Страданиях: Недопустимое название — Викицитатник

Содержание

СТРАДАНИЕ — это… Что такое СТРАДАНИЕ?

        претерпевание, противоположность деятельности; состояния боли, болезни, горя, печали, страха, тоски, тревоги. Вопрос о смысле (цели, оправданности) С. невозможен с т. зр. антич. мировоззрения. С. выпадает на долю человека по закону, безразличному к отд. лицу (рок), поэтому сострадание не включалось в перечень традиц. антич. добродетелей, стоики называли его подлежащей преодолению порочной страстью. В рамках иудейско-христ. религ. традиции, рассматривавшей события человеч. жизни как результат личных отношений между человеком и верховным началом, С. осмыслялось как божеств. кара за грехи (искупление), как свойство несовершенного мира творений. Ветхозаветное переживание С. негативно (С.— свидетельство брошенности человека, от которого отвернулся его бог); по Новому завету искупительная жертва Христа придаёт С. значение залога спасения; ср.-век. христ. мистика оценивает С. как знак любви бога к человеку. В христианстве сострадание выступает в качестве универс. отношения к миру, из крого проистекает заповедь любви к ближнему. Рационализм нового времени объявляет С. следствием неадекватного знания (Синоза, Лейбниц). Сострадание оценивается различно в зависимости от того, видят ли в нём эгоистич. основу (Декарт, Гоббс, Спиноза) или рассматривают как подлинное чувство (Ф. Хатчесон, Юм, А. Смит, утилитаризм, Руссо). С точки зрения Канта сострадание имеет огра-нич. моральную ценность: как долг человечности его следует культивировать, но само по себе оно несвободно, пассивно, иррационально, «легально», т. е. не противоречит требованиям морали, но слепо, неразумно, а потому неморально. Бытие «несчастного сознания», по Гегелю, оказывается болью также из-за собств. непрояснённости: стремясь к самоутверждению, оно тщетно и ошибочно ищет его в своей эмпирической (преходящей), а не истинной (всеобщей) единичности. Бурж. индивидуализм гармонию между единичным и всеобщим считает недобросовестной иллюзией; постулат единства заменяется постулатом несовместимости всеобщего и индивидуального, временного и телесного бытия. Существ. характеристикой индивидуального бытия признаются непросветлённое, бессмысленное С., бедственность и нищета, вытекающие из неполноты сущности человека. Придерживаясь такой т. зр., Шопенгауэр основанием морали объявляет сострадание, полагая, что «нравств. пружина» должна быть «эмпирической», т. е. сильно и непосредственно действующей и преодолевающей мощные эгоистич. побуждения. Он видит в сострадании опыт мистич., непосредств. проникновения в чужое «Я», слияния с ним, ведущего к познанию тождественности всего сущего. У Шпенглера С. выступает как критерий и содержание подлинной духовности: в этом смысле он говорит о тоске и о страхе, живущих в душе ребёнка и художника. Ценность С. подчёркивает Кьеркегор. Ницше ценит С. как средство к величию души и отвергает сострадание как депрессивное состояние, умаляющее ценность жизни. В экзистенциализме структура «подлинного бытия», «экзистенции», открывается через С. («страх» Хайдеггера, «пограничные ситуации» Ясперса).        Марксизм, вскрывая источник социальных бедствий в классово антагонистич. формациях, разоблачает апо-логетич. направленность концепций, которые мистифицируют С. и приписывают ему непреодолимый характер. Вместе с тем марксизм отвергает безответственно-оптимистич. утопии всеобщего счастья и открывает перспективу реальной борьбы за справедливое обществ. устройство, в котором человек обретает себя как творец своей судьбы. Марксистско-ленинская этика, высоко оценивая гуманизм морального требования сострадания, выступает против его абсолютизирования, превращения в абстрактный принцип, оторванный от условий классовой борьбы и реальных социальных отношений.        Map к с К. и Энгельс Ф., Святое семейство, Соч., т. 2; Очерк истории этики, М., 1969; Аверинцев С. С., Унижение и достоинство человека, в его кн.: Поэтика ранне-визант. литературы, М., 1977; Jaspers К., Psychologie des Weltanschauungen, В., 19222; Mensсhing G., Die Bedeutung des Leidens im Buddhismus und Christentum, В., 19302.

Страдание — это… Что такое Страдание?

Страда́ние — совокупность крайне неприятных, тягостных или мучительных ощущений живого существа, при котором оно испытывает физический и эмоциональный дискомфорт, боль, стресс, муки.

В русской литературе

Достоевский в своих сочинениях проводит идею очистительного страдания. Алексей Ремизов противопоставляет страдание как полезные или необходимые неприятности муке как бессмысленным неприятностям.

Страдание же есть состояние духовное, светоносное и окрыляющее; оно раскрывает глубину души и единит людей в полуангельском братстве; оно преодолевает животное существование, приоткрывает дали Божии, возводит человека к Богу, побеждает отчаяние, дает надежду и укрепляет веру. В страдании тает тьма и исчезает страх. Ильин И. Творчество А. М. Ремизова

Психология

В психологии страдание рассматривается, как состояние сильного внутреннего конфликта человека, когда различные внутренние желания или побуждения входят в противостояние друг с другом, как бы разрывая или наоборот скручивая человека изнутри.

Предельное напряжение страдания есть му́ка.

Медицина

Религия

Ввиду того, что, сопровождая человечество на протяжении всей истории, страдания как таковые воспринимались как явное и наиболее острое отражение окружающей объективной действительности, они заняли особое место во многих вероучениях и философских системах. В частности, отдельное место страданиям отводится в буддийской философии, в христианстве, в иудаизме и др.:

Страдание у животных и растений

Животные

Официально до сих пор человечество не пришло к согласию в вопросе о том, способны ли животные испытывать страдание или нет, и если способны, то все ли виды животных обладают таким свойством. Безусловно, с точки зрения медицины животные испытывают боль как любое живое существо, но возникает ли у них психологическая реакция в виде мучительного душевного состояния сознания на это ощущение, всё ещё остаётся под вопросом для науки. Иногда животные выражают эмоции страдания. Однако это не является объективным доказательством наличия соответствующего переживания у них — актёр тоже во время своей игры может рыдать и стонать, но это не означает, что он при этом по-настоящему страдает.

Возможно, подобное поведение у животных является не более чем инстинктивным мышечным рефлексом на боль, не сопровождающимся реальным опытом страдания. Но это лишь распространённое мнение.[источник не указан 30 дней]

Растения

Принято считать, что растения не способны переживать страдания или боль, так как они не наделены нервной системой. Всё же существуют люди, объективно полагающие, что такое возможно, исходя из того, что растения так же, как люди и животные, являются живым организмом. Такая версия объясняется и аргументируется верой в нематериальную природу души: если душа имеет нематериальную природу и если также растения наделены таковой душой, то следовательно они также могут испытывать в своей душе страдание и даже радость — разумеется, своеобразно.

[источник не указан 30 дней]

См. также

Страдания

Аудио-версия статьи

***

Страда́ние — муче­ние; нрав­ствен­ная, душев­ная или телес­ная (душевно-телес­ная) боль (мука). Стра­да­ние – не всегда резуль­тат лич­ного греха, но всегда резуль­тат греха.

Пре­по­доб­ный Иоанн Дамас­кин: “Слово «стра­да­ние» имеет раз­лич­ные зна­че­ния. Есть стра­да­ние телес­ное, каковы болезни и раны; есть, с другой сто­роны, стра­да­ние душев­ное, каковы похоть и гнев. Говоря же вообще, стра­да­ние живого суще­ства есть такое состо­я­ние, за кото­рым сле­дует удо­воль­ствие и неудо­воль­ствие”.

Плоды стра­да­ния зави­сят от выбора самого чело­века: два раз­бой­ника были рас­пяты рядом со Хри­стом, но для одного они ока­за­лись спа­си­тель­ными, а другой лишь ещё больше оже­сто­чился.

Апо­стол Павел: Нынеш­ние вре­мен­ные стра­да­ния ничего не стоят в срав­не­нии с тою славою, кото­рая откро­ется в нас. (Рим.8:18).

Вообще понять глу­бин­ный смысл собы­тий, свя­зан­ных с чьими-либо стра­да­ни­ями, может только чело­век веру­ю­щий, при­зна­ю­щий реаль­ность поту­сто­рон­него мира и его зако­нов, прежде всего, зако­нов веч­но­сти. Только в свете веч­но­сти — вечной жизни — обре­тают смысл неко­то­рые труд­но­объ­яс­ни­мые собы­тия.


Ника­кие стра­да­ния не оста­ются бес­смыс­лен­ными перед Богом. Об этом гово­рят и мно­го­чис­лен­ные сви­де­тель­ства из Свя­щен­ного Писа­ния, и при­меры из жизни людей, стра­да­ю­щих в этом мире по тем или иным при­чи­нам. Про­мысл Божий о чело­веке и мире направ­ляет все ко благу, но не всегда чело­ве­че­скому чув­ствен­ному пони­ма­нию уда­ется осо­знать уви­деть это.

Очи­сти­тель­ная функ­ция стра­да­ния часто под­чер­ки­ва­ется свя­тыми отцами вслед за апо­сто­лом Петром, кото­рый утвер­ждает: стра­да­ю­щий плотию пере­стает гре­шить (1Пет.4:1). «Вме­ня­ются нам в остав­ле­ние грехов… и болезнь, и немощь, и измож­де­ние плоти», – гово­рит свт. Иоанн Зла­то­уст, видя­щий в них «печь, в кото­рой мы очи­ща­емся». Преп. Вар­са­ну­фий пишет одному из своих духов­ных чад: «…сколько попу­стит тебе [Бог] поскор­беть в теле, столько подаст и облег­че­ния в согре­ше­ниях твоих». Свт. Васи­лий Вели­кий со своей сто­роны отме­чает, что часто «телес­ные стра­да­ния служат к обуз­да­нию греха».

Пре­по­доб­ный Амвро­сий Оптин­ский при­во­дит такое срав­не­ние: змея для того, чтобы ски­нуть с себя старую кожу, про­хо­дит через узкое отвер­стие, так и рож­де­ние в жизнь вечную и избав­ле­ние от грехов про­ис­хо­дит не иначе, как через крест и стра­да­ния.

***

Обязан ли пра­вед­ник стра­дать?

Стра­да­ние — неотъ­ем­ле­мая состав­ля­ю­щая земной жизни людей. Рож­да­ясь, чело­век огла­шает мир плачем (святые отцы объ­яс­няли это обсто­я­тель­ство про­яв­ле­нием пер­во­род­ного греха. Но значит ли оное, что в усло­виях нашего гре­хов­ного мира стра­да­ние не только неиз­бежно, но и необ­хо­димо?

Как известно, чело­век был создан не ради стра­даль­че­ской жизни, но ради сча­стья и веч­ного бла­жен­ства. Под­лин­ное бла­жен­ство дости­жимо только в союзе с Богом — Неис­чер­па­е­мом Источ­ни­ком благ. Стрем­ле­ние к сча­стью, в той или иной сте­пени, свой­ственно каж­дому чело­веку, хоть пра­вед­ному, хоть непра­вед­ному. Но тогда как пра­вед­ник, стре­мя­щийся к Богу, ищет под­лин­ного сча­стья, для греш­ника, духовно отда­лен­ного от Бога, харак­терно стрем­ле­ние к ложным, обман­чи­вым радо­стям и удо­воль­ствиям.

Их он ищет и нахо­дит в гре­хов­ных мыслях и делах.

Встав на путь избав­ле­ния от греха, пра­вед­ник про­дол­жает нахо­диться под воз­дей­ствием выра­бо­тан­ных им гре­хов­ных навы­ков, при­вы­чек, стра­стей и поро­ков, нако­нец, под вли­я­нием внеш­него гре­хов­ного окру­же­ния.

В данной связи он посто­янно стал­ки­ва­ется с гре­хов­ными иску­ше­ни­ями и соблаз­нами, и вынуж­ден с ними бороться. Эта борьба бывает сопря­жена с мно­гими труд­но­стями, лише­ни­ями, стра­да­ни­ями Так, искрен­нее сер­деч­ное пока­я­ние, сопро­вож­да­е­мое угры­зе­ни­ями сове­сти и стыдом, явля­ется формой душев­ного стра­да­ния; борьба с вла­ды­че­ством плот­ского начала, осу­ществ­ля­е­мая посред­ством бдений, постов, молит­вен­ных сто­я­ний, физи­че­ского труда, есть форма душевно-телес­ных стра­да­ний.

