Ситуативно личностная: Ситуативно-личностное общение со взрослым и его роль в развитии младенца

Исследование Е. О. Смирновой (1977) убедительно показало, что в разговорах дошкольников с познавательными мотивами общения преобладают темы о живой природе, зверях, предметах, а дошкольники с личностными мотивами проявляют основной интерес к людям и говорят о себе, своих родителях, товарищах, расспрашивают взрослых об их жизни, работе, семье. И хотя у детей с четвертой формой общения сотрудничество со взрослым тоже носит «теоретический» характер (вопросы, обсуждение, споры) и вплетено тоже в познавательную деятельность, но здесь обнаруживается сосредоточенность ребенка на социальном окружении, так сказать, на «мире людей», а не предметов.

Внутреннее преобразование личностных мотивов общения у детей при переходе от младенчества к дошкольному возрасту, наполнение их совершенно новым материалом свидетельствуют о том, что и опредмеченная в них коммуникативная потребность приобрела теперь новое содержание. И действительно, для старших дошкольников характерно стремление не просто к доброжелательному вниманию взрослых, а к взаимопониманию и сопереживанию с ними. Новое содержание коммуникативной потребности выражается в том, что ребенок не настаивает теперь обязательно на похвале: гораздо важнее для него знать, а как нужно. И хотя он огорчается, если действовал неверно, он охотно соглашается внести поправки в свою работу, изменить свое мнение или отношение к обсуждаемым вопросам, чтобы достичь общности взглядов и оценок со взрослым. Совпадение своей позиции с позицией старших служит для ребенка доказательством ее правильности. Ребенок ныне не спешит спорить со взрослыми – он чутко настраивается на их волну и старается сначала получше понять старших, найти причину, почему те думают так, а не иначе.

Е. О. Смирнова (1977, 1980) описывает, как реагируют дошкольники с разными формами общения на непривычные сведения, рассказанные экспериментатором. «Волк хороший, – говорит экспериментатор ребенку и показывает рисунок клыкастого зверя, – он не топчет траву, бегает по дорожкам, очень любит цветы. А заяц плохой: грызет на огороде капусту, морковку, он вредный». Трехлетний ребенок с ситуативно–деловой формой общения тут же протестует: «А мне мама читала, что волк плохой, он бабушку съел!». И когда через неделю его спрашивают снова, он уверенно заявляет: «Волк плохой, а заяц хороший».

Ребенок с внеситуативно–познавательной формой общения может хорошо запомнить слова взрослого и потом верно их повторить, если его заинтересует рассказ экспериментатора. В противном случае он засыпает его посторонними вопросами: «А где вы взяли такие рисунки? А почему волк нахмурился? А где зайцы живут? У них есть домик или они прячутся в норе?». И тогда, конечно, ничего не запомнит и все перепутает. А дети с внеситуативно–личностной формой общения активно стараются понять взрослого и найти объяснение его словам. «Вообще–то волки хищники, но этот действительно хороший, – сказал один мальчик. – Вон и хвостик у него какой… пушистенький». Естественно, что такие дети особенно долго и хорошо помнят то, что услышали от взрослого.

Стремление к общности взглядов со старшими дает детям опору при обдумывании нравственных понятий, при становлении моральных суждений, ведь по самому своему происхождению правила поведения в обществе, взаимоотношения с товарищами социальны, и лишь овладевшие социальным опытом старшие могут помочь ребенку определить правильный путь. Было установлено (А. Г. Рузская, Л. Н. Абрамова // Исследования по проблемам., 1980), что очень многие жалобы детей на своих товарищей по группе детсада вызваны желанием проверить себя, так ли они усвоили, что и как следует делать. Жалуясь, дошкольники часто не желают наказания другому ребенку – они только ждут, как рассудит их взрослый. Следовательно, внеситуативно–личностное общение повышает восприимчивость детей к воспитательным воздействиям и благоприятствует быстрому усвоению наставлений взрослых.

Новая форма общения тесно связана с высшими для дошкольного детства уровнями развития игры. Ребенок теперь обращает меньше внимания на вещную сторону воспроизводимой им действительности – нынче его интересуют главным образом те сложные отношения, которые складываются между людьми в семье и на работе. В общении со взрослыми ребенок черпает материал для своих игр, зорко наблюдает за всеми оттенками поведения старших при их столкновениях между собой. Контакты со взрослыми и со старшими по возрасту детьми открывают ребенку перспективу его будущей жизни на ближайшие годы: он узнает, что скоро будет учиться в школе.

Важнейшее значение внеситуативно–личностного общения состоит в том, что благодаря ему ребенок узнает о взрослом как об учителе и постепенно усваивает представление о себе как об ученике. Подробное исследование роли общения в подготовке детей к школе провели Е. О. Смирнова (Психология формирования личности., 1980), Х. Т. Бедельбаева (1978а, б), совместно Х. Т. Бедельбаева и Е. О. Смирнова (1980). Установленные ими факты свидетельствуют о том, что наиболее успешно дети усваивают новые знания в условиях, приближенных к занятиям, или в обычной жизни, если владеют внеситуативно–личностной формой общения (табл. 1.4).

Таблица 1.4

Процент правильно запомненных элементов у дошкольников с разными формами общения (Е. 0. Смирнова, 1977)

Рассмотрение таблицы приводит к выводу, что усвоение новых сведений детьми улучшается с возрастом, но внутри каждой возрастной группы наихудшие результаты имеют дети с ситуативно–деловой, а наилучшие – дети с внеситуативно–личностной формой общения. Дети с внеситуативно–познавательной формой коммуникативной деятельности занимают промежуточное положение. Опыты Б. О. Смирновой (1977), а также З. М. Богуславской (Развитие общения…, 1974), Д. Б. Годовиковой (Общение и его влияние., 1974) и Х. Т. Бедельбаевой (1978а, б) позволили, кроме того, установить, что специальное формирование у дошкольников внеситуативно–личностного общения сопровождалось повышением их внимания к воздействиям взрослого, организованности и целенаправленности поведения. Параллельно увеличивалась и эффективность усвоения ими сведений в 1,5–2 раза.

Обычно считается, что наличие познавательных мотивов – главное условие успешности учения (А. Н. Леонтьев, Л. И. Божович // Очерки психологии…, 1950; Н. С. Лейтес, 1971). Наша работа как будто противоречит бесспорным свидетельствам авторитетных психологов. Но это только кажущееся противоречие. Дело в том, что мы говорим не о познавательных мотивах учения, а о познавательных мотивах общения. И тут, действительно, результаты наших исследований свидетельствуют о том, что при внеситуативно–познавательном общении дети усваивают материал недостаточно хорошо. Наблюдения за поведением детей на опытах показали, в чем тут причина.

Оказалось, что дети с внеситуативно–познавательным общением с интересом относятся к заданиям, их увлекает содержание заданий, самый процесс установления связей в материале. Чем интереснее задание, тем легче они с ним справляются. Малопривлекательные задания эти дети выполняют хуже. Особенной помехой в их деятельности служат трудности и ошибки, вызывающие замечания со стороны взрослого. Обостренная потребность в уважительном отношении, в похвалах взрослого влечет за собой обиды; на вполне доброжелательное замечание они реагируют слезами, спорами и даже отказом от дальнейшей деятельности, что, конечно, мешает им в достижении успеха.

А вот при доминировании личностных мотивов общения центром ситуации становится для ребенка взрослый. Дети с повышенным вниманием относятся к его словам и действиям, свои ошибки видят как бы его глазами и потому реагируют на замечания без обиды, деловым образом, вносят необходимые изменения в свою деятельность. Настроенность на взрослого позволяет детям с внеситуативно–личностной формой общения без труда понять, что в ситуации учения он выступает в особой функции – как педагог, как учитель, и, следовательно, им надлежит вести себя с ним, как положено ученикам: внимательно смотреть и слушать, запоминать, стараться все делать как можно лучше, исправлять допущенные промахи. Понимание детьми с внеситуативно–личностной формой коммуникативной деятельности своей позиции видно из того, что они не отвлекаются, тщательно прослеживают все действия взрослого, не затевают разговоров на темы, не имеющие отношения к заданию. Таким образом, личностные мотивы общения сочетаются с наиболее адекватными для целей учения общими действиями в поведении ребенка. Вот почему мы выдвинули понятие о коммуникативной готовности ребенка к школьному обучению, понимая под ним сформированность у него внеситуативно–личностного общения.

Внеситуативно–личностное общение – высшая форма коммуникативной деятельности, наблюдающаяся у детей моложе 7 лет. Ее роль в жизни ребенка состоит, как мы пытались показать, в освоении детьми правил поведения в социальном мире, в постижении некоторых его законов и взаимосвязей.

Мы закончили краткое описание четырех генетических форм коммуникативной деятельности, наблюдающихся на протяжении раннего и дошкольного детства.

Последовательность появления форм общения в онтогенезе, насколько показывают наблюдения, строго фиксирована. А вот их связь с возрастом не имеет такого строгого характера. Так, в табл. 1.4 были приведены данные о существовании двух высших внеситуативных форм общения уже у младших дошкольников. К концу дошкольного детства уменьшается количество детей с ситуативно–деловой формой общения и увеличивается доля детей с внеситуативными формами общения. И все–таки даже к 7 годам нетрудно встретить ребенка, у которого способность к внеситуативным контактам со взрослыми еще не сложилась, особенно на почве личностных мотивов. Правда, появление высших (внеситуативных) форм не ведет к исчезновению низших (ситуативных) – в определенных обстоятельствах ребенок стремится приласкаться к матери, просто посидеть с нею рядом, прижавшись и не разговаривая, не обсуждая мировых проблем. Но он владеет внеситуативными формами коммуникативной деятельности. От этого принципиально отличаются случаи задержки в появлении у детей способности к более серьезному и глубокому контакту со взрослыми. Так, описаны случаи «застревания» детей на уровне примитивного ситуативно–личностного общения (С. В. Корницкая, 1973; Т. М. Сорокина, 1977) и на всех последующих ступенях преобразования общения (Х. Т. Бедельбаева, 1978а, б).

Была разработана и проверена на практике методика целенаправленного формирования более высоких форм общения у детей, отстающих в социальном развитии (Х. Т. Бедельбаева, Е. О. Смирнова, 1980). В основе методики лежат воздействия взрослого, направленные на организацию коммуникативной деятельности детей. Взрослый отправляется от уровня, которого ребенок уже достиг в развитии общения. А затем старший партнер предлагает детям новые и все более сложные по содержанию контакты, поддерживает и поощряет все усилия малышей в нужном направлении.

Так, Т. М. Сорокина (1977) учила «деловому общению» детей 2–го года жизни, задержавшихся на уровне ситуативно–личностных контактов и страдавших от этого проявлениями конфликтности в поведении (смущением, робостью) в присутствии посторонних взрослых. На первом этапе такого обучения она вступала в эмоциональный контакт с малышом – брала его на руки, ласкала, улыбалась, а когда тот смелел – прижимала к себе, сажала на колени. На втором этапе она с ребенком на коленях показывала ему заводные игрушки и добивалась того, что ребенок начинал сопереживать ей, а потом и сам активно делился с нею своими переживаниями от ярких и красочных впечатлений. Далее, как бы на третьем этапе обучения общению более высокого уровня, взрослый и ребенок вместе играли с разнообразными предметами. В конце концов, ребенок научался обращаться ко взрослому уже главным образом по «деловым» вопросам и больше не ограничивался тем, что льнул к нему, как младенец. Подобная работа занимала около 2 мес. и требовала примерно 50 непродолжительных встреч с интервалами в 1–2 дня. Но достигнутый результат был необыкновенно важен. Ребенок разительно изменялся: он становился бодрым, радостным, активным и в предметной деятельности, и в общении, причем и с разными взрослыми, и со сверстниками. Некоторые изменения отражены в табл. 1.5, составленной Т. М. Сорокиной (1977) по данным, полученным ею в ходе специальных контрольных проб до начала занятий и после их окончания.

Таблица 1.5

Изменение в результате формирующих занятий поведения детей с конфликтными проявлениями (в сумме по группе), усл. ед.

* р ? 0,05.

В поведении детей исчезла или резко ослабилась прежняя конфликтность, от стремления к физическому контакту дети перешли к практическому сотрудничеству со взрослым. Наблюдения показали, что отмеченные изменения произошли благодаря прогрессу предметной деятельности детей и быстрому их переходу от примитивных манипуляций к процессуальным играм.

Следовательно, понимание решающей роли взрослых в обогащении коммуникативной потребности детей позволяет эффективно влиять на развитие общения детей в раннем и дошкольном возрасте.

Но как совершается смена форм общения в обычных обстоятельствах?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Основные формы общения ребенка дошкольного возраста со взрослым | Методическая разработка:

Слайд 1

Слайд 2

Общение с взрослым имеет исключительное значение для ребенка на всех этапах детства. Но особенно важным оно является в первые семь лет его жизни, когда закладываются все основы личности и деятельности растущего человека. Причем чем меньше ребенку лет, тем большее значение для него имеет общение с взрослыми.

Слайд 3

Основные формы общения ребенка дошкольного возраста со взрослым Ситуативно-личностная форма общения Ситуативно-деловая форма общения Внеситуативно-познавательная форма общения Внеситуативно-личностная форма общения .

Слайд 4

Ситуативно-личностная форма общения остается главной и единственной от рождения до шести месяцев жизни. Сначала это общение выглядит как ответ на воздействия взрослого: мать смотрит на ребенка, улыбается, разговаривает с ним, и он в ответ тоже улыбается, машет ручками и ножками. Потом (в три-четыре месяца) уже при виде знакомого человека ребенок радуется, начинает активно двигаться, гулить, привлекать к себе внимание взрослого, а если тот не обращает на него никакого внимания или уходит по своим делам, громко и обиженно плачет. Потребность во внимании взрослого — первая и основная потребность в общении — остается у ребенка на всю жизнь. Если же на первом году жизни ребенок в силу каких-то причин не получает достаточного внимания и тепла от близких взрослых (например, оторванность от матери или занятость родителей), это так или иначе дает о себе знать в дальнейшем. Такие дети становятся скованными, пассивными, неуверенными или, напротив, очень жестокими и агрессивными.

Слайд 5

Ситуативно-деловая форма общения Ребенок уже может самостоятельно ходить, манипулировать предметами, принимать различные позы. Все это приводит к тому, что к экспрессивно-мимическим добавляются предметно-действенные средства общения — дети активно пользуются жестами, позами, выразительными движениями. Взрослый человек остается для ребенка центром его предпочтений, показывает как пользоваться теми или иными предметами, игрушками. Причем, показывая те или иные действия с предметами, важно не просто совершать их, но постоянно обращаться к ребенку, разговаривать с ним, смотреть ему в глаза, поддерживать и поощрять его правильные самостоятельные действия. Такие совместные игры с предметами и представляют собой деловое общение или сотрудничество ребенка с взрослым. Потребность в сотрудничестве является основной для ситуативно-делового общения. .

Слайд 6

Значение ситуативно-делового общения для психического развития ребенка состоит в следующем: Во-первых, в таком общении ребенок овладевает предметными действиями, учится пользоваться бытовыми предметами: ложкой, расческой, горшком, играть с игрушками, одеваться, умываться и т. д. Во-вторых, здесь начинает проявляться активность и самостоятельность ребенка. Манипулируя предметами, он впервые чувствует себя независимым от взрослого и свободным в своих действиях. Он становится субъектом своей деятельности и самостоятельным партнером по общению. В-третьих, в ситуативно-деловом общении с взрослым появляются первые слова ребенка. Причем эту задачу — сказать то или иное слово — опять же ставит перед ребенком только взрослый.. В ситуативно-деловом общении взрослый постоянно ставит перед малышом речевую задачу: показывая ребенку новый предмет, он предлагает ему назвать этот предмет, то есть произнести вслед за ним новое слово. Так во взаимодействии с взрослым по поводу предметов возникает и развивается главное специфически человеческое средство общения, мышления и саморегуляции — речь.

