Женщина с мужчиной: Читать онлайн «Женщина с мужчиной и снова с женщиной», Анатолий Тосс – ЛитРес

Читать онлайн «Женщина с мужчиной и снова с женщиной», Анатолий Тосс – ЛитРес

Анатолий Тосс, автор нашумевших романов «Фантазии женщины средних лет» и «Американская история», создал совершенно ЛЕГКОМЫСЛЕННУЮ СЕРИЮ.

Все книги этой серии написаны тонко и умно, их отличают воздушный, под стать джазовой импровизации, стиль повествования, колоритные персонажи, забавнейшие сюжетные повороты.

Вы – среднего возраста (от 21 до 64), вполне приятной наружности, знаете себе цену, но реалистично относитесь к жизни и не требуете чрезмерно многого. А главное, Вы многое можете понять и даже иногда кое-что простить.

Ваша пара – среднего возраста (от 18 до 67), конечно же, не идеальна, хотя в целом Вас устраивает. Вот только в последнее время наблюдается у Вашей пары отход от привычной всем нам гетеросексуальности. И начинается дрейф в сомнительном направлении.

Ну и что же делать? Сдаться на милость разнузданной альтернативе? Проявить малодушие и растерянность перед лицом модных однополых течений?

Никогда! Ни за что! Надо действовать, вызволять еще недавно близкого человека!

И вот четверо друзей, герои как этой книги, так и всей серии «Женщины, мужчины, и снова женщины», поочередно рискуя, жертвуя собой, вытягивают друг друга из тягучей, соблазнительной трясины, возвращая всех нас к светлым природным истокам.

Кульминация

Так и стояли они друг против друга, разные, одна с длинными светлыми, разлетающимися по плечам локонами, другая – с короткой прической темных вьющихся волос. Одна со светлыми лазурными глазами, другая – с темно-зелеными, тяжело изумрудными.

И тут та, что со светлыми и лазурными, вдруг произнесла растянуто, на сбивающемся, едва отделимом от слов дыхании:

– Ты мне так нравишься… – произнесла она, и как в замедленном, старом кино начала прошедшего века, но почему-то цветном, их губы сдвинулись, и оторвались, и поплыли навстречу друг другу.

Повторю: медленно, плавно, будто притягиваемые слабым магнитом, они сходились, измельчая и так мелкое, ничтожное расстояние, вырождая его в ничто, в труху, в «зеро», в «зип», в «зелчь», или иными словами, в полный ничтожный ноль! Сходились, как будто были обречены, как будто у них не было иного пути, иного выхода. И сошлись…

Глава 1

За 214 страниц до кульминации

– Почему семьи в современном обществе непрочные? Знаете, нет? Ну в смысле, разваливаются в большинстве случаев. А если и не разваливаются, то все равно скрипят и дрожат по швам от шаткого напряжения. Да и не только семьи, а вообще любые пары, особенно межполовые – первое время как будто в идиллии да согласии, а потом – как с цепи сорвались. И рушатся прямо на глазах. Так знаете почему? Я вот сам совсем недавно ответ нашел.

Мы с Инфантом сначала переглянулись в недоумении, а потом обвели взглядом столики кафе, в котором сидели, а еще лица сосредоточенно присутствующих в нем людей. А те, не замечая наших взглядов, кушали с тарелок и запивали разным – кто чем.

– Ну? – поинтересовались мы с Инфантом у Илюхи БелоБородова, который и являлся родоначальником затеянного разговора.

– Да все из-за женщин, – банально объяснил нам Илюха.

– А… – протянули мы разочарованно вместе с Инфантом. – Это-то мы и без тебя знаем, мы это еще в классической литературе читали. Как там было у античного поэта Вергилия?

И так как на словах «античного поэта» Инфант добровольно выскочил из нашего уже налаженного унисона, я продолжил один. По памяти продолжил:

– Вергилий приблизительно так писал:

 
Каждая женщина зло, —
 

начал декламировать я античного поэта в переводе с латинского на русский.

 
Но лишь дважды бывает приятной:
Либо на ложе любви,
Либо…
 

Тут я призадумался, так как дальше память замолкла и не откликалась. Впрочем, Вергилий был мне уже не указ, закончить я вполне мог и без него.

 
Либо на чем-то еще… —
 

досочинил я за древнего поэта.

– Да, – вздохнул Илюха, – бедный Вергилий, досталось ему, видать, от своей Беатриче, раз на такой стих потянуло.

Я кивнул, соглашаясь: мол, действительно, бедолага, и мы замолчали на минуту.

Лишь Инфант окидывал нас восхищенными взглядами.

– Хороший стих, – оценил Инфант. – А кто они такие, Вериглий с Беатрисой?

Другой бы на нашем месте, интеллигентный и эрудированный, удивился вопросу, но не мы с Илюхой. Потому что мы давно знали про Инфанта, как сильна у него жажда к новым знаниям, особенно в области исторической литературы. И именно в данной области его жажду можно было насыщать и насыщать. Так как в Инфантовом сосуде знаний, который у нормальных людей постепенно наполняется с детства, у Инфанта с трудом было прикрыто нижнее донышко, оставляя емкость полной летучих, не всегда полезных газов.

Короче, мало чего Инфант знал про литературу, как и про многие другие факты культурной и географической жизни. Зато постоянно пытался узнавать. В общем, любознательным он вырос, вот и донимал нас вечными вопросами, на которые мы давно перестали реагировать. Потому что бесполезно было реагировать на Инфанта.

– Пожалуйста, старикашка, – попросил меня Илюха, – ты не воспринимай меня плоско и однобоко. Я ведь все-таки не какой-нибудь примитивный популист вроде древнего Вергилия, чтобы женщин наших без причины упрощать. Я ведь и вглубь могу копнуть ненароком.

Тут мы с Инфантом оглядели Илюху с ног до головы и кивнули согласно: такой и впрямь мог копнуть.

– Я ведь о том, – продолжал ободренный Б.Бородов, – что хоть ответственность за распад семьи ложится конечно же на женщин но процесс тут значительно более запутанный, чем примитивная женская вина. Тут сложный механизм, в котором разбираться и разбираться.

Я проглотил кусочек омлета, запив его кофе из чашечки. Инфант тоже чем-то сглотнул, и мы настроились слушать Илюху предельно внимательно. И Илюха начал:

– Дело в самой природе женской влюбленности. Потому что природа эта совсем не так устроена, как у нас…

– Ну, давай, рожай уже, – наконец-то не выдержали мы с Инфантом.

– Дело в том, – начал неспешно рожать Илюха, – что когда женщина влюблена, она сама не своя становится. В смысле, она уже совсем не та, которой была прежде, до влюбленности. И совсем другая, чем та, которая будет после нее. То есть влюбленность ее не просто преображает, как и многих других двуногих типа нас, – она ее меняет кардинально. И становится такая женщина абсолютно неузнаваемой, как будто она в античном греческом театре новую маску надела.

Тут Илюха посмотрел на нас, и мы с Инфантом быстро зажевали и запили глотком кофе, чтобы ничего во рту не мешало слушать.

– Мягкой становится влюбленная женщина, терпимой, прощающей, – продолжил Илюха. – А еще податливой, и ласковой, и трущейся щекой о наше заскорузлое мужское плечо. То есть доверчивая она вся перед нами и преданная, и любить ее за доверчивость хочется, и верить, что так будет всегда. И мы любим… – Здесь Илюха эмоционально вздохнул. – …Вот только навсегда ее не хватает! Потому что когда влюбленность проходит, а она, увы, проходит, то происходит обратная метаморфоза, возврат, так сказать, к истокам. И становится женщина именно той, какой была до влюбленности. А именно…

Здесь Илюха снова выдержал паузу и окинул взглядом наши с Инфантом восторженные лица. Потому что неподдельно восторгались мы нашим корешем БелоБородовым. Надо же, действительно, сколько грунта одним копком с поверхности снял и какую приоткрыл глубину!

– …А именно: немягкой она становится, нетерпимой, непрощающей, не очень ласковой, редко податливой и о плечо нечасто трущейся, только если зачесалось где-то за ухом, а руки заняты. Иными словами, становится она полной противоположностью своего влюбленного варианта. А значит, совершенно неузнаваемой для нас. Ведь мы ее такую не видели никогда, мы ведь ее только влюбленную в нас застали.

– Да, дела… – понимающе проговорили мы с Инфантом, вдруг очень отчетливо представив картину. На собственном прошлом опыте представив.

– И вот стоим мы, ошеломленные, смотрим на нее и припомнить пытаемся: а на этой ли самой девушке мы женились когда-то? Не произошло ли здесь какого-нибудь детективного сюжета, не подменили ли злые грабители нашу девушку в середине ночи, когда мы спали с уверенностью в ней? Потому как по всему нашему воспоминанию, женились-то мы на другом человеке. Совсем не на этом, которому мы уже давно стали безразличны и который чего-то недоволен всегда всем и зачем-то на нас свое недовольство вымещает.

Тут снова произошла пауза – это Илюха ее организовал, чтобы мы быстро засунули в свои рты по куску омлета, прожевали, проглотили, пока не остыл, и запили кофе. И снова были готовы слушать не шевелясь.

– А может, и не подменили ее вовсе, а все как раз наоборот произошло. Может, эта неизвестная нам и никогда не влюбленная ни в кого женщина сама подстерегла в темном квартирном закутке, между ванной и сортиром, ту, прежнюю нашу воздушную избранницу и, умертвив ее, спустив тело по кусочкам в унитаз, взяла да и прикинулась ею. Да так, что мы и не заметили подмены. Ведь помните, так и в русской народной сказке было, когда ведьма укокошила Аленушку, а потом ею же и притворилась, и к Аленушкиному мужу в постель юркнула. И все науськивала из постели: «Зарежь, мол, козленочка да зарежь». А муж, тот тоже не лучше нас оказался: губы раскатал, подмены баб не различил, так бы и зарезал неповинного Иванушку, если бы наши вовремя не подоспели.

Тут Илюха еще раз приостановился, и мы воспользовались и срочно разжевали по омлетному куску, который уже несколько поостыл.

– А русский фольклор – он, ох, непрост. Он всегда с задней мыслью и в корень зрит. Вот и здесь женскую дуальность легко выявил – ведь Аленушка и ведьма, в соответствии с современным психоанализом, это два подсознательных лица одной и той же женщины. Просто Аленушка – во время влюбленности, а ведьма – после нее. И не только ведьма может превратиться в Аленушку, но и Аленушка, что обиднее всего, – запросто в ведьму превращается.

 

– Ух ты… – закачали мы с Инфантом в изумлении головами. Надо же, куда забралась Илюхина зоркая мысль – в самую сердцевину сердцевин. Надо же, как он ловко в Аленушке разобрался. Вот бы кто в нас, в Иванушках, так разбирался. Может, и не пили бы мы тогда чего не надо ни из каких подозрительных копытец, и козленочками бы не становились. И не жили бы ими, бородатыми, до старости.

– Ну да, – согласился Инфант, не переставая покачивать головой, – чего им стоит влюбленными прикинуться? Плевое для них, притворщиц, дело. А все потому, что очень хотят нас заграбастать. Вот и прикидываются. Они вообще лицемерные все. Ну а после того, как заграбастали, тогда им притворство вроде и ни к чему становится.

Я уж собрался поддержать Инфанта, что вообще-то делал не часто, но Илюха приостановил мой необдуманный порыв.

– Типичная ошибка. – Он указал пальцем на Инфанта. – От нее как раз большинство проблем у нас с женщинами и возникает. Оттого, что мы их постоянно уличить в чем-нибудь пытаемся. А они – нас. А напрасно! Потому что не притворяются они совсем и не пытаются нас ни обмануть, ни «заграбастать». Особенно тебя, Инфант. Они чисты и искренни перед нами, и открыты, и не фальшивят ни на единой ноте. И не можем мы попрекать их ни в чем.

– Как это не можем? А кого же нам тогда попрекать? – сильно удивился Инфант. Но он не получил ответа.

– Все дело в том, – продолжал Илюха, – что женщины устроены слишком для нас замысловато. Просто влюбленная женщина метаморфозирует так искренне и безотчетно, что сама этого не замечает. Иными словами, превращение такое волшебное. Такие чудеса в природе вообще иногда встречаются – например, когда гусеница в бабочку превращается. Она, эта легкая, воздушная бабочка, тоже ведь не помнит, что прежде скользкой гусеницей была.

– Но ведь бабочка назад в гусеницу, кажется, не превращается? Или превращается? – поднял на нас неуверенные, вопросительные глаза Инфант, у которого по биологии наверняка была в школе очень натянутая тройка.

– В том-то и дело, – начал пояснять Илюха, – что в отличие от бабочки в женщине постоянно живут два раздельных существа в одном, так сказать, обличье. Одно бытовое, приземленное, практичное, невлюбленное – нормальное, одним словом. А другое, наоборот, романтическое, чуждое корысти, полное чувств и любви и оттого небесное даже. И умеет женщина легко переходить из одного состояния в другое. Главное, чтобы природные условия правильные создались. А условия эти и есть наличие или отсутствие влюбленности.

Тут Илюха дал нам возможность пощупать вилками остывший резиновый омлет, который запихивать в рот уже никак не хотелось.

– Вообще такая дуальность еще Лениным В.И. и Марксом К. подмечена. Называется – единство противоположностей. Ну если в В.И.Л. и К.М. вы разбираетесь слабо, то о полюсах тогда подумайте, о географических. Или, что еще тебе, Инфант, доступнее, об электрических батарейках, у них тоже плюс и минус с разных концов. Вот и с женщинами так – в них тоже два начала присутствуют. Только почему мы страдать из-за их двойного начала должны?

– Действительно, – живо откликнулись мы с Инфантом, – почему?

– Не знаю, – сознался Илюха, – не должны, но страдаем. Потому что как бы нас жизнь ни била, ни доказывала, что очаровываться и поддаваться на женскую дуальную основу не следует, – мы все равно каждый раз поддаемся. И каждый раз надеемся: «Вот эта уж точно избежит превращений. Ведь она есть образчик чистоты и искренности, и они в ней совершенно неподдельны». И снова не верим мы природе и становимся ей поперек, ну и натыкаемся на нее в результате. Потому что смертный с природой бороться не может. Особенно с женской. А если кто борется, то только себе во вред.

Мы помолчали, соглашаясь с белобородовской теорией, попереживали за ситуацию, но сколько можно переживать? И поэтому я снова к нему обратился:

– Б. Б., – обратился я к нему попросту, потому что не любил всю его длинную, двухкоренную фамилию выговаривать. С аббревиатурой было проще, – я вообще-то за тебя всей душой. И если тебя кто-нибудь когда-нибудь коллективно бить за твою теорию начнет, я заступлюсь. Но вот тебе законный вопрос: разве с нами, с парнями, аналогичной метаморфозы не происходит? Разве влюбленность нас самих не меняет до неузнаваемости?

Но Илюха и тем более Инфант, казалось, даже не поняли, зачем я так поинтересовался.

– Ты чего, при чем тут мы? – поднял на меня голос Инфант, но Илюха его дипломатично притормозил.

– Нет, стариканер, с нами так не происходит. С нами совершенно по-другому. То есть нас влюбленность тоже окрыляет, конечно. Потенция, например, улучшается, общее кровообращение тоже, и на творчество многих тянет, в поэзию, например, или в музыку. Но у нашей окрыленности пределы есть. И не вылезаем мы за эти пределы, и не подменяем мы себя. Конечно, мы лучше от влюбленности становимся, некоторые – сильно лучше. Но не настолько, чтобы узнать нас было нельзя. Потому что какими мы произошли на этот свет, такими и продолжаем оставаться всю жизнь.

Тут Илюха придвинулся ко мне поближе и сообщил конфиденциально:

– Понимаешь, стариканыч, не превращаемся мы! Может, и хотим, но не умеем! Не заложено в нас, к сожалению. Мы как бы и не гусеницы уже, но еще и не бабочки. Вроде и не ползаем, но и не летаем тоже. Скучные мы, если разобраться, только ногами по земле и умеем топать.

В общем, он меня легко убедил, и я не стал продолжать спор. А вместо спора задал еще один вопрос:

– Так посмотрите, что получается. Получается, что от влюбленной женщины как раз весь вред и происходит. Потому что именно ее влюбленность полностью нас дезинформирует и отвлекает от женщины реальной. С которой нам после ее влюбленности еще жить и жить.

– Ага, – согласился предводитель идеи. – От влюбленности всем вред, не только нам, но и самой влюбленной женщине тоже. Потому что она сама себя тоже потом не узнает…

– Так получается, – возбужденно перебил я предводителя, – что лучше связывать жизнь с невлюбленной женщиной. С женщиной равнодушной. Особенно равнодушной к тебе самому. Потому что не обманет тогда тебя жизнь, и с кем ты войдешь в нее, совместную, с тем, глядишь, из нее и выйдешь. И никаких тебе метаморфоз и разочарований по дороге, а однозначный, заведомо проверенный союз.

– Получается, что так, – подтвердил мою здравую мысль теоретик Б.Б. – Во всяком случае, знаешь, на ком женишься. Можешь трезво свою избранницу оценить, разобраться в ней досконально и жить в дальнейшем спокойно, зная, что она всегда такая будет, не изменится.

– Вот это да! – снова поразился я жизни, потому что привык поражаться ей. Сколько живу, столько и поражаюсь. Но тут в мое поражение встрял Инфант:

– Ну, а если она в тебя влюбится уже потом, после? – предположил он, и мы сначала не поняли мысли. Потому что обычно мы привыкли не понимать, чего он там выплескивает из себя, этот Инфант. Но тут меня что-то привлекло и зацепило.

– А ведь правда, – развил я за Инфанта, так как ему самому, я знал, развивать было трудновато.  – Ведь если ты вошел в неэмоциональную связку с равнодушной к тебе женщиной, но так, что тебя ее равнодушие вполне устраивает. Именно потому, что проявляет ее истинные качества, которые ты специально долго и тщательно подбирал. А тут на протяжении жизни она к тебе проникаться эмоционально начинает. Как, знаете, выражение есть: «Стерпится – слюбится». Вот и ты «слюбился» и растопил ее равнодушие, не желая даже того совсем… Так что ж получается… Получается, что опять ты окажешься женат на другой женщине, на той, которую не выбирал? Но теперь вдобавок еще и на влюбленной! И опять тебя ждет разочарование от ее никому не нужного превращения.

– Да, да, – заторопился за мной Инфант, – именно «стерпишься – слюбишься». Ведь бывает так, когда все-таки удается стерпеться…. – все повторял он, видимо, отчетливо понимая, что сначала он все же должен «стерпеться». Чтобы уж только потом «слюбиться».

Но мы сделали вид, что его рефлексию не заметили. Потому что на самом деле не заметили.

