Вайолет оклендер: Автор: Оклендер Вайолет — 1 книга — Читать, Скачать

Опубликовано 10.01.200519.10.2022 автором alexxlab

Содержание

Читать онлайн «Скрытые сокровища. Путеводитель по внутреннему миру ребенка», Вайолет Оклендер – ЛитРес

Посвящаю эту книгу Молли Филлер Соломон и Джозефу Соломону – моим замечательным родителям, сделавшим мое детство таким, каким оно должно быть у всех детей.

Violet Oaklander

HIDDEN TREASURE

A map to the child’s inner self

Original edition published by Karnac Books Ltd, represented by The Cathy Miller Foreign Rights Agency, London – in the case of this contract representing the Author Violet Oaklander

ISBN 978-1-85575-490-4 (англ.)

Перевод с английского под общей редакцией В. И. Белопольского

Благодарности

Я хотела бы выразить особую благодарность моим дорогим сыну и дочери: Мха Атма Хальса и Саре Оклендер, которые поддерживали меня, помогали мне советом и искренне делали все от них зависящее, чтобы дать мне возможность написать эту книгу.

Хочу особенно отметить участие моей невестки, Марты Оклендер, которая помогла мне даже больше, чем сама предполагает.

Глава 1

Введение

Двадцать восемь лет прошло после выхода моей первой книги «Окна в мир ребенка», но за это время наша жизнь несильно изменилась. Конечно, нельзя отбросить технические достижения (книгу «Окна в мир ребенка» я печатала на крошечной портативной машинке «Гермес», а сейчас в моем распоряжении замечательный компьютер), да и бесчисленное множество событий, произошедших в мире за эти неполные три десятилетия. Однако прежними остаются потребности ребенка. Дети все так же страдают от жестокого обращения и надругательств, разводов и утрат, разлук и многого другого. Те из нас, кто работает с детьми, все так же нуждаются в психотерапевтических техниках, помогающих детям выдержать все трудности, справиться со своими бедами и стать цельными личностями, способными жить в нашем полном стрессов мире. Все эти годы я продолжала применять на практике свои методы и утвердилась в том, что гештальт-терапия с детьми и подростками не утратила своей актуальности.

Не имея достаточно времени для создания еще одной книги, я использовала диктофон, записывая с его помощью аудиокассеты с рассказами о своих достижениях и новых идеях. Я писала статьи для разных журналов и главы в сборники, издаваемые другими людьми, читала лекции и организовывала презентации на многочисленных семинарах, понимая, что все мои новые (появившиеся на свет после выхода книги «Окна в мир ребенка») идеи, мысли, открытия и успехи просто необходимо свести воедино, ведь ценность моей работы заключается в том, что человеку любого возраста она позволяет расти и развиваться.

В апреле этого года^[1] мне исполнилось 79, и сейчас я уже считаю себя наполовину пенсионеркой. Частную практику я оставила семь лет назад и теперь занимаюсь супервизиями, преподаю, а летом провожу двухнедельный тренинг. Я по-прежнему путешествую по США и выезжаю за пределы страны с семинарами и программными лекциями, но прилагаю все усилия, чтобы сократить эти поездки. В последние годы мне приходилось работать в Южной Африке, Ирландии, Австрии, Мексике и Англии, а также в нескольких городах США. На мои тренинги съезжаются слушатели со всего мира. И как только я начинаю подумывать о том, чтобы закрыть программу интенсивного обучения, мне приходят запросы из Бразилии, Аргентины, Тайваня, Новой Зеландии и других далеких стран. Я получаю письма от людей, горящих искренним желанием изучить мой метод работы с детьми и подростками. Потребность в качественной работе с детьми ощущается повсеместно.

Несколько человек организовали фонд под названием «Фонд Вайолет Соломон Оклендер», чтобы продолжить работу после моего полного ухода от дел. Когда я пишу эти строки, организация находится еще на самом раннем этапе развития, и я бесконечно счастлива, что могу заложить первые камни в ее фундамент. Эти люди глубоко преданы делу, которому посвятила себя и я. Нет нужды говорить, что это лучшие представители нашей профессии, и это наполняет мое сердце гордостью и признательностью.

Моя работа доставляла мне огромную радость. Я надеюсь, что тем, кто трудится в этой области, моя книга будет полезна и позволит получить ту же награду, что была дарована мне. Эта награда – счастье помогать детям в их развитии и в выборе правильных жизненных ориентиров.

Глава 2

Когда детям нужна психотерапия

Что приводит детей в кабинет психотерапевта? В ответ на этот вопрос вы, вероятно, скажете, что проблема возникает тогда, когда с ними что-то не в порядке: они плохо успевают в школе, агрессивны или замкнуты, испытывают травматические переживания, страдают из-за развода родителей и т. д. и т. д. Но все это лишь симптомы и реакции. А в чем же все-таки истинная причина?

Я много думала над этим вопросом и теперь хотела бы изложить свои мысли. То, что я хочу сказать, может показаться слишком простым и незначительным. Фактически, я обращаюсь к явлениям столь тривиальным, что мы их просто не замечаем. Но иногда необходимо устремить свой взгляд на очевидное.

У большинства детей, приходивших на мои сеансы в течение многих лет, было две основные проблемы. Во-первых, им было сложно установить полноценный контакт с учителями, родителями, сверстниками, книгами. А во-вторых, как правило, у них было слабо развито ощущение собственного «Я».

Чтобы описать, как ребенок воспринимает самого себя, часто используют понятие «Я-концепция». Мне больше нравится более широкое и не несущее в себе оттенка оценки понятие «самоощущение».

Чтобы установить полноценный контакт с миром, человек должен хорошо владеть такими функциями, как видение, слушание, осязание, вкус, обоняние, движение, выражение чувств, идей, мыслей, проявление любопытства и т. д. (Polster and Polster, 1973). Эти же модальности формируют самоощущение. Дети с эмоциональными нарушениями, вызванными перенесенной травмой или другими причинами, стараются отдалиться от окружающего мира. В ущерб нормальному развитию они замораживают свои чувства, становятся менее подвижными, не допускают проявления эмоций и прячут свои мысли, но это лишь усугубляет проблемы. Ребенок не может полноценно общаться, его личность не развивается.

По моим наблюдениям, такое нездоровое поведение возникает не только вследствие травмы или жизненных неурядиц. Немалую роль здесь играют и другие особенности развития.

Я считаю, что когда здоровый младенец появляется на свет, он способен полноценно использовать свои ощущения, тело, эмоции и разум. Ребенок приходит в этот мир как существо ощущающее: для жизни ему необходимо научиться сосать, а для развития – ощущать прикосновение. По мере роста дети начинают активно использовать все остальные ощущения. Малыш внимательно разглядывает все, что его окружает, пытается дотронуться до всего, что может достать, и пробует на вкус все, что удается потянуть в рот.

Тело ребенка находится в непрерывном движении. Вдруг кажется, что появляются проблески осознания. Малыш может нечаянно уронить погремушку, которую сжимал в кулачке, начинает плакать, а тот, кто находится рядом, поднимает ее и вкладывает ему в руку. Но он не хочет ее держать. Он роняет ее снова и снова до тех пор, пока в совершенстве не овладеет этим новым навыком. Ребенок может долго разглядывать собственные руки, и неожиданно складывается ощущение, что он понял, что ими можно что-то достать. С возрастом подвижность ребенка не сокращается. Активно и с неудержимой энергией малыш ползает, ходит, лазает или бегает.

С самого рождения младенец способен выражать эмоции. Он улыбается, и смеется, и, лежа в своей кроватке, кажется абсолютно довольным, но неожиданно заливается плачем. И даже самой внимательной маме бывает трудно определить, чего же хочет ее малыш. Голоден он или испуган? Сердится или намочил пеленки? Или просто ему наскучило одиночество? По мере развития жестикуляции, вокализации, мимики и, конечно же, речи его эмоции становятся более понятными для окружающих.

Маленький ребенок пребывает в гармонии со своими чувствами. Мы точно знаем, когда двухлетний малыш испуган, грустит, радуется или злится. Он не скрывает своих эмоций. Этому он научится позже.

А как же интеллект? Мы с благоговейным трепетом думаем о том, как же много способен познать младенец и только начинающий ходить малыш. Он учится говорить, проявляет любопытство, исследует окружающий его мир и задает миллиарды вопросов. Ребенку хочется узнать обо всем, и он изо всех сил пытается понять эту жизнь. Разум малыша удивителен.

