Состояние умиротворения: Внутреннее умиротворение как главная цель жизни
Как прошел день открытых дверей 22 августа в филиале центра Соловьева
На протяжении всего дня желающих бесплатно и без записи консультировали наши психиатры.
Доктор Долгов провел сеанс аутогенной тренировки. Он помог посетителям войти в состояние умиротворения и расслабиться, а затем объяснил, что заниматься аутогенной тренировкой может каждый. Эта практика позволяет найти время для себя, приостановить бег мыслей, изучить собственное тело. Доктор Долгов рекомендует проводить такие тренировки хотя бы пару раз в неделю, отмечая, что самое удачное время для проведения перед сном, сразу после пробуждения и после обеда. Посетители отметили, что сеанс их расслабил, тревожные мысли исчезли, а настроение значительно улучшилось.
Доктор Давыдова, заведующая дневным отделением филиала, провела короткую лекцию об устройстве нашего центра и ответила на самые распространенные вопросы, касающиеся обращения и порядка лечения.
Затем доктор Телешова прочитала насыщенную и интересную лекцию о необходимости активной жизненной позиции.
Заключительным аккордом в дне открытых дверей стала презентация доктора Добролюбовой, которая представила свой курс терапии творческим самовыражением (ТТС), который на протяжении многих лет помогает людям преодолеть проблемы и найти себя. На этих занятиях посетители рисуют, занимаются фотографией и видеосъемкой, участвуют в конкурсах и посещают музеи, выставки. Принять участие в клубе может любой желающий.
На этом все, но мы не прощаемся — уже 13 сентября ждем вас на третьем интерактивном лектории «Путь к себе», анонс которого вскоре опубликуем.
Семь способов ощутить себя умершим
- Рэйчел Ньюэр
- BBC Future
Автор фото, Thinkstock
Переход от жизни к смерти в обыденном сознании часто ассоциируется с ярким светом в конце длинного туннеля.
Однако, как выяснила корреспондент BBC Future, зафиксированы сообщения о многих других весьма странных случаях, и ученые намерены наконец с этим разобраться.
В 2011 году мистер А., 57-летний социальный работник из Англии, поступил в больницу в Саутгемптоне после того, как упал в обморок на работе. Медики как раз вводили катетер ему в пах, когда внезапно у него остановилось сердце. Как только прекратилось поступление кислорода в мозг, осциллограмма вытянулась в тонкую ниточку. Мистер А. умер. Но, несмотря на это, он помнит, что произошло потом.
Персонал немедленно применил автоматический внешний дефибриллятор (АВД), машину, которая с помощью электрошока дает возможность снова запустить сердце. А. услышал, как механический голос произнес дважды: «Дайте разряд». В промежутках между этими двумя командами он поднял глаза и увидел какую-то странную женщину, которая манила его из дальнего угла комнаты, паря где-то под потолком. Он присоединился к ней, оставив свое недвижное тело там, где оно находилось.
«Я почувствовал, что она меня знает. Я чувствовал также, что могу ей доверять и что она находится здесь не без причины. Но что это была за причина, я не знал, — вспоминал позже А. – В следующую секунду я уже был там наверху и смотрел вниз на себя, на сестру и на какого-то лысого мужчину».
Проверка показала, что в больничных записях значатся две устные команды на применение АВД. Приведенные позже мистером А. описания находившихся в комнате людей, которых он не мог видеть прежде чем потерял сознание, и их действий, также были совершенно точными. Он описывал вещи, происходившие на протяжении трех минут, о которых, если доверять нашим знаниям о биологии, он не мог иметь представления.
История мистера А., описанная в докладе, опубликованном в журнале Европейского совета реаниматологии, лишь один из случаев, которые опровергают общепринятые представления о предсмертных состояниях человека. До сих пор исследователи исходили из того, что как только сердце перестает биться и посылать животворящие потоки крови в мозг человека, он перестает осознавать себя и все окружающее.
С этого момента человек, по сути дела, мертв. Однако чем дальше мы продвигаемся в изучении науки о смерти, тем лучше начинаем понимать, что такие состояния бывают обратимыми.
Автор фото, Thinkstock
Подпись к фото,После книг Раймонда Моуди именно так многие себе представляют начало посмертного опыта
В течение многих лет, те, кому удалось вернуться из этих непостижимых разумом мест и состояний, нередко делились воспоминаниями о пережитом ими событии. Доктора в большинстве случаев отмахиваются от таких свидетельств, называя их галлюцинациями, а исследователи до недавнего времени не горели желанием погружаться в изучение подобных состояний «почти смерти», главным образом потому, что считали их выходящими за пределы научного познания.
Однако Сэм Парниа, врач, который занимается пациентами в критических состояниях и директор исследований в области реаниматологии в Медицинской школе Университета Стони Брук в Нью-Йорке, совместно с коллегами из 17 лечебных и научных центров в США и Соединенного Королевства решил положить конец гаданиям о том, что испытывают и чего не испытывают люди, пребывающие на смертном одре.
Из этого числа пациентов докторам удалось вернуть из мертвых 16%. Парниа и его коллеги сумели побеседовать со 101 из них, т.е. примерно с каждым третьим. «Наша цель состояла в том, чтобы попытаться понять, в первую очередь, каков он, опыт смерти с ментальной и когнитивной (познавательной) точек зрения, — говорит Парниа. – И еще. Если мы имеем дело с людьми, которые утверждают, что воспринимали происходящее в момент смерти на слух и визуально, нам надо было разобраться в том, действительно ли они осознавали, что с ними происходит».
Семь привкусов смерти
Однако, в отличие от мистера А. и еще одной женщины, чей рассказ о пребывании вне собственного тела не мог быть проверен на основании внешних данных, опыт других пациентов, похоже, не был связан с теми событиями, которые происходили непосредственно во время их смерти. Вместо этого они воспроизводили некие похожие на сновидения галлюцинаторные сценарии, которые Парниа и его соавторы разбили на семь тематических категорий. «Большинство из них не соответствует тому, что называется околосмертным переживанием, — говорит Парниа. – Похоже, что ментальное восприятие смерти куда шире, чем предполагалось в прошлом».Семь тематических категорий переживаний таковы:
- страх;
- видения животных и растений;
- яркий свет;
- насилие и преследование;
- дежавю или «уже виденное»;
- видения семьи;
- воспоминания о событиях после остановки сердца.
Эти ментальные переживания варьируются по своему характеру от совершенно ужасающих до вызывающих состояние блаженства. Некоторые люди, например, вспоминали, что испытывали чувство страха, страдания или преследования. «Я должен был пройти через некий ритуал, и это был ритуал сожжения, — вспоминал один из пациентов. – Со мной были четыре человека, и каждый, кто ложился, умирал… Я видел, как людей хоронят в гробах в вертикальном положении». Другой вспоминает, как его «тащили глубоко под водой», а еще один вспомнил, что ему «сказали, что я умру, и самый быстрый способ умереть – произнести последнее короткое слово, которое я могу вспомнить».
Автор фото, Thinkstock
Подпись к фото,Многие попадают в прекрасное место, где чувствуют умиротворение
Впрочем, другие респонденты испытывали прямо противоположные ощущения. 22% сообщили, что испытывали состояние «умиротворения и приятности». Некоторые видели нечто живое: «всякие растения, но не цветы» либо «львов и тигров»: другие нежились в сиянии «яркого света» или воссоединялись с семьей. Иные сообщали о четком ощущении дежавю: «Я знал, что собираются сделать эти люди прежде, чем они сделали то-то и то-то». Обостренные чувства, искаженное восприятие хода времени и чувство оторванности от собственного тела – также оказались довольно распространенными ощущениями, о которых рассказывали пережившие умирание.
Автор фото, Thinkstock
Подпись к фото,Другие же видят места совсем не такие приятные и даже пугающие…
Хотя это «совершенно очевидно, что люди испытывают нечто в то время, когда они мертвы», говорит Парниа, то, как эти индивидуумы интерпретируют свои переживания, полностью зависит от их прошлой жизни и опыта, равно как и от ранее имевшихся у них убеждений. Кто-то родом из Индии может, вернувшись из мертвых, рассказать, что видел Кришну, тогда как выходец со Среднего Запада США после аналогичного переживания расскажет, что видел Бога, каким его представляют американские христиане, живущие тех краях. «Если отец на Среднем Западе скажет своему ребенку: «Когда ты умрешь, ты встретишь Иисуса, и он будет преисполнен любви и сострадания», — конечно, дитя представит себе именно это, — рассказывает Парниа.
– Он вернется и скажет: «Да, папа, ты был прав. Я действительно видел Иисуса!» Но разве кто-нибудь из нас сможет на самом деле узнать Иисуса или Бога-отца? Вы же не знаете, каков он – Бог. И я не знаю, что такое Бог. Кроме того, что это человек с длинной седой бородой. Но это же всего-навсего картинка».
Автор фото, Thinkstock
Подпись к фото,Ученые считают, что околосмертные видения во многом зависят от религиозного бэкграунда умирающего
«Я понятия не имею, что означают все эти вещи – душа, рай, ад. Существуют, по всей видимости, тысячи и тысячи различных интерпретаций, которые зависят от того, где вы родились и каков ваш жизненный опыт, — продолжает он. – Важно вычленить все эти свидетельства из реалий религиозных учений и рассмотреть их объективно».
Типичные случаи
Ученым пока не удалось выявить признаки, которые заранее указывали бы, кто вероятнее всего сможет что-то вспомнить о собственной смерти. Они также не могут пока объяснить, почему одни люди переживают ужасающий сценарий, а другие, напротив, впадают в эйфорию.
Как указывает Парниа, весьма вероятно, что людей, переживших «почти смерть», куда больше, чем отражают цифры, полученные в ходе исследований. У многих людей воспоминания об этом просто стираются в результате отека головного мозга после остановки сердца, а также вследствие приема сильных успокаивающих средств, которые им прописывают в больнице.
Даже если люди не могут отчетливо вспомнить, что они испытали во время смерти, этот опыт может оказать воздействие на них на подсознательном уровне. Парния выдвигает гипотезу, с помощью которой надеется объяснить столь различные реакции пациентов, испытавших остановку сердца, после выздоровления: одни теряют страх перед смертью и начинают относиться к жизни более альтруистически, у других же развивается посттравматическое стрессовое расстройство.
Автор фото, Thinkstock
Подпись к фото,Расследовать смерть? Не слишком ли амбициозная задача?
Парниа и его коллеги уже планируют на основе ранее полученных данных провести новые исследования, с помощью которых они хотели бы разобраться в некоторых из этих проблем.
Они также надеются, что их работа поможет расширить традиционный дискурс о смерти, для которого характерны крайности, и освободить его от ограничений, связанных с религиозными воззрениями или скептическим подходом.
Смерть следует рассматривать так же, как любой другой предмет научного познания. «Каждый, кто обладает более или менее объективным складом ума, согласится с теми, что здесь требуется дальнейшее расследование, — говорит Парниа. – У нас есть и средства, и технологии. Настало время взять и сделать».
1939 год. От «умиротворения» к войне
Мюнхенское соглашение поощрило нацистов[1]. Публичные обещания мира, англо-германская (30 сентября 1938 г.) и франко-германская (6 декабря 1938 г.) декларации о ненападении камуфлировали истинные намерения Гитлера. Уже через три недели после Мюнхена, 21 октября 1938 г. он подписал директиву военному командованию о подготовке к ликвидации чехословацкого государства и оккупации находившегося под управлением Литвы района Мемеля, отторгнутого от Германии по Версальскому мирному договору[2].
Советский Союз воспринял договоренности в Мюнхене как сговор и наглядный пример его изоляции. Политике «коллективной безопасности» был нанесен сокрушительный удар. Как и в случае с мятежом генерала Франко в Испании, западные деятели считали достижение компромисса с Гитлером более перспективным подходом, чем соглашение с Москвой.
Ученые до сих пор спорят о том, кто стал инициатором улучшения отношений между фашистской Германией и Советским Союзом – ярыми идеологическими и политическими противниками. При этом часто ссылаются на выступление Сталина с отчетным докладом на XVIII съезде ВКП (б) 10 марта 1939 г. Однако генсек лишь дал оценку политике невмешательства: «Или, например, взять Германию. Уступили ей Австрию, несмотря на наличие обязательства защищать ее самостоятельность, уступили Судетскую область, бросили на произвол судьбы Чехословакию, нарушив все и всякие обязательства, а потом стали крикливо лгать в печати о «слабости русской армии», о «разложении русской авиации», о «беспорядках» в Советском Союзе, толкая немцев дальше на восток, обещая им легкую добычу и приговаривая: вы только начните войну с большевиками, а дальше все пойдет хорошо.
Нужно признать, что это тоже очень похоже на подталкивание, на поощрение агрессора». И сделал вывод: «Большая и опасная политическая игра, начатая сторонниками политики невмешательства, может окончиться для них серьезным провалом».
15 марта 1939 г. войска вермахта вошли в Чехию, на территории которой был создан протекторат Богемии и Моравии. Днем ранее, под сильнейшим нажимом Берлина, лидеры Словакии провозгласили «независимость» и попросили «протекцию» Германии. Тогда же Венгрия с одобрения Германии после непродолжительных боевых действий против словаков, претендовавших на ту же территорию, захватила Подкарпатскую Русь (Закарпатскую Украину).
Новые захваты немецкий посол в Москве Шуленбург объяснил в своей ноте 16 марта следующим образом. Фюрер, «озабоченный» ситуацией в Чехословакии, согласился на визит чехословацкого президента Гахи. Поговорив с Гитлером, тот «с полным доверием передал судьбы чешского народа и страны в руки фюрера германского государства. Фюрер принял это заявление и высказал свое решение взять чешский народ под защиту германского государства»[3].
В ответ на эти разъяснения 18 марта нарком иностранных дел СССР Литвинов направил ноту о невозможности признания советским правительством включения Чехии в состав Третьего рейха «правомерным и соответствующим нормам международного права»[4].
После окончания Второй мировой войны выяснилось, какому сильнейшему нажиму подверглись чешские руководители в ночь с 14 на 15 марта. Не выдержав, Гаха даже потерял сознание, и личный врач Гитлера приводил его в чувство специальными уколами.
Через пять дней ситуация повторилась с министром иностранных дел Литвы Урбшисом. Его «убедили» прислать в Берлин 22 марта специальных уполномоченных для оформления передачи Мемеля (Клайпеды) и окрестностей. Литовцы это незамедлительно выполнили[5]. Уже 23 марта в сопровождении германской эскадры на крейсере «Дойчланд» Гитлер прибыл в Мемель. В тот же день он выступил перед местной немецкой общиной.
23 марта были подписаны германо-словацкий договор о гарантии и охране и германо-румынское экономическое соглашение, предусматривавшее поставки из Румынии стратегически важного нефтяного топлива и другого сырья в Германию.
Ликвидация чехословацкого государства, рост германского могущества обеспокоили власти и общественное мнение Великобритании и Франции. Даже поклонники Чемберлена и Даладье начали требовать жестких мер против Берлина. Всю последнюю декаду марта в английском правительстве шла дискуссия о том, что дальше делать. Москва предложила созвать для обсуждения ситуации конференцию с участием СССР, Великобритании, Франции, Польши, Румынии и Турции. Как на это реагировать? На каких условиях и с кем строить союз? Ответное британское предложение подписать англо-франко-советско-польскую декларацию о консультациях в случае агрессии не решало проблемы. К тому же Варшава не желала сотрудничать с Москвой, что демонстрировали советско-польские контакты.
Сегодня не прекращаются попытки доказать, что западные союзники накануне Второй мировой войны действовали из гуманных побуждений и вовсе не собирались направлять германскую агрессию на Восток, а их антикоммунизм основывался на высоких моральных и религиозных чувствах.
Почти сразу после окончательного уничтожения Чехословакии 26 марта 1939 г. Чемберлен писал своей сестре: «Должен признаться, что я питаю глубокое недоверие к русским. И никоим образом не верю в их способность вести эффективные наступательные действия, даже если они захотят этого. Не доверяю я и побуждениям русских, которые, на мой взгляд, имеют мало общего с идеями свободы и направлены только на то, чтобы перессорить всех остальных друг с другом. Более того, к России относятся с неприязнью и подозрительностью большинство малых государств, в особенности, Польша, Румыния и Финляндия. Поэтому наше тесное сотрудничество с ней может стоить нам симпатии тех, кто способен оказать нам действительную помощь, если мы сумеем удержать их на своей стороне»[6].
Такую позицию разделяли многие в британском истеблишменте. Она опиралась на глубокое убеждение, что привлечение СССР к европейским делам проложит дорогу коммунизму в Европу. Часть консерваторов видели в нацистах борцов против большевизма и не воспринимали фашизм как абсолютное зло.
Подобные взгляды не скрывались и были хорошо известны в Кремле. Неудивительно, что любая информация, даже непроверенная, о каких-либо контактах демократий с фашистами воспринималась в Москве крайне болезненно.
В дискуссии верх взяла позиция Чемберлена. К 27 марта британский кабинет определился – коалиция будет строиться вокруг Польши. Советский Союз для этой роли не годится. Вместе с тем, на заседании комитета по внешней политике сделали важную оговорку: «Россию надо удерживать в нашем кругу»[7]. Подобная тактика имела существенный изъян – в Кремле сидели не наивные простаки.
Поскольку британское руководство поставило на Польшу, нужно было продемонстрировать конкретные шаги. Возможность представилась сразу. Еще в октябре 1938 г. глава германского МИДа Риббентроп предложил Польше согласиться на включение Данцига (Гданьска) в состав Третьего рейха, разрешить постройку через «польский коридор» экстерриториальных шоссейной и железной дорог, а также вступить в Антикоминтерновский пакт.
В случае согласия Берлин гарантировал новые германо-польские границы и готов был продлить на 25 лет германо-польский договор о ненападении 1934 г. Поляки, однако, нажиму не поддались. Варшава 23 марта 1939 г. провела частичную мобилизацию и 28 марта заявила, что изменение статус-кво в Данциге будет рассматриваться как нападение на Польшу.
В этих условиях 31 марта Чемберлен выступил в парламенте, а потом по радио, где объявил о британских гарантиях независимости Польши, с оговоркой, что британцы готовы содействовать германо-польскому урегулированию.
Известие о гарантиях Варшаве привело фюрера в бешенство. Его расчеты на «урегулирование Данцигского вопроса», надежда на то, что Польша, которой нацисты осенью 1938 г. позволили захватить Тешинскую область Чехословакии, окажется под влиянием Германии и будет союзницей в возможной войне с большевизмом, оказались несбыточными. 1 апреля Берлин пригрозил расторгнуть англо-германское военно-морское соглашение 1935 г., если Лондон не прекратит политику «окружения Германии».
3 апреля Гитлер дал указание подготовить план нападения на Польшу, который был утвержден спустя семь дней. Поменялась и дипломатическая стратегия немцев. Была поставлена задача максимальной изоляции Польши с одновременным давлением на англичан и французов, чтобы те не смогли выполнить заявленные гарантии. Имелась также в виду нейтрализация потенциального участия СССР в войне на стороне западных союзников и поляков.
Англичане усиленно приободряли Варшаву. С 4 по 6 апреля состоялся визит министра иностранных дел Польши Бека в Лондон, во время которого было сделано много громких заявлений, в том числе о подготовке соглашения о взаимопомощи. Чувство эйфории охватило польских лидеров. Им казалось, что создается мощный барьер против посягательств на территориальную целостность и независимость Польши. При этом мало кто задавался резонным вопросом – а как Великобритания собирается выполнять свои обязательства? Уже тогда раздавались трезвые голоса, что без привлечения Красной армии подобного рода гарантии лишены смысла. Такого мнения придерживался, в частности, видный британский военный эксперт Лиддел Гарт. Доступные ныне архивы свидетельствуют, что англичане и не собирались защищать Польшу. Меры вооруженной помощи полякам не предполагались. Выступая в парламенте или на заседании кабинета в апреле 1939 г., Чемберлен не раз разъяснял, что смысл гарантий – это не защита отдельных стран от Германии, а стремление предотвратить установление над континентом немецкого господства, в результате чего усилилась бы мощь Германии и ее угроза безопасности Британии[8]. При этом британский премьер поддержал Бека в его политике против СССР: «Я во многом согласен с ним, ибо рассматриваю Россию как весьма ненадежного друга, обладающего очень скромными возможностями для активной помощи, но огромной способностью раздражать других»[9]. Форин офис счел необходимым 13 апреля 1939 г. телеграфировать своим послам, что у правительства Его Величества «нет намерения заключать двустороннее соглашение о взаимной помощи с советским правительством»[10].