– А что, – согласился с моим предположением Илюха, – вполне вероятная ситуация. В том смысле, что если вдруг не повезет и влюбится в тебя твоя уже долгая спутница.

И опять предстанет перед тобой неизвестный женский образ, который станет удивлять тебя – на сей раз своей влюбленностью. И может, она тебе придется по сердцу, а может – кто знает – и нет.

– Так что же, где же выход? Получается, что как ни крути, получаешь кота в мешке.

– Кошку, – поправил меня Инфант. – Причем влюбленную. Влюбленную кошку в мешке.

– Ну да, – согласился я с поправкой. – Как ни крути, все равно получается, что живешь одной семьей незнамо с кем. Потому что женишься на одной, а в результате другую получаешь. Как ни крути…

Мы все помолчали и повздыхали вместе, а потом Илюха все же выразил общую мысль, что, мол, хитрая штука жизнь. И непонятно порой, как с ней, и не известно, где найдешь, а где еще чего. И вообще немало в ней такого, что непонятно ни нашим, ни даже ихним мудрецам.

– Я как специалист по экономике и финансам утверждаю: непонятно! – заключил он веско.

И мы вернулись к нашим кофеям, потому что скудные остатки омлетов нас уже совсем не привлекали.

Глава 2

За 199 страниц до кульминации

Итак, повторю: сидели мы в кафе, день был субботний, а по субботам мы завтракаем вместе в одном и том же месте. Могли бы по отдельности, но скучно по отдельности, тем более в субботу. Да и зачем?

И хотя достатка мы все были разного – от Илюхи до Инфанта, ну и я где-то посередине, – но все равно омлет с кофе по субботам мы все могли себе позволить. Хотя Инфант все-таки с натяжкой. Ведь если про Инфанта, то он был человеком без определенного рода занятий.

Обычно такое происходит с теми, кто по жизни увлекающийся очень, у кого интересов разнообразных много и каждый интерес в свою определенную сторону утягивает. Вот и разбрасывается человек – то одним, то другим себя занимает, а потом третьим… И получается, что становится он «без определенных занятий».

Или же наоборот – оказался человек, например, бездельником. И получается еще один пример человека «без определенных занятий». Печальный, грустный пример.

Но Инфант ни к первому, ни ко второму варианту не относился – он вообще под варианты с трудом подходил.

Когда-то в юности Инфант был вечным математическим аспирантом, но заканчивать аспирантуру не стремился принципиально. Потому что потом пришлось бы на работу ходить, а ходить ему не хотелось. Помимо жалких аспирантских, подкармливал он себя тем, что придумывал диссеры коллегам-аспирантам за вполне материальный гонорар. Именно придумывал, потому что написать диссертацию Инфант не мог. В смысле, грамотой он владел, но вот расставлять слова в правильном порядке, чтобы из них смысловые предложения получались, – такое было ему не по способностям.

А вот когда немного оперился, возмужал, присмотрелся к развивающемуся вокруг капитализму, тогда вылетел Инфант из стерильного аспирантского мира и стал с энтузиазмом вписываться в мир нестерильный, в его крутые жесткие повороты. Вписывался, вписывался, но не вписался окончательно.

То есть иногда ему удавалось впарить кому-нибудь мозги. В основном за счет своего экзотичного растрепанного вида, чудного имени, загадочной, обаятельной улыбки, а еще – что самое действенное – никому не понятных изречений. В целом он мог создать у постороннего ощущение, что осведомлен о чем-то секретном, о чем постороннему невдомек. Ведь за расплывчатостью и плохо разбираемой двусмыслицей видится порой загадка, а порой – мудрость. Которых, в случае с Инфантом, как раз не было.

Его даже пару раз назначали на оплачиваемую работу. Но видите ли, магия Инфанта действовала только кратковременно и только на посторонних. Те же, кто знал его больше семи дней, вскоре начинали смутно догадываться, что если они не понимают Инфанта, это вовсе не означает, что идиоты – они. Что, возможно, как раз наоборот.

Впрочем, Москва – город большой, пока о тебе общее мнение сложится и слава разнесется, многих перепробовать можно. Вот и Инфант перепробовал разного и даже продерживался на некоторых постах по нескольку зарплат, пока его с удовольствием оттуда не просили все же отойти подальше.

В конце концов Инфант отказался от наемного труда и связанной с ним регулярной зарплаты и двинулся в мелкий бизнес. Во всяком случае, так, как он его понимал.

Со временем он, впрочем, наработал клиентуру, которой оказывал некие мелкие услуги, порой интеллектуального свойства, но чаще – не очень. Например, он мог с завязанными глазами за сорок восемь секунд разобрать автомобильный двигатель отечественного производства, не уступив по скорости курсанту МВД, разбирающему автомат Калашникова. И даже в отличие от курсанта как-то этот отечественный двигатель мимоходом преобразовать, что его, возможно, кое-как и улучшало. Правда, назад двигатель уже приходилось собирать кому-то другому. Потому что собирать назад Инфант, как правило, не любил.

 

Или он, например, умел напасть и застать врасплох какой-нибудь чужой интернетовский сайт, если его об этом сильно и недешево просили. И испоганить этот сайт никому не понятными изречениями. И именно оттого, что изречения никто понять не мог, вычислить и изловить хитрого хакера Инфанта было практически невозможно.

Или же он мог смастерить устройство по постоянному прослушиванию телефонных разговоров чьей-нибудь жены, а то и мужа. И установить его заодно с другим устройством, тоже лично разработанным, которое незаметно подсматривало за женой того же самого мужа в изолированной ванной комнате. Но мужу при этом никаких изображений не передавало. Потому что все изображения уходили совсем в другом направлении.

Или же мог разработать конструкцию бани в туалете городской малогабаритной квартиры. И даже пытаться ее построить, если ему кто-то позволял.

Или же изобрести женские колготки с тремя ногами. Так, что если одна прорвется, то используется запасная.

Или же…

В общем, если уж совсем объективно, то Инфант в каком-то смысле был легендарным сказочным Левшой, таким отъявленным народным умельцем. За тем лишь исключением, что был он правшой и вообще-то далеко не народным. И даже не совсем умельцем. И про Левшу ничего не знал и никогда не слышал.

Но даже эти скудные свои способности Инфант не ценил и придавал им крайне мало значения. Потому что более всего он любил «чудить», причем совершенно бескорыстно. И вот здесь, в этом щедро отмеренном ему таланте, он покорял такие Эвересты, достигал таких высот мастерства, на которые никто больше не мог забраться, чтобы стянуть его оттуда.

Вот и получалось, что в экономической сфере жизни Инфант все еще искал себя. Пытливо искал. Не всегда удачно, иногда жизнь совместно с экономической сферой глумились над ним остроумно, но на продукты питания ему все-таки хватало. Даже вот на субботнее кафе с омлетом и кофе.

Так мы и продолжали сидеть в кафе, попивая остывающий вслед за омлетом кофе, осматривая публику заинтересованными взглядами. А потом Илюха проницательно ко мне обратился:

– Слушай, Розик, ты где вчера отсутствовал? Я тебе звонил, но ты не откликался.

– А?.. – переспросил я.

– Так где ты был? Пора тебе мобильник завести, а то ты недоступным слишком часто делаешься.

– Не, не люблю я их, принципиально не люблю.

– Так где ты был? – настаивал Илюха.

– Да так, – не менее настойчиво отнекивался я.

Но чем больше отнекивался, тем больше Илюха стремился узнать, и в какой-то момент я перестал сопротивляться.

– В общем, неудачный у меня день выдался вчера, – признался я наконец. – Нелепый такой день, полный ненужных жертв и разрушений.

Оба, те что сидели напротив, придвинулись поближе, не скрывая ожидания. И я их ожидания оправдал.

– Ну, в общем, – начал я, – позвонила мне утром Кларчик… ну да, та самая Клара.

– Музыкантша, что ли? – начал чудить Инфант, считая, что он просто не имеет права пропустить мимо такое удачное имя.

Я-то сразу понял, к чему он ведет, а вот Илюха не сразу. Потому что так досконально трактовать да истолковывать Инфанта, как умел это делать я, он все-таки не мог. Хотя он его истолковывал намного лучше других, которые вообще ни хрена не понимали.

– При чем тут музыкантша? Я же знаю Кларчика, она девушка со слухом, конечно, и с голосом. Но к профессиональной музыке она ведь никакого отношения не имеет, – недоумевал Илюха наивно.

– А зачем ей тогда тромбон потребовался? – продолжал привычно чудить Инфант, заводя БелоБородова в свои темные мозговые дебри, полные завихренных ассоциаций.

– Какой тромбон? – не понял Илюха.

– С которым она спала в обнимку, нажимая на клавиши большими пальцами ног, – закрутил еще один виток Инфант.

И тут мне пришлось вмешаться.

– Это она, – остановил я Инфанта его же оружием, – чтобы отомстить водолазу Карлу за спиливание и порчу коралловых рифов в Красном море.

– А… – тут же поскучнел Инфант и двинул на попятную: – Тогда понятно.

Услышав про Карла и про коралловые рифы, Илюха сразу, конечно, врубился и посмотрел на Инфанта с усталой тоской. Но тот лишь посмеивался себе в удовольствие – спутать Илюху ему удавалось не каждый день. И даже не каждый месяц.

– Чудишь, Инфантик? – поинтересовался Илюха.

– Ага, – удовлетворенно согласился тот.

– Ну ладно, – простил его Илюха, возвращаясь вопросом ко мне: – Так чего Кларчик?

– Да она за помощью обратилась. Там у нее мамашка имеется, немолодая уже далеко женщина. После семи неудачных браков совсем одна осталась. В квартире одинокой живет, в тесной такой, заставленной слишком плотно мебелью старой и шаткой. В основном антикварной, раритетной. В общем, тяжело ей одной, особенно после того, как всю жизнь сильно нарасхват была.

– Да, старость – не радость, особенно когда женщина по ночам в пустой… – осторожно подступился было Инфант к очередному своему чудачеству, но Илюха зажал ему рот властным взглядом.

– В общем, у нее беда приключилась: у столика ее одного, инкрустированного, ножка надломилась. Не отлетела еще полностью, но зашаталась. Вот и попросила меня Кларчик о помощи – ножку эту на место присобачить.

– Тебя? – засмеялся вслух Инфант, не скрывая злой иронии.

– Действительно, – вторил ему Илюха, – почему тебя, ты же не реставратор? Да и не плотник даже. И не столяр. Да и вообще, ты же не умеешь.

– Ну да. – Я не стал спорить. – Но есть такая прослойка людей, женская прослойка, которая считает, что если ты от них сильно отличаешься по половым признакам, то ты и реставратор, и плотник, и столяр даже. И если Кларину мамашу жизнь после семи замужеств не разубедила, то кто я такой, чтобы ее на старости жизни разочаровывать? Мне, конечно, ничего этого всего не хотелось – ни ехать к ней, ни ножкой заниматься, ни отверткой крутить, но отказать я тоже не мог. Кларчик ведь не случайная для меня девушка, да и старушка одинокая – на кого ей еще положиться, как не на старых приятелей ее дочери? Вот и согласился, и поехал.

– Зря, – вставил Инфант.

– Конечно, зря, сразу было понятно, что зря, но все же поехал. Столик действительно оказался инкрустированный и изящный, он мне даже понравился поначалу, эстетически в основном. Ну, пока я не стал осматривать поврежденную ножку. Оказалось, что там все непросто. Какие-то специальные деревянные шурупчики, тоже антикварные, видать, которые ножку со столешницей связывали… так вот они повредились, и оттого ножка расшаталась и вообще нестойко себя вела.

– Да, дела… – посочувствовал мне Илюха. А вот Инфант не посочувствовал, он просто наслаждался моей реставраторской беспомощностью.

– Дело было ясное, – продолжал я, – надо было менять шурупчики на аналогичные, но где аналогичные, деревянные взять? Я же говорю, что я не столяр и не плотник даже, так что деревянных мне не изготовить, и пришлось перейти на современные металлические. Которых тоже у меня не было. Тем более для антикварного, инкрустированного столика. Стал я у хозяйки тогда домогаться, мол, без винтов мне с ножкой не разобраться, и давайте посмотрите, может быть, у вас в доме хоть какие-нибудь да водятся. В результате она мне коробочку приволокла, полную металлических запчастей, среди них я винтики и отобрал. Лучшие из тех, что там были. Хотя там много неплохих винтиков было.

Я отпил кофе, подумал о куске омлета, но в рот его засовывать не стал. Хотя он и еда, конечно.

– Короче, подстелил я на пол газетку аккуратненько, перевернул столик ножками вверх, а крышкой вниз, прям на газетку, чтоб инкрустацию дорогую не поцарапать и не повредить. Потому что я аккуратный, предусмотрительный и добросовестный, особенно когда дело о реставрации заходит. И стал винтами их скручивать, ножку со столешницей, тоже, надо сказать, добросовестно и тщательно. И так у меня закипела работа спорно и ладно, что вскоре ножка намертво приросла к столешнице, да так, что ей с ее изначальными деревянными шурупчиками и не снилось.

Женщина и мужчина: отношения сквозь века

Оглав­ле­ние

• А был ли мат­ри­ар­хат-то?
• Цар­ство мужчин
• А жена да убо­ится мужа!
• Tempora mutantur… (Вре­мена меня­ются)
• Вместо заклю­че­ния

Недавно мне при­шлось раз­го­ва­ри­вать со своей бывшей сту­дент­кой, кото­рую я не видел несколько лет. Рас­ска­зы­вая о своем житье-бытье, она вдруг про­из­несла: “Два года про­си­дела с ребен­ком, на работу не выхо­дила. Так стыдно! Надо срочно чем-то заняться!” Эти слова довольно точно пере­дают царя­щие в совре­мен­ном мире умо­на­стро­е­ния. Умо­на­стро­е­ния новые, ста­вя­щие многие вещи с ног на голову. Мате­рин­ство больше не вос­при­ни­ма­ется в каче­стве основ­ного пред­на­зна­че­ния жен­щины, стрем­ле­ние совре­мен­ных деву­шек добиться успеха в поли­тике, биз­несе, науке нередко под­чи­няет себе все осталь­ные стрем­ле­ния. Подоб­ные изме­не­ния не могут не затро­нуть и мужчин, и семью, и обще­ство в целом.

Проще всего занять край­ние пози­ции: попы­таться отмах­нуться от совре­мен­ных изме­не­ний, при­зы­вая вер­нуться к идеалу “Домо­строя”, либо, напро­тив, не раз­ду­мы­вая и не сомне­ва­ясь, отдаться “ветру пере­мен”, не пыта­ясь разо­браться, откуда он дует и куда выне­сет. А разо­браться, навер­ное, все же стоит. Хотя бы потому, что в конеч­ном итоге цена всех подоб­ных пере­мен — это раз­ру­шен­ные или, наобо­рот, нала­жен­ные чело­ве­че­ские вза­и­мо­от­но­ше­ния. И здесь, чтобы лучше понять насто­я­щее и оце­нить буду­щее, стоит загля­нуть в про­шлое. Дей­стви­тельно, прежде, чем окон­ча­тельно решать, что плохо, а что хорошо, а также опре­де­литься с тем, кто вино­ват и что делать, давайте попро­буем разо­браться в том, как было и как все меня­лось. Конечно, раз­ре­шить в одной статье про­блему “муж­чина — жен­щина” — все равно, что объять необъ­ят­ное. Поэтому автор не пре­тен­дует на какое-то окон­ча­тель­ное реше­ние вопроса, а просто пред­ла­гает чита­телю свои раз­мыш­ле­ния, осно­ван­ные на изу­че­нии раз­лич­ных рели­гий и куль­тур.

А был ли мат­ри­ар­хат-то?

Боль­шин­ство извест­ных нам древ­них куль­тур — куль­туры пат­ри­ар­халь­ные, т.е. такие, в кото­рых муж­чина зани­мал гос­под­ству­ю­щее поло­же­ние в семье, роде, госу­дар­стве.

Что же каса­ется мат­ри­ар­хата — обще­ствен­ного устрой­ства, в кото­ром гла­вен­ству­ю­щее поло­же­ние зани­мает жен­щина, — то на сего­дняш­ний день пред­став­ле­ния о суще­ство­вав­шем когда-то “цар­стве женщин” многие ученые счи­тают явным ана­хро­низ­мом.

По мнению других спе­ци­а­ли­стов, суще­ство­ва­ние в давние вре­мена мат­ри­ар­хата под­твер­жда­ется неко­то­рыми мифо­ло­ги­че­скими ска­за­ни­ями. Прежде всего речь идет о встре­ча­ю­щемся во многих древ­них куль­ту­рах почи­та­нии жен­ского боже­ства — вели­кой богини-матери, какой была, напри­мер, древ­не­еги­пет­ская Исида, или “жен­ской триады” (пра­ма­терь — жен­щина — дочь), кото­рая встре­ча­ется в гре­че­ской мифо­ло­гии (Рея, Деметра и Пер­се­фона).

Согласно мнению совре­мен­ного пра­во­слав­ного бого­слова диа­кона Андрея Кура­ева, сви­де­тель­ство о пер­во­на­чаль­ном “мат­ри­ар­халь­ном” харак­тере отно­ше­ний между полами встре­ча­ется даже в … Библии! Именно так, счи­тает отец Андрей, сле­дует интер­пре­ти­ро­вать зна­ко­мую всем фразу из второй главы вет­хо­за­вет­ной книги Бытия:Оста­вит чело­век отца своего и мать свою, и при­ле­пится к жене своей; будут два одна плоть (Быт. 2:24). В словах о том, что именно муж­чина остав­ляет семью и при­хо­дит в дом к жен­щине — а не наобо­рот, как было в боль­шин­стве после­ду­ю­щих куль­тур, — пра­во­слав­ный бого­слов видит ука­за­ние на мат­ри­ар­халь­ный поря­док устрой­ства обще­ства. [“И оста­вит чело­век отца и мать…” Тайна пола в пра­во­слав­ной тра­ди­ции. Интер­вью с диа­ко­ном Андреем Кура­е­вым //Фома, № 7.]

