Тактильное пресыщение: Что такое тактильная усталость и как от нее избавиться

Опыт показывает , что решить эту задачу обычными домашними способами, запрещая или отвлекая, невозможно. И хотя существуют достаточно эффективные профессиональные способы избавления от каждого конкретного проявления стереотипной активности, на ее место тут же встают новые виды стереотипий, с которыми снова и снова приходиться «бороться», а в ответ они могут стать еще ожесточеннее. Смущающие взрослых стереотипные действия имеют особую важность для ребенка, впечатления, которые он получает с их помощью, дают ему возможность регуляции уровня активности и поддержания состояния комфорта .

Так же, как и обычные дети ребенок с аутизмом ищет приятных тонизирующих впечатлений , но в отличие от них получает их не в живом разнообразном контакте с окружением, а посредством собственных стереотипных действий. Реальное обследование среды подменяется здесь аутостимуляцией, при этом благодаря постоянной «тренировке» у такого ребенка в рамках стереотипной активности могут складываться достаточно изощренные уменья, не отвечающие уровню его реальной бытовой адаптации. Например, мальчик, которому трудно правильно взять ложку, в своей стереотипной активности способен удерживать и крутить на пальце маленькое блюдечко.

При аутистическом дизонтогенезе ребенок, лишенный возможности установления и развития полноценного контакта даже с близкими взрослыми, модулирует свой психический тонус с помощью стереотипной аутостимуляции. Доставляя удовольствие, стереотипные действия тонизируют его, вовлекая в привычный ритм, помогают ему успокоиться и снять перевозбуждение.

Стереотипии усиливаются, когда малыш испуган, когда ему «нехорошо», тревожно, и это дает ему возможность заглушить ощущение дискомфорта, к которому он склонен из-за своей особой ранимости в сенсорной и социальной среде, и из-за трудностей приспособления к меняющимся обстоятельствам.

Самые обычные сенсорные впечатления, контакты с людьми, а особенно их попытки его произвольной организации, новая обстановка и необходимость самых даже небольших изменений, сложившихся привычек – все это провоцируют усиление стереотипных действий, экранирующих от внешних впечатлений и заглушающих дискомфорт ребенка. Решая задачи саморегуляции, он очень рано научается с помощью стереотипной аутостимуляции экранировать себя от дискомфорта окружающего мира и от контактов даже с самыми близкими людьми.

Известно, что характер складывающейся аутостимуляции различается в зависимости от глубины аутизма, тяжести нарушения возможностей активного взаимодействия с другим человеком и со средой в целом . Так в случаях наиболее глубокого аутизма, когда поведение ребенка является по преимуществу полевым, необходимые для саморегуляции впечатления он может получать пассивно, в процессе однообразного и бесцельного движения (открывается дверь – выходит, видит лесенку – карабкается, окошко – «зависает» перед ним). Возможны столь же машинальные действия и с на секунду привлекшими внимание предметами. Получаемые таким образом однотипные впечатления, преимущественно вестибулярные и зрительные, связанные с движением и созерцанием, позволяют ему поддерживать состояние покоя.

Подобный способ саморегуляции преимущественен у детей 1-ой группы РДА (по классификации О.С. Никольской), у детей же 2-ой, 3-ей, 4-ой групп раннего детского аутизма отмечаются иные, уже более активные формы стереотипной аутостмуляции, тонизирующие и активно заглушающие дискомфорт, специфические для каждой из выделенных групп . Поэтому сам характер стереотипных действий ребенка с аутизмом имеет диагностическое значение, позволяя судить о глубине нарушения активного взаимодействия с окружением.

Общим же отличием в развитии процессов саморегуляции при аутизме является, во-первых, то, что в норме они обеспечивают не только регуляцию внутренних состояний, защиту от перевозбуждения и дискомфорта, но и, прежде всего, поддержание уровня активности, необходимого для развития отношений ребенка с миром. И, во-вторых, необходимые для саморегуляции впечатления маленький ребенок получает преимущественно в эмоциональном взаимодействии с близкими. В эмоциональном общении и в совместной игре происходит освоение им способов саморегуляции поддерживающих развитие отношений с миром .

У ребенка с аутизмом, развивающегося в особых условиях биологической дефицитарности, затрудняющей развитие эмоционального контакта с близкими, саморегуляция формируется в патологической форме и начинает служить, прежде всего, формированию средств аутистической защиты. Отличием от нормы является и ее стереотипность, аналог которой можно заметить в первых и позже исчезающих способах аутостимуляции обычного младенца (раскачивание, сосание пальца, мотание головой). У ребенка с аутизмом она может позже приобретать изощренные формы, но остается столь же стереотипно-механистической и направленной лишь на регуляцию внутренних состояний, а не на развитие отношений с окружением.

Важнейшим условием нормализации психического развития при аутизме является вовлечение ребенка в эмоциональное общение с близкими взрослыми, в совместно-разделенное переживание происходящего (Е. Р. Баенская). Именно на его основе у малыша с аутизмом возникает возможность получения разнообразных сенсорных и эмоциональных впечатлений, позволяющих активизировать развитие отношений с окружением. В процессе нормализации процессов саморегуляции закономерно снижается сама потребность в стереотипной аутостимуляции, открываются возможности развития игры и самостоятельного обследования среды.

Как показывает опыт, для достижения таких результатов необходима длительная и интенсивная психологическая коррекционная работа, начинающаяся уже в раннем возрасте ребенка. Рассмотрим далее содержание и логику ее начальных этапов на конкретном примере. Одним из показателей положительной динамики, как психического развития ребенка, так и коррекционного процесса в целом, может служить изменение у ребенка не только форм аутостимуляции, но и ее функции.

Начальные этапы психологической коррекционной работы с Дашей М. Впервые семья Даши обратились к нам за помощью, когда ей было 2 г. 2 мес. по направлению детского психиатра, диагностировавшего у девочки формирование аутизма. Из истории развития стало известно, что с рождения она была очень дискомфортной, часто плакала без видимой причины, в контакт с близкими не вступала – не смотрела в глаза, на руки не просилась, на имя не отзывалась. Выкручивалась на руках, вырывалась, однако любила, когда ее носили по комнате, при этом, если останавливались, плакала. Несмотря на активные попытки мамы, привлечь внимание девочки к чему-либо не получалось, вовлечь ее в игру (ку-ку, ладушки и т. п.) не удавалось. Она веселилась и смеялась, чаще всего, когда ее просто тискали, тормошили, подбрасывали, вертели, радовалась также активным, громким звукам, или когда мама перед ней повторяла за ней ее гуление – ее привлекали впечатления, связанные с физическим движением, тактильными и вестибулярными ощущениями и звуками с меняющейся интенсивностью.

Уже на первом году у девочки появляются способы аутостимуляции, характерные для первой группы детского аутизма. Полевые впечатления захватывают ее крайне рано, не в тот момент, когда она пошла, а когда поползла, то есть уже в семь месяцев. В этом возрасте Даша стала активно ползать и тогда их жизнь, по словам мамы, очень изменилась. Все время бодрствования Даша неудержимо ползала по квартире, открывала все ящики, выбрасывала оттуда разные предметы, могла их грызть. С этого момента погремушки (с 4-ех – 5-и месяцев любила бить по ним и слушать, как они гремят) стали ей неинтересны. Постоянно сокращалось время сна, девочка характеризовалась в это время как «сверхактивная», стремясь к получению впечатлений, которые давало ей движение, она потеряла чувство края. С 7-и – 8-и месяцев Дашу на улице стали возить в сидячей коляске, с 9-и месяцев она ездила только стоя, при этом прыгала, перегибалась, свешивалась за край, стояла на одной ноге. Приходилось привязывать ее специальными ремнями, чтобы она не выскочила.

Вместе с тем, было замечено, что с 8-и – 9-и месяцев ее стали привлекать разные мелкие однородные предметы – бусинки, ягодки, листики, сережки; она собирала их. В десять месяцев начала собирать (коллекционировать) детские игрушечные совочки, когда пошла, стала бегать с ними по дому.

На втором году жизни Даша стала выглядеть более благополучной, спокойной. Представляется, что возможность самостоятельно справляться с дискомфортом у нее появилась с окончательным формированием полевого поведения, дающего ей возможность получать поток впечатлений, тонизирующих и экранирующих от дискомфорта. Наряду с полевым поведением появились и другие способы более активной стереотипной аутостимуляции: бегает из кухни в комнату и обратно, при этом трясет руками, возбуждается. Продолжаются и развиваются увлечения собиранием мелких предметов, совочки теперь не просто собирает, но и выкладывает их рядами. Очарована стереотипами телевизионных реклам, замирает при них перед телевизором. Закрепляется звуковая аутостимуляция, с года до двух Даша стала «говорить» на своем языке, много «бормотала», когда была чем-то увлечена, оживлена, во время прогулки.

Понятно, что при развитии подобных форм и способов аутостимуляции, все большей «захваченности» ею, эмоциональный контакт с близкими не только не развивается, но и теряются те ограниченные проявления собственной активности во взаимодействии (плач, протест), которые использовались ею на первом году. Даша не смотрит в глаза, невозможно привлечь ее внимание к чему-либо, не включается в ранние игры, становится очевидной задержка появления навыков самообслуживания. Единственной возможностью совместной радости по-прежнему остаются впечатления, связанные с общим движением – когда родители перемещаются с девочкой на руках, подкидывают ее, тормошат, при этом по-прежнему, может заразиться яркой эмоциональной реакцией взрослого.

