Логический позитивизм: 2. Логический позитивизм. Введение в философию
2. Логический позитивизм. Введение в философию
2. Логический позитивизм
В 1922 году на кафедре натуральной философии Венского университета, которую после смерти Э. Маха возглавил профессор М. Шлик, собралась группа молодых ученых, поставивших перед собой смелую цель — реформировать науку и философию. Эта группа вошла в историю под именем Венского кружка. В нее входили сам М. Шлик, Р. Карнап (вскоре ставший признанным лидером нового направления), О. Нейрат, Г. Фейгль, В. Дубислав и другие. После прихода к власти в Германии нацистской партии члены кружка и их сторонники в Берлине, Варшаве и других научных центрах континентальной Европы постепенно эмигрировали в Англию и США, что способствовало распространению их взглядов в этих странах.
Философско-методологическая концепция Венского кружка получила наименование «логический позитивизм» или «неопозитивизм», поскольку его члены вдохновлялись как позитивистскими идеями О. Конта и Э. Маха, так и достижениями символической логики, разработанной Г.
Фундаментальные идеи своей концепции неопозитивисты заимствовали из «Логико-философского трактата» Л. Витгенштейна, который в ранний период своего творчества онтологизировал структуру языка той логической системы, которая была создана Г. Фреге, Б. Расселом и А. Н. Уайтхедом. Витгенштейн полагал, что поскольку язык логики состоит из простых, или атомарных, предложений, которые с помощью логических связок могут соединяться в сложные, молекулярные, предложения, то и реальность состоит из атомарных фактов, которые могут объединяться в молекулярные факты. Атомарные факты причинно никак не связаны друг с другом, поэтому в мире нет никаких закономерных связей.
Поскольку действительность представляет собой лишь различные комбинации элементов одного уровня — фактов, постольку и наука должна быть не более чем комбинацией предложений, отображающих факты и их различные сочетания.
Эти идеи Витгенштейна были подхвачены и переработаны членами Венского кружка, которые заменили его онтологию следующими теоретико-познавательными принципами.
1. Всякое знание — это знание о том, что дано человеку в чувственном восприятии. Атомарные факты Витгенштейна логические позитивисты заменили чувственными восприятиями субъекта и комбинациями этих чувственных восприятий.
Как и атомарные факты, отдельные чувственные восприятия не связаны между собой. У Витгенштейна мир — это калейдоскоп фактов, а у логических позитивистов мир оказывается калейдоскопом чувственных восприятий. Вне чувственных восприятий нет никакой реальности, во всяком случае ученые ничего не могут сказать о ней. Таким образом, всякое знание может относиться только к чувственным восприятиям.
2. То, что дано в чувственном восприятии, мы можем знать с абсолютной достоверностью. Структура предложений у Витгенштейна совпадала со структурой факта, поэтому истинное предложение было абсолютно истинным, поскольку оно не только верно описывало некоторое положение дел, но и в своей структуре «показывало» структуру этого положения дел. Поэтому истинное предложение не могло быть ни изменено, ни отброшено. Логические позитивисты заменили атомарные предложения Витгенштейна протокольными предложениями, выражающими чувственные восприятия субъекта. Истинность протокольного предложения, выражающего то или иное восприятие, для субъекта также является несомненной.
3. Все функции знания сводятся к описанию чувственных данных. Если мир представляет собой комбинацию чувственных данных и знание может относиться только к чувственным данным, то оно сводится лишь к фиксации этих данных. Объяснение и предсказание исчезают. Объяснить чувственные данные можно было бы, только апеллируя к их источнику — внешнему миру. Логические позитивисты отказываются и от объяснения. Предсказание должно опираться на существенные связи явлений, на знание причин, управляющих их возникновением и исчезновением. Логические позитивисты отвергают существование таких связей и причин. Таким образом, остается только описание явлений, поиски ответов на вопрос «как?», а не «почему?».
Такова модель науки, предлагаемая логическим позитивизмом. Итак, в основе науки, по мнению неопозитивистов, лежат протокольные предложения, выражающие чувственные данные субъекта. Истинность этих предложений абсолютно достоверна и несомненна. Совокупность истинных протокольных предложений образует эмпирический уровень научного знания — его твердый базис.
Для методологической концепции логического позитивизма характерно резкое разграничение эмпирического и теоретического уровней знания. Однако первоначально логические позитивисты полагали, что все предложения науки — подобно протокольным предложениям — говорят о чувственных данных. Поэтому каждое научное предложение, считали они, можно свести к протокольным предложениям. Достоверность протокольных предложений передается всем научным предложениям, отсюда наука состоит только из достоверно истинных предложений.
С точки зрения логического позитивизма деятельность ученого в основном должна сводиться к двум процедурам: установлению протокольных предложений; изобретению способов объединения и обобщения этих предложений.
Научная теория мыслилась в форме пирамиды, на вершине которой находятся основные понятия, определения и постулаты; ниже располагаются предложения, логически выводимые из постулатов; вся пирамида опирается на совокупность протокольных предложений, обобщением которых она является.
Первоначально модель науки и научного прогресса, построенная логическими позитивистами, была настолько искусственной и примитивной, настолько далекой от реальной науки и ее истории, что это бросалось в глаза даже самим ее создателям. Они предприняли попытки усовершенствовать эту модель, чтобы приблизить ее к реальной науке. В ходе этих попыток им пришлось постепенно отказываться от своих первоначальных установок.
Попытки устранить пороки методологической концепции, преодолеть трудности, обусловленные ошибочными теоретико-познавательными предпосылками, поглощали все внимание логических позитивистов, и они, в сущности, так и не дошли до реальной науки и ее методологических проблем. Правда, методологические конструкции неопозитивизма никогда и не рассматривались как отображение реальных научных теорий и познавательных процедур.
Важную роль в этом повороте сыграл К. Поппер. И хотя сам он провел молодые годы в Вене и первоначально был весьма близок к членам Венского кружка как по стилю мышления, так и по обсуждаемой проблематике, его критика ускорила разложение логического позитивизма, а его оригинальные идеи привели к возникновению новой методологической концепции и оформлению нового течения в философии науки.
Логика нелогичного Книга Эрика Каплана «Санта действительно существует? Философское расследование»: Библиотека: Lenta.
ruСуществует ли Санта-Клаус? Этот детский вопрос скрывает в себе тревожный онтологический парадокс, старый как мир: все-таки что именно существует вокруг и как существующее существует? Ведь реальность некоторых проверить сложно: бог и государство, хоббиты и драконы, проценты и гомеоморфные графы. Сценарист и продюсер Эрик Каплан, работавший над телесериалом «Теория большого взрыва» и мульсериалами «Футурама» и «Симпсоны», продолжил дело великих аналитических философов Бертрана Рассела и Людвига Витгенштейна и взялся разрешить эту загадку.
С разрешения издательства «Манн, Иванов и Фербер» «Лента.ру» публикует отрывок из книги Эрика Каплана «Санта действительно существует? Философское расследование».
Логика обещает вывести нас из дебрей неясностей к четкости и пониманию. Но, когда дело доходит до парадоксов, она начинает путаться в собственной терминологии, которая не позволяет ей ни описать проблему, ни сформулировать решение.
Стоит нам увидеть одно слабое место логики, мы тут же начинаем замечать их повсеместно.
К примеру, в начале XX века в философии существовало течение под названием логический позитивизм. Его приверженцы пытались решать любые задачи (даже те, что не относились к логике), предъявляя очень жесткие требования к понятию смысла. По их мнению, для того чтобы предложение считалось осмысленным, оно должно было быть или логически истинным, как, например, «а = а», или научно доказуемым.
Позитивисты пытались очистить мышление и язык от метафизики и религии, которые считались среди этих философов абсолютным злом. В то время европейская цивилизация, едва избежавшая уничтожения в ходе Первой мировой войны, стремилась к радикальным решениям. Главная проблема логического позитивизма состояла в том, что, по его же собственным критериям, он оказывался совершенно бессмысленным.
Очевидно, что утверждение «Осмысленное предложение должно быть логически истинным или научно доказуемым» само по себе не является ни логически истинным, ни научно доказуемым. Вряд ли хоть один ученый в истории, заглянув в пробирку с натрием или посмотрев под хвост бобру, записал в отчете о своей работе: «Я обнаружил, что все осмысленные предложения являются логически истинными или научно доказуемыми».
Фото: Mary Evans Picture Library / Global Look
Итак, логический позитивизм либо неверен, либо не имеет смысла. Я склоняюсь к первому варианту. Позитивисты любили сравнивать свою работу с искусством. Они писали, что язык убеждает людей при помощи аргументов, а искусство воздействует на них через эмоции. То есть утверждение «Осмысленное предложение должно быть логически истинным или научно доказуемым» само по себе не имеет смысла, но может вызвать в вас эмоциональный отклик, как, например, строчки из любимой песни. Однако любому очевидно, что фраза «Логический позитивизм — это искусство» не имеет с искусством ничего общего.
Более сложную версию принципов логического позитивизма изложил Людвиг Витгенштейн в своем «Логико-философском трактате». Он выдвинул теорию смысла, аналогичную позитивистской: предложение имеет значение в том случае, если оно обращает наше внимание на несколько различных состояний реальности и выбирает из них то, которое соответствует действительности.
Кроме того, Витгенштейн пытается разрешить проблему, о которую споткнулись позитивисты: каков статус предложений, которые произносит он сам? Если единственно верными высказываниями являются те, которые указывают на истинное положение вещей, то верно ли утверждение «Единственно верными высказываниями являются те, которые указывают на истинное положение вещей»? Уверенный в своей теории, Витгенштейн утверждает, что эта фраза не имеет смысла:
«Мои предложения поясняются фактом, что тот, кто меня понял, в конце концов уясняет их бессмысленность, если он поднялся с их помощью — на них — выше их (он должен, так сказать, отбросить лестницу, после того как он взберется по ней наверх)».
Витгенштейн был ужасно умным, но такое сравнение звучит невероятно глупо, и это легко заметить любому, кто хоть раз взбирался куда-нибудь по лестнице. Ведь если отбросить лестницу, по которой ты только что поднялся, то обязательно застрянешь на высоте! Почему мы должны ее отбрасывать? А если нам не понравится то место, куда мы взобрались? Или мы вдруг поймем, что забыли что-то внизу? Или захотим подниматься сюда лишь изредка, под настроение? В конце концов, что делать, если ты залез куда-то высоко и начался дождь? Не лучше ли спуститься и подождать, пока он не прекратится? Почему Витгенштейн хочет, чтобы мы выбрасывали лестницу сразу же, как заберемся повыше? Это очень вредный совет!
Мы начали беседу об онтологическом статусе Санта-Клауса с наблюдения о том, что наше сознание постоянно колеблется между двумя точками зрения: «Санта реален» и «Санта — выдумка».
Поможет ли нам в данном случае логика? Не странно ли использовать для разрешения противоречия науку, девиз которой — «Отсутствие внутренних противоречий»?
К сожалению, говоря о самой логике, ученые высказываются абсолютно нелогично. Они утверждают, что их мнения о взаимоотношениях логики и реальной жизни одновременно истинны и бессмысленны. Итак, даже в высших сферах логического мышления человеческое сознание мечется от одного варианта к другому. Логики тоже чувствуют противоречия, как обычные люди! Одна половина позитивиста уверена, что его утверждения имеют ценность, а другая — что в них нет смысла. Одна половина Витгенштейна считает «Логико-философский трактат» ясным и четким, а вторая — полной чепухой. Великий философ ничем не отличается от Тэмми!
Так что же, все эти ученые — сумасшедшие? Или, может быть, они просто врут нам, придумывают какую-то ерунду, чтобы заполучить теплые местечки в университетах и пригласительные на роскошные вечеринки для логиков? Может, все это делается ради дешевой популярности на каком-нибудь логическом шоу в Лас-Вегасе? Или логика просто не имеет средств, чтобы бороться с логическими парадоксами, возникающими в моменты ее собственной рефлексии? Может, все не так уж плохо?
Кадр из сериала «Теория большого взрыва»
Нет, это плохо — и плохо по двум причинам.
Во-первых, задача логики — улучшать жизнь, делая ее максимально последовательной. И если логика непоследовательна сама в себе, то ее существование неоправданно. Если бы я был рок-звездой, то непоследовательность не стала бы для меня проблемой, потому что я пытался бы добиться славы за счет классной музыки и сомнительной популярности у молоденьких девушек. Но раз уж я логик, то единственный путь к общественному признанию и финансовому благополучию для меня — это логичность.
Вторая причина состоит в том, что мы так и не продвинулись в нашем деле и не выяснили, как следует относиться к Санта-Клаусу.
Вот смотрите. Мы начали с того, что отметили двойственность данного отношения. Каждый из нас хочет верить в то, что Санта реален, но одновременно чувствует, что это не так. Мы попробовали придерживаться строгой критической точки зрения и столкнулись с логическими теориями, которые одновременно имеют смысл и полностью бессмысленны. Логика — тот же Санта-Клаус. Одна часть нашего сознания считает ее истинной, а другая — ложной.
Логический Позитивизм | Философский словарь
— основное направление неопозитивизма. Возникло в 20-х годах XX в. под влиянием идей австрийского философа Л. Витгенштейна,…
— основное направление неопозитивизма. Возникло в 20-х годах XX в. под влиянием идей австрийского философа Л. Витгенштейна, который в своем главном произведении раннего периода “Логико-философский трактат” (1921 г., русский перевод 1958 г.) опирался на логическую систему, построенную Б. Расселом и А. Уайтхедом.
В исчислении высказываний у нас имеется набор атомарных предложений, обладающих следующими свойствами:
1) каждое атомарное предложение является либо истинным, либо ложным;
2) атомарные предложения независимы друг от друга, т. е. истинность или ложность одного из них никак не влияет на истинность или ложность других атомарных предложений.
Из атомарных предложений с помощью логических связок – отрицания, конъюнкции, дизъюнкции, импликации и т. п. – можно строить более сложные, молекулярные предложения, которые, в свою очередь, с помощью тех же связок можно объединять в еще более сложные предложения и т.
д. Так возникает иерархия все более сложных молекулярных предложений.
