Стэнфордский эксперимент: Стэнфордский эксперимент. Почему хорошие люди совершают плохие поступки — Naked Science

перезагрузка. Живая психология. Уроки знаменитых экспериментов

Стэнфордский эксперимент: перезагрузка

Провокационный эксперимент принес всемирную известность Филиппу Зимбардо. Впоследствии им было выполнено множество любопытных опытов, написано несколько интересных книг, но большинству психологов он известен прежде всего как автор классического тюремного эксперимента. Немудрено, что и сам он в своих исследованиях и трудах снова и снова возвращается к старой теме. Во время недавнего визита в Москву Зимбардо представил свою новую книгу «Эффект Люцифера: почему хорошие люди совершают дурные поступки». Поводом к ее написанию стали печально известные события в иракской тюрьме Абу-Грейб, где американские охранники в обращении с беззащитными заключенными проявили чудовищную низость и жестокость. Военное командование тогда поспешило откреститься от садистов в погонах, разведя руками: «В семье не без урода…» По мнению Зимбардо, дело вовсе не в моральном уродстве конкретных офицеров. На такое поведение в похожей ситуации способны очень многие (если не все), и его известный эксперимент служит тому убедительным свидетельством.

Оживление интереса к этой проблеме подстегнуло Голливуд к сочинению киноверсии знаменитого эксперимента. (Документальный фильм, снятый самим Зимбардо, давно широко доступен; есть и вольная художественная версия немецкого производства.) А для психологов классический опыт, как в своей процедуре, так и в связи с вытекающими выводами, по сей день служит предметом оживленной дискуссии.

Иной психолог, возможно, на это возразит: «Мне-то какой прок от давнего американского эксперимента? Разве он имеет какое-то значение для того, чем мне приходится заниматься?» Такой ремесленнический подход никак нельзя одобрить. Во-первых, просто-напросто вызывает сомнения профессионализм специалиста, плохо ориентирующегося в той науке, от имени которой он выступает. Психолог, не знакомый с опытами Зимбардо, подобен врачу, не слышавшему про Флеминга и Пирогова, – такой медик вряд ли достоин звания доктора, разве что фельдшера (кстати, от засилия «фельдшерской психологии» в свое время предостерегал еще Выготский, используя именно этот нелицеприятный термин).

Во-вторых, результаты классического опыта позволяют любому психологу, в том числе и школьному, определиться с той идейной платформой, на которой базируется его практика. По большому счету, самые важные вопросы, на которые каждому из нас надлежит дать себе ответ: каков человек по своей натуре и, соответственно, какого рода влияние на формирующуюся личность может и должно быть нами оказано? Психологами разных школ предлагаются разные варианты ответа. Для гуманистов, чей подход наиболее наглядно воплощен в трудах Маслоу и Роджерса, в человеке изначально заложено всё самое доброе и светлое, необходимо лишь всячески способствовать реализации этих прекрасных задатков. Представители глубинной психологии более пессимистичны: по их мнению, человек от природы наделен низменными и деструктивными наклонностями, которые необходимо по возможности безболезненно канализировать в приемлемое русло. Сторонники поведенческого подхода отвергают обе эти версии, полагая, что изначально в человеке вовсе ничего не заложено, и каким он станет – зависит от того, что будет ему привито. По сути дела профессиональная позиция любого психолога так или иначе тяготеет к одному из трех названных подходов. В пользу любого существуют серьезные аргументы, однако ж ни один не безупречен.

Опыт Зимбардо неожиданно предложил выход из этих «трех сосен». Ведь полученный результат скорее всего можно истолковать так: в натуре любого человека причудливо переплетаются добро и зло, причем самые добропорядочные граждане не избавлены от латентных низменных наклонностей; как человек себя проявит в реальной жизни – зависит от ситуации, в которую он будет поставлен. Соответственно, необходимо всячески нивелировать такие жизненные ситуации, которые пробуждают в человеке зверя, и культивировать те, которые побуждают вести себя достойно.

Кому-то выводы из Стэнфордского эксперимента могут показаться пессимистическими – не очень-то приятно признать в себе палаческие наклонности, пускай и глубоко скрытые. С другой стороны, практически выводы представляются весьма конструктивными и касаются того, какие условия необходимо создать человеку, чтобы он оставался человеком.

Но в том-то всё и дело, что, оказывается, и результаты классического эксперимента, и выводы из них далеко не бесспорны. И прежде чем на них опереться в своем профессиональном самоопределении, любому психологу необходимо разобраться в их сути.

Экспериментальная ситуация, созданная в свое время Зимбардо, сама по себе настолько драматична, что мимо такого сюжета не смогли пройти деятели шоу-бизнеса. От немецкого художественного фильма «Эксперимент» мурашки бегут по спине, а уж голливудский обещает превратиться в настоящий триллер. (Думается, отечественная версия под названием типа «Психо-Гулаг» могла бы получиться не менее впечатляющей, но до этого у нас никто не додумался.) Англичане пошли по другому пути – создали на основе классического сюжета телевизионное реалити-шоу. Курировать этот проект был приглашен сам Зимбардо, который, однако, приглашение отверг, выдвинув довольно странную мотивировку: мол, по этическим соображениям любая попытка повторить его опыт недопустима. (Любопытно, что многочисленные упреки в неэтичности не помешали Зимбардо все эти годы купаться в лучах славы.

) В итоге к организации проекта были привлечены местные психологи – профессор Алекс Хаслам из Университета графства Эксетер и профессор Стив Рейчер из Университета Св. Андрея в Эдинбурге. Памятуя о множестве небезосновательных претензий к этической стороне эксперимента Зимбардо (в наши дни его буквальное воспроизведение действительно невозможно ввиду несоответствия принятому после 1971 г. своду этических норм психологического экспериментирования), организаторы проекта создали специальную комиссию по этике из шести авторитетных общественных деятелей. Поскольку проект планировалось запустить на государственном телеканале Би-Би-Си-1, необходимо было застраховать его от любых претензий этического плана. Лишь после того как авторитетная комиссия, ознакомившись со всеми деталями предстоящего начинания, дала «добро», проект был запущен. Во избежание неловкостей и накладок реалити-шоу, заснятое в декабре 2001 г., вышло в эфир в мае 2002 г. Передача имела широкий общественный резонанс. А 4 года спустя Рейчер и Хаслам изложили ход эксперимента и его результаты в статье в «Британском журнале социальной психологии», вызвав еще более бурную реакцию как в среде психологов, так и широкой общественности.

Полученные ими результаты оказались настолько важными, что описание «Тюремного эксперимента Би-Би-Си» было включено в обязательную программу учебного курса по подготовке социальных психологов наряду с классическим экспериментом Зимбрадо (к огромному неудовольствию последнего, но об этом ниже).

В чем же состоял обновленный эксперимент и каковы его результаты?

Несмотря на очевидную аналогию, тюремный эксперимент Би-Би-Си не был, да и не мог быть точным воспроизведением Стэнфордского эксперимента многолетней давности. (Кстати, важнейшим критерием научной достоверности какого бы то ни было экспериментального результата является его воспроизводимость. То есть аналогичный результат должен быть получен любым исследователем при воссоздании той же экспериментальной ситуации. Так вот, опыт Зимбардо никогда и нигде не был в точности воспроизведен, что оставляет сомнения в научной ценности его результатов.)

15 испытуемым, отобранным из 3 тысяч добровольцев, предстояло в течение нескольких дней вести образ жизни обитателей мест заключения. 10 в случайном порядке выбранных «заключенных» просто жили взаперти, соблюдая рутинный тюремный регламент, пятерым «охранникам» надлежало поддерживать порядок. Немаловажно, что никто из испытуемых в своей реальной жизни соответствующего опыта не имел.

Дополнительным условием явилось то, что по истечении трехдневного срока охранникам предстояло выбрать самого лояльного заключенного и принять его в свои ряды. После этого дальнейших перемещений в группах не предусматривалось.

Душевное состояние участников опыта ежедневно отслеживалось клиническими психологами посредством соответствующих замеров. Также всегда наготове были настоящие полицейские офицеры, которым надлежало немедленно пресечь любые опасные действия с чьей бы то ни было стороны.

В результате ситуация сложилась совсем не та, что когда-то в Калифорнии. Охранники не продемонстрировали никакой свирепости, а некоторые в самоотчетах даже признавались, что чувствуют себя неловко в своей роли. Заключенные же, напротив, довольно быстро сплотились, так что даже избранный на третий день перебежчик покинул их ряды довольно неохотно. На 6-й день назрел бунт, который произошел, однако, без всякого насилия и даже сопротивления со стороны охраны. Все участники проекта согласились образовать своеобразную коммуну, в которой роли уравняются. Коммуна, правда, просуществовала недолго ввиду возникших между участниками противоречий – полное равноправие и анархия устроили не всех, и зачинщиками бунта было предложено организовать новую иерархию подчинения. А поскольку новый регламент ими предлагался даже слишком жесткий, эксперимент пришлось прекратить во избежание злоупотреблений.

Филипп Зимбардо остался новым экспериментом крайне недоволен и безжалостно его раскритиковал. По его мнению, постановку, специально заснятую для показа по телевидению, нельзя считать научным опытом. Поскольку участникам проекта известно о постоянно ведущейся видеозаписи, они не могут вести себя естественно, а скорее «работают на камеру». Однако в его собственном опыте видеокамеры тоже были включены, и участники эксперимента с самого начала не могли не отдавать себе отчет в искусственности экспериментальной ситуации. Вообще упрек в неестественности поведения испытуемых может быть адресован любому лабораторному эксперименту, и собственный опыт Зимбардо тут не исключение. Важнее другое – когда продолжительность эксперимента велика, то испытуемые волей-неволей вживаются в созданную ситуацию. Не будучи профессиональным актером, невозможно день за днем 24 часа в сутки «работать на камеру», и это признают практически все участники подобных проектов. Так, Элвин Морфитт, исполнявший роль заключенного в английском опыте 2001 г., в газетном интервью признавался: «Конечно, все мы знали, что участвуем в эксперименте, однако меня не покидало ощущение, что я заперт в самую настоящую тюрьму».