Такого рода духов­ное дела­ние явля­ется одним из аспек­тов подвиж­ни­че­ской жизни и вме­ня­ется хри­сти­а­нину в обя­зан­ность. Стра­да­ния, воз­ни­ка­ю­щие в резуль­тате этого дела­ния, сопут­ствуют и спо­соб­ствуют нрав­ствен­ному исправ­ле­нию, духов­ному пре­об­ра­же­нию, спа­се­нию греш­ника. Кроме того, пере­нося их с долж­ным сми­ре­нием, подвиж­ник выра­жает свою веру и любовь к Богу (вспом­ним, что Образ­чи­ком бого­угод­ного пере­не­се­ния стра­да­ний явля­ется Гос­подь Иисус Хри­стос; следуя по Его стопам и пере­нося послан­ные или попу­щен­ные Богом стра­да­ния, хри­сти­а­нин несёт свой спа­си­тель­ный крест и сорас­пи­на­ется Христу; делая это осо­знанно и сво­бодно (Мф.16:24)).

Из всего ска­зан­ного, конечно, не сле­дует, что хри­сти­а­нин не вправе укло­няться от тех или иных форм стра­да­ний, напри­мер, от стра­да­ний, вызван­ных тяже­лой болез­нью. Закон Божий не вос­пре­щает боля­щему поль­зо­ваться воз­мож­но­стями меди­цины (помо­щью мед­пер­со­нала, лекар­ствен­ными сред­ствами, оздо­ро­ви­тель­ными про­це­ду­рами и т. п.). Сам Хри­стос, а затем и апо­столы исце­ляли людей.

Особой ого­ворки тре­буют и дей­ствия по укло­не­нию от стра­да­ний, свя­зан­ных с бед­ствен­ным поло­же­нием. Если хри­сти­а­нин живет в миру, ему не запре­ща­ется тру­диться и полу­чать за свой труд над­ле­жа­щую зара­бот­ную плату. Он вправе иметь пищу, одежду, кров, поль­зо­ваться иными бла­гами (не про­ти­во­ре­ча­щими поня­тию о бла­го­че­стии)

***

«Стра­да­ние, кото­рое часто явля­ется пред­ме­том рас­смот­ре­ния аске­ти­че­ских трудов святых отцов в связи с умерщ­вле­нием греха и стра­стей и прак­ти­кой доб­ро­де­тели, не явля­ется любым каким ни на есть стра­да­нием. Оно озна­чает скорби, кото­рые, с одной сто­роны, свя­заны с отка­зом от пороч­ных жела­ний, кото­рые систе­ма­ти­че­ски про­яв­ля­ются в пороч­ных стра­стях и пороч­ных удо­воль­ствиях, с кото­рыми они свя­заны, и, с другой сто­роны, с уси­ли­ями при­об­ре­те­ния нового образа пове­де­ния, кото­рый состоит из доб­ро­де­те­лей».
Жан-Клод Ларше

«Если чело­век из глу­бины горя спра­ши­вает: «Где же Ты был, Гос­поди?» – для хри­сти­а­нина ответ оче­ви­ден: в бездне стра­да­ния Он был прежде тебя. Тебя еще не было, а Он уже был на Гол­гоф­ском Кресте».
диакон Андрей

«Стра­да­ния с точки зрения хри­сти­ан­ства не всегда явля­ются абсо­лют­ным злом, то есть, будучи злом по своему суще­ству, они могут при­во­дить к благим послед­ствиям.


С точки зрения хри­сти­ан­ского аске­ти­че­ского учения стра­да­ния в жизни чело­ве­че­ской имеют очи­сти­тель­ное зна­че­ние. Кроме того, когда речь идет о про­ти­во­по­став­ле­нии насла­жда­ю­щихся жизнью греш­ни­ков и стра­да­ю­щих пра­вед­ни­ков, оценка обычно дается по каким-то внеш­ним про­яв­ле­ниям (состо­я­ние здо­ро­вья, обла­да­ние тем или иным иму­ще­ством, воз­мож­ность осу­ще­ствить жиз­нен­ные планы и т. д.). При таком под­ходе игно­ри­ру­ется внут­рен­нее, духов­ное состо­я­ние людей.
Апо­стол Павел гово­рит в Рим.14:17: «Ибо Цар­ствие Божие не пища и питие, но пра­вед­ность и мир и радость во Святом Духе», поэтому пра­вед­ные люди, даже нахо­дясь в стес­нен­ных обсто­я­тель­ствах, могут насла­ждаться тем Цар­ством Божиим, кото­рое внутри нас, пред­вку­шая буду­щее бла­жен­ство.
И, наобо­рот, в Свя­щен­ном Писа­нии можно найти немало мест, кото­рые сви­де­тель­ствуют о том, что чело­век, веду­щий гре­хов­ный образ жизни, по-насто­я­щему не может быть счаст­лив. Рим.2:9: «Скорбь и тес­нота всякой душе чело­века, дела­ю­щего злое».
иерей Олег Давы­ден­ков

«Стрем­ле­ние чело­века изба­виться от стра­да­ний есте­ственно. И оно зало­жено в саму при­роду чело­ве­че­скую. Отно­ше­ние Церкви к стра­да­ниям такое: Цер­ковь состра­дает своим членам, но в то же время она не боится своих стра­да­ний, она знает, что через них мы полу­чим радость, пре­вос­хо­дя­щую эти стра­да­ния настолько, что мы еще будем жалеть, что мало постра­дали».
про­то­ди­а­кон Иоанн Шевцов

«Если бы Бог по вре­ме­нам не укла­ды­вал нас на лопатки, нам неко­гда было бы посмот­реть на небо».
Блез Пас­каль

«Тот, кто не хочет вни­мать шепоту веч­но­сти, будет вни­мать ее громам».
Сергей Нико­ла­е­вич Тру­бец­кой

***

О духов­ном смысле стра­да­ния

Архи­манд­рит Еле­азар, духов­ник Свято-Тро­иц­кой Алек­сан­дро-Нев­ской Лавры

Жизнь не может быть без стра­да­ний, сам по себе мир пред­став­ляет собой не только одни успехи, мы видим много очень неудач­ни­ков, потря­се­ний вся­че­ских, про­ва­лов, чудо­вищ­ных пре­ступ­ле­ний. Не всегда бывает весна с рас­пус­ка­ю­щи­мися поч­ками и яркой пест­ро­той, бывают и раз­ру­ши­тель­ные бури, град, болезни и смерть. Самое боль­шое стра­да­ние, кото­рое чело­век испы­ты­вает, – это отсут­ствие стра­да­ний. Не стра­дать в жизни – значит, не участ­во­вать в жизни, быть лишним чело­ве­ком.

Почти всегда при­чину стра­да­ний можно найти в грехе, в нару­ше­нии закона жизни, зако­нов при­роды. Это нару­ше­ние разъ­еди­няет чело­века между Богом и при­ро­дой, Им создан­ной. Стра­да­ние ока­зы­вает на чело­века бла­го­твор­ное вли­я­ние, явля­ется школой, потому что оно учит правде, под­твер­ждая нали­чие нрав­ствен­ного закона и смысла жизни. Прак­ти­че­ски все стра­да­ния учат, чтобы мы не делали другим того, чего не желаем себе. Стра­да­ния пока­зы­вают, что в жизни дей­ствует не нрав­ствен­ный хаос, а уди­ви­тель­ный строй­ный поря­док, осно­ван­ный на правде, кото­рая рано или поздно про­явится.

Стра­да­ние явля­ется источ­ни­ком огром­ных нрав­ствен­ных цен­но­стей и поло­жи­тель­ных духов­ных при­об­ре­те­ний. Оно при­во­дит к вере, любви, духов­ной силе. Мы живём на земле, чтобы пора­бо­тать над кра­со­той своей души. Жизнь – это огром­ная мастер­ская, в кото­рой души людей ста­но­вятся чище и гото­вятся к пере­ходу в иной, лучший мир.

Стра­да­ния учат быть снис­хо­ди­тель­ным к другим людям, вос­пи­ты­вают чут­кость к горю дру­гого чело­века. Испы­та­ния зака­ляют чело­века, вос­пи­ты­вают волю, выдержку, настой­чи­вость и энер­гию. Чело­век труд­нее пере­но­сит свой успех, славу, богат­ство, внеш­нюю кра­соту, чем неудачи, непри­ят­но­сти. Успех может чело­века испор­тить, сде­лать гордым, лени­вым, бес­печ­ным и нече­ло­ве­ко­лю­би­вым, поэтому слабым и ничтож­ным. Стра­да­ю­щий укреп­ля­ется.

Есть люди, кото­рые пони­мают, что такое стра­да­ние, и видят в нём кра­соту, они про­ни­кают в тайну слов Апо­ка­лип­сиса «кого люблю, того и нака­зую». То есть, указую, настав­ляю, руко­вожу. Есть люди, кото­рые бла­го­да­рят за стра­да­ния и гово­рят: «Бла­го­да­рим Тебя, Боже, что Ты посы­ла­ешь нам не одни только сол­неч­ные лучи, иначе мы пре­вра­ти­лись бы в пустыню. Но даёшь дождь, чтобы мы могли при­но­сить плоды».

Лучше стра­да­ния, чем само­до­воль­ная мещан­ская бес­печ­ность. «Я жить хочу, чтоб мыс­лить и стра­дать», – гово­рил Пушкин, при всём свой­ствен­ном ему эллин­ском жиз­не­лю­бии. Пусть это стра­да­ние будит нас от сна рав­но­ду­шия, ока­ме­не­лого бес­чув­ствия. Жизнь без стра­да­ния опасна, и Бог, кото­рый не нака­зы­вает нас, это Бог, кото­рый не зани­ма­ется нами.

Грубое и лег­ко­мыс­лен­ное бег­ство от стра­да­ния кто-то нахо­дит в стрем­ле­нии к полу­че­нию минут­ного насла­жде­ния, заглу­шить горечь жизни, забыться безу­мием. А люди веру­ю­щие знают, что, чем тяже­лее испы­та­ния, тем ярче неча­ян­ная радость, кото­рая при­хо­дит не сразу. «Чем ночь темней, тем ярче звёзды».

Трудно бывает чело­веку, но и дру­гому трудно. На стра­да­ния надо отве­чать состра­да­нием. Ведь слово сча­стье – от слова соуча­стие, то есть, каждый должен соучаст­во­вать в жизни с другим чело­ве­ком, состра­дать ему, сотруд­ни­чать с ним, соучаст­во­вать. И в этом нахо­дить сча­стье.

Люди нуж­да­ются не только в объ­яс­не­нии своих стра­да­ний, но больше в соуча­стии, в сочув­ствии, кото­рое может под­нять изне­мо­га­ю­щего и ожи­вить его душу. Очень много гово­рится об этом в сочи­не­ниях Фёдора Михай­ло­вича Досто­ев­ского. В его рома­нах стра­да­ние явля­ется глав­ным героем. Именно стра­да­ние, сопро­вож­да­ю­ще­еся благою вестью о Христе. Оно при­во­дит чело­века к новой жизни. Тра­ге­дия, рас­ска­зан­ная в «Бесах», осве­ща­ется в финале бла­гост­ными лучами, сло­вами Нового Завета, кото­рые читает рус­скому ате­и­сту жен­щина-кни­го­ноша.

Наша страна Россия про­хо­дит вели­кую школу стра­да­ния на всём пути всей исто­рии. Вся Россия – одно стра­да­ние. Судьба рус­ского народа имеет не только наци­о­наль­ный, но и все­мир­ный смысл. Как обра­зец, пока­за­тель: мы столько испы­тали, и мы не послед­ние.

Любовь вводит чело­века в жизнь, кото­рая полна смысла, в свете кото­рого ста­но­вится ясно и зна­че­ние стра­да­ния. Испы­та­ния пони­ма­ются как усло­вие дви­же­ния вперёд, подвиг. Как орудие осво­бож­де­ния от зла и греха, кото­рые состав­ляют несча­стье чело­ве­че­ства. Почему у нас кризис? Потому что мы не любим друг друга, не ста­ра­емся пойти на помощь, не соучаст­вуем. В соуча­стии, состра­да­нии есть един­ствен­ный удо­вле­тво­ри­тель­ный взгляд на нашу жизнь. Все другие теории не могут объ­яс­нить стра­да­ние и осмыс­лить его.

Радио Петер­бург, 2009 год.