Без союза, без соглашения, без обязательств. Как же западные союзники собирались удерживать Советский Союз в своей орбите? В какой-то степени это до сих пор загадка, поскольку предпринятые ими шаги скорее отторгали, чем привлекали Кремль. Британский министр иностранных дел лорд Галифакс, а вслед за ним его французский коллега Бонне пытались убедить Москву взять на себя односторонние гарантии, т.е. СССР, по примеру англичан с французами, должен был заявить, что в случае войны поддержит Польшу, Румынию или прибалтийские страны. Другим приемлемым вариантом англичане считали «благожелательный советский нейтралитет», когда СССР не ведет боевых действий на чужих территориях, а снабжает подвергшихся германской агрессии оружием и сырьем. Опыт гражданской войны в Испании и судьба Чехословакии заставляли Кремль воспринимать подобные предложения без воодушевления. При чтении шифртелеграмм, отчетов послов и различных записок Сталин часто добавлял одно слово: «болтовня». Литвинов чуть более дипломатично заявил французскому и британскому послам в Москве, что советских руководителей уже достаточно накормили обещаниями и поводили за нос. Полпред в Великобритании Майский довел эту мысль до Галифакса еще проще: «Советское правительство верит делам, а не словам».
Отказавшись от идеи односторонних гарантий, Литвинов свел воедино все предложения и 15 апреля направил Сталину записку, в которой обосновал возможность трехстороннего альянса Франции, Британии и СССР[11]. Суть его предложений – взаимная помощь в случае агрессии; поддержка государств, имеющих общие границы с СССР; срочное заключение соглашения о конкретных формах взаимопомощи и обязательства всех сторон не заключать сепаратный мир. Получив согласие «инстанции», Литвинов 17 апреля вручил британскому послу советские предложения из восьми пунктов[12], вокруг которых и развернулась дипломатическая борьба.
Для обсуждения вопросов внешней политики в Москве 21 апреля созвали специальное совещание. Оно состоялось в кабинете Сталина в Кремле и велось без протокола. Его участники – члены Политбюро Ворошилов, Молотов, Микоян и Каганович, нарком иностранных дел Литвинов, его заместитель Потемкин, вызванные из Лондона и Берлина полпреды Майский и Мерекалов, а также советник полпредства в Париже Крапивенцев. Некоторые ученые, ссылаясь на неопубликованные тетради Мерекалова, придают этому совещанию принципиальное значение, полагая, что именно тогда было принято решение о переориентации внешнеполитического курса на Германию и снятии Литвинова с поста наркома. Однако эта версия вызывает сомнения. Судя по тетрадям, Мерекалов будто бы прозорливо ответил на вопрос Сталина о будущей политике Гитлера, заявив, что тот сначала оккупирует Польшу, потом разобьет Францию, а затем нападет на СССР. Скорее всего, такие «предсказания» посол записал уже после того, как эти события состоялись. Мерекалов, к примеру, не помнил, что в совещании участвовал Литвинов («его не приглашали»), хотя вышел из кабинета Сталина вместе с наркомом[13]. Примечательно, что после 21 апреля Мерекалов к переговорам с высшими немецкими чиновниками почти не привлекался. Их чаще вел временный поверенный в делах Астахов. В дневниках Майского сохранилась короткая запись обсуждения внешнеполитических вопросов, по всей видимости, именно 21 апреля. Там речь идет исключительно о переговорах с западными союзниками, Германия даже не упоминается[14]. Невозможно также представить, чтобы Сталин обсуждал отставку Литвинова в присутствии его подчиненных.
Литвинова сняли 3 мая 1939 г. Генсек принял его в своем кремлевском кабинете на 35 минут. Телеграмму советским полпредам за границей, в которой объяснялась причина отставки, Сталин продиктовал лично: «Ввиду серьезного конфликта между председателем СНК т. Молотовым и наркоминделом т. Литвиновым, возникшего на почве нелояльного отношения т. Литвинова к Совнаркому Союза ССР, т. Литвинов обратился в ЦК с просьбой освободить его от обязанностей наркоминдела. ЦК ВКП (б) удовлетворил просьбу т. Литвинова и освободил его от обязанностей наркома. Наркоминделом назначен по совместительству председатель СНК Союза ССР т. Молотов»[15]. Сторонние наблюдатели связывали смещение Литвинова с отходом советского руководства от политики коллективной безопасности. Большинство германских газет расценило отставку «как конец политики союзов с западными капиталистическими державами». Однако отсутствуют документальные свидетельства, подтверждающие, что у Кремля в то время имелся конкретный план действий и там точно знали с кем и какие союзы заключать.
В апреле 1939 г. свой вклад в европейскую безопасность решил внести президент США Рузвельт. Как известно, в сентябре 1938 г. в своей переписке с Гитлером он в целом поддержал Мюнхенское соглашение. В телеграмме от 15 апреля на имя Гитлера и Муссолини Рузвельт предложил им взять на себя обязательства не нападать на 31 европейское и азиатское государство (они перечислялись). Прочитав текст, Муссолини, по собственным словам, подумал, что у президента США «плохо с головой». Нацисты поступили тоньше. В считанные дни немецкие дипломаты связались с большинством стран из «списка» (как правило, соседями) и потребовали ответа на два вопроса: действительно ли государства чувствуют, что Германия им угрожает, и уполномочивали ли они Рузвельта делать такого рода заявления от их лица? Несложно предположить, как ответили немцам. 28 апреля Гитлер выступил в рейхстаге с большой речью, в которой иронизировал над предложениями американца. Пользуясь моментом, фюрер обрушился с критикой на поляков и британцев и заявил, что денонсировал польско-германский пакт о ненападении и англо-германское соглашение об ограничении военно-морских сил.
В отличие от предшествующих выступлений, Гитлер почти ничего не сказал о Советском Союзе. Это было не случайно. К сожалению, часть документов высших органов власти Третьего рейха погибла в годы войны. Историкам буквально по крупицам приходится реконструировать события. Вполне возможно, что письменных свидетельств вообще не существовало, поскольку важные решения зачастую принимались устно. Есть основания утверждать, что с конца апреля – начала мая 1939 г. высшее германское руководство начало предпринимать скоординированные действия по улучшению германо-советских отношений. Это были не робкие сигналы, а целые каналы информации (от разведки и дипломатии до бизнеса и прессы).
Многие ученые называют отправной точкой встречу между полпредом Мерекаловым и статс-секретарем германского министерства иностранных дел Вайцзеккером, которая состоялась 17 апреля в Берлине. Согласно немецкой записи, советский посол недвусмысленно заявил о желании улучшить политические отношения между странами. Однако текст советской записи не содержит таких фраз[16]. Каких-либо инструкций обсуждать политические вопросы Мерекалов не получал.
Куда важнее последующие события. Так, сразу после речи фюрера в рейхстаге была свернута антисоветская пропаганда в Германии. Затем, как это часто бывало у фюрера, на бывшего вице-канцлера, посла Германии в Турции фон Папена было возложено деликатное поручение. 5 мая под благовидным предлогом (протокольный визит в связи с назначением и прибытием в Анкару) он встретился с советским посланником Терентьевым и, отбросив дипломатические формальности, заявил ему, что «не видит никаких вопросов, которые могли бы затруднить сближение между СССР и Германией и создавали бы неразрешимые противоречия между обоими государствами», что «идеологию надо оставить в стороне и вернуться к былым бисмарковским временам дружбы»[17]. Показательно, что Терентьев в своем первом отчете в Москву не придал этому значения, за что получил выговор от нового наркома Молотова: «…Вы взяли неправильный тон. Вам надо быть с ним таким же вежливым, как с французом или другим послом, не отворачиваться от него, выслушивать его заявления, если он их захочет сделать. Тогда Вы правильно выполните обязанности советского полпреда»[18]. Через три дня (9 мая) Терентьев отправился к Папену с ответным визитом. В подробной телеграмме в Москву он представил поведение германского посла уже в положительных тонах[19]. Принципиально важно, что на протяжении последующих месяцев все высшие немецкие чиновники почти дословно повторяли высказывания Папена.
10 мая в своей баварской резиденции Бергхоф (Оберзальцберг) Гитлер принял вызванного из Москвы советника германского посольства Хильгера. Последний в присутствии генерал-полковника Кейтеля, Риббентропа и заведующего восточно-европейской референтурой Отдела экономической политики МИД Германии Шнурре осветил положение в Москве и обосновал необходимость сотрудничества с СССР. На следующий день в Берлин прилетел посол Шуленбург. В течение недели, пока посол находился в столице, Риббентроп вместе со своими сотрудниками составил основные тезисы, с помощью которых впоследствии нацистская пропаганда оправдывала сближение с заклятым политическим врагом. Их суть сводилась к тому, что Советский Союз – это уже другая страна. Сталин «строит национальное государство», где коммунизм не играет существенной роли. Новый советский патриотизм опирается на традиционные ценности с многочисленными заимствованиями из царского прошлого. Коммунистический интернационал «больше не является важным фактором». Соответственно, идеологические препятствия уже не мешают добрососедским отношениям. Шуленбург получил инструкции «очень-очень осторожно» сообщить Молотову о возобновлении торговых переговоров и посмотреть на реакцию советского наркома.
Апрельско-майские сигналы из Германии заинтересовали Кремль, но не привели к существенным изменениям. В ходе встречи Молотова с Шуленбургом 20 мая нарком был не очень дружелюбен и заявил, что у него складывается впечатление, будто Германия, вместо ведения серьезных экономических переговоров, предпочитает «играть» в какие-то игры. В таких играх Советский Союз не заинтересован. Если же Германия хочет успеха в экономических переговорах, то для этого должны быть «соответствующие политические основания»[20]. В этом высказывании Молотова отдельные ученые видят намек на идеологические сдвиги или даже будущий пакт. В действительности, это была старая идея. Дело в том, что многие инициативы по торговым, экономическим и финансовым договорам капиталистических стран с СССР ранее заканчивались ничем. С учетом предшествующего негативного опыта, советские дипломаты пришли к выводу, что для успеха экономических сделок желательно иметь какое-то базовое политическое соглашение.
Для германской стороны такой поворот в рамках переговоров о торговле и кредитах стал неожиданностью. Несколько дней немцы находились в замешательстве. Риббентропу казалось, что Советский Союз может вообще отказаться от каких-либо переговоров. Он попросил итальянцев «надавить» на японцев, чтобы те гарантировали безопасность советских интересов на Дальнем Востоке. Однако из Токио пришел быстрый отказ. Два дня высшие германские чиновники гадали – Молотов «душит» контакты или он «за»? Решили действовать через Вайцзеккера. Фюрер одобрил, и 30 мая, в хорошо спланированной встрече с советским поверенным в делах Астаховым, статс-секретарь театрально отложил в сторону карандаш и блокнот и предложил поговорить «неофициально». Далее последовали «сугубо личные» сентенции о нормализации отношений, уже доведенные до Москвы по другим каналам. С одним исключением – Вайцзеккер использовал любимое изречение Гитлера: «В нашей лавке много товаров. Берите то, что хотите». 10 июня подробный отчет Астахова лежал на столе у Сталина[21]. Но быстрой реакции из Москвы опять не последовало. За своеобразный ответ немцы восприняли речь Молотова от 31 мая на сессии Верховного Совета СССР, не содержавшую резкой критики Германии. Но этого было явно недостаточно. 17 июня, находясь в командировке в Берлине, Шуленбург настоял на встрече с Астаховым. Сначала он высказал пожелание о большей уступчивости с советской стороны по поводу поставок сырья. Затем просил разъяснения о «политической базе», а потом прямо заявил, что пришло время для кардинального улучшения отношений, повторив фразу о «лавке, в которой много товаров». Шуленбург сделал важное уточнение – «под товарами подразумевались и политические выгоды»[22]. Тем не менее, советское руководство по-прежнему проявляло сдержанность.
Такая медлительность и настороженность Москвы раздражали Гитлера, и 29 июня он решился на временное приостановление переговоров. В литературе этот демарш часто преподносится как дипломатическая победа фюрера. Испугавшись разрыва, русские будто бы стали сговорчивее. На самом деле, как показывают документы Политбюро, именно немцы пошли на компромисс. Советская сторона настаивала на увеличении срока кредита (до 7 лет), уменьшении его процента (до 4,5%) и полном одобрении списков заказываемых оборонных товаров. Поскольку Сталин согласился увеличить объемы советских поставок, Гитлер пошел навстречу почти по всем пунктам. 14 июля эта торговая сделка была одобрена решением Политбюро, которое вождь лично отредактировал[23]. 22 июля ТАСС сообщил о возобновлении переговоров. В тот же день Вайцзеккер официально уполномочил Шуленбурга возобновить прерванные переговоры. Таким образом, до конца июля Берлин и Москва еще ни о чем конкретном не договорились.
Большую часть времени у советского руководства в мае – июле занимали переговоры вокруг заключения союза с Великобританией и Францией. Возглавив Наркомат иностранных дел, Молотов сразу заверил британского и французского послов, что советская внешняя политика останется неизменной. Правда, он сделал оговорку: «если не произойдет каких-либо изменений в международной обстановке и в позиции других держав»[24]. Как и Литвинов, Молотов был против односторонних гарантий. В этом вопросе среди советских дипломатов имелись расхождения. Полпред во Франции Суриц и первый заместитель наркома иностранных дел Потемкин полагали возможным принять предложение Парижа и Лондона за основу. Майский отвергал его, т.к. оно не предполагало взаимных гарантий. После некоторых раздумий Сталин и Молотов 14 мая одобрили памятную записку, которая стала официальной позицией советских переговорщиков[25]. Во главу угла ставился принцип равноправия и взаимной помощи без односторонних гарантий и необходимость заключения военного соглашения между союзниками.
Но это не устраивало Чемберлена, который по-прежнему не верил русским и не хотел обязывающего договора с «Советами». Он выдвинул новое предложение ограничиться всего лишь декларацией о намерениях без обязательств со стороны Великобритании с одновременной передачей рассмотрения конкретных вопросов европейской безопасности в Лигу наций.
В Москве идею Чемберлена не оценили. 27 мая Молотов устроил «холодный душ» британскому и французскому послам[26]. Он обвинил их в отсутствии интереса к созданию эффективного альянса против агрессоров и желании заниматься бесплодными разговорами, а не делом. Глава советского правительства раскритиковал механизм взаимопомощи через Лигу наций: допустим, на Советский Союз совершено нападение, а «представитель какой-нибудь Боливии будет рассуждать в Совете (Лиги наций), имеется ли наличие акта агрессии против СССР, нужно ли оказывать СССР помощь, а в это время агрессор будет поливать советскую территорию артиллеристским огнем. Советское правительство не может признать приемлемой подмену эффективной помощи жертве одними разговорами по данному вопросу»[27]. Галифаксу пришлось фактически дезавуировать «блестящую идею» Чемберлена словами, что ссылки на Лигу наций имели целью успокоить британское общественное мнение.
Вопрос о союзе упирался также в предоставление гарантий прибалтийским государствам в случае германского нападения, на чем настаивал СССР. Англичане не хотели таких гарантий. Чтобы как-то сдвинуть переговоры с мертвой точки, Иден, бывший ранее министром иностранных дел, предложил свою кандидатуру для поездки в Москву, а бывший премьер-министр Ллойд Джордж, к ужасу Чемберлена, порекомендовал послать в качестве главы делегации его оппонента Черчилля. Со своей стороны Молотов попросил Майского намекнуть Галифаксу, что в СССР «приветствовали бы его приезд»[28]. Но направление на переговоры людей, способных договариваться, не входило в планы британского кабинета и лично Чемберлена. В Москву 14 июня прибыл заведующий центрально-европейским департаментом МИД Великобритании Стрэнг, который получил инструкции твердо отстаивать британскую позицию.
29 июня с одобрения Сталина в газете «Правда» вышла статья члена Политбюро Жданова «Английское и французское правительства не хотят равного договора с СССР» с критикой западных переговорщиков. В статье задавался ряд вопросов: почему западные союзники, когда хотели заключить пакт или предоставить кому-либо гарантии, находили способы действовать быстро, и из-за чего столько проволочек с переговорами в Москве? И давался ответ: британское и французское правительства не хотят заключать договор, основанный на взаимной ответственности и равных обязательствах. Они желают обвинить Советский Союз в срыве переговоров и оправдать новую сделку с агрессорами.
Статья возымела свое действие, и 1 июля западные правительства согласились дать гарантии странам Прибалтики, предложив перенести список гарантируемых стран в секретный протокол[29]. Но оставались нерешенными проблема толкования понятия «косвенная агрессия» и вопрос о заключении военного соглашения. Существует версия, что тезис о «косвенной агрессии» специально изобрела советская сторона для затягивания переговоров. Однако этот термин первыми использовали англичане еще в апреле 1939 г.[30]
В июле переговоры опять застопорились. Всем было ясно, что необходимо что-то делать. Французский посол в Москве Наджиар рекомендовал заключить договор с СССР, оставив в стороне англо-французские оговорки. Однако британцы не собирались уступать. Галифакс говорил на заседании комитета по внешней политике, «что не стоит забывать о том, какой эффект может оказать на образ мыслей господина Гитлера наше согласие встать на колени перед русскими в поисках их поддержки. У Гитлера и так очень невысокое мнение о России, и наши действия могут только утвердить его во мнении, что мы – слабый и мягкотелый народ». Чемберлен в это же время писал сестре: «если мы все-таки подпишем это соглашение, то, полагаю, многие, и я в первую очередь, согласятся с тем, что это нельзя будет рассматривать как большую победу. Я ставлю военные возможности русских столь же низко, сколь высоко оцениваю германские. Я считаю, что они могут подвести нас в самую трудную минуту, даже сами переговоры с ними уже вызвали непонимание некоторых наших друзей. Я сторонник проведения гораздо более жесткой линии с ними во всем, но мои коллеги зачастую не разделяют этого взгляда».[31]
Недоверие было взаимным. 17 июля Молотов сообщал советским полпредам в Лондоне и Париже: «Только жулики и мошенники, какими проявляют себя все это время господа переговорщики с англо-французской стороны, могут, прикидываясь, делать вид, что будто бы наше требование одновременности заключения политического и военного соглашения является чем-то новым в переговорах, а в прессе пустили даже утку, что мы требуем будто бы военного соглашения предварительно, то есть до заключения политического соглашения. Непонятно только, на что эти мелкотравчатые купчишки рассчитывают, когда пускаются в переговорах на такие неумные проделки. Видимо, толку от всех этих бесконечных переговоров не будет, и придется их послать к черту. Тогда пусть пеняют на себя»[32].
Не добившись компромисса по политическому соглашению, британцы и французы договорились о направлении в Москву военных делегаций, которые прибыли в советскую столицу 11 августа. Руководство СССР отнеслось к этим переговорам со всей серьезностью. В отличие от западных союзников (их миссии возглавили главный морской флигель-адъютант короля Дракс и член Верховного военного совета Франции Думенк) в состав советской делегации вошли высшие военачальники – нарком обороны Ворошилов, начальник Генерального штаба, его заместитель и командующие флотом и авиацией. Все заседания миссий записывались, экземпляры записей в тот же день отправлялись Сталину и Молотову.
В литературе часто встречается утверждение о гибкости и уступчивости французского правительства. Фраза министра иностранных дел Бонне – «лучшая политика в отношении Советов – не создавать впечатление, что они нам так уж сильно нужны» – заставляет, по крайней мере, в этом сомневаться. Французский генштаб до весны 1939 г. неоднократно выступал против каких-либо военных переговоров с Советским Союзом.
Высшее политическое и военное руководство Франции еще с домюнхенской эпохи следовало в фарватере британской политики. Внешне создавалось впечатление, что французы активны и им действительно нужен союз с Советской Россией. Военный атташе в Москве генерал Палас 13 июля в секретной записке докладывал Даладье, совмещавшему посты главы правительства и военного министра: «настороженность и недоверие, возникшие в ходе переговоров, исчезнут только в случае выработки четких договоренностей», русские готовы выставить до 100 дивизий против немцев и просят польский коридор для их прохода, «следует немедленно установить контакт с советским Генштабом, подготовить умонастроение поляков … к принятию наших предложений». И предупреждал: «…если нам не удастся быстро договориться, то мы увидим, что СССР сначала самоизолируется, заняв нейтральную выжидательную позицию, а затем добьется соглашения с Германией на основе раздела Польши и прибалтийских стран»[33]. Во Франции было немало прозорливых людей, которые, подобно Паласу, требовали наладить конструктивные отношения с СССР. Но не они определяли государственную политику. В Москве неоднократно возмущались лицемерием и лживостью Бонне, и не без оснований не доверяли Даладье. К сожалению, именно эти политики оказались в руководстве страны, и значительная часть французского общества поддерживала их курс.