В “Логико-философском трактате” Витгенштейн онтологизирует эту логическую структуру: он представляет мир как совокупность атомарных и молекулярных фактов, построенную точно также, как строится язык исчисления высказываний. Атомарные факты никак не связаны друг с другом, поэтому в мире нет никаких закономерных связей. Если действительность представляет собой лишь комбинации фактов, то наука должна быть комбинацией предложений, отображающих факты и их различные сочетания. Все, что претендует на выход за пределы этого “одномерного” мира фактов, все, что апеллирует к связи фактов или к глубинным сущностям, должно быть изгнано из науки как ненаучная, бессмысленная болтовня. Средством очищения науки от бессмысленных предложений является логический анализ языка науки.
Представители Л. п. развили эти идеи Витгенштейна в гносеологическом направлении. Их теория познания опиралась на следующие принципы.
1.
Всякое знание есть знание о том, что дано человеку в чувственном восприятии.
2. То, что дано нам в чувственном восприятии, мы можем знать с абсолютной достоверностью.
3. Все функции знания сводятся к описанию.
Из этих основных принципов теории познания Л. п. вытекают некоторые другие его особенности. Сюда относится прежде всего отрицание традиционной философии, или “метафизики”. Философия всегда стремилась сказать что-то о том, что лежит за ощущениями, стремилась вырваться из узкого круга субъективных переживаний.
Логический позитивист либо отрицает существование мира вне чувственных переживаний, либо считает, что о нем ничего нельзя сказать. В обоих случаях философия оказывается ненужной. Единственное, в чем она может быть хоть сколько-нибудь полезна, – это анализ научных высказываний. Поэтому философия отождествляется с логическим анализом языка. С отрицанием философии тесно связана терпимость Л. п. к религии. Если все разговоры о том, что представляет собой мир, объявлены бессмысленными, а вы тем не менее хотите говорить об этом, то безразлично, считаете ли вы мир идеальным или материальным, видите в нем воплощение Бога или населяете его демонами, – все это в равной степени не имеет к науке никакого отношения, а является сугубо личным делом каждого.
В основе науки, по мнению логических позитивистов, лежат протокольные предложения, выражающие чувственные переживания субъекта. Истинность этих предложений абсолютно достоверна и несомненна. Совокупность истинных протокольных предложений образует твердый эмпирический базис науки. Для методологии Л. п. характерно резкое разграничение эмпирического и теоретического уровней знания. Однако первоначально логические позитивисты полагали, что все предложения науки – подобно протокольным предложениям- говорят о чувственно данном. Поэтому каждое научное предложение можно свести к протокольным предложениям, подобно тому как любое молекулярное предложение экстенсиональной логики может быть разложено на составляющие его атомарные предложения. Достоверность протокольных предложений передается всем научным предложениям, поэтому наука состоит только из достоверно истинных предложений.
С точки зрения Л. п., деятельность ученого в основном должна сводиться к двум процедурам: 1) установление протокольных предложений; 2) изобретение способов объединения и обобщения этих предложений.
Научная теория мыслилась в виде пирамиды, в вершине которой находятся основные понятия, определения и аксиомы; ниже располагаются предложения, выводимые из аксиом; вся пирамида опирается на совокупность протокольных предложений, обобщением которых она является. Прогресс науки выражается в построении таких пирамид и в последующем слиянии небольших пирамидок, построенных в некоторой конкретной области науки, в более крупные пирамиды, которые, в свою очередь, сливаются в еще более крупные и т. д. до тех пор, пока все научные теории и области не сольются в одну громадную систему – единую унифицированную науку. В этой примитивно-кумулятивной модели развития не происходит никаких потерь или отступлений: каждое установленное протокольное предложение навечно ложится в фундамент науки; если некоторое предложение обосновано с помощью протокольных предложений, то оно прочно занимает свое место в пирамиде научного знания.
Методологическая концепция Л. п. столкнулась с необходимостью решать многочисленные проблемы, вставшие перед ней в связи с той моделью науки, которую она сконструировала.
Попытки решить первоначальные проблемы породили новые проблемы, а решение последующих проблем натолкнулось на новые трудности, и в конце концов методология Л. п. развалилась под грузом тех проблем и трудностей, которые она же и породила. Для сопоставления ее с реальной историей научного познания дело так и не дошло.
Вместе с тем последующее развитие философии науки существенно опиралось на те – как положительные, так и отрицательные – результаты, которые были получены Л. п. в его анализе структуры научного знания, языка науки, различных видов высказываний, входящих в научные теории, логических взаимоотношений между ними и т. д.
Логический позитивизм | blog.rudnyi.ru/ru
Логический позитивизм — влиятельное направление в философии науки в середине двадцатого века. Его можно рассматривать как третью волну позитивизма: первая связана с работами Огюста Конта, вторая с работами Эрнста Маха. Логический позитивизм зародился в рамках Венского кружка в 1922 году и продолжил свое развитие в США, поскольку многие представители логического позитивизма в дальнейшем эмигрировали в США.
Логический позитивизм также известен как логический эмпиризм.
Логический позитивизм развивался параллельно с концепцией фальсифицируемости Карла Поппера. В отличие от Поппера целью позитивистов была борьба с метафизикой. Рассмотрим, например, цитату Гегеля:
‘Дух как сущность, которая есть самосознание, – или обладающая самосознанием сущность, которая есть вся истина и знает всю действительность в качестве себя самой, – в противоположность реальности, которую он сообщает себе в движении своего сознания, есть всего лишь понятие духа;’
Позитивисты хотели доказать, что такого типа высказывания не имеют смысла. Другими словами, не имеет смысла говорить об истинности или ложности такого высказывания; такого типа утверждения следует просто исключить из рассмотрения.
В качестве образца поставщика знаний позитивисты считали науку. Таким образом, своей задачей позитивисты считали доказательство того, что наука не нуждается в метафизике и научные утверждения всегда будут либо истинными, либо ложными.
Соотвественно, задачей науки является выяснить, что правда, что нет. Позитивисты не думали, что сами ученые делают или должны делать свои утверждения в такой форме, когда связь утверждений с опытом является очевидной. Они считали, что в этом как раз заключалась роль философов — провести лингвистический анализ того, что говорят ученые и показать, что в конечном итоге научные утверждения можно определенным образом связать с опытными данными. С точки зрения позитивистов у философии не может быть никакой другой роли [можно сказать, что философия должна быть ислючительно служанкой науки].
Несколько имен знаменитых логических позитивистов:
- Рудольф Карнап (Rudolf Carnap, 1891 — 1970)
- Карл Густав Гемпель (Carl Gustav Hempel, 1905 — 1997)
- Альфред Джулс Айер (1910 — 1989)
- Уиллард Ван Орман Куайн (Willard Van Orman Quine, 1908 — 2000)
Подход позитивистов похож на операционализм физика Перси Бриджмена (Percy Williams Bridgman, 1882 — 1961).
Отличие лежит в детальности проработки и в особенностях философского мышления. В курсе лекций упоминалось такое определение философии: ‘Философия связана с попытками решения вопросов, которые обычно спрашивают дети, при использовании методов, которые обычно используют юристы‘ (авторство приписывается Дэвиду Хиллзу, David Hills). В этом отношении следует отметить, что хотя Куайн хотел занять позицию настоящего логического позитивиста, его аргументация существенно поколебала позиции логичиского позитивизма. Философский аргумент живет своей собственной жизнью.
Основная идея логического позитивизма заключалась в том. что логики и опыта должно быть достаточно для классификации утверждений. В конечном итоге, при правильных предпосылках дедактивное мышление всегда дает правильный результат. Возможные утверждения делились на аналитические (логика и математика) и синтетические (опыт). В первом случае истинность утверждений устанавливалась дедуктивным методом и проблем не возникало.
Философские проблемы возникали при рассмотрении синтетических утверждений. Вначале возникает вопрос, что следует рассматривать в качестве базовых утверждений, связанных с опытом. В философии нового времени считалось, что мышление начинается с ощущений (восприятий) и поэтому первая попытка заключалась в связи синтетических утверждений именно с ощущениями. После бурных обсуждений стало понятно, что это путь в никуда, поэтому в качестве базовых синтетических утверждений были выбраны утверждения об объектах, находящихся перед экспериментатором (протокольные утверждения).
Следующий шаг состоял в связи протокольных утверждений и утверждениями научной теории. Предполагалось, что теоретические утверждения связаны с опытными утверждениями посредством вспомогательных утверждений. Тем не менее, на этом пути возникло немалое количество проблем.
Неразрешенной осталась проблема индукции (см. Юма). Поэтому невозможно логическим путем вывести теоретическое утверждение из протокольных утверждений.
Пришлось ослабить критерий в рамках перехода к гипотетико-дедуктивной модели: нельзя сказать, как появляется научная теория, можно только попытаться связать связать теоретическое утверждение с утверждениями опыта (оправдать/подтвердить теорию).
Рассмотрим гораздо более простой случай, когда мы ищем только свидетельство подтверждения научной теории. В качестве примера возьмем теорию «Все вОроны черные» (одна из любимейших теорий в философии науки). Что является подтверждением этой теории? Очевидно, что наблюдение черного ворона является свидетельством в пользу этой теории. Что может быть проще?
Однако, на самом деле все гораздо сложнее в силу особенностей формальной логики. Возьмем отрицание теории: «Все предметы, не являющиеся чёрными, не являются вОронами«. Два утверждения являются истинными в одних и тех же условиях, что позволяет говорить об их логической эквивалентности. Отсюда следует, что наблюдение, например, зеленого ботинка подтверждает истинность теории «Все вОроны черные«.
Пример выше хорошо показывает трудную работу логического позитивиста. Если опираться на логику, то следует это делать последовательно, что в свою очередь приводит к целой веренице проблем — то, что говорит логика, часто расходится с нашей интуицей.
Куайн показал, что совокупность теоретических и дополнительных утверждений невозможно разделить между собой. Другими словами, теория в совокупности представляет из себя паутину убеждений. Это приводит к тому, что при расхождении с экспериментальными наблюдениями нельзя сказать, что в паутине убеждений отвечает за расхождение, и можно только отвергнуть все построение целиком. Более того, Куайн приводит аргументы в пользу того, что нет содержательного отличия между аналитическими и синтетическими высказываниями. Куайн также отмечал принципиальную недоопределенность теории (тезис Дюгема — Куайна) — одному и тому же набору протокольных утверждений можно сопоставить несколько теорий, которые в этом отношении будут равноправны между собой.
Несмотря на неудачу программы логического позитивизма, я должен сказать, что мне симпатична занятая позиция борьбы с метафизикой. Современная наука полна метафизики, при этом в этой метафизике не остается места человеку. Либо мозг принимает все решения и обманывает сознание, либо система переходит из предыдущего состояния в последующее по законам физики (каждый выбирает, что более ему нравится).
Позиция логических позитивистов изначально начинается с человека. Именно человек проводит наблюдения и строит научные теории. В этом отношении теория, по сути дела, играет инструментальную роль — ее задача состоит только в сохранении феноменов (протокольных утверждений).
Информация
Jeffrey L. Kasser, Philosophy of Science, 2006.
Статьи в Новой философской энциклопедии:
Логический позитивизм
Протокольные предложения
Оправдание теории
Гипотетико-дедуктивный метод
К особенностях математической логики — обсуждение про импликацию.
Утверждение ‘Если А, то Б’ истинно в случае, когда А ложно, а Б истинно.
https://bluxer.livejournal.com/308197.html
Обсуждение
https://evgeniirudnyi.livejournal.com/191596.html
см. также ответы Kaa Kaa здесь. Есть интересные ссылки по поводу обсуждения платонизма в математике:
https://evgeniirudnyi.livejournal.com/200241.html?thread=2716721#t2745649
https://evgeniirudnyi.livejournal.com/201427.html
https://www.facebook.com/evgenii.rudnyi/posts/1492684864199261
Философская энциклопедия — логический позитивизм
ЛОГИЧЕСКИЙ ПОЗИТИВИЗМЛОГИЧЕСКИЙ ПОЗИТИВИЗМ
течение неопозитивизма, возникшее в 20-х гг. 20 в. на основе Венского кружка (Р. Карнан, О. Нейрат, Ф. Франк, Г. Фейгль, X. Рейхенбах и др.). Л. п. выступает как преемник позитивистской субъективно-идеалистич. традиции, идущей от Беркли, Юма и махизма. Вместе с тем логич. позитивисты отказываются от характерного для старого позитивизма и дискредитировавшего себя психо-логич.
и биологич. подхода к познанию и пытаются сочетать субъективно-идеалистич. эмпиризм с методом логич. анализа. Подобная ориентация Л. п. связана с реальными проблемами науки 20 в. — всё большим осознанием роли знаково-символич. средств, с тенденциями возрастающей математизации и формализации знания, с выявлением зависимости способов рассмотрения действительности от типа языка и т. д. Однако ати сложные и актуальные проблемы трактуются Л. п. в духе субъективизма и конвенционализма. Знаковосимволич. средства и языковые формы познания превращаются в Л. п. в некий абсолют, а выход филос.методологич. анализа за их пределы расценивается как неправомерная «метафизика». Подлинно науч. философия, согласно Л. п., возможна только как логич. анализ языка науки, который должен быть направлен, с одной стороны, па устранение «метафизики» (т. е. традиц. философии), с другой — на исследование логич. строения науч. знания с целью выявления «непосредственно данного» или эмпирически проверяемого содержания науч.
понятий и утверждений. Конечная цель такого исследования усматривалась в реорганизации науч. знания в системе «единой науки», которая в соответствии с позитивистско-феноменалистским представлением о природе познания должна была бы давать описание «непосредственно данного». Для Л. п. был характерен ярко выраженный сциентизм, согласно которому специально-науч. познание (понимаемое при этом в духе позитивизма, феноменализма и узкого эмпиризма) является единственно возможным типом научно-теоретической деятельности и само по себе обеспечивает достаточные основания для выработки всеобъемлющего мировоззрения.
Со 2-й пол. 30-х гг. (после переезда осн. представителей в США) Л. п. стал известен как логич. эмпиризм. Сохраняя неизменными осн. идеи Л. п. периода Венского кружка — концепцию сведения философии к логич. анализу языка (рассматриваемому, однако, уже не только как синтаксический анализ, но и как семантический, а в некоторых случаях предполагающий также обращение к теоретич.