***

Когда свт. Нико­лай Серб­ский был узни­ком конц­ла­геря Дахау, к нему, боль­ному и изму­чен­ному, подо­шёл один из над­зи­ра­те­лей и гово­рит:
Неужели после всего этого ты до сих пор веришь в Бога?
Свя­ти­тель Hико­лай сказал:
Теперь не верю.
Над­зи­ра­тель усмех­нулся, а свт. Нико­лай доба­вил:
— Теперь знаю.
Много позже, когда свя­ти­тель уже был осво­бож­дён от уз, он вспо­ми­нал Дахау и гово­рил, что нико­гда Бог не был к нему так близок, как в конц­ла­гере. И вспо­ми­нал мгно­ве­ния бого­об­ще­ния как самые счаст­ли­вые в жизни.
Одни и те же стра­да­ния кого-то делают чище, а кого-то лишь озлоб­ляют…

Энциклопедия иудаизма онлайн на Толдот.ру

Страдания — это крайне неприятные, мучительные, тягостные ощущения — как телесные, так и душевные, — которым подвержены все живые существа. Мудрецы говорят, что страданиями в этом мире мы заслуживаем Мир Грядущий. Другие два дара Вс-вышнего еврейскому народу: Тору и Землю Израиля — мы тоже можем получить лишь ценой страданий. Бывает, что праведники страдают, а злодеи благоденствуют.

Оглавление

Мир этот и мир грядущий

[↑]

В чем причина наших страданий? Об этом так или иначе задумывается каждый человек. Этот вопрос во многом проясняется, когда мы понимаем суть соотношения этого мира и грядущего. Сказали наши мудрецы: «Этот мир похож на прихожую, а грядущий мир — на дворцовый зал». Всё, что делает человек, он делает ради достижения цели, к которой стремится.

Если эта цель очень важна для него, он трудится с большим желанием, даже если эта работа тяжела. Как сказано в Торе о Яакове: «…и работал… и были (эти годы) в глазах его как несколько дней из-за любви его». Однако цель всего творения и цель этого мира — грядущий мир.

Весь смысл этого мира в том, что он — лишь передняя, прихожая перед грядущим миром, а не самостоятельный мир, имеющий собственную ценность. Весь этот мир и всё, с чем мы сталкиваемся в нём, что происходит с нами, понадобится нам, лишь когда мы войдём в грядущий мир. Всё, что мы восприняли, что оставило след в нашей душе, и всё, что нам удалось постичь, — всё это измерено и взвешено с абсолютной точностью и имеет ровно столько ценности, чтобы удостоиться жизни в грядущем мире.

Поэтому страдания этого мира — это не что иное, как «помощь Небес»: страданиями Вс-вышний помогает нам приблизиться к Нему. Вс-вышний дает нам возможность ощутить, что жизнь грядущего мира даётся нам по справедливости, он является наградой за добрые дела, за нашу борьбу с собственным дурным началом. В таком случае дар будет много более приятным, ведь мы его заслужили, он по праву наш.

«Дерех А-Шем» учит, что нам нельзя есть «хлеб позора». Бесплатное удовольствие в этом мире должно восприниматься как унижение. Наша обязанность — строить себя и радоваться своим достижениям, результатам своего труда. Наш труд и страдания здесь, на земле, образуют те кирпичики, из которых будет складываться наше счастье в Мире Грядущем. Таков единственный путь к счастью в нашем мире: надо только помнить, что все происходящее здесь, это подготовка к тому, что мы будем испытывать там, после земной жизни.

Если человек достойно выдерживает страдания, выпавшие на его долю, его душа очищается и обогащается. Муки заставляют человека заглянуть в самого себя, отказаться от бренных забот и сконцентрироваться на вечных ценностях.

Страдания за Тору и за Землю Израиля

[↑]

Рабби Шимон бар Йохай учит, что Б-г дал Израилю три бесценных дара, но получить их можно только путем жертв и лишений. Дары эти — Тора, Эрец Исраэль и мир грядущий. О том, что полагается страдать за Эрец Исраэль, говорится в стихе: «…как наставляет человек сына своего, так Б-г твой наставляет тебя… (когда) ведет (Он) тебя в землю хорошую» (Дварим 8:5).

Когда еврейский народ платит страданиями за право владеть Святой Землей, он, как утверждает Маарша, вкладывает в нее свои силы. Иначе материальное и духовное изобилие земли избаловало бы людей и толкнуло бы на бунт против Вс-вышнего. Дальше Тора говорит: «Берегись, чтобы ты не забыл Б-га твоего, … когда будешь есть и насытишься, и дома хорошие построишь… то надменным станет сердце твое, и забудешь Б-га твоего» (Дварим 8:11-14).

Кроме того, Б-г заставляет нас страдать, чтобы испытать нашу искренность и преданность Ему. Какова степень нашей любви к Вс-вышнему? Какую цену мы готовы заплатить? Сколько трудностей и лишений готовы мы вынести ради возможности жить в Эрец Исраэль? Так Б-г как бы отделяет тех, кто ценит, в первую очередь, святость и духовность, от тех, кто предпочитает материальные удобства и изобилие.

История еврейского народа в стране Израиля — это история самопожертвования во имя Б-га и Торы. Если евреи процветали, то только благодаря своей безоглядной преданности Вс-вышнему; если же страдали, то из-за своей непокорности Ему. Спросил Авраам Вс-вышнего: «Откуда узнаю я, что унаследую ее (Эрец Исраэль)?» (Берешит 15:8). Тем самым он просил Вс-вышнего показать, какая заслуга дает его потомкам право вступить во владение землей. Б-г ответил, что этими заслугами будут жертвы: либо жертвоприношения в Храме, либо готовность евреев к самопожертвованию.

В войне за Эрец Исраэль Йеошуа вместе со всем народом проявил высший патриотизм и самопожертвование. Каждый еврей был готов умереть за землю, данную им Всемогущим. То же самое произошло во время второй волны заселения Израиля, когда Эзра собрал вавилонских изгнанников и повел их на родину, вопреки опасностям и невзгодам. Именно готовность вернуться в Эрец Исраэль и одолеть все препятствия пробудили в людях глубокую и прочную любовь к родной земле.

Всякий, кто стремится жить в Эрец Исраэль, должен быть готов к страданиям. Несмотря ни на что, надо оставаться верным и преданным слугой Творца. Что бы ни случилось с человеком, Б-г не лишит его Своей милости и доброты. Жить в Израиле — большая честь, и тяготы лишь укрепляют любовь к этой земле.

«Пребывание в Израиле — настолько высокая честь, — пишет автор книги Сэфер Харедим, — что даже в тяжелые времена мы обязаны радоваться возможности и праву страдать в Святой Земле. Вот почему Тора соединяет рассказ об Амалеке, главном враге еврейского народа на протяжение всей его истории, с отрывком, говорящем о вступлении в Эрец Исраэль (Дварим, конец 25-ой главы). Источник страданий как раз и заключается в извечной войне с Амалеком, которую должен вести каждый еврей в каждом поколении. Еще на заре нашей истории Амалек пытался не пустить нас в Святую Землю; он и сегодня не отказался от своих замыслов».

Рамбан — о страданиях

[↑]

Рамбан посвятил несколько глав своего труда «Врата Воздаяния» объяснению причин страданий в этом мире. Приводя слова мудрецов Талмуда (Брахот 5а), Рамбан говорит, что причину страданий человек должен искать в своих грешных поступках или в недостаточном изучении Торы. «Но если он проверил и убедился, что не пренебрегал Торой, — пусть знает, что это страдания, вызванные любовью (к нему Творца), как сказано: “Ибо кого Ашем любит, того наставляет” (Мишлей 3:12)».

Страданиями, вызванными любовью, наделяет Вс-вышний только праведников, и эти страдания приходят к нему, чтобы даровать ему полную награду в будущем мире. Они приходят в качестве наказания за немногие грехи, совершенные праведником нечаянно или по забывчивости.

Когда существовал Храм, можно было очиститься от нечаянного греха путем жертвоприношения. В наши дни, когда Храма нет, Вс-вышний посылает праведникам страдания, чтобы ими смыть невольные прегрешения и, искупив себя страданиями, обрести чистоту для будущего мира.

Рамбам упоминает еще один вид страданий. Сказано (Арахин 16б): «В доме учения раби Ишмаэля говорили: “Тот, кто прожил сорок дней без страданий, получил (в этом мире) всю свою награду”». «Страданиями» здесь называются обычные неприятности, которые случаются с каждым человеком: трудности в делах, головная боль, утомление. В ту же категорию входят совсем незначительные ситуации: сшили одежду, а она не подходит; надел платье задом наперед; сунул руку в карман, чтобы достать три монетки, а сумел ухватить только две. От таких страданий избавлены бывают только окончательные грешники, которые в обречены на Геином, а в этом мире получают награду за все их заслуги.

Известно, что существуют страдания для испытания, например, когда Б-г испытал Авраама и велел ему принесли в жертву его любимого сына Ицхака. Рамбан объясняет, что Святой, благословен Он, подвергает испытанию не всякого человека, но только своих праведников, как сказано: «Ашем испытывает праведника» (Теилим 11:5). И такое испытание — благо для человека, а не возмездие и не несчастье. Ибо Он испытывает того, о ком известно, что он выйдет с миром из этого испытания, чтобы увеличить его награду.

Праведник, которому плохо, и грешник, которому хорошо

[↑]

Читаем в «Пиркей Авот» (4:19): «Раби Янай говорит: “Нет в наших руках ни благоденствия злодеев, ни страданий праведников”. Выражение “Нет в наших руках” означает, что мы не в состоянии постичь этого. Почему бывает так, что злодей удостаивается счастливой жизни, полной наслаждений, а хороший человек страдает от горестей и бед?

У человека совершенной веры такие вопросы не возникают: он знает, что не нам расследовать суды Творца. И так как Он — Судья, а мы всего лишь люди, то осмелимся ли помыслить, что малым нашим разумом сможем понять глубины судов Благословенного.

Рамбан пишет: Как для праведников существует много путей искупления, так есть несколько путей, возможных для нечестивцев. Есть нечестивцы, истребление которых откладывается, чтобы даровать им награду за немногие добрые дела.

Есть и такие, которым даруется жизнь и покой за добро, содеянное их отцами, как сказано по поводу царя Йеу: “За то, что ты сделал добро, совершив праведное в Моих глазах, …твои сыновья до четвертого поколения будут восседать на троне Израиля” (II Мелахим 10:30).

И есть такие, которым продлевается жизнь до полного их раскаяния, как это было с царем Менаше (II Диврей аямим 33:12-16).

Бывает, что покой одних нечестивцев дается как испытание для других нечестивцев: посмотрят они на страдания праведников и благоденствие злодеев — и еще больше утвердятся в своих пороках, “убедившись”, что “Б-г несправедлив”.

Рамхаль пишет в Дерех а-Шем, что Б-г смотрит на весь еврейский народ как на одного человека, и бывает, что праведники страдают из-за действий плохих людей. Страдания немногих праведников засчитываются как страдания многих людей более низкого уровня. Бывает, что страдания посылаются праведникам ради спасения всего поколения. А сам праведник поднимается на такой высокий уровень, которого без этого страдания не достиг бы.

Сказано в трактате Брахот (), что Моше задавал Вс-вышнему вопрос о праведниках и злодеях, и Вс-вышний ему ответил: “Праведник, которому хорошо, — совершенный праведник. Праведник, которому плохо, — это праведник, не достигший совершенства. Грешник, которому хорошо, — обычный грешник. Грешник, которому плохо, — законченный грешник”».

Рамбан разъясняет: в этом мире с праведника взыскивают за его немногие грехи, чтобы совершенно очистить его, а грешника награждают за его немногие добрые дела, чтобы он лишился доли в будущем мире. Но в Гемаре приводится и другое объяснение (там же): «Праведник, которому хорошо, — праведник, сын праведника; праведник, которому плохо, — праведник, сын нечестивца и т.д.»

И, казалось бы, все становится понятно, но тут Гемара приводит берайту от имени раби Меира, согласно которой тайна высшего правосудия не была открыта Моше, и пути Провидения недоступны пониманию человека. Подлинные пружины событий скрыты от нас. И тем не менее, добавляет Рамбан, несмотря на это сокрытие, существует сокровенное понимание, врученное знатокам Торы и кабалы, которое передается из уст в уста достойным ученикам.

Можно ли избежать страданий?

[↑]

Рабейну Йона пишет в своей книге Шаарэй Тшува, что добром и правдой искупится грех. Здесь речь идёт о ситуации, когда человек изменил своё поведение и сделал настоящую тшуву, но когда-то в прошлом сознательно совершал нарушения, за которые полагается смертная казнь или карет. Например, за сознательное нарушение субботы полагается и карет, и смертная казнь, за нарушение запрета нидакарет. Сказано, что тшува (раскаяние) и Йом-Кипур частично искупают такой грех, но полное прощение возможно только после страданий, которые Б-г посылает человеку.