Уязвленный Зимбардо также заявил, что английский эксперимент не отвечает критерию внешней валидности, то есть полученные в нем результаты не согласуются с явлениями реальной жизни. «Никогда и нигде в мире не бывало такого, чтобы заключенные брали в свои руки бразды правления», – утверждает он. Однако сотрудникам пеницитарной системы хорошо известны многочисленные примеры того, как сообщества заключенных создавали своего рода параллельную администрацию в местах заключения, с которой даже реальной администрации приходится считаться. Разумеется, понятно стремление Зимбардо отстоять собственную монополию на истину, но приходится признать, что его позиция весьма субъективна и даже предвзята.

«Гремучая смесь власти и безнаказанности неизбежно порождает тиранию», – считает Зимбардо. По его мнению, результаты его классического эксперимента свидетельствуют: само по себе вхождение в группу, обладающую властью над другими, провоцирует безнравственность и жестокость. Получив в руки кнут, ты рано или поздно обязательно кого-то ударишь. С другой стороны, низведенные в подчиненное положение обречены на душевный упадок и бессильную ненависть к угнетателям. Причем если держатели кнута способны упиваться своей властью бесконечно, то главная мечта угнетенных – любой ценой вырваться из своего незавидного положения или по крайней мере его не ухудшить (напомним, что в Стэнфордской «тюрьме» заключенные отказались поступиться частью бытовых удобств ради облегчения участи жестоко наказанного товарища).

Результаты нового эксперимента побуждают к критическому переосмыслению этих выводов. Планируя свой опыт, Хаслам и Рейчер опирались на теорию социальной идентичности (Теджфел, 1979), согласно которой поведение человека зависит от того, в какой мере он разделяет ценности группы, в которую оказывается включен. Иными словами, согласно этой теории, если в руках у человека оказался кнут, то из этого вовсе не однозначно следует, что кому-то быть битым. А закованный в кандалы не обязательно поникнет в унылом смирении. И среди угнетателей, и среди угнетенных могут оказаться те, кому эти роли совершенно чужды. Поэтому ситуативное объяснение поведения представляется слишком упрощенным и даже попросту неверным.

Таким образом, принципиальный вопрос, что же заложено в человеческой натуре (и соответственно, чего от человека можно ждать в той или иной ситуации), остается открытым. Впечатляющий урок Стэнфордского эксперимента представляется всего лишь одной из версий ответа, далеко не исчерпывающей и не безупречной.

Но есть и подлинный урок, который можно извлечь из всей этой истории. Оказывается, многое из того, что мы привыкли принимать на веру как установленные факты, относится к разряду легенд, которые не выдерживают проверки столкновением с фактами. Даже эксперименты, признанные классическими, заслуживают критического переосмысления, потому что они, поставив важные вопросы, редко дают на них окончательные ответы.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

Стэнфордский тюремный эксперимент

Стэнфордский тюремный эксперимент Чтобы изучить причины неправомерного поведения в пенитенциарной системе и влияние обстоятельств на поведение человека, в 1971 году Филип Зимбардо разработал и провел любопытный эксперимент. Исследователя интересовал вопрос:

Матрица: перезагрузка

Матрица: перезагрузка Пересмотр существующей ситуации и поиск новых жизненных принципов и ориентиров часто касается трех сфер: профессиональной, семейной и внутренней. Неудовлетворенность в первой из них бывает связана как с недостижением определенных целей,

49. Естественный эксперимент и лабораторный эксперимент

49. Естественный эксперимент и лабораторный эксперимент Естественный эксперимент проводится только в естественных, привычных для субъекта условиях труда, там, где обычно проходит его рабочий день и трудовая деятельность. Это могут быть рабочий стол в офисе, купе вагона,

Эксперимент

Эксперимент Эксперимент – главный метод научной психологии, он настолько важен, что студенты-психологи нередко называют любое психологическое исследование экспериментом, что не вполне верно. В отличие от других методов психологии, эксперимент подразумевает

Перезагрузка

Перезагрузка Если слово «спуститесь» – это лежачий полицейский, который говорит вам, что пора снизить скорость и избавиться от неосознанной предубежденности, то «перезагрузка» – это знак «Стоп», который говорит, что надо окончательно отбросить предубежденность и

Глава одиннадцатая Стэнфордский тюремный эксперимент: этика и практические результаты

Глава одиннадцатая Стэнфордский тюремный эксперимент: этика и практические результаты Мы заехали слишком далеко. Теперь только сила инерции управляет нами, и мы просто дрейфуем в сторону вечности, не рассчитывая ни на отсрочку, ни на объяснение[30]. Том

Стэнфордский тюремный эксперимент: влияние интернета

Стэнфордский тюремный эксперимент: влияние интернета Архивные видеосъемки и слайд-шоу из сорока двух кадров, размещенные на сайте http://prisonexp.org, рассказывают о том, что происходило в течение шести роковых дней нашего эксперимента; здесь можно найти дополнительные

Эксперимент 1

Эксперимент 1 Начните напрягать руку: сожмите пальцы в кулак, напрягите запястье, затем предплечье – до локтя Замечайте при этом, как меняется ваше состояние, как меняется ваше дыхание, где еще появляется напряжение. Продолжите эксперимент с напряжением: напрягите всю

Эксперимент 3

Эксперимент 3 Встаньте прямо и сосредоточьте внимание на правой руке, напрягая ее до предела. Через несколько секунд сбросьте напряжение, расслабьте руку. Проделайте аналогичную процедуру поочередно с левой рукой, правой и левой ногами, поясницей, шеей.Эксперимент

Приложение 1. Стэнфордский опросник для диагностики острой стрессовой реакции (Stanford Acute Stress Reaction Questionnaire)

Приложение 1. Стэнфордский опросник для диагностики острой стрессовой реакции (Stanford Acute Stress Reaction Questionnaire) Инструкция: Ниже приведен перечень переживаний, которые иногда испытывают люди во время и вскоре после стрессового события. Внимательно прочитайте каждое

Парадокс опытов над животными: ставим эксперимент на животном, чтобы доказать, что нельзя ставить эксперимент на животном

Парадокс опытов над животными: ставим эксперимент на животном, чтобы доказать, что нельзя ставить эксперимент на животном Противники опытов над животными исходят из того, что мыши и шимпанзе попадают в сферу моральных соображений, а помидоры и робособаки — нет. Причина в

Стэнфордский опросник застенчивости

Стэнфордский опросник застенчивости Перед вами образец опросника, который заполнили уже свыше 5000 людей во всем мире. Заполните его в быстром темпе, а затем еще раз вдумчиво перечитайте, чтобы понять, насколько застенчивость определяет вашу жизнь. 1. Считаете ли вы себя

Перезагрузка мозга

Перезагрузка мозга Мне задали интересный вопрос: Я убежден, что обладаю очень хорошим мозгом, но, как плохой пока еще пользователь, завалил свой «компьютер» ненужными утилитами, программами, играми и нахватал вирусов. В жизни компьютер просто перезагружают,

Зачем нужна перезагрузка?

Зачем нужна перезагрузка? Семь бед – один Reset Мозг, как и любой другой орган, нуждается в отдыхе. Особенно это важно в тех случаях, когда человек непрерывно думает над одной и той же проблемой. Что называется, «циклится» на ней. При этом очень скоро нейросеть, по которой

Стэнфордский тюремный эксперимент — Великие эксперименты

Знаменитый психологический эксперимент, проведённый в 1971 году американским психологом Филиппом Зимбардо. Эксперимент представляет собой психологическое исследование реакции человека на ограничение свободы, на условия тюремной жизни, и на влияние навязанной социальной роли на поведение.

Пенитенциарная система Америки доказала свою неэффективность. Несмотря на все косметические улучшения, произведенные в последние годы, уровень рецидивизма не удалось снизить ниже 75%. Если учесть, что среднее количество заключенных в Америке — 1,6 миллионов — станет понятно, какая это серьезная проблема. Однако мало кто задумывается о сути этой проблемы. Люди верят в миф о том, что тот высокий уровень агрессивности, неуважения к какой бы то ни было власти и презрения к обществу со всеми его «нормами», которые усваиваются заключенными, происходят по вине самих заключенных, а те жестокость, черствость, грубость, которые становятся «профессиональными заболеваниями» сотрудников — происходят, опять же, по вине самих сотрудников. И вообще — тюрьма — это такое уродское место потому что там собраны одни уроды. В результате, когда происходит бунт заключенных или всплывают факты жестокого садизма сотрудников — то просто меняют, переводят людей, а тюрьма «сама по себе», со всей своей атмосферой, системой взаимоотношений, взглядов, стереотипов, привычек, мнений — остается в неизменном виде. Исследование было оплачено военно-морским флотом США.

Участников набрали по объявлению в газете, и им предлагались 15 долларов в день (с учетом инфляции сумма эквивалентна 76 долларам в 2006 году) за две недели участия в «симуляции тюрьмы». Из 70 человек, отозвавшихся на объявление, Зимбардо и его команда выбрали 24, которых они сочли наиболее здоровыми и психологически устойчивыми. Эти участники были преимущественно белыми мужчинами, принадлежащими к среднему классу. Все они были студентами колледжей.

Группу, состоящую из двадцати четырех молодых мужчин, поделили случайным образом на «заключенных» и «охранников». Что интересно, заключенным потом казалось, что в охранники берут за высокий рост, но на самом деле их честно набрали по жребию, подбрасывая монету, и между двумя группами не было никакой объективной разницы в физических данных.

Собственно условная тюрьма была устроена на базе кафедры психологии Стенфорда. Лаборант-старшекурсник был назначен «надзирателем», а сам Зимбардо — управляющим.

