кажется, что он «чувствует себя как дома в своем теле», «знает, куда идет» и так далее.

Социальные аспекты формирования идентичности были затронуты Фрейдом, когда в своем обращении он говорил о «внутренней идентичности», которую он разделял с традициями еврейства и которая все еще была в основе его личности, а именно о способности жить. и мыслить изолированно от «компактного большинства» ([1926] 1959, с.273). Постепенное развитие зрелой психосоциальной идентичности предполагает наличие сообщества людей, чьи традиционные ценности становятся значимыми для растущего человека, даже если его рост становится для них актуальным. Простых «ролей», которые можно «играть» взаимозаменяемо, явно недостаточно для социального аспекта уравнения. Только иерархическая интеграция ролей, которая способствует жизнеспособности индивидуального роста, поскольку они представляют жизненно важную тенденцию в существующем или развивающемся социальном порядке, может поддерживать идентичность.Психосоциальная идентичность, таким образом, зависит от взаимодополняемости внутреннего (эго) синтеза индивида и ролевой интеграции в его группе [ см. Роль; см. Также Erikson 1959].

В индивидуальном развитии психосоциальная идентичность невозможна раньше и необходима после окончания подросткового возраста, когда взрослое тело срастается, когда зрелая сексуальность ищет партнеров и когда полностью развитый ум начинает предвидеть историческую перспективу и искать новые привязанности — все разработки, которые должны сливаться друг с другом в новом смысле единообразия и преемственности.Здесь стойкие (но иногда взаимно противоречащие друг другу) инфантильные идентификации приводятся в соответствие с неотложными (и все же часто предварительными) новыми самоопределениями и необратимым (и все же часто неясным) выбором ролей. Наступает то, что мы называем кризисом идентичности .

Исторические процессы, в свою очередь, кажутся жизненно связанными со спросом на идентичность в каждом новом поколении; для того, чтобы оставаться жизнеспособными, общества должны иметь в своем распоряжении энергию и привязанность, которые возникают в результате подросткового процесса: по мере «подтверждения» позитивной идентичности общества возрождаются.Когда этот процесс терпит неудачу у слишком многих людей, становится очевидным исторический кризис . Следовательно, психосоциальную идентичность можно изучать с точки зрения взаимодополняемости истории жизни и истории (Erikson 1958; 1964, глава 5).

В своих индивидуальных и коллективных аспектах психосоциальная идентичность стремится к идеологическому единству; но он также всегда определяется тем прошлым, которое нужно пережить, и тем потенциальным будущим, которое необходимо предотвратить. Таким образом, формирование идентичности связано с постоянным конфликтом с мощными негативными элементами идентичности.Во время обострения кризисов они выходят на первый план, чтобы пробудить в человеке убийственную ненависть к «инаковости», которую он считает злом в чужих — и в себе. Таким образом, исследование психосоциальной идентичности требует также оценки иерархии позитивных и негативных элементов идентичности, присутствующих на этапе жизни человека и в его историческую эпоху.

Это измерения, которые окажутся незаменимыми для изучения идентичности в различных дисциплинах, которые сейчас будут перечислены. А пока я надеюсь избавиться от модного современного «определения» идентичности как вопроса «Кто я?»

Психиатрия и социальная психиатрия

Сложные жизненные процессы часто первыми проявляются в эпидемиологических состояниях дисфункции.Таким образом, в наше время значение процесса идентичности впервые стало очевидным для психопатологов, которые распознали психосоциальные факторы в серьезных нарушениях индивидуального чувства идентичности (отчуждение, спутанность личности, деперсонализация), и для диагностов социальных потрясений, которые обнаружили психосоциальные феномены в действии ( ролевой конфликт, аномия).

По мере смещения теоретического фокуса психоанализа от «инстинктов» к «эго», от защитных механизмов к адаптивным и от инфантильного конфликта к более поздним этапам жизни, состояния острого нарушения эго были признаны и излечены.Синдром, названный путаницей идентичности («распространение идентичности» оказался несколько двусмысленным термином), был признан характерным для невротических расстройств, возникающих в результате травмирующих событий, таких как война, интернирование и миграция (Erikson [1950] 1964, pp. 38-45) . Но это также оказалось доминирующей чертой нарушений развития в подростковом возрасте (Erikson 1959, pp. 122–146). Кризисы идентичности, усугубляемые социальными изменениями и изменениями созревания, могут вызывать невротические или психотические синдромы, но их можно диагностировать и лечить как преходящие нарушения (Blaine & McArthur 1961).Более того, смешение идентичности также можно распознать в извращенно-правонарушительном и причудливо-экстремистском поведении, которое может принимать эпидемиологические масштабы в результате технологических изменений и сдвигов населения (Witmer & Kotinsky 1956). Таким образом, считается, что теория, терапия и профилактика лишены надлежащего рычага воздействия, если не понятна потребность в психосоциальной идентичности, и особенно если вместо этого молодой девиант или пациент «подтверждены» как прирожденный преступник или пожизненный пациент исправительными или терапевтическими учреждениями. (Эриксон и Эриксон 1957; К.Т. Эриксон 1957 г.).

Развитие ребенка и антропология

Таким образом, изучение разнообразных дисфункций пролило свет на формирование идентичности как на самый критерий психосоциального функционирования во время и после завершения одной критической стадии развития: подросткового возраста. Само собой разумеется, что идентичность не возникает (и не заканчивается) в подростковом возрасте: с самого рождения ребенок учится тому, что имеет значение в пространстве, времени и жизненном плане его культуры, посредством различных реакций сообщества на его поведение в зрелом возрасте.Он учится отождествлять себя с идеальными прототипами и избегать злых. Но формирование идентичности приводит к решающему кризису в молодости — кризису, который по-разному встречался, смягчался или усугублялся разными обществами (Lichtenstein 1961; Erikson 1950).

История и социология

Исторические соображения уходят в глубь предыстории и эволюции человека. Лишь постепенно возникнув как единое человечество, сознающее себя и ответственное перед собой и за себя, человек был разделен на псевдовиды (племена и нации, касты и классы), каждый со своей собственной сверхопределенной идентичностью и каждый из которых был усилен предрассудками смертных против своих образов. другие псевдовиды.

В истории идентификации и идентичности неизбежно меняются с изменением технологий, культур и политических систем. Таким образом, существующие или меняющиеся роли должны быть повторно ассимилированы в психосоциальной идентичности наиболее доминирующих и самых многочисленных членов организации. Масштабные несовместимости в этой продолжающейся ассимиляции приводят к панике идентичности , которая, в свою очередь, усугубляет иррациональные отвращения и предрассудки и может привести к беспорядочным насилиям в больших масштабах или к широко распространенному саморазрушающему недомоганию (Stein et al.1960; Уилис 1958).

Тот факт, что остатки «трайбализма» у вооруженного и индустриализированного вида могут способствовать созданию условий, представляющих наибольшую опасность для выживания самого вида, ведет к новому осознанию положения человека в его собственной продолжающейся истории.

Религия и философия

Проецируя злую инаковость на врагов и дьяволов, человек обычно приписывает высшую «идентичность» божествам, которые гарантируют при выявленных условиях его шансы на индивидуальное бессмертие или возрождение.Эта тенденция является подходящим предметом для психоаналитического и психосоциального исследования только постольку, поскольку она выявляет психологические и культурные вариации проекции человеком своего собственного стремления к всемогущей идентичности на «потустороннее» (Erikson 1958).

Наконец, психосоциальная идентичность человека была философски связана с его стремлением достичь и превзойти чистое «Я» , которое остается экзистенциальной загадкой для каждого человека. Старая и новая мудрость предполагает, что человек может превзойти только то, что он утверждал в жизни и в поколении.Здесь клинические и социальные науки будут интересоваться очевидным, а философия — мыслимым (Lichtenstein 1963).

Из этого множества подходов мы теперь выберем несколько сходящихся тем для более связного представления.

Кризис идентичности

У некоторых молодых людей, в некоторых классах, в определенные периоды истории кризис идентичности будет бесшумным; у других людей, классов и периодов кризис будет четко обозначен как критический период, своего рода «второе рождение», либо намеренно усиленное коллективными ритуалами и идеологической обработкой, либо спонтанно усугубляемое индивидуальным конфликтом.

В наши дни психиатрической чрезмерной озабоченности следует подчеркнуть, что кризис здесь не означает фатальный поворот, а скорее (как в драме и медицине) решающий момент или неизбежный поворотный момент к лучшему или к худшему. «Лучшее» здесь означает слияние конструктивных энергий человека и общества, о чем свидетельствует физическая грация, умственная бдительность, эмоциональная прямота и социальная «актуальность». «Хуже» означает длительную спутанность личности у молодого человека, а также в обществе, которое отказывается от самоотверженного применения энергии молодежи.Но худшее в конечном итоге может привести к лучшему: необычные личности в повторяющихся кризисах создают элементы идентичности будущего (Erikson 1958).

Закрытие идентичности и «идеология».

У индивида кризис нормативной идентичности вызван одновременными и неделимыми событиями, которым не уделялось одинакового внимания в различных областях исследования. «Срастание» в позднем подростковом возрасте приводит к все более необратимым изменениям физического и сексуального типа, когнитивного и эмоционального стиля и социальной роли.Половое созревание подталкивает человека к более или менее регрессивному, скрытому или неизбирательному контакту; тем не менее, неизбежно становится неизбежным сужающийся выбор более постоянных партнеров. Все это тесно связано со зрелыми моделями познания и суждения. Исследования Инелдера и Пиаже (1955) предполагают, что только в подростковом возрасте человек может «перевернуть» в уме последовательность событий таким образом, чтобы стало ясно, почему то, что произошло , произошло , должно было произойти. Таким образом, необратимость последствий (более или менее преднамеренных, более или менее «заслуженных») становится до боли очевидной.Таким образом, при такой когнитивной ориентации молодой человек должен сделать или «сделать свой собственный» ряд личных, профессиональных и идеологических выборов.

В то же время должна иметь место бессознательная интеграция всех более ранних отождествлений. У детей в раннем возрасте формируется ядро отдельной идентичности; часто видно, что они защищают его преждевременным самоопределением от давления, которое заставляет их чрезмерно идентифицировать себя с одним или обоими своими родителями. Фактически, то, что клиническая литература описывает как идентификацию, обычно является невротической сверхидентификацией.Идентичность в подростковом возрасте должна, безусловно, полагаться на все те более ранние идентификации, которые способствовали постепенному согласованию инстинктивного характера индивида с его развивающимися способностями и осязаемым обещанием будущих возможностей. Но целостность идентичности — это больше, чем сумма всех предыдущих идентификаций, и она должна поддерживаться общинной ориентацией, которую мы будем называть идеологической. Живая идеология — это систематизированный набор идей и идеалов, который объединяет стремление к психосоциальной идентичности грядущего поколения, и остается пластом в образе каждого человека.останется ли это «образом жизни» или превратится в воинствующую «официальную» идеологию [ см. Идеология]. Идеологическое мировоззрение может передаваться в догматической форме посредством особых обрядов, индукций или подтверждений; или общество может позволить молодежи экспериментировать в течение определенных периодов (я назвал их психосоциальной мораторией) при особых условиях (Wanderschaft, граница, колонии, служба, колледж и т. д.).

Верность

Рано или поздно молодой человек и функционирующее общество должны объединить силы в той комбинации лояльности и компетентности, которую лучше всего назвать верностью (Erikson 1963).Это может быть реализовано путем вовлечения молодежи в качестве бенефициаров и обновителей традиций, работников и новаторов в области технологий, критиков и обновителей стиля и логики, а также бунтарей, стремящихся уничтожить пустую форму в таком опыте, который раскрывает сущность эпохи. Современникам часто бывает трудно различить жизненно важное обещание новой и более всеобъемлющей идентичности или оценить конкретное отчуждение, присущее историческому периоду: во все эпохи раздаются пророческие голоса, которые делают профессию приписывать экзистенциальное самоотчуждение человека чему-то другому. грехи времени [ см. Отчуждение].

Очевидно, кризис идентичности эпохи наименее серьезен для той части молодежи, которая способна вкладывать свою верность в расширяющиеся технологии и, таким образом, развивает новые и компетентные типы и роли. Сегодня это включает молодых людей во всех странах, которые могут вписаться в технические и научные разработки и взять на себя их активную ответственность, тем самым научившись отождествлять себя со стилем жизни, связанным с изобретениями и производством. Молодежь, которая жаждет такого опыта, но не может найти к нему доступа, будет чувствовать себя отчужденной от общества до тех пор, пока технологии и нетехнический интеллект не достигнут определенного сближения.

Мужская и женская идентичность

Отличаются ли мужские и женские идентичности? «Механизмы» формирования идентичности, конечно, те же. Но поскольку идентичность всегда закреплена как в физиологических «данностях», так и в социальных ролях, пол, наделенный «внутренним телесным пространством», способным вынашивать потомство, живет в другой общей конфигурации элементов идентичности, чем пол отцовства (Erikson 1965). . Очевидно также, что детские идентификации, которые необходимо интегрировать, различаются у обоих полов.Но реализация оптимальной психосоциальной идентичности женщины (которая в наши дни будет включать индивидуальность, мастерство и гражданство, а также материнство) сталкивается с древними проблемами. «Глубина», как физическая, так и эмоциональная, вовлечения женщины в цикл сексуального влечения, зачатия, беременности, кормления грудью и ухода за ребенком использовалась создателями идеологий и обществ, чтобы отправить женщин в любые пожизненные «ограничения». »И ограничивающие роли. Психоанализ показал, что формирование женской идентичности предвзято из-за того, чем женщина не может быть и не может быть, а не из-за того, кем она является, была и еще может стать.Таким образом, борьба за юридическое и политическое равенство может сопровождаться энергичными попытками обосновать идентичность женщины доказательством того, что она (почти) так же хороша, как и мужчина, в делах и графиках, разработанных мужчинами и для мужчин. Тем не менее, яркое балансирование технических и политических мужчин в вопросах, которые сейчас имеют жизненно важное значение для всего вида, возродило видение новой идентичности женственности, в которой материнская ориентация не противоречит работе и гражданству, но придает новый смысл оба.Но здесь, как и везде, новых изобретений будет недостаточно, пока преобладает глубоко укоренившаяся негативная идентичность [ см. Индивидуальные различия, статья о Половых различиях].

Отрицательная идентичность и тотализм

Как уже указывалось, отрицательная идентичность остается неуправляемой частью общей идентичности. Кроме того, человек стремится «создать свой собственный» негативный образ самого себя, навязанный ему начальством и эксплуататорами (Erikson 1959, с. 31-38). Если процитировать современную проблему, личность цветного ребенка, возможно, приобрела силу благодаря мелодичной речи его родителей, и тем не менее он может заподозрить эту речь как знак подчинения и начать стремиться к резким чертам превосходства, из которых «хозяин» раса »всеми способами пытается его исключить.Фанатичный сторонник сегрегации, в свою очередь, мог научиться укреплять региональную идентичность отказом от всего цветного и все же, возможно, испытал ранние ассоциации с цветными людьми, по которым он по-прежнему испытывает ностальгию. Поэтому он будет защищать свое превосходство с помощью ограниченности, столь оборонительной, что не сможет обеспечить надежную идентичность в просвещенном обществе.

Эти внутренние трещины еще больше усложняют два явления. Во-первых, негативные образы тесно связаны друг с другом в образах человека.Усиленная защита от негативной идентичности может сделать явное презрение к себе и другим мужчинам во всем, напоминающем женскую сентиментальность, цветную пассивность или еврейскую умственную деятельность, и в то же время заставить его опасаться, что то, что презирают таким образом, может взять верх над его Мир. Такая реакция является источником огромной человеческой ненависти. Более того, в случае обострения кризиса человек (или группа) может отчаяться в своей способности содержать эти негативные элементы в позитивной идентичности.Это может привести к внезапному отказу от тотальных доктрин и догм (Лифтон, 1961), в котором негативная идентичность становится доминирующей. Многие молодые немцы, когда-то чувствительные к иностранной критике, превратились в безжалостных нацистов, оправившись от любви к Kultur , который в постверсальской Германии казался несовместимым с немецкой идентичностью. Его новая идентичность, однако, была основана на тотализме, отмеченном радикальным исключением опасной инаковости и неспособности интегрировать исторически заданные элементы идентичности, также существующие в каждом немце.Что отличает такой тотализм от обращений, обещающих более всеобъемлющую целостность, так это особая ярость, которая возникает там, где развитие идентичности теряет надежду на традиционно гарантированную целостность. Эта скрытая ярость легко эксплуатируется фанатиками и психопатическими лидерами. Он может взорваться в произвольной разрушительной силе мобов и может служить эффективному насилию организованных машин разрушения.

Как и предполагалось, соображения развития привели нас к изучению исторических процессов, поскольку идентичность и идеология кажутся двумя аспектами одного и того же психосоциального процесса.Но идентичность и идеология — это лишь промежуточные пункты на пути к дальнейшему индивидуальному и коллективному созреванию; новые кризисы работают в направлении тех высших форм социальной идентификации, в которых идентичности соединяются, сливаются, обновляются и преодолеваются.

Однако в истории есть периоды, которые представляют собой относительный вакуум идентичности и когда три формы человеческих опасений усугубляют друг друга: страхи, вызванные открытиями и изобретениями (включая оружие), которые радикально расширяют и изменяют образ всего мира, беспокойства, усугубляемые распад институтов, которые были историческим якорем существующей идеологии, и страх экзистенциального вакуума, лишенного духовного смысла.В прошлом идеологические новаторы вырабатывали новые жизненно важные ингредиенты идентичности из своих длительных и повторяющихся подростковых конфликтов (Erikson 1958; 1964, pp. 201-208). Однако сегодня идеология прогресса сделала непредсказуемые и неограниченные изменения самой «волной будущего». Поэтому во всех частях мира сейчас борьба ведется за упреждающую и более инклюзивную идентичность. Революционные доктрины обещают новую идентичность «крестьянин и рабочий» молодежи стран, которая должна преодолеть свою племенную, феодальную или колониальную ориентацию.В то же время новые страны пытаются поглотить регионы, а новые рынки пытаются поглотить страны; мировое пространство расширяется за счет включения космического пространства как подходящего места для универсальной технологической идентичности.