Слайд 7

Внеситуативное общение становится возможным только благодаря тому, что ребенок овладевает активной речью . Ведь речь — это единственное универсальное средство, позволяющее человеку создать устойчивые образы и представления о предметах, отсутствующих в данный момент перед глазами ребенка, и действовать с этими образами и представлениями, которых нет в данной ситуации взаимодействия. Такое общение, содержание которого выходит за пределы воспринимаемой ситуации, называется внеситуативным

Слайд 8

Существует две формы внеситуативного общения — познавательная и личностная Познавательное общение складывается примерно к четырем-пяти годам. Явным свидетельством появления у ребенка такого общения являются его вопросы, адресованные взрослому Ответы на все эти вопросы может дать только взрослый. Взрослый становится для дошкольников главным источником новых знаний о событиях, предметах и явлениях, происходящих вокруг. Главное, чтобы взрослый отвечал на вопросы детей, чтобы их интересы не остались незамеченными. Дело в том, что в дошкольном возрасте складывается новая потребность — потребность в уважении со стороны взрослого. Потребность в уважении, в признании взрослым становится основной потребностью, побуждающей ребенка к общению. Лучший способ научить чему-то дошкольника, привить ему интерес к какому-то занятию — это поощрять его успехи, хвалить его действия Поощрение взрослого не только внушает ребенку уверенность в своих силах, но и делает важной и любимой ту деятельность, за которую его похвалили. Ребенок, стремясь поддержать и усилить положительное отношение и уважение взрослого, будет стараться рисовать лучше и больше. А это, конечно же, принесет больше пользы, чем страх перед замечаниями взрослого и сознание своей неспособности

Слайд 9

Итак, для познавательного общения ребенка с взрослым характерны: 1) хорошее владение речью, которое позволяет разговаривать с взрослым о вещах, не находящихся в конкретной ситуации; 2) познавательные мотивы общения, любознательность детей, стремление объяснить мир, что проявляется в детских вопросах; 3) потребность в уважении взрослого, которая выражается в обидах на замечания и отрицательные оценки воспитателя.

Слайд 10

Внеситуативно-личностная форма общения возникает к 6-7 годам Взрослый по-прежнему является для детей источником новых знаний, и дети по-прежнему нуждаются в его уважении и признании. Но для ребенка становится очень важно оценить те или иные качества и поступки (и свои и других детей) и важно, чтобы его отношение к тем или иным событиям совпало с отношением взрослого. Общность взглядов и оценок является для ребенка показателем их правильности. Ребенку в старшем дошкольном возрасте очень важно быть хорошим, все делать правильно: правильно вести себя, правильно оценивать поступки и качества своих сверстников, правильно строить свои отношения с взрослыми и ровесниками. Старшие дошкольники по-прежнему нуждаются в поощрении и одобрении взрослого. Но их уже больше волнует не оценка их конкретных умений, а оценка их моральных качеств и личности в целом. Если ребенок уверен, что взрослый хорошо относится к нему и уважает его личность, он может спокойно, по-деловому относиться к его замечаниям, касающимся его отдельных действий или умений. Потребность во взаимопонимании взрослого — отличительная особенность личностной формы общения. Но если взрослый часто говорит ребенку, что он жадный, ленивый, трусливый и т. д., это может сильно обидеть и ранить ребенка, и отнюдь не приведет к исправлению отрицательных черт характера. Здесь опять же для поддержания стремления быть хорошим значительно более полезным будет поощрение его правильных поступков и положительных качеств, чем осуждение недостатков ребенка.

Слайд 11

Итак, для внеситуативно-личностного общения, которое складывается к концу дошкольного возраста, характерны: 1) потребность во взаимопонимании и сопереживании; 2) личностные мотивы; 3) речевые средства общения.

Слайд 12

Внеситуативно-личностное общение имеет важное значение для развития личности ребенка. Это значение заключается в следующем. Во-первых, ребенок сознательно усваивает нормы и правила поведения и начинает сознательно следовать им в своих действиях и поступках. Во-вторых, через личностное общение дети учатся видеть себя как бы со стороны, что является необходимым условием сознательного управления своим поведением. В-третьих, в личностном общении дети учатся различать роли разных взрослых: воспитателя, врача, учителя и т. д. — и в соответствии с этим по-разному строить свои отношения в общении с ними .

Слайд 13

Спасибо за внимание!

Личные, ситуационные и организационные аспекты, которые влияют на последствия инцидентов, связанных с безопасностью пациентов: качественное исследование

Аннотация

Цели

Когда пациент При возникновении инцидента безопасности (PSI) может пострадать не только пациент, но и вовлеченный в него медицинский работник. Это исследование было сосредоточено на этой так называемой «второй жертве» инцидента, связанного с безопасностью пациентов, и было направлено на изучение: (1) симптомов, возникших после инцидента, связанного с безопасностью пациентов; (2) применяемые стратегии выживания; (3) полученная поддержка в сравнении с необходимой и (4) аспекты, которые повлияли на то, станет ли человек второй жертвой.

Материалы и методы

Тридцать одно углубленное интервью было проведено с врачами, медсестрами и акушерками, которые были вовлечены в инцидент, связанный с безопасностью пациентов.

Результаты

Симптомы были разделены на категории по личному и профессиональному влиянию. Стратегии преодоления трудностей и эмоций использовались после ИРП. Стратегии, сфокусированные на проблеме, такие как анализ первопричин и возможность извлечь уроки из того, что произошло, были наиболее ценными, но негативные эмоциональные реакции, такие как подавление и бегство, были обычным явлением.Больше всего требовалась поддержка со стороны коллег и руководителей, участвовавших в одном мероприятии, сторонников со стороны сверстников или профессиональных экспертов. Несколько человек описали эмоциональную поддержку со стороны медицинского учреждения как нежелательную. Оказываемая поддержка во многом зависела от организационной культуры, среди медицинских работников оставалась стигма, чтобы открыто обсуждать инциденты, связанные с безопасностью пациентов. На то, насколько медицинский работник стал второй жертвой, повлияли три аспекта: личные, ситуационные и организационные аспекты.

Заключение

Эти результаты показали, что решающее значение имеет многофакторный подход, включающий индивидуальную и эмоциональную поддержку вторым жертвам.

Resumen

Objetivos

Cuando se производит un incidente adverso durante una intervención sanitaria, no solo puede sufrir el paciente, sino también el profesional sanitario implado. Este estudio se centró en la conocida como «segunda víctima» de un incidente adverso durante una intervención y su objetivo fue evalar: 1) экспериментальные системы не действуют; 2) las estrategias de afrontamiento que se aplicaron; 3) el apoyo recibido frente al apoyo necesario, y 4) los Aspectos Que Influyeron en que uno se convirtiera en una segunda víctima.

Material y métodos

Se llevaron a cabo 31 entrevistas excustivas con médicos, enfermeras y comadronas que habían estado invucrados en un incidente adverso durante una intervención.

Результат

Los síntomas se clasificaron por repercusión personal y profesional. Se utilizaron estrategias de afrontamiento centradas en el проблема y en la emoción después de un incidente adverso durante una intervención. Las estrategias centradas en el проблема, como el análisis de la causa primordial y la oportunidad de aprender de lo sucedido, fueron las más apreciadas, pero las respuestas emocionales negativas, como represión y huida, eran frecuentes.Lo más necesitado era el apoyo de colegas y supervisores que Participaron en la misma intervención, partidarios de los compañeros o Expertos profesionales. Algunas personas описывает el apoyo emocional de la institución sanitaria como no deseado. El apoyo prestado depende, en gran medida, de la cultura organizationacional, aunque entre los profesionales sanitarios subsiste el estigma de hablar abiertamente de incidentes adversos durante una intervención. Tres Aspectos Influyeron en la medida en que un profesional sanitario se convirtió en una segunda víctima: aspectos personales, situacionales yorganacionales.

Заключение

Estos resultados indicaron que es фундаментальные многофакторные, в том числе индивидуальные и эмоциональные, а ля segunda víctima.

Ключевые слова

Безопасность пациентов

Медицинские ошибки

Вторая жертва

Врачи

Медсестры

Медсестры-акушерки

Palabras clave

Seguridad del paciente

Рекомендуемые статьиЦитирующие статьи (0)

© 2016 SECA.Опубликовано Elsevier España, S.L.U. Все права защищены.

Рекомендуемые статьи

Цитирование статей

Личные и ситуативные детерминанты выбора референта в JSTOR

В этом обзоре исследуются личные и ситуативные переменные, которые влияют на выбор человеком сравнительного референта. Рассматриваются более ранние модели (Goodman, 1974; Levine & Moreland, 1987), которые предсказывают выбор референта на основе доступности референтной информации и релевантности референта.Затем эти модели расширяются с учетом ситуационных и личных переменных, которые могут влиять на доступность и актуальность. Представлены гипотезы, подробно описывающие влияние этих личных и ситуационных переменных на выбор референта, и исследуется потенциальное влияние этого выбора на организации.

Academy of Management Review, которой исполняется 26 лет, является наиболее цитируемым справочником менеджмента. AMR считается одним из самых влиятельных деловых журналов, публикующих академически строгие концептуальные статьи, продвигающие науку и практику управления.AMR — это журнал по развитию теории для ученых в области менеджмента и организаций со всего мира. AMR публикует новые, проницательные и тщательно разработанные концептуальные статьи, которые бросают вызов общепринятым представлениям о всех аспектах организаций и их роли в обществе. Журнал открыт для различных точек зрения, в том числе тех, которые направлены на повышение эффективности, а также тех, которые критикуют руководство и организации. Каждая рукопись, опубликованная в AMR, должна содержать новые теоретические идеи, которые могут улучшить наше понимание управления и организаций.Большинство статей также включают обзор соответствующей литературы. AMR издается четыре раза в год тиражом 15 000 экземпляров.

Академия менеджмента (Академия; АОМ) — ведущая профессиональная ассоциация ученых, занимающаяся созданием и распространением знаний об управлении и организациях. Основная миссия Академии — повысить квалификацию менеджеров за счет развития управленческих знаний и повышения профессионального уровня ее членов.Академия также стремится формировать будущее исследований и образования в области управления. Академия управления, основанная в 1936 году, является старейшим и крупнейшим научным объединением менеджмента в мире. Сегодня Академия является профессиональным домом для более чем 18290 членов из 103 стран. Членство в Академии открыто для всех, кто ценит принадлежность.

Ситуационные и личные причины списывания учеников

Эмпатическая озабоченность и личные переживания зависят от ситуационных, но не предрасположенных факторов

Abstract

Эмпатическая озабоченность и личное беспокойство — это эмпатические реакции, которые могут возникнуть при наблюдении за кем-то, кто испытывает дискомфорт.Несмотря на то, что этим эмпатическим ответам уделялось много внимания в прошлых исследованиях, до сих пор неясно, какие условия способствуют их соответствующему опыту. Следовательно, основная цель этого исследования состояла в том, чтобы изучить, могут ли диспозиционные эмпатические черты или, скорее, ситуативные переменные вызывать эмпатическое беспокойство и личный дистресс, и как эти два эмпатических ответа влияют на двигательные реакции. Мы представили фотографии людей, испытывающих психологическую, физическую боль или отсутствие боли, с соответствующими описаниями ситуаций, которые способствовали состоянию сосредоточения на других.Подход-уклонение от движения требовал последующий тон. В то время как психологическая боль привела к более эмпатическому беспокойству, физическая боль привела к более высокой оценке личного дистресса. Линейный анализ моделирования смешанных эффектов далее показал, что ситуационные факторы, такие как тип боли, а также аффект, испытанный участниками до эксперимента, предсказывали два эмпатических ответа, тогда как диспозиционные эмпатические черты не оказали существенного влияния. Кроме того, чем сильнее ощущались эмпатические реакции, тем быстрее начинались движения, предположительно отражающие эффект возбуждения.В целом, настоящее исследование продвигает наше понимание эмпатических реакций к нуждающимся людям и предоставляет новые методологические инструменты для эффективного управления и анализа эмпатического беспокойства и личного дистресса в будущих исследованиях.

Образец цитирования: Fabi S, Weber LA, Leuthold H (2019) Эмпатическая озабоченность и личный дистресс зависят от ситуационных, но не предрасположенных факторов. PLoS ONE 14 (11): e0225102. https://doi.org/10.1371/journal.pone.0225102

Редактор: Анке Карл, Университет Эксетера, СОЕДИНЕННОЕ КОРОЛЕВСТВО

Поступила: 30 января 2019 г .; Одобрена: 29 октября 2019 г .; Опубликовано: 14 ноября 2019 г.

Авторские права: © 2019 Fabi et al.Это статья в открытом доступе, распространяемая в соответствии с условиями лицензии Creative Commons Attribution License, которая разрешает неограниченное использование, распространение и воспроизведение на любом носителе при условии указания автора и источника.

Доступность данных: Все соответствующие данные находятся в документе и его файлах с вспомогательной информацией.

Финансирование: Сара Фаби получила поддержку в аспирантуре земли Баден-Вюртемберг. Авторы выражают признательность Deutsche Forschungsgemeinschaft и издательскому фонду открытого доступа Тюбингенского университета за поддержку.Финансирующие организации не играли никакой роли в дизайне исследования, сборе и анализе данных, принятии решения о публикации или подготовке рукописи.

Конкурирующие интересы: Авторы заявили, что никаких конкурирующих интересов не существует.

Введение

При наблюдении за другим человеком, терпящим бедствие, например в чрезвычайной ситуации, может сработать эмпатическая реакция, которая в конечном итоге побуждает нас действовать определенным образом (например, спешить на помощь). Как правило, понятие эмпатии относится к нашему пониманию аффективного состояния другого человека и реагированию на него [1].Часто это определяется как сходство эмоциональных состояний наблюдателя и целевого человека, когда наблюдатель знает, что цель является источником его или его собственных чувств [2,3,4]. Хотя не существует согласованного определения, эмпатия рассматривается как многомерная концепция, охватывающая различные эмпатические явления [5]. Различие между аффективной и когнитивной эмпатией в значительной степени преобладало в исследованиях эмпатии [6]. С одной стороны, считается, что аффективная эмпатия относится к переживанию аффективного состояния, соответствующего таковым у наблюдаемого человека, включая такие явления, как эмоциональное заражение и аффективный резонанс [5,7].С другой стороны, когнитивная эмпатия означает ставить себя на место другого, что, как считается, зависит от когнитивного процесса познания перспективы [5,8], который, однако, некоторые авторы считают предвестником или предпосылкой эмпатии [9 ]. Более того, также важно различать черту характера и состояние эмпатии, первая из которых связана с общей способностью человека проявлять сочувствие, а вторая — с временными эмпатическими реакциями, срабатывающими в конкретной ситуации.

Особое значение для данной работы имеют две концепции, связанные с аффективной эмпатией, которые принимают во внимание как роль различия между собой и другим в эмпатии [2,3], так и мотивационные последствия эмпатии.Эти концепции — эмпатическая забота и личный дистресс ([3,9,10,11]; критическую оценку этих концепций по отношению к эмпатии см. [12]). Эмпатическое беспокойство, часто также называемое сочувствием, — это сфокусированная на других эмоциональная реакция горя или беспокойства, которая возникает в результате понимания эмоционального состояния объекта, но отличается от него [4,5,13]. Личный стресс — это сосредоточенная на себе отвращающая реакция, которая возникает в результате опасений о чужом страдании и аналогична состоянию жертвы (например,г., [4,9]). Важно отметить, что предполагается, что опыт наблюдателя такой специфической эмпатической реакции имеет определенные мотивационные последствия для поведения. Например, было высказано предположение, что эмпатическое беспокойство приводит к альтруистической мотивации и помогающему поведению, чтобы уменьшить страдания другого, тогда как личный дистресс ведет к эгоистической мотивации, чтобы уменьшить собственные неприятные чувства [14,15]. Важно отметить, что существует связь между эмпатией и мотивациями, связанными с подходом и избеганием, причем последнее связано с запуском определенных действий [5,16].Таким образом, ситуативная эмоциональная озабоченность может вызвать подходящее поведение (например, забота, помощь), тогда как личный стресс может вызвать поведение избегания (например, отстранение).