Уже в десять месяцев она произнесла первое слово – «мама», правда вне связи с контактом, потом оно «ушло», потом было слово «папа», но и оно не закрепилось и не использовалось в контакте. К 1,5 годам могла иногда повторить по просьбе – «да» (дай), но и это быстро ушло. К моменту обращения за консультацией (2 года 2 мес.) словарь девочки составлял пять слов: баба, сыр, «кати», «ав-ав», «тц» (киса), но слова произносились вне коммуникации.

Все это показывает, что на втором году жизни синдром раннего детского аутизма оформляется у девочки все более определенно, мы видим явные признаки формирования 1-ой группы РДА.

В это время, т. е. с 2-ух лет 2-ух месяцев с девочкой начинаются индивидуальные психологические занятия. В зависимости от целей, задач и содержания коррекционного процесса можно выделить несколько его этапов.

Первый этап – установление эмоционального контакта с девочкой с целью ее эмоционального тонизирования и фиксация возникающих простейших форм контакта в стереотипе занятия.

Основным направлением в начале коррекционной работы с ребенком, страдающим аутизмом, является развитие у него возможности получения тонизирующих впечатлений во взаимодействии с близкими взрослыми, а не только посредством собственной аутостимуляции. Низкий психический тонус и снижение порога дискомфорта ребенка, определяют как важнейшую задачу повышение ее выносливости в эмоциональном контакте.

На начальном этапе единственно доступной формой ее тонизирования был интенсивный телесный контакт – ни на что другое Даша просто не реагировала. Ее исходная пассивность, отрешенность и несформированность активных форм аутистической защиты, таких как негативизм позволяла использовать в работе с девочкой такие приемы. Я брала Дашу на руки, кружила, раскачивала. Обязательным компонентом этих игр были попытки поймать взгляд и удержать девочку в позиции лицом к лицу в моменты ее наибольшего удовольствия и оживления. Постепенно в этом приятном для нее игровом «тормошении» Даша стала чуть выносливее и в глазном контакте, которого до сих пор стремилась избежать.

С самого начала тонизирование не было простым «механическим взбадриванием» – девочке всегда давался игровой образ, обозначающий для нее игровой смысл происходящего, что позволило в дальнейшем выстраивать более сложное эмоциональное взаимодействие. Например, я не просто тормошила, раскачивала, кружила ребенка, а при этом комментировала – «мы едем в поезде», руками и ногами девочки изображала движение колес (поезд), изображала, как «мишка косолапый по лесу идет», «как на самолете к маме полетим» и т. п. Старалась, чтобы тонизирующими были не только физические, вестибулярные ощущения, но и словесный комментарий происходящего, который был эмоционально насыщенным, ярким, «заражающим» (из истории развития мы помним, что девочку привлекали активные громкие звуки).

Для профилактики пресыщения и перевозбуждения девочки в контакте тактильные игры разнообразились. Они проводились с участием мамы – мы вместе качали, кружили Дашу, что помогало ей дольше удерживаться во взаимодействии, поскольку внимание девочки переключалось с одного взрослого на другого. Такая совместная работа позволила в дальнейшем адресовать постепенно возникающий эмоциональный отклик ребенка, проявления формирующейся эмоциональной привязанности именно маме, а не специалисту. Подобные игры проводились из занятия в занятие и постепенно увеличивалась их длительность.

Ритм каждого занятия задавался в соответствии с возможностями девочки – моменты активного телесного контакта чередовались с более спокойными периодами, когда я лишь эмоционально комментировала собственные перемещения ребенка. Отзываясь на случайные полевые впечатления, Даша не могла удержаться только в игровой комнате, вместе мы бродили и по коридору, заходили в «чайную» комнату, в учебный класс. Такие периоды на начальном этапе, конечно, занимали основную часть времени, но все ее перемещения и эпизодические манипуляциям с предметами взрослые с помощью эмоционального комментария осмысляли как целенаправленные, придавали ее действиям игровой смысл. Например, Даша открывает первую попавшуюся дверь, что комментируется: «тук-тук, кто там?», если выбрасывает игрушку из шкафа, комментирую: «привет, мишка, пойдем гулять» и т. п.

Таким образом, задавалась общая логика ее поведения, что в дальнейшем способствовало постепенному снижению зависимости девочки от случайных полевых впечатлений. Речевой комментарий был эмоционально-насыщенным, заразительным, тонизирующим, что не позволяло Даше полностью отстраниться и «погрузиться» в полевые впечатления.

Отдельно следует остановиться на степени сложности словесного эмоционального комментария. В целом он был достаточно развернут и предполагал определенное понимание ситуативной бытовой речи этой двухлетней практически мутичной девочкой. Содержание комментария опиралось на приятные, знакомые бытовые впечатления ребенка, актуализировало их (прогулка, качели, поездка в поезде и т. п.), что делало его более привлекательным и тонизирующим. Все необходимые для этого подробности ее жизни я получала от мамы. Мы рассчитывали, что такой комментарий будет способствовать и улучшению понимания речи.

Нужно отметить, что с самого начала коррекционных занятий проводилась работа по активации собственной экспрессивной речи девочки. Для этого в наиболее эмоционально насыщенные моменты акцентировались самые простые слова, возгласы, междометия, которые Даша сама могла бы легко воспроизвести – «ах», «ох», «бух» и пр. Кроме того, все слоги, буквосочетания, которые произносила Даша, подхватывались, повторялись, что было подготовкой к взаимодействию, основанному на перекличке звуками. Все, что произносила девочка, обыгрывалось, осмысливалось, достраивалось до слова или междометия, подходящего к данной ситуации. Когда я повторяла то, что произносила Даша, та, прислушиваясь, усиливала собственную вокализацию. В моменты эмоционального подъема вокализации девочки становились особенно активными, в дальнейшем именно в такие моменты в бормотании стали появляться ее первые осмысленные слова.

Результатом постоянной работы на занятиях и дома стало увеличение активности и выносливости девочки, что повлияло на изменение ее свободного поведения: помимо импульсивного перемещения под воздействием случайных впечатлений, девочка начинает направленно добиваться приятного ей сенсорного эффекта и воспроизводить его.

Например, в одной из наших комнат ее привлекли стеклянные двери шкафа, она несколько раз открывала и закрывала их, наблюдая как щель между двумя дверцами то уменьшается, то увеличивается и отслеживая движение солнечных бликов на стекле. Ранее у Даши не было многократных манипуляций с предметами. Открыть и закрыть дверь – одно из самых возможных действий детей с полевым поведением, что вполне объяснимо, ведь это необходимо им для перемещений. Именно это впечатление девочка использовала для своего первого активного сенсорного «опыта». Помимо двери шкафа, чуть позже Дашу привлек игрушечный домик с дверями – воротцами, которые она тоже стала открывать и закрывать.

Присоединяясь к этой новой, уже более активной форме аутостимуляции, я стремилась усилить ее эффект, разнообразить его и включить в контекст игрового взаимодействия. Заглядывала в домик с через окошко с противоположной стороны, что неизбежно провоцировало глазной контакт, и этот момент комментировался: «ку-ку, глазик». Таким образом, вокруг привлекшего девочку впечатления выстраивалось более сложное общее приятное переживание эмоционального контакта, фиксирующееся в первой простейшей форме игры. Этот игровой эпизод воспроизводился из занятия в занятие и через некоторое время девочка стала ожидать взгляда и эмоционально на него реагировать. Как уже отмечалось, подобные «прятки» и в норме являются одной из первых ранних форм игрового общения матери и младенца. Двигаясь дальше, я стала не только взглядывать, но и ловить через окошко ручку девочки, а потом, надев на свою руку мягкого игрушечного крокодильчика, ловить ее руку уже его ротиком, что ей тоже понравилось. Это тоже комментировалось: «ку-ку», «глазик», «крокодил». Таким образом, возникший момент контакта растягивался во времени, насыщался новыми сенсорными деталями, эмоционально окрашивался и осмыслялся как общая игра.

Развитию игрового эпизода способствовала и пространственная организация игрового взаимодействия. Ребенок чуткий к полевым впечатлениям особенным образом ощущает «затягивающее» пространство. Открыв дверь, девочка заглядывала в домик, а в глубине перед ней открывалось еще одно отверстие – окно, через которое заглядывал взрослый. Далее в притягательном окне возникала мягкая игрушка и крокодильчик своим ротиком ловил девочку за руку.

Любимый Дашин домик всегда находился в игровой комнате, произвольно привлечь девочку к чему-либо было пока еще невозможно, но к нему она подходила сама, выделяла его поскольку игра с ним ее уже явно радовала. Это позволяло воспроизводить моменты простейшего эмоционального контакта, моменты удачного «совпадения» интереса и удовольствия взрослого и ребенка, ввести его в стереотип общей игры.

Итогом 1 этапа коррекционной работы, длившегося 3 месяца, стала большая восприимчивость и отзывчивость в девочки в контакте со мной. Теперь она не только терпела взгляд в глаза, но и стала сама одаривать мимолетным взглядом. Стала узнавать меня уже через 1,5 месяца совместной работы, хотя и не называла по имени.

Тактильные игры стали восприниматься ею не только как сенсорное удовольствие, но и как эмоциональный контакт. Это привело к тому, что девочка, ранее пассивно воспринимающая тормошение и безлично ускользающая от взрослого при наступлении пресыщения, начала сама активно дозировать игру, устанавливать удобную для себя дистанцию. Например, закрывала лицо руками, когда наступало пресыщение. Однажды она даже сказала мне: «пока», когда я слишком сильно ее тормошила и вовлекала во взаимодействие. И само это слово было новым для нее, и впервые она обозначила словом свое желание. Более того, она стала не только активно дозировать контакт, но и инициировать его. Так, девочка сама стала протягивать руки в окно игрушечного деревянного домика и ждать, когда я их поймаю, после чего выхватывала их, заглядывала через дверь игрушечного домика и ждала глазного контакта, когда я вновь посмотрю на нее через окно.

