Суицидальный: Интернет-служба экстренной психологической помощи

Суицидальный синдром

  • Россия входит в первую тройку государств с самыми высокими показателями самоубийств на душу населения, а по числу суицидов среди мужчин является мировым лидером.
  • Показатель самоубийств среди российской молодежи значительно выше, чем в других странах.
  • В целом в мире уровень суицида медленно, но снижается, быстрее всего – в Европе, где количество самоубийств с 2000 года снизилось примерно на четверть.
  • В последнее время многие специалисты связывают суицидальные наклонности у молодежи с индустрией интернета.

Сергей Медведев: Начнем с тревожной статистики: Россия является третьей в мире страной по количеству самоубийств на душу населения. Среди мужчин она и вовсе мировой лидер. Каждые 12 минут в стране кто-то кончает с собой. Пока будет идти эта программа, четыре или пять человек покончат с собой. В чем причины этого явления – экономические, социальные, культурные?

Видеоверсия программы

Корреспондент: В России показатель самоубийств среди молодежи значительно выше, чем в других странах. Тут целый комплекс проблем – школа, семья, отношения, алкоголь. В последнее время многие специалисты связывают суицидальные наклонности у молодежи с индустрией интернета. Роскомнадзор изредка блокирует тематические сайты и группы в соцсетях, но этого мало.

Если говорить о профилактике самоубийств, то в стране нет общероссийской службы телефона доверия: все номера ориентированы скорее на определенные социальные группы – дети, подростки, представители ЛГБТ, неизлечимо больные и их близкие.

В целом в мире уровень суицида медленно, но снижается, быстрее всего это происходит в Европе, где количество самоубийств с 2000 года снизилось примерно на четверть. Но говорить о существенном снижении уровня суицида в России пока рано. Алкоголизм, бытовые проблемы, долги, домашнее насилие – множество этих факторов присутствуют во многих российских семьях.

Сергей Медведев: Наши сегодняшние гости – экономический обозреватель Борис Грозовский и Сергей Ениколопов, завотделом медицинской психологии Научного центра психического здоровья РАМН.

Самоубийство – это признак современного общества?

Сергей Ениколопов: Нет. Мы знаем, какое количество знаменитых людей в древнеримской истории покончили с собой, включая Ганнибала и Клеопатру. Если же говорить о причинах самоубийств, то росту этого явления способствует их эстетизация.

Сергей Медведев: И это как раз признак современной культуры?

Сергей Ениколопов: Да. Но то, что мы несколько последних лет активно обсуждаем: группы смерти в интернете и прочее, – это вещи более провокативные, а вообще сообщения о самоубийствах в СМИ даже имеют название – «эффект Вертера». Вышел роман Гете «Страдания молодого Вертера» – и пошла волна самоубийств.

Сергей Медведев: То есть это заразная вещь в медийном обществе?

Сергей Ениколопов: Да. В тех странах, которые разрабатывают государственные программы профилактики суицида, на первом месте идет давление на СМИ, регуляция того, чтобы такие сообщения не были сенсационными, чтобы сообщения даже о селебрити были на последних скрытых страницах, но никак не на первой.

Сергей Медведев: Речь, видимо, идет не о цензуре, а о способе подачи этой информации.

Мы знаем, какое количество знаменитых людей в древнеримской истории покончили с собой, включая Ганнибала и Клеопатру


Сергей Ениколопов: Тем не менее, по миру идет волна самоубийств. Вот когда самоубийством покончил Курт Кобейн, начинается цепочка самоубийств. Была цепочка с самоубийством Есенина, Маяковского и прочих. Чем более знаменит человек или чем больше он похож… Это опасно в случае с подростками: схожесть ситуаций, схожесть человека…

Сергей Медведев: Борис, но в целом статистика самоубийств совпадает с какой-то экономической кривой, с благосостоянием общества, коррелируется со степенью его модернизации? Все-таки в патриархальном, традиционном обществе самоубийства жестко табуированы. Даже в кавказских регионах России с традиционным патриархальным укладом этого очень мало.

Борис Грозовский: Сначала хочу озвучить несколько цифр. Среднее по миру число самоубийств – это 10,5 на 100 тысяч населения в год, то есть примерно 10 из 100 тысяч. У нас – 26 в расчете на 100 тысяч. А если смотреть на статистику смертности в целом, то «Демоскоп» недавно приводил данные: среди всех смертей это 1,3%, а если брать смертность от внешних причин, не связанных со здоровьем, то это 13,6%. С другой стороны, в той публикации, цифры из которой были озвучены в начальном сюжете, ВОЗ берет цифры за 2016 год, и там говорится, что всего в России почти 45 тысяч человек покончили жизнь самоубийством. Но данные за 2017 год по «Демоскопу» – это уже не 45 тысяч, а чуть больше 20. И вот тут вопрос – как может эта цифра таким образом прыгать?

Сергей Ениколопов: Эта цифра прыгает легко. Если ссылаться на тот же «Демоскоп» и Росстат, то у нас 15,4 на 100 тысяч. Это тоже не очень хорошо, но не 26. Есть чистые самоубийства, а есть смерть от повреждений с неизвестными намерениями (например, человек мыл окно и выпал, пытался подышать свежим воздухом и тоже упал, то есть большое количество людей, смерть которых непонятна).

Вот эти повреждения ВОЗ нам приплюсовывает – отсюда и 26.

Кстати, в случае с Кавказом, как и с многими другими республиками, надо еще учитывать географический фактор: где много солнца, там мало самоубийств. А если посмотреть на европейские страны, то пускай голову пеплом посыпает не Норвегия: это уникальная страна, – а Швеция, Финляндия была одной из самых опасных. А какая-нибудь Греция, Италия и прочие – они никакие.

Сергей Медведев: А есть распределение по сезонам?

Сергей Ениколопов: В темное время года, конечно, больше самоубийств. Слава богу, что Москва стала себя освещать. А вот то, что у нас зимой не выпадает белый снег, плохо.

Борис Грозовский: Среди мужских самоубийств, по данным ВОЗ, лидируют Гайана и Лесото, где вроде бы с солнцем все в порядке.

Сергей Ениколопов:

Гайана и Лесото живут в не очень понятном для нас религиозном режиме, мы не знаем культуральных вещей. Тут имеют значение культуральные, географические, климатические, религиозные особенности и какие-то местные вещи. Сложно пытаться найти одну причину.

Я даже догадываюсь, почему ВОЗ с предубеждением относится к нашим цифрам.

В Советском Союзе было несколько этапов отношения к самоубийствам. В 20-е годы к ним относились вполне серьезно, были исследования: мой предшественник на посту заведующего Лабораторией медицинской психологии в Институте психиатрии в 1925 году публиковал работы по анализу социологических причин самоубийств подростков в Москве, наш знаменитый криминолог Гернет писал об этом.

Но победил идеологический примат, что все суициды – во-первых, пережитки прошлого, во-вторых, имеют социальные причины. И не случайно становятся секретными цифры, обсуждается, что если человек покончил или пытался покончить суицидом, то это, конечно, психически нездоровый человек: невозможно в хорошем обществе заниматься нехорошими делами. Поэтому пропадает и научно-исследовательский интерес к этому.

И мы все должны быть благодарны профессору Амбрумовой, которая разными хитрыми способами пробила возможность говорить о суицидах и помогать суицидентам.

Борис Грозовский: По-моему, советская власть относилась к самоубийствам как к тому, что могут совершать несознательные люди: они недостаточно поверили в идею коммунизма. Например, у литературных критиков была большая проблема с Есениным и Маяковским. С одной стороны, они классики…

Сергей Ениколопов: Да, можно вспомнить Маяковского, «На смерть Есенина»: «В этой жизни//помереть// не трудно.// Сделать жизнь//значительно трудней».

Борис Грозовский: …но при этом надо сказать, что они так с собой поступили. А самая большая проблема была с Александром Фадеевым, автором «Молодой гвардии».