Чтобы помочь надсмотрщикам войти в роль, их попросили помочь с дооборудованием коридора. Из него была вынесена вся мебель, в кабинетах деревянные двери были заменены на стальные решетки, маленький туалет без света приспособлен под «одиночку», две комнаты были также отведены охране и «начальнику тюрьмы» — профессору Зимбардо. В камерах не было окон, не было иной мебели, кроме матрасов, простыней, подушек для трех заключенных. Иметь личные вещи запрещалось. Охранники были уверены, что внимание психологов будет сосредоточено на заключенных, однако на самом деле записывающие видео и аудио устройства были вмонтированы не только в стены камер, но и в комнате охраны. Охранникам выдали деревянные дубинки и униформы цвета хаки военного образца, которые они сами выбрали в магазине. Также им дали зеркальные солнечные очки, за которыми не было видно глаз. В отличие от заключенных, они должны были работать по сменам и возвращаться домой в выходные, хотя впоследствии многие участвовали в неоплаченных сверхурочных дежурствах. Единственным условием было — неприменение силы.

Заключенных попросили в воскресенье быть дома. Они были арестованы настоящим нарядом полиции, им надели наручники, совершенно серьезно объяснили, что они обвиняются в вооруженном ограблении и, под удивленные взгляды соседей, запихнули в машину и отвезли в участок. Там на них завели дело, сняли отпечатки пальцев и поместили в камеру. При этом никто не говорил, что их арест связан с участием в каком-то эксперименте. Всё было вполне натурально. После этого их с завязанными глазами транспортировали в «Стенфордскую тюрьму», где произвели их осмотр, приказав раздеться догола, «очистили от вшей» и присвоили номера. Как уже говорилось, этот коридор факультета психологии не являлся точной копией тюрьмы, однако он являлся вполне действенной моделью, воссоздающей тюремную атмосферу. Участники эксперимента должны были себя чувствовать именно заключенными, а не просто участниками эксперимента. Среди наиболее важных моментов были выделены и воссозданы следующие:

Деиндивидуализация, обезличивание. Тот, кто ещё вчера был уникальной личностью, выделявшейся своими характерными особенностями, как внешне, так и внутренне, попадая в тюрьму теряет свою индивидуальность, становится просто «заключенный номер такой-то». Согласно одному из правил, сформулированных надзирателями, заключенные были обязаны называть себя и обращаться к другим заключенным, используя тюремные номера, а к надзирателям обращаться «Господин тюремный офицер».

Ту же самую процедуру проходят и новобранцы в армии. Как было установлено в ряде экспериментов, конечной целью использования военной формы является именно изменение психологии. «Рядовой такой-то» намного агрессивней, чем «Вася Пупкин», и ему психологически намного легче проявлять жестокость по отношению к столь же обезличенному «солдату» вражеской армии. Цель формы — именно снятие психологических барьеров в отношении жестокости. Быть жестоким с человеком, которого ты воспринимаешь как человека — очень тяжело, быть жестоким с «номером таким-то» намного психологически проще.

Демаскулинизация. Мужчине присуще черты мужественности, твердости, стойкости, смелости и агрессивности, решимости и решительности. Естественно, эти черты характера представляют ряд весьма существенных неудобств для надсмотрщиков, которым нужны именно «мягкие, податливые, уступчивые, робкие, нерешительные, легко управляемые», короче — покорные и послушные заключенные. Всё, что так или иначе связано с мужественностью, с силой, властью — находится исключительно во власти надсмотрщиков (имеющих как атрибут — дубинку). Демаскулинизация заключенных в данном случае выразилась в том, что их заставили носить чулок на голове (чтобы имитировать выбритую голову), лишили возможности носить белье и одели в коротенькие халатики, отчего они сразу стали чувствовать себя «не в своей тарелке», и вся их осанка и движения стали напоминать женские, движения утратили решительность и стремительность. Это также дало возможность охране обращаться к заключенным «милашка», «малышка» и т.п.

Подавление, угнетение. На правой щиколотке заключенных была цепь с замком, которая никогда не снималась. Слабая боль и постоянное неудобство от этой цепи должны были быть постоянным напоминанием заключенному, что он находится во враждебной ему атмосфере тюрьмы. Даже когда заключенный спал, одно неловкое движение — и цепь на правой щиколотке больно ударялась о левую, что не позволяло заключенному забыть, где он даже во сне.

Унижение. Каждый заключенный систематически обыскивался, и их заставляли раздеваться, чтобы быть опрысканными антибактериальным спреем, якобы потому что мы были уверены в их вшивости и микробности. Тюрьма быстро стала грязной и мрачной. Право помыться стало привилегией, в которой могли отказать и часто отказывали. Некоторых заключенных заставляли чистить туалеты голыми руками.

Первый день

В 2:30 заключенные были разбужены резким звонком на свою первую «поверку». Первоначальной целью поверок являлось ознакомление заключенных со своими номерами. Первая поверка прошла за 10 минут, заключенные не восприняли её серьезно, шутили. Охранники тоже ещё не вошли в роль и не знали, как им проявлять свою власть. Однако по сути эти поверки предоставляли возможность охране проявить, поупражняться в контроле над заключенными. Со временем их продолжительность стала возрастать и к концу эксперимента достигла 3 часов. За малейший знак неуважительного отношения к охране, непослушание или просто так заключенных заставляли отжиматься. Охрана обращалась к заключенным либо по номеру, либо «эй, ты», либо используя какую-либо унизительную кличку и, главным образом, для того, чтобы показать свою власть.

Второй день

На утро заключенные взбунтовались… Они сорвали с головы чулки, спороли номера с одежды и завалили матрасами двери камер и стали открыто высказывать свое мнение по поводу охранников. Охрана была в бешенстве, но и в растерянности, поскольку никто не знал, что делать. Прибывшая утренняя смена выразила свое разочарование и высказала подозрение, что ночная смена проявила непозволительную «мягкотелость». Восстание было решено подавить собственными силами. Для этого также была вызвана и третья смена. Для подавления восстания были использованы огнетушители, предоставленные службой пожарной безопасности, обеспокоенной тем, что из помещения «тюрьмы» был всего один выход. Струей леденящей окиси карбона охранники оттеснили заключенных от двери, сорвали с них одежду, выбросили из камер матрасы и посадили руководителя восстания — «№ 8612» в одиночную камеру. Девять охранников смогли справиться с девятью заключенными, однако возможности постоянно содержать такой штат охраны не было. Более того, 1 и 3 смены, участвовавшие в подавлении восстания делали это безвозмездно, поскольку никаких «сверхурочных» условиями эксперимента не предполагалось. Поэтому были использованы более тонкие методы контроля ситуации. Охранники сделали одну из камер — «привилегированной». Трое заключенных, принимавших наименее активное участие в восстании были помещены в эту камеру. Им вернули одежду, матрасы и позволили умыться и почистить зубы. Остальным — нет. Их также особенно хорошо накормили, в то время как остальные «временно лишились этого права», т.е. их не кормили вообще. Через пол дня такой жизни, охранники взяли «хороших» заключенных и поместили их обратно в «плохие» камеры, а вместо них наугад выбрали трое «плохих» и поместили их в «хорошую» камеру. Если причину первого поступка заключенные могли понять, то предположить, что во втором случае охранники сделали это «просто так» они не смогли и решили, что «второму набору» выпали привилегии потому что они являются «информаторами» и таким образом между заключенными возникло взаимное недоверие и подозрительность. Коллектив был расколот.

По словам нашего тюремного консультанта Карло Прескотта, который был недавно досрочно освобожден из тюремного заключения, подобная тактика используется и в реальных тюрьмах, чтобы расколоть союзы заключенных. Например, расизм используется, чтобы возбудить ненависть и натравить друг на друга белых, черных и латино-американцев друг на друга. В реальной тюрьме наибольшую угрозу для заключенного представляет именно сосед по нарам. Другим следствием восстания явилась наоборот возросшая солидарность между охранниками — «товарищество». Также изменился и их взгляд на заключенных, это больше не были «ребята из эксперимента», это были реально-ненавистные враги, причиняющие неудобства и неприятности, которых во что бы то ни стало надо «сломать», за что охрана и принялась со всем ожесточением. Удовлетворение абсолютно любых, даже таких простых и естественных с точки зрения обывателя, потребностей как туалет — стало полностью зависеть от прихоти охраны т.к. и на это необходимо было спросить разрешения, чтобы тебе завязали глаза, наручниками сцепили руки и отвели в туалет. При этом охрана не всегда выполняла просьбы и заключенным приходилось использовать полиэтиленовые пакеты, которые оставались в камере, что вело к дальнейшему ухудшению условий. На право пользования очками или на то, чтобы закурить сигарету также необходимо было получить разрешение надсмотрщика. № 8612 был заядлым курильщиком и таким образом охрана контролировала его с помощью сигарет. Также охрана сконцентрировала на нем свое особое внимание, не упуская случая, чтобы обозвать или как-либо ещё его унизить.