В этом случае хесед — добро, которое этот человек делает, может «сэкономить» страдания. И сказано: цдака тациль ми-маветцдака спасает от смерти — тем более, от страданий. Если у человека есть материальные возможности, то он может давать цдаку деньгами, а если с деньгами плохо, он может лично делать хесед: навещать больного, ободрять человека в беде, ухаживать за престарелым и т.д.

Можно избежать страдания, усердно изучая Тору. Мидраш говорит: если человек изучал до нарушения одну главу — пусть теперь учит две, изучал один раздел — пусть учит два, изучал один лист Гемары — пусть учит два.

Тора спасает от страданий по двум «направлениям». С одной стороны, труд, напряжение и преодоление трудностей при изучении Торы (человек приезжает издалека, напрягается, чтобы понять, преодолевает усталость) «экономят» другие страдания. Но самое главное: Тора сама по себе — очень сильное лекарство «широкого профиля». Могучая сила Торы спасает от страданий.

Сьюзен Сонтаг «Смотрим на чужие страдания»

Книга является продолжением сборника эссе «О фотографии». Сонтаг рассматривает фотографию как метод визуальной репрезентации войны и насилия в современной культуре.

«Смотрим на чужие страдания» (2003) — последняя прижизненная книга Сонтаг, своеобразное продолжение и дополнение к ставшему классическим сборнику эссе «О фотографии», изданному на четверть века ранее (он также опубликован на русском языке в рамках издательской программы Центра «Гараж» и издательства Ad Marginem). В этой книге Сонтаг исследует фотографию как метод визуальной репрезентации войны и насилия в современной культуре. Автор рассматривает историю изображения войны — начиная со знаменитой серии офортов Гойи и фотографий, сделанных во время Гражданской войны в США, вплоть до современных образов войн в бывшей Югославии, Руанде, Израиле и Палестине — и пытается ответить на вопросы: в чем цель демонстрации ужасов войны? какое воздействие оказывает на нас созерцание чужого страдания на телевидении или в прессе? побуждают ли нас самих к насилию картины чужой жестокости?

Сонтаг дает обзор накопленных за последние полтора столетия военных фотодокументов, обращая внимание читателей на изменение техники, стилистики и идеологических установок. Например, во время Крымской и американской Гражданской войн сражения еще не были доступны фотокамере, и даже во время Первой мировой фотографировали в основном не сами бои, а их последствия; вплоть до войны во Вьетнаме в военной фотографии часто применяли инсценировки и реконструкции.
Но можем ли мы верить фотографиям, действительно сделанным в разгар боя? Без подписи и контекста такой снимок может быть истолкован по-разному (так, воюющие друг с другом стороны могут использовать одни и те же изображения погибших в бомбежке детей в пропагандистских целях, просто поменяв подписи). Объективность присуща фотографии по природе, но, с другой стороны, напоминает Сонтаг, надо помнить, что это всегда чья-то точка зрения, регистрация реальности и в то же время личное свидетельство и интерпретация. Сам отбор материала и кадрирование, при котором что-то остается за рамкой, являются субъективными.

Современное информационное пространство перенасыщено образами жестокости: лучше всего «продаются» новости о чужих страданиях, поэтому «фотография нацелена на поиски все более драматических образов, и это стало нормой в культуре, где шок — ведущий стимул потребления и источник ценности».

«В мире, где фотография великолепно служит консьюмеристским манипуляциям… морально чутких фотографов и идеологов фотографии все больше беспокоит вопрос об эксплуатации зрительских чувств (жалости, сострадания, негодования) в военной фотографии и механические способы вызывать нужные чувства», — пишет Сонтаг. Проблема манипуляции чувствами зрителей приводит автора к рассуждению о связи военной фотографии с идеологией, цензурой и властью. История военной фотографии началась с позорной пропагандистской кампании с целью создать позитивный образ воинской профессии — серии снимков Роджера Фентона о Крымской войне, заказанной британским правительством. В этом цикле не было ни реальных военных действий, ни раненых или погибших, только постановочные «сцены на привале».

Постановочными были и многие более поздние фотографии военных триумфов, в частности установка красного флага над Рейхстагом Евгения Халдея или водружение американского флага над Иводзимой в феврале 1945-го. И лишь начиная с войны во Вьетнаме происходит резкое сокращение числа инсценированных фотографий, и не случайно фотографы, работавшие на этой войне, в большинстве своем относились к ней критически.

Собственно с появлением независимых от командования военных фотографов возникла и цензура в военной фотографии (одним из самых жестких недавних примеров стала британская кампания на Фолклендских островах в 1982 году). Сонтаг пишет и о самоцензуре западных фотожурналистов, в результате которой установились двойные стандарты в изображении «наших» и «чужих» убитых.

В книге также поднимаются вопросы ответственности и власти. Зачем нам смотреть на фотографии далеких ужасов, когда мы сами ничего не можем в них изменить? Нужно задуматься, считает Сонтаг, нет ли взаимосвязи между нашими привилегиями и страданиями незнакомых людей — «вот задача, которую еще только приоткрывают перед нами эти мучительные, тревожащие картины». Этическая ценность изображений войны еще и в том, чтобы поставить перед собой вопрос о власти: «Эти изображения предлагают обратить внимание, задуматься, выяснить, чем оправдывают необходимость массовых страданий те, у кого сила? Кто устроил это? Кто за это в ответе?»
Военная фотография играет важную роль и в формировании коллективной памяти нации. «Всеми узнаваемые фотографии являются составной частью того, о чем общество пожелало думать», эти снимки конденсируют в себе общие идеи о «важных исторических моментах». Некоторые жестокости становятся институциализированными — например, холокост, — а смысл мемориальных музеев геноцида с их коллекциями фотографий в том, чтобы изображенные на них преступления продолжали фигурировать в коллективной памяти.

Об авторе

Сьюзен Сонтаг (1933–2004) — американская писательница, литературный и художественный критик, философ культуры, политическая активистка. Мировую известность ей принесли сборники эссе «Против интерпретации» (1966), «О фотографии» (1977), «Смотрим на чужие страдания» (2004). Эти три книги, а также два тома дневников Сонтаг – «Заново рожденная» и «Сознание, прикованное к плоти» – опубликованы на русском языке в рамках совместной издательской программы Музея «Гараж» и издательства Ad Marginem.

Трудные вопросы: почему Бог допускает страдания?

Ольга Сакун — Град Ватикан

«Страдание присутствует в мире для того, чтобы высвободить любовь, чтобы пробудить дела любви к ближнему, чтобы преобразовать всю человеческую цивилизацию в ʺцивилизацию любвиʺ», — пишет святой Папа Иоанн Павел II в апостольском послании «Salvifici doloris», подписанном 11 февраля 1984 года. Таким образом, Папа Войтыла говорит о том, «для чего» присутствует страдание, но он также отмечает, что любой ответ на вопрос «почему» будет неверным или недостаточным. Вспомним многократно сказанные Папой Франциском слова о том, что страдания необъяснимы: Святейший Отец повторяет их каждый раз при посещении тяжелобольных, особенно детей, при встречах с людьми, подвергающимися тяжким физическим и моральным испытаниям.

«Страждущий человек, — утверждает Папа Иоанн Павел II в «Salvifici doloris», — остаётся неразгаданной тайной». Но «Христос позволяет нам войти в эту тайну и раскрыть смысл страданий», отвечая с Креста на Голгофе. Однако иногда необходимо ждать «очень долго, чтобы этот ответ стал заметным». «Христос не объясняет абстрактно смысл страданий, но прежде всего говорит: ‘Следуй за Мной! Приди!’ Своими страданиями прими участие в деле спасения мира, осуществляемом Моими страданиями, Моим Крестом. Когда человек берёт в руки свой крест, соединяясь духовно с Крестом Христовым, то перед ним открывается спасительный смысл страданий… И тогда человек обретает в своих страданиях внутренний мир и даже духовную радость».

В книге «Память и идентичность», опубликованной незадолго до кончины, святой Папа Войтыла возвращается к теме страданий: «Страдая за всех нас, Христос придал новый смысл страданию, ввел его в новое измерение, в новый порядок: в порядок любви. Верно то, что страдание входит в человеческую историю вместе с первородным грехом… Но страсти Христовы на Кресте наделили радикально новым смыслом страдания, преобразив их изнутри. Он ввел в человеческую историю, которая является историей греха, страдание без вины, перенесенное исключительно из любви. Именно это страдание открывает двери надежде на освобождение, на окончательное устранение жала, терзающего человечество. Именно это страдание сжигает и уничтожает зло пламенем любви и даже из греха извлекает многообразное цветение добра».
Святой Папа Иоанн Павел II приходит к выводу, что ответ заключается в любви: «Иисус Христос, будучи невиновным, берет на Себя бремя страданий всех людей», побеждая тем самым виновника зла — Сатану. Крест Христов стал обильным источником живой воды, и достичь его может каждый. Таким образом, «страдать означает открываться спасительным силам Бога, дарованным человечеству во Христе».
Источником радости, — подчёркивает Папа, — становится «преодоление чувства бесполезности страдания», которое «не только сжигает человека изнутри, но и может сделать его обузой для других… Открытие спасительного смысла страданий в единстве с Христом преображает это удручающее чувство».
Боль, пережитая с Иисусом, действительно нужна для спасения братьев и сестёр. 
По словам Папы Войтылы, «когда тело погружается в тяжёлую болезнь и лишается дееспособности, когда человек практически не способен действовать и жить, то больше всего проявляются его внутренняя зрелость и духовное величие, преподавая здоровым людям трогательный урок».
В энциклике «Lumen Fidei» Папа Франциск также затрагивает тему страдания. Он пишет: «Вера – не тот свет, который рассеивает всю тьму, а светильник, направляющий в ночи наши шаги, и его достаточно для пути. Страдающему человеку Бог не дает все объясняющих аргументов, но предлагает Свой ответ в форме сопутствующего присутствия, истории добра, соединяющейся с любой историей страдания, чтобы его осветил поток света. Во Христе Сам Бог пожелал разделить с нами этот путь и предложить нам Свой взгляд, чтобы мы видели на нем свет. Христос – Тот, Кто, преодолев скорбь, стал ʺначальником и совершителем верыʺ (Евр 12, 2)».        

Истории святых свидетельствуют о том, что страдание может стать способом возрастания в любви к Богу и ближнему. Кроме того, страдание побуждает человека к обращению, помогая взглянуть внутрь себя и преодолеть привязанность к греху, подобно сыну из притчи о милосердном отце. Страдание, которое мы видим вокруг, порождает сострадание, смягчая даже самые окаменелые сердца. Бог даёт Свой ответ через распятого Христа, призывая нас присоединиться к Его делу спасения мира, ради обращения грешников, ради восполнения в нашей плоти искупительного деяния Иисуса. Тайна страдания неразрывно связана с тайной спасения.

Жители Кубани объявили охоту на фотографов-живодеров, которые зарабатывают на страданиях животных

Жители Кубани вышли на тропу войны с фотографами, которые делают бизнес на страданиях животных. Спрос у туристов на снимок с обезьяной или попугаем, как правило, большой, поэтому торговцев мало что останавливает. Наша съемочная группа устроила свою проверку, в итоге пришлось побегать за одним из таких горе-предпринимателей. 

Предприимчивые люди предлагают сфотографироваться с животными или птицами. На выбор целый зоопарк — попугаи, орлы, обезьяны, а еще верблюды и даже крокодилы. С недавних пор в Анапе бороться с такими нарушителями сами горожане. Они снимают фотографов на телефоны и отправляют видео в полицию.

Автор этого видео — Ксения. Живет в Анапе. Говорит, каждый раз наблюдает, как пернатые и хвостатые целый день проводят на жаре. Как и чем их кормят — неизвестно. Все, чего добивается Ксения, — прекратить подобные издевательства.

«Самое главное — люди должны просто перестать фотографироваться с такими животными. Это будет самый верный способ. Когда они перестанут зарабатывать, они перестанут это делать», — говорит Ксения Тюменцева.

Администрация города утверждает — никто из этих фотографов официальных разрешений на работу не получал.

Одну из таких незаконных фототочек съемочная группа обнаружила в центре Анапы, на дороге, которая ведет к центральному пляжу. Здесь два попугая и молодой человек, который говорит, что никакого отношения к этим птицам не имеет. О фотографе немедленно сообщают в полицию. Птиц тут же забирает его напарник и пытается стремительно скрыться.