Трудно ска­зать, насколько пра­во­мочно подоб­ное обоб­ще­ние этого текста, однако вполне оче­видно, что биб­лей­ский рас­сказ о сотво­ре­нии чело­века не дает ника­ких осно­ва­ний для усто­яв­шихся на быто­вом уровне пред­став­ле­ний об изна­чально бес­прав­ном поло­же­нии жен­щины. Неко­то­рые муж­чины любят шутить, что жен­щина сотво­рена из ребра — един­ствен­ной кости, в кото­рой нет мозга. Однако шутка эта вряд ли отли­ча­ется особым ост­ро­умием. Ост­ро­умие — это ведь острота ума, а умному, обра­зо­ван­ному чело­веку при­стало бы знать, что древ­не­ев­рей­ское слово “цела”, кото­рое в рус­ской Библии пере­ве­дено как “ребро”, озна­чает не только “ребро”, но и “часть”, “грань”. В данном кон­крет­ном случае — эмо­ци­о­нально-чув­ствен­ную грань, более тонкую душев­ную орга­ни­за­цию, кото­рая отли­чает прежде всего жен­щину. Поэтому с помо­щью дан­ного при­мера можно дока­зы­вать не столько пре­вос­ход­ство муж­чины, сколько обрат­ное. Даже факт созда­ния жен­щины вызван тем, что само по себе суще­ство­ва­ние пер­вого чело­века не явля­ется еще закон­чен­но­стью тво­ре­ния; нет пока полной гар­мо­нии: Не хорошо быть чело­веку одному (Быт.2:18).

Во многих тол­ко­ва­ниях на книгу Бытия спра­вед­ливо гово­рится о том, что иску­си­тель обра­ща­ется сна­чала к Еве, потому что, скорее всего, она быст­рее была спо­собна под­дасться соблазну. Такая точка зрения вполне оправ­дана, при этом она не исклю­чает и неко­то­рых нюан­сов ситу­а­ции. Так, напри­мер, хри­сти­ан­ский мыс­ли­тель XX века Павел Евдо­ки­мов видит в факте тво­ре­ния жен­щины ука­за­ние на мета­фи­зи­че­ское зна­че­ние жен­ской при­роды, кото­рое, по Евдо­ки­мову, заклю­ча­ется в том, что “в рели­ги­оз­ной сфере именно жен­щина есть силь­ный пол”. [Евдо­ки­мов П. Жен­щина и спа­се­ние мира. Минск, 1999. С. 152.] Дей­стви­тельно, если жен­щина во всем слабее муж­чины, вряд ли потом она сможет иску­сить Адама. Так сла­бость в конеч­ном итоге может обер­нуться силой. Сатана через змия обра­ща­ется к Еве потому, что ее легче уго­во­рить, но еще и потому, что она спо­собна убе­дить мужа также вку­сить плод. (Это как в драке: сна­чала нужно уда­рить самого физи­че­ски силь­ного про­тив­ника. При этом по другим пара­мет­рам он может быть слабее других: глупее, наив­нее и т.д.) Жен­щина, более склон­ная к соблазну, более, быть может, без­за­щит­ная перед соблаз­ном, ока­зы­ва­ется силь­нее эмо­ци­о­нально, спо­собна вверг­нуть в соблазн и муж­чину.

Потом с пер­выми людьми, согласно биб­лей­скому повест­во­ва­нию, про­ис­хо­дит тра­ге­дия. Не пове­рив Богу, Адам и жена совер­шили посту­пок, иска­зив­ший их пер­во­на­чаль­ную, есте­ствен­ную при­роду: стали смерт­ными и попали в глу­бо­кую, непре­одо­ли­мую зави­си­мость от греха. Резуль­та­том гре­хо­па­де­ния стал не только разрыв чело­века с Богом, но и изме­не­ние во вза­и­мо­от­но­ше­ниях муж­чины и жен­щины. Эмо­ци­о­нально-чув­ствен­ная жен­щина первой под­да­лась на призыв соблаз­ни­теля и, иску­сив­шись, повлекла за собой и муж­чину. Рав­но­ве­сие было нару­шено, муж­чина полу­чил над жен­щи­ной власть, кото­рая, вполне веро­ятно, ранее ему не при­над­ле­жала. По мнению диа­кона Андрей Кура­ева, окон­ча­тель­ное вер­хо­вен­ство мужа над женой появ­ля­ется только после гре­хо­па­де­ния, о чем сви­де­тель­ствует факт наре­че­ния имени жене — Ева. Пра­во­слав­ный бого­слов спра­вед­ливо заме­чает, что наре­че­ние имени есть власт­ный акт, дающий имя должен иметь на это право. Поэтому неслу­чайно наре­че­ние имени про­ис­хо­дит после грехопадения.[Кураев А., диакон. Муж­чина и жен­щина в книге Бытия //Альфа и Омега. 1996, № ²⁄₃. С. 295] По суще­ство­вав­шему в древ­них куль­ту­рах обычаю, наре­ка­ю­щий имя, во-первых, уже обла­дает вла­стью, а во-вторых, ста­но­вясь тем, кто дает имя, полу­чает допол­ни­тель­ную власть. Так сбы­ва­ется Божье пове­ле­ние: И к мужу твоему вле­че­ние твое и он будет гос­под­ство­вать над тобою (Быт. 3:10)

И все же одно­значно и жестко на “вопрос власти” отве­тить не так просто, ведь жен­щина изна­чально сотво­рена как помощ­ник муж­чине (И сказал Гос­подь Бог: не хорошо чело­веку быть одному; сотво­рим ему помощ­ника, соот­вет­ствен­ного ему (Быт.2:18)), поэтому уже здесь можно пред­по­ло­жить опре­де­лен­ную власть мужа над женой. Этот же мотив звучит и в словах Адама: Она будет назы­ваться женою, ибо взята от мужа своего (Быт.2:23) — на древ­не­ев­рей­ском “иш” и “иша”. Кстати ска­зать, неко­то­рые тол­ко­ва­тели усмат­ри­вают в “иша” первое имя (назва­ние) Евы, кото­рое дает жене Адам. В любом случае, нельзя не согла­ситься с мне­нием Кура­ева, что в биб­лей­ском опи­са­нии тво­ре­ния жен­щины нет осно­ва­ний для тра­ди­ци­он­ного в мифо­ло­ги­че­ском мыш­ле­нии поляр­ного про­ти­во­по­став­ле­ния муж­ского жен­скому. А свя­ти­тель Иоанн Зла­то­уст в Бесе­дах на Книгу Бытия под­чер­ки­вает, что жена была “равна по досто­ин­ству” мужу. [Св. Иоанн Зла­то­уст. Беседы на книгу Бытия //Св. Иоанн Зла­то­уст. Полное собра­ние сочи­не­ний в 12-ти тт. Т.4. Кн.1. М., 1994. С. 129.]

Итак, нор­маль­ные, иде­аль­ные, гар­мо­ни­че­ские отно­ше­ния, кото­рые суще­ство­вали между муж­чи­ной и жен­щи­ной до гре­хо­па­де­ния, рас­стро­и­лись. При­чи­ной гре­хо­па­де­ния и после­до­вав­шего за ним изме­не­ния отно­ше­ний первых людей друг к другу стали … зависть и нелю­бовь! Чело­ве­че­ское сча­стье в Эдеме “воз­бу­дило нена­висть того, кто сде­лался неспо­со­бен любить и для кого нена­висть состав­ляет теперь суще­ствен­ную осо­бен­ность его харак­тера и служит нача­лом всей его дея­тель­но­сти — нена­висть сатаны”.[Кусто­диев К.Л., про­то­и­е­рей. Жен­щина в Ветхом Завете //Альфа и Омега, 1999, № 4. С. 16–17.] Гре­хо­па­де­нием зло про­никло в гар­мо­нич­ную дотоле жизнь чело­века. И если после тво­ре­ния жен­щины Адам радостно вос­кли­цает: Вот, это кость от костей моих и плоть от плоти моей (Быт.2:23), то после гре­хо­па­де­ния в ответ на вопро­ша­ние Бога, не ел ли он плодов с дерева, первый муж­чина лукаво отве­чает: Жена, кото­рую Ты мне дал, она дала мне плодов от дерева, и я ел (Быт. 3:12), мало­душно сва­ли­вая всю вину за про­ис­шед­шее на Бога и на жен­щину. С тех пор и бьются в семей­ных отно­ше­ниях две силы: добрая, соеди­ня­ю­щая, и злая, разъ­еди­ня­ю­щая. [“Если в гре­че­ском языке sumbolon (символ) озна­чает “то, что соеди­няет, пере­бра­сы­вает мост, объ­еди­няет”, то слово diabolos (дьявол), того же самого корня, озна­чает “то, что раз­де­ляет, разъ­еди­няет и раз­ла­гает”. (Евдо­ки­мов П. Жен­щина и спа­се­ние мира. С. 140).] Таким обра­зом, в мире падшем, про­ти­во­есте­ствен­ном (так как есте­ствен­ным для чело­века был мир до гре­хо­па­де­ния, отно­ше­ния до вку­ше­ния плода с древа) брак есть некий про­об­раз и пред­вос­хи­ще­ние нор­маль­ных, есте­ствен­ных вза­и­мо­от­но­ше­ний между муж­чи­ной и жен­щи­ной. Про­об­раз, так как отно­ше­ния в падшем мире обле­ка­ются в пре­хо­дя­щую, вре­мен­ную форму и будут пре­одо­лены. По словам Христа, в вос­кре­се­нии ни женятся, ни выхо­дят замуж, но пре­бы­вают, как Ангелы Божии на небе­сах (Мф.22:30). Эти слова, конечно, ни в коем случае не ума­ляют цен­но­сти брака, а лишь ука­зы­вают на каче­ствен­ное пре­об­ра­же­ние чело­ве­че­ской сущ­но­сти в вос­кре­се­нии. Суть этого пре­об­ра­же­ния таин­ствен­ная: Не видел того глаз, не слы­шало ухо, и не при­хо­дило то на сердце чело­веку, что при­го­то­вил Бог любя­щим его (1Кор.2:9) [Брач­ные узы не есть узы вре­мен­ные; вре­мен­ной явля­ется их форма, глу­бин­ная же сущ­ность брака таин­ственна, так как брак есть тайна пред­вос­хи­ще­ния спа­се­ния и обе­то­ва­ние спа­се­ния.]

Соот­вет­ственно, уни­что­же­ние брач­ных отно­ше­ний — Что Бог соче­тал, чело­век да не раз­лу­чает (Мф.19:6) — есть, напро­тив, про­ти­во­есте­ствен­ный, раз­ру­ша­ю­щий норму посту­пок. И это не просто слова из старой умной книжки, а самая насто­я­щая реаль­ность: любое пре­кра­ще­ние брач­ных отно­ше­ний, развод, есть разрыв живой ткани бытия, болез­нен­ное уни­что­же­ние той “плоти единой”, кото­рой стали муж­чина и жен­щина в браке…

Итак, биб­лей­ский рас­сказ гово­рит нам об изме­нив­шихся вза­и­мо­от­но­ше­ниях между муж­чи­ной и жен­щи­ной. В новом типе отно­ше­ний жен­щина зани­мает поло­же­ние под­чи­нен­ное. Для тех, кто любит обви­нять хри­сти­ан­ство в том, что сфор­ми­ро­ван­ная им куль­тура исхо­дит их нор­ма­тив­ного бес­пра­вия жен­щины замечу, что, по Библии, новое состо­я­ние жены не есть хри­сти­ан­ская модель вза­и­мо­от­но­ше­ний между полами. Напро­тив, все это стало воз­мож­ным после гре­хо­па­де­ния и из-за него. И эта модель должна быть пре­одо­лена, как должно быть пре­одо­лено само падшее состо­я­ние чело­ве­че­ства. Бог не остав­ляет людей, кото­рые уже не могут нахо­диться в Эдеме: “поте­рян­ный рай” не ста­но­вится навсе­гда поте­рян­ным, так как людям сразу же дается обе­то­ва­ние о буду­щем Спа­си­теле, о том, что Семя жены сотрет главу змия (Быт.3:15).

Можно согла­шаться или не согла­шаться с биб­лей­ской интер­пре­та­цией чело­ве­че­ской исто­рии и смысла вза­и­мо­от­но­ше­ний между муж­чи­ной и жен­щи­ной, но факт оста­ется фактом: извест­ное нам древ­нее тра­ди­ци­он­ное обще­ство — это обще­ство пат­ри­ар­халь­ное, в кото­ром царит жен­ское бес­пра­вие…

Цар­ство мужчин

В древ­ние вре­мена жен­ское начало в боль­шин­стве куль­тур счи­та­лось нача­лом темным, губи­тель­ным, иску­ша­ю­щим. Напомню, что слово “иску­ше­ние” звучит усла­ди­тельно лишь для совре­мен­ного чело­века, задав­лен­ного тяже­стью реклам­ных роли­ков на темы “иску­ше­ние вкусом”, “секрет обо­льще­ния” и т. д. Для боль­шин­ства тра­ди­ци­он­ных куль­тур иску­ше­ние — это когда плохо, это то, что сби­вает с истин­ного пути.

В древ­нем мире жен­щина — всегда источ­ник соблаз­нов. Япон­ская посло­вица гласит: “Кра­са­вица — это меч, раз­ру­ба­ю­щий жизнь”. Этой мысли вторит древ­не­ев­рей­ский мудрец Еккле­си­аст: И нашел я, что горче смерти жен­щина, потому что она — сеть, и сердце ее — силки, руки ее — оковы (Екк.7:26).

В вет­хо­за­вет­ном обще­стве, опи­сы­ва­ю­щем состо­я­ние чело­века после гре­хо­па­де­ния, поло­же­ние жен­щины изоб­ра­жа­ется как двой­ствен­ное. С одной сто­роны, жен­щина нахо­дится на “вторых ролях”. Она прак­ти­че­ски исклю­чена из обще­ствен­ной жизни и во всем под­чи­нена муж­чине. В вопро­сах вза­и­мо­от­но­ше­ний с муж­чи­нами ей, как пра­вило, отво­дится роль пас­сив­ной сто­роны. Эта тра­ди­ция сохра­ня­ется и в сред­не­ве­ко­вом иудаизме.[В орто­док­саль­ном иуда­изме такое поло­же­ние вещей строго сохра­ня­ется и до сих пор. В част­но­сти, бук­валь­ное про­чте­ние стиха из Вто­ро­за­ко­ния (24:1) “Если кто возь­мет жену и сде­ла­ется ее мужем, и она не найдет бла­го­во­ле­ния в глазах его, потому что он нахо­дит в ней что-нибудь про­тив­ное, и напи­шет ей раз­вод­ное письмо, и даст ей в руки, и отпу­стит ее из дома своего” застав­ляет мужа или его пред­ста­ви­теля под­пи­сы­вать доку­мент о раз­воде (“гет”). Совре­мен­ная прак­тика при­во­дит иногда к тому, что мужья начи­нают шан­та­жи­ро­вать своих жен, так как не полу­чив­шая “гет” жен­щина (даже если состо­я­лась про­це­дура граж­дан­ского раз­вода) не счи­та­ется раз­ве­ден­ной, а если она всту­пает в новый брак, то счи­та­ется пре­лю­бо­дей­кой, а дети от вто­рого брака — неза­кон­но­рож­ден­ными. При этом муж­чина, не давший первой жене гет, вполне может всту­пать во второй брак, так как Тора раз­ре­шает поли­га­мию. (Телуш­кин Й. Еврей­ский мир. М., 1997. С. 523.)] Так, напри­мер, если жен­щина в тра­ди­ци­он­ных утрен­них молит­вах должна воз­но­сить хвалу Гос­поду за то, что Он создал ее по Своей воле, то муж­чина за то, что Бог не создал его жен­щи­ной. С другой сто­роны, боль­шим ува­же­нием поль­зу­ется жен­щина-мать (супруга, сестра) как хра­ни­тель­ница очага и и вос­пи­та­тель­ница детей. Правда, испол­не­ние этих функ­ций не вме­ня­ется в заслугу, а явля­ется обя­зан­но­стью. Жен­щина обре­чена стра­дать, в муках про­из­водя на свет детей (Быт.3:16), но в этом же (дето­рож­де­нии) пола­га­ется и ее спа­се­ние, и спа­се­ние всего чело­ве­че­ства, так как семя жены пора­зит главу змея.

Именно поэтому рож­де­ние и вос­пи­та­ние детей явля­ется прин­ци­пи­ально важным и зна­чи­мым для жен­щины. В дето­рож­де­нии Ветхий Завет усмат­ри­вает не столько био­ло­ги­че­скую функ­цию про­дле­ния рода, сколько рели­ги­оз­ную, спа­си­тель­ную функ­цию: от нее может про­изойти на свет Мессия, кото­рый вос­ста­но­вит рай­ское состо­я­ние чело­века. Такая функ­ция жен­щины, есте­ственно, опре­де­ляет во многом и отно­ше­ние к ней.

Конечно, несмотря на столько высо­кое пони­ма­ние пред­на­зна­че­ния жен­щины в вет­хо­за­вет­ной тра­ди­ции, было бы неверно гово­рить о рав­но­прав­ном поло­же­нии полов. Однако в других древ­них куль­ту­рах, осно­ва­нием кото­рых стала не моно­те­и­сти­че­ская тра­ди­ция иуда­изма, поло­же­ние жен­щины еще более бес­правно. [В неко­то­ром роде исклю­че­нием может слу­жить древ­не­еги­пет­ская куль­тура с ее почти­тель­ным отно­ше­нием к жен­щине.]

На Древ­нем Востоке от жен­щины тре­бо­ва­лось абсо­лют­ное послу­ша­ние мужу во всем. Семей­ные законы были суровы: непо­кор­ную жену супруг мог нака­зать, и нака­зать довольно жестоко. Согласно одному древ­не­ас­си­рий­скому закону, муж имел право за непо­слу­ша­ние, лень или отказ от испол­не­ния супру­же­ских обя­зан­но­стей избить жену, остричь ее, отре­зать ей уши, нос, выжечь на лбу раб­ское клеймо или выгнать из дома. При этом, что бы ни совер­шил муж­чина, никто не мог при­влечь его к ответ­ствен­но­сти, тогда как он мог все. Напри­мер, имел право вер­нуть бежав­шую от его жесто­ко­сти в роди­тель­ский дом жену, если она про­была там более четы­рех дней. При этом мог еще и под­верг­нуть ее уни­зи­тель­ному испы­та­нию: заста­вить дока­зы­вать, что за время своего отсут­ствия она не спала ни с одним муж­чи­ной. Способ для этого изби­рался весьма ори­ги­наль­ный: “Такую жену над­ле­жит свя­зать и бро­сить в воду; если она выбе­рется бла­го­по­лучно, значит, она неви­новна, и муж должен опла­тить судеб­ные издержки”. [Вар­ди­ман Е. Жен­щина в древ­нем мире. М., 1990. С. 179–180.] Ну, а если нет… Любое подоб­ное “дока­за­тель­ство” измены озна­чало для жен­щины неми­ну­е­мую смерть.