прагматике) и положение о невозможности теоретич. оправдания существования объективной реальности, Л. п. на этом этапе вынужден был отказаться от ряда своих исходных гносеологич. догм,
сформулированных в Венском кружке и выявивших свою несостоятельность при попытках осуществления программы логич. анализа науки. Так, в качестве базисного «языка наблюдений» Л. п. с кон. 30-х гг. предлагает т. н. вещный язык, выражающий чувственно воспринимаемые физич. явления, а не язык личных переживаний субъекта. Требование исчерпывающей верифицируемости каждого осмысленного науч. утверждения (см. Верификация) заменяется условием возможности частичной и косвенной подтверждаемости. Л. п. отбрасывает и принцип сводимости науч. знания к эмпирически данному, заменяя его принципом возможности эмпирич. интерпретации теоретич. системы. При этом, однако, в науч. понятиях представители позднего Л. п. видят лишь «удобные» и «целесообразные» формы организации опытных данных, а не отражение глубинных сторон объективной реальности.
В работах представителей позднего Л. п. содержится тенденция представить вынужденный отход и ревизию своих исходных принципов как некоторое их развитие или либерализацию. По существу эти принципы приводят к внутр. противоречивости и эклектичности доктрины позднего Л. п. Так, Л. п. не удалось дать удовлетворит. объяснения гносеологич. природы и методологич. функций науч. понятий («теоретич. конструктов», по терминологии Л. п.); выработать адекватный вариант критерия науч. осмысленности, основанный на ослабленной версии принципа верифицируемости (принципе подтверждаемости) и на идее частичной эмпирич. интерпретации теоретич. понятий; предложить чёткие критерии гносеологич. различения т. н. аналитич. и синтетич. высказываний и т. д. Неспособность Л. п. реализовать свою собств. исследоват. программу приводит в сер. 20 в. к резкому падению его авторитета. В 50-х гг. Л. п. переживает глубокий кризис, теряет своё ведущее положение в бурж.
философии науки, а в 60-х гг. по существу перестаёт существовать как самостоят. течение.
Франк Ф., Философия науки, пер. с англ., М., 1960; X и л л Т. И., Совр. теории познания, пер. с англ., M., 1965, гл. 13 и 14; Кар на ? Р., Филос. основания физики, пер. с англ., [М., 1971];
см. также лит. к ст. Неопозитивизм.
В. С. Швырёв.
Философский энциклопедический словарь. — М.: Советская энциклопедия. Гл. редакция: Л. Ф. Ильичёв, П. Н. Федосеев, С. М. Ковалёв, В. Г. Панов. 1983.
Логический позитивизм
11.04.2021
Логический позитивизм (англ. logical positivism), также логический эмпиризм и неопозитивизм — школа философии, которая включает в себя эмпиризм, идею о том, что для познания мира необходимы наблюдаемые доказательства, опирающиеся на рационализм, основанный на математических и логико-лингвистических конструкциях в эпистемологии.
Логический позитивизм утверждает, что мир познаваем, надо только избавиться от ненаблюдаемого.
Венский кружок. Корни и основные понятия неопозитивизма
Идейным ядром логического позитивизма (неопозитивизма) стала группа философов и учёных, сформированная и организованная профессором Морицем Шликом при кафедре индуктивных наук Венского университета в 1922 году, которая получила название «Венский кружок».
Логический позитивизм также часто называют логическим эмпиризмом. Его предшественником выступил Дэвид Юм, который отвергал претензии на знание таких метафизических вопросов, как существование Бога и бессмертие души, так как идеи, на которых эти претензии основываются, не могут быть прослежены к простым чувственным впечатлениям, являющимися их источником. Таким же образом члены Венского кружка отвергали как бессмысленные любые утверждения, которые не проверяемы эмпирически. Посредством этого критерия верифицируемости они считали, что метафизические утверждения бессмысленны.
В манифесте Венского кружка было записано: «Если кто-либо утверждает: „Существует Бог“, „Первоначальной причиной мира есть бессознательное“, „Существует энтелехия, которая является основой жизни существ“, то мы не должны говорить: „То, что вы говорите, ошибочно“, а должны скорее спросить: „Что вы имеете в виду под этими предложениями?“. По-видимому, существует чёткое разделение между двумя типами утверждений. Один из типов включает утверждения в том виде, как они высказаны в эмпирической науке, их значение может быть определено логическим анализом, или, более точно, сведением к простым предложениям об эмпирически данном. Другие утверждения, включая вышеупомянутые утверждения, оказываются полностью бессмысленными, если мы берём в том смысле, в котором использует их метафизик».
Можно выделить два исторических корня логического позитивизма. Так, в своей программной статье «Поворот в философии», немецко-австрийский философ Мориц Шлик представил генетическую линию развития от Г.
Лейбница до Б. Рассела и Г. Фреге. Сама идея «Венского кружка» была инициирована «Principia Mathematica» Рассела и Уайтхеда. Основанием и развитием логики формальных отношений была заложена основа для будущей грандиозной эпистемологической реформы. Став вторым после аристотелевской классической логики силлогизмов инструментом познания, математическая логика послужила материалом строительства здания новой единой науки (своего рода Нового Органона Наук). Успехи, достигнутые в логике, убеждали в силе рациональных процедур мышления, заставляли верить в скорое и неизбежное слияние наук (при доминировании физики, биологии и математики). Отсюда пошло и название — «позитивизм». Задача, поставленная перед «венцами» — разработка системы критериев оценки качества теоретического вывода. Поэтому самое распространённое понимание позитивизма этого времени — это тезис единства метода.
Другое родовое понятие позитивизма — это система языка. Шлик считал, что Л. Витгенштейн был «первым, кто приблизился» к идеям позитивной науки в 1922 году в «Логико-философском трактате» (смотри далее).
Новая методология проводила активный отбор пригодного научного знания и начала с атак на метафизику. «Философия — это не наука» — утверждал М. Шлик. Требование заменить содержательность как сверхзадачу формальностью стало важным этапом освобождения научного метода от химер и мистификаций обыденного сознания, что напомнило борьбу Бэкона с идолами. В целом 30−40-е годы XX века европейская наука встретила в жарких спорах при общей победе рационализма. Наука, воодушевлённая успехами естествознания и объяснявшая этот прорыв совершенством метода, предприняла попытку восстановить единое знание о мире и природе. «Набрав сил, огонь познания охватывает и остальное. Эти моменты свершения и горения — самое существенное. Весь свет познания идёт от них. Поисками источника этого света философ на самом деле и занят, когда он ищет последний фундамент познания».
Развитие логического позитивизма
Начальное влияние на развитие раннего логического позитивизма оказали философы науки Эрнст Мах и Людвиг Витгенштейн.
Э. Мах оказал очевидное влияние на развитие логического позитивизма, рассуждая о метафизике, единстве науки и интерпретации теоретических терминов в науке. Также Мах выдвинул доктрины редукционизма и феноменализма.
Л. Витгенштейн ввёл несколько доктрин логического позитивизма в своей работе «Логико-философский трактат» (Tractatus logico-philosoficus). В этом трактате он подчеркнул основные положения логического позитивизма:
Основными читателями этого трактата были основатели «Венского кружка» (20-е годы XX века).
Логический позитивизм Р. Карнапа
«Истинность философских утверждений невозможно доказать» — Р. Карнап
Одно из самых сильных влияний на развитие логического позитивизма оказал немецкий философ Рудольф Карнап, один из наиболее значимых представителей «Венского кружка». Очень известны такие его работы как «Логические основания вероятности» (Logical Foundations of Probability, 1950) и «Континуум индуктивных методов» (The Continuum of Inductive Methods, 1951). Анализ Карнапом философских проблем, включая обсуждение принципа проверки, содержится в его сочинениях, посвящённых теории познания и философии науки. Карнап доказывает, что в различных областях естественных и социальных наук используется один общий метод проверки гипотез и теорий, а понятия, используемые в этих областях, могут быть сведены, с помощью особых «предложений сведения» (операциональных определений и постулатов значения), к одному общему базису — понятиям, которые мы употребляем для описания знакомого всем физического мира, нас окружающего (т. н. физикализм). Важным результатом Карнапа в анализе соотношения теории и опыта является строго формализованная количественная теория логической вероятности, то есть степени индуктивного, или вероятностного, подтверждения теории.
Научные предложения бывают либо аналитическими, либо синтетическими. Аналитические предложения логически необходимы и самодостаточны (пример: тела протяжённы). Истинность синтетических предложений устанавливается эмпирическим путём (пример: на столе лежит книга).
Для доказания научности теорий используется верификация. Верификация — процедура проверки истинности знаний. Она предполагает, что сложные предложения нужно разделить на протокольные. Истинность протокольных предложений абсолютно несомненна, так как соответствует наблюдаемой действительности. Форма протокольного предложения выглядит так: «NN наблюдал такой-то и такой-то объект в такое-то время и в таком-то месте». Сведение сложных предложений к протокольным называется редукцией. Таким образом, вся деятельность учёного сводится к проверке протокольных предложений и их обобщению. Основываясь на редукции, «Венский кружок» во главе с Р. Карнапом замахивается на создание единой научной теории — «Фундамент единой науки», то есть протокольные предложения которые держат науку наверху обобщения. В 40-е — 50-е годы эта теория будет пересмотрена на основе физики.
Подробнее об учёном, а также перечень трудов по логическому позитивизму см. Карнап, РудольфОсновные тезисы
Логический позитивизм, отвергающий метафизику и стремящийся познать мир только с помощью эмпирических доказательств и с использованием естественных наук, включает в себя два важных тезиса:
Широко известна работа Карнапа, посвящённая концепциям логического позитивизма, «Преодоление метафизики посредством логического анализа языка» (Die Überwindung der Methaphysik durch logische Analyse der Sprache, 1932).
Критика и влияние
Ранние критики логического позитивизма говорят, что его основополагающие принципы не могут быть сами сформулированы таким образом, чтобы в них отслеживалась явная последовательность. Ещё одна проблема заключается в том, что в то время как позитивные экзистенциальные утверждения («есть по крайней мере один человек») и негативные универсальные утверждения («не все вороны чёрные») позволяют определить чёткие методы верификации (найти человека или нечёрного ворона), отрицательные экзистенциальные утверждения и позитивные универсальные утверждения не поддаются проверке.
Универсальное утверждение, по всей видимости, никогда не может быть проверено: Вы не можете утверждать, что все вороны чёрные, пока не поймаете всех воронов, в том числе из прошлого и из будущего. Это приведёт к большому объёму работ по индукции в сочетании с верификацией и фальсификацией.
Ответ логических позитивистов первым критикам заключался в том, что логический позитивизм является философией науки, а не аксиомой системы, которая может доказать свою собственную последовательность. Во-вторых, теория языка и математической логики созданы для того, чтобы делать утверждения вроде «все вороны чёрные», то есть объяснять факты как они есть на самом деле.
Концом логического позитивизма можно считать публикацию в 1950-х годах серии статей одного из бывших членов Венского кружка К.Гемпеля, в которых были отмечены принципиальные трудности и даже неясности, связанные с самим ключевым понятием осмысленности. Серьёзная критика неопозитивистских принципов была проведена американским логиком У. В. О. Куайном.
Критика Карла Поппера («Постпозитивизм»)
Известным критиком логического позитивизма был Карл Поппер, в 1934 году опубликовавший книгу «Logik der Forschung» («Логика научного открытия», опубликована в 1959 году). В этой книге он утверждал, что позитивистский критерий верификации является слишком строгим критерием для науки, и он должен быть заменен критерием фальсифицируемости. Поппер считал, что фальсифицируемость является лучшим критерием для науки, поскольку в данном случае не приходится прибегать к философским проблемам, связанным с проверкой индукцией, и это оправдывает научность теорий, которые не вписываются в рамки верификации.
Согласно Попперу, рост знаний достигается в процессе рациональной дискуссии, которая неизменно выступает критикой существующего знания. Поппер считает, что учёные делают открытия, восходя не от фактов к теории, а от гипотез к единичным высказываниям.
Влияние логического позитивизма
Логический позитивизм распространён почти по всему Западу. Он был очень популярен на территории всей Европы. Благодаря А. Д. Айеру он стал популярен в Великобритании. Позже он распространился и среди американских университетов благодаря членам «Венского кружка» после того, как они бежали из Европы и поселились в Соединённых Штатах во время и после Второй мировой войны.
Логический позитивизм сыграл важную роль для развития ранней аналитической философии. В первой половине двадцатого века эти термины были практически взаимозаменяемыми.
Логический позитивизм оказался чрезвычайно влиятельным для философии языка и стал доминирующей философией науки в период между Первой мировой и холодной войной.
Два философских течения на арабском Востоке: логический позитивизм Заки Нагиба Махмуда и экзистенциализм Абдуррахмана Бадави
[241]
Заки Нагиб Махмуд — египетский философ (ум. 1993 г.), считается редчайшим примером в современном, новом и даже древнем идейном арабском наследии. Его идейный метод отличается гармоничностью и целостностью, так же как и его способ характеризуется простотой и глубиной. Кроме того, он является личностью, обладающей весьма мягким характером и смелостью в призыве к тому, что он полагает правильным.
Имя философа Заки Нагиба Махмуда связано с логическим позитивизмом, которому он посвящал свою деятельность на протяжении всей своей мыслительной жизни, будь то посредством изложения его теоретически или применительно к действительности социальной и культурной жизни, или посредством анализа и оценки древнеарабского наследия, используя в этом логический позитивизм.
Находясь под влиянием австрийской логической школы, Заки Нагиб Махмуд исходил из того, что отличительная особенность культуры этой эпохи — культура действия, в которой эксперимент (опыт) и практика являются существенными мерилами истины, и считал, что арабская мысль нуждается в понимании этой отличительной особенности нашей эпохи и, следовательно, нуждается в этой культуре.
