Юношеская субкультура: 2 Юношеская субкультура

Опубликовано 03.11.199623.09.2022 автором alexxlab

Содержание

2 Юношеская субкультура

субкультуры тинейджеров

Исследования различных субкультур приобрели в последнее время большую популярность. Это является отражением объективного процесса все большего усложнения социальной структуры, в результате чего единое поле культуры распадается на множество ценностно-нормативных подсистем. Каждый человек вовлечен в бесконечное число субкультур – профессиональных, возрастных, половых, сексуально-ориентационных, досуговых и т.д. Особенно интересно рассмотрение новых, ранее не существовавших феноменов этого рода, к которым можно отнести активно формирующуюся в настоящее время субкультуру подростково-юношеского возраста или так называемую субкультуру тинэйджеров.

«Тинейджеры» – слово, пришедшее к нам из английского языка сравнительно недавно, которое, исходя из буквального перевода, обозначает молодых людей в возрасте 13 – 19 лет. Оно широко распространено в публицистике и журналистике, однако в отечественной науке это понятие используется редко.

Оно более свойственно западной традиции, где, начиная с классической работы Марка Абрамса, применяется в рамках изучения молодежного потребления. Фактически тинейджер рассматривается как подросток потребляющий или подросток, взятый в его досугово-потребительском измерении. В рамках российских исследований данный термин применяется либо как синоним подростковости, либо не выделяется вовсе. Предполагается, что тинейджерство «растворяется» в группе молодежи, являясь ее составной частью. Так существует ли данный феномен?

Для того чтобы ответить на этот вопрос, сначала необходимо остановиться на анализе категории возраста.

Поколенческий подход является одним из вариантов построения возрастной структуры общества. Традиционно выделяют четыре поколенческие группы: детей, молодежи, среднего возраста и стариков. Однако в конце ХХ века происходит выделение из поколения молодежи новой возрастной группы подростков (тинэйджеров).

С чем связано ее возникновение? Каковы ее возрастные границы и специфические черты? Попытаемся ответить на эти вопросы, для чего сначала остановимся на краткой характеристике группы молодежи.

Молодежь – поколенческая группа, завершающая процесс социализации. В качестве ее нижней возрастной границы рассматривается обретение половой зрелости, а верхней – обретение социальной зрелости, под которой понимается способность самостоятельного существования в обществе. К молодежи причисляют людей как в возрасте 12 – 20 лет, так и возрасте 15 – 35 лет. Такое разнообразие точек зрения связано с объективными трудностями, поскольку грани перехода от детства к зрелости условны.[1]

Смещение нижней возрасной границы,как и верхней, затрудняет рассмотрение молодежи как единой поколенческой группы, так как 13-летние и 25-летние (а тем более 30-летние) люди обладают различным набором и диапазоном социальных ролей. Таким образом, с точки зрения структурного подхода следует признать, что в конце ХХ века можно говорить о выделении из поколения молодежи новой возрастной группы тинэйджеров.

С одной стороны, сама молодежь не рассматривает себя как однородную группу (ни по взглядам, ни по стилям жизни и т. д., ни по возрасту). «Молодежь» — это конструкт взрослых, сами же 17, 15, а тем более 13-тилетние не воспринимают людей 25-30 лет как представителей одной с ними группы. С другой стороны, современные поп-индустрия и масс-медиа давно ориентируются на группу тинэйджеров. Доказательством тому являются, например, журналы, которые принципиально позиционируют себя как «тинейджеровские» – «Тeen’s», «Молоток», «Cool», «Cool girl», «Yes» и т.д. Помимо этого существует достаточное количество интернет-сайтов, обращенных, опять же, к «тинейджерам» — газета Тинейджер.ru, «Магия для тинэйджеров», Teenclub, молодежная газета «Teenager»(Казахстан) и многие другие. Следовательно, читая журналы или бродя по лабиринтам интернета, подросток идентифицирует себя не просто как представителя молодежи, а во многом именно как тинейджера.

Предполагается, что, как и любая социальная группа, тинэйджеры создают свою собственную субкультуру. Однако, возможно ли применять термин «субкультура» при описании тинейджерства, и что следует под ним понимать?

Как отмечает Щепанская Т. Б., «само понятие “субкультура” сформировалось в результате осознания неоднородности культурного пространства, ставшей особенно очевидной в урбанизированном обществе». Термин появился в научной литературе в 30-х годах ХХ века, однако действительно широкое его распространение было связано с изучением молодежных движений в 1960-х – 1970-х годах. Первоначально в значении термина подчеркивалась значимость приставки sub- (под-), которая указывала на подчиненный характер подобных явления.

В дальнейшем оно приобрело иной смысл. С одной стороны, эстетика, этика и идеология молодежных сообществ получила признание со стороны общества как особая “молодежная культура”, с другой, — было открыто существование и других культур (напр., детской). Это придало новое значение понятию “субкультуры”, которое стало применяться для обозначения “подсистемы” культуры, указывая на мультикультурный характер современного общества.

Часть исследователей подчеркивает, что необходимым условием возникновения и существования субкультуры является аутентичность, то есть самостоятельность в процессе создания системы норм, символов, языка, мировоззрении и т.

д.

В ряде случаев,например в работах Левиковой С.И.,это требование самостоятельности в творчестве является критерием разграничения таких

явлений как «молодежная культура» и «культура для молодых».

Однако не стоит противопоставлять данные понятия, скорее можно говорить о двуслойности молодежной культуры: с одной стороны, она включает в себя результаты творчества самой молодежи, а, с другой, — культуру, созданную для молодежного потребления. И разделить эти два слоя в реальном функционировании невозможно. Причем подобная двуслойность характерна не только для молодежной, но и для других субкультур.

Таким образом, можно утверждать, что в современном обществе происходят процессы формирования новой возрастной группы – тинейджеров, появление которой сопровождается возникновением особого культурного феномена – субкультуры тинейджеров. [4]

Подростки вырабатывают свои, отличные от других, модели и нормы поведения, установки и символы, служащие механизмами воспроизводства данной субкультуры и основаниями для ее отличия от других, в первую очередь от взрослых. Как молодежная, так и тинэйджеровская субкультуры являются очень ярким и значимым явлением, причем не только для их носителей, но и для общества в целом.

Дело в том, что, согласно концепции М.Мид, современное общество относится к так называемым «префигуративным», где старшие не только обучают детей, но и сами учатся у них. Связывая межпоколенные отношения с темпом общественного развития, она различает в истории человечества, помимо названного, еще два типа общества: постфигуративные, в которых дети учатся главным образом у старших, и конфигуративные, где и дети, и взрослые учатся, прежде всего, у равных, сверстников.

Концепция М. Мид схватывает зависимость межпоколенных отношений от темпов научно-технического и социального развития, подчеркивая, что межпоколенная трансмиссия культуры включает в себя не только информационный поток от родителей к детям, но и встречную

тенденцию: молодежная интерпретация современной социальной ситуации и культурного наследства оказывает влияние на старшее поколение.

Юношеская субкультура не является чем-то независимым, цельным и законченным. Ее содержание всегда производно от культуры взрослых и большей частью вторично по отношению к ней. Она весьма неоднородна, включая в себя множество разных, подчас враждебных друг другу течений. Кроме того, как и все юношеские свойства, она текуча и изменчива. Тем не менее она социально и психологически реальна и имеет целый ряд постоянных компонентов: специфический набор ценностей и норм поведения; определенные вкусы, формы одежды и внешнего вида; чувство групповой общности и солидарности; характерная манера поведения, ритуалы общения.[10]

Ее наиболее общие возрастные свойства лежат на поверхности. Например, юноши и девушки всегда хотят быть современными. Но «современность» нередко понимается как сумма внешних признаков, слепое следование сиюминутной моде. Поэтому многие юношеские увлечения и причуды краткосрочны, рассчитаны на внешний эффект и, подчеркивая собственную «новизну», довольно тривиальны по содержанию. Но эти моды и причуды надо рассматривать не изолированно, а в социально-психологическом контексте юношеского жизненного мира. [6]

В юношеских увлечениях проявляется и реализуется чрезвычайно важное для формирующейся личности чувство принадлежности: чтобы быть вполне «своим», нужно и выглядеть «как все», и разделять общие увлечения. Кроме того, мода — средство самовыражения: юношеский стиль претендует на уникальность и экспериментальность, всячески подчеркивая свое отличие от «взрослого»; стоит только старшим принять его, как этот стиль сразу утрачивает свой динамизм. Далее, мода есть средство коммуникации и идентификации: видимые (одежда, прическа) или слышимые (язык, музыка) знаки служат молодому человеку средством показать, кто он такой, и распознать «своих». Наконец, это средство приобретения статуса в своей среде: поскольку нормы и ценности юношеской субкультуры являются групповыми, овладение ими (например, умение разбираться в хоккее или поп-музыке) становится обязательным и служит способом самоутверждения.

Молодежная мода, будь то одежда или прическа, часто вызывает нарекания и раздражение взрослых. Но, как уже говорилось, конфликты этого рода были всегда. Дело не только в разнице вкусов отцов и детей, а в том, что дети хотят отличаться от старших, и легче всего это сделать именно с помощью внешних аксессуаров. Одежда и весь внешний облик человека есть не что иное, как способ коммуникации, посредством которого личность информирует окружающих людей о своем статусе, уровне притязаний, вкусах и т.д.

Желание выделиться, привлечь к себе внимание свойственно людям любого возраста. Взрослый, сложившийся человек делает это незаметно, используя свое общественное положение, трудовые достижения, образованность, культурный багаж, опыт общения и многое другое. У юноши, который только начинает жить, социальный багаж, как и умение его использовать, гораздо беднее. Вместе с тем, встречаясь с новыми людьми, он гораздо чаще взрослого оказывается именно в ситуации «смотрин».

Отсюда — особая ценность броских внешних аксессуаров, рассчитанных на привлечение внимания.

А почему столь хаотична смена пристрастий, почему после музыки стрижка, а потом танец, а потом гоняют на мотоциклах, а потом нитка на запястье и манера жить? Да просто потому, что все это не имеет значения. Новому поколению нужен новый фирменный знак, новый флажок, новый клич, на который сбегутся сторонники. Главное, чтобы знак был заметный, а флаг яркий, а клич громкий. Робкий вызов просто не заметят, ношеную перчатку не поднимут. «Металл» — годится, брейк — годится, зеленые волосы — в самый раз» (Жуховицкий Л. Что делать с этой молодежью? // Софийские новости.- 1987.- 4 ноября).

То же можно сказать и относительно молодежного арго. Умиляющее взрослых детское словотворчество отличается наивной, яркой образностью. Юношеское словотворчество чаще воспринимается взрослыми как коверкание языка. Вводимые подростками термины грубы, подчеркнуто условны, сплошь и рядом словам придается смысл, противоположный их нормальному значению. Но этот условный молодежный жаргон, существовавший, кстати сказать, во все времена, выполняет весьма важные коммуникативные функции.

Юность всегда торопится, поэтому в ее языке много сокращений, экономящих время и позволяющих (иногда в ущерб ясности) одним словом передать несколько значений. Многие слова изобретаются специально для передачи переживаний, которых взрослые не знают или которым не придают значения; такие слова непереводимы. Юность высокоэмоциональна и в то же время застенчива, сдержанна в выражении чувств. Отсюда — ироничность молодежного арго, нарочитая грубость, заимствование словечек из блатного лексикона, эмоциональная остраненность (родителей называют «предками», сверстника — «стариком»). Эта хитрая словесная игра служит также средством отделения «своих» от «посторонних» и укрепления столь ценимой юношами возрастно-групповой солидарности. Некоторые из арготизмов с течением времени усваиваются взрослыми, проникают на страницы литературных произведений, после чего обычно выходят из моды у молодежи, изобретающей что-то новое.

«Юношеский жаргон — явление многослойное. Его костяк образует совокупность слов и выражений, которые употребляются практически всеми ребятами этого возраста. Второй слой образуют слова и выражения, специфические для отдельных групп юношей. Как показывают исследования, жаргон части старшеклассников, преимущественно в больших городах, в значительной степени состоит из «англицизмов», юноши из малых городов и сельской местности употребляют немало вульгаризмов, их словарь пополняется также за счет блатной лексики. И, наконец, третий слой образуют слова и выражения, специфические для различных социально-демографических слоев юношества» (Мудрик А. В. Современный старшеклассник: проблемы самоопределения.-М.: Знание, 1977.-С. 28). Жаргон разных групп старшеклассников отличается и по своей экспрессивной окраске: в одних случаях она более агрессивна, груба, в других — несколько юмористична.

Анализируя юношескую субкультуру, невозможно обойти вниманием рок и поп-музыку. Здесь представлены два полюса. Одни представители старшего поколения категорически отрицают современную рок и поп-музыку, считают ее антихудожественной, безнравственной, вредной для здоровья, социальноопасной и прямо-таки демонической. Другие относятся к ней либерально-снисходительно, объясняя музыкальные увлечения молодежи исключительно возрастными особенностями. Однако и осуждение, и снисходительное похлопывание по плечу очень редко сочетаются с действительным знанием и пониманием предмета. Между тем он достаточно сложен.

Рок как вид искусства есть некий вариант соборного действа, соединяющего в себе музыку, театр, народное празднество и т. д. Это особая форма непосредственного контакта между исполнителями и залом. Поп-музыка использует достижения рока в средствах музыкальной выразительности (типичные приемы аранжировок, манеру исполнения), но использует для производства массовой, шлягерной продукции, обращенной к усредненному типу потребителя-зрителя.

Люди, требующие запрета или ограничения рока, ссылаются на факты агрессивного поведения подростков во время и после рок-концертов. Но акты вандализма, драки и тому подобное происходят иногда и после футбольных матчей, и никто не винит в этом футбол. Кстати, английские психологи, изучавшие эту проблему, нашли, что наиболее агрессивные футбольные хулиганы на самом деле плохо разбираются в футболе, они приходят на стадион не ради игры, а для того, чтобы устроить дебош. Повышение культуры футбольного «боления» — одно из средств профилактики такого поведения. Может быть, так же обстоит дело и с музыкой?

Психологические функции рока так же разнообразны, как и он сам и его поклонники. Одному он дает разрядку эмоционального напряжения, яркие телесные переживания. Другому — чувство внутреннего, духовного освобождения, отключения от прозы будней. Третьему — ощущение коммуникативной легкости, слияния с группой.

Одна и та же музыка может по-разному воздействовать на разных людей.

Нельзя забывать и о престижной функции рок-музыки. Компетентность в этих вопросах для старшеклассников чрезвычайно важна. Хорошее знание популярных ансамблей, певцов и их репертуара, обладание новыми записями стало одним из средств завоевания престижа у сверстников. Отсутствие таких знаний воспринимается как отсталость. Учитывая известную конформность юношеских групп, эта мода способствует нивелированию художественных вкусов, часто на довольно низком уровне

Не нужно идеализировать молодежную субкультуру. Наряду с потенциалом обновления она имеет свои опасности. Обособление юношеского мира от взрослых порождает культурный и социальный провинциализм, психологию гетто, обитатели которого живут своими сугубо частными, локальными интересами. При отсутствии высоких социально-нравственных символов групповая солидарность может цементироваться только образом общего врага, каковым являются все дальние и ближние.