Это существо, сотканное из чувств, а его тело, ум и способность выражать эмоции функционируют в прекрасном единстве. Именно так и должно быть в процессе развития ребенка.

Но – со всеми детьми, с одними чаще, а с другими реже – случается нечто, что мешает нормальному развитию. Ощущения притупляются, физическая активность ограничивается, эмоции блокируются, а интеллект не спешит проявлять себя.

Почему так случается? Безусловно, такие тяжелые травмы, как жестокое обращение, развод родителей, непонимание взрослых, чувство одиночества, болезни, могут подтолкнуть ребенка к самоизоляции. Он делает это инстинктивно, чтобы защититься. Но сменяются разные этапы развития, и в жизни ребенка появляются определенные социальные факторы, которые также могут заставить его замкнуться и заблокировать свои чувства.

К таким возрастным факторам относятся: слияние и сепарация, эгоцентризм, интроекты, удовлетворение собственных потребностей, установление норм и границ, влияние на детей различных систем, культурных ожиданий и реакций родителей, в особенности их гнева. Без сомнения, существуют и другие моменты. Ребенок – существо социальное. Он не может и не должен жить в изоляции. Огромное значение для ребенка имеет отношение окружающих и то, как он ощущает себя в своем собственном мире. Многие считают, что жизнь маленького человека предопределяется биологией. Может, в определенной мере это и справедливо. Но указанные выше возрастные факторы в большей или меньшей степени оказывают влияние на каждого ребенка, независимо от его темперамента и склада характера.

Слияние

При появлении на свет малыш очень тесно связан с матерью и во многом составляет с ней единое целое. Через голос, жесты, взгляд и прикосновения мамы он приобретает самоощущение. Подобное слияние очень важно для благополучия ребенка. Его первая задача в жизни – отделиться от матери. Но без этой связи не от кого будет отделяться, и это может стать причиной сильной тревоги со стороны подрастающего малыша. Он может изо всех сил стремиться стать самостоятельным, но одновременно ему нужно чувствовать единение с родителями. Этот момент крайне важен. Попытки сепарации начинаются именно в младенчестве, а не в подростковом возрасте, как это принято считать. По мере роста ребенка и на протяжении всей его жизни этот процесс периодически возобновляется и снова затихает. Для малыша необходимо чувствовать себя самостоятельным существом. Трудность для ребенка состоит еще и в том, что он лишь в незначительной мере может опереться на свое «Я». И реакция окружающих на его порывы может облегчить или осложнить его путь к этой цели.

Эгоцентризм

Понятие «эгоцентризм» всегда воспринимается негативно, когда мы говорим: «Этот человек такой эгоцентрист – он думает только о себе и считает, что вокруг него крутится весь мир». Однако для детей эгоцентризм – это норма. Исходно малыши не понимают уникальности собственных переживаний и приходят в замешательство, если оказывается, что кто-то видит мир иначе, чем они. Им кажется, что все люди одинаково относятся к окружающей действительности и обладают тем же мироощущением, что и они сами. Осознание индивидуального характера переживаний требует определенного обучения, и в ранние годы дети действительно активно экспериментируют с этими чувствами. Например, девочка 3–4 лет спросила у бабушки: «Ты живешь одна?» Получив утвердительный ответ, малышка со слезами на глазах всхлипнула: «Мне так жаль тебя». Этой женщине действительно не нравилось жить одной, и она была польщена вниманием и сочувствием внучки. Однако ребенок лишь спроецировал ее чувства на себя. Девочка просто не могла представить, как можно жить одной, без родителей. О понятии эгоцентризма много писал Жан Пиаже, который считал, что к 7–8 годам ребенок уже интеллектуально способен проводить границу между своими и чужими взглядами (Phillips, 1969). На практике я поняла, что эмоциональный эгоцентризм сохраняется намного дольше. На уровне эмоций даже в зрелом возрасте многие возвращаются к состоянию эгоцентричности. Так, если случается что-нибудь страшное, мы восклицаем: «Ой, что же я наделал!», или «Как я могла это предотвратить?», или «Это моя вина!» То же происходит и с детьми. Эгоцентризм и неумение оценить ситуацию со стороны заставляют их чувствовать вину за все плохое, что с ними происходит. Ребенок винит себя, если он заболел, остался один или ему в чем-то отказали, если ему что-то досаждает или он поранился, если у мамы или папы болит голова или если родители сердятся и раздражены. Втайне он считает, что сам виноват во всех своих бедах. Я всегда знала это про маленьких детей, так как изучала работы Пиаже для получения степени магистра в области специального образования умственно отсталых детей. Но в определенный момент своей практики в качестве детского и подросткового психотерапевта я осознала, что количество лет не имеет значения. В любом возрасте дети обвиняют себя во всех происходящих с ними ужасах.

Вот пример. Решением суда для оценки психического состояния ко мне был направлен двенадцатилетний мальчик, родители которого переживали тяжелый развод, были очень агрессивно друг к другу настроены и вели тяжбу за право опеки над ним. У ребенка начали снижаться оценки в школе, появились разнообразные проблемы со здоровьем, и он все больше и больше времени проводил один в своей комнате. В разговоре со мной мальчик полностью отрицал свою заинтересованность в делах родителей: «Это их дело, – заявил он. – Меня это не волнует». Осмотревшись в моем кабинете, мальчик заинтересовался подносами с песком и спросил, для чего они нужны. Я объяснила, что люди выбирают разные фигурки у меня на полках и расставляют их на одном из подносов, изображая сцены из жизни. После предложения заняться этим он изучил множество миниатюр и отобрал трех серфингистов (из украшений для торта). Немного поворошив песок, мальчик поместил их на поднос: «Готово». Я попросила его описать сценку. «Ну, это три серфингиста, и они занимаются серфингом», – сказал он. Это типичная детская черта, описывать сцену очень короткими фразами. И мы начали своеобразный диалог, чтобы построить развернутый рассказ.

Я: Мне бы хотелось, чтобы ты представил себя одним из серфингистов. Покажи, кем бы тебе хотелось быть.

Зак показывает на одну из фигурок.

Я: Привет, серфер. Как волны?

Зак: Они огромны.

Мы начали разговор о серфинге, о волнах, об океане – в общем, обо всем, что я смогла придумать. Пока он говорил, один из серфингистов упал.

Я: Ой! Что с ним случилось?

Зак: Он свалился с доски.

Я: И что с ним теперь будет?

Зак: Он утонет, потому что получит доской по голове, прежде чем дотянется до нее.

Я: Что же делает второй серфер?

Зак: Он просто уплывает.

Я: А ты (я показала на фигурку, которую он выбрал)?

Зак: Я? Я думаю, что мог бы помочь ему, но не сделал этого, и он утонул.

В этот момент Зак замкнулся, прекратил разговор и начал отдаляться от подноса с песком.

Я: Прежде чем мы закончим, я только хотела спросить, не напоминает ли тебе эта сценка и наш рассказ что-то из твоей жизни?

Зак: Конечно, мне нравится серфинг.

Я: Это ясно, ты столько о нем знаешь. В твоем рассказе серфер, которого ты выбрал, чувствует себя ответственным за парня, который тонет. А ты когда-нибудь чувствуешь ответственность за что-то в своей жизни? Думаешь, будто что-то произошло по твоей вине?

Зак расплакался.

Зак: Это я во всем виноват! Они постоянно ругаются из-за меня. Я просто не знаю, что мне делать!

Подносы с песком позволяют использовать очень эффективную проективную технику. Зачастую рассказ ребенка оказывается яркой метафорой одной из сторон его жизни. Как правило, двенадцатилетний мальчик на вопрос «Как дела?» ответит: «Хорошо», – и это не будет иметь никакого отношения к его истинным чувствам. Он точно знает, как можно проигнорировать и отказать (как тот серфер, который просто уплыл), и не хочет даже представить себе, что сам может оказаться в роли «утопающего». И только когда эти скрытые чувства извлекаются на поверхность, начинается исцеление, а ребенок, наконец, получает возможность осознать свою невиновность в том, что родители его злятся друг на друга. Он может научиться правильно выражать свои чувства. Он может научиться приемам, позволяющим справляться с подобной ситуацией. Я могу предоставить ему ту поддержку, в которой он нуждается. В случае с Заком на последующих сессиях с родителями он смог рассказать им о своих переживаниях.

(Примечание. Я не знаю, чем бы закончилась эта история, если бы один из серферов не упал, но я уверена: случилось бы что-то другое.)