Логический позитивизм получил распространение на сферы языка, логики и математики. Он рассматривал чувственный опыт как единственный источник истины, а во всех иных идеях и проблемах (как, например этика, искусство, религия) усматривал лишь псевдопроблемы или фальсифицированные проблемы, так как они не представляют ощущаемых событий. Этим направлением Заки Нагиб увлекся, обучаясь в Британии, и настойчиво распространял его в арабском мире, как путем переводов многочисленных западных философских сочинений, посвященных логическому позитивизму, так и путем своих собственных работ. Взгляды Заки Махмуда как сторонника логического позитивизма представлены в таких его сочинениях, как «Абсурд метафизики» (1951 г.), «Логический позитивизм» (1961 г.), «К научной философии» (1962 г.), а также в журнале «Современная мысль» (1962 г.), изданного им также с целью пропаганды и популяризации логического позитивизма.
[242]
Махмуд считал, что ввиду научно-технического развития Запада и ввиду уже многовекового отхода арабской культуры и философии от их использования в арабских культурно-просветительных учреждениях арабы обречены подражать Западу и заимствовать его культуру путем заимствования западных наук и технологий.
Махмуд не смог закрепить логический позитивизм в современной арабской философской мысли, а его идейные труды, особенно те, что были подготовлены на первых этапах его идейной жизни, встретили многочисленную критику из-за его попытки распространения позитивистского направления в арабской мысли без сколь либо серьезного корректирования этого направления в интересах реалий и данностей арабской мысли, без учета роли религии в арабском мышлении и в обществе. Правда, эти критические высказывания могут быть отнесены только к первому этапу творчества Махмуда 1.
Июньское поражение 1967 г. составило серьезный поворотный момент в идейном проекте Махмуда и даже в арабском идейном и революционном подъеме в целом, в котором под воздействием поражения произошел спад и постепенный регресс. Это поражение вызвало в арабской общественности и особенно в кругах интеллигенции сомнения относительно многих господствовавших тогда идейных и политических убеждений. Эти сомнения заставили некоторых все больше обращаться к религии в попытке противостоять психологическим, идейным и социальным последствиям этого поражения, а также побудили многих арабских мыслителей, как, например Абдуллаха аль-Арви и Джабири, прибегнуть к глубокому пересмотру и критическому разбору арабской мысли, ее направленности и роли в арабской жизни. Что касается Махмуда, то для него этот пересмотр явился серьезным поворотом в его мысли и философии. Он смело признался в своем убеждении в том, что обновление арабской действительности, к которому он стремится, не может быть достигнуто только при посредстве логического позитивизма, а наряду с ним необходим другой путь, вытекающий из самой арабской мысли. Философ Махмуд приходит к тому, что путь обновления арабской мысли начинается с возврата к арабскому исламскому наследию, которое является колыбелью этой мысли. Он пишет: «Наши предки отличались собственной философской точкой зрения. Что касается нас — в нашу эпоху, — то кажется, что заимствованием философских течений в Европе и Америке мы занялись для того, чтобы заполнить пустоту, образовавшуюся в силу отсутствия собственных изысканий» 2.
[243]
Во многих своих работах Махмуд рассматривает проблему современной арабской мысли и выдвигает вопрос: как мы сопоставляем ту привносимую мысль, без которой от нас ускользает наша эпоха или мы ускользаем от нее, и наше наследие, без которого от нас ускользает наше арабское происхождение или мы ускользаем от него?» 3. В другом месте той же книги Махмуд ставит вопрос: «Есть ли путь к подлинному арабскому философскому продукту?» 4.
Несмотря на признание того, что наша существующая в настоящее время арабская культура еще не готова противостоять эпохе, Махмуд отвергает все призывы спрятать арабское наследие и сущность под вывеской присоединения к прогрессу и вливания в него, утверждая, что без наследия и без той отличительной сущности мы никогда не достигнем прогресса. В то же время он отвергает и слепую приверженность наследию и его ценностям, больше не соответствующим эпохе, в которой мы живем. Махмуд считает, что философия подобна науке в ее анализе проблем и в точности употребления слов, но, несмотря на это, она не претендует занять место науки, хотя, как и она, способна связать нашу арабскую мысль с наукой и ее маршем, способна увести нашу культуру от пустословия к культуре поступка и действия. Он также полагает, что арабский язык должен вновь восстановить свое действие, чтобы наше мышление превратилось из пассивного абстрактного размышления о действительности в инструмент ее изменения. Интеграция заимствованного и незаимствованного, теории и практики, наследия и современности и есть, по мнению Махмуда, единственно правильный путь поиска новой арабской мысли 5.
Воплощая этот новый арабский культурный и идейный проект, Махмуд с 70-х гг. начинает формулировать его важнейшие основы и выпускает несколько блестящих сочинений, посвященных культурным и идейным вопросам. Важнейшие из них — «Обновление арабской мысли», «Наша культура и конфронтация с эпохой», «О нашей интеллектуальной жизни», «Логичное и нелогичное» и др.
Касаясь понятия разум и рациональность у философа Заки Махмуда, можно сказать, что этот вопрос является почти что сутью теоретической и прикладной философии Заки Махмуда 6.
Вначале можно кратко указать основные особенности логического позитивизма. Это философское направление считает, что данные непосредственного восприятия (ощущения) есть источник нашего знания, и они также есть критерий истинности этого знания. Поэтому нет объективного существования целого и общего. Можно заметить очевидную приверженность Махмуда принципу верифицируемости. Так, [244] он пишет, что любое слово должно обозначать непосредственно данное, которое может восприниматься органами чувств, проверяться чисто эмпирическими наблюдениями и экспериментом. В противном же случае его следует отнести к разряду бессмысленных 7.
Логический позитивизм отвергает понятия целого и общего, так как у них нет значения, непосредственно указывающего на чувственно постигаемое. Например, слова нация, народ, государство обозначают понятия, имеющие общий смысл. В свете логического позитивизма они являются «метафизической иллюзией, если вообразить, что они обозначают какое-то бытие и существование само по себе…» 8. По мнению Махмуда, «метафизика возникла из главной ошибки — это убежденность в том, что поскольку слово существует в языке, у него непременно есть подлинный смысл» 9.
Возвращаясь к понятию разума и рациональности у Заки Махмуда, мы замечаем, что любая его разработка — теоретическая или практическая — не лишена подтверждения понятия разума и рациональности. Можно ограничиться обращением к некоторым его работам, посвященным понятию разума. Так, в девятой главе сочинения под названием «Обновление арабской мысли» он определяет разум следующим образом: «Разум — это название, применяемое к действию некоего образа, имеющего особенности, которые можно определить и выделить; разум — это род деятельности, путем которого человек рассматривает конкретный образ» 10. Махмуд продолжает: «Дефиниция, которой я хочу определить смысл разума — это движение, путем которого я перемещаюсь от созерцателя к созерцаемому, от указующего к указуемому, от посылки к вытекающему из нее выводу, от средства к цели, к которой ведет то средство… Разум — это всегда переход от вербального выражения к вытекающему из него выражению… или переход от ощутимого свидетеля к действительности, вытекающей из него» 11
Махмуд воспринимает понятие разум как критерий цивилизованности: Это просто такой образ действия, который обнаруживается, когда мы пытаемся начертать путь, ведущий к цели, достижения которой мы желаем. Избранная цель сама по себе не есть «разум», ибо она — плод одного только желания и точка, от которой начинается движение по пути, не есть «разум», ибо она — предполагаемое начало. Что же касается разума в его точном смысле, то это просто-напросто начертание шагов, связующих это предполагаемое начало с одной стороны, и ту искомую цель — с другой. Так, например, я предполагаю, что мать желает свободы своим сыновьям. Значит, эта желанная свобода — искомая цель, а рациональное (разумное) действие в этом случае состоит в точности представления о том, какие [245] именно средства следует взять для достижения этой цели…» 12. Махмуд стремится показать, что использование разума — критерий цивилизованности (культуры), будь то афинская культура в эпоху Перикла, или багдадская культура в эпоху аль-Мамуна, или во Флоренции в эпоху Медичей, или Париж в вольтеровскую эпоху.
В другом месте исследования, предложенного симпозиуму «Кризис арабской культуры», Махмуд определяет характерные особенности рационализма в нашу эпоху и пишет: «Разум обращает силу своего воздействия к сферам, качественно отличающимся от эпохи к эпохе. Сфера сегодняшнего дня — это естественные науки, которые воплощаются в оборудовании» 13. И, наконец, Махмуд определяет образец осуществления рациональности в нашей жизни. Этот образец — «современная жизнь, которой сегодня живут в некоторых частях Европы и Америке» 14.
В своем сочинении «Логичное и нелогичное в нашем арабском наследии» Махмуд Заки дает то же определение разума — «способ движения от отправной точки к результату, к которому он ведет, то есть это продвижение от имеющейся перед нами посылки к результату, вытекающему из нее или следующему из нее как неоспоримая необходимость в случае математики и как наиболее вероятное заключение в случае естественных наук» 15. Таким образом, мы видим, что для Махмуда важен именно тот самый переход (продвижение), а не начало и не его цель, и это потому, что эта цель, как он говорит, — волевой акт, совершаемый по доброй воле или чувственной стороне человека.
В книге «О свободе рассказываю я», определяя разум, Махмуд также пишет: «Мышление — умственный процесс, путем которого мы чертим карту действия, ведущего к достижению какой-либо цели. Поэтому сколь разнообразны ни были бы цели, все они встречаются у этой общей основы» 16.
Таким образом, из приведенных выше определений мы замечаем, что разум и рациональность — это чисто исполнительный процесс, невзирая на его принципы и цели, будь ли этот процесс дедуктивным или индуктивным процессом. Разум, следовательно, только практический образ действия, начинающийся с предполагаемых принципиальных посылок или абсолютных моральных ценностей и переходящий к желанным целям, не имея никакой связи с теми посылками или с теми целями. Он — только план и карта движения.
Мы также видим, что наряду с его сугубо исполнительным характером он имеет и корыстный характер, являясь средством или орудием процесса достижения цели. Разум в этой своей корыстной прагматичной практике выступает в сфере науки в пределах чувственных данных и понятий, не говоря уже о том, что сам он является плодом чувственных понятий.
[246]
Также мы выясняем, что понятие разума у Махмуда лишено какого-либо исторического или общественного смысла. Разум и рациональность у него — главный критерий цивилизованности. Как мы обнаруживаем, ее образец в нашу современную эпоху представлен в некоторых странах Европы и Америки. Это один критерий, несмотря на различие этих культур, их феноменов, основ и направлений. Во всех тех культурах он несет единое основное качество — точность представления о том, какие средства следует избрать для достижения цели. При таких значениях разума у Махмуда мы не находим никакого противоречия или предпочтения в идейном или умозрительном отношении между различными политическими, экономическими и художественными направлениями, поскольку каждое из них начинается с посылок, определений и принципов, отличающихся друг от друга, и эта исполнительная умственная сила практикует начало от этих принципов, достигая определенной цели.
Несмотря на то, что эта исполнительно-прагматичная сторона является естественной функциональной частью в любом рационалистическом процессе, Махмуд ограничивает весь рационалистический процесс теми корыстными рационалистическими рамками и упускает его другие функции и значения.
Однако Махмуд стремился к тому, чтобы его призыв не ограничивался одной только рациональностью и добавил к ней глубину духовную и религиозную, которая сделала этот рационалистический процесс отличным от его западного аналога. Он начал возводить опоры двойственного видения, основы которого он обнаружил в арабском исламском наследии.
Философия Заки Нагиба Махмуда сыграла большую позитивную роль на идейном и социальном уровнях в защите разума и рациональности, не касаясь религии, ее принципов. Она выступала и продолжает выступать против той косности и застоя, в которых все еще пребывает арабский человек и его мысль.
В этом контексте представляет определенный интерес рассмотрение экзистенциализма Абдуррахмана Бадави, в котором представлена другая интенция арабской философской мысли в середине двадцатого века.
Философ Абдуррахман Бадави считается представителем экзистенциализма в современной арабской философии. Он не только внес новое в экзистенциализм, но последний обязан ему своим распространением в современной арабской мысли. Бадави является философом, который обладает видением, отличающимся гармоничностью и [247] охватом. Он — автор огромнейшего дополнения, которым пополнил арабский мыслитель арабскую библиотеку в области философии вообще и арабской мусульманской философии в частности.
Бадави писал о древнегреческой философии, рассматривая ее положения и представляя ее философов. Он описывает средневековую христианскую философию, собирает и переводит различные тексты, касающиеся арабского исламского наследия, а также выявляет связи между ним и греческим наследием. Он выполняет многие исследования и переводы крупнейших деятелей европейской новой и современной мысли и в частности — по немецкой философии и экзистенциализму. Им написано много сочинений на французском языке по мусульманской философии, а также многочисленные статьи на других европейских языках, всеми которыми он в совершенстве владеет, по различным вопросам исламской философии и арабской мысли. Кроме того, ему принадлежат сочинения по логике и научной методологии. Он также занимался поэтическим и литературным творчеством 17.
Во всем многообразии работ Абдуррахмана Бадави особое место занимают его философские исследования, в которых он выступает как философ-экзистенциалист, внесший свой вклад в развитие этого философского направления.
Экзистенциализм, говоря кратко, — новое философское направление, появление которого относят к девятнадцатому веку, несмотря на то, что его корни мы можем обнаружить еще в древней философской мысли. Датский философ Серен Кьеркегор (1783-1855) может считаться зачинателем экзистенциализма в новейшуюэпоху. В дальнейшем это направление получило развитие в философии Хайдеггера, Ясперса, Сартра и др.
Экзистенциализм (философия существования) возражает против философских конструкций, основанных на умозрительных абстракциях, и считает, что философская исходная точка — не мысль, а живой человеческий опыт. Поэтому доказательство существования начинается и завершается не мыслью, а практикой самого существования и его переживанием. Существование предшествовало сущности. Под существованием (экзистенцией) в экзистенциализме понимается живое человеческое бытие в противоположность объективному материальному бытию, которое в этой философии считается лишь инструментарием человеческого бытия.
Живое человеческое существование в экзистенциализме — это не абстрактное общечеловеческое существование, а существование, воплощенное в отдельной личности, самым ярким отличием которой является [248] свобода. Личность свободна перед многочисленными возможностями, между которыми неизбежен выбор для осуществления ее существования. От свободы выбора и в то же самое время от его необходимости проистекают тревога и риск. Из индивидуальности, свободы, выбора, возможности, тревоги, переживания, риска и других категорий экзистенциализм формулирует свою философию, объясняющую различные стороны живого человеческого опыта, используя в формулировании этой философии интуитивный аналитический метод, отличающийся от рационалистического метода, применяемого при формулировании других философских направлений.