Сложился определенный стереотип занятия: оно начиналось с тактильных стимулирующих игр, идущих по моей инициативе, затем воспроизводились наработанные нами формы контакта вокруг приятных девочке сенсорных впечатлений, что являлось важнейшей задачей, поскольку лишь воспроизводимость гарантировала закрепление возникших «здесь и сейчас» моментов контакта, что открывало путь к их углублению и развитию. Пресытившись контактом, она шла бродить по комнатам, позволяя комментировать и осмыслять ее полевые впечатления, что давало возможность находить и осваивать новые формы совместного удовольствия, которые могли бы стать основной будущих форм простейшего игрового контакта. Формирующийся стереотип занятия впоследствии позволит девочке перейти от получения удовольствия в процессе импульсивного полевого перемещения к получению удовольствия от воспроизведения знакомой последовательности приятных впечатлений.

Объединяя все привлекательные для девочки и тонизирующие ее впечатления, специалист постепенно все больше смещает акцент с получения удовольствия от простого сенсорного эффекта (открывающиеся двери) на удовольствие, получаемое ребенком в процессе общей игры. При этом взрослый становится для нее все более эмоционально значимым, что создает основу для вовлечения ее в совместно–разделенное переживание. Возникает возможность все более эффективно модулировать тонус ребенка, придавать более сложные смыслы его собственным и совместным действиям. Постепенно девочка начинает все более получать необходимые ей приятные впечатления в процессе эмоционального взаимодействия.

Важно сказать, что постепенный переход от аутостимуляции к получению необходимых тонизирующих впечатлений в процессе эмоционального контакта осуществлялся не только на занятиях, но и дома. Кардинально изменяются отношения с мамой – ранее безразличная к ней девочка начинает требовать ее постоянного присутствия. Если раньше она, никого не беспокоила, то теперь она всюду ходит за мамой, начинает брать ее за руку и тянуть к тому, что в этот момент ее интересует. Даша стала инициировать простейшее, свернутое, стереотипное, но взаимодействие. Она кричит, требуя от мамы дать ей конфету, при это сама конфета ей, в сущности, была не нужна, она не ест, а разворачивает, выбрасывает фантик и снова идет к матери требовать новую. Если мама отказывает, плачет, активно требует своего.

Вести взрослого за руку к нужному предмету типично для ребенка первой группы, но действия Даши в данном случае принципиально отличны: она не использует взрослого механически, важен не сам предмет (конфеты), ей нужна реакция мамы. И, если раньше, собирая свои коллекции мелочей девочка самодостаточно погружалась в свои занятия, то теперь она начинает требовать, чтобы мама тоже участвовала в них и разделяла ее удовольствие. Совместные позитивные переживания становятся для нее все более значимыми, ранее равнодушная, теперь она отстаивает свои «увлечения», не желает расставаться с «коллекцией» конфет – всюду носит их с собой, а если мама их прячет, ищет их, плачет.

Новые увлечения активнее тонизируют и дают ребенку возможность более длительного, чем раньше, сосредоточения на объекте удовольствия. Благодаря этому, у взрослого появляется возможность объединиться с ребенком на интересующем его впечатлении, перейти от непосредственного заражения удовольствием эмоционального контакта к удовольствию и общению по поводу сенсорно привлекательного предмета, переходу, который, в норме, как известно, происходит во втором полугодии жизни .

Подъем активности, положительная динамика в развитии контакта проявляется в это время и в речевом развитии девочки. На эмоциональном подъеме у нее все чаще появляются слоги и вокализации, которые активизируются усилиями психолога и родителей, ее собственные вокализации становятся разнообразнее. После того, как на занятии возникли первые игровые стереотипы, которые стали обозначаться определенными словами, Даша стала эти слова повторять, а потом произносить самостоятельно в соответствующей ситуации, правда очень «смазанно» и нечетко, не договаривая последние звуки. Одними из первых слов были «глазик», «ку-ку», «крокодил». Таким образом, сложившиеся формы контакта начинали закрепляться и в слове. Важно подчеркнуть, что слова, появляющиеся у девочки на занятиях, не были оторваны от действительности, а обозначали реальную ситуацию контакта и желания девочки. Однако прежде всего, как уже указывалось, с помощью слова она стала пытаться активно дозировать взаимодействие.

Через 3-и месяца работы на занятиях и дома, словарный запас девочки составлял уже около тридцати слов. Кроме того, у девочки стала появляться и собственная речевая реакция на происходящее: через пару месяцев она иногда уже сама произносила «бах» при падении игрушки.

Вместе с тем нужно отметить, что, наряду с позитивными изменениями, в это время наступил и период временных трудностей во взаимодействии с девочкой дома, связанных с общим подъемом ее активности. Девочка стала менее удобной: домашний режим, установленный ранее, сбился. Нарушился сон: спала ночью всего несколько часов, из-за этого утром невозможно было поднять ее в привычное время; в течение дня могла быть недовольной, вялой, раздражительной, начала кричать в транспорте, тогда как раньше была равнодушна к переездам. Через пару месяцев ситуация со сном стабилизировалась, но снова проявившийся (как и на первом году) дискомфорт свидетельствовал о нарушении сложившихся у нее ко второму году жизни форм аутистической защиты. Происходит постепенный отказ ребенка от самых радикальных средств аутистической защиты – игнорирования, ускользания и постепенное формирование активной избирательности в отношениях с миром и с людьми, на фоне чего вновь становится явной ее склонность к дискомфорту.

Второй этап работы – разворачивание моментов эмоционального контакта во времени, привлечение внимания ребенка к игрушке и проигрыванию простых бытовых сюжетов, дальнейшей разработки пространственно-временной структуры занятия.

Свободное поведение девочки продолжает изменяться и усложняться, ее аутостимуляция включает все более сложные манипуляции с предметами. Так, Даша начинает не просто открывать и закрывать двери игрушечного деревянного домика, а вытаскивать оттуда всех игрушечных зверей, ставить их внутри машинки, рассматривать собранную «коллекцию» игрушек через щелочку в крыше домика. Она меньше бродит по комнате, и все больше предпочитает направленно собирать разные мелкие вещички – игрушки, колесики, шарики и рассовывать их в дырочки, в щелочки, например, за дверцей шкафа или в окошко игрушечной лодки. Расстраивается, если предмет не влезает в слишком маленькое отверстие или если, например, из окна лодки трудно достать то, что она только что туда положила. По-прежнему любила высыпать мелкие игрушки из баночек, коробочек. Новым стало ее стремление и самой залезть на полку шкафа, спрятаться под стол.

Используя более устойчивое внимание девочки, я старалась развивать сложившиеся ранее формы контакта, осмыслять их и преобразовывать в эпизоды сюжетной игры. Например, Даше понравилось играть с игрушечной будкой, внутри которой сидела собака. Нажимая на кнопочку, она по много раз открывала и закрывала ее дверки. В тот момент, когда двери открывались, я говорила: «привет, собачка, пойдем гулять», и сама вынимала игрушку, обозначая это как ее прогулку. Кроме того, стала класть в будку пластилин, как «мясо для собаки», старалась вовлечь Дашу в игру в кормление собачки. Это удалось далеко не сразу. Сначала Даша практически не реагировала на мои действия. В дальнейшем я стала называть «еду для собаки» кашей, поскольку каша была привычна в Дашином рационе. Через некоторое время девочка стала показывать, что понимает, о чем идет речь, но реагировала не на игру, а сама шла к маминой сумке, где лежала ее собственная каша, которой обычно кормили девочку после занятия. Что такое есть кашу «понарошку», Даша сначала не понимала, но чуть позже стала вместе со мной заталкивать в будку кусочки пластилина, повторяя за мной, а иногда и самостоятельно комментируя ситуацию: «мясо, мясо». Необходимо отметить, что первоначально ее понимание игровой ситуации кормления можно было бы истолковать как конкретность, часто предполагаемую у аутичных детей трудность развития игровой символизации, однако впоследствии Даша ведет себя адекватно. Скорее можно заключить, что принятие игрового сюжета было очень тесно связано для нее с осознанием собственного жизненного опыта, активизацией собственных желаний.

Постепенно девочка стала активнее участвовать и в других эпизодах игры с собачкой, и они все больше разворачивались во времени. Даша принимала и самостоятельно использовала их словесное обозначение. Теперь фактически каждое занятие начиналось с того, что, подходя к игрушечной будке, Даша говорила: «ку-ку», потом открывала дверки, доставала собачку и отдавала ее маме, комментируя: «собака». В этой игрушке Даша все больше начинает выделять не только ее сенсорные свойства, она начинает использоваться функционально. Будка с собачкой становится любимой Дашиной игрушкой, она начинает требовать ее. Если сразу будку не давали, Даша могла растерянно сказать «собака, собака», и мы вместе искали ее. В такой ситуации однажды Даша повторила за мной фразу «собака, ты где?». Эту игру (поиск собаки) я также включила в наш стереотип занятия.

Все более осмысленное отношение к происходящему проявляется не только на коррекционных занятиях, но и в повседневной жизни Даши. Благодаря этому становится возможной организация новых игровых эпизодов без прямой опоры на обыгрывание аутостимуляторных действий (игра с собачкой исходно базировалась на ее стереотипных манипуляциях с дверцами), а при непосредственном обращении к жизненному опыту девочки, приятным для нее, тонизирующим впечатлениям. Например, Даша стала больше смотреть телевизор, но теперь ее привлекала не только реклама – она очень полюбила детскую передачу «Телепузики». Поэтому, когда я принесла в игровую игрушечных телепузиков, они сразу привлекли внимание девочки. На одном из занятий Даша повторила за мной ее любимую реплику одного из персонажей телепередачи: «всем спать!». Я постаралась развить игру, стала укладывать у нее на глазах телепузиков в игрушечную кроватку. И хотя мои действия девочку внешне не заинтересовали, однако ее привлекло, как я сказала: «тсссс, телепузики спят», повторила за мной: «тсс». В дальнейшем сама нашла применение этим игрушкам: теперь выбрасывала из деревянного домика всех зверей и в пустой домик складывала телепузиков. Я обозначила ее действия: телепузики пришли домой, легли спать.