Функционирующие общества могут подтвердить свои принципы, а настоящие лидеры могут создать новые существенные солидарности, только поддерживая развитие более инклюзивной идентичности; ибо только новая и просвещенная этика может успешно заменить умирающий морализм. Неру сказал, что Ганди дал Индии идентичность; и, действительно, усовершенствовав активный способ ненасилия, Ганди превратил вызывающую разногласие и негативную идентичность («пассивную» индийскую) во всеохватывающее и воинственное требование единой нации.В других частях света сама молодежь показала, что, если ей доверяют, она может создать образцы для новых элит. Речь идет об израильских «кибуцниках», Корпусе мира США и американских студентах, приверженных искоренению расовых предрассудков. В таком развитии событий можно увидеть, как молодые мужчины и женщины развивают новые формы солидарности и новую этику.

В заключение, однако, мы должны напомнить себе, что взаимодополняемость и относительность индивидуальной идентичности и коллективной идеологии (которая, несомненно, возникла как часть социогенетической эволюции человека) также наделяет человека самым опасным потенциалом, а именно, постоянно незрелой перспективой. по истории.Верно, что идеологии и идентичности стремятся преодолеть тиранию старых морализмов и догматизмов; тем не менее, они часто возвращаются к ним, соблазненные праведностью, с помощью которой отвергается инаковость, когда условия, поддерживающие чувство идентичности, кажутся в опасности. Старые идеологи, вооруженные современным оружием, вполне могли стать палачами человечества. Но тенденция к всеобъемлющей человеческой идентичности, а вместе с ней и к универсальной этике, одинаково заметна в развитии человека, и, возможно, было бы не слишком утопично предположить, что новые всемирные системы технологий и коммуникации могут служить этому. сделать эту универсальность более очевидной.

Эрик Х. Эриксон

[ Непосредственно связаны записи Личность; Психоанализ, статьи о психологии эго; Самостоятельная концепция. Другие относящиеся к делу материалы можно найти в Подростковый возраст; Антропология, статьи о Культурной антропологии; Психология развития; Младенчество; Жизненный цикл; Социализация.]

Blaine, Graham B .; и Макартур, Чарльз (редакторы) 1961 «Эмоциональные проблемы студента». Нью-Йорк: Аплтон.

Эриксон, Эрик Х.(1950) 1964 Детство и общество. 2-е изд., Перераб. & enl. Нью-Йорк: Нортон.

Эриксон, Эрик Х. (1958) 1962 Молодой человек Лютер. Нью-Йорк: Нортон.

Эриксон, Эрик Х. Личность 1959 года и жизненный цикл. Психологические проблемы 1, вып. 1.

Эриксон, Эрик Х. (редактор) 1963 Молодежь: перемены и вызовы. Нью-Йорк: Основные книги.

Эриксон, Эрик Х. 1964 Проницательность и ответственность. Нью-Йорк: Нортон.

Эриксон, Эрик Х.1965 г. Внутреннее и космическое пространство: размышления о женственности. Страницы 1-26 в Роберте Лифтоне, Женщина в Америке. Нью-Йорк: Хоутон Миффлин.

Эриксон, Эрик Х. 1966 Концепция идентичности в расовых отношениях: заметки и вопросы. Дедал 95: 145-171.

Erikson, Erik H .; и Эриксон, Кай Т. 1957 г. Подтверждение правонарушителя. Чикаго Ревью 10: 15–23.

Эриксон, Кай Т. 1957 Роль пациента и социальная неопределенность. Психиатрия 20: 263-274.

Фрейд, Зигмунд (1926) 1959 Обращение к Обществу Б’наи Б’рит. Том 20, страницы 272-274 в Зигмунде Фрейде, Стандартное издание полных психологических работ. Лондон: Хогарт.

Инелдер, Бербель; и Пиаже, Жан (1955) 1958 Рост логического мышления от детства до подросткового возраста. Нью-Йорк: Основные книги. → Впервые опубликовано как De la logique de I’enfant à la logique de Vadolescent.

Джеймс, Уильям 1920 Letters. Том 1. Бостон: Atlantic Monthly Press.

Лихтенштейн, Хайнц 1961 Идентичность и сексуальность: исследование их взаимоотношений в человеке. Журнал Американской психоаналитической ассоциации 9: 179-260.

Лихтенштейн, Хайнц 1963 Дилемма человеческой идентичности. Журнал Американской психоаналитической ассоциации 11: 173-223.

Лифтон, Роберт Дж. 1961 Реформа мышления и психология тотализма: исследование «промывания мозгов» в Китае. Нью-Йорк: Нортон.

Stein, Maurice R .; Видич, Артур; и Уайт, Дэвид М. (редакторы) 1960 Идентичность и тревога. Нью-Йорк: Свободная пресса.

Веллис, Аллен 1958 В поисках идентичности. Нью-Йорк: Нортон.

Witmer, Helen L .; и Котинский, Рут (редакторы) 1956 Новые перспективы исследования преступности несовершеннолетних. Вашингтон: Детское бюро США.

Границы | Становление в сопротивлении: (не) творческая связь между негетеросексуальной идентичностью и психологическими страданиями

Введение

С момента введения концепции гомофобии (Weinberg, 1972) взаимосвязь между негетеросексуальной идентичностью и различными формами психологического страдания была достаточно продемонстрирована (Meyer, 2003; Herek, 2004; King et al., 2008; Льюис, 2009; Кук и др., 2014; Берг и др., 2015; Barrientos et al., 2016; Семлен и др., 2016). Некоторые исследования даже показали, что уровень самоубийств среди негетеросексуальных людей в семь раз выше, чем среди гетеросексуалов (Tomicic et al., 2016). Вызывает тревогу то, что при сравнении недавних исследований взаимосвязи между психологическими страданиями и негетеросексуальной идентичностью на международном уровне ситуация, похоже, не улучшается (Siqueira et al., 2009; Ghorayeb and Dalgalarrondo, 2011; Smith, 2011; Barrientos and Cárdenas, 2013; Перес, 2014; Мейер, 2015; Флорес, 2019).Таким образом, доказательства очевидны: развитие негетеросексуальной идентичности влечет за собой негативные материальные последствия на уровне субъективного опыта негетеросексуальных людей, а именно появление различных форм психологического страдания.

После депатологизации гомосексуализма были разработаны различные психосоциальные и социально чувствительные теории для объяснения проблемной связи между негетеросексуальной идентичностью и психологическими страданиями (Cass, 1979; Troidn, 1989; Butler, 1997; Meyer, 2003).Несмотря на свои различия, все теории признают, что появление психологических страданий у негетеросексуальных людей связано с трудностью развития негетеросексуальной идентичности в обществах, отмеченных повсеместным гомофобным насилием и гетеронормативностью (см. Warner, 1991; Bilodeau and Renn, 2005 ). Однако специфические процессы, посредством которых негетеросексуальный человек подвергается воздействию гомофобного насилия и гетеронормативности с точки зрения развития ее идентичности, рассматривались по-разному.В общих чертах, эти теории можно разделить на синтезирующих и критических теорий негетеросексуальной идентичности.

Опираясь на теорию тождества Эриксона (1956, 1980), синтезирующих теорий были разработаны в основном в 70-80-х годах такими авторами, как Касс (1979, 1984) и Тройден (1989). В этих теориях возникновение психологического страдания связано со способностью негетеросексуального человека прийти к состоянию синтеза идентичности после развития идентичности.Хотя эти теории широко использовались в эмпирических исследованиях и клинической практике, за последние три десятилетия они подверглись глубокой критике и, таким образом, утратили свою эвристическую ценность (обсуждение см. В Kenneady and Oswalt, 2014; Ferdoush, 2016).

Что касается критического , то перформативная теория идентичности, разработанная квир-феминисткой Батлером (1990, 1997), стала революционной альтернативой для объяснения взаимосвязи между негетеросексуальной идентичностью и психологическим страданием.Опираясь на психоаналитические теории человеческого развития Фрейда (1915/1991) и Лакана (1977) и идеи дискурса Фуко (1978), в которых половые различия являются краеугольным камнем социокультурной организации, Батлер (1997) указывает, что гетеронормативная организация общества подразумевает процесс индивидуальной идентификации, который неизбежно «порождает формы меланхолии» (с. 144). Это справедливо как для гетеросексуальных, так и для негетеросексуальных людей, однако для негетеросексуальных людей из-за исторически сложившихся гетеронормативных социальных норм отрицание и невыразимость их идентификации «может достигать суицидных масштабов» (стр.148). Хотя альтернативное теоретическое объяснение Батлера (1997) имеет большое значение на политическом уровне, позволяя выявить несправедливые властные отношения, как ни парадоксально, но на уровне субъективного опыта, оно оставило негетеросексуальных людей каким-то образом предопределенным испытать только одно возможное эмоциональное состояние. после развития негетеросексуальной идентичности, а именно меланхолии.

Эта тенденция осуждать негетеросексуального человека только на одно эмоциональное состояние после развития идентичности не только присутствует у Батлера (1990; 1997), но типична для некоторых ветвей постструктуралистского квир-феминизма (см. Также Sedwick, 1985, 1990; Jagose, 2001): интеллектуальная тенденция, основанная на генеалогическом анализе Фуко для теоретизирования негетеросексуальных идентичностей.Признавая политическую ценность квир-феминистской теории в традиции Батлера (1990, 1997), мы считаем ее проблематичной, когда дело доходит до концептуализации негетеросексуальной идентичности, поскольку она предлагает концептуализацию, в которой идентичность в основном понимается как подозрительное постоянное воссоздание (а не создание) гетеронормативной нормы (обсуждение герменевтики подозрительности к квир-феминистской теории см. в Sedwick, 2003). Фактически, одним из важных следствий теории развития идентичности Батлера (1997) является предположение о том, что связь между психологическим страданием и негетеросексуальной идентичностью не требует теоретического обоснования, поскольку существует очевидная причинная связь между негетеросексуальной идентичностью и психологической идентичностью. страдание, опосредованное нормой (подробнее см. Haraway, 1988).

Однако, если кто-то хочет лучше понять не только то, как норма воссоздается в ее бутлеровской манере, но и как она агентивно присваивается и трансформируется негетеросексуальными людьми, мы считаем необходимым теоретизировать негетеросексуальную идентичность, а не только ее норма. В связи с этим мы утверждаем, что, хотя существуют нормы, ограничивающие негетеросексуальную идентичность, существует также возможность развития событий, которые бросают вызов неизбежному результату, например меланхолии Батлера (1997) или другим формам психологического страдания.Чтобы поддержать такой аргумент, мы утверждаем, что негетеросексуальную идентичность необходимо теоретизировать (1) как часть творческого процесса, находящегося в конкретном социально-историческом контексте, отмеченном гетеронормативностью, (2) как часть ситуативного процесса, который производит и никогда не прекращается для создания множественных эффектов (самосостояний), которые объединены для создания идентичности, и (3) как часть ситуативного процесса творчества, который может быть искусственно преобразован с помощью современных художественных практик перформанса.Эти три утверждения продвигают аргументацию этой статьи вперед.

В свете тревожных свидетельств связи между психологическим страданием и негетеросексуальной идентичностью, для психологии в целом и терапевтической практики в частности важно лучше понять, как процесс развития негетеросексуальной идентичности работает в контексте гетеронормативности. Хотя более очевидным результатом такого процесса является возникновение различных форм психологического страдания, менее монологическая теория негетеросексуальной идентичности, то есть теория, которая выходит за рамки идентичности как исключительно следствия нормы и фокусируется также на процессуальной идентичности. и творческие аспекты развития негетеросексуальной идентичности, могут найти творческие пространства для потенциальных достижений, которые не впадают (только) в меланхолию или другие формы психологического страдания.

Было много теоретических подходов к себе как к творческому процессу становления (см. Bergson, 1946/2007; Deleuze and Guattari, 2000). Однако не так много людей, которые специально теоретизируют идентичность и / или объединяющее состояние личности как важную часть творческого процесса самостановления. Таким образом, методологически эта статья построит аргумент в поддержку трех заявленных выше утверждений с помощью теорий становления самим собой, которые понимают самость как творческое и диалогическое движение между саморазнообразием (отсутствием идентичности) и самообъединением ( личность).Когда мы используем термины творческий и диалогический, наше методологическое предложение, конечно, вдохновлено работами Бахтина (1934–1935 / 1981, 1952–1953 / 1986) по диалогизму и языку, но также и феминистским и реляционным прочтением развития. Я, предложенный психоаналитическим исследователем Бенджамином (1988, 2018), в котором Я понимается как продолжающийся всю жизнь процесс творческого согласования различных и парадоксальных состояний Я, который диалектически движется между саморазнообразием (не-идентичностью) и единство (идентичность).

Рассматривая эпистемологии, которые определяют наш методологический подход, мы выбрали теории творческого становления, разработанные Рикером, 1970 и Винникоттом (1971), чтобы поддержать наши первые два утверждения. Мы предлагаем, возможно, для некоторых читателей (см. Strawson, 2004; Phelan, 2005), что эти теории могут быть прочитаны как диалогически, так и творчески (см. Также Leiman, 1992; Priel, 1999; Collington, 2001; Ellis and Stam, 2010). ; Главяну, 2010). Однако, поскольку эти авторы не теоретизируют процесс становления собой в контексте гетеронормативности, мы также будем привлекать к обсуждению таких авторов-квир-феминисток, как Батлер (2001, 2004, 2005) и Бенджамин (2018), которые помещают Рикера, 1970 и Винникотт (1971) в этом конкретном контексте.Чтобы поддержать наше третье утверждение, мы будем работать с теоретическим подходом к практикам современного искусства, впервые предложенным Рансьером (2009a, b, 2013), который ставит во главу угла личность и ее политическую / субъективную трансформацию.

Конкретно, в первом разделе аргумент будет сосредоточен главным образом на концепции нарративной идентичности, разработанной Рикером (1992) в Один как другой , которая, как мы продемонстрируем, была прообразом диалогической и творческой позиции его предыдущих работ. .Поскольку для Рикера (1992) гетеронормативность проблематично невидима, его теоретическое предложение будет дополнено более поздними работами Батлер (2001, 2004, 2005), которые по большей части, в противоположность ее первым теориям негетеросексуальной идентичности, отвергают ее герменевтика подозрения и гораздо ближе к герменевтике доверия, разработанной Рикером (1970) (см. также Sedwick, 2003). Во втором разделе аргументы перейдут к относительной психодинамической теории Винникотта (1971) о самости и отношениях, которые его теория имеет как с творчеством, так и с психологическим страданием.Поскольку Винникотт (1971) не теоретизирует негетеросексуальную идентичность, мы будем опираться на работу ученых-квир-феминисток, чтобы привести его теорию личности в соответствие с объектом исследования данной статьи. С помощью теории искусства Рансьера (2009a, b, 2013) в четвертом разделе будет доказано, что институционализированные практики современного искусства, такие как перформанс, можно теоретизировать как творческое пространство, в котором негетеросексуальные люди могут играть в игры и трансформировать их личности. Все разделы статьи направлены на поддержку трех приведенных выше утверждений.Как будет показано в заключительном разделе, когда негетеросексуальная идентичность понимается немонологически как предварительный результат исторически сложившегося и продолжающегося всю жизнь творческого процесса, который движется между объединением и множественностью, очевидно причинная связь между негетеросексуальной идентичностью и психологические страдания нарушаются.

Негетеросексуальная идентичность, выходящая за рамки норм

Как уже предполагалось, первые теории негетеросексуальной идентичности, разработанные Батлером (1990, 1997), содержат некоторые теоретические недостатки.Первую проблему в теориях Батлер (1990) можно найти в ее основополагающей работе Gender Trouble , которая, уделяя слишком много внимания новизне и сопротивлению, имеет тенденцию оставлять недооцененными те аспекты личности, которые, несмотря на свою несущественную природу, имеют тенденцию остаться стабильным. Вторую проблему можно найти в The Psychic Life of Power , в котором Батлер (1997) ссылается на теорию меланхолии Фрейда (1915/1991), чтобы обратиться к устойчивым аспектам самости, и пришел к выводу, что при гетеронормативной социальные условия негетеросексуальной идентичности (и вообще любой идентичности) суждено быть затоплено меланхолией.В этом прочтении гетеронормативность рассматривается как довольно статичная структура, с которой идентифицируются как негетеросексуальные, так и гетеросексуальные люди. Важно учитывать, что для Батлера (1990, 1997), опираясь на Лакана (1953/2012), Лакана (1977), идентичность, по крайней мере теоретически, всегда несущественна и каким-то образом также не существует. Однако для Батлера (1997) идентичность становится довольно фиксированной внутрипсихической структурой через либидинизированные идентификации с нормой. Как читатель увидит, эти изменения в более поздних работах Батлера (2001, 2004, 2005), в которых эта интрапсихическая структура больше не рассматривается так проблемно.Например, в «Давая отчет о себе» идентичность рассматривается скорее как необходимый творческий, даже художественный процесс личного выживания, достигаемый через само-повествование: «Никто не может жить в радикально необъяснимом мире или выжить в нем. радикально неописуемая жизнь »(с. 34).

В книге «Человек как другой» Рикер (1992) разрабатывает теорию социально-исторически расположенного и несущественного «я», т. Е. «Я» как «событие в мире» (стр. 30), которое, в отличие от других не-эссенциалистские описания, найденные у Лакана (1953/2012), Лакана (1977), ранних работ Батлера (1990, 1997) и Фуко (1978), не рассматривают личную идентичность как проблематичную или, по крайней мере, не для этого. по тем же причинам.Первое теоретическое движение, которое позволяет Рикеру (1992) быть, как это ни парадоксально, «несущественным», не отказываясь от идентичности, состоит в разделении двух различных, но взаимозависимых аспектов самости: тождества или идем-идентичности и самости или ipse-идентичности. Таким образом, для философа идентичность парадоксальным образом является одновременно изменением и преемственностью, новизной и стабильностью. Прежде чем продолжить рассмотрение вопроса об идентичности, важно понять некоторые исторические эпистемологические тенденции Рикера (1992).Это поможет читателю понять, почему эта статья считает, что Ricoeur (1992) может интерпретироваться диалогически и творчески, а также почему такая интерпретация поддерживает некоторые аспекты первых двух утверждений, представленных во вводном разделе: (1) идентичность как часть ситуативный процесс и (2) идентичность как объединение множества эффектов этого процесса.

В критике Рикером (1970) теории самости Фрейда (1915/1991) он выявил некоторые эпистемологические двусмысленности в психоаналитическом подходе Фрейда: самость как биопсихологическая структура vs.Я как языковой процесс. Позже, критикуя Лакана (1953/2012), Рикёр (1970) утверждал, что французский психоаналитик ошибочно разрешил эпистемологические недоразумения Фрейда (1915/1991), наложив нормы лингвистического структурализма Соссюра (1933/1945), Якобсона (1960), и Леви-Стросс (1962) о бессознательном и сознательном «я» — теоретическое движение, которое Рикер (1970) явно отвергает (см. также Simms, 2007; Bussachi, 2016).