Экзистенциализм Бадави предвосхищается и находится под влиянием экзистенциалистской философии, особенно учения Хайдеггера. Однако он имеет некоторые особые самостоятельные разработки и дополнения, представленные в его попытке создать гармоничную картину экзистенциалистских категорий или в показе и развитии понятия времени и понятия действия или в его попытке открытия корней экзистенциализма в раннемусульманской арабской мысли, особенно в суфизме.
Философия Бадави обретает конкретную форму в его первой магистерской диссертации «Проблема смерти в экзистенциализме», написанной на французском языке и защищенной на филологическом факультете Каирского университета в 1941 г., а также в докторской диссертации «Экзистенциалистское время», защищенной там же в 1943 г 18.
В учении Бадави о смерти прежде всего делается разграничение между смертью как трудностью и смертью как проблемой. Она — трудность в виду того, что заключает в себе противоречия, возможности и различные стороны. Она — конец жизни и конец осуществления возможностей — это с одной стороны. Но в то же время она — отложенная (неразрешенная, зависимая) возможность, то есть возможность (вероятность), которая непременно произойдет, но совершенно нет пути к определению времени ее свершения. Это событие, происходящее со всеми людьми, но имеющее свои особенности в жизни каждого из нас. Это — личное событие для каждого из нас. В силу этих различных сторон смерть представляется как экзистенциалистская трудность, однако смерть становится проблемой, когда человек испытывает сильное горячее ощущение (переживание) этой трудности. Но это происходит только с теми, кто находится на высокой ступени осознания личности и на высокой ступени цивилизованности (культуры). Отсюда Бадави приходит к тому, что ощущение смерти и размышление о ней обозначает конец одного культурного этапа и поприще новой культуры.
[249]
Бадави считает, что разговор о личности приводит к разговору о свободе, потому что не может быть личности без свободы, а свобода есть выбор. Если личность требует свободы, а смерть требует личности, то смерть требует свободы. От этих посылок Бадави начинает переход к цепочке выводов. Поскольку смерть означает свободу, то она, следовательно, означает возможность; а поскольку свобода как возможность означает возможность совершения добра и зла, то свобода связана с необходимостью прегрешения, а отсюда прегрешение связано со смертью. Эта связь, как он говорит, в высшей степени воплощается в христианстве.
Бадави усматривает объективную сторону в проблеме смерти. Существование (бытие) по своей природе требует доведения до смерти, поэтому смерть есть часть жизни, а не ее противоположность. Более того, она — одна из жизненных ситуаций, начинающаяся с началом жизни и продолжающаяся вместе с ней до ее окончания.
Так как возможность смерти — одна из абсолютных возможностей самого существования, что превращает смерть в существенный элемент существования, Бадави считает ее основой всеобъемлющего философского направления, стремящегося разрешить многие психологические, нравственные и религиозные проблемы и трудности. Однако в своих последующих исследованиях Бадави не предается созданию этого направления, основанного на проблеме смерти, а переходит к другой проблеме — это проблема экзистенциального времени, хотя ее корни заложены в его первом исследовании о проблеме смерти.
Бадави считает, что время — существенная характеристика бытия, а подлинное бытие у него — бытие отдельной личности. Что касается объективного бытия вне личности, то оно есть только инструментарий для личности. Личность реализует самое себя благодаря практике действия. Это переносит ее от границ возможного к действительному. Сущность личности у Бадави в том, что она — поступок воли, а не мысли, и этот поступок — синоним свободы. Поэтому личность, воля и свобода — переплетающиеся понятия. Однако переход личности от ситуации возможности к ситуации реализации осуществляется только во времени, поэтому время — существенное обстоятельство бытия. Но бытие в этом значении не есть бытие во времени, а иначе время приняло бы форму места, то есть стало бы внешними рамками бытия. Оно — временное бытие, то есть время входит в сущность самого бытия. Бадави пишет: «Верное положение у нас то, что мы понимаем бытие как временное по его сущности и по его природе… В толковании бытия таким образом революция, результаты которой по своей суровости и серьезности не [250] меньше тех, к которым пришел Коперник в астрономии. Если критическое направление Канта квалифицировано как коперниковская революция в гносеологии, то мы можем квалифицировать наше направление как коперниковскую революцию в экзистенциализме» 19.
Бадави критикует прежние философские научные направления, касающиеся времени, такие, как философские школы Аристотеля, Канта, Бергсона, физическую школу Ньютона и Эйнштейна. Он приходит к ряду выводов, суммируя которые заключает следующее:
- Время выступает в двух видах: физическое время и субъективное время, что и называется экзистенциальным временем.
- Время существенный фактор в самом бытие (субъективное бытие).
- Бытие делится на бытие вещи и бытие человека (неживое и живое бытие), а свобода является первым качеством существования личности, опираясь на понятие возможности.
- Напряженность — основная идея, которая должна царить в любом экзистенциале.
- Теоретический разум — не единственная способность, с помощью которой человек может постичь истину живого бытия. С этим бытием в его напряженности можно соприкоснуться только с помощью другой способности — дара интуиции. Интуиция создает мир восприятия, отличный от мира восприятия, который создает разум, но оба они не самостоятельны, более того, мир умственного восприятия служит миру интуитивного восприятия.
Как разум имеет свои категории, так и интуиция имеет свои категории, которые отличаются диалектическим напряженным характером, так как в бытие существуют противоречивые возможности, встречающиеся в его живой ткани. Бадави разрабатывает картину (список) интуитивных категорий в противовес абстрактным, умозрительным категориям у предшествующих философов, в частности Аристотеля и Канта. Он разделяет ее на две части: часть, связанная с чувством, и часть, связанная с волей. Каждый элемент этих двух частей он разделяет на три части, каждая из которых состоит из двух противоположностей и одной напряженной связующей между ними.
Эти экзистенциальные категории у Бадави составляют основу новой логики — логики напряженности и созидательного разума (в противовес аристотелевской формальной логике). Это логика напряженности, потому что время входит в структуру ее вопросов и выражает истину существования, которое полно противоречий, разорванности и противоположностей, и в котором бытие составляет один из существенных
[251]
элементов ее структуры. Все это — существенные элементы философии экзистенциального времени, которая представлена главным образом в высказывании о том, что время входит в состав бытия; что нет бытия вне времени; что само по себе время — экзистенциальное время, имеющее чувственный изъявляющий волю характер. Бадави приходит к тому, что экзистенциальное время — это главная общая черта нового направления в экзистенциализме, подробное изложение которого он намеревался сделать своей задачей в жизни. Однако в дальнейшем Бадави не посвящает свои труды неоэкзистенциализму, а занимается исследованиями, комментариями и переводами в области философии вообще и арабской мусульманской философии в частности.
Подводя итог вышесказанному, можно заметить, что при всем различии изначальных философских намерений двух выдающихся арабских мыслителей двадцатого века — логического позитивиста Заки Нагиба Махмуда и экзистенциалиста Абдуррахмана Бадави в конечном счете они приходят к защите разума и рациональности, хотя и разными путями и концептуальными средствами. И в этом проглядывается определенная тенденция в арабской философской мысли двадцатого века.
- [1] См.: Аль-Бухари Хомана // Аль-Мустакбаль аль-Араби. Бейрут: Центр исследований «Арабское единство». № 222, 1997. С. 57. (На араб. яз.).
- [2] Заки Нагиб Махмуд. Обновление арабской мысли. Каир: Дар аш-Шурук. Изд. 9. Без г. изд. С. 266. (На араб. яз.).
- [3] Там же. С. 6.
- [4] Там же. С. 266.
- [5] См.: Аль-Бухари Хомана // Аль-Мустакбаль аль-Араби. ¹ 222, С. 53.
- [6] См.: Махмуд Амин аль-Алем. Понятие разум и рациональность у Заки Махмуда. — В кн.: Сознание и фальшивое сознание в современной арабской мысли. Каир: Дар ас-Сакафа аль-Джадида, б. г. изд. С. 307. (На араб. яз.).
- [7] См.: Заки Нагиб Махмуд. История разума. Каир: Дар аш-Шурук, 1983. С. 104 — 105. (На араб. яз.).
- [8] Заки Нагиб Махмуд. Абсурд метафизики. Каир: Дар аш-Шурук, 1953. С. 158. (На араб. яз.).
- [9] Там же. С. 159.
- [10] Указ. Соч. С. 310.
- [11] Заки Нагиб Махмуд. Обновление арабской мысли. С.310-311
- [12] Заки Нагиб Махмуд. Критерий арабской цивилизованности. Кувейт, 1974. С. 197. (На араб. яз.).
- [13] Там же. С. 206.
- [14] Там же.
- [15] Заки Нагиб Махмуд. Логичное и нелогичное в нашем арабском наследии. Каир: Дар аш-Шурук, б. г. изд . С. 361. (На араб. яз.).
- [16] Заки Нагиб Махмуд. О свободе рассказываю я. Каир: Дар аш-Шурук, б. г. изд. С. 27. (На араб. яз.).
- [17] Махмуд Амин аль-Алем. Проблемные понятия и вопросы. Каир: Дар ас-Сакафа аль-Джадида, 1989. С. 177. (На араб. яз.).
- [18] Махмуд Амин алб-Алем. Указ.соч. С.179
- [19] Бадави Абдуррахман. Исследования по экзистенциализму. Бейрут, 1980. С. 289 — 290. (На араб. яз.).
Логический позитивизм
Логический позитивизмЛогический позитивизм
Вскоре после окончания Первой мировой войны группа математиков, ученых и философов начала встречаться в Вене, чтобы обсудить последствия последних достижений в логике, в том числе Витгенштейн Tractatus . Под руководством Мориц Шлик, это неформальное собрание ( «Венский кружок») выступал за систематическое сведение человеческих знаний к логическим и научным основам.Поскольку в результате логический позитивизм (или «логический эмпиризм») допускается только для использования логических тавтологии и наблюдения на опыте от первого лица, он отверг как бессмыслицу метафизические и нормативные претензии философской традиции. Хотя участникам иногда было трудно отстаивать строгие принципы, от которых зависела их программа, это движение предлагало мощное видение возможностей для современных знаний.
В 30-е годы многие молодые позитивисты уехали из Европы в Англию и Соединенные Штаты, где их влияние на последующие поколения было огромным.Герберт Фейгл и Отто Нейрат сосредоточился на философии науки, разрабатывая и уточняя систематические принципы изучения мира природы. Математик Курт Гёдель использовал сложные рассуждения, чтобы исследовать пределы логическая программа. Другие заинтересовались философией языка: Густав Бергманн продолжал усилия по достижению наглядного представления реальности с помощью идеального логического языка, в то время как Фридрих Вайсманн начал исследовать анализ обычного языка.
Проверяемость и значение
Британский философ А. Дж. Айер представил многие из центральных доктрин позитивистского движения в своей книге 1936 г. «Язык, истина и логика ». Полемические работы Айера пытались показать, как Принцип проверки может быть использован как инструмент для устранения всякой чепухи. В формулировке Айера сам принцип представляет собой простую проверку:
Мы говорим, что предложение является фактически значимым для любого данного человека, тогда и только тогда, когда [она или] он знает, как проверить утверждение, которое оно имеет целью выразить, то есть, если [она или] он знает, какие наблюдения может привести [ее или] его, при определенных условиях, принять предложение как истинное или отвергнуть его как ложное.Как и прагматическая теория, выдвинутая Пирс , верификационизм предполагает, что утверждения имеют смысл только тогда, когда их содержание удовлетворяет (минимальному) условию о том, как мы будем определять их истинность. Более того, как и , различие Hume между вопросы фактов и отношений идей, принцип не оставляет места ни для чего, кроме проверяемого эмпирические наблюдения за миром природы и бессмысленными, но полезными тавтологии логики и математики.
Таким образом, большая часть книги Айера была негативной, подчеркивая последствия строгого применения позитивистской программы к человеческим притязаниям на трансцендентное знание. Традиционная метафизика с ее абстрактными рассуждениями о предполагаемой природе реальности не может быть основана на научных наблюдениях и, следовательно, лишена значения. По той же причине традиционные религиозные утверждения бессмысленны, поскольку невозможно указать какие-либо наблюдаемые обстоятельства, при которых мы могли бы быть уверены — так или иначе — в их истинности.Даже большая часть традиционной эпистемологии, вероятно, не выдержит испытания; останется только психологическое исследование наблюдаемого человеческого поведения в отношении убеждений. Математика и естественные науки безопасны, но мало что осталось.
Хотя Айер, Хемпель и другие позитивисты потратили много энергии на технические усовершенствования принципа проверки, его основное содержание продолжало определять направление позитивистского движения. Главное, что многое из того, что мы пытаемся сказать, является бессмысленной болтовней.
Логическая конструкция мира
На более позитивной ноте позитивисты предположили, что то, что осталось — последовательное логическое и математическое рассуждение вместе с осторожным наблюдением за природой — включает в себя много ценных человеческих знаний. Рудольфа Карнапа Der logische Aufbau der Welt ( Логическая структура мира ) (1929) обрисовал мировоззрение, которое, вероятно, станет результатом тщательного применения позитивистской программы.Логическая строгость статей вроде «Проверяемость и смысл» (1936–37) иллюстрирует как силу, так и ограничения этой процедуры.
Карнап начинает с описания методов и процедур, с помощью которых мы используем сенсорные наблюдения для проверки (или, по крайней мере, подтверждения) истинности научных гипотез о функционировании физической вселенной. Таким образом, используя формальные методы математической логики, цель состоит в том, чтобы построить строго научный язык, наглядно представляющий структуру мира в целом.Детали, конечно, носят сугубо технический характер, но трудности процедуры становятся очевидными только при детальном лечении. Основная проблема состоит в том, что эмпирические обобщения сами по себе не могут иметь прямой поддержки в такой системе.