V. 3. Спонтнные группы и свободное общение

Свободное общение не просто способ проведения досуга, но и средство самовыражения личности, установления новых человеческих контактов, из которых постепенно выкристаллизовывается что-то интимное, исключительно свое. Юношеское общение поначалу неизбежно экстенсивно, оно требует частой смены ситуаций и довольно широкого круга участников. Принадлежность к компании повышает уверенность подростка в себе и дает ему дополнительные возможности самоутверждения.

Структура стихийных групп общения и степень их сплоченности во многом определяются уровнем развития взаимоотношений между юношами и девушками. У подростков первичными ячейками общения являются однополые группы мальчиков и девочек; затем две такие группы, не теряя своей внутренней общности, образуют смешанную компанию; позже внутри этой компании складываются пары из юношей и девушек. На основе взаимной привязанности, еще позже, годам к 19—20, такие пары становятся все более устойчивыми, а прежняя большая компания распадается или отходит на задний план. Разумеется, эта схема не универсальна, она имеет много вариантов.

В жизни мужчин однополая группа значит гораздо больше, чем в жизни женщин, привязанность к ней сохраняется и поддерживается даже после возникновения смешанной компании и появления «своей» девушки. Наряду с ранее сложившимися микрогруппами и парами, компания может включать в себя индивидов, не имеющих таких контактов, — для них особенно важна принадлежность к компании в целом. Расширение сферы взаимодействия мальчиков и девочек в детстве может сильно сократить продолжительность первых фаз развития, тогда разнополая компания возникает не из слияния двух относительно автономных однополых групп, а почти сразу же на межиндивидуальной основе.

Хотя разные виды общения могут сосуществовать, выполняя разные функции, их удельный вес и значимость с возрастом меняются. Меняются и привилегированные места встреч. У подростков это чаще всего свой двор или своя улица; старшеклассники переориентируются на какие-то узловые точки в центре района или города, местный «Бродвей» или «стометровку»; затем, по мере роста материальных возможностей и дифференциации самих компаний, встречи переносятся в какие-то излюбленные общественные места и, наконец, в домашние условия.

Однако разные формы и места общения не только сменяют друг друга, но и сосуществуют, отвечая разным психологическим потребностям. Например, «стометровка» позволяет «людей посмотреть и себя показать» в максимально неформальной обстановке, без заранее продуманного плана и материальных затрат. Юноша жаждет новых знакомств, приключений, переживаний. Своеобразное, часто неосознанное, внутреннее беспокойство гонит его прочь из дома, из привычной, устоявшейся атмосферы. Это ожидание чего-то нового, неожиданного — вот прямо сейчас, за ближайшим поворотом должно произойти что-то значительное: интересная встреча, важное знакомство… Большей частью эти ожидания не сбываются — приключение тоже надо уметь организовать — и все-таки на следующий вечер ноги сами несут туда, где люди.

И уличное общение, и спонтанные юношеские группы тесно связаны с особенностями юношеской субкультуры. В социологической литературе убедительно показана ошибочность и несостоятельность буржуазных концепций, противопоставляющих образ жизни и социальные установки молодежи образу жизни взрослого общества, от которого эта молодежь зависит и на которое она так или иначе всегда ориентируется. Но из этой критики вовсе не вытекает, что юношество вообще не отличается от старших и что эти различия не заслуживают внимания. При всей ее расплывчатости юношеская субкультура имеет несколько постоянных компонентов: специфический набор ценностей и норм поведения, вкусы, формы одежды и внешнего вида; чувство своей групповой общности и солидарности; характерную манеру поведения, способы общения, ухаживания и т. д.

Подростки и юноши очень хотят быть современными. Но «современность» нередко понимается как сумма внешних признаков, слепое следование сиюминутной моде. Многие юношеские увлечения и причуды обычно краткосрочны, рассчитаны на внешний эффект и, подчеркивая свою «новизну», часто довольно тривиальны по содержанию. Взрослым трудно понять, как могут развитые, неглупые старшеклассники придавать такое большое значение покрою штанов, длине волос или писать письма протеста в редакцию газеты, напечатавшей критическую заметку о манере исполнения полюбившегося им певца. Но эти моды и причуды надо рассматривать не изолированно, по их реальной социальной или эстетической ценности, а в социально-психологическом контексте юношеского восприятия.

В юношеских увлечениях проявляется и реализуется чрезвычайно важное для формирующейся личности чувство принадлежности: чтобы быть вполне «своим», нужно и выглядеть, «как все», и разделять общие увлечения. Кроме того, мода—средство самовыраоюения: юношеский стиль претендует на уникальность и экспериментальность, всячески подчеркивая свое отличие от «взрослого»; стоит только старшим принять его, как этот стиль сразу утрачивает свой динамизм. Далее, юношеская мода есть средство коммуникации и идентификации: видимые (одежда, прически) или слышимые (язык, музыка) знаки служат молодому человеку средством показать, кто он такой, и распознать «своих». Наконец, это средство приобретения статуса в своей среде: поскольку нормы и ценности юношеской субкультуры являются групповыми, овладение ими (например, умение разбираться в хоккее или поп-музыке) становится обязательным и служит способом самоутверждения.

стихийные группы – предыдущая | следующая – молодежная мода

Оглавление. Кон. И.С. Психология юношеского возраста.

Консультация психолога в психологическом центре Просвет.

Взаимоотношения с взрослыми и сверстниками. Юношеская субкультура. — Студопедия

Поделись

В юношеском возрасте развитие взаимоотношений со сверстниками и взрослыми также идет раздельно. Данные отношения становятся более сложными, юноши и девушки начинают играть множество социальных ролей, отношения, в которые они включаются, внешне и внутренне становятся похожими на отношения между взрослыми. Их основой становятся взаимное уважение и равноправие.

Отношения со сверстниками разделяются натоварищеские и дружеские. Среди сверстников пользуются уважением те, кто обладает такими качествами, как отзывчивость, сдержанность, жизнерадостность, добродушие, уступчивость, развитое чувство юмора. Дружба является важнейшим видом эмоциональной привязанности и межличностных отношений юношеского возраста. Дружба измеряется степенью избирательности, устойчивости и интимности.

Если ребенок не делает различий между дружбой и товарищескими отношениями, то в юношеском возрасте дружба считается исключительным, индивидуальным отношением. В детстве привязанности ребенка необходимо постоянно подкреплять, иначе привязанность разрушится, а в юности дружба может сохраняться и на расстоянии, она не зависит от внешних, ситуативных факторов.

С возрастом интересы и предпочтения стабилизируются, поэтому дружеские отношения становятся более устойчивыми. Это выражается в росте терпимости: ссора, которая в детстве может стать поводом для разрыва, в юности воспринимается как частность, которой можно пренебречь ради сохранения отношений.

Главным в дружбе становятся взаимопомощь, верность и психологическая близость. Если основой групповых отношений является совместная деятельность, то дружба строится на эмоциональной привязанности. Личностная близость важнее, чем общность предметных интересов.

Психологическая ценность дружбы заключается в том, что она одновременно есть школа и самораскрытия, и понимания другого человека.

Юношам и девушкам очень важно общение со взрослыми: они вслушиваются в их слова, наблюдают за их поведением, в некоторых случаях склонны к идеализации. Выбор более старшего друга обусловливается потребностью в опеке, руководстве, примере. Дружба со взрослыми необходима и желанна, но дружба со сверстниками важнее и крепче, поскольку здесь общение происходит на равных: со сверстниками легче общаться, им можно рассказать все, не боясь насмешек, с ними можно быть таким, какой есть, не стараясь казаться умнее.

По замечанию французского психолога Б. Заззо, юность – одновременно искренний и самый неискренний возраст. В юности больше всего хочется пребывать в согласии с самим собой, быть бескомпромиссным; прослеживается необходимость полного и безоглядного самораскрытия. Но неопределенность и неустойчивость представлений о собственном «Я» рождает желание проверить себя путем разыгрывания несвойственных ролей, рисовки, самоотрицания. Молодой человек страдает от того, что не может выразить свой внутренний мир, потому что образ его «Я» еще незавершен и неясен.

Юность эмоциональна: в этом возрасте отмечается бурное увлечение новыми идеями, делами, людьми. Подобные увлечения могут быть непродолжительными, но они позволяют пережить и узнать много нового. Появляется новое качество – отстранение, суть которого состоит в том, что, прежде чем принять что-то, необходимо все тщательно и критически проверить, удостовериться в истинности и правильности. Чрезмерное проявление отстранения может привести к тому, что человек станет жестким и нечутким, и тогда подвергаться критике и превращаться в объект наблюдения будут не только другие люди, но и его собственные чувства и переживания. Даже в первой любви его станут занимать только свои переживания, которыми он будет увлечен больше, чем любимым человеком. Это может привести к затруднению как в самораскрытии, так и в понимании его другим человеком, в результате чего могут возникнуть проблемы при установлении межличностных контактов.

Психология юношеской дружбы тесно связана с половозрастными различиями. Потребность в глубокой, интимной дружбе у девочек возникает на полтора-два года раньше, чем у мальчиков. Девичья дружба более эмоциональна, они чаще испытывают дефицит интимности, более склонны к самораскрытию, придают больше значения межличностным отношениям. Это связано с тем, что девочки быстрее созревают, у них раньше начинает развиваться самосознание, поэтому и потребность в интимной дружбе возникает раньше, чем у мальчиков. Для юношей-старшеклассников значимой группой остаются сверстники своего пола и «поверенным всех тайн» также является друг своего пола. Девушки мечтают о друге противоположного пола. Если таковой появляется, то он, как правило, старше свой подруги. Дружба между юношей и девушкой со временем может перерасти в любовь.

Распространенной коммуникативной проблемой юношеского возраста является застенчивость. Она ограничивает социальную активность личности и в некоторых случаях способствует развитию отклоняющегося поведения: алкоголизма, немотивированной агрессии, психосексуальных трудностей. Преодолеть застенчивость помогают благоприятный климат в коллективе и интимная дружба.

В раннем юношеском возрасте возникают не только дружеские связи. Появляется новое чувство: любовь. Ее возникновение обусловлено: 1) половым созреванием, завершающимся в ранней юности; 2) желанием иметь близкого друга, с которым можно говорить на самые сокровенные темы; 3) потребностью в сильной эмоциональной привязанности, понимании, душевной близости.

Характер любовных чувств и привязанностей зависит от общих коммуникативных качеств. С одной стороны, любовь – это потребность и жажда обладания (древние греки называли это «эросом»), с другой стороны – потребность в бескорыстной самоотдаче (по-гречески – «агапе»). Таким образом, можно охарактеризовать любовь как особую форму человеческих взаимоотношений, предполагающую максимальную интимность и психологическую близость. Человек, не способный на психологическую близость с другим человеком, может испытать потребность в любви, но она никогда не будет удовлетворена.

Говоря о прочности и продолжительности любовных отношений, вспомним слова А.С. Макаренко: «…молодой человек никогда не будет любить свою невесту и жену, если он не любил своих родителей, товарищей, друзей. И чем шире эта неполовая любовь, тем благороднее будет и любовь половая».

Юноши и девушки нуждаются в помощи старших, так как при развитии этих новых отношений они сталкиваются со многими проблемами. Это и особенности взаимоотношений, и моральные и нравственные проблемы, и ритуалы ухаживания, и сам момент объяснения в любви. Но такая помощь должна быть ненавязчивой, потому что молодые люди хотят и имеют полное право оградить свой интимный мир от вторжения и подглядывания.

Претерпевают изменения отношения со взрослыми. Они становятся более ровными, менее конфликтными, молодые люди начинают больше прислушиваться к мнению старших, понимая, что те желают им добра. Влюбленные юноши и девушки не так эмоционально, как в подростковом возрасте, реагируют на замечания родителей, касающиеся их внешнего вида, работы по дому, учения. Отношения переходят в новую стадию: они строятся так же, как между взрослыми людьми.

Юношеская субкультура не является чем-то независимым, цельным и законченным. Ее содержание всегда производно от культуры взрослых и большей частью вторично по отношению к ней. Она весьма неоднородна, включая в себя множество разных, подчас враждебных друг другу течений. Кроме того, как и все юношеские свойства, она текуча и изменчива. Тем не менее она социально и психологически реальна и имеет целый ряд постоянных компонентов: специфический набор ценностей и норм поведения; определенные вкусы, формы одежды и внешнего вида; чувство групповой общности и солидарности; характерная манера поведения, ритуалы общения.

Отсюда — особая ценность броских внешних аксессуаров, рассчитанных на привлечение внимания.

«Словом, нехитрый маскарад позволяет подростку решить целую кучу личных проблем, в том числе и самую важную: окружающее человечество безоговорочно признает факт его существования на земле…А почему столь хаотична смена пристрастий, почему после музыки стрижка, а потом танец, а потом гоняют на мотоциклах, а потом нитка на запястье и манера жить? Да просто потому, что все это не имеет значения. Новому поколению нужен новый фирменный знак, новый флажок, новый клич, на который сбегутся сторонники. Главное, чтобы знак был заметный, а флаг яркий, а клич громкий. Робкий вызов просто не заметят, ношеную перчатку не поднимут. «Металл» — годится, брейк — годится, зеленые волосы — в самый раз» (ЖуховицкийЛ. Что делать с этой молодежью? // Софийские новости.- 1987.- 4 ноября).

«Юношеский жаргон — явление многослойное. Его костяк образует совокупность слов и выражений, которые употребляются практически всеми ребятами этого возраста. Второй слой образуют слова и выражения, специфические для отдельных групп юношей. Как показывают исследования, жаргон части старшеклассников, преимущественно в больших городах, в значительной степени состоит из «англицизмов», юноши из малых городов и сельской местности употребляют немало вульгаризмов, их словарь пополняется также за счет блатной лексики. И, наконец, третий слой образуют слова и выражения, специфические для различных социально-демографических слоев юношества» (Мудрик А. В. Современный старшеклассник: проблемы самоопределения. -М.: Знание, 1977.-С. 28). Жаргон разных групп старшеклассников отличается и по своей экспрессивной окраске: в одних случаях она более агрессивна, груба, в других — несколько юмористична.

Рок как вид искусства есть некий вариант соборного действа, соединяющего в себе музыку, театр, народное празднество и т.д. Это особая форма непосредственного контакта между исполнителями и залом. Поп-музыка использует достижения рока в средствах музыкальной выразительности (типичные приемы аранжировок, манеру исполнения), но использует для производства массовой, шлягерной продукции, обращенной к усредненному типу потребителя-зрителя.

Одна и та же музыка может по-разному воздействовать на разных людей.

Нельзя забывать и о престижной функции рок-музыки. Компетентность в этих вопросах для старшеклассников чрезвычайно важна. Хорошее знание популярных ансамблей, певцов и их репертуара, обладание новыми записями стало одним из средств завоевания престижа у сверстников. Отсутствие таких знаний воспринимается как отсталость. Учитывая известнуюконформность юношеских групп, эта мода способствует нивелированию художественных вкусов, часто на довольно низком уровне

Что такое «молодежная субкультура»? — Журнальный зал

Андрей Коряковцев, канд. философских наук, доцент РГППУ, Екатеринбург.