Сергей Ениколопов: Ну, это просто замолчали.

Борис Грозовский: Это же совсем сознательный гражданин, как же он так поступил?!

Сергей Ениколопов: В конце 20-х была большая партийная дискуссия на тему: «Может ли большевик покончить с собой?» Читать это сейчас даже иногда смешно. На полном серьезе обсуждалось: а вот если большевик попал в лапы белой контрразведки, его пытают, и он боится, что выдаст товарищей?.. Кто-то говорил, что это правильно. И вдруг какой-то довольно известный партийный персонаж говорит: «А если вдруг части Красной Армии освободят город, а он уже покончил с этой жизнью?!» Борца уже нет. Конец 20-х – там все было очень серьезно. Тогда никто не обращал особого внимания на то, что потом стало называться «посттравматическим стрессом», разочарованием участников революции и Гражданской войны в том, за что они боролись.

Борис Грозовский: А «Как закалялась сталь» – это во многом история про то, как человек, оказавшись в трудной ситуации, не прибег к этому способу, а сумел вырваться.

Сергей Медведев: Это уже советская биополитика, которая говорит, что твоя жизнь тебе не принадлежит, твое тело принадлежит не тебе, а государству.

Сергей Ениколопов


Сергей Ениколопов: После Дюркгейма стало ясно в социологическом плане, что самоубийство – один из индикаторов неблагополучия социальной жизни.

Борис Грозовский: Но Дюркгейма в СССР при Сталине не читали.

Сергей Ениколопов: Его читали до этого. Работа Дюркгейма 1897 года «Самоубийство» была почти тут же переведена на русский.

Сергей Медведев: По Дюркгейму суицид – признак аномии? Он выделяет альтруистическое, эгоистическое и аномическое самоубийство.

Сергей Ениколопов: Да, но основное, когда мы выводим то, что осталось от Дюркгейма, усиленное Мертоном и прочими, – это то, что можно назвать теорией напряжения, когда аномия дает толчок к разного рода вещам – от алкоголизма, преступности, уходов хоть в монастырь, хоть в хиппи – и до уходов из жизни.

Сергей Медведев: Об этом же рассуждает Ксения Чистопольская, медицинский психолог больницы имени Ерамишанцева.

Ксения Чистопольская: Особенности суицидального нарратива – это ощущение себя как обузы, чувство одиночества, неспособность переключаться с труднодостижимых целей на более достижимые или делить труднодостижимые цели на какие-то ступеньки. Некоторые люди ждут, что все случится сейчас, немедленно, а если не случается, то это очень больно, обидно и неприятно. Или они пытаются достичь цели, но она не дается им сразу, и они не могут переключиться на что-то более легкое, но не менее интересное.

Очень предрасположены к суицидальным переживаниям люди, склонные к болезненному перфекционизму, которым кажется, что нельзя показывать свою слабость, признавать ошибки. Им свойственно очень тяжело переживаемое чувство стыда в соответствии с какими-то вещами, которые они воспринимают как неудачи. Соответственно, это ведет к ощущению западни и отсутствия выхода.

Группы смерти в той или иной форме существуют. У нас были ребята, которые лечились после того, как потусовались там. Сейчас стали обращать внимание на маленьких детей, буквально восьми-десяти лет: их как-то находят в интернете и подводят к этому, хотя, конечно, это двоякий процесс: люди находят друг друга. Возможно, у ребенка были переживания, даже неосознанные, может быть, это просто какое-то чувство тоски, нехватка родительского внимания.

Предрасположены к суициду люди, склонные к болезненному перфекционизму, которым кажется, что нельзя показывать свою слабость, признавать ошибки


В неблагополучных семьях есть другое: физическое и сексуальное насилие над детьми, которые ребенок воспринимает очень болезненно, и этот шлейф травмы тянется за ним. Это не культ смерти, просто человек погружен в очень тяжелые воспоминания и атмосферу насилия, из которых очень трудно выбраться.

Сергей Медведев: Как я понимаю, в период взросления, становления личность ближе всего подходит к идее суицида.

Сергей Ениколопов: Подростки – опасная возрастная категория и для убийств, и для самоубийств, потому что идет поиск идентичности, еще нет ярко выраженной индивидуальности, твердой уверенности. Агрессия и аутоагрессия – это реакция на угрозу моему «я». Если оно у меня устойчивое, я знаю себе цену, то меня трудно сбить любым стрессам. Если же оно неустойчивое, то и мелочь может задеть.

Сергей Медведев: А человек думает: вот я сделаю это и докажу всем, и все поймут, что я значил в жизни!

Сергей Ениколопов: Культура и общество все время привносят перфекционизм как ценность – нужно быть лучшим, перфектным. А это обоюдоопасное оружие: любая неудача является стрессом. Время от времени начинают поднимать шум вокруг ЕГЭ как источника суицидов. Опасна даже сама идея оценок.

Сергей Медведев: В финской системе образования очень часто отказываются от оценок.

Борис Грозовский: Была большая тревога по поводу подростковых групп в соцсетях. Она мне кажется безумно преувеличенной: не так уж и легко подтолкнуть человека к смерти. Одно время в России был очень высокий показатель суицида в армии. Но там понятно: если над кем-то издеваются, изо дня в день насилуют, то он либо берет автомат и расстреливает своих однополчан либо пытается как-то разобраться с собой. А группы в сетях – это немножко не та история. И если беспокоиться по поводу подростковых самоубийств, то нужно говорить не об этих группах, а о том, что школа, как и армия, в России является, по сути дела, тюрьмой.

Сергей Медведев: По Фуко – дисциплинарным институтом.

Борис Грозовский: А мы отдаем туда детей на 10 или 11 лет!

Сергей Ениколопов: Во всем мире школа, казарма…

Борис Грозовский: В финских, канадских, американских, австралийских школах совсем другой климат!

Сергей Ениколопов: Финляндия – одно из первых государств, которое разработало государственную антисуицидальную программу. Но как только ее перестали субсидировать, суициды опять поднялись: алкоголизация.

Сергей Медведев: Кстати, генетика ничего не нашла.

Сергей Ениколопов: Гена самоубийства не существует.

Борис Грозовский: А ген депрессивности?

Сергей Ениколопов: С геном депрессивности все в порядке. Что еще очень важно – это история. Когда в семье десятый предок, а как правило, ближе, покончил с собой, это более сильно. И когда это внутри сообщества – то же самое. Вот почему нужно серьезно относиться к сайтам смерти и подобным вещам. Это подсказка выхода из ситуации, которая кажется безнадежной. Человек будет хвататься за любую подсказку.

По «Евроньюс» года четыре назад была передача о венгерском селе, где стоит старое дерево. И несчастный священник говорит: «Сколько я ни призываю жить и не вешаться на этом дереве, – вешаются после экзаменов, после неудачных свиданий…» Вот это и есть тот самый исторический случай – вот она, традиция способа выхода.

Почему опасны все эти сайты? Есть аналог, за который еще не взялись: АУЕ (арестантский уклад един). Их посещают миллионы, а в тюрьмы идет меньшее количество. Такая культура существует, она вам предлагается, и если вы хотите ее выбрать, то вы ее выбираете. Почему мы много говорим о культуре, о книжках, о кино – эти феномены подсказывают способ жизни.

Сергей Медведев: То есть это убедительная ролевая модель, которая является очень сильным заявлением в современном обществе?

Сергей Ениколопов: Конечно! Кто-то начитался «Трех мушкетеров» и твердо уверен, что «один за всех и все за одного».

Борис Грозовский


Борис Грозовский: С одной стороны, мы не доверяем нашей статистике и предполагаем, что, возможно, число самоубийств занижено. С другой стороны, в последние 20–25 лет число самоубийств в России все-таки устойчиво снижается. Один пик был в середине 90-х, предыдущий – в середине 80-х, и вот с середины 90-х идет медленное и неуклонное снижение. 25 лет назад этот показатель был намного выше, чем сейчас.