Все складывающиеся игровые эпизоды воспроизводились из занятия в занятие, становились частью стереотипа. Помимо организации, поддержания и развития игровых эпизодов, в стереотип занятия по-прежнему входили и тактильные игры, и комментарий сохраняющегося полевого поведения. Тактильные игры продолжали оставаться одним из основных средств поднятия тонуса, кроме того, в процессе тактильных игр направленно стимулировалась речевая активность девочки. Теперь завязывалась звуковая перекличка – как начальная форма диалога. Важно отметить, что собственного бормотания в этот период практически не осталось.

Комментируя перемещение девочки в поле, я, по-прежнему, отслеживала привлекательные для нее впечатления, вокруг которых могли бы выстроиться новые формы контакта. В это время ей стали небезразличны изображения предметов и людей. Так, однажды, бродя по комнате, Даша увидела фотографию незнакомого маленького мальчика, которая привлекла ее внимание, она даже повторила за мной слово «мальчик». На последующих занятиях я специально показывала ей эту фотографию, и слово «мальчик» закрепилось в ее словаре. По моей просьбе мама стала приносить на занятия домашние фотографии приятных и привычных бытовых ситуаций – купание, прогулка и др. Я их показывала Даше, комментировала, при этом Даша иногда повторяла за мной слова. Например, девочку привлекала домашняя фотография, где она вместе с мамой купается в ванне, я ее подробно комментировала, и Даша, глядя на фото, повторила за мной: «мама».

Теперь на занятии Даша иногда листала попавшиеся на глаза книжки (они были разложены для нее по комнате). Я проговаривала, что изображено на привлекших ее рисунках, стараясь по ним создать простой, но целостный и понятный ей бытовой сюжет. Те книги, которые чем-то привлекли девочку, старалась на последующих занятиях оставлять в игровой. Так, Даша заинтересовалась книгой про мышек, в которой были необычные страницы в виде окошек. Через некоторое время девочка стала повторять за мной особенно понравившиеся ей слова стишков из этой книги. Например: «ну, а, если есть и сыр, то уж это просто пир!» – Даша с восторгом повторяла: «пир! пир!». Книжки, как и фотографии, теперь становились неотъемлемой частью занятия.

Постепенно в игровой у девочки появлялось все больше разных «дел», и теперь она удерживалась в комнате гораздо дольше, чем раньше. К концу этого этапа сложился стереотип занятия, в рамках которого все пространство игровой комнаты стало для девочки осмысленно дифференцированным. В одном месте игровой комнаты стоит деревянный домик со зверями, и именно там мы играем с этим домиком. На диване играем с будочкой и собачкой, на горке проходят тактильные игры, на письменном столе она перебирает разные мелкие вещички и т. д. Переключение с одного на другое связывается с переходом с одного места комнаты в другое. Для сохранения этой дифференциации я старалась оставлять интересующие девочку предметы на одних и тех же местах. Смысловая организация пространства способствовала защите от влияния случайных впечатлений поля. Теперь Даша перемещалась по комнате не только под воздействием случайных импульсов, а переходила от одного приятного и знакомого «дела» к другому. Безусловно, что вне этой воспроизводимой цепочки, оставались периоды полевого поведения и по-прежнему сохранение стереотипа было невозможно без моих усилий, сама Даша его не поддерживала. Более самостоятельно она воспроизводила только начало (игра с будкой) и конец занятия – говорила: «пока», «каша» (всегда после занятия мама кормила девочку).

Подводя итоги этого этапа работы, отметим что Даша становится все более избирательной, она целенаправленно стремится к разнообразным, приятным для нее впечатлениям, и ярко реагирует на них, что приближает процесс аутостимуляции к нормальным, обычным способам сенсорного тонизирования в игре ребенка раннего возраста, важнейшей составляющей которых является эмоциональное заражение.

Теперь, когда ее аутостимуляция включает более сложные манипуляции с предметами, еще более устойчивым и развернутым становится внимание девочки. Появление более эффективных средств тонизирования позволяет Даше стать менее зависимой от случайных впечатлений поля.

Развивается и усложняется стереотип занятия, что проявляется в осмысленной дифференциации пространства и появлении порядка чередования эпизодов взаимодействия со стереотипными и полевыми действиями ребенка.

Аутостимуляторные впечатления перестают быть тотально защитными, они позволяют ей отдохнуть от контакта, чтобы «набравшись сил» вернуться к нему. Это позволяет девочке не только более комфортно дозировать взаимодействие, но и создает условия для постепенной нормализации самой функции аутостимуляции – теперь она помогает девочке дольше удерживаться в контакте, а не экранироваться от него, как раньше.

Положительная динамика отмечается не только на занятиях, но и дома. Развивается привязанность Даши к близким, она теперь выделяет не только маму, но и папу, и бабушку. Постепенно вопрос: «ты где?» стала изредка использовать и в жизни – например, потеряв из виду бабушку – «баба, ты где?».

В связи с этим существенные изменения происходят и в ее речевом развитии. Вокализация теряет автономный характер, она адресуется другому человеку, становится более разнообразной и эмоционально выразительной. Появляется больше слов. Их еще немного, но кардинально меняется их характер. Теперь они связаны с ситуацией взаимодействия и устойчиво воспроизводятся в ней (раньше слова появлялись и бесследно уходили, как это типично для аутичного ребенка первой группы). Вместе с тем, употребляемые слова не механически связываются ею с конкретной ситуацией как это происходит у детей второй группы), а переносятся в другие условия с занятий домой и наоборот и адекватно используются. Как нам представляется, это связано с активным освоением девочкой своего жизненного опыта.

С активной проработкой жизненного опыта связано и то, что девочка начала смотреть на мамины рисунки (рисовали игрушечную будку с собачкой, которая так нравилась Даше, прорисовывали ситуацию занятия, привычные домашние ситуации). Кроме того, Даша стала дольше слушать чтение книг, разглядывать картинки. Это говорит о ее осмыслении происходящего на занятии и дома и о дальнейшем развитии ее возможности сосредоточиться на общем со взрослым и привлекательном для обоих занятии. Это то совместное сосредоточение, возможность которого Даша не получила вовремя, во втором полугодии жизни, а ведь на нем должно базироваться дальнейшее развитие взаимной сорегуляции поведения и закладываться способность к произвольному сосредоточению.

Третий этап – эмоциональное осмысление коллекций, использование их для развития игрового сюжета.

На этом этапе работы сложившийся ранее стереотип занятия временно разладился. Пресытившись нашей игровой комнатой, с которой у нее было связано много интенсивных эмоциональных переживаний, Даша отказалась в нее заходить. При этом контакт со специалистом не нарушился, но теперь девочке нравилось играть в «чайной комнате», и довольно большую часть занятия мы стали проводить там. Дашу заинтересовал шкаф с канцелярскими принадлежностями, где было много мелких однородных предметов, особенно ей понравилось играть со скрепками.

Сначала ее действия со скрепками носили как прежде примитивный и стереотипный характер, например, она вытаскивала скрепки из шкафа, а затем складывала их под крышку телефона, стоявшего рядом. Но я задавала этим действиям более сложный смысл, комментировала: «скрепки пошли гулять, зашли в гости» (при этом обозначила телефон с поднимающейся крышкой как домик). Когда Даша доставала скрепки из телефона, я комментировала: «выходите, погостили, пойдем домой». Иногда скрепки соединялись одна с другой и получалась «электричка», скрепки «ехали в Москву, в гости» (Даша тоже приезжала в Москву на электричке). Важно отметить, что, если раньше она сосредотачивалась на манипуляциях с различными предметами совсем недолго, то теперь могла заниматься со скрепками уже довольно продолжительное время, можно сказать, что они стали ее постоянными игрушками.

Потом в качестве игрушек она стала использовать аудиокассеты. Сначала просто доставала их из шкафа, раскладывала, перекладывала, однако затем и здесь приняла смысловое обозначение своих действий. И в игре с кассетами впервые сложилась осмысленная последовательность игровых эпизодов. Она доставала кассеты из шкафа, повторяя за мной – «выходите», и кассеты «шли гулять», «катались» на качелях. Поскольку сначала это была не специальная игровая комната, то качелями становился шнур от телефона – я старалась оперативно использовать любую возможность развития игрового сюжета. Девочка складывала кассеты в шкаф с посудой, и это обозначалось: «кассеты пришли в гости, будут чай пить». Я ставила кассету в магнитофон и просила: «кассета, спой песенку» – Даше это очень нравилось. Кассеты стали первыми устойчивыми игровыми персонажами, и девочка даже стремилась забирать их с собой домой. Чуть позже стало возможно играть с кассетами в игровой комнате – они «катались» с горки, на лошадке, «заходили» в домик. Вернулась игра с собачкой, и с новым персонажем – маленькой глиняной кошкой, пытались и ее кормить, но больше всего Дашу занимала игра с кассетами.

Во время этой игры девочка, конечно, увлекалась привычными стереотипными действиями, и игровой сюжет приходилось энергично «продвигать», не давая Даше слишком фиксироваться на отдельных сенсорных впечатлениях: заталкиванию разных мелких предметов в щелочки, «игре» с дверями, щелканье ножницами и т. п.