“Кто ж здесь “неформалы”?”

“Все просто: “неформал” — это тот, кто не в форме”…

Из подслушанного автором разговора милиционеров,
готовившихся разогнать несанкционированный митинг
22 апреля 1988 года в г. Кирове.

До сих пор одним из самых распространенных понятий, употребляемых для описания социальных и культурных реалий середины ХХ — начала XXI века, является понятие “молодежная субкультура”. Между тем познавательная ценность его более чем сомнительна. Даже можно сказать об абсурдности этого понятия, до такой степени оно не вяжется с историческими фактами.

В нем сделан акцент на возраст, на “молодежность”. Выходит, “молодежной субкультуре” должна противостоять субкультура “взрослая”. Это тем более странно, что речь идет именно о культуре, в которой возрастные факторы играют весьма опосредованную роль. Следуя логике, заложенной в этом понятии, можно и М. Ю. Лермонтова, умершего всего в 27 лет, назвать “молодежным писателем”. А первоначальное христианство считать по преимуществу молодежным движением. Во-первых, потому что его основатели — апостолы и сам Христос — вовсе не были стариками (а последний вообще призывал: “будем как дети!”). Во-вторых, потому что оно идеально вписывается в понятие “молодежной субкультуры”, предложенное, например, новейшей исследовательницей вопроса С.И. Левиковой. Вначале оно являлось “эзотерической, эскапистской, урбанистической культурой, созданной молодыми людьми для себя” 1 , позже стало ““элитарной” культурой, нацеленной на включение молодых людей в общество” 2 .

Но какому историку культуры придет в голову определять как “молодежную тенденцию”, допустим, немецкий романтизм начала XIX века только потому, что его творцы — Людвиг Тик, Новалис и т. д. — были молоды? Или русский авангард 20-х годов, по поводу которого чуткий и проницательный В. Беньямин свидетельствует, что в ту пору общественное внимание было “обращено к авторам не старше 30 лет, к тем, кто либо боролись за победу революции, либо, по крайней мере, с самого начала признали новую реальность” 3 ?

Можно ли называть “молодежной субкультурой” рок-культуру, если ее творцам — уже за 50, как Мику Джаггеру, Йану Андерсену или Борису Гребенщикову, равно как и их многочисленным поклонникам? Не говоря уже о том, что содержание произведений, по крайней мере, принадлежащих к рок-классике, содержание, выраженное как в текстах, так и в музыке таких рок-групп, как, например, Doors, Can, Yes, Pink Floyd или King Crimson, соотносится скорее, с определенными философскими, литературными и музыкальными традициями, нежели с узко-молодежной тематикой. 4

Можно, конечно, сказать, что да, деятели рок-культуры уже отнюдь не молодые люди, но они творят для молодежи, подобно тому, как тетенька Агния Барто писала для детей. Но если в этом случае утверждается, что рок не является искусством, и все дело в нем сводится к “сексуальной щекотке”, как выразился православный философ А.Ф. Лосев, правда, о джазе (но это в данном случае все равно, тем более что существует джаз-рок), то мы в праве потребовать доказательств. Но если нам скажут, что речь идет все-таки об искусстве, то мы в этом случае упрекнем наших оппонентов, что они явно не принимают в расчет эстетическое измерение рока. Что рок, как и всякое искусство, творится для эстетически развитого рецепиента, который не ограничен не только возрастными, но и религиозными, классовыми и всякими другими рамками восприятия. Конечно, у рока, как и у классической музыки, — своя особая аудитория. Конечно, ребенок или фанат тропаря и знаменного распева (тот же А.Ф. Лосев) вряд ли воспримет должным образом всю красоту композиций, скажем, “Tangerine Dream” или “Soft Machine”. Но в той же мере окажутся чуждыми ему и сочинения А. Шенберга, Х. Штокгаузена или К. Орфа. Однако разве исключительно возраст, а не широта эстетического кругозора определяет аудиторию искусства? Разве у Баха и “Procol Harum”, у Игоря Стравинского и Фрэнка Заппы, у Эрика Сати и Брайана Ино, в конце концов, не обнаружилась одна и та же аудитория?

Правда, среди рок-авторов были такие, которые, подобно Агнии Барто, сознательно ориентировались на определенную возрастную аудиторию, например, В. Цой или ранние “Битлз”. Но причиной этого, скорее, был не рок как таковой, а индивидуальная творческая манера данных авторов. Причем, эта манера эволюционировала по мере обретения зрелости артистами, эволюционировала в рамках того же рока. И вслед за мальчишески отвязными “Алюминиевыми огурцами” В. Цоя последовала величественная и мудрая “Легенда”, а за сплошными “I”ll kiss you, I”ll miss you” Леннона и Маккартни — “Eleanor Rigby” и “Strawberry Fields Forever”, ставшие вехами в развитии рок-музыки как таковой.

Не спасают сторонников концепции “молодежной субкультуры” и ссылки на то, что, дескать, имеется в виду возраст не биологический, а социальный. 5 Ибо, если под “социальным возрастом” понимается степень “вписанности”, “встроенности” в господствующие социальные структуры 6 , и, следовательно, если “молодежью” полагается тот общественный слой, который этой чести не удостоился, то мы смело можем считать молодежью большую часть населения России, которая, как выяснилось в период “капиталистических” реформ, ну никак не может вписаться в рынок.

Основанием для господства лиц любого возраста служит не возраст сам по себе, а определенные социальные отношения. Вот как раз это и пытается скрыть концепция “социального возраста”. В ней совершена подмена понятий: абстрактно-антропологическое скрывает за собой то, что указывает на определенные политико-экономические связи. Очевидно, что категория “возраста”, примененное для обозначения степени социальной устроенности, относится, скорее, к идеологии, нежели к науке. Причем идеологии властной.

В условиях современного общества (как нашего, так и любого другого ныне существующего) трудности социальной адаптации представителей всех возрастов проистекают из того, что быть социально активным здесь можно только в качестве рабочей силы, всецело зависимой от случайной коньюктуры рынка труда или в роли номенклатурной единицы, вписанной в рамки бюрократической корпорации (бюрократического рынка). Именно несоответствие или соответствие рыночным стандартам и карьерным требованиям по тем или иным причинам, в том числе и возрастным, влечет за собой существенное изменение образа жизни и снижениеповышение ее качества, а не наоборот. Так, можно без труда привести примеры того, как “молодежность” приветствуется рынком, в том случае, если она соответствует специфике данного бизнеса (например, модельного) или отторгается им, когда ему требуется “производственный опыт”.

Итак, культурные, да и политические, революции чаще всего совершались и совершаются молодыми людьми. История вообще “есть смена поколений” (К. Маркс, Ф. Энгельс). Но возрастной фактор этого обстоятельства — вторичен, формален, преломлен через социальные условия, которые являются решающими, содержательными. Иными словами, главным здесь является не то, что, скажем, тем же первым христианам, немецким романтикам, якобинцам, русским “нигилистам” или американским и русским хиппи было от 18 до 40. А то, что в обществах, в которых они жили, господствующие формы социальных институтов и общественного сознания гарантировали полноту прав только в связи с возрастным цензом. Что “путь наверх” предполагал довольно длительную карьеру в государственных структурах или бизнесе. Что средства производства в этих обществах контролировало именно старшее поколение. Что господство определенного класса проявлялось именно как господство старших.

Далее, что молодые люди, входя во “взрослую жизнь”, принимали как должное достигнутый не ими уровень производительных сил общества, и не испытывали по отношению к нему никакого почтения. Что молодежь в силу своего возраста еще не успела вписаться в доминирующие социальные структуры, и потому ей легче осознать их преходящий характер и ограниченность, чтобы начать творить свою социальную реальность, столь не похожую на реальность молодости предыдущего поколения. Пресловутая “житейская неопытность” молодых — это не только незнание того, как психологически грамотно выстраивать общение с окружающими, но и искреннее непонимание, зачем шаркать ножкой перед фамусовыми и кирсановыми, если те впадают в старческий маразм и как личности ничего из себя уже не представляют, несмотря на все свои регалии и прошлые заслуги.

В этих условиях всякий социальный или идеологический конфликт принимал (и принимает до сих пор) с необходимостью форму конфликта “отцов и детей”, за возрастной внешностью которого скрывается столкновение именно между социальной новацией и социальным консерватизмом, между классовыми или групповыми интересами. Ошибочно видеть в поколенческих разборках нечто самодостаточное, самодовлеющее и сводить все дело к коллизии внесоциальной и потому исторически абстрактной, содержательно одинаковой для всех времен. Как будто те же самые историческая реальность и обыденная современность не говорят об обратном — о возможности взаимопонимания между поколениями в случае, если отсутствуют условия, провоцирующие конфликт между ними. Как будто старость — это обязательно маразм, и как будто молодость сама по себе с неизбежностью связана с дерзанием духа. Можно привести в опровержение этого сколько угодно примеров консервативного мышления молодежи вроде созданных под эгидой “Единой России” молодежных организаций “Наши” и “Местные”, имеющие ярко выраженную конформистскую направленность. Так же можно указать на омоложение кремлевской администрации, происходящее в настоящее время. 7 И, наоборот, вспомнить о стариковской революционности, как это было, к примеру, у П. Кропоткина, Г. Плеханова или К. Маркса. Старики и молодые люди могут прекрасно понимать друг друга, если одинаково чутко прислушаются к современности и посмотрят на нее с точки зрения не корпоративных интересов, отражающих их обособленное состояние, а с точки зрения общей парадигмы науки или искусства, как это случилось, например, с пожилой А. Ахматовой и юным И. Бродским.

Одним словом, возрастной фактор социальных, а тем более, культурных процессов, нельзя преувеличивать. Биологическое (здесь — возрастное) в человеке не выступает в чистом виде, что утверждают одинаково как богословы (третирующие его как индивидуалистическое животное начало, доминирующее в человеческой природе в результате грехопадения 8 ), так и вульгарные материалисты, отрицающие всякое внебиологическое измерение человека. Животное в человеческом индивиде преобразовано социально-исторической практикой предшествующих поколений и его современниками, окультурено ими. Ребенок в материнской утробе, просвеченной УЗИ и находящейся под контролем врача — это продукт не только половых сношений, но и социальной истории, а не просто комок органических тканей. Поэтому и та или иная социальная патология есть проявление вовсе не животного начала, унаследованного человеком от “праотцев”, совершивших грехопадение, либо от животных предков, а есть свидетельство патологии господствующих форм общественной (индивидуальной) практики. В “животных” формах человеческой жизнедеятельности так же проявляется “человеческое, слишком человеческое”, подобно тому, как потребность в свободном общении, свойственная человеку, порой проявляется в потребности выпить “на троих”.

Давно уже стало банальным упоминание об “антропологическом сдвиге”, произошедшем в ХХ веке, об увеличении возраста научения, отождествляемым с молодежным возрастом. Но содержание этого процесса определяется отнюдь не биологическими, а социальными, культурными, конкретно-историческими факторами, о которых биологи или богословы, занимающиеся антропологией, конечно, могут и не знать. Не знать, что если этот процесс выражается в форме массовой инфантильности молодежи, то это связано не столько с особенностями функционирования “биологического” организма человека, сколько с соответствующим состоянием производительных (“креативных” по-новому) сил общества, определяющих именно потребительскую модель поведения индивидов, это общество составляющих, и, таким образом, тормозящих их взросление. Подробнее о связях этой модели поведения с предшествующей и господствующей культурой, с наличными технологическими, экономическими и культурными формами, можно почитать у Г. Маркузе в трактате “Одномерный человек” и у Э. Фромма в книге “Иметь или быть?”.

В современной социологии часто забывают об этом, чтобы, рассуждая с вульгарно-материалистической, биологизаторской точки зрения, торить дорогу откровенному спиритуализму, столь конъюктурному ныне.

Будучи по существу биологизаторским и потому лишенным конкретно-исторического (человеческого) смысла, понятие “молодежной субкультуры” только вносит путаницу в социологические исследования. Оно является той бессодержательной категорией, под которую подводятся совершенно разные по своему социальному смыслу явления. Что общего, скажем, у роллеров — любителей весело покататься теплыми летними вечерами по городским улицам на специальных досках с колесиками, с хиппи или панками? Сходство между ними может увидеть только обыватель, до такой степени довольный своей социальной и физической неподвижностью, что ему одинаково чуждыми оказываются и энергичные игры на свежем воздухе, и социальный критицизм. Печально, что современная социальная наука опустилась до этой обывательской точки зрения, так же одинаково относясь к каким-нибудь фланерам, озабоченным лишь веселым, но интеллектуально и эстетически пустым, времяпрепровождением, и бунтарям, создавшим великую культуру и поставившим в своей социальной и художественной практике целый ряд общественно значимых проблем. 9 Это нивелирующее отношение и проявилось как раз в подведении таких разных явлений под одну категорию — “молодежная субкультура”, в которой все существенные различия между ними устранены. Соответственно предложенная на этой теоретической основе типология “молодежных субкультур” отражает только внешние различия между этими культурными феноменами, совершенно игнорируя их социальную суть.

Тем самым совершается подмена социального содержания критических движений, возникших во второй половине ХХ века, возрастным, абстрактно-антропологическим содержанием. Этот спекулятивный фокус тогда же проделали не только советская социология, обслужившая интересы социал-бюрократии, но и западная буржуазная социальная наука, не в меньшей степени идеологизированная. В этой подмене имелась для них очевидная польза, ибо таким образом обосновывалось примерно такое рассуждение: раз сии движения по существу — молодежные, то социальный критицизм их участников связан с их жизненной неопытностью и необразованностью, а, стало быть, проблемы, о которых они ведут речь, недействительны. Придет время, “неформалы” повзрослеют, перебесятся, впишутся в господствующие социальные структуры, (которые здесь a priori признаются совершенными) и их проблемы исчезнут сами собой. Кроме того, так оправдывалась социальная инертность этих обществ, по большому счету, в одинаковой степени подверженных бюрократизации. С этой целью в Советском Союзе была придумана категория “молодой писатель” (или художник или иной специалист), широко используемая до сих пор, и обозначающая особое — двойственное — отношение господствующих слоев к таланту. С одной стороны, признание его, с другой — отвержение. “Молодой” здесь — значит попросту не принятый в официальный творческий союз. Но в то же время еще не замученный голодом и не затравленный критикой. В данном случае это понятие означает просто — структурно не адаптированный. Однако, не в связи с возрастом, а в связи со всякого рода стандартами и вкусами власть имущих.

До сих пор в социологии и в СМИ, несмотря на очевидную абсурдность и несоответствие историческим реалиям, доминирует этот подход. 10 Тема “молодежности” часто выделяется и противопоставляется более “солидной” тематике. “Молодежность”, таким образом, превращается в синоним инфантильности и второсортности, а “молодежь” изображается как незрелая, обособленная масса, как идеальный объект управления. Очевидно, все это затем, чтобы нейтрализовать влияние “молодежного” социального критицизма и снизить его социальную значимость.