О каких-то иных правах жен­щины гово­рить вовсе не при­хо­дится. Согласно зако­нам вави­лон­ского царя Хам­му­рапи (1792–1750 гг. до Р.Х.), муж­чина имел неогра­ни­чен­ную власть над чле­нами своей семьи. Несмотря на то, что какие-то права у жен­щины были, по боль­шому счету она явля­лась соб­ствен­но­стью мужа. Хотя и жена и муж имели право на развод, у мужа эти права были несрав­нимо шире, а жена обя­зана была хра­нить вер­ность супругу и после смерти послед­него. Даже овдо­вев, она не могла заклю­чать дого­во­ров, вести денеж­ные дела, ста­вить свою под­пись — все дела­лось только через опе­куна. К людям (“ави­лу­мам”) [Акад­ский термин “авилум” пере­во­дится на рус­ский как “чело­век” или “пол­но­прав­ный чело­век”. Второе зна­че­ние тер­мина — высшее сосло­вие, состо­яв­шее из членов “общин”, имев­ших права на участки земли. Наряду с “ави­лу­мами” суще­ство­вали сосло­вия “муш­ке­ну­мов” ( люди, не имев­шие земель­ной соб­ствен­но­сти и не бывшие чле­нами общины) и “вар­ду­мов” (“рабов”, лиц, имев­ших хозяев, кото­рые могли рас­по­ря­жаться их вре­ме­нем, трудом и, видимо, даже жизнью). (Законы Хам­му­рапи. Текст и ком­мен­та­рии. Элек­трон­ная биб­лио­тека исто­ри­че­ского факуль­тета МГУ.)] при­рав­ни­ва­лись только жен­щины-жрицы, кото­рые, однако, были строго исклю­чены из семей­ных отно­ше­ний. [Законы Хам­му­рапи. Текст и ком­мен­та­рии. Элек­трон­ная биб­лио­тека исто­ри­че­ского факуль­тета МГУ.]

В отли­чие от иудей­ской тра­ди­ции, во многих других древ­них куль­ту­рах мы не видим столь глу­бо­кого почи­та­ния брака, почи­та­ния, коре­ня­ще­гося в рели­ги­оз­ных смыс­лах. Многие куль­туры к браку отно­сятся с откро­вен­ным пре­зре­нием. Сего­дня модно гово­рить об обще­че­ло­ве­че­ских цен­но­стях, под­ра­зу­ме­вая под ними некие уни­вер­са­лии, есте­ствен­ным обра­зом при­су­щие всем людям и мало зави­ся­щие от куль­туры. Однако изу­че­ние про­шлого пока­зы­вает, что то, что сейчас име­ну­ется “цен­но­стями для всех” роди­лось именно под воз­дей­ствием иудео-хри­сти­ан­ской тра­ди­ции. И если для вет­хо­за­вет­ных иудеев появ­ле­ние потом­ства имеет в том числе (или даже в первую оче­редь) рели­ги­оз­ный смысл и зна­че­ние, а тра­ди­ция без­бра­чия в древ­не­ев­рей­ской куль­туре не полу­чила широ­кого рас­про­стра­не­ния, то, согласно тем же зако­нам Хам­му­рапи, посвя­щен­ные богу жрицы вообще не имели права всту­пать в связь с муж­чи­нами. Ново­за­вет­ное пере­осмыс­ле­ние чело­ве­че­ского пред­на­зна­че­ния внесет свои кор­рек­тивы в пони­ма­ние брака и без­бра­чия. Однако прин­ци­пи­аль­ным отли­чием хри­сти­ан­ского мона­ше­ства явля­ется не пре­зре­ние к брач­ным отно­ше­ниям, [Хри­сти­ан­ству вообще не свой­ственно пре­зре­ние к какому-либо тво­ре­нию или уста­нов­лен­ным в обще­стве отно­ше­ниям. Хри­сти­ан­ский аске­тизм есть всегда сред­ство, а не цель. Скажем, хри­сти­ан­ское пони­ма­ние поста не есть отвер­же­ние опре­де­лен­ной пищи и не имеет ника­кого отно­ше­ния к идео­ло­гии веге­та­ри­ан­ства.] а стрем­ле­ние к ислю­чи­тельно духов­ной жизни и еди­не­нию со Хри­стом. Сами вза­и­мо­от­но­ше­ния Гос­пода с Цер­ко­вью осмыс­ля­ются в хри­сти­ан­стве в брач­ных тер­ми­нах, а святой Иоанн Зла­то­уст (IV век) наста­и­вает на корен­ном отли­чии хри­сти­ан­ского цело­муд­рия от язы­че­ского воз­дер­жа­ния. В книге “О дев­стве” он отме­чает два основ­ных раз­ли­чия хри­сти­ан­ского и язы­че­ского без­бра­чия: дев­ство ради Христа, ради пол­ного посвя­ще­ния лич­но­сти Христу и отсут­ствие пре­зре­ния к браку. Без­бра­чие полу­чает свое обос­но­ва­ние только в ново­за­вет­ном созна­нии, для кото­рого нет уже Иудея, ни языч­ника; нет раба, ни сво­бод­ного; нет муже­ского пола, ни жен­ского: ибо все вы одно во Христе Иисусе (Гал. 3:28). Эта тайна открыта только бла­го­да­тью Христа и воз­можна только во Христе, поэтому ее не знает ни вет­хо­за­вет­ный закон, ни язы­че­ская нрав­ствен­ность. И поэтому же: “Под­линно, цело­муд­рие ере­ти­ков хуже вся­кого рас­пут­ства. Послед­нее при­чи­няет обиду людям, а первое вос­стает против Бога и оскорб­ляет бес­ко­неч­ную пре­муд­рость” [Св. Иоанн Зла­то­уст. О дев­стве //Св. Иоанн Зла­то­уст. Полное собра­ние сочи­не­ний в 12-ти тт. Т.1. Кн.1. М., 1991. С. 299.], поскольку зача­стую одной из глав­ных причин цели­бата явля­ется пре­зре­ние к браку и брач­ным отно­ше­ниям.

Итак, язы­че­ские куль­туры смот­рят на брак по-иному. И здесь рели­гия опре­де­ляет куль­туру, опре­де­ляет цен­но­сти и поло­же­ние жен­щины. Кому-то может пока­заться стран­ным, однако ни Древ­няя Греция, ни Древ­ний Рим не были исклю­че­нием в плане отно­ше­ния к жен­щине. В Греции жен­щина прак­ти­че­ски не участ­во­вала в обще­ствен­ной жизни. В гре­че­ских поли­сах (горо­дах-госу­дар­ствах) жен­щины нико­гда не имели граж­дан­ства (т. е. фак­ти­че­ски при­рав­ни­ва­лись к рабам), не обла­дали вла­стью рас­по­ря­жаться иму­ще­ством (исклю­че­нием была Спарта), цели­ком нахо­дясь под опекой мужчин. Опе­ку­ном до заму­же­ства являлся отец либо бли­жай­ший род­ствен­ник-муж­чина, после заму­же­ства вся власть пере­хо­дила к закон­ному супругу.

Конечно, образ жен­щины в эпоху антич­но­сти будет непол­ным, если огра­ни­читься опи­са­нием жен­ского соци­аль­ного бес­пра­вия и муж­ского про­из­вола. Древ­ние памят­ники искус­ства и лите­ра­туры сви­де­тель­ствуют о том, что антич­ный идеал кра­соты нашел свое отоб­ра­же­ние в том числе и в жен­ских скульп­ту­рах, изоб­ра­жав­ших кра­соту и совер­шен­ство жен­ского тела. Греки счи­тали, что жен­щины спо­собны вдох­нов­лять мужчин, влиять на муж­ское пове­де­ние. Правда, боль­шей частью это отно­си­лось к гете­рам, “спут­ни­цам”, кото­рые спе­ци­ально при­во­зи­лись из других краев для уве­се­ли­тель­ных при­е­мов гре­че­ских мужчин, чьи жены не имели воз­мож­но­сти раз­де­лить муж­ское весе­лье. Кстати ска­зать, супру­же­ская измена и в Древ­нем Риме кара­лась смер­тью. Есте­ственно, если изме­няла жен­щина. [Поня­тие муж­ской измены юри­ди­че­ски закреп­ля­ется лишь во II веке по Р. Х., при импе­ра­торе Анто­нине. (См.: Буас­сье Г. Рим­ская рели­гия от Авгу­ста до Анто­ни­нов. М., 1914. С. 549)]

Ари­сто­тель утвер­ждает нера­вен­ство полов, заме­чает, что при­чи­ной этого явля­ется каче­ствен­ная раз­ница между полами, кото­рая пред­по­ла­гает боль­шую зна­чи­мость муж­чины, чем жен­щины : “…есть ли у них (женщин — В.Л.) доб­ро­де­тили, должна ли жен­щина быть скром­ной, муже­ствен­ной и спра­вед­ли­вой?.. И если обоим этим суще­ствам должно быть свой­ственно совер­шен­ство, то почему одно из них пред­на­зна­чено раз и навсе­гда власт­во­вать, а другое — быть в под­чи­не­нии? И это отли­чие не может осно­вы­ваться на боль­шей или мень­шей сте­пени совер­шен­ства, при­су­щего тому и дру­гому суще­ству, так как сами поня­тия “быть в под­чи­не­нии” и “власт­во­вать” отли­ча­ются одно от дру­гого в каче­ствен­ном, а не коли­че­ствен­ном отно­ше­нии”. [Ари­сто­тель. Поли­тика. Книга первая //Аристотель. Сочи­не­ния в четы­рех томах. Т. 4. М., Мысль, 1984. С. 399.] Иными сло­вами, муж­чина не просто силь­нее, умнее и т. д., он каче­ственно лучше, поэтому его при­рода a priori пред­на­зна­чена для того, чтобы власт­во­вать, тогда как при­рода жен­щины побуж­дает ее под­чи­няться. В заклю­че­нии дан­ного срав­ни­тель­ного ана­лиза Ари­сто­тель цити­рует тра­гика Софокла: “И напри­мер, слова поэта о жен­щине: “Убором жен­щине мол­ча­ние служит” — в оди­на­ко­вой сте­пени должны быть при­ло­жимы ко всем жен­щи­нам вообще, но к муж­чине они уже не под­хо­дят”… [Ари­сто­тель. Указ. соч. С. 400.]

Такое отно­ше­ние к жен­щине, а также посто­ян­ное пре­бы­ва­ние мужчин в исклю­чи­тельно муж­ском обще­стве поро­дило еще одну осо­бен­ность гре­че­ской куль­туры — широко рас­про­стра­нив­шийся гомо­сек­су­а­лизм, высо­кая сте­пень раз­ви­тия кото­рого несколько непри­вычна даже в наше время. Под­лин­ной, дей­стви­тельно бла­го­род­ной любо­вью греки счи­тали лишь любовь муж­чины к муж­чине. О ней писали гре­че­ские авторы, ее вос­пе­вали гре­че­ские поэты. Жен­щина же пред­на­зна­чена лишь для рож­де­ния детей и ухода за муж­чи­ной, но никак не для любви. Поэ­ти­че­ской, высо­кой, кра­си­вой может быть лишь муж­ская любовь. Чтобы убе­диться в том, что греки дей­стви­тельно так счи­тали, доста­точно про­честь диалог Пла­тона “Пир”. “Я, — гово­рит один из участ­ни­ков диа­лога, Федр, — по край­ней мере, не знаю боль­шего блага для юноши, чем достой­ный влюб­лен­ный, а для влюб­лен­ного — чем достой­ный воз­люб­лен­ный”. [Платон. Пир //Платон. СС в 4 тт. Т.2. М., Мысль, 1993. С. 87.] Другой участ­ник диа­лога. Пав­са­ний, раз­де­ляе отде­ляя “Афро­диту пошлую” от “Афро­диты небес­ной” заяв­ляет сле­ду­ю­щее: “…Эрот Афро­диты пошлой поис­тине пошл и спо­со­бен на что угодно; это как раз та любовь, кото­рой любят люди ничтож­ные. А такие люди любят, во-первых, женщин не меньше, чем мужчин… Эрот же Афро­диты небес­ной вос­хо­дит к богине, кото­рая, во-первых, при­частна только к муж­скому началу, но никак не к жен­скому, отда­вая пред­по­чте­ние тому, что силь­ней от при­роды и наде­лено боль­шим умом”. [Платон. Указ. соч. С. 90.] Итак, любовь к жен­щине пошла, такое чув­ство могут испы­ты­вать лишь люди ничтож­ные, счи­тали греки.

Гре­че­ский гомо­сек­су­а­лизм был важной состав­ной частью всей гре­че­ской куль­туры, в осо­бен­но­стии — гре­че­ского вос­пи­та­ния. Счи­та­лась вполне нор­маль­ной “любовь” между взрос­лым муж­чи­ной и юношей 15–18 лет: именно в таких отно­ше­ниях моло­дой чело­век полу­чал вос­пи­та­ние, а педо­фе­лия рас­смат­ри­ва­лась как самая совер­шен­ная, самая пре­рас­ная форма обра­зо­ва­ния. [Марру А.-И. Исто­рия вос­пи­та­ния в антич­но­сти (Греция). М., 1998. С.56.] Сего­дня для боль­шин­ства из нас все это звучит дико, хотя мы редко заду­мы­ва­емся о том, что наше отно­ше­ние есть след­ствие про­ник­но­ве­ния хри­сти­ан­ских цен­но­стей в куль­туру. Будучи глу­боко семей­ной рели­гий, хри­сти­ан­ство сфор­ми­ро­вало новые семей­ный цен­но­сти. А пра­виль­нее ска­зать, семей­ные цен­но­сти как тако­вые, ведь в эллин­ской куль­туре все обсто­яло совсем не так просто: жен­щина, в силу своего бес­прав­ного поло­же­ния теряла власть над ребен­ком после того, как ему испол­ня­лось 7 лет, отец всегда был занят более важ­ными делами, чем возня с детьми, школа (обра­зо­ва­ние), тра­ди­ци­онно вос­при­ни­ма­ю­ща­яся сего­дня как второй после семьи обра­зо­ва­тель­ный эле­мент, для греков тако­вой не явля­лась.

В антич­ной куль­туре не было даже осно­ва­ний для буду­щего изме­не­ния поло­же­ния, так как время греки и рим­ляне пред­став­ляли себе замкну­тым на цикл, все повто­ря­лось, изме­не­ния не при­вет­ство­ва­лись. Необ­хо­дима была “куль­тур­ная рево­лю­ция” для того, чтобы не только муж­чина, но и жен­щина смогла бы взгля­нуть на себя как на чело­века. Таким обра­зом, кра­си­вая легенда Пла­тона об андро­гине (дву­по­лом суще­стве, кото­рое когда-то раз­де­лили на две поло­винки) не могла реа­ли­зо­ваться: поло­винки не могли соеди­ниться. Тайна пола оста­ва­лась нерас­кры­той…

А жена да убо­ится мужа!

Хри­сти­ан­ство, явив­шись вызо­вом всей рим­ской куль­туре, не могло не затро­нуть и вза­и­мо­от­но­ше­ний между муж­чи­ной и жен­щи­ной. Конечно, еван­гель­ская про­по­ведь не была направ­лена на подрыв соци­ально-поли­ти­че­ского порядка и не зада­ва­лась целью изме­нить отно­ше­ния между полами, и все же хри­сти­ан­ство ради­кально утвер­ждало новые прин­ципы вза­и­мо­от­но­ше­ний между муж­чи­ной и жен­щи­ной.

Прежде всего, хри­сти­ан­ство пред­ло­жило прин­ци­пи­ально новую оценку чело­века, акту­а­ли­зи­ро­вав идею тво­ре­ния “по образу и подо­бию”. Новое учение утвер­ждало, что (поз­волю себе про­ци­ти­ро­вать еще раз) “нет уже Иудея, ни языч­ника; нет раба, ни сво­бод­ного; нет муже­ского пола, ни жен­ского: ибо все вы одно во Христе Иисусе” (Гал.3:28) Прин­ци­пи­ально важно понять, что в этом отри­ца­нии нет ни малей­шего пре­зре­ния к полу или браку (о чем уже гово­ри­лось выше), но утвер­жда­ется, напро­тив, равен­ство полов перед Богом, цен­ность лич­но­сти, а не муж­ского или жен­ского per se. Конечно, равен­ство цен­ност­ное не озна­чает равен­ства функ­ци­о­наль­ного, не сти­рает раз­ницу — и это важно осо­зна­вать и чув­ство­вать, иначе хри­сти­ан­ские уста­новки могут быть при жела­нии легко истол­ко­ваны в духе “воин­ству­ю­щего феми­низма”.

Хри­сти­ан­ство впер­вые посмот­рело на жен­щину как на чело­века, уви­дело в ней само­сто­я­тель­ную цель­ную лич­ность, нерав­ную муж­чине, но и не менее ценную для Бога, чем он. В хри­сти­ан­стве жен­щина пере­стала быть чем-то нечи­стым, злым, пере­стала быть вещью и соб­ствен­но­стью мужа, пере­стала, нако­нец, быть только мате­рью или женой. В этих словах нет ника­кой хри­сти­ан­ской про­па­ганды. Ярый про­тив­ник хри­стиан Цельс (II в. по Р.Х.) в своем “Прав­ди­вом слове” (“Alethes Logos”), всту­пая в поле­мику с хри­сти­ан­ским уче­нием, кото­рое он обви­нял в нрав­ствен­ной и интел­лек­ту­аль­ной дегра­да­ции, недо­уме­вал, как же хри­сти­ане могут верить, что Бог нис­по­шлёт на землю Дух, вселив Его в “нечи­стое” тело жен­щины. [См.: Свен­циц­кая И.С. Жен­щина в раннем хри­сти­на­стве // Жен­щина в антич­ном мире. М., Нака, 1995. С.156.]

Еван­гель­ская исто­рия, вся исто­рия ран­него хри­сти­ан­ства сви­де­тель­ствуют об отлич­ном от цель­сова (т.е. от язы­че­ского как тако­вого) отно­ше­ния к жен­щине. Так, Хри­стос бесе­до­вал и общался как с муж­чи­нами, так и с жен­щи­нами. Именно жен­щины сопро­вож­дали Христа на Гол­гофу в то время, когда уче­ники оста­вили Его. Именно жен­щи­нам первым явился Хри­стос. Этих женщин, шедших ко гробу Христа с дра­го­цен­ным миром, чтобы ума­стить тело по древ­нему обычаю (этого не сде­лали сразу после рас­пя­тия, так как начи­на­лась суб­бота, нару­шать кото­рую было нельзя по вет­хо­за­вет­ному обычаю), хри­сти­ан­ская Цер­ковь до сих пор чтит, про­слав­ляя в неделю жен-миро­но­сиц (вторая неделя после Пасхи). Апо­стол Павел, несмотря на то, что в его словах про­скаль­зы­вает иногда фари­сей­ское вос­пи­та­ние, часто обра­ща­ется в посла­ниях к жен­щи­нам, при­вет­ствуя их как своих сотруд­ниц. По мнению авто­ри­тет­ного цер­ков­ного исто­рика М.Э.Поснова, слова апо­стола Павла “Или не имеем власти иметь спут­ни­цею сестру жену, как и прочие апо­столы, и братья Гос­подни, и Кифа?” (1Кор.9:5) озна­чают то, что жены апо­сто­лов, по всей види­мо­сти, сопро­вож­дали их в мис­си­о­нер­ских путе­ше­ствиях. [Поснов М.Э. Исто­рия Хри­сти­на­ской Церкви (до раз­де­ле­ния Церк­вей — 1054 г.). Брюс­сель, 1994. С.83.]