Менее чем через 36 часов у него начались патологические реакции — эмоциональный срывы, истерика, нарушение мышления, неконтролируемые вспышки ярости, крики и слезы. К сожалению, сам «начальник тюрьмы» — д-р Зимбардо, в обычное время известный как человек «очень отзывчивый и внимательный к нуждам окружающих» в данном случае «вошел в роль» и на рыдания № 8612 ответил, что «такой сопляк как ты и дня не протянет в настоящей тюрьме», а также предложил ему сделку — он скажет охране, чтобы те перестали уделять ему «особое внимание», а в обмен он будет сообщать ему «некоторые интересные сведения» о других заключенных и их разговорах. Бывший руководитель восстания был так плох, что вместо отказа, сказал, что он подумает над этим предложением. Когда он вернулся к остальным заключенным, он истерично прошептал «Это не эксперимент, это настоящая тюрьма для психологических экспериментов над людьми и нам отсюда не выбраться». Этот шепот волной ужаса и отчаянья прошел по ряду заключенных, после чего четверо из них прекратили всякое сопротивление издевательствам охраны и стали 100% послушными зомби, лишенными всякой тени собственной инициативности и самостоятельности. Ночью состояние № 8612 резко ухудшилось. Главным по тюрьме был в это время ассистент профессора — Крейг Ханей. Он попросил охрану привести его к себе в кабинет, надеясь, что в кабинете тот сможет немного успокоиться и прийти в себя. Заключенный сказал, что он не в силах больше выносить непрерывные издевательства надсмотрщиков. Видя огромное внутреннее напряжение, прорывающееся то в слезах, то в истерике, Крейг понял, что дело серьезно. «Была глубокая ночь и я не мог позвонить доктору Зимбардо, своему начальнику. Понял, что решение придется принимать мне. Сейчас, спустя годы, оглядываясь назад принятое мной решение кажется простым и естественным, потому что оно было единственно правильным, то в ту ночь оно таковым не казалось. Я учился на 4 курсе и для меня много значило участие в этом эксперименте, подготовка к которому заняла у нас столько времени и результаты которого были в ту ночь ещё совсем неизвестны. Выпуская заключенного я тем самым рисковал всем экспериментом, который мог сорваться. И всё таки я решил отпустить этого парня, потому что человечность во мне перевесила «научность». На следующий день мне пришлось много чего выслушать от начальства, которое не видело, как плох стал парень ночью и потому сомневалось в правильности моего решения и в моем здравомыслии и «преданности науке» вообще. Однако необходимо было найти какое-то объяснение этому случаю и тут мы попали в свои же собственные сети и уцепились именно за ту идею, которую и пытались опровергнуть. А именно мы решили, что произошла ошибка в процедуре отбора и в наш эксперимент просочился какой-то «ненормальный», т.е. мы — пытавшиеся опровергнуть стратегию «во всем винить пострадавшего» и доказать, что ситуация может оказывать сильное деформирующее воздействие на личность и психику человека — при первом же серьезном проявлении этого воздействия попытались сами всё списать и во всем обвинить самого пострадавшего, его якобы «дефектную» личность. Это было проще всего, ведь таким образом снималась ответственность за происшедшее со всех остальных. Однако тот факт, что в течении последующих четырех дней патология проявилась ещё у шести заключенных заставил нас призадуматься и пересмотреть свои взгляды.

День 3

В понедельник был день «свиданий» с родными и друзьями. Мы опасались, что близкие могут увидеть состояние заключенных и тюрьмы и забрать своих сыновей домой. С целью этого не допустить мы решили оказать воздействие и на ситуацию и на самих родителей. Заключенным было велено помыться, побриться, причесаться, вычистить и привести в порядок камеры, мы проветрили помещение, пустили по местному радио спокойную приятную музыку и даже уговорили одну милую, привлекательную студентку сыграть роль секретарши, приветствуя и регистрируя наших посетителей на входе. Целью этих действий было убедить посетителей, что всё совсем не плохо. Когда пришло два десятка посетителей, полных чувства умора и оптимизма, готовых увидеть что-то новое и интересное, мы методично взяли их поведение под ситуативный контроль, заставили зарегистрироваться, заставили прождать полчаса, затем объявили, что одного заключенного могут посетить не более двух человек, что время визита ограничено 10 минутами, и что свидание произойдет только в присутствии и под наблюдением охранника. Кроме того, прежде чем встретиться с сыном, родители должны были обсудить его «дело» с начальником тюрьмы. Конечно, поначалу родители стали возмущаться этими неразумными правилами, но, что удивительно, — в конце концов они все им подчинились и таким образом приняли участие в нашей инсценировке. Когда родители увидели, в каком измотанном и затравленном состоянии находятся их сыновья, многие из них, даже отцы — разрыдались. Когда одна мать сказала, что никогда не видела своего сына таким изможденным, я в ответ быстро перекинул вину с ситуации на самого её сына. «Сам виноват — нечего не спать по ночам!», затем я обратился к отцу — «Вы что, сомневаетесь в своем сыне?» «Нет, нет, конечно не сомневаюсь, он — крепкий парень. Пойдем дорогая, мы и так уже потеряли много времени. До встречи в следующий понедельник!» Таким образом родители остались в рамках самой ситуации и никто не осмелился поставить под сомнение саму ситуацию, но продолжал действовать в её рамках, прося у «начальника тюрьмы» не более как «послабления условий для их сына».

После визитов родных, во время проверки один из охранников услышал, как заключенные перешептываются о том, что выпущенный ранее № 8612 вот-вот должен собрать своих друзей и вернуться, чтобы разнести эту тюрьму и всех освободить. По идее, мы — как наблюдатели, должны были бы наблюдать. Однако совмещение роли профессора и «начальника тюрьмы» сыграло свою роковую роль, втянув меня самого полностью в ситуацию. Таким образом я перестал действовать как профессор и стал вести и мыслить, как заправский начальник тюрьмы. Я долго упрашивал полицию перевести на время наших заключенных к себе. Полиция отказалась, сказав, что в этот случай страховой компанией не предусмотрен и если что — вся вина ляжет на них. Я взбесился. Затем, посовещавшись, мы решили завязать заключенным глаза, сковать их одной цепью и перевести в кладовую на пятый этаж, а тюрьму тем временем демонтировать, чтобы когда № 8612 вернется с друзьями — я мог бы ему сказать, что эксперимент окончен и все разошлись по домам. Мы так и поступили. После множества хлопот и нервов всё было сделано и я остался в опустевшей «тюрьме» один, нервно ожидая группу ребят с дубинками, готовых разнести всё в клочья, и подумывая о том, а не попросить ли полицию задержать этого парня под каким-либо предлогом на 15 суток. В это время ко мне заглянул один из коллег по факультету, который прослышал, что у нас тут какой-то эксперимент. Я обрисовал ему ситуацию и он задал мне простой и главный вопрос: «А что, собственно говоря, вы пытаетесь изучить? Какова зависимая переменная в этом эксперименте?» К моему собственному потом удивлению, я ответил на этот грамотный вопрос вспышкой гнева. У меня тут вот-вот вломится банда головорезов, чтобы разнести «мою» тюрьму, а какой-то профессоришко тут разглагольтвует о зависимых переменных! К вечеру стало ясно, что слух о нападении на тюрьму был не более, чем слух. Представьте себе наше состояние. Мы потратили кучу сил и нервов — и всё впустую! Кто-то должен был за это ответить! И этим «кто-то» стали, разумеется, заключенные, которых заставили голыми руками чистить унитаз, отжиматься, ходить гусиным шагом, словом, подвергли всем наказаниям, какие охранники только и смогли выдумать. Продолжительность поверок достигла нескольких часов.

День 4

В понедельник я также вызвал десятого заключенного, чтобы он занял место отпущенного ранее № 8612. Попав в тюрьму и столкнувшись с местными «порядками» № 819 отказался подчиняться и объявил голодовку. Он надеялся, что его сопротивление издевательствам охраны послужи толчком к восстановлению солидарности между заключенными, их объединения против охраны или, по крайней мере, таким образом он совсем обессилит и его вынуждены будут отпустить. Он ошибался. Уже на 4 день было слишком поздно и бесполезно вывести заключенных из их зомбированной покорности. Таким образом, вместо того, чтобы стать героем, возглавляющим сопротивление жестокости надсмотрщиков, он стал одиноким «источником неприятностей», презираемый заключенными и терзаемый начальниками за то, что не ел «свою поганую жратву». В любом случае, очень быстро № 819 оказался «внутри ситуации», т.е. — не более, чем просто «проблемный заключенный».

Во вторник я пригласил католического священника, бывшего тюремным капелланом, зайти и оценить, насколько наша тюрьма соответствует действительности. Наблюдая его разговоры с заключенными, меня поразило, что половина из них, представлялась не своими христианскими именами, а называло себя своему тюремному номеру. Капеллан спросил у заключенных, что они делают, чтобы выбраться отсюда. В ответ на их недоуменный взгляд он ответил, что, чтобы выбраться из тюрьмы необходимо подать прошение о помиловании. Он также предложил связаться с родителями, чтобы те наняли юриста и половина заключенных попросили его об этом. Визит священника совсем размыл грани реальности и после него многие окончательно забыли про какой-либо эксперимент и стали мыслить исключительно в тюремных понятиях.

Вечером у № 819 случилась истерика. Видя, что дело серьезно, я снял с его головы чулок, отстегнул от ноги цепь и велел пойти отдохнуть в мою комнату, сказав, что принесу туда еды. Пока я всё это делал, один из охранников выстроил заключенных в линию и заставил их петь громким голосом: «№ 819 — (плохой заключенный), он во всем виноват. № 819 очень плохо поступает. Из-за него всё не так!» Они пели это хором раз за разом, и с каждым разом всё слаженней и четче. Когда я понял, что о слышит их пение я поспешил в кабинет. Та я застал его — рыдающего. Я предложил ему выйти на улицу. Он сказал, что не может выйти, потому что другие заклеймили его «плохим» и не смотря на свою усталость от голодовки, он стал просить вернуть его обратно в камеру, чтобы доказать остальным, что он вовсе не «плохой» и ничего «плохого не делал». Тут я понял, что его тоже пора выпускать и сказал: «Слушай, ты не плохой заключенный, ты не заключенный вообще. Ты — Клей Гебхард, а я — не начальник тюрьмы, я доктор Зимбардо, психолог и это — Стенфордский университет, а не тюрьма! Так что вставай и иди себе домой!» Он перестал рыдать и смотрел на меня взглядом ребенка, очнувшегося от кошмарного сна. Помолчав какое-то время он, наконец, казал, «хорошо».