В отличие от этих разработанных концептуальных предположений относительно двух эмпатических реакций, их эмпирические исследования до сих пор отсутствуют. Таким образом, остается неясным, когда люди испытывают большее сочувствие, а когда — личные страдания. В этой работе предполагается, что на два эмпатических ответа по-разному влияют диспозиционная эмпатия и ситуативные факторы, такие как тип представленной боли и аффект, испытываемый наблюдателем при встрече с человеком, страдающим от боли.Более того, неясно, по-разному ли влияют на поведение альтруистические и эгоистические мотивы, лежащие в основе эмпатического беспокойства и личного дистресса, соответственно. Здесь мы предполагаем, что такое предвзятое влияние двух эмпатических реакций на двигательную систему может быть обнаружено в задаче совместимости движений, требующей движений приближения и избегания.

Какая конкретная эмпатическая эмоция испытывает наблюдатель в данной ситуации (ситуативная эмпатия), не обязательно сильно связана с его или ее общей тенденцией сопереживать другим определенным образом (диспозиционная эмпатия) [9].Совсем недавно [17] предположили, что индивидуальные факторы во взаимодействии с ситуативными факторами определяют, приводит ли наблюдение за другим нуждающимся к эмпатическому беспокойству или личному стрессу. Примерами индивидуальных факторов являются эмпатические черты, а также способности к регулированию эмоций и эмоциональный фон наблюдателя (то есть депрессивное настроение). Ситуационными факторами могут быть контекст, эмоции и уровень возбуждения, вызванного ситуацией. Чтобы измерить ситуативные эмпатические реакции, исследователи часто использовали оценочные шкалы, включающие различные прилагательные, которые обычно связаны либо с эмпатическим беспокойством (теплый, нежный, тронутый, сострадательный, сочувствующий, мягкосердечный), либо с личным стрессом (встревоженный, расстроенный, обеспокоенный, встревоженный, огорченный, обеспокоенный, встревоженный, опечаленный) (e.г., [10,18]). Далее мы называем эти рейтинговые шкалы Шкалой эмпатической реакции. Наиболее часто используемым инструментом для измерения индивидуальных различий в чертах эмпатии, а именно общей склонности к сочувствию или личному переживанию по отношению к людям, страдающим от боли, является индекс межличностной реактивности (IRI) [19,6].

Несколько поведенческих исследований, в которых изучалась взаимосвязь между диспозиционными и ситуативными эмпатическими реакциями, показали лишь скромные корреляции.Таким образом, [20] оценил диспозиционное эмпатическое беспокойство и ситуативное эмпатическое беспокойство в ответ на запись Кэти Бэнкс, которая рассказывала историю о девочке, которая потеряла родителей и несла ответственность за своих младших братьев и сестер [21]. Корреляция между диспозиционными и ситуативными показателями была умеренной ( r = 0,28). [22] применили те же инструменты и единственную видеозапись об обездоленных детях, чтобы вызвать сочувствие. И снова их результаты выявили корреляцию между диспозиционным эмпатическим беспокойством и ситуативными эмпатическими реакциями (эмпатическое беспокойство: r =.35, личное бедствие: r = 0,24). Наконец, используя семь печальных отрывков из телешоу, которые участники оценили с точки зрения их эмпатического опыта [23], обнаружили аналогичную корреляцию между диспозиционным и ситуативным эмпатическим беспокойством ( r = 0,26). Эти результаты согласуются с результатами недавнего метаанализа, который включал также многочисленные неопубликованные исследования [24], в котором сообщается о средней величине эффекта r = 0,35 для связи между диспозиционным эмпатическим беспокойством и чувственным состоянием «движения», которое авторы отождествляют себя с концепцией эмпатического беспокойства.

Умеренные корреляции, описанные выше, предполагают, что на ситуативные эмпатические реакции влияют не только индивидуальные различия в диспозиционной эмпатии. Согласно [10], тип боли имеет решающее значение по отношению к вызываемой конкретной эмпатической реакции. То есть предполагается, что физическая боль вызывает у наблюдателя более личный дистресс, тогда как психологическая боль может вызывать более личный дистресс или эмпатическое беспокойство, в зависимости от сосредоточения внимания на себе или на другом (см. Рис. 1) [17,25].В частности, было предложено, что состояние самофокусировки, в котором человек проецирует себя в ситуацию цели, ведет к более высокому личному стрессу, тогда как состояние сосредоточенности на других, в котором человек сосредотачивается на реакции цели, должно приводить к более сильному стрессу. уровни эмпатического беспокойства [1,10,26]. В поддержку этого предположения исследования, которые вызывали психологическую боль, представляя участникам короткие рассказы, такие как рассказ о Кэти Бэнкс, выявили более личный стресс при указании поддерживать самофокусированное состояние и усиление эмпатического беспокойства при указании направить внимание на другого. [1,27].Потенциальным ограничением этих исследований является то, что они не изучали связь между диспозиционными и ситуативными эмпатическими реакциями.

Поведенческие исследования, сообщающие об умеренной корреляции между диспозиционными и ситуативными эмпатическими реакциями [20,22,23], не контролировали явным образом участников, сосредоточенных на себе или других, принятых во время эксперимента. Следовательно, нельзя исключить, что фокус, принятый участниками, был разным, что влияло на показатели ситуативной эмпатической озабоченности и личного дистресса.Более того, насколько нам известно, только [22] оценили общую тенденцию к положительным и отрицательным аффектам с помощью Положительного и отрицательного аффективного графика (PANAS) [28], хотя другие исследователи [17] предположили, что эмоции и возбуждение, вызванные данным Ситуация играет важную роль в запуске эмпатических реакций. Например, [22] предположил, что диспозиционное эмпатическое беспокойство связано с переживанием как отрицательного, так и положительного диспозиционного аффекта из-за общей способности людей принимать свои эмоции вместо их подавления, тогда как диспозициональный личный дистресс связан с диспозиционным негативным аффектом.Однако они обнаружили, что общая склонность участников испытывать негативный аффект положительно коррелирует с их диспозиционным личным дистрессом, но не с эмпатическим беспокойством. С другой стороны, склонность испытывать положительный аффект отрицательно коррелирует с диспозиционным личным дистрессом, но не с эмпатическим беспокойством. По крайней мере, насколько нам известно, влияние ситуативного положительного и отрицательного аффекта на ситуативные эмпатические реакции еще не исследовано.

Другой вопрос касается того факта, что большинство исследований основывалось на спонтанном возникновении ситуативного эмпатического беспокойства и личного дистресса у людей после презентации только одной или очень немногих пленок [20,22] или нескольких отрывков видео [23].Учитывая, что ситуационная эмпатия оценивалась очень редко, также возможно, что наблюдаемые корреляции связаны с потенциально низкой надежностью оценки ситуационной эмпатии. Таким образом, было бы интересно исследовать, воспроизводятся ли ранее описанные эмпатические эффекты, когда участникам представляют другие сценарии. В связи с этим, до сих пор исследования эмпатических реакций не принимали во внимание вариации социальных стимулов из-за выборки [29], что оставляло обобщения результатов по стимулам под вопросом.Однако теперь можно решить эту проблему путем проведения статистического анализа с использованием моделирования с линейными смешанными эффектами (LME), в котором как участники, так и стимулы вместе включаются в качестве случайных факторов (см. Раздел «Метод»). В совокупности выясняется, что взаимосвязь между ситуативными эмпатическими реакциями и диспозиционной эмпатией требует дальнейшего изучения, в частности, путем более систематического манипулирования ситуативными эмпатическими реакциями и использования большого количества стимулов, вызывающих эмпатию.Таким образом, будут получены более надежные оценки ситуационной эмпатии и станет возможным расширенный статистический анализ.

Кроме того, как отмечалось ранее, не было исследовано, по крайней мере, насколько нам известно, как альтруистические и эгоистические мотивации, вытекающие из двух эмпатических реакций, переводятся в моторное поведение. Таким образом, предыдущие исследования, анализирующие двигательную активность, в основном касались общего воздействия эмпатии на обработку информации, сообщая о более коротком времени реакции (RT) на вызывающие эмпатию стимулы, чем на контрольные стимулы [30,31,32,33], но см. [34].Более того, в исследованиях, посвященных эмпатическому беспокойству и личному дистрессу, использовалось слишком мало испытаний, чтобы оправдать анализ двигательной активности. Таким образом, используя большее количество стимулов, вызывающих эмпатию, станет возможным исследовать, влияют ли два ситуативных эмпатических ответа по-разному на моторное поведение в отношении следующих двух аспектов. Во-первых, согласно [35], личный дистресс сопровождается более высоким уровнем физиологического возбуждения, чем эмпатическое беспокойство. Поскольку возбуждение — это переменная, которая, как известно, увеличивает скорость реакции [36], эти два эмпатических ответа могут по-разному влиять на время реакции (RT).Во-вторых, эмпатическое беспокойство может привести к альтруистической мотивации уменьшить страдания жертвы, тогда как личный дистресс может привести к эгоистической мотивации уменьшить собственное страдание путем выхода из ситуации [14,15]. Мы предполагаем, что эти мотивации проявляются в моторной предрасположенности к движениям приближения или избегания соответственно.

Трудно ответить, является ли такое смещающее воздействие на двигательную систему результатом автоматических аффективных или контролируемых эмпатических процессов.Однако можно проверить, не зависит ли влияние эмпатических процессов на двигательную систему от конкретных целей задачи. Таким образом, согласно определению автоматизма, основанному на признаках [37], эмпатическое влияние на двигательную обработку, независимое от конкретных целей задачи, может быть концептуализировано как «автоматическое» в этом конкретном смысле. В задаче на совместимость движений (подробности см. В разделе «Метод») это может быть выполнено, если участники будут выполнять выборочные реакции в зависимости от другого, не связанного с эмпатией стимула, а не от эмпатического стимула.Чтобы проиллюстрировать это, [38] обнаружил более быстрое отступление (отпускание клавиши) и более медленные движения приближения (нажатие клавиши) к визуальному сигналу go- / nogo, когда он предъявляется через 500 мс, но не через 100 мс после наблюдения за другим человеком, испытывающим физическую боль, что предположительно вызвал личные страдания. С одной стороны, этот конкретный результат демонстрирует, что эмпатические реакции влияют на двигательное поведение независимо от целей задачи (автоматически) в задаче совместимости движений. С другой стороны, это указывает на то, что течение основного эмпатического или мотивационного процесса предположительно довольно медленное.Таким образом, возможно, что когнитивный, а не быстрый автоматический эмпатический процесс смещает двигательную систему. До сих пор, по крайней мере, насколько нам известно, ни одно исследование не изучало, влияют ли и как эмпатическое беспокойство и личный дистресс на моторное поведение приближения и избегания независимым от цели образом.

Текущее исследование

В настоящем эксперименте нас интересовало влияние различных типов боли на эмпатические реакции и результирующее моторное поведение при одновременном контроле потенциального воздействия сосредоточения на себе / другом.Поскольку [10] утверждал, что психологическая боль приводит к эмпатическому беспокойству, если наблюдатель принимает состояние, сфокусированное на другом, тогда как физическая боль должна приводить к личному стрессу независимо от фокуса, мы представили фотографии людей, явно страдающих от физической или психологической боли с описание ситуации (сердечный приступ или смерть матери), способствующее сосредоточению на других.

Основная цель исследования состояла в том, чтобы углубить наше понимание переменных, которые влияют на ситуативные эмпатические реакции, такие как диспозиционные эмпатические черты или ситуационный аффект.В частности, мы проверили гипотезу о том, что общая диспозиционная тенденция к эмпатическому беспокойству и личному дистрессу положительно связана с реальным переживанием эмпатического беспокойства и личного дистресса в конкретной ситуации. Кроме того, мы предположили, что эмпатическое беспокойство будет предсказано как высоким уровнем положительного, так и отрицательного аффекта до эксперимента, тогда как личный дистресс будет предсказан только высоким уровнем отрицательного аффекта. Эта гипотеза аналогична гипотезе [22] для диспозиционного аффекта и диспозиционных тенденций по отношению к опыту эмпатических реакций.Поскольку основное внимание в настоящем исследовании уделялось изучению ситуативных эмпатических реакций и их триггеров, мы измеряли ситуационные, а не диспозиционные аффекты наблюдателя. В связи с этим, несколько исследователей эмпатии [5,39] предположили, что эмпатия возможна только в ситуациях, которые человек уже испытал на себе. Таким образом, мы дополнительно проверили гипотезу о том, что опыт подобных ситуаций в прошлом приводит к более высокому уровню эмпатического беспокойства и личного дистресса.

В качестве второй цели настоящего исследования мы исследовали влияние эмпатии на двигательную активность. Предполагая, что ситуации, в которых человек испытывает личный дистресс, возбуждают больше, чем когда он испытывает эмпатическое беспокойство, мы предположили, что RT должно быть короче для первого и в основном уменьшаться с увеличением уровня индивидуально переживаемого личного дистресса. Важно отметить, что мы предполагаем, что мотивация альтруистического подхода, приписываемая эмпатическому беспокойству, и мотивация эгоистического избегания, связанная с личным дистрессом [14,15], искажают двигательную систему независимым от цели образом.Соответственно, мы предположили, что движения приближения должны быть быстрее в психологическом, чем в физическом состоянии боли, тогда как RT для движений избегания должны быть быстрее в физическом, чем в психологическом состоянии боли.

Метод

Далее мы сообщаем, как мы определили размер нашей выборки, все исключения данных, все манипуляции и все меры в исследовании.

Участников

Мы провели анализ мощности с помощью пакета R «pwr» [40], чтобы оценить размер выборки, необходимый для обнаружения среднего эффекта (f ² = 0.15) психологической боли в сравнении с физической. Насколько нам известно, не существует сопоставимых исследований, на основе которых можно было бы оценить величину эффекта влияния типа боли на баллы эмпатического беспокойства и личного дистресса. Обратите внимание, что [1] обнаружил, что манипуляции с фокусом («я» против «другого») оказывают довольно большое влияние на эти показатели. Поскольку кажется оправданным предположение, что физическая и психологическая боль вызывают различное воздействие на соответствующие показатели, мы выбрали оценку средней величины эффекта.При уровне значимости, установленном на α = 0,05, этот анализ выявил размер выборки не менее 54 участников для достижения статистической мощности (1-β) = 0,80, как рекомендовано [41]. 58 здоровых взрослых студентов (44 женщины и 49 участников-правшей) из Тюбингенского университета со средним возрастом 24,47 года (SD = 5,46, диапазон = от 18 до 47 лет) добровольно приняли участие в эксперименте за плату (8 евро в час). или кредиты курса. Они были заранее проинформированы о записи псевдонимных данных и анонимном долгосрочном хранении данных в соответствии с Общим регламентом защиты данных (DGPR).Данные всех 58 участников, протестированных в этом единственном экспериментальном исследовании, были введены в статистический анализ; никакие данные больше нигде не публикуются.

Аппарат

и запись ответа контролировались Mac Mini (Apple Inc.), на котором была запущена программа MATLAB (The Math Works, Inc., версия R2015a) с использованием Psychophysics Toolbox 3.0.12 [42,43] вместе с пользовательскими подпрограммами MATLAB. Участники сидели в электрически экранированной кабине с низким уровнем шума и низким уровнем внешнего освещения.Упор для подбородка гарантировал постоянное расстояние до экрана Samsung SyncMaster объемом 1100 МБ, на котором были представлены материалы, с разрешением 1280 × 960 пикселей и частотой обновления 60 Гц. Размеры стимулов составляли 318 × 424 пикселей в начале каждого испытания, но изменялись при движении. Устройство ответа состояло из самодельной металлической коробки («ползунок») размером примерно 10 см в высоту, 25 см в ширину и 50 см в длину. Внутреннее устройство слайдера состояло из направляющих, по которым можно было толкать / тянуть ручку (в продольном направлении с общим расстоянием перемещения 38 см).Потенциометр был прикреплен к внутренним рельсам таким образом, чтобы выходное напряжение изменялось в зависимости от положения ручки. Программа калибровки на основе программного обеспечения преобразовала выходное напряжение в сантиметры и была откалибрована так, что 0 см было средним положением со значениями в диапазоне от -18 до +18 см. Внутри устройства также был электромагнит, которым можно было управлять в режиме онлайн с помощью программного обеспечения, чтобы предотвратить перемещение ручки. Чтобы начать движение ручки, когда магнит был неактивен, требовалась сила ~ 150 сН.