Психотерапевты, работающие с детьми и подростками, должны понимать суть феномена эгоцентризма и то влияние, которое он оказывает на их жизнь.

Интроекты

Интроект – это услышанное нами мнение о нас самих, которое становится частью нашей личности. Очень маленькие дети не могут осознать значимость подобных посланий. Они не обладают достаточными когнитивными способностями, чтобы сказать: «Да, это обо мне» или «Нет, это не про меня». Ребенок верит всему, что слышит о себе, даже если жизнь свидетельствует об обратном. Подобные сообщения могут быть и скрытыми. Если малыш проливает молоко, мать может и не сказать вслух: «Ох, какой же ты неловкий!» Но сколь красноречивым будет выражение ее лица! Ребенок эгоцентричен и обвиняет себя во всех несчастьях, поэтому, когда его мама сердита, или у нее, к примеру, болит голова, он чувствует себя плохим. Эти негативные послания мы проносим через всю жизнь. (Фактически, мы действуем на основе системы убеждений четырехлетнего ребенка.) Даже после многих лет терапевтической работы с этими посланиями, когда появляется чувство, что все проблемы уже позади, они снова воскресают в стрессовых ситуациях. Вот что однажды рассказал мне один знакомый психотерапевт: «Я потратил годы терапевтической работы, чтобы проработать свои отношения с собственными родителями, и в конце концов почувствовал, что добился успеха. Но на прошлой неделе я был у них в гостях и все негативные эмоции моего детства, отрицательные чувства по отношению к себе самому всколыхнулись снова!» Я считаю, что на самом деле мы никогда не сможем избавиться от негативных интроектов. Самое лучшее, что мы можем сделать, – осознать их и научиться с ними справляться.

Вред могут нанести даже позитивные утверждения. Такие общие заявления, как «Ты лучший мальчик на свете», приводят ребенка в смятение. Он знает, что он не лучший. В каком-то дальнем уголке его сознания живет воспоминание, что когда-то он был «плохим». Поэтому он начинает воспринимать это послание как негативное. Подобные восхваления зачастую ставят ребенка в тупик: с одной стороны, ему нравится их слушать, но, с другой, он знает, что это неправда. Он может почувствовать себя обманщиком.

Я всегда советую родителям быть более конкретными в своих высказываниях в адрес ребенка. Можно сказать: «Мне нравится, как ты убрал свои игрушки» или «Мне нравится, как ты раскрасил картинку – на нее приятно смотреть». Подобные фразы не интроекты, но они повышают самооценку ребенка.

Удовлетворение потребностей

Маленький ребенок сделает все, чтобы получить то, что ему надо. Он знает, что не может удовлетворить свои потребности самостоятельно. Он не может получить работу, водить машину, покупать пищу и т. д. Овладение новыми навыками – неотъемлемая часть развития малыша, так как дает ему некоторое чувство уверенности и возможность контролировать события. В целом, однако, его жизнь полностью зависит от взрослых. Ребенок никогда не станет провоцировать гнев своих родителей и сделает все, чтобы они не отдалялись и не бросали его. Помимо удовлетворения основных жизненных потребностей, малышу просто необходимы любовь и поддержка. Проблема заключается в том, что он не всегда знает, что делать, чтобы получить то, что ему нужно. Поэтому иногда поведение ребенка становится неадекватным, что порождает новые трудности. Например, дети, подвергающиеся сексуальным домогательствам, обычно защищаются тем, что отключают свои чувства. Подобное состояние сохраняется на всю жизнь, и только правильное стороннее вмешательство может помочь ребенку вернуть собственное «Я».

Саморегуляция организма

Здоровое функционирование нашего организма поддерживается за счет механизмов саморегуляции (Perls, 1969). Этот процесс надо рассматривать с физической точки зрения: организм подает нам сигнал, когда надо поесть или когда надо закончить еду, когда идти в душ, когда ложиться спать и т. д. Мы не всегда послушны, но организм настаивает. Когда я выступаю на семинарах, я терпеть не могу прерываться, чтобы сделать глоток воды, я боюсь потерять нить повествования. Но если я этого не сделаю, мое горло начинает хрипеть, и, в конечном итоге, я могу потерять голос. Поэтому я делаю глоток воды и наслаждаюсь моментом, когда все встает на свои места и появляется чувство равновесия. Насущная потребность была удовлетворена, и теперь освободилось место для новых потребностей. Этот феномен подтверждается эмоционально, психологически, когнитивно и духовно. Нам досаждают различные нужды, а когда мы обращаем на них внимание и делаем то, что нужно, какая-то одна потребность оказывается удовлетворенной, что дает возможность проявиться другим. Это процесс жизни и развития, который не кончается никогда.

Гнев

Рассмотрим пример из жизни одного ребенка. Он злится на отца, который просит его успокоиться и не докучать. Раньше малыш уже уяснил, что нельзя показывать свой гнев, так как это может только осложнить положение и даже оказаться опасным. Итак, ребенок переполнен чувствами. Однако организм в своей борьбе за здоровье любым способом пытается дать выход чувствам. К сожалению, обычно они выражаются не совсем подходящим и даже вредным образом – вредным для благополучия самого ребенка.

Ребенок может подавить свои чувства, запрятать их как можно глубже, чтобы их никто не увидел. Он прячет свои эмоции так далеко, что даже забывает об их существовании. Это тот ребенок, у которого болит голова, появляются боли в желудке или который постоянно молчит и избегает общения. Другой ребенок может отвлечься от своих чувств – просто отвернуться от них. Но организму необходимо избавиться от лишней энергии. Этот малыш будет драться, толкаться и пытаться выразить свои эмоции в других действиях. Я спросила одного из своих восьмилетних клиентов, что заставляет его так часто драться с другими детьми на игровой площадке, ведь он никогда раньше этого не делал. Он ответил, что вынужден так поступать, потому что эти дети глупы. Малыш не сказал: «Потому что мой папа ушел от нас и мне кажется, что он совсем о нас не думает, а моя мама все время плачет, и, возможно, виноват в этом я». И только после проделанной с ним громадной проективной работы он смог членораздельно описать свои истинные чувства. После этого его поведение изменилось весьма существенно.

Дети становятся излишне активными или заторможенными, начинают мочиться в постель или полностью теряют контроль над мочевым пузырем и кишечником, становятся пугливыми и даже проявляют признаки фобии, но не выражают прямо своих эмоций. Они как будто отделяются от своих чувств и, как правило, даже не вспоминают о них. Требуется немало усилий, чтобы вскрыть эти запрятанные вглубь переживания, и часто оказывается, что гнев смешан с чувством печали или стыда.

Я могу только гадать о том, почему один ребенок пытается отвлечься от своих чувств, а другой выбирает что-то другое, но чтобы найти точный ответ на этот вопрос, необходимо провести серьезные исследования. Вполне вероятно, что здесь действует много разнообразных факторов, таких как раннее развитие, динамика семейных отношений, врожденные особенности личности и так далее.

В большинстве случаев ребенок не понимает мотивов своего поведения, но иногда решение принимается вполне осознанно. Одна взрослая клиентка рассказывала, что помнит, как в возрасте четырех лет приняла решение всегда быть очень, очень тихой. Как раз в этом возрасте, будучи живой, энергичной и активной девочкой, она играла со своим любимым дядей, затеяв с ним борьбу на полу. Внезапно дядя начал издавать какие-то ужасные звуки, тело его свела судорога, и он умер. (Это она поняла позже.) В страхе девочка закричала, и на крик прибежала ее мать. У женщины началась истерика, но ей все-таки удалось позвонить 911. Приехали медики, но было уже поздно. Они забрали тело, а между тем моя будущая клиентка дергала мать за рукав, пытаясь узнать, что же произошло. Женщина, рыдая, попросила дочь успокоиться и не докучать ей. Но девочке было всего четыре года, и она была уверена, что сделала дяде что-то очень плохое, а мама сильно сердится на нее за это. Именно тогда малышка и приняла решение как можно дальше отстраниться от мира. Она говорила, что в тот момент предпочла бы исчезнуть, если бы знала, как это сделать. Ее стремление быть тихой маленькой девочкой получило сильное подкрепление, и в шестнадцать лет она ушла в монастырь, стала монахиней и несколько раз давала обет молчания. Когда в возрасте сорока пяти лет эта женщина приняла решение покинуть свою обитель, оказалось, что она совсем не готова к встрече с мирской жизнью. Потребовалась терапия. Моя клиентка чувствовала, что ее установка быть тихой мешает ей жить и заводить друзей. Воспоминания об инциденте с дядей всплыли, когда я предложила ей вернуться назад к времени, когда она не была столь замкнутой. (Я попросила женщину вспомнить время, когда она, еще будучи маленькой, чувствовала себя наиболее живой.) А до тех пор, пока я не спросила ее об этом, происшествие с дядей казалось полностью забытым.