День 5

В этот день, следуя совету капеллана, мы решили инсценировать «пересмотр дел», т. е. рассмотреть вопрос о помиловании. Для этого мы собрали «присяжных» — с десяток студентов психологического факультета. Во главе суда был наш тюремный эксперт, недавно вышедший на свободу после 17 лет заключения Карло Прескотт. Его собственное прошение о помиловании 16 раз было отклонено. Во время этого процесса в глаза бросилось следующее. На предложение отказаться от всех денег в обмен на досрочное освобождение почти все заключенные ответили согласием. Далее, в ответ на наш приказ вернуться в камеру и ждать решения суда, каждый заключенный послушно встал и последовал в свою камеру. Хотя по логике вещей, если им больше не нужны были деньги — то зачем им было продолжать участвовать в эксперименте? Они могли просто встать и уйти. По всему было видно, что эти люди уже неспособны ни к какому сопротивлению, и что для них восприятие «экспериментальной» тюрьмы было совершенно реальным. Также резкое изменение произошло и в самом эксперте — за считанные минуты он превратился в того самого черствого авторитарного судью, которого сам же больше всего ненавидел и который отклонил 16 его прошений. Все прошения о помиловании были отклонены. После объявления этой новости, у половины из оставшихся восьми заключенных началась патология, у одного заключенного начались судороги по всему телу.

Изменения произошли и с охранниками. Они уже полностью «адаптировались» к своей работе. Можно было выделить три типа охранников — те, кто издевался над заключенными ради удовольствия, те, кто делал это «по долгу службы» и тех «слабаков», кто этого не делал, но в то же время и не препятствовал это делать другим охранникам. Один из охранников стал откровенным садистом, за что получил кличку жестокого убийцы из кино про дикий запад — Джо Уейна. Его смена работала в ночь и отличалась особой развязностью, потому что охранники были уверены, что ночью все «профессора» спят и за ними никто не следит.

Пятый день был последним исключительно благодаря тому, что вечером этого дня посмотреть, на эти «чудеса» пришла невеста доктора Зимбардо, недавно ставшая преподавателем выпускница Стенфорда Кристина Мэслаш. «Я была очень поглощена переездом и подготовкой к чтению моего первого курса лекций и поэтому смогла прийти посмотреть на эксперимент только под вечер пятого дня. Посмотрев через специальное (одностороннее) окошко в коридор я никого не увидела, поэтому обошла тюрьму с другой стороны и зашла в комнату охраны. Там сидел всего один охранник, который пораньше пришел на работу и ждал начала своей смены. Мы с ним поговорили какое-то время и он показался мне очень милым и интеллигентным человеком. Потом в комнату вошли охранники, окончившие свою смену и я, чтобы им не мешать, ушла к Филу и другим психологам, находившимся на другом конце тюрьмы, откуда они наблюдали за всем происходящим внутри. Когда я вошла, меня подозвали к окошку, сказав, что я увижу кое-что весьма и весьма интересное, потому что сейчас как раз «смена Джо Уейна». Я взглянула в окошко и увидела, что известный «Джо Уейн» — это был тот самый «милый и интеллигентный» человек, с которым я только что разговаривала. Только теперь это был совсем другой человек. Он не только двигался иначе, он стал говорить с южным акцентом (пародируя одного из виденных им киногероев — как выяснилось позже). Он орал и немыслимо ругался на заключенных, выстроившихся в коридоре для переклички. Трансформация была потрясающей — стоило ему одень форму хаки, взять в руки дубинку и войти в тюремный коридор — и вот это уже совсем другой человек — само олицетворение грубости и жестокости, само воплощение «исключительно формального» «ничего личного» «знающего жизнь» тюремного исполнителя. В 11 вечера заключенных сцепили цепью, надели на головы бумажные пакеты, чтобы они ничего не могли видеть, и с криками и руганью колонной повели в туалет. Охрана была уверена, что на пути в туалет, который находился вне «тюрьмы» за ними уж точно никто не наблюдает и поэтому они позволяли себе всё. Это было отвратительно и просто невыносимо наблюдать. В то же время у Фила и других экспериментаторов это, похоже не вызывало ничего, коме профессионального любопытства: «Ты только посмотри, что они вытворяют! Ну надо же! Как интересно! Иди, иди — посмотри на это!». Я, наоборот, отошла, шатаясь, вглубь комнаты, только и сказав, что «я уже это видела». В ответ на это Фил и другие разразились бурей возмущения о том, что я не хочу смотреть на столь интересные проявления человеческой психики. Они решили, что это я от отсутствия интереса. Их насмешки и комментарии заставили меня усомниться в себе самой, заподозрить себя в действительной глупости и равнодушии к профессии — в добавок к тому, что мне просто было тошно смотреть на то, как охранники унижали и издевались над своими «жертвами».

Некоторое время спустя, по дороге из университета Фил спросил меня, что я думаю обо всём этом. Он ожидал, что я произнесу какую-то восторженную высоконаучную тираду, однако вместо этого я разревелась (хотя обычно я очень сдержанный человек) и сказала: «То, что вы делаете с этими ребятами — это ужасно и бесчеловечно!» Дальше у нас был ожесточенный спор. Я была очень напугана, потому что знала Фила уже не первый год и мы даже собирались пожениться. Я знала его, как доброго и отзывчивого человека, всегда внимательного и заботливого, мы никогда с ним серьезно не ругались. Не помню сколько это всё продолжалось, но это было очень тяжело. В конце концов он согласился со мной, признал, что сам за эти дни сильно изменился, что все они внутренне вжились в «тюремные условия» и усвоили себе «тюремные порядки», которые таким образом оторвали их от их привычных человеческих ценностей. Поскольку дело было глубоко за полночь, он пообещал, что остановит эксперимент завтра утром, пригласив всех охранников и всех ранее освобожденных заключенных для совместного обсуждения итогов эксперимента.

Вспоминая, спустя годы, об этом дне, я часто спрашивала себя — почему моя реакция была не такая, как у всех. Я думаю причин тому было две: во первых я была совершенно посторонним человеком. Для меня просто не было никакой «роли», и у меня не было никакой личной заинтересованности в результатах этого эксперимента. Спрашивая себя — а смогла ли я поступить так же, если бы я была не молодым профессором, а студенткой, и мое будущее зависело бы от рекомендации д-ра Зимбардо? Смогла ли бы я так поступить, если бы это был «мой» эксперимент? Мне хотелось бы думать, что — смогла бы, но, честно сказать — я не знаю. И второе — я не присутствовала там постоянно, я не имела, не чувствовала, как день за днем ситуация накаляется, я не привыкала к ней. Поэтому для них всё было вроде как по старому, все было «как всегда», всё было нормально, я же сразу увидела и поняла — дурдом. Кроме того, чтобы я стала делать, если бы Фил меня не послушал? В известных экспериментах на «послушание» проф. Милгрима, 90% из тысячи простых американцев послушно совершили убийство, не зная, что это не настоящее убийство, хотя при этом многие кричали и плакали, что не хотят никого убивать — и все же продолжали нажимать на кнопку, посылая видимой им жертве (искусному актеру) всё более и более сильный разряд тока. Только 10% отказались подчиняться, но при этом ни один не пошел против эксперимента как такового, не один не возмутился «что это вы тут делаете!?» Таким образом, не имея своей «роли» и поэтому не затянутая вовнутрь ситуации, я смогла трезво взглянуть и поставить под вопрос саму ситуацию. Потом этот мой поступок называли геройским, но тогда я вовсе не чувствовала себя героем, я чувствовала себя изгоем, сомневалась в собственном здравомыслии и недоумевала, почему моя точка зрения такая «ненормальная», не как у всех остальных. И смогла бы я пойти в ректорат или в комитет по защите прав человека, чтобы начать действия против Фила, с которым мы собирались пожениться? Я не знаю, но я очень рада, что мне не пришлось отвечать на этот вопрос. Ведь системе, насаждающей зло, очень легко «сговориться» с добропорядочными диссидентами или даже с героическими повстанцами просто — дав им грамоты и медали за их «подвиги» и чтоб они держали своё мнение при себе. Для себя я поняла, как легко человек может начать бесчеловечно обращаться с теми, кто находится в зависимости от его помощи или доброй воли, начав оправдывать свою бесчеловечность тем, что эти люди — не люди, «звери», «никчемные», «неполноценные», «уроды», «конченные» и проч. Этот эксперимент побудил меня заняться исследованием того, как первоначально отзывчивые медсестры, чья самоотверженность беззастенчиво эксплуатируется, «сгорают» на работе и начинают ненавидеть тех самых людей, ради которых они пришли в медицину. К счастью это явление не повсеместное, но оно имеет место быть. А с Филом мы недавно справили 20ю годовщину нашей свадьбы.»

На следующий день эксперимент был остановлен. Весть об окончании эксперимента заключенные восприняли с неописуемой радостью и воодушевлением, в течении считанных минут их апатию как рукой сняло. В то же время охранники были явно недовольны, что всё закончилось так скоро.

Честно сказать поначалу мы совсем не думали, что всё так получится. Мы, наоборот, думали, что ребята будут шутить и прикалываться и нормально общаться друг с другом и что наша тюрьма совсем не сможет стать похожей на настоящую. К тому же ведь мы не давали никаких ролей и не объясняли кому как себя вести. Однако, получив власть, охранники начали всё активней её использовать, заняв уверенную, активную позицию. Многие из них признались, что работа, позволяющая им полностью контролировать и управлять ситуацией и другими людьми, доставляла им немалое удовольствие. Это же можно было видеть из видеозаписей, показывавших как охранники часто просто так прогуливались вдоль камер с самодовольным видом, покачивая на руке дубинку, а также из того, что за всё время эксперимента не было ни одного опоздания на работу, ни одного «больничного» или «отгула», ни разу никто не отказался от сверхурочной работы. «Оглядываясь назад, я ужасаюсь самому себе — как мало я имел какого-либо сочувствия к этим ребятам.» Хотя не все охранники заняли агрессивную позицию в отношении к заключенным, но, как уже говорилось, не было отмечено ни одного случая, когда кто-нибудь из охранников пошел бы против «своих», пытаясь остановить садизм наиболее активных коллег. Заключенные также подчинялись и «хорошим» охранникам из страха, что если те их оставят совсем, то «плохие» им сделают ещё хуже. Наиболее частой формой обращения в тюрьме была команда, причем команда всегда безличная и как правило сопровождающаяся унизительной шуткой или кличкой. Так из общего числа обращений к конкретному человеку 95% всех обращений (в т.ч. и между заключенными) начиналось с какой-либо негативной, унизительной клички, номера, и только в 5% случаев были употреблены имена или упомянута какая-то положительная черта, особенность человека (всё это были не случаи общения заключенных между собой, а случаи обращения заключенных к тюремщику с какой-либо просьбой). Грубая манера обращения у охранников прогрессировала по ходу эксперимента. Так, если во время первой «поверки» было сказано всего несколько оскорбительных слов, и то в шутливой форме, во время последних слов оскорбления произносились примерно каждые двадцать секунд. В ответ на это повышение интенсивности ругани, снижалась интенсивность действий заключенный. Напомним, что физическую силу применять запрещалось, поэму словесные оскорбления были основной формой агрессии.