Материалы

Слуховые стимулы представляли собой синусоидальные волны 400 и 800 Гц (60 дБ), подаваемые через наушники (Sennheiser, PX-100-II). Иллюстрированные стимулы состояли из 117 картинок, изображающих людей в эмоционально нейтральных ситуациях и в ситуациях, когда им казалось, что они горевали или их преследовала сильная боль в груди (39 картинок для каждого типа боли: отсутствие боли, психологическая боль, физическая боль). боль). На каждой картине изображен один человек; оба состояния боли показали одинаковое количество расовых внутригрупповых (европеоидов) по сравнению с внешними группами (неевропейские).Фотографии с физической болью и некоторые из них с психологической болью были приобретены на коммерческой платформе Fotolia (https://de.fotolia.com). Дальнейшие стимулы грустных людей были выбраны из набора изображений, использованного в [44]. Остальные изображения были выбраны из Международной системы аффективных изображений [45]. Набор картинок будет предоставлен авторами по запросу.

Различные ситуации были выбраны из-за их относительно высокой вероятности столкнуться с ними в повседневной жизни, а также из-за того, что картинки обычно показывают более сильные эмоциональные эффекты, чем текстовые стимулы [46].Конечно, возможно, что такие изображения со средней степенью боли вызывают менее интенсивные эмпатические реакции по сравнению, например, с необычными изображениями чрезвычайных ситуаций, изображающими увечья. Кроме того, были предоставлены письменные описания ситуации (см. Таблицу S1), которые способствовали состоянию сосредоточенности на другом, за которым следовало заявление о том, что человеку грустно из-за смерти его или ее матери или что человек испытывает сильную боль в грудь (например, «Представьте себя на улице лицом к лицу с незнакомцем, который явно плохо себя чувствует.Вы спрашиваете его / ее, что случилось. Он / она отвечает, что он / она только что узнал, что его / ее мать внезапно умерла »,« Представьте, что вы встречаете нового коллегу в своем офисе. Внезапно он / она жалуется на сильную боль в грудном отделе »).

Предварительное испытание.

275 взрослых сотрудников и студентов Тюбингенского университета приняли участие в предварительном веб-тестировании стимулов. Графические элементы и их соответствующие описания были представлены вместе и организованы в шесть списков стимулов.Каждый из шести списков из 19–20 пунктов состоял из трех блоков с эмоционально-психологическими, физическими или отсутствующими картинами боли. Каждый список и, следовательно, каждое изображение оценили от 45 до 46 участников по каждому из семи параметров (см. Таблицу 1).

Средние рейтинговые баллы представлены в таблице 2. Анализ дисперсии (ANOVA) с типом боли между субъектами (отсутствие боли, психологическая боль, физическая боль) и картина случайных факторов были выполнены с поправкой Бонферрони для множественного тестирования (альфа = 0.007). Результаты выявили существенные основные эффекты для всех измерений, кроме измерения реализма ( F (2, 114) = 4,15, p = 0,02), все F s (2, 114)> 15,36, все p s <0,000001. Чтобы исследовать направление значимых основных эффектов, мы выполнили апостериорные тесты Тьюки, о которых сообщается в следующем разделе.

Что касается состояния наблюдателя, отсутствие боли было вызвано меньшим эмпатическим беспокойством по сравнению с состоянием физической боли, p <.001, и по этим двум условиям по сравнению с состоянием психологической боли p s <.001. Личный дистресс показал более низкие значения отсутствия боли, чем состояние психологической боли, p <0,001, и для этих двух состояний по сравнению с состоянием физической боли p s <0,001. Значительно более низкие значения возбуждения были зарегистрированы для состояния отсутствия боли, чем состояние психологической боли, p <0,001, которые оба отличались от состояния физической боли, p s <.05, для которого значение возбуждения было самым высоким.

Что касается факторов, связанных с изображением, состояние изображенных людей было оценено как более позитивное при отсутствии боли, чем состояние психологической боли, p <0,001, и состояние физической боли, p <0,001, тогда как оценки психологической и физической боли не различались, p = 0,37. После коррекции Бонферрони дисперсионный анализ для реалистичности изображений не выявил значительного эффекта условий, следовательно, апостериорные тесты не проводились.

Что касается описания ситуации, самая низкая оценка соответствия между описанием и ситуацией была получена в условиях отсутствия боли, p s <0,001, тогда как изображения, изображающие людей, страдающих от психологической и физической боли, не различались по терминам. соответствия описания ситуации, р = 0,19. Облегчение восприятия перспективы с помощью описания было больше в психологической боли, чем в состоянии физической боли, p <.05, и оба условия показали более высокие значения, чем состояние без боли, p s <0,05.

В заключение, картинки подходили для того, чтобы вызвать сочувствие и личное беспокойство по-разному. Картины физической боли получили самые высокие оценки возбуждения в соответствии с предыдущими исследованиями [30]. Оценки состояния отображаемого человека и реалистичности изображений были удовлетворительными, поскольку они не различались между психологическим и физическим состоянием боли, а только состоянием отсутствия боли.Поэтому мы решили использовать все графические стимулы, за исключением трех картинок каждого состояния, которые были выбросами по некоторым параметрам и поэтому были выбраны в качестве элементов-заполнителей для задачи памяти. Описания ситуации не отличались по соответствию картинкам физического и психологического болевого состояния.

Шкала эмпатического отклика.

Шкала эмпатической реакции [10] состоит из шести пунктов на каждую эмпатическую реакцию. Из-за частого использования этой шкалы в настоящем эксперименте мы сократили шкалу до трех пунктов на эмпатический ответ на основе анализа главных компонентов с вращением Varimax, который выполнялся на данных всех шести пунктов шкалы, включенных в предварительный тест.Были выявлены два компонента, объясняющие более 90% дисперсии (49,9 и 40,8% соответственно). Выбранные элементы позволили четко различить эмпатическое беспокойство и личный дистресс. Перевод на немецкий язык содержал следующие три прилагательных для выражения сочувствия: «mitfühlend» (сострадательный), «bewegt» (перемещенный) и «berührt» (нежный) [нагрузки компонентов: 0,956, 0,962, 0,969]. Тремя прилагательными для личного дистресса были «beunruhigt» (взволнованный), «alarmiert» (встревоженный) и «ängstlich» (обеспокоенный) [нагрузки компонентов: 0.960, 0,913, 0,925]. Средняя оценка эмпатического беспокойства и личного дистресса была получена путем усреднения значений оценок по трем прилагательным.

Задача уклонения от подхода.

Обработка стимулов, вызывающих эмпатию, была совмещена с вариантом задачи «приближение-избегание». Было показано, что эта задача чутко выявляет взаимосвязь между положительно или отрицательно валентными элементами и конкретными реакциями подхода и избегания [47]. Предыдущие исследования с использованием этой задачи показали, что эмоциональные стимулы активируют подход, зависящий от валентности, а не склонности к избеганию независимо от цели [e.г., 48]. Чтобы оценить такие тенденции реакции, участники ответили на несвязанный с эмпатией тональный стимул через 1000 мс после представления вызывающей эмпатию картинки. В конгруэнтных условиях, то есть когда ответ, управляемый тоном, соответствовал ответу, который был активирован альтруистическими и эгоистическими мотивами, участники должны были реагировать быстрее. Эта процедура аналогична той, что использовалась в [38], в которой участники реагировали на визуальный стимул после вызывающих сочувствие картинок.Они обнаружили различное эмпатическое влияние на движения приближения и избегания для ISI 500 мс, но не 100 мс, предполагая, что эмпатическое влияние на двигательную систему требует некоторого времени для развития. Поэтому мы использовали временной интервал 1000 мс, чтобы оценить, влияют ли медленно развивающиеся и продолжительные эмпатические реакции на моторное поведение.

Процедура

Перед тем, как дать свое информированное согласие, участников проинформировали, что они должны будут реагировать на высокий или низкий тон, наблюдая и запоминая изображения людей в грустных, нейтральных или чрезвычайных ситуациях.Кроме того, участников проинформировали, что они могут прервать эксперимент в любое время без каких-либо негативных последствий. Информированное согласие было получено в письменной форме, а данные были сохранены и проанализированы под псевдонимом с анонимным долгосрочным хранением данных. Поскольку в Германии нет положения, которое требовало бы этического голосования для поведенческих исследований у здоровых взрослых, мы не добивались этического одобрения настоящего исследования.

В начале эксперимента были представлены два практических блока по шесть попыток в каждом.Затем экспериментальные графические стимулы были представлены в 18 блоках, каждый из которых состоял из описания ситуации и шести картинок той же категории. В результате каждый участник получил 108 экспериментальных испытаний, при этом каждая картинка была представлена ​​один раз. В задаче памяти, следующей за каждым блоком, было представлено всего девять старых и девять новых изображений (элементы-заполнители).

В текущей версии задачи «приближение-избегание» участники производили движения «приближение-уклонение» к нейтральному аффективному звуковому стимулу, нажимая или потянув за рычаг в зависимости от высоты тона.Была использована новая схема динамического отображения. Здесь размер визуального стимула определялся величиной параметра движения участника. То есть, когда участники должны были выполнить отталкивающее движение от своего тела, воспринимаемое положение глубины изображения в трехмерной графической сцене отодвинулось от участника. В качестве альтернативы, когда требовалось тянущее движение, изображение в той же сцене казалось движущимся к участнику. В отличие от статических парадигм, эта экспериментальная установка позволяет устранить неоднозначность между действием и результатом этого действия.В частности, в рамках статических парадигм движение от тела может быть интернализовано как действие типа отталкивания или достижения цели.

Последовательность событий в пределах одного блока изображена на рис. 2. В начале каждого блока участникам давали описание ситуации, в которой они либо встречали кого-то, кто испытывал сильную боль в груди, либо горевал. из-за смерти матери или находившейся в эмоционально нейтральной ситуации.Затем последовала презентация шести экспериментальных картинок. После каждого блока участников просили оценить свои эмпатические ответы на введенной выше сокращенной версии Шкалы эмпатических ответов [10]. После этого им показывали знакомую или незнакомую картинку и спрашивали, входила ли она в предыдущий блок, чтобы направить их внимание во время блока на картинки.

Рис. 2. Схема процедуры одного блока: Представление описания ситуации с последующими шестью попытками, состоящими из стартового экрана (1000 мс), креста фиксации (1500 мс), представления изображения, предъявления тона через 1000 мсек. начало картины, подход vs.избегание движения (до 2000 мс), приводящего к увеличению или уменьшению изображения, и 500 мс после смещения движения, представление обратной связи (1000 мс).

В конце блока участники заполнили шкалу эмпатической реакции и задание на память. Картинка не входила в набор стимулов, но была выбрана в иллюстративных целях.

https://doi.org/10.1371/journal.pone.0225102.g002

Участники определяли начало каждого испытания, перемещая ползунок в исходное положение.Это положение соответствовало +/- 1 см от среднего положения, как визуально указывается на дисплее стимула; как только ползунок оказался внутри этой области, тормоз был применен. Через 1000 мс после приведения ползунка в это положение проба началась с предъявления фиксирующего креста в течение 1500 мс с последующим отображением графического стимула, тем самым отпуская тормоз. Через 1000 мс тональный сигнал подавался в течение 200 мс. Участники должны были отреагировать на тональный сигнал в течение 2000 мс после его появления.Изображение исчезло через 500 мс после смещения движения, и была показана обратная связь для правильных, неправильных, слишком быстрых (начало движения <200 мс) или слишком медленных (начало движения> 2000 мс) ответов в центре экрана в течение 1000 мс. Затем последовал пустой экран длительностью 1000 мс. RT был определен как временной интервал от начала изображения до момента, когда ползунок достиг положения 0,2 см от фактической начальной точки.

Порядок физической боли, психологической боли и безболезненных состояний был рандомизирован среди участников с ограничением, что движения приближения и избегания происходили одинаково часто для каждого изображения и что два последовательных блока всегда были одного и того же состояния.Сопоставление высоты тона с направлением движения (толкать / тянуть) было сбалансировано для всех участников. В половине блоков задача памяти состояла из изображения предыдущего блока, в другой половине было представлено новое изображение (элемент-заполнитель).

В начале и в конце эксперимента мы попросили участников заполнить PANAS, чтобы оценить ситуативный положительный и отрицательный эффект [28, 49]. В конце эксперимента, после PANAS, участников дополнительно спрашивали, испытывали ли они когда-либо потерю близкого родственника или сердечный приступ близкого человека.Ответив на вопросы о своем прошлом опыте, они, наконец, завершили немецкую версию IRI [19], Saarbrücker Persönlichkeitsfragebogen (SPF) [50], как показатель диспозиционной эмпатии.

Анализ данных

Мы проанализировали влияние различных переменных на эмпатическое беспокойство и личные баллы дистресса, используя моделирование LME [51] с помощью R и пакета lme4 [52]. В моделировании LME выборку участников и предметов (в нашем случае фотографии) можно учесть, включив участников и предметы как случайные эффекты в единую модель [29,51].Помимо других преимуществ подхода к моделированию LME, он позволяет обобщать результаты как по участникам, так и по элементам [29,51]. В настоящем исследовании в качестве случайных эффектов мы ввели случайные перехваты для субъектов и предметов и случайный наклон для каждого субъекта для типа боли. Дополнительный случайный наклон по каждому пункту для типа боли не был включен, потому что каждая фотография была представлена ​​только в одном из состояний боли, следовательно, была вложена в тип боли. Что касается эмпатического беспокойства, мы включили в полную модель как фиксированные эффекты диспозиционное эмпатическое беспокойство и диспозиционный личный дистресс, тип боли, положительные и отрицательные эмоции до эксперимента и исключили их поэтапно.Что касается личного дистресса, полная модель включала в себя фиксированные эффекты диспозициональную эмпатическую озабоченность, диспозициональный личный дистресс, тип боли, положительные и отрицательные эмоции до эксперимента, исключая их поэтапно. После каждого шага модели сравнивались, чтобы определить наиболее подходящую модель.

Чтобы напрямую сравнить влияние типа боли на два эмпатических ответа, была рассчитана новая зависимая переменная (разница в баллах) и введена в дисперсионный анализ с повторными измерениями, включая факторный тип боли с уровнями психологической и физической боли.Более конкретно, на первом этапе средние значения эмпатического беспокойства и личного дистресса нейтральных состояний были вычтены из значений двух других болевых состояний для каждого участника, чтобы скорректировать разницу в шкале. На втором этапе полученные личные баллы дистресса вычитались из баллов эмпатического беспокойства. Полученные баллы разницы были введены как зависимая переменная в дисперсионный анализ ANOVA с повторными измерениями.

Для RT мы применили моделирование на LME. В качестве случайных эффектов мы ввели случайные перехваты для субъектов и предметов и случайный наклон по каждому субъекту для типа боли.В качестве фиксированных эффектов мы включили в полную модель ситуативную эмпатическую озабоченность и личный дистресс, а также взаимодействие «Направление движения» (толкание против тяги) × тип боли (психологическое против физического).

Уровень значимости был установлен на альфа = 0,05, и были проведены апостериорные тесты с поправкой Бонферрони.

Результаты

Описательные результаты

Точность ответа.

Средняя точность ответа на пробные тона была высокой (98,12%; диапазон = 84.25–100%). Участники также следовали инструкциям по обработке изображений, о чем свидетельствует высокая точность задания на запоминание (94,44%; диапазон = 77,78–100%).

Положительное и отрицательное влияние.

По сравнению с началом эксперимента, значения по шкале положительных аффектов были ниже после эксперимента (27,74 против 25,18), t (57) = 4,27, p <0,001 и выше на отрицательных шкала влияния (11,90 против 13,36), t (57) = 4,98, p <.001.

Диспозиционная эмпатия.

Диспозиционная эмпатия, измеренная с помощью SPF, варьировалась от 32 до 58 ( M = 43,58, SD = 5,76), со средним значением диспозиционной эмпатической озабоченности 15,03 (SD = 2,57) и личной оценкой дистресса 11,74 ( SD = 3,31).