Собственную позицию имели польские вожди. Она основывалась на принципе «равноудаленности», т.е. недопущения союза ни с Германией, ни с Россией. Таким способом предполагалось «держать на дистанции» потенциальных противников и «не дать повода» для взаимного недовольства и агрессии. Альянс с Великобританией и Францией Варшава считала главной гарантией независимости страны.
Важным элементом польской стратегии были антисоветизм и русофобия. Многие высказывания польских лидеров стали известны только после Второй мировой войны и открытия западных архивов. Преемник Пилсудского маршал Рыдз-Смиглы объяснял французскому послу в Варшаве в мае 1938 г.: «Если немец остается нашим противником, он все же вместе с тем европеец и человек порядка, в то время как русские для поляков – сила варварская, азиатская, разрушительная и разлагающая стихия, любой контакт с которой обернется злом, а любой компромисс является самоубийством»[34]. Через год (в мае 1939 г.), принимая у себя папского нунция, министр иностранных дел Бек объяснил, что отношение к восточному соседу не поменялось: «Если британская гарантия Польше – это средство против войны, то союз с Россией – это способ начать войну».[35]
Правители Польши категорически не желали пускать Красную армию на свою территорию, поскольку боялись социального и национального взрыва в восточных кресах, где основную часть населения составляли белорусы и украинцы. При этом Варшава почему-то надеялась, что «Советам все равно некуда деваться», что уничтожение Польши не в интересах СССР.
Логика польских вождей имела резон. Совокупная военная мощь Великобритании, Франции и Польши не уступала германской. Но союзники Варшавы не собирались оказывать действенную военную помощь Польше, а поляки такую альтернативу даже не рассматривали.
Британские и французские военные не питали особых иллюзий по поводу боеспособности своего основного союзника на Востоке – польской армии. В конце апреля – начале мая в Лондоне представители штабов западных армий подробно проанализировали шансы Польши и пришли к неутешительному выводу, что «коллапс наступит на самой ранней стадии войны». Тем более удивительно, что 17 мая после переговоров в Париже с министром военных дел Польши Каспжицким начальник французского Генерального штаба Гамелен и главнокомандующий французскими вооруженными силами Жорж заверили партнера, что в случае нападения Германии на Польшу «французская армия перейдет границу и двинется против немцев». При этом не преминули напомнить полякам, что «в сентябре 1938 г. общая обстановка и мероприятия, проведенные Францией, предоставляли гораздо больше возможностей, чем теперь, для вмешательства против Германии»[36]. Позднее выяснилось, никакие наступательные мероприятия не планировались. Французы собирались придерживаться оборонительной войны, «ожидая» подходящего момента. Однако польские военные вернулись в Варшаву, воодушевленные будущей «помощью» союзника.
Летом 1939 г. поляки попросили у англичан заем на 40 лет в размере от 60 до 65 млн фунтов стерлингов (в современных ценах это чуть менее 4 миллиардов фунтов). Причем, треть этого кредита они были готовы «взять золотом». В Лондоне отнеслись к такой идее резко отрицательно. Министерство финансов просило Кабинет министров довести до сведения Варшавы, что «денег для поляков нет». Британские эксперты скрупулезно подсчитали с учетом валового продукта и долгов Польши, что максимальная сумма, на которую они реально могут рассчитывать без угрозы дефолта, не должна превышать 22 млн фунтов. Но и ее отказывались дать. После продолжительных дебатов предложение Лондона свелось к максимальной сумме в 10 млн кредита на покупку британских военных товаров. Для получения части кредита наличными от поляков потребовали понизить курс злотого. Прижимистость англичан разочаровала польских руководителей. Им сильно не понравилось требование Лондона контролировать расходование средств, и уязвленные просители прервали переговоры, отказавшись от финансовой помощи англичан.
Несмотря на гарантии западных союзников, официального соглашения об альянсе у Польши с Великобританией длительное время не было. Стороны обменивались меморандумами, но Бек не торопился, полагая, что подобное соглашение не стоит связывать с англо-франко-советскими переговорами. Лишь 2 августа, в связи с нарастанием кризиса в отношениях с Германией, Бек попросил возобновить переговоры о союзе, который был оформлен 25 августа в Лондоне в виде соглашения о взаимопомощи и секретного договора.
До конца июля центром большинства дискуссий между германскими и советскими представителями было в основном торгово-кредитное соглашение. Другие вопросы затрагивались в самой общей форме. Но немцы настойчиво предлагали обсуждение политических проблем, причем столь откровенно, что временный поверенный в делах СССР в Берлине Астахов попросил Москву сообщить, «как в таких случаях держаться»[37]. Шнурре, Хильгер, Шуленбург, Вайцзеккер и другие повторяли одни и те же мысли. Приходили с записями предшествующих бесед, показывали эти записи и снова повторяли: «Мы готовы договариваться. Нам надо договариваться. Скажите, чего вы хотите». При этом не скрывали, что имеют «прямые указания свыше», ссылаясь на Риббентропа, «который в точности знает мысли фюрера»[38]. Осторожность советской стороны, ее нежелание конкретизировать политические пожелания нервировали немцев, тем более что это происходило на фоне англо-франко-советских переговоров и предстоящего приезда в Москву военной делегации союзников. Очевидно, перелом произошел 2 августа, когда Риббентроп пригласил к себе Астахова и прямо сказал ему, что Германия готова договориться «по всем проблемам, имеющим отношение к территориям от Черного до Балтийского моря», что Данциг будет германским, что «за неделю – десять дней» Германия сможет «начисто выбрить Польшу»[39]. Рассчитывая, что Астахов сразу же сообщит об этом в Москву, Риббентроп требовал полной конфиденциальности. Именно эти фразы в отчете Астахова Сталин подчеркнул[40].
3 августа глава германской делегации Шнурре впервые предложил подписать секретный политический протокол. 5 августа он попросил Москву высказаться об ее отношении к этому предложению. 7 августа Молотов отказался.10 августа немцы фактически «раскрыли карты». Шнурре уведомил Астахова, что возможно начнется война с Польшей и «германское правительство хотело бы знать, какова будет в этом случае позиция советского правительства». При этом он недвусмысленно дал понять, что заключение соглашения с Англией и Францией «будет плохим введением» к советско-германским переговорам[41]. Со слов Шнурре, германское правительство готово сделать все, чтобы не угрожать и не задевать советские интересы, «но хотело бы знать, к чему эти интересы сводятся». Через два дня Берлин получил краткий ответ от Молотова: «Перечень объектов нас интересует. Разговоры о них требуют подготовки и некоторых переходных ступеней… от торгово-кредитного соглашения к другим вопросам. Предпочитаем вести разговоры по этим вопросам в Москве»[42]. Составляя ответ, советское руководство уже знало, каков ранг английских и французских военных переговорщиков и что у британцев вообще отсутствует мандат на принятие решений. С этого времени все эвфемизмы были отброшены, немецко-советские контакты активизировались, обмен мнениями велся предельно откровенно. Ради подрыва московских переговоров с Западом и обещания невмешательства СССР в конфликт с Польшей немцы проявили готовность пойти на уступки.
18 августа Риббентроп прислал проект договора объемом в четыре строки. Когда Шуленбург 19 августа зачитал этот текст Молотову, тот подчеркнул необходимость использовать уже существующие типичные договоры и уточнить содержание протокола. Уже через два часа, согласовав вопрос со Сталиным, Молотов передал советский текст проекта, который и лег в основу договора.
Записи переговоров, составленные советской и немецкой сторонами, не обнаружены, если они вообще существовали. До сих пор не известны черновые варианты и детали обсуждения секретного протокола. Но он фактически соответствовал тому, что Берлин в конце июля называл отсутствием неразрешимых проблем «от Балтийского до Черного моря», и в целом шел навстречу советским пожеланиям.
Как известно, 21 августа Гитлер лично обратился к «господину Сталину» с просьбой принять Риббентропа «во вторник 22 августа, но не позднее среды, 23 августа» для обсуждения и подписания договора о ненападении и «дополнительного протокола». При передаче письма в первой половине дня немецкий посол добавил, что если «советское правительство пожелает еще внести что-нибудь в протокол, то … это будет сделано». Необходимость срочного ответа Шуленбург обосновал весьма красноречиво: «Риббентроп в Берлине сидит как на углях»[43]. Сталин ответил незамедлительно. В его кремлевском кабинете примерно с 14 часов дня до 20 часов вечера находились Молотов, Ворошилов, Микоян и Каганович. Генсек лично отредактировал проект сообщения ТАСС о заключении торгово-кредитного соглашения и намерении заключить договор о ненападении с Германией. В 17 часов Молотов принял Шуленбурга и передал ему ответ Сталина на письмо Гитлера.
В российских архивах сохранился уникальный документ. Это немецкий вариант договора о ненападении. Сталин внес в его русский перевод изменения, которые вошли в окончательную редакцию документа. Вождь поменял немецкое предложение срока действия договора с пяти на десять лет, а также зачеркнул абзац о том, что договор действителен лишь при одновременном подписании особого протокола[44].
Как известно, военные переговоры западных союзников с СССР окончились безрезультатно. Непреодолимым препятствием стал отказ Польши пропускать войска Красной Армии через свою территорию. Как показывают документы Военного министерства Франции, французский военный атташе в Варшаве Мюсс попытался убедить поляков пойти навстречу советским пожеланиям. 18 августа он заявил начальнику польского Главного штаба Стахевичу, что «русские проявляют решимость оказать коалиции эффективную, реальную, прямую помощь; они не хотят быть союзниками второй зоны, ограничиваясь снабжением сражающихся. К тому же, они хотят воевать на стороне Польши независимо от того, каким образом будет начата война. Их предложение о сотрудничестве действительно во всех случаях, если Польша будет в состоянии войны с Германией»[45]. Аргументы Мюсса не подействовали на Стахевича. На следующий день, 19 августа, уже в сопровождении британского военного атташе Суорда француз опять пошел убеждать Стахевича. Тот в очередной раз заявил о невозможности полагаться на Москву, красноречиво добавив: «Мы здесь представляем три порядочные страны, и мы взаимно верим в наши обязательства; с русскими – совершенно другое дело». Вечером Бек принял французского посла Ноэля и подтвердил ему точку зрения Варшавы: «Польское правительство согласно с маршалом (Рыдз-Смиглы — авторы) и поддерживает его позицию, что оно не желает иметь с СССР никакого военного соглашения и …не допустит, чтобы в какой-либо форме обсуждалось использование иностранными войсками части польской территории». Получив известие о полете Риббентропа в Москву, МИД Франции срочно потребовал от Ноэля переубедить Бека. 23 августа в 12 часов 15 минут Бек, наконец, уступил, не преминув вновь продемонстрировать глубокое неприятие к вводу советских войск. Он согласился на следующую формулировку: «Мы достигли уверенности, что в случае совместных действий против германской агрессии сотрудничество между Польшей и СССР, при технических условиях, которые надлежит определить, не исключено»[46]. Французские и британские военные надеялись, что это обтекаемое «согласие» позволит продолжить переговоры в Москве. Однако для Кремля это уже не имело принципиального значения – там определились с выбором.
23 сентября, через месяц после провала переговоров, Ворошилов в беседе с французским военным атташе генералом Паласом, отбросив дипломатический этикет, высказал все, что думает о переговорах в августе: «Вы поставили нас в глупое положение»; «мы хотели искренне договориться с вами»; «мы не могли ждать, пока немцы разобьют польскую армию»; «вы не хотели договариваться и не подавали никаких надежд». Палас по существу ничего не мог возразить, повторяя только, что французы тоже хотели договориться[47].
В условиях нарастания международной напряженности в Европе появилось немало лиц, которые пытались помирить Германию и Великобританию. Как правило, это были политики правых взглядов, бизнесмены, военные, сотрудники спецслужб, журналисты и др. В научной литературе такие попытки называют любительской дипломатией, хотя сам термин заимствован из британских официальных документов.
Нацисты специально использовали такого рода неформальные контакты. Это позволяло поддерживать напряжение, создавать атмосферу неопределенности и таинственности. Гитлер умело культивировал иллюзию альтернативной дипломатии, когда приватные контакты с кем-то из высокопоставленных нацистов будто бы могли достичь результата. К примеру, 17 июля 1939 г. в Лондон на конференцию по китобойному промыслу прилетел экономический советник Геринга по четырехлетнему плану Вольтат. До этого он уже обсуждал с британскими консерваторами возможности «развития отношений». 19 июля Вольтат встретился с Вильсоном, главным советником Чемберлена. Речь шла о создании «необходимых условий для сотрудничества». К большому неудовольствию Чемберлена, проводивший конференцию министр Хадсон (который в конце марта нанес бесплодный визит в Москву) проявил неуместную инициативу. А затем поделился её итогами в общении с прессой. Разразился скандал. Выяснилось, что премьер не поставил в известность о беседах с Вольтатом свой собственный МИД.
Затем Дитрих, шеф пресс-бюро рейха, пригласил в Германию личного друга Чемберлена, медиа-магната лорда Кемсли. 27 июля Гитлер принял Кемсли и в ответ на вопрос, что нужно сделать для «улучшения взаимопонимания», предложил каждой из сторон изложить свои требования на бумаге. Идея понравилась Лондону. Соблюдая строжайшую секретность, Чемберлен, Галифакс и Вильсон подготовили письмо фюреру. Получив послание, Дитрих сначала сделал вид, что плохо понимает по-английски, а затем засомневался в предложении Гитлера зафиксировать пожелания сторон на бумаге. 17 августа Дитрих сообщил разочарованному Кемсли мнение фюрера: «Пока доверие не восстановлено, нет какого-либо объекта для подготовки переговоров»[48].
Наибольшую известность получила деятельность шведского предпринимателя Далеруса, женатого на состоятельной немке и имевшего коммерческие интересы в Германии. Швед пытался организовать контакты между Герингом и руководством Соединенного Королевства. С 6 по 8 августа Далерус встречался с Герингом и обсуждал с ним идею организации конференции для поиска способов мирного урегулирования конфликтных проблем. Как позднее вспоминал сам Далерус, ему показалось, что Геринг отнесся к его предложениям с интересом. После чего шведский бизнесмен стал добиваться позитивной реакции от англичан. Но до вечера 25 августа никакого конкретного ответа из Лондона не поступило. Одна из прозаических причин заключалась в том, что в Великобритании в это время были парламентские каникулы. Галифакс до 19 августа находился в своем поместье в Йоркшире, Чемберлен ловил рыбу в Шотландии и вернулся в Лондон только 21-го, а военный министр Четфилд находился во Франции, в Каннах. Вечером 25 августа Галифакс принял Далеруса, который предложил министру написать письмо Герингу о желании мира. С этим письмом Далерус полетел назад в Берлин и 27 августа его пригласил к себе на аудиенцию фюрер. Гитлер разыграл целый спектакль, пытаясь убедить собеседника, что он все время хотел улучшить отношения с Лондоном, но все впустую. По словам Далеруса, фюрер будто бы попросил его вернуться в Лондон и убедить британское руководство в необходимости соглашения.
Уже на следующий день шведский бизнесмен разговаривал с Чемберленом и Галифаксом. Они передали ему частную записку, в которой излагались минимальные требования Лондона. В принципе она ничем не отличалась от тех предложений, которые британское правительство уже послало Гитлеру через своего посла в Берлине Гендерсона. Вечером 29 августа Гитлер принял британского посла и вручил ему свой ответ. Сразу стало понятно, что соглашение невозможно. Немцам нужна была передача Данцига Германии, и они требовали от польского правительства немедленного подписания соглашения об этом. Гитлер также неприятно удивил англичан, настаивая на необходимости привлечения Советского Союза для обсуждения польских вопросов. Усилия Далеруса ни к чему не привели. Судя по всему, нацистские вожди специально использовали его с целью создать иллюзию о возможности договориться.
Последние дни августа потоки противоречивой информации наполнили почти все европейские столицы. Все ожидали войны и вместе с тем надеялись, что ее удастся предотвратить. Как и ранее, немало желающих хотели помирить Гитлера и его оппонентов. Публично заявляя о непреклонности Польши, Бек уполномочил польских дипломатов установить тайные контакты, чтобы как-то договориться. 27 августа советник польского посольства в Берлине Любомирский и генеральный консул пришли в офис Риббентропа и предложили советнику Клейсту выступить посредником на возможных переговорах. Они заявили, что Беку нужно время, дабы успокоить национальные чувства сограждан, но министр «чувствует, что сможет прийти к приемлемому соглашению с немцами».[49] Единственное, на чем настаивал Бек, чтобы «встреча» проходила не в Берлине. Он не хотел ассоциировать себя с лидерами других государств, бесславно отказавшимися от национальных интересов, находясь в германской столице. Бек предлагал какой-нибудь городок на границе или, на худой конец, просто железнодорожный вагон. Такая инициатива Варшавы весьма символична, но нацистов она уже не интересовала. Гитлера не устраивали уступки, ему нужна была вся Польша, и он распорядился начать боевые действия ранним утром 1 сентября 1939 г.
Немецкие спецслужбы заранее подготовили провокации на границе, чтобы обвинить поляков в агрессии и получить видимый предлог для «ответных» действий. По сценарию эсэсовцев, который начал осуществляться вечером 31 августа после кодовых слов «Бабушка умерла», поляки будто бы напали на радиостанцию, на таможенный пост и небольшое лесное хозяйство. Затем «поляки» получили отпор, и «вернувшиеся» немецкие полицейские продемонстрировали всему миру результаты «польского варварства». Для убедительности 6 заключенных концлагеря, переодетых в польскую униформу, были расстреляны на таможенном пункте. Туда же подбросили труп немца. Это были первые жертвы Второй мировой войны. Подробности этой провокации стали известны на Нюрнбергском трибунале.
Война началась в 4.45 1 сентября 1939 г. Согласно плану «Вайс» в Померании и Восточной Пруссии была развернута группа армий «Север» (командующий генерал-полковник фон Бок) в составе 3-й и 4-й армий. Её ближайшей задачей являлось занятие «польского коридора» и нанесение ударов восточнее Вислы в направлении на Варшаву. В Силезии и Словакии сосредоточилась группа армий «Юг» (командующий генерал-полковник фон Рунштедт) в составе 8-й, 10-й и 14-й армий немцев и воинских подразделений словаков. Она наступала на Лодзь, Краков и Варшаву, далее на юго-восток Польши.
Немцы выиграли приграничные сражения и прорвали фронт во многих местах. 11 сентября противник охватил с востока Варшаву. К её западным предместьям еще 8 сентября подошла 4-я танковая дивизия вермахта. 15 сентября наступавшие с севера немецкие части захватили Брест, 16 сентября – Белосток. Южная группировка немцев тогда же вышла на линию Самбор – Львов – Владимир-Волынский – Замосць, с юго-запада подошла к Люблину. Основные силы поляков были разгромлены или окружены, руководство страной и армией вынуждено было отступать и утратило связи со многими воинскими подразделениями. Первым Варшаву покинул президент Мосцицкий, затем – члены правительства, в ночь на 7 сентября – главнокомандующий маршал Рыдз-Смиглы. Ставку 6 сентября перенесли сначала в Брест, 10 сентября – во Владимир-Волынский, 13 сентября – в Млынов (близ Дубно), 15 сентября – в Коломыю. Попытка оттянуть оставшиеся войска на юго-восток к границе с Румынией и создать там новый рубеж обороны в расчете, что западные союзники развернут военные действия против Германии, после 17 сентября оказалась невыполнимой. Польские правители запросили Париж о предоставлении убежища, начали переговоры с румынскими властями о разрешении их транзита во Францию.