В более поздних работах Рикер (1975, 1978) разъясняет свою теорию языка, которая за 30 лет до «Человек как другой» отделяет его от структуралистского понимания себя.Короче говоря, Рикер (1975, 1978) использует теорию языка Бенвениста (1966) (социолингвистика), а не теорию, предложенную структурализмом. Для Бенвениста (1966), а также для Рикера (1985, 1992) «я» развивается и никогда не перестает развиваться в дискурсе и через него, то есть посредством конкретного использования языка, который всегда жив и воплощается в особом «публичном обществе». время и пространство »(Ricoeur, 1992, стр. 50), а не как следствие антиисторических норм языка (см. также Billig, 1997).Следовательно, язык понимается как материальность и действие, посредством которого возникает самость (Ricoeur, 1992, стр. 33–39).

Используя подход Бенвениста (1966) к языку, можно сделать вывод, что в работе Рикера (1970, 1975, 1978, 1985) существует смещение от семиотики к семантике и от экземпляра письма к экземпляру дискурса (см. , 1985, с. 53). Именно это смещение позволило Рикеру (1985) утверждать в Time and Narrative , что переживание человеческого времени, то есть переживание жизни, развивающейся во временном измерении, нарративно создается посредством использования язык (стр.61–64). Следовательно, без нарратива — каким бы частичным и условным оно ни было — «я» было бы лишено социально-исторического существования. Именно эту идею лишения социально-исторического существования из-за отсутствия личных и социальных нарративов Батлер (2001, 2004, 2005) признает в своих работах после Psychic Life of Power .

В книге «Рассказывая о себе» легко заметить, что Батлер (2001, 2005) критически относится к нарративным теориям, которые возлагают на субъектов обязанность рассказывать о себе.По мнению Батлера (2001, 2005), некоторые разделы современной психологии были особенно вредными из-за их тенденции не только навязывать необходимость повествования, но и настаивать на том, что он должен быть последовательным. Однако, как читатель увидит позже, принимая во внимание диалогические возможности современных нарративов, которые Рикер (1985) идентифицирует в «Время» и «Повествование », можно утверждать, что Батлер (2001, 2005) критикует монологические гетеронормативные нарративы. на предметы, которые не предлагают им много возможностей для существования.Напротив, они делают невидимыми разнообразные формы, которые могла принимать воплощенная историческая жизнь.

Хотя для Батлер язык 1990 года сыграл важную роль в ее теориях идентичности и субъективности, нелегко проследить ее эпистемологический путь в отношении языка, как это можно сделать с Рикером (1970, 1975, 1978, 1985). Тем не менее, то, что можно наблюдать, — это ее склонность двигаться взад и вперед от более структуралистского подхода к языку, в котором идентичность является лишь (подчиненным) эффектом ограничивающих норм языка, и более диалогического подхода, в котором «означающие идентичности не определены заранее структурно »(Butler, 1997, p.104).

Это довольно сбивающее с толку движение между разными подходами к языку прекращается в «Давая отчет о себе» . Что меняет в этой работе, так это важность, которую Батлер (2001, 2005) придает исторически сложившимся интерсубъективным отношениям, опосредованным и возможным, когда человек не только контролируется и ограничивается языком, но и использует его для описания самого себя. Делая это, Батлер (2001, 2005) приближается к пониманию Рикёром (1992) отношения между языком и идентичностью, в котором личная идентичность развивается в рамках «диалогического скелета весьма разнообразных межличностных обменов» (стр.44). Тем не менее, что отличает Батлера (2001) от Рикера (1992), так это ее аргумент о том, что эти межличностные обмены, в рамках которых развивается любая возможная идентичность, должны быть помещены в «сцену обращения» (Батлер, 2001, стр. 33), которая предопределена социальные нормы, регулирующие направления, в которых может развиваться самооценка. Хотя нечто похожее на сцену обращения — «контекст беседы» (Ricoeur, 1992, стр. 192) — смутно рассматривается Рикером (1992), конкретные материальные условия, составляющие сцену обращения, остаются в некоторой степени неясными.Как было заявлено во вводном разделе, для теории негетеросексуальной идентичности недостаточно сказать, что идентичность — это повествовательный процесс. Идентичность — это повествовательный процесс, который происходит в контексте гетеронормативности, поэтому неопределенность Рикёра (1992) относительно контекста, в котором развивается идентичность, неприемлема и требует исправления.

Опираясь на Бенвениста (1966), для Рикера (1992), личность всегда воплощается в виде «Я – Ты» (стр. 41), никогда не бывает одного «Я».Следовательно, самому возникновению ощущения себя чем-то вроде «я», которое владеет идентичностью, предшествует «Ты», который требует своего присутствия. Учитывая гетеронормативную сцену обращения, определенную Батлером (2001, 2004, 2005), это требование никогда не возникает в вакууме. Это означает, что «я» не призвано становиться тем, чем оно хочет с точки зрения идентичности, скорее, существуют гетеронормативные нормы, то есть исторические монологические нарративы относительно сексуальности, которые необходимо было бы принять в первую очередь, если бы «я» было быть признанным «Вы» как действительное «Я».Это, безусловно, ставит негетеросексуальных людей в опасное положение. Однако, слишком узко сосредотачиваясь на монологических нарративах, ограничивающих идентичность, Батлер (2001, 2005) упускает из виду сложные процессы, которые делают возможным само существование этой идентичности, а также, в свою очередь, возможности, которые могут быть открыты, если кто-то поймет эти процессы. диалогически.

Согласно Рикеру (1992), процесс, посредством которого развивается личная идентичность, называется «самостью». Самость возникает и никогда не перестает возникать между двумя полюсами, которые Рикер (1992) называет идем-тождественностью и ipse-тождественностью или тождеством и самостью.Полюс тождества (идем-идентичность) связан с той частью самости, которая остается более или менее постоянной и распознается «Я» и другими как неизменная во времени (например, с собственным характером). Тем не менее проблема сходства состоит в том, что оно «покрывает предшествующее нововведение, вплоть до отмены последнего» (стр. 121). Полюс идентичности «я» — это «приобретенные привычки» (стр. 122), которые отрепетировались и выполнялись снова и снова через межсубъективные межсубъективные отношения, опосредованные языком, в диалогическом дискурсивном поле, то есть в рамках определенного исторического и лингвистически организованного социокультурного контекста. множественными идеологизированными точками зрения (см. также Бахтин, 1934–1935 / 1981, с.270–272). Поскольку полюс тождества развивается в диалогическом дискурсивном поле, тождество самости можно теоретизировать как нарративное (лингвистическое) и временное объединение множества пережитых взглядов самости на себя. Тем не менее, хотя эти точки зрения переживаются нами индивидуально, они всегда имеют исторически сложившийся идеологический вес.

Идея «Я» как нарративно становящегося внутри диалогического дискурсивного поля, представленного в Сам как Другой , уже была развита в Time and Narrative посредством анализа диалогического романа Бахтина (1934–1935 / 1981) Рикёром (1985).Введение диалогизма в теорию нарративности Рикера (1985) оказало влияние на его более позднюю теорию нарративной идентичности. Это, действительно, диалогизм в нарративной идентичности, который позволяет нам предположить, что негетеросексуальная идентичность не обязательно должна подпадать, по крайней мере, не всегда, во всепроникающий монологизм, навязанный гетеронормативностью.

Согласно нашей интерпретации Рикера (1985), нарративы являются материальными и обусловленными действиями человека — «конфигурирующими действиями» (стр. 61), которые ограничиваются не нормами языка, а предшествующими нарративами.Как указывает Рикер (1985), нарратив — это та особая «поэтическая композиция» (стр. 94), которая в качестве культурного ресурса отвечает за художественное (искусственное) создание социального и индивидуального опыта человеческого времени (см. Также Arfuch, 2010). ). Именно опыт времени превращает биологический организм в исторического человека, чья жизнь была прожита осмысленно и которую можно запомнить. Это то, что приводит Рикера (1985) к утверждению, что личное повествование придает смысл собственной запомненной жизни, «возводя бессмысленную жизнь в значимое произведение благодатью искусства» (стр.80). Однако важно учитывать, что нарративы как социально-исторические и ситуативные художественные действия менялись на протяжении всей истории.

До диалогического нарратива, теоретизированного Бахтиным (1934–1935 / 1981), Рикер (1985) указывает, что традиционные европейские нарративы были скорее «монологичными» (с. 96). Это означает, что рассказчик был организующим принципом, владельцем опыта времени. Напротив, диалогическое повествование Бахтина (1934–1935 / 1981) ломает иерархию, в которой последнее слово всегда остается за рассказчиком.Это означает, что диалогический нарратив открыт для множества голосов — идеологизированных точек зрения, по терминологии Бахтина (1934–1935 / 1981) (см. Также Larrain and Haye, 2019), — которые составляют диалогическое дискурсивное поле, в котором разворачивается каждая человеческая жизнь. Это также имеет последствия с точки зрения времени. Больше нет единичного переживания Времени, это скорее множественные точки зрения пережитого времени, которые нельзя отделить от материальной жизни персонажей. Таким образом, диалогический нарратив как культурный ресурс заключается в том, чтобы поставить под сомнение способы, которыми нарративы исторически помогали людям создавать переживание времени, показывая, что единственное время было скорее следствием «центростремительных сил» (Бахтин, 1934–1935). / 1981, с.271), то есть о материальной социальной борьбе, а не о естественном порядке вещей.

Мы утверждаем, что ранние работы Батлера (1990, 1997) о негетеросексуальной идентичности предлагают теорию, которая односторонне фокусируется на гетеронормативных центростремительных силах дискурса, силах, которые пытаются монологизировать диалогизм дискурсивного поля жизни. Однако с диалогической точки зрения, хотя центростремительные силы существуют, существуют также «центробежные силы» (Бахтин, 1934–1935 / 1981, с. 272) внутри диалогического дискурсивного поля.Это означает, что в дискурсивно организованном гетеронормативном обществе, хотя интерсубъективные отношения стремятся воссоздать гетеронормативную норму, они также неизбежно создают новые нормы и трансформируют старые. Это можно увидеть в некоторых странах, начиная с 70-х годов, например, в создании новых значений негетеросексуальности, которые постепенно стали общепринятыми идеологизированными взглядами на человеческую сексуальность. Это то, что Батлер (2001, 2005) начинает осознавать в своих более поздних работах. Диалогическое дискурсивное поле может казаться полностью объединенным гетеронормативными центростремительными силами, однако, как утверждает Бахтин (1934–1935 / 1981), «наряду с вербально-идеологической централизацией и объединением продолжаются непрерывные процессы децентрализации и разъединения (…) центростремительные силы жизнедеятельности языка, воплощенные в едином языке, действуют посреди гетероглоссии »(с.272).

Опираясь на диалогическую перспективу, в книге Один как другой Рикер (1992) утверждает, что полюс тождества самости (идем-идентичность) процессно развивается в дискурсивном поле, состоящем из огромного количества исторически обусловленных «предпочтений, оценок и оценки »(стр. 122), то есть огромное количество идеологизированных точек зрения, которые создаются, меняются местами и стабилизируются посредством человеческих отношений, опосредованных языком. Через сложный процесс лингвистической практики со многими другими (и не только с Другим) эти множественные идеологизированные точки зрения усваиваются самим собой.Именно этот процесс интернализации — процесс, который всегда инициируется другими, — парадоксальным образом «аннулирует первоначальный эффект инаковости» (Ricoeur, 1992, стр. 122), трансформируя множественные идеологизированные перспективы, встречающиеся в за пределами , в базовую семиотическую (лингвистическую) материал, необходимый для развития того, что живет внутри , а именно тождество (идем-идентичность).

С диалогической парадигмы возможность столкнуться с идеологизированными перспективами, презирающими негетеросексуальных людей в гетеронормативном обществе, довольно высока, однако ее нельзя считать единственной возможностью.Это можно увидеть в качественных исследованиях, которые в последние годы пытались противостоять одностороннему изображению негетеросексуальных людей как вечных жертв гомофобного насилия (см. Hammack and Cohler, 2009; Davis, 2015; Sala and De la Mata). Бенитес, 2016). Эти исследования показывают внутреннее диалогическое движение самости, в котором гетеронормативные идеологизированные точки зрения сталкиваются с негетеронормативными перспективами, вызывая своего рода внутрисубъективное трение. Таким образом, мы утверждаем, что личность никогда не бывает полностью занята только одной идеологизированной перспективой, даже на уровне одного-единственного интернализованного языкового знака.

При диалогической интерпретации работы Рикера (1992) возможность перехода от монологизма к диалогизму может быть обнаружена в другом полюсе идентичности, а именно в ipse-идентичности. Ипсе-идентичность — это то, что Рикер (1992) называет полюсом инноваций, той частью процесса становления собой, которая всегда открыта для трансформации. Ипсе-идентичность бросает вызов тождеству «я», не разрушая его, но путем творческой интеграции в тождество (идем-идентичность) новых идеологизированных перспектив, переживаемых самостью.Как перейти от idem-identity к ipse-identity? Нарративная идентичность — это лингвистический прием / действие, с помощью которого идентичность личности может быть творчески подвергнута сомнению и воссоздана (стр. 123). В общем, нарративная идентичность, понимаемая как языковое творческое действие, способна, с одной стороны, показать, что идентичность личности является скорее сокращением многих интернализованных идеологизированных точек зрения, чем прочным и стабильным субстратом, и т. Д. с другой стороны, чтобы создать искусственно, даже вымышленно, новые версии тождества (см.также Butler, 2001, p.26).

С точки зрения всепроникающей деструктивности центростремительных сил гетеронормативности критическим моментом у Рикера (1992) остается то, что креативность, необходимая нарративной идентичности для перехода от монологизма к диалогизму, воспринимается как должное. Для Рикера (1992) творчество не подвергается сомнению и не теоретизируется. Но так ли это на самом деле? Является ли творчество для негетеросексуальных людей таким же доступным, как для людей, которые соответствуют нормам гетеронормативности? Это вопросы, которые будут рассмотрены в следующем разделе.На данный момент, с помощью Рикера (1985, 1992) и Батлера (1997, 2001, 2004, 2005), можно переформулировать первые два утверждения, сделанные во вводном разделе: негетеросексуальная идентичность может быть концептуализирована как (1) часть процесса, расположенная в контексте, отмеченном монологической гетеронормативностью, и (2) как часть процесса, посредством которого новые идеологизированные перспективы, переживаемые и усвоенные самим собой, могут быть объединены в тождество. Это творческий процесс? Чтобы ответить на этот вопрос, давайте перейдем к следующему разделу, чтобы исследовать творчество и его связь с негетеросексуальной идентичностью.

Творчество

Для Винникотта (1971) творчество играет важную роль, когда дело доходит до «поиска себя» (стр. 71). Хотя он не осмыслял актуальность диалогизма в своей теории, более поздние авторы утверждали, что работа Винникотта (1971) о самости подразумевает диалогическое понимание интерсубъективности, в котором творчество как социогенетически развивается, так и поддерживается другими (Leiman, 1992; Priel, 1999; Вирно, 2002; Главяну, 2010). Творчество в теории самости Винникотта (1971) необходимо для того, чтобы она «оставалась верной себе» (Рути, 2011, стр.360). Подобно концептуализации личностной идентичности Рикёром (1992), это истинное Я не подразумевает твердое «я», а скорее «я» в состоянии творчества, жизни, что, по Винникотту (1971), необходимо для создания человеческая жизнь (а не органическая жизнь), которой стоит жить. Но, прежде чем заняться отношениями между самостью и творчеством, необходимо рассмотреть интеграцию play в его теорию самости.

В Игра и реальность Винникотт (1971) устанавливает, что «только во время игры ребенок или взрослый волен к творчеству» (стр.71). В более широком смысле его работы способность творчески играть с собственной жизнью, то есть терпеть и принимать парадоксальные состояния себя (см. Также Benjamin, 2018), тесно связана с субъективным благополучием и уменьшением психологического страдания. Винникотт (1971) ясно указывает на это в своем заявлении о том, что творческая жизнь дает человеку ощущение того, что жизнь «стоит того, чтобы жить» (стр. 87), и что, с другой стороны, нетворческая и послушная жизнь, воспринимаемая как «что-то для установки »(стр.87), создает ощущение, «что ничего не имеет значения и что жизнь не стоит того, чтобы жить» (с. 87). Более того, Винникотт (1971) указывает, что отсутствие игры, которое приводит к отсутствию творческих способностей, даже заставляет некоторых людей думать, что «самоубийство не имеет большого значения» (стр. 92), потому что игра улучшает не только способность к самоубийству. производить творческие внешние вещи, но также терпеть парадоксальные и болезненные состояния себя в «мгновенной жизни» (стр. 92) (см. также Winnicott, 1959).

Что интересно в работе Винникотта (1971), так это то, что игра в детстве и каждый культурный опыт во взрослой жизни — это никогда не внутренний опыт , а лиминальное действие, которое сначала происходит в «наложении двух игровых зон» (стр. .72), а затем становится внутренним . Это напоминает идею Рикера (1992) о том, что интернализация идеологизированных перспектив сначала переживается в интерсубъективных отношениях, а затем становится семиотическим материалом для создания собственной идентичности (см. Также Billig, 1997). Актуальность этого состоит в том, что игру и, следовательно, творчество можно рассматривать не как солипсистскую деятельность, а как интерсубъективный опыт, который может происходить только в среде, в которой развиваются индивиды, и внутренне зависит от нее.Использование более диалогической терминологии, зависящей от семиотически организованного дискурсивного поля, в котором происходит игра (см. Также Leiman, 1992).

Бенджамин (2018) в своем феминистском прочтении Винникотта (1971) интерпретирует игру как действие, которое создает лиминальное пространство — «третье пространство», в котором есть место множеству и порой противоречивым взглядам на реальность. В игре тело и разум могут относительно свободно перемещаться между альтернативными перспективами реальности, не застревая в одной ее точке зрения.Таким образом, творчество, которое развивает игра, помогает людям «развлекать несовместимые версии происходящего» (стр. 145), то есть иметь возможность придерживаться парадоксальных перспектив, не обязательно избавляясь от одной или синтезируя их. . Однако такие авторы, как Burack (1995) и Goldner (2003), информируют нас о том, что игра регулируется исторически обусловленными гендерными и сексуализированными нормами. Следовательно, как утверждалось в предыдущем разделе, игра и творчество в рамках гетеронормативности не могут считаться само собой разумеющимися.Это будет рассмотрено позже.