Конечно, прой­дут века, прежде чем хри­сти­ан­ское пони­ма­ние сфор­ми­рует соот­вет­ству­ю­щую куль­туру (и сфор­ми­рует ли до конца?). Еще в самом Новом Завете видно, что подоб­ного пони­ма­ния пока нет. В рас­сказе о чудес­ном насы­ще­нии огром­ного числа людей пятью хле­бами и двумя рыбам гово­рится: “А евших было около пяти тысяч чело­век, кроме женщин и детей” (Мф.14:21). В другом еван­гель­ском эпи­зоде видим, как удив­лены апо­столы, когда Хри­стос бесе­дует с жен­щи­ной-сама­рян­кой (иудеи в прин­ципе не обща­лись с сама­ря­нами, поэтому посту­пок Христа для уче­ни­ков непо­ня­тен вдвойне): “В это время пришли уче­ники Его и уди­ви­лись, что Он раз­го­ва­ри­вал с жен­щи­ною”. (Ин.4:27)

Данные при­меры можно было бы про­дол­жить, однако все они сви­де­тель­ствуют об одном: выше­опи­сан­ные кар­тины жен­ского бес­пра­вия в древ­нем мире кажутся нам сего­дня ужас­ными и неспра­вед­ли­выми только бла­го­даря про­изо­шед­шей две тысячи лет назад “хри­сти­ан­ской рево­лю­ции”.

Именно в хри­сти­ан­ской куль­туре утвер­дился моно­гам­ный брак. Именно хри­сти­ан­ство впер­вые в чело­ве­че­ской исто­рии про­воз­гла­сило, что супру­же­ская измена муж­чины настолько же недо­пу­стима, насколько недо­пу­стима измена жен­щины.

Вообще хри­сти­ан­ство воз­но­сит брак на недо­ся­га­е­мую дотоле высоту: вен­ча­ние име­ну­ется таин­ством, а любовь супру­гов срав­ни­ва­ется с любо­вью Бога и чело­века. Кстати ска­зать, пони­ма­ние любви в хри­сти­ан­стве очень сильно отли­ча­ется от пони­ма­ния любви в язы­че­стве. В антич­ной гре­че­ской лите­ра­туре поня­тие любовь чаще всего выра­жа­ется словом “эрос”. Эрос — это всегда страст­ная любовь; любовь, при­но­ся­щая одно­вре­менно насла­жде­ние и стра­да­ние. Эрос — это жела­ние запо­лу­чить дру­гого, это любовь для себя. Инте­ресно, что в еван­гель­ских текстах слово “эрос” не встре­ча­ется. Вместо него еван­ге­ли­сты исполь­зуют слово “агапе”. Агапе, в отли­чие от эроса, есть любовь дару­ю­щая, а не вожде­ле­ю­щая. Любовь для дру­гого, а не для себя. [См.: Вар­ди­ман Е. Указ. соч. С. 105.]

В сред­ние века, когда на смену язы­че­ской куль­туре при­хо­дит куль­тура хри­сти­ан­ская, семья ста­но­вится не просто “ячей­кой обще­ства”, но таин­ством, в кото­рое всту­пают два хри­сти­а­нина, заяв­ляя о сов­мест­ном реше­нии перед своей общи­ной. По хри­сти­ан­скому учению, семья есть малая цер­ковь. А цер­ковь не может сози­даться “на время” — она созда­ется навсе­гда, скреп­ля­е­мая любо­вью, кото­рая не ищет лишь своей выгоды и удобств. Кстати ска­зать, венцы, кото­рые во время вен­ча­ния в Пра­во­слав­ной Церкви наде­вают на жениха и неве­сту, это не цар­ские, как думают многие, а муче­ни­че­ские венцы. Конечно, не в том смысле, что брак — это сплош­ное муче­ние, нет. Име­ется в виду другое: по тол­ко­ва­нию одного хри­сти­ан­ского свя­того, муж не должен оста­нав­ли­ваться ни перед какими стра­да­ни­ями, даже смер­тью, если они нужны для блага жены. Вен­ча­ю­щи­еся здесь упо­доб­ля­ются ран­не­хри­сти­ан­ским муче­ни­кам, кото­рые стра­дали за Христа…

Что же каса­ется извест­ной фразы апо­стола Павла жена да боится своего мужа (Еф.5:33), то, по мнению боль­шин­ства пра­во­слав­ных бого­сло­вов, она не озна­чает, что жена должна испы­ты­вать страх и трепет перед гроз­ным супру­гом, а лишь то, что она должна бояться оскор­бить мужа, бояться стать пору­га­нием его чести. Это не живот­ный страх от нена­ви­сти и ужаса, а страх охра­ни­тель­ный, про­ис­те­ка­ю­щий из любви. Так дети боятся оби­деть роди­те­лей, боятся при­чи­нить им боль…

Кроме того, не стоит забы­вать и о тех словах, с кото­рыми в этом же отрывке апо­стол обра­ща­ется к мужу: Мужья, любите своих жен, как и Хри­стос воз­лю­бил Цер­ковь и предал Себя за нее… Так каждый из вас да любит свою жену, как самого себя (Еф.5:25, 33)

Ново­за­вет­ное пере­осмыс­ле­ние чело­века отнюдь не отме­няет и многих вет­хо­за­вет­ных смыс­лов. Мате­рин­ство в хри­сти­ан­стве поль­зу­ется таким же почте­нием и ува­же­нием, как и в древ­ние вре­мена. Более того, сбы­ва­ется обе­то­ва­ние, данное первым людям: от жен­щины рож­да­ется Иисус Хри­стос — Спа­си­тель мира, Бого­че­ло­век, Кото­рый Своей крест­ной смер­тью уни­что­жает послед­ствия пер­во­род­ного греха: уни­что­жает смерть и осво­бож­дает чело­века от раб­ской зави­си­мо­сти греху.

Tempora mutantur… (Вре­мена меня­ются)

Несмотря на серьез­ность изме­не­ний, при­вне­сен­ных в куль­туру хри­сти­ан­ством, наивно было бы утвер­ждать, что в хри­сти­ан­ском обще­стве сразу покон­чили с жен­ским бес­пра­вием. Еще долгие сто­ле­тия жен­щина не при­ни­мала ника­кого уча­стия в обще­ственно-поли­ти­че­ской и интел­лек­ту­аль­ной жизни. Спра­вед­ли­во­сти ради надо отме­тить и то, что это поло­же­ние все же не было резуль­та­том “укра­ден­ных жен­ских прав”, а, напро­тив, мед­ленно гото­вило почву для буду­щей эман­си­па­ции.

Пара­док­сально, но борьба за осво­бож­де­ние жен­щины, став­шее в запад­ной куль­туре воз­мож­ным, глав­ным обра­зом, бла­го­даря хри­сти­ан­ским цен­но­стям, довольно легко эти цен­но­сти игно­ри­ро­вала. Веро­ятно, здесь мы стал­ки­ва­емся с базо­вым пара­док­сом или, если угодно, анти­но­мией хри­сти­ан­ской куль­туры: стрем­ле­нием пол­но­стью хри­сти­а­ни­зи­ро­вать мир и его (этого стрем­ле­ния) прин­ци­пи­аль­ной невоз­мож­но­стью. Поэтому излиш­нее рвение в любой обла­сти хри­сти­а­ни­за­ции куль­туры нередко имело весьма анти­хри­сти­ан­ские послед­ствия. [Это видно и в обла­сти госу­дар­ствен­ного устрой­ства, и в обла­сти искус­ства и т.д. Корен­ная ошибка, на мой взгляд, кро­ется здесь в стрем­ле­нии дог­ма­ти­зи­ро­вать куль­тур­ное раз­ви­тие, тогда как соб­ственно дог­маты о куль­туре мало чего гово­рят. Дог­ма­ти­че­ские истины каса­ются прежде всего спа­се­ния чело­века, кото­рое нахо­дится за рам­ками куль­туры.] Это ни в коей мере не озна­чает, что хри­сти­а­нин не должен ста­раться воз­дей­ство­вать на куль­тур­ную жизнь, наобо­рот. Однако при этом всегда важно пом­нить о “рев­но­сти не по разуму”.

Если гово­рить об эпохе сред­не­ве­ко­вья, то первое, что при­хо­дит на ум, это, конечно же, рыцар­ская куль­тура с ее почи­та­нием Пре­крас­ной Дамы, в осно­ва­нии кото­рого — культ Бого­ро­дицы. Однако двой­ствен­ность самого фено­мена рыцар­ства (с одной сто­роны, внеш­нее риту­аль­ное упо­доб­ле­ние мона­ше­ству (посвя­ще­ние, лише­ние сана и т.д.), с другой — появ­ле­ние нецер­ков­ного, свет­ского эле­мента куль­туры) про­яв­ля­ется и здесь: наряду с экзаль­ти­ро­ван­ным почи­та­нием абстракт­ной пре­крас­ной дамы (Дон Кихот в романе Сер­ван­теса как-то абсо­лютно “по-рыцар­ски” заме­чает Санчо Пансе, что для него не важно, суще­ствует ли Дуль­си­нея на самом деле) суще­ствует пре­зри­тель­ное отно­ше­ние к жен­щине-жене, сестре и даже матери… [“О жен­щина! Велика вера твоя”. СПб, 2000. С. 75.]

Согласно мнению боль­шин­ства ученых, первые ростки эман­си­па­ции про­яви­лись еще в эпоху элли­низма, однако тогда им не дано было раз­виться. Все­рьез же против поло­же­ния жен­щины “босой, бере­мен­ной и на кухне” начи­нает вос­ста­вать лишь созна­ние евро­пейца конца XVIII — начала XIX века. Хотя суще­ственно и в это время ничего не меня­ется. [По спра­вед­ли­вому заме­ча­нию П.Евдокимова, “то, что Ека­те­рина Вели­кая зани­мала импе­ра­тор­ский пре­стол в России, а вели­ко­свет­ская дама кня­гиня Даш­кова пред­се­да­тель­ство­вала в Ака­де­мии наук в Петер­бурге, никак не изме­няло кон­крет­ного поло­же­ния жен­щины” (Евдо­ки­мов П. Указ. соч. С. 171)] Зна­ме­ни­тый кодекс Напо­леона выдер­жан вполне в пат­ри­ар­халь­ном духе: текст кодекса закреп­ляет вер­хов­ную власть мужа в семье, в суде не могут быть рас­смот­рены пока­за­ния жены в каче­стве сви­де­тель­ских, про­сти­ту­ция оправ­ды­ва­ется как способ сохра­не­ния еди­но­бра­чия и т. д. [Евдо­ки­мов П. Указ. соч. С. 16]

И все же первые ростки эман­си­па­ции про­би­лись сквозь толщу пат­ри­ар­халь­ных устоев и дали обиль­ные плоды. С одной сто­роны, полу­чив абсо­лютно равные с муж­чи­нами права и воз­мож­но­сти (за что, соб­ственно, и боро­лись первые эман­сипе), феми­нистки не оста­но­ви­лись на достиг­ну­том. Сего­дня они выдви­гают тре­бо­ва­ния, повер­га­ю­щие в шок даже видав­ших виды борцов (т.е. “борчих” — про­стите за новояз — еще один резуль­тат пат­ри­ар­халь­но­сти куль­туры: многие слова, в том числе слово “чело­век”, муж­ского рода) за жен­ские права, а в бес­прав­ном поло­же­нии часто ока­зы­ва­ются уже муж­чины, каждый неосто­рож­ный взгляд кото­рых может быть истол­ко­ван как пося­га­тель­ство на жен­скую честь. Да и вообще, по мнению таких феми­ни­сток, совре­мен­ные муж­чины должны посто­янно испы­ты­вать ком­плекс вины за раз­гиль­дяй­ство своих пред­ков. Может, это где-то и спра­вед­ливо, но равен­ства опять не полу­ча­ется. С другой сто­роны, в борьбе за равен­ство жен­щина зача­стую не только при­об­ре­тает новые права, но и теряет преж­нее оба­я­ние, пре­вра­ща­ясь в неле­пое подо­бие муж­чины.

По под­сче­там спе­ци­а­ли­стов, аме­ри­кан­ский феми­низм пред­став­лен сего­дня уже “чет­вер­той волной”. Ради­ка­лизм совре­мен­ных адеп­тов этого дви­же­ния мало сопри­ка­са­ется с пози­цией родо­на­чаль­ниц феми­низма, кото­рый, напомню, начи­нался как борьба женщин за равные с муж­чи­нами соци­ально-поли­ти­че­ские и эко­но­ми­че­ские права. К при­меру, сего­дня во многих аме­ри­кан­ских вузах созданы особые службы защиты прав женщин от сек­су­аль­ных домо­га­тельств мужчин. Это озна­чает, в част­но­сти, и то, что теперь любая сту­дентка, кото­рой пока­за­лось, что какой-нибудь сту­дент или пре­по­да­ва­тель косо (в смысле, с вожде­ле­нием) на нее посмот­рел, может обра­титься за помо­щью в такой коми­тет защиты прав и тогда неза­дач­ли­вому сла­до­страст­нику не поздо­ро­вится. К сча­стью, среди аме­ри­ка­нок все же пре­об­ла­дают здра­во­мыс­ля­щие особы, кото­рые отнюдь не стре­мятся в каждом муж­ском взгляде видеть взор насиль­ника. Но сама фор­му­ли­ровка жен­ских прав зача­стую звучит совер­шенно абсурдно.

Боль­шин­ство совре­мен­ных мужчин с трудом рас­ста­ется с обра­зом жен­щины-супруги, жены-хра­ни­тель­ницы семей­ного очага. В этой муж­ской горечи есть своя правда: про­цесс жен­ской эман­си­па­ции пошел таким обра­зом, что соци­ально-эко­но­ми­че­ское осво­бож­де­ние жен­щины нередко при­во­дило к появ­ле­нию “новых женщин”, лишен­ных при­выч­ного жен­ского оба­я­ния. Именно на это жало­вался рус­ский мыс­ли­тель Нико­лай Бер­дяев в своей работе “Мета­фи­зика пола и любви”. Согла­ша­ясь с тем, что жен­щина должна быть эко­но­ми­че­ски неза­ви­сима от муж­чины, должна иметь сво­бод­ный доступ ко всем благам куль­туры, а также иметь право вос­ста­вать против “раб­ства семьи”, фило­соф заме­чал, что все это само по себе не решает про­блемы. Более того, жен­ской эман­си­па­ции, согласно Бер­дя­еву, помимо пози­тива, при­суща и ложная тен­ден­ция, кото­рая раз­ру­шает пре­крас­ные мечты и “мисти­че­ские грезы”.

На смену край­но­стям древ­него мира, обре­кав­шего жен­щину на бес­прав­ное суще­ство­ва­ние, пришли край­но­сти феми­низма, зара­зив­шего жен­щину стрем­ле­нием обя­за­тельно быть “не хуже” муж­чины во всем: одежде, спорте, про­фес­сии и т. д. И если во многом такое стрем­ле­ние спра­вед­ливо и оправ­дано, то, дове­ден­ное до край­но­сти, оно ста­но­вится абсурд­ным отри­ца­нием поло­вых раз­ли­чий и, на самом деле, мешает, а не помо­гает жен­щине пол­но­ценно раз­виться как лич­но­сти. Антич­ная модель гла­сила: жен­щина — не чело­век или вто­ро­сорт­ный чело­век, суще­ство между муж­чи­ной и рабом. Хри­сти­ан­ство про­воз­гла­сило рав­но­цен­ность лич­но­стей муж­ского и жен­ского пола, под­черк­нув их раз­ли­чия, кото­рые не могут быть пред­ме­том оценки (лучше — хуже), а тре­буют каждое своего раз­ви­тия. Такой подход не огра­ни­чи­вает жен­ское при­сут­ствие на про­фес­си­о­наль­ной сцене, но и не сни­мает боль­шей ответ­ствен­но­сти муж­чины за семью, семей­ный мир и спо­кой­ствие, не сни­мает с него обя­зан­но­сти защи­щать свою спут­ницу, беречь ее, помо­гать ей в ее начи­на­ниях и трудах. Совре­мен­ная же эман­си­пи­ро­ван­ная модель рисует жен­щину муже­по­доб­ным суще­ством, стре­мя­щимся окон­ча­тельно осво­бо­диться от дик­тата муж­чины (где он, этот диктат?). В рамках такой модели (если дове­сти ее до логи­че­ского конца) невоз­можно функ­ци­о­ни­ро­ва­ние нор­маль­ной семьи, так как “рав­но­пра­вие” феми­нист­ского толка неиз­бежно пре­вра­ща­ется в “рав­но­без­от­вет­ствен­ность” обеих сторон, т.к. на рав­но­пра­вии невоз­можно постро­ить семей­ные отно­ше­ния, кото­рые тре­буют любви, заботы и ответ­ствен­но­сти. Совре­мен­ный муж­чина, кстати ска­зать, “феми­ни­зи­ро­ван” не меньше, чем жен­щина: он тоже чув­ствует себя сво­бод­ным от ответ­ствен­но­сти, от жен­щины, от любви. Только вот зачем она нужна, такая сво­бода?

В итоге же, совре­мен­ный феми­низм пара­док­саль­ным обра­зом при­во­дит к полной и окон­ча­тель­ной победе именно пат­ри­ар­халь­ного взгляда на жизнь: совре­мен­ная жен­щина стре­мится не столько к при­зна­нию равной важ­но­сти муж­ского и жен­ского, исхо­дя­щему из фун­да­мен­таль­ных, но оди­на­ково важных для жизни чело­века и обще­ства раз­ли­чий между полами, сколько к при­зна­нию пол­ного равен­ства и рав­но­цен­но­сти в выпол­не­нии тра­ди­ци­оно муж­ских функ­ций, к тому, что кри­те­ри­ями совре­мен­ной жен­ствен­но­сти ста­но­вятся успех в биз­несе, победа в олим­пий­ских играх, голо­во­кру­жи­тель­ная карьера в пра­ви­тель­стве, а такое заня­тие, как мате­рин­ство, ста­но­вится просто стыд­ным, если оно не под­креп­лено всеми выше­ука­зан­ными успе­хами. Вполне оче­видно, что подоб­ная пере­оценка цен­но­стей не может не ска­заться на вза­и­мо­от­но­ше­ниях муж­чины и жен­щины, на семье, на вос­пи­та­нии детей. И дело не в том, чтобы обще­ство вер­ну­лось к прин­ципу: “дело жен­щины — вяза­ние”, но в том, в конце концов, чтобы в семье, неза­ви­симо от того, кто из роди­те­лей сколько и где рабо­тает и сколько полу­чает, ребе­нок мог бы рас­счи­ты­вать на насто­я­щую мате­рин­скую заботу и отцов­ское вни­ма­ние.