Влияние на ситуативные эмпатические реакции

Измерения ситуативных эмпатических ответов с помощью сокращенной версии шкалы эмпатических ответов [10] показали отличную внутреннюю согласованность (эмпатическое беспокойство: α Кронбаха =.98, личное бедствие: α Кронбаха = 0,92). Значения как ситуативной эмпатической озабоченности ( M, = 3,28, SD = 1,30), так и личного дистресса ( M = 2,63, SD = 1,07) находились в диапазоне от 1 до 8. Два эмпатических ответа сильно коррелировали, r =. 78, стр. <0,001.

Ниже представлены результаты анализа LME. Для эмпатического беспокойства наиболее подходящая модель с типом боли, негативным и позитивным аффектом в качестве фиксированных эффектов представлена ​​в таблице 3.Исключение диспозиционного личного дистресса из полной модели не ухудшило соответствие модели, χ ² (1) = 0,37, p = 0,54. Соответствие модели также не ухудшилось из-за дальнейшего исключения диспозиционного эмпатического беспокойства, х ² (1) = 0,42, p = 0,52. Напротив, дальнейшее исключение любого типа боли, отрицательного или положительного аффекта значительно уменьшило соответствие модели: × ² (2) = 73,60, p <.001, χ ² (1) = 3,94, p <0,05 и χ ² (1) = 4,02, p <0,05, соответственно.

Для личного дистресса наиболее подходящая модель с типом боли и негативным аффектом в качестве фиксированных эффектов представлена ​​в таблице 4. Исключение диспозиционного эмпатического беспокойства не ухудшило соответствие модели, χ ² (1) = 2,20, p = 0,14, а также дальнейшее исключение диспозиционного личного дистресса, χ ² (1) = 0.68, p = 0,41. Подгонка модели также не ухудшилась из-за дальнейшего исключения положительного аффекта, × ² (1) = 0,07, p = 0,80, тогда как исключение типа боли и отрицательного аффекта значительно ухудшило соответствие модели, χ ² (2) = 61,30, p <0,001 и χ ² (1) = 9,27, p <0,01 соответственно.

Тип боли.

ANOVA средней разницы оценок эмпатического беспокойства минус личный дистресс с поправкой на различия шкал (рис. 3) выявил значимый тип болевого эффекта, F (1, 57) = 67.5, p <0,001, η ² = 0,54. Апостериорные t -тесты показали, что оценка эмпатического беспокойства была в среднем на 1,44 (95% ДИ [1,12, 1,77]) балла выше, чем у личного дистресса в состоянии психологической боли, t (57) = 8,92, р <.001. В условиях физической боли средняя разница была отрицательной (-0,65, 95% доверительный интервал [0,99, 0,31]), а также значительно отличалась от нуля, говоря о более низком эмпатическом беспокойстве, чем личные оценки дистресса, t (57) = — 3.82, стр. <0,001.

Предыдущий опыт.

45 участников уже пережили потерю близкого родственника, тогда как только 13 пережили сердечный приступ близкого человека. Те, кто уже испытал потерю, сообщили о меньшем ситуативном личном стрессе во время эксперимента, чем те, кто не испытал (2,49 против 3,08), t (25,91) = -2,09, p <0,05, 95% доверительный интервал [2,16, 2.82], [2.59, 3.59]. Однако то, пережили участники потерю близкого человека или нет, не повлияло по-разному на количество эмпатического беспокойства (3.19 против 3,59), t (20,96) = -1,02, p = 0,32, 95% доверительный интервал [2,78, 3,58], [2,85, 4,32].

Моторные реакции

Для анализа RT мы исключили все испытания с неправильным ответом, испытания со временем начала движения менее 200 мс или смещением движения более 2000 мс (1,88%), а также все испытания с частичной ошибкой, в которых движения ползунка начинались в неправильном направлении. но закончился в правильной конечной точке (3,77%). В среднем участники ответили через 527 мс после звукового сигнала.Модель, наиболее подходящая для объяснения RT с фиксированными эффектами типа боли, ситуативного эмпатического беспокойства и личного дистресса, представлена ​​в таблице 5. Исключение направления движения из полной модели не ухудшило соответствие модели, χ ² (2 ) = 0,04, p = 0,98 (см. Рис. 4). Подгонка модели также не ухудшилась при дальнейшем исключении типа боли, × ² (1) = 1,54, p = 0,21. Напротив, дальнейшее исключение либо ситуативного эмпатического беспокойства, либо ситуативного личного дистресса значительно уменьшило соответствие модели: х ² (1) = 11.15, p <0,001 и χ ² (1) = 14,50, p <0,001, соответственно.

Обсуждение

Целью этого исследования было изучить, влияют ли ситуативные переменные, такие как тип боли (психологическая / физическая) и влияние на эмпатическое беспокойство и личный дистресс, а также насколько сильно эти эмпатические реакции связаны с диспозиционными эмпатическими чертами. После оценки нескольких переменных, таких как аффект, диспозиционные эмпатические черты и ситуативные эмпатические реакции на изображения людей, страдающих психологической, физической или отсутствующей болью, результаты показали следующую закономерность.На ситуативное эмпатическое беспокойство и личный дистресс повлияли ситуативные переменные, но не диспозиционные черты. Более того, было обнаружено, что мотивационные последствия, которые, как считается, вытекают из двух эмпатических реакций, не отражаются на двигательных характеристиках приближения и избегания.

Прежде чем подробно обсуждать основные результаты, касающиеся возникновения эмпатического беспокойства и личного дистресса, важно отметить приемлемую внутреннюю согласованность сокращенной и переведенной версии Шкалы эмпатического отклика [10], подразумевая, что эта шкала является надежным инструментом. для измерения ситуативного эмпатического беспокойства и личного дистресса.Настоящий эксперимент отличался от предыдущих [20,22,23] в отношении материалов, используемых для выявления эмпатического беспокойства и личного стресса. Важно отметить, что, как упоминалось выше, индивидуальные значения по обеим шкалам находились в диапазоне от самого низкого до самого высокого возможного значения, подразумевая, что текущая парадигма предъявления стимулов, изображающих вполне вероятные ситуации повседневной жизни, подходит для того, чтобы вызывать различные эмпатические реакции у участников. Конечно, средняя оценка эмпатического беспокойства и личного дистресса не достигла крайних значений, но находилась в том же промежуточном диапазоне, что и в предыдущих исследованиях [14].

Что наиболее важно, в данном эксперименте удалось систематически управлять возникновением двух ситуативных эмпатических реакций путем изменения типа боли, когда участники находились в состоянии, сфокусированном на других. Как и предполагалось, наши результаты показывают, что люди, испытывающие психологическую боль из-за смерти близкого человека, спровоцировали значительно большее ситуативное эмпатическое беспокойство, чем личный дистресс. С другой стороны, люди с физической болью в груди, как если бы во время сердечного приступа, вызывали у наблюдателя более высокий личный дистресс, чем сочувствие.По крайней мере, насколько нам известно, текущее исследование является первым исследованием и подтверждением предположения [10] о том, что физическая боль вызывает у наблюдателя более личный дистресс, тогда как психологическая боль в сочетании с состоянием, сфокусированным на других, вызывает большее сочувствие.

Следует отметить, что, как и в предыдущем исследовании [14,22], мы обнаружили, что два ответа сильно коррелировали между участниками. Таким образом, похоже, что люди испытывают возрастающие уровни ситуативного эмпатического беспокойства с возрастающими уровнями личного дистресса и наоборот.Согласно [14], для такого исхода существуют три причины: эмпатическое беспокойство и личное беспокойство вызываются ситуациями с другими нуждающимися людьми. В результате ситуационные характеристики, такие как интенсивность боли или близость к нуждающемуся человеку, влияют на них обоих. Во-вторых, на них обоих влияет общая эмоциональность наблюдателя или даже его или ее готовность сообщать об эмоциях. И, наконец, значения прилагательных шкалы эмпатической реакции частично совпадают, что также способствует положительной корреляции.

В совокупности нынешняя парадигма представления изображений, изображающих физическую и психологическую боль, в сочетании с описанием ситуации, вызывающей состояние, сфокусированное на другом, доказала свою перспективность в выявлении ситуативной эмпатической озабоченности и личного дистресса. Важно отметить, что, поскольку участники выполняли выборочные реакции на несвязанные императивные тональные стимулы, мы считаем вероятным, что содержание изображения (тип боли) из-за его несущественного для задачи характера смещало двигательную систему независимым от цели образом.Более того, эмпатические реакции, вызванные стимулами, были надежно измерены с использованием сокращенной шкалы эмпатических ответов, что расширило понимание предыдущих исследований, которые систематически не манипулировали возникновением эмпатического беспокойства и личного дистресса [20,22,23]. В отличие от этих исследований, настоящий подход позволил измерить спонтанное возникновение ситуативного эмпатического беспокойства и личного дистресса по многочисленным стимулам, контролируя при этом влияние состояния, сфокусированного на себе и на других.В результате стало возможным рассматривать как участников, так и стимулы как пересекающиеся случайные эффекты с использованием линейного анализа моделирования смешанных эффектов, что впервые в области исследования эмпатии позволило обобщить как участников, так и стимулы. Мы предполагаем, что принятие нынешнего методологического подхода в будущих исследованиях обещает раскрыть новые идеи о ситуативных эмпатических реакциях.

Второй ключевой вывод касается ассоциации ситуационного аффекта и ситуативных эмпатических реакций.Здесь подход к моделированию линейно-смешанных эффектов расширяет предыдущую работу, включая различные релевантные переменные, контролируя эффекты, специфичные для элементов. Этот анализ показал, что эмпатическое беспокойство положительно коррелирует с положительным и отрицательным аффектом, тогда как личный дистресс положительно коррелирует только с отрицательным аффектом. Отсутствие связи между положительным аффектом и личным дистрессом согласуется с предположением о том, что личный дистресс переживается, когда наблюдатели переполняются отрицательными эмоциями [53].Текущие результаты особенно интересны, поскольку они, по-видимому, согласуются с предположениями [22] о потенциальной взаимосвязи между диспозиционным аффектом и диспозиционным эмпатическим беспокойством, а также личным дистрессом, которые до сих пор не исследовались систематически. Поскольку Айзенберг и его коллеги сосредоточились на ассоциациях между диспозиционными переменными, а мы — на тех, между ситуативными переменными, будущие исследования должны измерять как диспозиционные, так и ситуативные аффекты и проверять, какие из этих мер связаны с возникновением диспозиционной и ситуативной эмпатической озабоченности и личного дистресса. при этом также принимая во внимание влияние аффекта.

Третий важный вывод касается того факта, что диспозиционное эмпатическое беспокойство и личный дистресс не внесли достоверного вклада в объяснение переживания ситуативного эмпатического беспокойства и личного дистресса, когда диспозиционные (эмпатические черты) и ситуативные переменные (тип боли, отрицательный, и положительный эффект) были включены в модель LME. Этот результат контрастирует с результатами умеренной корреляции между показателями диспозиционной и ситуативной эмпатии, о которых сообщалось в предыдущих исследованиях [22,23].Эти исследования не контролировали влияние ситуационных переменных, тогда как текущее исследование, по крайней мере, насколько нам известно, является первым, в котором совместно анализируются переменные состояния (аффект, тип боли) и диспозиционные черты. Поэтому мы предполагаем, что аспекты ситуации гораздо более важны для предсказания возникновения эмпатической озабоченности и личного дистресса, чем индивидуальные различия в эмпатических чертах. Это конкретное понимание имеет важные последствия для изучения эмпатических реакций в более общем плане.Например, недавние исследования, посвященные поведенческим и нейронным коррелятам эмпатических реакций, в основном были сосредоточены на индивидуальных различиях в диспозиционном эмпатическом беспокойстве и личном дистрессе [54,55,56]. Однако они не оценивали, вызывают ли стимулы, вызывающие эмпатию, индивидуально различные ситуативные эмпатические реакции, измеренные шкалой эмпатических ответов, по-видимому, потому, что часто неявно предполагается, что черты диспозиционной эмпатии и ситуативные эмпатические реакции тесно связаны друг с другом.По крайней мере, в свете имеющихся данных это предположение сомнительно, и, следовательно, вышеупомянутые исследования могут дать предвзятую картину в отношении нейронных коррелятов, связанных с эмпатическими ответами. Таким образом, в будущих исследованиях следует уделить внимание этой проблеме и дополнительно измерить ситуативные эмпатические реакции при изучении нейронных и поведенческих коррелятов эмпатии.

Еще один важный вывод касается предыдущего опыта участников. Общее предположение состоит в том, что на сочувствие должен влиять опыт наблюдателя [5,57,58].Наши результаты показывают, что участники испытывали меньше ситуативного личного стресса во время эксперимента, если они уже пережили потерю близкого родственника, чем если бы они этого не сделали. Это могло быть связано с осознанием того, что справляться с трудными ситуациями возможно.

Установив связь между диспозиционными и ситуативными переменными, мы далее стремились исследовать, влияют ли эти две эмоции на двигательную обработку по-разному. Результаты показали, что RT снижается с увеличением интенсивности как эмпатического беспокойства, так и личной реакции на дистресс.Этот эффект RT может быть связан с переживанием более высокого уровня возбуждения при столкновении с ситуацией физической или психологической боли. Однако, вопреки нашей гипотезе, состояние физической боли не привело к более коротким временным задержкам, чем состояние психологической боли, хотя оценка значения возбуждения картинок в нашем предварительном тесте показала небольшую, но значительную разницу. Однако, поскольку изображения в этих двух экспериментальных условиях обычно оценивались как гораздо более возбуждающие, чем нейтральные, их относительно сильный эффект возбуждения мог затенять гораздо меньший эффект возбуждения, вызванный двумя эмпатическими реакциями.Кроме того, мы не обнаружили различного влияния типа боли на RT для движений приближения (тяги) и избегания (толкания). Следует отметить, что тон предъявлялся через 1000 мс после начала изображения. Следовательно, возможно, что моторные активации, вызванные вызывающими эмпатию, но не имеющими отношения к реакции изображениями, могли уже исчезнуть в момент появления тона. В этом случае настоящая процедура не позволила бы чутко оценить немедленные автоматические эффекты изображений на двигательное поведение.С другой стороны, предыдущие результаты [38] предполагают, что для развития эмпатического воздействия на двигательную систему требуется некоторое время. То есть мы предполагаем, что введение задержки между изображением, вызывающим эмпатию, и повелительным тональным сигналом позволило участникам полностью воспринять изображения и испытать потенциально более длительный эмпатический ответ. Конечно, как и в исследовании [38], при определении автоматических моторных последствий двух эмпатических реакций было бы информативно использовать диапазон различных коротких и длинных интервалов времени между изображением и появлением тона.Еще одно потенциальное ограничение настоящего исследования состоит в том, что, хотя предварительный тест подтвердил сходство по важным параметрам, изображения не были сопоставлены по яркости, полу, возрасту или привлекательности представленной цели. Кроме того, в будущих исследованиях следует рассмотреть влияние демографических переменных наблюдателя, таких как возраст или пол, путем сравнения одинаково распределенных групп, поскольку их влияние также не определено окончательно [59].

Кроме того, снижая внешнюю валидность, будущие исследования могут также изучить, влияет ли интенсивность изображенных ситуаций по-разному на двигательную обработку с точки зрения подхода и поведения избегания, например, путем предъявления обоих высокоинтенсивных стимулов (например.ж., картинки с изображением увечий) и присутствуют более умеренные бытовые раздражители.

В заключение, в этом исследовании изучались ситуативные и диспозиционные корреляты эмпатического беспокойства и личного дистресса совместно. Это особенно интересно, поскольку в предыдущих исследованиях ситуационный подход [10,18] был отделен от диспозиционного [54,55,56]. В других исследованиях изучалась связь между диспозиционными эмпатическими чертами и психофизиологическими эмпатическими реакциями, такими как реакции мозга или мышечная активность, которые нельзя приравнять к поведенческим показателям, таким как шкала эмпатических ответов [60, 61, 62].Наши результаты, с другой стороны, показывают, что новая парадигма множественных изображений вместе с сокращенной шкалой эмпатической реакции хорошо подходят для выявления и измерения личного дистресса и эмпатической озабоченности путем манипулирования несущественным для задачи образом типом представляемой боли. . Что особенно важно, по крайней мере в этих условиях личный дистресс и эмпатическое беспокойство в основном вызваны ситуативными факторами, такими как аффект и тип боли, а не диспозиционными эмпатическими чертами. Этот результат имеет важное значение для дальнейших исследований, предполагая, что фокус исследования следует сместить с диспозиционных факторов на ситуационные факторы, лежащие в основе эмпатического беспокойства и личного дистресса.Парадигма нескольких изображений позволила обобщить результаты по стимулам и участникам, используя линейный анализ моделирования смешанных эффектов. Это также позволило провести анализ RT, выявив более быструю реакцию на более вызывающую физическую боль (личный стресс), чем на психологическую боль (эмпатическое беспокойство). Вместе настоящее исследование продвигает наше понимание общих черт и различий между этими двумя эмпатическими реакциями, а также предлагает новые методологические инструменты для эффективного манипулирования и анализа эмпатического беспокойства и личного дистресса в будущих исследованиях.