В чем же на самом деле состоит историческая роль социально-критических движений, называемых “молодежными”?

Социально-критическую культуру второй половины ХХ века сформировали следующие факторы.

НТР, радикально обновившая общественные средства производства, потребовала в массовых масштабах рабочую силу, которая обладала бы новыми трудовыми навыками. И, прежде всего, теми, что предполагают выполнение интеллектуальных задач, обусловленных быстро меняющимися технологиями. Технологическое обновление предполагало вымывание из экономической сферы старшего поколения, чьи трудовые навыки, поведенческие модели и потребности устарели, ибо формировались в совсем другой технологической и культурной ситуации. Смена экономических парадигм на этот раз проявляла себя в форме не традиционного классового конфликта, а конфликта поколений. В результате этого старая культура, культура эпохи промышленной революции, завершившая свое формирование на Западе в межвоенный период, а в СССР, — к 60-тым годам, ее потребители и творцы, в новых исторических условиях исчерпали себя. Эта культура, основанная на принципах репрессивной, ригористической этики (прежде всего христианской, если иметь в виду Западную Европу и Америку, и сталинизма, если иметь в виду СССР), не соответствовала уже новой психологической ситуации, сложившейся в обществе к этому времени . Возможность потреблять разного рода материальные и духовные блага, невзирая на социальный статус потребителя, реабилитировала спонтанность жизнедеятельности и ставила под вопрос все “высокоморальные” общественные стереотипы и установки на этот счет. Новое поколение уже имело возможность жить по фейербаховскому принципу “хочу!”, тогда как старшее поколение, создавшее господствующую культуру, привыкло жить по библейскому принципу “надо!”. Возникло противоречие между психологической и идеологической реальностями общества. Необходимо было привести их в согласие, создав новую идеологию, новые общественные мифы и стереотипы. В этом состояла реальная общественная задача, вставшая перед первыми послевоенными поколениями. Конфликт между Моцартом и Сальери воспроизвелся в столкновении между новой альтернативной культурой — с одной стороны и буржуазной (на Западе) 11 и социал-бюрократической (в СССР) ментальностью — с другой.

Всякая социальная проблема проявляет себя первоначально в форме острого противостояния социальных сил. Рост производительности труда, вызванный НТР и целая серия социальных реформ, получившая на Западе название “кейнсианской революции”, а в Советском Союзе связанная с хрущевской “оттепелью”, позволили индустриально развитому обществу содержать без особого напряжения миллионы нахлебников, не участвующих в процессе материального производства. Новая культура впервые заявила о себе именно как культура этих маргинальных слоев, как культура андеграунда, наделенного с избытком “главным богатством человека — свободным временем” (К. Маркс). Словом, как критическое движение, бывшее негативной реакцией на “общество потребления”, в котором господствует традиционная буржуазная иили социал-бюрократическая идеология. Разумеется, в глазах адептов этих последних новые культурные веяния противостояли культуре как таковой, потому и были названы ими “контркультурой”.

Именно особая социальная, культурная и психологическая ситуация “общества потребления” создала и воспроизводит до сих пор андеграунд, а не “знак” и “символ” сами по себе, как следует из структуралистской концепции Т.Б. Щепанской, пытавшейся расшифровать “контркультурную” символику. 12 Знаки и символы успешно продаются на “блошиных” рынках, их широко использует шоу-бизнес, но сам андеграунд продолжает существовать, являя оппозицию рынку и шоу-бизнесу и порождая при этом другие знаки и символы.

Итак, новое социально-критическое движение могли составить только люди, выпавшие из господствующих форм социальных связей, и потому могущие стать носителями новых культурных ценностей. История человечества полна подобных попыток самоорганизаций сообществ, противостоящих господствующим классам, религии и идеологии, но все они — от иудейских пророков и сект ранних христиан до фаланстеров последователей Фурье — имели локальный, эскапистский и декларативный характер. Так происходило потому, что “слишком далеки были они от народа”, и потребности последнего не поспевали за развитием потребностей этих выдающихся маргиналов. Требовались десятилетия или даже века, чтобы социальные программы последних стали предметом политической воли миллионов. Как это случилось с декабристами, устроившими первый в истории своей страны “бунт сытых” и предвосхитившими 1861 год. Инсургенты середины ХХ века так же ушли из господствующих социальных связей, дабы создать свои собственные, однако, уход их был совершен в иных технологических и психологических условиях. Потребности самого общества, а, конкретнее, преобладавшего в нем после социальных реформ “среднего класса”, стремительно менялись в том же направлении “хочу!”, а конкретнее — преформированного потребления. Шоу-бизнес эту эволюцию рыночного спроса очень быстро понял и предоставил в пользование творцов новой культуры средства общемировой коммуникации. Благодаря этому андеграунд обрел возможность выразить себя, не отстраняясь напрочь от связей общекультурных, трансформируя их сообразно своим представлениям и, вместе с тем, испытывая обратное влияние внешнего социума. “Утопия”, хоть на ограниченный срок, обрела возможность стать реальностью, — действительно воздействовать на общемировой социальный и, в особенности, культурный процесс. И это произошло не в 1917 году, как уверяли большевики, а потом их идейные оппоненты, только подставившие к “утопии” противоположный знак. Это случилось в 1960-тые года ХХ столетия в условиях якобы “нормально развивающегося западного капитализма”.

Причем, андеграунд в своей социальной и художественной практике оппонировал не только буржуазной культуре, но и реальной культуре труда, “специфически выдрессированной силе человека” (К. Маркс). Промышленный пролетариат к тому времени уже вписался в господствующие социальные структуры и только в глазах сталинских догматиков являлся носителем социальной альтернативы. Конечно, критика труда не была теоретически, научно осмысленна андеграундом и осталась только бессознательной интенцией его искусства и образа жизни. Но даже в такой неразвитой форме она открывала новые перспективы духовного развития и являлась подлинным открытием.

С этих пор все формы общественного сознания, ищущие свое обоснование в прошлом, которое является не более чем действительностью человека труда, на самом деле находят в своих предпосылках лишь собственное опровержение, поскольку сама современность опровергает их истоки. По этой причине для критики этих идеологий, религий, теорий (совокупность которых можно назвать для краткости идеологиями труда), достаточно просто указать на то, что они сами о себе говорят. Их смысловая исчерпанность уже столь велика, что подтверждается их собственным самопознанием. Так происходит их теоретическое снятие. Самоопределение здесь тождественно самоопровержению, подобно тому, как это может случиться с иным антисемитом, внимательно познакомившимся со своей генеалогией.

В этом саморазоблачении идеологий труда их критика так же находит свое завершение.

Неприятие социального мира теперь уже исходило не из неудовлетворенной “материальной” потребности, как в прежние времена, а из нового источника — осознанной неудовлетворенной потребности в осмысленном существовании. Человечество познало проблему смысла жизни как свою жизненную проблему. Ощущение и осознание утраты смысла жизни стало поистине массовым бедствием.

Формой протеста против отчужденных социальных институтов и спасения от их господства стал особый образ жизни, в котором доминировала спонтанность проживания как наивысшая ценность. Создание многочисленных, но замкнутых островков “экзистенциального спасения”, в которых разворачивался подобный образ жизни, всецело воплощало решение исторической задачи андеграунда. Выражением жизненного опыта, накопленного в них, явилось новое искусство, обычно называемое рок-культурой, но на деле включающей в себя помимо чисто музыкального, еще и литературный, изобразительный и драматургический элементы.

Но акцентирование музыки само по себе знаменательно, тем более что новая культура зародилась как не музыкальное, а литературное движение битников. Это произошло в конце 50-тых годов в Калифорнии. 13

Каждая эпоха имеет свои специфические формы самовыражения. Раннеклассовое общество проявляло свой дух в эпическом сказании, эпоха Просвещения — в философском трактате, девятнадцатый век — в романе. ХХ столетие, пожалуй, наиболее последовательно и адекватно выразило себя в музыке. При чем, эта музыка была особого свойства.

Музыка прошлого была сродни литературе: она сперва записывалась на бумагу, и только потом исполнялась, подчиняясь строгим канонам мастерства, о которых можно было прочитать в учебниках. Музыка нашего времени благодаря изобретению звукозаписи и новых инструментов стала более простой для исполнения, самым массовым и импровизационным видом искусства. Резко возросла сила воздействия ее на слушателя. Все остальное традиционное искусство либо оказалось отодвинуто на второй план, либо стало подражать новой музыке и включать ее в себя в качестве составного элемента общей художественной идеи (романы Х. Кортасара, фильмы А. Тарковского, М. Антониони и Вима Вендерса — тому пример). Трудно было найти в 60-тые и 70-тые годы молодого человека, в жизни не державшего в руках гитары. Ансамблевое музицирование превращается в ту пору в повальное увлечение, и это сохраняется даже до нашего времени, быть может, с менее качественным результатом. А все дело в том, что музыка во второй половине ХХ века превращается в символ созидательной спонтанности и — что самое важное — в системообразующее ядро, объект культурной самоидентификации социального движения, обновляющего духовную сферу общественной жизни. 14 Известные слова А. Блока о том, что социальная революция — это музыка, воплотились в реальности таким образом, что наибольший радикализм общественных преобразований оказался достигнут в сфере искусства, среди прочего — в музыкальной сфере. Но что еще ожидать от революционеров, если их революция заключается только в том, чтобы “слушать Революцию”, пускай даже эта Революция — не занудная симфония, а рок-н-ролл?

Впрочем, оценивая в целом духовные открытия тех лет, трудно преувеличить их историческое значение, настолько глубоко они проникли в самую повседневную жизнь последующих поколений. Продолжая дело, начатое деятелями культуры рубежа XIX-XX веков 15 , “контркультура” переосмыслила и трансформировала сами первоэлементы художественного творчества — звук, цвет, линию, слово, что повлекло за собой грандиозное обновление художественных форм. Нечто подобное предсказывал автор “Двенадцати” еще в 19 году: “вся усложненность ритмов стихотворных и музыкальных (особенно к концу века), …, есть не что иное, как музыкальная подготовка нового культурного движения, отражение тех стихийных природных ритмов, из которых сложилась увертюра открывающейся перед нами эпохи”. 16

А если говорить о содержании этих открытий, то сравнить их можно только с теми, что происходили в Западной Европе в эпоху Возрождения. Точно так же, как и тогда, поиск художественной новизны в середине ХХ века происходил за счет обращения к истокам европейской культуры. Но если в эпоху Леонардо и Микеланджело это было наследие только дохристианской Европы — античность, то в эпоху блюза, джаза и рок-н-ролла таким источником стало наследие как дохристианских, так и нехристианских культур других континентов. Как тут снова не вспомнить А. Блока: “…Неизвестно еще, кто кого будет приобщать <к культуре> с большим правом: цивилизованные люди — варваров, или наоборот: так как цивилизованные люди изнемогли и потеряли культурную цельность; в такие времена бессознательными хранителями культуры оказываются более свежие варварские массы”. 17 И далее он их уже прямо называет “хранителями духа музыки” 18 , не ведая, правда, как именно эта новая музыка будет называться, и насколько она будет отличаться от произведений любезного его сердцу Вагнера.

Результатом тех социальных, экономических, политических и культурных изменений, начало которых пытался осмыслить А. Блок, было то, что в культурный обмен и диалог оказалось вовлечено все человечество. И это происходило поверх всевозможных барьеров — религиозных, идеологических, национальных, политических и экономических. Во второй половине XX века стало складываться в планетарном масштабе единое культурное поле, сперва причем, на основе англосаксонской культуры, но трансформированной под влиянием афро-американской и восточных культур (а именно, индийской и дальневосточной, а с недавнего времени еще и арабской).

До какой степени провинциально российское общество, если оно, воскрешая православно-консервативный хлам и, тем самым, повторяя уроки, давным-давно пройденные наиболее развитыми странами мира, еще и гордится своей вторичностью, выдавая ее за “особый путь”, за “русскую судьбу”, за примету “высокой духовности русского народа”! Но самым прискорбным для ученого в этом случае является даже не само по себе это обращение общества и его образованных представителей к историческим анахронизмам, а именно то, что здесь исчезает сам предмет научного дискурса, при замене его на предмет идеологической и политической конъюктуры, или, в худшем случае, на предмет психопатологии.

Художественное творчество андеграунда (“контркультура”) до сих пор не вписывается в общепринятый канон прекрасного. Это тем более говорит в пользу первого, что эстетический канон массовой культуры современного общества — “общества потребления” — есть китч. Обычно, упоминая о новом искусстве, вспоминают Х. Ортегу-и-Гассета, назвавшего искусство ХХ века в целом “бесчеловечным”. Тогда как на самом деле все обстоит прямо противоположным образом. В. Беньямин верно выделил в качестве его существенной черты отрицание “ауры”, “ощущения дали” 19 . И, если под “аурой” понимать не мистическую сущность (что заподозрил в дискуссии с В. Беньямином Б. Брехт), а особое, иерархическое отношение рецепиента к художественному объекту, то это означает окончательную секуляризацию искусства и новую волну его гуманизации. 20 Художественное творчество в ХХ веке так же, как и в XIX, сохранило внимание к действительному человеку. В этом смысле оно осталось верным традициям Н. Гоголя, Ч. Диккенса или А. Чехова. Но предельно обострилось ощущение бесчеловечной социальной реальности, отражаемой им, и, соответственно, изменились его содержание и выразительные средства. Оно уже изображало не предел человеческого совершенства, как это свойственно классике (кстати, равно как и массовой культуре), а выход за заведомо пред-данные рамки, “полет над гнездом кукушки”, по выражению Кена Кизи. Не то, каким человек может быть сообразно некоему образцу, а то, каков он есть сам по себе как человек. Разрушение классических изобразительных форм авангардистами, дадаистами, футуристами и т. д., а затем мастерами поп-арта адекватно передавал свойственное человеку той эпохи ощущение преодоления пред-данного извне масштаба. Само по себе уничтожение, каких бы то ни было, границ обнаружило свою красоту. Бесспорно, об этом говорилось и в прежние времена. Но тогда это изображалось красивой и возвышенной борьбой Героев с большой буквы — вагнеровских Зигфридов, бетховенских Титанов, скрябинских Прометеев. Сейчас же против отчужденных социальных форм восстал простой человек, чтобы именно в этом бунте проявить свои лучшие человеческие качества. Человек аморальный и похотливый, как Макмерфи у Кена Кизи или персонажи В. Берроуза и Д. Керуака, эгоцентричный, как Посторонний у А. Камю и любители погулять по “Дорогам свободы” Ж.-П. Сартра, патриархально простоватый, как хоббит у Дж. Р. Толкина, истеричный и слабый, как безымянный герой в пинкфлойдовской “Стене”. И, наконец, непутевый и “бестолковый” как тот, кого можно считать прообразом их всех — Петруха, один из блоковских “Двенадцати”. (Не это ли произведение нужно считать открывающим сей список?)