Вместо заклю­че­ния

Под­черк­нуто-ува­жи­тель­ное, почти­тель­ное отно­ше­ние к жен­щине в хри­сти­ан­стве имеет мало общего с совре­мен­ным феми­низ­мом, пыта­ю­щимся, как мне кажется, созна­тельно или бес­со­зна­тельно, но сте­реть есте­ствен­ные раз­ли­чия между муж­чи­ной и жен­щи­ной. Прошу заме­тить, что слово “есте­ствен­ные” я упо­треб­ляю в хри­сти­ан­ском кон­тек­сте, т.е. нор­маль­ные, такие, кото­рые были сотво­рены Богом. А это значит, что в чело­веке суще­ствует иерар­хия: дух-душа-тело. Есте­ствен­ным, гар­мо­нич­ным явля­ется именно иерар­хи­че­ское устро­е­ние чело­ве­че­ской лич­но­сти, когда иде­ально-духов­ная сто­рона опре­де­ляет душев­ное и физи­че­ское суще­ство­ва­ние, а не наобо­рот. Пони­ма­ние того, на чем осно­вано хри­сти­ан­ское миро­воз­зре­ние пояс­няет раз­ницу между хри­сти­ан­ским и совре­мен­ным секу­ляр­ным под­хо­дом: если в свет­ском мире сло­во­со­че­та­ние “мате­рин­ский инстинкт” в равной сте­пени при­ме­нимо и для людей, и для живот­ных, то в мире хри­сти­ан­ской куль­туры именно духов­ное устро­е­ние жен­щины, иде­аль­ный замы­сел Творца о ней, опре­де­ляет и ее мораль­ные мате­рин­ские каче­ства, и прин­ци­пи­аль­ную физи­че­скую спо­соб­ность к дето­рож­де­нию.

Именно в этой плос­ко­сти, как мне кажется, и лежит реше­ние “жен­ского вопроса”: или мы исхо­дим только из того, что “вре­мена меня­ются и мы меня­емся вместе с ними”, и, соот­вет­ственно, не может быть ника­ких цен­но­стей и ори­ен­ти­ров, данных раз и навсе­гда, либо при­знаем, что есть некий замы­сел о чело­веке, и он опре­де­ляет каче­ствен­ные раз­ли­чия между муж­чи­ной и жен­щи­ной. Если исхо­дить из того, что “все отно­си­тельно”, то сразу исклю­ча­ется воз­мож­ность одно­знач­ного, пра­виль­ного ответа на постав­лен­ные в начале статьи вопросы. Если же верить, что муж­чина и жен­щина созданы раз­ными неслу­чайно, то можно оце­ни­вать про­ис­хо­дя­щее как “пра­виль­ное” или “непра­виль­ное”. Оче­видно, для совре­мен­ного созна­ния деле­ние на “пра­виль­ное” и “непра­виль­ное” нередко кажется отста­лым, кон­сер­ва­тив­ным и т.д. Не менее оче­видно и то, что суще­ству­ю­щая сего­дня ситу­а­ция спо­собна при­ве­сти к рас­паду обще­ства. Выбор, как всегда, оста­ется за нами.

28 фев­раля 2002 г.

Что бывает между мужчиной и женщиной / Главная тема / Независимая газета

Тэги: проза, эротика, фантастика, женщины, иван ефремов, любовь, секс, москва, япония, кир булычев, стругацкие

Женский взгляд.  Рисунок Ирины Анашкиной

Тема «Женщины и русская фантастика» достойна отдельной теоретической работы. Диссертации. И не кандидатской, а докторской…

Известна история о том, как Аркадия Стругацкого спросили, почему в их с братом произведениях так мало ярких женских образов. «Ну, не знаем мы их! – ответил он. – Не понимаем!» А вот Кир Булычев женщин знал и понимал. И любил. И его творческий псевдоним, и имя героини, принесшей ему максимальную славу, составлены из имен и фамилий его любимых женщин: Кира – супруга, Булычева – мама, Алиса – дочь, а Селезнева – теща…

Я помню, как во второй половине 90-х, когда формировалась новая русская фантастика и издательский процесс бил ключом, моя знакомая жаловалась, что ее не хотят публиковать под настоящим именем – мол, фантастику пишут мужчины для мужчин, женщинам в ней не место. Хотел бы я посмотреть на тех издателей сегодня, когда самое популярное и продаваемое направление в фантастике – романтическое женское фэнтези…

Если работа над такой монографией начнется, то авторам никак не обойти этой книги, с которой связана и тайна, и невероятная находка, и неожиданное чудо.

«К осени 2020 года издательство «Престиж Бук» выпустило седьмой том собрания сочинений Ивана Антоновича Ефремова, – написано в издательском предисловии. – В результате этой работы наследница Ефремова решила издать цикл из четырнадцати рассказов, прежде никогда не публиковавшихся. Заключенные в самодельный коричневый переплет, эти рассказы имели общий заголовок на английском языке: «Women in my life» и предисловие. Часть из них была напечатана на машинке и имела авторскую правку ручкой, большая же часть была написана от руки на бумаге разного качества характерным почерком Ефремова, который он сам называл «куропись». Авторская правка была внесена и в эти страницы».

В том, что Иван Ефремов был из тех писателей, что женщин и знали, и любили, не приходилось сомневаться и раньше. Достаточно перелистать страницы его самых известных романов: «Лезвие бритвы», «Таис Афинская», «Час Быка», рассказов разных лет. В «Лезвии бритвы» писатель руками своего персонажа буквально возносит женскую красоту на пьедестал. Будучи представителем естественных наук, Ефремов видит в красоте признаки рациональности: для него женская красота – синоним духовного и физического здоровья. Для своего пуританского времени многие страницы из этих романов были настолько смелы, что могли быть расценены как излишне эротичные…

Однако открывшиеся произведения из цикла, названного издателями «Мои женщины», потрясают своей откровенностью (о презентации этой книги см. в «НГ-EL» от 15.06.22). 14 новелл этого сборника – 14 портретов женщин, с которыми был близок писатель до того, как встретил свою музу и вторую половину – Таисию Иосифовну.

Иван Ефремов. Мои женщины: Рассказы. Письма.– М.: Издатель Юхневская С.А., 2022. – 480 с. (Ретро библиотека приключений и научной фантастики. Коллекция. Собрание сочинений И. Ефремова)

Рассказы явно писались в разное время. Любопытно, что в авторском предисловии написано, что рассказов 13. Стало быть, 14-й был написан уже после того, как сборник был собран начерно. Тексты снабжены аккуратно вырезанными из журналов и наклеенными на отдельные листы фотографиями красивых женщин – писатель искал образы, напоминающие тех, кого он любил годами ранее. Фотографии снабжены подписями типа: «Очень похоже – так она мне запомнилась», «Лиза – странная девушка из особняка на Галерной», «Если представить себе монгольское лицо на этой фигуре, то будет близко к облику А.П.М.» и т.д. Все это указывает на то, что работа эта не была для Ефремова сиюминутной, маловажной. Напротив – это для него было важное дело, протяженное во времени…

И время протекает перед читателем этого сборника, отражаясь в именах и датах: «Царица ночи. 1923–1927», «Кунико-сан. 1924», «Зина-Зейнаб. 1926», «Е.П.М. 1926», «Старуха. 1927», «Вторая Люда. 1927», «Амазонка. 1929», «Сахавет. 1929», «Тамара. 1930» и т.д. И наконец: «Последняя богиня. 1950». А вместе эти новеллы сливаются в единое полотно, название которому «Писатель и Любовь». Оба слова с большой буквы.

Полотно это было бы неполным, если бы не грамотная работа издателей. Они дополнили рассказы Ефремова перепиской с главной женщиной его жизни – Таисией Иосифовной Юхневской, в замужестве Ефремовой. От начала 50-х годов до конца 60-х… И картина стала полной. Получилась биография крупного ученого и популярного писателя, увиденная сквозь призму его любви к женщинам.

В пространном и основательном предисловии от издателей не только рассказывается история этой книги, в нем подробно анализируется каждый рассказ, каждый женский образ и проводится аналогия с персонажами известных фантастических и приключенческих произведений Ефремова – романов «Туманность Андромеды», «Лезвие бритвы», «Таис Афинская», «Час Быка», повести «Тень минувшего» и др. Так что это не только биографическая справка, но и основательное литературоведческое исследование.

Мужской взгляд.  Рисунок Ивана Коржева

Может возникнуть вопрос: насколько этична публикация такого подчеркнуто личного текста? У меня несколько доводов в пользу публикаторов. Во-первых, это не какой-нибудь интимный дневник или донжуанский список: этот текст определенно писался с оглядкой на возможного читателя. Хотя, конечно, надеяться на прижизненную его публикацию писатель навряд ли мог. В этих рассказах нет ни капли пошлости. И уже во-вторых – это хорошая литература, отлично написанный текст. И ни в коем случае нельзя лишать читателя радости встречи с ним. В-третьих, причиной не публиковать сборник могло бы стать то, что он не закончен. Как это было с текстом Владимира Набокова «Лаура и ее оригинал», который, по сути, представляет собой развернутый план романа. Но кстати, и он спустя какое-то время, полное споров и консультаций со специалистами, был опубликован. Однако в случае «Моих женщин» Ефремова мы имеем дело с абсолютно завершенным текстом. Конечно, редакторам пришлось его расшифровать и отредактировать (большое спасибо им за то, как аккуратно они это сделали!), но в целом авторская работа была полностью завершена самим Ефремовым. А хорошая редактура не помешает и многим ныне живущим авторам! И в-четвертых. Недавно я узнал, что в архивах потомков Владимира Обручева хранится два реалистических романа писателя и ученого, но наследники решительно не хотят их печатать. Их можно понять, они считают эти произведения слабыми с художественной точки зрения. Как будто подобных произведений мало на современном книжном рынке! И все же наследники убеждены в том, что Обручев, будучи все-таки в первую очередь ученым, был силен в описании древних чудовищ, но описывать человеческие чувства у него не получалось… Это довод. Но Ефремов был не только ученым, но и прекрасным писателем, неплохим стилистом, и его рассказы о любви – пример отличной прозы. В общем, хорошо, что издали…

И еще. Издатели попросили двух художников – Ивана Коржева и Ирину Анашкину, мужчину и женщину, – нарисовать персонажей сборника Ефремова «Мои женщины» и выпустили в виде отдельной брошюры, прилагаемой к книге в твердом переплете…

Упомянутый выше Кир Булычев (кстати, тоже и ученый, и писатель одновременно!) объяснил опять же упомянутую выше ситуацию с женщинами в русской фантастике так: «Фантастика – это все-таки паралитература и в наших условиях до «большой литературы» немного недотягивает. .. Реалистическая литература занята выяснением отношений между людьми, а люди – это обязательно или мужчины, или женщины. Но в фантастической литературе – в нашей – этот принцип художественной литературы часто забывается. То есть идет подмена отношений – на место отношений между мужчиной и женщиной ставятся отношения другого рода – между человеком и обществом, человеком и техникой, человеком и наукой, человеком и машиной и так далее… И выходит, что машина, наука и другие подобные штуки начинают служить заменителем женщин…»

Так вот, книга Ивана Ефремова «Мои женщины» хороша тем, что в ней такой подмены не происходит. Она о мужчинах и женщинах. И о том, что между ними часто происходит. Кроме того, ее текст приправлен эксклюзивными иллюстрациями, дающими взгляды с двух сторон – с мужской и женской. И на этом стоит мир.

Роли женщины и мужчины в Бытие 3

Ричард С. Хесс

Введение: половые роли в Книге Бытия 3

Цель этого эссе — рассмотреть место и положение, отведенное женщине и мужчине в Эдемском саду. Особое внимание будет уделено последним интерпретациям ключевых текстов. Сначала я рассмотрю предложенные недавно варианты понимания ролей женщины и мужчины, а затем исследую различные контексты, которые были предложены для места действия Бытия 3. Затем я исследую спорные тексты Бытия. 3: диалог между змеем и женщиной; проклятия/суды; и присвоение женщине имени мужчиной.

Существуют два доминирующих подхода к вопросу о роли мужчины и женщины в Бытие 3:

1. Тексты явно шовинистические и должны рассматриваться как таковые. Это мнение большинства на протяжении большей части истории интерпретации. Современная наука продолжает подчеркивать это ( ср. Trible), и литературоведы утверждают, что это наиболее последовательный способ чтения текста (Clines). Однако древность не гарантирует толкования. Многие из более ранних обществ, изучавших эти главы, обладали «патриархальным» уклоном, согласно которому женщины считались естественным образом обладающими более низким статусом, чем мужчины. Поэтому они, естественно, читали Бытие с таким предубеждением. Выявление этой предвзятости позволяет читать текст с альтернативных точек зрения. Клайнс представляет феминистскую точку зрения, но все же делает вывод в пользу «неисправимо патриархального» прочтения как лучшего для этого текста. Оговорки по поводу некоторых его анализов (см. ниже) заставили меня рассмотреть альтернативные интерпретации.
2. Тексты могут представлять фундаментально патриархальную точку зрения, но решение состоит в их деконструкции, что в данном случае означает их «депатриархализацию» (Трибл). Таким образом, излагается альтернативная интерпретация, которая подчеркивает способы, которыми второстепенные или угнетенные персонажи «ниспровергают» повествование, чтобы проявлять власть там, где им отказано в ней. Таков подход большинства феминистских литературных прочтений текста, которые либо основываются на работах Трайбл, либо подвергают их критике. В ее исследовании утверждалось, что человечество изначально было создано как сексуально недифференцированное земное существо. Когда была создана женщина, мужчина остался ее сексуальным аналогом. ¹ К такому же выводу пришел Бреннер. Она видит, что женщина изначально изображается более сильной и доминирующей, но утратившей это положение из-за плохого поведения. Плохое поведение привело к ее порабощению, а также к приобретению человечеством сексуальных знаний и способности производить потомство. Эти исследования полезны для исследования последствий диалогов и действий в главе 3. Таким образом, должным образом подчеркивается активная и мудрая роль женщины. Однако ни один из человеческих персонажей в главе 3 не уходит победителем или героем.

Ни один из подходов не является полностью удовлетворительным. Признание патриархального элемента в Бытие 3, как и аргументы в пользу «депатриархальности», необходимо подтвердить или опровергнуть с помощью последних интерпретационных подходов. В то же время рассмотрение этих подходов открывает перспективы, которые могут предложить новые направления для экзегезы.

Место действия книги Бытие 3

Недавно было предложено три подхода к этой истории. Первая — идеологическая, вторая — религиозная и третья — антропологическая.

1. Аллегория, защищающая царский контроль в монархической Иудее от крестьянской независимости

Кеннеди придерживается «материалистического» подхода, утверждая, что пара представляет крестьян в Иудее, а Бог представляет короля. Король позволяет паре работать в своем имении и обеспечивает их всем необходимым. Змея представляет собой попытки воспитать крестьянство и привести его к восстанию. Однако повествование оправдывает строгий контроль над крестьянством со стороны королевской семьи, чтобы предотвратить революцию. В суждениях отражена суровая действительность крестьянской жизни, восходящая к бунтарскому характеру первой пары. Это не соответствует тексту в контексте Бытия 1–11, где строка обетования избегает явных ассоциаций с королевской властью. Вместо этого те утверждения о человеческом владычестве, которые действительно появляются, изображаются в негативном свете. ² Вариантом этой темы с менее причудливой предпосылкой является вариант Брейггемана, который находит в происхождении человечества из праха и в его возвышении до типа правления отождествление текста с монархией Давида.

Роялистский подход не касается непосредственно различий в мужских и женских ролях. В той мере, в какой она касается их, она рассматривает различия как отражение несправедливости в обществе в целом.

2. Полемика против ханаанской религии

Для Вятта змей и его мудрость должны ассоциироваться с ханаанским богом Эль. Древо жизни похоже на шест или дерево в культе Ашеры. Грех пары связан с участием в ханаанском культе Эль, за что они изгнаны из сада на восток, подобно тому, как Израиль отправился на восток в изгнание за свои грехи ханаанского поклонения. Хотя мы можем видеть (у Алонсо-Шёкеля) мотивы мудрости, изобилующие в Бытие 2–3, эта интерпретация Вятта нуждается в более явных доказательствах, чтобы сделать ее центральной темой отрывка. Полемический подход также аргументируется Соггиным на традиционных основаниях критического отношения к источникам и Уоллесом с использованием формокритических методов.

Гарднер предложил творческий вариант этого подхода. Она утверждает, что повествование глав 2–3 «является продуктом размышлений о намерениях Яхве в отношении Израиля и их искажении в общине до изгнания, когда была нарушена основная заповедь: «Да не будет у тебя других богов пред лицем Моим». Таким образом, текст служит предупреждением мужей контролировать своих жен, потому что «женщин особенно привлекало поклонение богине [представленной деревом] и знакомило мужчин со своим культом» (стр. 14). В более ранний период Израиля такие женщины, как Девора, занимали руководящие должности и обладали способностями, в то время как более поздние периоды принижали положение женщин в обществе. Так и в Бытии 2–3. Женщина сначала равна мужчине и инициатору и собеседнику, но позже она первая грешит и низводится до подчиненного положения.

Полемический подход позволяет объяснить роль многих элементов в Бытие 2–3. Однако в главе 3 преобладают другие темы. К ним относятся акценты на неспособности внимательно слушать слово Божье и гордость человечества, пытающегося самостоятельно достичь божественности. Появление этих элементов в других местах Бытия 1–11 и их заметная роль во всем ВЗ предполагает, что другие темы, такие как полемика против ханаанской религии, имеют второстепенное значение.

3. История из мира раннего железного века о борьбе Израиля за поселение в гористой местности

Мейерс развивает этот тезис в своем томе 1988 года. Обнаружение Евы . Она отвергает термин «патриархальный» применительно к этим текстам, потому что тексты ее меньше интересуют как описание того, какой должна быть роль мужчин и женщин. Вместо этого она видит тексты как описание их ролей на самом деле. Это чрезвычайно важный вклад в анализ главы 3, потому что он требует большой осторожности при выводе любых выводов относительно 3-й главы Бытия, которые пытаются установить, что является нормативным для читателя.