Сергей Медведев: По-моему, у мужчин доходило до 90 на 100 тысяч населения.

Сергей Ениколопов: Это как раз возвращает нас к роли аномии. Не дай бог жить в эпоху перемен – вот почему середина 80-х. Если перевести Дюркгейма на бытовой язык: когда нет устойчивых правил игры, нет структурированного общества, когда институционально заявленные цели не совпадают со средствами, мы видим, что получается. 90-е годы – это жуткая яма.

Борис Грозовский: И по убийствам, и по самоубийствам.

Мы много говорим о самоубийствах в отсутствии разрешенной эвтаназии. Это жестоко: мы не разрешаем людям, больным неизлечимой болезнью, которым жизнь не приносит ничего, кроме страданий, уйти по собственной воле, отказывая им в субъектности, доводим их до «естественного» конца, и при этом возмущаемся числом самоубийств.

И еще одно. Есть же более широкий социопсихологический феномен – поведение, ведущие к самоубийству, когда человек, скажем, изо дня в день накачивает себя алкоголем или наркотиками. Он может оказаться в статистике как умерший от передоза, а не совершивший самоубийство, но он это самоубийство планомерно совершал на протяжении ряда лет, наращивая дозы и их регулярность.

Сергей Медведев: Я не думаю, что алкоголики рассматривают это как медленное самоубийство.

Борис Грозовский: По факту это так. Или, например, когда человек едет по МКАД на скорости 220 километров в час, это тоже самоубийственное поведение.

Сергей Ениколопов: Это очень разные вещи. Вы как наш Минздрав: лучше быть трезвым, некурящим и выполнять все предписания врача, тогда умрете счастливым, потому что у вас будет Альцгеймер или Паркинсон.

Сергей Медведев: Или доживете до рака.

Алкоголь в каких-то случаях выступает в роли антидепрессанта: Минздрав этого не сообщает, но мы-то знаем!


Сергей Ениколопов: Нет, с раком они будут бороться, а вот реально здоровый человек будет умирать, не понимая, что он умирает. А алкоголь в каких-то случаях выступает в роли антидепрессанта: Минздрав этого не сообщает, но мы-то знаем!

Сергей Медведев: Но в целом есть корреляция между алкоголизмом и уровнем самоубийств или это работает в оба конца?

Сергей Ениколопов: В оба.

Борис Грозовский: Алкоголь – это применительно к случаям, когда человек целенаправленно и планомерно доводит себя до «белой горячки».

Сергей Ениколопов: Если в обществе есть аномия, то люди просто уходят из этого общества в алкоголики, бродяги и наркоманы. Они бегут от социума.

Сергей Медведев: А есть статистика объявленных самоубийств и удавшихся самоубийств? Ведь очень часто самоубийство – это некое намерение, крик о помощи, вскрытые вен в надежде, что тебя сейчас найдут, вылечат и успокоят. Видимо, таких ситуаций в разы больше, чем самих самоубийств?

Сергей Ениколопов: Безусловно.

Сергей Медведев: И больше ли тут вероятность, что человек попробует снова?

Сергей Ениколопов: У Ксении Чистопольской в одной из работ показано, что есть два класса людей, пытавшихся покончить счеты с жизнью. Одни имеют свою временную перспективу, план на будущее, какие-то цели, и у них резко падает вероятность повторного самоубийства, а у тех, у кого нет временной перспективы, происходят повторные попытки: это тупик.

Сергей Медведев: Борис, какова картина по регионам? Как я понимаю, в Москве и Петербурге самоубийств гораздо меньше.

Борис Грозовский: Да. В лидерах Бурятия, Еврейская автономная область, Забайкальский край, Алтай, Амурская область, Чукотка, Курган, Удмуртия, Хакасия, Коми, Якутия.

Сергей Медведев: Это как-то связано с уровнем алкоголизма, депрессии?

Сергей Ениколопов: Проблема не в уровне алкоголизма, а в том, что алкоголизм является индикатором неблагополучия людей в регионе. У каждой болезни есть несколько симптомов. Если мы будем лечить один симптом, то вовсе не обязательно вылечится второй. Бросимся бороться с алкоголизмом – появится реализм, человек увидит, в каких условиях он живет, и тоже совершит суицид. Те, кто принимает решения на большом социальном уровне, должны обращать внимание на эти регионы не только из-за суицида, но и из-за алкоголизации, преступности и всех неблагополучных индикаторов.

Сергей Медведев: Почему в России такое сильное преимущество суицида у мужчин?

Борис Грозовский: В шесть с половиной раз! Одна из версий – это то, что мужчины в большей степени, чем женщины, нацелены не на поддержку домашнего очага, а на достижение каких-то результатов – профессиональных, коммерческих, карьерных.

Сергей Ениколопов: Их так и воспитывают.

Борис Грозовский: Конечно, с этим большие проблемы и в последние 12 лет, когда экономика не растет, и в целом за последний период в 30 с лишним лет со всеми этими нашими экономическими преобразованиями. Но, опять же, я не знаю, насколько это верно. Если смотреть на региональный разрез, едва ли Чукотка с Якутией более депрессивные регионы, чем Костромская и Псковская области. Может быть, тут дело в том, что когда ты находишься в совсем тяжелых условиях: плохая экология, далеко от города, а в этом городе нет быстрого экономического развития, – у тебя ощущение, что ты заперт и нет ничего другого. Но из костромского села ты хотя бы можешь перебраться в более живой Ярославль, из Псковской области – в совсем живой Петербург. А куда выбраться из чукотской глубинки?

Сергей Ениколопов: Во-первых, известно, что женщины более стрессоустойчивы, чем мужчины: так нас создала природа. Во-вторых, в нашей культуре мужчина заострен на успех, на достижения. Во всем мире отмечается, что одна из причин мужского суицида – это потеря престижа. Отсюда суициды при безработице, угрозе социальному положению и так далее, когда роль «победителя» поставлена под угрозу.

Борис Грозовский: Или при угрозе разоблачения, как при коррупционных скандалах, например.

Сергей Ениколопов: Это патриархальный след, вполне определенное давление на воспитание мальчиков: это во всем мире так.

Сергей Медведев: Ты добытчик, ты должен быть успешен…

Сергей Ениколопов: Ты должен, должен, должен, а любая неудача воспринимается как позорная страница жизни.

Сергей Медведев: Очевидное объяснение высокого веса мужских самоубийств: женщины больше, а мужчины меньше говорят о своих проблемах, считая это неким позором. Важный выход из темы самоубийств – в коммуникации, в разговоре, в том, чтобы общество осознало себя обществом социальности. Именно через нашу общую коммуникацию, через наше общение социальное спасет биологическое – человеческую жизнь. И здесь важна роль психологов.

Суицидальный криз | Журнал Практической Психологии и Психоанализа

Год издания и номер журнала: 

2019, №1

Аннотация

В статье суицидальный акт рассмотрен как способ удержания в бессознательном интрапсихического конфликта, связанного с проблематикой потери.

Ключевые слова: суицидальный акт, психологический кризис, психологическая боль, потеря объекта, защитные механизмы.

Вместо введения

Данная статья отражает несколько лет моей работы в качестве «клинициста» в отделении Скорой помощи. Она берет свои корни в некоторой «необходимости» размышления, в том внутреннем «профессиональном» диалоге, который несёт в себе что-то сходное с надежной, с надеждой на некоторое «откровение». Работа в Скорой помощи часто носит чрезвычайный характер, в связи с этим ядром этой работы чаще является «повторение», чем «осмысление». В представленной статье речь пойдёт о психическом кризисе – суицидальном акте, в его эфемерности и интенсивности.

Наша работа опирается на клинический случай, пациентки Валерии, которая поступила в отделение скорой помощи после «попытки суицида» она же «ПС», иногда к этой аббревиатуре прибавляется слово «демонстративная» или «крик о помощи». Данный термин, в отделении скорой помощи, часто принимает форму полноценного диагноза. Термин «демонстративная» также может нести в себе форму отрицания психического страдания, которое сопровождает суицидальный акт. Часто, только страдание семьи и близких принимает очевидный характер, и может быть услышано. «Крик о помощи» не услышан, не принят, он принимает форму «несправедливости» по – отношению к близким пациента: «Они этого не заслуживают».