Единственное заключение, которое можно было сделать из анализа психологического состояния заключенных до эксперимента и в конце, это то, что зависимые, пассивные личности переносили заключение несколько легче, чем личности самостоятельные, инициативные, независимые, творческие. Других зависимостей между характером и успешностью «адаптации» к тюрьме установлено не было. Лишившись всякой власти и контроля ситуации, поведение заключенных стало крайне пассивным. Единственным видом проявления инициативы было сопротивление выполнению команд надсмотрщиков, причем это сопротивление по ходу эксперимента становилось всё слабее и к концу эксперимента (т. е. всего лишь на 5 день!) у половины заключенных исчезло совсем. Этому способствовала и деиндивидуализация заключенных. «Я понял, что теряю самого себя, чувство собственной личности. Тот парень, которого звали Клэй и который согласился участвовать в эксперименте был от меня всё дальше и дальше, пока не исчез совсем, а я — я — № 819 — остался.» Один единственный раз был отмечен факт взаимопомощи — когда один заключенный помог другому. Удивительно и то, что 90% всех разговоров между заключенными в камерах велись о тюрьме. Хотя это были совершенно разные и интересные люди, за весь срок пребывания в тюрьме они ничего друг о друге не узнали. И в то время, когда бы они могли обсудить свои планы на будущее или поговорить о прошлом, словом, в то единственное время, когда они могли бы убежать и оторваться от реальности — они не выходили из под власти ситуации, говоря лишь о еде, охране, поверках, поведении других заключенных и т.п. То есть не было никакой прерывности в их самовосприятии себя как заключенных. Более того, заключенные стали усваивать негативные взгляды охраны на самих себя и стали сами относиться к себе столь же негативно. К концу эксперимента заключенные перестали даже внутренне сопротивляться давлению охраны и были полностью уверены, что охрана так с ними обращается потому, что они этого заслуживают. Точно также они следовали «рекомендациям» охраны и в выстраивании своих отношений с другими заключенными. Ярким примером тому является их пение про то, что «№ 819 — плохой заключенный». Кроме того, хотя внешне заключенные выглядели вялыми и апатичными, особенно по сравнению с активными охранниками, тестирование показало, что внутренне они в 2 раза более возбуждены, что внутри у них никакого покоя нет. Также в 2-3 раза чаще у них были перепады настроения, чем у сравнительно «стабильной» охраны. То есть эмоциональные реакции заключенных были в несколько раз сильнее, но внешне никак не выражались (кроме судорог и других соматических реакций). По словам заключенных, самым тяжелым была непредсказуемость поведения охраны, её самодурство. В ответ на слабое сопротивление одного заключенного могли наказать его, а могли наказать и не его, а его сокамерников, или же вообще соседнюю камеру. Поскольку результат любого действия был совершенно не предсказуем, большинство заключенных вообще прекратили предпринимать какие-либо действия. За улыбку пошлой шутке охраны, например, можно было быть наказанным, точно также, как и за её отсутствие. Для охраны не было причины искать разумное оправдание своим требованиям, как в нормальной жизни. В этом мире двух крайностей — крайней властности и силы и крайней же беспомощности и бессилия, каждый учился любить «власть» саму по себе и ненавидеть и презирать себя самого и всякого, кто ею не обладает. Реальные заключенные быстро осваивают методы «компенсации» и «приобретения власти» за счет унижения более слабых сокамерников или образовывая группировки против друг-друга. Также и охранники продолжали усиливать свою власть ради самой власти даже и после того, как заключенные прекратили всякое сопротивление.

Характерно, что после окончания эксперимента заключенные выразили убеждение, что мы выбрали охранников не путем подкидывания монетки, а как наиболее здоровых и сильных, хотя на самом деле разницы в телосложении не было никакой. Вся «сила» охраны, успешно контролировавшей втроем безропотное поведение девяти заключенных была чисто субъективной. Спустя буквально несколько часов после окончания эксперимента их эмоциональный уровень пришел в норму и в дельнейшем, поддерживая связь, ни один не сообщил о каких либо негативных последствиях эксперимента. Двое из «заключенных» после эксперимента пересмотрели свои карьерные планы и стали — один — адвокатом по делам заключенных, другой — тюремным психологом. Основным выводом исследований явился тот факт, что предсказать заранее, на основании каких либо личностных данных как человек будет себя вести в той или иной экстремально благоприятной или неблагоприятной ситуации нельзя, не поставив этого человека в условия данной ситуации. Кроме того, мы были потрясены эффективностью нашего эксперимента. Страшно подумать, что если наша «Стенфордская тюрьма» смогла за 5 дней оказать столь сильное угнетающее (или деформирующее) воздействие на своих «обитателей», то что же в обычных тюрьмах, где условия намного более жесткие, где есть и реальный риск и угроза физической расправы, где за минимальное нарушение режима можно получить штрафной изолятор и, как следствие — невозможность досрочного освобождения и т.д. Вот письмо, которое я получил от одного заключенного вскоре после публикации статьи об эксперименте: «Я был недавно переведен на другой режим после 37 месяцев одиночного заключения. У меня был «молчаливый» режим и даже если я пытался шепотом заговорить с парнем из соседней камеры, меня били, травили газом и бросали в узкую щелеобразную камеру, голого, спать на бетонном полу, не позволяя даже сходить в туалет.. Я знаю, что воровство должно быть наказуемо и я не оправдываю воровство, хоть я и сам был вором. Теперь я не думаю, что буду когда нибудь красть, если выйду на свободу. Нет, не потому что я «перевоспитался», просто вещи и воровство меня больше не интересуют. Я думаю только об убийстве. Об убийстве тех, кто меня избивал и обращался со мной хуже, чем с собакой. Я надеюсь и молюсь, что ради спасения моей души и ради моей будущей жизни я смогу преодолеть ожесточенность и ненависть в моем сердце, но это будет очень, очень тяжело.

Результаты эксперимента использовались для того, чтобы продемонстрировать восприимчивость и покорность людей, когда присутствует оправдывающая идеология, поддержанная обществом и государством. Также их использовали в качестве иллюстрации к теории когнитивного диссонанса и влияния власти авторитетов.

как люди превращаются в охранников и заключённых

Пугающий эксперимент, который привел к не менее пугающему выводу: ситуация влияет на поведение человека больше, чем внутренние особенности.

Ситуация влияет на поведение человека больше, чем внутренние особенности — именно к такому выводу пришел Филипп Зимбардо в результате стэнфордского тюремного эксперимента. 24 участника набрали по объявлению, все они были здоровыми молодыми мужчинами. За 15 долларов в день им предстояло 2 недели провести в «симуляции тюрьмы», где каждый играл роль охранника или заключенного. На второй день заключенные подняли бунт, через шесть дней эксперимент пришлось закончить из-за ужасающего морального, сексуального и физического насилия в стенах «тюрьмы».

Эксперименты для военных

Профессор Стэнфордского университета Филипп Зимбардо получил от Военно-морского флота США грант на исследования, в число которых входило проведение эксперимента в 1971 году. Власти хотели узнать причины конфликтов между охранниками и заключенными в тюрьмах. Можно ли объяснить регулярные избиения, унижения и насилие личными качествами людей? Результаты эксперимента впоследствии использовались при расследовании скандала вокруг иракской тюрьмы в Абу-Грейб.

Филипп Зимбардо

Участников эксперимента набрали по объявлению в газете. Здоровые физически и психически, они были представителями среднего класса, образованными и ни разу не имевшими дел с полицией.

Кому быть заключенным, а кому охранником, решила монетка. Интересно, что изначально никто из молодых людей не хотел быть охранником, даже впоследствии самый жестокий из них, прозванный Джон Уэйн.

Тюрьма в стенах университета

Тюрьма была устроена в одном из коридоров университета. Заключенных поселили по трое в маленькие камеры, где из мебели оставили лишь кровати. Им выдали робы: короткие миткалевые халаты и резиновые шлепанцы. Нижнее белье им носить запрещалось, поэтому если заключенный наклонялся, его тело обнажалось. Зимбардо хотел создать максимально некомфортные условия для участников-заключенных. В такой неудобной одежде они быстро потеряли уверенность в себе. На их робы были нашиты номера, которыми на протяжении всего эксперимента было приказано пользоваться вместо имен. На головах у заключенных были чулки, которые прятали волосы, создавая эффект обезличенности.

Кадр из фильма «Эксперимент» (2001), снятого по мотивам опытов Зимбардо

Охранники сами выбрали себе форму цвета хаки, непрозрачные очки, которые прятали их глаза, и дубинки. Надзирателям за день до начала эксперимента провели краткий инструктаж. Главными условиями было отсутствие прямого физического насилия, остальные линии поведения им нужно было домыслить самостоятельно.

Охранники работали сменами по 8 часов в день. Нередко они оставались дольше положенного, хотя никто им за это не доплачивал. Надзирателем тюрьмы был назначен лаборант-старшекурсник, а сам Зимбардо принял должность управляющего.