Новость о нападении Германии на Польшу застала лидеров Великобритании и Франции врасплох. Еще накануне многим казалось, что они проявили твердость, и немцы не решатся на войну. Когда же сведения подтвердились, встал вопрос об объявлении войны Германии. Французы попытались оттянуть решение, объясняя это положениями конституции – сначала должен собраться совет министров, затем парламент, и лишь потом выдвинут ультиматум или объявлена война. В британском правительстве большинство на этот раз не захотело тянуть время, потребовав немедленного предъявления ультиматума нацистам и, в случае отказа, объявления войны. Чемберлен попытался поддержать идею министра иностранных дел Италии графа Чиано. Тот позвонил накануне и предложил объявить перемирие, а потом провести конференцию по пересмотру Версальского договора. Чиано добавил, что французы «за», Гитлеру идея понравилась, и он «обещал подумать». На деле фюрер стремился выиграть время, чтобы успеть добиться решающих успехов в Польше. Члены британского кабинета итальянскую идею не поддержали. Чемберлен был вынужден согласиться на ультиматум, который в 9 часов утра 3 сентября британский посол в Берлине вручил Риббентропу. Не получив ответа, премьер-министр Великобритании под всеобщее одобрение объявил Германии войну. Французы сделали это спустя несколько часов.
После объявления войны, несмотря на настойчивые просьбы поляков о наступлении, французские войска в основном оставались под защитой оборонительных сооружений линии Мажино. Французское командование решилось лишь на локальные наступления ограниченного значения. Наиболее известна операция в районе Саарбрюккена, где в ночь на 7 сентября несколько французских дивизий впервые пересекли границу. Но уже 12 сентября войска получили приказ прекратить продвижение «ввиду быстрого развития событий в Польше». В тот же день первое заседание Высшего военного совета союзников в Абвиле одобрило немедленное прекращение наступательных действий. Так началась знаменитая «странная война» между враждующими сторонами с почти полным отсутствием боевых действий на суше. Эта война окончилась закономерным финалом – вторжением немцев в мае 1940 г. и разгромом Франции.
Германские войска могли самостоятельно оккупировать всю Польшу, но Гитлеру важно было представить её уничтожение как совместную германо-советскую акцию. На Москву постоянно оказывалось давление. В ответ на запрос немцев Молотов 5 сентября сообщил, что советскому правительству в подходящее время «обязательно придется начать конкретные действия», однако «этот момент пока еще не созрел», а «торопливостью можно испортить дело и облегчить сплочение противников»[50]. В тот же день советское правительство отказало Польше в поставках военных материалов, сославшись на угрозу втягивания в войну[51].
В 2 часа ночи 17 сентября Сталин и Молотов приняли посла Шуленбурга и сообщили ему, что Красная армия в 6 часов утра перейдет границу с Польшей. Через час с четвертью польскому послу в Москве Гжибовскому была вручена нота советского правительства. В ней, в частности, говорилось: «Польское государство и его правительство фактически перестали существовать. Тем самым прекратили свое действие договоры, заключенные между СССР и Польшей. Предоставленная самой себе и оставленная без руководства, Польша превратилась в удобное поле для всяких случайностей и неожиданностей, могущих создать угрозу для СССР. Поэтому, будучи доселе нейтральным, советское правительство не может более нейтрально относиться к этим фактам». В ноте выражалась обеспокоенность положением украинского и белорусского населения в Польше и заявлялось: «Ввиду такой обстановки советское правительство отдало распоряжение Главному командованию Красной армии дать приказ войскам перейти границу и взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии»[52]. Польский посол отказался принять ноту, ибо «это было бы несовместимо с достоинством польского правительства». В итоге, пока Гжибовский находился в Наркомате иностранных дел, ноту передали в посольство.
Советская группировка войск насчитывала свыше 630 тыс. человек, почти 5 тыс. орудий и минометов, более 4 тыс. танков и 3 тыс. самолетов. Были развернуты управления Белорусского и Украинского фронтов (командующие командарм 2-го ранга Ковалев и командарм 1-го ранга Тимошенко).
Вмешательство СССР оказалось полной неожиданностью для поляков. 17 сентября польское руководство отдало приказ: «С Советами боевых действий не вести, только в случае попытки с их стороны разоружения наших частей. Задача для Варшавы и Модлина, которые должны защищаться от немцев, без изменений. Части, к расположению которых подошли Советы, должны вести с ними переговоры с целью выхода гарнизонов в Румынию или Венгрию».
На белорусском направлении, не встречая серьезного сопротивления, советские войска к исходу 18 сентября заняли Лиду, Слоним, Пружаны. Вильно пришлось брать с боем. 20 сентября были заняты Волковыск, Кобрин, Лунинец. К вечеру части Красной армии подошли к Гродно, где разгорелись бои с польскими военными и ополченцами, продолжавшиеся весь следующий день. В ночь на 22 сентября польские защитники покинули город. В тот же день советские войска приняли от немцев Белосток и Брест, а 23 сентября вошли в Сувалки.
На Западной Украине без сопротивления были заняты Луцк, Ровно, Дубно, Сарны, Ковель, Владимир-Волынский. Овладев Тарнополем, войска 6-й армии двинулись ко Львову, вокруг которого на севере, западе и юге уже стояли немецкие части. К вечеру 20 сентября германские войска получили приказ отойти от Львова. В ночь на 21 сентября советские войска заняли исходные позиции для атаки, назначенной на 14 часов. Но поляки предложили переговоры, и атаку отложили на сутки. В 8 часов утра 22 сентября командир польского гарнизона подписал акт о сдаче города. Южнее советские войска вышли на линию границы с Румынией и Венгрией. В районе Стрыя они вступили в контакт с немцами, которые 22 сентября передали город Красной армии.
20 сентября Гитлер установил «демаркационную линию» отвода германских войск: Ужокский перевал – Хыров – Перемышль – р. Сан – р. Висла – р. Нарев – р. Писса – граница рейха. В беседе с Шуленбургом Молотов заявил, что Москва не может одобрить линию от Перемышля до Ужокского перевала, поскольку теряет украинскую территорию, и настаивает на линии по верховьям р. Сан. В обмен советское правительство было «готово уступить Сувалки и окрестности с железной дорогой, но не Августов». В конце концов, немецкая сторона согласилась с этим предложением. Окончательно границу зафиксировал Договор о дружбе и границе между СССР и Германией, подписанный во время второго визита Риббентропа в Москву 28 сентября.
Советско-германский договор от 23 августа 1939 г. и начавшаяся Вторая мировая война – закономерный результат политики «умиротворения», провал дипломатии Запада. В Лондоне, Париже и Вашингтоне (США многое знали о советско-германских контактах, поскольку один из сотрудников немецкого посольства в Москве придерживался антифашистских взглядов и сотрудничал с американцами) не верили, что нацисты и коммунисты смогут договориться. Почти все расчеты строились на политической аксиоме – непримиримости противоречий между Третьим рейхом и Советами. Именно поэтому подписание договора 23 августа вызвало такой шок в западных столицах. За шоком последовали негодование и даже обида на «вероломство Кремля».
В литературе часто встречается утверждение о двойной игре советского руководства. С одной стороны, переговоры с англичанами и французами, с другой – контакты с немцами. События 1939 г. часто преподносятся таким образом, что Кремль вонзил нож в спину возможных союзников, приняв предложение нацистов о сотрудничестве. В действительности, «нож в спину» долго готовили для Москвы западные партнеры. Приезд военных миссий Франции и Англии и длительные беседы с ними стали своеобразной лакмусовой бумагой для советского руководства. Можно как угодно относиться к искренности намерений англичан и французов, но главное, и это было принципиально для Москвы, – западные союзники не проявили готовности к оказанию военной помощи СССР в случае его войны с Германией. А Гитлер сделал Сталину такое предложение, от которого он не смог отказаться.
С точки зрения высшего советского руководства договор имел объективные преимущества: СССР оставался вне войны на неопределенно долгое время; Запад связывался войной в Польше, а затем, возможно, должен был долго воевать с Германией; его сепаратные переговоры с Германией становились невозможны; СССР расширял сферу своего влияния и имел гарантированную поддержку в этом вопросе со стороны Германии; Гитлер пошел на широкомасштабное торговое и экономическое сотрудничество, Советский Союз получал доступ к немецким военным технологиям; стабилизировалась ситуация на Дальнем Востоке. Япония не могла решиться на какие-либо действия против СССР при наличии договора о ненападении между Германией и Советским Союзом.
Последнее обстоятельство имело ключевое значение. В районе Халхин-Гола уже несколько месяцев шли тяжелые бои, 20 августа началось советско-монгольское наступление на японцев. Расчет на то, что договоренность с Германией повлияет на страну Восходящего солнца, и она не решится на дальнейшую эскалацию, оказался верен. После известия о заключении договора о ненападении в Токио разразился настоящий политический кризис. Японцы нашли поведение ближайшего союзника «оскорбительным», нарушающим секретные положения Антикоминтерновского пакта о необходимости консультироваться друг с другом при проведении подобных переговоров. Японское правительство направило в Берлин официальный протест. По требованию Риббентропа, Вайцзеккер отказался его принять. 28 августа кабинет министров Японии подал в отставку.
Немаловажное значение имели идеологические мотивы. В трактовке большевиков любая большая война провоцировала политический кризис и революционные настроения в капиталистическом мире. Поздно вечером 7 сентября Сталин в присутствии Молотова и Жданова принял руководителей Коминтерна Димитрова и Мануильского. В дневнике Димитров записал следующие разъяснения вождя по поводу договора и нападения Германии на Польшу: «Война идет между двумя группами капиталистических стран (бедные и богатые в отношении колоний, сырья и т.д.) за передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга. Неплохо, если руками Германии было [бы] расшатано положение богатейших капиталистических стран (в особенности Англии)».[53] Иными словами, взаимное ослабление капиталистических стран полезно мировому пролетариату. Сталину было важно объяснить ситуацию сбитым с толку товарищам по коммунистическому движению, причем в категориях марксистско-ленинского мировоззрения.
У Гитлера возникли аналогичные проблемы. За несколько дней до разъяснений Сталина фюрер собрал гауляйтеров и депутатов рейхстага – членов НСДАП и сказал, что договор с Советским Союзом «был неправильно понят многими членами партии». Он подчеркнул, что его отношение к СССР не изменилось. «Это пакт с сатаной, чтобы изжить дьявола», «против Советов все средства хороши, в том числе и такой пакт»[54].
Как видим, разъяснения вождей не сильно различались глубокой взаимной неприязнью и недоверием. Материальные и территориальные выгоды, которые договор принес сторонам, не изжили непримиримые идеологические противоречия. Будущее столкновение нацистов и коммунистов было неизбежно. До нападения фашистской Германии на СССР оставалось немногим более полутора лет.
Д.и.н. А.Н. АРТИЗОВ
К.и.н. С.В. КУДРЯШОВ
[1] Предыстория и последствия Мюнхенского соглашения отражены в совместном историко-документальном проекте Росархива, МИД России и Российского исторического общества. См.: Мюнхен-38. На пороге катастрофы. М. 2018.
[2] Generalfeldmarschall Keitel. Erinnerung, Briefe, Dokumente des Chefs OKW. Göttingen. 1961. S. 195-196.
[3] Нота Посольства Германии в СССР в НКИД СССР от 16.03.1939 г. (АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. П. 7. Д. 62. Л. 10-11).
[4] АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. П. 7. Д. 62. Л. 14-16.
[5] См. телеграмму Временного поверенного в делах СССР в Литве Н.Г. Позднякова в НКИД СССР 22.03.1939 г. (АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 299. Д. 2063. Л. 31-32).
[6] University of Birmingham (BU). Neville Chamberlain papers (NC). 18/1/1091.
[7] The National Archives (Kew). FPC Minutes. Cab 27/624.
[8] Цит. по: Карлей М. 1939. М. 2005. С. 173-174. См. также: Stedman A. D. Alternatives to Appeasement. Neville Chamberlain and Hitler’s Germany. L., 2015. P. 148-152; Self R. Neville Chamberlain. A biography. N. Y., 2016. P. 258-270.
[9] BU. NC18/1/1093.
[10] Parker R. A. Chamberlain and appeasement: British policy and the coming of the Second World War. L., 1993. P. 222-223.
[11] АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. П. 2. Д. 11. Л. 218-219.
[12] АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1а. П. 25. Д. 4. Л. 27-28.
[13] На приеме у Сталина. Тетради (журналы) записей лиц, принятых И.В. Сталиным (1924 – 1953 гг.). М. 2008. С. 257.
[14] В дневниках Майского имеется следующая лаконичная запись: «Видел разного народу, участвовал в различных совещаниях по вопросам англо-франко-советских переговоров…» (АВП РФ. Ф. 017а. Оп. 1. П. 2. Д. 6. Л. 107-108).
[15] АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 313. Д. 2154. Л. 45.
[16] См. АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. П. 7. Д. 65. Л. 69-71.
[17] АВП РФ. Ф. 011. Оп. 4. П. 31. Д. 166. Л. 247-249, 255-257.
[18] АП РФ. Ф. 3. Оп. 64. Д. 673. Л. 3; АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 294. Д. 2029. Л. 103.
[19] АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 293. Д. 2028. Л. 10-11.
[20] АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1а. П. 26. Д. 1. Л. 1-3.
[21] Вестник Архива Президента Российской Федерации. СССР – Германия. 1933. 1941. М. 2009. С. 180-182. См. также: АВП РФ. Ф. 011. Оп. 4. П. 27. Д. 59. Л. 105-110.
[22] АВП РФ. Ф. 011. Оп. 4. П. 27. Д. 59. Л. 123-127.
[23] Вестник Архива Президента Российской Федерации. СССР – Германия. 1933. 1941. М. 2009. С. 185.
[24] См. запись беседы Молотова с Сидсом от 08.05.1939 г. (АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1а. П. 25. Д. 8. Л. 6-8).
[25] АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1а. П. 26. Д. 18. Л. 119-120.
[26] См. запись беседы Молотова с Сидсом и Пайяром от 27.05.1939 г. (АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1.П. 1. Д. 2. Л. 41-47).
[27] АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1. П. 1. Д. 2. Л. 43.
[28] Телеграмма Молотова полпреду СССР в Великобритании Майскому 10.06.1939 г. (АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 3091. Д. 2079. Л. 186-187).
[29] АВП РФ. Ф. 06. Оп. 1а. П. 26. Д. 16. Л. 54-55.
[30] См. Коммюнике о переговорах между министром иностранных дел Польши Ю. Беком и премьер-министром Великобритании Н. Чемберленом в Лондоне 4-6 апреля 1939 г. (Год кризиса. 1938-1939: Документы и материалы В 2 т. Т. 1. 29 сентября 1938 г. – 31 мая 1939 г. М. 1990. С. 361).
[31] Карлей М. Указ. соч. С. 227-228.
[32] АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 313. Д. 2154. Л. 147.
[33] РГВА. Ф. 198к. Оп. 2. Д. 466. Л. 44-50.
[34] Documents diplomatique franҫais. 2e serie. Paris. Vol. IX. P. 973-979.
[35] Watt D. C. How war came. The immediate origins of the Second World War, 1938-1939. N. Y., 1989. P. 389.
[36] РГВА. Ф. 198к. Оп. 2. Д. 296. Л. 176-186.
[37] АВП РФ. Ф.059. Оп. 1. П. 294. Д. 2036. Л. 151.
[38] См., напр., запись беседы Астахова с Шнурре 26.07.1939 г. (АВП РФ. Ф. 0911. Оп. 4. П. 27. Д. 59. Л. 191-195).
[39] АВП РФ. Ф. 0745. Оп. 14. П. 32. Д. 3. Л. 27-30.
[40] Вестник Архива Президента Российской Федерации. СССР – Германия. 1933. 1941. М. 2009. С. 194-197.
[41] АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 294. Д. 2036. Л. 174-175.
[42] Вестник Архива Президента Российской Федерации. СССР – Германия. 1933. 1941. М. 2009. С. 202. (См. также: АВП РФ. Ф. 059.Оп. 1. П. 295. Д. 2038. Л. 105).
[43] Вестник Архива Президента Российской Федерации. СССР – Германия. 1933. 1941. М. 2009. С. 206-207.
[44] Вестник Архива Президента Российской Федерации. СССР – Германия. 1933. 1941. М. 2009. С. 209-214.
[45] РГВА. Ф. 198к. Оп. 2. Д. 292. Л. 148-166.
[46] РГВА. Ф. 198к. Оп. 2. Д. 292. Л. 148-166.
[47] РГВА. Ф. 33987. Оп. 3а. Д. 1242. Л. 89-92.
[48] Aster S. 1939. The making of the Second World War. L., 1973. P. 254-255.
[49] Kleist P. Zwischen Hitler und Stalin, 1939-1945, Aufzeichnungen. Bonn. 1950. S. 75-76; Watt D. C. Op. cit. P. 511-512.
[50] АВП РФ. Ф. 0745. Оп. 14. П. 32. Д. 3. Л. 56.
[51] См. запись беседы Молотова с польским послом Гжибовским (АВП РФ. Ф. 011. Оп. 4. П. 24. Д. 5. Л. 29).
[52] АВП РФ. Ф. 059. Оп. 1. П. 313. Д. 2155. Л. 49-51.
[53] РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 195. Д. 1. Ч. VII. Л. 54.
[54] Встреча состоялась 28 августа 1939 г. Цит. по: G. Ueberschär, Die Entwicklung der deutsch-sowjetischen Beziehungen von 1939 bis 1941 und Hitlers Entschluß zum Überfall auf die UdSSR. In: G. R. Ueberschär/L. A. Bezymenskij (Hg.), Der deutsche Angriff auf die Sowjetunion 1941. Die Kontroverse um die Präventivkriegsthese. Darmstadt. 1998. S. 8.
Турецкий хамам в Екатеринбурге — PANORAMA FITNESS
Традиционная Турецкая баня «Хамам» пользуется большим уважением во всем мире. Особый лечебный эффект и своеобразный ритуал принятия процедур не сравним ни с чем. Какие особенности сделали восточную баню столь популярной?
Первое что отличает «хамам» от русской бани – невысокие температуры. Максимум 30–50°C при 100 процентной влажности. Эта особенность привлекает тех, кто по медицинским соображениям не может переносить высокую температуру. Положительно сказывается и высокая влажность, не перегружающая организм.
Микроклимат, создаваемый такими показателями, позволяет бережнее очищать кожу, полностью раскрывая поры, насыщая ее влагой. Помимо косметического эффекта, оздоровляющее действие оказывается на весь организм.
Улучшение состояния кожи
Хамам – это поистине баня красоты, в ней действие косметических процедур гораздо интенсивней, чем в других. За счет высокой влажности происходит очень мягкое очищение жирной и чувствительной кожи, нормализуется салоотделение и прочищаются сальные железы. Сухая кожа хорошо увлажняется, смягчается, приобретает упругость и подтягивается.
Устраняет застойные явления
Мягкий пар хамама помогает устранить застойные явления. Под его действием расширяются сосуды и кожные капилляры, улучшается кровообращение в организме и усиливается отток крови от внутренних органов. И именно благодаря усиленному кровообращению, сходят на нет застойные явления внутренних органов.
Помогает в лечении бронхитов, ОРВИ, ринитов
Хамам полезно посещать тем людям, которые часто болеют респираторными заболеваниями и бронхитами. Хотя в нем и 100% влажность, дышится довольно легко. Это происходит за счет того, что прогреваются мраморные лежаки, а так же пол и стены, и площадь испарения получается объемной. А длительное прогревание тела помогает противостоять ОРВИ и способствует повышению иммунитета.
Опорно-двигательная система
После регулярных посещений хамама отступают боли при артрите, остеохондрозе, ревматизме и растяжении мышц. После спортивных занятий так же полезно посещать хамам, т.к. быстрее выводятся соли молочной кислоты, дающие болевые ощущения.
Улучшается общее эмоциональное состояние
Кто бывал хотя бы раз в хамаме, думаю, вы согласитесь со мной, что это — сплошной релакс. Очищаются мысли, уходят бессонница и тревожность, уменьшается головная боль, значительно улучшается настроение и наступает состояние умиротворения.
Получить подробную информацию Вы можете по телефону: +7(343) 310-02-10
Виды и действие наркотиков и статистика смертности от них. Справка
Признаки употребления: непродолжительное состояние эйфории, необычная сонливость в самое разное время; медленная, «растянутая» речь; часто «отстает» от темы и направления разговора; добродушное, покладистое, предупредительное поведение вплоть до полного подчинения; стремление к уединению в тишине, в темноте, несмотря на время суток; бледность кожных покровов; очень узкий зрачок, не реагирующий на изменения освещения; замедление сердцебиения, дыхания, снижение болевой чувствительности; понижение аппетита, жажды, рефлексов и сексуального влечения.