В случае первой попытки суицида, наблюдается тенденция говорить о «неосторожности», чем о «крике о помощи». Этот термин употребляется медицинскими работниками в защитной форме, как реакция на агрессивное, деструктивное поведение пациентов по отношению к их профессиональной позиции, которая заключается в лечении и спасении жизней в рамках оказания скорой помощи.  В то же время, параллельно, попытка суицида систематически имеет тенденцию восприниматься как «демонстративная». В этой тенденции прослеживается некоторое облегчение: «это всего лишь демонстрация». Смерть как желание и как возможный итог суицидального акта подменяется криком о помощи. Вопрос смерти отбрасывается, «крик о помощи» всегда на стороне жизни.

Смерть через суицид близкого человека всегда есть страдание для его окружения. Как можно «вписать» желание близкого умереть в систему отношений с другими членами семьи? Человек, который выжил после суицида (когда суицид стал «попыткой суицида»), тут же попадает в тесный клубок отношений. Присутствие родственников и близких во время госпитализации прекрасно это подтверждает. Каждый пытается найти, дать смысл поступку, каждый ищет тот момент «крика о помощи» на который они хотели бы прийти.

Смерть и крик о помощи, как два возможных итоговых желаний суицидального акта, мы и рассмотрим в данной статье.

Клинический случай

Первая встреча. Валерии 38 лет, она замужем, мать двоих детей, сыну 10 лет и дочери 8 лет, по профессии она секретарь.

Я встретила пациенту на следующий день после её госпитализации в отделение скорой помощи, куда она была доставлена после попытки суицида через «добровольное употребление высокой дозы медикаментов».

В нашу первую встречу, через много часов после попытки суицида, Валерия раздавлена. Она постоянно плачет, говорит, что больше не может выносить свою семейную обстановку: она не выносит своего мужа, особенно его ревность, которую она называет патологической. Муж отслеживает все её приходы и уходы, её телефонные звонки и т. д. «Это постоянное унижение, я как в тюрьме, я всё время боюсь его реакцию, я больше не могу это выносить». Семейная обстановка тяжелая, Валерия говорит не о физическом насилии, а о психологическом. Она больше не выносит его присутствие в одном вместе с ней помещении, это «стало для меня физически не выносимо», в итоге Валерия избегает своего мужа любыми способами, «я даже стараюсь лечь спать до его прихода с работы, чтобы не иметь с ним дела».

Несколько месяцев назад Валерия решила расстаться с мужем, но откладывала свой уход ради детей, «я ждала, чтобы они чуть подросли, я не хотела, чтобы они прошли через это». Также её пугало, что при официальном разводе её муж «сделает всё, чтобы она потеряла опеку над ними». Она обратилась за юридической консультацией несколько недель назад и начала процесс развода. Её муж не дал согласия. С помощью своей семьи (близкое окружение в курсе их семейных проблем) Валерия нашла временное жильё и должна была переехать через 5 дней: «это не просто моя прихоть, я хочу развестись».

Во время беседы Валерия не высказывает суицидальные мысли, её слова не отражают установившегося или хронического депрессивного состояния. Она психологически устала. Она не может больше себя сдерживать, контролировать. Она ждет развода, который будет для неё «освобождением». Говоря о попытке суицида Валерия говорит, что она была «на дне», «вчера я была в аду, я так больше не могла, я хотела присоединиться к моему отцу, он покончил с собой 3 года назад».

Контекст суицидального акта. Вечером, в гостиной, Валерия сидела на диване со своей дочерью, которая смотрела мультфильм. Её мужа не было дома. Она писала СМС, когда муж вернулся домой. Он выхватил её телефон, начал задавать вопросы, между супругами разговор быстро перешёл в крик. «Эта отвратительная сцена» между ними в последнее время происходила почти постоянно. После ссоры, Валерия ушла в ванную комнату где приняла «импульсивно» таблетки, которые ей «попались под руку», «я так больше не могла». В своей попытке суицида она никого не винит, «это касалось только меня». «Я вспомнила своего отца, он был человеком большой души, я хотела к нему присоединиться». 

Скорую помощь вызвал муж.

Вторая встреча. На следующий день Валерия спокойна, её речь более конструирована. Валерия была очень близка со своим отцом, он застрелился 3 года назад. Они всегда имели теплые отношения, Валерия во всем его поддерживала и помогала. Она упоминает один из дней, когда он зашел к ней «просто так, идя по своим делам». Она почувствовала, что «что-то с ним не так», «что ему не хорошо», «что нужно было его задержать, не дать ему уйти». Они долго проговорили, после чего он ушел к себе домой.

В день самоубийства, отец также зашел к ней, но она была «занята своими мыслями, я его не слушала, не услышала, не уделила ему достаточного внимания».

Говоря об отношениях своих родителей, Валерия говорит о своей матери как о «тиране». Она винит её в депрессии отца. У Валерии есть пять братьев и три сестры, она седьмая из восьми детей. Свои отношения с ними она описывает как «очень сплочённые».

После самоубийства отца, Валерия пережила очень тяжелый период, она обратилась за помощью к психологу. «Я тогда поняла, что если кто-то решил покончить с собой, его уже никто и ничто не остановит», — эту фразу она повторяла много раз и за которую, как мне казалось, она держалась как за спасательный круг.

Валерия вышла замуж в 24 года, после двух лет совместной жизни. Их брак знал и счастливые моменты, её муж поддерживал её в трудные периоды. Особенно она вспоминает два из них. Первый был в начале её карьеры. Устроившись на свою первую должность, Валерия стала предметом психологического унижения со стороны её начальника. Постепенно ситуация на работе стала невыносимой, она ушла в продолжительный отпуск по болезни и вынуждена была начать судебный процесс, который она выиграла. «Это было очень непростое время». Второй трудный период был после смерти её отца. В процессе терапии у психолога, Валерия приняла решение расстаться со своим муж: «Я заслуживаю лучшей жизни». Она вспоминает, что еще до брака у неё были мысли порвать их отношения, на что её будущий муж ей ответил: «Если ты от меня уйдешь, я покончю с собой». Они поженились через два месяца: «Я не могла его бросить». Валерия описывает своего мужа как «незрелого», «зависимого от неё человека» и «никакого отца»: «Я больше не могу его выносить, я не выношу себя рядом с ним», «я хочу жить своей жизнью, просто жить».

Валерия говорит о внебрачных отношениях мужа. Два года назад она узнала об измене мужа, он порвал все отношения с другой женщиной сразу, именно с этого времени Валерия начала чувствовать его недоверие к себе: «как будто это я ему изменила, а не он мне».

После выписки из больницы, Валерия решили пожить с детьми некоторое время у своей сестры, она не хочет заезжать домой даже за вещами. На текущий момент она не хочет встречаться с мужем даже на секунду.

Послегоспитализационная первая встреча

Наша следующая встреча состоялась три дня после выписки. В комнате ожидания я не узнала Валерию и она меня тоже. Она сказала, что помнит содержание наших бесед, но не помнит меня физически. Я, в свою очередь, была удивлена её перевоплощением, передо мной была элегантная и улыбчивая женщина. Тем не менее содержание нашей беседы не изменилось.

Валерия временно переехала к своей сестре, её братья помогли с переездом. Квартира сестры намного меньше Валериной, но ей там было очень уютно. «В безопасности», — как она сказала.

Валерия вернулась к разговору о разводе, о смерти отца, депрессии, психотерапии. Она снова повторила, что она поняла, что «если кто-то решил покончить с собой, его уже никто и ничто не остановит». Она хочет жить своей жизнью и расстаться с мужчиной, которого она больше не может выносить.