Молодой человек от съемочной группы спасается бегством вместе с обезьяной и двумя попугаями. Погоня продолжалась около 40 минут. За это время мужчина признался, что является хозяином попугаев. Он попытался скрыться на такси — водитель его прогнал. В какой-то момент фотограф сел в люксовый внедорожник без номеров и скрылся. Как выяснилось, полиция уже неоднократно задерживала этого человека. Его зовут Виктор. Возможно, чтобы избежать нового штрафа за незаконное предпринимательство, он и пустился в бега.

Только с начала этого летнего сезона полицейские изъяли у фотоживодеров в Анапе чуть больше 20 животных и птиц. Часть из них оказалась в зоопарке. Животных здесь лечат и откармливают после такой изнурительной работы фотомоделями.

Спокойствие обезьяны объясняется еще и тем, что ее, по словам ветеринаров, специально накачивали успокоительным. К животному плохо относились. Хвост поврежден — его сгибали, чтобы спрятать в подгузник.

Здесь же орлы-могильники с подрезанными крыльями. По данным полиции, живодеры отловили их в Крыму. И теперь предприимчивым фотографам грозит уже не просто штраф, а уголовная ответственность — за незаконный вылов краснокнижных животных.

страдающих синонимов, страдающих антонимов | Тезаурус Мерриам-Вебстера

как в боли , агонии
  • синие дьяволы,
  • блюз,
  • уныние,
  • депрессия,
  • запустение,
  • запустение,
  • отчаяние,
  • уныние,
  • уныние,
  • безутешность,
  • подавленность,
  • бедствие,
  • депрессия,
  • подавленность,
  • мрачность,
  • свалки,
  • одиночество,
  • мрак,
  • мрачность,
  • мрачность,
  • болезнь сердца,
  • безрадостность,
  • меланхолия,
  • несчастье,
  • нищета,
  • мопы,
  • угнетение,
  • печаль,
  • несчастье,
  • горе,
  • убогость
  • блаженство,
  • блаженство,
  • блаженство,
  • ура,
  • жизнерадостность,
  • бодрость,
  • восторг,
  • экстази,
  • приподнятость,
  • восторг,
  • эйфория,
  • радость,
  • изобилие,
  • ликование,
  • Фелисити,
  • радость,
  • радость,
  • ликование,
  • радость,
  • счастье,
  • радость,
  • радость,
  • радость,
  • ликование,
  • удовольствие,
  • восторг,
  • восторженность
1 прийти к познанию (чего-то), прожив через это
  • добровольно перенесли лишений, чтобы их дети жили лучше
  • прочная,
  • переживает,
  • чувство,
  • имея,
  • знающий,
  • проездной,
  • видя,
  • поддерживающая,
  • дегустация,
  • проходящая,
  • свидетель
2 чувствовать глубокую грусть или душевную боль
  • муж сильно пострадал от простого предположения, что он изменил
  • кричащий,
  • рыдание,
  • плачущий,
  • кряхтение,
  • вой,
  • Кининг,
  • стонет,
  • рыдания,
  • приемная,
  • плачущий,
  • плачущая,
  • yammering,
  • вой
  • лучистая,
  • аплодисменты,
  • кукареканье,
  • восхищение,
  • ликующий,
  • прославление,
  • радость,
  • смеясь,
  • восхищение,
  • радость,
  • торжествуя
3 дать разрешение или одобрить
  • утверждает, что смертная казнь — это то, от чего не должно пострадать ни одно цивилизованное общество
4 неспособность предотвратить (какое-либо поведение с чьей-либо стороны), особенно из-за пренебрежения или безразличия
  • Я не буду терпеть ты меня так оскорбляешь!
См. Определение словаря

Осмысление страдания и боли | Философия, этика и гуманитарные науки в медицине

Медицинский гуманизм Касселла

Работа Природа страдания и цели медицины была впервые опубликована в 1982 году и оказала значительное влияние на последующие дебаты относительно медицинской концептуализации и управления страданием. и боль.Фактически, эта дискуссия еще не закончилась [24,25,26]. Данную работу можно отнести к числу теоретических работ «гуманистического поворота» в медицине. Кассел критикует клиническую, основанную на доказательствах медицину, ее зависимость от картезианского дуализма, ее концептуальное представление о боли и страдании, ее управление ими, а также цели медицины. Он критикует именно те характеристики медицины, которые в первую очередь превратили ее в науку, а именно упомянутые выше процессы абстракции, тот факт, что «врачей учат сосредотачиваться на болезнях и помнить об их сходствах, а не различиях». , и что «диагностические методы предназначены для того, чтобы видеть одно и то же в каждом случае болезни» [3].По его мнению, анахроничное разделение между телом и не-телом и акцент на излечении телесных болезней побуждают медицину делать то, что причиняет страдания «пациенту как личности». Другими словами, он не только неадекватно лечит боль (понимая и лечит ее только в отношении ее измеримых, наблюдаемых и обобщаемых признаков в контексте болезни), но также вызывает страдание, которое остается невыявленным и неизлечимым, как в случае в терминальной фазе хронического заболевания, которая постепенно удлиняется из-за доступности новых методов лечения.Напротив, концептуализация боли и страдания Касселом подчеркивает их значимые измерения и негативные последствия абстрагирования боли от человека, страдающего от боли. При этом учитывается, что боль или страдание всегда испытывает человек, и что такие переживания моделируются и во многом определяются личными предположениями, культурными моделями, познавательной деятельностью и даже религиозными убеждениями.

Касселл определяет боль не только как ощущение, но и «как переживание, заложенное в представлениях о причинах, заболеваниях и их последствиях», а страдание — как «состояние тяжелого стресса, связанного с событиями, которые угрожают целостности человека».Считается, что и боль, и страдание имеют физические и психологические аспекты, и в этом смысле Касселл действительно избегает классической ассоциации между болью и телом, страданием и разумом. Footnote 5 Его определение боли соответствует определению, предложенному в начале этой статьи: Боль — это феномен, который включает в себя как ноцицепцию — «механизм, участвующий в получении болезненных стимулов» — так и последующее придание значения такому ощущению. . Он признает универсальность ноцицепции («определенные виды стимулов вызывают сенсорную реакцию ноцицепции в каждой культуре, сейчас и навсегда»), но не считает боль тем же, что и ноцицепция; для него боль включает в себя значение, которое субъекты приписывают ноцицепции, и это значение меняется от культуры к культуре, от человека к человеку.

Согласно Касселу, страдание начинается, когда «больной человек поверит, что его или ее целостность как личность находится в опасности». Таким образом, боль не обязательно влечет за собой страдание, а страдание (угроза «неприкосновенности человека») может быть вызвано другими переживаниями. Касселл предлагает, чтобы медицина была более чувствительна к человеку и значениям, которые он или она приписывает своей боли / болезни, и что она должна специально лечить страдание, таким образом задействуя определенные «субъективные ресурсы», такие как «чувства, интуиция и даже вход их органов чувств », чтобы справиться со страданиями пациентов.Другие авторы также подчеркивали важность особых способностей, таких как чувствительность и сочувствие, у врача [27], развивая «аффективный способ понимания» [25] в контексте попытки гуманизировать медицину. Но Касселл также считает, что можно разработать методологию, которая способна превратить субъективные измерения боли и страдания в передаваемую информацию, которую врачи могут использовать для разработки более целостных методов лечения (не только предназначенных для лечения болезни, но и для смягчения последствий). страдания больного человека).Таким образом, следует переформулировать цели медицины.

Однако по крайней мере две проблемы возникают из концептуализации страдания Касселлом. Во-первых, его определение страдания зависит от сомнительного понимания человека и является слишком ограничительным. Определение страдания как угрозы «целостности» человека влечет за собой предположение о том, что такое «неповрежденный» человек. Нормативное определение «личности», данное Касселлом, включает ряд измерений, таких как их предполагаемое будущее, личность и характер, тело, прошлый опыт и воспоминания, культурный фон, поведение, отношения с другими, политическое измерение и тайная жизнь [3].Этот «неповрежденный» человек развил бы своего рода равновесие или согласованность и целостность между всеми этими измерениями.

Свенеус [24] признает эту трудность, присущую предложению Касселла, проблему мышления «человека как некоего целого» (или того, как можно сформулировать некую целостность между всеми этими измерениями), и предлагает альтернативу. : понимание жизни как повествования и «подчеркивание эмпирического измерения, удержание вместе состояний сознания, составляющих« я »».Однако можно критиковать и повествовательные объяснения непрерывности личности и жизни. Хотя у людей есть повествовательный опыт и измерения, ни личность, ни жизнь не могут быть полностью и определенно объединены одним повествованием. Истории, которые мы рассказываем себе о собственном опыте, безусловно, являются важными ресурсами, которые мы используем для установления отношений с собой, для развития себя . Но такие истории — не единственный ресурс, который мы используем для таких целей. Например, мы также участвуем в диалоге с самим собой — процесс мышления был определен как своего рода внутренний диалог [28] — а диалог — это не история.Более того, такие внутренние истории всегда плюралистичны: они интерпретируют наш прошлый опыт в свете нынешних интересов или переживаний. Следовательно, мы не рассказываем себе одну и ту же историю о нашем прошлом на протяжении всей нашей жизни просто потому, что наше прошлое меняется каждый день по мере того, как мы получаем новый опыт, который может легко изменить интерпретацию предыдущего опыта, и мы должны / хотим понимать свое прошлое по-разному в зависимости от к нашему настоящему и нашим перспективам. Гораздо более гибкими и неопределенными являются наши рассказы о будущем: будущее — это неизведанная территория, которая постепенно становится настоящим, а затем прошлым, снова и снова удивляя нас.

При этом жизнь — это не «повествование», а единое повествование от рождения до смерти [29]. С разных точек зрения непрерывно пишутся разные версии и трактовки жизни человека; нет окончательной истории. Истории о жизни всегда фрагментарны, частичны, и их нельзя рассказывать иначе, как с определенной точки зрения, в зависимости от предполагаемого акцента. Они не гарантируют целостности между нашими несколькими измерениями.

Таким образом, повествовательное объяснение «целостности» личности не поддерживает определение «личность», данное Касселлом.Действительно, такое определение — несуществующий идеал, который включает в себя идею о том, что люди прозрачны для себя (они полностью знают себя), последовательны, способны создавать своего рода уникальные личные истории из прошлого и будущего и хорошо сбалансированы. Это определение далеко не актуально в отношении современных теорий о себе. Альбрехт Веллмер [30] упоминает два важных вклада, которые противоречат определению Касселла. Фрейдистский психоанализ ставит под сомнение идею автономного субъекта: люди не всегда точно и полностью знают, чего они хотят, что они делают или почему они это делают, поскольку на них влияют психологические, социальные силы и силы властных отношений.Витгенштейн и философия языка оспаривают идею о том, что испытуемые являются последними авторами и судьями того, что они говорят. Наши осмысленные выражения не полностью прозрачны для нас. Более того, теории постмодерна подчеркивают противоречия между различными социальными ролями одного и того же человека [31], наше иррациональное измерение, нашу случайную природу и тот факт, что наши действия непредсказуемы (даже сами по себе). Человек никогда не бывает полностью связным, человек не может быть «неповрежденным», потому что прикосновения и прикосновения присущи жизни.По-прежнему возможно определить страдание как угрозу тому, что человек считает своей целостностью в любой данный момент. Однако это существенное определение страдания, которое слишком далеко идущее и вызывает проблемы при попытке определить границы того, что есть, а что нет. Страдание можно переживать по-разному, не обязательно как угрозу целостности, как я покажу позже. Таким образом, это определение не может правильно определить, что является общим для всех переживаний страдания.Более того, страдание было замечено и часто используется для усиления идентичности (как в случае преднамеренного поиска страдания, например, причинения боли самому себе, и другого рискованного поведения). Это прямо противоречит определению Касселла, потому что поиск страдания (или использование непреднамеренного страдания) используется для построения или усиления идентичности, для утверждения себя или для отождествления себя с определенными ценностями, такими как сила или храбрость.

Вторая проблема определения страдания, данного Касселлом, обсуждается Брауде [25]: переживание страдания может иметь действительно субъективный элемент, который не может быть явно передан через язык и «не может и никогда не должен в конечном итоге стать объектом, медицинским или иным». .Медицина может уделять больше внимания вышеупомянутым субъективным, символическим измерениям страдания и боли, врачей можно научить более чутко относиться к больным и более чутко относиться к их реальным потребностям. Это «гуманизированное лекарство» обеспечивает лучшее лечение боли и страданий, и оно должно пересмотреть свои конечные цели. Однако остается вопрос, действительно ли страдание можно вылечить исключительно с помощью медицины и чисто научных методов, учитывая это в конечном итоге непередаваемое измерение, тот факт, что не все виды страданий связаны с болью или болезнью, и экзистенциальное измерение страдания, которое включает личный выбор, связанный с привязанностью человека к жизни и миру.Медицина действительно имеет свои пределы.