Последствия употребления опиатов: огромный риск заражения ВИЧ-инфекцией и гепатитами из-за использования общих шприцев; поражение печени из-за низкого качества наркотиков: в них остается уксусный ангидрид, который используется при приготовлении; сильное снижение иммунитета и, как следствие, подверженность инфекционным заболеваниям; заболевания вен, разрушение зубов из-за нарушения кальциевого обмена; импотенция; снижение уровня интеллекта. Очень велика опасность передозировки с тяжелыми последствиями, вплоть до смерти.
Препараты конопли. Конопля произрастает в регионах с умеренно теплым климатом. Чем южнее выращено растение, тем больший наркотический эффект вызывает изготовленный из него наркотик. Действующие вещества – каннабиноиды. Воздействие – изменение сознания. В помещении надолго остается характерный запах жженой травы. Сохраняет этот запах и одежда. Самые распространенные препараты конопли: марихуана, гашиш и др.
Признаки употребления препаратов конопли: эйфория, чувство беззаботности; несдержанность, повышенная разговорчивость; состояние сильного голода и жажды, покраснение глаз; при небольшой дозе – расслабленность, обостренное восприятие цвета, звуков, повышенная чувствительность к свету из-за сильно расширенных зрачков; при большой дозе – заторможенность, вялость, сбивчивая речь у одних, агрессивность, с немотивированными действиями у других; безудержная веселость, нарушение координации движений, восприятия размеров предметов и их пространственных отношений, галлюцинации, беспочвенные страхи и паника.
Последствия употребления: неразбериха в мыслях, разочарованность, депрессия и ощущение изолированности; нарушение координации движения, памяти и умственных способностей; замедленное половое развитие и созревание; при приеме большой дозы наркотика могут возникнуть галлюцинации и паранойя; формирование психической зависимости, когда курение не приносит удовлетворения, но становится необходимым; провокация одновременного употребления алкоголя и перехода к более тяжелым наркотикам; бронхит, рак легких.
Амфетамины – наркотики, обладающие психостимулирующим, «возбуждающим» действием. К этой группе относятся синтетические вещества, содержащие соединения амфетамина. В большинстве случаев вводятся внутривенно. Эти наркотики получают из лекарственных препаратов, содержащих эфедрин. В природе эфедрин содержится в растении «эфедра». Действие наркотика продолжается 2-12 часов. Формируется психическая и физическая зависимость. Продолжительное употребление требует постоянного увеличения дозы наркотика. Обостряются вспыльчивость, злобность, агрессивность. Со временем появляется необоснованная тревожность и подозрительность. Возможны попытки суицида. Амфетаминовая наркомания имеет характер «запойной» или «сессионной» – периоды употребления наркотика сменяются «холодными» периодами, продолжительность которых со временем сокращается. Самые распространенные виды амфетаминов: эфедрон, первитин, эфедрин и др.
Признаки употребления: ощущение безмятежности и эйфории; учащение сердечного ритма и повышение кровяного давления; расширение зрачков глаз; излишняя двигательная активность, сильное сексуальное раскрепощение; болтливость, деятельность носит непродуктивный и однообразный характер; отсутствует чувство голода; нарушение режима сна и бодрствования.
Последствия употребления амфетаминов: головокружение, головные боли, ухудшение зрения и сильное потоотделение; инфаркты, инсульты; нервное истощение; сильные изменения психики и необратимые изменения головного мозга; поражения сердечно-сосудистой системы и всех внутренних органов; поражения печени из-за низкого качества наркотиков – в них остается йод, марганцовка и красный фосфор, которые используются при приготовлении наркотика; риск заражения ВИЧ-инфекцией и гепатитами из-за использования общих шприцев; сильное снижение иммунитета, опасность передозировки с тяжелыми последствиями, вплоть до смерти.
Кокаин — психостимулятор растительного происхождения, получаемый из листьев растения коки. Привыкание развивается незаметно, но стойко. Кокаин вымораживает область от глаз до груди – тело становится нечувствительным. Различается на кокаин и крек.
Признаки употребления: вызывает короткое, но интенсивное ощущение эйфории и повышение работоспособности; стимулирует центральную нервную систему; учащенный пульс, дыхание, повышение кровяного давления, потливость; расширение зрачков, отсутствие аппетита; излишняя активность, возбужденность, чувство тревоги, бессонница.
Последствия употребления: аритмия, кровотечения и другие повреждения носовой полости; разрушение слизистой и утрата обоняния, вкуса; глухота; параноидальные психозы, галлюцинации, агрессивность; смерть в результате нарушения сердечной деятельности (инфаркт миокарда) или остановки дыхания.
Галлюциногены — неоднородная по происхождению и химическому составу группа психоделических препаратов, изменяющих сознание – ощущения, мысли, эмоции и восприятие. К ним относятся: ЛСД, псилоцин, псилоцибин и др.
Признаки опьянения: повышенная частота пульса, повышенное давление, расширение зрачков, дрожание рук, сухость кожи. Наркотическое опьянение сопровождается изменением восприятия внешнего мира – те, кто принимает галлюциногены, говорят, что они «видят звуки» и «слышат цвета»; галлюцинации, сильное ощущение счастья, перевозбуждение; нарушения ощущения своего тела, координации движений; утрата самоконтроля.
Последствия употребления: необратимые изменения в структуре головного мозга, психические нарушения различной степени тяжести, вплоть до полного распада личности. Даже однократный прием ЛСД может привести к изменению генетического кода и необратимо повредить головной мозг. Психические нарушения неотличимы от заболевания шизофренией. Наркотик накапливается в клетках мозга. Оставаясь там длительное время, он может и спустя несколько месяцев вызывать те же ощущения, что и непосредственно после приема. Действие наркотика продолжается 2-12 часов. Формируется психическая и физическая зависимость. Продолжительное употребление требует постоянного увеличения дозы наркотика. Обостряются вспыльчивость, злобность, агрессивность. Со временем появляется необоснованная тревожность и подозрительность. Возможны попытки суицида.
Экстази — общее название для группы синтетических наркотиков-стимуляторов амфетаминной группы, часто с галлюциногенным эффектом. Белые, коричневые, розовые и желтые таблетки или разноцветные, часто с рисунками, капсулы содержат около 150 мг препарата. «Экстази» – дорогой наркотик, и обычно его потребители переходят на систематический прием героина или амфетаминов.
Признаки опьянения: наркотическое действие продолжается от 3 до 6 часов. Возбуждается центральная нервная система, повышается тонус организма, увеличивается выносливость, физическая сила. Под действием «экстази» принявший может выдержать экстремальные эмоциональные и физические нагрузки, не спать, не чувствовать усталости. За искусственный «разгон» организма приходится расплачиваться: после прекращения действия наркотика наблюдается состояние апатии, подавленности, сильной усталости, сонливости. Это состояние может продолжаться несколько дней, так как организму требуется восстановить израсходованные силы.
Последствия употребления: психическая зависимость; депрессия, вплоть до самоубийства; физическое и нервное истощение; страдает нервная система, сердце, печень, дистрофия внутренних органов; изменение генетического кода. Возможны смертельные исходы от обезвоживания, перегрева организма, острой почечной недостаточности.
Снотворные – группа седативных (успокаивающих) и снотворных веществ, встречающихся в виде официальных препаратов, обычно таблеток («колеса») или капсул. Существует много разновидностей, наиболее опасны – производные барбитуратовой кислоты, но и другие, более или менее свободно продающиеся в аптеках, могут вызвать психическую и физическую зависимость. Снотворные обычно принимаются внутрь, но иногда их вводят внутривенно. Вызывают сильную зависимость как на физическом, так и на психологическом уровнях. Особенно опасны при использовании вместе с алкоголем.
Признаки опьянения: замешательство, невнятная речь, неуклюжесть, нарушение координации, дезориентация схожие с алкогольным опьянением; агрессивность, грубость, раздражительность, депрессия.
Последствия употребления: стойкая бессонница; повреждение головного мозга, клинически сходное с эпилепсией; психозы с галлюцинациями, бредом преследования; дистрофия сердечной мышцы; истощение печени; смерть от передозировки и от быстрого отказа от больших доз.
Ингалянты – летучие вещества наркотического действия. Содержатся в препаратах бытовой химии: красителях, растворителях, клее, бензине, лаке для волос, средствах от насекомых. Сами по себе они к наркотикам не относятся. Опьяняющее действие возможно, если количество вещества, поступившее в организм, очень велико.
Признаки опьянения: возникновение галлюцинаций; вызывающее, неадекватное поведение; нарушение координации движений.
Последствия употребления: чихание, кашель, насморк, носовые кровотечения, тошнота, нарушение сердечного ритма и боли в области грудной клетки, потеря координации, равновесия; острая интоксикация психоактивными веществами, вплоть до смертельного исхода; токсическое поражение печени через 8‑10 месяцев; необратимое поражение головного мозга; частые и тяжелые пневмонии; изменение характера, отставание в умственном и психическом развитии.
Курительные смеси (или курительные миксы) состоят из трав и экстрактов. Травы, входящие в состав любой курительной смеси, являются энтеогенами и известны человечеству с давних пор.
Исследования специалистов показывают, что употребление курительных смесей с одурманивающим эффектом вызывает психические расстройства. Накурившись, человек теряет способность сосредоточиться, нарушается способность восприятия мира. Человек, выкурив такую сигарету, вдруг начинает беспричинно хохотать, не может общаться с теми, кто рядом. Такие изменения поведения могут длиться долго. По словам главного государственного санитарного врача РФ Геннадия Онищенко, действие курительных смесей способно изменить личность не на время, а навсегда, превратить нормального человека в наркозависимого больного, привести к тяжелой инвалидности.
Статистика потребления
В России, по данным на февраль 2010 года, официально зарегистрировано около 550 тысяч потребителей наркотиков. По экспертным оценкам, эта цифра достигает примерно 2,5 миллиона или составляет почти два процента населения. Ежегодно почти 75 тысяч человек впервые пробуют наркотики, а 30 тысяч – погибают вследствие их потребления. Специализированными наркологическими учреждениями зарегистрировано почти 138 тысяч детей и подростков, страдающих наркологическими расстройствами. Почти 90% наркозависимых потребляют опиаты афганского происхождения.
Согласно докладу экспертов Управления ООН по наркотикам и предупреждению преступности, опубликованному в октябре 2009 года, Россия занимает первое место в мире по потреблению героина, на ее долю приходится 21% всего производимого в мире героина и 5% всех опиумосодержащих наркотиков.
Материал подготовлен на основе информации РИА Новости и открытых источников.
«политика умиротворения никогда не работает, тем более с Путиным» — ИноТВ
Когда Джо Байден отправился на встречу с Владимиром Путиным, Россия начала самые масштабные за всё время после холодной войны учения в Тихом океане — «у территориальных вод США». И тем не менее глава Белого дома всё равно провёл переговоры с российским коллегой, отмечает обозреватель Fox News Кейти Макфарланд. По её мнению, это «беззубый жест» со стороны Байдена, после которого российский флот ещё и отработал уничтожение авианосца «условного» противника неподалёку от Гавайев.
И снова у нас в гостях Кейти Макфарланд, бывший заместитель советника по национальной безопасности. Кейти — автор книги «Революция: Трамп, Вашингтон и мы, народ» (Revolution: Trump, Washington and We the People).
Кейти, давайте обсудим последние новости. Недавно сообщалось, что уже во второй раз за месяц американские F-22 были подняты в воздух, приведены в состояние боевой готовности. Причина — российский флот сейчас проводит самые масштабные военные манёвры со времён холодной войны. Как нам стало известно, Кейти, они отрабатывают уничтожение авианосца. И всё это происходит в 56 километрах от Гавайев. Что вы на это скажете?
КЕЙТИ МАКФАРЛАНД, бывший заместитель советника по национальной безопасности: Это поразительно, учитывая, что только недавно состоялась встреча между (Джо. — ИноТВ) Байденом и (Владимиром. — ИноТВ) Путиным. И в преддверии этого саммита Байден отступился от всех своих рычагов влияния: махнул рукой на газопровод, на русских на границе с Украиной, на все эти хакерские атаки с вымогательством — на всё.
А учения эти начались, когда Байден отправился на встречу. Это самые масштабные манёвры за всё время после холодной войны. И настолько провокационные… Но что делает президент Байден? Всё равно проводит переговоры с Путиным. Какой «беззубый» жест!
Мой совет ему, Дональду Трампу или кому бы то ни было ещё: если кто-то так поступает с США, проводит подобные учения прямо у наших территориальных вод, просто встаёте и уходите. Потому что со стороны русских это был намеренный плевок в лицо. И теперь они перешли к следующему шагу: уничтожают авианосец «условного» противника. Что-то вроде «Большое спасибо за встречу, нам всё очень понравилось». Президент Путин получил внимание международной аудитории, один занял всю сцену и вот что он теперь делает.
Мы поняли вашу позицию. Получается, вы считаете, что попытки мирно взаимодействовать с Путиным не работают?
КЕЙТИ МАКФАРЛАНД: Да никогда! Знаете, во времена холодной войны мы всегда шутили, что оборонная политика некоторых европейских стран заключается в том, чтобы закупить кеды или кроссовки. Почему? Потому что они считают, что когда нагрянет «русский медведь», они так будут убегать быстрее всех и он их не поймает. Сейчас схожее отношение. Политика умиротворения никогда не работает, и уж тем более никогда не работает с Путиным.
Я десятилетиями изучала этого человека, даже дошло до того, что диссертацию его прочитала. Он всегда действует силой и будет продолжать гнуть своё, пока ему не дадут отпор. В Женеве отпор ему никто не дал — он встретил там американского президента, который выглядел уставшим, старым и несколько растерянным. И что делает Путин? Условно уничтожает авианосец.
Дата выхода в эфир 23 июня 2021 года.
Россия рассчитывает на политическое умиротворение Сирии, заявил президент РФ
Не силовые операции, а политический процесс будет способствовать умиротворению в Сирии, заявил президент России Владимир Путин в четверг, 14 апреля, в ходе «Прямой линии», передает «Интерфакс».
«Мы очень рассчитываем, что неприменение вооруженных сил (в Сирии) с обеих сторон при поддержке кого бы то ни было, в том числе, при нашей поддержке, приведет к умиротворению, а политический процесс. Нужно принять, договориться, сесть за стол переговоров, принять Конституцию, на основе Конституции провести досрочные выборы и таким образом выйти из кризиса», — заявил российский президент.
Путин обратил внимание на то, что Россия в Сирии сократила значительную часть группировки ВКС, но это не ослабило сирийскую армию.
«Мы значительную часть нашей группировки вывели. Но после вывода нашей основной части группировки мы оставили сирийскую армию в таком состоянии, что она при поддержке оставшейся части группировки (российской) в состоянии проводить серьезные наступательные операции. И уже после вывода части наших войск заняла Пальмиру», — сказал Путин.
При этом он подчеркнул, что был занят ряд других важных в стратегическом отношении населенных пунктов.
Отвечая на вопрос двенадцатилетней девочки, кому он первым протянет руку помощи, если будут тонуть президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган и президент Украины Петр Порошенко, Путин ответил: «Варя, ты ставишь меня в трудное положение. Но скажу, пожалуй, так: если кто-то решил утонуть, спасти его уже невозможно».
Президент России Владимир Путин в эфире традиционной «Прямой линии» отвечает в четверг на вопросы россиян. Это уже 14-я «Прямая линия», традиция проведения которой берет начало в 2001 году.
В Call-центр программы «Прямой линии с Владимиром Путиным» поступило больше двух миллионов вопросов. Традиционно россиян интересуют ответы на вопросы социально-бытового характера — ЖКХ, состояние дорог, повышение цен, ЕГЭ, но в этом году стало заметно больше вопросов по внешней политике. Впервые видеозвонки главе государства будут выводить на экран в прямом эфире. К концу «прямой линии» в 2015 году Путину поступило рекордное число вопросов — более 3,2 млн, а сама программа длилась почти четыре часа.
Продолжительность общения Путина с россиянами заранее не прогнозируется. Рекорд «Прямой линии» был установлен в 2013 году, когда Путин отвечал на вопросы 4 часа 48 минут. В прошлом году его общение с россиянами длилось 3 часа 55 минут — на минуту меньше, чем в 2014-м. Если сложить все время, которое Путин провел, общаясь в прямом эфире за предыдущие программы, то оно займет почти двое суток — около 45 часов.
государственных формирований и бандитов в Турции, 1914–1937 гг. По JSTOR
АбстрактныйВ этой статье обсуждаются меняющиеся отношения между курдскими бандитами и Османским и Турецким государствами. Значительные исследования были проведены о влиянии образования государства на установление и поддержание монополии на насилие. Но мало что известно об использовании государством преступников для решения различных задач безопасности. Я обращаюсь к этому перерыву и сосредотачиваюсь на приливах и отливах в отношениях курдских вождей с государством.Хотя эти государства следовали последовательной политике разоружения и умиротворения, в периоды кризисов, таких как война, ситуация изменилась, поскольку они пытались использовать преступников в своих целях. Я обращаюсь к ранее не использованным османским и западным источникам, чтобы описать опыт одной группы курдских племенных преступников, которые иногда оказывались диаметрально противоположными государству, а в других случаях соглашались с ним.
Информация о журнале«Сравнительные исследования в обществе и истории» (CSSH) — международная форум для новых исследований и интерпретаций проблем повторяющихся паттернов и изменения в человеческих обществах во времени и в современном мире.Наборы CSSH создать рабочий альянс специалистов во всех областях социальных наук и гуманитарные науки как способ объединения междисциплинарных исследований, культурных исследования и теория, особенно в антропологии, истории, политологии, и социология. Обзорные статьи и обсуждения знакомят читателей с текущими выводы и проблемы. инструкции для авторов Cambridge Journals Online
Информация об издателеCambridge University Press (www.cambridge.org) — издательское подразделение Кембриджского университета, одного из ведущих исследовательских институтов мира, лауреата 81 Нобелевской премии. В соответствии со своим уставом издательство Cambridge University Press стремится максимально широко распространять знания по всему миру. Он издает более 2500 книг в год для распространения в более чем 200 странах. Cambridge Journals издает более 250 рецензируемых академических журналов по широкому кругу предметных областей в печатном виде и в Интернете. Многие из этих журналов являются ведущими научными публикациями в своих областях, и вместе они составляют одну из наиболее ценных и всеобъемлющих областей исследований, доступных сегодня.Для получения дополнительной информации посетите http://journals.cambridge.org.
Мнение | Ужасное насилие «умиротворения»
Далее он сказал: «Рассеянным образом Соединенные Штаты во Вьетнаме вполне могли натолкнуться на ответ» мятежникам. Ответ заключается в «насильственной урбанизации и модернизации», которые вытеснят сельское население из деревень в городские районы и лишат повстанцев поддержки, в которой они нуждаются, «чтобы накопить достаточно сил для прихода к власти.
Хотя профессор Хантингтон писал, что «социальные издержки этого изменения были драматичными и часто душераздирающими», он в конечном итоге полагал, что принудительное перемещение крестьян было положительным результатом. Статья шокировала многих и превратила г-на Хантингтона в вызывающую споры фигуру среди противников войны. Тем не менее его произведение существенно повлияло на последние фазы умиротворения.
Сначала умиротворение было оставлено в руках вооруженных сил Южного Вьетнама.Политика изменилась в 1966 году, когда медленный прогресс умиротворения побудил попытаться его ускорить, и 9-я американская дивизия была отправлена в Динь Туонг, провинцию в верхнем течении Меконга.
Задача дивизии заключалась в том, чтобы действовать как бульдозер, расчищая путь для южновьетнамских чиновников и войск, чтобы они могли вторгнуться и установить присутствие правительства, а также не допустить срыва основных сил противника. Свирепые операции Девятой дивизии и ее огромная огневая мощь привели к тяжелым потерям среди гражданского населения, кульминацией которой стала операция «Скоростной экспресс» в 1969 году, в ходе которой американские войска насчитали 10 000 убитых «вьетконговцев», но захватили только 900 единиц оружия.