Отношения её родитель были плохими, она снова упоминает о деспотичности своей матери и винит её в депрессии отца. Её мать живёт не далеко от нее, они иногда видятся. С ней она не делится своими проблемами. Валерия предпочитает о ней не говорить. 

Моё общее впечатление от этой встречи с Валерией, было ощущение её спокойствия, я бы скорее сказала успокоения, уверенности в себе, в её планах и в будущем.

Послегоспитализационная вторая встреча

После выписки Валерия не виделась со своим мужем и не желает с ним встречаться. Когда муж был на работе, она заезжала в их квартиру за некоторыми вещами «на первое время». Она готова «всё» оставить мужу, только лишь бы побыстрее с ним развестись. Её дети живут с ней, её дочь на сегодняшний день не хочет видеться с отцом, её сын видится с ним каждое утро перед школой.

Валерия согласна, чтобы муж забирал детей через выходной. Она хочет иметь время для себя. Она думает, что её муж не выносит саму мысль, что ей может быть хорошо одной, без него и без детей. Она хочет, чтобы он наконец-то стал отцом для детей. Через несколько месяцев, после окончания учебного года, Валерия хочет переехать в другой район города, ближе к центру. Она начала подыскивать новую школу и новую работу. Ей нужно будет всё «построить заново».

Обсуждение

Психический дистресс и психологическая боль

Валерия вербально выражает свое психическое состояние, психологическое страдание в продолжительном плаче и в словах «я на дне пропасти», «я так больше не могу». Она исчерпала все свои ресурсы, дошла «до крайней точки» и не может себя больше сдерживать. Произнесенные слова пытаются помочь ослабить напряжение, разредить ситуацию, определить границы её возможностей, её успокоить. Слова помогают найти ясность в мыслях. Для Валерии, говорить — это также думать, ей нужно время и место, чтобы вернуть себе эту способность думать, подумать о себе. Это требует определенных изменений во внешней реальности. Госпитализация и была одним из этих изменений, где больница выступала в качестве нового пространства.

Состояние психического дистресса отчетливо прослеживается у Валерии. Психический дистресс всегда сопровождается психологической болью.

 «Психологическая боль – это состояние острого напряжения, сопровождаемое неприятными эмоциональными переживаниями, не имеющего для человека ни конца, ни определенного представления» (Freud, 1993).

Если это состояние переходит границы выносимого, оно может разрушающе воздействовать на психическую организацию человека, и в таком случае, приближается к состоянию «примитивной агонии» и «страха исчезновения» описанных Д. Винникоттом (Winnicotte, 1975) или к переживанию «безымянного ужаса» (Bion, 1983).

Страх исчезновения как раз и является тем центром дистресса, которое переживается субъектом как падение в бесконечную пустоту. Субъект вынужден отстраниться психически, чтобы выжить. Это отстранение происходит благодаря одной из форм расщепления: расщепление в Я, о котором говорит Р. Руссийон (Roussillon, 2012). Расщепление Я как защитный механизм (описанный Фрейдом З.) имеет тесную связь с травматическим опытом, который включает в себя несовместимые репрезентации. Расщепление позволяет поддержать эту несовместимость «ценой разрыва психики, этот разрыв никогда не исчезнет, а наоборот будет увеличиваться со временем» (Freud, 1985).

Опираясь на предложенный выше клинический случай, мы можем рассматривать суицидальный криз как одну из форм проявления психического дистресса. Состояние длительного острого напряжения может привести к неспособности психики поддерживать связанность Я, где границы внутреннего и внешнего затемняются, чувство существования изломляется. Суицид представляет собой один из возможных выходов из этого состояния посредством отстранения, исключения себя из невыносимого опыта, когда все другие возможные способы выхода из него, внутренние и внешние, были исчерпаны. 

То, что мы называем в профессиональной речи «попытка суицида», может также представлять собой одну из форм отстранения, форму прерывания (или обрывания) психического опыта, который напрямую связан с чувством бытия. Это отстранение или прерывание, как форма расщепление, проявляется в суицидальном акте.

 «Я может избежать разрыва в том или ином месте благодаря тому, что само себя деформирует, лишая себя собственной целостности, возможно, даже расщепляя себя или распадая» (Freud, 2010).

Я думаю, что стоит отдельно упомянуть об экстремальных условиях, о которых говорил Рональд Фэйрбейрн (Fairbairn, 1974) о состояния дистресса и о парадоксальном выходе из него, когда субъект чувствует себя в тупике. Суицидальный акт может быть рассмотрен как проявление шизоидного состояния: субъект отстраняется, радикально самоудаляется. Возникает вопрос: какова тогда природа интрапсихических элементов, которые субъект, не имея возможности связать в единое целое, вынужден расколоть?

Р. Руссийон предлагает разделять понятие расщепление Я, как защитный механизм описанный Фрейдом в 1938 году, и расщепление в Я. Их различие заключается в природе того, что психика не может связать в единое целое: два пути репрезентации для первого, и один путь репрезентации и один не – репрезентации для второго.  З. Фрейд говорил, что разрыв психики не исчезает, а наоборот нарастает и «подчиняет» ему последующий психический опыт, но, несмотря на это, то, что было расщеплено, всегда будет пытаться вернуться. На модели вытеснения, как защитного механизма, а также как и необходимого механизма для конституции психической жизни, расщепление Я также открывает двери для других видов расщепления, для других шизоидных проявлений.

Вернемся снова к страху исчезновения. Винникотт в 1974 году писал по этому поводу:

«… возможно, что при изучении этого страха мы найдем некоторый общий знаменатель, который укажет нам на существование универсальных феноменов» (Winnicotte, 1974).

И проявление шизоидного состояния, и разрыв в Я (который не перестаёт увеличиваться), не имеют ли они одни корни происхождения? Когда вытесненное снова возвращается, снова проявляет себя в экстремальных ситуациях, может ли это быть понятым как защита по модели расщепления в Я или наоборот, может ли содержание расщепленного расцениваться как защита по модели вытеснения?

Я бы ответила утвердительно, хотя этот вопрос остается открытым. Я вспоминаю одну фразу Жана Бержере, который предлагал, если можно так сказать, «среднее» решение:

«Некоторые симптомы, имеющие репутацию «психотических», могут просто напросто маскировать генитальную и эдипову этиологию конфликта в невротической структуре с несколько «поврежденным» вытеснением» (Bergeret, 1998).

Возникает очередной вопрос: расщепление Я как защитный механизм, имеет ли оно связь с этим «поврежденным» вытеснением и если да, то какую? Если мы рассматриваем суицидальный акт как проявление расщепления в Я, как защитный механизм против психического опыта по агоническому типу, когда превышение возможностей Я связать в единое целое опыт таков какой он есть несет в себе опасность деструктуризации, то стоит отдельно задуматься о природе этого «превышения» возможностей Я. О какой силе мы можем говорить, о какой форме адаптации (как способ борьбы с дисфункцией)?

Приведенный выше клинический случай находится в невротическом регистре. Тогда возникает очередной вопрос: суицидальный акт не несет ли в себе ограниченность этой психической организации, не указывает ли он на некоторый ущерб в ней, либо на отдельное её качество?

Суицидальная сцена и суицидальный акт

В суицидальной сцене проявляется совокупность элементов личной истории развития и её недостатки, особенности построения субъекта, то что осталось «неизвестным» для него самого и то, что проявляя себя, нарушает его психическое равновесие. В суицидальном жесте, это «неизвестное» проявляет себя, выходит на сцену, на сцену эфемерную, на сцену вне сознания, «на дне», прямо перед «падением».

В вышерассмотренном клиническом случае суицидальная сцена носит интрузивно-проникающий характер: Валерия и её дочь находились одни в комнате. Муж, вернувшись домой, «проникает» в эту сцену, требуя в ней участия, прерывает её интимность. Эта сцена напоминает отношения супружеской родительской пары Валерии, которые для нее сводились к одному слову: тирания.   В этой сцене проявляется и личная история детства Валерии и конфликтная супружеская пара её родителей.