Что касается «я», Винникотт (1971) понимает его как «нескончаемый и по существу безуспешный» (стр. 73) процесс становления. Согласно нашей интерпретации Винникотта (1971), «я» — это воплощенный социально-психический процесс становления, который развивается в определенных временных пространствах, разделяемых с другими. Это означает, что самость как процесс конституируется более или менее неинтегрированным накоплением множества самосостояний, то есть множественных перспектив реальности, переживаемой самостью.Эти множественные точки зрения сначала переживаются в интерсубъективных отношениях, а затем усваиваются. После интернализации эти множественные точки зрения на реальность объединяются, производя временный эффект самости как единства.

Более того, интерсубъективные отношения могут быть питательными, но они также могут быть радикально вредными, составляя то, что Винникотт (1971) называет «патологическими сообществами» (стр. 93). В патологических сообществах игра как питательное действие, стимулирующее творчество, не может иметь места, что, как следует из Бенджамина (2018), подразумевает, что может существовать только одна перспектива реальности, то есть только одна перспектива самости.Это напоминает квир-феминистское прочтение Винникотта (1971) Голднером (2003), в котором утверждается, что патологическое сообщество, такое как гетеронормативное общество, обязательно воспроизводит монологическое повествование о «двух взаимоисключающих полах» (Голднер, 2003, стр. 127). Это подразумевает, что негетеросексуальные аспекты идентичности (негетеросексуальные самосостояния) из-за их несоответствия с «нормативной женственностью или мужественностью» должны быть исключены, отвергнуты, смещены, замаскированы, спроецированы или эвакуированы иным образом »(стр.128).

В отличие от других подходов к психологическому страданию, для Винникотта (1971), поскольку «я» — это, по сути, движение между неинтеграцией и единством, назад и вперед между множественностью и единством, психологическое страдание не связано с неинтегрированной природой «я». а скорее к тому, как среда навязывает переживание этой неинтеграции множественности как неудачи. Здесь Винникотт (1971) не утверждает, что психологические страдания исчезнут, если люди будут постоянно ощущать себя в состоянии неинтеграции.Напротив, Винникотт (1971) считает, что минимальное состояние единства «я», то есть минимальное состояние подобия, необходимо, если человек хочет переживать жизнь как стоящую.

Парадокс состоит в том, что для Винникотта (1971) состояние единства, необходимое для жизни, не является данностью и остается незавершенным до конца жизни. Это означает, что единство необходимо постоянно поддерживать, и способность к этому поддержанию, которая обеспечивается творчеством, может проявляться только в (защищенных) состояниях неинтеграции, то есть в игре, в которой парадоксальная и противоречащая множественность Я имею право на существование.Говоря более диалогичными словами, без переживания диалогизма «я» «я» не может развить необходимое творчество, чтобы удерживать посредством объединения свою собственную множественность. Это приводит к ситуации, в которой некоторые интернализованные самосостояния живут как несамостояния, оставаясь отчужденными / отчуждающими.

До этого момента можно заметить, что творчество связано со способностью индивида удерживать свои собственные противоречивые и парадоксальные самосостояния посредством создания временного состояния единства.Однако креативность не является индивидуальной особенностью, а обеспечивается средой, которая позволяет людям воспринимать свою множественность как успех, а не как неудачу. В этом отношении, с помощью Goldner (2003), стало ясно, что в гетеронормативном обществе негетеросексуальные люди каким-то образом вынуждены вести нетворческий образ жизни, вплоть до того, что их подталкивают к эвакуации своего собственного воплощенного я. Остается ли в таком случае для негетеросексуалов пространство для творчества? Не вернемся ли мы к теории неизбежной меланхолии Батлера (1997)? Здесь становится актуальным феминистское перечитывание Винникотта (1971) Бенджамином (2018).

Бенджамин (2018) указывает, что методологически традиционный психоанализ, даже в традициях Винникотта (1971), отказался от использования дискурсивных жанров, отличных от вербального самовописания и вербальных свободных ассоциаций. Напротив, Бенджамин (2018) считает, что современные художественные практики, такие как перформанс, могут многому научить психоаналитиков, когда речь идет об усилении творческих способностей, особенно творческих способностей людей, чей творческий потенциал был ограничен гетеронормативными отношениями (см. Также Бенджамин. , 1988).Специфика исполнительского искусства будет рассмотрена более подробно в следующем разделе. На данный момент можно сказать, что то, что Бенджамин (2018) видит в перформансе, — это возможность открытия интерсубъективных пространств игры за пределами традиционных терапевтических условий, в которых можно исследовать вербальные и невербальные аспекты личности. Более того, как это хорошо известно Бенджамином (2018), подходя к исполнительскому искусству как к процессу творчества, а не только как к продукту, можно воссоздать интерсубъективные вербальные и невербальные паттерны дискурсивной коммуникации и импровизировать новые возможности.Согласно Бенджамину (2018), эти особенности перформанса необходимо учитывать, если гетеронормативные властные отношения должны трансформироваться на психологическом уровне.

Обсуждение творчества, проведенное в этом разделе, дает нам хорошую основу для изучения того, как негетеросексуальное Я можно теоретизировать как , возможно, творческий процесс , а негетеросексуальную идентичность как необходимое предварительное объединение множества состояний Я, достигнутых в этот процесс. Мы говорим , возможно, творческое , потому что в обществе, в котором монологическая гетеронормативность воспроизводится снова и снова через интерсубъективные отношения, очень маловероятно, что интернализованные негетеросексуальные самосостояния могут переживаться как собственные состояния или интегрироваться в это временное объединение. это личность.Творчество как объединяющая психологическая функция личности зависит от переживания множества состояний себя как возможных его версий. Тем не менее, в отличие от других теорий негетеросексуальной идентичности, с точки зрения Винникотта, «я» — это незавершенный на всю жизнь процесс, который всегда открыт для трансформации через усиление творческих способностей. Как было предложено Бенджамином (2018), перформанс можно рассматривать как игровое пространство, выходящее за рамки традиционной терапии, в котором можно стимулировать творчество.Чтобы лучше понять утверждение Бенджамина (2018), давайте рассмотрим перформанс более подробно.

Преобразование через искусство

В этом разделе мы сосредоточимся на продвижении аргумента к третьему утверждению, сделанному во вводном разделе: что негетеросексуальная идентичность может быть преобразована с помощью современной художественной практики перформанса.

Несмотря на важность творчества в работе Винникотта (1971), он проводит четкое различие между своим пониманием творчества как творческой жизни и искусства как институциональной деятельности, дающей окончательные и последовательные результаты.Поскольку «я» рассматривается как процесс, характеризующийся диалогизмом, креативность Винникотта (1971) связана со способностью удерживать несколько состояний «я» (пережитые точки зрения на реальность) на повседневной основе, а не со способностью приносить результаты. Поэтому он указывает, что художники, проанализированные Фрейдом (1910/1957), не обязательно творческие, по крайней мере, не в его понимании творчества как повседневного явления (см. Winnicott, 1971/2015, p. 93; Milner, 1987/2002, стр.201). Однако следует отметить, что концепция Винникотта (1971) об искусстве как об институционализированной деятельности, которая дает только результаты, является лишь одним из возможных прочтений искусства.

Понимание искусства Винникоттом (1971) относится к тому, что Рансьер (2009b) называет «репрезентативным режимом искусства» (стр. 7). Основанный на кантианской традиции, репрезентативный режим искусства является частью философского движения, в котором искусство сводится к его способности создавать прекрасные формы, которые могут выходить за рамки мирских аспектов социальной и личной жизни. Следовательно, эта философия искусства фокусируется на установлении норм, регулирующих то, что можно определить как искусство, и способы, которыми художественные продукты должны быть представлены аудитории в терминах формы.Исходя из такой концептуализации, процессуальные и нетехнические аспекты художественной практики не теоретизируются.

Рансьер (2009b) помещает в современность философскую революцию в теории искусства, которую он называет «эстетическим режимом искусства» (стр. 46). В эстетическом режиме значительное место занимает творческий процесс создания искусства. Это не означает, что мастерство художественных техник теряется, это не означает, что художественные практики не ограничиваются техническим приобретением. Вместо этого художественное творчество стремится к перераспределению и реорганизации личной / социальной жизни, которая встроена в идеологизированное и семиотически организованное дискурсивное поле.Это ясно видно в The Aesthetic Unconscious , где Рансьер (2009a) указывает, что художники берут означающие / идеологизированные элементы (знаки) своей социальной и личной реальности и творчески воссоздают их в новой манере (см. Стр. 34). ). Следовательно, искусство — это не вопрос выхода за пределы обыденного, а преобразование приземленной социальной / личной реальности, которая происходит, когда художники (и, в конечном итоге, нехудожники) творчески играют с формальными и содержательными аспектами своей социальной / личной жизни.Основываясь на этой концепции искусства, художественное производство понимается как временный жест объединения, который является результатом творческого процесса игры, который искусственно вырезает часть переживаемого мира, чтобы исследовать и преобразовывать его (см. Rancière, 2009b, стр. 33). –35).

Согласно Рансьеру (2013), среди различных художественных практик перформанс стал особенно полезным инструментом для игрового исследования, вопрошания и трансформации себя на психологическом уровне (см. Также Рансьер, 2009a).

Важной особенностью перформанса является то, что оно пытается намеренно «приостановить нормальные координаты чувственного опыта» (Rancière, 2009b, p. 25), играя с идеологизированными элементами социальной / личной реальности. Это означает, что перформанс направлен на то, чтобы с помощью художественных средств поставить под сомнение то, что считается нормальным, выявить исторические и политические силы, стоящие за нормальными координатами переживаемой реальности. Следовательно, для угнетенных сообществ, таких как негетеросексуальные люди, перформанс оказался полезным институционализированным видом деятельности для исследования собственного угнетения с точки зрения его причин, а также с точки зрения возможностей переживания жизни за пределами этого угнетения (см. Heddon, 2006, за обсуждение важности перформанса в контексте гетеронормативного угнетения).

В этом контексте переживание жизни за пределами угнетения означает преобразование монологического репертуара переживаний жизни. В терминах диалога: перейти от одной переживаемой точки зрения на реальность к множеству ее точек зрения. Есть веские теоретические причины полагать, что для человека, который слишком часто переживал реальность с точки зрения пережившего гетеронормативное насилие, открытие жизни другим пережитым переживаниям может быть трансформационным процессом на индивидуальном психологическом уровне.Однако перформанс стремится не только к приумножению опыта, но и к временному объединению обретенных новых перспектив реальности.

Искусство перформанса можно понимать как воплощенный исследовательский проект, в котором художники участвуют эмоционально, когнитивно и поведенчески. Фактически, согласно Рансьеру (2009b), специфика перформанса состоит в том, что «мысли, практики и аффекты [не] устанавливаются и не закрепляются за территорией или конкретным объектом» (стр.5), и вместо этого стираются границы между этими психологическими аспектами личности. Во время творческого процесса воплощенный исследовательский проект перформанса намеренно выглядит так, чтобы получить новые и многочисленные эмоциональные / когнитивные / поведенческие перспективы реальности, например, путем чтения, обсуждения, разыгрывания сцен, изучения собственной биографии, переживания новых эмоций и т. Д. Более того, в перформансе новые перспективы не открываются единожды, а многократно репетируются и представляются.Это дает специалистам по перформансам возможность освоить и усвоить эти новые перспективы.

Однако, поскольку перформанс обычно заканчивается публичным показом, новые обретенные перспективы реальности объединяются во временный перформативный жест, которым можно поделиться с другими. Как было предложено в предыдущих разделах, этот процесс объединения имеет решающее значение с точки зрения творчества. Умножение опытных точек зрения только ради этого не обязательно увеличивает творчество — тем не менее, что действительно увеличивает его, так это процесс объединения всех этих, возможно, парадоксальных и противоречащих друг другу точек зрения на реальность.В терминах Винникотта: процесс обучения тому, как удерживать множественность, не теряясь в ней. Или, как выразился Рикер (1992), это процесс достижения творческого «несогласованного согласования» (стр. 141) в собственном повествовании.

Во вводной части утверждалось, что негетеросексуальная идентичность может быть искусственно преобразована с помощью перформанса. Как подчеркивается в этом разделе, в перформансе негетеросексуальное Я может участвовать в воплощенном исследовательском процессе, в котором гетеронормативная организация дискурсивного поля жизни художественно / искусственно приостанавливается.В процессе создания негетеросексуальное Я имеет возможность повторно переживать реальность с позиций, которые ранее были ограничены из-за гетеронормативной организации дискурсивного поля, в котором развиваются Я и его идентичность (см. Также Billig, 1997). Если, как показано в первых разделах, негетеросексуальная идентичность теоретизируется как временное объединение самосостояний, переживаемых на протяжении всего процесса жизни в обществе, отмеченном монологической гетеронормативностью, есть веские основания полагать, что обретение новых самосостояний, то есть новые опытные взгляды на реальность могут изменить это временное объединение.Искусство перформанса предлагает игровое пространство, в котором процесс развития негетеросексуальной идентичности может быть художественно / искусственно развернут, так что осажденные самосостояния могут быть пересмотрены и подвергнуты сомнению. Однако, как было показано выше, цель перформанса состоит не в том, чтобы разрушить это временное объединение, а в том, чтобы искусственно / искусственно изготовить новое временное объединение, интегрируя самосостояния, которые ранее не могли быть интегрированы.

Заключение

Эта статья была направлена на теоретизацию негетеросексуальной идентичности с менее монологической точки зрения, чем в существующей литературе.Предыдущие теории односторонне утверждали, что негетеросексуальные идентичности каким-то образом обречены на развитие различных форм психологического страдания в гетеронормативных условиях жизни (см. Butler, 1997). С этой точки зрения негетеросексуальная идентичность не нуждается в теоретическом обосновании, поскольку проблема находится только на уровне социальных норм. Негетеросексуальная идентичность кажется просто причинным следствием гетеронормативности. Чтобы противостоять этому монологическому и неагентативному подходу, мы утверждали, что негетеросексуальную идентичность необходимо теоретизировать (1) как часть творческого процесса, находящегося в конкретном социально-историческом контексте, отмеченном гетеронормативностью, (2) как часть ситуативного процесса. который производит множественные эффекты (самосостояния), которые снова и снова объединяются, чтобы создать идентичность, и (3) как часть ситуативного процесса творчества, который может быть художественно / искусственно преобразован с помощью перформанса.

На протяжении всей статьи мы обсуждали теории идентичности / унификации, которые подтверждают эти три утверждения. Благодаря диалогической интерпретации Рикера, 1970, стало ясно, что идентичность — это не только тождество. Тождество как тождество — это нарративное сжатие диалогизма самопроцессов, которое никогда не перестает быть открытым диалогизму дискурсивной жизни: то, что Рикер (1992) называет ipse-тождественностью. Самость как процесс происходит в дискурсивном поле, населенном «предпочтениями, оценками и оценками» (стр.122), которые благодаря интернализации становятся семиотическим (лингвистическим) материалом, с помощью которого может развиваться идентичность как тождество. Действие нарративной идентичности способно открыть идентичность как тождество тождеству как ipse, так что тождество самости может быть творчески воссоздано. Однако с помощью Батлера (2001, 2004, 2005) можно предположить, что в гетеронормативных социальных условиях основное требование к действию нарративной идентичности, а именно творчество, не может считаться само собой разумеющимся.

Во втором разделе, с Винникоттом (1971), можно было увидеть, что гетеронормативность препятствует развитию творческих способностей, препятствуя полному переживанию негетеросексуальных состояний самости. Творчество было концептуализировано в этом разделе как психологическая функция, которая делает возможным временное объединение личности, а именно идентичности. Однако творческий потенциал негетеросексуальной личности может развиться только в том случае, если все ее состояния личности могут быть сначала полностью пережиты, а затем интернализованы, иначе негетеросексуальные состояния не могут быть присвоены в качестве семиотических материалов для новых. объединения себя.С этой точки зрения творчество остается потенциальной возможностью, возможностью, которая может быть усилена путем привлечения негетеросексуального человека к творческой сфере игры. В конце этого раздела перформанс теоретизировался как институционализированная практика, в которой может иметь место игра и, следовательно, творчество, а идентичность может трансформироваться.

В третьем разделе перформанс теоретизировался как преобразующая практика, выходящая за рамки традиционной терапии, в которой негетеросексуальные люди могут полностью испытать состояния самости, которые обычно запрещены в гетеронормативных условиях жизни.Это может быть сделано, потому что творческий процесс перформанса может художественно / искусственно приостановить нормальные координаты социальной и личной жизни, позволяя негетеросексуальному человеку игриво переживать реальность с новых и разных точек зрения. Благодаря репетициям и повторениям эти новые перспективы могут стать усвоенными семиотическими материалами, с которыми негетеросексуальный человек может начать играть, так что он пробует различные временные объединения себя.

Теоретическое обоснование негетеросексуальной идентичности как объединения множественных состояний самости, которое происходит и никогда не перестает происходить в контексте диалогического процесса, который мы называем самостью, позволяет нам предположить, что возникновение форм психологического страдания возможно, но не судьба.С диалогической точки зрения негетеросексуальной идентичности можно предположить, что, хотя негетеросексуальный человек испытывает запрет на свои негетеросексуальные состояния, он, по крайней мере потенциально, открыт для полного переживания, проживания и интернализации этих состояний. само-государства. Как было указано в первом разделе, несмотря на силу центростремительных сил гетеронормативности, жизнь всегда разворачивается среди гетероглоссии. Это означает, что тождественный монологизм можно преодолеть, переместив негетеросексуальную личность от монологизма к диалогизму, чтобы она могла начать воспринимать жизнь с разных точек зрения, выходящих за рамки гегемонистской гетеронормативности.Следовательно, говоря диалогически, меланхолия и другие формы психологического страдания являются возможными состояниями самости, но не единственными.

Наше предложение пытается противостоять теориям, которые концептуализируют негетеросексуальную идентичность как монологическую. Однако наше теоретическое рассмотрение имеет некоторые ограничения. Хотя мы хотим преодолеть монологизм в рамках теоретизирования негетеросексуальной идентичности, показывая, что негетеросексуальная идентичность не обречена на то, чтобы конституироваться только одним самосостоянием, мы признаем, что доступные эмпирические данные имеют тенденцию подрывать нашу теорию.Это могло быть связано с тенденцией эмпирических исследований намеренно искать негативные эффекты гетеронормативности на негетеросексуальную идентичность. Хотя это было ценным с политической точки зрения, оно также служит для устранения стратегий устойчивости и сопротивления, которые не только присутствуют на подсознательном и индивидуальном уровне, но и являются коллективными материальными практиками, которые необходимо признать, исследовать и использовать ресурсы. Это могло бы быть особенно продуктивным в более неблагополучных контекстах за пределами Глобального Севера, в которых такие практики, как индивидуальная терапия, недоступны для всех, а также в радикально гомофобных контекстах, в которых возможность открыто идентифицировать себя как негетеросексуалов не является реальной возможностью.