Феноменологический подход

Феноменологическая концептуализация страдания и боли предлагает привлекательную альтернативу дуалистическим теориям и механическому пониманию тела. Footnote 6 В отличие от научного подхода, в котором тело рассматривается с точки зрения третьего лица, феноменологические предложения предполагают перспективу опыта, пережитого субъектом [32, 33]. Это своего рода взгляд от первого лица, который стремится быть значимым и актуальным для других.Хороший феноменологический подход — это не просто субъективное повествование о личном опыте, но он способен уловить важные элементы такого опыта, которые полезны в качестве значимых ресурсов для других людей, пытающихся понять аналогичный опыт.

Очень хороший пример такой точки зрения можно найти в тексте Жана-Люка Нанси L’Intrus , в котором он стремится понять свой «жизненный опыт» трансплантации сердца, связанных с ним тяжелых медицинских процедур и их острых вторичных последствия, такие как лимфома, философски и феноменологически [34].Нэнси концептуализирует свой опыт не просто рассказывая свою историю, но понимая ее теоретически, используя концепцию «вторжения» (вторжения) и идею «вторжения», чтобы понять опыт получения нового органа, его отторжение со стороны его иммунная система, лечение «медикаментами» (измерение, тестирование, наблюдение) и, наконец, рак и последующее лечение. Его описанная странность самого себя и его опыт лиминальности далеко не уникальны, и его размышления о моральных последствиях трансплантации органов и увеличивающихся технологических и научных медицинских вариантах поднимают важные вопросы для дальнейших дискуссий.Короче говоря, феноменология не просто субъективна (хотя она включает в себя личный опыт), и хорошие феноменологические подходы являются мощными философскими инструментами. Поскольку они способны включать перспективу от первого лица, «жизненный опыт», они обладают высоким потенциалом для изучения страдания и боли с точки зрения, не являющейся чисто научной или медицинской по своей природе.

С такими понятиями, как «воплощение» и «живое тело» — английский перевод немецкого термина «Leib» в противоположность «Körper» или «физическое тело» [11] — феноменологи внесли свой вклад в «воплощение разума» подчеркивая решающую роль тела в человеческом опыте и предполагая, что мы воспринимаем мир через наши живые тела [32].Это предположение влечет за собой различные последствия для понимания боли и страдания, такие как идея о том, что если мы испытываем боль или страдаем, мы чувствуем это неудовольствие в наших телах, таким образом частично или полностью влияя на то, как мы воспринимаем мир. Прозрачное, безмолвное или даже «отсутствующее» тело [32] может болезненно присутствовать, поэтому мы воспринимаем мир с этой болезненной точки зрения. Footnote 7

Феноменологические подходы тоже внесли свой вклад в «заботу о теле», как и в случае с феноменологическим объяснением «эффекта плацебо», одного из явлений, которые бросают вызов классическим объяснениям медицинской науки.Френкель [35] формулирует эту задачу следующим образом: «Как может личное субъективное ожидание, связанное с приемом таблетки плацебо, когда-либо проявляться как наблюдаемое публичное изменение физиологического тела?» Эффект плацебо особенно бросает вызов различиям между разумом и телом и рассмотрению тела как простого «измеримого объекта». Объяснение, предложенное Френкелем, убедительно: само тело способно осмысленно реагировать на сложную ситуацию, поскольку «у нас есть разумное тело, способное реагировать на мир без необходимости вызывать какую-либо рефлексивную активность.Можно даже пойти еще дальше: если мы представляем человека как психофизическое целое, то не будет неправдоподобным думать о том, что тело реагирует осмысленным образом, что «пациент воспринимает возможности исцеления в конкретной ситуации и его тело, таким образом, откликается на просьбу к нему так же, как наша нерефлексивная двигательная активность разворачивается в мире ». Считается, что культурные, социальные и психологические факторы влияют на доступность (побуждение субъекта к ответу в конкретной ситуации) исцеления.

Как уже упоминалось, Свенеус [24] объединил феноменологические тенденции с нарративными концепциями личной идентичности, чтобы концептуализировать боль и страдание. Он объединяет различные определения страдания, предоставленные другими авторами, в попытке охватить «все страдание». Однако объединение этих различных подходов к страданию не гарантирует хорошего определения страдания. Вместо этого оно гарантирует хороший обзор исследований или концептуализации страдания.Хорошее определение должно быть достаточно общим, чтобы включать все случаи страдания. Это не означает, что конкретные описания случаев страдания бесполезны или не имеют смысла для других пациентов, ученых и просто людей, заинтересованных в понимании феномена страдания. Другими словами, отчуждение себя, описанное Нэнси, может охватить одно существенное измерение одного вида страдания, но оно не определяет все виды страдания. Определения страдания как угрозы для «неповрежденного человека», как отчуждения самого себя, как «отчужденного настроения» или «непривычного существа в мире» [33] выражают различные переживания страдания, но это не универсальные описания, поэтому они не являются хорошими определениями.Как утверждает Клейнман: «Важно избегать эссенциализации, натурализации или сентиментализации страдания. Нет единственного способа страдать; не существует вневременной или внепространственной универсальной формы страдания ». [7].

Потеря себя или поиск себя?

Как указывалось ранее, медицине все еще сложно справиться с этими субъективными, неизмеримыми измерениями страдания и боли — и, более того, с их возможной «неразделимостью» [6], хотя в них были внесены важные вклады, такие как Теория контроля ворот. , что имело решающее значение для включения как физиологических, так и психологических аспектов боли в качестве неотъемлемых частей этого явления.Тем не менее, боль и страдания касаются не только медицины, но также социальных и гуманитарных наук, которые вносят существенный вклад в прояснение их культурных, социальных и когнитивных аспектов. Если мы придаем значение этим аспектам переживания боли и страдания, то нам необходимо признать соответствующую роль, которую указанные дисциплины могут играть в их осмыслении, а также в предоставлении ресурсов для облегчения страданий. Это связано с предыдущим утверждением медицины, имеющей свои пределы: существуют типы и измерения страдания, лечение которых не касается медицины (или, по крайней мере, не исключительно).Например, мы не можем справиться с социальными проблемами, которые вызывают социальные страдания, такие как бедность, с помощью медицинских ресурсов. Но, как было сказано выше, это не означает, что медицина не может улучшить управление болью и страданием: напротив, попытки сделать это уже предпринимаются, хотя полная революция потребует подлинного преодоления классической дихотомии разум / тело. Footnote 8 Реальное, связное представление о человеке как о психофизическом, а не дуалистическом существе требует не только частичных реформ в обращении со страданием и болью, но и полной смены парадигмы в понимании Куна [36]. Footnote 9 Тем временем междисциплинарные подходы претворяются в жизнь; например, лечение хронической боли в долгосрочной перспективе теперь включает в себя методы кондукции для управления ее эмоциональными и когнитивными последствиями [37, 38], или лечение несоматической боли (например, фибромиалгии) теперь поддерживается психотерапией [39]. ].

Отчуждение (или даже «потеря») себя или «непривычное существо в мире», несомненно, может быть следствием или выражением страдания.Кэти Чармаз [40] описывает «потерю себя» у хронических больных и способствует пониманию страдания как не ограниченного простым «физическим дискомфортом». В своем недавнем посмертном романе Париж-Аустерлиц писатель Рафаэль Чирбес описывает последнюю фазу смертельной болезни человека следующими словами:

«Скорее, у меня сложилось впечатление, что человек, лежащий без дела, стал чужим в мире. как мои глаза, так и его собственные — кто-то неизвестный мне, конечно, но также и ему самому, и поэтому Мишель сам выражал мне это в те дни, когда он испытывал момент просветления.[…] Мишель гаснет, тускнеет так же, как и каждый день моего визита, тусклый свет зимнего полудня угасал в раме окна больницы ». Сноска 10 [41].

Подобно Нэнси, Мишель больше не может узнавать себя, как и его друг. По Свенею, страдание отдаляет нас от нашего собственного тела, от наших отношений с другими людьми и от наших жизненных ценностей [24]. «Отчуждение» означает «превращение в чужого», таким образом, обнаруживается, что страдание эквивалентно ощущению того, что мы чужие себе и другим, или странному приспособлению к миру — и оно может помешать нам жить той жизнью, которую мы хотели. .Отчуждение мира также можно отнести к категории «непривлекательных», подобно концепции Арендт: «Нездомное существо в мире» означает, что мы существуем неудобно, в странной, беспокойной среде, где мы не можем отдохнуть или найти то, что нам нужно. место [42].

Эти различные вклады в понимание различных переживаний страдания не обязательно предлагались в качестве основных определений страдания. Например, работа Чармаз предполагает четко обозначенную перспективу; она анализирует «фундаментальную форму страдания» хронических больных в Америке в 1980-х годах [40]. Однако существует риск, если принять такие описания страдания как универсальные, существенные определения, поскольку это может иметь нежелательные эпистемологические и моральные последствия. .

Идея «отчужденного я» предполагает идею своего рода «подлинного я» с «подлинной историей жизни». Страдания могут оттолкнуть нас от наших прежних забот и даже перевести в состояние лиминальности, когда мы не чувствуем себя как дома в мире или в своем теле, как когда-то. Однако, как указывалось ранее, это не окончательные последствия страдания, и люди не являются статичными, неизменными существами. Наряду с возможной «потерей себя» существует возможность «реконструкции себя» (мы не были нашим «окончательным я» до «потери себя» из-за страдания, и мы не можем восстановить что-то вроде «окончательного« я »).Напротив, мы — результат нашего опыта, включая страдание и боль.

Доказательством несостоятельности эссенциалистских определений страдания является то, что два противоречащих друг другу ответа на проблемы боли и страдания могут быть одинаково значимыми и полезными для их решения: борьба за то, чтобы отделить себя от своей боли, страдания или болезни, и идентификация со своей собственной болью, страданием или болезнью [11]. Один из пациентов Стонингтона удивил его, сказав: «Я хочу быть здесь из-за этого, даже из-за боли.Если бы я не был здесь на самом деле, я бы пострадал »[43]. Боль при родах утверждается женщинами как элемент самоконструирования своей собственной идентичности как матери и женщины в том смысле, что они хотят быть теми, кто контролирует технологии, используемые для облегчения боли, а не подчиняться контролю со стороны. такая технология [19]. Такие отношения, как выбор боли или принятие страдания, могут быть способом утверждения себя. Для Виктора Франкла [44] принятие неизбежных страданий может быть даже способом найти смысл в жизни; Страдания и храброе противостояние страданиям могут быть способом подтверждения собственной идентичности, достижением, благородным делом, а не деградацией личности.В конце концов, страдание можно рассматривать как характеристику собственной личности; после стольких страданий поэт Розалия де Кастро находит в себе пустое пространство, которое не может быть заполнено ничем, кроме страдания:

«Это внизу, в самом низу / моих внутренностей / есть пустынная пустошь / незаполненная смехом / или удовлетворение / но с горькими / плодами боли! » Сноска 11 [45].

Возможно, можно «чувствовать себя как дома в страдании» — не в мазохистском смысле, а как способ справиться с ним.В качестве альтернативы основным определениям я предлагаю понимать страдание как неприятный или даже мучительный опыт, который может серьезно повлиять на человека на психофизическом и даже экзистенциальном уровне.

Концептуализация страдания и боли

Концептуализация страдания как опыта подчеркивает тот факт, что человек переживает это (как то, что Дильтей называет «живым опытом» (Эрлебнис)), немедленным, неотраженным опытом и «обычным, сформулированным опытом» (Lebenserfahrung) [46, 47].Мы должны смотреть на страдание не как на абстрактное явление, а как на нечто пережитое кем-то.