Валерия говорила, что откладывала разрыв отношений с мужем из-за страха потерять своих детей. Прибыв в отделение скорой помощи, она проговаривает этот страх. Не стоит ли за этим страхом страх потерять что-то из своего детства? Это возвращает нас к вопросу о месте детей в семье Валерии и к её собственному месту ребенка в родительской семье. Взрослея в конфликтных отношениях родителей, дети становятся их свидетелями. Когда конфликтные отношения родителей прекращаются или разрываются, то для детей прекращаются и их отношении с родительскими объектами. Такие отношения вне конфликта, просто не существует. В словах Валерии проявлялась эта «необходимость» сделать всё, чтобы избежать разрыва: «всегда можно договориться» думала она.  

Суицидальная сцена описанная Валерией отсылает нас к её семейной истории, где угроза смерти очень высока. Она пытается вырваться из семейной истории по — своему её проигрывая, выдвигая на первый план непосредственную угрозу своей собственной смерти. Эта сцена есть суицидальный акт её личной истории, где Валерия играет и главную роль и роль режиссёра сценария, который был давно написан, но все еще остается актуальным.

Постсуицидальный период. В выше предложенном случае мы можем проследить катарсический эффект попытки суицида. Действительно, перестройка, реорганизация внешней реальности после попытки суицида влечет за собой, естественно, и психическую реорганизацию.

Валерия поменяла местожительства, несмотря на потерю в комфорте, она чувствует себя в безопасности, будущее ей кажется более спокойным и светлым, как и её новая жизнь. Она заново «родилась», или заново «повзрослела», как взрослеют дети выходя из детских отношений. Её детские отношения, её отношения с родительскими фигурами, которые оборвались после смерти отца, тоже изменились во внешней и внутренней реальности.

Последствия попытки суицида проявляются практически в то же мгновение. Без сомнения, они проливают свет на то, что пыталось таким образом разрешиться, исчезнуть, замолкнуть.

Валерия после двух постгоспитализационных встреч желает оставить терапию «на потом». Возможно ли, что ощущение пропасти еще слишком близко, быть может необходимо время, чтобы построить хоть какой — то мост, по которому было бы легче пройти над этой бездной? Человек находясь в сложном положении, и сталкиваясь с той или другой формой деконструкции, не может в одно и тоже время и строить и разбирать.

Психотерапевтическая работа есть в некотором смысле работа деконструирования, для этого она требует наличие сохранившихся конструкций, чтобы избежать ощущения опасности оказаться полностью на руинах.

Проблематика потери объекта

Клинические случаи нам показывают, что проблематика потери объекта часто присутствует у «суицидальных» пациентов. Эти пациенты потеряли что-то, кого-то, аффективно инвестированный объект и как следствие эта потеря, как любая потеря, провоцирует психические изменения, в основном бессознательные. Психическая реакция на потерю указывает на качество отношения к потерянному объекту. Реакция не столько на потерю реального объекта, а сколько на отношение к этому объекту. В случае разочарования, когда реальный объект не потерян, но когда он не соответствует ожиданиям субъекта, в данном случае отношение к объекту (идеальному), пертурбирует внутренний мир человека.

Суицидальный жест не несёт в себе как таковой реакцию на потерю объекта, а скорее является одним из её элементов. Не все попытки суицида происходят на фоне типичного депрессивного синдрома. Депрессивное состояние иногда замаскировано, внешне как бы отсутствует. Потеря может не проявляться как таковая, она включается в вопросы смерти, развода, измены и иногда всё вместе как в нашем клиническом случае. Мы не можем сказать, что это само событие, каким драматичным оно бы не было, ведёт человека к суициду. Эти события включены в индивидуальную историю человека. Пациенты, и иногда их семьи, удивлены, обескуражены суицидальным актом их самих или их близких. Связь между болезненным событием и попыткой суицида не всегда очевидна. И, действительно, это не болезненное состояние является причиной суицида, а скорее та психическая работа, которую это состояние провоцирует, та «работа горя» о которой мы часто говорим, после смерти близкого человека.

«Работа горя» и есть та психическая работа по дезинвестированию объекта, когда внешняя реальность, а именно потеря объекта, требует от человека ««оставить позиции либидо» «связанных с этим объектом»», чтобы по окончанию этой работы «вновь стать свободным» (Freud, 1998).

Приведенный выше клинический случай является одним из примеров суицидального акта импульсивного характера. Субъект, столкнувшись с разрушительной ситуацией, погружается в состояние хаоса и индифференциации. Это проявляется в словах пациентки «Я была на дне», «дошла то точки», которые в свою очередь указывают на острое ощущение границ бытия. 

Каким образом суицидальный акт становится возможным выходом из этого непереносимого состояния? Во-первых, источник возбуждения дистанцируется. Этот источник остается неуловимым для субъекта: с одной стороны, психическое состояние субъекта этого не позволяет и с другой – благодаря состоянию индифференциации между внешней и внутренней реальностями. Вписываясь во внешнюю реальность, суицидальный акт несёт в себе обрыв объектных отношений. Что касается внутренней реальности, то происходит её перемещение на тело и/или органы. Благодаря этому психическая боль перенаправляется на/в него (тело), прерывая таким образом мыслительную активность. Суицид как выход заключается таким образом в обрыве объектных отношений путем грубого дезъинвестирования объекта.

Идентификация и нарциссизм

Представленный клинический случай ставит под вопрос природу инвестирования пациенткой своих супружеских отношений, о точнее то место, которое занимает муж в этих отношениях: муж её больше не устраивает. Как мы уже сказали выше, потеря объекта, в норме, запускает работу по дезинвестированию объекта, чтобы по окончанию этой работы, реинвестировать другой объект. В нашем клиническом случае произошёл «сбой» в этом процессе: потерянный объект (как отец) не был дезинвестирован, а в место него был дезинвестирован как раз другой объект: муж.

Многие научные работы по изучению семейных отношений и интерсубъективных связей в них говорят о наличии «бессознательного договора», который является неотъемлемым условием зарождения, создания супружеской пары. Каждый участник этого договора, в отношениях с другим, приносит и прорабатывает свою инфантильную историю, историю отношений с родительскими объектами и с той супружеской парой, которую эти родительские объекты формируют. Привязанность к объекту несет в себе либидное объектное и нарциссическое инвестирование. Любая потеря объекта, который был сильно инвестирован является, как следствие, также нарциссической потерей. Отношения с материнским объектом, с первичным объектом оставляет след в будущих отношениях субъекта. В этих материнских отношениях присутствует также отец в его отношении к материнскому объекту и к их супружеской паре, которую вместе они формируют.

Когда, вследствие потери объекта субъект ставит точку в своих супружеских отношениях (или пытается её поставить), то это может также указывать на изъян в восприятии себя своим супругом: субъект видит себя в глазах другого таким, каким он не хочет себя видеть: «Я больше не выношу себя рядом с ним» говорила Валерия. В этом можно увидеть что-то от зеркального отражения, когда зеркало расколото, то и отражение тоже расколото. Это «расколотое» отражение указывает на проблему идентичности, на нарциссическую хрупкость или повреждение, или даже на нарциссическое «кровотечение» фигурально выражаясь.

В суицидальном акте просматривается реакция как протест на вмешательство «другого», на проникновение «другого» во внутренний мир. При суицидальном акте происходит нарциссическая регрессия, где тело занимает место Я и где тело становится местом инстинктивного инвестирования.   

Заключение

Расщепление Я как защитный механизм входит в структуру психического аппарата и является неотъемлемой частью психической жизни. Совокупность психических «потрясений», вызванных работой горя, работой потери, ослабляют Я в его способности к синтезу. «Импульсивный» суицидальный акт может представляться как «единственно возможный выход», целью которого является удержание в бессознательном интрапсихического конфликта, связанного с проблематикой потери. Проявление этого конфликта в Я ведет субъект к состоянию психического дистресса. Употребление выражения «единственно возможный выход» мне кажется уместным: субъект, рискуя исчезнуть навсегда, пытается отстранить себя с целью спасти то, что ещё может быть.