Авторские взносы

SC провел исследование, подготовил первую версию рукописи и рассмотрел последнюю. CB был одним из руководителей исследования и составления второй версии рукописи. Оба автора внесли свой вклад в статью и одобрили представленную версию.

Финансирование

Эта работа была поддержана CONICYT (Чилийская национальная комиссия по научным исследованиям и технологиям) в рамках гранта Proyecto Fondecyt N ° 11160337.

Конфликт интересов

Авторы заявляют, что исследование проводилось при отсутствии каких-либо коммерческих или финансовых отношений, которые могут быть истолкованы как потенциальный конфликт интересов.

Благодарности

Авторы выражают благодарность Аманде Джордж и Кейлин Берни-О’Дауд за их корректуру. И художник Мэг. Юлии Мецгер-Трабер за работу в Project Youtopia: What is Home? Это инициировало многие размышления, которые несколько лет назад породили эту работу.

Список литературы

Арфух, Л. (2010). El Espacio Biográfico: Dilemas de la Subjetividad Contemporánea [Биографическое пространство: Дилеммы современной субъективности]. Буэнос-Айрес: Fondo de Cultural Económica.

Google Scholar

Бахтин, М. (1934–1935 / 1981). «Дискурс в романе» в The Dialogical Imagination , ed. Холквист, М. (Техас: Техасский университет Press1), 259–422.

Google Scholar

Бахтин, М. (1952–1953 / 1986). «Проблема речевых жанров» в речевых жанрах и других поздних эссе ред. Эмерсон, К., и Холквист, М. (Техас: Техасский университет Press), 60–101.

Google Scholar

Барриентос, Дж., и Карденас, М. (2013). Homofobia y calidad de vida de gay y lesbianas: una mirada psicosocial [гомофобия и качество жизни геев и лесбиянок: психосоциальная перспектива]. Психе 22: 1. DOI: 10.7764 / psykhe.22.1.553

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Барриентос, Дж., Гутьеррес, К., Рамирес, П., Вега, А., и Заффирри, И. (2016). Identidad sex en jóvenes gay del norte de Chile [сексуальная идентичность молодых геев на севере Чили]. Секс. Salud Soc. 23, 118–139. DOI: 10.1590 / 1984-6487.sess.2016.23.05.a

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Бенджамин Дж. (1988). Узы любви: психоанализ, феминизм и проблема доминирования. Нью-Йорк, Нью-Йорк: Книги Пантеона.

Google Scholar

Бенджамин, Дж. (2018). Beyond Doer and Done to: Теория признания, интерсубъективность и третье. Нью-Йорк, Нью-Йорк: Рутледж.

Google Scholar

Бенвенисте, Э.(1966). Problemes de Linguistique Generale 1. Skokie, IL: Schoenhof Foreign Books.

Google Scholar

Берг, Р. К., Мунте-Каас, Х. М., и Росс, М. В. (2015). Интернализованная гомонегативность: систематический обзор эмпирических исследований. J. Homosex. 63, 541–548. DOI: 10.1080 / 00

9.2015.1083788

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Бергсон, Х. (1946/2007). Творческий разум: введение в метафизику. Нью-Йорк, Нью-Йорк: Dover Publications.

Google Scholar

Биллиг, М. (1997). Диалогическое бессознательное: психоанализ, дискурсивная психология и природа вытеснения. руб. J. Soc. Psychol. 36, 139–159. DOI: 10.1111 / j.2044-8309.1997.tb01124.x

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Билодо, Б. Л., и Ренн, К. А. (2005). Анализ моделей развития ЛГБТ-идентичности и их применение на практике. Новый Реж. Stud. Серв. 2005, 25–39.DOI: 10.1002 / сс.171

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Burack, C. (1995). Верно или неверно: стратифицированное я в теории лесбийских феминисток. Fem. Psychol. 5: 3. DOI: 10.1177 / 0959353595053003

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Буссачи, В. (2016). Эпистемическая роль Лакана в перечитывании Рикёром Фрейда. Étud. Рикер. 7, 56–71. DOI: 10.5195 / errs.2016.352

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Батлер, Дж.(1990). Гендерные проблемы: феминизм и подрыв идентичности. Нью-Йорк, Нью-Йорк: Рутледж.

Google Scholar

Батлер Дж. (1997). Психическая жизнь силы. Пало-Альто, CL: Stanford University Press.

Google Scholar

Батлер Дж. (2001). Отчет о себе. Диакритические знаки 31, 22–40.

Google Scholar

Батлер Дж. (2004). Неустойчивая жизнь. Нью-Йорк, Нью-Йорк: Verso.

Google Scholar

Батлер, Дж.(2005). Самостоятельный отчет. Нью-Йорк, Нью-Йорк: издательство Fordham University Press.

Google Scholar

Касс, В. К. (1979). Формирование гомосексуальной идентичности: теоретическая модель. J. Homosex. 4, 219–235. DOI: 10.1300 / J082v04n03_01

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Касс, В. К. (1984). Формирование гомосексуальной идентичности: проверка теоретической модели. J. Sex Res. 20, 143–167. DOI: 10.1080 / 00224498409551214

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Коллингтон, Т.(2001). Пространство, время и повествование: бахтин и рикер. Космический культ. 4, 221–231. DOI: 10.1177 / 120633120000300502

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Кук, Дж. Э., Перди-Вон, В., Мейер, И. Х. и Буш, Дж. Т. (2014). Вмешательство внутри и между уровнями: многоуровневый подход к стигме и общественному здоровью. Soc. Sci. Med. 103, 101–109. DOI: 10.1016 / j.socscimed.2013.09.023

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Дэвис, Б.Р. (2015). Гармония, диссонанс и гей-сообщество: диалогический подход к развитию сексуальной идентичности однополых мужчин. Qual. Psychol. 2, 78–95. DOI: 10.1037 / qup0000017

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Deleuze, G., and Guattari, F. (2000). Анти-Эдип: капитализм и шизофрения. Миннеаполис, Миннесота: Университет Миннесоты Press.

Google Scholar

Эллис, Б. Д., Стэм, Х. Дж. (2010). Обращение к другому в диалоге: рикер и этические аспекты диалогической личности. Theory Psychol. 20, 420–435. DOI: 10.1177 / 0959354310364280

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Эриксон, Э. Х. (1980). Развитие эго и исторические изменения. Нью-Йорк, Нью-Йорк: Нортон.

Google Scholar

Фердуш М.А. (2016). Возвращаясь к модели развития гомосексуальной идентичности Касса в контексте бангладешского общества. Sage Open 6: 2.

Google Scholar

Флорес А. Р. (2019). Полярный прогресс: социальное принятие ЛГБТ в 141 стране, 1981–2014 гг.Институт Уильямса, Школа права Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Лос-Анджелес, CL: Институт Уильямса.

Google Scholar

Фуко, М. (1978). История сексуальности: введение , Vol. 1. Нью-Йорк, Нью-Йорк: Книги Пантеона.

Google Scholar

Фрейд, С. (1910/1957). Леонардо да Винчи и воспоминания о его детстве. Лондон: The Hogarth Press.

Google Scholar

Фрейд, С. (1915/1991). Obras Completas [Полное собрание сочинений]. Буэнос-Айрес: Amorrortu Editores.

Google Scholar

Ghorayeb, D. B., and Dalgalarrondo, P. (2011). гомосексуальность: психическое здоровье и качество жизни в бразильском социокультурном контексте. Внутр. J. Soc. Психиатрия 57, 496–500. DOI: 10.1177 / 0020764010371269

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Главяну, В. П. (2010). Принципы культурной психологии творчества. Культ. Psychol. 16, 147–163. DOI: 10.1177 / 1354067X10361394

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Хаммак, П.Л. и Колер Б. Дж. Ред. (2009). История сексуальной идентичности: рассказы о жизни геев и лесбиянок. Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.

Google Scholar

Харауэй, Д. (1988). Установленное знание: научный вопрос в феминизме и привилегия частичной перспективы. Феминистский стад. 14, 575–599. DOI: 10.2307 / 3178066

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Хеддон, Д. (2006). «Политика личного: автобиография в перформансе» в журнале Feminist Futures? Театр, Перформанс, Теория , ред.Астон и Дж. Харрис (Лондон: Palgrave Macmillan), 130–148. DOI: 10.1057 / 9780230554948_9

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Херек, Г. М. (2004). За пределами «гомофобии»: размышления о сексуальных предрассудках и стигме в двадцать первом веке. Секс. Res. Soc. Pol. 1, 6–24. DOI: 10.1525 / srsp.2004.1.2.6

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Джагосе А. (2001). Квир-теория: eine Einführung [Квир-теория: введение]. Берлин: Кверверлаг.

Google Scholar

Якобсон Р. (1960). Grundlagen der Sprache [Основы речи]. Берлин: Академия Верлаг.

Google Scholar

Кенниди, Д. А., Освальт, С. Б. (2014). Уместна ли модель формирования гомосексуальной идентичности Касса в современном обществе? г. J. Секс. Educ. 9, 229–246. DOI: 10.1080 / 15546128.2014.

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Кинг, М., Семлин, Дж., Тай, С. С., Килласпи, Х., Осборн Д., Попелюк Д. и др. (2008). Систематический обзор психических расстройств, самоубийств и умышленных членовредительства у лесбиянок, геев и бисексуалов. BMC Psychiatry 8:70. DOI: 10.1186 / 1471-244X-8-70

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Лакан Дж. (1977). Écrits, A Selection. Лондон: Тависток.

Google Scholar

Лакан Дж. (1953/2012). Discurso de Roma y otros escritos [Римская беседа и другие тексты]. Буэнос-Айрес: Пайдос.

Google Scholar

Лейман, М. (1992). Концепция знака в работах Выготского, Винникотта и Бахтина: дальнейшая интеграция теории объектных отношений и теории деятельности. руб. J. Med. Psychol. 65, 209–221. DOI: 10.1111 / j.2044-8341.1992.tb01701.x

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Леви-Стросс, К. (1962). Anthropologie Structurale [Структурная антропология]. Париж: Plon.

Google Scholar

Льюис, Н.М. (2009). Психическое здоровье в сексуальных меньшинствах: последние показатели, тенденции и их взаимосвязь в Северной Америке и Европе. Health Place 15, 1029–1045. DOI: 10.1016 / j.healthplace.2009.05.003

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Мейер, И. Х. (2003). Предрассудки, социальный стресс и психическое здоровье среди лесбиянок, геев и бисексуалов: концептуальные вопросы и данные исследований. Psychol. Бык. 129, 674–697. DOI: 10.1037 / 0033-2909.129.5,674

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Мейер, И. Х. (2015). Устойчивость в изучении стресса меньшинств и здоровья сексуальных и гендерных меньшинств. Psychol. Секс. Ориент. Gender Div. 2, 209–213. DOI: 10.1037 / sgd0000132

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Милнер, М. (1987/2002). Подавленное безумие здравомыслящих людей: сорок четыре года изучения психоанализа. Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Бруннер-Рутледж.

Google Scholar

Перес, А.М. (2014). Consecuencias del Bullying homofóbico retrospectivo y los factores psicosociales en el bienestar psicológico de sujetos LGB [ретроспективные последствия гомофобных издевательств и психосоциальные факторы благополучия ЛГБ]. Rev. Invest. Educ. 32, 255–277. DOI: 10.6018 / rie.32.1.168461

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Фелан Дж. (2005). Колонка редактора: кто здесь? мысли о нарративной идентичности и нарративном империализме. Рассказ 13, 205–210.DOI: 10.1353 / nar.2005.002

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Приэль Б. (1999). Бахтин и Винникотт о диалоге, себе и лечении. Психоанал. Диалоги. 9, 487–503. DOI: 10.1080 / 104818899339

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Рансьер, Дж. (2009a). Эстетическое бессознательное. Кембридж: Polity Press.

Google Scholar

Рансьер, Дж. (2009b). Эстетика и ее недостатки. Кембридж: Polity Press.

Google Scholar

Рансьер, Дж. (2013). Эстеза: сцены из эстетического режима искусства. Нью-Йорк, Нью-Йорк: Verso.

Google Scholar

Рикёр П. (1970). Фрейд и философия: эссе об импровизации. Лондон: Издательство Йельского университета.

Google Scholar

Рикёр П. (1978). Метафорический процесс как познание, воображение и чувство. Crit. Inq. 5, 143–159.DOI: 10.1086 / 447977

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Ricoeur, P. (1985). Время и повествование 2. Чикаго: Издательство Чикагского университета.

Google Scholar

Ricoeur, P. (1992). Сам как другой. Чикаго: Издательство Чикагского университета.

Google Scholar

Рикёр П. (1975). Правило метафоры: создание смысла в языке. Нью-Йорк, Нью-Йорк: Рутледж.

Google Scholar

Рути, М.(2011). Винникотт с лаканом: творческая жизнь в мире постмодерна. г. Imago 67, 353–374. DOI: 10.1353 / aim.2010.0016

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Сала А., Де ла Мата Бенитес М. Л. (2016). Повествовательное построение лесбийской идентичности: исследование с использованием самоиндикаторов Брунера. Культ. Psychol. 23, 108–127. DOI: 10.1177 / 1354067X16650831

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Соссюр, Ф. (1933/1945). Curso de Lingüística General [Общий курс лингвистики]. Буэнос-Айрес: Лосада.

Google Scholar

Седвик, Э. (1985). Между мужчинами: английская литература и мужское гомосоциальное желание. Нью-Йорк, Нью-Йорк: издательство Колумбийского университета.

Google Scholar

Седвик, Э. (1990). Эпистемология шкафа. Беркли, Луизиана: Калифорнийский университет Press.

Google Scholar

Седвик, Э. (2003). Трогательное чувство. Лондон: издательство Duke University Press.

Google Scholar

Семлен, Дж., Кинг, М., Варни, Дж., И Хаггер-Джонсон, Г. (2016). Сексуальная ориентация и симптомы общего психического расстройства или плохого самочувствия: комбинированный метаанализ 12 опросов населения Великобритании о состоянии здоровья. BMC Psychiatry 16:67. DOI: 10.1186 / s12888-016-0767-z

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Симмс, К. (2007). Рикер и Лакан. Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: Continuum.

Google Scholar

Сикейра, М.В. С., Сараива, Л. А. С., де Падуа Карриери, А., де Лима, Х. К. Б., и Абреу Андраде, А. Дж. (2009). Homofobia e violência moral no trabalho no distrito Federal [Гомофобия и моральное насилие на работе в федеральном округе]. Орган. Soc. 16, 447–467.

Google Scholar

Смит, Т. У. (2011). Межнациональные различия в отношении к гомосексуализму. Лос-Анджелес, CL: Институт Уильямса.

Google Scholar

Томичич, А., Gálvez, C., Quiroz, C., Martínez, C., Fontbona, J., Rodríguez, J., et al. (2016). Suicidio en poblaciones lesbiana, gay, bisexual y trans: Revisión sistemática de una década devestigación (2004–2014 гг.) [Самоубийства среди лесбиянок, геев и трансгендеров: систематический обзор десятилетия исследований (2004–2014 гг.)]. Rev. Méd. Чили 144, 723–744. DOI: 10.4067 / S0034-98872016000600006

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Тройден, Д. Р. Р. (1989). Формирование гомосексуальной идентичности. J. Homosex. 17, 1–2. DOI: 10.1093 / acprof: oso / 9780199689729.003.0001

CrossRef Полный текст | Google Scholar

Вирно, П. (2002). Когда слово становится плотью: язык и человеческая природа. Кембридж: MIT Press.

Google Scholar

Уорнер М. (1991). Введение: страх перед странной планетой. Социальный текст 29, 3–17.

Google Scholar

Вайнберг, Г. (1972). Общество и здоровый гомосексуал. Нью-Йорк, Нью-Йорк: Сент-Мартин.

Google Scholar

Винникотт, Д. У. (1959). «Классификация: есть ли психоаналитический вклад в психиатрическую классификацию?» В сборнике сочинений Д.У. Винникотт 1955-1959 , Vol. 5, ред. Л. Колдуэлл и Х. Тейлор (Oxford: Oxford University Press).

Google Scholar

Винникотт, Д. У. (1971). Игра и реальность. Нью-Йорк, Нью-Йорк: Рутледж.