От переклички до насилия

Каждое утро должно было начинаться с переклички. Она задумывалась как способ организовать заключенных, проверить, все ли на месте, а также помочь им привыкнуть к своим номерам. Но с первого же дня охранники стали использовать перекличку как способ утвердиться. Они заставляли заключенных прыгать и отжиматься, по несколько раз повторять и пропевать номера, всячески их унижали. Сексуальные извращения и насилие появились на пятый день. В качестве поощрения использовалась возможность помыться, выкурить сигарету или даже сходить в туалет.

Реклама

При походе в туалет заключенным на голову надевали бумажные пакеты

Уже на второй день эксперимента заключенные подняли бунт. Ошеломленные охранники подавили восстание струями огнетушителей, а лидера, заключенного № 8612, отправили в карцер. Он посеял между заключенными панику, сказав, что добровольно никто не может покинуть эксперимент. Ночью ассистент профессора отпустил его. Затем смотрители принялись стравливать бунтовщиков, заронив подозрение, что между ними есть информатор. Для этого они выделили одну камеру, куда перемещали «хороших» заключенных, которых выбирали случайно.

На третий день к заключенным должны были прийти на свидание близкие. Организаторы боялись, что родители могут увидеть угнетенное состояние сыновей и забрать участников эксперимента домой. Чтобы этого не допустить, Зимбардо устроил «потемкинскую деревню» — скрыл все, что могло напугать гостей. В тот же день среди заключенных прошел слух, будто № 8612 собирается прийти с дружками и выпустить всех. Профессор был напуган не на шутку, собирался сделать вид, что эксперимент закончен, но никто так и не пришел.

Филипп Зимбардо и заключенные-участники эксперимента

Ситуация выходит из-под контроля

С каждым днем становилось все хуже. Заключенные первое время не воспринимали ситуацию всерьез или даже пытались сопротивляться насилию охранников, но буквально через пару дней сдались и превратились в безвольных зомби, безропотно выполнявших все приказы надсмотрщиков. Те же, в свою очередь, начали проявлять сильные садистские наклонности, раз за разом придумывая все более изощренные издевательства.

На шестой день эксперимента в университет пришла выпускница Стэнфорда Кристина Мэслаш. Они с Филиппом Зимбардо собирались пожениться. Увидев ужасы, творившиеся в «тюрьме», она призвала профессора немедленно закончить эксперимент. Так он и поступил. Выводы, которые психолог сделал по опыта, он изложил в книге «Эффект Люцифера. Почему хорошие люди превращаются в плохих» лишь в 2007 году.

Обзор фильма Стэнфордский тюремный эксперимент

Перейти к основному содержанию

Обзор фильма Джеффри Андерсона, Common Sense Media

Здравый смысл говорит

Возраст 18+

Мощное изображение шокирующих и душераздирающих реальных событий.

Р 2015 122 минуты

Оценить фильм

Здравый смысл — некоммерческая организация. Ваша покупка помогает нам оставаться независимыми и свободными от рекламы.

Оценить фильм

Мы что-то упустили в разнообразии?

Исследования показывают связь между здоровой самооценкой детей и положительным изображением в СМИ. Вот почему мы добавили в наши обзоры новый раздел «Разнообразные представления», который будет обновляться на постоянной основе. Вы можете помочь нам помочь детям, предлагая обновление разнообразия.

Что нужно знать родителям

Родители должны знать это Стэнфордский тюремный эксперимент 9«0027» — драма, основанная на известном реальном психологическом эксперименте 1971 года, в котором студенты колледжа брали на себя роли тюремных охранников или заключенных. Материал очень сильный, с психологическим насилием, драками, избиением дубинками, криками панических атак и ссылками на изнасилование. (На самом деле его можно было бы квалифицировать как фильм о пытках, если бы не тот факт, что он не «настоящий».) Язык также силен, со многими употреблениями «f—k», «s—t» и т. д. . Заключенных заставляют делать вид, что они занимаются сексом, и есть намеки на секс. Распространено курение сигарет, есть упоминания об употреблении алкоголя и наркотиков. История эксперимента стандартна для большинства современных учебников по психологии и служит увлекательным предостережением, а также взглядом на нашу внутреннюю работу и то, как сила может влиять на нас. Взрослым и подросткам старшего возраста с крепким желудком, скорее всего, будет о чем поговорить.

Обзоры сообщества

Хираэль Взрослый

16 октября 2022 г.

возраст 18+

Реальная история. Хороший фильм, но не для молодежи

Этот фильм основан на реальных событиях, и актеры проделали невероятную работу, изображая людей, которых изображали. У меня нет проблем с этим, это очень хорошо сделанный фильм. Но я не верю, что кто-то моложе 18 лет должен его смотреть. Когда я услышал, что учитель моего сына показал этот фильм своему классу, мне стало любопытно, и я посмотрел его сам. Были части, которые я не считаю подходящими для более молодых умов. В целом, это не так уж и плохо, но язык и то, что охранники делают и говорят к концу фильма, просто не подходит ни для кого, кроме взрослых. Самой тревожной частью всего фильма был тот факт, что это произошло на самом деле. Совершенно невероятно, что ему позволили зайти так далеко.

Это название имеет:

Слишком много ругани

Что за история?

В августе 1971 года в Стэнфордском университете доктор Филип Зимбардо (Билли Крудап) готовится к самому необычному психологическому эксперименту. Он нанимает нескольких студентов-мужчин, чтобы изобразить заключенных или охранников в имитации тюремной ситуации (их роль решает подбрасывание монеты). Коридор и несколько кабинетов подготовлены как кельи. Охранники быстро приспосабливаются к своим авторитетным ролям — им помогают их униформа, дубинки и солнцезащитные очки — в то время как заключенные, одетые в пронумерованные халаты и шапочки, становятся покорными. Планируется, что эксперимент продлится две недели, но это всего лишь вопрос дней, прежде чем события превзойдут все ожидания, и охранники начнут подвергать заключенных более экстремальным методам психологической пытки.

Это хорошо?

Этот фильм — захватывающий, откровенный, огорчающий опыт. Фильм о реальном тюремном эксперименте в Стэнфорде 1971 года мог показаться садистским и неприглядным, но клинический подход режиссера Кайла Патрика Альвареса фокусируется на реализме и психологической драме, а не на острых ощущениях. Альварес не пытается профессионально отполировать тюремную обстановку; вместо этого он имеет функциональный домашний вид, который делает его более непосредственным. То, как персонажи носят свои волосы и одежду — и то, как они себя ведут, — способствует тому, что кажется подлинным историческим произведением.

Выступления ансамбля сильны, актеры одинаково продают ужасы мрачного материала, особенно бывший ребенок-актер Майкл Ангарано, который для своей роли охранника решает использовать пугающий южный акцент (как у Строзера Мартина в Хладнокровный Люк). ). Крудап также великолепен, уравновешивая научную важность своего исследования с его моральными загадками, как и Нельсан Эллис в роли бывшего реального заключенного, который консультирует.

Поговорите со своими детьми о…

• Семьи могут говорить о насилии The Stanford Prison Experiment . Сколько реального насилия показано, а сколько в форме угроз или борьбы за власть? Каков эффект на аудиторию? Каково влияние насилия в СМИ на детей?

• Что происходит в эксперименте? Почему охранники становятся такими жестокими, а заключенные такими покорными? Что эксперимент показывает о человеческой природе/поведении?

• В начале большинство студентов говорят, что хотели бы стать заключенными. Почему это? Вы бы выбрали быть заключенным или охранником?

• Распространяется ли этот эксперимент на хулиганов? Злоупотребление властью и властью сходны или различны?

Информация о фильме

• В кинотеатрах : 17 июля 2015 г.
• На DVD или в потоковом режиме : 17 ноября 2015 г.
• В ролях : Билли Крудап, Майкл Ангарано, Оливия Тирлби
• Директор : Кайл Патрик Альварес
• Студия : Фильмы МФК
• Жанр : Драма
• Время выполнения : 122 минуты
• рейтинг MPAA : р
• Объяснение MPAA : язык, включая оскорбительное поведение и некоторые упоминания сексуального характера
• Последнее обновление : 1 сентября 2022 г.

Наши редакторы рекомендуют

• Спасение рассвета

  Интенсивный фильм о военнопленных исследует пытки и выживание.

  возраст 15+

• Марта Марси Мэй Марлен

  Тревожная инди-драма раскрывает цену культовой жизни.

  возраст 17+

• Лагерь Рентген

  Кристен Стюарт играет главную роль в жесткой и своевременной драме о Гуантанамо.

  возраст 17+

Для детей, которые любят правдивые истории

• Лучшие документальные фильмы
• Биографические фильмы
• Посмотреть все рекомендуемые списки фильмов

Беспристрастные рейтинги Common Sense Media создаются экспертами-рецензентами, и на них не влияют создатели продукта или наши спонсоры, аффилированные лица или партнеры.

Посмотрите, как мы оцениваем

Эксперимент в Стэнфордской тюрьме продолжает шокировать

• Опубликовано

  17 августа 2011 г.

Воспроизведение этого видео невозможно

Чтобы воспроизвести это видео, вам необходимо включить JavaScript в вашем браузере.

Заголовок в СМИ,

Психолог Филип Зимбардо и некоторые бывшие студенты, принимавшие участие, вспоминают эксперимент

Аластер Лейтхед

BBC News, Сан-Франциско

Сорок лет назад группа студентов, надеющихся заработать немного денег на каникулы, появилась в подвале Стэнфордского университета в Калифорнии для участия в одном из самых громких экспериментов в области изучения психологии человека.

Идея была проста — возьмите группу добровольцев, скажите половине из них, что они заключенные, другой половине — тюремные надзиратели, поместите их в импровизированную тюрьму и посмотрите, что произойдет.

Стэнфордский тюремный эксперимент должен был длиться две недели, но был внезапно прерван всего через шесть дней после череды психических срывов, вспышки садизма и голодовки.