В своем первоначальном сеттинге Бытие 2–3 представляет собой борьбу за выживание, в которой в равной степени участвовали мужчины и женщины. При правильном понимании они не являются отражением иерархического общества, а общества, в котором для выживания требовался большой интенсивный труд, и необходимо было признать функциональные роли соответствующих участников. Это означало, что женщины должны были рожать как можно больше детей, и оба пола должны были посвящать себя сельскохозяйственному труду, причем мужчины в большей степени, поскольку они не рожали детей. Эти реалии жизни были идеализированы в раннем Израиле и записаны в повествованиях глав 2–3.

С одной стороны, месопотамские мотивы и география Бытия 2 предполагают происхождение по крайней мере некоторых элементов повествования за пределами Палестины. С другой стороны, не может быть никаких сомнений в том, что многие намеки, которые выделяет Мейерс, заслуживают внимания. Можно понять попытку взять традиции и связать их с периодом первоначального вхождения Израиля в землю. Таким образом, точно так же, как мы могли бы рассказать детям о событии столетней или двухлетней давности, предварив свое замечание словами «Тогда не было ни телефонов, ни телевизоров», так и рассказчик начинает рассказ во второй главе словами: «Не было ни дождя, ни кого-либо другого». обрабатывать землю». Рассказчик признает, что нынешнее место, где живут израильтяне (горная страна Ханаана), не похоже на то, чем когда-то была земля для первой пары.

Что пошло не так? Диалог между змеем и женщиной

Первые семь или восемь стихов 3-й главы Бытия представляют собой рассказ о происшествии в саду, столь же тонком, как змей, в своих намеках и значениях. Тем не менее, он формирует основу для интерпретаций роли женщины, поскольку женщина рассматривается как «первая согрешившая». Чтобы понять, что произошло, текст будет рассмотрен с литературной точки зрения, как с точки зрения того, что представляют персонажи, так и с точки зрения того, как диалог отражает божественный запрет 2:16–17.

Змей — первый из упомянутых персонажей и единственный, которому присвоено свойство проницательности. Мудрость приписывалась змеям в древнем ближневосточном мире. Наряду с мудростью змея ассоциировалась с плодородием, чего сначала не появляется в Бытие 3. ³ Израильтяне воспринимали змею в первую очередь не как существо мудрости, а как нечистое животное (Уэнам). Таким образом, в этих различных взглядах на характер змеи есть некоторая поддержка скрытой полемики между верой древнего Израиля и верой его соседей, т.е. . нечистота змеи в сравнении с ее проницательностью и мудростью.

Женщина представлена ​​как реальная личность, а не какая-то символическая фигура. У нее не было никаких предыдущих характеристик, кроме того, что она была помощницей с мужчиной. Она вступает в разговор со змеем. Только в конце истории, после проклятий, ей дают имя.

У этого человека, также безымянного на протяжении всей этой истории, есть задание, данное ему в главе 2 (Гесс). Он включает в себя уход за садом. На самом деле именно эту роль играет еврейское слово, означающее человек, ‘adam , и то, что касается земли, которую он возделывает, ‘adam . Хотя и мужчина, и женщина скорее реагируют, чем действуют, акцент делается на пассивной роли мужчины. Обратите внимание, что женщина повторяет то, что Бог сказал мужчине. Повествование предполагает, что где-то между 2 и 3 главами мужчина разговаривал с женщиной и объяснял правила жизни в саду. Нам никогда не говорят, что это произошло, что еще больше подчеркивает пассивную роль мужчины. На самом деле, единственные действия, в которых участвует мужчина из главы 3, — это есть плод, отвечать на вопросы Бога и называть свою жену. Первые две реакции, как и изгнание из сада, не являются самоинициируемыми. Третий продолжает то, что уже начал делать на 2:23. Является ли пассивная роль мужчины частично ответственной за проблемы, выпавшие на долю пары?

В разговоре участвуют женщина и змея. Змея, которая инициирует диалог, приближается к женщине. Почему не мужчина? Если оставить в стороне освященные веками предания о женской склонности к обману (чего нет даже в 1 Тимофею 2), у змеи была еще одна причина, согласующаяся с задачей мужчины назвать существ во 2 главе. проницательность в определении природы творения, и если роль человека как смотрителя сада (2:19–20) включал бы название змеи, ⁴ , тогда человек увидел бы в змее характеристику проницательности. Нет никаких указаний на то, что женщина была причастна к этой информации, или что ее проинформировал мужчина (еще один пример пассивности мужчины?). Поэтому она подвержена силе убеждения змеи.

При изучении разговора между женщиной и змеем интересно сравнить утверждения змея и женщины с утверждением Бога в 2:16–17. Заявление змея в 3:1 противоречит заявлению Бога в 2:16. Фактически, в 2:16 к глаголу добавляется эмфатическая инфинитивная абсолютная конструкция: «от всякого дерева в саду ты будешь есть», в то время как змея дословно принимает основное утверждение и ставит перед ним «не»: «не ешьте ни от какого дерева в саду».

Ответ женщины в стихе 2 изначально кажется подтверждающим Божью заповедь, хотя там нет ни эмфатического ударения на глаголе, ни всеобъемлющего «все», «каждый»: «Мы можем есть от плодов дерева (я)». сада». Таким образом смягчается намек на щедрость Бога в предоставлении широкого выбора пищи. Как уже давно замечено, это первый шаг к бунту, который последует. Он обнаруживается в отсутствии должной благодарности за то, что дал Бог.

Утверждение женщины о квалификации Бога, запрещающей есть одно дерево, интересно тем, что изменилось. В 2:17 Бог определил этот плод как «от дерева познания добра и зла, не ешь от него». Однако женщина просто определяет плод по местонахождению дерева: «от плода дерева, которое посреди рая, сказал Бог: не ешьте». Не определяя дерево как дерево добра и зла, женщина устранила причину, по которой она не ела с него. Со знанием, которое несет этот плод, связана причина запрета. Поэтому, когда она продолжает описывать предсказанный результат употребления этого фрукта, последствия, кажется, перевешивают поступок: смерть за съедение фруктов — да ладно, вы, должно быть, шутите!

Фактический запрет «не ешьте из него» женщиной дополнен фразой «не прикасайтесь к нему». Конечно, это делает команду более ограничительной, хотя, вероятно, комментаторы сделали из этого больше, чем это оправдано. В конце концов, зачем им прикасаться к плоду, если не есть его? Дело в том, что перед нами еще один пример тонкого искажения первоначальных слов Бога. Неправильное использование и, возможно, непонимание Божьего слова лежит в основе первого бунта против Бога.

В 2:17 Бог предупредил человека в самых строгих выражениях, чтобы он не ел, «ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» — опять же с добавлением к глаголу эмфатической формы. Однако женщина сообщает о предупреждении в самых легких выражениях, опуская как смысл последствий, происходящих в тот же день, так и эмфатическую форму глагола «чтобы ты не умер». Таким образом, последствия преуменьшаются, и женщина приглашает змею ответить.

Реакция змеи состоит в том, чтобы отрицать эмфатическое предупреждение Бога, повторяя эмфатическую форму и добавляя к ней отрицательную частицу: «ты точно не умрешь». Здесь он заполняет то, что женщина замазала. Затем он продолжает заполнять то, что было пропущено в заявлениях женщины о том, что она не смогла идентифицировать дерево. Свободное называется тем, что оно есть, потому что оно позволяет уподобиться Богу, познав добро и зло. То, что это происходит на самом деле, похоже, подтверждается стихом 22. Однако, похоже, предполагается и то, что в результате мятежа ожидает некая смерть.

В этом месте повествование возобновляется серией действий (стихи 6-8): она увидела, она взяла, она ела, она дала, он ел, у них открылись глаза, они знали, они шили, они делали, они услышали, спрятались. Опять же, пассивное отношение мужчины в отличие от женщины проявляется в начальных глаголах и их подлежащих. Ирония в том, что пара слушает змею, а не Бога и деревья, задуманная как контекст встречи Бога с парой, а теперь используемая как средство их разделения, усиливает эффект, создаваемый этим бунтом.

Тщетные попытки скрыться друг от друга и от Бога заканчиваются явлением и голосом Бога. Обратите внимание, как легко паре было забыть слово Бога в ту минуту, когда его не было, даже посреди его творения. Обратите также внимание на то, что именно Бог, а не пара, инициирует обратный звонок самому себе. Сначала Бог спрашивает человека, того, кому первым было дано повеление. Вопросы и ответы, как правило, показывают, насколько широко распространен бунт, хотя очевидное намерение пары состоит в том, чтобы сместить его с себя. Обратите внимание, что первое слово в обоих ответах мужчины и женщины — это человек/животное, которых они хотят обвинить (женщина!/змея!). Бог не спрашивает змея, а начинает произносить «суд».

Что пошло не так? Конечно, в бунте было много аспектов, в основном связанных с гордыней, игнорированием или искажением Божьего слова и послушанием змею. Но последующие «суды» проясняют, что пошло не так с точки зрения Бога. С этими судами связаны два причинно-следственных предложения: одно в отношении змея в стихе 14, а другое в отношении человека в стихе 17. Первое представляет собой общее осуждение змея за то, что он «сделал это». Это относится к заявлению женщины в стихе 13, которое предполагает, что змей сбил ее с пути. Осужденное действие было обманом змея, призванным заставить пару вкусить от запретного плода. Поступок, осуждаемый по отношению к мужчине, заключался в том, что он послушал свою жену. Он должен был знать лучше, потому что Бог говорил непосредственно с ним по этому вопросу. Никакие действия женщины не осуждаются, но она включена в «суды» из-за своего участия в восстании. Она не обманула намеренно, как змей, и не ослушалась повеления, данного ей непосредственно от Бога, как человек, но ослушалась и знала это.

Роли женщины и мужчины следует понимать в контексте причины восстания. Мотивация заключалась в том, чтобы знать то, что знает Бог, обладать божественной мудростью, овладевать Божьими дарами и использовать их так, как хотят мужчина и женщина. ⁵ Это желание связано с ошибками, уже замеченными в разговоре женщины со змеем: отсутствие должной благодарности за Божьи дары и неправильное использование Божьего Слова. Дары включают в себя больше, чем сад и дерево. Они включают в себя присутствие Бога и общение с Творцом. Это особенно представлено в Божьих дарах его слов, которые описывают, как жить в саду. Искажение Божьего слова есть злоупотребление Божьим даром. Мотивом этого искажения является желание иметь «полноценную жизнь» помимо воли Бога. Однако результатом является духовная «смерть» изгнания из сада с последующими трудностями выживания в возникающем мире.

Другими словами, это попытка человечества проникнуть в божественный мир, уподобиться богам. Более явно оно повторяется в 11:1–9 и наоборот в 6:1–4. Во всем этом Бог противостоит их усилиям и налагает ограничения на человечество. Ирония в том, что полнота огня требует инициативы слова Творца. Он начинается заново в Бытии 12:1–3, когда Бог призывает Аврама к завету верной зависимости и отделенности от мира, в котором человечество было/все еще пытается стать подобными богам. Отсутствие благодарности за Божьи дары и неправильное использование Его слова — две части всего бунта, в котором люди стремятся стать божественными без согласия Бога. Эту неудачу пара разделила. Оба участвовали и оба были оценены. Может показаться, что доминирующая роль женщины возлагает на нее большую ответственность, но в конце концов обоих ждет одна и та же участь — изгнание из сада.

Проклятия и «суды» 3:14–19

Обратите внимание, что прокляты не люди, а только змея и земля. Стих 14 достаточно легко понять применительно к змею. Мы можем добавить, что способ передвижения змеи характерен для нечистых существ. Они не ходят, не плавают и не летают (Быт. 1), а совершают какие-то смешанные действия. ⁶

Вражду в стихе 15 лучше всего понимать как вечный конфликт между змеем и родом человеческим. Странное выражение «женское семя» может уже ввести идею, которая не полностью объясняется боязнью змей. Возможно, для его интерпретации не требуется непорочного зачатия, но он, безусловно, допускает нечто необычное.

Стих 16 описывает суд, который Бог дает женщине. Традиционное понимание этого текста предполагает, что он описывает происхождение боли при родах и более низкий статус женщин по сравнению с мужчинами или, по крайней мере, с их мужьями. Однако была выдвинута альтернативная интерпретация. Кэрол Мейерс утверждает, что «тяжелый труд» ( ‘issabôn ) в этом стихе — это не родовой труд, а скорее усилия, связанные с помощью в обработке земли. Таким образом, женщина обязана и работать в поле, и рожать детей. Это означает дополнительную задачу для женщины, которая предполагает, что мужчина будет «преобладать» над ней в труде в поле. Другими словами, он сможет выполнять больше сельскохозяйственных работ, пока она будет рожать детей. Он мог бы настаивать на сексуальных отношениях из-за социальных и экономических потребностей для продолжения рода и наличия большого резерва рабочей силы для выполнения тяжелых сельскохозяйственных работ. В этом и заключается смысл «господства» по Мейерсу. Она отождествляет этот текст с ранним Израилем и его первоначальным поселением в гористой местности. Из этого заключения она выводит данные о потребностях в рабочей силе и населении для продолжения племенной жизни израильтян по мере их расселения в центральной горной стране.

Первая часть этой интерпретации имеет больше шансов быть правдой, чем вторая. Слово «тяжелый труд» больше нигде не используется для обозначения родов. Таким образом, перевод Мейерса первой строки стиха 16 имеет смысл синтаксиса и слова, обозначающего «тяжелый труд», которое больше нигде не используется как «боль»: «Я умножу твои усилия и твое чадородие». первой строки будет иметь тот же смысл: «От [в смысле «в дополнение к»] работы вы будете рожать детей» 9.0003

С другой стороны, предположение о том, что глагол «управлять» может быть изменен на идею «преобладать», похоже, вынуждает его дать объяснение, не имеющее параллелей в другом месте. Это не обязательно и даже не является предпочтительной интерпретацией. К идее мастерства обращается Фох. Она предполагает, что желание женщины в этом стихе — не сексуальное желание, а желание доминировать. Затем текст изображает борьбу воли между мужчиной и женщиной. Вопрос, который продолжает Фох, заключается в том, является ли последнее утверждение этого стиха констатацией факта («ты захочешь доминировать над своим мужем, но твой муж будет господствовать над вами») или подразумевающий решительный приказ со стороны Бога («ты захочешь господствовать над своим мужем, но твой муж должен господствовать над тобой»). Поскольку я считаю, что это часть описания нового порядка вещей, я предпочитаю принять предыдущую интерпретацию.

Стихи 14–19 описывают ситуацию, которая была слишком знакома древнему Израилю. Существовало разделение ролей между мужчинами и женщинами, отражающее экономические потребности общества. Оба были обязаны участвовать в труде для плодородия земли. Однако женщины были ограничены в своем вкладе, тем более что требования деторождения и воспитания возлагали на них дополнительную ответственность. Борьба воль отражает напряженность, вызванную необходимостью выживания, и вытекающую из этого угрозу семейной гармонии.

Имя Евы в стихе 20

Имя Евы ( ḥāwwāh ) может быть связано со словом ḥāy , понимаемым как «живой», «живой» и происходящим от корня, связанного с (Хых) . Фактическая форма, озвученная на иврите, может отражать фактическое выражение корня, , то есть «оживлять». ⁷ Форма имени лучше всего понимается как именная форма, имеющая форму существительного на иврите, часто используемого для обозначения занятия или профессии. В случае с Евой это означает роль дарования и взращивания жизни. Это соответствует объяснению, которое следует за этим в Бытие 3:20. Это также объясняет, почему имя дано именно здесь. Поскольку в 3:16 впервые ответственность за рождение ребенка возлагается на женщину (Мейерс 1983, стр. 344–349), имя, данное в 3:20, отражает осознание этой роли женщины.

Как и в случае с «человеком» ’ādām (Гесс), это имя может выполнять функцию титула. Оно возникает только после проклятий и описывает одну из сторон женской судьбы, отличающуюся от мужской, — рождение детей. Вот почему это имя дано в этом месте. Из этого следует, что пара впервые узнаёт о роли женщины. Единственное другое упоминание имени Ева встречается в Бытие 4:1 в контексте, описывающем зачатие и рождение ее первого сына, Каина. За этим следует зачатие и рождение второго сына, Авеля, в стихе 2. Глаголы в этом стихе также относятся к Еве из стиха 1. Таким образом, особая роль, отведенная женщине в 3:16, показана в ее имени. и в использовании того или иного имени, когда она впервые исполняет эту роль в повествовании Бытия.

Изгнание из сада в стихах 21–23

Эдемский сад считается прообразом святилища, где верующие встречаются с Богом и поклоняются ему. ⁸ Туники или кожа – это Божьи средства искупления греха пары посредством принесения в жертву животного. Шкурки буквально покрывают их, тем самым скрывая их позор. Использование шкур животных впервые вводит физическую смерть и имплицитно предполагает возведение барьера между Богом и людьми (Ратнер). Последствия изгнания из сада означали прекращение особой роли мужчины как смотрителя сада. Как это исполняет Божье обещание смерти тем, кто вкушает плод? Моберли предположил, что «смерть» — это метафора, включающая «личностный распад». Он основывает это на аналогичном использовании слова «смерть» в предупреждениях Второзакония 30:15, 19.. Я полагаю, что последствие, «смерть» мужчины и женщины, прежде всего, видится в отделении и отчуждении мужчины и женщины от сада, друг от друга (обвинение друг друга и пальто из кожи животных) и от Бог (изгнание из сада). Хаузер подчеркивает изменение языка для описания отчуждения, которое начинается с поедания плода.

Заключение

Преимущество подхода Мейерса состоит в том, что он понимает и мужчину, и женщину из 3 главы Бытия как нечто большее, чем литературные фигуры, подверженные идеологическим манипуляциям авторов. Они представляют реальных людей, борющихся за выживание в раннем Израиле. Таким образом, этот подход побуждает нас применять библейский текст к нашей собственной жизни и семьям.

Однако контекст главы 3 в начале Книги Бытия предполагает более широкий охват, чем Израиль железного века. Оно подразумевает нечто, понимаемое как универсальная норма, установленная Богом. Тем не менее, эта норма четко установлена ​​в конкретном культурном контексте. Это тот, который предполагает сельскохозяйственное общество. Не упоминается о том, какой была бы жизнь тех, кто занимался другими занятиями, хотя следующая глава демонстрирует, что рассказчик знал о разнообразии занятий, которыми люди могли заниматься. Тем не менее принципы, закрепленные в этих суждениях, такие как необходимость и ценность человеческого труда, предназначены для универсального применения. Помимо очевидной продолжающейся роли рождения детей, неясно, следует ли отличать другие суждения о женщинах от первоначального временного контекста, в котором нарративы были впервые написаны и применены. Роли и обязанности мужчины и женщины в остальном не отличаются, и нет никакого явного оправдания мужского доминирования.