Помимо игровых эпизодов сохранялись и моменты игрового «тормошения», комментарий, осмысляющий ее периодические уходы в полевое поведение. Однако эти воздействия все более отчетливо начинают играть поддерживающую роль, обеспечивая более сложное взаимодействие.

Собственные аутостимуляторные действия девочки продолжают развиваться и усложняться. В те моменты, когда Даша предоставлена сама себе, она уже может заниматься менее формальным и более эмоционально осмысленным объединением предметов: не только механически заталкивает разные мелкие предметы в щелочки и баночки, ссыпает и рассыпает их, но и стремится собрать в одну «коллекцию» все любимые игрушки – собаку, котика, кассеты, ножницы и т. д. Правда, пока она еще никак не обозначает свои действия. В дальнейшем «коллекционирование» еще более усложняется: когда Даша приехала на занятие с папой (а обычно приезжала с мамой и бабушкой), то вспоминала тех близких, кого «не хватало» говорила: «мама, баба» (то есть и здесь должен был быть привычный набор). Дома она полюбила складывать все любимые игрушки в шкаф, сама забиралась туда к ним и закрывала за собой дверь.

Но и формальное собирание продолжалось: на улице гулять стало трудно, поскольку появилась страсть к пивным крышкам – везде находила их, доставала из любой грязи, носила в руках, расстраивалась, если все найденные крышки не помещались в руку, плакала, если они выпадали, бесконечно требовала собрать все упавшее. По словам мамы, «все гуляние проходило вокруг крышек». Позже, на смену собирательству пивных крышек пришло собирание шариков от пистолета. Даша каким-то своим способом запомнила количество и цвет шариков, требовала соблюдения их постоянства. Чтобы сохранять их постоянное количество, приходилось лазить по кустам, потому что они непрерывно куда-нибудь закатывались, а потерять их, означало спровоцировать страшную истерику. Нужно, однако, подчеркнуть, что теперь она собирает свои формальные коллекции не только по размеру, но и другому сенсорному признаку – цвету, кроме того, ей становится важно сохранение постоянного количества предметов.

В этот же период у Даши проявляется большая чувствительность к слову. Девочка стала повторять понравившиеся ей по звучанию слова, услышанные в разговорах других людей, и даже не адресованного ей. Когда в ее присутствии родственник-студент «зубрил» тему по гидромеханике, Даша, держась рядом, с удовольствием слушала слова с необычным звучанием, особенно ей понравилось словосочетание «гидравлическая маска», повторяла с восторгом: «маска, маска». Когда он ушел, расстроилась. Чтобы интерес к звучанию речи не закрепился как формальная аутостимуляции, родителям было рекомендовано в присутствии девочки как можно больше говорить про нее, а также слушать вместе аудиокассеты со сказками. Постепенно у Даши стал формироваться избирательный интерес к словесному комментарию взрослого, кроме того, она все больше стала самостоятельно и осмысленно пользоваться речью.

На этом этапе завершился наш первый год занятий с Дашей. Благодаря раннему началу занятий, их интенсивности, активному участию родителей, коррекционный процесс проходил достаточно динамично. Это было видно и по изменению действий аутостимуляции, они становились все более разнообразными и стали приближаться к нормальной сенсорной игре маленького ребенка. Теперь уже не экранировали ее от взаимодействия, наоборот, помогали удерживаться в контакте и взаимодействии с другим человеком, что способствовало развитию все более осмысленного отношения к происходящему вокруг. Появление более сложных собственных интересов, снижало потребность в стереотипных впечатлениях, вело за собой значительные изменения в поведении аутичного ребенка и прогресс психического развития.

Занятия с Дашей проводились еще в течение нескольких лет, помимо психологических, с ребенком проводились интенсивные педагогические занятия. Несмотря на сохраняющиеся трудности развития эмоционально-волевой сферы, девочка овладела развернутой коммуникативной речью, смогла адаптироваться к обучению в обычном классе и, в последствии, успешно освоить программу школы математического профиля.

В случае с Дашей представлены начальные этапы коррекционной работы при формирующейся 1-ой группе РДА. При других вариантах аутистического развития (2-ая, 3-ья, 4-ая группы РДА по классификации О.С. Никольской), а также, при наличии осложняющих факторов (например, позднее начало коррекционной работы) коррекционный процесс закономерно обретает свою специфику. Вместе с тем, как показывают теоретические исследования и практический опыт общая логика изменений стереотипной аутостимуляции у ребенка с аутизмом в процессе психологической коррекционной работы сохраняется. Присоединение взрослого к аутостимуляции предполагает эмоциональное тонизирование ребенка и осмысление его действий, что позволяет формировать общие со взрослым позитивные переживания. Постепенно для ребенка все более значимым становится удовольствие, получаемое в процессе взаимодействия. Повышение психической активности и выносливости ребенка способствует его большей вовлеченности в происходящее вокруг и создает возможность получения разнообразных сенсорных и эмоциональных впечатлений в процессе контакта и самостоятельного обследования среды. Таким образом создается основа для нормализации процессов саморегуляции и закономерно снижается сама потребность в стереотипной аутостимуляции.

Аршатская О.С. Динамика проявлений стереотипной аутостимуляции в процессе психологической коррекционной помощи ребенку с аутизмом // Альманах Института коррекционной педагогики. 2019. Альманах №37 URL: https://alldef.ru/ru/articles/almanac-no-37/the-dynamics-of-the-manifestations-of-the-stereotypical-autostimulation-in-the-process-of-psychological-rehabilitative-assistance-to-child-with-autism (Дата обращения: 11.05.2021)

Коллекция: новая богема Burberry — www.be-in.ru

Бренд Burberry всегда был в авангарде использования цифровых технологий: шоу английской марки первыми стали транслироваться онлайн для широкой аудитории, продажи через Интернет начинаются сразу после показа. И тем не менее, мужскую коллекцию весна-лето 2012 дизайнер марки Кристофер Бейли посвятил роскоши качества и тактильным ощущениям, которых становится все меньше в наш цифровой век

Временные периоды моды безжалостно сокращаются: только что кончилась весна 2011, а на подиумах Милана уже можно увидеть мужские коллекции весны 2012. Одной из коллекций, которая вызвала в минувшие дни больше всего интереса, была будущая весна Burberry Prorsum. Кристофер Бейли переосмыслил свой любимый образ холодного британского юноши, добавив ему цвета, фактуры и кепку с помпоном, и вдохнув новую жизнь в бренд с полуторавековой историей, который в последнее время начал понемногу теряться на фоне яркости Prada и Givenchy. Коллекция, полная ручной отделки, созданной для тактильного восприятия, стала реакцией дизайнера на использования цифровых технологий в моде.

Для кого

Для тех, кто пресытился упрощенным образом худого горожанина, для новой богемы и редакторов моды мужских журналов. Для потребителей высокой моды будущего, которые будут вкладывать деньги только в исключительно качественные вещи.

Вдохновение

Хотя кепки с помпонами напоминают воспетую Жаном Жене форму французских моряков, главным вдохновением послужил богатый этническими деталями богемный стиль нью-йоркского района East Village 70-х или восточного Берлина 60-х. Грубоватые материалы и плетеные детали напоминают о маленьких ремесляных мастерских северной Англии, где когда-то начиналась история Burberry.

Нью-Йорк 1970-х

Фактуры и силуэты

Классический силуэт Burberry по-прежнему строится на двух элементах: брюки, не слишком широкие и не слишком узкие, и объемная парка или плащ. На замену тренчам пришли плащи в тонкую полоску. Коллекция наполнена цветом во всем многообразии естественных оттенков: хаки и светло-зеленый, коричневый и охра, голубой, синий и сливовый.

Детали

Плетеные кепки с помпонами, яркие этнические орнаменты и контрастные полоски, мокасины с плетеными вставками и плетеные сумки, объемные парки, портфели и конверты из крокодиловой кожи.

Видео

Чувствительность к изменениям вязкости и последующие оценки сытости различными органами чувств

Abstract

Хотя общепризнано, что текстура является мультимодальной по своей природе, было опубликовано мало исследований относительно того, как мы используем другие органы чувств, помимо прикосновения, для оценки текстуры. В напитках люди используют информацию о текстуре (т. Е. Вязкости) для оценки калорий и ожидаемого насыщения. Это исследование было разработано для сравнения и сопоставления чувствительности людей к изменениям вязкости и их способности оценивать сытость с помощью различных сенсорных модальностей.Были изготовлены образцы молока разной вязкости, и 49 участников попросили выполнить серию 2-альтернативных тестов принудительного выбора и определить, какой образец был толще. Чувствительность к изменениям вязкости при различных сенсорных модальностях определяли, когда каждый участник употреблял образцы, слушал, как проливаются образцы, и наблюдал за прозрачными пузырьками с образцами. Используя зрение, участники были заметно менее чувствительны к изменениям вязкости по сравнению со слухом или оральными тактильными ощущениями.Интересно, что тактильные ощущения во рту и слух были почти идентичны по порогам разницы вязкости (0,346 сП и 0,360 сП соответственно). Аналогичные закономерности наблюдались, когда участников просили оценить, насколько они ожидали сытости после употребления напитков различной вязкости. Было обнаружено, что ожидаемая калорийность и насыщение менялись с уровнем толщины, когда участники оценивали стимулы с помощью слуховых или тактильных модальностей. Однако эти показатели ожидаемой калорийности и насыщения не менялись в зависимости от вязкости для визуальной оценки, что позволяет предположить, что оценка калорийности и насыщения связана со способностью определенных сенсорных модальностей определять вязкость.Это исследование подчеркивает относительную важность зрения, слуха и осязания для формирования наших сенсорных суждений относительно вязкости и последующих оценок сытости.