Парадоксально, но изменения в поведении по большей части оказываются результатом саморегуляции организма, направленной на заботу о собственном здоровье. Трудное поведение воспринимается как «сопротивление» или «нарушение границы контакта», хотя на самом деле ребенок таким образом пытается защитить себя, стремится справиться с трудностями, расти и выживать. Но вместо решения проблем подобное поведение доставляет малышу одни неприятности, приносит беспокойство и физические недуги, заставляет расходовать слишком много энергии, в большинстве случаев впустую. В любой стрессовой ситуации ребенок слишком сильно возбуждается, чувствует боль в желудке или реагирует каким-то другим, специфическим для него образом. Бессмысленно говорить ему: «Прекрати!», отчитывать или наказывать его: такой малыш не может контролировать свои реакции. Если он действительно прекратит делать то, что делает, проявится другая форма неправильного поведения. Я всегда с признательностью и теплом вспоминаю слова одной тринадцатилетней девочки в конце цикла наших занятий. Она сказала: «Я никогда не забуду наше первое занятие. Мы отправились с вами в фантастическое путешествие, и вы предложили мне нарисовать место, в которое я попала. Вы никогда не отчитывали меня, как другие. Вы никогда не заставляли меня приспосабливаться. Я всегда буду это помнить». Этой девочкой я занималась в рамках экспериментальной программы помощи детям с глубокими эмоциональными нарушениями. К моменту нашей встречи она сменила уже семь приемных семей и была кандидатом на помещение в отделение «неисправимых» подростков в психиатрической клинике. Мы встречались один раз в неделю в течение четырех месяцев (именно такое время мне было выделено), и состояние девочки улучшилось настолько, что ее не отправили в клинику. Напротив, она ходила в школу и была очень горда собой. Дело в том, что эта девочка не изменилась, она просто нашла себя.

В условиях постоянных ограничений и запретов личность человека становится практически незаметной. «Я» некоторых детей стирается настолько, что они делают все что угодно, чтобы только найти себя. Некоторые в поисках своего «Я» сливаются с другими, пытаются обрести чувство собственного «Я» через другого человека. Они буквально цепляются за объект своей привязанности, стараются ему всячески угодить, но из-за страха потерпеть неудачу теряют способность делать выбор, принимать самостоятельное решение или завершать работу. Иные пытаются отыскать свое «Я», демонстрируя всю силу, на которую только способны. Они испытывают приступы гнева, провоцируют драки, устраивают поджоги и всячески борются за власть.

Социальные условия, влияющие на развитие ребенка

Ограничения

Конечно, мы должны устанавливать ограничения, чтобы обеспечить безопасность ребенка. Уже в очень раннем возрасте малыш узнает, что опасно перебегать улицу, спрыгивать с большой высоты и т. д. Важное значение имеет то, как мы это объясняем ребенку. Иногда родители считают, будто ребенок помнит о подстерегающей его опасности. В действительности же это задача родителей – контролировать активность малыша до тех пор, пока он не повзрослеет и не начнет осознанно воспринимать окружающий его мир. Нередко можно наблюдать, как родители сильно ругают ребенка за что-то, что уже ранее запрещали ему делать. Но запоминание приходит только в результате мягкого и исполненного любовью повторения уже сказанного. Это так же важно, как и расширение свободной зоны по мере роста ребенка, чтобы дать малышу возможность экспериментировать. Я до сих пор вспоминаю, как мой сын Майкл в возрасте четырех лет любил покидать безопасное место около входной двери дома, чтобы изучать улицу, удаляясь все дальше и дальше. Мы с соседями часто сидели с младшими детьми возле дверей в ожидании возвращения из школы старших. Оставляя своего младенца на попечение друзей, я тайком следовала за Майклом на большом расстоянии в надежде, что он меня не увидит. Я наблюдала, как он изучает кусты, предметы на тротуаре, углубления в земле и разных жуков. Соседи укоряли меня за то, что я не хватала ребенка и не заставляла его вернуться назад. Но мне хотелось при соблюдении условий безопасности развить в нем независимость и исследовательскую жилку. На некотором расстоянии от меня он оборачивался, и мне приходилось делать вид, будто я внимательно рассматриваю листья на ветке. Он радостно звал меня и подбегал, с волнением рассказывая о своих чудесных открытиях. Мой сын Майкл умер в возрасте пятнадцати лет, и воспоминания о его странствиях наполняют меня счастьем и немного притупляют горе.

Читать «Скрытые сокровища. Путеводитель по внутреннему миру ребенка» — Оклендер Вайолет — Страница 1

Вайолет Оклендер

Скрытые сокровища. Путеводитель по внутреннему миру ребенка

Посвящаю эту книгу Молли Филлер Соломон и Джозефу Соломону – моим замечательным родителям, сделавшим мое детство таким, каким оно должно быть у всех детей.

Violet Oaklander

HIDDEN TREASURE

A map to the child’s inner self

Original edition published by Karnac Books Ltd, represented by The Cathy Miller Foreign Rights Agency, London – in the case of this contract representing the Author Violet Oaklander

ISBN 978-1-85575-490-4 (англ.)

Перевод с английского под общей редакцией В. И. Белопольского

Благодарности

Глава 1

Введение

В апреле этого года[1] мне исполнилось 79, и сейчас я уже считаю себя наполовину пенсионеркой. Частную практику я оставила семь лет назад и теперь занимаюсь супервизиями, преподаю, а летом провожу двухнедельный тренинг. Я по-прежнему путешествую по США и выезжаю за пределы страны с семинарами и программными лекциями, но прилагаю все усилия, чтобы сократить эти поездки. В последние годы мне приходилось работать в Южной Африке, Ирландии, Австрии, Мексике и Англии, а также в нескольких городах США. На мои тренинги съезжаются слушатели со всего мира. И как только я начинаю подумывать о том, чтобы закрыть программу интенсивного обучения, мне приходят запросы из Бразилии, Аргентины, Тайваня, Новой Зеландии и других далеких стран. Я получаю письма от людей, горящих искренним желанием изучить мой метод работы с детьми и подростками. Потребность в качественной работе с детьми ощущается повсеместно.

Глава 2

Когда детям нужна психотерапия

Вайолет Оклендер — Скрытые сокровища. Путеводитель по внутреннему миру ребенка читать онлайн

12 3 4 5 6 7 …83

Вайолет Оклендер

Скрытые сокровища. Путеводитель по внутреннему миру ребенка

Violet Oaklander

HIDDEN TREASURE

A map to the child’s inner self

Original edition published by Karnac Books Ltd, represented by The Cathy Miller Foreign Rights Agency, London – in the case of this contract representing the Author Violet Oaklander

ISBN 978-1-85575-490-4 (англ. )

Перевод с английского под общей редакцией В. И. Белопольского

Благодарности

Глава 1

Введение

Глава 2

Когда детям нужна психотерапия

12 3 4 5 6 7 …83

Очные и виртуальные тренинги — OaklanderTraining.

org

Продолжая наследие Вайолет Оклендер

Вайолет Окландер предоставила смесь теории и опыта для обучения терапевтов своей модели гештальт-игровой терапии.

Карен Фрид предлагает обучение, супервизию/консультации и презентации о том, как использовать Модель Оклендера в своей работе с детьми, подростками и их семьями.

Все предложения продолжают веселый, образовательный и экспериментальный курс Вайолет для терапевтов с использованием различных материалов, включая рисунки, куклы, глину, лоток с песком, карточки с картинками и многое другое!

Мы приветствуем участников с разным уровнем подготовки со всего мира.

«Я не могу в достаточной мере похвалить доктора Карен Фрид! Она умная, творческая, теплая и невероятная личность. Она обучила терапевтов выполнять мою работу в Европе и здесь, в Соединенных Штатах. Я считаю, что для каждого было бы честью принять участие в ее обучении.