Google Scholar

Microsoft Word — Заключительный тезис 26.08.2015

% PDF-1.3 % 1 0 obj > эндобдж 5 0 obj > эндобдж 2 0 obj > эндобдж 3 0 obj > поток

Microsoft Word — Заключительная работа 26.08.2015

конечный поток эндобдж 4 0 объект > эндобдж 6 0 obj > эндобдж 7 0 объект > эндобдж 8 0 объект > эндобдж 9 0 объект > эндобдж 10 0 obj > эндобдж 11 0 объект > эндобдж 12 0 объект > эндобдж 13 0 объект > эндобдж 14 0 объект > эндобдж 15 0 объект > эндобдж 16 0 объект > эндобдж 17 0 объект > эндобдж 18 0 объект > эндобдж 19 0 объект > эндобдж 20 0 объект > эндобдж 21 0 объект > эндобдж 22 0 объект > эндобдж 23 0 объект > эндобдж 24 0 объект > эндобдж 25 0 объект > эндобдж 26 0 объект > эндобдж 27 0 объект > эндобдж 28 0 объект > / XObject> >> / Аннотации [220 0 R] / Родитель 9 0 R / MediaBox [0 0 595 842] >> эндобдж 29 0 объект > эндобдж 30 0 объект > эндобдж 31 0 объект > эндобдж 32 0 объект > эндобдж 33 0 объект > эндобдж 34 0 объект > эндобдж 35 0 объект > эндобдж 36 0 объект > эндобдж 37 0 объект > эндобдж 38 0 объект > эндобдж 39 0 объект > эндобдж 40 0 объект > эндобдж 41 0 объект > эндобдж 42 0 объект > эндобдж 43 0 объект > эндобдж 44 0 объект > эндобдж 45 0 объект > эндобдж 46 0 объект > эндобдж 47 0 объект > эндобдж 48 0 объект > эндобдж 49 0 объект > эндобдж 50 0 объект > эндобдж 51 0 объект > эндобдж 52 0 объект > эндобдж 53 0 объект > эндобдж 54 0 объект > эндобдж 55 0 объект > эндобдж 56 0 объект > эндобдж 57 0 объект > эндобдж 58 0 объект > эндобдж 59 0 объект > эндобдж 60 0 объект > эндобдж 61 0 объект > эндобдж 62 0 объект > эндобдж 63 0 объект > эндобдж 64 0 объект > эндобдж 65 0 объект > эндобдж 66 0 объект > эндобдж 67 0 объект > эндобдж 68 0 объект > эндобдж 69 0 объект > эндобдж 70 0 объект > эндобдж 71 0 объект > эндобдж 72 0 объект > эндобдж 73 0 объект > эндобдж 74 0 объект > эндобдж 75 0 объект > эндобдж 76 0 объект > эндобдж 77 0 объект > эндобдж 78 0 объект > эндобдж 79 0 объект > эндобдж 80 0 объект > эндобдж 81 0 объект > эндобдж 82 0 объект > эндобдж 83 0 объект > эндобдж 84 0 объект > эндобдж 85 0 объект > эндобдж 86 0 объект > эндобдж 87 0 объект > эндобдж 88 0 объект > эндобдж 89 0 объект > эндобдж 90 0 объект > эндобдж 91 0 объект > эндобдж 92 0 объект > эндобдж 93 0 объект > эндобдж 94 0 объект > эндобдж 95 0 объект > эндобдж 96 0 объект > эндобдж 97 0 объект > эндобдж 98 0 объект > эндобдж 99 0 объект > эндобдж 100 0 объект > эндобдж 101 0 объект > эндобдж 102 0 объект > эндобдж 103 0 объект > эндобдж 104 0 объект > эндобдж 105 0 объект > эндобдж 106 0 объект > эндобдж 107 0 объект > эндобдж 108 0 объект > эндобдж 109 0 объект > эндобдж 110 0 объект > эндобдж 111 0 объект > эндобдж 112 0 объект > эндобдж 113 0 объект > эндобдж 114 0 объект > эндобдж 115 0 объект > эндобдж 116 0 объект > эндобдж 117 0 объект > эндобдж 118 0 объект > эндобдж 119 0 объект > эндобдж 120 0 объект > эндобдж 121 0 объект > эндобдж 122 0 объект > эндобдж 123 0 объект > эндобдж 124 0 объект > эндобдж 125 0 объект > эндобдж 126 0 объект > эндобдж 127 0 объект > эндобдж 128 0 объект > эндобдж 129 0 объект > эндобдж 130 0 объект > эндобдж 131 0 объект > эндобдж 132 0 объект > эндобдж 133 0 объект > эндобдж 134 0 объект > эндобдж 135 0 объект > эндобдж 136 0 объект > эндобдж 137 0 объект > эндобдж 138 0 объект > эндобдж 139 0 объект > эндобдж 140 0 объект > эндобдж 141 0 объект > эндобдж 142 0 объект > эндобдж 143 0 объект > эндобдж 144 0 объект > эндобдж 145 0 объект > эндобдж 146 0 объект > эндобдж 147 0 объект > эндобдж 148 0 объект > эндобдж 149 0 объект > эндобдж 150 0 объект > эндобдж 151 0 объект > эндобдж 152 0 объект > эндобдж 153 0 объект > эндобдж 154 0 объект > эндобдж 155 0 объект > эндобдж 156 0 объект > эндобдж 157 0 объект > эндобдж 158 0 объект > эндобдж 159 0 объект > эндобдж 160 0 объект > эндобдж 161 0 объект > эндобдж 162 0 объект > эндобдж 163 0 объект > эндобдж 164 0 объект > эндобдж 165 0 объект > эндобдж 166 0 объект > эндобдж 167 0 объект > эндобдж 168 0 объект > эндобдж 169 0 объект > эндобдж 170 0 объект > эндобдж 171 0 объект > эндобдж 172 0 объект > эндобдж 173 0 объект > эндобдж 174 0 объект > эндобдж 175 0 объект > эндобдж 176 0 объект > эндобдж 177 0 объект > эндобдж 178 0 объект > эндобдж 179 0 объект > эндобдж 180 0 объект > эндобдж 181 0 объект > эндобдж 182 0 объект > эндобдж 183 0 объект > эндобдж 184 0 объект > эндобдж 185 0 объект > эндобдж 186 0 объект > эндобдж 187 0 объект > эндобдж 188 0 объект > эндобдж 189 0 объект > эндобдж 190 0 объект > эндобдж 191 0 объект > эндобдж 192 0 объект > эндобдж 193 0 объект > эндобдж 194 0 объект > эндобдж 195 0 объект > эндобдж 196 0 объект > эндобдж 197 0 объект > эндобдж 198 0 объект > эндобдж 199 0 объект > эндобдж 200 0 объект > эндобдж 201 0 объект > эндобдж 202 0 объект > эндобдж 203 0 объект > эндобдж 204 0 объект > эндобдж 205 0 объект > эндобдж 206 0 объект > эндобдж 207 0 объект > эндобдж 208 0 объект > эндобдж 209 0 объект > эндобдж 210 0 объект > эндобдж 211 0 объект > эндобдж 212 0 объект > эндобдж 213 0 объект > эндобдж 214 0 объект > эндобдж 215 0 объект > поток xUr0} Wc; @ Bi & iQe {- $ C] Xxt = g! Wi ‘$! 1L2z8 ^?} E’-3m @ , N # LnM & Y + {AƗ # i | qPk «3 (4» B ( Ld * 0% /} o0rTf ׉̐ gx * -! + Y08] oY lfXp 3 / t_h? _E (A ؾ Ͻ> iH @ PL25I3>.»s ~ hq
Перейти к основному содержанию Поиск Поиск
Где угодно
Быстрый поиск в любом месте
Поиск Поиск
Расширенный поиск
Войти | регистр
Пропустить основную навигацию Закрыть меню ящика Открыть меню ящика Дом
Подписка / продление
Агенты,
6
, заказы
и платежи
Полный пакет Chicago
Полный охват и содержание
Даты отправки и претензии
Часто задаваемые вопросы агента
Партнеры по издательству
Неолиберализм как идеология и формирование идентичности существенно повлияли на процесс формирования идентичности движений.Ведущие ученые, такие как Мишель Фуко в книге «Рождение биополитики» и Венди Браун в книге «Отмена демоса» и Кэтрин Роттенберг в своей работе о неолиберальном феминизме, сформулировали две совместимые, но разные перспективы формирования идентичности в неолиберальном мире. Однако и то, и другое не в состоянии уловить влияние вторичных эффектов неолиберализма, таких как изменение моделей развития и архитектурных типологий, которые исторически были ведущим фактором индивидуализации.В этой статье я утверждаю, что эти меняющиеся неолиберальные ландшафты играют важную роль в формировании идентичности, перенаправляя выражения местной идентичности виртуальными и материальными средствами. Неолиберальный мужчина может быть предприимчивым и феминистским, но он также использует новые средства выражения в результате гомогенизации ландшафтов и деградации местной идентичности.
Мы находимся в кризисе городской идентичности — кризисе безместности, вызванном неолиберальной идеологией, которая способствует стандартизации, разрастанию и гомогенизации. Если наши общества потеряют место как часть нашей идентичности, то мы потеряем инвестиции в географических местах и, соответственно, в местных сообществах. В исследованиях среды и поведения мы называем притязания на пространство, основанные на психологической идентификации с местом , территориальность и символизируем наши притязания собственническими установками и проявлениями персонализации (Pastalan, 1970).Как у людей, так и у животных территориальное поведение имеет биологическую основу, но у человека оно также имеет культурную форму (Ardrey, 1966; Dubos, 1965). Клэр Купер Маркус ясно применила эту концепцию в архитектурных исследованиях в своей основополагающей работе Дом как зеркало себя , в которой она объясняет, что дом имеет важные скрытые функции в представлении личности жителя обществу в целом.
Между идентичностью человека и территорией существует взаимная связь: заявленная территория является отражением идентичности человека и наоборот.В этой статье я исследую теоретические ставки этих отношений и предполагаю, что по мере того, как неолиберальные ландшафты гомогенизируются, а человек лишается своей идентичности с места, человек сместит свое выражение идентичности в сторону материальных и виртуальных средств, в конечном итоге уменьшая его пространственные претензии. Неолиберальные ландшафты будут лишь отражением экономической эффективности, сокращающей дифференциацию и движущейся к гомогенизации застроенной среды.
Неолиберализм — это, в первую очередь, теория политико-экономических практик, которая предполагает, что человеческое благополучие может быть улучшено путем высвобождения индивидуальных предпринимательских свобод и навыков в институциональных рамках, характеризующихся сильными правами частной собственности, свободными рынками и свободной торговлей.
Постулированный как форма экономики, неолиберализм кажется безобидным и даже как логическая система или, может быть, естественный порядок. Однако такие ученые, как Дэвид Харви, глубоко погрузились в аффект и субъективность неолиберализма, чтобы обнаружить, в какой степени эта парадигма запутывает повседневный опыт человека. Неолиберализм и даже сам процесс (неолиберализация) бросил вызов современности, социальным отношениям, властным структурам, способам мышления, нормам, этическим убеждениям и окружающей среде.Как что-то такое, казалось бы, послушное может метастазировать по всему миру менее чем за три десятилетия? Неолиберализм стал не только способом мышления, но и нормализованным средством рациональности, и как таковой он пронизывает каждое решение. В конечном счете, это дает ложные обещания: общественное благо будет увеличиваться только в той мере, в какой увеличиваются частота и охват рыночных операций; человеческое благосостояние лучше всего повышается за счет освобождения индивидуального предпринимателя; и сплоченность сообщества достигается за счет прав частной собственности, свободных рынков и свободной торговли (Harvey, 2007).Как идеология, она захватила академические круги, бизнес, правительства и взаимодействие между людьми. Таким образом, неолиберализм стал гегемонистом, поскольку он включен в мельчайшие решения людей и в самые большие шаги сталкивающихся наций.
Точнее говоря, неолиберализм имеет прямую субъективность, которая привела к возникновению состояний под влиянием или отклонения. Все функции правительства сосредоточены на повышении ответственности рыночных функций — от гарантии качества и целостности денег до военной защиты, которая поддерживает частную собственность (как физическую, так и интеллектуальную), до создания новых рынков (таких как океаны, устойчивость и т. Д.)). Он повлиял на процесс формирования идентичности человека через реструктуризацию социальных норм, переориентацию таких ценностей, как конкуренция, и перераспределение разделения труда. Это породило такие явления, как глобализация и плотная взаимосвязь. Это вызывает потребность в более быстром техническом развитии и более обширном хранилище. Он существенно изменил городской пейзаж: от однообразной архитектуры франшиз, таких как 24000 магазинов Starbuck, до усиливающейся приватизации общественных мест, таких как High Line Нью-Йорка (Starbucks.com, 2017; Немет и Холландер, 2009).
В эту эпоху глобализации международные приоритеты, проистекающие из неолиберальных ценностей, уступили место международному сообществу. Это общество богатства. Богатые полагаются на несколько фирм в области городского дизайна и архитектурных услуг, которые обеспечивают тесную эстетическую культуру с небольшим разнообразием.Поскольку эти избранные фирмы кровно полагаются друг на друга в поисках вдохновения, они уводят постмодернистскую «звездную архитектуру» дальше от местных и традиционных потребностей. Ландшафты глобализации успешно выполняют свое предназначение в качестве механизмов для глобальных рынков и мест для капиталовложений. Сегодня в Америке такие муниципалитеты, как Сан-Франциско, сталкиваются с крайней нехваткой жилья, в то время как самая желанная недвижимость в центре города остается вакантной. В неолиберальном пейзаже недвижимость — это капитал.Жилье — это инвестиция, которую нужно сохранить.
Доступ к проектированию и строительству этих всемирно признанных сооружений строго контролируется. Только те архитекторы и городские дизайнеры, которые копируют ценности неолиберализма, награждаются комиссионными. Проекты, продвигающие ценности, противоречащие неолиберальной идеологии, такие как повторно используемые материалы, модели кооперативного жилья и снижение зависимости от коммунальных услуг, отбрасываются или присваиваются более низкому классу потребителей. Таким образом, архитектура и городской дизайн считаются предметами потребления для потребителей.Потребители прокладывают путь вперед к ландшафтам наших городов. Городские проекты больше не являются коллективной ответственностью демократических практик, а являются результатом деловых сделок с элитными предприятиями посредством освобождения от налогов; результат сенсационной международной архитектуры; а также разработчиков, превращающих процесс доставки здания в взаимозаменяемые и готовые компоненты.
По мере того как глобализация и коммодификация подтолкнули к космополитическому идеалу архитектуры, городские пейзажи становятся однородными.Франшизы и многие другие международные конгломераты координировали свои действия с разработчиками, чтобы не только воспроизвести идентичные планы этажей отдельных зданий, но и идентичные общественные застройки через торговые центры, стрип-центры и сообщества смешанного использования. Когда-то пейзаж Остина, штат Техас, был уникально украшен живыми дубами, кирпичными фасадами начала века и тесными городскими кварталами. Теперь город пронизан франшизами с лепниной в застройках стрип-центров, которые окружают парковки, похожие на океан.Теперь город Остин очень напоминает далекие места, такие как Германия и Южная Африка. Индикаторы места сводятся к знакам ударения на названиях магазинов и сравнению меню в ресторанах быстрого питания, таких как McDonalds (где различия, такие как сэндвич McAllo Tikki в Индии и сэндвич McPollo Italiano в Чили, становятся захватывающими различиями).
Насыщенность однообразием — прямая неолиберальная субъективность. Однако эти родительские субъективности также порождают отчетливые «детские» субъективности, аналогичные тому, как французский постмарксист Жак Деррида идентифицировал вложенные символы и знаки языка в своей теории деконструкции (Tormey and Townshend, 2001). Вложенные субъективности относительны; они привязываются назад к изначальной причине (неолиберализм) и вперед к плодам идеологии (идентичности).
Детская субъективность гомогенизированных ландшафтов — это фрагментация социальных традиций и культурных практик, которые уходят корнями в место, называемое здесь идентичностью.Однако некоторые ученые, такие как Мишель Фуко, Венди Браун и Кэтрин Роттенберг, уже считают идентичность прямой субъективностью. Для архитектурных ученых вопрос становится сосредоточенным на отношениях между родительской и дочерней неолиберальной субъективностью идентичности; они совместимы, контрастны или безразличны? Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны сначала четко понять процесс формирования идентичности, обычно называемый индивидуацией.
Мы развиваем индивидуальную личность в индивидуальном масштабе, которая продолжается с нами на определенных этапах жизни.Это включает в себя характеристики, которыми мы обладаем и благодаря которым мы узнаваемы или известны — аналогично репутации. Через индивидуацию мы можем отличать себя от других. Образное построение идентичности включает в себя метафорическое или символическое представление мыслей или эмоций в выразительной форме, создавая концептуальное визуальное представление. Идентичность создается через акты производства, выражения и качества нашего опыта. Используя модель Брейквелла в качестве основы, можно выделить четыре принципа идентичности, которые определяют действия: индивидуальность, непрерывность, самооценка и самоэффективность (Breakwell, 1986).Некоторые социальные теоретики, такие как Абрам, предполагают, что чувство собственного достоинства является единственной мотивацией для действий в отношении идентичности. Однако Breakwell дает всем равный статус и не считает этот список исчерпывающим.
Идентичность связана с расовым и культурным наследием, сексуальными предпочтениями и проблемами пола, возраста и социального статуса. Ранняя социализация и непреходящая сила ожиданий также формируют идентичность в семье, друзьях и сообществе. Некоторые аспекты нашей идентичности социально сконструированы, в то время как другие аспекты самоопределяются.Не все аспекты идентичности проецируются громко; иногда личность скрывается, защищается или осторожно раскрывается.
Выготский в своей книге Разум в обществе рассматривал «я» как сложный, возникающий феномен, непрерывно производимый в индивидуумах и самими индивидами в их взаимодействиях с другими и в культурно преобразованном материальном мире (Vyogsty, 1978). В его трудах отражены идеи о социально-генетическом формировании «я», о том, как социальное взаимодействие, опосредованное символическими формами, обеспечивает решающие ресурсы и постоянно создает ограничения для самосовершенствования.Идея конструирования идентичности Эрика Эриксона отражает не только кульминационный итог прошлой жизни, но и текущую конструкцию, созданную в качестве основы для будущей осмысленной взрослой жизни (Erikson, 1946). Он заявляет, что функция идентичности ориентирована на будущее, поскольку она развивается на протяжении жизненных этапов; успешная ориентация порождает определенные черты личности, которые изменяются и основываются на опыте.
Чтобы установить идентичность как прямую неолиберальную субъективность, я рассмотрю две важные концепции неолиберальной идентичности.Первая из них — это предпринимательский человек, подробно описанный учеными Мишелем Фуко и Венди Браун. Вторая концепция — это неолиберальный феминизм, исследованный Кэтрин Роттенберг. Эти концепции не являются исключительными и могут быть совместимы. Они демонстрируют, что неолиберализм влияет на идентичность, как было определено ранее, определенным образом.
Точка зрения Фуко анализирует теорию человеческого капитала Гэри Беккера на предмет влияния неолиберализма на идентичность и делает вывод о различии: неолиберализм заменяет homo oeconomicus либерализма в качестве предпринимателя (основополагающим принципом которого является конкуренция). основополагающим принципом которого является потребление).В лекциях по биополитике Фуко успешно описывает последствия идентичности неолиберального субъекта, чья идентичность основана на предпринимательстве, а не на потреблении (Brown, 2015). Затем Венди Браун исследовала превращение человека от политических и чувственных существ к предпринимательским в своей книге Undoing the Demos , которая является ответом на теории неолиберальной идентичности Фулко. Она утверждает, что в неолиберальном мире мы — индивидуальные предприниматели, которым для самовыражения нужны реклама, инвестиции и дифференциация.
Чтобы понять, как Фуко и Браун пришли к такому выводу, необходимо понять их образ неолиберализма — образ американского неолиберализма. Используя свою пресловутую исследовательскую стратегию обращения к истории, чтобы понять и критиковать современное состояние, Мишель Фуко представил неолиберализм как совершенно иную форму правления, чем либерализм. После гражданской войны Америка стремилась восстановить свою скудную экономику и обратилась к экономистам, чтобы определить, как начать экономический рост.Руководители правительства следовали идеям Адама Смита о свободной рыночной экономике, которая могла бы управлять сама собой (laissez faire). Так зародилась либеральная экономика (либерализм) — рынок, который позволял обмену определять истинную стоимость товаров. В этой договоренности правительство должно иметь ограниченные полномочия или интервенции на рынке, чтобы гарантировать, что рынок определяет цены на товары и услуги.
Однако после Второй мировой войны (и, что еще более важно, серьезного государственного вмешательства в экономику в результате Нового курса Рузвельта) экономисты и политики полагали, что на рынок было слишком много манипуляций и влияния правительства.Они разработали новую политику, которая ограничивала государственные расходы, приватизировала общественные активы и сокращала корпоративную ответственность перед государством в соответствии с идеологией тех же либеральных принципов Смита. Однако то, что произошло, по мнению Фуко, было совершенно другим.
Фуко видел, как эта новая волна либерализации распространилась за пределы капиталистического рынка и затронула человеческие условия — отношения, семьи, тела и мышление. Он назвал это американским неолиберализмом. Согласно этой системе, американцы действуют не в соответствии со здравым смыслом, а с чувством, которое ставит во главу угла экономику.Этот способ взаимодействия был эволюцией человека от homo sapien до homo oeconomicus . Homo oeconomics «… не человек обмена или человек-потребитель; он человек предпринимательства и производства »(Фуко, 2014, с. 147). Оглядываясь назад на формирование идентичности, мы можем видеть, что Фуко заявляет об изменениях в индивидуации посредством сосредоточения внимания на будущем посредством продуктивности.
Здесь Фуко опровергает точку зрения Маркса на рабочую силу как на заработную плату, утверждая, что при американском неолиберализме человек не является функцией своей рабочей силы, а является индивидуальным предприятием — homo oeconomicus — это человеческий капитал.Его человеческий капитал нельзя продавать по рыночной цене, а только как вложение в предприятие. Этот новый вид не сдает тело в аренду, чтобы заработать заработную плату, как описано Марксом, а скорее инвестирует в себя (через образование, родословную, физическую форму и т. Д.) Для получения дохода.
В целом Венди Браун согласна с Фуко в переходе к неолиберализму как к более глубокой форме либерализма с философскими, социальными и политическими последствиями. Она утверждает, что неолиберализм сдвигает баланс, так что люди и государство максимизируют ценность посредством предпринимательства.Одним из примеров является высшее образование, а другим — изменение американских целей (теперь на «широкомасштабный рост») (Brown, 2015). Браун утверждает, что поведение правительства в условиях неолиберализации синонимично поведению фирм. Для Брауна неолиберализм отличается от либерализма следующим образом:
Это представляет противоречие неолиберализма; это система, философски основанная на воздержании правительства, но, тем не менее, обуславливает, что правительство действует как корпорация, чтобы служить и способствовать экономике. Тем не менее, Браун также предлагает еще одну эволюцию, которая, как она утверждает, все еще глубоко укоренилась в homo oeconomicus . Этот вид — человек политикус , которые жили в «полисе», торговались на рынке и господствовали до конца 20-го ^-го века, когда власть захватили homo oeconomicus .Она различает их по небольшому отклонению в мотивации: первая мотивируется потреблением, а вторая — конкуренцией. Это отдельное заявление Брауна относительно индивидуации. Поскольку предпринимательский человек мотивирован конкуренцией, дифференциация (вспомните ключевой компонент формирования идентичности) является повышенным приоритетом.
Подобно Фуко, Браун обращается к истории и цитирует Аристотеля как определение этого вида, но отмечает, что он нашел homo oeconomicus «неестественным» (То же, стр.86) В отличие от Фуко, Браун исследует глубже, исследуя пол этого вида. Она обнаруживает, что этот вид — это не пол, а роль — роль влиятельного человека в семье. В системе неолиберализма женщины сильно подчинены, потому что устраненные службы поддержки ставят женщин в непропорционально невыгодное положение (то же самое, стр. 105). Это третье требование предпринимателя как неолиберальной идентичности. Социальные роли, продиктованные гендером, влияют на действия, выражения и опыт человека.
Фуко и Браун развивают неолиберальную идентичность как предприниматель. Утверждая будущее через продуктивность, возросшую потребность в различиях и изменении социальных ролей, неолиберализм влияет на процесс формирования идентичности. Однако оба исследователя не сумели включить в свои аргументы косвенные субъективности. Все свидетельства основаны на прямой субъективности в отношении предприимчивого человека. Затем мы рассмотрим еще один пример неолиберальной идентичности в неолиберальном феминизме Кэтрин Роттенбер.
В статье «Неолиберальный феминизм и будущее человеческого капитала» Кэтрин Роттенберг использовала две недавние и популярные работы феминистской литературы, чтобы сделать несколько основных выводов о нормативном месте феминизма в неолиберальных обществах. Первая работа — это бестселлер Шерил Сэндберг, Lean In: Women, Work, and the Will to Lead , который был опубликован в 2013 году (Sandberg). Вторая, опубликованная всего несколькими месяцами ранее, — это статья Анн-Мари Слотер в Atlantic: «Почему женщины все еще не могут иметь всего этого.Вместе Роттенберг утверждает, что общество перешло от постфеминистского движения обратно к феминистскому, которое нормализуется (Rottenberg, 2017).
Новый феминизм находится на подъеме, который представляет «баланс» в качестве своей нормативной основы и идеала. Этот новый феминистский субъект индивидуализирован, и ее личность определяется анализом затрат и выгод.Общество поощряет женщин сместить акцент с будущих рисков на обещания самореализации (в частности, карьеры и материнства) для увеличения доходов в будущем. В поддержку своего утверждения она приводит два примера: «прославление культуры общения среди женщин с высоким потенциалом в кампусах колледжей и новая доступность замораживания яиц как части пакета льгот таких корпораций, как Facebook».
Основываясь на идеях Фуко о «технологии самости», она предполагает, что это часть процесса преобразования женщин в неолиберальный человеческий капитал.Роттенбург принимает определение неолиберализма Дэвида Харви и его утверждение о том, что он медленно колонизирует все грани нашего мира. Затем она переходит к утверждению Венди Браун о том, что цель неолиберализма состоит в том, чтобы «самостоятельно инвестировать средства таким образом, чтобы повысить его образный кредитный рейтинг и привлечь инвесторов» (Brown, 2015). По сути, убеждать женщин вкладывать средства в средства производства в самые плодородные годы — это своего рода преобразование в производительный человеческий капитал. Репродуктивные задачи и уход за детьми отводятся женщинам, считающимся «одноразовыми», поскольку они не амбициозны и не обладают квалификацией.
Неолиберализм раскололся вокруг превращения женщин в человеческий капитал и их репродуктивного потенциала. Таким образом, разделение труда по половому признаку не разрешается и не уравновешивается, а, скорее, ре-натурализируется «различными и сложными» способами (Rottenberg, 2017).
В неолиберальном порядке Роттенберга феминизм как движение перестраивается и используется для поддержки развития человеческого капитала. Эти отношения влияют на процессы формирования идентичности для всех полов.Женщинам продают образ продуктивности как прогрессивного феминизма и воспроизводства как формы современного рабства. Неолиберальный феминизм отчасти является реакцией на раздвоение частного и общественного противопоставления либерального феминизма, которое делало и служило для натурализации разделения труда по половому признаку. В нем рассказывается история о том, что женщины могут иметь все — что воспроизводство может быть частью истории современной женщины, но только после того, как она завершит свою роль человеческого капитала. СМИ поощряют молодых женщин с высоким потенциалом откладывать, но не отказываться от деторождения.Кроме того, с технологическим прогрессом в неолиберальном обществе продуктивные женщины скоро смогут передать воспроизводство, уход за детьми и традиционные роли на аутсорсинг вместо своей роли в неолиберальном обществе. Здесь Роттенбург заявляет об изменении индивидуации посредством будущего.
В конечном итоге, утверждает Роттенберг, это приведет к будущему неолиберального феминизма, в котором половое разделение труда будет устранено, но новое классовое разделение отделит репродуктивные роли и функции по уходу за детьми от ролей человеческого капитала.