Благодарности

Мы благодарим Яна Г. Маккензи за программирование эксперимента, особенно за создание новой системы динамического отображения для задачи уклонения от сближения, а также за написание программного обеспечения для анализа ползунка.

Ссылки

1. 1. Ламм С., Бэтсон С.Д., Десети Дж. Нейронный субстрат человеческого сочувствия: эффекты перспективного восприятия и когнитивной оценки. Журнал когнитивной неврологии. 2007; 19: 42–58.pmid: 17214562
2. 2. Decety J, Джексон PL. Функциональная архитектура человеческого сочувствия. Обзоры поведенческой и когнитивной нейробиологии. 2004; 3: 71–100. pmid: 15537986
3. 3. Айзенберг Н, Эггум НД. Эмпатический ответ: сочувствие и личное горе. В: Decety J, Ickes W, редакторы. Социальная неврология сочувствия. Кембридж: Массачусетс: MIT Press. 2009. С. 71–83.
4. 4. Певица Т., Ламм С. Социальная нейробиология сочувствия.Летопись Нью-Йоркской академии наук. 2009; 1156: 81–96. pmid: 19338504
5. 5. Престон С.Д., Хофелич А.Дж. Многоликая эмпатия: анализ эмпатических явлений через приближенное, динамическое системное представление о представлении другого в себе. Обзор эмоций. 2012; 4: 24–33.
6. 6. Холл Дж. А., Шварц Р. Сочувствие настоящему и будущему. Журнал социальной психологии. 2019; 159: 225–243. pmid: 29781776
7. 7. Myszkowski N, Brunet-Gouet E, Roux P, Robieux L, Malézieux A, Boujut E, et al.Опросник когнитивной и аффективной эмпатии измеряет два или пять измерений? Доказательства на французском образце. Психиатрические исследования. 2017; 255: 292–296. pmid: 28600998
8. 8. Канске П., Бёклер А., Траутвайн Ф.М., Парианен Леземанн Ф.Х., певица Т. Являются ли сильные эмпатиры лучшими ментализаторами? Доказательства независимости и взаимодействия между маршрутами социального познания. Социальная когнитивная и аффективная нейробиология. 2016; 11: 1383–1392. pmid: 27129794
9. 9. Batson CD, Fultz J, Schoenrade PA.Бедствие и сочувствие: две качественно различные косвенные эмоции с разными мотивационными последствиями. Журнал личности. 1987; 55: 19–39. pmid: 3572705
10. 10. Batson CD, Early S, Salvarani G. Взятие перспективы: вообразить, что чувствует другой, по сравнению с воображением того, что вы бы чувствовали. Вестник личности и социальной психологии. 1997; 23: 751–758.
11. 11. Бернхардт BC, Зингер Т. Нейронные основы эмпатии. Ежегодный обзор нейробиологии. 2012; 35: 1–23.pmid: 22715878
12. 12. Джордан М.Р., Амир Д., Блум П. Отличаются ли сочувствие и забота психологически ?. Эмоции. 2016; 16: 1107. pmid: 27668802
13. 13. Айзенберг Н., Ши К.Л., Карло Г., Найт ГП. Реагирование и познание, связанные с эмпатией: дилемма «курица и яйцо». Справочник нравственного поведения и развития: Исследования. 1991; 2: 63–88.
14. 14. Бэтсон С.Д., О’Куин К., Фульц Дж., Вандерплас М., Айзен А.М. Влияние самооценки дистресса и сочувствия на эгоистическую и альтруистическую мотивацию к помощи.Журнал личности и социальной психологии. 1983; 45: 706.
15. 15. Десети Дж. Нейроразвитие эмпатии у людей. Развитие нейробиологии. 2010. 32: 257–267. pmid: 20805682
16. 16. Заки Дж. Эмпатия: мотивированный счет. Психологический бюллетень, 2014: 140, 1608–1647. pmid: 25347133
17. 17. Decety J, Lamm C. Сочувствие против личного дистресса: недавние данные социальной нейробиологии. В: Decety J, Ickes W, редакторы. Социальная неврология сочувствия.Кембридж: Массачусетс: MIT Press. 2009. С. 199–213.
18. 18. Бэтсон К.Д., Макдэвис К., Феликс Р., Геринг Б., Гольдман Р. Влияние ложной обратной связи возбуждения на воспринимаемое эмоциональное состояние и помощь. 1976; Неопубликованная рукопись. Канзасский университет.
19. 19. Davis MH. Измерение индивидуальных различий в эмпатии: доказательства многомерного подхода. Журнал личности и социальной психологии. 1983; 44: 113–126.
20. 20. Davis MH.Влияние диспозиционной эмпатии на эмоциональные реакции и помощь: многомерный подход. Журнал личности. 1983; 51: 167–184.
21. 21. Coke JS, Batson CD, McDavis K. Эмпатическое посредничество помощи: двухэтапная модель. Журнал личности и социальной психологии. 1978; 36: 752.
22. 22. Айзенберг Н., Фабес Р.А., Мерфи Б., Карбон М., Машк П., Смит М. и др. Отношения эмоциональности и регуляции к ответной реакции, связанной с диспозиционной и ситуативной эмпатией.Журнал личности и социальной психологии. 1994; 66: 776. pmid: 8189352
23. 23. Light SN, Moran ZD, Swander L, Le V, Cage B, Burghy C и др. Электромиографически оцененные эмпатическое беспокойство и эмпатическое счастье предсказывают усиление просоциального поведения у взрослых. Биологическая психология. 2015; 104: 116–129. pmid: 25486408
24. 24. Зикфельд Дж. Х., Шуберт Т. В., Зайбт Б., Фиске А. П.. Эмпатическая забота — это часть более общей общественной эмоции. Границы психологии.2017; 8: 723. pmid: 28539901
25. 25. Вондра Дж. Д., Элсворт ПК. Теория оценки сочувствия и других побочных эмоциональных переживаний. Психологический обзор. 2015; 122: 411–428. pmid: 25961468
26. 26. Лопес-Перес Б., Каррера П., Амброна Т., Осеха Л. Проверка качественных различий между сочувствием и личным дистрессом: измерение основного аффекта и самоориентации. Журнал социальных наук. 2014; 51: 676–680.
27. 27. Джексон П.Л., Брюнет Э., Мельцов А.Н., Десети Дж.Сочувствие исследуется через нейронные механизмы, участвующие в представлении того, что я чувствую, в сравнении с тем, как вы чувствуете боль. Нейропсихология. 2006. 44: 752–761. pmid: 16140345
28. 28. Уотсон Д., Кларк Л.А., Теллеген А. Разработка и проверка кратких показателей положительного и отрицательного воздействия: шкалы PANAS. Журнал личности и социальной психологии. 1988; 54: 1063–1070. pmid: 3397865
29. 29. Джадд С.М., Вестфол Дж., Кенни Д.А. Рассмотрение стимулов как случайного фактора в социальной психологии: новое и всеобъемлющее решение распространенной, но в значительной степени игнорируемой проблемы.Журнал личности и социальной психологии, 2012; 103: 54–69. pmid: 22612667
30. 30. Фаби С., Лейтхольд Х. Сочувствие к боли влияет на перцептивную и двигательную обработку: данные по силе реакции, ERP и колебаниям ЭЭГ. Социальная неврология. 2017; 12: 701–716. pmid: 27643572
31. 31. Фаби С., Лейтхольд Х. Расовая предвзятость в эмпатии: по-разному ли мы обрабатываем темные и светлые руки от боли? Исследование ЭЭГ. Нейропсихология. 2018; 114: 143–157. pmid: 29702161
32. 32.Ху К., Фань З., Хе С. Обнаружение взаимодействия между эмпатической болью и познанием. Психологические исследования. 2015; 79: 1054–1063. pmid: 25476997
33. 33. Мелла Н., Студер Дж., Жилет А.Л., Лабуви-Виф Г. Сочувствие к боли от подросткового возраста до взрослой жизни: исследование потенциала мозга, связанное с событием. Границы психологии. 2012; 3: 501. pmid: 23189065
34. 34. Шэн Ф., Хан С. Манипуляции когнитивными стратегиями и межгрупповыми отношениями снижают расовую предвзятость в эмпатических нейронных реакциях.NeuroImage. 2012; 61: 786–797. pmid: 22542636
35. 35. Айзенберг Н., Фабес Р.А., Мерфи Б., Карбон М., Смит М., Машк П. Отношения диспозиционной эмпатии детей, связанные с их эмоциональностью, регуляцией и социальным функционированием. Психология развития. 1996; 32: 195.
36. 36. Сандерс А. К модели стресса и деятельности человека. Acta Psychologica. 1983; 53: 61–97. pmid: 6869047
37. 37. Мурс А., Де Хауэр Дж. Автоматичность: теоретический и концептуальный анализ.Психологический бюллетень. 2006; 132: 297. pmid: 16536645
38. 38. Моррисон И., Полякофф Э., Гордон Л., Даунинг П. Эффекты реакции, специфичные для наблюдения за болью, на двигательное поведение. Познание. 2007. 104: 407–416. pmid: 16919254
39. 39. де Виньемон Ф., Зингер Т. Эмпатический мозг: как, когда и почему? Тенденции в когнитивных науках, 2006; 10: 435–441. pmid: 16949331
40. 40. Champely S, Ekstrom C, Dalgaard P, Gill J, Weibelzahl S, Anandkumar A, et al.2018. Пакет «pwr». https://cran.r-project.org/web/packages/pwr/pwr.pdf (по состоянию на 25 августа 2019 г.).
41. 41. Коэн Дж. Статистический анализ мощности для наук о поведении (2-е изд.). Хиллсдейл, Нью-Джерси: Лоуренс Эрлбаум. 1988.
42. 42. Brainard DH. Набор инструментов психофизики. Пространственное видение. 1997. 10: 433–436. pmid: 9176952
43. 43. Кляйнер М., Брейнард Д., Пелли Д., Инглинг А., Мюррей Р., Бруссард С. Что нового в Psychtoolbox-3. Восприятие. 2007; 36: 1.
44. 44. Морелли С.А., Либерман М.Д. Роль автоматизма и внимания в нейронных процессах, лежащих в основе сочувствия к счастью, грусти и тревоге. Границы неврологии человека. 2013; 7: 160. pmid: 23658538
45. 45. Лэнг П.Дж., Брэдли М.М., Катберт Б.Н. Международная система аффективных картинок (IAPS): Техническое руководство и аффективные рейтинги. Гейнсвилл, Флорида: Центр исследований психофизиологии Университета Флориды. 1999; 2.
46. 46. Ларсен JT, Норрис CJ, Cacioppo JT.Влияние положительного и отрицательного воздействия на электромиографическую активность над большой скуловой мышью и надциркулирующей мышцей. Психофизиология. 2003. 40: 776–785. pmid: 14696731
47. 47. Криглмейер Р., Де Хауэр Дж., Дойч Р. О природе автоматически срабатывающего поведения подхода и избегания. Обзор эмоций. 2013; 5: 280–284.
48. 48. Криглмайер Р., Дойч Р., Де Хаувер Дж., Де Рэдт Р. Валентность движения активирует поведение избегания приближения независимо от оценки и намерений уклонения от приближения.Психологическая наука. 2010. 21: 607–613. pmid: 20424109
49. 49. Krohne HW, Egloff B, Kohlmann C-W, Tausch A. Untersuchung mit einer deutschen Form der Positive and Negative Affect Schedule (PANAS). [Исследование немецкой версии расписания положительных и отрицательных аффектов (PANAS).] Diagnostica. 1996. 42: 139–156.
50. 50. Paulus C. Der Saarbrücker Persönlichkeitsfragebogen SPF (IRI) zur Messung von Empathie: Psychometrische Evaluation der deutschen Version des Interpersonal Reactivity Index.[Саарбрюкский личный опросник по эмпатии: психометрическая оценка немецкой версии индекса межличностной реактивности]. 2009. http://psydok.sulb.uni-saarland.de/volltexte/2009/2363/
51. 51. Баайен Р.Х., Дэвидсон Диджей, Бейтс ДМ. Моделирование смешанных эффектов с перекрещенными случайными эффектами для предметов и предметов. Журнал памяти и языка. 2008. 59: 390–412.
52. 52. Бейтс Д., Мехлер М., Болкер Б., Уокер С. lme4: Линейные модели смешанных эффектов с использованием Eigen и S4.Пакет R версии 1.1–21. 2019
53. 53. Бэтсон К.Д., Бэтсон Дж. Г., Слингсби Дж. К., Харрелл К. Л., Пикна Х. М., Тодд Р. М.. Эмпатическая радость и гипотеза эмпатии-альтруизма. Журнал личности и социальной психологии. 1991; 61: 413–426. pmid: 1941512
54. 54. Читам М., Педрони А.Ф., Ангус А., Слейтер М., Янке Л. Виртуальный Милграм: сочувствие или личное беспокойство? Данные функциональной МРТ и диспозиционных измерений. Границы неврологии человека. 2009; 3: 29. pmid: 19876407
55. 55.FeldmanHall O, Dalgleish T, Evans D, Mobbs D. Сочувствие ведет к дорогостоящему альтруизму. Нейроизображение. 2015; 105: 347–356. pmid: 25462694
56. 56. Ху И, Стренг С., Вебер Б. Помощь или наказание незнакомцам: нейронные корреляты альтруистических решений как сторонних лиц и их отношения к эмпатической заботе. Границы поведенческой нейробиологии. 2015; 9:24. Pmid: 25741254
57. 57. Эклунд Дж., Андерссон-Страберг Т., Хансен Э.М. «Я также испытал потерю и страх»: влияние предыдущего подобного опыта на сочувствие.Скандинавский журнал психологии. 2009. 50: 65–69. pmid: 18705672
58. 58. Melloni M, Lopez V, Ibanez A. Эмпатия и контекстное социальное познание. Когнитивная, аффективная и поведенческая нейронауки, 2014; 14: 407–425.
59. 59. Баез С., Флихтентрей Д., Пратс М., Мастандуэно Р., Гарсия А.М., Цеткович М. и др. Мужчины, женщины … кого это волнует? Популяционное исследование половых различий и гендерных ролей в эмпатии и моральном познании. PloS ONE, 2017; 12: 1–21.
60. 60.Банисси MJ, Kanai R, Walsh V, Rees G. Межиндивидуальные различия в эмпатии отражены в структуре человеческого мозга. Нейроизображение. 2012; 62: 2034–2039. pmid: 22683384
61. 61. Певица Т., Сеймур Би, Одогерти Дж., Каубе Х., Долан Р.Дж., Фрит CD. Сочувствие к боли включает аффективные, но не сенсорные компоненты боли. Наука. 2004. 303: 1157–1162. pmid: 14976305
62. 62. Sun YB, Wang YZ, Wang JY, Luo F. Эмоциональная мимикрия сигнализирует о болевой эмпатии, что подтверждается лицевой электромиографией.Научные отчеты, 2015; 5: 1–10.

«Ситуационные и личные факторы, влияющие на сотрудников сферы гостеприимства Enga» Пракаша К. Чатота, Роберта Дж. Харрингтона и др.