Будучи вначале относительно независимым от шоу-бизнеса, варясь в соку собственных идей и чувств, андеграунд естественно и полно выражал свой творческий потенциал. Его искусство потрясало своей полнокровностью. Содержание спонтанного самовыражения определялось отказом от социальных стереотипов и установок. Ярким образцом такого искусства стала уже упоминавшаяся литература битников и находившийся под ее влиянием калифорнийский рок 60-тых годов, вершиной которого является творчество Дж. Моррисона, Дж. Хендрикса и Дж. Джоплин. Но, завоевав общественное признание, обретя рыночную стоимость, альтернативная культура включалась в социальные связи, отнюдь не способствующие творчеству. Как негативная реакция на этот процесс ее “опопсения”, коммерциализации, во второй половине 70-тых — начале 80-тых годов рождается и начинает продуктивно развиваться новое движение — панк. Пионерами его стали рок-группы “Stooges” в США и “Sex-Pistols” в Великобритании. Панки сделали нормой своего поведения агрессивную провокацию, воскрешая тем самым древнюю традицию карнавальной провокации (описанной М. Бахтиным в монографии о Франсуа Рабле 21 ), восходящей к античным киникам. Нельзя видеть в панковских эскападах лишь выражение некрофильских и разрушительных настроений. Несомненно, что панк выражает прежние ценности андеграунда, но в неадекватной, сублимативной форме. В общественной ситуации, когда исчезает социальное дно и нищета как массовое явление, эстетизация грязных, теневых сторон социального существования выглядит, скорее, как провокационный вызов, смущающий души обывателей, уверенных в своих добродетелях. Как выразился один персонаж у Ф. М. Достоевского (кажется, Мармеладов): “легко любить чистеньких, а вы, раз уж такие хорошие, полюбите-ка нас, грязненьких”! Аргументом в пользу этого предположения служит отсутствие или быстрое исчезновение вражды между старшим поколением андеграунда, создавшим светлую и мудрую культуру битников и хиппи, и младшим его поколением, сотворившим мрачный, депрессивный и примитивный панк. “Панки любят грязь, а хиппи — цветы”, — пелось в одной старой песне Б. Гребенщикова. Но вещественная (не моральная!) грязь и цветы, — это все грани естества, безусловной андеграундной ценности.

Для культуры андеграунда вообще свойственно стремление выразить аномальные состояния человеческого бытия. Многие его произведения полны символами сумасшествия, смерти, наркотического транса, оргазма или суицида. Но не верно оценивать все это только как деструктивность. В контексте общемировых, культурных и психологических связей и общей проблематики эпохи подобная “извращенность” является выражением здорового стремления выйти за рамки отчуждения, “трансцендировать” его. Однако если в прошлом восставшие инсургенты стреляли в других людей и сферой их революционной деятельности были улица, город, государство, то сейчас полем битвы и бунта становится индивидуальное сознание, а жертвой — или победителем? — сам индивид.

Итак, мы определили андеграунд и его “контркультуру” как исторически первую негативную реакцию на “общество потребления”, в котором господствуют традиционные буржуазные иили бюрократические ценности. Повторим, что речь в данном случае идет не о социально-экономическом катаклизме, выражающемся в классовом конфликте, а о духовной революции, отражающей не политико-экономическое, а технологическое обновление общества. Иначе говоря, это конфликт не между двумя разными общественными практиками, а внутри одной и той же практики. Дело ограничивается, вроде бы, эволюцией форм и содержания идеологии и социальной психологии, а подобные метаморфозы всегда в истории происходят в виде смены поколений, и чаще мирно, подобно смене караула у вечного огня на могиле общечеловеческих ценностей. Но сейчас этот процесс означал уже нечто большее, ибо следствием его было изменение организации социальных связей, их структурная перестройка, предполагающая столкновение различных социальных групп. Поэтому он с неизбежностью выливался в социальный конфликт, но не классовый, а именно в конфликт между поколениями. За “восстанием масс” (Х. Ортега-и-Гассет) последовало “восстание детей”. Эта возрастная феноменология и провоцировала на то, чтобы видеть в культуре андеграунда только “молодежную субкультуру”.

Но детскость андеграунда — нечто большее. Прежде всего, во второй половине ХХ столетия детство в секуляризированном индустриально развитом обществе становится символом идейной независимости, а детская модель поведения — игра — альтернативой буржуазным и бюрократическим прагматизму и расчетливости (как это, прямо или косвенно, выражено, например, в английской рок-поэзии у Сида Баррета, а у нас — у Яны Дягилевой и Егора Летова). Можно еще, кстати, в этой связи вспомнить и альбом американской группы “Blood, Sweet & Tears” 1968 года с программным названием “Child is Father to the Man” (“Ребенок — это отец человека”). Англоязычная рок-поэзия восприняла эту традицию, очевидно, от У. Блэйка с его “Песнями Неведения”. В русской поэзии ХХ века подобный мотив мы можем услышать в “Песне невинности, она же — опыта” И. Бродского, своим эпиграфом прямо отсылающим к У. Блэйку.

Благодаря “контркультуре” произошла грандиозная метаморфоза: мир взрослых перестал господствовать над миром детей. Последний становится предметом культуры уже как мир человеческого ребенка, без ангелочков, без христианского сентиментально-приторного умиления или христианской же морализаторской строгости. Более того, мир ребенка, мир живой спонтанности и непосредственности, вторгся во взрослый мир и в определенном смысле стал господствовать над ним. Это изменение отношения к детству прослеживается в эволюции педагогических систем и жанра детской литературной сказки. Если раньше сказка лишь морализировала, поучала и пугала, то теперь она веселила и учила ребенка только одному: свободе, спонтанному проявлению жизненных сил (вспомните книги Т. Янссон и А. Линдгрен). То, чем раньше ребенка стращали, стало забавным и смешным, как привидения в книжке про Карлсона и Мумми-Тролля. В этих сказах произошло столкновение двух педагогик: фрекен Бок и Карлсона, тетки Хемулихи и Короля, окончившее крахом и разоблачением религиозной педагогики наказания. Та же самая коллизия лежит в основе истории, рассказанной в фильме И. Бергмана “Фанни и Александр”.

Освобождение от пут навязываемой взрослыми буржуазной (а в СССР — социал-бюрократической) этики происходило как попытка разрыва первичных уз — психологической пуповины, связывающей ребенка с матерью и не дающей ему развиваться свободно. Выразилось это критическим переосмыслением образа матери в таких классических произведениях эпохи, как “Стена” Pink Floyd и в уже упоминавшемся романе Кена Кизи “Полет над гнездом кукушки”.

Если в культуре XIX века умирает бог-отец, то в культуре века ХХ умирает богоматерь. Человек лишается своей мифической семьи, определявшей его судьбу и волю, обретает духовное сиротство и благодаря этому — духовную свободу. И задумывается о своем самоопределении.

С этих пор христианство (равно как и любая другая мировая религия) — это старческое учение, утверждающее в своих зрелых идейных воплощениях превосходство именно старости над молодостью, — утрачивает роль главного и единственного устроителя человеческой жизни. Фактически мы уже полвека живем в постхристианскую эпоху. 22 Только поддержка государства, как в “православной” России, или пассивная адаптация к новой социальной и культурной обстановке посредством внутрицерковных реформ (как в католицизме и протестантизме), способны отныне питать их претензии на идейную монополию.

И если уж развивать дальше библейские аллюзии, то можно сказать, что в ХХ веке происходит вторичное грехопадение человека. Только теперь он уже вкушает от древа не познания, а самопознания. И не яблоко, а то, что находит у его корней — травку и грибы. Но, в отличие от библейских перволюдей, начинает беззаботно наслаждаться своей младенческой свободой, не стыдясь наготы и не заботясь о хлебе насущном. Андеграунд в этом смысле предстает как сфера альтернативной социализации личности, противостоящая традиционным формам структурной адаптации.

Теоретику в этой связи не лишним будет напомнить, что недопустимо отождествлять социализацию (становление личности) со структурной адаптацией, ибо это ведет к оправданию социального конформизма. Что человеческая природа — это общество, взятое в единстве всех взаимосвязей составляющих его индивидов, и что, следовательно, любое общество представлено вовсе не абстрактными социальными институтами, как бы нависающими над индивидами. Что, наоборот, в основе общества лежат индивидуальные, неформальные, гражданские человеческие отношения, в числе которых находятся, кроме экономических, и те, что воплощены, например, в языке и в других культурных артефактах. Именно в эти последние встроены господствующие социальные институты, в том числе и государственные, и именно они, в конечном счете, определяют их. Судьба И. Бродского, ушедшего из средней школы после 8 класса и чье личностное созревание шло вне структур советского общества (по крайней мере, без добровольного вхождения в них) показывает, что человек способен социализироваться и даже стать выдающейся личностью помимо санкции господствующих социальных институтов. И, скорее, даже вопреки им, опираясь только на собственную социально значимую деятельность. Как бы трудно индивиду при этом не приходилось, но это возможно.

С учетом этих методологических соображений, вернемся к основной теме и рассмотрим, каким образом и насколько успешно андеграунду удается выполнять функцию альтернативной социализации личности.

В большинстве своем он состоит из очень молодых людей, с 15-16 лет озабоченных “поисками себя” и не разделяющих жизненные установки своих родителей. В маргинальную среду эту молодежь толкает именно конфликт с ними, не явный, так скрытый, и, нужно признать, исторически совершенно оправданный. Но в этой определенности андеграунда мы неожиданно наталкиваемся на знак его исторической же ограниченности. Ибо, бунтуя против родительских табу, его представители подчас отождествляют с ними взрослость как таковую, которая, прежде всего, состоит в высокой степени социализации. Жестокий мир буржуазного или бюрократического общества они воспринимают именно как мир взрослых, рассуждая примерно так же, как и теоретики “молодежной субкультуры”, сводящие все дело к сугубо возрастной проблематике. 23 Нежелание подчиняться законам взрослого мира в их сознании приобретает форму нежелания взрослеть. Тем самым происходит блокировка их психического и культурного развития на инфантильном уровне, который характеризуется рецептивностью, установкой не на продуктивную деятельность, а на потребление. Поскольку содержание этого потребления, — прежде всего духовного, — формируется в условиях противостояния массовой культуре, то оно, конечно, отличается гораздо более высоким качеством, нежели духовное потребление обывателя. Оно более изысканно, элитарно. Наши “продвинутые” мальчики и девочки закатывают глазки и цокают языком не от Юры Шатунова, или “Любэ”, а от Роберта Фриппа и Питера Хеммила. Но суть одинакова, — потребление в обоих случаях фигурирует не как момент творчества, не как познание и культурное освоение, а как именно самоценное потребление. Незрелые личности, они лишь иллюзорно компенсируют этой рафинированностью отсутствие собственного творчества, и реализуют только потребительскую установку. В их среде так же господствует частная сфера жизни, как и в среде их родителей, та же зацикленность на своей персоне. Социальный мир, мир “другого человека” для них остается за семью печатями; он им просто не интересен. Они лишь потребляют культуру, созданную не ими, самоутверждаясь лишь в этом потреблении.

Конечно, есть и творцы андеграундного нонкорформизма, и их не мало. Это те персонажи андеграунда, для кого его культурные формы являются не столько самоцелью, сколько практическим средством выражения личной независимости. И, таким образом, можно говорить о внутреннем расколе “контркультуры”. Но фактором, определяющим этот раскол, является, опять же, не возраст, а личная позиция индивида, его жизненные установки и стратегии.

На данном уровне развития общества герой “контркультуры” оказывается способным либо только в представлении, либо только в пределах своего личного, изолированного бытия преодолевать общественные стереотипы потребления и производства. Ориентированный в своем творчестве на среду того же андеграунда, он остается в пределах свойственной ему идейной и социальной ограниченности.

Так андеграунд, представленный как своей творческой, так и рецептивной, ипостасью, встраивается в “общество потребления” как оборотная сторона последнего, как его “свое иное”, как более совершенное продолжение массовой культуры “среднего класса”. Но это связано не с “молодежностью” андеграунда, а, как мы уже отмечали ранее, с историческим пределом его социальных возможностей, определенным конкретным технологическим, экономическим и культурным состоянием общества в целом, исключающим для массового индивида иной вариант социального поведения. Свою функцию альтернативной социализации андеграунд выполняет, деформируя ее процесс, но, правда, не в большей степени, чем официальные структуры. И это проливает свет на судьбу самого андеграунда. Становится ясным, почему его бунт против социального отчуждения превратился в бурю в стакане коммерческой попсы. А потому, что с самого начала этот бунт в подавляющем большинстве случаев решал чисто индивидуалистические задачи в отрыве от задач социальных и даже в противопоставлении им, совершенно в духе М. Штирнера или его последователей — “бесов” Ф. М. Достоевского. “Раскрепощенный” таким образом индивид, расправившись со своими комплексами и выходя на социальную арену, оказывался беззащитным перед лицом враждебных социальных институтов. Отчуждение, как оказывается, кроме индивидуально-психологического, имеет более глобальный, общественный масштаб. И индивиду остается либо в испуге скрываться в собственном изолированном мирке, пестуя и оберегая новыми мифами свой инфантилизм, либо зацикливаться на самоубийственных или террористических эксцессах, относясь к ним как к чему-то самоценному и тем самым лишая их трансцедентного, сиречь, революционного, смысла; либо оппортунистически вписываться в господствующую культуру. Так андеграунд терпит поражение от своего врага — с точки зрения того, что он сам о себе думает, и что думает о нем его противник.

Но с точки зрения его реальных исторических задач следует-таки признать, что он одержал победу. Ему удалось привести в соответствие друг с другом психологическую и идеологическую сферы “общества потребления”, благодаря чему оно преобразилось: социальные институты сделали шаг на пути к гуманизации потребления и производства. Он создал соответствующие мифы, идеологии и стереотипы, рационализирующие и оправдывающие гедонистическую спонтанность для самых широких слоев населения. В результате его усилий общество осознало проблему качества жизни, — а это выход к порогу отчуждения, за которым — качественно новая социальная реальность. Заслуга андеграунда еще и в том, что он поставил и довел до массового сознания проблемы, связанные с экологическим кризисом и психологическим отчуждением. Таким образом, он выполнил свои исторические задачи и, как всякое движение, революционизирующее общество, оказался в один прекрасный момент ему не нужен. После вспышки социального радикализма в 1968 году наступает эпоха неолиберально-неоконсервативной (в сфере политики) и постмодернистской (в сфере культуры) “контрреформации”. Придало ей сил и кризисное развитие Советского общества, ознаменовавшееся исчезновением СССР, что было осознанно мировой общественностью как крах социализма и левой идеологии в целом.

Однако массовое антиглобалистское движение последних десятилетий ХХ века и начала XXI, а так же волнения молодежи во Франции, Греции и Чили весной и летом 2006 года показывают, что ценности и смыслы великих 60-тых живы в мировом общественном сознании. Живы, вопреки грандиозной по своим масштабам идеологической обработке новых поколений со стороны правящих слоев. Несмотря на идеологические изменения и относительную экономическую стабильность современное индустриально-развитое общество продолжает воспроизводить социальные противоречия и проблемы, делающие культурную парадигму андеграунда и предложенный им образ жизни потенциально неисчерпаемыми на многие, многие годы.