— Вайолет Окландер, доктор философии

Предлагаемые тренинги включают:

Часть I: Введение в Модель 9 Вайолет Соломон Оклендер0037
Часть II: Опыт модели
Часть III: Проблемы, касающиеся окончания терапии, прекращения и применения методов
Часть IV: Применение модели
Часть V: когнитивные приложения: Применение модели
. модели Oaklander
Часть VI: Лечение детей из групп риска с использованием модели Oaklander
Карен такая прелесть. Она является эффективным педагогом, а также обеспечивает расслабляющую среду обучения. Я ценю ее искренность!
— Участник семинара 2019-2020 гг.
ЛУЧШИЙ ТРЕНИНГ ПО ZOOM, КОТОРЫЙ Я ПРОХОДИЛ! Спасибо [Карен] за вашу заботу, доброту, щедрость и заботу.
— Участник семинара 2019-2020 гг.
Текущие тренинги
Зима/весна 2023 г. Тренинг по виртуальной игровой терапии для детских и подростковых терапевтов: Модель Оклендера, части IV, V, VI
Часть IV: Применение модели Оклендера
Даты : 7–8 января 2023 г.
Время: 8:00–12:30 Pacific

Темы включают : Подростки, счастье, работа в группах, использование технологий
Часть V: Когнитивные приложения модели Оклендера
Даты : 25–26 февраля0007 Время: 8:00–12:30 Pacific
Темы включают : Обучение и эмоции, Исполнительное функционирование (EF), СДВГ
Часть VI: Дети и подростки в группе риска
Март:
Дата: 90 007 26, 2023
Время: 8:00–12:30 Тихоокеанский регион
Темы включают : Тревога, депрессия, самоубийство
Зарегистрируйтесь сейчас
Очное обучение модели Оклендера – Теория и применение: с гостем Сима!
Лично в Лос-Анджелесе, Калифорния
Суббота, 15 октября 2022 г. : 9:30–16:30 PDT
Воскресенье, 16 октября 2022 г.: 9:00–15:00 PDT

Расширенное обсуждение, обучение и experience regarding:
Self-Nurturing
Using the senses
Contact with the body
Anger and aggressive energy
Working with Polarities
Stages of the projective process
Управление сессиями
Теория и опыт использования кукол, рисунков, проекционных карт, коллажей и т. д.
Этот тренинг завершен и закрыт для регистрации.
Пожалуйста, присоединитесь к нашему списку рассылки , чтобы получать уведомления, когда мы объявим о нашем следующем личном обучении.
Об инструкторе
Карен Хиллман Фрид, психолог, MFT (MFT30667)
Карен Фрайд, психолог, М.
Ф.Т. является лицензированным брачным и семейным терапевтом и образовательным терапевтом в Санта-Монике, Калифорния. Имеет частную психотерапевтическую практику и является содиректором центра K&M. Inc., учебный центр, предоставляющий образовательные и коррекционные услуги учащимся в возрасте от четырех лет до студенческого возраста. Карен использует модель детской терапии Оклендера в своей практике и является президентом Фонда Вайолет Соломон Оклендер. Она обучает детских и подростковых терапевтов этой модели в США и за рубежом.
Узнайте больше о Карен
Непрерывное образование
Тренинги соответствуют требованиям непрерывного образования для LMFT и LCSW, как того требует Калифорнийский совет по поведенческим наукам.
Тренинги соответствуют квалификации для продолжения образования для получения сертификата Фонда Вайолет Соломон Оклендер (VSOF).
Виртуальные тренинги соответствуют требованиям для контактных часов непрерывного обучения через веб-семинар Ассоциации игровых терапевтов. Очные тренинги соответствуют требованиям для контактных часов непрерывного образования Ассоциации игровых терапевтов. Кредит на игровую терапию не может быть присужден неспециалистам в области психического здоровья. Утвержденный поставщик APT 21-640.
Заявление о недискриминации
Приглашаются все стажеры независимо от пола, расы, национального или этнического происхождения, сексуальной ориентации, религии или инвалидности. Oaklander Training соответствует всем местным, государственным и федеральным нормам, включая Закон об инвалидах. Пожалуйста, укажите это при регистрации или свяжитесь с Карен Фрид, если у вас есть вопросы относительно специального размещения.
Oaklander Training несет ответственность за эту программу и ее содержание.
Политика рассмотрения жалоб
Oaklander Training полностью привержена проведению всех мероприятий в строгом соответствии со всеми юридическими и этическими обязательствами, чтобы не допускать дискриминации в рекламных мероприятиях, содержании программы и в обращении с участниками программы.
Если у какого-либо зарегистрированного лица есть особые потребности, сообщите об этом во время регистрации. Oaklander Training сделает все возможное, чтобы предвидеть проблемы и, если они возникнут, приложит все усилия, чтобы смягчить или разрешить жалобы как можно быстрее. Требуется прямое сообщение о любых трудностях руководителю семинара или ассистенту по обучению в Оклендере, и к ним будут относиться с уважением.
Политика отмены
Если вы не можете посетить обучение, на которое вы зарегистрировались, пожалуйста, напишите нам как можно скорее. При отмене за 30 дней до начала обучения будет произведен полный возврат средств за вычетом административного сбора в размере 25 долларов США. При отмене в течение 30 дней с момента начала обучения взимается плата в размере 100 долларов США.
Интервью с Вайолет Оклендер, доктором философии
Неортодоксальное представление
Рафал Миткевич: Вайолет, мне любопытно, что вы получили образование гештальт-терапевта, и люди связывают вас с гештальт-терапией, но считалось, что гештальт-терапия, по крайней мере здесь, в Европе, в основном работает со взрослыми. Как вы нашли способ проводить гештальт-терапию с детьми?
Вайолет Окландер: Я уже работала с детьми с эмоциональными расстройствами в школах, когда заинтересовалась гештальт-терапией. Один из моих детей сильно заболел и умер. Я был очень подавлен. Мой друг собирался в институт Эсален, чтобы провести неделю в группе с Джимом Симкиным, поэтому я пошел с ним, и я был так впечатлен тем, что со мной произошло. Для меня это имело такое значение, что когда я вернулся, я начал обучение в Институте гештальт-терапии в Лос-Анджелесе, и во время обучения я подумал: «Как я могу применить это к детям?»
Мне это показалось очень органичным. Фриц Перлз говорил о теле, чувствах и обо всем этом. Я обнаружил, что это подходит для моей работы с детьми и развития ребенка. И, конечно же, с годами я начал использовать много творческих средств, таких как рисование, пластилин, куклы и музыка, потому что это единственный способ заинтересовать детей. Но за этим в основе моей работы лежала теория и философия гештальт-терапии. И я развивал его все больше и больше с течением времени. Вот как это началось.
РМ: Это то, что вы написали в своей книге, что дети уже знают, но они носят специальные очки, так что вы просто снимаете очки?
Голос за кадром: Ага. У меня много историй работы с детьми. Я пытаюсь вспомнить, когда я впервые начал. Когда я только начинал, я работал в школах, возможно, с группой из 12 детей. И они были старше — может быть, 12 и 13 лет, все мальчики. Это были дети, у которых не было хорошего контакта; они не очень хорошо общались с другими детьми.
Я начал делать что-то совсем другое. Я бы заставил их рисовать пальцами. Я выстраивал столы так, чтобы они были похожи на стол, и они стояли вокруг стола, рисуя пальцами. Сначала они не хотели этого делать. «Это для младенцев». Но пока они рисовали пальчиками, они разговаривали друг с другом, устанавливали действительно хороший контакт. И, конечно, было важно установить границы — что они не могли делать и что они могли делать. Так что это было очень ясно.