Ключевые слова

Совместное творчество; Вовлечения сотрудников; Личные факторы; Ситуационные факторы; Стоимость

Аннотация

В этом исследовании изучаются ситуативные и личные факторы, влияющие на участие сотрудников сферы гостеприимства в совместном создании ценности. Концепция совместного создания стоимости возникла из общей литературы по совместному созданию, и мало исследований оценили, как ситуативные и личные факторы улучшают наше понимание создания стоимости.Чтобы изучить эти основные факторы, в трех роскошных отелях в Гонконге и Макао было проведено качественное исследование, включающее углубленные интервью и интервью в фокус-группах. Результаты исследования указывают на то, что пять ситуационных факторов и пять личных факторов влияют на ценность совместной работы для гостей отелей в секторе роскоши. Представлены сведения о возможном использовании этих факторов для лучшего управления вовлеченностью сотрудников и клиентским опытом, что способствует совместному созданию ценности. Обсуждаются последствия исследования и направления будущих исследований.

Дата публикации

1-10-2020

Оригинальное цитирование

Чатот, П. К., Харрингтон, Р. Дж., Чан, Э. С. У., Окумус, Ф. и Сонг, З. (2020). Ситуационные и личные факторы, влияющие на участие сотрудников сферы гостеприимства в совместном создании стоимости. Международный журнал гостиничного менеджмента, 91, N.PAG. https://doi.org/10.1016/j.ijhm.2020.102687

Название источника

Международный журнал гостиничного менеджмента

Версия публикации

Предпечатная

Колледж

Розен Колледж гостиничного менеджмента

Расположение

Розен Колледж гостиничного менеджмента

ЗВЕЗД Цитирование

Чатот, Пракаш К.; Харрингтон, Роберт Дж .; Чан, Эрик С. У .; Окумус, Февзи; и Сонг, Зибин, «Ситуационные и личные факторы, влияющие на участие сотрудников сферы гостеприимства в совместном создании ценности» (2020). Стипендия факультета и творческие работы . 933.
https://stars.library.ucf.edu/ucfscholar/933

Личное и ситуативное влияние на вождение в нетрезвом виде и трезвое вождение среди группы молодых людей

Вождение в состоянии алкогольного опьянения является важной проблемой безопасности дорожного движения во всем промышленно развитом мире. ^{1– 6} Большая часть исследований в этой области сосредоточена на авариях или записях о судимостях полиции. Более поздний подход заключался в исследовании ситуационных факторов, связанных с вождением в нетрезвом виде. ⁷ Одним из факторов, который был предметом такого исследования, является место, где произошло употребление алкоголя, предшествовавшее инциденту с вождением в нетрезвом состоянии, при этом лицензированные помещения постоянно идентифицируются как наиболее распространенные места среди взрослых, ^{8– 11} , но среди подростков он пил на открытом воздухе или в транспортных средствах. ^{12– 14}

Не все случаи, связанные с употреблением алкоголя, приводят к инцидентам, связанным с небезопасным вождением, и с точки зрения предотвращения было бы полезно знать, чем события, приводящие к вождению в нетрезвом виде, могут отличаться от тех, при которых происходит вождение в трезвом виде. Подходы, ранее использовавшиеся для исследования этого, учитывали разные события, о которых сообщили одни и те же люди, ¹⁵ реакции на гипотетические ситуации, ¹⁶ или общее поведение. ¹⁷ Такие факторы, как наличие альтернативного транспорта и присутствие других людей, не одобряющих вождение в нетрезвом виде, были определены как важные факторы, определяющие, имело ли место вождение в нетрезвом виде.Кроме того, посетители бара, которые приходили одни, с большей вероятностью выпили после отъезда. ¹⁸

Эти исследования, однако, были ограничены тем, что они не могли изучить взаимосвязь между личными характеристиками участников и ситуационными факторами, связанными с фактическим событием. Настоящее исследование было направлено на изучение этой взаимосвязи путем изучения конкретных случаев употребления алкоголя или трезвого влечения среди когорты молодых людей в возрасте 26 лет. Ранее из этой когорты были получены данные об алкогольной зависимости, которая, как известно, связана с вождением в нетрезвом виде ^{19, 20} и дорожно-транспортными происшествиями. ²¹

Целями данного исследования были (а) сравнение личных характеристик тех, кто пьет за рулем или путешествует с водителем в нетрезвом виде, с теми, кто этого не делал, и (б) изучить различия в ситуативных факторах, окружающих случаи алкогольного драйва и трезвого вождения, и на основании этого определить стратегии, которые были успешно использованы для предотвращения инцидентов, связанных с вождением в нетрезвом виде.

МЕТОД

Исследование было основано на мультидисциплинарном исследовании здоровья и развития Данидина (DMHDS), которое представляет собой долгосрочное исследование здоровья, развития, отношения и поведения когорты (n = 1037), родившихся в единственной акушерской больнице в Данидине, Новая Зеландия. с 1 апреля 1972 г. по 31 марта 1973 г.Члены этой когорты наблюдались каждые два года в возрасте от 3 до 15 лет и в возрасте 18, 21 и 26 лет. Более подробная информация о когорте и DMHDS была опубликована в другом месте. ²²

Настоящее исследование было частью последующего наблюдения, проведенного, когда участники исследования были в возрасте 26 лет. В ходе личного полуструктурированного интервью участников опросили об одном конкретном событии (то есть «критическом инциденте»), которое должно было произойти в месте, где был доступен алкоголь, а также была возможность передвигаться на автомобиле.Было проведено пилотное исследование для разработки процедуры, которой необходимо следовать во время этого интервью. ²³ Критерии выбора «критического инцидента» приведены на рис. 1. Чтобы помочь с отзывом и ограничить предвзятость выбора, критическим инцидентом считался самый недавний и не обязательно самый рискованный случай. Информация о критическом инциденте была записана дословно во время интервью, а затем закодирована.

Порядок выбора критического происшествия.

В соответствии с рекомендациями Консультативного совета по алкоголю (www.alcohol.org.nz), инциденты были классифицированы как вождение в нетрезвом виде или трезвое влечение. Если участник исследования был водителем, инцидент считался трезвым, если у него было четыре или меньше стандартных напитков в первый час и не более одного стандартного напитка в каждый последующий час, максимум до восьми стандартных напитков (один новый напиток). Стандартный напиток Зеландии равняется 10 г алкоголя) в противном случае это был инцидент из-за пьянства.Если участник исследования был пассажиром, это было классифицировано как инцидент при вождении в нетрезвом виде, если водитель выпил четыре или меньше порций, не определено, пил ли водитель 5–8 стандартных напитков, в противном случае это был инцидент из-за вождения в нетрезвом виде. Были исключены случаи, когда трезвость водителя не была установлена ​​или если инцидент произошел не в Новой Зеландии.

Фон и демографические показатели были получены в других интервью при оценке DMHDS в возрасте 26 лет. Социально-экономический статус измерялся с помощью шкалы Элли-Ирвинга, которая рассчитывается с учетом рода занятий и образования. ²⁴ Показатели зависимости от алкоголя и марихуаны были получены в возрасте 21 года с использованием модифицированной версии расписания диагностических интервью. ^{25– 27}

χ ² Статистические тесты использовались для изучения различий в фоновых характеристиках тех, кто участвовал в инцидентах, связанных с трезвым вождением и вождением в нетрезвом состоянии. ²⁸ Для критических инцидентов включены некоторые цитаты из интервью, чтобы предоставить дополнительную контекстную информацию.

РЕЗУЛЬТАТЫ

Из первоначальных 1037 членов когорты DMHDS 969 (93%) прошли собеседование по вопросам безопасности дорожного движения в возрасте 26 лет. Из них 750 сообщили о «критическом происшествии», 663 (88%) — о трезвом вождении и 87 (12%) — о происшествии из-за вождения в нетрезвом виде. Остальные 219 не имели критических происшествий. Известно, что 18 из исключенных умерли, 11 были исключены по разным причинам (например, трое были инвалидами), а 39 (4% от исходной когорты) были отклонены или пропали без вести.

Сравнение личных характеристик тех, кто сообщил о вождении в нетрезвом виде или трезвом вождении, показано в таблице 1. Быть мужчиной, не состоящим в браке, с низким социально-экономическим статусом, отсутствием школьного образования и зависимостью от алкоголя или марихуаны в возрасте 21 года — все они были значимыми. связанные с участием в инциденте, связанном с вождением в нетрезвом виде.

Демографические характеристики и зависимость от марихуаны и алкоголя среди участников инцидентов, связанных с трезвым вождением и вождением в нетрезвом виде

Таблица 2 показывает, что по сравнению со случаями трезвого вождения, случаи вождения в нетрезвом виде с большей вероятностью были связаны с употреблением алкоголя в баре (51% против 36%) и напитками после работы (24% против 12%) , в провинциальном городе (66% против 81%) и в пятницу вечером (43% против 25%).

Справочная информация о мероприятиях, в которых участвовали участники инцидентов, связанных с трезвым вождением и вождением в нетрезвом виде

События, приводящие к авариям, связанным с вождением в нетрезвом виде, реже планировались заранее, с большей вероятностью они были доведены до одиночества и с большей вероятностью были связаны с выпивкой перед поездкой на мероприятие (см. Таблицу 3).

Действия перед мероприятием, включая планирование, поездки и употребление алкоголя для лиц, участвовавших в инцидентах, связанных с трезвым вождением и вождением в нетрезвом виде

Некоторые характеристики мероприятия показаны в таблице 4, причем наиболее частым влиянием на поведение в отношении алкоголя для тех, кто сообщил о случаях вождения в нетрезвом виде, является веселость или атмосфера на мероприятии (36%).Для случаев трезвого вождения это была необходимость водить машину (28%), как в цитате «Я хотел выпить, но общественный транспорт не годится, поэтому мне пришлось сократить употребление алкоголя, чтобы я мог водить». В 24% случаев вождения в нетрезвом виде также использовались марихуана и / или ЛСД.

Характеристики и поведение на мероприятии лиц, участвовавших в инцидентах, связанных с трезвым вождением и вождением в нетрезвом виде

Некоторые заранее определили количество выпивки: «Я был за рулем, мне нужно было уехать, прежде чем я выпью слишком много», но для некоторых на такое намерение иногда влияли неожиданные факторы: «Приходили разные люди, я должен был остаться и поговори с ними ».

Таблица 5 показывает, что пассажиры часто находились в таком же трезвом состоянии, что и водитель, и что участники дорожно-транспортных происшествий в нетрезвом виде часто уезжали в другое место, где выпивали алкоголь (43% против 19%). Водители в нетрезвом виде чаще путешествовали в одиночку, чем трезвые водители (47% против 30%).

Путешествие после мероприятия и связанные с ним факторы для лиц, участвовавших в инцидентах, связанных с трезвым вождением и вождением в нетрезвом виде

Альтернативный транспорт был доступен примерно в трех четвертях инцидентов (таблица 5), но одной из наиболее частых причин того, что водители в нетрезвом виде не использовали его, было нежелание покидать свою машину: «Я хотел поехать домой и не хотел уезжать. машина »,« У меня была собственная машина, и ее было бы сложно получить на следующий день »,« Было бы слишком дорого и хлопотно, если бы я оставил машину ».

Из числа участников инцидентов, связанных с приводом в состояние алкогольного опьянения, 54% признали, что это было рискованно (таблица 5) по причинам, обычно связанным с задержанием полицией. Кроме того, у водителей алкогольных напитков, которые планировали наперед, но изменили свои планы, решение ехать или ехать было импульсивным и отражало нарушение суждений: «Я думал, что у меня есть где остановиться, и они решали, кто спит. где, и я подумал, что не трачу время зря, поэтому просто ушел »,« Я столкнулся с ним только в конце ночи, поэтому я не совсем уверен, сколько он пил, и я был немного пьян тоже».

Только двое водителей в нетрезвом состоянии (3%) сообщили, что другие люди заставляли их водить машину. Кроме того, в случае вождения в нетрезвом виде, когда имело место дальнейшее вождение, примерно 20% приходились на обратные поездки, и часто причиной поездки было выходить на улицу и покупать больше алкоголя.

Был проведен дальнейший анализ для более подробного изучения некоторых областей, представляющих интерес, таких как взаимосвязь между вождением до мероприятия и вождением с него. Более половины (n = 423) участников исследования приехали на мероприятие самостоятельно, 92% (n = 391) из которых также уехали сами.Из них 336 были трезвыми водителями и 55 — водителями в нетрезвом виде. 86% трезвых водителей специально планировали оставаться трезвыми, для водителей в нетрезвом виде сопоставимая цифра составила 55% (n = 23). Из этих 23 водителей в нетрезвом виде 11 выпили больше, чем планировали, и признали, что управление автомобилем было рискованным, а девять выпили столько, сколько они намеревались выпить, но не считали, что водить машину рискованно.

Тип случая (таблица 2) также был исследован для сравнения инцидентов, связанных с вождением в нетрезвом состоянии «после работы» (n = 21) с инцидентами, связанными с вождением в нетрезвом виде после других событий (n = 66), и количества алкоголя, потребленного водителем. .Это показало, что в случае «напитков после работы» только в одном инциденте водитель выпил более 12 стандартных напитков, тогда как в других случаях более половины (n = 36) выпили это количество.

ОБСУЖДЕНИЕ

В то время как в предыдущем исследовании рассматривались личные и ситуативные характеристики инцидентов, связанных с вождением в нетрезвом виде, мы впервые осознаем, что их сравнивали с инцидентами, связанными с вождением в нетрезвом виде. В этом исследовании мы также смогли изучить личные характеристики, такие как алкогольная зависимость, что не всегда возможно для выборки из сообщества.Однако есть несколько других факторов, которые следует учитывать при интерпретации результатов этого исследования. Во-первых, из-за иерархического метода, который мы использовали для выбора «критического происшествия», участники с большей вероятностью сообщали об инцидентах, в которых они были водителем, а не пассажиром. Это было связано с тем, что считалось, что участник исследования с большей вероятностью знал бы подробности события (например, сколько водитель выпил), если бы он был водителем, а не был бы пассажиром.Кроме того, мы хотели сравнить биографию и личные характеристики участников этих событий, и эти данные были доступны только для членов когорты DMHDS. Следовательно, результаты, представленные здесь, не могут быть истолкованы как репрезентативные для распространенности этих различных сценариев среди когорты или любого более широкого населения.

Еще один фактор, который следует учитывать, — это метод, используемый для классификации инцидента как вождение в нетрезвом виде или трезвое поведение. Мы оценили, были ли водители трезвыми или пьяными, на основе собственных отчетов, и точность этих оценок будет варьироваться в зависимости от человека.Есть свидетельства того, что данные о потреблении алкоголя, собранные в порядке, используемом в данном исследовании, занижены по мере увеличения количества. ²⁹ Кроме того, признавая неточный характер этих оценок, мы использовали единообразное определение стандартного потребления напитков для мужчин и женщин. Хотя это могло привести к тому, что некоторые женщины не были классифицированы как водители алкогольных напитков, хотя, возможно, им и следовало быть, это вряд ли сильно повлияло на результаты.

Первой целью этого исследования было выявление личных и фоновых характеристик, которые различались у лиц, вовлеченных в вождение в нетрезвом виде, по сравнению с инцидентами, связанными с трезвым вождением.Самым важным открытием была очень значимая связь между зависимостью от алкоголя и каннабиса в возрасте 21 года и участием в инциденте, связанном с вождением в нетрезвом виде в возрасте 26 лет. Подобные результаты уже сообщались ранее, ^{19– 21} , и это важный момент, потому что тем, кто зависим от алкоголя, чрезвычайно трудно изменить свое алкогольное поведение. Однако они могут принимать решения о вождении, и необходимо рассмотреть меры, специально разработанные для того, чтобы побудить эту группу не садиться за руль.Кроме того, среди водителей, осужденных за правонарушения, связанные с вождением в нетрезвом состоянии, можно выявить лиц, употребляющих алкоголь в пьяном виде, или алкоголиков с помощью инструмента проверки, такого как AUDIT, ³⁰ , и нацелить на них меры, специально разработанные с учетом этого. состояние.