В 1968 году повстанцы пронесли войну по городам вдоль и поперек страны в наступлении на Тет. Американские и южновьетнамские вооруженные силы перешли в яростное контрнаступление, что привело к дополнительным разрушениям и жертвам. Еще один миллион человек, по оценкам, был перемещен во время наступления на Тет и другого наступления в мае 1968 года. Потери, понесенные Вьетконгом во время этих контратак, открыли путь правительствам США и Южного Вьетнама для продвижения программы ускоренного умиротворения.Несколько ограничений, которые были на месте, чтобы предотвратить неизбирательное убийство мирных жителей, были сняты, и широкое применение огневой мощи в населенных районах было применено со смертельными результатами для «осушения пруда, чтобы поймать рыбу».
В течение следующего года большие площади в сельской местности обезлюдели. Помимо зарегистрированных и незарегистрированных беженцев, бежавших из своих деревень, среди перемещенных лиц были крестьяне, которые просто перебрались в другую деревню или район деревни или переехали в открытое поле, подальше от скоплений деревьев и растительности, подвергшихся бомбардировкам и обстрелам.В качестве дополнительной меры предосторожности они стали носить белую одежду вместо обычных крестьянских «черных пижам», которые американцы ассоциировали с Вьетконгом, чтобы их не убили. Кроме того, были также временные беженцы, которые переезжали в деревню или выезжали из нее на несколько недель или время от времени возвращались на свою землю, чтобы спасти все, что они могли, из своих садов.
В рамках ускоренного умиротворения ЦРУ создал программу «Феникс», чтобы искоренить инфраструктуру Вьетконга.Критики Феникса назвали это программой убийств, нацеленной на кадры Вьетконга, а также на мирных жителей. Помимо убийства как виновных, так и невиновных, Феникс также предоставил местным властям и полицейским санкционированную программу злоупотребления властью путем ложных арестов, сведения счетов и вымогательства. Феникс нанес серьезный ущерб инфраструктуре Вьетконга, но цена была высока и для правительства, поскольку программа посеяла страх, недовольство и недоверие среди населения.
(PDF) Римское государство и генетическое умиротворение
Римское государство и генетическое умиротворение
Эволюционная психология — ISSN 1474-7049 — Том 8 (3).2010. -388-
Chagnon, N.A. (1988). Истории жизни, кровная месть и войны в племенном населении.
Наука, 239, 985-992.
Кларк, Г. (2009). Обвиняемые и богатые: фамилии, репродуктивный успех, генетический отбор
и социальный класс в доиндустриальной Англии,
http://www.econ.ucdavis.edu/faculty/gclark/Farewell%20to%20Alms/Clark% 20-
Фамилии.pdf
Кларк, Г.(2007). Прощание с милостыней: краткая экономическая история мира. Princeton
и Oxford: Princeton University Press.
Гольденберг, Д. (2003), Проклятие Хама. Раса и рабство в раннем иудаизме,
христианстве и исламе. Принстон: Издательство Принстонского университета.
Гольденберг, Д. (1999). Развитие идеи расы: классические парадигмы и
средневековых разработок. Международный журнал классической традиции, 5, 561-570.
Гордон, М.Л. (1924). Национальность рабов в период ранней Римской империи. Журнал
римских исследований, 14, 93-111.
Ястребы, Дж., Ван, Э. Т., Кокран, Г. М., Харпендинг, Х. К., и Мойзис, Р. К. (2007).
Недавнее ускорение адаптивной эволюции человека. Proceedings of the National
Academy of Sciences (USA), 104, 20753-20758.
Хилл, К., и Магдалена Уртадо, А. (1996). История жизни Ахе: Экология и
Демография собирающих людей, основы человеческого поведения.Хоторн,
Нью-Йорк: Альдин де Грюйтер.
Lenox-Conyngham, A. (2005). Церковь Святого Амвросия Миланского. Международный журнал
для изучения христианской церкви, 5, 211-225.
Liebeschuetz, W. (2006). Насилие в царствах-преемниках варваров, В Х.А. Дрейк,
(ред.), Насилие в поздней античности. Восприятие и практика (стр. 37-46). Берлингтон
(Вермонт) и Олдершот: Абсгейт.
Liebeschuetz, W. (1993). Конец римской армии в западной империи, И.Рич и
Г. Шипли (ред.), Война и общество в римском мире (стр. 265-276). Лестер-
Ноттингемские исследования в древнем обществе, Vol. 5, Лондон: Рутледж.
Ливи. (1957). Книги I и II (B.O. Foster, Trans.), Классическая библиотека Леба, Лондон:
Уильям Хайнеманн.
Матисен Р.В. (2006). Насильственное поведение и построение варварской идентичности в конце
—гг. Античности, В Х.А. Дрейк (ред.) Насилие в поздней античности. Восприятие и практика
(стр.27-35). Берлингтон (Вермонт) и Олдершот: Абсгейт.
Милграм, С. (1974). Послушание авторитету. Нью-Йорк: Харпер и Роу.
Mommsen, T.E. (1951). Святой Августин и христианская идея прогресса: фон
Града Божьего. Журнал истории идей, 12, 346-374.
Ориген (1965). Ориген: Contra Celsum (H. Chadwick, Trans.). Лондон: Cambridge
University Press.
Парчами, А. (2009). Гегемонистский мир и империя: Pax Romana.Britannica и
Americana: Routledge.
Плутарх. (1949). Принципы управления государством, в книге Плутарха «Моралия», т. X (Х. Н. Фаулер,
Пер.). Классическая библиотека Леба, Лондон: Уильям Хайнеманн.
Прудентиус. (1953). Prudentius, Vol. II (Х.Дж. Томсон, пер.). Классическая библиотека Леба,
Лондон: Уильям Хайнеманн.
Умиротворение городских окраин Бразилии: как полиция и торговцы людьми создают угрозу безопасности
Исследования «умиротворения» фавел Рио-де-Жанейро имеют тенденцию преувеличивать масштабы наложения «государственного контроля».На самом деле, процесс представляет собой сложные переговоры между полицией и торговцами наркотиками, которые сопровождаются разнообразным сочетанием преимуществ и недостатков как для вооруженных лиц, так и для местных жителей , пишет Мэтью Ричмонд (Universidade Estadual Paulista) после благодаря его участию в семинаре LSE LACC, PUC-SP, UNICAMP Researcher Links по вопросам управления, преступности и международной безопасности.
• Também disponível em português
Уровень насилия в результате конфликтов между преступными группировками и полицией в последние годы неуклонно растет на большей части территории Латинской Америки.Последствия, как правило, больше всего ощущаются в маргинализированных городских кварталах, где повсеместная бедность и слабое предоставление основных услуг создают возможности для группировок, занимающихся торговлей наркотиками, уличных банд и ополченцев, чтобы укрепить местное влияние. В ответ полиция часто использует милитаризованные и исключительные методы противостояния таким группам. Жители могут легко оказаться в эпицентре этих конфликтов, подвергнуться криминализации со стороны полиции и стать жертвами злоупотреблений с обеих сторон.
Полиция занимает Complexo do Alemão в Рио (Agência Brasil, CC BY 3.0 BR)Однако исследования в таких разных странах, как Бразилия, Колумбия, Мексика и Ямайка, также показывают, что отношения между полицией и преступниками на окраинах городов более сложны, чем предполагает этот обзор. Вместо того, чтобы характеризоваться исключительно конфликтом, управление такими пространствами включает сложные циклы переговоров между вооруженными субъектами. В этих переговорах коррупционные выплаты и более косвенные формы взаимной терпимости используются наряду с применением силы в качестве разменной монеты. Эти циклы формируются под воздействием различных факторов, включая изменяющуюся динамику нелегальных рынков, преступную организацию и тактику правоохранительной деятельности.
«Умиротворение» Рио-де-ЖанейроРио-де-Жанейро представляет собой интересный случай сдвигов в отношениях между полицией и преступниками в этом регионе. С 1980-х годов здесь наблюдается постоянный конфликт между соперничающими группами наркобизнеса и полицией за территориальный контроль над многими фавелами города. Жестокость и неэффективность традиционной полицейской тактики, основанной на мобильных операциях по захвату или уничтожению, в конечном итоге привели к предложениям о новом подходе. Начиная с 2008 года, программа «Умиротворяющие полицейские подразделения» (УПП) была развернута во многих фавелах города с целью обеспечения постоянного присутствия полиции в этих районах.
Приспосабливая принципы «контроля приближения» к специфике контекста Рио, программа была риторически построена вокруг идеи восстановления государственного контроля над фавелами. Ранние эмпирические исследования UPP подчеркивали как их положительные, так и отрицательные эффекты.
С одной стороны, произошло заметное снижение уровня насилия в районах, где действуют подразделения по умиротворению, и многие жители сообщили, что торговля наркотиками и оружием стала менее заметной. С другой стороны, были широко распространены сообщения о репрессивных методах, применяемых в отношении жителей, в том числе о принудительном обыске, введении комендантского часа и даже запретах на общественные мероприятия.И положительные, и отрицательные аспекты, казалось, предполагали, что «государство» в форме авторитарной полицейской практики усилило свое присутствие в этих фавелах.
Военная операция входит в Росинья в Рио (Фернандо Фрасао / Агенсия Бразилия, CC BY 2.5) Вид из фавелыВ 2013 году я провел восемь месяцев полевых исследований в фавеле Туиути в Северной зоне Рио, начав чуть более года спустя после того, как это было умиротворено в конце 2011 года. Во время интервью с различными жителями я слышал некоторые отчеты, которые повторяли сообщения об агрессивных полицейская деятельность широко представлена в академической литературе.Тем не менее, такого рода исследования имеют тенденцию преувеличивать масштабы навязанного «государственного контроля». Напротив, присутствие УНП было довольно ограниченным и основывалось на локальных формах переговоров с группировкой торговцев наркотиками Командо Вермельо, которая продолжала действовать в Туйути.
Некоторые жители сообщили, что после прибытия УНП почувствовали себя менее защищенными. Однако в большинстве случаев это было не в первую очередь потому, что они боялись насилия со стороны полиции, а скорее потому, что они считали, что УНП подорвала предыдущий приказ, надзор за которым осуществляли торговцы людьми, не установив эффективной замены.
Некоторые считали, что полиция «закрывала глаза» на незаконную деятельность в этом районе, а число мелких преступлений, таких как открытое употребление наркотиков, кражи и кражи со взломом, участилось. Полиция плохо оснащена для борьбы с такими нарушениями: во-первых, потому, что жесткие меры реагирования, вероятно, будут широко расценены как агрессивные и непропорциональные; во-вторых, потому что для проведения арестов необходим минимальный порог доказательств.
В действительности, конечно, полиция часто не соблюдает эти стандарты и пользуется значительной степенью безнаказанности, действуя вне закона.Однако есть, по крайней мере, некоторые препятствия для чрезмерного наказания за мелкие нарушения, не в последнюю очередь ежедневные выгоды для местных офицеров от избежания ненужных конфликтов. Учитывая, что программа UPP рекламировалась как новый, более прагматичный подход к работе полиции, который ставил бы приоритетом сокращение насилия, связанного с незаконным оборотом наркотиков, а не подавление самой торговли наркотиками, было явное желание избежать негативных заголовков, которые широко освещались. злоупотребления создадут.
По сравнению с полицией, торговцы людьми сталкиваются с меньшими трудностями при наведении местного «порядка». Сочетание страха и уважения, которое они внушают, означает, что они могут быстро реагировать на жалобы жителей и почти наверняка будут соблюдены. Более того, торговцы людьми не обременены необходимостью соответствовать какому-либо юридическому порогу «доказательств» и встроены в местные социальные сети, в которых репутация имеет решающее значение. Например, они могут наказать подозреваемого в грабеже только на основании его репутации и косвенных улик.Это действует как гораздо более эффективное средство сдерживания мелких преступлений, чем отдаленная возможность расследования со стороны полиции.
Умиротворение как переговорыЭти асимметричные возможности для создания порядка действуют как стимул для полиции искать приюты у торговцев людьми. Позволяя последним продолжать выполнять низкоуровневую полицейскую функцию в сообществе, полиция может позволить решить проблемы жителей, не прибегая к агрессивной тактике, которая могла бы спровоцировать обратную реакцию.Как мне объяснил один житель:
Они еще здесь, люди, которые когда-то были причастны к преступлениям. Они все еще здесь живут. Мы знаем, кто они. Полиция тоже знает, кто они. Но это примерно так […] если они живут здесь и […] поддерживают определенный порядок, потому что они люди, которых уважают остальные молодые люди, это помогает сохранять все в порядке. Они помогают улучшить положение вещей.
Торговцы людьми также могут получить выгоду от таких договоренностей. Хотя им приходилось приспосабливаться к постоянному присутствию полиции в этом районе, на практике их главный приоритет — получение прибыли от торговли наркотиками — не оказался принципиально несовместимым с присутствием УНП.Тем не менее, торговцам все же нужно было сохранять уважение и страх жителей, чтобы гарантировать, что они хранят молчание о местной торговле людьми. Их вспомогательная полицейская функция позволяла им сохранять такое влияние.
Чтобы было ясно, установление такого разделения труда не требует активного сговора между полицией и торговцами людьми. Он может возникнуть естественным образом, когда обе стороны будут преследовать свои цели относительно прагматично. Полиция может «закрывать глаза» на деятельность торговцев людьми и позволять им сохранять свое влияние, а торговцы людьми могут помогать полиции в решении этой задачи, сохраняя сдержанность и не провоцируя ответных действий.Это означает, что границы «умиротворяются» не агрессивным, односторонним навязыванием нового порядка государством, а, скорее, государственными субъектами, согласовывающими условия своего сосуществования с негосударственными субъектами, обладающими определенными местными преимуществами.
«Умиротворение» посредством переговоров может иметь преимущества в снижении уровня насилия и заметности преступной деятельности. Большинство респондентов согласились с тем, что, по их мнению, риск насильственного конфликта между полицией и торговцами людьми снизился.Однако такой сценарий вряд ли обеспечит жителям фавел значительную общественную безопасность или существенное гражданство. В самом деле, это может порождать совершенно новые проблемы и тревоги. Один житель объяснил:
Мне кажется, с тех пор, как вошла полиция, стало еще хуже. Это мое мнение. Почему? Потому что полиция … Это полиция с торговцами людьми. Мы, граждане, видим, как они проезжают мимо торговцев людьми, и они ничего не могут сделать, и именно поэтому для меня ситуация ухудшилась. […] Ситуация оставила нас заложниками с обеих сторон.[…] Потому что мы, разумеется, знаем, что нельзя доверять торговцам людьми, но мы также не можем доверять полиции. […] Мы не знаем, разговариваете ли вы с полицией, если они собираются доставить вас торговцам людьми. Мы им не доверяем. У нас нет такого доверия.
За последние три года UPP в Рио пришли в упадок из-за сокращения расходов и растущей оппозиции как в полиции, так и среди широкой общественности. Возникновение конфликта во многих якобы «умиротворенных» фавелах создало впечатление, что государство снова «потеряло контроль» над этими территориями.Между тем, резкое изменение подхода нового губернатора штата Уилсона Витцеля к военизированным и неизбирательным нападениям на население фавел привело к резкому увеличению количества убийств, совершаемых полицией.
Сейчас как никогда важно, чтобы мы извлекли сложные уроки из опыта UPP. Признание того, что «прибытие» государства было ограниченным, частным и проблематичным, было бы первым долгожданным шагом.
Примечания:
• Мнения, выраженные здесь, принадлежат авторам, а не Центру или LSE
• Этот пост основан на статье автора «Заложники для обеих сторон»: умиротворение фавел как совокупность двойной безопасности »(Geoforum, 2019)
• Пожалуйста, прочтите нашу Политику комментариев перед тем, как комментировать
Умиротворение Филиппин
U.Первые встречи С. Армии с нерегулярными войсками, ничто не имеет более актуального отношения к современным проблемам, чем армейская кампания на Филиппинах в конце девятнадцатого века, и мое исследование филиппино-американской войны послужило основой для большей части моих размышлений о нерегулярных войнах. . Я начал исследования по этой теме в 1964 году, когда получил степень доктора философии. программа в Университете Дьюка. В то время успешная кампания армии на Филиппинах резко контрастировала с ее тогдашними безвыходными усилиями во Вьетнаме.Я закончил диссертацию в 1967 году и в течение следующих двух лет редактировал рукопись для публикации в серии военной истории Greenwood Press. Хотя в 1970 году я отправил издателю законченную рукопись книги, публикация была отложена до 1973 года [1]. Я понятия не имею, почему публикация заняла так много времени, но я всегда подозревал, что кто-то в прессе не хотел выпускать книгу до тех пор, пока не закончится участие Америки во Вьетнамской войне. Восхваление армии США, даже за работу, проделанную более полувека назад, не могло не вызвать споров, как и произошло.
С 1973 г. я пересмотрел свои взгляды на кампанию на Филиппинах, чтобы включить в них работы других ученых и собственные новые исследования. Первая официальная возможность представить обновленный анализ появилась в 1980 году, когда меня пригласили принять участие в Девятом симпозиуме по военной истории Академии ВВС США. Я отредактировал доклад симпозиума «Умиротворение Филиппин, 1898–1902» [2] в 1985 году для представления в качестве одной из пяти лекций, прочитанных в Обиринском колледже в Японии, и он был дополнительно отредактирован для включения сюда.Однако даже после пересмотра моя интерпретация работы армии на Филиппинах остается несовместимой с популярным взглядом на кампанию как на жестокую.
* * * * * *Война между Соединенными Штатами и силами филиппинской революции началась в 1899 году и длилась более трех лет. Почти все подразделения армии США служили на Филиппинах во время конфликта, а также ряд добровольцев на уровне штата и федерации. Из примерно 125 000 американцев, которые воевали на островах в то или иное время, почти 4 000 погибли там.Из немусульманского филиппинского населения, которое насчитывало приблизительно 6 700 000 человек, по крайней мере 34 000 человек погибли в результате войны, и до 200 000, возможно, умерли в результате эпидемии холеры в конце войны. Уровень смертности армии США в филиппино-американской войне (32/1000) был эквивалентен стране, потерявшей более 86000 человек (из примерно 2700000 участвовавших) во время войны во Вьетнаме вместо примерно 58000 человек, погибших в этом конфликте. Для филиппинцев потеря 34000 жизней была эквивалентна потере Соединенными Штатами более миллиона человек из примерно 250-миллионного населения, и если смерть от холеры также приписывается войне, эквивалентное число погибших для Соединенных Штатов будет равным. более 8 000 000.Эта война, о которой так мало слышно, не была мелкой стычкой.
Однако даже если бы число погибших было меньше, война все равно была бы серьезным конфликтом, поскольку она является примером значительного явления, происходящего на заре двадцатого века. На филиппинской стороне можно увидеть борющееся антиимпериалистическое движение, стремящееся к независимости Филиппин, а также крестьян, реагирующих на стресс экономических изменений. Вначале филиппинской революции противостояла ослабевшая власть имперской Испании, страны, которая около 300 лет назад была самой сильной в Западной Европе, но к концу XIX века уже более века находилась в периоде упадка.Когда Соединенные Штаты начали войну с Испанией в 1898 году, хотя проблемы, приведшие к войне, касались Кубы, Соединенные Штаты вскоре оказались втянутыми в быстро развивающиеся события филиппинской революции. Таким образом, филиппино-американская война представляет собой важное событие в противостоянии между западным империализмом и азиатским национализмом, феномен, который станет все более значимым в двадцатом веке. Война также была важной вехой в зарубежной экспансии Америки и примером этой экспансии в одной из самых воинственных фаз.
Каким бы важным ни был конфликт, он долгое время оставался одной из наименее понятых войн в американской истории. В большинстве текстов по истории войне дается только несколько коротких абзацев, которые обычно рассматриваются как придаток испано-американской войны, а не как событие, имеющее собственное значение. Таким образом, в одном томе военной истории, опубликованном историческим отделением армии США в 1950-х годах, было менее трех страниц о войне. Намного раньше, в 1906 и 1908 годах, Уильям Ховард Тафт подавил Джона Р.Попытка М. Тейлора опубликовать официально спонсируемую историю войны вместе с переводами ряда документов, захваченных у филиппинских революционеров, поскольку он считал, что работа Тейлора может оттолкнуть людей как на Филиппинах, так и в Соединенных Штатах.
Хотя правительство посчитало филиппино-американскую войну слишком спорной для официальной истории, антиимпериалистические противники войны стремились написать об этом. В последующие десятилетия после войны антиимпериалисты создали свою версию истории войны.В нем армия США участвовала в жестоком порабощении филиппинского народа, используя политику выжженной земли, чтобы умиротворить его, и с тех пор эта антиимпериалистическая интерпретация доминировала в истории войны.