Еще я начал приносить древесину, и они строили вещи. Это были дети, которым нельзя было держать молоток или пилу, потому что они были очень беспокойными детьми — это было опасно. Но я видел, что у других классов есть древесина, и они могут что-то строить, так что я это понял. И у них были правила: нельзя размахивать пилой или молотком, иначе в этот день они должны были сесть.
Я бы не позволил им строить ружья, но они могли бы строить ящики и скворечники, и они могли бы работать вместе, потому что у них были бы общие инструменты. Вы не поверите, что это были эмоционально неуравновешенные дети. Они устанавливали такой хороший контакт и действительно наслаждались этим. Я делал много подобных вещей.
RM: Похоже, вы действительно любите свою работу.
Голос за кадром: О, да. У меня даже был старый пустой стул. У меня было два стула в передней части комнаты, и когда ребенок очень расстраивался и злился, я сажала его на стул и разговаривала с пустым стулом.
И ребенок, на которого он злился, может быть в комнате, но он будет говорить с пустым стулом. А потом я просил его переключиться и сказать: «Ну, как ты думаешь, что он тебе ответит?» и это было так удивительно, потому что он понимал, что проецирует. Они не знали этого слова — у них не было этого понимания. Но они могли видеть, что проецируют свои собственные вещи на другого мальчика.
Это было бы так здорово. Они заходили в комнату и говорили: «Мне нужны стулья». Они разговаривали с учителем, который накричал на них снаружи. Они разговаривали с этим учителем, а затем начинали понимать, что причина, по которой учитель кричал на них, в том, что они сделали то, чего не должны были делать. Они знали это, но когда они садились на пустой стул, они говорили: «Ну, я накричал на тебя, потому что ты ударил другого мальчика!» И тогда я бы сказал: «Ну, что вы на это скажете?» Они говорили: «Да, наверное, я это сделал. Я сделал это, да». Я начал делать такие мелочи, экспериментировать с некоторыми техниками.
После того, как я оставил преподавание и занялся частной практикой, я много думал о том, что делаю, и начал развивать терапевтический процесс, основанный на гештальт-терапии, начиная с отношений «я-ты» и рассматривая как ребенок вступал в контакт, а затем формировал его самоощущение и помогал ему выражать свои эмоции.
РМ: Похоже, вы сочетаете в своей работе кучу техник и подходов — вроде экспрессивной арт-терапии или детской групповой терапии.
902:13 Голос за кадром: Ага. Мы делаем много сенсорной работы. Я упомянул рисование пальцами — все, к чему они могут прикоснуться. Глина невероятно чувственна и вызывает воспоминания. Если кажется, что им нужно сделать какое-то движение, мы делаем это. Иногда мы разыгрываем творческие спектакли — шарады, — потому что, чтобы что-то показать, нужно действительно быть в контакте со своим телом. Мы можем начать с пальцев: «Что я делаю? А теперь сделай что-нибудь». И они что-то придумывают, и им приходится использовать пальцы, чтобы разыграть это.
А потом, может быть, мы займемся спортом — они должны своим телом показать, каким видом спорта они занимаются, а я должен угадать. Это может быть очевидно, но им все равно нравится это делать — может быть, ловить мяч, бить битой или теннисной ракеткой. Для этого им нужно войти в контакт со своим телом.
Проективная работа с рисунками и глиной также очень важна, потому что так они могут проецировать то, что у них внутри, а затем владеть этим. Одним из примеров является мальчик, у которого было много гнева, но он держал его внутри. Он представлялся просто очень милым и милым, и в его жизни не было ничего плохого. И только после того, как я попросил его сделать что-нибудь, что угодно — я обычно говорю: «Закрой глаза и просто сделай что-нибудь, а потом можешь закончить с открытыми глазами», — он сделал кита и рассказал целую историю о том, как у кита была семья — мать, отец и сестра.
Что я всегда делаю после того, как они рассказывают историю, так это пытаюсь вернуть ее, поэтому я сказал: «Ну, тебе это подходит? У тебя есть такая семья?» Он сказал: «Нет, мой отец живет далеко, потому что он и моя мать не живут вместе. Я никогда его не вижу». — Ну, как ты к этому относишься? А потом мы заговорили о его отце, которого он никогда бы не упомянул, и возникло все это чувство. Это очень мощно.
Первое занятие
РМ: Как вы подходите к первому занятию с ребенком?
В.О.: Я всегда встречаюсь, по возможности, с родителями и ребенком на первом сеансе, потому что хочу, чтобы ребенок услышал все, что мне говорят родители. Я не хочу, чтобы родители говорили мне что-то, а ребенок не знал, что они мне сказали.
Даже если родители плохо отзываются о ребенке, ребенок должен услышать то, что я слышу от родителей.
Даже если родители плохо отзываются о ребенке, ребенок должен услышать то, что я слышу от родителей.
Обычно на первом сеансе у меня есть контрольный список, и очень часто я помещал его в буфер обмена. Сначала я бы спросил: «Почему ты здесь?» и все такое. Затем я задавал ребенку эти вопросы. «У тебя хороший аппетит? Тебе снятся плохие сны?» Целый список вопросов.
Иногда вмешивался родитель, но в основном ребенку. Это был способ установить связь с ребенком. Конечно, если бы они были очень-очень маленькими, года четыре, может быть, я бы все еще задавал эти вопросы, но не все — и говорил на понятном им языке.
Это почти всегда первая сессия. Но если родители не участвуют — потому что я видел много детей, которые были в приемных семьях или групповых домах — первое занятие важно для установления какой-то связи или отношений. Иногда я просил ребенка нарисовать картинку на первом занятии. Я просил их нарисовать дом-дерево-человека. Но я бы не интерпретировал. Это не для интерпретации. Это должно было сказать им, когда они закончили: «Ну, эта картина говорит мне, что вы многое держите при себе. Вам это подходит?» — потому что, возможно, они не стали бы рисовать много окон. И обычно они говорили «да». Или: «Эта картинка говорит мне, что внутри вас много гнева. Это подходит для вас?» Если бы они сказали: «Нет, я не сержусь», я бы сказал: «О, хорошо. Мне просто нужно проверить, что, по моему мнению, он мне говорит», и у нас будет такая сессия.
Однажды я сделал это с очень сопротивляющейся 16-летней девочкой, которая сначала сказала, что не будет со мной разговаривать. И когда мы закончили, она попросила, чтобы ее сестра и ее мать пришли и сделали этот рисунок. Так что это способ подключения.
Но мы не всегда так делаем. Если это ребенок, который очень напуган — например, у меня была девочка, которая много лет подвергалась очень жестокому сексуальному насилию, и в конце концов это выяснилось, когда ей было около 11 лет, и ее забрали из дома. Итак, она попала в приемную семью, но приемная мать была очень предана ей и тоже пришла.
Но она была очень, очень напугана и не хотела со мной разговаривать. Итак, вначале мы брали книжку-раскраску и оба раскрашивали в ней. И мы бы вообще ни о чем не говорили. Я говорил ей: «Должен ли я использовать красный цвет для этой птицы? Что вы думаете?» и просто начните общаться с ней таким образом. Довольно скоро я спросил ее: «Ну, как ты думаешь, что сказала бы птица, если бы она могла говорить?» — что-то в этом роде.