Что же касается России, то в настоящее время на сцену ее общественной жизни выходит первое “постпостсоветское” поколение. Его раннее личностное развитие происходило в культурных и экономических условиях неолиберальных экспериментов, явившихся продуктом жизненного опыта и идеологических сублимаций 24 их отцов. Опыта и сублимаций, полученных в наследство от советской эпохи. И, таким образом, если старшие поколения, — включая нынешних сорокалетних, — сознательно и бессознательно боролись, и продолжают бороться со своим советским прошлым или до сих пор переваривают его, то нынешние молодые люди совершенно свободны от всех советских или антисоветских комплексов. Их мироощущение и мировоззрение определяет уже не прошлое, а “постпостсоветское” настоящее. Еще точнее: не борьба с “проклятым совком”, а та реальность модернизированного бюрократического общества, которая возникла в результате этой борьбы и которая чревата новыми противоречиями, а значит — новыми социальными конфликтами. В контексте последних антисоветский пафос старших поколений и воспоминания об их диссидентском и перестроечном героизме воспринимаются уже как демагогия, точно так же как сложившиеся в эпоху перестройки и ранее идеологические клише — преимущественно право-консервативного и либерального толка. Этот идейный багаж старших поколений, который они притащили с собой в XXI век из позднесоветской эпохи, теперь становится объектом отталкивания для младшего поколения.

Например, его представители не были свидетелями гонений на верующих. Но зато они видят, в каком направлении эволюционировала за последние годы РПЦ, став одной из самых богатых церквей мира не в самой процветающей стране. Поэтому многие из нынешней молодежи скорее поверят А. Блоку про попа, у которого “крестом сияло брюхо на народ”, чем своим родителям, вещающим о вечной одухотворяющей роли русского православия.

Очевидно, что не лучшие перспективы и у мифов о “просвещенном капитализме”, “цивилизованных фермерах”, “социальном государстве” и т. д., которые оживляли энтузиазм общественных преобразований у диссидентов и перестройщиков. Отличие этих чиновно-буржуазных мифов от советского коммунистического мифа обнаруживается лишь в том, что последний, по крайней мере, не выдавал “светлое будущее” за настоящее.

Новый объект отталкивания “контркультуры” определяет ее нынешние идейные искания. Она уходит то в правый, то в левый радикализм, или, ничтоже сумняшеся, балаганно совмещает тот и другой (НБП). На этом пути у нее — свои тупики вроде идеализации советского прошлого или фашизма, свои “изобретения велосипедов” наподобие попыток заново обосновать теорию классовой борьбы. А так же, возможно, свои подлинные открытия. Так не просто идет процесс формирования нового гражданского общества России. И, очевидно, еще рано говорить о каких-то зрелых, адекватных формах нового гражданского самосознания. 25

Однако все эти метаморфозы уже почувствовал издательский бизнес. Все чаще и чаще мы видим на прилавках не витиеватые штудии постмодернистов, а книги, воскрешающие лево-просветительскую парадигму вроде тех, что предлагают читателю столичные издательства “Праксис”, “Ультра. Культура” и “AdMarginem”. 26

Естественно, эти идейные кульбиты, как и раньше, означают смену поколений. Что, опять же, провоцирует свести все дело к пресловутому конфликту отцов и детей и тем самым обособить “молодежную субкультуру” от культуры как таковой, наподобие того, как инфантильные произведения И. Денежкиной или Децла были представлены в качестве голосов “двадцатилетних”. В результате новое поколение просто лишается своего голоса и, следовательно, права говорить о своем специфическом мировосприятии и о своих действительных проблемах — тех, что порождены не столько их возрастом, сколько новыми социальными условиями, в которых им приходится жить.

Итак, в этих заметках мы хотели показать, что понятие “молодежной (и, следовательно, “взрослой”) субкультуры” является слишком бедным для того, чтобы отразить всю сложность культурной ситуации, в которой жила молодежь (и, тем более, взрослые) в ХХ веке и продолжает жить в новом столетии. Конечно, специфически молодежный, возрастной вообще, аспект в современной культуре присутствует, коль скоро молодежь является массовым потребителем материальных и духовных благ, и коль скоро развитие общества продолжает определять разделение труда, раскалывающее социум, среди прочего, и по возрастному принципу. Но смысл этого возрастного аспекта необходимо раскрывать в контексте сугубо демографической проблематики. Строгое определение содержания понятия “молодежной субкультуры” нужно начать именно с того, чтобы отказаться от подведения к демографической теме содержания, ничего общего с ней не имеющей, или имеющей с ней только косвенное отношение. И тогда окажется, что значение этого понятия для социальных наук весьма и весьма скромное.

1 С. И. Левикова. Молодежная субкультура. — М.: ФАИР-ПРЕСС, 2004. — С. 34.

2 Там же.

3 В. Беньямин. Новая литература в России. — В. Беньямин. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости. — М., “Медиум”.1996. — С. 210.

4 См., например, по этому поводу статьи Уильяма Кука “Серьезный ли поэт Джим Моррисон?” и Элизабет Росино “Влияние Рембо на Моррисона”, опубликованные в книге “Последний проклятый поэт: Джим Дуглас Моррисон” (М. : Ультра. Культура, 2004. — 288 с.)

5 С. И. Левикова. Молодежная субкультура. — М.: ФАИР-ПРЕСС, 2004. — C. 19.

6 Там же, с. 20-22 и далее.

7 См.: А. Бараулина. Береги чин смолоду. \ Русский Newsweek. — 24 апреля-14 мая 2006 — № 16-17 (94-95) — С. 32-36.

8 См., напр.: Х. Яннарас. Вера Церкви. Введение в христианское богословие. — М., Центр по изучению религий. 1992. — С. 232.

9 Их наследником в настоящее время является движение “Rainbow generation”, быть может, менее массовое, но не менее красочное.

10 См.: С.И. Левикова. Молодежная субкультура. — М.: ФАИР-ПРЕСС, 2004.

11 Со времен М. Вебера сводимой к так называемой “протестантской ментальности”.

12 См.: Т.Б. Щепанская. Символика молодежной субкультуры. — СПб., “Наука”. 1993. — С. 343.

13 См. : Эдвард Хэлси Фостер. Битники. Опыт постижения / Перевод с англ. А. Верникова. — Екатеринбург: Изд-во “Екатеринбург”. 1993. — С. 158.

14 Тонкий и остроумный анализ музыки ХХ века, отчасти перекликающийся с нашими мыслями, содержится в: Робертс Кундротас. Новая музыка. \ Экзотика. — 1992. — № 1 — С. 61-64.

15 Имеется в виду то, по поводу чего Поль Валери писал: “Ни вещество, ни пространство, ни время в последние двадцать лет не остались тем, чем они были всегда. Нужно быть готовым к тому, что столь значительные новшества преобразят всю технику искусств, оказывая тем самым влияние на сам процесс творчества и, возможно, даже изменят чудесным образом само понятие искусства”. Цит. по: В. Беньямин. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости. — М., “Медиум”.1996. — С. 15.

16 А. Блок. Крушение гуманизма. — А. Блок. Собр. соч. в 8 т. Т. 6. — М.-Л.: Государственное издательство художественной литературы. 1962. — С.112.

17 Там же, с. 99.

18 Там же, с. 111.

19 В. Беньямин. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости. В. Беньямин. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости. — М., “Медиум”.1996. — С. 24.

20 Прямо по Л. Фейербаху: “Искусство происходит из чувства, что посюсторонняя жизнь есть подлинная жизнь”. Л. Фейербах. Предварительные тезисы к реформе философии. — Л. Фейербах. Сочинения в 2 т. Т. 1. — М., “Наука”. 1995. — С. 74.

21 М. Бахтин. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. — 2 изд. — М.: “Художественная литература”. 1990. — С. 543.

22 Одно из редких упоминаний в центральной российской прессе постсоветского периода о начавшейся постхристианской эпохе мы находим в статье обозревателя “Известий” Семена Новопрудского “Прощание с государством” (см. : “Известия”. 26. 09. 2001). Только он ее связывает с американскими событиями 11 сентября.

23 В эссе 1977 г. “Существует ли контркультура?” Умберто Эко написал об этом так: “Идеологично поведение человека, который не признает плодовитость и истину маргинальной культуры. Идеологично поведение маргинальное, которое путает репрессивную власть с властью как таковой и отказывается от того, чтобы властвовать над реальностью с целью ее изменить, и не признает ту роль, которую играет знание, необходимое, чтобы господствовать над вещами”. (U. Eko. Esiste la controcultura? // U. Eko. Sette anni di desiderio. — Milan, “Tascabili Bompiani”: 1983/2000. — P. 221.)

24 Идеологическая сублимация происходит, когда тот или иной социально-политический или социокультурный процесс облекается в идеологическую форму, противоположную его объективному историческому смыслу. Этот термин был введен мною в: “Политическое самоотчуждение труда и проблема социалистической революции”. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата наук. — Екатеринбург, 1994. Идеологическая сублимация в советскую эпоху проявлялась в том, что диссидентское движение, будучи освободительным по содержанию своей общественно-политической деятельности, использовало идейные формы, которые в предыдущие исторические периоды являлись выражением классового господства.

25 Обо всем этом мы уже писали, и более подробно в: “Дом и дорога” (Урал — № 11-12 — 1996) и “Хроника одной трамвайной поездки” (Урал — № 5 — 1999).

26 Например, “Антикапиталистический манифест” Алекса Каллиникоса (М.:Праксис.2005), “Антология современного анархизма и левого радикализма в 2 томах” (М.: Ультра. Культура, 2003) или “Ленин и философия” Луи Альтюссера (М.:AdMarginem.2005).

Молодежная субкультура — Ответы на билеты к зачёту по культурологии

Молодежная субкультура обладает своим языком, особой модой, искусством и стилем поведения. Все больше она становится неформальной культурой, носителями которой выступают неформальные подростковые группы.

Молодежная субкультура носит суррогатный характер — она полна искусственными заменителями реальных ценностей: продленное ученичество как псевдосамостоятельность, подражание отношениям взрослых с системой господства и доминирования сильных личностей, призрачное участие в приключениях экранных и литературных героев вместо реализации собственных стремлении. Одним из способов бегства от действительности, или эскапизма, является употребление наркотиков.

Молодежная проблематика актуализировалась в связи с конституированием т.н. «техногенной цивилизации». Ранее культура не делилась так четко на «взрослую» и «молодежную (все пели одни песни, слушали одну музыку и т.п.), а теперь у «отцов» и «детей» появились серьезные отличия и в ценностных ориентациях, и в способах коммуникации, и в образе жизни в целом. Как специфическое явление, молодежная культура возникает и в связи с тем, что физиологическая акселерация молодых людей сопровождается резким возрастанием длительности периода их социализации (до 30 лет), что вызвано необходимостью увеличения времени на образование и проф. подготовку, соответствующую требованиям эпохи. Юноша рано перестает быть ребенком (по своему психофизиологическому развитию), но по социальному статусу еще долго не принадлежит миру взрослых. «Молодежь как феномен, рожденный индустриальным обществом, характеризуется психологической зрелостью при отсутствии весомого участия в институтах взрослых.

Молодежная субкультура — частичная система внутри общей системы культуры. Ее возникновение связано с неопределенностью социальных ролей молодежи, неуверенностью в собственном соц. статусе. В онтогенетическом аспекте молодежная субкультура представляется как фаза развития, через которую должен пройти каждый. Ее сущность — поиск социального, статуса. Посредством нее юноша «упражняется» а исполнении ролей, которые в дальнейшем должен будет играть в мире взрослых.

Семья утрачивает функцию социализации личности, т.к. темпы изменений соц. жизни порождают историческое несоответствие старшего поколения изменившимся задачам нового времени. Неформальные молодежные группы продуцируют свою субкультуру, отличающуюся от культуры взрослых. Ей свойственны внутреннее единообразие и внешний протест против общепринятых установок. Эти группы маргинальны по отношению к обществу (у них своя культура), и содержат элементы соц.дезорганизации, тяготеют к отклоняющемуся от общепризнанных норм поведению. Но эта же среда формирует контркультурную ценностную ориентацию, высшим принципом которой объявляется принцип удовольствия. Мораль вседозволенности — основной элемент контркультуры. Личность, проектируемая контркультурой, враждебно противостоит нравственному запрету («условностям»), т.к. в ее психике еще не сформировались механизмы ценностей нравственно-духовной ориентации в человеческом мире.

Итак, молодежные субкультуры культивируют протест против общества взрослых, его ценностей и авторитетов, но, с другой стороны, они призваны способствовать адаптации молодежи к обществу.

Долгое время в нашей стране единственной молодежной организацией был комсомол, официально разрешенный и поддерживаемый. Но уже в 70-е гг. стали складываться неформальные молодежные группы, продуцирующие свою контр культуру, находившиеся в «андеграунде». С началом перестройки они громко заявили о себе и увеличили свою численность. Это группы, формировавшиеся вокруг музыкальных вкусов и стилей (металлисты, роллинги, брейкеры, битломаны и т.п.). Возникали неформальные молодежные организации, ценностные ориентации которых имели политический и идеологический оттенок (ностальгисты, пацифисты, отклонисты, зелёные). Выделялись группы аполитичного, эскапистского характера (хиппи, панки, люди системы). Формировались группировки, исповедовавшие «культ мускулов» (качки), криминогенные группы, объединявшиеся на базе жесткой организованности (теляги, гопники, люберы и т.п.).

Достигнув максимума, неформальная активность российской молодежи стала спадать. В настоящее время в молодежной среде выделяются 3 ведущих категории субкультуры: 1) молодые люди, занимающиеся мелким бизнесом (мажоры), которые ориентированы на «легкое» добывание денег и «красивую жизнь»; 2) «люберы», «гопники» — отличаются жесткой дисциплиной и организованностью, агрессивностью, исповедованием «культа физической силы», основа их деятельности — мелкий рэкет и спекуляции; 3) «яппи» и «неояппи» — выходцы из средне- и малообеспеченных семей, отличающиеся целеустремленностью, прагматизмом, самостоятельностью суждений, они нацелены на образования, как необходимый трамплин для успешного продвижения в жизни.

Молодежная субкультура основывается на тех ценностях, которые пропагандирует массовая культура.

Поможем написать любую работу на аналогичную тему

Реферат
Молодежная субкультура
От 250 руб
Контрольная работа
Молодежная субкультура
От 250 руб
Курсовая работа
Молодежная субкультура
От 700 руб

Получить выполненную работу или консультацию специалиста по вашему учебному проекту

Узнать стоимость

Молодежная субкультура презентация, доклад

Слайд 1Текст слайда:

Молодежная субкультура

Сделал: Иванкевич максим 117П2

Слайд 2Текст слайда:

Особенности молодежной субкультуры

Молодежная субкультура -это культура определенного молодого поколения, обладающего общностью стиля жизни, поведения, групповых норм.

Слайд 3Текст слайда:

Молодежные субкультуры создают свою собственную культуру, которая помогает молодым людям:

удовлетворить потребность подростков в общении;
обучает навыкам общения и как следствие — повышает авторитет подростка в глазах сверстников;
оказывает психологическую поддержку со стороны членов субкультуры;
помогает подросткам адаптироваться к жизни.