На качественный характер «единственно возможного выхода» суицидального акта влияет внутренний опыта человека. Интенсивное шизоидное проявление при суицидальном жесте, то есть ощущение быть чужим для себя самого, напрямую связано с состоянием внутренней спутанности, которое ведёт в результате к проявлению расщепления Я и может привести субъект к этому «единственно возможному выходу». Попытка суицида есть попытка отстранения Я в ситуации ощущения своего исчезновения. Это отстранение проявляется через объектный разрыв, который позволяет прекратить мыслительный процесс и нарциссическую регрессию.

В данной статье мы рассмотрели и привели некоторые размышления о природе суицидального акта импульсивного характера. Тем не менее, ещё остаются многие вопросы, о которых интересно поразмышлять, а именно:

В чём заключается природа выбора способа суицидального акта, как и почему он происходит в тот, а не в другой момент? Каковы в данной ситуации особенности психической работы человека с первичным травматизмом? Каким образом проявляется в суицидальном акте инфантильная история субъекта? Как этот отдельный опыт может провоцировать или нет психическую реорганизацию?  Именно эти вопросы требуют дальнейшего анализа и осмысления.

Ветеран предотвращения самоубийств | по делам ветеранов

Если вы ветеран, у которого кризис психического здоровья, и вы думаете о том, чтобы причинить себе вред, или вы знаете ветерана, который думает об этом, немедленно обратитесь за помощью. Ты не один.

Как мне сейчас поговорить с кем-нибудь?

Если вы являетесь ветераном в кризисной ситуации или беспокоитесь о нем, свяжитесь с нашими заботливыми, квалифицированными респондентами Кризисной линии ветеранов для получения конфиденциальной помощи. Многие из них сами ветераны. Эта услуга является частной, бесплатной и доступной круглосуточно и без выходных.

Здесь как вы можете связаться с сотрудником кризисной линии для ветеранов в любое время дня и ночи:

  • Позвоните 988 и выберите 1.
  • Текст 838255.
  • Начать конфиденциальный чат.
  • Если у вас проблемы со слухом, позвоните по телетайпу: 800-799-4889.

Вы также можете выполнить следующие действия:

  • Позвонить 911.
  • Отправляйтесь в ближайшее отделение неотложной помощи.
  • Обратитесь непосредственно в ближайший медицинский центр штата Вирджиния. Неважно, каков ваш статус выписки или зарегистрированы ли вы в программе VA Health Care.
    Найдите ближайший к вам медицинский центр VA

Покроет ли VA мою неотложную психиатрическую помощь?

Мы можем предоставить или покрыть стоимость вашей неотложной психиатрической помощи и сопутствующих услуг в течение до 90 дней, даже если вы не зарегистрированы в программе VA Health Care.

Если поставщик медицинских услуг определит, что вы подвергаетесь риску немедленного членовредительства, мы можем предоставить или покрыть стоимость вашего лечения, если вы соответствуете хотя бы одному из следующих требований:

  • Вы стали жертвой сексуального насилия, избиения или домогательств во время службы в вооруженных силах, или
  • Вы служили на действительной службе более 24 месяцев и не были уволены с позором,  или  
  • Вы отслужили более 100 дней в боевом исключении или в обеспечении ЧС (в том числе в составе резерва) и не были уволены с позором. Вы соответствуете этому требованию, если служили напрямую или управляли беспилотным летательным аппаратом из другого места.

Если вы обратитесь за помощью в отделение неотложной помощи, не относящееся к штату Вирджиния, сообщите персоналу, что вы ветеран. Попросите их немедленно связаться с нами.

Узнайте больше о получении неотложной помощи в учреждениях, не являющихся VA

Как я могу получить постоянную поддержку?

Вы можете получать постоянную поддержку в местном медицинском учреждении VA или в региональном отделении:

  • Наши специально обученные координаторы по предотвращению самоубийств , имеющиеся в каждом медицинском центре VA по всей стране, могут помочь вам получить консультации и услуги тебе нужно.
    Найдите ближайший к вам медицинский центр VA
  • Наши ветеринарные центры  могут помочь вам и вашей семье адаптироваться к жизни дома после того, как вы вернулись из зоны боевых действий.
    Найдите ближайший ветеринарный центр
  • Наши офисы управления льготами для ветеранов  могут помочь вам получить доступ к пособиям по компенсации инвалидности (ежемесячные выплаты), профессиональной подготовке, ипотечным кредитам и т. д.
    Найдите ближайший региональный офис

Вы также можете найти информацию и поддержку на наших веб-сайтах:

  • Найдите местные ресурсы по горячей линии ветеранов.
    Перейти к поиску ресурсов веб-сайта Veterans Crisis Line
  • Получите информацию о предотвращении самоубийств и поддержке, которую мы предлагаем.
    Посетите наш веб-сайт по предотвращению самоубийств
  • Посетите наш веб-сайт Make the Connection, чтобы получить ресурсы и посмотреть истории ветеранов, преодолевших депрессию и другие проблемы с психическим здоровьем.
    Перейти на веб-сайт Make the Connection

Многие ветераны не проявляют никаких признаков стремления причинить себе вред, прежде чем сделать это. Но у некоторых могут проявляться такие признаки депрессии, беспокойства, низкой самооценки или безнадежности:

  • Большую часть времени кажутся грустными, подавленными, тревожными или взволнованными
  • Спит либо постоянно, либо совсем мало
  • Не заботясь о том, как они выглядят и что с ними происходит
  • Отстранение от друзей, семьи и общества
  • Потеря интереса к хобби, работе, учебе или другим вещам, которые раньше их волновали
  • Выражение чувства чрезмерной вины или стыда, неудачи, отсутствия цели в жизни или попадания в ловушку

Они также могут изменить свое поведение и начать проявлять такие признаки:

  • Плохая успеваемость на работе или в школе
  • Жестокие действия или риск (например, езда на высокой скорости или проезд на красный свет)
  • Делайте что-то, чтобы подготовиться к самоубийству (например, раздавайте особые личные вещи, составляйте завещание или ищите доступ к оружию или таблеткам)

Получите полный список признаков того, что кто-то может подумывать о самоубийстве

Получите информацию о предотвращении самоубийств и поддержке, которую мы предлагаем.

Посетите наш веб-сайт по предотвращению самоубийств

Пройдите тест для самопроверки ветеранов

Да. Если вы член семьи или друг ветерана, которому трудно приспособиться к жизни дома, мы можем помочь. В рамках нашей национальной программы Coaching Into Care наши лицензированные психологи и социальные работники бесплатно разговаривают с вами по телефону. Мы можем помочь вам разобраться в системе VA и найти лучший способ помочь ветерану, который вам небезразличен. Все звонки конфиденциальны (частные).

Чтобы связаться с автобусом VA, позвоните по номеру 888-823-7458 (TTY: 711). Мы здесь с понедельника по пятницу с 8:00 до 20:00. ЕТ.

Чтобы получить советы и ресурсы для супругов, родителей и ветеранов, посетите веб-сайт Coaching Into Care.

Перейти на веб-сайт Coaching Into Care

Последнее обновление:

Suicide — Better Health Channel

В Австралии самоубийство является основной причиной смерти мужчин и женщин в возрасте от 15 до 44 лет. Ежегодно в Австралии около 3000 человек лишают себя жизни. Это почти восемь человек каждый день. Каждое самоубийство имеет трагические последствия для друзей, семей, коллег и общества в целом. Мы все можем сыграть свою роль в предотвращении самоубийств, выявляя возможные предупреждающие знаки , протягивающие руку и говорящие об этом .

Почему люди думают о самоубийстве?