Обратите внимание
РМ: Я предполагаю, что на самом деле вы не ставите диагноз детям в клинических терминах.
VO: Нет. Я имею в виду, что иногда мне приходилось платить за страховую компанию. Но это вопрос того, где они находятся, где они заблокированы. У меня был один мальчик, который все время ходил очень жестко. Ему было 11 лет. И я подумал: «Может быть, нам нужно что-то сделать, чтобы помочь ему расслабиться, прежде чем мы даже поговорим о его чувствах» — такой диагноз.
РМ: Значит, вы не находите клинический диагноз полезным в терапии?
Голос за кадром: Не очень, нет.
РМ: Вы доверяете тому, что видите, и тому, что думаете о ребенке.
VO: То, что я вижу, да.
Если, например, ребенку очень трудно установить отношения со мной, мы должны сосредоточиться на этом, потому что я ничего не могу сделать, если у нас нет этих отношений.
Если, например, ребенку очень трудно установить отношения со мной, мы должны сосредоточиться на этом, потому что я ничего не могу сделать, если у нас не будет этих отношений. Иногда дети так рано были обижены и повреждены, что им трудно строить отношения. Поэтому мы должны выяснить, как мы могли бы это сделать.
Раньше я видел много подростков, арестованных полицией за совершение преступления. Я участвовал в программе, по которой этих детей отправляли на консультацию. Это была специальная программа, которую они пробовали. Итак, вошла одна девушка. Она должна была прийти — у нее не было выбора. Ей было 14. Она не смотрела на меня, не разговаривала со мной. Она просто сидела там. Естественно, когда ребенок делает это, вам приходится больше выступать. Ну, это не сработало. Поэтому я подумал: «Может быть, я не могу видеть эту девушку. Может быть, я должен направить ее к другому человеку».
Когда она пришла в следующий раз, я вышел в приемную, а она читала журнал. Я сел рядом с ней и спросил: «Что ты читаешь?» Она показала мне обложку. Я сказал: «Я не видел его», и она подняла его.
РМ: И это было началом контакта.
Голос за кадром: Ага. Мы уже устанавливали контакт. И это был музыкальный журнал о разных группах. Я сказал: «Я ничего об этом не знаю. Можем ли мы посмотреть на это вместе?» Итак, мы пошли в мой кабинет и посмотрели журнал, и она рассказывала мне о разных группах. В основном это был хэви-метал. И она вся была в восторге, рассказывала мне о группах и какие ей понравились.
Мы пытались найти музыку по радио, потому что я сказал: «Я не знаю, как она звучит». Мы не смогли его найти, поэтому она сказала, что принесет кассету. На следующей неделе она принесла его, и мы вместе прослушали. Некоторые песни были просто потрясающими — все эти чувства и гнев. Так что мы только начали работать с этим. И у нас были отношения.
Но нам нужно сделать это — начать с того, где они находятся. Обращать внимание. Я не обращал внимания в начале. Только тогда, когда я подумал: «Что мне делать?»
РМ: Очевидно, что детский терапевт должен быть в контакте со своими собственными чувствами. Думаю, это важнее, чем клинические знания.
Голос за кадром: Думаю, ты прав. Вы должны знать вещи, но это самое важное — быть в контакте с самим собой. Нелегко быть детским психотерапевтом. Входит взрослый и говорит: «Вот над чем я хочу поработать» или «Вот что происходит». Когда приходит ребенок, он не понимает, что ему нужно делать. И вы должны поговорить с родителями, и вы должны поговорить с учителями, и тому подобное. Так что это другое.
РМ: Делаете ли вы что-то особенное, чтобы помочь завершить каждую сессию — помочь ребенку вернуться к «обычной жизни»?
VO: Я думаю, что работа терапевта состоит в том, чтобы помочь ребенку выразить то, что происходит внутри. Но я замечаю, что большинство детей будут выражать только то, на что у них есть силы, а затем сопротивляются или закрываются. Так они заботятся о себе лучше, чем взрослые.
Большинство детей будут выражать только то, на что у них есть силы, а затем сопротивляются или закрываются. Так они заботятся о себе лучше, чем взрослые.
Но если они сильно раскрываются, мы должны обратить внимание на то, что я называю их «заземлением». У меня есть правило, что дети должны помогать мне убирать то, что мы использовали. Итак, мы начинаем убираться, а потом я говорю: «Ну, это было тяжело. Может быть, мы еще поговорим об этом в следующий раз, но куда ты идешь сейчас?» или «Что у тебя на ужин?» или «Что у тебя было на ужин?» Мы говорим об обычных вещах, чтобы помочь им вернуться на землю.
РМ: Я знаю, что гештальт-терапевты ненавидят «должен», но, используя парадокс, есть ли какие-то «должен», которым должен подчиняться хороший детский терапевт?
VO: На ум сразу ничего не приходит, кроме того, что я уже сказал. Но говоря о «надо», стоит отметить, что у детей очень много «надо». Люди этого не осознают, но дети очень строги к себе. Они разобщены — часть их очень критична к себе, а часть, конечно же, восстает против этого. Иногда мы помогаем им понять это, особенно если они подростки.
РМ: Вы прикасаетесь или обнимаете своих клиентов?
VO: Иногда, но я всегда буду их спрашивать. Я мог бы сказать: «Можно тебя обнять?» Я не просто делаю это. Я должен спросить их. Или я могу положить руку им на плечо. Я могу сказать, если они отстранятся, что это нехорошо. Или иногда мы пожимаем друг другу руки. Мы делаем немного — не много.
Работа с родителями
РМ: Вы часто разговариваете с родителями?
Голос за кадром: О, да. Эта девочка, которую я только что упомянул, жила в приемной семье, и им было на нее наплевать, поэтому они не интересовались. Они просто сделали то, что должны были сделать. Но да, приходят родители. Каждые три-четыре недели они должны приходить с ребенком. Иногда у нас просто семейный сеанс, и я не вижу ребенка индивидуально. Это зависит. Вы должны просто решить, как лучше всего пойти.
РМ: Мы согласились, что для терапевтов важно быть в контакте со своими собственными чувствами. Какими еще качествами должен обладать хороший детский терапевт?
VO:
Вы должны понимать развитие ребенка, чтобы понимать, находится ли ребенок не на том уровне, на котором он должен быть.
Вы должны понимать развитие ребенка, чтобы понимать, находится ли ребенок не на том уровне, на котором он должен быть. Вы должны понимать процесс. Вы должны быть в контакте с собой. Вам нужно знать, когда нажимаются ваши собственные кнопки — в психоаналитическом словаре они называют это переносом. Вы должны понимать, когда у вас есть какой-то контрперенос, и иметь с ним дело и работать с этим.
RM: В вашем видео «Консультация по детской терапии» терапевт представляет случай ребенка, который ведет себя агрессивно. В какой-то момент вы заявляете, что дети не могут изменить свое поведение осознанно. Поэтому вы часто используете искусство или предлагаете детям разбивать глину или другие занятия, а не просто разговорную терапию?
Голос за кадром: Ага. Я имею в виду, что дети не говорят: «Это то, что я делаю, чтобы не быть счастливым или удовлетворенным». Даже взрослые с трудом осознают, что они делают, чтобы застрять. Итак, для детей эти рисунки и пластилин являются мощными проекциями. И это то, как они могут сформулировать то, что с ними происходит, не минуя интеллекта, а выходя из более глубокого места. И в какой-то момент они станут его владельцами. Они скажут: «О, да, это мне подходит».
Когда дети чувствуют себя сильнее и выражают то, что им мешает, их поведение меняется без принуждения или слов. Я имею в виду, что заставляет детей делать то, что они делают? Все модели поведения, которые приводят их в терапию, на самом деле являются способами неспособности выразить то, что им нужно выразить, — не быть услышанными или не чувствовать себя хорошо внутри себя.
РМ: Как вы оцениваете прогресс в своей работе с детьми?
В.О.: Важно помочь родителям увидеть небольшие изменения, а не ожидать полной отмены. И, конечно же, мы должны работать и с родителями. Часто родители испытывают большие трудности с собственным гневом, и нам приходится работать, чтобы помочь им понять, как выражать эти чувства, не причиняя вреда окружающим. Мы часто можем делать это на семейных сеансах — помочь им выразить то, что они чувствуют, чего хотят и в чем их печаль.
Одна вещь, которую я скажу родителям, это то, что я не лечу детей. Но что я делаю, так это помогаю им чувствовать себя лучше.
Одна из вещей, которую я скажу родителям, это то, что я не лечу детей. Но что я делаю, так это помогаю им чувствовать себя лучше. Я помогаю им выразить некоторые из своих более глубоких чувств, которые они держат внутри, и помогаю им почувствовать себя немного счастливее в жизни. Мы делаем много вещей, чтобы это произошло. И это то, что вы должны искать. Поэтому, когда через месяц приходит родитель и я спрашиваю: «Как дела дома?» и отец говорит: «Я думаю, что он стал немного счастливее», тогда я знаю, что у этого отца есть это, и он видит здесь некоторый прогресс.
Я думаю об этом мальчике лет 14, который воровал, и отец хотел отправить его в военное училище, потому что не мог его контролировать. Было много причин, по которым мальчик был таким, но это не помогает понять причину. Хорошо понять, почему он такой, помочь ему измениться и стать другим.
Так я смотрю на прогресс. Когда их жизнь улучшается, они ходят в школу, у них есть друзья, они делают что-то из того, что им нужно делать дома, и делают школьные задания, тогда вы видите прогресс. Они могут быть не совсем другими, но они функционируют в жизни.
Другое дело, что это должно быть на их уровне. Дети не могут разобраться во всем. У них разный уровень развития. Итак, девочка, которая подверглась очень жестокому сексуальному насилию, мы проделали большую работу по этому поводу. Но когда ей было 13 лет, ей пришлось вернуться к терапии, чтобы больше работать — обстоятельства сложились. Они достигают плато. Им нужно выйти и быть в жизни, а потом, может быть, всплывет что-то еще.
Стать детским терапевтом
РМ: Часто ли случается, что при работе терапевта с ребенком проявляется детская травма терапевта?
Голос за кадром: Абсолютно. Это то, о чем нужно действительно знать — пройти терапию, обратиться к терапевту. У меня есть несколько очень опытных терапевтов, которые приходят ко мне за супервизией, и поэтому они приходят. Я думаю, что для детского терапевта очень хорошо иметь кого-то, с кем можно поговорить и посоветоваться, потому что иногда это очень сложно. Не всегда можно увидеть, что происходит.
РМ: Сколько времени нужно, чтобы пройти полную подготовку детского терапевта?
Голос за кадром: О боже. Много лет я проходил двухнедельный тренинг. Люди приезжали со всего мира. И иногда они получали его за эти две недели, а иногда нет, так что я не знаю. Двух недель мало, но это было самое большее, что люди могли отдать за свое время. Иногда они возвращались на тренировку два или три раза, но это были люди, которые на самом деле усвоили больше всего, потому что они были очень заинтересованы в том, чтобы узнать больше.
Я не могу определить время. Они должны иметь опыт работы с детьми в первую очередь, я полагаю, и понимать о детях. Вы должны иметь терпение, когда вы работаете с детьми. Если что-то происходит во время сеанса — если они говорят: «Я как тот лев. Я так злюсь, прямо как тот лев» или что-то в этом роде — если они говорят что-то одно, иногда на сеансе все. Ты должен быть терпеливым.
РМ: Какие ошибки чаще всего допускают терапевты при работе с детьми?
VO: Обычно терапевты застревают. Они не знают, куда идти дальше и что делать дальше.
РМ: Но почему они застревают?
Голос за кадром: Может быть, они просто не в состоянии стоять и смотреть. Иногда во время супервизии или консультации я даю внушение, и они говорят: «О, конечно, почему я не подумал об этом? Конечно, я это знаю». Они слишком близко подходят к этому и беспокоятся о том, чтобы поступить правильно. Они действительно боятся ошибиться. Я всегда говорю им: «Что бы вы ни делали, вы не ошибетесь».
РМ: Если бы вы дали лучший совет молодым терапевтам по работе с детьми, что бы это был за совет?
В.О.: Я бы сказал, если вы работаете с детьми, вы должны любить детей!
Если вы работаете с детьми, вы должны любить детей!
Что меня поддерживает
РМ: Мой последний вопрос личного характера. Как вам удается сохранять такую жизненность?