Слайд 4Текст слайда:

Основные виды и формы современной молодежной субкультуры обусловлены миром чувств и эмоций. Центральное место в ней занимает музыка, поскольку именно она обладает сильным эмоциональным воздействием, является лучшим способом самовыражения.

Слайд 5Текст слайда:

Другими элементами молодежной субкультуры выступают сленг (жаргон), одежда, обувь, внешний вид, манеры повеления, способы развлечения и т.д.
Одежда и обувь представителей молодежных субкультур включают в первую очередь кроссовки, джинсы и куртку. Во внешнем виде большое значение придается прическе, длине волос. Все элементы субкультуры несут символическую нагрузку, подчеркивают ее выделенность и обособленность от общей культуры.

Слайд 6Текст слайда:

Так рокеры – это одетые с ног до головы в кожу мотоциклисты. Они культивируют «мужской дух», жесткость и прямоту межличностного отношения. Больше всего они любят собираться ночью и кататься по городу. Отличающиеся особой агрессивностью скинхеды (бритоголовые) одеваются в широкие штаны на подтяжках, на ногах – тяжелые ботинки.

Слайд 7Текст слайда:

Панки (переводится с англ. со значением «испорченный», «никчемный», «человек зла») – это тесно связанные с «панк-роком» молодые люди с ирокезом, т.е. начесанным «гребнем» на голове, носят обычно черную и темную одежду, а также разорванные в клочья джинсы.

Слайд 8Текст слайда:

Металлисты – любители музыки « хеви металл», в соответствии с названием группы навешивают на себя всякий железный хлам – булавки, клепки.

Слайд 9Текст слайда:

Рэпперы (от англ. «треп») – поклонники брейк – танца и ритм – музыки с произносимыми рифмовыми фразами, отличаются штанами до колен, бейсболкой, кроссовками, либо ботами на ногах.

Слайд 10Текст слайда:

Носители грандж – культуры имеют длинные волосы, рваные джинсы, тяжелые ботинки военного образца, ярые сторонники татуировок и пирсинга, т.е. проколов носов, ушей, сосков, бровей, пупков.

Слайд 11Текст слайда:

Рейверы – одеваются в кислотные и люминесцирующие одежды ярких обжигающих тонов – оранжевого, салатового и синего цвета, отличаются активным стилем жизни в ночное время под действием экстези – специального химического транквилизатора и наркотической смеси.

Слайд 12Текст слайда:

Современная молодежная субкультура распадается на множество групп и течений, наиболее активные из которых объединяются вокруг тех или иных рок-групп. Часть из них составляют поклонники (фанаты) какой либо спортивной команды – футбольной, баскетбольной, хоккейной и т.д.

Слайд 13Текст слайда:

Молодежная субкультура является переходным этапом в жизни молодежи. Вместе с включением во взрослую жизнь молодые люди становятся либо потребителями массовой культуры, либо отдают предпочтение высокой культуре, в той или иной мере сохраняя верность некоторым элементам молодежной культуры.

Слайд 14Текст слайда:

При этом часть молодежи подвержена сильному влиянию субкультур, которое может быть и положительным, и отрицательным.

В первом случае подростки получают необходимые для жизни в социальном обществе навыки, а во втором – приобретают качества, с которыми общество всеми доступными способами старается бороться. Подростковые субкультуры помогают молодым людям реализовать свои желания и адаптироваться к взрослой и самостоятельной жизни
К примеру, скинхеды отличаются расизмом и могут, согласно своей идеологии, совершать преступные действия в отношении лиц других национальностей. Для них в таком поведении нет ничего противоправного, и поэтому они не понимают, что несут ответственность за содеянные ими поступки. В этом случае субкультуры подростков негативно влияют на их мировоззрение, настраивая молодое поколение против других членов общества.

Слайд 15Текст слайда:

Спасибо за просмотр

Мямямямя. Делал Максимус

Скачать презентацию

Streetwear — это молодежная субкультура или культура потребления? — The Finery Report

Мухамада Рафианды Дзаки

Уличная одежда больше не является чем-то чуждым для индонезийских потребителей. Кроссовки, один из самых, если не самый тесно связанных предметов уличной одежды, являются самым популярным товаром для молодежи, одержимой уличной одеждой и модой в целом.

Проще говоря, уличная одежда — это стиль, рожденный молодежной культурой, существовавшей на «улице». Это культурное воспроизведение уличной жизни. В статье, опубликованной Complex, Бобби Сотни, соучредитель лейбла уличной одежды The Hundreds, объяснил, что уличная одежда — это больше, чем просто одежда, это форма культуры. Уличная одежда придерживается независимого и антимейнстримного духа.

Уже подразумевается, что уличная одежда в значительной степени черпает вдохновение из молодежного субкультурного движения. От скейтбординга до граффити, панка и хип-хопа. Например, уличная одежда черпает вдохновение из хип-хопа: спортивная одежда больших размеров, мешковатая рабочая одежда от Carhartt до Levi’s и почти карикатурная погоня за люксовыми брендами. Это не просто стиль или способ одеваться. Это раскопки о том, как белое буржуазное общество одевается в свою формальную и пропорционально подогнанную одежду.

Общей характеристикой молодежной культуры является дух сопротивления или инакомыслия. Он отвергает господствующие ценности общества. Хотя он не всегда стремится ниспровергнуть систему, а скорее пытается защитить себя от системы.

Перенесемся в наши дни, когда с постоянно растущим развитием Интернета и социальных сетей каждый имеет доступ к любой информации, включая информацию об уличной одежде. По словам Дика Хебдиджа, как только субкультурная концепция, в данном случае уличная одежда, прошла через то, что он назвал диффузией, процесс, в котором определенная субкультурная концепция распространяется через средства массовой информации, та же самая концепция утратила свой подрывной потенциал.

Сегодняшнее большинство не заботится о том, что они носят, если только это не увидят Трэвисы Скотты мира, знаменитости, влиятельные лица, которые не понимают, что это, вероятно, реклама. Я имею в виду, что мы все, вероятно, знаем, что это всего лишь одна большая реклама, круглосуточная, 360-градусная реклама, и нам просто все равно. Более того, мы наслаждаемся этим.

В конце концов, принятие рекламы с распростертыми объятиями — один из многих симптомов общества потребления, описанных Жаном Бодрийяром. Согласно Бодрийяру, общество потребления относится к рекламе как к собственному товару. Мы потребляем рекламу.

Мы уже знаем, с каким энтузиазмом сникерхеды объясняют «знаковые» рекламные ролики Air Jordan. Реклама Jump Man, совместная реклама Spike Lee с Mars Blackmon и так далее.

Но в нашей постоянно проникающей культуре средств массовой информации природа рекламы принимает другую форму. Видео на YouTube, посты в Instagram, 30-секундные видеоролики TikTok теперь можно использовать в качестве рекламы, еще больше стирая грань между рекламой и контентом. Термин «контент-маркетинг» хорошо иллюстрирует современное общество потребления, в котором мы живем9.0005

Напрашивается вопрос о состоянии уличной одежды в Индонезии, потому что средства массовой информации, несомненно, сделали ее известной. Хотя, честно говоря, такие форумы, как Footurama, Kaskus и Sneakers Indo, действительно существуют, это не отрицает того факта, что уличная одежда в Индонезии сейчас находится в авангарде массовой массовой культуры, подпитываемой средствами массовой информации. И то, что происходит здесь, в точности совпадает с тем, что происходит на Западе. Всезнайки инфлюенсеры беззастенчиво поощряют и потворствуют бездумному потреблению.

И то, что следует за этим, представляет собой породу ожидаемых посредственных продуктов по безумно недоступной цене. И то, что происходит после этого, — это порода подражателей, производящих более или менее похожие продукты, но по гораздо более доступной цене для удовлетворения спроса.

Уже разочарованный рынок без малейшего сомнения ухватится за возможность потреблять. И прежде чем мы это осознаем, мы уже окружены посредственным мусором. Я не против потребления как такового, самое известное молодежное движение на самом деле основано на потреблении. Разница заключалась в девиантном намерении, стоящем за потреблением, сегодня это потребление ради потребления.

То, что когда-то было выходом для независимого творчества молодежи, теперь превратилось в схему быстрого обогащения практически всеми, от крупных модных корпораций до отдельной аудитории. От, казалось бы, бесконечной и бессмысленной линии сотрудничества, знаменитостей, возглавляющих коллекции модной одежды уличной моды, до культурных «творцов вкуса» и «влиятельных лиц», постоянно общающихся с индустрией, очевидно, что уличная одежда — это не более чем отраслевой термин для наращивания популярности. увеличить продажи и трафик.

Ответ: качество. Качество и субкультурная концепция должны идти рука об руку, если мы не хотим, чтобы уличная одежда стала еще одним одноразовым модным товаром. Качество в конечном итоге отфильтрует тех, кто на самом деле не увлечен продуктом и движением. Продюсеры, независимые лейблы, средства массовой информации и аутсайдеры несут ответственность за просвещение масс.

Для информированной и устойчивой аудитории крайне важно создать здоровое и устойчивое сообщество. И для того, чтобы это произошло, мы должны критически относиться к культуре знаменитостей и влиятельных лиц. Не думайте, что все, что выходит из их постов на YouTube и в Instagram, достойно вашего времени.

Итак, я закончу это заключительным замечанием: если не существует значительной формы инакомыслия молодежной субкультуры, сформированной из этой культуры широко разрекламированного индустриального комплекса знаменитостей, тогда мы не должны уделять много внимания акту простой покупки пары дорогие кроссовки.

Отказ от ответственности: мнение, выраженное в статье с мнением, не обязательно отражает мнение The Finery Report. Мнение принадлежит автору статьи.

Молодежная субкультура | Культура Викия

в: Страницы с ошибками сценария, Страницы, использующие магические ссылки ISBN, Страницы с неработающими ссылками на файлы,

а также еще 5

Посмотреть источник

видео

Файл:Placeholder

Файл:Emo Chic.jpg

Пример участника субкультуры эмо

Молодежная субкультура — это молодежная субкультура с особым стилем, поведением и интересами. Молодежные субкультуры предлагают участникам идентичность за пределами той, что приписывается социальными институтами, такими как семья, работа, дом и школа. Молодежные субкультуры, проявляющие систематическую враждебность к доминирующей культуре, иногда называют контркультурами.

Молодежные музыкальные жанры связаны со многими молодежными субкультурами, такими как панки, эмо, рейверы, джаггало, металлисты и готы. Изучение субкультур часто состоит из изучения символизма, связанного с одеждой, музыкой, другими видимыми привязанностями членов субкультуры, а также способов, которыми эти же символы интерпретируются представителями доминирующей культуры.

Социально-экономический класс, пол, интеллект, соответствие, мораль и этническая принадлежность могут иметь важное значение в отношении молодежных субкультур. Молодежные субкультуры можно определить как смысловые системы, способы выражения или образ жизни, выработанные группами, занимающими подчиненные структурные позиции в ответ на доминирующие системы, и которые отражают их попытки разрешить структурные противоречия, возникающие в более широком социальном контексте. ^[1]

Термин сцена может относиться к эксклюзивной субкультуре или фракции. Сцены отличаются от широкой культуры любой модой; отождествление с конкретными (иногда малоизвестными или экспериментальными) музыкальными жанрами или политическими взглядами; и сильный внутригрупповой или племенной менталитет. ^[2] Этот термин может использоваться для описания географических подмножеств субкультуры, таких как драм-н-бейс-сцена Детройта или лондонская готическая сцена.

Теории молодежной субкультуры

Ранние исследования молодежной культуры проводились в основном социологами-функционалистами и фокусировались на молодежи как на единственной форме культуры. При объяснении развития культуры они использовали концепцию аномии . Талкотт Парсонс утверждал, что по мере того, как мы переходим от семьи и соответствующих ценностей к другой сфере с другими ценностями (например, на рабочем месте), мы сталкиваемся с «ситуацией аномии».

Марксистские теории объясняют некоторое разнообразие, потому что они сосредоточены на классах и классовых фракциях, а не на молодежи в целом. Стюарт Холл и Тони Джефферсон описали молодежные субкультуры как символические или ритуальные попытки противостоять власти буржуазной гегемонии путем сознательного принятия поведения, которое кажется угрожающим истеблишменту. ^[3] И наоборот, марксисты из Франкфуртской школы социальных исследований утверждают, что молодежная культура по своей сути потребительска и является неотъемлемой частью стратегии капитализма «разделяй и властвуй». друг против друга (например, модники и рокеры), тем более что молодежная культура является доминирующей культурой на западе.

Теоретик интеракционизма Стэн Коэн утверждает, что молодежные субкультуры не являются согласованными социальными группами, которые возникают спонтанно как реакция на социальные силы, но что навешивание ярлыков в средствах массовой информации приводит к созданию молодежных субкультур путем навязывания идеологических рамок, в которых люди могут определять свое поведение. ^[4] Постструктуралистские теории субкультуры используют многие идеи этих других теорий, включая гегемонию и роль СМИ. В своей книге «Субкультура: значение стиля 9».0066, Дик Хебдидж описывает субкультуры как реакцию подчиненных групп, которые бросают вызов гегемонии доминирующей культуры. ^[5] Эта теория учитывает такие факторы, как пол, этническая принадлежность и возраст. Молодежь можно рассматривать как подчиненную группу по отношению к господствующему, взрослому обществу.

Исторический теоретик Стивен Минц утверждает, что примерно до 1955 года молодежной субкультуры как таковой не существовало. Дети стремились (или втягивались) во взрослую жизнь настолько быстро, насколько позволяло их физическое развитие. ^[6] Марсель Данези утверждает, что с тех пор средства массовой информации, рекламодатели и другие сделали молодежь доминирующей культурой западных обществ, до такой степени, что многие люди сохраняют то, что другие считают незрелым отношением, даже во взрослой жизни. ^[7] Это также подтверждается П. Льюисом, который утверждает, что молодежная культура возникла только в 1950-х годах, с развитием рок-н-ролла. ^[8] Однако другие историки утверждают, что молодежная культура могла развиваться раньше, особенно в межвоенный период. ^[9] В этот период появились примеры новых молодежных субкультур, таких как флэппер.

Субкультуры также можно рассматривать как продолжение толпы, субкультуры, возникающие в рамках определенной школы. Определенные толпы (качки, гики, преппи, наркоманы, эмо) встречаются во многих, даже в большинстве средних школ Соединенных Штатов, хотя конкретные термины, используемые подростками в них, могут различаться (ботаники вместо гиков и т. д.). Большинство из них можно найти и в других западных странах, за исключением спортсменов. (Соединенные Штаты необычны тем, что легкая атлетика специально связана со школами, хотя аналогичные спортивные группы существуют в британских государственных школах.) ^[10] ^[11]

См. также

Ошибка Lua: неверный аргумент № 2 для «title.new» (неопознанное имя пространства имен «Портал»).