Это была важная часть идеи Карла Поппера, другого венского философа науки. Поппер предложил отказаться от поисков подтверждения, отметив, что ключевой особенностью научных гипотез является именно их фальсифицируемость, а не их подтверждение.Мы лучше всего понимаем, что имеем в виду, когда тщательно излагаем условия, при которых мы были бы вынуждены отказаться от того, о чем предполагали.
Этический эмотивизм
Основные принципы логического позитивизма явно имеют серьезные последствия в применении к моральной философии. Приписывание ценности нелегко проверить, поэтому моральные суждения могут быть ни истинными, ни ложными, но такими же бессмысленными, как суждения метафизики. Среди первоначальных членов Венского кружка только Мориц Шлик вообще уделял внимание этике и считал ее описательная задача по каталогизации способов, которыми члены общества выражают свои чувства по поводу различного рода человеческого поведения.
Это был американский философ C.L. Стивенсон, который разработал все последствия позитивистских теорий для выражения моральной похвалы или порицания. Самый важный вопрос, который следует учитывать, — это метаэтические вопрос о том, что означают моральные термины. Хотя Мур правильно заметил, что добро не может быть определено просто с точки зрения одобрения людей, Стивенсон сделал еще более радикальное предположение, что моральные суждения вообще не имеют фактического содержания. Вместо этого анализ морального языка должен сосредоточиться на его уникальной функции в качестве руководства к человеческому поведению, которую Стивенсон назвал «магнетизмом» моральных терминов.
В «Эмоциональном значении этических терминов» (1937) Стивенсон утверждал, что мы должны четко различать описательное или когнитивное содержание термина и его неописательное или эмоциональное значение. На чисто буквальном описательном уровне утверждения о моральной ценности действительно не поддаются проверке и, следовательно, бессмысленны, но, рассматриваемые как обращение к человеческим эмоциям, они могут иметь мощные динамические эффекты. Сказание «Убийство — это неправильно» может не иметь фактического значения, но оно лаконично передает множество выразительных предложений, в том числе (по крайней мере) «Я не люблю убийство», «Тебе не следует любить убийство» и «Мы следует неодобрительно относиться к убийцам.» Этический эмотивизм Стивенсона, получивший дальнейшее развитие в Этика и язык (1944), быстро стал влиятельным некогнитивистская теория о значении морального языка.
А.Дж. Айер и логический позитивизм
Альфред Жюль Айер (1910-89) был философом и ведущим английским представителем логического позитивизма. Он отвечал за внедрение доктрин движения, разработанных в 1920-х и 1930-х годах группой философов и ученых Венского кружка, в британскую философию.На философию Айера также оказали влияние эмпиризм Дэвида Юма и логика Бертрана Рассела.
Хотя он родился и вырос в Лондоне, отец Айера был гражданином Франции и Швейцарии, а его мать была гражданкой Нидерландов еврейского происхождения. Он получил образование в качестве стипендиата по классике в Итоне и Крайст-Черч, Оксфорд. В возрасте 16 лет, находясь в Итоне, он также прочитал работу Бертрана Рассела и был впечатлен его эссе Skeptical Essays и его аргументом о том, что нежелательно верить утверждению, когда нет оснований верить в его истинность . В Оксфорде он был учеником Гилберта Райла (1900-76), который описал его как «лучшего ученика, у которого я когда-либо учился». Он также изучал работы эмпирика Дэвида Юма, Трактат о человеческой природе (1739) и Логико-философский трактат (1921) Людвига Витгенштейна. По предложению Райла, окончив Оксфорд в 1932 году, он на год поехал учиться у Морица Шлика в Вену. Шлик был лидером влиятельного Венского кружка философов, ученых и других интеллектуалов.
В возрасте 24 лет Айер опубликовал очень влиятельную первую книгу Language, Truth and Logic (1936), которая представила и построила на логико-позитивистских идеях Венского кружка . Это стало одной из самых читаемых и успешных философских книг двадцатого века.
Его центральная доктрина основана на принципе, что если что-то не может быть подтверждено как истинное посредством нашего собственного чувственного опыта внешнего мира, это бессмысленно.Согласно этому принципу, есть два типа когнитивно значимых утверждений: те, которые поддаются эмпирической проверке, и те, которые являются аналитическими. Научные утверждения и утверждения обычного факта принадлежат к первому классу, в то время как утверждения математики и логики принадлежат ко второму. Айер использовал эту теорию, чтобы доказать, что религиозные и метафизические утверждения, такие как «Бог существует», не поддаются проверке и бессмысленны. Многие из более традиционных философов Оксфорда не поддерживали такую точку зрения, в результате чего Айер считался «ужасным ребенком» британской философии.
Вторая книга Айера, Основание эмпирического знания (1940), была посвящена эпистемологии. Его третья важная книга , Проблема знания (1956), считающаяся его лучшей работой, также оказала большое влияние на последующее эпистемологическое мышление в Британии и Америке. В этой работе он обсудил проблему скептицизма и попытался показать, как мы можем обоснованно познать истину о таких явлениях, как внешний мир, сознание других людей и прошлое.
После Второй мировой войны он стал профессором Гроте философии разума и логики в Университетском колледже в Лондоне в 1946 году.Он стал профессором логики в Оксфорде в Уайкхэме в 1959 году. В последующие годы Айер занялся написанием истории философии, выпустив тома о Вольтере, прагматизме, Витгенштейне, Дж. Э. Море и Расселе.
Айер был также общественным философом и играл видную роль в британской интеллектуальной и политической жизни, поддерживая различные либеральные принципы. Он выступал против участия Великобритании во Вьетнамской войне и был президентом Общества реформы законодательства о гомосексуализме (помогая изменить общественное мнение о гомосексуальной активности между взрослыми по согласию).Он также был успешным телеведущим и часто появлялся на BBC.
Названный членом Британской академии в 1952 году, президентом Аристотелевского общества с 1951 по 1952 год, президентом Британской гуманистической ассоциации с 1966 по 1970 год, Альфред Жюль Айер был посвящен в рыцари в 1970 году. Он умер в 1989 году.
Главное изображение: Фото Артура В. на Unsplash
Логический позитивизм — Резюме — Peter Sjöstedt-H
(Это резюме было подготовлено для моих вводных классов)
Логический позитивизм, А.Дж. Айер — Резюме
© Петер Шёстедт-H
— Логический позитивизм, также известный как логический эмпиризм, — это философия, разработанная в начале 20 века, в частности, Морицем Шликом. На него также, среди прочего, повлияли работы Бертрана Рассела (1872–1970) и Людвига Витгенштейна (1889–1951).
— Одним из самых важных логических позитивистов был А. Дж. Айер, который в 1936 году выпустил свою новаторскую книгу « Language, Truth and Logic ».
— Другой ведущий логический позитивист, Мориц Шлик (1882-1936) был вызван в Венский университет в 1922 году. Вокруг него собрались другие логические позитивисты, что привело к «Венскому кругу»: группе, связанной с логическим позитивизмом.
— Философия логического позитивизма имеет много далеко идущих последствий в отношении этики, эстетики и теологии.
— Главный постулат логического позитивизма состоит в том, что язык порождает множество иллюзий.Когда мы должным образом анализируем предложение, мы обнаруживаем, что некоторые из них буквально бессмысленны.
- Они не могут быть ни истинными, ни ложными, и поэтому являются грамматической уловкой.
- Это также относится к вопросам: некоторые из них бессмысленны (например, «Существует ли Бог?»).
Язык, истина и логика (1936)
— Айер начинает свою книгу с обвинения метафизиков в создании бессмысленных предложений.
— Он говорит, что для того, чтобы предложение было буквально значимым, значимым, оно должно соответствовать определенным критериям.
- Айер формулирует этот критерий, он называет его критерием проверяемости:
— ‘Мы говорим, что предложение является фактически значимым [значимым] … если и только если он знает, как проверить суждение, которое оно призвано выразить, то есть если он знает, какие наблюдения приведут его к определенным условий, чтобы принять предложение как истинное или отвергнуть его как ложное.’ (стр.16)
- то есть предложение имеет значение только в том случае, если оно может быть доказано наблюдением как истинное или ложное.
— Таким образом, вопрос является подлинным только в том случае, если его можно наблюдать истинным или ложным.
— Важно отметить, что соблюдение приговора должно быть по крайней мере возможным в принципе. Это придает ему подлинность: в принципе поддается проверке.
- Пример Айера — это утверждение «о том, что на дальней стороне Луны есть горы.’ (стр.17)
- Хотя (в то время) это предположение не было обнаружено / проверено, оно все еще можно было проверить в принципе: была возможность, что можно было наблюдать дальней сторону Луны.
- Следовательно, предложение было значимым: оно в принципе могло дать истину или ложь, даже если в то время этого не было. Это можно было проверить в принципе, если не на практике.
— Примером бессмысленного предложения может быть, скажем, « Бог действует таинственным образом.”
- Это утверждение не поддается проверке даже в принципе.
- Какие наблюдения могут доказать это правдой или ложью? Никто. Следовательно, это бессмысленное предложение.
— Далее, уточняя свой принцип проверки, Эйер различает сильная, и слабая проверяемость.
- «Предложение считается проверяемым в строгом смысле этого слова, если и только если его истинность может быть окончательно установлена на опыте.Но это поддается проверке в слабом смысле слова, если опыт может сделать это вероятным ». (стр. 18)
— Шлик перенял сильное чувство.
— Айер принимает более слабый смысл по следующим причинам:
Универсальные предложения («все»)
- Научные законы, то есть такие утверждения, как «мышьяк ядовит», «все люди смертны», «тело имеет тенденцию расширяться при нагревании», — все они верны только по индукции.
- Мы никогда не могли наблюдать каждый случай употребления мышьяка; это не может быть окончательно подтверждено, чтобы быть истинным, но только вероятным.
- Некоторые логические позитивисты поэтому сказали, что такие предложения на самом деле являются чепухой (хотя и важной чепухой!).
- Но Эйер, применяя слабую проверку, не считает их чепухой, потому что в принципе их можно наблюдать как истинные или ложные с высокой вероятностью.
Исторические предложения
- Другая причина, по которой Эйер принимает более слабый смысл, — это предположения о прошлом.
- Как с помощью наблюдений можно проверить, что Англия была завоевана норманнами в 1066 году ?!
- Айер заявляет, что с помощью исторических записей, археологических находок, геологических исследований исторические события могут быть по крайней мере признаны весьма вероятными (но никогда не определенными).
- Таким образом, утверждения о прошлом поддаются проверке с помощью записей и т. Д., И хотя это слабая проверяемость, это не ерунда.
— «Соответственно, мы прибегаем к более слабому чувству проверки.Мы говорим, что вопрос, который следует задать в отношении любого предполагаемого утверждения факта, заключается не в следующем: сделает ли какое-либо наблюдение его истинность или ложность логически достоверной? Но просто: будут ли какие-либо наблюдения иметь отношение к определению его истинности или лжи? И только если на второй вопрос будет дан отрицательный ответ, мы сделаем вывод, что рассматриваемое утверждение бессмысленно ». (стр. 20)
— Айер называет проверяемые предложения экспериментальными предложениями.
— Есть еще один тип суждений, который, однако, также имеет смысл, но не экспериментальный, и это тавтология .
- Тавтология — это место, где предикат уже находится в подлежащем. Таким образом, это анализ предмета, который также известен как аналитическое суждение.
- Например, «Все холостяки не женаты», «У квадрата четыре стороны».
- Т.е. правда по определению.
— « Тавтологии и эмпирические гипотезы образуют весь класс значимых суждений» (стр. 24)
— Следующая задача Айера, по его словам, — показать, почему появляются бессмысленные предложения.
— Он говорит, что язык создает иллюзии, которые дают людям метафизические верования.
- Он приводит пример метафизического термина «субстанция».
- В нашем языке мы не можем говорить о свойствах «чего-то», не вводя слово, которое, кажется, обозначает саму вещь (в отличие от всего, что можно сказать о ней).
- Т.е. когда я говорю о чем-то, я могу передать все «его» свойства: (синий, горячий, круглый, мягкий и т. д.)), но поскольку наш язык должен использовать слово «его», можно предположить, что если убрать все свойства этого чего-то, останется некая чистая субстанция. «Вещь в себе».
- «Верно, что, говоря о« его »видимости, мы, кажется, отличаем вещь от видимости, но это просто случайность лингвистического использования … метафизик не видит этого, потому что он введен в заблуждение поверхностной грамматикой. особенность его языка. ‘ (стр.25)
— Таким образом, утверждение типа «Вещи в себе имеют ноуменальное существование» бессмысленно (поскольку оно не поддается проверке в принципе и не тавтологично), и это понятно, потому что метафизика обманули грамматикой.
- Ницше излагал это грамматическое заблуждение 30 лет назад (1880-е годы).
— Другой пример — «бытие» или «существование»
- Было много философских догадок о природе существования.
- Экзистенциальные предложения имеют ту же грамматическую структуру, что и атрибутивные предложения:
- «Мученики существуют» (e p) и «Мученики страдают» (a p)
- Но, как показал Кант, существование не является атрибутом. Существование — это скрытое утверждение в атрибутивном предложении (оно должно существовать, чтобы иметь атрибут).
- Если бы существование было атрибутом, это означало бы, что все экзистенциальные суждения были тавтологиями (чья истина не затрагивалась: все можно было утверждать как существующее: «спагетти-монстры существуют»), и все отрицательные экзистенциальные свойства были бы самопротиворечивыми («The спагетти-монстр не существует »= противоречие, если существование является атрибутом субъекта.) Это не так: последнее предложение не противоречит самому себе.
— [Этот грамматический момент также согласуется со знаменитым «онтологическим аргументом» в пользу необходимого существования Бога, выдвинутым святым Ансельмом и Декартом.]
— «Постулирование реальных несуществующих сущностей проистекает из суеверия… что каждому слову или фразе, которые могут быть грамматическим субъектом предложения, должна где-то соответствовать реальная сущность. Поскольку для многих из этих «сущностей» в эмпирическом мире нет места, для их размещения привлекается особый неэмпирический мир.’ (стр.27)
— Это может относиться как к теологическим суждениям, так и к этическим суждениям.
Глава 6: Критика этики и теологии
— Логический позитивизм А. Дж. Айера поддерживает метаэтику под названием Эмотивизм (развитую позже К.Л. Стивенсоном).