Другими личными факторами, связанными с инцидентами, связанными с вождением в нетрезвом состоянии, были принадлежность к мужчине, более низкий социально-экономический статус, более низкий уровень образования и не состоящий в браке. В частности, ранее было продемонстрировано, что первые три связаны с вождением в нетрезвом виде в Новой Зеландии. ⁴

Вторая цель этого исследования заключалась в сравнении ситуационных факторов, связанных с вождением в нетрезвом виде, с инцидентами, связанными с вождением в трезвом состоянии. При этом мы сочли полезным рассматривать ситуационные факторы как фазы до события, события и после него. Было высказано предположение, что решения, принятые задолго до принятия решения о вождении, очень важны для понимания принятия решения о вождении в нетрезвом виде. ^{7, 17} Эти решения включают в себя: какие мероприятия следует посетить, где они находятся, кто будет водить машину, с кем поехать и что делать после этого. ⁷ Нельсон и др. в 1999 году обнаружили, что заблаговременное планирование избежания вождения в нетрезвом виде в значительной степени коррелирует с фактическим отказом от вождения в нетрезвом виде. ¹⁷ Текущее исследование подтверждает это: инциденты, связанные с трезвым вождением, с большей вероятностью планировались заранее, чем инциденты, связанные с вождением в нетрезвом виде.

Различалось и место употребления спиртных напитков. Если события с алкоголем происходили в баре или в провинциальном городе, чаще всего это приводило к инцидентам, связанным с вождением в нетрезвом виде.Эти результаты аналогичны результатам предыдущего исследования водителей в нетрезвом состоянии или связанных с алкоголем аварий, ^{8– 11, 31} , и предполагают, что принуждение к барам может помочь сдержать такое поведение. Бары также могут быть полезным местом для таргетинга в образовательных кампаниях.

Тип мероприятия, на котором люди пьют за рулем, ранее не привлекал особого внимания. В целом, почти четверть инцидентов, связанных с вождением в нетрезвом состоянии, были классифицированы как напитки после работы, и могут потребоваться дополнительные предостережения.

В соответствии с другими исследованиями, ¹⁷ это исследование показало, что, если люди приезжали на мероприятие в одиночку, это с большей вероятностью привело к инциденту из-за вождения в нетрезвом виде, чем если бы они путешествовали с другими людьми, особенно с членами семьи. Кроме того, посетители бара с высокой концентрацией алкоголя в крови, которые прибыли одни, с большей вероятностью уехали из бара. ¹⁸ Однако это может не относиться к более молодым водителям в нетрезвом виде, которые, как было показано, с большей вероятностью имеют пассажиров. ¹²

Неудивительно, что те, кто приехал на мероприятие, с большой вероятностью уехали с него, независимо от того, сколько алкоголя они выпили. Это показывает, что людей нужно отговаривать от вождения, если они знают, что собираются выпить. Это, пожалуй, самый важный и поддающийся изменению аспект этих событий, который может привести к уменьшению количества случаев вождения в нетрезвом виде. Это иллюстрируют те, кто планировал оставаться трезвыми, потому что они хотели водить машину, но выпив больше, чем планировали, они все равно уехали с мероприятия, несмотря на то, что осознавали, что это рискованно.В сельской местности, где вождение автомобиля часто является необходимостью, а оставлять автомобиль дома невозможно, могут потребоваться другие подходы, такие как поощрение баров к предоставлению еды и поощрение употребления слабоалкогольных или безалкогольных напитков.

• По сравнению с трезвыми водителями, алкоголики значительно чаще страдали алкогольной зависимостью.

• По сравнению с трезвыми водителями, водители-пьяницы значительно чаще были мужчинами, имели более низкий социально-экономический статус и не имели академической квалификации.

• Решения, принятые перед поездкой на мероприятие, помогли избежать инцидента, связанного с вождением в нетрезвом виде.

• Поездка на мероприятие была тесно связана с бегством с мероприятия, независимо от предварительного планирования или количества выпитого алкоголя.

• Инциденты, связанные с вождением в нетрезвом состоянии, часто сопровождались выпивкой в ​​барах или напитками после работы.

• Водители в состоянии алкогольного опьянения чаще, чем трезвые водители, водили в одиночку.

Было показано, что разницу между человеком с ограниченными возможностями (потеря способности, но все еще имеющим законное право управлять автомобилем) и человеком, находящимся в состоянии алкогольного опьянения (юридически неспособным водить машину), трудно различить, особенно в больших социальных группах. ³² В этом исследовании мы обнаружили, что большинство пассажиров находились в состоянии трезвости (или пьянства), аналогичном водителю. Это означало, что в случае инцидентов, связанных с вождением в нетрезвом состоянии, пассажиры, возможно, не были обеспокоены состоянием инвалидности водителя и не смогли бы оказать «отрезвляющее» влияние.

ПОСЛЕДСТВИЯ ДЛЯ ПРОФИЛАКТИКИ

Сравнивая инциденты, связанные с вождением в нетрезвом виде, с инцидентами, связанными с трезвым вождением, это исследование выявило различия между такими случаями и людьми, сообщающими о них. Молодые люди, зависимые от алкоголя, значительно чаще сообщали о происшествиях, связанных с вождением в нетрезвом виде, и эти люди могут быть особенно важными объектами вмешательства. Существовали очевидные различия в ситуационных факторах, особенно в отношении решений, принятых до самого события.Самым важным вмешательством было бы поощрение людей не садиться за руль на мероприятия, связанные с выпивкой. Если поездка на мероприятие необходима, у них должен быть план по ограничению употребления алкоголя или заранее запланированные альтернативные поездки. И, наконец, если ничего из вышеперечисленного не происходит или если план приема алкоголя не срабатывает (т. Е. Было выпито слишком много для безопасного вождения), то необходимо использовать другие меры вмешательства, такие как ответственность хозяина.

Благодарности

Это исследование финансировалось Консультативным советом по алкоголю Новой Зеландии, Советом по исследованиям в области здравоохранения Новой Зеландии (HRC) и Фондом безопасности дорожного движения.Междисциплинарное исследование здоровья и развития Данидина (DMHDS) финансируется HRC и Национальным институтом психического здоровья США. Исследовательское подразделение по предотвращению травм финансируется совместно HRC и Корпорацией по компенсации несчастных случаев. Авторы благодарят Джудит МакКул, Джудит Слайго, Мелани Парри, Лин Смит, г-жу Джин Симпсон и доктора Ричи Поултона. Мы также хотим поблагодарить докторов Фил Сильву и Ричи Поултона как директоров DMHDS, а также членов когорты DMHDS за их готовность принять участие в этом исследовании.

ССЫЛКИ

1. ↵

   Wilson RJ , Jonah B. Выявление водителей с ограниченными физическими возможностями среди общего числа водителей. J Stud Alcohol 1985; 46: 531–7.

2. Sleet DA , Wagenaar AC, Waller PF. Введение: вождение в нетрезвом виде и укрепление здоровья. Health Education Q1989; 16: 329–33.

3. Фарроу J , Бриссинг П.Риск для DWI: новый взгляд на гендерные различия в влиянии, опыте и отношении к водителям-подросткам в зависимости от пола и вождения. Health Education Q1990; 17: 213–21.

4. ↵

   Бейли Дж. , Карпинтер А. За пределами лимита: вождение в нетрезвом виде в Новой Зеландии . Петоне, Новая Зеландия: DSIR Chemistry, 1991.

   .

5. Уилсон RJ . Вождение в нетрезвом виде. В поисках решения международной проблемы.Алкоголь, здоровье и мир исследований, 1993; 17: 212–21.

6. ↵

   Гуппи А , Адамс-Гуппи Дж. Поведение и восприятие вождения в нетрезвом виде среди международной выборки водителей служебных автомобилей. J Stud Alcohol, 1995; 56: 348–55.

7. ↵

   McKnight A , Langston E, McKnight A, и др. . Основания решений, приводящих к вождению в состоянии алкогольного опьянения. В: Cloeden CN, McLean AJ, ред. Алкоголь, наркотики и безопасность дорожного движения — Т’95 . Аделаида, Австралия: Отдел исследования дорожно-транспортных происшествий NHMRC, 1995: 143–147.

8. ↵

   Lapham SC , Skipper BJ, Chang I, et ​​al . Факторы, связанные с километражем, проеханным между пьяными и арестованными осужденными водителями в нетрезвом виде. Accid Anal Prev1998; 30: 201–6.

9. Харрисон WA . Профессии водителей в нетрезвом виде: использование профессиональной информации для определения характеристик правонарушителей.Accid Anal Prev1998; 30: 119–32.

10. Chang I , Lapham SC, Barton KJ. Питьевая среда и социально-демографические факторы среди правонарушителей DWI. J Stud Alcohol 1996; 57: 659–69.

11. ↵

    O’Donnell MA . Исследования мест употребления алкогольных напитков водителей-алкоголиков: значение для политики профилактики. J Политика общественного здравоохранения 1985: 510–25 (декабрь).

12. ↵

    Vegega ME , Klitzner MD.Вождение в нетрезвом виде среди молодежи: исследование ситуационных факторов риска. Health Education Q1989; 16: 373–88.

13. Basch C , DeCicco I, Malfetti J. Исследование в фокус-группе о процессах принятия решений молодыми водителями: причины, которые могут поддержать решение водить машину в нетрезвом виде. Health Education Q1989; 16: 389–96.

14. ↵

    Lee JA , Jones-Webb RJ, Short BJ, et ​​al . Место употребления алкогольных напитков и риск вождения в нетрезвом виде среди старшеклассников.Поведение наркомана 1997; 22: 387–93.

15. ↵

    Кулик Д. , Розенберг Х. Оценка стратегий выживания студентов университетов и причин вождения в ситуациях, связанных с вождением в нетрезвом состоянии. Accid Anal Prev2000; 32: 85–94.

16. ↵

    Турман Q , Джексон С., Чжао Дж. Исследования и инновации в области вождения в нетрезвом виде: факторное исследование решений о вождении в нетрезвом виде. Исследования в области социальных наук, 1993; 22: 245–64.

17. ↵

    Нельсон Т. , Исаак Н., Кеннеди Б., и др. . Факторы, связанные с запланированным отказом от вождения в состоянии алкогольного опьянения у мужчин из группы высокого риска. J Stud Alcohol, 1999; 60: 407–12.

18. ↵

    Маклин С. , Вуд Л.Дж., Дэвидсон Дж., и др. . Потребление алкоголя и намерения завсегдатаев отеля. Drug Alcohol Rev 1993; 12: 23–35.

19. ↵

    Доусон DA .Альтернативные определения высокого риска нарушения управления транспортными средствами: совпадение большого объема, частого пьянства и алкогольной зависимости. Зависимость от наркотиков и алкоголя, 1999; 54: 219–28.

20. ↵

    Klein JL , Anthenelli RM, Bacon NM, et ​​al. Предикторы вождения в нетрезвом виде у здоровых молодых мужчин: проспективное исследование. Am J Drug Alcohol Abuse 1994; 20: 223–35.

21. ↵

    Fahrenkrug H , Рем Дж.Образцы употребления алкоголя, принятие риска и дорожно-транспортные происшествия среди молодых водителей: результаты швейцарского исследования методом случай-контроль. Соз Правентивмед 1993; 39: 227–38.

22. ↵

    Silva PA , Stanton WR, ред. От ребенка к взрослому. Междисциплинарное исследование здоровья и развития Данидина . Данидин: Oxford University Press, 1996.

    .
23. ↵

    Бегг Д. , МакКул Дж., Лэнгли Дж. Отношение к безопасности дорожного движения, практика и опыт молодых людей в ДТП: пилотное исследование .Данидин: Исследовательское отделение профилактики травм, Университет Отаго, октябрь 1997 г.

24. ↵

    Элли ВБ , Ирвинг Дж. Социально-экономический индекс Новой Зеландии, основанный на уровне образования и доходов по данным переписи 1966 года. N Z J Educ Stud, 1972; 7: 153–67.

25. ↵

    Робинс LN , Helzer JE, Croughan J, et ​​al . График диагностического интервью Национального института психического здоровья: история, характеристики и достоверность.Arch Gen Psychiatry 1981; 38: 381–389.

26. Feehan M , McGee RO, Nada Raja S, и др. . Расстройства DSM-III-R в Новой Зеландии у 18-летних. Aust N Z J Psychiatry, 1994; 28: 87–99.

27. ↵

    Newman DL , Moffitt TE, Caspi A, и др. . Психиатрическое расстройство в когорте молодых людей при рождении: распространенность, сопутствующие заболевания, клиническое значение и частота новых случаев в возрасте от 11 до 21 года.J. Консультируйтесь с Clin Psychol1996; 64: 552–62.

28. ↵

    SAS Institute Inc . Руководство по процедурам SAS, выпуск 6.03, издание . Кэри, Северная Каролина: SAS Institute Inc, 1988.

29. ↵

    Perrine MWB , Mundt JC, Searles JS, и др. . Я выпил только пару бутылок пива: проверка самоотчетов водителей о пьянстве в барах. В: Mercier-Guyon C, ed. Алкоголь, наркотики и безопасность дорожного движения — Т’97 .Анси, Франция: Centre d’Etudes et de Recherches en Medecine du Trafic, 1997: 769–76.

30. ↵

    Babor TF , De La Fuente JR, Saunders J, и др. . AUDIT, тест на выявление расстройств, связанных с употреблением алкоголя, руководство по использованию в первичной медико-санитарной помощи . Женева: Всемирная организация здравоохранения, 1989.

    .
31. ↵

    Бейли Дж. . Исследование вождения в нетрезвом виде в сельской местности .Порируа: Институт экологических наук и исследований, июль 1995 г.

32. ↵

    McKnight AJ , Langston EA, Marques PR, и др. . Определение уровня алкоголя в крови по наблюдаемым признакам. Accid Anal Prev 1997; 29: 247–55.

Примеры ситуативного лидерства и способы развития этого стиля управления

Лидеры, такие как президент США Дуайт Д. Эйзенхауэр, генерал Колин Пауэлл, главный тренер Джон Вуден и главный тренер Патриция Сью Саммит, могут приписать хотя бы часть своего успеха использованию ситуативного стиля лидерства.

Дуайт Д. Эйзенхауэр был верховным главнокомандующим союзников во время Второй мировой войны, а позже — президентом Соединенных Штатов. Его успех на каждой из этих ролей часто объясняется его способностью использовать разные стили лидерства в каждой ситуации.

Во время войны он стал известен своей способностью уравновешивать «интересы и эго плеяды генералов и политических лидеров». Он также был известен тем, что ходил среди войск, здоровался за руки и поднимал настроение.

Его способность приспосабливаться к различным ситуациям и людям помогла ему стать великим дипломатом и лидером, в итоге выиграв два срока на посту президента Соединенных Штатов.

Колин Пауэлл — бывший генерал армии США, государственный секретарь, советник по национальной безопасности и председатель Объединенного комитета начальников штабов. Его роли требовали, чтобы он был решительным лидером, а его воинское звание предполагает, что его подчиненные подчиняются приказам.

Тем не менее, он верил в использование ситуативного подхода к руководству своими командирами в армии.Он признал, что все они имели разные личности, уровни опыта, навыки, сильные и слабые стороны.

Он делится: «Я ситуативный лидер, и я приспосабливаю свой стиль, в определенных пределах, к сильным и слабым сторонам моих подчиненных, поэтому я понимаю, что они могут и чего не могут делать, и я понимаю, где я должен компенсировать за их слабые стороны и за то, где я могу воспользоваться их сильными сторонами — все они разные. Пока они выполняют свою работу эффективно и более чем удовлетворительно, я готов жить с различиями, которые существуют между людьми.Они люди, они не клоны, они все разные, и я думаю, что лучшие лидеры — это те, кто может проанализировать подчиненного или человека и понять, как добиться от этого человека наилучшего ».

Джон Вуден — бывший тренер мужского баскетбольного клуба Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, которого многие считают одним из лучших в истории Америки. Под его руководством Брюинз выиграли 10 чемпионатов, семь из них подряд. Они даже выиграли серию из 88 игр за три сезона, даже с командой, которая постоянно менялась.

Вудена корректировать свой стиль руководства, чтобы адаптироваться к меняющейся динамике команды и потребностям его игроков, можно резюмировать в его цитате: «Когда вы через обучение, вы через него».

Патрисия Сью Саммит была главным тренером баскетбольной команды Lady Volunteer Университета Теннесси в течение 38 лет и была названа 11-м величайшим тренером в любом виде спорта за все время.