Отмечаемая Первой мировой войной и находящаяся под влиянием сохраняющегося замешательства Америки по поводу колониализма, филиппино-американская война вскоре исчезла из поля зрения. Интерес к конфликту не возродился до тех пор, пока Соединенные Штаты не оказались вовлеченными в, казалось бы, похожий конфликт во Вьетнаме в 1960-х годах.В этот момент ряд ученых, в том числе и я, начали заново изучать конфликт. Хотя ряд авторов согласился с преобладающим антиимпериалистическим взглядом на войну, мое собственное исследование показало, что традиционная интерпретация нуждается в значительном пересмотре. В целом, однако, войне по-прежнему не уделяют должного внимания, и лишь несколько строк посвящены ей в конце разделов, посвященных испано-американской войне, даже в относительно недавних работах, якобы посвященных «Американскому опыту войны».”[3]
Конфликт между филиппинцами и американцами возник в результате военных действий между США и Испанией. Многие американцы были встревожены катастрофической войной за независимость Кубы и тем, что они считали бесчеловечными действиями, предпринятыми испанцами для ее прекращения. Пытаясь решить проблему на Кубе, примерно в 100 милях от побережья Флориды, Конгресс Соединенных Штатов дал президенту Уильяму Мак-Кинли полномочия, которые он просил использовать военную силу. Это произошло 19 апреля 1898 года, и немедленным исходом стала война с Испанией.Одним из результатов этих действий стало успешное нападение азиатской эскадры коммодора Джорджа Дьюи на разлагающийся испанский флот в Маниле 1 мая.
Победа Дьюи предоставила президенту Уильяму Мак-Кинли и проблему, и возможность. Проблема заключалась в необходимости поддержать победоносный флот Дьюи, который контролировал воды Манильского залива, но очень небольшую часть земли вокруг него. Решением проблемы стала отправка американского экспедиционного корпуса численностью около 20 000 человек для осады Манилы.
Это была возможность создать постоянную американскую базу на Дальнем Востоке. Возможность появилась в то время, когда многие влиятельные люди в Соединенных Штатах подчеркивали важность зарубежной экспансии по экономическим, стратегическим и идеологическим причинам. Во время испано-американской войны европейские нации расширялись по всему миру на волне имперского соперничества, и для некоторых американцев единственной альтернативой зарубежной экспансии казался застой, за которым последовал национальный упадок.Расширяться или умереть казалось единственным выбором.
МакКинли, однако, не хотел двигаться слишком быстро, так как знал, что многие другие американцы отвергают колониальные амбиции своих соотечественников. Таким образом, хотя он отправил войска на Филиппины, у президента не было твердой политики в отношении расположения островов. Он мог взять военно-морскую базу и оставить Филиппины в руках Испании; он может стать борцом за независимость Филиппин; или он мог бы принять всю группу островов как американскую колонию.Многое зависело от реакции американского электората на различные варианты.
К несчастью для МакКинли, у него не было времени, чтобы принять решение по Филиппинам, не стесняясь событиями на самих островах. Война с Испанией возродила филиппинскую революцию, которая только недавно была сорвана военными действиями Испании. Во второй половине XIX века, когда развивающаяся экспортная экономика распространилась по Филиппинам, члены местной филиппинской элиты, особенно лица, получившие образование в Европе или Маниле (часто называемые ilustrados ), начали агитировать за реформы, стимулировали возрождением либерализма в Испании, а также зарождающимся филиппинским национализмом.
Растущая напористость элиты ilustrado напрямую угрожала испанцам на Филиппинах, которые извлекали выгоду из своего привилегированного положения в качестве доминирующей группы в колонии. Особой угрозе подвергались члены католических религиозных орденов, которые владели землей и осуществляли власть в сельской местности более трех столетий. По мере того, как росли призывы к реформе, росли и попытки Испании подавить их.
О влиянии социальных и экономических изменений на филиппинское крестьянство можно только догадываться.Испанизация филиппинской элиты, вероятно, увеличила пропасть между социальными классами, и стресс, вызванный переходом от натурального выращивания риса к экономике, основанной на выращивании сельскохозяйственных культур на экспорт, должен был быть огромным.
Убежденные, что испанское правительство не желает проводить широкомасштабные реформы, филиппинцы в районе Манилы начали объединяться в тайное общество, Катипунан , в надежде добиться независимости и реформ посредством революции.Революционная война началась в августе 1896 года, и когда испанское наступление свело на нет ранний успех филиппинцев в районе, прилегающем к Маниле, филиппинцы начали партизанскую войну. Однако в течение года и испанцы, и филиппинские революционеры были готовы к мирным переговорам. В результате Агинальдо, ставший лидером революционного движения, в конце 1897 года уехал в Гонконг с рядом своих соратников.
По мере роста напряженности между Соединенными Штатами и Испанией революционная активность на Филиппинах возобновилась.Победа Дьюи стимулировала его еще больше, как и его транспортировка Агинальдо обратно на острова. К тому времени, когда прибыли американские экспедиционные силы, Агинальдо уже сформировал революционное правительство, во главе которого он находился, и имел армию численностью около 30 000 человек, окружавшую Манилу. Филиппинские революционеры также захватили контроль над другими островами.
Американцы, заключив непростой неформальный союз с филиппинскими революционерами, высадились 30 июня и присоединились к Агинальдо в осаде Манилы.Действуя без ведома Агинальдо, они напали на город 13 августа, и при содействии испанцев, сдавших город, американцы оккупировали его, оставив Агинальдо и его людей в окопах, окружающих город. Действия Америки способствовали росту подозрений и напряженности между Соединенными Штатами и филиппинскими силами, равно как и растущее количество свидетельств того, что президент Мак-Кинли намеревался удержать Филиппины.
Агинальдо надеялся, что Соединенные Штаты будут защищать независимость Филиппин.Однако, когда Испания уступила острова американцам, он понял, что его надежды не оправдались. Однако в то же время силы филиппинских революционеров получили контроль над большей частью островов, а американцы — только Манилу.
Хотя многие филиппинцы уже продемонстрировали в своей борьбе против испанцев, что они готовы рисковать своей жизнью ради независимости, правительство Соединенных Штатов было твердо намерено установить свой суверенитет над Филиппинами.Когда ни одна из сторон не пошла на компромисс, напряженность нарастала, и 4 февраля 1899 года произошло вооруженное столкновение между революционной армией Агинальдо и американскими войсками, оккупировавшими Манилу.
Последовала кровопролитная битва, в которой филиппинцы понесли большие потери (возможно, до 3000 убитых) и были вынуждены отступить. Американцы, столкнувшиеся с нехваткой войск и приближающимся сезоном дождей, могли сделать немного больше, чем улучшить свою оборонительную позицию вокруг Манилы и установить опорный пункт на нескольких островах к югу.Хотя Малолос, резиденция революционного правительства Агинальдо, перешел к американцам в марте, крупные наступательные операции не могли начаться до конца сезона дождей в ноябре. Затем в хорошо скоординированной атаке через центральную равнину Лусона американские подразделения рассредоточили революционную армию и едва не захватили Агинальдо.
Не видя никаких препятствий для их оккупации остальной части Филиппин после того, как из Соединенных Штатов прибыло дополнительное подкрепление, американцы пришли к выводу, что война подошла к концу, но когда они попытались организовать и управлять территорией, находящейся под их контролем, они вскоре понял, что филиппинская армия не была разбита.Он только изменил свою стратегию. Последовал период чрезвычайно сложной партизанской войны, когда американская надежда использовать добрые дела просвещенного колониального правительства для завершения процесса умиротворения была разбита, когда революционный террор и пропаганда убедили потенциальных пособников отказаться от своей поддержки. Хотя некоторые филиппинцы связали свою судьбу с американскими захватчиками, несмотря на опасности, большинство из них этого не сделали, и по мере нарастания разочарования в партизанской войне некоторые американцы прибегли к пыткам и жестоким ответным мерам в безуспешной попытке быстро положить конец конфликту.
Партизаны упорно боролись, чтобы повлиять на предстоящие президентские выборы в Соединенных Штатах, и армия не могла добиться больших успехов против них, пока будущее филиппинской политики Мак-Кинли оставалось под сомнением. Сосредоточив внимание на антиимпериалистической риторике противников Мак-Кинли, революционеры пришли к выводу, что Уильям Дженнингс Брайан и демократы имели хорошие шансы победить действующего империалистического республиканца, если война на Филиппинах продолжится.Агинальдо убеждал своих последователей в том, что все усилия революционеров помогут Брайану одержать победу в ноябре [4].
Победа на выборах президента МакКинли нанесла серьезный удар по моральному духу революционеров и предоставила прекрасную возможность для реализации нового подхода к умиротворению. Хотя армия продолжит использовать пряник ориентированного на реформы военного правительства, чтобы убедить филиппинцев принять американское правление, больше внимания будет уделяться и кнуту.Начиная с декабря 1900 года революционеры, захваченные американцами, могли ожидать депортации, интернирования, тюремного заключения или казни. В случае необходимости население будет повторно сконцентрировано вокруг американских гарнизонов, чтобы отделить партизан от помогающих им мирных жителей. Увеличение числа американских гарнизонов на островах улучшило бы способность армии защищать горожан от партизанского террора и запугивания, создав атмосферу, в которой филиппинцы, склонные оказывать поддержку американцам, могли бы делать это с большей уверенностью, а также активное патрулирование со стороны американцев. боевые единицы будут держать партизан в бегах.Быстрые действия военных судов против сторонников, агентов и террористов революции вынудят филиппинцев сделать выбор между американцами и их партизанскими противниками.
Успех американской кампании умиротворения стал очевиден почти сразу. Из-за нехватки припасов и постоянного бегства из армии многие партизанские отряды, страдающие от болезней, голода и уменьшения народной поддержки, утратили желание сражаться. К концу февраля 1901 года, когда моральный дух революционеров упал, ряд важных лидеров сдались добровольно, что сигнализировало о том, что ситуация, наконец, изменилась в пользу американцев.В марте группа филиппинских разведчиков под командованием Фредерика Фунстона захватила Агинальдо с помощью хитрой уловки, которую военные антиимпериалистические критики дома сочли неспортивной.
ТриумфFunston добавил импульса к краху на Филиппинах, а звезды бригадного генерала — на плечах Funston. Однако, как и в прошлом, американский оптимизм был преждевременным. Хотя гражданская комиссия, возглавляемая Уильямом Ховардом Тафтом, взяла под контроль колониальное правительство у военных в июле 1901 года, армейские операции по умиротворению продолжались.Избиение сорока восьми американских солдат на острове Самар спровоцировало ожесточенную кампанию там в конце года, и партизаны в провинции Батангас не были подавлены до тех пор, пока большая часть населения этого района не сконцентрировалась, а его внутренние районы не были выжжены. Даже после того, как военный министр объявил об официальном прекращении конфликта в июле 1902 года, филиппинские партизаны остались в поле.
Действия партизан, бандитов и аграрных повстанцев в годы после 1902 года, однако, никогда не ставили перед колониальным правительством задачу, сопоставимую с проблемой Агинальдо.В то время как подразделения армии работали над тем, чтобы подчинить воинственных мусульман южных Филиппин американскому контролю, силы безопасности гражданского правительства, 5000 человек филиппинских полицейских сил, поддерживали ненадежный мир на всех островах, лишь изредка помогая филиппинские разведывательные подразделения армии ( всего 5000 человек) и еще реже помощь американских армейских частей (около 15000 человек). Кампания по разгрому филиппинских революционеров и обеспечению безопасности филиппинской колонии для Соединенных Штатов явно увенчалась успехом.
Чем объяснить успех? В течение многих лет большинство комментариев о войне было сосредоточено на зверствах, совершаемых американскими солдатами. Во время войны антиимпериалисты обвиняли армию в «совершенной оргии грабежей и бессмысленного уничтожения собственности» [5] и говорили о «опустошении провинций, расстреле пленников, пытках пленных и безоружных людей». мирные граждане ». [6] Спустя долгое время после войны даже очень сокращенные описания филиппинской кампании в учебниках неизменно включали упоминания о« жестокостях »армии, а в популярной истории, опубликованной в 1989 году, было преувеличено утверждение, что« U.С. завоевание Филиппин было столь же жестоким, как и любой конфликт в анналах империализма »[7]. Описание водного лечения, в котором жертву удерживают и заставляют глотать удушающее количество воды до тех пор, пока не получите желаемое признание или информацию. или до тех пор, пока жертва не умрет или не станет слишком слабой для продолжения пыток, может быть удивительно ярким, и немногие авторы могли бы устоять перед соблазном включить хотя бы общее описание злодеяний, если бы у них было время.
Во время войны во Вьетнаме появился ряд статей, в которых повторялась прежняя антиимпериалистическая критика со ссылками на «политику террора» армии или ее «стандартную политику истребления». [8] Один автор даже утверждал, что «в некоторых приложениях» Американский подход к умиротворению был «геноцидным». [9] Хотя такие заявления подчеркивали ненаучный и полемический характер многого, что было написано о войне на Филиппинах, они также получили широкое признание. В результате, в той мере, в какой образованная общественность вообще имеет какое-либо представление о войне, это, несомненно, мнение американских солдат-расистов, подвергающих невинных филиппинцев лечению водой или марширующих с пением: «Проклятие, черт, проклятие филиппинцев».”[10]
Однако существует немало свидетельств в поддержку аргумента о том, что зверские военные действия, при всей их широкой огласке, не были ни главной, ни самой важной чертой армейского подхода к умиротворению, как признали в то время лидеры филиппинской революции. . Они опасались того, что они называли «политикой привлечения» армии — термином, используемым для описания такой деятельности армии, как создание школ, муниципальные органы управления и проекты общественных работ.Лидеры революции опасались, что американцам удастся добиться признания филиппинцами американского правления с помощью такой просвещенной политики, и многие лидеры партизан приказали совершить террористические акты против своего собственного народа в попытке противодействовать этому. Террор, однако, не помешал всем филиппинцам сотрудничать с американцами, поскольку армия создала положительный образ преимуществ колониального правления благодаря реформам, проведенным в оккупированных городах.
Ориентация руководства армии на реформы, а не жестокость, была наиболее важным элементом американского подхода к умиротворению.Буквально с того момента, как они заняли Манилу, американские офицеры начали усилия по реформированию городского управления и улучшению жизни людей, находящихся под их контролем, начав свою работу в то время, когда многие из них предполагали, что Соединенные Штаты не будут удерживать острова. . Позже, когда напряжение между американцами и филиппинскими революционерами нарастало, генерал Э.С. Отис, второй командующий экспедиционным корпусом, надеялся, что многие реформы, проведенные его военным правительством, позволят филиппинцам принять американское правление и избежать войны, продемонстрировав искренность. заявлений Мак-Кинли, подчеркивающих доброжелательные намерения Америки на островах.После начала боевых действий Отис продолжал верить в то, что просвещенное правительство было более важным инструментом умиротворения, чем силовые военные операции. Даже будучи осужденным некоторыми из его собственных людей за излишнюю осторожность, Отис упорствовал в политике умиротворения, делая упор на добрые дела, а не на более драконовские меры, в результате чего один корреспондент заметил, что американцы были «гуманны до военной слабости» [ 11]
Ряд офицеров разделяли взгляды генерала, и по мере того, как подразделения армии оккупировали территорию за пределами Манилы, командиры организовывали государственные школы, муниципальные органы власти, меры общественного здравоохранения и многие другие проекты с ориентацией на реформы.Генерал Артур Макартур, сменивший Отиса в мае 1900 года, продолжил приверженность политике умиротворения, опираясь на добрые дела военного правительства, чтобы положить конец войне, убедив филиппинцев в том, что американское колониальное правительство будет искренне заинтересовано в их благополучии. и можно было доверять. Макартур последовательно отклонял рекомендации тех подчиненных, которые призывали его принять крайне репрессивную политику, даже после того, как он пришел к выводу, что потребуются некоторые более жесткие меры, чтобы разорвать связь между партизанами и их сторонниками, не ведущими боевых действий.К счастью для Макартура, ряд офицеров на местах придерживался аналогичной точки зрения, и даже в самый разочаровывающий период партизанской войны, когда одни американцы совершали прискорбные акты жестокости, другие продолжали ориентированную на реформы работу военное правительство. [12]
Многие рассказы о филиппинской кампании ошибались, приписывая гражданскому правительству Уильяма Говарда Тафта признание за признание филиппинцами американского правления [13]. В действительности, хотя Макартур передал контроль над островным правительством Тафту в июле 1901 года, политика, проводившаяся правительством Тафта после этой даты, в большинстве случаев была не более чем продолжением усилий, начатых армией в предыдущие два с половиной года. .Работа гражданских властей действительно помогла добиться примирения между американцами и филиппинцами, а соблазн гражданского правительства был мощным стимулом для филиппинцев, которые хотели освободиться от ограничений военного режима, но истории о Тафте, спасающем своих «коричневых братьев» «От жестокости военного правления мифы. Фактически, Тафт выступал за более репрессивную политику умиротворения, чем та, которую задумал Макартур.
Тафт, а не военные, настаивал на депортации захваченных в плен революционных лидеров на Гуам, а Тафт, а не Макартур, хотел, чтобы филиппинцы, отказывающиеся сложить оружие, «считались преступниками и подвергались строжайшим наказаниям.[14] Тафт даже критиковал МакАртура за то, что он «слишком милосерден в замене смертных приговоров» осужденным террористам [15], а в своей частной переписке Тафт выказывал мало уважения или симпатии к филиппинскому народу. [16] В той мере, в какой филиппинцы были привлечены на сторону Америки благодаря работе просвещенного или проницательного колониального правительства, в период до 1902 года офицеры армии США заслуживают гораздо большего признания за свои достижения, чем Уильям Говард Тафт.
Хотя автор исследования американской социальной инженерии на Филиппинах в 1980 году категорически заявил, что «между прогрессивным движением в Соединенных Штатах и политикой, проводимой на Филиппинах, существует слабая связь», [17] работа военных Казалось бы, правительство предлагает многочисленные примеры политических и гуманитарных реформ, которые были сутью прогрессизма в Америке.Например, основная посылка, лежащая в основе упора военного правительства на образование, заключалась в том, что филиппинцы должны быть готовы участвовать в демократической политической структуре, которая, как предполагали офицеры, будет установлена на островах. Более того, реформаторская ориентация армейских офицеров была очевидна до решения Мак-Кинли захватить Филиппины и до начала войны. Реформаторская деятельность военных также началась слишком рано, чтобы представлять собой неискренний или прагматический ответ на требования умиротворения или колониального правительства.Напротив, желание участвовать в прогрессивной реформе, более подробно описанное в следующей главе, было кое-чем, что офицеры принесли с собой из дома.
То, что усилия армии по умиротворению на Филиппинах увенчались успехом, не вызывает сомнений, хотя историки по-прежнему расходятся во мнениях относительно того, как следует охарактеризовать эти усилия. В ходе войны филиппинцы во всех частях островов изменили свое мнение и верность, пока, наконец, как заметил один историк, «практически каждый член сопротивления не сотрудничал с американцами.[18] К сожалению, филиппинская сторона процесса, которая в конечном итоге привела к такому широкому сотрудничеству, еще полностью не понята, хотя кажется очевидным, что реакция филиппинцев значительно варьировалась в зависимости от времени, места и обстоятельств.
Многие представители консервативной филиппинской элиты, опасаясь, что в независимом правительстве могут доминировать военные оппортунисты или радикальные представители масс, поддержали американцев, в некоторых случаях начав сотрудничество еще до начала военных действий.Стабильность и порядок казались им важнее независимости. Другие филиппинцы, считая, что успешное сопротивление невозможно, без особого энтузиазма смирились с победой Америки. Кое-где члены элиты пытались сохранять позицию бдительного нейтралитета, выбирая сторону только тогда, когда угроза революционного террора или, особенно после декабря 1900 года, американского возмездия вынуждала их принять на себя обязательства. В других странах стремление к независимости и зарождающееся чувство филиппинского национализма побудили лидеров элиты продолжать борьбу против американцев еще долгое время после того, как большинство филиппинцев смирились с поражением.[19] В целом, однако, члены элиты признали, что пропасть между ними и их менее образованными, бедными соотечественниками гораздо труднее преодолеть, чем между ними и их американскими завоевателями. Один за другим они пришли к выводу, что принятие американского колониального правительства поможет им сохранить или укрепить свою власть и положение в филиппинском обществе, чем продолжение сопротивления, которое казалось все более бесполезным [20]. Для преданных революционеров задача сотрудничества была облегчена из-за чрезвычайно высокой корреляции между реформами, проводимыми американцами, и реформами, которых требовали от Испании интеллектуальные выразители революции.Было проигнорировано только стремление филиппинцев к полной независимости и немедленная экспроприация имений католических религиозных орденов [21].