— Его критика против нормативной этики , предписывающей этики . Таким образом, его взгляд на этику также известен как описательный.Это некогнитивная этика.
- Т.е. его критика этики приводит к эмотивизму.
— Айер начинает с того, что есть распространенное предположение, что наши знания бывают двух видов:
- Вопросы эмпирического факта
- Ценные вопросы
— Вопросы ценности — это вопросы о ценности действий (этическая ценность) и ценности искусства, красоты (вещи, имеющие эстетическую ценность).
— Но этот последний набор вопросов несомненно подрывает всю философию логического позитивизма, потому что ценностное предложение не может быть проверено в принципе (или по определению / аналитически).
— Следовательно, Айер говорит, что он должен дать отчет о предложениях ценности.
— Он начинает этот рассказ с обобщения, что этические (и эстетические) утверждения не имеют буквального смысла, а являются просто выражением эмоций, которые не могут быть ни истинными, ни ложными.
— Таким образом, этическая философия компрометирует только метаэтику — нормативная и практическая этика — это иллюзия.
— Но теперь необходимо ответить на вопрос: почему моральные суждения не являются экспериментальными суждениями, суждениями, которые не поддаются проверке в принципе?
- Примеры моральных утверждений: «Убийство — это неправильно», «Нетерпимость — это порок», «Смирение — это добродетель», «Мясоедание — зло», и т. Д.
— Конечно, многие философы и теологи верят, что моральные утверждения являются утверждениями, которые можно проверить. Этих философов обычно называют моральными реалистами или когнитивистами.
— Т.е. они верят, что мораль реальна, а не просто выражение эмоций.
— Утилитаризм и деонтология — оба типа морального реализма, оба являются нормативной этикой.
— Айер также отвергает субъективизм.
- Субъективизм утверждает, что действие морально правильное или что-то хорошее, если оно в целом одобряется.Следовательно, моральное суждение поддается проверке: истинно или ложно то, что оно обычно одобряется.
- Например, « Кража — это неправильно»
- Я мог убедиться, что большинство людей одобряют это предложение.
- Но на самом деле это было бы проверкой предположения, «Воровство — это неправильно» — убеждение, которое обычно не одобряется. ’- Это утверждение не моральное, а статистическое.
- «Воровство — это неправильно» само по себе не может быть подтверждено ни одним наблюдением.Поэтому это ерунда.
— Аналогично утилитарные предложения, такие как «демократия — это хорошо», не могут быть проверены и не являются тавтологиями; поэтому они тоже бессмысленны.
- Они не предлагают фактов, которые можно проверить.
— Айер дает понять, что его интересуют только нормативные, предписывающие, этические положения; , а не описательных этических положений.
- «x неверно» может описывать убеждения конкретного общества и, следовательно, быть проверяемым утверждением.Возможно, «х ошибается» — это не вера в обществе.
- Но если принять «x неправильно» как рецепт, нормативную этику, это не поддается проверке и, следовательно, абсурд.
- Ayer, следовательно, озабочен тем, чтобы должным образом опровергнуть нормативную этику.
— Интуиционизм — это нормативная этика, которую критикует Айер.
- Интуиционизм утверждает, что мы знаем, что «хорошо», «морально» или «неправильно», потому что у нас есть ощущение, интуиция, что это так. «Я просто знаю, что это неправильно»
- Но это, очевидно, невозможно проверить, потому что то, что один человек «знает» как правильное, может быть «известно» как неправильное другому человеку.
- Например, право на аборт (хорошо или плохо?).
— Кроме того, невозможно проверить, является ли одна интуиция «истинной», тем самым подтверждая это убеждение над другим с конфликтующим убеждением.
- Я никогда не мог проверить, что мое убеждение — что право на аборт — это хорошо — истинно или ложно.
- Это просто бессмысленное предложение.
– «фундаментальные этические концепции не поддаются анализу, поскольку не существует критерия, по которому можно было бы проверить обоснованность суждений, в которых они содержатся.’ (pp109 / 110)
. — Итак, теперь возникает вопрос, почему мы на самом деле выражаем предписывающие моральные положения, если все они абсурдны.
— Добавление этического слова в предложение ничего не добавляет к его фактическому содержанию.
- Таким образом, когда кто-то говорит «Вы поступили неправильно, украв эти деньги» , вы не говорите ничего, кроме «Вы украли эти деньги».
- Слово « Неправильно, » ничего не добавляет к предложению с точки зрения фактического содержания.
— Добавление слова «неправильно» просто подчеркивает его неодобрение.
- Это будет то же самое, что сказать «Ты украл эти деньги» необычным тоном ужаса или написать это с множеством восклицательных знаков .
- Тон или восклицательные знаки ничего не добавляют к буквальному значению предложения.
— Моральное слово, тон или восклицательные знаки служат для демонстрации того, что их выражение сопровождается определенными чувствами говорящего / писателя.
- «[Говоря]« воровать деньги — это неправильно », я создаю предложение, которое не имеет фактического значения, то есть не выражает никаких утверждений, которые могут быть истинными или ложными. Как будто я написал «деньги воровать !!» … Другой мужчина может не соглашаться со мной в том, что воровство неправильно… но, строго говоря, он не может возразить мне. Потому что, говоря, что определенный тип действия является правильным или неправильным, я не делаю никаких фактов … Так что совершенно нет смысла спрашивать, кто из нас прав.Ибо никто из нас не утверждает подлинного предложения ». (стр.110-111)
— Поскольку моральное суждение не является фактическим утверждением, никакая мораль не может быть правильной или неправильной. Правильное и неправильное — это не вещи, которые можно испытать.
— То, что сказано о словах неправильно, и , правильно, может быть применено к любому моральному слову: добро, зло, добродетель, порок, грех, мораль, должно, должно, этическое, и т. Д. .
— «В каждом случае, когда принято считать, что кто-то выносит этическое суждение, функция соответствующего этического слова является чисто« эмоциональной ». ’(p111)
- Следовательно, метаэтика Айера известна как эмотивизм .
— Айер говорит, что эмоциональная функция заключается не только в выражении чувств.
- Этические термины также могут иметь эмоциональную функцию возбуждения чувств, а не просто выражать собственные.
- Например, «Он поступил так злобно, сделав это» («зло» использовалось для возбуждения гнева и у других людей)
- Более того, для того, чтобы командовать, используются некоторые этические термины.
- Например, «Это ваш долг сказать правду» действует как выражение команды «говорить правду» (Деонтология).
— Действительно, этические слова, которые мы используем, используются для передачи силы повеления.
- «Ты должен говорить правду» — менее решительный приказ.
- «Хорошо говорить правду» еще менее выразительно.
– «мы можем определять значение различных этических слов как с точки зрения различных чувств, которые они обычно выражают, так и с точки зрения различных реакций, которые они рассчитаны вызвать.’ (стр. 111)
— — Нужно быть осторожным , чтобы не путать выражение чувства и оценочное утверждение чувства.
- Можно проверить, действительно ли у человека есть чувство. Следовательно, это было бы значимое предложение.
- Но разве это чувство нельзя проверить как «хорошее» или «плохое», или какой бы моральный термин вы ни выбрали.
- Например, Это факт, что у кого-то есть агрессивное чувство. Однако нельзя фактически доказать, что это хорошо или плохо.В некоторых обществах воинов это может считаться хорошим, но в цивилизованном — плохим.
- Когда Ричард Докинз утверждает, что альтруизм является следствием эволюции, он делает ошибочный логический скачок, утверждая, что альтруизм «хорош». Но это предложение не имеет никакого значения. Это просто отражает его отношение к альтруизму. У нас также есть агрессия из-за эволюции — значит, это тоже «хорошо» ?! Докинз использует скрытую мораль за своей собственной.
— Мы часто чувствуем, что наша собственная социальная мораль выше других; но это просто выражение чувства, а не факта.
- «Мы чувствуем, что наша собственная система ценностей превосходит… Но мы не можем привести никаких аргументов, чтобы показать, что наша система превосходит… мы, наконец, прибегаем к простому злоупотреблению». (стр. 115)
— Почему мы по-разному относимся к нашим ценностям — это вопрос психологов и социологов, а не философов.
— Сказав это, Айер представляет краткую психологию этого вопроса.
- Одна из основных причин морального поведения — страх (сознательный или подсознательный).
- Страх перед Богом, законом, враждой общества и т. Д.
- Другая причина — это вера общества в дело собственного счастья.
- Он поощряет поведение, способствующее его предполагаемому счастью
- Вот почему альтруизм рекомендуется в большинстве моральных кодексов, а эгоизм осуждается.
— Однако любое утверждение, в котором альтруизм считается хорошим, а эгоизм — плохим, будет совершать ошибку. Утверждения никогда не могли быть проверены.
— Следовательно, вся мораль — это эмоции / желания, выраженные как факты: Эмотивизм.
— [Т.е. Таким образом, мораль можно рассматривать как систему власти, используемую для управления людьми согласно собственной воле или воле общества.]
- [ср. Маркс, Ницше, Вебер, Фрейд и др.]
Критика богословия (продолжение главы 6)
— Айер продолжает свою главу, утверждая, что религиозные суждения также несущественны / бессмысленны / бессмысленны, потому что ни одно из них не может быть проверено как истинное или ложное.
— Он начинает этот раздел с опровержения утверждения Канта о том, что можно сделать вывод о существовании Бога на основании существования мира морали.
- Поскольку мораль не является фактом, с ее помощью невозможно доказать, что Бог существует.
— Затем Айер опровергает онтологический аргумент, говоря, что в качестве аргумента a priori любая неопределенность в отношении посылки должна разделяться заключением, поскольку последнее выводится исключительно из первого.
- Декарт: Бог совершенен; Бог совершенен; совершенное существо должно существовать; следовательно, Бог существует.
- «Бог совершенен» не поддается проверке, а значит, вздор. Следовательно, остальная часть аргумента терпит неудачу, поскольку его основание изъято.
— Затем Айер заявляет, что, хотя общепризнано, что онтологический аргумент неверен, многие люди считают, что, по крайней мере, возможно доказать, что Бог, вероятно, если не определенно, существует.
- Но Айер говорит, что невозможно доказать, что Бог , вероятно, существует, потому что утверждение «Бог существует» не поддается проверке.Следовательно, нет никакой вероятности, что это предполагаемое утверждение факта может быть проверено как истинное.
- Утверждение «Инопланетяне существуют» поддается проверке. В принципе, мы могли бы обнаружить инопланетную жизнь. Поэтому, когда люди говорят, что инопланетян, вероятно, существуют , хотя мы не можем быть определенными , они все равно делают значимое заявление.
- Таким образом, существует огромная разница между обоснованностью утверждений «Бог существует» и «Инопланетяне существуют». Последний поддается проверке в принципе .
— Айер переходит к телеологическому аргументу.
- «Иногда действительно утверждают, что наличие определенной закономерности в природе является достаточным доказательством существования бога». (стр. 120)
- Это убеждение часто называют креационизмом или разумным замыслом. Что из-за сложности жизни организмы, Бог, дизайнер, должны существовать, чтобы создать это.
- Этого мнения придерживается 45% населения США (на 2006 г.).
- Но, Эйер указывает, что это убеждение, утверждение не поддается проверке. — это , которые можно проверить, что в природе существует порядок. Но доказать, что упорядоченный мир был создан богом, в принципе невозможно. Не говоря уже о боге конкретной религии .
— Интересно, что Айер продолжает: ‘Важно не путать этот [его] взгляд на религиозные утверждения с точкой зрения атеистов или агностиков.’ (стр.120)
— Таким образом, было бы неправильно сказать, что логический позитивизм обязательно атеистичен, даже если он утверждает, что религиозные утверждения — все вздор…
— Если утверждение / предположение теиста, что Бог существует , бессмысленно, то утверждение атеиста , что Бога нет , также бессмысленно.
- Существование Бога нельзя ни доказать, ни опровергнуть, поэтому утверждение атеиста ( нет Бога) также бессмысленно: что можно использовать для проверки истинности или ложности этого утверждения? — Ничего такого.
- Бертран Рассел признал этот факт и впоследствии назвал себя
«не зависящий от чайника»:
- Мы не можем доказать, что Бога не существует, но мы также не можем доказать, что чайник не вращается вокруг Земли.
- (Ричард Докинз следует, говоря, что мы не можем доказать, что монстр спагетти существует или что зубные феи не существуют. Он называет себя «агностиком зубных фей».)
— Айер, однако, критикует агностиков, потому что
- «хотя он воздерживается от утверждения, что бог существует или нет, он не отрицает, что вопрос о том, существует ли трансцендентный бог, является подлинным вопросом.Он не отрицает, что два предложения «Есть трансцендентный бог» и «Есть трансцендентный бог» выражают суждения, одно из которых действительно истинно, а другое ложно… это означает, что агностицизм также исключен ». (стр.121)
- , то есть агностик считает, что однажды можно доказать, что Бог существует или не существует. Поэтому он сидит на заборе до этого дня! Айер говорит, что это утверждение невозможно проверить в принципе, и поэтому агностик будет сидеть там вечно.
— Итак, убеждения моралистов, теистов, атеистов и агностиков бессмысленны.
— Айер показывает, что, как и в случае с моралистами, их утверждения являются выражением чувств. Они не предлагают значимых знаний об окружающем мире, только о своем психологическом и социологическом облике.
— Хотя Айер говорит, что логический позитивизм — это не атеизм, он, тем не менее, направляет свою атаку против религии. Его точка зрения состоит в том, что религия не дает знания о вселенной, как и атеизм. Фактически, само название «атеизм» на самом деле означает недостаток веры, неверие , а не новое позитивное убеждение.
- «Мы хотим установить, что не может быть никаких трансцендентных [неэмпирических] истин религии». (стр. 123)
— Но затем, пишет Айер, « Интересная особенность этого вывода состоит в том, что он согласуется с тем, что многие теисты привыкли говорить сами. Нам часто говорят, что природа Бога — это тайна, превосходящая человеческий разум ». (стр.123/4)
— Айер говорит о «мистической интуиции», взгляде, которого придерживаются такие люди, как Уильям Джеймс и Сведенборг .Что у них есть мистические переживания, скажем, о Боге; но что их опыт непонятен, непонятен: за пределами нормального понимания и, следовательно, неописуем.