Страдание, как и боль, неприятно или даже мучительно: даже если мы не принимаем эссенциалистское определение и отвергаем понимание страдания как «потери себя» или «повторного утверждения себя», определение будет все еще необходимо. «Неприятность» определяет страдание и боль. Лекнес и Бастиан [48] предлагают «выйти за рамки представления о боли как о просто неприятном», потому что «она также может восприниматься как приятная, вызывать приятные переживания или побуждать нас к приятным переживаниям».Они предлагают ряд преимуществ и преимуществ боли: она представляет собой возможность искупления после проступка, она может подчеркивать храбрость, мотивировать нас, усиливать ощущения, предлагать временное облегчение от другой боли и предлагать «эффективный контраст многим безболезненным переживаниям». , которые могут показаться относительно приятными, если возникают после того, как боль утихнет ». Однако такие преимущества или преимущества существуют только потому, что боль неприятна (в противном случае она не служила бы искуплением и т. Д.). Единственный убедительный аргумент против «неприятности» боли — это состояние «асимболии боли», когда пациенты ощущают боль, но не неприятность.Как я уже упоминал, боль состоит из соматосенсорного восприятия, за которым следует временный мысленный образ локального изменения в теле (ноцицепция), с одной стороны, и неприятной эмоции, с другой стороны. По мнению Лекнеса и Бастьяна, такое состояние, как «асимболия боли», доказывает, что боль не обязательно неприятна. Однако я утверждаю, что люди, страдающие таким заболеванием, испытывают боль не в полной мере, а только в одной из ее частей. В любом случае асимболия боли — это скорее заболевание, чем обычное переживание боли. Сноска 12

Страдания не всегда бывают крайними. Иногда это терпимый, короткий, несущественный опыт. Однако важно включить в наше определение возможность того, что страдание может повлиять на нас в экзистенциальном измерении, что означает, что оно может повлиять на важные вопросы, касающиеся личной жизни человека, на вопросы, которые влияют на наше существование в мире, например, желание продолжать жить, решать, заводить ли детей или даже как жить — выбор, который следует рассматривать в контексте нашей привязанности к миру.Эта возможность действительно характеризует страдание и помогает нам понять его (возможную) значимость в жизни. Более того, включение экзистенциального измерения страдания подчеркивает способность человека справляться со своими неприятными обстоятельствами / переживаниями, а также решающее влияние его отношения и выбора на весь опыт страдания.

определение страдания по The Free Dictionary

Может быть, он так же любит страдания? Может быть, страдание так же полезно для него, как и благополучие?

Опьяняющая радость — это для страдающего отвести взгляд от своих страданий и забыть о себе.

Я превзошел самого себя, страдающего; Я отнес свой прах в гору; более яркое пламя я придумал для себя.

Сильные страдания этого переживания оставили неизгладимый след в сознании Достоевского.

И если бы эта встреча не подействовала на нее, это было бы для тебя чистым, бесполезным страданием — я боюсь, тяжелым страданием.

Я знаю, я чувствую ужасные страдания, которые этот грех Артура причинил другим; но так каждый грех причиняет страдания другим, кроме тех, кто его совершает.

Я тоже страдаю и буду страдать; Я теряю то, что ценил превыше всего — я теряю свое доброе имя и сына. Единственным светлым пятном в этой вечности страха и страданий был маленький ребенок, чьи крохотные ручки давным-давно крепко сжимали ее сердце своими нежными пальцами. Элинор, знавшая, что такое горе, каким бы шокирующим оно ни было, должно было пройти, и она наблюдала за ней до тех пор, пока это излишнее страдание в какой-то мере не исчерпало себя, а затем, обратившись к письму Уиллоби, прочитала следующее: «Ты никогда не писал. более верная линия.И, пройдя через то, что сразу последовало из-за причины их разногласий и его настойчивых действий в прямом противоречии с чувством правоты Джейн Фэйрфакс, он сделал более полную паузу, чтобы сказать: «Это очень плохо. она сама, ради него, в ситуации крайних затруднений и беспокойства, и это должно было быть его первой целью, чтобы уберечь ее от ненужных страданий. Ей, должно быть, приходилось бороться, продолжая переписку, с гораздо большим, чем он.В нем одна жилая комната, в которой стоит золотая кровать; там тебе придется жить одному, и не забывай, что все, что ты увидишь или услышишь ночью, ты не должен кричать, потому что, если ты дашь хотя бы один крик, мои страдания увеличатся вдвое ». никогда не слышали, сэр, об одной куропатке, которая имела честь называться вашим отцом, и о несчастье, когда она погибла из-за этой чести? »« Я действительно слышал об этой куропатке, — говорит Джонс, — и всегда верил Я буду его сыном.«Ну, сэр, — ответил Бенджамин, — я тот Куропатка; но здесь я освобождаю вас от всех сыновних обязанностей, потому что я заверяю вас, что вы не мой сын ».« Как! — ответил Джонс, — и возможно ли, чтобы ложное подозрение повлекло за собой все пагубные последствия для вас? с которым я слишком хорошо знаком? »« Это возможно, — восклицает Вениамин, — потому что это так; но хотя для людей достаточно естественно ненавидеть даже невинные причины своих страданий, все же у меня другой характер.

Основы снижения страданий в сфере здравоохранения

Пациенты страдают — предсказуемо и настолько очевидно, что они воплощают в жизнь клише.Они морщатся от боли. Они вздрагивают от страха. Они теряют сон из-за беспокойства и растерянности. И, страдая, они обращаются за помощью к лекарствам. Но медицина все чаще не приносит им облегчения.

Столетие назад мало что можно было сделать, чтобы изменить течение болезни, но клиницисты понимали страдания и свою роль в борьбе с ними. Они признали это, они дали лекарства для облегчения боли и нашли время, чтобы засвидетельствовать то, что переживают их пациенты. Но в последние десятилетия впечатляющий медицинский прогресс сделал многие болезни излечимыми, а некоторые даже излечимыми.Суперпрофессиональные врачи научились бороться с болезнями различных систем органов, и фатализм вышел из моды. Такая агрессивность и сужение фокуса клиницистов принесло много пользы, но страдания пациентов отошли на второй план. Конечно, страдания все еще продолжаются, но их часто не замечают. Возможно, это упускается из виду, потому что клиницисты так заняты техническими деталями лечения, или, возможно, это связано с их неуверенностью в том, как реагировать.Фактически, профессионалы настолько систематически избегают признания страданий, что медицинские журналы даже не используют этот термин для описания опыта пациента. Можно сказать, что «страдают» показатели комплаентности, но не пациенты. (См. Эссе Томаса Х. Ли «Слово, которое не должно быть произнесено» в Медицинском журнале Новой Англии от 7 ноября 2013 г.)

Пришло время деконструировать страдание — разбить его на значимые категории, которые отражают опыт пациентов и помогают лицам, осуществляющим уход, определить возможности для его уменьшения.Подобно тому, как медицинская наука разбила клинические потребности пациентов и создала соответствующие специальности, мы предлагаем структуру для основных типов страданий пациентов, чтобы медицинские работники могли организовать себя для более эффективного решения проблем. Мы надеемся, что эта структура покажет, что страдания не являются ни слишком обширными, ни слишком неопределенными, чтобы их можно было измерить, и что уменьшение страданий может, таким образом, служить всеобъемлющей целью производительности для поставщиков услуг.

Мы считаем, что комплексный подход к измерению и уменьшению страданий — это не просто этический императив; это имеет стратегический смысл для организаций здравоохранения.Те, кто сможет точно классифицировать, измерить и смягчить страдания своих пациентов наиболее эффективно, будут вознаграждены большей долей рынка, а также лояльностью и удержанием клиницистов и другого персонала. Этот персонал будет гордиться общей целью уменьшения страданий и будет мотивирован ею — больше, чем это возможно только с финансовыми целями. Исходя из нашего опыта непосредственного ухода за пациентами и измерения опыта пациентов, мы считаем, что когда вы деконструируете страдание, то есть дразните его, чтобы выявить лежащие в его основе отдельные и решаемые компоненты, вместо того, чтобы деконструировать пациентов, сводя их к сумме набора болезней или симптомы, у вас есть шанс оставить пациента целым и оказать помощь, действительно ориентированную на пациента.

Типы страданий

Для того, чтобы любая структура категоризации была полезной, она должна логически приводить к четким и эффективным ответам. Как показано в таблице ниже, мы начинаем с разделения страдания на то, что неизбежно (например, боль, вызванная болезнью), и на то, чего можно избежать (например, задержки и путаница до или после постановки диагноза). В случае неизбежных страданий медицинские работники должны организовать себя, чтобы предвидеть, обнаруживать и смягчать страдания пациентов.В отношении страданий, которых можно избежать, поставщики медицинских услуг должны выполнять те же функции, но также обязаны измерять и реализовывать стратегии, предотвращающие дисфункцию, вызывающую страдание.

Неизбежные страдания

Неизбежные страдания делятся на два основных типа — страдания из-за болезни и страдания из-за лечения . До и после постановки диагноза пациенты могут испытывать неизбежные страдания непосредственно из-за конкретного состояния, в котором они находятся.Заболевание или его осложнения могут вызывать боль, другие симптомы или снижение функции. Помимо таких клинических проблем, знание своего диагноза часто вызывает беспокойство и страх или чувство потери контроля. Это может бросить вызов отношениям и изменить жизненные планы.

Как только пациенты начинают получать лечение от своего заболевания или состояния, они часто испытывают неизбежные страдания, связанные с этим лечением. Лечение может вызвать побочные эффекты, боль, дискомфорт или потерю функции, независимо от того, приводит ли оно в конечном итоге к выздоровлению или только замедляет их снижение.Кроме того, пациенты могут чувствовать себя сбитыми с толку и беспокоиться о необходимости перемещаться по незнакомой территории — как по физическим структурам, так и часто к загадочным процессам системы здравоохранения. Да и само лечение может быть пугающим.

Хотя эти два типа страданий могут быть неизбежными, они не являются неизлечимыми — и, фактически, их устранение составляет повестку дня для многих, если не для большинства, взаимодействий между пациентами и клиницистами. В этих взаимодействиях врачи, в частности, стремятся сосредоточить внимание на клинических страданиях — уменьшении симптомов, лечении основного заболевания и устранении побочных эффектов.Но у всех клиницистов есть дополнительные возможности смягчить психосоциальные страдания, предоставляя информацию, ориентируя пациентов на чужую среду, признавая и помогая уменьшить их беспокойство и страхи, проявляя сострадание и устанавливая доверие.

Страдания, которых можно избежать

Третья категория страданий — страдания, которых можно избежать, возникающие из-за дисфункции в сфере оказания медицинской помощи — это тип, которого пациенты не ожидают, но часто принимаемый лицами, обеспечивающими уход, «частью жизни».«Предотвратимые осложнения — одна из причин таких страданий, но на самом деле другие гораздо более распространены. Пациенты терпят ожидание назначений, результатов анализов и объяснений, и даже тех, кто за ними ухаживает, чтобы поговорить друг с другом о своей помощи. Плохая координация приводит к запутанному общению с пациентами. Нестандартные переходы и уступки или очевидное отсутствие заботы о безопасности подрывают доверие пациентов. Все это может подпитывать тревогу, разочарование и страх. Тот факт, что «особые» пациенты, такие как родственники и друзья клиницистов, часто проходят через систему без задержек, показывает, что такие ожидания и упавшие шары действительно являются источниками страданий, которых можно избежать.

Измерение страданий

Первым шагом к уменьшению страдания должно быть его измерение. Сегодня наши данные об опыте пациентов показывают, что вопреки прежним предположениям, пациенты всегда относились к неклиническим предложениям, таким как услуги гостеприимства или взаимодействия с услугами, такие как хорошее питание и парковка; они имеют некоторое значение, но не столько, сколько качество ухода, контроль боли, ясность общения, эмоциональная поддержка, совместное принятие решений и координация помощи.Эти факторы необходимы для построения доверия и уверенности, которые, в свою очередь, необходимы для уменьшения страданий. Безусловно, успокаивающая обстановка, исключительная вежливость и отзывчивость, и даже удобства, предназначенные для отвлечения пациентов от их забот , могут помочь уменьшить страдания , но что изменилось, так это использование такой тактики в качестве основного акцента для улучшения ухода. Изменилось также понимание того, что недостатки в уходе действительно существуют. До появления прозрачности улучшение впечатлений пациентов часто описывалось как попытки «порадовать» или «вау» пациентов, потому что предполагалось, что лечение уже всегда было хорошим.С появлением общедоступных данных стало ясно, что существуют значительные возможности для устранения недостатков в медицинской помощи.

Одна фундаментальная и измеримая проблема, которая затрагивает все три типа страдания, — это боль, неизбежной причиной которой может быть болезнь пациента (например, рак) или лечение (хирургическое вмешательство). Однако боль, которую не обнаруживают (потому что врачи не спрашивают) или недостаточно лечится, представляет собой страдание, которого можно избежать. Сама по себе боль — не единственная форма страдания; если пациенты не реагируют с сочувствием и чувством безотлагательности, лица, осуществляющие уход, усиливают их тревогу и страх, подрывая их доверие.