«В первый день они пришли туда, это была маленькая тюрьма, устроенная в подвале с фальшивыми дверями камеры, а на второй день это была настоящая тюрьма, созданная в сознании каждого заключенного, каждого охранника, а также персонала,» сказал Филип Зимбардо, психолог, руководивший экспериментом.

Добровольцы ответили на объявление в местной газете, и были проведены как физические, так и психологические тесты, чтобы убедиться, что в них принимают участие только самые сильные.

Несмотря на униформу и солнцезащитные очки с зеркальными стеклами, охранники изо всех сил пытались войти в роль, и сначала команда профессора Зимбардо думала, что им придется отказаться от проекта.

‘Очень жестокий охранник’

Как оказалось, долго ждать не пришлось.

«После первого дня я заметил, что ничего не происходит. Это было немного скучно, поэтому я принял решение, что возьму на себя роль очень жестокого тюремного охранника», — сказал Дэйв Эшлеман, один из надзирателей, принявших главная роль.

Image caption,

Эксперимент проводился в Калифорнии в 1971 году.

В то же время заключенные, которых называли только их номерами и жестоко с ними обращались, взбунтовались и заблокировали себя в своих камерах.

Охранники увидели в этом вызов своему авторитету, разогнали демонстрацию и начали навязывать свою волю.

«Внезапно вся динамика изменилась, поскольку они решили, что имеют дело с опасными заключенными, и в этот момент это уже не был эксперимент», — сказал профессор Зимбардо.

Все началось с того, что их раздевали догола, надевали пакеты на головы, заставляли делать отжимания или другие упражнения и унижали их.

«Самое эффективное, что они сделали, — это просто прервали сон, что является известным методом пыток», — сказал Клэй Рэмси, один из заключенных.

«То, что от меня требовалось физически, было слишком много, и я также чувствовал, что за рулем этой штуки на самом деле нет никого разумного, поэтому я начал отказываться от еды.»

Власть ситуаций

Его поместили в уборную — одиночную камеру — и другие заключенные были наказаны за его действия. Это стало очень стрессовой ситуацией.

Image caption,

Дэйв Эшлеман, сыгравший роль тюремного охранника, сказал, что эксперимент быстро вышел из-под контроля

«Это быстро вышло из-под контроля», — сказал тюремный надзиратель мистер Эшлеман, который прятался за своими зеркальными очками и южноамериканским акцентом.

«Я все искал границы — в какой момент меня остановят и скажут: «Нет, это всего лишь эксперимент, и с меня хватит», но я не думаю, что когда-либо достигал этой точки.»

Профессор Зимбардо вспомнил длинный список заключенных, у которых случился нервный срыв и которые были вынуждены покинуть эксперимент. У одного даже появилась психосоматическая сыпь по всему телу.

Ведущий исследователь тоже был втянут в эксперимент и потерял ясность.

«Эксперимент был правильным, неправильно было откладывать его на второй день», — сказал он.

«Как только заключенный сломался, мы доказали, что ситуация может иметь сильное влияние, так что я не прекратил ее, когда должен был.»

В конце концов вмешался коллега-психолог.

Профессор Зимбардо встречался с Кристиной Маслах, бывшим аспирантом, и когда она увидела, что происходит в подвале, то была явно потрясена, обвинив его в жестокости. Это вырвало его из заклинания.

Беспорядки в тюрьмах США привлекли внимание к эксперименту в Стэнфорде, и внезапно его драматические результаты стали широко известны в США и во всем мире.

«Исследование представляет собой классическую демонстрацию способности ситуаций и систем подавлять благие намерения участников и превращать обычных, нормальных молодых людей в охранников-садистов или эмоциональных срывов у тех, кто играет заключенных», — сказал профессор Зимбардо.

«Этически неправильно»

Оскорбительный тюремный охранник, мистер Эшлеман, тоже почувствовал, что кое-что извлек из эксперимента.

«Я понял, что в определенной ситуации я, вероятно, способен делать вещи, на которые потом буду оглядываться с некоторым стыдом», — сказал он.

«Когда я увидел фотографии, присланные из Абу-Грейб в Ираке, они сразу же показались мне очень знакомыми, и я сразу понял, что это, вероятно, самые обычные люди, а не паршивые яблоки, которыми министерство обороны пыталось изобразить их.

«Я делал ужасные вещи, поэтому, если бы у меня когда-нибудь была возможность повторить эксперимент, я бы не стал этого делать.»

Но заключенный мистер Рэмси считал, что эксперимент никогда не должен был проводиться, поскольку он не имел истинной научной основы и был этически неправильным.

«Самое лучшее в этом то, что все закончилось раньше», — сказал он.

«Хуже всего то, что автор, Зимбардо, уже 40 лет вознаграждается большим вниманием, поэтому людей учат на примере очень плохой науки. »

Но профессор Зимбардо называет это «наивным» и утверждает, что работа была очень ценным дополнением к психологии, и ее выводы были важны для понимания того, почему жестокое обращение имело место в Абу-Грейб.

«Это говорит нам о том, что человеческая природа не находится полностью под контролем того, что нам нравится считать свободой воли, но что большинство из нас можно соблазнить на поведение, совершенно нетипичное для того, кем мы себя считаем». он сказал.

BBC не несет ответственности за содержание внешних сайтов.

Стэнфордский тюремный эксперимент — психология социальной психологии

Лучшие психологические эксперименты задают вечные вопросы о человеке природа,. Например, что делает человека злым? Может ли хороший человек совершить зло действует? Если да, то что может заставить людей перейти черту? Есть ли какой-нибудь заданное значение, при пересечении которого высвобождается зло? Или это что-то о ситуациях, в которых находятся люди, что определяет нашу поведение? Знаменитый Стэнфордский тюремный эксперимент Целью Стэнфордского тюремного эксперимента было понять развитие нормы и влияние ролей, ярлыков и социальных ожиданий в смоделированная тюремная среда . Эксперимент Заключенные и охрана Идея была проста: увидеть, как обычные люди, выбранные для здоровые и «нормальные» отреагировали бы на радикальное изменение их нормального роли в жизни. Половина должна была стать тюремной охраной, другая половина — их заключенные. В этом эксперименте не было полумер, чтобы эффективный он должен был максимально приблизиться к реальному опыту заключенных и охранники. Эти участники отправились в путешествие своей жизни. «Заключенные» были «арестованы» полицейской машиной с воем сирен во время они шли по своим повседневным делам. Тогда они были снимают отпечатки пальцев, завязывают глаза и помещают в камеру, затем раздевают догола, обыскали, обеззаразили, обрили головы, дали форму, номер и цепь вокруг одной ноги. Остальные участники были превращены в охранников, одетых в униформу и были даны клубы. В подвале Стэнфорда смоделировали тюрьму Здание университета. Итак, эксперимент начался. Восстание Все было тихо до второго дня, когда «заключенные» восстали против их лишение свободы. Возмездие охранника было быстрым и жестоким. Охранники раздели заключенных догола, убрали из тюрьмы кровати, поместил главаря восстания в одиночную камеру и начал издевательство над всеми «заключенными». Вскоре «заключенные» стали вести себя со слепой покорностью по отношению к тюремные надзиратели. После всего лишь нескольких дней реалистичной ролевой игры участники сообщили, что чувствовали себя так, как будто их старая личность была стерто. Они стали их номерами. Так же взяли на себя «охранников» их роли — дразнить и оскорблять своих заключенных. Вспыхивает восстание Экспериментаторы в своем собственном эксперименте Даже ведущий исследователь Филип Зимбардо признается, что погрузился в воду в его роли «надзирателя тюрьмы». На самом деле, Зимбардо считает самым мощным результатом его эксперимента была его собственная трансформация в жесткую институциональную фигуру, больше озабоченную своей тюрьмой безопасность, чем благополучие его участников. Другие члены экспериментальной группы увлеклись своим новым роль. Крейг Хейни, как и Зимбардо, объяснил, что полностью помолвлен в повседневных кризисах, с которыми они сталкивались, управляя «тюрьмой» и забыли о цели своего эксперимента . Роли Только когда вмешался один из его коллег, эксперимент был окончательно остановлен. Всего продлилось всего шесть из запланированных 14. дней. Молодые люди, ранее считавшиеся пацифистами, в своей роли охранники, унизительно и физическое насилие над «заключенными» — некоторые даже сообщил, что наслаждался этим. Тем временем «заключенные» быстро начали демонстрируют классические признаки эмоционального срыва. Пятеро должны были покинуть «тюрьму» еще до того, как эксперимент был преждевременно прекращен. Психологическое объяснение поведения участника было что они брали на себя отведенные им социальные роли. Этот включало принятие имплицитных социальных норм, связанных с этими ролями: охранники должны быть авторитарными и оскорблять заключенных, пока заключенные должны стать рабами и принять их наказание. Эксперимент неизбежно вызвал критику за то, что он неэтично, связано с небольшим размером выборки, отсутствием экологической обоснованности и так далее. Несмотря на это, трудно отрицать, что эксперимент дает важную информацию о человеческом поведении, возможно, помогающую объяснить злоупотребления, имевшие место в таких ситуациях, как тюрьма Абу-Грейб. Остров Райкера Этот эксперимент отражает то, что происходит в реальных тюрьмах? Вероятно. Пишу в Inside Rikers: истории из крупнейшей в мире исправительной колонии Дженнифер Винн берет интервью у охранников крупнейшей тюрьмы Нью-Йорка. Исправительная колония, Остров Райкерс. Один капитан объяснил, что охраняет легко привыкнуть к уровню насилия над заключенными — это часть работу, и вскоре они становятся невосприимчивыми. Некоторые не могут понять, как они стать другими людьми на работе. Насилие над заключенными было настолько высоким в одном отделении под названием «Центральный штрафной изолятор» райкеров», что почти дюжина охранникам было официально предъявлено обвинение в нападении на заключенных в 1995. Добавить комментарий Отменить ответ Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены * Комментарий * Имя * Email * Сайт