Таким образом, неолиберальный феминизм одновременно — и пугающе — помогает создать небольшой класс амбициозных субъектов, которые мудро инвестируют в себя и увеличивают свою капитальную стоимость, а также большой класс женщин, которые становятся расходными, пригодными для эксплуатации и одноразовыми.
По словам Роттенбурга, этот сдвиг между государственной и частной сферами и социальное превращение женщин в человеческий капитал влияет на формирование женской идентичности.Ценности придают навыкам продуктивности, тогда как требования по уходу за детьми и репродуктивному здоровью обесцениваются. Это утверждение связано с социальными и культурными практиками, лежащими в основе формирования идентичности. Женщины как образцы для подражания превращаются из прекрасных матерей с качествами воспитания, заботы и обучения в великих менеджеров с качествами лидерства, расширения прав и возможностей и общения. По мере того как средства производства становятся приоритетом, то же самое — действия, выражения и опыт всех полов. Это третье заявление Роттенберга о формировании идентичности и неолиберальном феминизме.Но четвертое утверждение укоренилось в подтексте анализа: изменение самоэффективности женщин и самооценки мужчин. Поскольку разделение труда по половому признаку сокращается, женщины расширяются, поскольку человеческий капитал ставит под сомнение традиционную руководящую роль мужчин.
Оба влияния индивидуации, описанные в этом разделе, — предпринимательский мужчина и неолиберальный феминизм — совместимы и, хотя и не являются явными, встроены. Они реагируют на прямое воздействие неолиберализма как идеологии, пронизывающей общество через рациональное мышление и достойное превращение человека в человеческий капитал.Однако ни Фуко, ни Браун, ни Роттенберг не рассматривают вторичные эффекты неолиберализма на индивидуацию.
Вспоминая теорию деконструкции Деррида, в следующем разделе я утверждаю, что вторичные эффекты неолиберализма вложены друг в друга и определяются реляционно. Харви заявил, что неолиберализм колонизирует все, но я утверждаю, что это будет происходить вложенным образом — в конечном счете, результатом, но, возможно, не причиной. Понимание этой вложенной структуры может привести нас к новому пониманию влияний на идентичность, таких как значение места.Я установил, что гомогенизация ландшафтов — прямая неолиберальная субъективность. Ученые уже связали формирование идентичности и географическое положение. Используя аналогичную структуру анализа, я буду оценивать эти результаты, используя общие индикаторы формирования идентичности, которые ранее были установлены Роттенбергом.
Первый принцип индивидуации — это желание сохранить личную самобытность или уникальность. Исследования идентичности поселения (Роберта Фельдман) и идентичности сообщества (Дэвид Марк Хаммон) были сосредоточены на воспринимаемой самобытности, связанной с принадлежностью к городу , городу, городу или округу (Хаммон, 1990).Это исследование предполагает, что самобытность обобщает образ жизни и устанавливает, что у нас есть особый тип отношений с нашей домашней средой, который явно отличается от любых других типов отношений.
В более раннем исследовании Хаммона «Городская мышь, деревенская мышь» городские энтузиасты были непреклонны не только в том, что они были горожанами человек, но также были убеждены в преимуществах, связанных с жизнью в городской среде (то же самое, с. 25). Эти преимущества сравнивались с отрицательными аспектами жизни в пригороде или деревне, не только эти аспекты отличали себя от жителей города и человек, но и их образ жизни положительно контрастировал с жизнью людей, живущих в разных типах поселений.Самобытность, которую ощущает город человек, имеет очень положительную валентность.
Этот город самобытность представляет собой особый образ жизни, который обычно сочетается с определенным положительным влиянием на этот образ жизни. Таким образом, нам кажется, что мы используем место для того, чтобы представить себя отличными от других. В дополнение к идентификации поселений, Марко Лалли в своей статье «Городская идентичность» обсуждает конкретную идентификацию места: «связь с определенной частью города также способствует дифференциации человека от жителей других городских районов» (Lalli, 1992, p. .285). Первое заявление об однородности ландшафтов ставит под сомнение роль места как традиционного индикатора самобытности в формировании идентичности. Второе утверждение встроено в это и влияет на социальные и культурные традиции места.
Наша связь с определенным городом или местностью жителей города позволяет нам отличаться от людей из других частей города. В одном из ранних исследований когнитивных карт и образа района Джон Эйлс обнаружил, что стремление иметь адрес в фешенебельном районе Лондона привело к изгибу воспринимаемых границ района , чтобы адрес респондента был виден в Хайгейт-Виллидж. , создание идентификации, которой были приписаны определенные атрибуты, e.грамм. «Жители Хайгейт-Виллидж умны, поэтому, если мой адрес — Хайгейт-Виллидж, я тоже умный» (Eyles, 1968). Исследование Эйлза показывает, что место традиционно поддерживает принцип индивидуализации самооценки. По мере гомогенизации ландшафтов общественные пространства (хотя и приватизированные) сглаживаются, а частные пространства используются для демонстрации ценности.
Человеческие территории значительно различаются по размеру и местоположению; они являются не только местными, но и артефактами и идеями, и они отмечены широким спектром физических барьеров и символических маркеров.У людей просто гораздо больше [чем у животных] территорий и способов борьбы с ними.
Незар ас-Сайяд в своей книге Переходы: «Реальное», «Гипер и виртуальное» утверждает, что «глобализация часто приводит к детерриториализации идентичности, места и традиций» (то же самое, стр. 38). ). Как архитектор, я знаком с фрагментацией профессии на новые процессы и модели строительства зданий, которые уменьшают потребность в проектировании для конкретного объекта.Симптомы этих моделей развития разбросаны по Соединенным Штатам и за рубежом в виде разрастания городов, торговых центров и франшиз. Четвертое утверждение касается территориальности: однородные ландшафты с меньшей вероятностью могут быть символами идентичности.
В этом обзоре гомогенизированных ландшафтов и идентичности я поддержал четыре утверждения, посредством которых гомогенизированные ландшафты влияют на индивидуацию: через самобытность, самооценку, социальные и культурные изменения и символы.Однако эта косвенная неолиберальная субъективность совместима и потенциально поддерживает (или поддерживается) прямую неолиберальную субъективность Фуко, Брауна и Роттенберга.
В этом эссе я проанализировал неолиберальную субъективность индивидуации, чтобы продемонстрировать, что неолиберальные субъективности являются гнездовыми и реляционными. Используя эту схему, я установил, что существует неполный анализ неолиберальных субъективностей, таких как работы Фуко, Брауна и Роттенбурга по неолиберальной индивидуации.Включая в анализ косвенные неолиберальные субъективности, мы можем прийти к более полному пониманию влияния неолиберализма на ценность места. Это важно, потому что косвенная субъективность может иметь серьезные последствия. В показанном примере неолиберальная индивидуация лишается традиционной роли места. Благодаря неолиберальным процессам то, что раньше было маркерами культуры, традиций, ожиданий, территории и социальных отношений, теперь нормализуется. По мере того, как неолиберальные ландшафты гомогенизируются, и человек избавляется от формирования своей идентичности в этих местах, человек будет искать другие средства для символов идентичности — возможно, в сторону материальных и виртуальных средств — по мере того, как его территориальные претензии ослабевают.В конечном итоге неолиберальные ландшафты становятся отражением экономической эффективности, сокращая дифференциацию и двигаясь в сторону космополитизации застроенной среды.
Отчет о юбилейной конференции «Transfigurationen: Medizin macht Gesellschaft macht Medizin», 17-18 февраля 2017 г., организованной рабочей группой Медицинская антропология Швейцария Швейцарской антропологической ассоциации (SEG), Wiener Dialoge der Medizinanthropologie (Венские диалоги по медицинской антропологии) и Рабочая группа по медицинской антропологии Немецкой антропологической ассоциации (GAA).
Как медицинские антропологи, мы ожидаем узнать о самых разных местах и людях, а также о разных темах, от рождения до смерти. Однако мы не можем ожидать, что будем постоянно слышать о Гарри Поттере и Иисусе. Оба были названы несколькими участниками трехнациональной конференции по «Преображениям» в Базеле ключевыми фигурами в их стремлении понять тему конференции. Преображения ?! Является ли это своего рода волшебным превращением из крысы в чашку чая, как описано в романах Дж. К. Роулинг, или это относится к поворотному моменту, когда Иисус преобразился и стал сиять славой на горе? Если это так, то какова связь с медицинской антропологией? Преображения ?! Неужели это просто интеллектуальная фантазия организаторов конференции, наскучившая от трансформаций и фигураций и вдохновленная широко используемой приставкой trans -? Преображения ?! Или это, в конце концов, просто еще одно слово для обозначения сборок? Прочтите этот отчет конференции, и вы можете вдохновиться разнообразными толкованиями и применениями этого термина и, возможно, даже почувствуете себя преображенным трансфигурациями…
На первой панели, «Терапевтические ландшафты: фармацевтика, коммодификация и эпистемология» , председательствовала Анжелика Вольф (Свободный университет Берлина). Стефан Клоос (Австрийская академия наук) начал свою речь о преобразованиях традиционной азиатской медицины. Клоос предложил заменить старый термин Чарльза Лесли «Азиатские медицинские системы» новым, «Азиатская медицинская промышленность», чтобы учесть новые совокупности глобализированных медицинских процессов и элементов, которые объединяют объекты, людей, знания и фармацевтические препараты. участвует в распространении азиатской медицины. Sandra Bärnreuther (Университет Цюриха) представила исторический обзор одного конкретного фармацевтического препарата и процесса его производства в контексте (пост) колониализма.Сосредоточившись на практике голландской компании, которая извлекает ХГЧ [1] из мочи беременных индийских женщин для производства их фармацевтических продуктов, Бернройтер подчеркнул сложности политики, экономики и технологий. Мирко Улиг (Университет Йоханнеса Гутенберга в Майнце) пролил свет на самовосприятие и воспринимаемые границы между психотерапевтами и духовными целителями в Германии, утверждая, что множественные приписывания, разграничения и запутанности, касающиеся духовности, образуют новый набор преобразованных терапевтических техник.Наконец, Марсио да К. Вилар (Лейпцигский университет) спросил, как научные инновации, устоявшаяся биомедицина и неформальное здравоохранение сосуществуют и связаны в современной Бразилии. Переговоры по иммуностимулирующим препаратам в учреждениях и в социальных сетях послужили примером для нынешних «жизненных сообществ» и выражением продолжающегося преобразования устоявшейся биомедицины для аутоиммунитета. Ключевым посланием на этой панели был решающий момент (гео) политических и технологических изменений, которые могут ограничить устоявшиеся преобразования или даже привести к новым преобразованным отношениям.
Вторая панель под названием «Хорошее старение, достойная смерть: бюрократия, биополитика и ценность жизни» , под председательством Пит ван Эувийк (Базельский университет), была сосредоточена на трансфигурационных процессах в конце жизненного цикла. . Первые две статьи касались паллиативной помощи. В своем выступлении «Грейс под давлением» Мартина Вервей (независимый академик, Цюрих) представила мысли о паллиативной помощи неизлечимо больному человеку с БАС и задалась вопросом, может ли трансфигурация быть полезной концепцией для размышлений об умирающем теле. Андреа Буль (Базельский университет) представила выдержки из своего докторского исследования по паллиативной помощи в онкологической больнице Танзании. Многоуровневые влияния преобразуют практику оказания помощи в конце жизни, от эмоциональной вовлеченности лиц, обеспечивающих уход, до более широко используемой материальной помощи, такой как обезболивающие. В следующем документе также говорится о преображении заботы в городах Танзании. Андреа Кайзер-Гролимунд (Базельский университет) привлекла аудиторию рассказом о пожилых людях в Дар-эс-Саламе и их практике заботы о себе и задала следующий вопрос: если мы понимаем трансфигурацию как фундаментальное изменение, то можем ли мы как антропологи могут исследовать это на местном уровне? Наконец, Маркос Фрейре де Андраде Невес (Федеральный университет Риу-Гранди-ду-Сул, UFRGS и Freie Universität Berlin) проанализировал сложности работы с бюрократическими вмешательствами и участия в них, когда дело доходит до получения «зеленого света» для оказания помощи в самоубийстве в многонациональной компании. Европейский сеттинг.
Хильде Шеффлер (Службы общественного здравоохранения, Берн) председательствовала в третьей группе под названием «Между прекаризацией и расширением прав и возможностей: маргинальность, участие и экономизация в предоставлении медицинских услуг» , которая уделяла внимание оказанию медицинской помощи и преобразованию ( экономические) ценности и тела. В первой презентации Мустафа Абдалла (Freie Universität Berlin) рассказал о профессионализации пациентов в Египте. В условиях роста бедности и нехватки медицинских ресурсов пациенты предлагают свои больные тела в обмен на деньги, медицинскую помощь и знания, превращая свои недуги в экономическую ценность на рынках болезней. Мария Лидола (Freie Universität Berlin) рассказала о преобразовании системы здравоохранения через семейные клиники в фавелах Рио-де-Жанейро. И снова концепция преображения позволила включить различные масштабы и противоречивые местные концепции и обеспечила обширный анализ. То же самое относится к статье Мелины Рутисхаузер (Базельский университет) об участии и финансировании сектора здравоохранения Танзании. В своей статье Рутисхаузер обсудила трансформацию подходов к участию в финансировании медицинского страхования и связанных с этим повседневных практик пациентов.
На панели под названием « « Хороший уход? »: Идеологии воспроизводства и старения» под председательством Клаудиа Ланг (CERMES3, Париж) были представлены три различных презентации. Сандра Стаудачер (Базельский университет) представила свой проект «Старение, агентство и здоровье в Танзании» . Она утверждала, что внезапные сдвиги и моменты кризиса в области здравоохранения трансформируют местные механизмы оказания помощи и социальные структуры. Таким образом, преображения были представлены не только как форма социально-экономического процесса, но и как многочисленные взаимозависимости между людьми и (транснациональными) социальными и географическими местами, которые вызывают изменения.В своей презентации «Доказательства против величия — Преображения« доброго рождения »» , Сесилия Колизей (Университет Майнца) сосредоточила внимание на богословском значении преображения как разновидности романтизации. Представляя дискурсы как сторонников клинического рождения, так и защитников неклинических родов относительно того, что означает «хорошее рождение», Колизей продемонстрировал, как женское тело является центральным локусом, в котором рациональность и естественность преображаются через их сцепление. Лаура Перлер и Кэролин Шурр (Университет Санкт-Галлена) представили трансфигурации либеральной евгеники и государственной биополитики в мексиканской биоэкономике. Благодаря сосредоточению внимания на репродуктивных биографиях доноров яйцеклеток, запутанность дискурсов о воспроизводстве, пронизанных расой и классом, стала ощутимой. Эта панель выделила преображение как многомерный процесс переплетения, который включает в себя, в частности, временные и пространственные измерения.
Доминик Маттес (Freie Universität Berlin) председательствовал на панели ‘ Репозиционирование: биосоциальные идентичности между самопозиционированием и внешними приписываниями’ , в центре которого находились конфликтующие и трансформированные биосоциальные идентичности, расположенные между локальными и глобальными областями влияния и понимание.В первой презентации Елена Жировски (Венский медицинский университет) рассказала об обрезании женских половых органов / калечащих операциях на женских половых органах в Буркина-Фасо и о преобразовании смысла, которому подверглось обрезанное женское тело, поскольку эта оспариваемая практика вызывает моральные и политические вызовы в мировом масштабе. уровень. Вторая и третья статьи проанализировали различные эффекты меняющегося понимания альбинизма в Танзании после того, как глобальный протест по поводу торговли частями тела людей с альбинизмом утих. Джорджио Брокко (Freie Universität Berlin) рассказал историю такого изменения понимания «глобально» определенных тел. В его статье о понимании альбинизма как инвалидности в Танзании исследуются существующие социальные классификации и то, как люди с альбинизмом оказываются зажатыми между дискурсами о виктимности и достоинстве и активизме по инвалидности. В своей презентации Susanne Kathrin Hoff (Университет Йоханнеса Гутенберга в Майнце) более подробно остановилась на этом вопросе, расширив свой анализ на стратегии традиционных танзанийских целителей и их потребность в изменении своей практики после трансформированного понимания альбинизма.Заключительная презентация Франчески Рикли (Университет Цюриха) вернула аудиторию в Швейцарию с анализом пожилых людей с ограниченными возможностями передвижения, которые в повседневной практике имеют дело с измененным значением своего тела в контексте меняющихся парадигм старения. Эта панель показала, что в определенный момент анализа преобразования могут быть «неполными» и могут привести к отсутствию соответствующего изменения в плане инфраструктуры.
На панели «Профессиональные устремления в секторе здравоохранения: мобильность и процессы перевода» , под председательством Ева-Мария Кнолль (Австрийская академия наук), Кристиан Фальге (Hochschule für Gesundheit, Бохум) и Magdalena Stülb (Hochschule Koblenz) рассказала о текущем исследовательском проекте по транснациональной мобильности врачей в Германии, а также о стратегиях иностранных врачей, имеющих опыт профессионального исключения и приписывания. Джудит Шюле (Freie Universität Berlin) обсуждала преображения в биомедицинском ландшафте Нигерии. Через рассказы специалистов здравоохранения, которые эмигрировали за границу, но позже снова стали привлекаться в качестве специалистов здравоохранения в своей стране происхождения, Шюле изучил последствия и многочисленные препятствия таких «медицинских переводов». Johanna Gonçalves Martín (Кембриджский университет и Universitätsklinik Dresden) проанализировали трансформации знаний и практики в клинических пространствах между медицинскими работниками яномами и врачами как «частичные переводы».Переводы были представлены как намеренно неполные, они скорее подтверждали, чем стирали различия, и приводили к улучшению здоровья. Эта оценка ясно показала, что переводы всегда имеют перспективистский характер и приводят к реальным телесным преобразованиям. Лиза Пепплер (Геттингенский университет) проиллюстрировала дискурсивный процесс этнической атрибуции врачей из Турции, переплетенный с открытием «турецкого пациента». Этот так называемый турецкий пациент был представлен как часть более широкой дискурсивно созданной социальной фигуры, посредством которой людям, ранее относившимся к категории гастарбайтеров, приписывались определенные этнические черты.Впоследствии врачи-мигранты с помощью этих процессов были преобразованы в «турецких врачей для турецких пациентов».
После первых двух раундов параллельных панелей в пятницу, залы главного здания Базельского университета гудели от идей и новых концепций о том, что трансфигурация как концепция могла бы приготовить для анализа в медицинской антропологии и не только.Социолог Элисио Макамо (Базельский университет) держал в напряжении участников дискуссии и аудиторию своим увлекательным и остроумным руководством в ходе круглого стола, посвященного структуре, актуальности и видению медицинской антропологии в Германии, Австрии и Швейцарии. Hansjörg Dilger (Freie Universität Berlin), Bernhard Hadolt (Венский университет) и Brigit Obrist (Базельский университет) представляли гильдию членов-учредителей трех национальных ассоциаций медицинской антропологии и Mira Menzfeld Университет Кельна), Елена Жировски (Венский медицинский университет) и Констанце Пфайффер (Швейцарский институт тропиков и общественного здравоохранения, Базель) выступили перед молодыми учеными в рамках академической медицинской антропологии и за ее пределами.
В ходе дискуссии аудитория получила своего рода урок истории о том, как медицинская антропология развивалась в трех немецкоязычных странах, от интереса горстки увлеченных студентов, решивших прочитать Артура Клейнмана в начале 1990-х годов, до сегодняшнего дня. . Медицинская антропология в Австрии, Германии и Швейцарии превратилась в дисциплину с широкой лучевой силой. От взаимодействия с практиками и применения знаний, полученных в ходе полевых исследований, на практике, а также в качестве источника новых и передовых теоретических подходов, как область, она никогда не переставала изобретать и трансформировать себя.Также стало ясно, что субдисциплина, несмотря на ее растущую глобальную значимость, должна быть закреплена в национальных академических сообществах (Saillant and Genest, 2005; Dilger and Hadolt 2015) и набирать обороты на местном уровне, чтобы стать академически и политически актуальными.
В разделе World Café, озаглавленном «Медицинская антропология в различных областях: возможности и ограничения s » , нам было предложено поразмышлять в коллективном процессе о нашей роли медицинских антропологов в различных сферах за пределами классического академического контекста. и условия, необходимые для такого успешного переноса антропологических знаний в более прикладные области.Групповые дискуссии были сосредоточены на четырех различных областях (НПО, сектор общественного здравоохранения, контрактные исследования и образование), но результаты оказались на удивление похожими: главная сила медицинских антропологов заключалась в способности размышлять над сложными ситуациями и, что не менее важно. , рефлексивно оценивать нашу собственную позицию. Другими моментами, которые часто назывались сильными сторонами, были чувствительность медицинских антропологов к различиям, противодействие культуризации и врожденная связь микро- и макроуровней.Глубокое знание качественных методов и понимание людей, «работающих в этой области», дополняют эти навыки.
Со стороны антропологов был общий призыв к более основательному пониманию количественных методов. В то время как наша способность уменьшать сложности, не будучи банальными, и наши навыки перевода между разными социальными мирами почти не подвергались сомнению, нам необходимо переосмыслить использование языка, чтобы сделать наше сообщение понятным. Преодоление разрыва в нашей конференции, трансфигурация может быть плодотворной темой для встречи медицинских антропологов, но может быть не самым понятным термином при общении с внешним миром.Наконец, существовала не только заявленная потребность в большем влиянии на практику, но и в подготовке студентов к профессиональной деятельности за пределами университета.
В своей увлекательной программной лекции Андреа Мюлебах (Университет Торонто) представила анализ феномена «экономического самоубийства» в современной Италии. С начала мирового финансового кризиса смерть в результате самосожжения привлекла огромное внимание средств массовой информации и, по оценкам, составляет около 6% всех самоубийств в Италии.Тщательный анализ Мюлебаха проиллюстрировал взаимосвязь индивидуальных страданий, политики и экономики в акте самосожжения. Вслед за Дюркгеймом она заявила, что причиной самоубийства может служить не бедность как таковая, а расхождение социальной системы. Ссылаясь на работу Эмили Мартин (2007) о маниакальном поведении и его связи с финансовыми рынками, в которой подчеркивается биполярная тенденция финансового сектора, лекция Мюлебаха связала этот анализ с положением людей, находящихся в нижней части экономической шкалы, которым приходится иметь дело с непредвиденные последствия «биполярной системы», в которую превратились неолиберальные экономики.Самосожжение или другие суицидальные действия, которые на первый взгляд могут показаться признаком индивидуального безумия, оказываются симптомами безумной экономической системы. В заключение ее анализ указал на тревожный вывод: эти самоубийства являются воплощением экономического кризиса; преобразование индивидуального страдания в возмутительное обвинение и последний радикальный бунт против несостоятельной системы. Мы полностью согласны с Яниной Кехр (Цюрихский университет), которая подчеркнула новаторский потенциал работы Мюлебаха в области медицинской антропологии в своем вступлении к основной лекции.
Вы еще не убедились? Надо признать, что вначале мы тоже были настроены скептически. В некоторых статьях трансфигурация использовалась как описание процессов, изменяющих субъект или объект. В этих случаях отличие от «трансформации» не обязательно убедительно. Однако в ходе конференции мы научились ценить разнообразные возможности и направления творчества, которые может инициировать эта новая концепция, и осознавать, что термин «преображение» влечет за собой потенциальные аналитические преимущества по сравнению с другими терминами, такими как «преобразование».Нет сомнений в том, что необходим более структурированный подход для дальнейшей разработки преобразований и представления их в качестве ценного концептуального инструмента.
В заключительном обсуждении конференции был сделан первый шаг к этой цели: Hansjörg Dilger (Freie Universität Berlin), Bernhard Hadolt (Венский университет) и Brigit Obrist (Базельский университет) убедительно резюмировали коллективный мозг участников конференции и представил трансфигурацию как полезную концепцию для анализа сложностей, с которыми имеет дело медицинская антропология.Короче говоря, трансфигурация сочетает в себе сборку (см. Deleuze 1987, Mbembe, 2003), трансформацию и формирование (см. Elias 2000), но преобразование trans добавляет процессуальный характер и отсылает к открытой, но также взаимосвязанной природе многих из них. случаи, которые мы изучаем.
Поэтому было бы преждевременно говорить, что мы были полностью преображены этими двумя днями, проведенными в Базеле. Тем не менее, вдохновение определенно было вызвано сочетанием различных форматов и пространством, чтобы оценить богатые аспекты нашей заинтересованной, прикладной и теоретической суб-дисциплины, а также возможностью делиться идеями и сотрудничать в этом 48-часовом мозговом центре.
Лаура Перлер — кандидат наук в Университете Санкт-Галлена, в настоящее время изучает вопросы, связанные с договоренностями о донорстве яйцеклеток между Швейцарией и Испанией, в рамках этнографического исследовательского проекта на нескольких местах.
Франческа Рикли — докторант Цюрихского университета и член исследовательской группы Инвалидность и технологии .В ее исследовании анализируется, как пожилые люди с ограниченными возможностями передвижения в Швейцарии согласовывают позитивные парадигмы старения и бюрократические структуры, чтобы жить самостоятельно дома.
[1] ХГЧ — это сокращение от хорионического гонадотропина человека, вырабатываемого плацентой после зачатия. Он может быть извлечен из мочи беременных женщин или может быть получен из культур генетически модифицированных клеток.
Цитата AMA:
Перлер Л., Рикли Ф.От Гарри Поттера к Иисусу — трансфигурационный отчет конференции. Соматосфера. 2017. Доступно по адресу: http://somatosphere.net/2017/from-harry-potter-to-jesus-a-transfigurative-conference-report.html/. По состоянию на 31 мая 2021 г.