Иногда в жизни случаются ситуации, с которыми бывает трудно справиться. Столкнувшись с такими ситуациями, некоторые люди могут подумать о самоубийстве, но не действовать в соответствии с этими мыслями, в то время как другие могут полагать, что эти действия — их единственный способ облегчить невыносимую боль. Люди, размышляющие о самоубийстве, чувствуют себя безнадежными и верят, что они одиноки в своей борьбе. То, что заставляет человека задуматься о самоубийстве, является сложным и варьируется от человека к человеку, однако некоторые из факторов, которые могут увеличить риск самоубийства, включают:

  • предыдущие попытки самоубийства
  • злоупотребление психоактивными веществами в анамнезе
  • психические расстройства в анамнезе, такие как депрессия, тревога, биполярное и посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР)
  • проблемы в отношениях, такие как конфликты с родителями или романтическими партнерами
  • юридические или дисциплинарные проблемы
  • доступ к вредным средствам, таким как лекарства или оружие
  • недавняя смерть члена семьи или близкого друга
  • постоянное воздействие агрессивного поведения, такого как кибербуллинг
  • потеря друга или члена семьи в результате самоубийства
  • физическое заболевание или инвалидность.

Хотя эти факторы риска могут увеличить вероятность того, что кто-то покончит с собой, существует также множество защитных факторов, которые могут помочь, оказывая поддержку и улучшая способность человека справляться с трудными обстоятельствами. Они могут включать, но не ограничиваются:

  • навыки адаптивного преодоления трудностей и чувство компетентности
  • навыки эффективного решения проблем
  • благоприятная рабочая среда
  • позитивные отношения с друзьями, семьей и обществом в целом
  • чувство ответственности
  • участие в общественной и общественной деятельности
  • принадлежность к группе поддержки
  • доступ к поддержке и медицинскому обслуживанию.

Тот, кто думает о самоубийстве, обычно дает некоторые подсказки или знаки окружающим, хотя они могут быть незаметными. Все люди разные, и нет однозначного способа предсказать, как кто-то будет действовать, но предотвращение самоубийств начинается с распознавания предупреждающих знаков и серьезного отношения к ним. Среди них могут быть:

  • чувство безнадежности или отсутствие надежды на будущее
  • изоляция или чувство одиночества – «Никто меня не понимает».
  • агрессивность и раздражительность – «Оставь меня в покое».
  • обладание смертоносными средствами – лекарствами, оружием
  • негативное отношение к себе – «Я ничего не стою».
  • резкие перемены в настроении и поведении
  • частые разговоры о смерти – «Если я умру, ты будешь скучать по мне?»
  • самоповреждающее поведение, такое как порезы
  • участие в «рискованном» поведении – «Я попробую все, я не боюсь умереть». чтобы ты получил это».
  • злоупотребление психоактивными веществами
  • чувствовать себя обузой для других – «Тебе было бы лучше без меня».
  • угрожает самоубийством – «Иногда мне кажется, что я просто хочу умереть». кто-то может думать о самоубийстве, лучший способ узнать это — спросить.0003

    Вы не будете внушать кому-то эту идею, если спросите, думают ли они о самоубийстве. На самом деле, предоставление суицидальному человеку возможности выразить свои чувства может облегчить изоляцию и сдерживаемые негативные чувства и фактически снизить риск самоубийства.

    Как начать разговор о самоубийстве

    Не существует единственно правильного способа сказать, что вам не все равно. Будьте открытыми, прямыми и сострадательными в своем подходе. Вы можете начать с:

    • «В последнее время ты не в себе, и я беспокоюсь о тебе».
    • «Я заметил, что вы занимаетесь (X/Y/Z), и мне интересно, как у вас дела?».

    Вы можете спросить:

    • «Чем я могу вам помочь?»
    • «Я хотел бы помочь вам пройти через это, я могу что-то для вас сделать?».

    Если человек, о котором вы беспокоитесь, не готов к разговору, вы можете сказать:

    • «Я хочу помочь вам, и я здесь для вас, когда вы хотите поговорить».

    Посетите веб-сайт Conversations MatterExternal Link, чтобы получить дополнительные полезные советы о том, как говорить о самоубийстве.

    Как определить, склонен ли человек к суициду

    Задайте следующие вопросы, чтобы определить, подвержен ли человек высокому риску самоубийства:

    • Вы собираетесь покончить с собой?
    • У тебя есть план лишить тебя жизни?
    • Есть ли у вас доступ к средствам для выполнения вашего плана?
    • Есть ли у вас сроки для того, чтобы покончить с собой?

    Если человек ответит «да» на любой из этих вопросов, он подвергается высокому риску самоубийства. Если это так, немедленно обратитесь за помощью.

    Говорить с кем-то о своих суицидальных намерениях

    Суицидальные мысли могут быть пугающими. Возможно, у вас их никогда не было раньше, или, возможно, мысли посещали вас какое-то время, и вы не знаете, что делать.

    Вам может быть стыдно говорить о своих суицидальных мыслях или беспокоиться о том, что люди осудят вас или не воспримут всерьез, но разговор с кем-то, кому вы доверяете и с кем чувствуете себя комфортно, может помочь вам получить необходимую поддержку.

    Сообщите кому-нибудь, как вы себя чувствуете:

    • Поделитесь своими чувствами с кем-то, кому вы доверяете и с кем чувствуете себя комфортно, например, с членом семьи, учителем, врачом или другим медицинским работником.
    • Попробуйте отнестись к этому как к любому другому разговору. Вы можете описать, что происходит, как вы себя чувствуете и какая помощь вам нужна. Лучше быть прямолинейным, чтобы они поняли, что вы чувствуете.
    • Будьте готовы к их реакции. Часто люди, которые узнают, что кто-то склонен к суициду, поначалу могут быть весьма растерянными и эмоциональными. Просто продолжай говорить. Вместе вы сможете найти выход из него.
    • Попросите их помочь вам найти поддержку — это может быть лично, онлайн или по телефону.
    • Поймите, что другим не все равно. Важно иметь поддержку друзей, но если вы расскажете им о своих суицидальных мыслях, не ждите, что они сохранят это в секрете. Они захотят помочь вам оставаться в безопасности, и это обычно означает вызов дополнительной помощи.

    Планирование безопасности при суициде

    BeyondNow — это приложениеExternal Link, которое помогает людям создать собственный план безопасности при самоубийстве; план по обеспечению их безопасности, когда они испытывают суицидальные мысли.

    Если вы испытываете суицидальные мысли или чувства, или кто-то из ваших близких, планирование безопасности может помочь вам пережить трудные моменты.

    Планирование безопасности при суициде включает в себя создание структурированного плана — в идеале при поддержке вашего медицинского работника или кого-то, кому вы доверяете, — который вы прорабатываете, когда испытываете суицидальные мысли, чувства, стресс или кризис.

    Ваш план безопасности начинается с того, что вы можете сделать самостоятельно, например, подумать о том, ради чего жить, и отвлечь себя приятными занятиями. Затем он переходит к стратегиям преодоления и людям, к которым вы можете обратиться за поддержкой — вашим друзьям, семье и медицинским работникам.

    Приложение BeyondNow кладет ваш план безопасности в карман, чтобы вы могли получить к нему доступ и отредактировать его в любое время. Вы также можете отправить копию по электронной почте доверенным друзьям, членам семьи или своему медицинскому работнику, чтобы они могли поддержать вас, когда вы испытываете суицидальные мысли или приближаетесь к суицидальному кризису.

    BeyondNow можно бесплатно загрузить из Apple StoreВнешняя ссылка или Google PlayВнешняя ссылка. Если у вас нет смартфона или вы предпочитаете использовать свой настольный компьютер или ноутбук, BeyondNow также доступен для использования в ИнтернетеВнешняя ссылка.

    Где получить помощь

    Если ситуация срочная и вы обеспокоены тем, что кто-то находится в непосредственной опасности, не оставляйте человека одного, если вы не беспокоитесь о своей безопасности.

    Позвоните врачу пострадавшего, в кризисную психиатрическую службу или наберите 000 и сообщите, что жизнь пострадавшего находится в опасности.