- Но, «Если мистик допускает, что объект его видения — это нечто, что не может быть описано, тогда мы должны также признать, что он обязан говорить ерунду, когда описывает это » (стр.124)
— Так вот, мистический интуиционист может возразить, что он сам с помощью своей интуиции подтвердил, что его опыт реален, и, следовательно, что его утверждения не бессмысленны, а имеют смысл.
— Айер отвечает, говоря, что никто не отрицает, что у интуициониста был какой-то необычный «мистический» опыт. Этот можно, возможно, проверить (в настоящее время) с помощью сканирования мозга и т.д. этой эмоции. Это последнее утверждение достоверности не может быть проверено, и поэтому является абсурдом.
- Кто-то может утверждать, что он видит синее пятно, а также утверждать, что это видение соответствует настоящему синему пятну в мире.Так что его предположение о существовании синего пятна поддается проверке.
- Кто-то может утверждать, что он видит Бога, а также что это видение соответствует реальному Богу, который существует. Хотя первая часть может быть проверена, вторая не поддается проверке.
- Есть два утверждения: наличие ощущения и то, что ощущение соответствует реальному объекту.
- Дело в том, что хотя у кого-то на самом деле могут быть странные мистические видения Бога, ангелов или чего-то еще; это видение не доказывает, что это действительно видение чего-то реального.Это может быть просто галлюцинация, сон или сбой в работе мозга.
- Никто не утверждает, что переживания, которые мы переживаем во сне, соответствуют реальным вещам. Человек, имеющий «мистический опыт», может также сказать, что ему снится сильный сон.
— «Тот факт, что люди имеют религиозный опыт, интересен с психологической точки зрения, но он никоим образом не подразумевает, что существует такая вещь, как религиозное знание, равно как и наличие морального опыта подразумевает существование такого понятия, как религиозное знание. такое понятие, как нравственное знание.’ (стр. 126)
Когда позже, в 1978 году, его спросили, каковы основные недостатки логического позитивизма, Айер ответил, что, за исключением части эмоциональности,
«почти все это ложь!»
(Айер о логическом позитивизме, Люди идей, Брайан Маги. BBC. 1978)
——-
© Петер Шёстедт-H
Логический позитивизм — Энциклопедия искусства и народной культуры
Из энциклопедии искусства и народной культуры
Логический позитивизм и логический эмпиризм , которые вместе образуют неопозитивизм , было движением в западной философии, которое охватило верификационизм , подход, который стремился узаконить философский дискурс на основе, разделяемой с лучшими примерами эмпирических наук.В этой теории познания только утверждения, которые можно проверить логически или эмпирически, будут иметь значение когнитивно значимых . Стремление преобразовать философию в эту новую научную философию было направлено на предотвращение путаницы, коренящейся в нечетких формулировках и непроверяемых утверждениях. Берлинский кружок и Венский кружок пропагандировали логический позитивизм, начиная с конца 1920-х годов.
Интерпретируя философию языка Людвига Витгенштейна, логические позитивисты определили принцип проверяемости или критерий когнитивной значимости.От логицизма Бертрана Рассела они искали сведение математики к логике, а также логический атомизм Рассела, феноменализм Эрнста Маха, согласно которому разум знает только реальный или потенциальный чувственный опыт, который является содержанием всех наук, будь то физика или психология, и размышления Перси Бриджмена. что другие провозгласили операционализмом. Таким образом, только проверяемый был научным, а когнитивно значимым , тогда как непроверяемый был ненаучным, когнитивно бессмысленным «псевдостояниями» — метафизическими, эмоциональными и т.п. новые знания.
Логический позитивизм прославился энергичным научным антиреализмом, который очистил науку от разговоров о ненаблюдаемых аспектах природы, включая причинность, механизмы и принципы, хотя эта цель была преувеличена. Тем не менее, разговоры о таких ненаблюдаемых вещах будут метафорическими — прямые наблюдения, рассматриваемые абстрактно, — или, в худшем случае, метафизическими или эмоциональными. Теоретические законы будут сокращены до эмпирических законов , в то время как теоретических терминов будут извлекать значение из наблюдательных терминов через правила соответствия .Математика физики свела бы к символической логике через логицизм, в то время как рациональная реконструкция преобразовала бы обычный язык в стандартизованные эквиваленты, объединенные в сеть и объединенные логическим синтаксисом. Научная теория могла бы быть сформулирована с ее методом проверки, посредством которого логическое исчисление или эмпирическая операция могли бы проверить ее ложность или истинность.
В конце 1930-х годов логические позитивисты бежали из Германии и Австрии в Великобританию и Америку. К тому времени многие заменили феноменализм Маха физикализмом Нейрата, и Карнап стремился заменить подтверждение простым подтверждением .С окончанием Второй мировой войны в 1945 году логический позитивизм стал более мягким, логический эмпиризм , во главе с Карлом Хемпелем в Америке, который изложил модель научного объяснения, основанную на законах. Движение логического позитивизма стало главной опорой аналитической философии и доминировало в англосферной философии, включая философию науки, оказывая при этом влияние на науку, до 1960-х годов. Тем не менее, движение не смогло решить свои основные проблемы, и его доктрины подвергались все более резким нападкам, наиболее резко со стороны В. В. О Куайна, Норвуда Хэнсона, Карла Поппера, Томаса Куна и Карла Хемпеля.
См. Также
Логический позитивизм — Conservapedia
Логический позитивизм (также логический эмпиризм , неопозитивизм и эмпириокритицизм ) был философской школой мысли, возникшей в 1920-х годах и занимавшейся метафизикой. Его приверженцы пытались избавить философию от метафизики, отвергая метафизические утверждения как совершенно бессмысленные. [1] [2] Логический позитивизм, пожалуй, наиболее известен сегодня своей защитой критерия проверяемости значения.
На раннем этапе развития движения наибольшее влияние оказала группа немецких и австрийских интеллектуалов, собравшаяся в Венском университете. Эта группа людей стала известна как Венский кружок. В ее состав в то или иное время входили Мориц Шлик, Рудольф Карнап, Отто Нейрат и Ханс Хан. В Берлине собралась группа интеллектуалов с таким же настроем, в которую входили такие фигуры, как Ганс Райхенбах, Карл Густав Хемпель и Давид Гильберт.
А.Дж. Айер представил англоязычный мир логическим позитивизмом после своего визита в Вену. Он наиболее известен своей книгой «Язык, истина и логика» , впервые опубликованной в 1936 году.
Критерий проверяемости значения
Логические позитивисты в традициях Юма, Канта и некоторых других мыслителей разделили предложения на две группы: аналитические и синтетические. Они называли «аналитическими» утверждения, принадлежащие чистой логике. Они считали такие утверждения тавтологическими и, следовательно, не говорили ничего значимого о мире.Однако это не означает, что логические позитивисты считали аналитические предложения бесполезными; скорее, аналитические утверждения считались полезными для связи идей друг с другом, для понимания работы языка и для построения аргументов.
Логические позитивисты называют «синтетическими» те суждения, которые содержат важные утверждения о мире. В общем, любое предложение, не являющееся тавтологией, будет считаться синтетическим.
В рамках синтетических суждений логические позитивисты различают те, которые имеют смысл, и те, которые не имеют смысла.Именно в артикуляции этого разграничения проявляется критерий проверяемости значения. Хотя разные логические мыслители-позитивисты сформулировали этот критерий по-разному, и его точная формулировка продолжает оставаться проблематичной, существенным моментом является то, что синтетическое суждение имеет смысл для человека только постольку, поскольку он осознает то, что (теоретически возможно, мысль не обязательно практично). наблюдения подтвердят или опровергнут предположение. Это было истолковано как означающее, что единственными значимыми предложениями были те, которые можно было «перевести» в отчеты прямого наблюдения, в результате чего логические позитивисты полагали, что любой, произносящий предложения, которые нельзя было перевести таким образом, просто бормотал ерунду.
Здесь важно отметить, что большинство логических позитивистов не утверждали, что такой «лепет» не имеет какой-либо коммуникативной ценности; скорее, его, пожалуй, можно менее абразивно охарактеризовать как когнитивно бессмысленное, фактически пустое, лишенное истинной ценности. Другими словами, хотя предложения, не соответствующие критерию, не выражают правды или лжи, они все же могут выражать эмоции говорящего.
Теология и этика
Применяя этот критерий к философии, логические позитивисты назвали метафизикой любое исследование, основанное на бессмысленных предложениях, таких как истинная природа реальности и эпистемологии.В частности, они считали, что богословие и этика по существу являются метафизическими областями исследования. Для них этические утверждения (например, «убивать — неправильно») и теологические утверждения (например, «Бог существует» или «душа бессмертна») не могли быть проверены или опровергнуты никакими мыслимыми эмпирическими наблюдениями, поэтому они не были ни истинными, ни ложными. , вместо того, чтобы быть когнитивно бессмысленным.
Следовательно, логических позитивистов не следует характеризовать как отрицающих существование Бога, бога или богов, хотя они определенно не утверждали этого.Их даже не следует называть агностиками. Они считали одинаково бессмысленными все характерные тезисы теистов, атеистов и агностиков, а именно: «Бог есть или есть боги», «Богов вообще нет» и «Недостаточно доказательств, чтобы определить, есть ли боги». или нет богов ».
Большинство логических позитивистов полагали, что этические предложения — это выражение эмоций, попытки вызвать определенные эмоции у других или попытки вызвать определенное поведение у других.Например, для многих логических позитивистов, в том числе AJ Ayer, такие предложения, как «Убивать — это неправильно», означают примерно то же самое, что «Убивать, фу!», «Бу к убийству!» Или «Давайте все будем плохо относиться к мысли о убийство «. Такая позиция в отношении этических утверждений, называемая эмотивизмом, является не этической, а метаэтической. Это подвид морального некогнитивизма.
Логический позитивизм сегодня
Ученые больше не придерживаются логического позитивизма.Однако он оказал глубокое влияние на современную философию науки, философию разума и философию языка.
Список литературы
- ↑ Венский кружок, Стэнфордская энциклопедия философии
- ↑ Айер, Альфред Дж. Язык, истина и логика, 3-е изд. Нью-Йорк, Dover Publications, 1952.
Призраки метафизики: логический позитивизм и разочарование
Страница из
дата: 19 ноября 2021 года
- Глава:
- (п.240) Глава девятая Призраки метафизики: логический позитивизм и разочарование
- Источник:
- Миф о разочаровании
- Автор (ы):
Джейсон Э. Josephson-Storm
- Издатель:
- University of Chicago Press
DOI: 10.7208 / chicago / 9780226403533.003.0010
В главе 9 исследуются связи между Венским кружком позитивизма и эзотерической средой. Это показывает, как основатели логического позитивизма, такие как Отто Нейрат, представили свою философию как своего рода магическое возрождение.Это также демонстрирует, что другие позитивисты, такие как Рудольф Карнап, Ханс Хан и Курт Гёдель, глубоко интересовались призраками и паранормальными явлениями. В целом книга демонстрирует, как магия, как и метафизика, также преследует истоки аналитической философии. Он также опровергает представления о сухом и аполитичном позитивизме, описывая позитивистскую антиметафизику в терминах идеологической критики.
Ключевые слова: Венский кружок, Рудольф Карнап, Ганс Хан, Отто Нейрат, Курт Гёдель, логический позитивизм, исследования паранормальных явлений, Людвиг Витгенштейн, Макс Хоркеймер, Теодор Адорно, Психические исследования
Для получения стипендииUniversity Press Online требуется подписка или покупка, чтобы получить доступ к полному тексту книг в рамках службы.Однако публичные пользователи могут свободно искать на сайте и просматривать аннотации и ключевые слова для каждой книги и главы.
Пожалуйста, подпишитесь или войдите, чтобы получить доступ к полному тексту.
Если вы считаете, что у вас должен быть доступ к этой книге, обратитесь к своему библиотекарю.
Для устранения неполадок, пожалуйста, проверьте наш Часто задаваемые вопросы, и если вы не можете найти там ответ, пожалуйста, связаться с нами .
нечетких наборов: интеллектуальный даркнет, новый атеизм, логический позитивизм и бихевиоризм
Однако, несмотря на то, что его работа имела центральное значение для Венского кружка, Витгенштейн точно не был его членом. Группе удалось уговорить его присутствовать на некоторых собраниях, но он не посещал их регулярно и не одобрял взгляды многих членов группы. Более того, не было единого мнения о том, как следует интерпретировать его работу. Некоторые члены группы, такие как Отто Нейрат, насмехались над почтением, которое Витгенштейн испытывал к Шлику и Вайсману, и утверждали, что с Витгенштейном обращались как с лидером религиозного культа, а не как с коллегой-логиком.Другие, такие как Карнап, были впечатлены работами Витгенштейна, но не были согласны со всеми ними.
Несмотря на то, что они были членами одной группы, они не были единодушны ни в важности работы Витгенштейна, ни в том, как справиться с трудностями при интерпретации его Tractatus . И это было не единственным предметом споров в группе. О статусе протокольных предложений велись непреодолимые дебаты, с которыми практически никто из членов Круга не мог согласиться. Тем не менее, несмотря на наличие множества разногласий, группу объединяли основные принципы.Все они были эмпириками, пропагандировали научное мировоззрение и считали новую логику лучшим способом систематизировать нашу лучшую научную теорию мира.
Логические позитивисты, такие как Четыре всадника, расходились во мнениях по многим вопросам; однако их объединял базовый набор убеждений и взглядов по определенным темам. Этим они отличались от IDW, которая, похоже, не связана какими-либо основными убеждениями, которые отделяют их от людей, не относящихся к IDW.Однако, как мы видели выше, когда логические позитивисты впервые начали встречаться, они были просто друзьями-единомышленниками, заинтересованными в научном мировоззрении. И только позже , они разработали явный манифест о том, что представляет собой группа. Точно так же, насколько я могу определить, IDW — это не что иное, как собрание людей, которые действуют вне обычных областей рецензирования или придерживаются строгих академических стандартов. Что все они действительно разделяют, так это публичное продвижение работ друг друга.В настоящее время, похоже, нет основных принципов, которые они отстаивают, которые можно было бы использовать, чтобы отличить их от кого-либо еще.