Мы можем найти цель Бытие 3, в ее нынешнем контексте в начале или в Библии, как утверждение о человеческом состоянии. Это история об упущенной возможности общения с Богом. Предоставленные самим себе, мы склонны обманывать себя, думая, что можем стать подобными богам. Вместо этого, как и этот мир, мы стоим под судом Божьим. Бытие 3 подчеркивает важность повторного слушания Божьего искупительного слова и нахождения в этом слове возможности встретиться со спасающим присутствием Бога. Таким образом, отмена божьего наказания первой пары не является приостановкой труда, равно как и прекращением рождения и воспитания детей. Они будут продолжаться до тех пор, пока существует нынешний мир. Скорее, отмена Божьего наказания за бунт сада — это повторный допуск в «сад» общения с Богом. Именно это ожидание христиане находят исполненным в обетованиях Нового Завета.

Библиография

Алонсо-Шёкель, Л., 1976, «Разумные и заветные темы в Бытии 2–3», в Дж. Л. Креншоу (ред.), Исследования древней израильской мудрости (Нью-Йорк: Ктав), стр. 468–480.

Бреннер, А., 1985, Израильтянка: социальная роль и литературный тип в библейском повествовании (Шеффилд: JSOT).

Брюггеманн, В., 1972, «От праха к царству», Zeitschrift für die alttestamentliche Wissenschaft 84, стр. 1–18.

Бадд, П.Дж., 1989, «Святость и культ», в Р.Э. Клементс (ред.), Мир Древнего Израиля: социологические, антропологические и политические перспективы (Кембридж: University Press), стр. 275–298.

Чилтон, Д., 1958, Восстановленный рай (Тайлер).

Clines, D.J.A., 1990, Что делает Ева, чтобы помочь? и Другие вопросы читателей к Ветхому Завету (Приложение 94 к JSOT; Шеффилд: Academic Press).

Дуглас, М., 1966, Чистота и опасность. Анализ загрязнения и табу (Лондон: Рутледж и Кеган Пол).

Фох, С.Т., 1975, «Что такое желание женщины?», Westminster Theological Journal 37, стр. 376–383.

Гарднер, А., 1990, «Бытие 2:4b–3: мифологическая парадигма сексуального равенства или религиозной истории Израиля до изгнания?», Scottish Journal of Theology 43, стр. 1–18.

Hamilton, VP, 1990, Книга Бытия, главы 1–17 (Новый международный комментарий к Ветхому Завету; Эрдманс).

Хаузер, А. Дж., 1982, «Бытие 2–3: тема близости и отчуждения», в D.J.A. Клайнс, Д.М. Ганн и А.Дж. Хаузер (ред.), Искусство и смысл: риторика в библейской литературе (Приложение 19 JSOT; Шеффилд: JSOT), стр. 20–36.

Гесс, Р.С., 1990, «Расщепление Адама: использование ’ādām в Бытие i–v», в J. A. Эмертон (ред.), Исследования Пятикнижия (Дополнения к Vetus Testamentum 41; Лейден: Брилл), стр. 1–15.

Кеннеди, Дж. М., 1990, «Крестьяне в восстании: политическая аллегория в Бытии 2–3», Журнал изучения Ветхого Завета 47, стр. 3–14.

Кикавада И.М., 1972, «Две заметки о Еве», Journal of Biblical Literature 91, стр. 33–37.

Левисон, младший, 1989, «Неблагодарные дети Евы», Explorations 3/1, стр. 2, 4. ).

1983, «Повторный взгляд на гендерные роли и Бытие 3:16», в C.L. Мейерс и М. О’Коннор (ред.). Слово Господне пойдет дальше: очерки в честь Дэвида Ноэля Фридмана (Winona Lake: Eisenbrauns), стр. 337–354.

1988, Открытие Евы: древние израильские женщины в контексте (Оксфорд: University Press).

Moberly, R.W.L., 1988, «Правильно ли понял змей?», Journal of Theological Studies 39, стр. 1–27.

Мойе, Р.Х., 1990, «В начале: мифы и история в Книге Бытия и Исходе», Журнал библейской литературы 109, стр. 577–598.

Рэмси, Г.В., 1988, «Является ли имянаречение актом господства в Бытии 2:23 и в других местах?», CBQ 50, стр. 24–35.

Ратнер, Р. Дж., 1989–1990, «Одежды из кожи (Бытие 3:21)», Дор ле Дор 18, стр. 74–80.

Шмитт, Дж. Дж., 1991, «Как Ева, как Адам: mšl в Бытие 3, 16», Biblica 72, стр. 1–22.

Sjöberg A.W., 1984, «Ева и хамелеон», в W.B. Баррик и Дж. Р. Спенсер (ред.), В приюте Элиона: Очерки палестинской жизни и литературы в честь Г.В. Ahlström (JSOT, Приложение 31; Шеффилд: JSOT), стр. 217–225.

Соггин, Дж. А., 1975, «Падение человека в третьей главе Бытия», в Ветхий Завет и востоковедение (Рим: Папский библейский институт), стр. 88–111.

Тосато, А., 1990, «О Бытие 2:24», Католический библейский ежеквартальный журнал 52, стр. 389–409.

Трайбл, П., 1978, Бог и риторика сексуальности (Увертюры к библейскому богословию; Филадельфия: Крепость).

ван Сетерс, Дж., 1989, «Сотворение человека и сотворение короля», Zeitschrift für die alttestamentliche Wissenschaft 101, стр. 333–342.

Уоллес, HN, 1985, Повествование об Эдеме (Harvard Semitic Monographs 32; Atlanta: Scholars Press).

Вайнфельд, М., 1981, «Суббота, храм и воцарение Господа: проблема Sitz im Leben из Бытия 1: 1–2: 3», в Mélanges bibliques el orientaux en l’honneur de M. Henri Cazelles (Alter Orient und Altes Testament 212; Neukirchen-Vluyn: Neukirchener), стр. 501–512.

Уэнам, Г.Дж., 1986, «Символизм святилища в Эдемском саду», в материалах Девятого Всемирного конгресса иудаистов. Раздел A. Библейский период (Иерусалим: Всемирный союз еврейских исследований), стр. 19–25.

1987, Бытие 1–15 (Word Biblical Commentary 1; Waco, Texas: Word).

Уайт, ХК, 1991, Повествование и дискурс в Книге Бытия (Кембридж: University Press).

Вятт, Н., 1981, «Толкование истории сотворения и падения в Бытие 2–3», Zeitschrift für die alttestamentliche Wissenschaft 93, стр. 10–21.

1988, «Когда Адам копался: значение книги Бытие III 23», VT 28, стр. 117–121.

Циммерманн, Ф., 1966, «Народная этимология библейских имен», в Volume du Congrès Genève 1965 (Дополнение к Vetus Testamentum 15; Лейден: EJ Brill), стр. 311–326.

---

¹ Для критики этой интерпретации, Cf. Hess 1990, особенно стр. 13–15.

² Напр. Ламех из рода Каина, сыновья «бога», Нимрода и строители Вавилона. Попытка Ван Сетерса привести доводы в пользу развития и объединения двух отдельных историй о сотворении (, т. е. — сотворение человечества для работы на богов и сотворение царя) в одном нововавилонском тексте мало что заслуживает похвалы. «Параллельность» очень ограничена. Таким образом, нововавилонский текст и повествование Бытия лучше всего понимать как развитие отдельных и не связанных друг с другом традиций. Нет никаких оснований утверждать, что эволюция идет в каком-то определенном направлении (9). 0014 Напр. Гн. 2–3 мог быть более ранним, демократизированным текстом, который нововавилонская текстовая традиция разработала для своих царских идеологических интересов).

³ Шёберг поставил под сомнение перевод еврейского слова nāḥāš как «змея». Вместо этого он утверждает, что «рептилия» также может быть подходящим переводом для этого животного. Если это так, то параллель с древним ближневосточным змеем рушится. Однако перевод «змея» кажется более вероятным, учитывая сильную параллель между «мудростью» существа из книги Бытия и мудростью, приписываемой змеям в других местах.

⁴ О роли имянаречения, Ср. Ramsey 1988. Шмитт приводит пример именования как проницательности, а не господства в эпосе об Атрахасисе 18-го века до н.э., в котором меньшие боги дают Мами, Богине-Матери, титул «Владычицы всех богов». Клайн 1990, с. 39 н. 3, оспаривает это, утверждая, что доминирование и проницательность не исключают друг друга. Однако это вызывает вопрос. Приведенный аргумент состоит в том, что следует предполагать проницательность, когда записывается имянаречение, и доминировать только тогда, когда это прямо заявлено (чего нет в истории наречения женщине в Бытии 2 и 3). Позиция Тосато по этому вопросу (стр. 39) также не соответствует действительности.0 н. 4) более убедительно. В Библии никто не появляется в повествовании без имени или какого-либо титула. Единственная фигура в повествовании, которая воспринимает то, что произошло, — это человек (кроме Бога, который не дает имен после своего творчества; действительно, Бог никогда не дает человеку имен). Поэтому логично и необходимо, чтобы имя женщине давал мужчина.

⁵ См. Венам. Уоллес 1985, с. 129, обсуждает эти мотивы в свете древнего ближневосточного контекста символа дерева познания и желания уподобиться богам.

⁶ Основное исследование этого различия принадлежит Дугласу. См. Budd за обзор и критику более поздних подходов.

⁷ Эта интерпретация была предложена Дж. Гринфилдом и появляется в исследовании Kikawada 1972, p. 34 н. 9. См. также Циммерманн 1966, с. 317, для сравнительных аргументов, приводящих сходное значение «тот, кто рождает».

⁸ См. Wenham 1986. Уоллес сравнивает описание Эдема с божественными жилищами. Для Уоллеса это приводит к перспективе изначально мифического «сада Бога». Однако для Уэнама это указывает на другое направление. Сад — это «архетипическое святилище». В дополнение к отмеченным в параграфе можно привести несколько аспектов. И сад Гн. 2 и в скинию/храм входят с востока, имеют драгоценности и золото, изображают Бога ходящим туда-сюда и поручают людям охранять или хранить его. См. также Chilton о структуре и содержании и Meyers 19.76 на меноре. Также было замечено, что в конструкции Скинии есть намеки на первоначальный акт творения. Моисей «увидел всю работу… как повелел Господь» и «благословил» народ (Исх. 39:43), точно так же, как благословил Господь на седьмой день, когда он закончил свою работу. «Как повелел Господь Моисею» повторяется семь раз, напоминая повторение фразы при сотворении мира в течение семи дней. В упр. 40:34–38 суббота празднуется точно так же, как Бог праздновал субботу в конце творения. См. Мойе, с. 597. См. также Вайнфельда, который связывает сотворение Богом мира и отдых в субботу (Быт. 1) со строительством скинии и пребывающим в ней Божьим присутствием.

Шерил Сандберг, Разговор во время разговора с женщиной и как прекратить «перебивание»

Прерывание : Излишнее прерывание женщины мужчиной.

Присвоение : Присвоение женской идеи и признание ее заслуг.

Мы все помним тот момент в 2009 году, когда Канье Уэст выскочил на сцену на церемонии вручения наград MTV Video Music Awards, выхватил у Тейлор Свифт микрофон и начал монолог. «Я позволю тебе закончить», — сказал он, прервав Свифт, когда она принимала награду за лучшее женское видео. «Но у Бейонсе было одно из лучших видео всех времен!»

Это был, пожалуй, самый публичный пример « прерывания », когда мужчина прерывал женщину, когда она пыталась говорить (в данном случае, на сцене, в одиночестве, как лауреат премии) и брал на себя управление. пол. На VMA это могло бы считаться развлечением, но спросите любую женщину в рабочем мире, и мы все узнаем этот феномен. Мы говорим на собрании только для того, чтобы услышать, как мужской голос звучит громче. Мы предлагаем идею, возможно, слишком неуверенно, только для того, чтобы какой-нибудь чувак авторитетно повторил ее. Мы можем обладать навыком, но у него правильные голосовые связки — а значит, мы замолкаем, теряя уверенность (или, что еще хуже, кредит на работу).

Возможно, мы думали, что просто параноики. Но благодаря Шерил Сандберг и профессору бизнес-школы Wharton Адаму Гранту (мужчине!) мы можем чувствовать себя чуть менее сумасшедшими, когда мысленно прокручиваем те встречи, которые пошли не так. В новой статье в New York Times они указывают на опасность «говорить, пока женщина», а также множество новых исследований, доказывающих, что нет, это не все в наших головах. (Отказ от ответственности: я редактирую специальные проекты для женской некоммерческой организации Сандберг LeanIn. Org. Хотя я не редактировала ее Times op-ed.)

Сандберг и Грант цитируют исследования, показывающие, что влиятельные сенаторы-мужчины говорят значительно больше, чем их младшие коллеги, а сенаторы-женщины — нет. Что руководители-мужчины, которые говорят чаще, чем их коллеги, считаются более компетентными (на 10%), а женщины-руководители, которые говорят больше, считаются менее (на 14% меньше). Данные основаны на длинном ряду исследований, показывающих, что, когда дело доходит до работы, женщины меньше говорят, их больше прерывают, а их идеи более тщательно проверяют.

«Мы оба видели, как это случалось снова и снова», — пишут Сэндберг и Грант. «Когда женщина выступает в профессиональной среде, она идет по канату. Либо ее почти не слышно, либо ее считают слишком агрессивной. Когда мужчина говорит практически то же самое, все кивают в знак признательности за его прекрасную идею».

Мои друзья придумали для него терминологию: Manterrupting. мужественность. (Или блокирующий разговор , если вам нужна гендерно-нейтральная версия.)

И результат? Женщины сдерживаются. Или мы вообще отказываемся от кредита. Наши идеи кооптируются ( bro-opted ), переприсвоил ( bro-propriated ?) — или они просто выдохлись. Мы закрываемся, становимся менее творческими, менее вовлеченными. Мы возвращаемся в себя, задаваясь вопросом, действительно ли это наша вина. Войдите в спираль неуверенности в себе.

Но есть вещи, которые мы можем сделать, чтобы остановить этот цикл: женщины, мужчины и даже начальники.

Знайте, что все мы немного сексисты, и исправляйте это

Реальность такова, что все мы проявляем то, что ученые называют «бессознательной предвзятостью» — укоренившиеся предубеждения, о которых мы можем даже не подозревать. (Не думаете, что вы в числе виновных? Пройдите этот тест на неявные ассоциации, чтобы убедиться, что он неправ.) Когда дело доходит до женщин, эта предвзятость является результатом десятилетий истории; нас учили, что мужчины руководят, а женщины воспитывают. Поэтому, когда женщины демонстрируют мужские черты — вы знаете, способность принимать решения, авторитет, лидерство — они нам часто не нравятся, в то время как мужчины, демонстрирующие те же черты, часто считаются сильными, мужественными и компетентными. Это предубеждение проявляют не только мужчины, но и женщины: как показало одно недавнее исследование, не только мужчины больше прерывают женщин на работе, но и женщины. Но признание этой предвзятости — важный шаг к ее исправлению.

Установите запрет на Канье (или любое прерывание, если уж на то пошло)

Когда Глен Мазарра, шоураннер «Щит », драмы FX TV начала 2000-х, заметил, что его сценаристки не говоря в комнате писателя — или что, когда они это делали, их прерывали, а их идеи настигали — он ввел политику не прерывать, пока писатели (мужчины или женщины) выступали. «Это сработало, и позже он заметил, что это сделало всю команду более эффективной», — писали Сэндберг и Грант.

Практика вмешательства свидетеля

Серьезно, остановите нарушителя на его (или ее) пути. Подтолкните его, подтолкните его локтем или просто скажите: «Подожди, дай ей закончить» или «Эй, я хочу услышать, что говорит Джесс». Слова — ваш выбор, но не молчите.

Создайте систему друзей с другом

Или, что еще лучше, если вы женщина, создайте систему друзей с другом , который является парнем . Попросите его кивать и выглядеть заинтересованным, когда вы говорите (конечно, когда он заинтересован). Позвольте ему публично поддержать вас на собраниях. Серьезно, попробуй. Это несправедливо, нет. Но, черт возьми, это работает.

Поддержите своих коллег (женщин)

Если вы услышите от женщины идею, которая вам кажется хорошей, поддержите ее. Вы будете иметь больший эффект, чем вы думаете, и вы также зарекомендуете себя как командный игрок.

Отдавайте должное

Да, всем нужна похвала за хорошую идею. Но исследования показывают, что если отдать должное там, где это необходимо, то вы будете выглядеть лучше (а также человек с идеей).

Женщины: практика уверенного языка тела

Сядьте за стол, укажите на кого-нибудь, встаньте, пройдите вперед, положите руку на стол — все, что потребуется. Эти мощные позы не только делают вас более авторитетным, но и повышают уровень тестостерона, а значит, и уверенность в себе. В некоторых случаях может действительно помочь буквально «наклониться»: в одном исследовании исследователи обнаружили, что мужчины физически наклоняются чаще, чем женщины, на профессиональных встречах, что снижает вероятность того, что их будут прерывать. Женщины чаще отклонялись — и их чаще прерывали.

… И владейте своим голосом

Не подрывайте свой авторитет словами «Я не уверен, что это правильно, но…». Говорите авторитетно. Избегайте детского голоса (лидерство и авторитет связаны с низким мужским голосом, а не с более мягким и высоким тоном). И пожалуйста, что бы вы ни делали, не извиняйтесь, прежде чем говорить.

Поддержка компаний, в которых женщины находятся у власти

Мы знаем, что компании, в советах директоров которых больше женщин, имеют более высокие результаты и большую прибыль. Команды с более разнообразными членами также работают лучше. Но наличие большего числа женщин у власти может на самом деле побудить женщин выдвигать свои идеи. В одном из исследований, на которое ссылаются Сандберг и Грант, исследователи изучали сотрудников кредитного союза, где женщины составляли 74% руководителей и 84% рядовых сотрудников. Шок: женщины здесь чаще высказывались и были услышаны.

Если ничего не помогает, всегда можно научиться говорить очень-очень громко.

Джессика Беннетт — обозреватель Time.com , освещающий пересечение гендера, сексуальности, бизнеса и поп-культуры. Она регулярно пишет для New York Times и является редактором специальных проектов женской некоммерческой организации Шерил Сандберг Lean In. Вы можете следить за ней @ jess7bennett .

Читать дальше: Лучший феминизм в 2015 году

Слушайте самые важные новости дня.

Иллюстрация Кэтлин Эдисон для TIME

Свяжитесь с нами по телефону по адресу letter@time.