Рекомендуемые статьи Цитирующие статьи (0)

© 2018 Опубликовано Elsevier Ltd.

Рекомендуемые статьи

Цитирующие статьи

Нейроанатомические корреляты голода и насыщения у людей с использованием позитронно-эмиссионной томографии

Резюме

Центральная роль гипоталамуса в возникновении и / или обработке стимулов, связанных с кормлением, может модулироваться активностью других функциональных областей мозга, включая кору островка (участвующую в энтероцептивном мониторинге) и префронтальную кору (участвующую в подавление тенденций неадекватной реакции).Региональный мозговой кровоток (rCBF), маркер нейрональной активности, был измерен у 11 здоровых мужчин с нормальным весом с помощью позитронно-эмиссионной томографии в состоянии голода (после 36-часового голодания) и в состоянии насыщения (после приема жидкости). еда). Голод был связан со значительным увеличением rCBF в непосредственной близости от гипоталамуса и островковой коры, а также в дополнительных паралимбических и лимбических областях (орбитофронтальная кора, передняя поясная кора, парагиппокампальные и гиппокампальные образования), таламус, хвостатое тело, предклинье, скорлупа и мозжечок. Насыщение было связано с увеличением rCBF вблизи вентромедиальной префронтальной коры, дорсолатеральной префронтальной коры и нижней теменной доли. Изменения концентрации инсулина в плазме в ответ на прием пищи отрицательно коррелировали с изменениями rCBF в островковой и орбитофронтальной коре. Изменения концентраций свободных жирных кислот в плазме в ответ на прием пищи отрицательно коррелировали с изменениями rCBF в передней поясной извилине и положительно коррелировали с изменениями rCBF в дорсолатеральной префронтальной коре.В заключение, эти данные открывают возможность того, что несколько областей мозга участвуют в регуляции голода и насыщения, и что инсулин и свободные жирные кислоты могут быть метаболическими модуляторами нейронных событий мозга после приема пищи. Несмотря на то, что настоящее исследование является предварительным, оно обеспечивает основу для изучения областей человеческого мозга и когнитивных операций, которые реагируют на пищевые стимулы.

Мозг играет критически важную роль в поддержании энергетического баланса всего тела, регулируя потребление и расход энергии (1). У лабораторных животных гипоталамус является основным центром регуляции приема пищи (2, 3). Первоначальная гипотеза двойного центра, которая идентифицировала вентромедиальный гипоталамус как центр насыщения, а латеральный гипоталамус как центр голода (4, 5), была пересмотрена в последние годы, чтобы учесть вегетативные и эндокринные реакции, вызванные поражениями гипоталамуса (6, 7). Дугообразное ядро, которое имеет нейроны, продуцирующие нейропептид Y, которые проецируются в вентромедиальный гипоталамус и ядро ​​единственного тракта, и паравентрикулярное ядро, которое имеет нейроны, продуцирующие гормон, высвобождающие кортикотропин, которые проецируются в дугообразное ядро ​​и голубое пятно, являются другими важные центры, регулирующие прием пищи (8).Производство нейрогормонов, регулирующих питание, может регулироваться инсулином (9), лептином (10–12) и другими метаболическими / гормональными сигналами, что позволяет мозгу контролировать состояние питания и запасы периферической энергии. Другие области мозга, которые, как известно, играют роль в регуляции приема пищи у животных, включают таламус, центр восприятия вкуса и обучения, а также лимбические области, связанные с регуляцией поведения и возбуждением во время еды (13).

Очень мало известно об областях человеческого мозга, участвующих в контроле за приемом пищи, и большая часть информации получена из патологических состояний (14).Стимуляция вкусовых и обонятельных рецепторов связана с активацией коры островка, орбитофронтальной коры (вкус) и грушевидной коры (обоняние) (15–18). Поскольку передняя и средняя части коры островка, по-видимому, участвуют в оценке потенциально тревожных внутренних стимулов (19, 20), мы предположили, что эта область может преимущественно участвовать в реакции на голод или насыщение. Поскольку было показано, что области дорсолатеральной и медиальной префронтальной коры участвуют в подавлении тенденций несоответствующих поведенческих реакций (19, 21, 22), мы предположили, что эти области мозга могут участвовать в подавлении чрезмерного потребления пищи. В этом исследовании с помощью позитронно-эмиссионной томографии (ПЭТ) регионарного мозгового кровотока (rCBF), маркера нейрональной активности, были исследованы области человеческого мозга, которые преимущественно страдают от голода и насыщения. Мы проверили гипотезу о том, что преимущественно задействованы гипоталамус, кора островка и префронтальная кора, и исследовали возможность того, что дополнительные области мозга играют роль в этих состояниях аппетита.

МАТЕРИАЛЫ И МЕТОДЫ

Темы.

Одиннадцать мужчин-правшей-добровольцев европеоидной расы (35 ± 8 лет, 73 ± 9 кг, 19 ± 6% жира; среднее ± стандартное отклонение) были набраны из района Большого Феникса по газетной рекламе. Субъекты были в хорошем состоянии, что было определено на основании истории болезни, физического осмотра и лабораторных скрининговых тестов. Критерии исключения включали в себя семейный анамнез ожирения / диабета, злоупотребление психоактивными веществами или наркоманию, эндокринные расстройства, включая аномальную функцию щитовидной железы и инсулинозависимый сахарный диабет, легочные заболевания, сердечно-сосудистые заболевания, гипертензию, желудочно-кишечные заболевания и нарушения глотания, заболевания печени или почек, и расстройства центральной нервной системы.Поведенческие или психические состояния, несовместимые с безопасным и успешным участием в исследовании (клаустрофобия, большая депрессия, наличие психотических симптомов, нервная булимия), были проверены с помощью структурированного клинического интервью для DSM-III-R (23). Отсутствие диетических ограничений оценивали с помощью трехфакторного опросника по питанию (24). Субъекты не принимали никаких лекарств в течение как минимум 1 месяца до госпитализации. Все субъекты были госпитализированы примерно на 1 неделю в Отделение клинического диабета и питания Национального института здоровья в Фениксе.Субъекты были ограничены метаболическим отделением и ограничены малоподвижной активностью на протяжении всего исследования. Протокол был одобрен экспертным советом Национального института диабета, болезней органов пищеварения и почек и Региональным медицинским центром Доброго Самаритянина, и перед участием всех субъектов было получено информированное письменное согласие.

Состояние голодания.

При поступлении все пациенты были переведены на диету для поддержания веса (50% углеводов, 30% жиров, 20% белков).Состав тела оценивали с помощью двухэнергетической рентгеновской абсорбциометрии (DPX-1, Lunar, Madison, WI). На второе утро после 12-часового голодания в течение 45 минут измеряли расход энергии в состоянии покоя с помощью системы вентилируемого колпака (DeltaTrac, SensorMedics, Йорба Линда, Калифорния). Перед процедурой визуализации мозга испытуемые голодали в течение 36 часов. Вода и некалорийные напитки без кофеина давались ad libitum во время голодания.

Процедуры визуализации.

процедуры ПЭТ и МРТ были проведены в Региональном медицинском центре Доброго Самаритянина (Феникс, Аризона).МРТ выполняли с использованием системы Signa 1,5 Тл (General Electric). Т1-взвешенное трехмерное получение градиента с нарушенным объемом (SPGR, TE = 5 мсек, TR = 33 мсек, угол = 30 °, NEX = 1, FOV = 24 см, матрица изображения = 256 × 192). получить 124 смежных горизонтальных среза головного мозга толщиной 1,5 мм, чтобы исключить серьезные анатомические аномалии и облегчить сравнение структуры и функции мозга. Для процедуры ПЭТ сканирование пропускания с использованием кольцевого источника ⁶⁸ германия / ⁶⁸ галлия было выполнено для корректировки последующих эмиссионных изображений на ослабление излучения.Во время каждого сканирования испытуемые спокойно отдыхали в положении лежа на спине, не двигаясь, и их просили держать глаза закрытыми и указывать вперед. ПЭТ-изображения региональной мозговой активности (количество на пиксель в минуту) были получены от каждого субъекта с использованием сканера ECAT 951/31 (Siemens, Iselin, NJ). Для каждого сканирования вводили внутривенный болюс 50 мКи (1 Ки = 37 ГБк) ¹⁵ O-меченой воды. Два одноминутных сканирования были получены на исходном уровне и два после кормления с интервалами 10-15 минут между сканированиями.Изображения ПЭТ были реконструированы с разрешением по месту 10 мм по полной ширине на полувысоте (FWHM) и толщиной среза 5 мм на FWHM. Образцы крови собирали сразу после каждого сканирования для измерения концентрации глюкозы в плазме, свободных жирных кислот, инсулина и лептина.

Процедура кормления.

Жидкая пища [Ensure-Plus 1,5 ккал / мл (1 Ca = 4,18 Дж), Ross-Abbott Laboratories, Колумбус, Огайо] вводилась перорально, чтобы вызвать чувство насыщения.Когда пациент лежал на спине на столе для ПЭТ, в рот до середины языка вставлялась пластиковая удлинительная трубка. Чтобы исключить возможные мешающие факторы, такие как тактильная стимуляция языка и активность двигательных нейронов, глотание последовательно индуцировалось введением 2 мл воды перед каждым из четырех сканирований ПЭТ. Между ПЭТ-сканированием в исходном состоянии и состоянии насыщения перистальтический насос (IMED 980, Имед, Сан-Диего) был настроен на подачу в течение 25 минут жидкой еды, обеспечивающей 50% ранее измеренных суточных затрат энергии в состоянии покоя.Субъективные оценки голода и насыщения регистрировались после каждого сканирования ПЭТ (25). Чтобы познакомить каждого субъекта с условиями эксперимента и минимизировать риск артефактов, связанных с обучением, процедура кормления практиковалась в исследовательском отделении перед сканированием ПЭТ.