Несомненный элемент оппортунизма присутствовал в положительной реакции многих филиппинцев на американцев. Люди, стремившиеся к политической власти или повышению статуса в борьбе за независимость и развитие филиппинского национализма, обнаружили, что такие корыстные цели также могут быть достигнуты путем сотрудничества с американским колониальным правительством.Филиппинцы, присоединившиеся к революции по экономическим причинам, вскоре увидели, что сотрудничество с американцами также может принести материальные выгоды или продвижение по службе. По мере того как военные успехи армии и давление кампании за умиротворение росли, росло и число оппортунистических филиппинцев, готовых связать свою судьбу с американцами. Другие филиппинцы, несомненно, отказались от революции, потому что они устали от войны или опасались последствий дальнейшего сопротивления.
Значительные трения, очевидные в рядах революции, оказались важным союзником американцев в их кампании умиротворения.Фрагментация революции началась еще в 1897 году, когда Агинальдо перехватил контроль над движением у его основателя Андреса Бонифачо, смерть которого от рук сторонников Агинальдо вызвала первый серьезный раскол среди революционеров. Смерть генерала Антонио Луны при аналогичных обстоятельствах в 1899 году усугубила напряженность, равно как и этнические и социально-экономические разногласия в филиппинском обществе. Произвольное правление филиппинских военачальников в районах, находящихся под их контролем, продемонстрировало, что филиппинская республика под руководством Агинальдо и его помощников, многие из которых были из тагалогоязычного региона Лусона, может оказаться не более демократичной, чем американское колониальное правительство.Крестьяне или другие филиппинцы, ожидавшие социальной революции, были отчуждены тенденцией правительства Агинальдо поддерживать местные элиты, многие из которых присоединились к революции только после того, как был обеспечен ее успех над колониальным режимом испанцев [22].
Несмотря на то, что напряженность внутри революции усилилась из-за американского присутствия, одно важное разделение в филиппинском обществе было замаскировано им, это разделение между либеральными революционерами, стремящимися усилить свою политическую и экономическую власть в модернизирующемся филиппинском государстве, и крестьянами, жаждущими стабильности и преемственности. традиционная деревенская жизнь.В то время как многие лидеры революции и их сторонники из элиты видели себя вовлеченными в дальновидное движение, преследующее такие «современные» цели, как экономическое развитие, рост мировой торговли и создание единого филиппинского государства, крестьянские партизаны, последовавшие за они часто искали совершенно иной мир, уходящий корнями в кажущееся утопическим, но, вероятно, мифическое прошлое, где жизнь была менее сложной и свободной от давления и ненадежности расширяющегося коммерческого сельского хозяйства и денежной экономики.Иногда цели филиппинского крестьянина, будь то социал-революционер или реакционер, имели мало общего с революцией элиты, образованного на Западе интеллектуала или оппортуниста [23].
Когда давление современного мира и расширяющиеся мегаполисы вторглись в их жизни, крестьяне сопротивлялись, не только участвуя в революции против Испании, а затем против американцев, но также участвуя в высокодуховных тысячелетних движениях или участвуя в социальном бандитизме. общие формы сопротивления, при которых крестьяне, находящиеся в состоянии стресса, наконец, подталкиваются к действиям.На Филиппинах такая реакция началась задолго до восстания против Испании и продолжалась еще долго после того, как революционные лидеры 1896 и 1898 годов присоединились к американцам в управлении колониальным правительством. Во время филиппино-американской войны столкновение между традициями и тенденциями модернизации, а также между элитой и массой сформировало сильные подводные течения, которые мало понимались, но имели большое значение в подрыве силы филиппинской революции.Американцы, с их упором на прогрессивные реформы и их тенденцию поддерживать интересы филиппинской элиты в ее столкновении с более традиционным или радикальным крестьянством, представляли собой убежище от капризов революционной фортуны для многих филиппинцев.
Цели Америки для мира в 1900 году не были полностью несовместимы со многими желаниями либеральных революционеров на Филиппинах, хотя Соединенные Штаты явно представляли угрозу их националистическим устремлениям.Интеллектуальные корни филиппинской революции уходят в Европу, и либеральное видение многих филиппинцев разделяет ряд американцев, которые в конечном итоге будут бороться против них. Это сделало американскую задачу завоевания легче, а филиппинскую задачу сопротивления — намного сложнее. Американцы могли кооптировать филиппинских революционеров, потому что во многих областях, таких как образование и муниципальное управление, американские и филиппинские цели были совместимы.
В 20 веке, когда марксизм, а позже и исламский фундаментализм заменили либерализм в качестве доминирующих идеологий революции во всем мире, возможности для кооптации значительно уменьшились, что значительно затруднило успешные кампании, подобные тем, которые проводились американцами на Филиппинах. если не невозможно.Ко времени войны во Вьетнаме у таких стран, как Соединенные Штаты, будет гораздо меньше общего, чем когда-то с мировыми революционерами.
Второй важный момент касается характера кампании умиротворения американской армии. Он не был основан на политике террора или жестокости; это не было «геноцидом». Напротив, он представляет собой пример подхода к контрреволюционной войне, который, казалось, был почти полностью отвергнут менее чем столетие спустя.
Многие американские командиры на Филиппинах никогда не упускали из виду две вещи. Во-первых, их цель состояла в том, чтобы добиться признания филиппинцами американского правления таким образом, чтобы заручиться поддержкой филиппинского народа и предотвратить необходимость удерживать Филиппины с помощью продолжающегося применения военной силы. Во-вторых, для достижения этой цели армия и колониальное правительство должны были предоставить приемлемые политические, экономические и социальные альтернативы тем, которые предлагали революционеры. Совместимость американского и филиппинского либерализма и прогрессивная ориентация армейских офицеров помогли американцам достичь своей цели — добиться признания филиппинцами американского суверенитета.
К сожалению, эти два вывода указывают на интересное противоречие. Если такие страны, как Соединенные Штаты, не имеют ничего общего с марксистскими революционерами или исламскими фундаменталистами, то политика, подобная той, что проводится на Филиппинах, не имеет большого значения. Но альтернатива — жестокие репрессии и попытка решить то, что на самом деле является политическими, экономическими и социальными проблемами, исключительно с помощью военной силы — поднимает серьезную моральную проблему для любого, кто придерживается традиционного либерального видения.Может ли цель оправдать средства, если средства настолько насильственны, что в процессе уничтожается сама цель? Этот вопрос подчеркивает главную дилемму, стоящую перед людьми, которые попытаются помешать революции любыми необходимыми средствами.
Американцам на Филиппинах повезло; им не пришлось делать трудный выбор. То, что они отстаивали, несмотря на свои отвратительные расистские и империалистические элементы, находилось в достаточной гармонии с желаниями многих филиппинцев, чтобы сделать их завоевание и умиротворение возможными, если не легкими.Великие державы, стремящиеся к таким целям, редко бывают такими удачливыми.
[1] Джон М. Гейтс, Schoolbooks and Krags: Армия США на Филиппинах, 1898–1902 гг. (Вестпорт, 1973).
[2] Джон М. Гейтс, «Умиротворение Филиппин, 1898–1902», в издании Джо Э. Диксон, Американские военные на Дальнем Востоке: материалы 9-го симпозиума по военной истории, ВВС США. Academy (Вашингтон, округ Колумбия, 1982), 79-91 и 261-264.
[3] См., Например, с.368 Денниса М. Дрю и Дональда М. Сноу, Когти орла: американский опыт войны, (База ВВС Максвелл: издательство Air University Press, 1988).
[4] Для более подробного обзора революционной стратегии и ее провала см. John M. Gates, «Philippine Guerrillas, American Anti-Imperialists, and the Election of 1900», Pacific Historical Review, 66 (1977), 51 -64.
[5] Мурфилд Стори и Джулиан Кодман, Отчет секретаря Рут: «Отмеченная серьезность» в войне на Филиппинах (Бостон, 1902), 11.
[6] Заявление сенатора Джорджа Фрисби Хоара, цитируемое в Ричарде Э. Уэлче-младшем, «Американские зверства на Филиппинах: обвинительное заключение и ответ», Pacific Historical Review , 43 (1974), 233.
[7] Стэнли Карнов, В нашем изображении: Американская империя на Филиппинах (Нью-Йорк, 1989), 196.
[8] Стюарт К. Миллер, «Наш My Lai 1900 года: американцы в восстании на Филиппинах», Transaction , 7, (1970), 19, и Лузвиминда Франциско, «Первый Вьетнам: США.Южно-Филиппинская война 1899 г., Бюллетень обеспокоенных азиатских ученых , 5 (1973), 12.
[9] Дэниел Б. Ширмер, Республика или Империя: Американское сопротивление Филиппинской войне (Кембридж, Массачусетс, 1972), 256.
[10] Текст, который автор прочитал на бакалавриате, содержал такую точку зрения. См. Thomas A. Bailey, The American Pageant: A History of the Republic (Boston, 1956), 629.
[11] Фредерик Палмер, «Белый человек и коричневый человек на Филиппинах», Scribner’s Magazine , 27 (1900), 85.
[12] Свидетельства реформаторской деятельности армейских офицеров в провинциях и высшее значение этих лиц см. В Brian McAllister Linn, The US Army and Counter-Strike in the Philippine War, 1899-1902 (Chapel Hill, 1989 ). См. Также Gates, Schoolbooks и Krags , esp. 54-155. Попытки продемонстрировать, что армия работает безуспешно или не ориентирована на реформы, иногда подрываются их собственными данными. См., Например, Вирджиния Фрэнсис Малруни, «Нет Виктой, нет побежденных: военное правительство Соединенных Штатов на Филиппинских островах, 1898–1901» (доктор философии).D. Diss., Калифорнийский университет, Лос-Анджелес, 1975 г.), гл. 5.
[13] См., Например, Уильям Дж. Помрой, «Умиротворение» на Филиппинах, 1898-1913 гг., France-Asie , 21 (1967), 444, и Дэвид Джоэл Стейнберг, «Двусмысленное наследие: Годы войны на Филиппинах », Pacific Affairs , 45 (1972), 170.
[14] Taft to Root, 21 сентября 1900 г., Elihu Root Papers, Библиотека Конгресса, Вашингтон, округ Колумбия
[15] Taft to Root, 31 октября 1900 г., Root Papers.
[16] Питер У. Стэнли, Нация в процессе становления: Филиппины и США, 1899-1921 гг. (Кембридж, Массачусетс, 1974), 64-67.
[17] Гленн Энтони Мэй, Социальная инженерия на Филиппинах: цели, исполнение и влияние американской колониальной политики, 1900-1913 гг. (Вестпорт, 1980), xvii.
[18] Гленн А. Мэй, «Филиппинское сопротивление американской оккупации: Батангас, 1899–1902», Pacific Historical Review, , 48 (1979), 554.
[19] Подробный анализ роли местной элиты в войне см. Glenn Anthony May, Battle for Batangas: A Philippine Province at War (New Haven, 1991).
[20] Различия в реакции элиты можно увидеть в сравнении: Теодоро А. Агонсилло, Малолос: Кризис республики (Кесон-Сити, 1960), 636-653; Джон А. Ларкин, Пампангцы: колониальное общество в филиппинской провинции (Беркли, 1972), 126–127; Май, «Филиппинское сопротивление», 554-556; и Норман Г. Оуэн, «Прекращение войны в Албае, 1900–1903», Pacific Historical Review, , 48 (1979), 564-569 и 581-589. Джейн Слихтер Рэгсдейл, «Как справиться с янки: филиппинская элита, 1898–1902» (Ph.D. Diss., University of Wisconsin, 1974) подчеркивает разнообразие участия элиты в филиппинской революции. Для проницательного взгляда на долгосрочные последствия сотрудничества элиты с американцами см. Steinberg, «Ambiguous Legacy», 165–190.
[21] Краткое изложение требований противников испанского колониального правления появляется в Teodoro A. Agoncillo, The Revolt of the Mass: The Story of Bonifacio and Katipunan (Quezon City, 1956), 18-31 and James А. Лерой, Американцы на Филиппинах , I, 63-73.
[22] О смерти Бонифачо см. Агонсилло, Восстание масс, , гл. 14 и 15. По поводу Луны см. Agoncillo, Malolos , 498-539. Раскол между крестьянскими социальными революционерами и более консервативными революционными движениями, возглавляемыми Агинальдо, подробно описан в Милагрос Камайон Герреро, «Лусон на войне: противоречия в филиппинском обществе, 1989–1902» (доктор философии, Мичиганский университет , 1977).
[23] Дэвид Р. Стертевант, Народные восстания на Филиппинах, 1840-1940 гг. (Итака, 1975), фокусируется на тысячелетних аспектах крестьянского ответа на революцию.См. Особенно гл. 5 и 6. Герреро, «Лусон в войне», 164–168, прямо отвергает интерпретацию Стертеванта и утверждает, что крестьяне были социальными революционерами.
Вернуться к содержанию
pacification — WordReference.com Словарь английского языка
Краткий английский словарь Коллинза © HarperCollins Publishers ::
pacification / ˌpæsɪfɪˈkeɪʃən / n- акт, процесс или политика умиротворения
pac • i • fy / ˈpæsəˌfaɪ / USA произношение v.[~ + Объект], -fied, -fy • ing.
- , чтобы привести или восстановить состояние покоя: няня пыталась умиротворить кричащего ребенка.
- для приведения в порядок, часто с применением силы; покорить: армии было приказано умиротворить прилегающую территорию.
pa • cif • i • cate (pə sif ′ i kāt ′), США произношение v.т., -cat • ed, -cat • ing.
- усмирить.
- Latin pācificātus (причастие прошедшего времени от pācificāre для заключения мира). См. Pacify, -ate 1
- 1640–50;
pa • cif ′ i • ca′tor , n.
pa • cif • i • ca • to • ry (pə sif ′ i kə tôr′ē, -tōr′ē), США произношение прил.
Полный словарь американского английского WordReference Random House © 2021
pac • i • fy (pas ′ ə fī ′), США произношение v.т., -fied, -fy • ing.
- для приведения или восстановления состояния мира или спокойствия;
тихий;
спокойствие: успокоить разгневанного человека. - для удовлетворения: для удовлетворения аппетита.
- , чтобы перейти в состояние подчинения, особенно. военной силой;
покорить.
- Latin pācificāre , чтобы заключить мир. См. Pacific, -fy
- поздний среднеанглийский 1425–75
pac ′ i • fy′ing • ly , нареч.
- 2. См. Соответствующую запись в Несокращенный текст успокаивает, успокаивает, успокаивает.
- 2. См. Соответствующую запись в Несокращенный гнев, ярость.
‘ pacification ‘ также встречается в этих записях (примечание: многие из них не являются синонимами или переводами):
Война против народа: Израиль, палестинцы и глобальное умиротворение: 9780745334301: Халпер, Джефф: Книги
«Военные и силовые организации восстанавливают социальное и политическое пространство, в котором мы живем.Эту книгу следует прочитать всем, кто хочет понять этот процесс. Это не только ключ к расшифровке политики Израиля в Палестине, но и одно из самых ясных объяснений, которые я когда-либо читал о том, насколько важен Израиль / Палестина в мире … Книга Джеффа Халпера ясно и структурированно обращается к одному из самых сложных и все же чрезвычайно важные темы секьюритизации нашего общества. Его книга открыла мне глаза, и ее было интересно читать ».
» «В течение 18 лет Хальпер находился на передовой израильско-палестинского конфликта, помогая восстанавливать дома палестинцев на оккупированных территориях, разрушенных Израилем. Война против народа предполагает, что Израиль предоставляет уникальное окно для некоторых из наиболее важных недавних событий в том, что он называет «секурократической войной». Главный тезис книги возник, когда он пытался понять, почему крошечный Израиль бьет намного выше своего веса в экономическом, политическом и военном отношении ».
— Counterpunch« Война против народа — действительно устрашающая книга. По сути, Хальпер дает исчерпывающий обзор израильских оружейных технологий.Это смелая, злая, непослушная книга, которая вселяет страх, но также и надежду ».
— Электронная интифада« Война против народа рассматривает торговлю Израилем военными и охранными товарами и показывает, как эта деятельность преобразуется в политическое влияние. [Он] направлен на то, чтобы вооружить активистов достаточными знаниями о глобальном умиротворении и о том, как он поддерживает мировую систему, чтобы они могли сформулировать эффективную программу борьбы с безопасностью и гегемонией ».
— Dissident Voice« Халпер контекстуализирует глобализацию Израиля Палестины в капиталистической мировой системе.«
— Consortium NewsПохвала за предыдущую работу:« Вдохновение. Его голос взывает к тому, чтобы быть услышанным ».
— Джонатан Кук, автор книг «Кровь и религия», «Израиль и столкновение цивилизаций» и «Исчезающая Палестина»«Это важная книга для всех, кто заботится о мире, бедственном положении палестинского народа и роли Израиля в В своем увлекательном тезисе Халпер ставит израильскую оккупацию палестинских территорий в центр своей роли в транснациональном военно-промышленном комплексе и в том, что он называет индустрией умиротворения.Смелая, аналитическая и новаторская книга от выдающегося деятеля и мыслителя ».
— Эндрю Файнштейн, автор книги «Теневой мир: изнутри мировой торговли оружием» «С 1967 года Израиль нарушил многочисленные международные законы, заселив Западный берег, регулярно несоразмерно вторгаясь в Газу и частые внесудебные казни. Американо-израильские. ученый и активист Хальпер стремился обнаружить источник кажущейся неприкосновенности Израиля ».
— В эти времена«Эссе Халпера о« матрице контроля »Израиля является классическим, даже каноническим.Теперь, в Войне против народа , он радикализирует аргумент, чтобы развить глубоко тревожное видение того, что он называет «секурократическими войнами в глобальном боевом пространстве». Редкое сочетание теоретического воображения, эмпирической чувствительности и политической страсти ».
— Дерек Грегори, Университет Британской Колумбии и автор книги «Колониальное настоящее: Афганистан, Палестина, Ирак»«Хальпер не уклоняется от нестандартных позиций».
— The Progressive«Военный истеблишмент Израиля приватизирует оружейный сектор и продает эту технологию за границу.Израильский писатель и активист Хальпер утверждает в Войне против народа , что оккупация не является бременем для Израиля, а является «ресурсом», потому что она дает еврейскому государству возможность испытать оружие и наблюдение в полевых условиях на палестинцах, а также помощь другим государствам в их военных и разведывательных потребностях ».
— The Nation« В этой убедительно написанной и чрезвычайно информативной книге Джефф Халпер исследует ключевую роль Израиля в «глобальной индустрии умиротворения».«Полученные в результате союзы не только позволяют Израилю увековечивать оккупацию Западного берега и сектора Газа; функция последнего в качестве человеческой лаборатории для «матрицы контроля» Израиля дополнительно делает оккупацию незаменимой для израильской индустрии безопасности и глобального позиционирования. Война против народа — превосходный, показательный и доступный анализ «политики безопасности» Израиля и меняющегося характера умиротворения во всем мире в двадцать первом веке ».
— Муин Раббани, Институт палестинских исследований и соредактор, Jadaliyya«Блестящая книга, глубина политической проницательности которой основана на духе одного из самых вдохновляющих политических активистов мира.В нем показано, как война Израиля с палестинцами стала одновременно моделью и лабораторией для глобальной войны против народа ».
— Эяль Вейцман, ювелиры Лондонского университета и директор Центра исследовательской архитектуры«Это чрезвычайно важное и хорошо изученное исследование служит напоминанием о том, что поддерживаемый США израильский милитаризм и его разрушительное гуманитарное воздействие не уникальны и не видны. в изоляции. Халпер убедительно утверждает, что это часть еще более тревожного глобального явления, которое выходит далеко за пределы Израиля и угрожает жизни и гражданским свободам не только палестинцев, но и людей во всем мире.
— Стивен Зунес, Университет Сан-Франциско«В своей новой книге Война против народа Джефф Халпер исследует взаимосвязь между военно-промышленным комплексом Израиля и оккупацией Палестины .