Цитирование APA:
Перлер, Лаура и Рикли, Франческа. (2017). От Гарри Поттера к Иисусу — трансфигурационный отчет конференции. Получено 31 мая 2021 г. с веб-сайта Somatosphere: http://somatosphere.net/2017/from-harry-potter-to-jesus-a-transfigurative-conference-report.html /

Чикаго цитата:
Перлер, Лаура и Франческа Рикли. 2017. От Гарри Поттера к Иисусу — трансфигурационный отчет конференции. Соматосфера. http://somatosphere.net/2017/from-harry-potter-to-jesus-a-transfigurative-conference-report.html/ (по состоянию на 31 мая 2021 г.). Ссылка:

Гарвард:
Perler, L & Rickli, F 2017, From Harry Potter to Jesus — Transfigurative Conference Report, Somatosphere. Получено 31 мая 2021 г. с веб-сайта

Цитата из MLA:
Перлер, Лаура и Франческа Рикли. «От Гарри Поттера к Иисусу — трансфигурационный отчет о конференции». 4 мая. 2017. Соматосфера. Доступ 31 мая. 2021.

Социогенетическая теория э эриксона: Теория личностного развития человека э. Эриксона

Социогенетический подход. Концепция Э. Эриксона

1. Социогенетический подход Концепция Э. Эриксона

Социогенетическая концепция личности | Psylist.net

Похожие материалы в разделе Общая психология:

Социогенетическая концепция

Социогенетический подход — Студопедия

Подходы к исследованию социализации личности в зарубежной и отечественной психологии

Социогенетический подход Концепция Э. Эриксона — Студопедия.Нет

Психология человека от рождения до смерти / … / Медицинский справочник

Эго-добродетель верности как психосоциальный ритуал перехода от юности к взрослой жизни

Психосоциальная идентичность | Encyclopedia.com

Психиатрия и социальная психиатрия

Развитие ребенка и антропология

История и социология

Религия и философия

Кризис идентичности

Закрытие идентичности и «идеология».

Верность

Мужская и женская идентичность

Отрицательная идентичность и тотализм

Границы | Становление в сопротивлении: (не) творческая связь между негетеросексуальной идентичностью и психологическими страданиями

Введение

Негетеросексуальная идентичность, выходящая за рамки норм

Творчество

Преобразование через искусство

Заключение

Авторские взносы

Финансирование

Конфликт интересов

Благодарности

Список литературы

Microsoft Word — Заключительный тезис 26.08.2015

Понятие безработица: Понятия безработицы и занятости — урок. Обществознание, 8 класс.

Дети отрекаются от мечты чтобы обрадовать родителей: Дети отрекаются от мечты, чтобы обрадовать родителей

Социогенетический подход. Концепция Э. Эриксона

1. Социогенетический подход Концепция Э. Эриксона

Социогенетическая концепция личности | Psylist.net

Похожие материалы в разделе Общая психология:

Социогенетическая концепция

Социогенетический подход — Студопедия

Подходы к исследованию социализации личности в зарубежной и отечественной психологии

Социогенетический подход Концепция Э. Эриксона — Студопедия.Нет

Психология человека от рождения до смерти / … / Медицинский справочник

Эго-добродетель верности как психосоциальный ритуал перехода от юности к взрослой жизни

Психосоциальная идентичность | Encyclopedia.com

Психиатрия и социальная психиатрия

Развитие ребенка и антропология

История и социология

Религия и философия

Кризис идентичности

Закрытие идентичности и «идеология».

Верность

Мужская и женская идентичность

Отрицательная идентичность и тотализм

Границы | Становление в сопротивлении: (не) творческая связь между негетеросексуальной идентичностью и психологическими страданиями

Введение

Негетеросексуальная идентичность, выходящая за рамки норм

Творчество

Преобразование через искусство

Заключение

Авторские взносы

Финансирование

Конфликт интересов

Благодарности

Список литературы

Microsoft Word — Заключительный тезис 26.08.2015

Добавить комментарий Отменить ответ

Рубрики