Обработка изображений и статистический анализ.

автоматизированных алгоритмов были использованы для выравнивания последовательных ПЭТ-изображений каждого субъекта (26), преобразования ПЭТ-изображений в пространственные координаты стандартного атласа головного мозга (27), исследования увеличения rCBF независимо от вариаций в измерениях всего мозга с использованием анализа ковариации (28). , и сгенерируйте нормализованное t -значение (т.е., z — оценка) карты увеличения rCBF во время голода (среднее значение двух изображений в состоянии голода минус среднее значение двух изображений в состоянии насыщения) и насыщения (среднее значение двух изображений в состоянии насыщения минус среднее из двух изображений в состоянии голода). Для анализа данных фильтр Гаусса дал разрешение в плоскости около 20 мм на полуширине и толщину среза 10 мм на полуширине. Чтобы уменьшить ошибки типа I, критический балл z ≥ 2,58 ( P <0.005 без поправки на множественные сравнения) использовался для характеристики значимых изменений региональной активности мозга. Автоматизированные алгоритмы использовались для преобразования МРТ головного мозга каждого субъекта в стандартные координаты атласа (29), вычисления среднего значения МРТ 11 субъектов и наложения каждой карты баллов z на усредненное МРТ, чтобы обеспечить визуальную проверку составных изображений. Корреляции моментов продукта Пирсона использовались для проверки взаимосвязи между зависимыми от состояния изменениями rCBF в интересующих областях и зависимыми от состояния изменениями субъективных оценок голода / насыщения и уровнями гормонов и метаболитов в плазме.

РЕЗУЛЬТАТЫ

После 36-часового голодания субъекты сообщали о высокой оценке голода (74 ± 25 мм по визуальной аналоговой шкале от 0 до 100 мм) и низкой оценке насыщения (23 ± 24 мм). Напротив, после приема жидкой еды, обеспечивающей 50% дневной потребности в энергии в покое, субъекты сообщали о значительно более низких оценках голода (31 ± 21 мм) и более высоких оценках насыщения (70 ± 20 мм) ( P <0,005 для обоих). В то время как концентрации лептина в плазме не изменялись после еды, наблюдались ожидаемые увеличения концентраций инсулина и глюкозы в плазме и снижение концентраций свободных жирных кислот в плазме (таблица 1).

Гормоны и метаболиты до и после жидкой еды у 11 праворуких мужчин с нормальным весом

По сравнению с насыщением, голод был связан с увеличением rCBF в непосредственной близости от гипоталамуса и коры островка, а также в дополнительных паралимбических и лимбических областях (передняя поясная кора, парагиппокампальное и гиппокампальное образование, а также область, которая включает переднюю височную и заднюю орбитофронтальную кору. ), таламус, хвостатое тело, предклинье, скорлупа и мозжечок (таблица 2; рис.1).

Значительно большее увеличение региональной мозговой активности после 36-часового голодания (голод) по сравнению с таковым после жидкой еды (насыщение)

Изображения активации мозга в ответ на голод и насыщение. Синим цветом показаны области мозга со значительным увеличением rCBF в ответ на голод; желтым цветом показаны области мозга со значительным увеличением rCBF в ответ на насыщение. Изображения были получены с использованием данных ПЭТ и МРТ 11 здоровых худощавых людей.Изображения с цветовой кодировкой накладываются на среднее значение МРТ головного мозга испытуемых (изображение в оттенках серого). Горизонтальные срезы мозга соответствуют координатам атласа мозга Талаираха и Турну (27). Число под каждой секцией отражает расстояние в мм выше (+) или ниже (-) от горизонтальной плоскости между передней и задней комиссурами. Правое полушарие в каждом разделе находится справа от читателя. По сравнению с насыщением, голод был связан со значительным увеличением rCBF ( P <0.005 без поправки на множественные сравнения) в гипоталамусе (hy), таламусе (th), передней поясной извилине (ac), островке / клауструме (in), орбитофронтальной и височной коре (of / at), гиппокампе / парагиппокамповой извилине (hi / pa) , предклинье (pcu), хвостатое ядро ​​/ желудочек (ca / v), скорлупа (pu) и мозжечок (ce). По сравнению с голодом насыщение было связано с увеличением rCBF ( P <0,005 без поправки для множественных сравнений) в вентромедиальной префронтальной коре (vmpf), дорсолатеральной префронтальной коре (dlpf), вентролатеральной префронтальной коре (alpf) и нижней теменной доле (ipa). ).Местоположение и величина максимальной разницы показаны в таблицах 2 и 3.

По сравнению с голодом, насыщение было связано с увеличением rCBF с обеих сторон в непосредственной близости от вентромедиальной префронтальной коры, дорсолатеральной префронтальной коры и нижней теменной доли (Таблица 3; Рис. 1).

Значительно большее увеличение региональной мозговой активности после жидкой еды (насыщения) по сравнению с таковыми после 36-часового голодания (голод)

Изменения инсулина после еды отрицательно коррелировали с изменениями rCBF после еды в непосредственной близости от коры островка (левое полушарие: r = -0.69, P = 0,02, рис. 2; правое полушарие: r = -0,57, P = 0,06). Аналогичная отрицательная корреляция наблюдалась для орбитофронтальной коры (левое полушарие: r = -0,72, P = 0,01, рис.2; правое полушарие: r = -0,59, P = 0,05). Как показано на рис.3, изменения свободных жирных кислот после еды отрицательно коррелировали с изменениями rCBF после еды в непосредственной близости от передней части поясной извилины ( r = -0,76, P = 0.007) и положительно коррелировал с изменениями rCBF после еды в дорсолатеральной префронтальной коре (левое полушарие: r = 0,62, P = 0,04; правое полушарие: r = 0,28, P = 0,40).

Корреляция между изменениями концентрации инсулина в плазме, вызванными насыщением, и изменениями нормализованных значений числа ПЭТ в коре левого островка с центром в координатах атласа Талаирах ( x = -40, y = 12, z = 5; Верхний ) и левая орбитофронтальная кора с центром в координатах атласа Талаирах ( x = -28, y = 16, z = -12; нижний ).

Корреляция между изменениями концентраций свободных жирных кислот в плазме, вызванными насыщением, и изменениями нормализованного количества ПЭТ в передней поясной извилине с центром в координатах атласа Талаирах ( x = 0, y = 25, z = 18; Верхний ) и левой дорсолатеральной префронтальной коры с центром в координатах атласа Талаирах ( x = -52, y = 32, z = 22; нижний ).

ОБСУЖДЕНИЕ

Это предварительное исследование предоставляет информацию об областях человеческого мозга, которые преимущественно страдают от голода и насыщения. Голод был связан с повышенной активностью нейронов вблизи гипоталамуса и таламуса, областей, которые ранее описывались как важные для регуляции пищевого поведения животных. Голод также был связан с повышенной активацией вблизи лимбической и паралимбической областей, областей, вовлеченных в аффект и мотивацию.Напротив, насыщение было связано с повышенной активностью в префронтальных областях коры, участвующих в аспектах ингибирования ответа. Кроме того, наши результаты указывают на участие областей мозга, ранее не связанных с регулированием приема пищи, таких как скорлупа и мозжечок. Корреляции, наблюдаемые между изменениями нейрональной активности после еды и концентрациями инсулина и свободных жирных кислот в плазме, предполагают метаболическую модуляцию нейронных событий мозга после еды.

Нейроанатомические корреляты голода.

Наши данные показывают, что голод вызывает в мозгу человека более сложную реакцию, чем предполагалось в нашей гипотезе, основанной на нейрофизиологии животных. У приматов боковой гипоталамус проецируется на область орбитофронтальной коры, соответствующую области 11 Бродмана у человека (2). Орбитофронтальная кора, в свою очередь, объединяет сенсорные и висцеральные афференты и отвечает за гипоталамус и лимбические области, тем самым побуждая человека вести себя так, чтобы облегчить голод (2).Наши функциональные данные ПЭТ и корреляция между rCBF и концентрацией инсулина в плазме, по-видимому, подтверждают такую ​​роль орбитофронтальной коры головного мозга у людей. Однако кортикальная репрезентация голода у человека может быть более сложной, поскольку мы наблюдали сопутствующую активацию вблизи орбитофронтальной, височной и теменной коры. Ранее клиническое исследование предполагало участие височной коры головного мозга в голоде (30).

Орбитофронтальная кора головного мозга проецируется на лимбические и паралимбические области у грызунов и приматов (2).Наши данные о повышенной активности в гиппокампе и парагиппокампальной извилине согласуются с этим нейрональным путем и с ролью этих областей в генерации аффективных ответов на внутренние стимулы (21). Кроме того, неприятный характер некоторых ощущений, которые часто сопровождают голод (дискомфорт, боль, беспокойство), может объяснять повышенную активность, наблюдаемую в передней поясной извилине — области коры головного мозга человека, которая избирательно активируется ядовитыми стимулами (31). Свободные жирные кислоты могут оказывать модулирующее действие на этот ответ.

Островок представляет собой важное реле нейронных цепей, соединяющих гипоталамус, орбитофронтальную кору и лимбическую систему (2). Известно, что кора островка способствует вегетативной реакции на эмоциональные состояния, а стимуляция островка вызывает реакции желудочно-кишечного тракта (22). Кора островка также является висцеральной сенсорной областью (20), и недавние данные свидетельствуют о том, что она контролирует тревожные и потенциально опасные внутренние ощущения (19). Поэтому мы постулируем, что на эту область избирательно влияют метаболические, гормональные или нейрональные события, которые сигнализируют об угрожающем состоянии голода, и что инсулин может оказывать модулирующее влияние на этот ответ.