Еще один измеримый источник страданий, которых можно избежать, — это опыт координации персонала со стороны пациентов. Опыт пациентов в связи с плохой передачей обслуживания, отсутствием последовательного знания своего плана лечения, противоречивыми мнениями или менее коллегиальным поведением среди тех, кто за ними ухаживает, создает тревогу. Фактически, оценки пациентов степени, в которой персонал работал вместе, чтобы заботиться о них, представляют собой наиболее сильный коррелят их общих оценок больницы (корреляция с рейтингом больницы по шкале HCAHPS составляет.90).

По мере того, как растет понимание важности сообщений пациентов об их опыте, поставщики услуг осознают, что им нужны надежные данные — и их больше, чтобы они могли анализировать возможности улучшения на более детальном уровне. Таким образом, поставщикам услуг необходимо достаточно данных, чтобы они могли сегментировать анализ на основе характеристик пациента и переменных поставщика — вплоть до уровня отдельного врача. Сегментирование по географическому признаку (например, по отделению пациентов), смене или дню недели помогает организациям точно определить, когда и где дисфункция может вызывать страдания пациентов.В идеале, пациенты должны постоянно собирать оценки своего опыта и других результатов для всех пациентов в рамках оказания им помощи и для поддержки организационных улучшений.

Связывание эпизодов оказания помощи, сбор оценок пациентов в режиме реального времени и полное понимание риска или устойчивости пациентов к лечению изменит наше понимание существующих страданий и страданий, которые мы причиняем из-за дисфункции. Будущие меры качества могут расширить концепцию страдания, чтобы включить в нее меры неравенства в страданиях разных групп пациентов.

Уменьшение страданий

Надежное предоставление основанной на фактических данных клинической помощи необходимо для уменьшения страданий пациентов, но это не единственный способ. Действительно, отличная клиническая помощь «необходима, но недостаточна». Как уже говорилось, лица, обеспечивающие уход, также должны укреплять доверие и снимать беспокойство.

Скептики могут задаться вопросом, возможно ли качественное улучшение контроля над тревогой, замешательством и страхом. Фактически, такое улучшение уже идет полным ходом, о чем свидетельствуют данные об опыте пациентов, полученные от пациентов, получающих помощь из больниц, амбулаторных групп и других поставщиков.Этот прогресс, по-видимому, обусловлен, в частности, улучшением общения медсестер, контроля боли и координации ухода. Тем не менее, эти данные также демонстрируют заметную вариативность этих показателей среди поставщиков услуг и возможности для улучшения для всех.

Как ни странно, эта изменчивость является поводом для оптимизма, поскольку показывает, что такое улучшение возможно. Пациенты, которые трогают нас, становятся нашими любимцами или которые, как друзья или члены семьи, имеют статус VIP и для которых мы поэтому делаем все возможное, помогают нам понять, что означает устранение страданий.Разрыв между тем, как мы относимся к ним, и тем, как мы относимся ко всем остальным, демонстрирует расстояние, которое нам нужно преодолеть, и возможности для улучшения.

Следите за новостями центра Leading Health Care Innovation Insights в Twitter @HBRhealth. Пишите нам по адресу [email protected] и подпишитесь, чтобы получать обновления здесь.

Ведущие инновации в сфере здравоохранения
От редакторов Harvard Business Review и New England Journal of Medicine

Использование радикального принятия для сведения к минимуму страданий

Вот пять способов стать более восприимчивым человеком.

Иллюстрации Лидии Ортис

Как психолог, я часто учу клиентов в своей клинической практике различию между болью и страданием. Сама по себе боль может вызывать затруднения. Но только когда вы этого не принимаете, это превращается в страдание.

Конечно, прошло больше года после начала пандемии Covid-19, и боль и страдания стали понятными. Но в качестве жеста сострадания к самому себе, возможно, будет приятно подумать о том, как вы подходите к собственному страданию, и если есть способы, как вы можете немного его облегчить.

Подтвердив законное беспокойство моих клиентов, я побуждаю их решать проблемы, принимая то, что называется радикальным принятием. Это компонент того вида лечения, который я практикую, диалектической поведенческой терапии, который был разработан психологом Маршей Линехан. Многие знают этот термин из популярной книги «Радикальное принятие» учителя медитации, психолога и ведущей подкастов Тары Брач.

Радикальное принятие означает признание своего эмоционального или физического страдания — будь то из-за незначительных проблем, таких как дорожное движение, или более серьезных проблем, таких как преодоление хронического заболевания, — и искренняя практика принятия.

Хотя это звучит нелогично, принятие негативных обстоятельств может помочь вам почувствовать себя лучше. «Жизнь регулярно и неизбежно связана с эмоциональным стрессом, гневом, страхами по поводу здоровья, стыдом из-за неудавшихся отношений, — сказал мне доктор Брач ​​в интервью, — но все, кроме полного принятия нашего человеческого опыта, будет держать нас в ловушке этих эмоций».

Одна из причин заключается в том, что привычные способы, которыми мы справляемся с трудными ситуациями, например, притворяться, что все в порядке, вести себя приятно, когда чувствуем обиду или даже пытаемся уступить, как способ избежать истинного чувства наших эмоций, в конечном итоге истощают, а не восстанавливают.Вот тут-то и проявляется радикальное радикальное принятие. В данном случае это слово означает идти ва-банк, а не идти наполовину, что покажется фальшивым для вас и окружающих. В этом разница между принятием того, что вы беспокоитесь, и избеганием, и желанием испытывать беспокойство при приближении к значимым возможностям.

Многие из моих клиентов поначалу путают согласие с тем, чтобы смириться с плохим самочувствием, но это не может быть дальше от того, к чему стремится эта практика. Психологически принятие — это активная позиция, которая на самом деле способствует изменениям, помогая нам управлять своими эмоциями, чтобы мы могли решать проблемы.Например, эмоциональное переедание может быть реакцией на плохое самочувствие из-за лишнего веса, но на самом деле, если вы из сострадания перестаете ругать себя, вам будет легче сделать выбор в пользу здоровой пищи.

По словам доктора Браха, один из способов приблизиться к радикальному принятию — не забывать об аббревиатуре RAIN. ДОЖДЬ означает: «Узнай и сделай паузу, чтобы заметить»; Разрешить или принять ваш текущий опыт; Исследуйте, точно определяя, что происходит в вашем разуме и теле; затем Воспитывайте, принося к себе сострадание.

Выбирая принятие в напряженных ситуациях, вы приобретете привычку проявлять внимательность к моментам своей жизни, когда вам это больше всего нужно. В качестве бонуса исследования также показали, что методы лечения, включающие принятие, снижают суицидальность, употребление психоактивных веществ, тревогу, хроническую боль и улучшают отношения и субъективное благополучие.

Если становление более восприимчивым человеком кажется радикальным изменением вашей личности, исследования показывают, что упражнения для самопомощи с минимальными усилиями, подобные тем, которые я предлагаю ниже, могут помочь вам улучшить душевное спокойствие и качество жизни.

Только одно: распознавать страдания в других

Мы рады представить последний выпуск блога доктора Рика Хэнсона Greater Good , в котором представлены сообщения из его информационного бюллетеня Just One Thing (JOT), который предлагает простые методы, призванные принести вам больше радости, более полноценные отношения и больше душевного покоя и сердца.

Обычно мы осознаем собственное страдание, которое, в широком смысле слова, включает в себя весь спектр физического и психического дискомфорта, от легкой головной боли или беспокойства до агонии рака костей или мучений от потери ребенка. (Конечно, в жизни есть нечто большее, чем страдание, в том числе великая радость и удовлетворение; при этом мы остановимся на одном фокусе.)

Но видеть страдания других… это не так уж и часто. Да, нас каждый день засыпают новостями и картинами бедствий, убийств и горя, но это, по иронии судьбы, может лишить нас страданий в нашей стране и по всей планете.Рядом с домом легко отключиться или просто пропустить стресс и напряжение, беспокойство и гнев людей, с которыми мы работаем, живем и даже спим.

Рекламное объявление Икс

Meet the Greater Good Toolkit

От GGSC на вашу книжную полку: 30 научно обоснованных инструментов для благополучия.

Конечно, это создает проблемы для других. Часто для другого человека важнее всего то, что кто-то свидетельствует о его или ее страданиях, что кто-то действительно их понимает; когда этого не происходит, это рана и горе.А на практическом уровне, если их страдания останутся незамеченными, им вряд ли помогут.

Плюс не видеть страдания вредит и вам . Вы упускаете информацию о природе жизни, упускаете шанс открыть свое сердце, упускаете возможность узнать, какое ваше влияние на других может быть. Небольшие проблемы, которые можно было решить раньше, растут, пока не взорвутся. Людям не нравится, когда их боль не замечают, поэтому они с большей вероятностью будут чрезмерно реагировать или проявить недоброжелательность по отношению к вам, когда вам тяжело.Войны и неприятности, которые казались такими далекими, пронизывают наши собственные границы.

Перефразируя Джона Донна, если вы не обращаете внимания на далекий звон колокола для других, в конечном итоге он прозвучит и для вас.

На этой неделе посмотрите на лица — на работе, на прогулке по улице, в торговом центре, через обеденный стол. Обратите внимание на усталость, сопротивление жизни, настороженность, раздражительность и напряжение. Почувствуйте страдание за словами. Почувствуйте в своем теле, каково было бы жить жизнью другого человека.

Будьте осторожны, чтобы вас не перегружали. Принимайте это небольшими дозами, даже по несколько секунд за раз. Если это помогает, вспомните некоторые счастливые истины жизни или ощущение того, что вы находитесь с людьми, которые вас любят. Знайте, что у каждого человека есть десять тысяч причин, ведущих к настоящему моменту: так много сложностей, так сложно винить один-единственный фактор.

А затем снова откройтесь страданию вокруг вас. Ребенку, который чувствует себя второстепенным, работнику, который боится увольнения, семейной паре, охваченной гневом.Не скользите по лицам в вечерних новостях, смотрите страдание в глазах, смотрящих на вас.

Смотрите и слушайте самых близких вам людей. Что там болит? Признайтесь, даже если вам придется признать, что вы являетесь одной из его причин. Если возможно, задайте несколько вопросов и обсудите ответы.

Каково это — открыться страданию? Вы можете обнаружить, что это сближает вас с другими, и что к вам возвращается больше доброты. Вы могли бы почувствовать себя более уверенными в истине, особенно в том, что на самом деле происходит с окружающими вас людьми.

Мужайтесь. Открыться страданиям — одна из самых смелых вещей, которые вы можете сделать.

Процветание перед лицом человеческих ограничений

Блейн Дж. Фауэрс, доктор философии, , профессор психологии консультирования в Университете Майами.

Он является автором четырех других книг, в том числе Эволюция этики: человеческая социальность и появление этического мышления и Добродетель и психология: стремление к совершенству в повседневной практике .

Он проводит теоретические и эмпирические исследования добродетелей, целей высшего порядка и их связи с достойными выбора благами и человеческим процветанием.

Доктор Фауэрс опубликовал более 80 рецензируемых статей и глав книг. В 2016 году он был заслуженным приглашенным профессором Бирмингемского университета, Англия.

Он — бывший президент Общества теоретической и философской психологии и получатель премии Джозефа Б. Гиттлера за вклад в философские основы психологии.

Фрэнк Ричардсон, доктор философии, — заслуженный профессор педагогической психологии Техасского университета в Остине.

Он является автором или редактором нескольких книг, в том числе Переосмысление психологии: моральные аспекты теории и практики и Критическое мышление о психологии: скрытые предположения и правдоподобные альтернативы , а также автором более 100 статей и глав в теоретической литературе. психология и философия социальных наук.

Он бывший президент APA Division 24 (Общество теоретической и философской психологии), от которого он недавно получил награду за заслуги. Его текущие научные интересы включают темы психологии и религии.

Брент Д. Слайф, доктор философии, — заведующий кафедрой религиозного понимания Ричарда Л. Эванса и профессор психологии в Университете Бригама Янга.

Удостоен Президентской грамоты APA за вклад в психологию, он занимал пост президента Общества теоретической и философской психологии и в настоящее время является главным редактором журнала APA Journal of Theatre and Philosophical Psychology и редактором серии книг Рутледжа по теоретической и философской психологии.

Доктор Слайф является автором или соавтором более 200 статей и 10 книг и продолжает свою психотерапевтическую практику более 30 лет, специализируясь на супружеской и семейной терапии.

.