VO: Знаешь, мне 84 года.
РМ: Ты не выглядишь.
ЗК: Не знаю. Я тот, кто я есть, наверное. Я все еще работаю. У меня есть этот фонд (Фонд Вайолет Соломон Оклендер), и в эти выходные у нас будет конференция в ретритном центре, и я собираюсь выступить с основным докладом. Так что время от времени я все же делаю что-то подобное или провожу супервизию. Это то, что заставляет меня продолжать. Я немного пишу. Я много читаю.
Я жил в Санта-Барбаре, Калифорния, 21 год. А мой сын, который живет в Лос-Анджелесе, решил, что я слишком стар, чтобы жить там в одиночестве. Так что он снес свой гараж и построил небольшой коттедж, и я живу там сейчас, в этом маленьком коттедже за их домом.
Я скучаю по Санта-Барбаре. У меня было много друзей. Я был бы более жизнеспособен, если бы вернулся в Санта-Барбару. Но я становлюсь старше, и в этом году у меня случился небольшой сердечный приступ — небольшой. Я в порядке. Но я был в больнице несколько дней. Так что хорошо, что я рядом с сыном и невесткой.

РМ: Для меня очевидно, что тебе в 84 года еще так много нужно дать другим.
ЗК: Большое спасибо за приятные слова. Я буду, пока могу.
Вот что поддерживает меня в жизненной силе: просто делать столько, сколько могу, пока могу.
Вот что поддерживает меня в жизненной силе: просто делать столько, сколько могу, пока могу. Мне просто нужно научиться относиться к этому спокойно.
&copy 2011 Psychotherapy.net
Вайолет Соломон Оклендер — Независимая Санта-Барбара
Вайолет Соломон Оклендер, любимый член семьи, друг и наставник бесчисленных близких и дальних людей, сделала последний вздох в собственной постели 21 сентября 2021 года в возрасте 94 лет. детский и подростковый терапевт, известная своим методом интеграции теории и практики гештальт-терапии с игровой терапией.
Вайолет родилась 18 апреля 1927 года в Лоуэлле, Массачусетс, в еврейской семье иммигрантов из России. Она выросла в Кембридже, Массачусетс, со своими родителями Джозефом и Молли Соломон и двумя старшими братьями, Сидни и Артуром. Позже Вайолет жила в Майами; Нью-Йорк; Денвер; Олбани; и Лонг-Бич, Эрмоса-Бич и Санта-Барбара, Калифорния. После 21 года в Санта-Барбаре она переехала в Лос-Анджелес, чтобы жить рядом со своим сыном и невесткой после выхода на пенсию. В течение 26 лет она была замужем за Гарольдом Оклендером, лицензированным социальным работником и гештальт-терапевтом (умер).
Вместе у них было трое детей: Мха Атма С. Халса (Артур), Майкл (умерший) и Сара. После того, как они с Гарольдом развелись, она больше никогда не выходила замуж, но большую часть последних 19 летлет ее жизни сопровождала любимая кошечка Майделех. После смерти Майделе в начале 2021 года Вайолет усыновила Шайну, любящую кошку средних лет, которая оставалась с ней до конца.
Вайолет Оклендер была автором книг «Окна для наших детей: гештальт-терапевтический подход к детям и подросткам» (сейчас издается на 16 языках) и «Скрытые сокровища: карта внутреннего Я ребенка» (сейчас издается на 8 языках). в виде нескольких журнальных статей, глав в книгах, аудио- и видеозаписей по психотерапевтической работе с детьми. Она получила докторскую степень. по клинической психологии, магистр гуманитарных наук в области семейного, семейного и детского консультирования, магистр наук в области специального образования с детьми с эмоциональными расстройствами, а также был сертифицированным гештальт-терапевтом.

Уникальный подход Вайолет к работе с детьми, сочетающий теорию, философию и практику гештальт-терапии с различными выразительными техниками, получил международное признание. Она получила награду за достижения в жизни от Ассоциации игровой терапии США, а также получила множество других наград за свой вклад в области психического здоровья. В феврале 2012 года Оклендер был отмечен и награжден председателем Эдны Рейсс-Софи Гринберг в Детском учебном центре Рейсс-Дэвис в Лос-Анджелесе.

В течение 27 лет Вайолет проводила очень успешную двухнедельную программу обучения в Калифорнии, в которой участвовали участники со всего мира. Кроме того, в течение многих лет она была постоянным инструктором в программах расширения кампусов Калифорнийского университета в Санта-Круз, Санта-Барбаре и Сан-Диего, а также в Pacifica Graduate Institute.
Хотя Вайолет выросла в теплой, любящей семье, на ее жизнь и работу повлияли несколько серьезных физических и эмоциональных травм. В пятилетнем возрасте она получила ожог большей части туловища, рук и ног в результате домашнего несчастного случая. В интервью она заявила, что страдания и травмы, которые она перенесла в больнице в течение нескольких месяцев, пока лечилась от этого ожога, были искрой, которая пробудила в ней интерес к работе с детьми. Об этой детской травме Вайолет сказала: «Это может быть началом того, почему я занимаюсь этой работой… Все, над чем я когда-либо работала, особенно с моим обучением гештальт-терапии… всегда возвращалось к тому ожогу…» Когда ей было 11 лет, она заболела дифтерия, вызвавшая вторичную инфекцию, которая привела к пожизненной прогрессирующей потере слуха. В 17 лет ее любимый брат Артур был убит в Германии всего за несколько месяцев до окончания Второй мировой войны.
А у ее сына Майкла была диагностирована волчанка в возрасте 13 лет, что привело к 18-месячному спаду, в течение которого она проводила большую часть своего времени, заботясь о нем до его смерти. Незадолго до трагедии болезни Майкла отец Вайолет внезапно скончался от сердечного приступа, а незадолго до смерти Майкла ее мать была убита водителем-подростком без прав.
Эти трагические эпизоды способствовали удивительной способности Вайолет сопереживать детям и подросткам и сопереживать им, что сильно подстегнуло ее работу по созданию метода терапии и исцеления, который впоследствии распространился по всему миру. Кроме того, пожизненная приверженность Вайолет как еврейского атеиста и скептика всего сверхъестественного была поставлена под сомнение серией многолетних переживаний, связанных с ее умершими родителями, братом Артуром и сыном Майклом, которые бросили вызов этим убеждениям. Сюда входило общение через посредника с умершими близкими, передающее информацию, к которой никто в мире не был посвящен, кроме самой Вайолет, и даже предсказания будущих событий, которые действительно произошли позже.
Первая книга Вайолет «Окна для наших детей» стала ценным ресурсом для детских психотерапевтов и других специалистов в области психического здоровья во всем мире и затронула и изменила жизнь бесчисленного множества детей и подростков. Ее наследие в настоящее время поддерживается и продвигается Фондом Вайолет Соломон Оклендер, некоммерческой корпорацией, созданной для продвижения ее работы.