Нейроанатомические корреляты насыщения.

Сытость представляет собой серию физиологических событий, которые приводят к добровольному прекращению эпизода кормления. Таким образом, насыщение является относительно острым событием по сравнению с насыщением, которое охватывает период между приемами пищи (25). Наши данные показывают, что насыщение связано с повышенной нейрональной активностью в префронтальной коре и нижней теменной доле. Префронтальная кора головного мозга жизненно важна для приматов и людей для хранения временной информации, известной как рабочая память (32, 33), и участвует в управлении такими сложными функциями, как пространственная, объектная и вербальная рабочая память, самоупорядоченные задачи и аналитические рассуждения (33).Связь между этой высшей мозговой деятельностью и внутренними и внешними стимулами, прерывающими прием пищи, неизвестна. Основываясь на доказательствах того, что области префронтальной коры участвуют в ингибировании несоответствующих поведенческих реакций (19), мы постулируем, что, как и у животных, эти области оказывают ингибирующее действие на области гипоталамуса, которые отвечают на голод у людей, тем самым способствуя прекращению приема пищи. еды.

Корреляции между активностью мозга и инсулином и свободными жирными кислотами.

Знание гормональной и пищевой модуляции голода и насыщения имеет решающее значение для понимания патофизиологии регуляции приема пищи у людей. Хотя инсулин не регулирует захват глюкозы в головном мозге, он эффективно преодолевает гематоэнцефалический барьер (34) и связывается с широко экспрессируемыми рецепторами в центральной нервной системе (35). Было высказано предположение, что инсулин может действовать как аноректический сигнал в головном мозге, и обнаруженная нами корреляция между изменениями концентрации инсулина в плазме и rCBF в непосредственной близости от островковой и орбитофронтальной коры согласуется с этой гипотезой.Наши результаты также согласуются с двумя проспективными исследованиями, показывающими, что снижение секреции инсулина в ответ на глюкозу связано с повышенным риском увеличения веса (36) и что чувствительность к инсулину (которая связана с более низкими концентрациями инсулина) предсказывает увеличение веса в будущем (37) . Роль свободных жирных кислот в регуляции приема пищи четко не определена. Однако свободные жирные кислоты могут преодолевать гематоэнцефалический барьер (38). Корреляции, наблюдаемые в нашем исследовании между изменениями концентраций свободных жирных кислот и rCBF в непосредственной близости от передней поясной извилины и дорсолатеральной префронтальной коры, предполагают возможную аноректическую роль этих липидов у людей.Корреляция между концентрацией инсулина или свободных жирных кислот в плазме и активностью мозга не доказывает причинно-следственной связи, но это можно проверить экспериментально. Также мы не можем исключить возможность того, что деятельность мозга напрямую влияет на периферические метаболиты и секрецию гормонов.

Возможные ограничения исследования.

ПЭТ следует интерпретировать в свете основных ограничений этого метода визуализации (39). Пространственное разрешение, контрастное разрешение отдельных изображений вычитания и точность алгоритма деформации изображения затрудняют более детальное определение структур, ответственных за наблюдаемое повышение региональной активности мозга (т.е., чтобы идентифицировать ядра гипоталамуса и таламуса). Поскольку увеличение региональной активности мозга, по-видимому, отражает активность терминальных нейронных полей (40) (включая поля из локальных интернейронов и афферентных выступов, возникающих в других участках), невозможно определить проекции нейронов, которые объясняют наблюдаемое увеличение региональных нейронов. Мероприятия. Чтобы уменьшить вероятность случайных результатов, вызванных множественными сравнениями, мы проверили конкретные гипотезы об изменениях в rCBF гипоталамической, островной и префронтальной коры и сохранили изменения в других областях, когда они двусторонние.Использование критического показателя z , равного 2,58, повышает вероятность того, что некоторые из наблюдаемых изменений в региональной активности мозга могут быть связаны с большим количеством регионов, сравниваемых на наших статистических картах. Исходя только из теоретических соображений, этот критерий может показаться слишком либеральным, приводящим к неприемлемо высокой вероятности статистических ошибок типа I. Однако он был выбран на основе исследования, в котором мы эмпирически оценили количество истинных сигналов и ложных сигналов, связанных с различными критическими значениями.Используя те же методы радиоактивного индикатора, систему визуализации и алгоритмы картирования мозга, которые использовались в этом исследовании, мы ранее проанализировали ПЭТ-изображения, полученные в отдельной группе нормальных добровольцев во время хорошо охарактеризованной двигательной задачи и двух базовых задач для имитации истинных сигналов и ложных сигналов. Мы обнаружили, что критическая оценка z в 2,58 была связана с 0–1 ложным сигналом на всей статистической карте (гораздо меньше, чем можно было бы ожидать, учитывая большое количество элементов разрешения в наборе данных), что улучшило чувствительность для обнаружение истинных сигналов и что это обеспечивает лучший компромисс между ошибками типа I и типа II (неопубликованные данные).Поскольку изменения мозговой активности вблизи островковой коры, орбитофронтальной коры, образования гиппокампа, мозжечка и дорсолатеральной префронтальной коры были двусторонними, мы полагаем, что эти изменения вряд ли отражают статистические ошибки I типа. Тем не менее, наши результаты не были статистически правильными для потенциального количества независимых сравнений и, таким образом, должны считаться предварительными. Необходимы дополнительные исследования, чтобы воспроизвести наблюдаемое увеличение региональной активности мозга, связанное с голодом и насыщением.

Также необходимо учитывать ограничения в дизайне исследования. Из-за исследовательского характера исследования мы решили вызвать довольно экстремальные (и несколько нефизиологические) состояния голода и насыщения. Это было сделано для создания поведенческих состояний достаточной интенсивности, чтобы максимизировать наши шансы обнаружить участки мозга, избирательно затронутые в этих условиях. Испытуемых изучали в состоянии покоя, а не во время систематически изменяемой умственной деятельности (т.э., зрительно-пространственная задача). Хотя мы не можем исключить возможность того, что субъекты задействовали более спонтанные визуальные образы в одном состоянии по сравнению с другим, по нашему опыту, поведенческое состояние субъекта существенно не отличается во время последовательных 1-минутных сканирований. Наконец, признавая потенциально противоречивые эффекты порядка сканирования, мы отмечаем, что: ( и ) мы не могли уравновесить условия во внутрисессионном исследовании; ( II ) межсессионные исследования имеют более низкую статистическую мощность.Мы также исследовали влияние порядка сканирования, сравнивая изображения ПЭТ rCBF, полученные в том же состоянии покоя (с продолжительностью между сканированием 40–60 мин) у восьми ранее изученных здоровых добровольцев. Хотя второе сканирование было связано с увеличением rCBF в области левой дорсолатеральной префронтальной коры ( x = -54, y = 40, z = 12), оно не было связано с увеличением или уменьшением rCBF в любом случае. регионов, представленных в настоящем исследовании. Хотя наблюдаемые изменения в региональном rCBF, по-видимому, не полностью связаны с эффектами порядка сканирования, мы не можем исключить возможность того, что они, по крайней мере, частично были связаны с взаимодействием между порядком сканирования и состоянием натощак.

Выводы.

Настоящее исследование функционально описывает области человеческого мозга, отвечающие за чувство голода и насыщения. Эти результаты повышают вероятность того, что несколько областей мозга участвуют в регуляции голода и насыщения, и что инсулин и свободные жирные кислоты могут быть метаболическими модуляторами нейронных событий мозга после приема пищи. Несмотря на то, что настоящее исследование является предварительным, оно обеспечивает основу для изучения областей человеческого мозга и когнитивных операций, которые реагируют на пищевые стимулы.Функциональная томография головного мозга с помощью ПЭТ может быть подходящим методом для исследования того, связаны ли гиперфагия (ожирение) и анорексия с избирательными различиями в региональной активности мозга.

Благодарности

Мы благодарим Лан Шенг Юн, Сэнди Гудвин, Лесли Маллен, Тришу Джурлани, Дэвида Стита и Фрэнка Гуччиардо за техническую помощь, Дженнифер Фрост и Амелию Доррис за редакционную подготовку рисунков и таблиц, Маниша Амина и Вайшали Пателя за их материально-техническую помощь и медперсонал, диетолог и технический персонал Центра клинических исследований.

Сноски

• ↵ † Кому следует обращаться с запросами на перепечатку. электронная почта: antoniot {at} mail.nih.gov.

• Этот документ был отправлен напрямую (Трек II) в Proceedings Office.

СОКРАЩЕНИЯ

ПЭТ,

позитронно-эмиссионная томография;

rCBF,

регионарный церебральный кровоток;

FWHM,

на половину максимальной ширины

• Поступила 27 октября 1998 г.

• Авторские права © 1999, Национальная академия наук

патентов, переуступленных Appetec, Inc.

Номер публикации: 201387

Резюме: Минимально инвазивная система и метод для обеспечения потери веса за счет создания чувства сытости, при котором внутрижелудочное устройство вводится в просвет желудка через пищевод, а внешнее магнитное устройство используется по мере необходимости для магнитного притяжения внутрижелудочного устройства к внутренняя стенка желудка и произвести тактильную стимуляцию, достаточную для стимуляции блуждающего нерва.

Тип: Заявление

Зарегистрирован: 14 февраля 2019 г.,

Дата публикации: 19 сентября 2019 г.,

Заявитель: Appetec, Inc.

Изобретателей: Шахриар Седги, Шэн-Чианг Ли

Лаборатория SCHI — Публикации

Цитаты о тактильном характере (2 цитаты)