После восьмидесятого поколения
Поколение бэби-бум
Поколение битов
Контркультура 1960-х
Голодное поколение
Поколение X
Поколение Y
Поколение Z
Ла Сапе
Список субкультур
Уличная мода
Мусорная культура
Youth voice

Notes

↑ Brake, Michael (1985) Сравнительная молодежная культура: социология молодежной культуры и молодежных субкультур в Америке, Великобритании и Канаде , Рутледж, Нью-Йорк
↑ Строу, Уилл (1991). «Системы артикуляции, логика изменений: сообщества и сцены в популярной музыке», Культурология , 5, 3, стр. 273, 368-88
↑ Холл, Стюарт и Джефферсон, Тони. Сопротивление через ритуалы: молодежные субкультуры в послевоенной Британии , Рутледж, Лондон. 1993 г.
↑ Коэн, Стэн. Народные дьяволы и моральная паника , Паладин, Лондон. 1964 г.
↑ Хебдидж, Дик. Субкультура: значение стиля , Menthuen & Co, Лондон. 1979 г.
↑ Минц, Стивен. Плот Гека: история американского детства , 2006 г., ISBN 0-674-01998-9
↑ Данези, Марсель. Вечно молодой: «подростковое старение» современной культуры , 2003 г., ISBN 0-8020-8851-1
↑ Льюис, П. Пятидесятые , Хайнеманн, Лондон. 1978 г.
↑ Фаулер, Д. Первые подростки: образ жизни молодых наемных работников в межвоенной Британии , The Woburn Press, Лондон. 1995 г.
↑ Арнетт, Дж. Дж. (2002). Подростки западных стран на пороге XXI века. В книге Б. Брауна, Р. Ларсона и Т. Сарасвати (ред.), «Молодежь мира: подростковый возраст в восьми регионах земного шара». Нью-Йорк: Издательство Кембриджского университета.
↑ Delsing, MJMH, ter Bogt, Tom FM, Engles, RCME, & Meeus, WHJ (2007). Идентификация подростками толпы сверстников в Нидерландах: структура и ассоциации с проблемным поведением. «Журнал исследований подросткового возраста, 17 лет», стр. 467–480.

Контент сообщества доступен по лицензии CC-BY-SA, если не указано иное.

Синонимы и антонимы к слову молодежная субкультура

1. субкультура

существительное. (ˈsʌbˌkəltʃɝ) А Социальное группа в пределах а национальный культура что имеет отличительный узоры из поведение а также убеждения.

Антонимы
выравнивание неразвитость несовершенство
Синонимы
психоделия
Этимология
субкультура (английский)
культура (англ.)
культура (латиница)
культ (лат.)
коло (латиница)
столб (лат.)
суб- (английский)
Избранные игры
2. молодежь
существительное. (ˈjuːθ) А молодой человек (особенно а молодой человек или же мальчик).
Антонимы
взрослый зрелость плохое здоровье старый старший опытный поздно
Синонимы
несовершеннолетний несовершеннолетний весенний цыпленок лезвие соскальзывать
Этимология
молодежь (английский)
geoguþ (древнеанглийский (ок. 450-1100))
3. молодежь
существительное. (ˈjuːθ) Молодой люди коллективно.
Антонимы
в возрасте лучше запомнить шероховатость стоять на месте
Синонимы
молодой возрастная группа когорта
Этимология
молодежь (английский)
geoguþ (древнеанглийский (ок. 450-1100))
4. молодежь
существительное. (ˈjuːθ) время из жизнь между детство а также зрелость.
Антонимы
рабочее время время простоя регламентное время день ночь нет больше времени
Синонимы
время жизни подростковый возраст салатные дни цвести
Этимология
молодежь (английский)
geoguþ (древнеанглийский (ок. 450-1100))
5. молодежь
существительное. (ˈjuːθ) Рано зрелость; в государство из существование молодой или же незрелый или же неопытный.
Антонимы
незрелость молодой со временем
Синонимы
зрелость
Этимология
молодежь (английский)
geoguþ (древнеанглийский (ок. 450-1100))
6. молодежь
существительное. (ˈjuːθ) Ан рано период из разработка.
Антонимы
время безотказной работы начало середина меньшинство зелень
Синонимы
промежуток времени Первые дни период
Этимология
молодежь (английский)
geoguþ (древнеанглийский (ок. 450-1100))
7. молодежь
существительное. (ˈjuːθ) свежесть а также жизненная сила характеристика из а молодой человек.
Антонимы
старость зрелый природный объект верхняя одежда
Синонимы
молодость молодость
Этимология
молодежь (английский)
geoguþ (древнеанглийский (ок. 450-1100))
Популярные поисковые запросы 🔥
соответствие хороший в первый раз учреждать помощь кто то Работа поддерживать извращенец важный красивая справедливость самосовершенствование бабочка показывать Rockstar сдача друг протестант конденсация фокус мастурбировать резюме деловые отношения Выражение лица взволнованный продвигать меркантилизм открытым работа в процессе застраховать положительный отзыв камера придурок телеканал понять качество жизни социальный класс душевное здоровье независимая переменная
SCIRP Открытый доступ
Издательство научных исследований
Журналы от A до Z
Журналы по темам
Биомедицинские и биологические науки.
Бизнес и экономика
Химия и материаловедение.
Информатика. и общ.
Науки о Земле и окружающей среде.
Машиностроение
Медицина и здравоохранение
Физика и математика
Социальные науки. и гуманитарные науки
Журналы по теме

Биомедицина и науки о жизни
Бизнес и экономика
Химия и материаловедение
Информатика и связь
Науки о Земле и окружающей среде
Машиностроение
Медицина и здравоохранение
Физика и математика
Социальные и гуманитарные науки
Публикация у нас
Представление статьи
Информация для авторов
Ресурсы для экспертной оценки
Открытые специальные выпуски
Заявление об открытом доступе
Часто задаваемые вопросы
Публикуйте у нас

Представление статьи
Информация для авторов
Ресурсы для экспертной оценки
Открытые специальные выпуски
Заявление об открытом доступе
Часто задаваемые вопросы
Подпишитесь на SCIRP
Свяжитесь с нами
customer@scirp. org
+86 18163351462 (WhatsApp)
1655362766
Публикация бумаги WeChat
Недавно опубликованные статьи
Недавно опубликованные статьи
Синтез и характеристика аналогов амида 1,4-бензодиоксан-6-карбоновой кислоты()
Набиль Идрис, Алан Дж. Андерсон, Оладапо Бакаре
Международный журнал органической химии Том 12 № 3, 23 сентября 2022 г.
DOI: 10.4236/ijoc.2022.123012 1 загрузок  14 просмотров
Дальнейшие разработки в области региоселективного синтеза производных 3-аройлиндола из C — Нитрозоароматические соединения и алкиноны: новый синтетический подход к правадолину, JWH-073, аналогам индотиазинона и родственным соединениям()
Лука Скапинелло, Федерико Вавассори, Габриэлла Иеронимо, Кешав Л. Амета, Джанкарло Кравотто, Марко Симонетти, Стефано Толлари, Джованни Пальмизано, Кеннет М. Николас, Андреа Пенони, Анджело Масперо
Международный журнал органической химии Том 12 № 3, 23 сентября 2022 г.
DOI: 10. 4236/ijoc.2022.123011 3 загрузки  18 просмотров
H-CUP: повышение уровня навыков мышления более высокого порядка с помощью структуры, основанной на когнитивном обучении, универсальном дизайне и проектном обучении ()
Джанетт Уолтерс-Уильямс
Креативное образование Том 13 №9, 23 сентября 2022 г.
DOI: 10.4236/ce.2022.139181 1 загрузок  19 просмотров
Нейронные и кинематические показатели почерка у нейротипичных взрослых ()
Эльхам Бахшипур, Мэнди С. Пламб, Реза Койлер, Нэнси Гетчелл
Journal of Behavioral and Brain Science Vol. 12 No.9, 23 сентября 2022 г.
DOI: 10.4236/jbbs.2022.129025 2 загрузки  22 просмотра
Юридические атрибуты информации об атрибуции ИС в соответствии с PIPL Китая: разъяснение терминологии идентифицируемости и введение в действие критериев идентифицируемости ()
Чаолинь Чжан, Гэн Ван
Beijing Law Review Vol.13 No.3, 23 сентября 2022 г.
DOI: 10.4236/blr.2022.133040 1 загрузок  16 просмотров
Кальцифицирующая уремическая артериолопатия или кальцифилаксия у пациентов, находящихся на гемодиализе: тематическое исследование и обзор литературы()
Моду Ндонго, Нестор Нанкеу, Жозефина Нкок, Элен Мессе, Фабрис Тиако, Мамаду Муктар Диалло, Мисилиас Буауд, Аттия Хуйем, Фатиха Лахуэль, Джиллали Зиан Берруджа, Тайеб Бенсалем, Сид Али Туфик Беньягла, Кэтрин Альберт, Сиди Мохамед Сек, Эль Хаджи Фари Ка
Открытый журнал нефрологии Том 12 № 3, 23 сентября 2022 г.
DOI: 10.4236/ojneph.2022.123031 2 загрузки  16 просмотров
Подпишитесь на SCIRP
Свяжитесь с нами
клиент@scirp.org
+86 18163351462 (WhatsApp)
1655362766
Публикация бумаги WeChat
Бесплатные информационные бюллетени SCIRP
Copyright © 2006-2022 Scientific Research Publishing Inc. Все права защищены.
верхний
самых известных субкультур 2010-х — MODA

11 октября

11 октября Самые известные субкультуры 2010-х
Александра Фиорентино-Суинтон
Мода
С приближением 2020 года блог MODA собирает лучшие, худшие и самые знаковые феномены 2010-х годов.
Пока миллениалы приветствовали взрослую жизнь из-за плачевной экономики, а поколение Z стало первым подростком, выросшим в инстакультуре, в 2010-х наблюдался кризис идентичности эпических масштабов. Борьба за принадлежность к культуре, одержимой брендингом, привела к появлению крупных и преданных молодежных субкультур с тщательно продуманной эстетикой и поведением. Наряду с этими сильными субкультурными идентичностями возник феномен «стартового пакета», когда каждая группа отделяется и доводится до самых существенных черт. Эти коллажи постоянно лайкают и ими делятся, поскольку эти группы настолько распространены и четко очерчены, что просмотр этих групп изображений мгновенно вызывает целые группы людей, которые использовали эти изображения для определения своего личного бренда. Социолог Дик Хебдидж популяризировал анализ субкультур как средство понимания социально-политического состояния общества, учитывая, что субкультуры часто связаны с музыкой, популярным выражением текущих политических чувств (читать 9). 0039 Субкультура: значение стиля !). Он прав? Или людям просто нравится эстетика, которая им кажется красивой? В любом случае, вот лучшие субкультуры последнего десятилетия:
Сочетая острую чувствительность 90-х с мягкой, народной хипстерской манерой начала 2010-х, мягкие гранжи можно увидеть в шапочках, Converse или Doc Martens и фланелевых рубашках. с винтажной (читай: горячей темой) футболкой группы под ним, Нирвана была святым Граалем. Получил популярность на Tumblr как культура ворот к тому, чтобы быть ~ резким ~. Часто определяется 9Они боготворили альтернативу 0-х и современный инди-поп, особенно крутых девушек той эпохи, таких как Лана Дель Рей, Лорд и Скай Феррейра.
Изображение через .
Instagram стал самым ценным игроком 2010-х годов. Каждая субкультура нашла свою опору и наиболее ярко проявила себя в Instagram, поскольку его платформа позволяет визуальному самовыражению пользователей с помощью фильтров и правок говорить само за себя. Созданный Кардашьян и их фирменным брендом (эксплуататорской и культурно-стервятной) этнической двусмысленности, злодей из IG обычно можно было увидеть в укороченном свитере и леггинсах или в облегающем платье, с акриловыми ногтями и матовыми губами. Тщательно ухоженные брови, хайлайтер и четкая подводка завершают образ.
Изображение через .
Разработанная в середине 2010-х годов художественная мотыга имеет сложную историю, которая часто теряется в эстетической перетасовке. «Art Hoe» зародился как онлайн-движение для цветных людей (особенно женщин), чтобы они чувствовали свободу для полного творческого и визуального самовыражения. Попытка вернуть себе исторически унизительный термин «мотыга» отличалась множеством ярких цветов и обработкой фотографий и была принята знаменитостями Амандой Стенберг и Уиллоу Смит. Со временем, как и многие движения, он трансформировался, вымылся и превратился в хипстерское издание 2. 0: soft edition.
Изображение через .
См.: hypebeast.com/fashion. См.: grailed.com. См.: stockx.com. Кеды, скейтеры, искусство, уличная одежда, роскошь. Конечный помеченный человек. Hypebeasts живут по старой квакерской пословице: пусть слава и культура бренда вашей одежды говорят о вашей жизни.
Изображение по телефону .
Культура противодействия ныне гомогенизированной хипстерской контркультуре, самопровозглашенным egirls и eboys родилась из видеоприложения TikTok за последние пару лет, где у #egirl более полумиллиарда просмотров. Дальний родственник стиля сцены начала 00-х, стереотипные черты egirl включают окрашенные волосы (часто с косичками), какую-то раскраску лица или смелый макияж (особенно сердечки на щеках), футболку группы поверх полосатой сетки с длинными рукавами. или полосатая рубашка в паре с юбкой-трапецией. Большая часть ее стиля взята из аниме/японской культуры, готов и скейтеров. Феномен «e» — это прямой ответ на тщательно продуманную искусственную натуральную эстетику Instagram. Это также рекламируется как ответ на сексизм в Интернете, поскольку ярлык «egirl» использовался для обозначения девушек, которые тратили слишком много времени на создание своих изображений.
Изображение через .
Если вы молоды в 2019 году, вы уже достаточно наслышаны о девушке VSCO. Ее называли арт-шлюхой 2.0, базовой девушкой 2.0, присвоением черной и ЛГБТ-культуры в Твиттере, сексистским осуждающим ярлыком молодых девушек, вы называете это, и кто-то писал об этом. Пока я печатаю в этот самый момент, пишется бесчисленное множество статей о девушках VSCO — этим летом эта тенденция взорвалась и охватила слишком много людей старше 30 лет. Если вы молодой человек в 2019 году, на картинке ниже все сказано. «Сскск».
Изображение через .
Святой Грааль молодежной культуры этого десятилетия. Ранние хипстеры примерно в 2010 году характеризовались увлечением усами на руле, велосипедами, чайным грибом и черными квадратными очками без линз. С тех пор культура хипстеров претерпела значительные изменения и теперь содержит собственные субкультуры. От богатой причудливости девушки VSCO до музыкальных вкусов мягкого гранжа и нигилистической иронии hypebeast — ДНК хипстеров можно найти в каждой субкультуре, которая последовала за ней — все они объединены общей любовью к полароидам, винилу и всему остальному. альтернатива. Подпитываемые своей оппозицией «мейнстриму» и одержимостью «знать х до того, как это станет крутым», хипстеры процветали на иронии. Но настоящая ирония заключается в том, что эта яростно позиционируемая «контркультура» стала самой узнаваемой из всех. Эстетика, переупакованная и коммерциализированная, как никакая другая, для обращения к (в основном белым, молодым, городским, профессиональным) людям, которые вкладывали бесконечные средства в идеальное соответствие имиджу, хипстеры доминировали в культурной сфере 2010-х годов.